III. ОЧЕРКИ изъ ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. (1848--1893).
ПРИМѢЧАНІЯ И ДОПОЛНЕНІЯ.
1. Эта статья первоначально появилась въ февральской книжкѣ Русскаю Вѣстника 1887 г.; самая же рѣчь, читанная мною въ лицеѣ, напечатана вмѣстѣ съ рѣчами гг. Жданова и Гаевскаго, въ лицейской брошюрѣ: Въ память пятидесятилѣтія кончины А. С. Пушкина, Спб. 1887 г.
2. Въ то время Фотій Петр. Калининъ былъ, собственно говоря, гувернеромъ въ лицейскомъ пансіонѣ, но онъ училъ чистописанію и въ лицеѣ.
3. Выражаясь точнѣе, Пешель былъ родомъ словакъ изъ Моравіи. Это происхожденіе отражалось въ его русской рѣчи: вмѣсто кто, напр., онъ всегда говорилъ кдо.
-- Слѣдовало бы по настоящему писать: Вольховскій.
6. О числѣ воспитанниковъ, поступившихъ въ лицей изъ московскаго университетскаго пансіона, а равно объ изданіи Утренней Зари, точнѣйшее свѣдѣніе см. на стр. 31--32.
7. Впрочемъ, еще моложе Пушкина былъ баронъ Корфъ, родившійся 11 сентября 1800 г.; по словамъ же самого Модеста Андреевича, и онъ былъ не самымъ младшимъ.
20. Первоначально я, въ лицейской моей рѣчи (см. брошюру: 29 января 1887 года и проч.), отнесъ было къ кн. Горчакову стихи:
А ты, красавецъ молодой,
Сіятельный повѣса,
согласно съ указаніемъ г. Ефремова въ глазуновскомъ изданіи Пушкина, но въ изданіи лит. Фонда правдоподобнѣе объясненіе г. Морозова, что они относятся къ гр. Брольо. Едва ли могъ Пушкинъ назвать Горчакова повѣсою, тогда какъ это названіе очень шло къ Брольо, который сиживалъ послѣднимъ въ классѣ, какъ упомянуто въ одной изъ зачеркнутыхъ строфъ пьесы: 19-ое октября (см. выше стр. 145).
Въ обращеніи къ Яковлеву, въ Пирующихъ студентахъ, третій стихъ:
"Съ тобой тасуюсь безъ чиновъ"
требуетъ нѣкотораго объясненія.
По чтенію Анненкова, Геннади и г. Ефремова, онъ напечатанъ въ такомъ видѣ:
"Съ тобой тостуюсъ безъ чиновъ".
Въ изданіи же литературнаго фонда читаемъ:
"Съ тобой тасуюсь безъ чиновъ".
Разность эта произошла отъ того, что въ автографѣ, который недавно воспроизведенъ при брошюрѣ 29 января 1887, изданной Александровскимъ лицеемъ, подчеркнутое слово написано неясно: въ немъ первая гласная болѣе походитъ на о, чѣмъ на а; а такъ какъ слова тосуюсь нѣтъ, то и пришлось отгадывать, что хотѣлъ сказать поэтъ. Слова тостуюсь также нѣтъ, но оно можетъ быть образовано, и въ значеніи пью съ кѣмъ-нибудь тостъ, или чокаюсь, было бы здѣсь умѣстно; слово тасоваться есть, но оно обыкновенно употребляется только въ примѣненіи къ картамъ: карта затасовалась, колода истасовалась (см. словарь Даля). Едва ли оно можетъ быть употреблено въ смыслѣ взаимнаго глагола, когда рѣчь идетъ о людяхъ. Впрочемъ, предоставляю рѣшить этотъ вопросъ лицамъ, болѣе меня свѣдущимъ въ карточной терминологіи.
21. Передъ отъѣздомъ въ Москву на открытіе памятника Пушкину, именно 8-го мая 1880 г., я посѣтилъ князя Горчакова. Онъ былъ не совсѣмъ здоровъ; я засталъ его въ полулежачемъ положеніи на кушеткѣ или длинномъ креслѣ; ноги его и нижняя часть туловища были окутаны одѣяломъ. Онъ принялъ меня очень любезно, выразилъ сожалѣніе, что не можетъ быть на торжествѣ въ честь своего товарища, и, прочитавъ на память большую часть посланія его "Пускай, не знаясь съ Аполлономъ", распространился о своихъ отношеніяхъ къ Пушкину. Между прочимъ онъ говорилъ, что былъ для нашего поэта тѣмъ же, чѣмъ la cuisinière de Molière для славнаго комика, который ничего не выпускалъ въ свѣтъ не посовѣтовавшись съ нею; что онъ, князь, когда-то помѣшалъ Пушкину напечатать дурную поэму, разорвавъ три пѣсни ея; что заставилъ его выбросить изъ одной сцены Бориса Годунова слово слюни, которое тотъ хотѣлъ употребить изъ подражанія Шекспиру; что во время ссылки Пушкина въ Михайловское князь за него поручился псковскому губернатору {Чтеніе Бориса Годунова и поручительство кн. Горчакова должны быть отнесены, конечно, къ тому времени, когда онъ случайно посѣтилъ Пушкина въ Михайловскомъ, именно къ сентябрю 1825 года. Въ письмѣ къ Вяземскому отъ 24 сентября поэтъ говорилъ: "Горчаковъ доставитъ тебѣ мое письмо. Мы встрѣтились и разстались довольно холодно, по крайней мѣрѣ съ моей стороны". Но въ стихотвореніи: 19 октября Пушкинъ великодушно забылъ холодность этого свиданія и помянулъ его прекрасною строфой, посвященной знатному товарищу (см. выше, стр. 150).}... Перейдя потомъ къ политикѣ, онъ коснулся послѣдней турецкой войны и упомянулъ, что вовсе не хотѣлъ ея. Прощаясь со мной, онъ поручилъ мнѣ передать лицеистамъ, которые будутъ присутствовать при открытіи памятника его знаменитому товарищу, какъ сочувствуетъ онъ оконченному такъ благополучно дѣлу и какъ ему жаль, что онъ лишенъ возможности принять участіе въ торжествѣ.
