Григорьев Аполлон Александрович
Взгляд на книги и журнальные статьи касающиеся истории русского народного быта

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

ВЗГЛЯДЪ НА КНИГИ И ЖУРНАЛЬНЫЯ СТАТЬИ

КАСАЮЩIЯСЯ ИСТОРIИ РУССКАГО НАРОДНАГО БЫТА

Оригинал здесь -- http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1861/APRIL/vzglyad.htm

Время. 1861. N 4.

_____

  
   1) Историческiе очерки русской народной словесности и искусства, сочиненiе Ѳ. Буслаева. Спб. 1861. Томъ I. Русская народная поэзiя. Томъ II. Древне-русская народная литература и искусство. (Изданiе Д. Е. Кожанчикова).
   2) Калѣки перехожiе, сборникъ стиховъ и изслѣдованiе П. Безсонова. Москва. 1861. Часть I. Выпускъ I.
   3) Сборникъ русскихъ духовныхъ стиховъ, составленный Н. Варенцовымъ. Спб. 1860. (Изданiе Д. Е. Кожанчикова).
   4) И. А. Худякова. Великорусскiя сказки. Москва. Выпускъ I. 1860. Выпускъ II. 1861. (Изданiе К. Солдатенкова и Н. Щепкина).
   5) А. Н. Аѳанасьева. Народныя русскiя сказки. Выпускъ I. 1858. Выпускъ II. 1859. Выпуски III и IV. 1860. Москва. (Изданiе К. Солдатенкова и Н. Щепкина).
   6) Пѣсни собранныя П. В. Кирѣевскимъ, изданы обществомъ любителей россiйской словесности. Пѣсни Былевыя. Выпускъ I. 1860. Выпускъ II. 1861. Москва.
   7) Двѣ статьи г-жи Кохановской въ "Русской Бесѣдѣ" 1860 и 1861 г. 1) О русскихъ народныхъ пѣсняхъ. 2) Русскiя боярскiя пѣсни.
   8) Сборникъ пѣсенъ П. И. Якушкина -- въ "Отечественныхъ Запискахъ" 1860.
   9) Исторiя Русской Словесности С. П. Шевырева.
   10) Статья о свадебныхъ пѣсняхъ въ N 2 "Свѣточа" 1861.

________

  
   Да не ужаснется нашъ читатель, взглянувши на длинный списокъ сочиненiй, выставленныхъ нами въ заглавiи нашего библiографическаго обзора... Статья наша не затруднитъ его вниманiя учено-спецiальными изслѣдованiями, на которыя мы -- говоримъ откровенно, и не присвоиваемъ себѣ никакихъ правъ. Въ дѣлѣ народнаго быта, со стороны его учено-исторической разработки, мы только люди искренно любящiе народный бытъ, глубоко сочувствующiе его разработкѣ литературной и ученой, а потому слѣдящiе усердно за этой разработкой, а слѣдовательно, болѣе или менѣе знакомые съ результатами ея, болѣе или менѣе способные оцѣнить ихъ значенiе... Тоже самое просимъ разумѣть и о другихъ обзорахъ нашихъ, которые будутъ относиться къ историческимъ ли чисто книгамъ и журнальнымъ статьямъ, къ изслѣдованiямъ ли бытовымъ, къ изданiямъ ли наконецъ памятниковъ.
   Журналъ нашъ мы назвали литературнымъ и политическимъ, а не учено-литературнымъ. Стало быть и спецiально-ученыхъ статей мы не обѣщали.
   Но книги, статьи, изслѣдованiя и самые памятники историческiе и бытовые, вышли уже въ наше время изъ почтеннаго, но тѣснаго круга спецiальной учености и если не вошли еще вполнѣ, то постепенно все болѣе и болѣе входятъ въ общiй кругъ образованiя и духовныхъ интересовъ. Не одна наука владѣетъ ими какъ было лѣтъ за десять назадъ и не одни адепты науки ими интересуются. Великая обобщительница духовныхъ интересовъ, литература, приняла ихъ наравнѣ съ наукою въ свое обладанiе... Доказательство этому есть, и притомъ очевидное, матерiальное: всѣ книги подобнаго рода печатаются и расходятся въ довольно большомъ, а нѣкоторыя, наиболѣе замѣчательныя въ значительно-большомъ количествѣ экземпляровъ, стало быть и читаются или по крайней мѣрѣ, хоть съ интересомъ просматриваются читающей массою.
   Отдавать о нихъ какой либо, лишь бы конечно не невѣжественный отчетъ, становится вслѣдствiе этого одною изъ обязанностей литературнаго журнала.
   Мы не обѣщали и не обѣщаемъ вообще библiографическаго отдѣла въ нашемъ журналѣ, въ прежнемъ его смыслѣ, т. е. въ смыслѣ перечня выходящихъ книгъ, -- отъ книгъ важнаго содержанiя до книгъ объ истребленiи клоповъ и таракановъ, перечня или совершенно сухого и безполезнаго, весьма удобно замѣняемаго книгопродавческими объявленiями, или въ наше время уже недостойнаго серьёзнаго литературнаго журнала, т. е. перечня поверхностнаго въ отношенiи къ сочиненiямъ важнымъ и болѣе или менѣе скоморошескаго въ отношенiи къ плохимъ литературнымъ произведенiямъ и товару толкучихъ рынковъ. Положимъ, что Бѣлинскiй писалъ иногда удивительныя страницы по поводу какой-нибудь "Прекрасной Астраханки", но то было иное время. Тогда еще и съ "прекрасными Астраханками" надобно было бороться во имя здраваго смысла и изящнаго чувства. Наше время уже, слава Богу, въ такой борьбѣ не нуждается, въ наше время не стоитъ бороться даже и съ повѣстями "Вѣка" и съ повѣстями разныхъ дамъ, печатающихъ свои труды въ серьёзномъ "Русскомъ Вѣстникѣ", въ наше время нѣтъ нужды предупреждать читателей на счетъ пошлости фельетоновъ И. Ч-р-н-к-н-ж-н-к-ва, на счетъ безобразiй г. Гымалэ и т. д. Ничего этого не нужно; ни объ чемъ объ этомъ говорить уже не стоитъ -- и слава Богу, что ничего этого не нужно, слава Богу, что ни объ чемъ объ этомъ говорить не стоитъ.
   За то стало нужно, положительно нужно говорить о томъ, что и всегда стоило разговора, но къ разговору о чемъ, какъ настоятельной потребности, могло приготовить читающую массу послѣднее десятилѣтiе...
   Тѣмъ господамъ, которые съ постояннымъ злорадствомъ доказываютъ намъ, что развитiе наше пуфъ, что мы "не созрѣли", мы, не впадая нисколько въ другую крайность, т. е. не вдаваясь въ восторженную пѣсню:
  
   Мы созрѣли, мы созрѣли!..
  
   укажемъ только съ скромностью на несомнѣнный фактъ распространяющейся любви къ знакомству съ нашимъ историческимъ и народнымъ бытомъ, на матерiальный успѣхъ честныхъ учено-литературныхъ предпрiятiй и на совершенный упадокъ всѣхъ спекуляцiй въ подобныхъ дѣлахъ. Замѣтьте, что мы скромно говоримъ о распространенiи любви къ знакомству съ дѣломъ и дѣльнымъ -- а не о любви къ изученiю. До любви къ изученiю, не мы одни достигаемъ не скоро; на первый разъ достаточно и любви къ знакомству, видимо распространяющейся до того, что это знакомство съ дѣломъ и дѣльнымъ, преимущественно же съ нашимъ бытомъ народнымъ и съ нашею исторiею, начинаетъ уже становиться нѣкоторымъ образомъ обязательнымъ пунктомъ образованiя. Какъ именно, въ какой мѣрѣ и степени начинаетъ, это другой вопросъ: несомнѣнно только то, что начинаетъ?
   Первый вопросъ, который невольно возникаетъ въ умѣ, тотчась же по засвидѣтельствованiи факта и его несомнѣннаго бытiя, это, -- чему мы обязаны такимъ въ высокой степени дѣльнымъ настройствомъ мысли и вкуса, наукѣ и литературѣ, той или другой преимущественно, той ли и другой вмѣстѣ.
   Разрѣшить вопросъ казенно-примиряющимъ образомъ, сказать что той и другой вмѣстѣ, было бы дѣло самое безопасное и главное, самое приличное. Но вѣдь не всякое примиренiе -- истинно, а слѣдственно и не всякое хорошо, потомучто хороша на свѣтѣ только истина.
   Если предложить вопросъ этотъ нѣкоторымъ изъ органовъ нашего развитiя, т. е. журналовъ, учено-литературныхъ (о просто ученыхъ мы ужь и не говоримъ), литературно-ученыхъ, просто литературныхъ, каждый изъ нихъ отвѣтитъ сообразно съ своими вкусами и наклонностями, или, говоря языкомъ сороковыхъ годовъ, "субъективно". "Русскiй Вѣстникъ" напримѣръ, журналъ достойный величайшаго уваженiя за серьёзность своего взгляда вообще и политическаго въ особенности, но пренебрегавшiй литературою цѣлыхъ шесть лѣтъ, пренебрегавшiй ею такъ явно, что на ряду съ повѣстями Тургенева и Крестовскаго помѣщалъ съ какимъ-то необъяснимымъ усердiемъ повѣсти г-жи Нарской и другихъ госпожъ... "Русскiй Вѣстникъ", не смотря на то, что милостиво обѣщалъ принять съ нынѣшняго года и бѣдную литературу подъ свое покровительство -- извѣстно какъ отвѣтитъ на нашъ вопросъ, если удостоитъ обратить на него вниманiе. Вкусъ его, не смотря на строгiй отзывъ, касающiйся литературы, нисколько не измѣнился какъ видно изъ литературныхъ перловъ, помѣщенныхъ въ его вышедшихъ въ настоящемъ году книжкахъ, перловъ, стоющихъ въ своемъ родѣ и прошлогодней повѣсти: "Пустушково" и литературныхъ перловъ прежнихъ лѣтъ. Стало быть и отвѣтитъ онъ, смотря свысока на литературу, -- отвѣтитъ, что ученое направленiе вообще и (подразумѣвается) его направленiе въ особенности содѣйствовали главнымъ образомъ нашему развитiю.
   "Отечественныя Записки" -- чтобы идти послѣдовательно по стопамъ проговорившагося статьей о Пушкинѣ г. Дудышкина и дополнившаго его мысль г. Гымалэ, должны радикально отвергнуть всякое серьёзное влiянiе, на развитiе наше литературы, не народной и стало быть несуществовавшей самобытно до напечатанiя сказокъ г. Аѳанасьевымъ и "Сборника пѣсенъ" (въ "Отеч. Зап.") г. Якушкинымъ... "Современникъ", если тоже захочетъ быть послѣдователенъ, то хоть и рѣшитъ можетъ быть въ милостивый часъ дѣло въ пользу литературы -- но во первыхъ надъ самымъ фактомъ нашего развитiя насмѣется какъ надъ вздоромъ, а во вторыхъ тутъ же, благо рука расходилась, похеритъ значенiе всей нашей литературы usque ad гг. Щедрина и Некрасова. Что касается до другихъ органовъ нашего развитiя, то "Вѣкъ" напримѣръ припишетъ пожалуй поворотъ нашъ къ знакомству съ серьёзнымъ, -- фельетонамъ И. Ч-р-н-к-н-ж-н-к-ва. Въ сущности же, вопросъ останется покрытымъ "мракомъ неизвѣстности" какъ выражался покойный учебникъ Кайданова обо всѣхъ вовсе неизвѣстныхъ или мало ему извѣстныхъ предметахъ.
   Не беремся и мы совершенно порѣшить этотъ вопросъ -- а желаемъ только указанiемъ на факты вывести его изъ кайдановскаго мрака неизвѣстности, желаемъ, потому что придаемъ ему большое значенiе. Глубоко уважая науку, мы все-таки видимъ въ ней дѣло болѣе спецiальное, болѣе такъ сказать аристократическое сравнительно съ великой обобщительницей идей -- литературою и думаемъ, что иницiатива развитiя принадлежитъ ей -- не то что преимущественно, а исключительно. Мы даже, да проститъ намъ "Русскiй Вѣстникъ", такъ твердо вѣруемъ въ нее какъ въ народный и вѣчный органъ духовнаго развитiя, что не признаемъ такихъ эпохъ, когда ея интересы могутъ быть совершенно покидаемы для другихъ высшихъ интересовъ -- и видимъ въ пренебреженiи къ ней, даже временномъ, ни болѣе ни менѣе какъ произволъ теорiй, хотя и ученыхъ, но всегда узкихъ сравнительно съ безграничною жизнью, которой органомъ литература, -- какъ бы она съ точки зрѣнiя теорiй ни была маловажна, не переставала и не перестаетъ никогда быть, по своему народному, общедоступному и симпатичному существу. Таково наше мнѣнiе или лучше сказать наше исповѣданiе. Но дѣло не въ немъ конечно, дѣло въ фактахъ, т. е. въ томъ: будутъ ли на нашей сторонѣ факты?
   Въ настоящемъ библiографическомъ обзорѣ нашемъ мы сгруппировали въ заглавiи нѣсколько изслѣдованiй и памятниковъ, относящихся къ одному предмету, къ нашей народной словесности и къ нашему быту...
   Припомните положенiе этого дѣла, не говоря уже за пятнадцать, даже за десять лѣтъ назадъ. Мы не напоминаемъ чисто отрицательныхъ статей Бѣлинскаго, и чисто же отрицательнаго направленiя сороковыхъ годовъ, статей о нашей народной словесности по поводу сборника Кирши Данилова и сказанiй г. Сахарова, рѣзкихъ выходокъ покойнаго великаго критика и вождя нашего противъ народной поэзiи вообще, противъ славянской народной поэзiи въ особенности, его горькихъ обличенiй нашей русской народной поэзiи въ грубости и татарствѣ, не напоминаемъ потому, что раскрывши любой изъ послѣднихъ пяти томовъ Бѣлинскаго, читатели непремѣнно встрѣтятся съ однимъ изъ подобныхъ взглядовъ, въ свое время и съ извѣстной точки правыхъ, выраженныхъ всегда съ честною прямотою и удивительной энергiей... Нѣтъ! возьмите дѣло въ началѣ пятидесятыхъ годовъ, когда Бѣлинскаго уже не стало -- а взгляды его, лишонные энергiи, продолжали повторяться. Припомните -- чтò писалось критиками "Отечественныхъ Записокъ" и даже "Современника", о русскомъ народномъ бытѣ, по поводу драмъ Островскаго, въ особенности напримѣръ по поводу "Не такъ живи какъ хочется"; припомните какъ глумились надъ честнымъ и даровито-выполненнымъ дѣломъ Н. В. Берга, находя крайне смѣшнымъ, что онъ собирается "пропѣть намъ пѣсни всего мiра"; его вѣдь чуть что не вызывали поэтому поводу пропѣть ихъ съ пляскою -- также точно неблагопристойно, какъ въ наше время "Вѣкъ" приглашалъ г-жу Толмачеву прочесть съ "вызывающими" жестами одно стихотворенiе Пушкина, -- забывая въ своемъ наивномъ глумленiи, что до г. Берга еще великiй Гердеръ "спѣлъ" уже Германiи "пѣсни всего мiра." Припомните какъ г. Егуновъ уничтожалъ всю древнюю русскую торговлю, какъ г. Аѳанасьевъ, нынѣ весьма дѣльно и полезно занятый собиранiемъ сказокъ и легендъ нашего народа, сочинялъ по Гримму боговъ кочерги и ухвата. Припомните всѣ послѣдствiя теорiи родового быта, послѣдствiя, отъ которыхъ видимо отступился одинъ изъ отцовъ ея, добросовѣстный и даровитый К. Д. Кавелинъ и которыхъ упорно держится доселѣ г. Соловьевъ... Припомните, однимъ словомъ, въ обшихъ чертахъ положенiе вопроса о нашей народности и объ изученiи нашего народнаго быта, о нашей народной поэзiи, о нашихъ вѣрованiяхъ, повѣрьяхъ, обрядахъ и преданiяхъ, и оцѣните успѣхи нашего времени, великiй шагъ нашего народнаго сознанiя.
   Кто не привыкъ, -- говоритъ блистательнѣйшiй представитель научнаго знакомства нашей эпохи съ нашимъ народнымъ бытомъ, Ѳ. И. Буслаевъ (Ист. оч. Р. нар. Слов. Т. I. стр. 55), -- отдавать себѣ отчета въ сокровенныхъ побужденiяхъ наружныхъ явленiй, тотъ легко объяснитъ себѣ рѣзкую откровенность и грубую простоту эпической поэзiи, отсутствiемъ нравственнаго чувства, принявъ за это послѣднее, условные свѣтскiе прiемы, и даже подкрѣпитъ свое мнѣнiе какою нибудь пѣснею новѣйшаго издѣлiя, дѣйствительно пошлою и грязною. Но если взять въ соображенiе, что старинная эпопея возникаетъ и раскрывается въ продолженiе вѣковъ, что каждое поколѣнiе бережетъ и лелѣетъ ее, какъ лучшее свое достоянiе, и что такъ называемое дурное направленiе возникаетъ въ литературѣ большею частью уже отъ лица, отъ произвола частнаго, а не отъ всеобщаго нравственнаго расположенiя, то едвали возможно допустить въ эпической самородной поэзiи не только рѣшительное оскорбленiе нравственнаго чувства, но даже и малѣйшее намѣренное уклоненiе отъ добра и правды. И въ изустной, словестности, безъ сомнѣнiя, могли тогда слагаться пѣсни, оскорбляющiя нравственность, но онѣ не расходились далѣе той волости, гдѣ пѣлъ ихъ самъ сочинитель и никогда не доживали до послѣдующаго поколѣнiя, умирая вмѣстѣ съ своимъ виновникомъ. "Все минется" говоритъ народъ -- "одна правда остается" -- а пѣсня -- правда. Какъ бездарность, такъ и всякое личное зло и всякiй произволъ, эпическая поэзiя, въ своемъ вѣковомъ теченiи, отъ себя отбрасывала, подобно тѣмъ озерамъ, которыя будто-бы не терпятъ на днѣ своемъ никакой нечистоты и постоянно извѣргаютъ ее на берегъ...
   Пѣсня, сказка, поэтическое преданье старины, -- говоритъ въ другомъ мѣстѣ тотъ же даровитый и глубокомысленный изслѣдователь (Т. I. стр. 308), -- дорогú народу не потому только, что забавляютъ въ досужее время, даютъ пищу праздному воображенiю, ласкаютъ слухъ складными звуками, однимъ словомъ -- не потому, чтобъ народъ находилъ въ произведенiяхъ своей безыскусственной поэзiи, удовлетворенье только однимъ эстетическимъ стремленьямъ и позывамъ. Въ этихъ произведенiяхъ онъ чувствуетъ какъ бы дополненiе всему нравственному существу своему, потомучто они срослись въ его сердцѣ со всѣми лучшими, задушевными его помыслами, мечтами и вѣрованьями; потому въ нихъ находитъ онъ уже готовое выраженiе тѣхъ сокровенныхъ духовныхъ началъ, которыя ему становятся доступны и ясны только в этой внѣшней, уже установившейся, окрѣпшей формѣ. Это его старина и преданiе, изъ которыхъ сложились первыя основы его нравственной физiономiи. Это духовная собственность всѣхъ и каждаго. Кто поетъ пѣсни или разсказываетъ сказку, тому она и принадлежитъ какъ его литературная собственность, потомучто онъ и самъ подумалъ бы и сказалъ бы точно также, еслибъ старина не подслужилась ему готовымъ выраженiемъ. Поэтическое творчество цѣлыхъ массъ или поколѣнiй и творчество отдѣльныхъ личностей, сливаются въ этомъ всеохватывающемъ широкомъ потокѣ народной поэзiи. Пѣвецъ или разскащикъ что нибудь иногда прибавитъ и отъ себя, но такъ, что ни онъ самъ того не замѣтитъ, ни другiе, точно такъ какъ отъ избытка сердца слагается новое слово, мѣткое и бойкое; совершенно свѣжее, но уже изъ готовыхъ въ языкѣ этимологическихъ данныхъ.
   Вдумываясь глубже въ общiй смыслъ народной поэзiи, мы должны признать за нею высокое назначенiе. Она сопутствуетъ народамъ на тяжоломъ историческомъ поприщѣ, и вѣчно юная и свѣжая -- постоянно питаетъ въ нихъ высокiя стремленiя въ область идей; она убѣждаетъ всякаго, что техническое настроенiе есть одна изъ необходимѣйшихъ, непреходящихъ потребностей духовной жизни, какое бы направленiе въ теченiе вѣковъ она ни получила, хотя бы даже исключительно практическое.
   Едва ли нужно припоминать и пояснять на сколько этотъ глубокiй и сочувствующiй взглядъ на народную поэзiю вообще, взглядъ, прилагаемый г. Буслаевымъ съ любовью и къ нашей народной поэзiи, далекъ отъ взглядовъ на это дѣло критики сороковыхъ годовъ. Разница неизмѣримая... Въ настоящую минуту скорѣе возможна другая крайность, именно взглядъ, ставящiй непосредственную, такъ сказать растительную поэзiю выше художественной, искусственной, и притомъ возможенъ не у фанатическихъ адептовъ народности вообще и нашей народности въ особенности, а у глубокомысленныхъ и вполнѣ добросовѣстныхъ изслѣдователей, многосторонне смотрящихъ на предметъ, какъ г. Буслаевъ, который смотритъ на народную поэзiю, какъ на нѣчто органическое. Для него, народная поэзiя какъ старина и преданье, какъ вѣрованiе и обычай, выше всякаго вымысла, внѣ всякаго подозрѣнiя въ неправдѣ и обманѣ. Онъ даже выражаетъ часто какую-то не любовь къ поэзiи искусственной, сопоставляя съ ней растительную, народную поэзiю.
   Народная поэзiя, -- говоритъ онъ между прочимъ (Т. I стран. 407.), будучи главнымъ, существеннымъ и преимущественнымъ выраженiемъ эпическаго творчества, предлагаетъ безспорно самые лучшiе образцы эпическаго стиля, какихъ не найдемъ ни у Виргилiя, ни у Арiоста или Тасса. Но кромѣ того, сверхъ этихъ видовыхъ свойствъ эпическаго стиля, она непогрѣшительна относительно поэтическихъ достоинствъ вообще...
   И за тѣмъ, подкрѣпивъ свой взглядъ мнѣнiемъ знаменитаго Я. Гримма, ученый нашъ замѣчаетъ, относительно поэзiи искусственной, что она можетъ быть лучше или хуже, смотря по личнымъ дарованiямъ поэта, по его направленiю и т. д.
   Поэзiя народная, -- продолжаетъ онъ, -- разумѣется чисто народная, а не испорченная фабричными или лакейскими передѣлками -- во всѣхъ отношенiяхъ хороша, потомучто она естественна; потомучто, будучи выраженiемъ творческаго духа всего народа, свободно выливалась она изъ устъ цѣлыхъ поколѣнiй. Къ ней не прикоснулось никакое личное соображенiе. Красота ея есть такое же независимое отъ личной искусственности, отъ случайной прикрасы явленiе, какъ и красота самой природы. И какъ произведенiя природы потому только прекрасны, что это качество согласно съ ихъ внутреннимъ организмомъ, совсѣмъ существомъ ихъ: такъ и изящество народной поэзiи есть необходимое выраженiе самаго содержанiя, самаго миѳа или преданiя и кроющейся въ нихъ мысли или основного нравственнаго чувства: потомучто безыскусственная поэзiя всѣхъ народовъ и всѣхъ временъ высоко нравственна, точно также какъ в природѣ физической здоровье, необходимое условiе красоты.
   Тѣмъ же самымъ взглядомъ на народную поэзiю проникнутъ какъ видно, въ настоящую минуту и А. Н. Аѳанасьевъ, -- нѣкогда сочинявшiй боговъ кочерги и ухвата, нынѣ добросовѣстно и полезно занятый собиранiемъ матерiаловъ народнаго быта. Вотъ что говоритъ онъ напримѣръ въ предисловiи къ своему собранiю сказокъ (Вып. I. Предисл. стр. XVII.), явно на основанiи тѣхъ же самыхъ началъ, которыя руководили г. Буслаева въ его изданiяхъ:
   Составляя вмѣстѣ съ "былинами" отрывки стариннаго эпоса, сказки уже потому самому запечатлѣны прочнымъ художественнымъ достоинствомъ. Въ доисторическую эпоху своего развитiя, народъ необходимо является поэтомъ. Обоготворяя природу, онъ видитъ въ ней живое существо, отзывающееся на всякую радость и горе. Погружонный въ созерцанiе ея торжественныхъ явленiй и исключительныхъ силъ, народъ всѣ свои убѣжденiя, вѣрованiя и наблюденiе воплощаетъ въ живые поэтическiе образы и высказываетъ въ одной неумолкаемой, отличающейся ровнымъ и спокойнымъ взглядомъ на весь мiръ.
   Народныя русскiя сказки проникнуты всѣми особенностями эпической поэзiи: тотъ же свѣтлый и спокойный тонъ; таже неподражаемая искуственность описать всякiй предметъ и всякое явленiе по впечатлѣнiю, производимому ими на душу человѣка; таже обрядность, высказывающаяся въ повторенiи обычныхъ эпитетовъ, выраженiй и цѣлыхъ описанiй и сценъ и т. д.
   Повторяемъ опять: какъ далекъ этотъ взглядъ отъ взгляда сороковыхъ годовъ -- взгляда, который въ сущности былъ только прямымъ результатомъ отрицанiя всего природнаго, непосредственнаго въ пользу и во имя отвлеченнаго духа съ его прогрессомъ, отрицанiя, послѣдовательно выразившагося у Бѣлинскаго фразой, что "гвоздь выкованный рукою человѣка лучше и дороже лучшаго цвѣтка природы". Перечтите, если желаете провѣрить взглядъ сороковыхъ годовъ во всѣхъ его приложенiяхъ и послѣдствiяхъ -- то что онъ говоритъ напримѣръ о народной поэзiи славянскихъ племенъ (Т. IV. стран. 106.), то, что онъ говоритъ въ своей капитальной статьѣ о русской народной поэзiи (Т. V. стран. 1.), что говоритъ онъ объ индѣйской эпической поэзiи (Т. IX. стран. 76.), чтобы видѣть до какихъ нелѣпостей доходилъ отрицательный взглядъ. Еще въ 1840 году, соблюдая еще нѣкоторую умѣренность, Бѣлинскiй выражаетъ мнѣнiе, что иностранныя литературы должны остаться и всегда останутся предметомъ предпочтительнаго вниманiя, потомучто общемiровое всегда будетъ выше частнаго, а художественная поэзiя выше естественной или такъ называемой народной... Въ капитальной же статьѣ своей, онъ проводитъ свой взглядъ съ такою послѣдовательностью, которая исчерпываетъ его до крайнихъ крайностей.
   Что же -- приходимъ опять, къ поставленному нами вопросу -- что подорвало отрицательный взглядъ, что дало такую повсемѣстную силу, такой исключительный перевѣсъ другому взгляду, взгляду, который не можетъ быть названъ иначе какъ органическимъ -- взгляду, съ такой глубиною проводимому г. Буслаевымъ въ его изслѣдованiяхъ? Наука или литература?

________

  
   Органическiй взглядъ имѣетъ у насъ также точно какъ и взглядъ отрицательный, также точно какъ и взглядъ положительный свою исторiю, свои зародыши, свои первыя формацiи. Собственно говоря, онъ возникъ единовременно съ отрицательнымъ взглядомъ, возникъ изъ одного источника, но на время затаился и развивался совершенно въ тишинѣ, совершенно изолированно. Вотъ это-то обстоятельство и бросаетъ, кажется намъ, свѣтъ на поставленный нами вопросъ.
   Органическiй взглядъ высказался еще въ 1839 году, въ первомъ году возобновленныхъ "Отечественныхъ Записокъ" и притомъ высказался не какъ робкое усилiе, не какъ несложившiйся зародышъ, а блистательно и полно, хотя еще молодо, въ статьѣ о русской народной поэзiи. Имя ея автора не тайна въ кругу литературномъ, но все-таки мы не имѣемъ права назвать его до тѣхъ поръ, пока самъ онъ не объявитъ себя авторомъ этого, хотя и юношескаго, но превосходнаго труда. Статья эта до сихъ поръ не потеряла своей цѣны -- до сихъ поръ одна только съ полнотою обнимаетъ вопросъ о нашей поэзiи и заключаетъ въ себѣ, словно въ зернѣ -- всѣ послѣдствiя органическаго взгляда на народную поэзiю въ особенности. Тотъ же самый взглядъ сказывался и въ диссертацiи г. Каткова, и въ диссертацiи г. Буслаева и, съ примѣсью нѣкоторой односторонности и многихъ увлеченiй, въ филологическихъ трудахъ покойнаго К. С. Аксакова, глумиться надъ которыми могутъ позволить себѣ только фельетонные поэты по своему невѣжеству. Съ этимъ же взглядомъ родственны и глубокомысленныя, генiальныя, хоть иногда парадоксальныя, историческiя и филологическiя идеи покойнаго Хомякова... Однимъ словомъ, взглядъ этотъ вовсе не есть что-либо новое, и въ настоящую минуту мы свидѣтельствуемъ и заявляемъ только побѣду его а не бытiе.
   Отъ чего же побѣда эта совершилась только теперь, отъ чего въ тиши и незамѣтно созрѣвалъ и развивался органическiй взглядъ, не смотря на научную даровитость нѣкоторыхъ его представителей (Хомяковъ, Катковъ, Буслаевъ), на добросовѣстныя работы другихъ?
   Пока живъ былъ принципъ отрицательнаго взгляда, органическому взгляду, хотя и существовавшему и постепенно созрѣвавшему, не было и не могло быть никакого хода.
   Принципъ отрицательнаго взгляда, принципъ отрицанiя всего мѣстнаго и народнаго въ пользу общечеловѣческаго, всего природнаго, непосредственнаго -- въ пользу выкованнаго духомъ, цвѣтка въ пользу гвоздя -- принципъ исторической, нравственной, эстетической и наконецъ общественной (пожертвованiе Турцiи славянствомъ и жертва имъ же австрiйскому жандарму) централизацiи, былъ принципъ односторонне-понятаго гегелизма.
   Силу въ жизни имѣютъ только цѣлостныя, всеохватывающiя вѣянiя жизни -- философiя и искусство. Пока гегелизмъ лѣвой стороны былъ единственнымъ вѣянiемъ жизни, съ его словомъ прогресса, съ его пожирающимъ какъ древнiй Кроносъ чадъ своихъ "Gott im Werden", и пока противъ него стоялъ только гегелизмъ правой стороны, наслѣдовавшiй отъ великаго учителя только букву, никакое другое слово кромѣ слова прогресса не было и не могло быть живымъ словомъ.
   Слово же прогресса -- послѣдовательно, есть слово вѣчнаго, никогда по сущности своей не успокоивающагося отрицанiя, а ограниченно, -- слово теорiи а не жизни. Абстрактное чудовище человѣчества (не человѣчности, не души человѣческой а человѣчества какъ рода), требовало жертвъ никакъ не менѣе древняго Ваала. Мудрено ли, что наивнѣйшаго, искреннѣйшаго и жизненнѣйшаго представителя этого взгляда -- Бѣлинскаго, порою, когда онъ предается всѣмъ послѣдствiямъ отрицательнаго, централизацiоннаго взгляда, оставляетъ даже самое блистательное свойство его природы, эстетическое чувство! Обращаемъ въ этомъ отношенiи вниманiе читателей нашихъ на разборъ его индѣйской поэмы: "Наль и Дамаянти"...
   Что касается до самой поэмы, -- говоритъ онъ (Т. IX. стран. 76) она -- индѣйская въ полномъ значенiи слова. Въ ней дѣйствуютъ боги, люди и животныя. Боги какъ двѣ капли воды похожи на людей, а люди, ни дать ни взять -- тѣже животныя. Такъ напримѣръ, гуси играютъ въ поэмѣ такую роль, что безъ нихъ не было бы и поэмы. И эти гуси говорятъ и мыслятъ точь въ точь какъ люди, а эти люди въ свою очередь говорятъ и мыслятъ точь въ точь какъ гуси. Гуси здѣсь не глупѣе людей, а люди не умнѣе гусей и т. д.
   Такое непониманiе народовъ и поэзiи народовъ было только послѣдствiемъ принципа.
   Выдохся и вымеръ самый принципъ, потрясенный въ своей сущности возродившимся въ новыхъ формахъ шеллингизмомъ. Явился, какъ вѣянiе, какъ сила и органическiй взглядъ, которому суждено можетъ быть раскрыть безпредѣльную, но нѣсколько смутную глубину этой бездны свѣта, которая сказавшись сначала системою трансцендентальнаго идеализма -- вызвала какъ свое полное дiалектическое развитiе гегелизмъ (но не гегелистовъ), а какъ философiя природы указала только пока еще путь человѣческому мышленiю, ибо и философiю мифологiи и "Philosophie der Offenbarung" нельзя еще считать пока ничѣмъ инымъ, какъ "зiянiемъ бездны", молнiею, озаряющею намъ путь...
   Стало быть, къ чему мы и вели главнымъ образомъ дѣло -- побѣда органическаго взгляда совершена во-первыхъ философскою революцiею, паденiемъ одной системы и первымъ проблескомъ иной.
   Во-вторыхъ, но и во-вторыхъ -- совершена она столь же органическимъ, растительнымъ явленiемъ -- литературою. Любовь и сочувствiе къ быту народному, къ поэзiи народа, къ преданiямъ и вѣрованiямъ народа, не могла быть возбуждена почастными, хотя и въ высокой степени замѣчательными соображенiями и изслѣдованiями, а представленiями болѣе или менѣе цѣлостными, художественнымъ пониманiемъ народа и народности.
   Торжеству органическаго взгляда, интересу, принимаемому теперь всѣми образованными людьми въ изученiи народа, его быта, поэзiи, преданiй, содѣйствовалъ литературный переворотъ пятидесятыхъ годовъ, переворотъ, во главѣ котораго стоитъ имя Островскаго, какъ единственнаго до сихъ поръ поэта народныхъ созерцанiй и народныхъ образовъ. Вотъ почему между прочимъ, мы и ставимъ Островскаго со всѣми его недостатками, которые мы видимъ можетъ быть больше другихъ, на совершенно особенное мѣсто въ современной литературѣ; почему въ его новомъ словѣ цѣнимъ равно и ясно -- отрицательныя (но никакъ не обличительныя) и широкiя, но еще не вполнѣ выяснившiяся положительныя стороны. Вотъ почему кромѣ Островскаго, въ другихъ дѣятеляхъ нашей эпохи, какъ напримѣръ въ даровитомъ Л. Меѣ, мы слѣдимъ съ такою любовью эти положительныя стороны. Это уже не надежда, даже не задатки раскрытiя нашей народной сущности, нѣтъ, -- это уже прямыя художественныя данныя, цѣликомъ долженствующiя войдти въ наше развитiе, факты завоеванiя нами нашей особности, самостоятельности, народности, единственные наши, послѣ Пушкина и вмѣстѣ съ Пушкинымъ, вполнѣ народные литературные факты.

_________

  
   Обращаясь къ сочиненiямъ, подавшимъ намъ поводъ къ изложенiю нашихъ взглядовъ на значенiе, въ развитiи нашемъ, изученiя родного нашего быта, мы, по формѣ должны раздѣлить ихъ на 1) изслѣдованiя (сочиненiя г. Буслаева, г. Шевырева) и 2) на памятники и по духу тоже на двѣ категорiи: 1) на изданiя и изслѣдованiя отмѣченныя положительнымъ славянофильскимъ взглядомъ, и притомъ а) славянофильскимъ въ его смутномъ, неочищенномъ видѣ, какъ "Исторiя словесности" г. Шевырева, и б) славянофильскимъ въ его окончательно-опредѣлившемся чистомъ видѣ (Пѣсни Кирѣевскаго, Калѣки г. Безсонова, Русскiя пѣсни г-жи Кохановской съ примѣчанiями редакцiи "Русской Бесѣды". 2) На изслѣдованiя и изданiя, представляющiя собою результаты торжества органическаго взгляда на народъ, народный бытъ, народную поэзiю, изслѣдованiя и изданiя, болѣе или менѣе замѣчательныя, но свободно ли сознательно, какъ книга г. Буслаева, подчиненно ли сознательно какъ трудъ г. Аѳанасьева, наконецъ безсознательно ли выражающiя собою этотъ органическiй взглядъ.
   Въ замѣчанiяхъ нашихъ, какъ библiографическихъ, мы будемъ по необходимости кратки.
   Начнемъ съ первой категорiи явленiй:
   Славянофильскiй взглядъ на народъ, его бытъ, исторiю, преданiя, поэзiю -- взглядъ, хотя и несравненно справедливѣйшiй нежели взглядъ отрицательный, въ сущности сходенъ съ симъ послѣднимъ тѣмъ, что онъ точно также теоретическiй. Славянофильство теперь уже точно такое же историческое явленiе, какъ и западничество, не брало народъ, какимъ онъ является въ жизни, а искало въ немъ всегда своего идеальнаго народа, обрѣзывало по условной мѣркѣ побѣги этой громадной растительной жизни. Славянофильство въ своемъ теоретическомъ ослѣпленiи подавало руку шишковизму, который велъ прямо къ "Маяку" и "Домашней Бесѣдѣ"; славянофильство не любитъ въ сущности Пушкина, такъ же точно, какъ г. -бовъ съ одной стороны и г. Аскоченскiй съ другой, и можетъ быть до сихъ поръ еще чуждается современной народной литературы, во главѣ которой стоитъ Островскiй. По крайней мѣрѣ, оно ни разу не выражало къ ней, къ этой новой литературѣ своего сочувствiя. Къ народу и къ народному быту относилось это, впрочемъ весьма почтенное и много добраго сдѣлавшее направленiе, учительно и даже иногда исправительно. Своего, идеальнаго народа оно отыскивало только въ до-Петровскомъ быту и въ степяхъ, которыхъ не коснулась еще до сихъ поръ реформа. Купеческаго сословiя, т. е. той среды, въ которой народное развилось вполнѣ самостоятельно въ хорошемъ и дурномъ, въ типическомъ и уродливомъ, въ жизненной, хотя изолированной, (отчего и уродства), полнотѣ и въ жизненномъ же безобразiи, оно не признавало какъ существеннаго явленiя, оно знало только старое боярство и степное крестьянство, стремясь отождествить въ началахъ два эти явленiя въ сущности разнородныя, одно -- отжившее, другое совсѣмъ не жившее...
   Замѣчательно странно, назидательно и исправительно сказалось это направленiе въ отношенiи къ народному быту, въ "Русской Бесѣдѣ" 1856 года, въ статьѣ г. Т. Филипова о драмѣ Островскаго "Не такъ живи какъ хочется"... Вот ужъ подлинно, жизни въ этой статьѣ говорилось, не такъ живи какъ хочется, а живи какъ мы велимъ. На одной пѣснѣ, которой въ народной поэзiи найдется десять противорѣчащихъ, говорящихъ и про гульбу:
  
   Вешнюю ночку, весь денёчикъ
   Осеннюю ночку до свѣточку
   и про лихую свекровь и про свекра, который
   меня мóлоду домой кличетъ...
   Ужь ты кличь не кличь, я домой не буду,
   Буду ль нѣтъ ли я, завтра поутру
  
   на одной пѣснѣ, да и притомъ порѣшающей дѣло только фактами, между прочимъ даже и надеждами не совсѣмъ нравственными, въ родѣ того что
  
   Свекровь кропотлива
   Сама въ землю пòйдетъ...
  
   строилась цѣлая теорiя тупой покорности, какъ идеальнаго начала семьи и быта народнаго...
   Эта статья явно въ свое время поднявшая скандалъ, была, статья неофита. Но славянофильство и въ 1860 году осталось вѣрнымъ своей любви къ тому ложу прокруста, на которое клало оно и до котораго дотягивало или по которому обрѣзывало народъ и народность.
   Въ "Бесѣдѣ" 1860 года, въ двухъ книжкахъ 1-й и 2-й напечатаны двѣ статьи одного изъ первостепенныхъ талантовъ нашей эпохи, ярко даровитой и глубоко-симпатизирующей народу и народности г-жи Кохановской, статьи о русскихъ пѣсняхъ ("Нѣсколько русскихъ пѣсенъ" въ Томѣ I-мъ, и "Боярскiя пѣсни" въ Томѣ II-мъ). Статья г-жи Кохановской сама по себѣ принадлежитъ какъ и самый ея талантъ, къ новому органически-жизненному направленiю. Пѣсни сообщала она, не мудрствуя лукаво, объясняя только ихъ поэтически, высказывая въ своихъ объясненiяхъ и удивительную тонкость чутья и самую широкую любовь къ народу. Первую изъ этихъ статей редакцiя "Русской Бесѣды" снабдила примѣчанiемъ и въ одномъ изъ примѣчанiй, наивнѣйшимъ образомъ высказались садовники, обрѣзывающiе произвольные побѣги растенiя. Дѣло въ томъ, изволите видѣть, что въ собранiи г-жи Кохановской встрѣтилась пѣсня, рѣшительно неподходящая подъ теорiю безстрастiя, трагическая до мрака и ужаса, пѣсня о мести красной дѣвицы, которая собираясь мстить своему милому, говоритъ:
   Я изъ рукъ, изъ ногъ коровать смощу,
   Изъ буйной головы яндову скую,
   Изъ глазъ его я чару солью,
   Изъ мяса его пироговъ напеку;
   А изъ сала его я свѣчей налью;
   Созову я бесѣду подружекъ своихъ,
   Я подружекъ своихъ и сестрицу его,
   Загадаю загадку неотгадливую:
   Ой и что таково:
   На милòмъ я сижу,
   На милòва гляжу,
   Я милòмъ подношу,
   Мúлымъ подчиваю;
   А и милъ передо мной,
   Что свѣчею горитъ?..
  
   Пѣсня дѣйствительно изъ ряду вонъ; пѣсня, наводящая на мысль, что и у насъ, какъ въ грѣшной западной жизни бывали временами элементы страстности, доходящiе до чудовищности и звѣрства, что и у насъ пожалуй въ трагическiя минуты возможна какая нибудь Theroigne de Mirecourt... Пѣсня удивительно поясняетъ узакониваетъ какъ жизненные элементы не людоѣдство конечно, но страстность многихъ нашихъ великихъ поэтовъ, какъ Пушкинъ и Лермонтовъ, кровавыя желанiя Алеко, лихорадочную жажду крови въ "Братьяхъ разбойникахъ", звѣрскiе инстинкты Мцыри, холодное наслажденiе образомъ смерти въ бояринѣ Оршѣ, и поясняетъ же необузданность страстныхъ порывовъ "Страшнаго гаданья" и "Муллы Нура" Бестужева, вакханалiи страстности въ Полежаевѣ, но за то разбиваетъ всѣ теорiи о безстрастномъ смиренiи. Замѣтьте еще, что чувство мести, выраженное здѣсь въ чудовищнѣйшей формѣ, въ формахъ иныхъ, такъ сказать потише выражается и въ другихъ пѣсняхъ: о красной дѣвицѣ напримѣръ, собирающейся высушить милаго не зельями, не кореньями, а своими горючьми слезьми; замѣтьте, что само славянофильство приводитъ пѣсню тоже не очень нѣжную, и послѣ этого, поймите что нибудь, если вы только добровольно не закроете себѣ глазъ теорiею, поймите что нибудь въ слѣдующемъ замѣчанiи къ пѣснѣ, сдѣланномъ редакцiею "Бесѣды". А замѣчанiе подписано буквами: А. Х. да и по глубокомысленному, ловкому, хотя ничего не объясняющему космогоническому софизму, не трудно отгадать въ немъ широкiй и блестящiй умъ знамѣнитаго главы партiи:
   Странная пѣсня, -- такъ гласитъ примѣчанiе, -- и уродливая во всѣхъ отношенiяхъ. (1) Отрицать ея подлинности нельзя (2) хотя бы даже она была только мѣстною, но такая же точно пѣсня записана и въ другихъ мѣстностяхъ, (3) слѣдовательно она довольно общая въ Великорусской землѣ. Предполагать позднѣйшее изобрѣтенiе нѣтъ причинъ, ни по тону, ни по содержанiю; окончанiе загадки даже какъ будто указываетъ на древность. (4) Что же это такое? (5) Гнусное выраженiе злой страсти, доведенной до изступленiя? (6) Тонъ вовсе не носитъ на себѣ отпечатокъ страсти и его холодность дѣлаетъ пѣсню еще отвратительнѣе. (7) Сравнимъ съ нею разбойничью пѣсню, кончающуюся стихами:
  
   На ножѣ сердце встрепенулося
   Красна дѣвица усмѣхнулася...
  
   и разница станетъ очень явною. Какъ пѣсня, эта пѣсня не имѣетъ никакого смысла, ни объясненiя: она невозможна психически и невозможна даже въ художественномъ отношенiи. Какъ же объяснить ея существованiе? Просто тѣмъ, что она вовсе не пѣсня въ смыслѣ бытовомъ.
   Далѣе кажется служенiе теорiи идти не можетъ. Пѣсня, признаваемая самими коментаторами несомнѣнно подлинною, довольно общею въ Великорусской землѣ, въ тоже самое время объявляется невозможною психически, невозможною въ художественномъ отношенiи, наконецъ вовсе не пѣснею (съ прибавкою таинственнаго слова: въ смыслѣ бытовомъ).
   Мы не выписываемъ остроумнаго, обличающаго глубокую ученость, но въ особенности необыкновенную софистическую ловкость, космогоническаго толкованiя пѣсни. Мы хотѣли только наглядно указать на существенный порокъ направленiя, которое тѣмъ не менѣе мы уважаемъ едва ли не болѣе всѣхъ другихъ, долго существовавшихъ теоретическихъ направленiй, и котораго самые промахи поучительны, потомучто и самые промахи происходили изъ источника любви и уваженiя къ народу.
   Сказанное нами преимущественно относится къ совершенно-чистому и опредѣленно высказавшемуся славянофильству, къ славянофильству, высказавшемуся въ дѣятельности Хомякова, двухъ Кирѣевскихъ (И. В. и П. В.), Аксаковыхъ -- К. С. и И. С. Аксаковыхъ (ибо Аксаковъ-отецъ, авторъ "Семейной хроники" -- просто русскiй художникъ, а не теоретикъ) и нѣкоторыхъ другихъ писателей, болѣе или менѣе тождественныхъ съ ними по взгляду (А. И. Кошелева, какъ политико-эконома, П. А. Безсонова, Н. П. Г-ва). Погодинъ, явленiе совершенно особое и самостоятельное, самъ глава направленiя во многомъ расходящегося съ славянофильствомъ -- хоть глава, не всегда сознательный, не всегда смѣло и прямо примыкавшiй къ тому направленiю, которое смѣло и прямо признавало его главою quand mЙme, вопреки пожалуй даже ему самому, т. е. тѣмъ страннымъ предразсудкамъ, которые оригинальнѣйшимъ образомъ соединялись въ его взглядѣ историческомъ и общественномъ съ самымъ широкимъ и жизненнымъ захватомъ, вопреки тому мнѣнiю, которое составлялось о немъ часто въ кружкахъ, по однимъ его предразсудкамъ...
   Это же самое направленiе, къ которому принадлежали, по скольку могутъ принадлежать вообще къ какому-либо направленiю художники, Островскiй, Писемскiй, Мей, заявляло временами сочувствiе и къ дѣятельности С. П. Шевырева.
   Говоря по поводу разныхъ изданiй, касающихся быта народнаго, народной словесности вообще и поэзiи народной въ особенности, мы не можемъ миновать вопроса о дѣятельности г. Шевырева. Прежде всего мы скажемъ честно, что по отношенiю къ его, во всякомъ случаѣ добросовѣстному, хотя и одностороннему по мысли труду -- труду, написанному съ огромной начитанностью и съ безспорною даровитостью, служащими къ сожалѣнiю рабски и почти постоянно самому узкому воззрѣнiю, мы не дѣлимъ ни озлобленiя доктринеровъ, ни легкаго тона нашихъ пародистовъ. Для насъ и для нашего журнала все это уже древняя исторiя, къ которой мы относимся очень спокойно. Мнѣнiе наше объ этомъ трудѣ совершенно сходится съ безпристрастнымъ и благороднымъ взглядомъ, высказываемымъ г. Буслаевымъ -- авторитетомъ (если ужь нужны непремѣнно авторитеты), въ дѣлѣ изученiя русской древней словесности и русскаго быта, самымъ серьёзнымъ въ настоящую минуту. Совершенно разбивая по мѣстамъ критическую методу г. Шевырева, авторъ "Историческихъ очерковъ народной словесности и искусства", умѣетъ удержаться всегда въ границахъ должнаго уваженiя къ добросовѣстности, трудолюбiю и начитанности историка русской словесности, и конечно только такого рода критическому отношенiю, къ почтенному и полезному, хоть и одностороннему по мысли труду, могутъ сочувствовать серьёзные люди.
   Что касается до самыхъ "Историческихъ очерковъ русской народности и искусства" г. Буслаева, то мы, не намѣреваясь теперь дѣлать серьёзную критическую оцѣнку этому капитальному сочиненiю, позволяемъ однако себѣ нѣсколько замѣчанiй.
   Нѣкогда а именно въ 1840 году, въ критической рецензiи на книжку "Повѣсти и преданiя народовъ славянскаго племени", изданныя И. Боричевскимъ, покойный Бѣлинскiй замѣчалъ между прочимъ слѣдующее (соч. Бѣл. т. IV, стран. 106).
  
   Кажется излишнее пристрастiе къ народнымъ произведенiямъ славянской фантазiи, заставило г. Боричевскаго отыскивать сходство въ народныхъ славянскихъ повѣрьяхъ и преданiяхъ съ скандинавскими; но приведенные имъ примѣры только доказываютъ ихъ несходство. Если хотите, тутъ есть что-то похожее на сходство; но все близкое къ своему источнику, болѣе или менѣе сходно, и потому славянскiя преданiя и повѣрья сходны не только съ скандинавскими, но и съ индѣйскими, египетскими и т. д.
  
   Время перемѣнилось. Какъ смутныя предчувствiя покойнаго Венелина разрослись въ научно-ясныя положенiя о старобытности славянъ великаго Шафарика, такъ и намеки г. Боричевскаго, уже не намеки, а завоеванные факты въ трудахъ Ѳ. И. Буслаева, факты неопровержимые, хотя часто и поражающiе еще своей новостью. Одна изъ великихъ заслугъ ученой дѣятельности автора "Очерковъ", -- введенiе славянской поэзiи, славянскихъ преданiй, славянскаго быта, въ родственные имъ циклы. Другая, столь же огромная заслуга ея заключается въ удивительно ясномъ и даровитомъ разложенiи всего непосредственнаго и растительнаго на органическiе законы. Глубокое изученiе съ одной стороны и необыкновенное чутье съ другой, сообщаютъ высокое значенiе книгѣ г. Буслаева, которую можно упрекнуть только въ томъ, что она не популярна, что она требуетъ самаго серьёзнаго чтенiя, но въ сущности и этотъ упрекъ будетъ справедливъ только вполовину, только какъ желанiе, чтобы даровитый изслѣдователь написалъ для публики книгу болѣе доступную, книгу систематическую. Этого мы въ правѣ желать, судя по той удивительной ясности и простотѣ, съ которою авторъ излагаетъ по мѣстамъ различныя стороны своего общаго взгляда на народную словесность и искусство. Свѣтлыя идеи его, облегченныя нѣсколько отъ тяжолой арматуры спецiализма, принесли бы массѣ въ дѣлѣ пониманiя народнаго вообще и нашего народнаго въ особенности, неизмѣримую пользу.
   И въ особенности теперь настоятельно нужна общедоступная пропаганда органическаго взгляда... Мы нарочно въ самомъ заглавiи нашей статьи выписали значительную массу сочиненiй и изданiй памятниковъ. Руководная нить для знакомства съ ними, необходима, а общая потребность этого знакомства -- фактъ очевидный. Все это раскупается, стало-быть, повторимъ въ заключенiе, если и не всѣми покупающими изучается, то по крайней мѣрѣ просматривается съ сочувствiемъ.
  
   (1) Не споримъ, что уродливая, да чтожъ дѣлать-то? съ тѣмъ и возьмите!
   (2) Ахъ, какъ это жалко!
   (3) Это ужасно!!!
   (4) Засвидѣтельствованiе въ высшей степени добросовѣстное.
   (5) Во всякомъ случаѣ -- нѣчто.
   (6) Безъ сомнѣнiя.
   (7) Можетъ быть, но за то дѣлаетъ ее пѣснью сѣверной, великорусской, и можетъ быть указываетъ на органичность, нацiональность холодной страстности Лермонтова, на психическую возможность лютостей Грознаго, на адскiя наслажденiя муками Куролесова, на страшныя явленiя временъ Стеньки и Пугачовщины и т. д. и т. д.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru