Телеграфист Пуприков принял с аппарата депешу: "Горячо целую. Подарок нравится. Жду нетерпением. Обожающая Нина".
-- Везет же человеку!.. Такого мерзавца обожает!!
Пуприков даже сам удивился, почему он Никитина, которому была адресована телеграмма, назвал мерзавцем. Он этого Никитина не то, что в глаза не видел, и не слышал о нем. Должен был Пуприков передать депешу дальше и -- кончено: работай, твое дело маленькое: выстукивай. А целует ли, ждет ли, нравится ли подарок, обожает ли -- не служебное дело. Но не тут то было! Втемяшилась эта Нина в голову Пуприкова, как заноза под ноготь, и свет ему не мил. Чтобы он ни делал, а Нина, хорошенькая, полненькая блондинка, с очаровательными громадными голубыми глазами, как живая перед ним. Никитина Пуприков себе не представляет. Чувствует он, что терпеть не может Никитина, даже больше, чем своего ДС. И кажется Пуприкову, что попадись ему Никитин -- он бы этому мерзавцу Никитину здорово намял бока.
Пуприкову часто снится, что он с Ниной и Никитиным в поезде. Вдруг крушение: Никитин погибает, а он спасает Нину, успев схватить ее на руки и выпрыгнуть на полотно. Благодарная за спасение жизни Нина горячо его целует и "ждет с нетерпением" каждого свидания с ним.
Он просыпается от звона станционного колокола и проклинает свою жизнь телеграфиста. Спать ему больше не хочется, но жаль, что Нина -- сон.
Дни текли такие же однообразные и длинные, как телеграфная лента. Пуприков иногда даже забывал о Нине.
Но в один, как говорится, прекрасный день, -- а была на самом-то деле полночь и очень дождливого дня,--пришло с поларшина бумажной ленты по адресу того же Никитина:
"Буду завтра вечером станции. Вместе уедем наше гнездышко. Нина".
Сильно, словно молот о стенки котла, заколотилось сердце. -- "Нина, Нина, Ниночка будет здесь! -- радостно и взволнованно зашептал Пуприков--увижу ее, познакомлюсь с ней, может, она в меня влюбится и забудет этого мерзавца Никитина!"--мечтал он...
Весь день не ел, не пил... Смотрел все на часы и ждал вечернего поезда следующего дня.
Ночь провел тревожно. На рассвете очень удивил дежурившего у аппарата товарища, предложив сменить его только за спасибо. Дежурный согласился, так как ему до смерти хотелось спать, но Пуприков остался у него под подозрением: Пуприков раньше никогда не согласился бы безо всякой компенсации дежурить, да еще в такую рань.
Наконец, настал счастливый час. Подошел поезд; вышло из вагонов несколько крестьян, дьякон из ближнего села и длинная, сухая, как жердь, пожилая женщина в очках с дымчатыми стеклами.
Пуприков метался по платформе: "его" Нины не было. Поезд отошел от станции, все разошлись. Только на скамейке сидела женщина в очках с дымчатыми стеклами. Ее присутствие злило Пуприкова: оно как бы подчеркивало, что Нины нет.
-- Кикимора проклятая, расселась тут, -- бормотал он, сжимая кулаки, -- тут бы Ниночка сидела -- подсел бы я, близок был бы к своему счастью...
Позванивая колокольчиками и бубенчиками, подъехал к станции на бричке, запряженной нарой, арендатор мельницы Никитин, плюгавый старикашка.
Арендатор увидел сидевшую на скамье женщину и бросился к ней. Она, подняв вверх руки, устремилась к нему.
Пуприков стоял с разинутым ртом и, вытаращив глаза почти до состояния их при базедовой болезни, смотрел на объятия и поцелуи парочки.
-- Ниночка! -- донесся до Пуприкова возглас старика.
Да, хорошенькая, полненькая блондинка с очаровательными громадными голубыми глазами -- жила только в фантазии Пуприкова.
-- Жердь очковая! -- крикнул Пуприков и с перекошенным от злобы лицом бросился в лес, начинавшийся у самой насыпи полотна.
Там, опустившись наземь, он сначала яростно обрывал колючие иглы сосны, потом, прикрыв глаза рукой, тихо всхлипывая, заплакал, как обиженный ребенок, несмотря на свои семнадцать лет.
Источник текста: Рассказы / Исидор Гуревич; Ил. Радлова. -- Ленинград: Гос. тип. им. т. Зиновьева, 1926. -- 63 с.; ил.; 15 см. -- (Юморист. ил. б-ка журн. "Смехач"; No 18).