Отъ кн. Горчакова отправился я къ лицейскому товарищу его Комовскому, который хворалъ уже давно. Теперь онъ далъ мнѣ то же порученіе; оно было исполнено мною въ краткой рѣчи на обѣдѣ, данномъ московскою Думою.
Князь Горчаковъ и Комовскій были послѣдніе лицеисты перваго курса. Матюшкинъ умеръ въ 1872 г., графъ Корфъ въ 1876, Комовскій въ 1880, князь Горчаковъ въ 1883, -- первые три въ Петербургѣ, послѣдній въ Ниццѣ.
Изъ воспитанниковъ второго выпуска (1820) давно уже не было никого въ живыхъ.
Изъ третьяго курса (1823) послѣднимъ былъ Д. Н. Замятнинъ. На долю его выпалъ странный жребій умереть въ самый день 19 октября (1883) почти за обѣдомъ. Мы только-что встали изъ-за стола, когда онъ, сидя на диванѣ и разговаривая съ однимъ изъ товарищей (А. И. Крузенштерномъ), внезапно и незамѣтно уснулъ вѣчнымъ сномъ.
Невидимо склоняясь и хладѣя,
Мы близимся къ началу своему:
Кому жъ изъ насъ подъ старость день лицея
Торжествовать придется одному?
24. По разсказу Матюшкина, Галичъ обыкновенно привозилъ съ собою на урокъ какую-нибудь полезную книгу, заставлялъ при себѣ одного изъ воспитанниковъ читать ее вслухъ.
27. Въ стихѣ: "И къ Лиліи куплетъ" заключается намекъ на стихотвореніе Дельвига къ Лилеѣ, напечатанное въ Росс. Музеумѣ, ч. I, стр. 266.
28. Замѣчаніе, что посланіе Моему Аристарху напечатано рядомъ съ посланіемъ къ Жуковскому, относится къ изданію Анненкова.
36. В. П. Гаевскій напечаталъ не три, а четыре статьи о Дельвигѣ.
-- Когда я въ началѣ 1874 г. готовилъ для Складчины свою статью Первенцы Лицея, то я обращался за справками къ графу Корфу и между прочимъ просилъ его просмотрѣть составленный И. Я. Селезневымъ Очеркъ исторія лицея. Вотъ главныя изъ замѣчаній, которыя М. А. Корфъ сообщилъ мнѣ на эту книгу:
"Стр. 142, 143. Упоминаемый здѣсь молодой, но дѣйствительно даровитый (столько же, сколько и безобразный) живописецъ и литографъ былъ Лангеръ (2-го курса), уже давно умершій.
"Стр. 152. Старшій возрастъ никогда и ни въ чемъ не руководилъ младшимъ. При Энгельгардтѣ и даже прежде намъ не запрещалось заниматься въ нашихъ каморкахъ и въ другіе свободные часы, а въ управленіе Фролова мы тамъ и курили. Въ наше время у каждаго воспитанника былъ, въ тѣхъ же каморкахъ, и свой отдѣльный умывальникъ.
"Стр. 157. Не помню, чтобы въ наше время отводился кому-нибудь особый столъ въ классѣ, но въ столовой это случалось по временамъ, хотя тоже не часто.
"Стр. 165. Несправедливо, будто бы ни одинъ воспитанникъ не подвергался исключенію за проступки. Въ самые первые наши годы былъ исключенъ Гурьевъ, и насъ до конца оставалось и было выпущено всего 29.
"Стр. 169. Бакунинъ былъ не Алексѣй, а Александръ (Павловичъ).
"Стр. 174. Въ наше время никакихъ баракъ при лицеѣ не было и не предполагалось".
Въ письмѣ, при которомъ графъ Корфъ доставилъ мнѣ эти замѣчанія, онъ слѣдующимъ образомъ отозвался о книгѣ г. Селезнева: "Въ ней, при всей офиціальности тона и нѣкоторыхъ недостаткахъ редакціи, есть много дѣльнаго".
37. Доказательствомъ, какъ измѣнился взглядъ Кошанскаго на авторство лицеистовъ, можетъ служить слѣдующая записка, при которой онъ въ 1827 году возвратилъ намъ (воспитанникамъ
6-го курса) переданный ему на просмотръ нашъ рукописный журналъ Лицейскій Цвѣтникъ:
"Хвала и честь пѣвцамъ лицея! Мечты юности возвращаютъ младость и старцу. Я чувствовалъ это, читая Лицейскій Цвѣтникъ, вспоминалъ былое, сравнивалъ прошедшее съ настоящимъ -- и мнѣ казалось, что слышу первыя пѣсни лицея, звуки родины, голосъ праотцевъ, воскресшій въ любезныхъ потомкахъ, и самъ становился моложе годами 18-ю.
"Друзья-поэты! Лицей есть храмъ Весны, въ которомъ не гаснетъ огонь поэзіи святой; онъ горитъ невидимо, и его питаетъ добрый геній (Genius loci) {Намекъ на поставленный въ лицейскомъ саду памятникъ съ этою надписью.}. Кто молодъ и чувствителенъ, тому непростительно не быть поэтомъ.
"Благодаря за удовольствіе, винюсь, что имѣлъ слабость продлить его и упустилъ первый случай возвратить Цвѣтникъ. Теперь печатаю пакетъ въ ожиданіи первой и вѣрной руки, которая приметъ его отъ меня и доставитъ въ вѣрныя руки.
38. Не надо забывать, что статья эта писана за шесть лѣтъ передъ открытіемъ памятника Пушкину.
41. Журналъ Вѣстникъ представляетъ самое эмбріоническое начало своихъ послѣдователей въ томъ же родѣ. Онъ весь или, по крайней мѣрѣ, дошедшая до насъ часть его, заключается въ листѣ грубой бумаги, на которомъ разными почерками и самымъ безграмотнымъ языкомъ написано нѣсколько замѣтокъ соединившихся для ребяческаго предпріятія товарищей. Очевидно, что все это относится къ самой первой порѣ пребыванія молодыхъ людей въ лицеѣ.
