Григорьев Петр Иванович
Молодая невеста или Доктор сам не свой

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комедия-водевиль, в одном действии.

  

ТЕАТРЪ П. И. ГРИГОРЬЕВА.

ТОМЪ III.

ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА М. О. ВОЛЬФА

ТИПОГРАФА ИМПЕРАТОРСКИХЪ С.-ПЕТЕРБУРГСКИХЪ ТЕАТРОВЪ.

С. ПЕТЕРБУРГЪ

Гостинный Дворъ No 18, 19 и 20.

МОСКВА

Кузнецкій мостъ, домъ Рудакова.

1869.

  

МОЛОДАЯ НЕВѢСТА
или
ДОКТОРЪ САМЪ НЕ СВОЙ.

КОМЕДІЯ-ВОДЕВИЛЬ, ВЪ ОДНОМЪ ДѢЙСТВІИ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   АЛЕКСѢЙ ЛЬВОВИЧЪ ОЛОНЕЦКІЙ.
   КАТЕРИНА ПЕТРОВНА, его жена.
   ОЛИМПІАДА АЛЕКСѢЕВНА, ихъ дочь.
   ЛЮБИМЪ ПЕТРОВИЧЪ АДАШЕВЪ, отставной полковникъ, влюбленный въ Олимпіаду.
   ЗИНОВЬЯ АНДРЕЕВНА ГОВОРКОВА, пріятельница Катерины Петровны.
   СТЕПАНЪ СТЕПАНЫЧЪ МОРБУСОВЪ, молодой докторъ, племянникъ ея.
   ИВАНЪ, камердинеръ Олонецкаго.
   МАРЬЯ, горничная Олимпіады, довольно развитая дѣвушка. Слуги и служанки изъ магазиновъ.

Дѣйствіе происходитъ въ собственномъ домѣ Г-на Олонецкаго.

  

Театръ представляетъ богатую гостиную; по обѣимъ сторонамъ кабинеты и хорошая мебель. На правой сторонѣ окно заставленное ширмами; на лѣвой -- большое трюмо со свѣчами. Утро.

ЯВЛЕНІЕ I.

МАРЬЯ и нѣсколько слугъ и служанокъ изъ магазиновъ съ картонами.

   Марья. Хорошо, хорошо, друзья мои, поставьте все здѣсь и уйдите поскорѣе, пока васъ баринъ не увидалъ (слуги и служанки уходятъ). Ну, признаюсь, нынѣшнія модныя жены мастерски принялись водить за носъ своихъ почтенныхъ супруговъ! мнѣ кажется, что самъ сатана не углядитъ за нашей госпожой, какова уловка? пока ея любезный муженекъ почиваетъ, то приснится ли ему во снѣ, что въ это время съ Невскаго проспекта къ ней носятъ всякіе наряды? Впрочемъ, она и не совсѣмъ виновата; если мужъ запрещаетъ, то ей, какъ свѣтской женщинѣ, надобно же какъ нибудь поставить на своемъ.
  
   Все нынче дѣлаютъ по модѣ:
   Живутъ, танцуютъ, говорятъ;
   И всякой вздоръ въ чужомъ народѣ
   Перенимать у насъ спѣшатъ;
   Всѣ надъ своимъ добромъ смѣются,
   Для моды рады все отдать,--
   И ужъ тогда за умъ возмутся,
   Какъ нѣгдѣ будетъ денегъ взять.
  
   Впрочемъ, намъ еще бояться нѣчего. Мы всѣ исполняемъ свой долгъ какъ нельзя лучше. Госпожа наша славно мотаетъ. А какъ почтенный муженекъ ее побраниваетъ за то; слѣдственно...
  
   Долгъ госпожи -- не слушать друга,
   Ихъ обирать -- вотъ долгъ слуги;
   А долгъ почтеннаго супруга --
   Платить всѣ женины долги.
  

ЯВЛЕНІЕ II.

МАРЬЯ И ИВАНЪ входя слышитъ послѣдніе два стиха.

   Иванъ. Смотри, услышитъ тебя барыня, тогда заноешь у нее другою пѣсню!
   Марья. Пусть услышитъ, это не бѣда; а вотъ какъ баринъ увидитъ эти затѣи, такъ плохо.
   Иванъ. Онъ еще спитъ, стало быть мудрено ему разглядѣть -- чѣмъ набиты эти картоны.
   Марья. Твоя правда; только все таки злой старикъ своимъ пріѣздомъ не на шутку связалъ намъ руки. И кто васъ притянутъ сюда? право, вы пріѣхали изъ деревни, какъ говорится, ни къ селу ни къ городу.
   Иванъ. Что жъ дѣлать: и не радъ да готовъ. Онъ вѣрно предчувствовалъ, что матушка съ дочкой размотались не въ свою голову,-- такъ, не думая не гадая, и налетѣлъ какъ снѣгъ на голову.
   Марья. Да; ужъ такъ-то на голову, что мы и прибраться не успѣли. Однакожъ врядъ ли баринъ заведетъ прежній порядокъ. Барыня, на зло ему, хочетъ жить по модѣ. А чтобъ ей вѣрнѣе поставить на своемъ, такъ она изволила подъучить свою любимую дочку. Вотъ наша Олимпіада Алексѣевна къ папенькѣ и на шею; начала просить, плакать, два раза въ обморокъ, потомъ спазмы; старичекъ тронулся, да, вмѣсто доктора, сегодня и балъ назначилъ. Вотъ какова дочка.
  
   Олимпіада Алексѣвна
   Ужъ точно матушкина дочь,
   Рядится въ пухъ, и ежедневно
   Хлопочетъ, чтобъ плясать всю ночь;
   Мужчины дѣлаютъ ей глазки...
   Попляшутъ, ходятъ отдыхать;
   Но послѣ черезъ эти пляски
   Напляшутся отецъ и мать.
  
   Иванъ. О, это не наша забота. Мы съ тобой должны имѣть одну цѣль: чтобъ не выйти изъ доверенности, а втерѣться въ нее; вѣдь кому всѣ вѣрятъ, такъ съ тѣмъ короткій счетъ. Такъ ли, моя милая Машенька?
   Марья. Разумѣется.-- Хоть бы что и узнали; такъ вѣрно они же скажутъ: нѣтъ, Иванъ да Марья пречестные люди.
   Иванъ. Именно. Теперь скажи-ка ты мнѣ: пока я съ бариномъ проживалъ въ деревнѣ, то являлись ли къ вамъ какіе нибудь волокиты?
   Марья. А что?
   Иванъ. Какъ что? да я съ ними затѣю такіе переговоры, что они сюда шага не ступятъ безъ подарка.
   Марья. Помилуй, какъ можно? ужъ это будетъ похоже на плутовство.
   Иванъ. Помилуй! если люди получше насъ принялись за плутни, такъ намъ и Богъ велѣлъ.
  
   Нынче плутни также въ модѣ,
   Всѣ плутуютъ на заказъ,
   И нигдѣ теперь въ народѣ,
   Честный плуту не указъ.
   Слуги плутни всѣ узнали;
   И видалъ я иногда:
   Господа -- слугами стали,
   Слуги -- вышли въ господа!
  
   Говори же скорѣй: кто больше всѣхъ волочится за молодой барышней?
   Марья. Да, главный ея обожатель Любимъ Петровичъ Адашевъ, отставной полковникъ; только этого Любима моя барышня и любитъ и нѣтъ; а знаешь ли отъ чего? отъ того, что онъ ее любитъ истинно; то есть, говоритъ правду, которой она знать не хочетъ, и не подчуетъ лестью, къ которой она очень привыкла. А вѣдь онъ молодецъ собою и богатъ.
   Иванъ. Богатъ? дѣльно. А еще нѣтъ ли кого?
   Марья. Ну, а что касается до втораго обожателя, то ужъ я не берусь исчислить вполнѣ всѣ его подвиги. Онъ молодой докторъ, не дуренъ собою; всѣ его рецепты здѣсь въ большемъ уваженіи. Сверхъ того, чтобъ заслужить названіе честнаго человѣка, онъ готовъ кажется сломить свою спину, кланяясь всѣмъ и каждому. Этотъ плутъ втерся сюда черезъ протекцію своей любезной тетушки, которая навязываетъ его всѣмъ безъ всякой совѣсти. Но я думаю, что въ кругу почтенныхъ и хорошихъ Русскихъ докторовъ онъ вѣрно ничего не значитъ.
   Иванъ. Прошу покорно! всегда эти молодцы выходятъ въ люди черезъ тетушекъ.
  
   Иной такъ вѣкъ по свѣту бродитъ
   Съ талантомъ, съ доброю душой;
   Но плутъ, всегда свое находитъ,
   Когда есть тетка подъ рукой.
   Они хлопочутъ не робѣя,
   И въ томъ увѣрены весьма:
   Что здѣсь протекція нужнѣе
   Талантовъ, чести и ума!
  
   Скажи же мнѣ теперь, какъ фамилія этого знаменитаго доктора?
   Марья. Степанъ Степанычъ Морбусовъ.
   Иванъ. Морбусовъ? что за уморительная фамилія! ну, а еще есть ли кто?
   Марья. Нѣтъ, пока всѣ тутъ. Прочіе же посѣтители всѣ такіе разночинцы, что и говорить много не стоитъ. На нынѣшнемъ балѣ ты увидишь всѣхъ на лицо.
   Иванъ. Да, чортъ возьми, увижу -- и не даромъ! Машенька, я замѣтилъ, что у тебя на рукѣ прехорошенькій персіепочикъ: стало быть и мнѣ надо поискатъ себѣ колечка, чтобъ приступить къ дѣлу.
   Марья. Вотъ хорошо! да къ чему тебѣ понадобилось колечко?
   Иванъ. И ты не догадываешься? такъ слушай, только чтобъ господа не слыхали, (#ъ полголоса)
  
   Ты сыскала перстенечикъ,
   Я кольца искать примусь,
   И съ тобою, мой дружечикъ,
   Тайно, дружно обручусь;
   Послѣ мы господъ разстроимъ,
   А себѣ построимъ домъ,
   И со временемъ удвоимъ
   Все, что вздумаемъ двоемъ.
  
   Марья (тихо). О, прекрасно, Ванюша! у меня ужъ запасено довольно.
  
   Здѣсь давно мои доходы
   Нарастаютъ отъ господъ;
   Вышло что у нихъ изъ моды,
   То вошло ко мнѣ въ комодъ;
   Слвно красть мы здѣсь не станемъ,
   Но подбившись въ милость къ нимъ,
   Все тихонько перетянемъ...
  
             Иванъ.
  
   Да и тягу въ мигъ дадимъ!

(съ лѣвой стороны слышенъ звонъ колокольчика).

   Марья. Ай! ай! баринъ проснулся; бѣги скорѣй!
   Иванъ. Сейчасъ, сударь! (цѣлуетъ Марью). Машенька! это пока до обрученья (убѣгаетъ).
  

ЯВЛЕНІЕ III.

   Марья (одна, улыбаясь). Какой шалунъ! поцѣловалъ до свадьбы!-- Однакожъ, если разсудить хорошенько... то поцѣлуй жениха вѣрно по сердцу всякой невѣстѣ; а особливо у которой давно замужство на умѣ (хочетъ убирать картоны). По пора къ дѣлу: барышня моя для нынѣшняго бала ужъ болѣе часу какъ изволила встать: вѣрно выйдетъ сюда, такъ надо поскорѣй убрать эти новомодныя затѣи. Какъ бы я была рада, еслибъ мотовство ихъ продолжилось еще нѣсколько времени. О! много бы перешло на мою долю. Да и Ванюша мой также не застѣнчивъ на поживу. Баринъ увѣренъ въ его честности, а онъ увѣренъ въ барской оплошности; стало быть въ обоихъ случаяхъ онъ можетъ выиграть въ глазахъ такихъ людей, которые ничего не видятъ.
  
