III. ОЧЕРКИ изъ ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. (1848--1893).
ДВА СЛОВА ОБЪ АКАДЕМІИ НАУКЪ 1).
1861.
1) Русскій Вѣстникъ, 1861 т. 32, стр. 149.
Безыменный рецензентъ писемъ Карамзина {Въ Современникѣ 1861, No 3-й, см. выше, стр. 166.} глумится и надъ Обществомъ Любителей Россійской Словесности. Съ нѣкоторыхъ поръ у насъ вообще вошло въ моду бранить публично разныя ученыя общества, особенно же Академію Наукъ. Источникъ этого осужденія добрый: хотятъ, чтобъ и ученые дѣйствовали ко благу народа, или, какъ нынѣ принято говорить, меньшихъ братій. Прекрасно! Однако нельзя же всѣмъ вдругъ перейти къ одному роду дѣятельности. Та же конечная цѣль достигается множествомъ разнообразныхъ путей. Трудиться вообще для образованія, для науки, для умственной пользы людей, не значитъ ли трудиться въ то же время и для народа? Вѣдь благо народа зависитъ отъ множества очень сложныхъ средствъ и причинъ! Воскресныя школы -- превосходное учрежденіе; но что было бы, еслибы вдругъ всѣ учебныя заведенія, отъ приходскаго училища до университета, обратились въ воскресныя школы? Народу нужны азбуки и дешевыя книжки особеннаго содержанія, но не значитъ, чтобъ изъ-за нихъ должны были остановиться всѣ изслѣдованія науки. Народу нужны также лапти, сѣрмяга и пестрядь: слѣдуетъ ли, что вся промышленная производительность должна обратиться на одни эти предметы и прекратить, напримѣръ, изготовленіе опойковыхъ сапоговъ, тонкихъ суконъ и полотенъ. Нація состоитъ не изъ одного такъ называемаго простого народа, а также изъ другихъ сословій. Иначе зачѣмъ бы издавать и журналы? Въ тотъ день, когда закроются ученыя общества, и журналамъ придется запереть свои конторы, тогда авось гг. журналисты, въ общей бѣдѣ, великодушно подадутъ руку безполезнымъ академикамъ. Теперь Академія Наукъ подвергается безотчетнымъ нападеніямъ со стороны журналовъ, тогда какъ она честно, по крайнему разумѣнію и сколько позволяютъ обстоятельства, исполняетъ свое дѣло. Вмѣсто бездоказательнаго осужденія, не лучше ли было бы удостоивать серіознаго разбора труды и изданія Академіи? Члены ея искренно желаютъ быть полезными обществу, и конечно, приняли бы къ соображенію всякое дѣльное мнѣніе. У Академіи есть два повременныя изданія, изъ которыхъ одно на русскомъ языкѣ. Отчего же журнальная критика никогда не остановится хотя на послѣднемъ? Мы увѣрены, что какъ редакторъ его, такъ и все отдѣленіе русскаго языка, были бы благодарны за всякое разумное слово объ Извѣстіяхъ 2-го отдѣленія. Обыкновенно упрекаютъ Академію за то, что въ ней преобладаютъ нѣмцы; однакожъ не берутъ въ соображеніе, что это обстоятельство, вытекающее изъ самой исторіи происхожденія Академіи, все болѣе и болѣе устраняется. Пусть сравнятъ число собственно русскихъ академиковъ въ настоящее и прежнее время. Нынѣшній непремѣнный секретарь -- также русскій, и въ годичномъ засѣданіи отчеты по всѣмъ отдѣленіямъ читаются уже по-русски, а не по-французски, какъ читались еще недавно отчеты по 1-му и 3-му отдѣленіямъ. Могутъ возразить, что это еще не такая важная побѣда; однакожъ нельзя не согласиться, что все-таки и это шагъ впередъ. Постепенное уменьшеніе числа иностранныхъ ученыхъ въ Академіи будетъ въ связи съ успѣхами самаго нашего общества: стоитъ только русскимъ усилить свою ученую дѣятельность, и всякій разъ, когда будутъ на лицо замѣчательные представители науки съ громкимъ русскимъ именемъ, едва-ли Академія позволитъ себѣ, наперекоръ общественному мнѣнію, предпочтительно избирать сочленовъ между иностранцами. Если до сихъ поръ русскій элементъ не получилъ еще здѣсь всей подобающей ему силы, то въ этомъ виноваты, между прочимъ, и разныя обстоятельства въ организаціи Академіи, отъ членовъ ея не зависящія. Извѣстно ли, напримѣръ, публикѣ, что 2-е отдѣленіе, занимающееся русскимъ языкомъ и литературой, существуетъ на совершенно другихъ основаніяхъ, нежели 1-е физико-математическое и 3-е историко-филологическое? Въ послѣднихъ двухъ члены состоятъ на жалованьѣ и многіе изъ нихъ получаютъ въ зданіяхъ Академіи казенныя квартиры. Члены отдѣленія русскаго языка не имѣютъ ни жалованья, ни квартиръ, и посвящаютъ себя академическимъ трудамъ изъ чести. Они получаютъ умѣренную плату только за самую несущественную часть своей академической дѣятельности, то-есть за присутствіе въ засѣданіяхъ {Члены Россійской академіи съ самаго учрежденія ея, по плану княгини Дашковой, получали за участіе въ каждомъ засѣданіи по жетону; при разсчетѣ же въ извѣстные сроки выдавались деньги но числу предъявленныхъ жетоновъ; теперь просто производится плата за засѣданія. Подобный способъ вознагражденія академиковъ унизителенъ, потому что даетъ мѣсто предположенію, что безъ этой приманки они не стали бы и посѣщать засѣданій. Сообразно ли такое наслѣдіе Россійской академіи съ характеромъ нашего времени и съ достоинствомъ высшаго ученаго учрежденія -- объ этомъ, кажется, можетъ быть одно только мнѣніе.}, да въ случаѣ печатанія трудовъ своихъ въ изданіяхъ отдѣленія -- имѣютъ право на скудный гонораръ. Изъ такого страннаго порядка вещей можно бы вывести только одно изъ слѣдующихъ двухъ заключеній: что въ члены этого отдѣленія избираются только крезы, или что изъ отраслей знанія, входящихъ въ кругъ занятій Академіи, разработка русскаго языка для Россіи всего менѣе нужна.
При такой организаціи отдѣленія, члены его должны искать себѣ обезпеченія внѣ Академіи и, разумѣется, могутъ посвящать ей только часть своей дѣятельности. Между тѣмъ публика требуетъ отъ нихъ изданія словаря и другихъ обширныхъ трудовъ. Понятно, что исполненіе этихъ требованій возможно только въ границахъ объясненныхъ обстоятельствъ.
Такимъ образомъ русскій элементъ въ Академіи находится въ весьма невыгодномъ положеніи не только по отношенію къ преобладающему ея составу, но и потому, что главный представитель этого элемента -- русскій языкъ, униженъ предъ другими отраслями вѣдѣнія, даже, напримѣръ, передъ языкомъ татарскимъ.
Что касается до другого упрека Академіи, будто въ ней все дѣлается закрыто, то напомнимъ только, что какъ въ Извѣстіяхъ, такъ и въ Bulletin постоянно печатаются извлеченія изъ протоколовъ засѣданій, а въ концѣ года издаются отчеты по всѣмъ 3-мъ отдѣленіямъ. Если же подъ закрытостью Академіи разумѣютъ, что обыкновенныя засѣданія ея не публичны, то замѣтимъ, что такой порядокъ соблюдается и въ другихъ государствахъ, которыя далеко опередили насъ успѣхами гласности, и что, напримѣръ, къ Берлинѣ и въ Парижѣ публика также только при особыхъ торжествахъ допускается въ засѣданія тамошнихъ академій.
Изъ всего сказаннаго легко сдѣлать тотъ выводъ, что при сужденіяхъ объ Академіи Наукъ необходимо брать въ соображеніе не только собственныя ея дѣйствія, но и условія, при которыхъ она дѣйствуетъ. Вообще, въ интересахъ истины, надо желать, чтобы въ такія сужденія входило болѣе объективнаго спокойствія, нежели субъективной желчи; чтобы судьи становились, гдѣ нужно, на историческую точку зрѣнія и не смѣшивали безотчетно настоящаго съ прошедшимъ. Понятно что крайность, представляемая нынѣшними нападеніями на Академію, вызвана другою крайностію -- исключительнымъ господствомъ въ прежнее время иностраннаго элемента въ Академіи. Но такое незаконное преобладаніе и сопряженныя съ нимъ злоупотребленія принадлежатъ уже исторіи: Блументросты и Шумахеры ни въ настоящемъ, ни въ будущемъ не возможны, и напрасно вдохновляться ихъ тѣнями для краснорѣчивыхъ діатрибъ противъ нынѣшней Академіи.