48. Еще нѣсколько подробностей о журналѣ Лицейскій Мудрецъ. Всѣ статьи въ немъ, не исключая и предувѣдомленія "къ читателямъ", написаны въ юмористическомъ тонѣ. Въ такомъ же родѣ и стихи, между которыми впрочемъ мало удачныхъ; это почти все посланія, эпиграммы, эпитафіи, шарады. Въ Смѣси, въ формѣ письма къ другу, разсказана ссора воспитанниковъ въ видѣ борьбы двухъ монархій; въ именахъ ихъ легко узнать фамиліи Кюхельбекера и Мясоѣдова. "Тебѣ извѣстно, говорится тутъ, что въ сосѣдствѣ у насъ находится длинная полоса земли, называемая Бехелькюкеріада, производящая великій торгъ мерзѣйшими стихами и, что еще страшнѣе, имѣющая страшнѣйшую артиллерію. Въ сосѣдствѣ сей монархіи находилось государство, называемое Осло-Доясомѣвъ, которое извѣстно по значительному торгу лорнетами, цѣпочками и проч. Послѣдняя монархія, желая унизить первую, напала съ великимъ крикомъ на провинцію Бехелькюкеріады, но зато сія послѣдняя отмстила ужаснѣйшимъ образомъ: она преслѣдовала непріятеля и, не смотря на всѣ усилія королевства Рейема [т. е. гувернера Мейера], разбила его совершенно при мѣстечкахъ Щекѣ, Спинѣ и проч. и проч. Казалось, что сими пораженіями война кончилась; но въ книгѣ судебъ было написано, что еще должны были трепетать и зубы и ребра... Снова начались сраженія, но по большей части они кончились въ пользу королевства Осло-Доясомѣва... Наконецъ вся Индія пришла въ движеніе, и съ трудомъ укротили бѣшенство сихъ двухъ монархій, столь долго возмущающихъ спокойствіе Индіи. Присовокупляю при семъ рисунокъ, въ которомъ каждая монархія является съ своими атрибутами".
Въ статейкѣ Демонъ метроманіи и стихотворецъ Гезель, въ видѣ разговора, осмѣивается Кюхельбекеръ и его страсть писать баллады, при чемъ выставляется его дурной русскій выговоръ:
"Демонъ. Слушай меня прилежнѣе.
"Гезель. Что ты хочешь?
"Демонъ. Я привезъ на хвосту тебѣ письмо изъ Дерпта: тамъ пишутъ, что студенты выжгли стекломъ глаза твоему собрату по стихамъ".
Подъ заглавіемъ Лицейскія древности приведена выписка, въ которой гувернеръ Мейеръ жалуется на Дельвига и Данзаса за то, что первый за столомъ бросилъ большой кусокъ хлѣба въ тарелку послѣдняго, и когда наставникъ вмѣшался въ ихъ ссору, то они оба обошлись съ нимъ грубо.
Въ Исповѣди Мясожорова (т. е. Мясоѣдова), найденной въ бумагахъ умершаго священника, этотъ воспитанникъ представленъ глупымъ говоруномъ, любящимъ болтать но-французски, и ему приписанъ стихъ, приводимый въ извѣстномъ анекдотѣ: "Блеснулъ на западѣ румяный царь природы": на что будто бы священникъ возражаетъ: "Ошибка, ошибка: на, востокѣ, а не на западѣ": востекаю -- огіог.
Стихи вообще плохи; но и между ними иное любопытно, напр. сатирическая пьеса подъ заглавіемъ Мудрецъ, которая такъ начинается:
На каѳедрѣ, надъ красными столами,
Вы кипу книгъ не видите ль, друзья?
Печально чуть скрипитъ огромная доска,
И карты грустно воютъ надъ стѣнами;
На печкѣ дудка и вѣнецъ.
Восплачемте, друзья: могила
Прахъ мудреца навѣкъ сокрыла.
Бѣдный мудрецъ!
Главное содержаніе стиховъ, какъ и прозы, -- шутки надъ товарищами и наставниками; многое тутъ пошло и вовсе не остро, иное забавно.
Вотъ, напримѣръ, басня о двухъ ослахъ, изъ которыхъ одинъ, поднявшись на гору, хвалится этимъ, а другой, оставшись внизу, отвѣчаетъ ему:
Нѣтъ, оба мы ослы;
Вся разница лишь та межъ нами,
Что ты вскарабкался на высоты,
А я стою спокойно подъ горами.
Мой другъ, и межъ людьми увидишь то же ты:
Иной министръ, иной торгашъ гусиный,
Но часто умъ у нихъ одинъ -- ослиный.
На это эпиграмма:
Марушкинъ объ ослахъ вдругъ басню сочиняетъ,
И басня хоть куды! но страненъ ли успѣхъ?
Свой своего всѣхъ лучше знаетъ,
И слѣдственно напишетъ лучше всѣхъ!
Любимою мишенью эпиграммъ служитъ докторъ Нешель. Разные современные случаи, возбуждавшіе толки и разсказы, составляютъ содержаніе нѣсколькихъ попытокъ въ эпическомъ родѣ, напр. На смерть Ситникова (сумасшедшаго купца), или Сазоновіада (по поводу убійствъ, совершенныхъ дядькою Сазоновымъ).
51--52 и 77. Лицейскій Благородный пансіонъ былъ первоначально единственнымъ разсадникомъ будущихъ лицеистовъ. Въ этомъ пансіонѣ и я прошелъ три низшіе класса. Въ январѣ 1823 г., когда мнѣ только что минуло десять лѣтъ, я былъ отвезенъ туда моею матерью. У меня до сихъ поръ живо сохраняется въ памяти впечатлѣніе, произведенное на меня тихимъ, пустыннымъ городкомъ. Но въѣздѣ въ Царское дорога проходила подъ обоими такъ называемыми Капризами, т. е. арками съ фантастическими башенками въ китайскомъ вкусѣ, соединяющими два обширные царскіе сада. По обѣ стороны дороги величественно тянулись покрытыя снѣгомъ деревья и аллеи съ изящными бесѣдками и мостиками. Мы прежде всего посѣтили Е. А. Энгельгардта, который жилъ въ директорскомъ домѣ противъ зданія лицея: онъ помогъ матери моей помѣстить меня въ пансіонъ на казенный счетъ, и это послужило поводомъ къ нашему посѣщенію. Энгельгардтъ обласкалъ и ободрилъ меня, насколько можно было ободрить мальчика, который въ первый разъ покидалъ родительскій домъ, и вдругъ долженъ былъ очутиться посреди совершенно чуждыхъ ему людей. Оттуда мы поѣхали въ Софію, нынче составляющую одно цѣлое съ Царскимъ, но тогда особый городокъ, построенный Екатериною II съ тайною мечтою объ осуществленіи Греческаго проекта, на что намекаютъ находящійся тутъ Софійскій соборъ и рядъ зданій, стоящихъ въ видѣ декораціи и напоминающихъ Константинополь, а противъ нихъ въ дворцовомъ саду, высится руина, изображающая собою паденіе Оттоманской Порты. Въ этомъ-то городкѣ, со стороны Царскаго Села, были и два большія рядомъ стоящія зданія лицейскаго пансіона съ обширнымъ полемъ, которымъ воспитанники могли пользоваться въ часы отдыха. Этотъ пансіонъ существовалъ до 1829 г., когда былъ закрытъ послѣ посѣщенія его императоромъ Николаемъ, который остался очень недоволенъ видомъ воспитанниковъ. Пріѣхавъ прямо оттуда вмѣстѣ съ императрицей въ лицей, онъ, входя въ нашъ классъ, обратился къ ея величеству и громко произнесъ: "Regardez ces jeunes gens: comme ils ont bonne mine en comparaison des pensionnaires!" У насъ шелъ тогда урокъ нѣмецкой литературы; профессоръ Олива только что написалъ на доскѣ крупными буквами: Aufklärung überhaupt. Государь, ставъ передъ доской, громогласно прочелъ эти слова и велѣлъ намъ сѣсть, положивъ руку мнѣ на плечо (такъ какъ я занималъ крайнюю скамью близъ входа), и нѣсколько минутъ, въ самомъ ясномъ настроеніи духа, присутствовалъ при урокѣ. Послѣдствіемъ этого посѣщенія было, какъ я уже замѣтилъ, закрытіе пансіона: вмѣстѣ съ тѣмъ разрѣшено было тогда же выпустить изъ нашего курса тѣхъ воспитанниковъ, которые желали поступить въ военную службу, съ тѣмъ, чтобы впредь всѣ выходили только въ службу гражданскую. На этомъ основаніи, въ 1829 г., и вышли изъ младшаго курса лицея товарищи мои: Гардеръ, Соллогубъ и графъ Ожаровскій, а на мѣсто ихъ поступили: Комовскій (братъ Сергѣя), графъ Коновницынъ и Похвисневъ. Послѣ нашего выпуска, въ 1832, характеръ стараго лицея совершенно измѣнился, вслѣдствіе увеличенія числа воспитанниковъ до 120 и замѣны двухъ курсовъ четырьмя классами, съ переводомъ изъ одного въ другой, чрезъ каждые полтора года, не всѣхъ къ нему принадлежащихъ (какъ было при существованіи двухъ курсовъ), а только достойныхъ повышенія. Нынѣ лицей состоитъ уже, подобно существовавшему до 1829 г. лицейскому пансіону, изъ шести классовъ.
53. У внука Энгельгардта барона Ѳ. Ром. Остенъ-Сакена, хранится большая алфавитная книга in-folio въ кожаномъ переплетѣ, въ которую знаменитый директоръ лицея, передъ разлукою съ воспитанниками первыхъ трехъ выпусковъ, просилъ ихъ вписывать ему на память что кому вздумается. Почти всѣ выражаютъ тутъ болѣе или менѣе краснорѣчиво свою благодарность Егору Антоновичу за его отеческія попеченія, а супругѣ его и всему семейству за радушіе и ласки. Нѣкоторые прощаются въ стихахъ, иные пишутъ по-французски, иные -- напр. Матюшкинъ, -- по-нѣмецки {Онъ родился въ Штутгартѣ (см. выше, стр. 74). Подъ его подписью, внизу страницы, нарисованъ акварелью корабль съ распущенными парусами.}. Есть и такіе, которые заносятъ только свое имя и фамилію.
Первая изъ страницъ на букву П начинается слѣдующими строками Пушкина, которыя передаю со всею точностью:
"Приятно мнѣ думать что, увидя въ книгѣ вашихъ воспоминаній и мое имя между имянами молодыхъ людей, которые обязаны вамъ щастливѣйшимъ годомъ жизни ихъ, вы скажете: въ Лицеѣ небыло неблагодарныхъ.
Александръ Пушкинъ".
Чтобы дать понятіе объ общемъ характерѣ прочихъ замѣтокъ, выпишу то, что далѣе слѣдуетъ на той же страницѣ:
"Оставляя Лицей, сей гостепріимный кровъ, гдѣ, среди тишины и безпечности, наслаждался молодою жизнію, я спѣшу изъявить живое, непритворное чувство благодарности за ваши обо мнѣ незабвенныя попеченія.-- Благодарность есть память сердца.-- Мелькнутъ два, три мѣсяца, и питомцы Лицея будутъ разбросаны судьбою по всѣмъ дорогамъ міра; но будьте увѣрены, Егоръ Антоновичъ, что мы, подобно Іудеямъ, станемъ душою всегда стремиться къ своему Іерусалиму и среди шума откровенной Дружбы, и въ волненіи гордыхъ думъ!!...
И. Познякъ".
1820, 24 маія.
"Николай Пащенко.
1823 года 27 ноября".
Эта послѣдняя подпись принадлежитъ воспитаннику третьяго курса: зимой 1823 года Энгельгардтъ прощался съ лицеистами по случаю увольненія его отъ должности директора (см. выше, стр. 99).
За сообщеніе мнѣ этого интереснаго альбома приношу мою благодарность многоуважаемому Ѳедору Романовичу, отецъ котораго былъ женатъ на дочери Егора Антоновича.
60. О посѣщеніи Пушкинымъ Лицея и о встрѣчахъ своихъ съ П. авторъ этой книжки такъ разсказываетъ въ своихъ автобіографическихъ замѣткахъ (см. "Я. К. Гротъ. Нѣсколько данныхъ", стр. 20--21). Ред. "Къ Пушкину я чувствовалъ съ самаго лицея настоящее благоговѣніе. Въ то время, какъ я былъ еще въ младшемъ курсѣ, весною 28-го или 29-года {Это посѣщеніе Я. К. въ статьѣ о Лицеѣ относитъ къ 1831 г., но кажется вѣрнѣе эта дата, и именно 1828 г., ибо весной 1829 г. П. не было въ Петербургѣ.}, онъ однажды навѣстилъ насъ. Мы слѣдовали за нимъ тѣсною толпой, ловя каждое слово его. Пушкинъ былъ въ черномъ сюртукѣ и бѣлыхъ лѣтнихъ панталонахъ. На лѣстницѣ оборвалась у него штрипка; онъ остановился, отстегнулъ ее и бросилъ на полъ; я съ намѣреніемъ отсталъ и завладѣлъ этою драгоцѣнностью, которая послѣ долго хранилась у меня. Изъ разговоровъ Пушкина я ничего не помню, да и почти не слышалъ: я такъ былъ пораженъ самымъ его появленіемъ, что не умѣлъ даже и слушать его, да притомъ по всегдашней своей застѣнчивости шелъ позади другихъ. Вскорѣ послѣ выпуска, изучая англійскій языкъ, сошелся я съ Пушкинымъ въ англійскомъ книжномъ магазинѣ Диксона, куда я любилъ ходить какъ въ особый міръ, полный для меня тайнаго очарованія. Увидя Пушкина, я забылъ свою собственную цѣль и весь превратился во вниманіе: онъ требовалъ книгъ, относящихся къ біографіи Шекспира, и говоря по-русски, разспрашивалъ о нихъ книгопродавца. Какъ интересны казались мнѣ эти книги и какъ хотѣлось подойти къ Пушкину и отрекомендовать себя какъ лицейскаго, уже принимавшаго его въ лицеѣ! Но на это не стало у меня духа. Въ другой разъ, когда я проводилъ лѣто на Карповкѣ у барона Корфа, Пушкинъ, жившій на Каменномъ Островѣ и часто ходившій туда изъ города пѣшкомъ, шелъ мимо сада, когда я стоялъ у калитки. Онъ взглянулъ на меня и я, повинуясь невольному движенію, снялъ передъ нимъ почтительно шляпу. Онъ учтиво отдалъ мнѣ поклонъ и скоро скрылся изъ моихъ глазъ. Вотъ три главныя мои встрѣчи съ Пушкинымъ Еще видывалъ я его въ Царскомъ Селѣ, когда онъ въ 1831 году, живя тамъ съ молодою и прекрасною женою, гулялъ по воспѣтымъ имъ аллеямъ; встрѣчалъ я его и въ Петербургѣ на Невскомъ проспектѣ, но тѣ три встрѣчи были болѣе непосредственны и всего живѣе запечатлѣлись у меня въ памяти. Сколько разъ я жалѣлъ, по кончинѣ Пушкина, что не воспользовался ни одною изъ нихъ для ближайшаго съ нимъ знакомства!"
70. По словамъ покойнаго H. М. Орлова, услуга, которую меньшой изъ братьевъ Раевскихъ оказалъ Пушкину, состояла, вѣроятно, въ ссудѣ ему денегъ для уплаты карточнаго долга. Много разсказывала мнѣ Кат. Ник. Орлова объ отцѣ своемъ Ник. Ник. Раевскомъ и о своемъ мужѣ Мих. Ѳедор. Орловѣ. Сообщу здѣсь то, что было записано мною съ ея словъ. Вѣроятно, тутъ найдутся неточности, но тѣмъ не менѣе ея разсказъ не можетъ быть лишенъ интереса, хотя бы только какъ матеріалъ для вполнѣ удовлетворительныхъ свѣдѣній.
H. Н. родился въ 1771 г. во время московской чумы. Мать его была сестра А. Н. Самойлова, женатаго на сестрѣ Потемкина. H. Н. былъ еще ребенкомъ, когда умеръ его отецъ и вдова вышла замужъ за Давыдова. Молодой Раевскій, записанный Потемкинымъ въ казаки, участвовалъ въ второй турецкой войнѣ. Онъ былъ очень добрый христіанинъ, хотя и рѣдко ходилъ въ церковь; по своей добротѣ и великодушію онъ на своемъ вѣку простилъ много оскорбленій. Образованіе свое почерпнулъ онъ преимущественно изъ чтенія. Первою книгой, произведшей на него сильное впечатлѣніе, былъ Эмиль Руссо; впослѣдствіи и прочіе извѣстнѣйшіе писатели того времени были имъ прочитаны. У него была хорошая библіотека. Извѣстно, что онъ въ 12-мъ году взялъ двухъ малолѣтнихъ сыновей своихъ въ походъ. Въ сраженіи при Дашковѣ у младшаго была прострѣлена пола сюртука. "А знаешь ли, спросилъ его отецъ, для чего я бралъ васъ съ собою?" -- Чтобы вмѣстѣ умереть, отвѣчалъ мальчикъ. (О достовѣрности этого анекдота см. впрочемъ разсказъ самого Раевскаго въ Сочиненіяхъ К. Н. Батюшкова, Спб. 1887, т. II, стр. 328).
Сынъ его Александръ Ник. отличался удивительною проницательностью: года за два до событій 1848 г., онъ предсказалъ судьбу Людовика Филиппа и ходъ послѣдующей исторіи Франціи.
Мужъ Катерины Николаевны, Михаилъ Ѳед. Орловъ, участвовалъ, при Аустерлицѣ, въ истребленіи французскаго отряда и за это дѣло былъ произведенъ изъ унтеръ-офицеровъ въ офицеры. Разсказъ, будто онъ заплакалъ, узнавъ объ исходѣ всего сраженія, не имѣетъ основанія. Въ 1812 г. онъ состоялъ при Холлѣ; при занятіи одной позиціи между Смоленскомъ и Бородиномъ, когда приказано было только задержать непріятеля, чтобы Багратіонъ могъ соединиться съ главной арміей, Орловъ въ выборѣ мѣста поступилъ противъ предписанія Барклая. Барклай сдѣлалъ ему замѣчаніе, но Орловъ смѣло отвѣчалъ, что по его мнѣнію такъ лучше. Барклай спросилъ его фамилію и не только не разсердился, но съ этихъ поръ сталъ оказывать ему особенное довѣріе. Затѣмъ Орловъ овладѣлъ Вереей и получилъ Георгія, занялъ Дрезденъ, взялъ штурмомъ Магдебургъ, а въ лейпцигскомъ сраженіи спасъ два австрійскіе баталіона и за это былъ награжденъ титломъ австрійскаго барона.