   Здѣсь тма людей живетъ обманомъ,
   Такъ какъ же намъ не обмануть?
   Хоть грѣхъ, но мы къ чужимъ карманамъ
   Проложимъ здѣсь надежный путь;
   Карманы всѣхъ влекутъ къ обманамъ,
   И не исправить это зло;
   Искуство лазить по карманамъ
   До совершенства здѣсь дошло.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.

МАРЬЯ и ОЛИМПІАДА (въ утреннемъ модномъ капот123;).

   Олимпіада. Ахъ, Машенька! сегодня утро прескучное! право я чуть жива! (подходитъ къ трюмо) Послушай, Машенька!
   Марья. Чего изволите, сударыня?
   Олимпіада (продолжая смотрѣться). Не правда ли, что я сегодня очень нехороша?
   Марья. Напротивъ, я нахожу что вы очень милы!
   Олимпіада. Ты находишь? Я очень рада! (увидя картоны) Ахъ Боже мой! неужели наши вчерашнія покупки ужъ и здѣсь!
   Марья. Да-съ.
   Олимпіада. Слава Богу! эти прелестныя бездѣлушки поправятъ нѣсколько мои разстроенныя нервы. Машенька! твоя исправность мнѣ очень нравится (разсматриваетъ).
   Марья. Я всегда готова угождать вамъ. Вы самая добрая и щедрая барышня!
   Олимпіада (заглянувъ въ одинъ картонъ). Ахъ! какая прелестная матерія!-- Не правда ли Машенька?
   Марья. Удивительная!
   Олимпіада. А мой папа хочетъ чтобъ я не наряжалась какъ другія. Разсуди же сама: на что будетъ похоже, если я его послушаюсь? Ему конечно ничего, а надо мной вѣрно весь городъ будетъ смѣяться.
   Марья. Вы совершенно правы. Но если за ваше непослушаніе онъ пуще прежняго начнетъ бранить васъ?
   Олимпіада. Ну, чтожъ? онъ очень дурно сдѣлаетъ. И притворюсь больной, разплачусь, начну на всѣхъ жаловаться и страдать,-- и наконецъ, все таки, поставлю на своемъ.
  
   Отъ брани злой, отъ запрещеній
   Я знаю чѣмъ себя спасать:
   Тотчасъ истерику, мигрени
   Могу на помощь я призвать;
   Чтобъ положить конецъ нападкамъ,
   И чтобъ надъ всѣми волю взять,
   То къ истерическимъ припадкамъ
   Дѣвицамъ надо прибѣгать.
  
   Да, Машенька; еслибъ я не умѣла притворяться, то мой папа съ своей бранчивой философіей сдѣлалъ бы изъ меня пресмѣшную фигуру.
   Марья. Все такъ, Олимпіада Алексѣевна; ваше притворство хорошо, да не прочно. Баринъ очень легко можетъ догадаться, что вы притворяетесь.
   Олимпіада. А почему?
   Марья. Потому, что вы по крайней мѣрѣ разъ сорокъ принимались страдать, а все таки видно, что модныя болѣзни не отнимаютъ у васъ ни красоты, ни румянца. И какъ онъ замѣтитъ, что ваши недуги не опасны, то послѣ этого, хоть бы вы и точно захворали, а онъ вѣрно скажетъ: ничего, это съ нею часто бываетъ, пройдетъ.
   Олимпіада. Въ самомъ дѣлѣ, мнѣ вѣдь этого и въ голову не пришло. Какъ же мнѣ вести себя?
   Марья. Да очень просто. Обратите вниманіе хоть на одного изъ вашихъ обожателей. Сперва попробуйте хорошенько влюбить ея, потомъ попробуйте выдти за мужъ, и тогда чудо! станете жить и свободно и весело! А я еще прилежнѣе начну служить вамъ и исполнять всѣ ваши желанія совершенно.
   Олимпіада. Ахъ, Машенька! какая ты умница! какъ ты мило разсказываешь! (разсуждая) Выдти за-мужъ?.. да; я слыхала отъ многихъ, что это удивительно какъ весело! но мнѣ все кажется... что замужество премудреная вещь.
   Марья. Что вы! что вы! да одно ваше ласковое слово, одинъ ласковый взглядъ сведетъ съ ума любаго мужчину; и коли нынче старухи прельщаютъ, да выходить за-мужъ, такъ ужъ вамъ стыдно сидѣть склавши руки.
   Олимпіада. Да, Маша, ты права. Мнѣ давно хочется жить на своей волѣ. Точно, если я успѣю хорошо исполнить твой совѣтъ, то начну вести жизнь самую веселую.
  
   Ахъ, Машенька, какое наслажденье!
   Быть на балу, со всѣми танцевать,
   Вдругъ одного избавить отъ мученья,
   Потомъ двоихъ заставить пострадать;
   Потомъ, шутя, но съ примѣсью кокетства,
   Пропѣть Романсъ, иль пѣснью соловья,
   И какъ умно, что всѣ такія средства
   Отъ маменьки моей узнала я!
   Умѣю я съ мужчиной обращаться.
   Веселостью умѣю всѣхъ плѣнить,
   Умѣю я печальною казаться,
   Умѣю я любить -- и не любить.
   Узнаю всѣхъ но взгляду и по чувству,
   Заставить всѣхъ могу хвалить себя:
   И какъ умно, что этому искусству
   У маменьки моей училась я!
  
   Марья. Ну, барышня, съ такимъ плѣнительнымъ искуствомъ вы какъ разъ приведете дѣло къ концу. И, выйдя замужъ, станете жить съ молодымъ супругомъ не такъ какъ теперь: пріятно, свободно и весело!
   Олимпіада. Ахъ, Боже мой! жить весело, свободно, давать балы, ѣздить въ театры, и къ довершенію всего имѣть мужа! мужа! о, это лучше всего на свѣтѣ!
   Марья. А особливо такого, какъ напримѣръ: полковникъ Любимъ Петровичъ Адашевъ.
   Олимпіада. Адашевъ? холодно) Да; хоть онъ и недуренъ собою, это правда... но черезъ чуръ строгъ, заносчивъ, малѣйшую мою прихоть считаетъ за преступленіе. А когда я при немъ разговорюсь съ мужчиной -- бѣда! Нѣтъ, нѣтъ, онъ мнѣ совершенно не пара.
   Марья. Жаль. А вѣдь Г. Адашевъ богатъ и другъ вашего батюшки.
   Олимпілду. Только не мой. Конечно; онъ меня очень любитъ, и я къ нему не совсѣмъ хладнокровна, но выдти за него -- значитъ попасть въ неволю, а у меня совсѣмъ другое на умѣ.
   Марья. Такъ стало быть отставной полковникъ и отъ васъ получитъ отставку? да помилуйте! кого же вамъ надобно? неужли докторъ Степанъ Степанычъ Морбусовъ обратилъ на себя ваше вниманіе? нѣтъ, быть не можетъ; за такого хвата даже бы и я не пошла.
   Олимпіада. Какъ! что это значитъ? какъ ты можешь говорить такимъ тономъ про этого молодаго человѣка? а? развѣ Степанъ Степанычъ хуже другихъ? Впередъ я прошу тебя быть поскромнѣе на языкъ. Степанъ Степанычъ вѣжливъ, уменъ, тихъ и никого не обижаетъ.
   Марья (въ сторону). Что это?.. (ей) Барышня! да еслибъ я не была скромна на языкъ, то и не такъ бы росписала этою молодца.
   Олимпіада (съ сердцемъ). Росписала бы? а къ чему это? за чѣмъ? Развѣ ты имѣешь право описывать кто хорошъ, кто дуренъ? Прошу сейчасъ сказать, что онъ тебѣ сдѣлалъ?
   Марья. Да если вы за правду еще больше разсердитесь?
   Олимпіада (въ большомъ волненіи). Помилуй! да развѣ я сержусь? съ чего ты это взяла? а?.. Боже мой! какая досадная, какая дерзкая дѣвушка! Послушай, Маша: это ни на что не похоже! Какъ ты смѣешь нападать на хорошихъ людей безъ причины? Это очень дурно! это не хорошо! Право, я не знаю что съ тобой сдѣлалось?
   Марья (отступая). Со мною? ничего.... да-съ; я -- я ошиблась, я дура; со мною точно что-то сдѣлалось. Я иду къ барынѣ, извините (беретъ съ собой картоны). Ну убила же она бобра! (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ V.

   Олимпіада (одна). Какая несносная дѣвушка! право эта Маша такъ зла!.. что я не могла не разсердиться.
  
   Имѣя полную причину,
   Я разбранюсь и разсержусь,
   И за прекраснаго мужчину
   Я съ удовольствіемъ вступлюсь.
  
   Впрочемъ, какая же причина, что я вступилась за нашего милаго доктора? Все равно, хоть и нѣтъ ни какой, но я обязана вступиться.
  
   Его характеръ тихой, гибкой,
   Невольно всѣхъ къ себѣ влечетъ,
   Онъ даже съ сладкою улыбкой
   Мнѣ капли горькія даетъ.
  
   Стало быть за Степана Степаныча нельзя было не вступиться. Онъ такъ милъ, такъ вѣжливъ, такъ скроменъ... и что я къ нему душевно привязана, объ этомъ вѣрно еще ни одна душа не знаетъ: жаль только что онъ не смѣетъ мнѣ открыться въ своей любви. О, да я знаю какъ его принудить къ этому. Для молодой дѣвицы ничего нѣтъ легче узнавать такія вещи. Да, я узнаю, непремѣнно узнаю...
  

ЯВЛЕНІЕ VI.

ОЛИМПІАДА и ГОВОРКОВА (входитъ при послѣднихъ словахъ).

   Говоркова. И прекрасно, милая Олимпіада Алексѣевна!
   Олимпiада. Ахъ! Зиновья Андреевна! вы подслушали меня?
   Говоркова. Нѣтъ, душа моя, хоть Богъ убей и не думала. Ты вѣдь знаешь, что у меня слово прекрасно кстати и не къ стати вертится на языкѣ. Здорова ли ты, весела ли ты, моя милочка! Не думай, что я тебя подслушала; нѣтъ, нѣтъ! что бы я не увидала, ни услыхала; а ужъ по привычкѣ все таки скажу: и прекрасно! Только разница въ томъ, что это словцо я говорю на разные манеры; напримѣръ: вижу, что жена съ мужемъ живетъ дурно -- и спрашиваетъ меня: "Каково это, матушка Зиновья Андреевна?" А-я (съ досадой) и прекрасно! "Но вѣдь мужъ виноватъ, а не я." Какъ, ты не виновата? и прекрасно! Или кто придетъ и скажетъ: "Милостивая Государыня Зиновья Андреевна, сегодня у насъ званый обѣдъ, такъ покорнѣйше просимъ пожаловать къ намъ въ гости." А я, и прекрасно! буду! Ну -- что-жъ ты задумалась моя душенька? а? ужъ не сдѣлалось ли съ тобой чего нибудь? не больна ли чѣмъ, моя красавица? О! мой Степанъ Степанычъ въ этихъ случаяхъ докторъ удивительный! всякую болѣзнь, мой голубчикъ, стараніемъ да рецептами какъ рукой сниметъ. Да, да, душа моя, въ нынѣшнія времена и порядочный докторъ находка,-- а онъ чудо что такое! всѣ женскіе недуги ужъ истинно лечитъ на славу! и меня грѣшную на прошлой недѣлѣ въ пятницу такъ-то одолжилъ, что я вѣчно не забуду его милостей. А? тебѣ хочется узнать, какъ это случилось? Изволь, моя милая Олимпіада Алексѣевна, откроюсь, во всемъ откроюсь. Была я въ гостяхъ у Ея Превосходительства Анны Ивановны Молчанкиной; посидѣла, кое что поговорила,-- вдругъ бьетъ два часа ночи! Я и догадалась, что Ея Превосходительству пора успокоиться. Наконецъ, пріѣзжаю домой,-- и что же? вдругъ чувствую во рту боль нестерпимую. Сейчасъ хватаю зеркало, смотрю, и вижу: прости Господи мое согрѣшеніе! на самомъ кончикѣ языка вскочилъ преогромный пузырь! Что дѣлать? Испугалась -- и розиня ротъ побѣжала къ моему Степану Степанычу. Онъ, мой голубчикъ, посмотрѣлъ, улыбнулся и сказалъ: что это всегдашняя болѣзнь у женщинъ нашего свойства; и велѣлъ только два дня просидѣть дома, не говоря ни слова.-- Нѣчего дѣлать, скрѣпилась, помолчала; зато, благодаря Бога, да моего Степана Степаныча, проклятый пузырь какъ рукой сняло! однакожъ, чтобы опять чего нибудь не случилось, пойду повидаться съ моей любезной Екатериной Петровной. А ты, Олимпіада Алексѣевна, будь покойна. Если ты хоть немножко больна, то мой Степанъ Степанычъ тотчасъ будетъ сюда, и разомъ поправитъ твое здоровье; да, да, душа моя, всѣ его рецепты и дѣйствуютъ и спасаютъ. Иной бы докторъ прибавилъ тебѣ болѣзни, а Степанъ Степанычъ никогда но ошибется въ выборѣ медикаментовъ! (уходя продолжаетъ говоришь) О! Степанъ Степанычъ! золотой человѣкъ, онъ коли захочетъ такъ и мертваго вылечитъ. Степанъ Степанычъ спаситель рода человѣческаго! (возвращаясь). И если ты хочешь узнать всю правду, то я скажу тебѣ, что всѣ молодыя дѣвицы обожаютъ моего Степана Степаныча! Клянусь тебѣ моею честію. (идетъ и опять возвращается) Ахъ! вѣдь совсѣмъ изъ ума вонъ! Послушай, моя душенька, если ты чувствуешь цѣну этому молодому человѣку, то будь рѣшительна, не зѣвай; я вѣдь не даромъ сегодня пришла сюда.-- Понимаешь? а? ну, ну, вижу по глазамъ, что понимаешь! слава Богу! Степанъ Степанычъ мой и любимъ и счастливъ! Послѣ этого нельзя не сказать: и прекрасно! и прекрасно! и прекрасно! (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ VII.

   Олимпіада (одна). Мнѣ кажется, что у нее скоро опять заболитъ языкъ. Однакожъ она мнѣ сказала, что нашъ милый докторъ будетъ сюда; я очень рада! онъ откроется мнѣ въ любви, я также,-- и мы оба будемъ счастливы! Ахъ! да что жъ онъ такъ долго мѣшкаетъ!.. О, теперь я все придумала. Хоть замужество и называютъ неволей, но, живя съ такимъ мужемъ, каковъ Степанъ Степанычъ, я не боюсь неволи.
  
   Любимъ Петровичъ, признаюся.
   Хоть прежде мною былъ любимъ;
   Но лучше я соединюся
   Съ любимымъ докторомъ моимъ;
   Ему достанется на долю
   Людьми и домомъ управлять;
   Но я за тѣмъ иду въ неволю,
   Чтобы надъ мужемъ волю взять.
  

ЯВЛЕНІЕ VIII

ОЛИМПІАДА, АДАШЕВЪ и МОРБУСОВЪ.

   Олимпіада (про себя). Ахъ! и Адашевъ съ нимъ! какая досада!
   Адашевъ. Мое почтеніе, Олимпіада Алексѣевна! (цѣлуя руку) Съ добрымъ утромъ! но что это значитъ? вы опять не веселы. Отъ чего? позвольте узнать?...
   Олимпіада (въ замѣшательствѣ). Я?.. ни отъ чего... я весела... Ахъ! вы здѣсь, Степанъ Степанычъ! Я очень рада, что я вижу васъ.
   Мордусовъ (цѣлуя руку). Покорно васъ благодарю-съ!
   Адашевъ. Послушайте: вы опять мнѣ неохотно отвѣчаете. Неужели мой пріѣздъ встревожилъ васъ? Божусь вамъ, что ваше холодное обращеніе безпокоитъ меня ужасно! Я не могу понять, что это все значитъ?
   Олимпіада. Помилуйте, Любимъ Петровичъ! вы напрасно меня обвиняете... Я -- я нисколько не встревожена вашимъ пріѣздомъ.-- Здоровы ли вы, Степанъ Степанычъ?
   Морбусовъ (опять цѣлуя руку). Но не и ножку-съ.
   Адашевъ. Нѣтъ, нѣтъ, я никакъ не могу повѣрить вашимъ словамъ; вы съ нѣкоторыхъ поръ такъ перемѣнились ко мнѣ, что я не знаю что и подумать. Какъ только я скажу вамъ хоть одно слово, вы тотчасъ измѣняетесь въ лицѣ, разсердитесь, или отходите, не обращая вниманія на всѣ мои вопросы. Ей Богу, это ни на что не похоже! Этого прежде съ вами никогда не было. Отъ чего же произошла такая перемѣна? ужъ не хотите ли вы, чтобъ я пересталъ посѣщать вашъ домъ?
   Олимпіада (холодно). Ахъ, Любимъ Петровичъ, вы ошибаетесь, если такъ обо мнѣ думаете... Я -- я очень рада видѣть васъ въ нашемъ домѣ... не правда ли, Степанъ Степанычъ? Ботъ вамъ свидѣтель, что я никогда... не почитала васъ... за человѣка лишняго въ нашемъ домѣ.
   Адашевъ. О, если я ошибся, слава Богу! такъ! вы вѣрно знаете, что холодность ваша можетъ убить меня совершенно.
   Олимпіада. Знаю, знаю, довольно. Вы своимъ подозрѣніемъ сдѣлали то, что я почувствовала въ себѣ... какую-то слабость... Степанъ Степанычъ! я не очень здорова,-- посмотрите мой пульсъ... (даетъ ему правую руку, Морбусовъ непримѣтно цѣлуетъ ее и прижимаетъ къ сердцу).
   Адашевъ (взявъ у ней лѣвую, также цѣлуетъ). Ахъ! простите, простите меня! Когда бъ вы знали, какъ дорого для меня одно ваше ласковое слово. Если же иногда я обращаюсь съ вами нѣсколько грубо, то это не моя вина; Я никакъ не могу удержаться отъ гнѣва, когда вижу подлѣ васъ какого нибудь повѣсу, дурака, который поминутно около васъ увивается, льститъ, или пожимаетъ вашу руку...
   Олимпіада. А! если такъ, то и вы повѣса! (Морбусову) А вы также можете сердиться, потому что онъ жметъ мою руку.
   Адашевъ. Боже мой! какъ вамъ не стыдно обращать въ нитку мои слова. Развѣ вы не знаете какъ чиста, какъ безкорыстна любовь моя? и можете ли вы упрекнуть меня въ непостоянствѣ? Но скажите мнѣ, какъ вы себя чувствуете? Г. Докторъ, въ какомъ положеніи пульсъ?
   Морбусовъ. Пульсъ?-- ничего-съ...
   Адашевъ. Однакожъ, скажите...
   Морбусовъ (взявъ опятъ ея руку). Ботъ видите-съ, когда внезапность жизненныхъ органовъ отъ чего нибудь обратится... въ сверхъ-естественную раздражительность... тогда... тогда существенное растройство... нервнаго организма переходитъ..въ истерическую организацію... отъ чего, по медицинскимъ доводамъ... то есть, систематически и производитъ медлительное кровообращеніе... нервной системы.
   Адашевъ. Извините, я право ничего не понялъ; но это все равно, (ей) И очень радъ что вы здоровы.
   Олимпіада. Вѣрю; но рады ли вы тому, что папенька пріѣхалъ изъ деревни?
   Адашевъ. Возможно ли! и вы не шутите?
   Олимпіада. Нѣтъ.
   Адашевъ. Боже мой! съ какимъ нетерпѣніемъ я ожидалъ его пріѣзда. Здоровъ ли онъ?
   Олимпіада. Право хорошенько не знаю. Впрочемъ онъ уже вѣрно проснулся, подите къ нему, вы конечно обрадуете его своимъ прходомъ.
   Адашевъ. Безъ сомнѣнія. Но пойдемте вмѣстѣ къ нему...
   Олимпіада. Помилуйте! какъ можно! Я... я должна... маменькѣ нужно видѣть Степана Степаныча я иду сказать ей что онъ пріѣхалъ.
   Адашевъ. О, въ этомъ случаѣ можно обойтись и безъ васъ; г. докторъ имѣетъ право войти и безъ доклада.
   Олимпіада. Что вы! это невозможно. Маменька теперь не одна.
   Адашевъ. Ну, такъ тѣмъ лучше. Пойдемте, прошу васъ, пойдемте! Г. докторъ можетъ и подождать. Я непремѣнно хочу идти съ вами.
   Олимпіада. Степанъ Степанычъ! вамъ ничего? вы можете ждать, если я тамъ долго пробуду?
   Морбусовъ. Я-съ?.. позвольте-съ... (посмотрѣвъ на часы), о, я сейчасъ уѣду.
   Олимпіада (Адашеву). Слышите? а маменькѣ непремѣннно нужно ихъ видѣть.
   Адашевъ. Боже мой! какая досада! Скажите, неужли и въ этой просьбѣ вы мнѣ откажете?
   Олимпіада. Ахъ, Любимъ Петровичъ, какъ вы странны! (украдкой взглянувъ на Морбусова). Что онъ обо мнѣ подумаетъ?
   Адашевъ. Неужли вамъ не жаль меня?
  
   Божусь, что ваши всѣ отказы
   Ужасны сердцу моему!
  
             Олимпіада.
  
   Любимъ Петровичъ, эти фразы
   Теперь не служатъ ни къ чему.
  
   Адашевъ (въ сторону). А! теперь я догадываюсь... О Боже! сохрани, если это правда! (ей) И такъ я иду одинъ, а г. докторъ съ вами? прекрасно!
  
   По всѣмъ догадкамъ и вопросамъ
   Я узнаю кто мой злодѣй!
   Клянусь что докторъ будетъ съ носомъ,
   Или безъ носа и иней!!
   До свиданія, Олимпіада Алексѣевна! (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ IX.

ОЛИМПІАДА И МОРБУСОВЪ.

   Олимпіада. Ахъ, докторъ, какъ я рада, что онъ ушелъ!
   Морбусовъ (цѣлуя руку). Ахъ! и я очень радъ.
   Олимпіада. Вы не повѣрите, какъ этотъ Адашевъ безпокоитъ меня.
   Морбусовъ (опять цѣлуя руку). А меня такъ онъ ужасаетъ!
   Олимпіада. Я надѣюсь, что вы не подумаете худаго... Я противъ воли должна съ нимъ такъ обходиться; мой папенька его очень любитъ. Но я...
   Морбусовъ. А вы? признайтесь, вы вѣрно его не любите?
   Олимпіада (лукаво). Ну, не знаю... вѣдь если я не буду никого любить, то вѣрно ни одинъ мужчина не будетъ... любить и меня...
   Морбусовъ. О, вы ошибаетесь! послушайте: если только вы не любите его, то я найду человѣка, который ) знавши это, станетъ обожать васъ!
   Олимпіада. Нѣтъ, Степанъ Степанычъ; когда этотъ человѣкъ -- боится признаться мнѣ,-- то, однимъ словамъ, безъ доказательствъ, я не вѣрю.
   Морбусовъ (прерывающимся голосомъ). Боже мой!.. Боже мой!.. такъ вы не разсердитесь -- если я скажу вамъ объ этомъ человѣкѣ?...
   Олимпіада (застѣнчиво). Степанъ Степанычъ!.. когда онъ истинно меня любитъ, то это не разсердитъ, а обрадуетъ.
   Морбусовъ. Ахъ! это слово заставляетъ меня на все рѣшиться... (оглядываясь) никого нѣтъ!.. откроюсь -- и дѣло въ шляпѣ.
  
   Олимпіада Алексѣвна!
   Узнайте жъ тайну вы вполнѣ:
   У доктора живетъ вседневно

(указывая на сердце).

   Больной на лѣвой сторонѣ!
   Безъ васъ онъ точно какъ въ пустынѣ;
   Больной отъ васъ спасенья ждетъ...
  
             Олимпіада.
  
   Я не училась медицинѣ,
   (про себя). Но мой рецептъ его спасетъ.

(При послѣднемъ стихѣ Иванъ и Марья выглядываютъ съ разныхъ сторонъ и примѣчаютъ за ними).

             Морбусовъ.
  
   Скажите мнѣ одно лишь слово,
   И вдругъ больной воскреснетъ вновь!
  
   Олимпіада отдавая (ему лѣвую руку, правую кладетъ на сердце).
  
   Такъ пусть же воскреситъ больнова
   Моя рука, моя любовь.

(Морбусовъ съ жаромъ цѣлуетъ ея руку).

  

ЯВЛЕНІЕ X.

ТѢ ЖЕ, ИВАНЪ и МАРЬЯ (вбѣгаютъ).

Вмѣстѣ.

  
             Марья.
  
   Барышня! васъ маменька зоветъ.
             Иванъ.
  
   Барышня! васъ папенька зоветъ.
  
   Морбусовъ (испугавшись). Ахъ! я пропалъ!
   Олимпіада. Вы съ ума сошли! что вы кричите?
   Марья. Ничего-съ, я зову васъ къ барынѣ.
   Иванъ. А я къ барину-съ.
   Олимпіада (тихо Морбусову). У папеньки сидитъ теперь Адашевъ, такъ я никакъ не хочу идти туда.
   Морбусовъ (съ боязнію). Очень хорошо-съ... но я... теперь самъ не свой! я умираю отъ страха! Эти люди видѣли какъ я цѣловалъ вашу руку, слышали мое признаніе,-- и вѣрно все разболтаютъ прежде времени... (жалобно) Пожалуйста! велите имъ молчать.
   Олимпіада. Не бойтесь ничего... пойдемте!.. Послушай Маша! чтобъ этого никто не зналъ, слышишь ли?
   Марья (будто не понимая). Да что такое, сударыня? я никого и не видала.
   Олимпіада. Ну, смотри же! Иванъ! и ты также никому ни слова о томъ, что видѣлъ и слышалъ.
   Иванъ. Я-съ? да я даже и не догадался. Маша! развѣ здѣсь что было?
   Олимпіада. Хорошо, хорошо, молчите! Степанъ Степанычъ! сдѣлайте милость проводите меня къ маменькѣ.
   Морбусовъ. Если вамъ угодно-съ.. (проходя мимо Ивана, даетъ ему серебряную монету). Возьми, и, сдѣлай милость, молчи.

(Уходитъ съ Олимпіадой).

  

ЯВЛЕНІЕ XI.

ИВАНЪ и МАРЬЯ.

   Иванъ (по нѣкоторомъ молчаніи). Маша!
   Марья. Что? Ваня.
   Иванъ. Кто это?
   Марья. Докторъ.
   Иванъ. Да что онъ сдѣлалъ съ барышней?
   Марья. Развѣ не видалъ? Щупалъ пульсъ.
   Иванъ. Онъ, кажется, лечитъ ее все одними поцѣлуями.
   Марья. Чтожъ? нынѣшніе модные доктора и многимъ даютъ этого лекарства.
   Иванъ. Посмотримъ-ка теперь, что онъ мнѣ изволилъ дать... Какъ! возможно ли! и этотъ медицинскій гусь выкинулъ такую штуку!
   Марья. А что? вѣрно на первый разъ голландскій червончикъ?..
   Иванъ. Нѣтъ; просто русскій четвертачекъ.
   Марья. Четвертакъ? Ахъ онъ проклятый!
   Иванъ. Богъ, послѣ этого надѣйся на докторскую милость! Боже мой! какая убійственная жадность! мало ли имъ достается вылечивать денегъ изъ кармановъ?
  
             Марья.
  
   Повѣрь, со всѣмъ его фиглярствомъ,
   И совѣсть въ немъ сномъ мертвымъ спитъ;
   За то онъ вѣрно и лекарствомъ
   И со смѣха людей моритъ!
  
   Иванъ. Да, чортъ возьми! отъ этихъ докторовъ многимъ достается.
  
   Кто лишь послушалъ ихъ совѣта,
   Тому спасенья вѣрно нѣтъ:
   И съ этого частенько свѣта
   Отъ нихъ на тотъ уходятъ свѣтъ!
  

ЯВЛЕНІЕ XII.

ТѢ ЖЕ и АДАШЕВЪ.

   Адашевъ. Любезная Машенька! не слыхала ли ты, что говорилъ докторъ съ твоей барышней?
   Марья. Ахъ, сударь, вы пропали: онъ заранѣе роетъ вамъ яму.
   Адашевъ. Ради Бога, скажи мнѣ, что ты замѣтила?
   Иванъ. Мы, сударь, видѣли такую оказію, которая привела бы васъ въ отчаяніе.
   Адашевъ. Да говорите скорѣй!.. старикъ сейчасъ придетъ сюда. Ну что вы видѣли?
   Марья (тихо). Онъ изъяснялся въ любви.
   Иванъ. Цѣловалъ у нее руку.
   Адашевъ. Возможно ли! и она позволила?
   Иванъ. О, да еще какъ позволила-то: со всѣми прибаутками. И еслибъ не мы, то они зацѣловались бы до смерти!
   Адашевъ. Но какъ она могла рѣшиться?..
   Марья. Да коли молодой дѣвушкѣ это любо, такъ отъ чего же не позволить?
   Адашевъ (съ сердцемъ). О проклятое кокетство! такъ вотъ что причиною ея внезапной холодности!-- Нѣтъ, г. учтивый докторъ; я тебя такъ отдѣлаю, что ни какой знаменитый консиліумъ не возьмется вылечить.
   Марья. Ахъ, Любимъ Петровичъ, не затѣвайте шума. Вы вѣрно можете и безъ него поправить эту бѣду.
   Адашевъ. Хорошо, хорошо. Я знаю теперь, что мнѣ надо дѣлать; вы же должны примѣчать за ними и доносить мнѣ все, что узнаете.
   Иванъ. Извольте, Любимъ Петровичъ! съ радостью. Мы непремѣнно оставимъ его съ носомъ (въ сторону). Этотъ четвертакъ ужасно тяготитъ мое сердце.
   Адашевъ (вынимая изъ кошелька деньги). А вотъ вамъ и награда за ваше усердіе...
   Иванъ. Что это-съ? деньги-съ?.. Ахъ, сударь! вмѣсто ихъ дайте мнѣ какое нибудь колечко.
   Адашевъ. Какъ! кольцо! да на что тебѣ?
   Иванъ. У насъ тоже есть свои затѣи: Маша моя невѣста.
   Марья. А онъ мой женихъ; такъ мы заранѣе хотимъ обручиться.
   Иванъ. А кольца-то у меня нѣтъ,-- такъ, вотъ видите, у насъ и вышла остановочка...
   Адашевъ. Вотъ что! извольте, друзья мои, съ удовольствіемъ (снявъ кольцо, отдаетъ Ивану).
   Иванъ (разсматривая кольцо). Вотъ золотой-то баринъ! Маша, радуйся!
   Адашевъ. Помните же: доносить мнѣ обо всемъ. По, тише! Вотъ и Алексѣй Львовичъ! (Маша и Иванъ отходятъ къ дверямъ).
  

ЯВЛЕНІЕ XIII.

ТѢ ЖЕ и ОЛОНЕЦКІЙ (держа въ рукахъ листъ бумаги и письма).

   Олонецкій. А! да ты здѣсь, любезный Любимъ Петровичъ?
   Адашевъ. Вы были заняты, такъ я, чтобъ не помѣшать, ожидалъ васъ здѣсь.
   Олонецкій. Спасибо, другъ, спасибо!.. Эй! Ванюша!
   Иванъ. Что угодно, Алексѣй Львовичъ?
   Олонецкій. Скажи Фомкѣ, чтобы онъ сію минуту развезъ эти письма точно такъ, какъ означено на этой бумагѣ.
   Иванъ. Очень хорошо-съ.
   Олонецкій. Ступай же. (Иванъ уходитъ). А что, Маша? скоро ли барыни пожалуютъ сюда? а?
   Марья. Не могу сказать, Алексѣй Львовичъ; тамъ гости.
   Олонецкій. Гости? Эге! ужъ съ утра забрались. Видно хорошъ народецъ.-- Вотъ братъ, Любимъ Петровичъ: только-что согласился сдѣлать маленькую вечеринку, такъ гости, ни свѣтъ ни заря, забрались къ женѣ даже въ спальню. (Марьѣ) Поди, и зови всѣхъ сюда!
   Марья. Сейчасъ, сударь (уходитъ).
  

ЯВЛЕНІЕ XIV.

АДАШЕВЪ и ОЛОНЕЦКІЙ.

   Адашевъ. Послушайте, Алексѣй Львовичъ: вчера вы изволили только пріѣхать, не успѣли отдохнуть, и даете балъ! Къ чему это?
   Олонецкій. Эхъ, братецъ! неужли я но своей охотѣ рѣшился на эту глупость? Да знаешь ли ты: вѣдь только-только что я успѣлъ вылезть изъ моей дорожной кареты, едва-едва перевелъ духъ, какъ вдругъ жена и дочь такъ меня атаковали, такъ привязались, что радъ былъ дать и десять баловъ, лишь бы только отвязаться. Конечно, сначала я было позаупрямился, началъ преумно доказывать, что нынче не одинъ балъ, ни одна вечеринка ни проходятъ безъ приключеній; но что же? смотрю: любезная моя половина надулась, а любимая дочка расплакалась. Ну, вѣдь ты, братецъ, знаешь, что у меня сердце-то отцовское. Покачалъ головою, погрозилъ пальцемъ -- и сжалился. Впрочемъ, чтобъ не нажить хлопотъ, я сказалъ, что это рѣшительно въ послѣдній разъ.
  
   Балы ужасно какъ балуютъ
   Почти весь женскій полъ у насъ;
   Мужчины нынче такъ танцуютъ,
   Что голову вскружатъ какъ разъ!
   Тутъ всякій многимъ чѣмъ рискуетъ,
   Тутъ жди бѣду -- и не одну:
   Иная дочку протанцуетъ,,
   Иной пропляшетъ и жену!
  
   Правда ли это, мой любезный?
   Адашевъ. Неоспоримая. Я душевно радъ, что вы всегда бережете честь вашего дома. Кто смотритъ на свѣтъ глазами безпристрастными, тотъ вѣроятно согласится, что нынче, чѣмъ вольнѣе обращеніе, чѣмъ очаровательнѣе веселость, тѣмъ болѣе подвергаются искушенію. И я желалъ бы отъ всего сердца, чтобъ Олимпіада Алексѣевна до замужества своего не посѣщала ни какія общества.
   Олонецкій. Да, да, я такъ и сдѣлаю (про себя). Гм! я догадываюсь... (вслухъ) точно, мой другъ; чтобъ не нажить худой славы, чтобъ всѣмъ льстецамъ и подлипаламъ моей дочки наклеить носы, то я сегодня же намѣренъ поздравить мою Катерину Петровну.
   Адашевъ. Съ чѣмъ?
   Олонецкій. А съ тѣмъ, что моя Олимпіада нашла себѣ жениха!
   Адашевъ (испугавшись). Какъ! что вы говорите? она нашла жениха.
   Олонецкій. Да, да, сударь. Теперь все кончено: кромѣ тебя да жениха, всѣмъ, учтивымъ образомъ, я укажу двери.
   Адашевъ (въ сторону). Боже мой! (ему). Но можно ли узнать, кто тотъ, который удостоился...
   Олонецкій. Да развѣ я тебѣ не сказалъ еще? о, человѣкъ прекрасный, разсудительный!
   Адашевъ (въ нетерпѣніи). Но кто же? Скажите ради Бога!..
   Олонецкій. Этотъ женихъ,-- если не ошибаюсь,-- сынъ лучшаго моего друга -- Любимъ Петровичъ Адашевъ! ха! ха! ха!
   Адашевъ. Какъ неужели это правда? ахъ!-- какое неожиданное счастіе! Такъ, Алексѣй Львовичъ, я люблю ее, и желая открыться въ моихъ чувствахъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ вашего пріѣзда.
   Олонецкій. Очень радъ! ты любишь дочь, я люблю тебя, такъ и дѣло кончено. Однакожъ, прошу замѣтить, если я рѣшился уже начать такую затѣю, то люблю и повернуть круто.
   Адашевъ. Душевно радъ, почтенный Алексѣй Львовичъ.
   Олонецкій. А! да вотъ кажется и наши!.. посмотримъ, что за народецъ принимаетъ къ себѣ моя дражайшая половина.
  

ЯВЛЕНІЕ XV.

ТѢ ЖЕ, ЕКАТЕРИНА ПЕТРОВНА, МОРДУСОВЪ, ОЛИМПІАДА, потомъ ГОВОРКОВА.

   Кат. Петровна. Ахъ ты ужъ всталъ мой милый другъ? здоровъ ли?
   Олонецкій. Слава Богу!
   Кат. Петровна. А вы, Любимъ Петровичъ?
   Адашевъ. Какъ видите.
   Олонецкій. Катенька! кого я имѣю честь видѣть?... (указываешь на Морбусова),
   Олимпіада. Папенька, это Степанъ Степанычъ.
   К ат. Петровна. Мой другъ, это нашъ любезный докторъ.
   Олонецкій. А! мое почтеніе сударь. (Морбусовъ кланяется ).
   Говоркова (выходя скоро изъ кабинета). И прекрасно! ты ли это, нашъ почтеннѣйшій Алексѣй Львовичъ! какъ мы рады, что ты возвратился къ намъ въ вожделенномъ здравіи! съ какимъ нетерпѣніемъ мы ожидали твоего пріѣзда! Вожусь тебѣ; что эти два мѣсяца показались намъ безъ тебя цѣлымъ вѣкомъ. Право мы начали думать что ужъ ты разсердился на нашъ Петербургъ. Ждали, ждали, ждали! наконецъ слава Всевышнему, дождались нашего любезнаго друга, нашего добраго пріятеля, нашего почтеннаго Алексѣя Львовича! и прекрасно!
   Олонецкій. Помилуйте, да я васъ не знаю.
   Говоркова. Какъ! не знаешь? меня? меня? Зиновью Андреевну Говоркову? что ты! проказникъ, побойся Бога! Ха! ха! ха!
   Олонецкій. Я боюсь; а васъ все таки не знаю.
   Говоркова. Прошу покорно! и вѣдь какъ серьезно изволитъ подшучивать! ха, ха, ха!
   Кат. Петровна. Алексѣй Львовичъ! Зиновья Андреевна моя добрая пріятельница. Ты вѣрно знаешь ее; она имѣетъ связи съ цѣлымъ Петербургомъ.
   Олонецкій. Этому я вѣрю, но...
   Говоркова. (перебивая его). О, у меня знакомые, друзья, родныя сестры, братья, кумовья, свекрови, падчерицы, пасынки, племянницы и племянники по всѣмъ Россійскимъ городамъ существуютъ! и всѣ они, мой батюшка, люди съ именами, люди дѣловые; однимъ словомъ, люди съ превосходной репутаціей! Хвалить напрасно я не люблю, но и хорошія качества скрывать не умѣю. Стало быть считаю долгомъ представить вамъ на первый случай роднаго моего племянника Степана Степаныча г-на Морбусова, отличнаго медика, которому отдала справедливость и петербургская публика и вся латинская медицина. Да, да, любезный Алексѣй Львовичъ! если вамъ угодно будетъ испытать его искуство, то стоитъ только захворать; черезъ сутки будете какъ ни въ чемъ не бывало! Увѣряю васъ мой батюшко, что всякую болѣзнь превращаетъ въ прахъ! Совѣтую, совѣтую его попридержаться. Человѣкъ золотой; а беретъ предешево! за то ужъ очень дорого цѣнитъ такихъ хорошихъ людей, какъ вы. (во время рѣчи ея, Морбусовъ часто кланяется).
   Олонецкій (тихо Адашеву). Любимъ! намъ и двоимъ не наговорить столько. Нѣтъ! нѣтъ! вонъ этихъ не прошенныхъ знакомцевъ.
   Адашевъ, (тихо ему). Это будетъ всего лучше.
   Говоркову (тихо Kam. Петровнѣ). Что это Адашевъ ему нашептываетъ?
   Кат. Петровна (тихо ей). Не знаю. Но я дала вамъ обѣщаніе, и непремѣнно сдержу его. (Мужу). Послушай мой ангелъ, пойдемъ съ нами погулять по саду: я имѣю нужду поговорить съ тобою.
   Олонецкій. И я тоже.
   Говоркова. И прекрасно!
   Олимпіаду (тихо Морбусову). Степанъ Степанычъ! вѣрно будутъ говорить объ васъ.
   Говоркова. Впрочемъ если угодно, то вы можете и здѣсь остаться! а мы чтобъ не мѣшать вашимъ разговорамъ, уйдемъ въ садъ и оставимъ васъ въ покоѣ,
   Олонецкій. Очень радъ, извольте идти.
   Говоркова. И прекрасно! Ну моя милая Олимпіада Алексѣевна, дай ручку Степану Степанычу...
   Олимпіада. О, съ большимъ удовольствіемъ!... (хочетъ идти съ Морбусовымъ).
   Олонецкій (Адашеву). Это что такое?... Олимпіада подойди ко мнѣ.
   Олимпіада. Что вамъ угодно, папа?
   Олонецкій (шепчетъ ей на ухо). Понимаешь меня?
   Говоркова (Морбусову). Ну, ну, веди же ее скорѣе...
   Адашевъ. Позвольте мнѣ имѣть честь быть вашимъ кавалеромъ?
   Олимпіада. Если вамъ угодно... (даетъ ему руку).
   Адашевъ. Очень, очень угодно! (уходятъ
   Moрбусовъ (тихо Говорковой). Догадались ли вы, что это значитъ?
   Говоркова (тихо ему). Не бойся ничего; я сдѣлаю по своему.
   Moрбусовъ. (вслухъ). Любезная тетушка, позвольте мнѣ имѣть честь быть вашимъ кавалеромъ.
   Говоркова (выразительно). Прекрасно, молодой человѣкъ! Ты учтивѣе всѣхъ на свѣтѣ. Пойдемъ мой достойный племянничекъ! (цѣлуетъ его и оба уходятъ подъ ручку).
   Олонецкій. И прекрасно! Нотъ это пара! впередъ она уже не сунется распоряжаться въ чужомъ домѣ.
  

ЯВЛЕНІЕ XVI.

ОЛОНЕЦКІЙ и КАТ. ПЕТРОВНА.

   Кат. Петровна. Помилуй Алексѣй Львовичъ, что это значитъ? Что за обхожденіе! право я за тебя краснѣю. Олонецкій. Прекрасно! ты за меня? а я за тебя.
   Кат. Петровна. Вотъ хорошо! развѣ ты не замѣтилъ, что Зиновья Андреевна и молодой докторъ самые любезные люди?
   Олонецкій. Любезные? О! дай-ка имъ волю, такъ эти любезные, не только дочь, но тебя и меня старика собьютъ съ толку.
  
   Нѣтъ, не хочу любезная супруга;
   Съ любезностью пусть вонь они идутъ;
   Хоть ты нашла любезнаго въ ней друга,
   Но послѣ тьма любезныхъ съ ней придутъ;
   Съ любезными она повсюду рыщетъ.
   Черезъ нее и докторъ къ дочкѣ льнетъ;
   Потомъ тебѣ любезнаго отыщетъ
   А тамъ и мнѣ любезную найдетъ.
  
   Кат. Петровна. Это что такое? ужъ не вздумалъ ли ты меня ревновать къ кому нибудь? Хорошъ! и тебѣ не стыдно такъ дурно ду мать о г-жѣ Говорковой?!
   Олонецкій. Ну, полно говорить о пустякахъ, слушай-ка лучше дѣло: я намѣренъ объявить тебѣ новость на счетъ нашей Олимпіады.
   Кат. Петровна. Ахъ, и я тоже, мой другъ. Но прежде всего скажи мнѣ: любишь ли ты свою жену?
   Олонецкій. Вотъ тебѣ на! развѣ ты забыла, что я семнадцать лѣтъ имѣю честь быть твоимъ супругомъ. Неужели ты но сіе время этого не провѣдала?
   Кат. Петровна. Ну, ну, я вѣрю, что ты любишь меня. Приступимъ же къ дѣлу...
   Олонецкій. Приступимъ.
   Кат. Петровна. Я нашла для моей дочери прекраснаго и превыгоднаго жениха.
   Олонецкій. А! такъ вотъ ты къ чему приступаешь!... Ну такъ, чтобъ не уступить тебѣ, и я нашелъ.
   Кат. Петровна. Какъ! неужели?
   Олонецкій. Право. И тоже, могу сказать, прекраснаго и превыгоднаго.
   Кат. Петровна (улыбаясь). Но моя находка вѣрно лучше твоей.
   Олонецкій. Не знаю, только и моя постоитъ за себя.
   Кат. Петровна. Однакожъ, мой другъ, я надѣюсь что ты, изъ любви ко мнѣ, согласишься...
   Олонецкій. Нѣтъ, Катенька, не надѣйся.
   Кат. Петровна. Помилуй, отъ чего же?
   Олонецкій. Отъ того, что въ женихѣ, котораго я нашелъ для нашей дочери, увѣренъ какъ самъ въ себѣ; а въ твоемъ я не увѣренъ, да и не зя по даже что онъ за человѣкъ.
   Кат. Петровна. Да вѣдь и я еще не знаю, кого ты нашелъ для Олимпіады.
   Олонецкій. Напротивъ, ты его очень хорошо знаешь. А! да вотъ и онъ.
   Кат. Петровна. (увидя входящяго Адашева). Какъ! Адашевъ! возможно ли?
  

ЯВЛЕНІЕ XVII.

ТѢ ЖЕ, АДАШЕВЪ (въ большомъ волненіи).

   Олонецкій. Честь имѣю рекомендовать.
   Адашевъ. Алексѣи Львовичъ! благодарю васъ за сдѣланное мнѣ предложеніе, за вашу дружбу, которою всегда пользовался и цѣнилъ дороже всего на свѣтѣ. Но чтобъ не сдѣлать оскорбленія ни вамъ, ни вашимъ знакомымъ, то я сію же минуту уѣзжаю.
   Олонецкій. Какъ! какъ! что это значитъ?
   Адашевъ. Ничего... ничего! позвольте мнѣ засвидѣтельствовать мое почтеніе и удалиться...
   Олонецкій. Помилуй братецъ! да что все это значитъ? я тебя спрашиваю.
   Кат. Петровна. Развѣ васъ обидѣли въ нашемъ домѣ?
   Адашевъ. Ахъ! сдѣлайте милость, не спрашивайте меня!
  
   Согласье ваше для меня
   Хоть было лестно и пріятно;
   Но васъ прошу покорно я
   Сейчасъ же взять его обратно.
  
             Олонецкій.
  
   Останься здѣсь, и въ двухъ словахъ
   Скажи мнѣ все, иль я взбѣшуся!
  
             Адашевъ.
  
   Нѣтъ, я за тѣмъ не остаюся,
   Чтобъ не остаться въ дуракахъ.
  
   Кат. Петровна (въ сторону). Онъ уѣзжаетъ! какъ я рада!
   Олонецкій. Нѣтъ! нѣтъ! это вздоръ! ты долженъ остаться, и объяснить мнѣ въ чемъ дѣло. Чортъ возьми, я не позволю обижать тебя въ моемъ домѣ. .. Говори, говори, что ты замѣтилъ?
   Адашевъ. А то, сударь, что если не я, такъ г. Докторъ долженъ оставить вашъ домъ вмѣстѣ съ своей теткой.
   Олонецкій. Что? что? что? развѣ они осмѣлились?...
   Адашевъ. Да; по милости своей тетушки, г. Докторъ осмѣлился на такую дерзость, которой я никакъ не ожидалъ.
   Олонецкій. А! теперь-то я догадываюсь! (женѣ). Ужъ не онъ ли тотъ прекрасный женихъ, котораго ты выхваляла съ такимъ усердіемъ? а?... говорите сударыня!
   Кат. Петровна (съ смущеніемъ). Онъ мой другъ!...
   Олонецкій. Хорошъ! (Адашеву). Говори мнѣ все, что ты знаешь.
   Адашевъ. Катерина Петровна! можетъ быть вамъ непріятно будетъ, если я стану обвинять этого доктора; но видя его дерзость, всякой на моемъ мѣстѣ, сдѣлалъ бы тоже.-- (Олонецкому). Какъ только мы вошли въ садъ, едва лишь успѣли пройти первую аллею, какъ вдругъ г-жа Говоркова отозвала отъ меня Олимпіаду Алексѣевну и заставила ее гулять съ своимъ племянникомъ, который сначала чтобъ не подать о себѣ подозрѣнія, хотя и вздумалъ отговариваться; но ободренный своею тетушкою рѣшился на все! Однимъ словомъ: она начала имъ шептать, что они какъ женихъ и невѣста, должны любить другъ друга, потому, что вы сегодня дадите добровольное согласіе на ихъ свадьбу... Да, сударь, хоть она и старалась говорить тихо, но эти пагубныя слова я слышалъ очень ясно!
   Олонецкій (въ бѣшенствѣ). Какъ! возможно ли? эта всесвѣтная газета осмѣлилась такъ дерзко распоряжаться въ моемъ домѣ? нѣтъ, чортъ возьми! такая наглость изъ рукъ вонъ! Что вы теперь скажете, сударыня? а? но чьей милости все это случилось?... Вы молчите? Хорошо же, добрая матушка!
   Кат. Петровна. Но, мой Ангелъ! Божусь тебѣ, что я...
   Олонецкій. А что вы, сударыня?... Во время моего отъѣзда что вы изволили здѣсь дѣлать? чего вы смотрѣли? послѣ этого, что вы за мать, когда не могли усмотрѣть за своею дочерью? на что это похоже? а?... Хорошо же! съ этой проклятой мин\ ты все пойдетъ иначе. Эй! Иванъ! Иванъ!
  

ЯВЛЕНІЕ XVIII.

ТѢ ЖЕ и ИВАНЪ (вбѣгаетъ).

   Иванъ. Что угодно, Алексѣй Львовичъ?
   Олонецкій. Какъ только Фомка пріѣдетъ, то сейчасъ гони его съ отказомъ. Сегодняшняя вечеринка пошла къ чорту!
   Иванъ. Очень хорошо-съ (уходитъ).
   Кат. Петровна (испугавшись). Возможно ли? что вы дѣлаете!
   Олонецкій Молчите! не ваше дѣло!-- извольте сію же минуту собираться въ дорогу.
   Кат. Петровна. Какъ! ты хочешь ѣхать? но куда же?
   Олонецкій. Въ деревню! всѣхъ въ деревню!
   Кат. Петрвона. Ахъ. Боже мой!!
   Адашевъ (про себя). Вотъ прекрасно!
   Олонецкій. О! я вамъ докажу, что всѣ ваши затѣи могу отправить къ чорту! А г-жу Говоркову и Доктора вонъ, ни говоря ни слова! Да, да сударыня! оставляя васъ здѣсь, я надѣялся, что вы какъ хорошая жена, какъ добрая мать, станете заботиться о своемъ семействѣ; а вы что изволили дѣлать? вседневно принимали гостей; къ чему? убивали деньги -- на что? на то, чтобъ наряжаться, ѣздить по магазинамъ, покупать всякій вздоръ, избаловать дочь,-- и все это для того, чтобъ сдѣлаться модной выскочкой!... Боже мой! Боже мой! сколько бы еще у насъ было порядочныхъ людей, еслибъ проклятая новомодная жизнь не сбивала ихъ съ толку!
   Адашевъ. Алексѣй Львовичъ вы совершенно правы, но...
   Олонецкій. По чтобъ заставить ихъ жить но русски, такъ непремѣнно въ деревню! живши въ городѣ, онѣ съ ума сошли.
   Кат. Петровна. По какъ можно отказывать балъ, когда всѣ ожидаютъ?
   Олонецкій. Знать не хочу, пусть ожидаютъ.
   Кат. Петровна. Могутъ подумать что нибудь дурное...
   Олонецкій. Чортъ съ ними пусть думаютъ. Извольте сбираться въ дорогу.
   Кат. Петровна (тихо Адашеву) Любимъ Петровичъ! Ради Бога, вступитесь за меня.
   Адашевъ (тихо ей). За насъ? извольте; но не за доктора и Говоркову. (Олонецкому) Алексѣй Львовичъ! вы конечно имѣете причину сердиться: но если хотите сдержать данное мнѣ слово, то я берусь все это поправить безъ шума.
   Олонецкій. Нѣтъ братъ! поѣдемъ съ нами въ деревню; тамъ я женю тебя и дѣло въ шляпѣ!
   Кат. Петровна. Но я въ деревнѣ могу умереть со скуки!
   Олонецкій. Вздоръ, будешь жива; а умрешь, такъ тѣмъ лучше.
   Кат. Петровна (тихо Адашеву). Адашевъ! спасите меня!
   Адашевъ. Алексѣй Львовичъ! я не поѣду съ вами, если вы не перестанете сердиться на вашу супругу.
   Олонецкій. Помилуй! да могу ли я не сердиться, когда она во всемъ виновата?
   Адашевъ. Нѣтъ, главные виновники этой непріятности г-жа Говоркова и Докторъ. И такъ, прошу васъ, отдайте, все на мою волю, и мы какъ разъ избавимся отъ нихъ.
   Олонецкій. Не хочу! не хочу! вонъ сейчасъ этихъ паха-ловъ, да и дѣло съ концемъ.
   Адашевъ. Нѣтъ, это мщеніе слишкомъ слабо. Надобно сдѣлать такъ, чтобъ получа отказъ, они не смѣли обвинять ни васъ, ни вашу супругу: а главное, чтобъ они не могли разславлять въ городѣ -- отъ чего должны были оставить здѣшній домъ.
   Олонецкій. Тьфу пропасть! да кто смѣетъ дурно говорить о моемъ семействѣ?
   Адашевъ. Да эти же самые люди, пока ихъ не одурачишь хорошенько, готовы болтать всякій вздоръ. Ну, полноте, забудьте вашу досаду. Я самъ разсудилъ теперь, что сердиться и ссориться пользы мало; гораздо благоразумнѣе будетъ, если мы избавимся отъ этихъ людей безъ шума (тихо Kam. Петров.). Когда вы не хотите жить въ деревнѣ, то прошу не мѣшать мнѣ ни въ чемъ, иначе проститесь на всегда съ столицей.
   Кат. Петровна (тихо ему). Ахъ! дѣлайте что вамъ угодно, лишь бы только мнѣ не ѣхать въ деревню.
   Адашевъ. И такъ, Алексѣй Львовичъ, я надѣюсь, что вы не будете болѣе сердиться на Катерину Петровну. Я же съ своей стороны, постараюсь успокоить васъ совершенно. Ступайте теперь въ садъ, и будьте увѣрены, что Говоркову и Доктора вы видите сегодня въ первый и въ послѣдній разъ.
   Олонецкій. Ну, братъ Любимъ, твоей убѣдительной просьбѣ я не могу отказать. 11о когда ты просишь, чтобъ въ этомъ глупомъ дѣлѣ я оставался въ резервѣ, то дѣйству и же такъ, чтобъ разомъ эти непріятели убрались къ чорту.
   Адашевъ. О, ужъ я постараюсь; будьте покойны.
   Олонецкій. А вы, сударыня, если не хотите умереть въ деревнѣ, то должны на всегда оставить...
   Кат. Петровна. Ахъ, что угодно, только ради Бога останься здѣсь.
   Олонецкій. Останусь, если вздоръ, засѣвшій въ вашу взбалмошную голову, на всегда изчезнетъ. Слышишь ли?
   Кат. Петровна. Слышу. Но, прошу тебя, мой Ангелъ...
   Олонецкій. Вздоръ, я не Ангелъ, а мужъ твой.
   Кат. Петровна. Мой другъ! неужли назначенный сегодня балъ? .
   Олонецкій. По вашей милости пропалъ! а если ты хочешь нѣсколько утѣшиться, то дай мнѣ свою ручку, и пойдемъ вокругъ нашего сада танцовать польскій, это и здорово и не убыточно. Пожалуйте...
   Кат. Петровна. Боже мой! но мой любезный Алексѣй Львовичъ...
   Олонецкій, но, моя почтенная Катерина Петровна! не угодно ли?...
   Кат. Петровна (на уходѣ въ сторону). О, несносный человѣкъ! (Олонецкій, взявъ ее за руку, напѣваетъ старинный, польскій).
   Адашевъ. Алексѣй Львовичъ! немного поводя пришлите сюда Г-на Доктора.
   Олонецкій (ведя жену, продолжаетъ пѣть, разшаркивая ногами и машинально отвѣчаетъ). Хорошо, хорошо, пришлю. (уходятъ).
  

ЯВЛЕНІЕ XIX.

АДАШЕВЪ потомъ ИВАНЪ.

   Ха! ха! ха! этотъ променадъ очень кстати. Надо теперь похлопотать, чтобъ Говоркова и Докторъ по этой же музыкѣ убрались отсюда. Чортъ возьми, первый разъ въ жизни нашелъ я себѣ соперника... чтожъ за бѣда! я надѣюсь, что онъ будетъ первый и послѣдній. Такъ если мысль моя исполнится, то радость моя будетъ въ полной мѣрѣ! не надобно только показывать этому Морбусову, что я знаю о его тайномъ волокитствѣ.
   Иванъ (вбѣгаетъ). Любимъ Петровичъ! Г. Полковникъ Ваше Высокоблагородіе!
   Адашевъ. Что такое, Иванъ?
   Иванъ. Я прибѣжалъ къ вамъ прямо изъ сада.
   Адашевъ. За чѣмъ?
   Иванъ. Сказать, что докторъ -- скряга гуляетъ съ барышней подъ ручку.
   Адашевъ. И больше ничего?
   Иванъ. А Говоркова и вслухъ и шопотомъ болтаетъ имъ богъ знаетъ что такое.
   Адашевъ. Ну, это еще не бѣда.
   Иванъ. Вотъ тебѣ разъ! да чего же вы ждете? Подумайте, сдѣлайте милость; вѣдь садъ нашъ великъ... чего добраго... на грѣхъ мастера нѣтъ.
   Адашевъ. Не безпокойся, Алексѣй Львовичъ вѣрно не выпускаетъ ихъ изъ вида.
   Иванъ. Помилуйте, да онъ кажется и не замѣчаетъ ничего.
   Адашевъ. Пустое; онъ съ намѣреніемъ это дѣлаетъ. Но чтобъ намъ вѣрнѣе поймать этого скрытаго волокиту, становись за ширмы и молчи. А какъ только я махну тебѣ платкомъ, то бѣги въ садъ и зови сюда Олимпіаду Алексѣевну. Если же ты замѣтишь, что послѣ она выдетъ отъ насъ не въ духѣ, то тотчасъ скажи отъ моего имени Алексѣю Львовичу: что побѣда за нами. Понимаешь?
   Иванъ. Разумѣется понимаю; прячусь и молчу. (прячется),
   Адашевъ. Ну, ну, скорѣй! Чортъ возьми, я боюсь только одного, чтобъ не измѣнить самому себѣ... да вздоръ! я надѣюсь, я увѣренъ, что разсудокъ не оставитъ меня въ эту рѣшительную минуту. А! вотъ наконецъ идетъ мой уморительный соперникъ.
  

ЯВЛЕНІЕ XX.

АДАШЕВЪ и МОРБУСОВЪ (входитъ съ робостью).

   Адашевъ. Ахъ, любезный докторъ! съ какимъ (нетерпѣніемъ я ожидалъ вашего прихода.
   Морбусовъ. Въ самомъ дѣлѣ-съ? очень радъ-съ! Меня прислалъ Алексѣй Львовичъ... вѣроятно вы чѣмъ нибудь не здоровы-съ?
   Адашевъ. Вы угадали, докторъ. И что всего-то ужаснѣе, болѣзнь моя происходитъ отъ сердца.
   Морбусовъ. Гмъ! очень жаль-съ; но я вамъ долженъ сказать-съ, что въ этихъ случаяхъ... мои рецепты не могутъ дѣйствовать... позвольте мнѣ удалиться: сердечныя болѣзни совершенно не по моей части.
   Адашевъ. Напротивъ, Степанъ Степановичъ; я знаю что, только вы одни можете помочь мнѣ.
   Морбусовъ. Я-съ? Позвольте-съ вамъ замѣтить, что вы изволите ошибаться. Хотя медицина и преподавала намъ лекціи о разныхъ человѣческихъ недугахъ; но что касается до сердецъ... то она, т. е. медицина, оставила насъ въ недоумѣніи... ибо человѣческое сердце, водимое разными путями человѣческой жизни, не даетъ средства нашимъ медикамъ, помогать недугамъ страждущаго человѣчества. (хочетъ идти)
   Адашевъ (удерживаетъ его). Нѣтъ, нѣтъ; я увѣренъ, что вы мнѣ непремѣнно поможете. Ахъ, я заговорился -- и забылъ спросить, что вы теперь дѣлали въ саду?
   Морбусовъ. (нѣсколько испугавшись). Я-съ? гулялъ-съ.--
   Адашевъ. А съ кѣмъ?--
   Морбусовъ. Съ тетушкой-съ.--
   Адашевъ. И съ Олимпіадой Алексѣевной? не правда ли?
   Морбусовъ. Точно такъ-съ. Онѣ попросили меня, сдѣлать имъ компанію.
   Адашевъ. И вы не отказались. О, я вамъ очень благодаренъ! Однакожъ давича, какъ я приглашалъ Олимпіаду Алексѣевну идти къ Алексѣю Львовичу, то вы кажется сказали, что сейчасъ уѣдете. Кто же васъ удержалъ здѣсь по сіе время?
   Морбусовъ. Меня? никто-съ. Я думалъ... что мнѣ нужно будетъ ѣхать къ одному -- отчаянному больному... но -- но тетушка моя сказала, что ему сегодня стало гораздо легче.
   Адашевъ. А! вотъ что! (про себя) Онъ плутъ препорядочный.--
   Морбусовъ (въ сторону). Чего ему отъ меня хочется?
   Адашевъ. Ахъ, да сдѣлайте милость, чѣмъ стоять, такъ мы лучше сядемъ и поговоримъ на свободѣ. (придвигаетъ стулъ) Не угодно ли, Степанъ Степанычъ?
   Морбусовъ. Помилуйте, Любимъ Петровичъ! много чести-съ! (про себя) Ой, ой! эта учтивость вѣрно не къ добру.-- Гмъ! гмъ! (садятся оба).
   Адашевъ (про себя). Попробую приступить къ дѣлу.-- (вслухъ) Гмъ! гмъ!--
   Морбусовъ. Гмъ! гмъ!
   Адашевъ. Гмъ! и такъ, вы гуляли въ саду?
   Морбусовъ. Да-съ; и я не знаю, отъ чего вы такъ скоро ушли отъ насъ.
   Адашевъ. Отъ чего, Степанъ Степанычъ? такъ, я открою вамъ и причину и мои догадки, потому что вы тутъ человѣкъ совершенно посторонній. Я полагаю, что Олимпіада Алексѣевна отъ того ко мнѣ охолодѣла, что вѣрно нашла себѣ какого нибудь дамскаго прислужника, который чаще меня началъ говорить ей нѣжности, началъ льстить, украдкой цѣловать у ней ручку... Ну, а она, какъ дѣвица молодая, начала всему вѣрить -- да и перемѣнилась. Судитъ же послѣ этого, могъ ли я долго оставаться въ саду и переносить ея холодность?
   Морбусовъ. Гмъ! конечно-съ. Но мнѣ кажется, что она все еще изволить васъ любить.
   Адашевъ. О, да въ сномъ я не сомнѣваюсь; я увѣренъ, что это только минутное заблужденіе и больше ничего.-- Впрочемъ, еслибъ я нашелъ моего соперника, то конечно и безъ васъ пособилъ бы своему горю.--
   Морбусовъ. А чѣмъ бы напримѣръ?
   Адашевъ. Во первыхъ, назвалъ бы его развратителемъ, негодяемъ; а во вторыхъ, обрубилъ бы ему носъ и уши!
   Морбусовъ. (сильно испугавшись). Какъ-съ! неужели-съ!
   Адашевъ. Клянусь честью! Но такъ какъ всѣ мои поиски тщетны, то я хочу иначе уладить это дѣло. Любезный докторъ! я знаю, что Олимпіада Алексѣевна всегда васъ уважаетъ, принимаетъ всѣ ваши совѣты, такъ сдѣлайте доброе дѣло: посовѣтуйте ей образумиться.
   Морбусовъ (вскочивъ со стула). Я-съ! помилуйте! это невозможно. Я никогда не имѣлъ, ни способности, ни охоты быть совѣтникомъ.
  
             Адашевъ.
  
   Я отслужу вамъ обоюдно,
   Въ томъ честію моей клянусь!
  
             Морбусовъ.
  
   Замолвить слово мнѣ не трудно,
   Но я обмолвиться боюсь.
  
             Адашевъ.
  
   Степанъ Степанычъ, одолжите,
   Подайте ей благой совѣтъ.
  
             Морбусовъ.
  
   Любимъ Петровичъ, какъ хотите,
   Не соглашаюсь я, нѣтъ! нѣтъ!
  
   Адашевъ. По крайней мѣрѣ хоть пожалѣйте моего глупаго соперника. Пусть лучше онъ проглотитъ пилюлю отъ доктора, нежели отъ меня.
  
   Отъ васъ пилюля золотая,
   Соперника не свалитъ въ гробъ;
   Моя жъ свинцовая, и злая,
   И полетитъ не въ ротъ, а въ лобъ!
  
   Итакъ, Степанъ Степанычъ, я надѣюсь, что вы жалѣя моего соперника, исполните мою просьбу, (машетъ платкомъ, Иванъ непримѣтно уходитъ)
   Морбусовъ (въ сторону) Нуля въ лобъ! ухъ, какая операція! (ему) Но... но скажите мнѣ, неужли вы въ состояніи рѣши ты я на такое злодѣйство?
   Адашевъ. О, изъ любви и рѣшусь на все! и какъ скоро найду моего соперника, то или пуля въ лобъ, или носъ и уши прочь.
   Морбусовъ. Но подумайте, Любимъ Петровичъ, вѣдь носъ и уши необходимое и даже лучшее украшеніе человѣка.
   Адашевъ. Очень знаю. А ужъ безъ этихъ украшеній мой соперникъ вѣрно перестанетъ нравиться моей невѣстѣ.
   Морбусовъ. Вотъ что-съ! итакъ для вашего счастія, и для спасенія невиннаго соперника... я рѣшаюсь, я попробую... можетъ быть мнѣ удастся уговорить, образумить Олимпіаду Алексѣевну; только ужъ вы оставьте меня на единѣ съ нею.
   Адашевъ. И, нѣтъ! нѣтъ! Я останусь здѣсь, и спрячусь за это трюмо,
   Морбусовъ. (въ большомъ испугѣ). Ахъ, какъ можно! Я... я... я... могу растеряться (про себя) Ахъ, создатель! она проговорится, и я пропалъ! (ему) Помилуйте, Г. Полковникъ, безъ васъ я могу лучше дѣйствовать въ вашу пользу...
   Адашевъ. Напротивъ: вы ужасно робѣете, а при мнѣ вѣрно будете смѣлѣе.
   Морбусовъ (про себя). Ну попалъ же я въ тиски! хоть бы тетушка пришла меня выручить.
   Адашевъ, (про себя). Ага! морщится!... вѣрно мое лекарство ему не понутру. (идетъ къ среднимъ дверямъ) Ну, Г. Докторъ, радуйтесь! она идетъ...
   Морбусовъ (про себя). И радъ бы радоваться,-- только не чему... или пуля, или невѣста, ухъ! какой ужасный выборъ! ну, поймалъ же онъ меня.
   Адашевъ (подходя къ нему). Не забудьте ей также напомнить, что уже я имѣю согласіе отца.-- Я буду здѣсь, и не пророню ни одного слова (прячется за трюмо).
   Морбусовъ (совершенно разстроенный). Хорошо-съ... я-съ... я... все скажу... (про себя). Уфъ! мнѣ кажется, что я умру прежде времени.
  

ЯВЛЕНІЕ XXI.

ТѢ ЖЕ и ОЛИМПІАДА (входитъ оглядываясь).

   Олимпіада. Степанъ Степанычъ!
   Морбусовъ (про себя). Боже мой! отказаться отъ нее! меня совѣсть мучитъ, да и страхъ беретъ.
   Олимпіада (въ полголоса). Вы здѣсь одни, Степанъ Степанычъ?
   Морбусовъ. Я-съ? да-съ... кажется одинъ-съ. (про себя) Нѣтъ ни какаго средства вывернуться.
   Олимпіада. Тѣмъ лучше, я этому очень рада; но куда дѣвался полковникъ Адашевъ?
   Морбусовъ. Адашевъ? т. е.... (про себя) Господи! чѣмъ это кончится? (ей) Развѣ вы убѣгаете отъ его -- постоянной любви?
   Олимпіада. Вы угадали, Степанъ Степанычъ. Хоть это и не совсѣмъ хорошо съ моей стороны; но что жъ мнѣ дѣлать? (въ полголоса) Съ тѣхъ поръ какъ я узнала васъ, то даже начинаю отъ него прятаться
   Морбусовъ (боясь чтобъ она не проговорилась). Ахъ, я не совѣтую вамъ этого дѣлать; да-съ! вѣдь этакъ онъ и отъ васъ -- начнетъ прятаться.
   Олимпіада. Кто? онъ? нѣтъ, Адашевъ на это не способенъ.
   Мое кусокъ. Какъ-съ? вы думаете, что Г. Адашевъ не способенъ спрятаться!... (увидя что Адашевъ ему грозитъ) Да-съ, Любимъ Петровичъ точно не имѣетъ этой способности, (про себя) Ой, ой, ой! онъ ужъ грозится!
   Олимпіада. Я это очень знаю. Онъ въ этомъ случаѣ гораздо смѣлѣе и откровеннѣе васъ; вы ужасно боитесь открыть свои чувства...
   Морбусовъ (перебивая ее). Ахъ, Боже мой! да мнѣ почти и открывать нечего. Мои чувства... мои чувства самыя незавидныя... мои чувства -- заставляютъ меня чувствовать -- но системѣ обыкновенной чувствительности, т. е. моя чувствительность похожа болѣе -- на почтительность.
   Олимпіада. Какъ на почтительность? Что это, Степанъ Степанычъ? Развѣ вы не чувствуете ко мнѣ?..
   Морбусовъ (впадая въ рѣчь). Помилуйте! помилуйте! я... я не могу не чувствовать... по... но мое почтеніе, основанное на чувствительной благодарности -- имѣетъ большое разстояніе съ чувствами Любима Петровича (про себя) Я не знаю самъ что говорю.
   Олимпіада. Да что это значитъ! Я васъ не понимаю.
   Морбусовъ. Напротивъ, Олимпіада Алексѣевна, это кажется очень ясно. Любимъ Петровичъ, вотъ видите... былъ человѣкъ военный... стало быть, имѣя чувствительную и благородную душу, онъ привыкъ уже чувствовать и дѣйствовать благороднымъ образомъ... за все это онъ сдѣлался Полковникомъ. Слѣдовательно называется ужъ Высокоблагороднымъ!... А потому и не удивительно, если мои чувства -- уступаютъ благороднымъ чувствамъ Его Высокоблагородія! Ухъ!
  
   Олимпіада (въ большомъ удивленіи).
  
   Ахъ, Богъ мой! что вы говорите!
   Какъ ваши мнѣ слова понять?
   За чѣмъ вы чувства скрыть хотите?
  
             Морбусовъ.
  
   Мой долгъ велитъ мнѣ ихъ скрывать.
   Я прежде чувствамъ предавался.
   Какъ медицины я не зналъ;
   Но съ чувствами на вѣкъ разстался
   Съ тѣхъ поръ, какъ въ доктора попалъ..
  
   Олимпіада (въ сторону). А! вѣрно онъ боится чтобъ я не перемѣнила своихъ мыслей.-- Какой милый! надо его успокоить. (ему) Степанъ Степанычъ, для чего вамъ хотѣлось быть на единѣ со мною?
   Морбусовъ (про себя). Нечего дѣлать, начну, (ей) Послушайте, Олимпіада Алексѣевна! хоть я и не имѣю права распрашивать, или узнавать чужія мысли... но все таки откройтесь мнѣ, что вы думаете о Любимѣ Петровичѣ?
   Олимпіада. Да не бойтесь, право ничего.
   Морбусовъ. Однако жъ вы знаете, что онъ васъ обожаетъ.
   Олимпіада. Знаю, и очень ему благодарна; только любовь его не должна васъ тревожить. Вы знаете, что моя привязанность теперь...
   Морбусовъ (скоро перебиваетъ ее). Знаю, знаю, знаю, хорошо-съ. И совсѣмъ не о томъ хотѣлъ спросить васъ. Мнѣ очень любопытно узнать причину, почему вы вдругъ охолодѣли къ такому прекрасному человѣку, каковъ Любимъ Петровичъ?
   Олимпіада. Помилуйте! какъ вы странны! Адашевъ совсѣмъ не таковъ, какимъ бы долженъ быть. Правда, онъ можетъ нравиться, но не всегда: потому что часто бываетъ суровъ, взыскателенъ, недовѣрчивъ. И если онъ умѣетъ любить, то вовсе не умѣетъ такъ ласково, такъ учтиво обходиться со мною, какъ вы!
   Морбусовъ. Что вы! что вы! помилуйте! его обращеніе всякому должно нравиться. Г. Адашевъ превосходный человѣкъ! и повторяю вамъ, что онъ имѣетъ самую благородную душу... Ну-съ,-- а кто имѣетъ благородную душу, тотъ вѣрно не бываетъ ни золъ, ни мстителенъ; то есть, не станетъ подозрѣвать, или вѣрить всѣму что слышитъ, (въ сторону) Нѣтъ! ужъ лучше снасти носъ и уши.
   Адашевъ (про себя). О плутъ! хочетъ вывернуться.
   Морбусовъ. И такъ согласитесь сами: что онъ хоть и былъ на нѣкоторое время отвергнутъ вами; но, ей Богу, его не грѣшно бы полюбить снова.
   Олимпіада. Возможно ли! и вы рѣшились мнѣ это сказать!? вы!..
   Морбусовъ. Нѣтъ! нѣтъ! я совсѣмъ не то хотѣлъ сказать; я хотѣлъ только васъ, увѣдомить, что вашъ папенька далъ Г-ну Адашеву свое согласіе на бракъ.
   Олимпіада. Что я слышу!
   Морбусовъ. Да-съ, онъ рѣшительно хочетъ, чтобъ вы вышли за этого прекраснаго молодаго человѣка.
   Олимшаду. Какъ! Адашевъ хочетъ на мнѣ жениться? А вы и ваша тетушка до сихъ поръ молчите? Вы не предпринимаете средствъ разстроить его намѣреній?
   Морбусовъ. Я? что вы это! Да какое мнѣ дѣло тягаться съ такимъ благороднымъ человѣкомъ? онъ любимъ вашимъ папенькой и вами; стало быть ужъ я остаюсь -- совсѣмъ въ противной сторонѣ. Мнѣ остается только, какъ доктору, пожелать вамъ счастія и здоровья.
   Олимпіада. Ахъ, Боже мой! я не могу опомниться! неужели вы такъ скоро забыли все то, что я...
   Моткусовъ. Нѣтъ, нѣтъ, я ничего не забылъ, (про себя). Что дѣлать? пущусь ругать самаго себя. (eй) Я очень помню, что должно остерегать молодыхъ дѣвицъ отъ заблужденій. Впрочемъ вы не виноваты, что нѣсколько охолодѣли къ Любиму Петровичу, вѣрно на этотъ разъ какой нибудь безстыдный волокита разстроилъ ваши чувства. Я вамъ не совѣтую вѣрить этому льстецу... прислужнику... можетъ быть онъ негодяй, обманщикъ... то есть какой нибудь пустой человѣкъ.--
   Олимпіада. Прошу покорно! да кого вы это браните? неужли вы помѣшались?
   Морбусовъ. Нѣтъ, я, благодаря Бога, не помѣшался: но я вмѣшался въ это дѣло для того, чтобъ... не быть помѣхою,-- или, лучше сказать,-- я не хочу помѣшать вашему благополучію.
   Олимпіада. А! такъ вотъ что! Вы совѣтуете мнѣ выдти за Адашева? Прекрасно! ужъ этого-то великодушія я отъ за*ъ никакъ не ожидала! стало быть все, что вы мнѣ прежде говорили, была только одна шутка? да? Безподобно, Степанъ Степанычъ! я вамъ очень благодарна!--
   Морбусовъ. Помилуйте-съ! совсѣмъ не за что-съ!... я ручаюсь вамъ моею совѣстію...
   Олимпіада (задыхаясь отъ досады, говоритъ въ полголоса и отрывисто). Ни полслова, сударь! послѣ всего этого вы человѣкъ безъ души! безъ сердца! безъ совѣсти!... да; если вы посмѣялись надъ моими чувствами, то я не только что презираю васъ,-- но съ этой минуты не хочу видѣть, слышать, знать и говорить съ вами.
   Морбусовъ (вскрикивая). Милостивая Государыня, Олимпіада Алексѣевна!
   Олимпіада. Подите прочь! я сейчасъ исполню вашъ совѣтъ, презрѣнный человѣкъ
   Морбусовъ. Помилуйте!--
  
             Олимпіада.
  
   Подите прочь, я насъ боюсь,
   Я не повѣрю увѣреньямъ;
   Но за измѣну, я клянусь,
   Отомстить коварному презрѣньемъ!

(про себя почти сквозь слезы).

   Хоть больно мнѣ отъ этихъ словъ,
   Но пусть болѣзнь распространится:
   Умру! за то у докторовъ
   Клянусь до смерти не лечиться!

(бросивъ презрительный взглядъ на Морбусова уходитъ).

  

ЯВЛЕНІЕ XXII.

МОРБУСОВЪ и АДАШЕВЪ (хохочетъ).

   Морбусовъ. Уфъ! Слава Богу! кажется, носъ и уши уцѣлѣли.
   Адашевъ. (продолжаетъ хохотать). Прекрасно, Степанъ Степанычъ! вы меня разодолжили!
   Морбусовъ (принужденно улыбаясь). Да-съ... вы слышали... ха! ха! ха! что я старался сколько могъ...
   Адашевъ. О, вы неоцѣненный человѣкъ!
  
   Вы вдругъ на дѣлѣ и словахъ
   Мнѣ удружили преисправно:
   Чрезъ васъ соперникъ въ дуракахъ,
   А это и умно и славно!
  
   Чортъ возьми! да въ васъ столько природныхъ способностей, что вы хоть гдѣ-такъ свое возьмете.
  
   Вы такъ разсчетливы во всемъ,
   Вы такъ умно себя ведете,
   Что съ вашимъ сердцемъ и умомъ
   Вы нынче далеко уйдете.
  

ЯВЛЕНІЕ XXIII.

ТѢ ЖЕ, ОЛОНЕЦКІЙ, КАТ. ПЕТРОВНА, ГОВОРКОВА, ОЛИМПІАДА, ИВАНЪ и МАРЬЯ.

   Олонецкій. Ну, слава Богу! по всѣмъ примѣтамъ видно, что глупые наши непріятели атакованы. Я человѣкъ не злой; когда побѣда осталась за нами, такъ чортъ съ ними! Жена! чтобъ духомъ все было готово къ свадьбѣ!
   Говоркова. И прекрасно!
   Олонецкій (взявъ за руки Олимпіаду и Адашева). Честь имѣю представить молодыхъ!
   Говоркова. Какъ? что?
   Морбусовъ. Ухъ!
   Олонецкій. Да, господа. За то, что они осмѣлились полюбитъ другъ друга, я ихъ женю.
   Иванъ (тихо Марьѣ). Маша! Докторъ съ носомъ.
   Марья (тихо). И прекрасно!
   Говоркова. Какъ! что это? Да развѣ Г. Адашевъ былъ вашимъ женихомъ?
   Олимпіада (выразительно). Да-съ; никому кромѣ Любима Петровича не отдала бы я свою руку; никто кромѣ его не любилъ меня истинно.
   Адашевъ. Ахъ! наконецъ я вижу, что вы узнали меня.
   Олимпіада. Такъ, я узнала все, и должна теперь дорожить моимъ счастіемъ.
   Морбусовъ (тихо Говорковой). Уйдемте, пока насъ совсѣмъ не осрамили (вслухъ). Ахъ, Боже мой! перваго три четверти! извините, мнѣ нужно съѣздить къ одному отчаянному больному, у котораго двѣ неимовѣрныя болѣзни: -- Scabies crines и... Febris oculоs! Слуга покорный (уходить).
   Говоркова (скрывая свою досаду). И прекрасно! поздравляю! этого я не ожидала! Ну, желаю вамъ жить счастливо! Я... я очень рада, что вы дождались исполненія своихъ желаніи!... и потому я отправляюсь домой... А ужъ къ вамъ, добрые люди, отнынѣ ни ногой! (уходитъ).
   Олонецкій. И прекрасно! прощайте.
   Кат. Петровна. Нечего дѣлать. Прощайте, моя любезная Зиновья Андреевна!
  
             Олонецкій.
  
   Она всего намъ пожелала,
   А я желаю одного:
   Что бъ насъ она не посѣщала .
  
             Всѣ.
  
   И всѣ желаемъ мы того.
  
             Олимпіада (публикѣ).
  
   И Авторъ нашъ теперь предъ вами
   Себя желалъ бы оправдать...
   Но прежде хочетъ вмѣстѣ съ нами,
   Свой приговоръ отъ васъ узнать.
   Коль мы разстанемся друзьями:
   Намъ больше нечего желать.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru