III. ОЧЕРКИ изъ ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. (1848--1893).
ПРИГОТОВИТЕЛЬНЫЯ ЗАНЯТІЯ ПУШКИНА ДЛЯ ИСТОРИЧЕСКИХЪ ТРУДОВЪ 1).
1) Напечатано въ Русскомъ Вѣстникѣ 1862 года.
Исторія Пугачевскаго бунта была издана Пушкинымъ въ концѣ 1834 года съ предисловіемъ, которое помѣчено: "2 ноября 1833 г. Село Болдино" {Объявленіе о продажѣ ея помѣщено въ фельетонѣ Сѣверной Пчелы, 29 декабря 1834 г., No 296. Цѣна книги была 20 р., а съ пересылкою 22 р. (ассигн.). Рукопись этого сочиненія, составляющая толстую листовую тетрадь, но только отчасти писанная самимъ Пушкинымъ, хранится нынѣ въ Императорской Публичной библіотекѣ. Предисловіе переписано рукой товарища Пушкина по лицею, М. Л. Яковлева. Между приложеніями подшиты печатные листы изъ книги: Записки о жизни и службѣ Бибикова.}.
Въ этомъ предисловіи онъ говоритъ, что сверхъ офиціальныхъ документовъ, обнародованныхъ правительствомъ, и извѣстій иностранныхъ писателей, онъ пользовался нѣкоторыми рукописями, преданіями и свидѣтельствомъ живыхъ.
Далѣе изъ этого же предисловія видно, что дѣло о Пугачевѣ осталось тогда не распечатаннымъ. Пушкинъ прямо упоминаетъ о томъ и изъявляетъ надежду, что будущему историку, которому позволено будетъ распечатать дѣло о Пугачевѣ, легко исправить и дополнить его трудъ.
Какими же рукописями пользовался Пушкинъ? Въ своемъ возраженіи на критику Броневскаго, напечатанную въ Сынѣ Отечества, онъ говоритъ: "я прочелъ со вниманіемъ все что было напечатано о Пугачевѣ, и сверхъ того 18 толстыхъ томовъ in folio разныхъ рукописей, указовъ, донесеній и пр."
Въ матеріалахъ для біографіи Пушкина, изданныхъ Анненковымъ (стр. 360), сказано, что онъ получилъ право сноситься съ С.-Петербургскимъ архивомъ Инспекторскаго департамента и съ Московскимъ отдѣленіемъ его; что вмѣстѣ съ тѣмъ ему открытъ былъ главный Московскій архивъ министерства иностранныхъ дѣлъ, которому посвятилъ онъ нѣсколько мѣсяцевъ 1836 г., и что съ сокровищами Государственнаго архива онъ ознакомился подъ руководствомъ и наблюденіемъ графа Д. Н. Блудова. Въ этихъ указаніяхъ не довольно точно обозначены эпохи и цѣли занятій Пушкина въ разныхъ архивахъ.
Главными и почти единственными рукописными источниками при названномъ трудѣ служили ему документы, хранящіеся въ архивѣ Инспекторскаго департамента Военнаго министерства, частью въ С.-Петербургѣ, частью въ Москвѣ {Съ разрѣшенія бывшаго военнаго министра Д. А. Милютина, я имѣлъ въ рукахъ двѣ толстыя переплетенныя книги здѣшняго архива Инспекторскаго департамента, которыми пользовался Пушкинъ.}. Они состоятъ большею частію въ перепискѣ Военной коллегіи съ мѣстными начальниками, въ бумагахъ, касающихся преимущественно численнаго состава и передвиженія войскъ, въ манифестахъ Пугачева и допросахъ нѣкоторымъ изъ его сообщниковъ. Притомъ, въ этихъ книгахъ болѣе обильные матеріалы относятся только къ первой половинѣ бунта, которая потому и разработана у Пушкина съ большею полнотою и точностію нежели послѣдняя половина, -- періодъ назначенія Панина, преслѣдованія Пугачева Михельсономъ, поимки самозванца, слѣдствія и суда надъ нимъ. Вотъ почему и изъ документовъ этой второй эпохи Пушкинъ не напечаталъ почти ничего въ приложеніяхъ къ своей книгѣ.
Въ возраженіяхъ на критику Броневскаго онъ говоритъ, что имѣлъ намѣреніе приготовить второе, болѣе совершенное изданіе своего труда. "Я собирался", сказано въ самомъ началѣ этой анти-критики, "при другомъ изданіи исправить замѣченныя погрѣшности"... Вотъ почему уже вскорѣ послѣ напечатанія Исторіи Пугачевскаго бунта Пушкинъ, конечно побуждаемый критикою, сталъ искать новыхъ матеріаловъ для изученія этой эпохи. Между прочимъ, зная объ участіи Державина въ дѣйствіяхъ противъ Пугачева, онъ обращался къ родственникамъ поэта съ просьбою позволить ему просмотрѣть записки, а можетъ-быть и другія бумаги покойнаго относящіяся къ пугачевщинѣ. Объ этомъ свидѣтельствуютъ слѣдующія строки изъ письма вдовы Державина Дарьи Алексѣевны къ K. М. Бороздину, отъ 28 іюля 1834 г., изъ села Званки: "Благодарю тебя, душа моя Константинъ Матвѣевичъ, за увѣдомленіе въ разсужденіи моей бумаги. И я твоихъ же мыслей -- оставить оное до моего возвращенія, тѣмъ болѣе что оная бумага и переписана въ скорости быть не можетъ. И такъ скажи, душа моя, объ этомъ Леониду {Леониду Николаевичу Львову, племяннику Державина по женѣ. Бороздинъ былъ женатъ на сестрѣ этого Львова, Прасковьѣ Николаевнѣ.}, дабы онъ извинился передъ Пушкинымъ и сказалъ бы ему, что прежде моего пріѣзда удовлетворить его нельзя по причинѣ той, что оная бумага не одно пугачевское дѣло въ себѣ заключаетъ, слѣдственно посему надо прежде оную разсмотрѣть, а безъ себя оное мнѣ сдѣлать не возможно". Вѣроятно, и по возвращеніи Дарьи Алексѣевны въ городъ, бумаги ея мужа не были доставлены Пушкину: по крайней мѣрѣ нѣтъ никакихъ данныхъ для предположенія, чтобъ онѣ были въ рукахъ его.
Счастливѣе былъ онъ въ своихъ стараніяхъ найти доступъ къ актамъ Государственнаго архива. Здѣсь кстати прослѣдимъ весь ходъ дѣла по допущенію его къ разнымъ хранилищамъ этого рода.
23 іюля 1831 года графъ Бенкендорфъ, по высочайшему повеленію, увѣдомилъ графа Нессельроде, чтобъ онъ опредѣлилъ въ коллегію иностранныхъ дѣлъ "извѣстнаго нашего поэта титулярнаго совѣтника Пушкина" съ дозволеніемъ отыскивать въ архивахъ матеріалы для исторіи Петра I. Къ этому Бенкендорфъ присоединилъ свою просьбу назначить Пушкину жалованье.
Въ этой бумагѣ чинъ Пушкина означенъ былъ ошибочно. Въ запискѣ, представленной государю 12 января 1832 г., графъ Нессельроде, докладывая, что во исполненіе высочайшей воли коллежскій секретарь Пушкинъ опредѣленъ въ коллегію и потомъ пожалованъ въ титулярные совѣтники, испрашивалъ, благоугодно ли, чтобъ ему открыты были и всѣ секретныя бумаги, какъ-то: о первой супругѣ Петра, о царевичѣ Алексѣѣ, также дѣла бывшей тайной канцеляріи.
Государь рѣшилъ этотъ вопросъ тѣмъ, чтобы секретныя бумаги были открыты Пушкину не иначе какъ по назначенію графа Блудова {Съ 1832 года министра внутреннихъ дѣлъ, а передъ тѣмъ товарища министра народнаго просвѣщенія и пр.}. Вмѣстѣ съ тѣмъ повелѣно было, чтобы Пушкинъ прочтеніемъ дѣлъ и составленіемъ изъ нихъ выписокъ занимался въ коллегіи и ни подъ какимъ видомъ не бралъ вообще ввѣряемыхъ ему бумагъ къ себѣ на домъ. Объ этомъ Нессельроде увѣдомилъ графа Дмитрія Николаевича 15 января, черезъ три дня послѣ доклада.
Между тѣмъ Пушкинъ возымѣлъ мысль написать исторію Суворова, и въ началѣ 1833 г. возникаетъ, вслѣдствіе этого, переписка по военному министерству. 8 февраля того же года графъ А. И. Чернышевъ, вѣроятно по поводу личнаго объясненія, просилъ его "увѣдомить, какія именно свѣдѣнія нужно будетъ ему получить" изъ этого министерства для сказанной цѣли. "Приношу вашему сіятельству", отвѣчалъ Пушкинъ, "искреннѣйшую благодарность за вниманіе оказанное къ моей просьбѣ. Слѣдующіе документы, касающіеся исторіи графа Суворова, должны находиться въ архивахъ главнаго штаба:
1) Слѣдственное дѣло о Пугачевѣ.
2) Донесенія графа Суворова во время кампаніи 1794 г.
Означенныхъ тутъ дѣлъ въ здѣшнемъ архивѣ Инспекторскаго департамента не оказалось, и потому о нихъ тотчасъ же написано въ московское отдѣленіе архива, а между тѣмъ къ Пушкину отправлены 25 февраля, при отношеніи военнаго министра въ третьемъ лицѣ {"Его благородію А. С. Пушкину. Военный министръ, препровождая при семъ къ А. С. Пушкину три книги" и проч. Отпуски съ этого и другихъ отношеній къ Пушкину засвидѣтельствованы служившимъ тогда въ Военномъ министерствѣ М. Д. Деларю, также бывшимъ лицейскимъ воспитанникомъ и поэтомъ. Извѣстно, какъ онъ пострадалъ чрезъ нѣсколько времени за переводъ весьма невинныхъ стиховъ В. Гюго, напечатанный въ Библ. для Чтенія.}, отысканныя здѣсь три книги, изъ которыхъ двѣ уже обозначены мною выше, а третья содержитъ письма и донесенія Суворова за 1789, 90 и 91 года.
Вскорѣ были присланы изъ Москвы донесенія Суворова во время компаній 1794, 99 и частью 1800-го, а также реляціи его за два послѣдніе года. 8 марта эти матеріалы были препровождены къ Пушкину опять при такой же бумагѣ Военнаго министра, съ увѣдомленіемъ, что приказовъ Суворова къ войскамъ и слѣдственнаго дѣла о Пугачевѣ не находится и въ московскомъ отдѣленіи архива.
Пушкинъ въ тотъ же день отвѣчалъ графу Чернышеву:
"Доставленныя мнѣ, по приказанію вашего сіятельства изъ московскаго отдѣленія Инспекторскаго архива книги получить имѣлъ я честь. Принося вашему сіятельству глубочайшую мою благодарность, осмѣливаюсь безпокоить васъ еще одною просьбою: благосклонность и просвѣщенная снисходительность вашего сіятельства совсѣмъ избаловали меня.
"Въ бумагахъ касательно Пугачева, полученныхъ мною предъ симъ, извѣстія о немъ доведены токмо до назначенія генералъ-аншефа Бибикова, но донесеній сего генерала въ Военную коллегію, такъ же какъ и рапортовъ князя Голицына, Михельсона и самого Суворова, тутъ не находится. Если угодно будетъ его сіятельству оныя донесенія и рапорты (съ января 1776 г. по конецъ того же года) приказать мнѣ доставить, то почту сіе за истинное мнѣ благодѣяніе.
"Съ глубочайшимъ почтеніемъ, преданностію и благодарностію честь имѣю быть" и проч.
Вслѣдствіе этого письма, были вытребованы изъ Москвы и доставлены Пушкину (29 марта) рапорты Бибикова, князя Голицына и Суворова за 1774 годъ; рапортовъ же Михельсона въ дѣлахъ Военнаго министерства не оказалось.
Бумаги, полученныя Пушкинымъ изъ этого вѣдомства и составлявшія двѣнадцать книгъ, оставались у него почти до конца 1835 г., то-есть еще годъ послѣ изданія сочиненія его о Пугачевскомъ бунтѣ. Въ сентябрѣ этого года дежурный генералъ Главнаго штаба, графъ Н. А. Клейнмихель, потребовалъ ихъ обратно, такъ какъ въ нихъ встрѣчалась по Инспекторскому департаменту надобность, Пушкину же онѣ, вѣроятно, болѣе не были нужны.
Пушкинъ въ то время находился въ Михайловскомъ. Пріѣхавъ оттуда, онъ поспѣшилъ исполнить это требованіе, и 19 ноября написалъ къ генералу Клейнмихелю слѣдующее письмо:
"Возвратясь изъ путешествія, нашелъ я предписаніе вашего высокопревосходительства, коему и поспѣшилъ повиноваться. Книги и бумаги, коими пользовался я по благосклонности его сіятельства графа Чернышева, возвращены мною въ Военное министерство.
"Обращаюсь къ вашему высокопревосходительству съ покорнѣйшею просьбою: въ Главномъ штабѣ находится одна мнѣ еще неизвѣстная книга, содержащая послѣднія письма и донесенія генерала Бибикова (1774 г.). Мнѣ было бы необходимо справиться съ сими документами: осмѣливаюсь просить на то соизволенія вашего высокопревосходительства.
"Съ глубочайшимъ почтеніемъ честь имѣю быть" и проч.
По приказанію генерала Клейнмихеля, въ архивѣ Инспекторскаго департамента наведена была справка объ упомянутой Пушкинымъ книгѣ; но оказалось, что тамъ ея нѣтъ, и что она находится въ архивѣ Генеральнаго штаба (собственно Военно-топографическаго депо). Генералъ Клейнмихель коротко отвѣчалъ Пушкину 29 января {Роковой день кончины Пушкина въ слѣдующемъ году.} 1836 года, что книги, которой онъ проситъ, "ни въ здѣшнемъ, ни въ московскомъ архивѣ Инспекторскаго департамента нѣтъ". Такимъ образомъ Пушкинъ, адресовавшись не туда, куда слѣдовало, не ознакомился съ книгой, которая дѣйствительно находится въ архивѣ Военно-топографическаго депо {См. статью мою: "Матеріалы для исторіи Пугачевскаго бунта" во 2-й кн. Записокъ Академіи Наукъ 1862 года.}, и этимъ кончилась переписка его съ военнымъ министерствомъ.
Переписка о дозволеніи пользоваться Государственнымъ архивомъ для исторіи Пугачевскаго бунта началась не прежде 1835 года, то-есть уже послѣ изданія книги объ этой эпохѣ. 2 февраля графъ Бенкендорфъ сообщилъ Д. В. Дашкову, какъ министру юстиціи, высочайшее повелѣніе о допущеніи камеръ-юнкера Пушкина въ сенатскій архивъ для прочтенія дѣла о Пугачевскомъ бунтѣ и составленія изъ него выписки.
Въ то время существовала временная комиссія для разбора дѣлъ сенатскаго архива, и такъ какъ на основаніи правилъ, данныхъ въ руководство этой комиссіи, пугачевское дѣло, какъ секретное, подлежало передачѣ въ Государственный архивъ министерства иностранныхъ дѣлъ, то Дашковъ испрашивалъ высочайшаго разрѣшенія, какъ ему поступить относительно Пушкина. Государь приказалъ дѣло о Пугачевскомъ бунтѣ въ восьми запечатанныхъ пакетахъ передать въ Государственный архивъ, и о допущеніи туда Пушкина увѣдомить графа Нессельроде, которому Дашковъ и сообщилъ объ этомъ 21 февраля.
Затѣмъ, конечно по соглашенію между обоими министерствами, дѣло о Пугачевѣ изъ сената доставлено было прямо къ Пушкину. Распечатавъ восемь связокъ, въ которыхъ оно заключалось, онъ не нашелъ въ нихъ главнѣйшаго, по его словамъ, документа, -- допроса, снятаго съ Пугачева въ Москвѣ. Поэтому Пушкинъ, письмомъ 28 августа того же года, просилъ завѣдывавшаго тогда Государственнымъ архивомъ Василія Алексѣевича Полѣнова, снестись о томъ съ начальникомъ архива Московскаго, А. Ѳ. Малиновскимъ, которому де вѣроятно извѣстно, гдѣ находится сей документъ.
Желаніе Пушкина было исполнено, хотя и не скоро. 20 сентября К.К. Родофиникинъ писалъ къ Малиновскому но этому предмету. Малиновскій отвѣчалъ, что въ Московскій архивъ никакихъ офиціальныхъ бумагъ о Пугачевѣ не поступало, но что въ архивской библіотекѣ находятся собранные приватно его предмѣстниками, Миллеромъ и Бантышъ-Каменскимъ, современные матеріалы: изъ портфеля Миллера шесть такихъ тетрадей, и томъ in-folio разныхъ бумагъ, внесенный въ архивъ Бантышъ-Каменскимъ въ 180S году. Эти матеріалы были препровождены въ здѣшній Государственный архивъ, и конечно сообщены Пушкину.
По смерти его, графъ Бенкендорфъ, отношеніемъ 6 февраля 1837 г., просилъ графа Нессельроде доставить вѣдомость всѣмъ бумагамъ изъ разныхъ архивовъ, которыя были выданы Пушкину чрезъ министра Иностранныхъ дѣлъ. Нессельроде отвѣчалъ, что Пушкинъ занимался бумагами архивовъ въ самомъ домѣ министерства, для чего отведена была особая комната, и возвращалъ дѣла по мѣрѣ ихъ прочитыванія; не возвращенною же осталась только рукопись сочиненія Корба, которую графъ и просилъ доставить. За болѣзнію Бенкендорфа, Дубельтъ увѣдомилъ 24 марта, что между книгами и бумагами покойнаго поэта рукопись Корба не оказалась, и что онъ просилъ Жуковскаго возвратить эту рукопись, если она впослѣдствіи отыщется.
Изъ всѣхъ этихъ сношеній видно, какъ серіозно нашъ геніальный писатель смотрѣлъ на предпринятый имъ трудъ, и какъ дѣятельно заботился объ усовершенствованіи его. Но, начавъ вскорѣ издавать журналъ, онъ не успѣлъ уже заняться разработкою новыхъ матеріаловъ, и самъ сомнѣвался въ возможности передѣлать свою книгу; это видно изъ словъ той же антикритики, напечатанной въ 3-мъ томѣ Современника 1836 гада. Пушкинъ тутъ говоритъ, что онъ рѣшился отвѣчать Броневскому, "тѣмъ болѣе что Исторія Пугачевскаго бунта, не имѣвъ въ публикѣ никакого успѣха, вѣроятно не будетъ имѣть и второго изданія". Можно однакожъ полагать, что такой строгій къ самому себѣ писатель какъ Пушкинъ рано или поздно возвратился бы къ своему труду, если бы тому не помѣшала ранняя смерть его; но какъ бы ни было, Исторія Пугачевскаго бунта осталась въ своемъ первоначальномъ видѣ. Недостатокъ знакомства съ самыми важными источниками не могъ не отразиться на этомъ сочиненіи и надобно еще удивляться относительному обилію вѣрныхъ и точныхъ свѣдѣній собранныхъ Пушкинымъ, если вспомнить какъ мало времени онъ употребилъ на всю эту работу, и какъ мало имѣлъ навыка въ историческихъ изслѣдованіяхъ. Впрочемъ иногда замѣтно, что онъ не вполнѣ пользовался и тѣми матеріалами, какіе были въ рукахъ его, и довольствовался легкими, хотя и мастерскими очерками, когда можно было развить предметъ съ большею подробностью. Даже нѣкоторые изъ документовъ, имъ самимъ напечатанныхъ, остались у него какъ будто безъ приложенія къ дѣлу.
По словамъ самого Пушкина (въ отвѣтѣ Броневскому), онъ посвятилъ два года, то-есть 1833 и 1834, на составленіе Исторіи Пугачевскаго бунта. Принимая въ расчетъ другіе труды, которые занимали его въ то же время, мы должны значительно сократить этотъ срокъ. Вѣроятно, первый томъ, въ которомъ самый текстъ состоитъ только изъ 168 страницъ довольно разгонистой печати, былъ законченъ уже въ 1833 г., на что указываетъ и предисловіе, помѣченное 2-мъ ноября этого года. Въ 1834 же происходило напечатаніе какъ этого тома, такъ и второго, содержащаго одни приложенія.
Я уже сказалъ, что въ этихъ приложеніяхъ заключаются почти одни извлеченія изъ дѣлъ Инспекторскаго департамента. О какихъ же 18 толстыхъ томахъ in-folio Пушкинъ въ отвѣтѣ Броневскому говоритъ, что прочелъ ихъ со вниманіемъ? Не надо забывать, что этотъ отвѣтъ писанъ былъ уже спустя по крайней мѣрѣ полтора года послѣ появленія Исторіи Пугачевскаго бунта. Пушкинъ говоритъ тутъ не объ однихъ бумагахъ, прочитанныхъ до напечатанія этого труда, но и о тѣхъ, которыя онъ имѣлъ въ рукахъ уже послѣ, когда задумывалъ второе изданіе книги. Подъ этими 18 томами слѣдуетъ разумѣть, во-первыхъ, 2 тома изъ петербургскаго архива Инспекторскаго департамента, и 8 книгъ изъ московскаго отдѣленія этого архива; во-вторыхъ, 8 связокъ, впослѣдствіи доставленныхъ Пушкину изъ сената и имъ распечатанныхъ.
Изъ словъ самого Пушкина въ его антикритикѣ, видно, что онъ придавалъ особенную цѣну второму тому своей книги. "Взглянувъ, говоритъ онъ, на приложеніе къ Исторіи Пугачевскаго бунта, составляющій весь второй томъ, всякій легко удостовѣрится во множествѣ важныхъ историческихъ документовъ, въ первый разъ обнародованныхъ {Дополненія къ нимъ, собранныя мною изъ разныхъ архивовъ, напечатаны въ Запискахъ Академіи Наукъ. Изъ свѣдѣній, представленныхъ здѣсь, объясняются, между прочимъ, и слова, до сихъ поръ мало понятныя, въ предисловіи къ книгѣ Пушкина: "Сей историческій отрывокъ составляетъ часть труда, мною оставленнаго". Этимъ трудомъ была, какъ мы видѣли, задуманная поэтомъ Исторія Суворова.}... Признаюсь, я полагалъ себя въ правѣ ожидать отъ публики благосклоннаго пріема, конечно, не за самую Исторію Пугачевскаго бунта, но за историческія сокровища къ ней приложенныя". Сверхъ этихъ документовъ Пушкинъ приложилъ къ своему труду портретъ Пугачева, карту, именной указатель и нѣсколько fac-similé.