Впослѣдствіи, въ 16-й дивизіи на югѣ Россіи происходили безпорядки; въ нее ссылали провинившихся, и потому неудивительно, что изъ нея безпрестанно случались побѣги въ Турцію, къ некрасовцамъ. Для возстановленія порядка въ эту дивизію былъ назначенъ Орловъ. Онъ началъ съ того, что перемѣнилъ обращеніе съ солдатами, отмѣнилъ тѣлесныя наказанія, ввелъ взаимное обученіе: въ короткое время число дезертировъ значительно уменьшилось. Но этимъ онъ надѣлалъ себѣ враговъ; главнымъ изъ нихъ былъ Сабанѣевъ, сынъ котораго былъ имъ удаленъ за несогласный съ новыми мѣрами образъ дѣйствій. Началась сабанѣевская исторія, и Орловъ пострадалъ (см. П. И. Бартенева Пушкинъ въ южной Россіи, стр. 52).
Преданіе о татарахъ, разсказывавшихъ будто бы о соловьѣ, который прилеталъ въ Юрзуфъ пѣть съ Пушкинымъ и исчезъ послѣ его смерти, по словамъ Катерины Николаевны, не можетъ имѣть основанія уже потому, что татары Пушкина не видали.
70. Относительно взглядовъ графа Корфа на Пушкина см. подстрочное примѣчаніе, помѣщенное мною при запискѣ Модеста Андреевича.
90. Слухи о предположеніи перевести лицей въ Петербургъ стали часто возобновляться, особенно со вступленія на престолъ императора Николая. Участіе двухъ лицеистовъ въ заговорѣ 14-го декабря бросало нѣкоторую тѣнь на это заведеніе, и причину вреднаго будто бы направленія его видѣли въ исключительномъ, и изолированномъ его положеніи. Въ мое время молва о переводѣ лицея очень тревожила воспитанниковъ, которые всѣ дорожили его стариной. По временамъ на мраморной доскѣ Genio loci {Это былъ дерновый памятникъ кубической формы, поставленный, какъ гласило преданіе, Энгельгардтомъ еще при 1-мъ курсѣ, и считавшійся какъ бы палладіумомъ лицея. На бѣлой мраморной доскѣ читалась вырѣзанная позолоченными буквами надпись Genio loci (см. выше, стр. 283).} появлялись писанныя карандашомъ предостереженія, напр.:
Лицей! твое паденье близко:
Не падай слишкомъ низко!
Наконецъ въ 1844 году давно предсказываемое перемѣщеніе лицея состоялось. До сихъ поръ еще положительно не разслѣдованы причины этого событія. Современники его разсказываютъ, что ближайшій поводъ подалъ занимавшій много лѣтъ должность управляющаго Царскимъ Селомъ генералъ Захаржевскій, который давно недолюбливалъ лицеистовъ. Говорятъ, что послѣ крещенія покойнаго государя наслѣдника Николая Александровича, Захаржевскій воспользовался тѣмъ обстоятельствомъ, что для всѣхъ приглашенныхъ лицъ высочайшаго Двора недостало мѣста въ дворцовыхъ зданіяхъ, и представилъ, что на будущее время необходимо расширить помѣщенія на такіе торжественные случаи, а для этого нельзя обойтись безъ флигеля, занимаемаго лицеемъ. Главный начальникъ этого заведенія, великій князь Михаилъ Павловичъ, въ то время отсутствовалъ и дѣло уладилось безъ затрудненій: въ зданіи лицея были устроены комнаты для пріема лицъ, имѣющихъ пріѣздъ ко Двору.
70. Отмѣченный Илличевскимъ характеръ отношеній между лицеистами 1-го курса и ихъ наставниками наглядно обрисовывается слѣдующимъ письмомъ гувернера Чирикова къ воспитаннику Комовскому, отъ 6-го сентября 1814 года. Чириковъ въ то время находился въ Петербургѣ для лѣченія глазъ.
"Любезный Сергѣй Дмитріевичъ.
"Встревоженный вашимъ письмомъ, полученнымъ мною 26 августа, я поспѣшилъ на другой день къ вашимъ родителямъ, нашелъ ихъ въ добромъ здоровьѣ и вручилъ отъ васъ письмо, писанное вами 10-го августа, котораго, по причинѣ безвыходнаго пребыванія моего въ горницѣ, прежде вручить имъ не могъ. Батюшка вашъ увѣдомилъ меня, что въ прошедшее воскресенье былъ въ лицеѣ, что вы находитесь здоровы и пр. и пр. Мнѣ весьма жаль, что никакого не получаю извѣстія въ разсужденіи моего здѣсь долгаго пребыванія, т. е. мнѣ бы хотѣлось знать не гнѣвается ли на меня Степанъ Степановичъ {Фроловъ, инспекторъ, исправлявшій временно должность директора.} и какого онъ о мнѣ по сему обстоятельству мнѣнія... даже и Комочикъ {Т. е. самъ Комовскій.} меня о семъ при всей своей откровенности до сего времени не увѣдомилъ.
"Я время провождаю здѣсь въ большой скукѣ: заниматься ничѣмъ не могу, словомъ, я бы крайне желалъ поскорѣе оставить Петербургъ и возвратиться къ моей должности. Глаза мои слава Богу лучше, но все слабы и я думаю, что и по пріѣздѣ моемъ въ лицей, не вдругъ примусь я за труды.
"Въ минуты, въ кои съ вами я бесѣдую, бесѣдую также съ Фотіемъ Петровичемъ {Калиничемъ, учителемъ чистописанія и гувернеромъ.} и Алексѣемъ Николаевичемъ 4) и минуты сіи для меня весьма пріятны, говоримъ о васъ и пр. и пр. Но извините, мы идемъ всѣ трое въ Академію Художествъ смотрѣть различныя произведенія любителей художествъ. Жаль, весьма жаль, что васъ съ нами нѣтъ. Прощайте.
"Увѣдомьте Ѳедора Ѳедоровича {Иконниковымъ, тогда уже вышедшимъ изъ Лицея. Ред.}, что я нигдѣ не нашелъ такого ножа, какой ему угоденъ: всѣ тѣ кои я видѣлъ у Курапцова и у прочихъ продавцовъ, всѣ тѣ, повторяю, ножи безъ шилъ, и я съ прискорбіемъ возвратился домой.
"Кланяйтесь пожалуйте отъ меня любезнымъ вашимъ товарищамъ кн. А л. Мих. Горчакову, Вл. Дм. Вольховскому, Сем. Сем. Есакову, Арк. Ив. Мартынову, Матюшкину и пр.-- Илличевскому, Пущину и Малиновскому и пр. скажите или лучше извините меня предъ ними что я никому изъ нихъ особенно не писалъ: мнѣ по слабости глазъ моихъ опасно.
"Р. S. На будущей недѣлѣ я буду имѣть удовольствіе васъ лично видѣть и потому вамъ надобности нѣтъ въ адресѣ".
Тѣмъ же характеромъ отличались и въ мое время отношенія Чирикова къ воспитанникамъ. Передъ нашимъ выпускомъ (1832), не помню уже по какому поводу, вздумалось ему выучить насъ пѣть хоромъ разныя старинныя аріи, особенно изъ оперы Екатерины II: Горе-богатырь, которая славилась въ дни его молодости. Много было смѣху, когда мы вслѣдъ за нимъ съ большою энергіей затягивали такія пѣсенки изъ этой оперы, какъ напр.:
На иноходцѣ ѣду буромъ
Въ пушистой шапочкѣ своей.--
А я тащуся на кауромъ
Вослѣдъ за милостью твоей.
Сладимъ пѣсенку въ дорогу
Нашей смѣлости въ подмогу,
Чтобъ въ насъ храбрость не уныла
И горячность не остыла...
С. Д. Комовскій не занималъ особенно виднаго мѣста въ кругу лицеистовъ 1-го курса, но изъ добрыхъ его отношеній къ товарищамъ, обнаруживающихся въ его перепискѣ съ ними, можно заключить, что это былъ человѣкъ вполнѣ достойный уваженія. Сохранившаяся о немъ лицейская аттестація гласитъ: "Благонравенъ, искрененъ, чувствителенъ, вѣжливъ, ревнителенъ къ своей пользѣ, пристрастенъ ко всѣмъ гимнастическимъ упражненіямъ. Любопытство, чистота, опрятность, бережливость и насмѣшливость суть особенныя его свойства".
Пушкинъ въ своихъ стихахъ только разъ упоминаетъ объ этомъ товарищѣ, именно въ строфѣ, которая повидимому предназначалась въ пьесу: 19-е октября (1825), но не вошла въ составъ ея:
Вы помните ль то розовое поле,
Друзья мои, гдѣ красною весной,
Оставя классъ, рѣзвились мы на волѣ
И тѣшились отважною борьбой?
Графъ Брольо былъ отважнѣе, сильнѣе,
Комовскій же проворнѣе, хитрѣе;
Не скоро могъ рѣшиться жаркій бой.
Гдѣ вы, лѣта забавы молодой!
Подъ копіей этихъ стиховъ замѣтка Комовскаго: "Стихи эти доставлены мнѣ отъ служившаго при генералѣ Инзовѣ штабъ-офицера Алексѣева, на квартирѣ коего жилъ (одно время) нашъ поэтъ во время ссылки на югъ".
Карьера Комовскаго по выходѣ изъ лицея была очень скромная. Сначала онъ служилъ въ департаментѣ народнаго просвѣщенія, а потомъ занималъ въ Смольномъ монастырѣ секретарскую должность, которою кажется и кончилось его служебное поприще.
Оставивъ ее еще въ 50-хъ годахъ, онъ прожилъ много лѣтъ въ отставкѣ и умеръ 8-го іюля 1880 года.
На лицейскомъ обѣдѣ 1875 года и потомъ незадолго передъ смертію онъ передалъ мнѣ небольшое собраніе бумагъ, относящихся къ старинѣ царскосельскаго лицея. Тутъ я нашелъ между прочимъ тетрадку дневника, веденнаго имъ въ годы воспитанія. Въ этихъ запискахъ онъ является молодымъ человѣкомъ очень добросовѣстнымъ, набожнымъ, искренно стремящимся къ самоусовершенствованію. Мы знаемъ, что въ лицеѣ этого времени не онъ одинъ велъ записки: до насъ дошли остатки подобныхъ замѣтокъ, которыя набрасывалъ Пушкинъ; изъ записокъ Матюшкина приведены мною въ своемъ мѣстѣ (см. стр. 76) отрывки. Обычность этого занятія у первыхъ лицеистовъ заставляетъ думать, что мысль о немъ была внушена имъ кѣмъ-нибудь изъ ихъ наставниковъ,-- можетъ быть, Малиновскимъ, Куницынымъ, Пилецкимъ или Энгельгардтомъ?
Приведенная выше аттестація о Комовскомъ заимствована мною изъ списка, на которомъ его рукою переписаны также аттестаціи нѣкоторымъ изъ его товарищей съ отмѣткою "Изъ записокъ наставника Чачкова {Bac. Вас. Чачковъ былъ въ 1814 году короткое время инспекторомъ лицея.-- На самомъ дѣлѣ подлинная аттестація подписана гувернеромъ Чириковымъ См. Шляпкинъ. Къ біографіи А. С. Пушкина, Спб. 1899, стр. 22. Ред.}, 30 сентября 1813 года". Вотъ эти отзывы:
Князь А. Горчаковъ: "благоразуменъ, благороденъ въ поступкахъ; любитъ крайне ученіе, опрятенъ, вѣжливъ, усерденъ, чувствителенъ, кротокъ; отличительныя свойства его: самолюбіе, ревность къ пользѣ и чести своей, великодушіе".
Баронъ М. Корфъ: "скрытенъ, самолюбивъ и самонадѣянъ, вѣжливъ, кротокъ, усерденъ, опрятенъ и прилеженъ" {Ср. выше стр. 87.}.
Ѳ. Матюшкинъ: "вспыльчивъ, откровененъ, весьма чувствителенъ, вѣжливъ, усерденъ, признателенъ, опрятенъ, бережливъ и весьма прилеженъ".
И. Малиновскій: "добросердеченъ и отъ вспыльчивости всѣми мѣрами старается воздерживаться, скроменъ, бережливъ, вѣжливъ, опрятенъ и весьма любитъ чтеніе".
99. А. Пушкинъ: "легкомысленъ, вѣтренъ, неопрятенъ, нерадивъ; впрочемъ добродушенъ, усерденъ, учтивъ, имѣетъ особенную страсть къ поэзіи {Въ "Историч. очеркѣ лицея" г. Селезнева (прилож., стр. 14) эта аттестація, равно какъ и помѣщенная выше о Пушкинѣ, приписана (правильно) гувернеру Чирикову.-- См. другія аттестаціи о Пушкинѣ въ назваин. брошюрѣ Шляпкина, стр. 15--25. Ред.}."
74. Въ одинъ изъ послѣднихъ годовъ жизни Матюшкина я встрѣтился съ нимъ у графа Корфа въ Царскомъ Селѣ. Послѣ обѣда онъ пошелъ со мной гулять по старому саду и, передавъ мнѣ многое изъ своихъ воспоминаній, между прочимъ показалъ мѣсто розоваго поля, упомянутаго мною здѣсь на стр. 33. Передъ выпускомъ изъ лицея онъ составилъ два сборника: въ одну тетрадь переписалъ всѣ ненапечатанныя стихи лицейскихъ товарищей, въ другую -- помѣщенныя въ разныхъ журналахъ. Эти двѣ тетради, вмѣстѣ съ другими лицейскими бумагами (архивомъ перваго курса), хранились у Яковлева. За нѣсколько дней до 14-го декабря Пущинъ выпросилъ у него и взялъ къ себѣ на домъ сколько могъ забрать. Дней черезъ десять, при обыскѣ квартиры Пущина, всѣ эти бумаги были отобраны и остались, какъ думалъ Матюшкинъ, въ архивѣ судной комиссіи.
Въ лицеѣ Пушкинъ былъ всего дружнѣе съ Пущинымъ и Малиновскимъ; послѣ лицея -- съ Матюшкинымъ и Яковлевымъ. Въ ноябрѣ 1836 г., Пушкинъ вмѣстѣ съ Матюшкинымъ былъ у Яковлева, въ день его рожденія; еще тутъ былъ князь Эрнстовъ, воспитанникъ второго курса, и больше никого. Пушкинъ явился послѣднимъ и былъ въ большомъ волненіи. Послѣ обѣда они пили шампанское. Вдругъ Пушкинъ вынимаетъ изъ кармана полученное имъ анонимное письмо, и говоритъ: "Посмотрите, какую мерзость я получилъ" {Вотъ его содержаніе: "Les Grands Croix, Commandeurs et Chevaliers du Sérénissime Ordre des Cocus, réunis en Grand Chapitre sous la présidence du vénérable Grand Maître de l'Ordre S. E. D. L. Narichkine, ont nommé à l'unanimité М. Al. Pouchkine coadjuteur du Grand Maître de l'Ordre des Cocus et historiographe de l'Ordre". Подписано: "Le secrétaire perpétuel C-te J. B."}. Яковлевъ (директоръ типографіи ІІ-го Отдѣленія собственной Е. В. канцеляріи) тотчасъ обратилъ вниманіе на бумагу этого письма и рѣшилъ, что она иностранная и, по высокой пошлинѣ, наложенной на такую бумагу, должна принадлежать какому-нибудь посольству. Пушкинъ понялъ всю важность этого указанія, сталъ дѣлать розыски и убѣдился, что эта бумага голландскаго посольства.
По разсказу Матюшкина, Дантесъ былъ сынъ сестры Гекерена и Голландскаго короля, усыновленный богатымъ дядей. Гекеренъ не могъ простить Пушкину, что онъ такъ круто повернулъ женитьбу Дантеса на своей свояченицѣ. Это было такъ: Пушкинъ, возвратясь откуда-то домой, находитъ Дантеса у ногъ своей жены. Дантесъ, увидя его, поспѣшно всталъ. На вопросъ Пушкина, что это значитъ, Дантесъ отвѣчаетъ, что онъ умолялъ Наталью Николаевну уговорить сестру свою итти за него. На это Пушкинъ сухо замѣтилъ, что тутъ не о чемъ умолять, что ничего нѣтъ легче: онъ звонитъ, приказываетъ вошедшему человѣку позвать Катерину Николаевну и говоритъ ей: "Voilà М. Dantès qui demande ta main, согласна ли ты?" Затѣмъ Пушкинъ прибавляетъ, что онъ тотчасъ же испроситъ на этотъ бракъ разрѣшеніе императрицы (K. Н. была фрейлина), ѣдетъ во дворецъ и привозитъ это разрѣшеніе.
Изъ своихъ лицейскихъ воспоминаній Матюшкинъ передавалъ мнѣ между прочимъ, что одною изъ главныхъ причинъ ускореннаго выпуска лицеистовъ перваго курса былъ извѣстный эпизодъ встрѣчи Пушкина, въ дворцовомъ коридорѣ, съ княжною Болконской), которую онъ принялъ за горничную {Разсказъ объ этомъ см. въ "Запискахъ И. И. Пущина" въ Атенеѣ 1859 г. No 8, стр. 520--521.}. Узнавъ объ этой шалости, государь прогнѣвался и замѣтилъ Энгельгардту, что лицеисты черезчуръ много себѣ позволяютъ и что надо скорѣй ихъ выпустить.
76. Имя лицейскаго учителя музыки написано Матюшкинымъ невѣрно: его звали Tepper de Ferguson. См. выше въ приложеніяхъ замѣтку о немъ графа Корфа и ниже разсказъ Плетнева.
81. Поотпечатаніи примѣчанія къ статьѣ "Лицейскія годовщины", въ бумагахъ моихъ отыскались и стихи, написанные при празднованіи 19-го октября 1822 и 1824 гг.
Къ первому относится весьма плохой экспромптъ Илличевскаго въ трехъ куплетахъ, изъ которыхъ выписываю только средній немного лучше другихъ удавшійся:
Здѣсь всѣ мы: изъ Литвы, Сибири,
Изъ-за Бухаріи степей,
Такъ, нынѣ на моей квартирѣ
Возобновляется лицей.
На другой страницѣ полулиста написанъ карандашомъ, рукою Яковлева, экспромптъ Дельвига по поводу этихъ стиховъ: