Григорьев Аполлон Александрович
Русский театр. I. По возобновлении в первый раз.

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
   РУССКIЙ ТЕАТРЪ
  
   _______
  
   I
  
   ПО ВОЗОБНОВЛЕНIИ ВЪ ПЕРВЫЙ РАЗЪ
  
   (ПОСВЯЩАЕТСЯ ГГ. АРТИСТАМЪ АЛЕКСАНДРИНСКОЙ СЦЕНЫ)
  
   Вновь начиная въ 'Эпохѣ' дѣло, начавшееся первоначально во 'Времени' и на нѣсколько мѣсяцевъ перешедшее въ 'Якорь', я не могу миновать одного изъ ослиныхъ мостовъ т. е. вступленiя, въ нѣкоторомъ родѣ предисловiя.
   Начато было мной дѣло театральной критики съ того положенiя, что театръ есть дѣло серьезное, дѣло народное. Положенiе повидимому очень простое и даже нисколько не новое, но оно влекло за собою безконечное множество весьма и весьма непрiятныхъ послѣдствiй.
   Имъ, этимъ несноснымъ и постоянно какъ нѣкое пугало стоявшимъ передъ глазами моими, положенiемъ, во первыхъ требовалось многое такое, что совершенно не требуется другими театральными критиками, а во вторыхъ устранялось многое такое, что для нихъ имѣетъ огромную важность.
   Требовалось:
   1) чтобы театръ помирился съ литературой, съ которой онъ не въ ладахъ съ незапамятныхъ временъ, или проще сказать, чтобы театръ подчинился литературѣ, т. е. чтобы на сценѣ являлись только произведенiя, признанныя литературою за литературныя, и таковыя были бы исполняемы съ возможнымъ совершенствомъ. Это - по отношенiю къ драматургiи.
   2) По отношенiю къ сценическому исполненiю требовалось отъ артистовъ - правда, прежде всего правда и почти одна только правда. Въ этомъ словѣ впрочемъ заключалось многое и требованiе созданiя типовъ, по крайней мѣрѣ хоть внѣшняго, Самойловскаго созданiя, такъ какъ внутреннее, Васильевское, составляетъ, какъ вообще поэзiя, чрезвычайную рѣдкость вездѣ, а тѣмъ болѣе у насъ, на нашей, скудной талантами петербургской сценѣ.
   Устранялось съ другой стороны:
   1) Все то, что составляетъ роскошь, а не насущный хлѣбъ сценическихъ наслажденiй. Ни разу не могъ себѣ критикъ даже позволить говорить ни объ итальянской оперѣ, хоть можетъ быть не менѣе другихъ былъ въ восторгѣ отъ поэтической Гретхенъ-Барбо; ни о французскомъ, ни о нѣмецкомъ театрахъ. Все это прекрасно, да все это - Богъ съ нимъ. Оно не наше и къ дѣлу нацiональнаго драматическаго искуства нисколько не относится.
   2) Не говорилось никогда о сценической дребедени, какъ бы хорошо эта дребедень ни была исполнена - опять таки во имя того принципа, что театръ есть дѣло серьезное - и что если на немъ отхватываютъ какую нибудь Лизу Ѳомину или если даже генiальный актеръ, какъ П. Васильевъ, создаетъ великолепный типъ въ пошломъ изделiи г. Н. Потѣхина: 'Доля горе' - для критики и 'Лиза Ѳомина' и 'Доля горе' остаются случайными и совершенно безсмысленными фактами, хотя конечно не остается такимъ фактомъ генiальная игра актера.
   3) По отношенiю къ игрѣ артистовъ - не только устранялась, но ожесточенно преслѣдовалась многообразная ветошь, столь дорогая для другихъ, воспитанныхъ, образованныхъ или какъ пуделя обученныхъ критиковъ, ветошь, известная подъ именемъ хорошихъ манеръ, дикцiи, умѣнья держать себя на сценѣ и проч. - однимъ словомъ вся школьная рутина съ певучими интонацiями, съ эфектными жестами, съ галантерейностью обхожденiя - рутина, создавшая деревянную игру 'нарочно' моего однофамильца, игру въ присядку г. Нильскаго въ роли 'Жадова' - рутина, расплодившая на нашей сценѣ значительное количество канареекъ прекраснаго пола, выученныхъ подъ органчикъ и проч. Еще съ бòльшимъ, но столь же справедливымъ ожесточенiемъ преслѣдовалась та фальшь съ претензiями, которая всего лучше выражается въ настоящую минуту терминомъ: бурдинизмъ, - терминомъ, который какъ всякiй удачный терминъ распространился въ театральномъ мiрѣ съ замѣчательной быстротою.
   Всѣ эти требованiя, какъ положительныя, такъ и отрицательныя - выходя изъ одного положенiя, сводились и сводятся въ сущности въ одну формулу.
   Эта формула - демократизмъ искуства.
   И вообще-то искуство - но драматическое въ особенности - играло бы весьма жалкую роль въ исторiи народовъ, еслибы оно было предметомъ наслажденiя для однихъ только дилетантовъ. Оно и исходитъ изъ массъ и должно озарять массы; оно фокусъ, въ которомъ сосредоточивается свѣтъ сознанiя, но этотъ свѣтъ пришолъ не извнѣ, а такъ сказать 'поднялся' изъ глубины жизни массъ. Это - ихъ же собственный свѣтъ, но сосредоточившiйся, выдѣлившiйся и ставшiй такимъ образомъ руководящимъ... Нѣтъ, да и быть не можетъ великаго поэта, который бы въ то же время не быль въ высшей степени нацiоналенъ. Великая ли эпопея послѣдняго времени, Les miserables, созданiя ли Островскаго суть ни больше, ни меньше какъ свѣтъ, поднявшiйся извнутри жизни массъ - отраженiе нацiональнаго сознанiя.
   Формулой 'демократизма въ искуствѣ' можетъ быть - яснѣе и лучше, чѣмъ простымъ положенiемъ - что театръ есть дѣло народное и серьезное - опредѣляется вся логическая и жизненная необходимость высказанныхъ выше требованiй критики: ей, этой формулой, представляющей нѣкоторымъ образомъ знамя литературное - извиняется, въ глазахъ людей мыслящихъ и любящихъ дѣло, самая рѣзкость требованiй и даже рѣзкость тона, которымъ требованiя выражаются.
   За эту рѣзкость требованiй и въ особенности за рѣзкость тона, я слыхалъ нерѣдко нареканiя. То и другое, видите ли, вредитъ яко бы дѣлу.
   Какому?
   Дѣлу искуства въ его высшемъ значенiи они повредить не могли и не могутъ; а если онѣ вредятъ дѣлу преуспѣянiя застарѣлой рутины, если они идутъ поперекъ всѣмъ 'гастрономическимъ' требованiямъ - тѣмъ лучше.
   И безъ меня найдутся критики, которые будутъ разсказывать вамъ съ подобающею важностью о содержанiи 'Лизы Ѳоминой', 'Чужой вины' - твopeнiй гг. Потѣхиныхъ senioris et junioris - найдутся даже журналы, въ которыхъ вы можете прочесть эти прелестныя произведенiя. И безъ меня, съ другой стороны, найдутся критики 'бонтоны', которые повѣдаютъ вамъ о всемъ 'шикѣ' представленiй Михайловскаго театра - и также найдутся тончайшiе знатоки всѣхъ утонченностей пѣнiя для того, чтобы оценить какъ слѣдуетъ итальянскихъ пѣвцовъ.
   Наше дѣло - иное, наше дѣло - народное. Но во всякомъ случаѣ, благодаря этимъ порицаемымъ рѣзкостямъ требованiй и тона, едва ли возможно напримѣръ теперь появленiе г. Марковецкаго въ 'Разлюляевѣ' съ обычнымъ скаканiемъ къ водкѣ; едва ли возможны толки о томъ, - поэтическое ли лицо Анна Ивановна у Островскаго и соотвѣтствуетъ ли этому лицу г-жа Воронова и проч. и проч. Бурдинизмъ можетъ быть останется только всегда себѣ вѣренъ, пока не падетъ наконецъ предъ общимъ посмѣянiемъ, - но вѣдь во первыхъ, на то онъ бурдинизмъ, а во вторыхъ, нарочно для него устроены такъ называемыя чередовки, гибельное зло, открывающее поле не соперничеству талантовъ съ талантами, а соперничеству всяческой тли съ талантомъ... Впрочемъ и на бурдинизмъ критика имѣетъ все-таки нѣкоторое, хоть конечно ограниченное, влiянiе. Безъ нее нашъ Леметръ напримѣръ непремѣнно дошолъ бы до Отелло, что, согласитесь, было бы еще плачевнѣе, нежели его бенгалика въ Львѣ Красновѣ.
   Рѣзкость требованiй и тона! вопiете вы, гг. привыкшiе къ Александринскимъ потѣхамъ. А чему, какъ не этой рѣзкости, приписать весьма отрадное явленiе, именно то, что 'прелестнейшая изъ канареекъ' нашей сцены, встрѣченная этой суровой рѣзкостью - сразу почувствовала всю ея справедливость - и принялась усердно, добросовѣстно забывать все то чему ее такъ долго учили 'театральныхъ дѣлъ мастера' - и дошла до созданiя 'Воспитанницы' - внутри себя начала искать звуковъ для выраженiя ощущенiй и съ каждьмъ шагомъ, съ каждою ролью становится все проще и самостоятельнѣе?
   Есть кромѣ того во всякомъ честномъ дѣлѣ, а стало быть и въ честной критикѣ, то особенное свойство чуткости, которое даетъ ей возможность идти паралельно съ улучшенiями 'общественными'. Тщетно разные сиплые голоса стараются изо всѣхъ своихъ старческихъ силъ доказывать необходимость офицiальнаго существованiя французскаго и нѣмецкаго театровъ. Въ воздухѣ уже носится мысль о необходимости прекращенiя такого офицiальнаго существованiя. Пусть нѣмцы и французы - ихъ не мало въ Петербургѣ - и вообще тѣ, кому это нужно - поддерживаютъ, хоть компанiями на акцiяхъ, нужные имъ театры. Намъ нашъ нацiональный театръ нуженъ и о немъ мы должны преимущественно позаботиться. Было когда-то, время, когда иностранные театры были нужны - и въ особенности несомнѣнно то, что нужна была итальянская опера для воспитанiя въ насъ музыкальнаго чутья и вкуса. Но даже и ея задача проходитъ; нацiональная опера образуется у насъ и быть можетъ не далеко то время, когда эта нацiональная опера побѣдно возвратитъ себѣ своезаконное мѣсто: большой театръ, будетъ тоже что le grand Opera въ Парижѣ, - не далеко то время, когда съ бòльшею роскошью фантастическихъ освѣщенiй, декорацiи, костюмовъ, будутъ ставить 'Рогнѣду' или 'Руслана' или даже 'Роберта' на русской сценѣ, чѣмъ 'Фауста' на итальянской. Такъ хочется вѣрить по крайней мѣрѣ - и есть поводы вѣрить, по тому что въ послѣднее время сделано для русской оперы.
   И сдѣлано - и сдѣлалось въ самомъ дѣлѣ не мало - въ теченiе послѣднихъ годовъ. Что сдѣлалось - это уже даръ судьбы, пославшей вдругъ и высокаго композитора, на котораго съ надеждою устремлены теперь глаза всѣхъ людей, любящихъ нацiональное искуство, и пѣвцовъ, способныхъ удовлетворять его музыкальнымъ задачамъ; но что сдѣлано то сдѣлано руками человѣческими, и только развѣ безъосновное фрондерство не отдастъ полной справедливости прекраснымъ стремленiямъ лицъ, руководящихъ дѣломъ. Составъ настоящей русской оперы таковъ, что ее не только безъ вреда ей, но даже съ большою пользою, можно бы раздѣлить на двѣ труппы для обѣихь столицъ... Все что ни появлялось сколько нибудь замѣчательнаго - было ангажируемо: г-жи Бiанки, Платонова, Прохорова, Михайловская. Я сѣтовалъ какъ-то, что не на сценѣ г. Демидовъ - дѣйствительно колосальный бассъ съ регистромъ Петрова безъ его носовыхъ нотъ и съ бòльшею густотою тона, урожденный артистъ, который сразу сыгралъ въ Москвѣ 'Мельника' въ Русалкѣ, какъ истинный мастеръ - и г. Демидовъ дебютировалъ недавно съ огромнымъ успѣхомъ въ труднѣйшей сценѣ Фарлафа съ Наиной въ 'Русланъ и Людмила'. Съ такими басами какъ гг. Демидовъ и Васильевъ 1-й (который между прочимъ изумилъ всѣхъ недавно не только пѣнiемъ но даже игрою въ 'Лепорелло') оперѣ жить можно - да еще какъ? особенно если прибавить къ нимъ г. Сарiотти, отъ котораго какъ отъ пѣвца и актера, я до тѣхъ поръ не перестану ждать очень многаго, пока не дойду окончательно до убѣжденiя, что возрастъ отрочества - для него возрастъ непроходимый...
   Я останавливаюсь невольно на этомъ субъектѣ. Онъ началъ какъ начинаютъ весьма немногiе, началъ созданiемъ блестящей роли Олоферна, какимъ бы то ни было, но все-таки созданiемъ, на первый разъ всѣхъ поразившимъ, до сихъ поръ еще многихъ увлекающимъ. Для людей мыслящихъ, конечно, съ перваго раза очевидно было, что обаянiе образа происходитъ несравненно болѣе отъ созданiя поэта-композитора, чѣмъ отъ исполненiя артиста; что Титанъ, котораго создалъ Сѣровъ, далеко не Титанъ въ игрѣ г. Сарiотти - но и они, какъ всѣ почти, довольствовались, увлеченные на первые разы высокою музыкальною поэмою уже и тѣмъ, что свойства тигра, барса или другого какого либо хищнаго звѣря съ достаточной энергiей и молодой силою были выражаемы г. Сарiотти. Но разъ отъ разу всѣмъ мыслящимъ поклонникамъ 'Юдиѳи' становилась очевидною - положительная несостоятельность молодого артиста въ выраженiи грандiозныхъ сторонъ титаническаго характера - и надобно сказать также, не къ чести его, что разъ отъ разу, онъ впадалъ въ бòльшiя и бòльшiя преувеличенiя, доходившiя иногда въ сценѣ пьянства Олоферна до рѣшительнаго гаерства. И что за страсть вообще къ ломанью у г. Сарiотти? Я былъ боленъ въ представленiе Дона-Жуана и не видалъ его; но люди компетентные говорили мнѣ, (что я впрочемъ и предчувствовалъ) что на половину - это было созданiе лица съ залогами настоящей поэзiи, на половину же - ребячьи проказы. Вѣдь эдакъ можно совсѣмъ изшутиться, т. е. изгаерствоваться, что будетъ тяжкимъ грѣхомъ для человѣка съ такимъ яркимъ талантомъ какъ г. Сарiотти. Молодой артистъ очень хорошо знаетъ какое горячее и искреннее участiе къ его таланту внушаетъ мнѣ эти строгiя и даже грубыя замѣчанiя.
   Можно сказать, что 'Юдиѳь' Сѣрова, кромѣ того что начала новый перiодъ исторiи нашей музыки - была вмѣстѣ съ тѣмъ и пробою силъ нашей нацiональной оперы, ея пѣвцовъ и пѣвицъ, хоровъ и оркестра. Проба была болѣе чѣмъ удовлетворительная, въ нѣкоторыхъ отношенiяхъ даже блистательная. На пробѣ оказалось, что мы имѣемъ европейскаго капельмейстера, который справившись съ Сѣровымъ, точно также стало быть можетъ справиться и съ Вагнеромъ и съ кѣмъ угодно. Положимъ, что и прежде еще всѣ хорошо знали силы К. Н. Лядова, его огромныя практическiя познанiя, его чуткое ухо, которое сразу слышитъ гдѣ и даже какой именно инструментъ вретъ, но никогда еще съ такой блестящей стороны не являлся его музыкальный смыслъ. Съ каждымъ разомъ оркестровая сторона выполненiя одного изъ самыхъ мудреныхъ и сложныхъ музыкальныхъ произведенiй, становилась все чище, яснѣе и прозрачнѣе, но и на первый разъ должно было поразить всѣхъ, мало-мальски знакомыхъ съ дѣломъ людей, вполнѣ разумное и отчетливое отношенiе капельмейстера къ созданiю маэстро. Если, по удачному выраженiю Т**, оркестръ какъ мячикъ въ рукахъ Сѣрова, то такой же мячикъ онъ, въ отношенiи къ исполненiю, и въ рукахъ Лядова. Желалъ бы я посмотреть какъ справились бы съ Юдиѳью многie хваленые и захваленые итальянскiе капельмейстеры, вооруженные пожалуй капельмейстерскими жезлами, осыпанными разными драгоцѣнными камнями!..
   Дѣло въ томъ, что первое что выступило ярко на пробѣ нацiональной оперы въ ея новомъ перiодѣ - былъ оркестръ управляемый однимъ изъ первокласныхъ капельмейстеровъ.
   Затѣмъ рельефно выдвинулась примадона оперы. Пусть гастрономы упрекаютъ ее въ завыванiяхъ, пусть ихъ скандализируетъ колебанiе тона, дѣйствительно слышнаго подчасъ въ нотахъ ея голоса... Это все можетъ быть ихъ и скандализируетъ, но какъ-то ни самого маэстро, ни массу это нисколько не скандализировало... А очень просто почему. Было нѣчто такое, что заслоняло всѣ эти недостатки - были пониманiе и энергiя, была поэзiя въ созданiи лица, была художественная красота въ музыкально-поэтическомъ образѣ, что въ соединенiи конечно съ весьма сильными средствами голоса и съ замѣчательной его обработкою, воплощало идею маэстро. Съ насъ было этого вполне достаточно.
   О г. Сарiотти я уже говорилъ. За двумя главными лицами выступило третье, собирательное лицо, это хоръ, хоръ, которому въ 'Юдиѳи' предстояли задачи столь же трудныя, какъ и оркестру, если не столько сложныя. Благодаря усердiю и знанiямъ г. Вителяро, да старанiямъ хористовъ, задачи были выполнены болѣе чѣмъ удовлетворительно; можно сказать даже, что разъ отъ разу - хоры становились все лучше и лучше.
   Вмѣстѣ съ тѣмъ на пробѣ новой нацiональной оперы обнаружились два обстоятельства, нѣсколько непрiятныхъ. Это, во-первыхъ, отсутствiе контральта въ русской оперѣ, и во-вторыхъ, рѣшительная невозможность заменить кѣмъ либо другимъ нашего tenore di Forza, г. Сѣтова.
   Первое обстоятельство послужило началомъ цѣлой нѣсколько скандальной исторiи. Наша mezzo soprano, служившая замѣною контральта за его недостаткомъ, г-жа Леонова, отказалась почему-то за нѣсколько дней до представленiя отъ роли Авры. Г-жа Леонова - пѣвица, безспорно весьма талантливая - но она въ сущности то что называется genre въ искуствѣ - и притомъ genre цыганскiй. Она одарена тембромъ голоса, который... какъ бы это сказать... не привлекаетъ, но нервически раздражаетъ симпатiю, и удовольствiе, доставляемое ея пѣнiемъ, - удовольствiе безспорное, доходящее до известной степени увлеченiя, но оно собственно не принадлежитъ къ сферѣ наслажденiй, доставляемыхъ искуствомъ. Какъ артистка сценическая, г-жа Леонова была всегда ниже всякой критики - не по недостатку способностей, которыхъ вообще дано ей природою много, а по недостатку любви къ дѣлу, добросовестности и артистическаго смысла. Первое дѣло, что она напримѣръ никогда не заботилась даже о внѣшнемъ созданiи лица: въ несчастной 'Наташѣ' г. Вильбоа, играя старуху-тетку она являлась - съ намѣренiемъ или безъ намѣренiя - моложе своей племянницы; въ 'Ванѣ' она нисколько не заботилась о томъ, чтобы походить на мальчика; всѣ эти недостатки, повидимому чисто внѣшнiе, но весьма важные. Тотъ не артистъ кто боится гримировкой испортить свою физiономiю или нищенскимъ костюмомъ повредить своей наружности, а можно держать пари какое угодно, что на мѣстѣ г-жи Бiанки, г-жа Леонова не рѣшилась бы явиться передъ публикой въ томъ рубищѣ, въ которомъ 'является наша примадонна во второмъ актѣ 'Юдиѳи' - и также, что еслибы г-жа Леонова удержала за собою роль 'Авры', то никакъ не гримировалась бы старой жидовкой, a непремѣнно постаралась бы превзойти 'Юдиѳь' хоть великолѣпiемъ покрывала, являясь съ нею въ станъ Олоферна... Не думайте чтобы я это говорилъ остроумiя ради; понятiя объ искуствѣ нашихъ театральныхъ принцесъ вообще довольно странны, и немногiя изъ нихъ, играя напримѣръ роль русской бабы, разстанутся съ кринолиномъ. Но это въ сторону. Г-жа Леонова, отказываясь за нѣсколько дней до представленiя отъ роли 'Авры', думала вѣроятно, что опера погибла. Да и въ самомъ дѣлѣ, положенiе композитора и капельмейстера было въ высшей степени затруднительнымъ. Вѣдь сыграть роль 'Авры' вовсе не то что арiйки двѣ-три разучить. Авра повидимому выдвигается рельефно только въ одинъ моментъ драмы, именно когда по просьбѣ Юдиѳи поетъ побѣдную пѣснь Израиля о Яили... но Авра - всюду въ послѣдующихъ актахъ оттѣняетъ такъ сказать грандiозно прекрасную фигуру 'Юдиѳи'. Съ одной стороны стушовываться, а съ другой - играть, играть постоянно должна въ этой роли артистка. Къ удивленiю всѣхъ - артистка на Авру явилась въ г-жѣ Латышевой... Вотъ ужь: ou la vertu va-t'-elle se nicher?
   Меня опять таки упрекали и упрекаютъ - даже близкiе мнѣ люди (впрочемъ, немножко 'гастрономы' въ искуствѣ) за то, что я неумѣренно яко бы хвалилъ г-жу Латышеву. Но дѣло въ томъ, что на моей сторонѣ - фактъ, т. е. масса, постоянно восторженно вызывающая г-жу Латышеву послѣ втораго акта вмѣстѣ съ г-жей Бiанки, которая въ этомъ актѣ доходила иногда до высоко-поэтическаго просвѣтленiя. Нy, разъ вызвали - другой вызвали - положимъ, это - случайность, но постоянно, милые мои гастрономы, изрѣдка, крайне изрѣдка удостоивающiе посѣтить русскiй театръ: постоянно! повѣрьте въ этомъ на слово - мнѣ демократу въ искуствѣ, для котораго русскiй театръ есть часть его культа и который изо-всѣхъ представленiй 'Юдиѳи' напримѣръ, пропустилъ всего только три, да и то потому, что былъ боленъ. Не меньше васъ знаю я господа, что голосовыя средства г-жи Латышевой - очень не богаты, (говоря вѣжливо) что звуки ея голоса не то что вуалированы, а подчасъ непрiятно - сиплы... но каковъ же смыслъ музыкальный и какова любовь къ дѣлу у столь скудно-одаренной артистки?.. Вѣдь одной энергiей, одной силой души поетъ она великолѣпный гимнъ о Яили - и эта энергiя, эта сила души глубоко проникаютъ массу, дѣлаютъ ей доступною музыкальную красоту гимна - воплощаютъ мысль маэстро. Вы скажете можетъ быть, что я и масса увлечены здѣсь красотою созданiя?.. Не менѣе побѣднаго гимна Авры замѣчательна въ своемъ родѣ - индiйская пѣсня евнуха Вагоа: тамъ и Гангесъ слышимо катитъ свои величавые волны и мѣсяцъ видимо серебритъ струи - да вѣдь мертвитъ же эту музыкальную прелесть г. Булаховъ... Всю энергiю, весь смыслъ своей артистической натуры положила въ личность Авры г-жа Латышева, - и масса, которая великодушнѣе васъ, мои милые гастрономы, оцѣнила артистическiй подвигъ, тѣмъ болѣе, что та Авра, которая нужна въ драмѣ Сѣрова достаточно рельефно и достаточно поэтично отражалась и въ игрѣ и въ пѣнiи артистки.
   Исторiя съ 'Аврой' была только началомъ скандальчиковъ театральныхъ по поводу нашего mezzo soprano. Давно уже носились слухи, что - говоря высокимъ слогомъ - 'въ нѣдрахъ' театральнаго училища скрывается контральто съ самымъ симпатическимъ голосомъ. Контральто! искомый иксъ для нашей оперы! Контральто! стало быть нѣтъ надобности нарушать тональность въ операхъ Глинки, т. е. транспонировать партiи Вани и Ратмира, какъ дѣлалось это для нашего 'mezzo soprano' - стало быть то что составляетъ пока наше драгоцѣннѣйшее музыкальное достоянiе, - оперы Глинки, - могутъ быть исполняемы такъ какъ задумалъ ихъ генiальный маэстро и какъ они не исполнялись со временъ незабвенной Петровой-Воробьевой... Кажется, простѣйшею вещью со стороны всѣхъ любителей и сторонниковъ родного искуства - было бы порадоваться появленiю контральто и принять какъ слѣдуетъ новую артистку, если она дѣйствительно контральто и дѣйствительно артистка. Такъ выходитъ по простому здравому смыслу и таковому же чувству, но не такъ выходитъ по тому особенному строю нашей жизни, который сложился въ послѣднiе годы. На протестѣ ужь оченно мы помѣшались - за кого и за что, противъ кого и противъ чего мы не протестовали?.. И за нахальство лихачей извощиковъ Невскаго проспекта и противъ невиннаго обычая срѣзывать въ семикъ и 'Троицынъ день' ни на что негодныя березки - обычая вреднаго яко бы лѣсоводству! До всего, я вамъ скажу, доходили! Принципъ - совершенно понятенъ, имѣетъ свою историческую законность, но послѣдствiя принципа, практическiя его приложенiя, доходили у насъ, надобно, намъ чести приписать, до нелѣпостей, равныхъ въ нѣкоторомъ родѣ кололацамъ Ивана Яковлевича.
   Такая же 'белиберда, Андроны ѣдутъ, сапоги въ смятку' вышла и по отношенiю къ исторiи о 'mezzo soprano' и контральто. Противъ контральто, еще до появленiя на сцену - составилась опозицiя. Опозицiя состояла разумѣется изъ сторонниковъ контральто...
   Теперь - театральный скандальчикъ отошолъ уже въ область истории - и о немъ можно разсказать съ полнымъ знанiемъ пружинъ и притомъ sine irà et studio, съ самымъ спокойнымъ отношенiемъ къ предмету. Надобно сказать прежде всего, что наша mezzo soprano погорячилась и предложила дирекцiи для новой ангажировки такiя условiя, которыхъ дирекцiя принять не могла - между прочимъ что-то въ родѣ восьмидесяти обезпеченныхъ представленiй (это на счетъ 'разовыхъ' значитъ) - такъ что прими дирекцiя эти условiя, мы имѣли бы несказанное удовольствiе видѣть только такiя оперы, въ которыхъ участвуетъ наша mezzo soprano. Дирѣкцiя разумѣется отказала - тѣмъ болѣе, что имѣла и такъ уже въ виду замѣнить въ нѣкоторыхъ роляхъ mezzo soprano контральтомъ. Поднялись вопли. Сторонники mezzo soprano были трехъ родовъ: поклонники ея таланта т. е. спецiалисты по части цыганскаго жанра; нацiоналисты особаго рода - именно представители той нацiональности, которой, - играй только артистъ или артистка въ 'Москалѣ Чаривникѣ' или въ 'Казакѣ Запорожцѣ' (вѣдь они и на эту штуку въ серьезъ смотрятъ!), - такъ ужъ это патентъ на генiальность - и наконецъ просто поборники протеста для протеста. Причины - по которымъ работала первая, весьма немногочисленная категорiя, категорiя поклонниковъ цыганскаго жанра - заключались въ ихъ понятiяхъ объ искуствѣ; вторую категорiю г-жа Леонова прельстила тѣмъ, что играла и играетъ постоянно и довольно недурно 'Теняну' въ Москалѣ - и 'Оксану' въ 'Казакѣ' съ хохлацкимъ, хоть и ломаннымъ произношенiемъ - какъ же дескать, наша-то - и намъ за нее не постоять? Третья категорiя увѣряла себя, что г-жа Леонова - жертва существующаго порядка и что новое контральто 'импонируется' публикѣ дирекцiей - ну, значитъ, и катай во вся!
   Такова была подготовка дѣла, когда на афишѣ объявлена была 'Жизнь за Царя' съ новымъ Ваней - г-жею Шредеръ. Не смотря на всѣ усилiя партiи, партiю одолѣло вѣрное чувство нашей умной и безпристрастной массы, которая сразу же поняла, что передъ ней одна изъ очень немногихъ 'урожденныхъ' артистокъ - ибо г-жа Шредеръ явилась не только пѣвицей, но артисткой сценической, совершенно готовой, - явилась съ робостью впервые выступающаго таланта, но вмѣстѣ и съ непосредственною, тайною вѣрою таланта въ его силы. Ее не смутили постыдныя шиканья партiи, по крайней мѣрѣ не смутили на столько чтобы она, забыла созданiе лица: лицо вышло - поэтическое, прелестное лицо, и массу она завоевала, какъ симпатическими звуками своего хотя еще молодого, но чистаго контральта, такъ и артистичностью созданiя роли. И въ самомъ дѣлѣ было нѣчто столь обаятельное въ этомъ еще не сложившемся - то серебряномъ, то вiолончельномъ тембрѣ голоса, - нѣчто столь наивно-грацiозное и вмѣстѣ благородное въ концепцiи представляемой личности, что противустоять этому было въ высшей степени трудно. Я думаю даже, къ чести человѣческаго чутья и чувства, что многiе изъ поборниковъ протеста для протеста сдались въ этотъ разъ, и что многiе изъ любителей цыганскаго жанра усумнились - по крайней мѣрѣ въ абсолютно-единомъ значенiи ихъ любимаго рода. Это было 'чистое' пѣнiе, свѣжее, благоухающее, почти что безъискуственное, хотя уже достаточно выработанное для того, чтобы служить выраженiемъ одной изъ самыхъ поэтическихъ музыкальныхъ мыслей. Къ чести молодой артистки надобно заметить еще то, что она не пренебрегла и внѣшностью созданiя роли: кромѣ прекрасной гримировки, она первая имѣла смѣлость надѣть овчинный тулупъ - отъ чего разумѣется вдвое смѣшнѣе представились окружающiе ее пейзанскiе костюмы, потомучто вѣдь до сихъ поръ еще у насъ не поняли до какой степени неприлично обставлять пейзанами великое народное произведенiе: вѣдь и Антонида даже пейзанка, и Сусанинъ - недостаточно мужикъ по костюму... а объ остальныхъ т. е. о хористахъ и хористкахъ и говорить нечего: это - вѣрхъ неприличiя... Въ г-жѣ Шредеръ даже и на то стало такта, чтобы почувствовать неприличiе пейзанства въ великомъ нацiональномъ произведенiи искуства.
   Съ этой минуты т. е. съ минуты перваго появленiя своего на сцену, г-жа Шредеръ завоевала массу.
   Между тѣмъ mezzo soprano предложила дирекцiи болѣе резонныя, что называется, условiя и была разумѣется принята, ибо въ настоящее время, когда дирекцiя обратила серьезное вниманiе на нацiональную оперу, у нее повидимому обратилось въ правило - и вновь принимать и удерживать все сколько-нибудь замечательное. Оно такъ и слѣдуетъ. Удержать г-жу Леонову дирекцiя была должна какъ изъ уваженiя къ части публики, такъ и потому, что талантъ - жанръ - все же таки талантъ, а всякому дѣйствительному таланту слѣдуетъ быть на нацiональной сценѣ.
   И прекрасно бы кажется. Протестантамъ слѣдовало бы угомониться, ярымъ сторонникамъ mezzo soprano прекратить неблагопристойныя и падавшiя на ихъ же голову выходки. Дѣло предоставлялось общему вкусу и общему разумѣнiю. 'Жизнь за Царя' шла поочередно съ двумя Ванями (г-жа Шредеръ и г-жа Леонова) и съ двумя Антонидами (г-жа Платонова и г-жа Булахова). Правда, что театръ былъ всегда биткомъ набитъ въ представленiя съ г-жею Шредеръ и замѣчательно пустъ въ представленiя съ г-жею Леоновой - но вѣдь ужъ тутъ ни г-жа Шредеръ, 'импонированная' публикѣ дирекцiей, ни дирекцiя 'импонировавшая' г-жу Шредеръ публикѣ нисколько не были виноваты. Тутъ уже всевластно дѣйствовали общее разумѣнiе и общiй вкусъ. И тѣмъ не менѣе враждебныя дѣйствiя 'опозицiи' не прекращались. Было одно представленiе, когда г-жа Шредеръ была совсѣмъ не въ голосѣ - и благодаря 'благородству' опозицiи чуть не потерпѣла совершеннаго фiаско - да масса, честная и умная масса выручила. Надобно было видѣть все злорадство партiи, когда въ бенефисѣ О. А. Петрова - г-жа Шредеръ сфальшивила въ адски трудномъ финалѣ 1-го акта 'Руслана'! - чтобы восчувствовать глубочайшее омерзенiе къ современнымъ проявленiямъ нашего протеста или лучше сказать, чтобы еще больше ядовитой горечи прибавилось къ тому омерзенiю, которое чувствуешь постоянно къ непрерывнымъ проявленiямъ его въ 'Искрѣ' и иныхъ органахъ современной словесности Россiйской.
   Долгъ историка заставляетъ меня занести въ эту лѣтопись имя знаменитаго критика, отличавшагося въ этой достойной борьбѣ. Критикъ 'Сынъ Отечества' г. М. Рапапортъ, съ умилительнымъ усердiемъ ратовалъ за mezzo soprano противъ новаго контральто, т. е. другими словами говоря, ратовалъ за постоянную порчу оперы Глинки, за искаженiе партiи Вани - транспонировкой.
   Между тѣмъ, какъ въ довольно частыя представленiя 'Жизни за Царя' съ г-жею Шредеръ, такъ и въ представленiи 1-го акта 'Руслана' - гдѣ впрочемъ лицо Ратмира еще не выдѣляется рельефно - и 'Марты', гдѣ она была прелестна въ роли 'Нанси' - обнаружились вмѣстѣ съ достоинствами новаго контральто и его недостатки, т. е. въ сущности одинъ недостатокъ, молодость. Симпатическiй голосъ г-жи Шредеръ еще не сложился, не прiобрѣлъ надлежащаго волюма, не окрѣпъ. Театръ долженъ беречь молодую пѣвицу - выпускать ее на сцену не часто до поры ея полнаго развитiя. И кажется это обстоятельство вполнѣ понято. На подмогу къ г-жѣ Шредеръ явилась недавно дебютировавшая въ 'Линдѣ' въ роли 'Пьеротто' г-жа Силуянова, контральто гораздо болѣе сильное и сложившееся, но несравненно менѣе симпатическое чѣмъ г-жа Шредеръ. Г-жа Силуянова принята была превосходно публикой и, по всей вѣроятности, будетъ ангажирована. Такимъ образомъ въ оперѣ нашей два контральто: одно, такъ сказать, праздничное, другое - будничное. Чтобы кончить съ 'прекраснымъ поломъ' (галантерейное, чортъ возьми, обхожденiе!) нашей оперной труппы - я долженъ сказать нѣсколько словъ о трехъ новыхъ пѣвицахъ, ангажированныхъ въ этотъ годъ: г-жѣ Платоновой, г-жѣ Прохоровой и г-жѣ Михайловской. Начну съ послѣдней, потомучто это - чистое золото въ отношенiи къ голосу, золото и по тембру, и по регистру, и по чистотѣ, и по звучности тона - но еще болѣе золото по врожденному музыкальному смыслу и по врожденной же артистичности. Она являлась только въ двухъ операхъ, въ 'Цыганкѣ' и въ 'Донъ-Жуанѣ' (Церлина) - и въ обѣихъ имѣла успѣхъ блистательный. Въ 'Церлинѣ', говорятъ, она была очаровательна и какъ пѣвица, и какъ актриса, чему я охотно вѣрю, видѣвши ее въ 'Цыганкѣ'. Г-жѣ Михайловской кажется суждено сдѣлаться представительницей грацiозныхъ типовъ въ музыкальныхъ драмахъ. Г-жа Платонова - прежде всего пѣвица въ высшей степени добросовѣстная, отчетливая какъ серинетка, ибо, право, я не нахожу лучшаго сравненiя и нисколько не въ обиду его употребляю; пѣвица съ средними въ отношенiи къ тембру и регистру голоса средствами, grande utilité въ самомъ лучшемъ смыслѣ этого слова... но, сколько можно судить, до сихъ поръ чисто пѣвица, а не пѣвица-актриса, какъ г-жи: Бiанки, Шредеръ и Михайловская - которыя всѣ три именно 'урожденныя' драматическiя пѣвицы. - Что касается до г-жи Прохоровой, то о ней можно сказать одно только, что ея обширнымъ средствамъ вредятъ какая-то жосткость тембра, деревянность манеры и совершенно ложная, не драматическая метода пѣнiя. Она тоже пѣвица, а не пѣвица-актриса.
   Прежде чѣмъ изъ моей исходной и, кажется, правильно выбранной точки, 'Юдиѳи' перейти къ исторiи о нашихъ тенорахъ, я считаю нужнымъ изложить вкратцѣ мое 'profession de foi' въ отношенiи къ оперному дѣлу.
   Это 'profession de foi' впрочемъ очень просто. И въ этомъ отношенiи я такой же демократъ какъ во всѣхъ другихъ. Какъ демократъ - я разумѣется Вагнеристъ, ибо принципъ, что опера есть драма, принципъ, котораго Вагнеръ является высшимъ и притомъ чистѣйшимъ представителемъ въ наше время, - принципъ вполнѣ демократическiй, устраняющiй наслажденiя дилетантскiя и дающiй наслажденiя массамъ.
   Но - до тѣхъ крайностей Вагнеризма, отъ которыхъ самъ великiй мастеръ давно уже отказался, и которые остались теперь на долю только его послѣдователямъ заднимъ числомъ, имѣющимъ вообще привычку подбирать соръ за учителями, - я никогда не доходилъ и, по всей вероятности, не дойду, хоть бы великiй мастеръ написалъ еще что либо болѣе высшее чѣмъ 'Полетъ Валкирiй'.
   Крайности эти, какъ извѣстно - странный идеалъ слiянiя всѣхъ родовъ драматическаго искуства въ одинъ, въ оперу безобразный идеалъ, похеривающiй возможность Шекспира и Островскаго. Какъ будто можно музыкой выразить 'Быть или не быть' Гамлета или мечтанiя Бальзаминова о томъ: нельзя ли на двухъ разомъ жениться... какъ будто не равносильно музыкѣ и не имѣетъ права на отдѣльное, самобытное существованiе - послѣднее свиданiе Ромео и Джульетты, - разговоръ Лоренцо и Джессики 'въ такую ночь...' и проч.
   Поднимаю этотъ вопросъ въ моей статьѣ между множествомъ другихъ вопросовъ, отъ которыхъ право не знаю куда дѣваться, потому собственно, что 'Вагнеризмъ' въ его 'законныхъ' требованiяхъ, Вагнеризмъ безъ его дикихъ крайностей - не только носится въ воздухѣ, но положительно ужь засѣлъ въ немъ. Когда вамъ, среди даже хорошихъ музыкально-драматическихъ вещей, попадаются вдругъ условныя пошлости, обычная реторика, вамъ, - что угодно готовъ прозакладывать, - невольно становится неловко или смѣшно - какъ смѣшно до нельзя стало мнѣ разъ въ представленiи очень хорошей и очень драматической вещи, 'Жидовки' Галеви, когда въ концѣ IV акта принцеса и Рахиль подъ весьма шикарный мотивъ галопа выражаютъ дуэтомъ трагическiя чувства... Такъ вотъ и видишь, что все это умерло, прошло, можетъ быть, давно прошло, еще
   Со славой красныхъ каблуковъ
   И величавыхъ париковъ..
   Слушая даже великiя созданiя мастеровъ былого времени, кромѣ конечно глухого гиганта, опередившаго свое время на цѣлый вѣкъ, - досадуешь часто до бѣшенства на тѣ реторическiя путы, которыя ихъ сковывали, какъ чистая поистинѣ 'великаго' Корнеля и поистинѣ поэтическаго Расина, бѣсишься на три единства, приличiя и прочую ветошь. Отчего у величайшаго изъ художниковъ бывалаго времени, у художника, явно призваннаго творить музыкальныя личности, у Моцарта, создавшаго Донну-Анну - его демоническiй Жуанъ, несомнѣнно носившiйся въ его воображенiи, слышенъ какъ таковой, какъ личность, только въ оркестрѣ, а самъ поетъ, съ позволенiя сказать, величайшiя пошлости?... Вѣдь былъ же однако въ ту же эпоху сухой и строгiй, но грандiознѣйшiй мастеръ Глюкъ, который стремился, избѣгая пошлостей, къ суровой, хотя чисто-дiалектической трагедiи, т. е. къ трагедiи страстей, а не лицъ... Бетховенъ не былъ по натурѣ своей пантеистической - способенъ къ драмѣ. Я помню, въ Берлинѣ, я въ первый разъ услыхалъ добросовѣстно исполненнаго Фиделiо - и до изумительной ясности это добросовѣстное выполненiе разъясняло мнѣ непосредственный, прирожденный пантеизмъ музыкальнаго Гёте. Голосъ человѣческiй - для этого всевластнаго чародѣя, съ которымъ говоритъ вся природа и который слышитъ всѣ ея звуки отъ рева бури до стука кузнечика въ травѣ - не болѣе какъ одинъ изъ этихъ звуковъ природы, и потому самому - не болѣе какъ одинъ изъ инструментовъ оркестра. Онъ не царитъ надъ оркестромъ какъ личность: самая драма Бетховена не борьба и торжество личности, а борьба отвлеченныхъ идей, торжество правды и вѣрности надъ коварствомъ и зломъ. Стонъ ли Флорестана въ тюрьмѣ, стонъ ли моря, скованнаго оплотами земли, ему въ сущности все равно.
   Вагнеръ, въ отношенiи къ музыкѣ вообще, разумѣется есть послѣдствiе самое прямое и разумное Бетховена, изъ чего конечно, никакъ не слѣдуетъ, чтобы онъ былъ ниже его по генiю. Но Вагнеръ, кромѣ того, творецъ музыкальной драмы въ ея высшемъ значенiи, самый чистый изъ ея современныхъ представителей, притомъ творецъ драмы трагической, par excellence...
   Потому: драма комическая, или лучше сказать, драма кипѣнiя крови, искрящаяся, разсыпающаяся блестками - такъ же изъ самой жизни вышедшая и снова въ жизнь вошедшая, то страстная, то шутовская, имѣла въ нашемъ столѣтiи представителемъ одного изъ величайшихъ и вмѣстѣ лѣнивѣйшихъ генiевъ, Россини. Эта драма, какъ и вообще опера Италiи, родилась вполнѣ органически. Какъ только повезли меня гондолеры вмѣстѣ съ другими путешественниками отъ таможни Венецiи къ albergo di LunЙ, и какъ только начали гондолеры пересыпаться другъ съ другомъ въ какой-то темпъ своими гортанными звуками, я тотчасъ же самымъ яснымъ образомъ понялъ органическое происхожденiе итальянскаго речитатива. А потомъ, когда каждый изъ гитаристовъ, которыхъ такъ много бродитъ въ Венецiи подъ окнами отелей, каждый непремѣнно представлялъ Фигаро и пѣлъ не то искаженiе, не то демократическое видоизмѣненiе Россинiевской музыки - органичность этой музыкальной струи изъ народа вытекающей и въ народъ опять возвратившейся, опять-таки до наглядности стала мнѣ очевидна. И повторялъ я дивные стихи Пушкина:
   Тамъ упоительный Россини,
   Европы баловень Орфей,
   Не внемля критикѣ суровой,
   Онъ вѣчно тотъ же, вѣчно новый,
   Онъ звуки льетъ, они кипятъ и проч.
   И точно такимъ же органическимъ процесомъ понялъ я потомъ, при ближайшемъ знакомствѣ съ страной, гдѣ
   Die Citronen blЯhn
   Im dunkeln Laub die goldorangen glЯhn
   органичность элегiи Беллини, мелодраму Доницетти, даже страстность пополамъ съ шумихой, все-таки, генiальнаго маэстро Верди, къ которому, въѣзжая въ Италiю, я чувствовалъ нѣчто въ родѣ антипатiи, и съ которымъ... увы! даже чуть что не въ самыхъ кражахъ его, помирился я отъ всей души, выѣзжая изъ милаго града Флоренска.
   Все это говорилъ я на тотъ конецъ, чтобы читатели поняли, въ какомъ смыслѣ я 'Вагнеристъ' и не пугались этого имени, съ которымъ для большей части изъ нихъ связанъ и призракъ der Zukunft-Musik и презрѣнiе ко всякой другой музыкѣ, кромѣ Вагнера. Начать съ того, что и Вагнеръ-то самъ вовсе не Zukunft-Musik, а самая настоящая музыка настоящаго, какъ могли достаточно убѣдиться всѣ, слышавшiе здѣсь его концерты - а потомъ, вовсе онъ не такъ лишенъ мелодiи, какъ это желаютъ представить его благопрiятели. Благороднѣе, чище мелодiи въ пѣсни Эльзы (Lohengrin) - задушевно-поэтичнѣе пѣсни къ 'Вечерней звѣздѣ' (Тангейзеръ), наивнѣе и смѣлѣе пѣсни Зигфрида прикованьи меча трудно себѣ что либо представить. А что онъ массами оркестра владѣетъ какъ никто, что онъ тутъ какъ чародѣй проникъ въ невѣдомыя до него тайны инструментовъ, что онъ съ другой стороны всѣ голоса природы какъ Бетховенъ подслушалъ, что море шумитъ и стонетъ у него въ увертюрѣ 'Моряка-скитальца' - и священная чаша Грааль видимо schwebt, паритъ у него въ воздухѣ въ интродукцiи Лоэнгрина... такъ это точно, и опять же таки это не Zukunft-Musik, потомучто наглядно совершается передъ нами въ настоящемъ. Совершается даже еще нѣчто болѣе странное: воздушный полетъ Валкирiй - и даже еще нѣчто болѣе странное, болѣе мудреное, а именно: наглядно и слышимо грудь человѣческую волнуетъ, колышетъ, терзаетъ до истязанiй и наконецъ разрываетъ окончательно чувство глубокой, сосредоточенной, всевластной и исключительной страсти (интродукцiя къ Тристану и Изольдѣ)... Ну, да вѣдь ужь съ этимъ ничего не подѣлаешь. На то онъ - генiй.
   И между тѣмъ не на столько я Вагнеристъ, чтобы не видѣть, что Вагнеръ все-таки германецъ, истый германецъ, живущiй въ высяхъ заоблачныхъ, - живущiй почти что исключительно великолѣпными и громадными формами - безъ содержанiя. Чтобы добыть содержанiе, ему надобно сдѣлаться нѣмцемъ, т. е. впасть въ кухонный прозаизмъ нѣмецкаго народнаго мотива - а нѣмцемъ, по генiальности своей и весьма понятному чувству гадливости, онъ сдѣлаться не желаетъ. Довольно того, что Бетховенъ временами становился истымъ фламандцемъ въ музыкѣ - что, впрочемъ, еще несравненно простительнѣе, чѣмъ быть въ ней нѣмцемъ - и основалъ напримѣръ allegro пасторальной симфонiи, со всѣми его музыкальными чудесами на всепошлѣйшемъ плясовомъ мотивѣ...
   И съ другой стороны, не на столько я вагнеристъ, чтобы ничего не видать и не слыхать, кромѣ Вагнера. Я вѣчно живого и вѣчно юнаго, искристаго, по натурѣ вполнѣ драматическаго Обера ужасно люблю (кромѣ ужь итальянцевъ); я наконецъ... о ужасъ!... я къ лукавому Iудею ужасную страсть имѣю... Да! - и въ этомъ, несмотря на всю мою любовь и уваженiе къ Сѣрову - я рѣшительно часто расхожусь съ нимъ... я люблю эту, хоть и попорченную, хоть и предательски фальшивую, до ерничества развратившуюся въ придумываванiи эфектовъ - но все-таки генiальную силу, вызвавшую изъ пропастей ада мрачную фигуру Бертрама и какъ-то вмѣстѣ съ тѣмъ стащившую съ облаковъ свѣтлый образъ Алисы, угадывающую музыкально и непотребство адскихъ оргiй (valse inférnale и разные tentation) и вмѣстѣ проникающуюся такимъ глубоко-католическимъ вдохновенiемъ, что вслѣдъ за звуками: malheureux ou coupables - въ воображенiи встаютъ мрачные готическiе соборы, летящiе вверхъ своими стрѣлами... Я люблю до страсти почти каждый звукъ въ Робертѣ, безъ исключенiя даже сцены 'ненужнаго скандала', какъ зоветъ ее остроумно Сѣровъ - т. е. сцены прихода Роберта къ Изабеллѣ съ волшебною вѣтвiю... Менѣе уже конечно - но все-таки люблю я Гугенотовъ - въ особенности встрѣчу Марселя съ Валентиною (Qui vo la?) и сцену Валентины и Рауля (Le temps s'en vole). Еще менѣе люблю я Профета, потому что тутъ ужь дѣйствительно на каждомъ шагу фальшь вопiющая - а все-таки люблю въ немъ до страсти сцену передъ приступомъ и гимнъ Профета... Однимъ словомъ, лукавый Iудей составляетъ въ нѣкоторомъ родѣ мою пасiю, выходящую отчасти изъ предѣловъ того profession de foi музыкально-драматическаго, которое я имѣлъ честь изложить передъ моими читателями.
   Въ концѣ концовъ дѣло все въ томъ, что 'вагнеризмъ' - безъ его крайностей, въ которыхъ все-таки виноватъ не великiй учитель, а servum pecus раболѣпныхъ учениковъ - есть 'слово' настоящей минуты въ музыкальномъ отношенiи вообще и въ музыкально-драматическомъ въ особенности. Отъ него не уйдешь никуда - и еслибы человѣкъ, подразумѣвается одаренный поэтическимъ и музыкальнымъ смысломъ, нарочно поставилъ себѣ задачею избѣгать вагнеризма, вагнеризмъ, какъ неотвязный бѣлый медвѣдь, все-таки стоялъ бы передъ нимъ какъ неотразимый логическiй и историческiй постулатъ искуства. Вагнеризмъ предчувствовался и къ нему все вело. Нашъ великiй Глинка, въ IV-мъ актѣ 'Жизни за Царя' - актѣ, который между прочимъ имъ самимъ придуманъ и почти исполненъ даже какъ либретто - уже безсознательно вагнеристъ. Мейерберъ во множествѣ случаевъ - вагнеристъ и едва ли безсознательный. Сѣровъ, - не смотря на то, что и концепцiя и даже прозрачная фактура его великолѣпнаго созданiя - менѣе всего похожа на Вагнера - вагнеристъ по своимъ требованiямъ отъ музыкальной драмы, преимущественно по требованiямъ отрицательнымъ т. е. по совершенному отсутствiю всего условнаго, реторическаго въ своей музыкальной драмѣ. Но Сѣровъ имѣетъ передъ Вагнеромъ ту выгоду, то великое счастье, что у него при богатствѣ формъ есть подъ руками фондъ, музыкальное содержанiе, что онъ родился въ средѣ славянскаго племени, столько же музыкальнаго, какъ племя итальянское. Всякому уже ясно теперь, что Юдиѳь основана на богатыхъ и разнообразныхъ мелодiяхъ, но что мелодiи эти развиты только въ той степени и мѣрѣ, въ какой это нужно для музыкальной драмы. Мелодическое начало, еще ярче выступитъ въ 'Рогнѣдѣ' - выступитъ можетъ быть даже съ нѣкоторымъ преобладанiемъ, ибо драма совершается на славянской почвѣ - хотя именно только этимъ, а никакъ не уступкою какой-либо - это преобладанiе объясняется.
   Вагнеризмъ наложилъ свои требованiя и на сценическое выполненiе музыкальныхъ драмъ. Время 'соловьиныхъ горлышекъ' развитыхъ до nec plus ultra, время фiоритуръ и прочаго - прошло, какъ прошло же время пѣвцовъ-кастратовъ. Рубини былъ можетъ быть послѣднiй пѣвецъ виртуозъ - да и онъ уже переходилъ въ драму.
   А вотъ, между прочимъ, - чѣмъ въ особенности увлекалъ этотъ, несомнѣнно величайшiй пѣвецъ нашего столѣтiя и людей, одаренныхъ истиннымъ поэтическимъ и музыкальнымъ чутьемъ и массу?.. Вѣдь не 'соловьинымъ горлышкомъ', не фiоритурами и прочими премудростями, которыя достойно цѣнятся (наравнѣ съ омарами и устрицами) только гастрономами? Мы напримѣръ здѣсь слышали его уже съ сильно-тронувшимся голосомъ, но какое 'соловьиное горлышко' и какой Ut-dièze замѣнятъ намъ этого поэтически-мрачнаго Эдгара, этого страшнаго Отелло?.. Не 'соловьинымъ горлышкомъ' пѣлось 'maledetta sia l'instante' - а внутреннею, трагическою силою артистической души - и наравнѣ съ лучшими Мочаловскими минутами хранится впечатлѣнiе отъ maledetta - душою каждаго, кто это слышалъ. Далеко Ut дiэзамъ до чего нибудь подобнаго!
   Рѣчь опять сводится къ тому же принципу, подъ влiянiемъ котораго пишется вся эта статья, къ принципу демократизма въ искуствѣ... Даже самая противуестественная страсть къ Ut дiэзамъ, развившаяся въ послѣднее время и породившая столько скандаловъ, отъ потеряннаго на дорогѣ изъ Италiи Ut дiэза г. Кравцова, до сомнительнаго Ut дiэза г. Никольскаго и несомнѣнно-пискливаго Ut дiэза г. Васильева 2-го - наглядное оправданiе этого принципа. Крайности сходятся. Масса въ своихъ простодушныхъ требованiяхъ силы и энергiи, сошлась на утъ-дiэзѣ съ дилентатизмомъ. Потому въ сущности ut-дiэзы - прямое послѣдствiе гастрономическихъ требованiй. Надоѣли устрицы - подавай пауковъ... Обычный регистръ тенороваго голоса - развитъ былъ великимъ Рубини уже до крайнихъ предѣловъ совершенства. Ну, подавай что нибудь почуднѣе. И точно, явился пѣвецъ съ утъ-дiэзомъ, хоть разумѣется выработаннымъ, но въ основахъ-то - даннымъ дѣйствительно самою природою, какъ рѣдкость, какъ исключенiе, какъ чудо. Но дилетанты или - что все равно - гастрономы, чрезмѣрно прожорливы - во чтобы то ни стало, подавай имъ этого новаго блюда, которое только одно уже можетъ удовлетворить ихъ пресыщенному вкусу. А массѣ - понравилась какъ всегда - сила, энергiя человѣческаго голоса, выразившаяся въ этой, дѣйствительно въ высшей степени замѣчательной рѣдкости природы. Вотъ и пошли, одинъ за другимъ являться и проваливаться позорно утъ-дiэзы на нашей сценѣ!
   Хотя по поводу утъ-дiэзовъ я и пришолъ въ достаточно скандальное настроенiе духа - но однако исторiи о скандалахъ по поводу утъ-дiэзовъ, какъ не принадлежащей къ этому сезону, я поднимать не стану - а прямо перейду къ нашимъ тенорамъ.
   Считается у насъ ихъ кажется человѣкъ восемь, не то девять, показываются же на сценѣ преимущественно трое, изрѣдка является четвертый - евнухъ Вагоа или герцогъ въ Фанеллѣ, въ какомъ нибудь 'казакѣ запорожцѣ' выпрыгнетъ пятый, выпустятъ въ случаѣ болѣзни primo tenore di forza, - шестого - и 'срѣжется', говоря студенческимъ языкомъ, этотъ шестой безобразнѣйшимъ образомъ - и скроется вмѣстѣ съ пятымъ и остальными двумя или тремя 'во мракъ забвенiя'... Теноровъ восемь или девять, а нѣтъ, въ томъ случаѣ, когда идетъ серьезная опера, въ родѣ 'Юдиѳи', 'Гугенотовъ', 'Фенеллы', 'Жидовки' - и когда вдругъ заболѣлъ primo tenore di forza - рѣшительно некому. Тогда - одно спасенiе: 'Жизнь за Царя' или всѣмъ надоѣвшая опера Флотова (дѣтскаго опернаго композитора) Страделла. Нынѣшнiй годъ только, благодаря появленiю г. Коммисаржевскаго, обычный репертуаръ нѣсколько разнообразился 'Лукрецiй' - въ которой между прочимъ весьма плоха наша, ужъ вовсе не итальянская примадона, г-жа Бiанки и къ ужасу всѣхъ роль Орсини выполняетъ г-жа Леонова; разнообразился Фавориткой', гдѣ напротивъ къ удовольствiю всѣхъ она является въ Леонорѣ - да 'Мартой', которую пора бы ужь сдать на дѣтскiе театры.
   Что жь это за странность такая? А страннаго ничего нѣтъ. Дѣло очень простое. У насъ въ сущности есть только: 1) одинъ пѣвецъ-актеръ и можно сказать высокiй пѣвецъ-актеръ, истинный, честный художникъ, съ хромающими къ сожалѣнiю верхними нотами голоса. 2) Золотой тембръ голоса, крылосный пѣвецъ, котораго почти ни въ одной роли выпустить нельзя безъ того, чтобъ онъ, какъ пѣвецъ-актеръ не произвелъ смѣха, не говорю ужъ игрою, но самыми интонацiями пѣнiя, потому что онъ поетъ всегда слова, а не роль. 3) Голосокъ, достаточно, хоть въ высшей степени односторонне развитый, съ прекрасною сценическою наружностью и съ задатками пѣвца-актера - но страдающiй односторонностью манеры (вѣчное mezzo voce или насильственный крикъ - и только), испорченный манерностью и приторнымъ нѣжничаньемъ и вообще пришедшiйся какъ-то намъ не ко двору - ибо чисто итальянскiя оперы у насъ идти не могутъ, а дѣтскiя оперы всѣмъ ужь намозолили уши. 4) Ожирѣвшiй (это я говорю не въ буквальномъ конечно, а въ метафорическомъ смыслѣ,) - довольно хорошiй теноръ, который 'мертвъ' вездѣ кромѣ роли Торопки въ 'Аскольдовой могилѣ', но который, еслибы 'ожилъ', былъ бы весьма полезнымъ членомъ какой угодно оперной труппы. Вотъ и все. Остальное, какъ я вамъ сказалъ, внезапно выскочитъ изъ тьмы на свѣтъ, пропоетъ казацкую пѣсню или нафальшивитъ на сколько силъ хватитъ въ роли 'Ахiора' въ 'Юдиѳи', да и скроется въ мракъ.
   Согласитесь, что изо всего этого исчисленнаго я, и по принципу демократизма въ искуствѣ и по чувству музыкальному, могу питать серьезное и искреннее сочувствiе только къ primo tenore di Forza, хоть у него и хромаютъ верхнiя ноты голоса. Да вѣдь - не будь этого органическаго недостатка - онъ былъ бы несомнѣнно одинъ изъ первыхъ пѣвцовъ Европы. Вѣдь даже съ этимъ недостаткомъ, онъ все-таки въ высокой степени замѣчательное и отрадное артистическое явленiе.
   Фактъ тотъ, что рѣшительно не кѣмъ замѣнить г. Сѣтова; да, когда видишь его въ истинно-художественно созданныхъ имъ роляхъ Элеазара (Жидовка), Мазаньелло (Фенелла), Рауля (Гугеноты), такъ до того поддашься невольному обаянiю мастерского созданiя, что совершенно не понимаешь надобности этой замѣны, не понимаешь вмѣстѣ съ массой, восторженно вызывающей своего любимца, привѣтствующей его нерѣдко у театральнаго подъѣзда своими криками на прощаньи... Потому: иное дѣло масса, иное дѣло партiи. Той или другой партiи - хотѣлось бы выдвинуть то г. Никольскаго, то г. Коммисаржевскаго, то наконецъ даже г. Васильева 2, на мѣсто primo tenore di forza - и, оставляя въ сторонѣ и энергiю пѣнiя г. Сѣтова и артистическое созданiе имъ ролей, они толкуютъ только о его верхнихъ нотахъ, какъ будто только что и слышны у него въ пѣнiи эти верхнiя ноты; о другихъ его же полныхъ, звучныхъ, могучихъ нотахъ, обусловливающихъ даже возможность перехода въ баритонъ, à la Грацiани (чтобы г. Сѣтову попробовать?) они умалчиваютъ. Но доходитъ дѣло до факта - и идолы партiй, или какъ г. Коммисаржевскiй сами ограничиваются извѣстнымъ жанромъ, или какъ г. Никольскiй берутся не за Элеазара и Рауля, а за Торопку - и портятъ инстинктивно-генiально созданную Верстовскимъ личность, или какъ г. Васильевъ 2-й производятъ несказанную кутерьму въ оркестрѣ и въ хорахъ своимъ появленiемъ въ 'Архiорѣ'. Г. Сѣтовъ виноватъ передъ партiями только тѣмъ, что онъ у насъ единственный (за исключенiемъ г. Коммисаржевскаго) пѣвецъ - актеръ съ настоящимъ музыкальнымъ смысломъ, и Рихарду Вагнеру не къ кому было обратиться кромѣ него для выполненiя отрывковъ изъ Лоэнгрина и Нибелунговъ (пѣсни Зигфрида при кованiи меча). Еще онъ виноватъ передъ ними тѣмъ, что онъ пока единственный (это ужь безъ исключенiя и г. Коммисаржевскаго) у насъ пѣвецъ для серьезныхъ оперъ нѣмецкаго и даже французскаго стиля. Масса же инстинктивно очень хорошо понимаетъ что въ Элеазарѣ, Мазаньелло, Раулѣ, передъ ней является одинъ изъ весьма немногихъ сценическихъ художниковъ, способныхъ электризовать, потрясать и увлекать. Мазаньелло въ особенности - если можно сдѣлать выборъ между тремя этими коронными ролями нашего primo-tenore di forza. Столько простоты и вмѣстѣ благородства, столько трагизма и вполнѣ итальянской rabbia положено имъ въ созданiе этого, одного изъ лучшихъ въ искуствѣ, музыкально-поэтическаго образа; даже самая партiя такъ пришлась ему по голосу, что лучшаго Мазаньелло трудно себѣ вообразить... Но вѣдь, подумавши и вспомнивши, тоже скажешь объ Элеазарѣ - особенно въ сценѣ съ кардиналомъ и въ знаменитой арiи (Rachel, quand du seigneur...) совершенно оригинально имъ исполняемой, арiи, гдѣ у него слышны и неподдѣльныя слезы и неподдѣльный религiозный восторгъ; тоже скажешь и о Раулѣ, особенно въ сценѣ дуэли и въ сценѣ съ Валентиной, такъ что не о замѣнѣ г. Сѣтова думаешь, когда его тутъ слышишь, а жалѣешь напротивъ о томъ, что не даютъ Лючiю, въ которой онъ производилъ фуроръ (послѣ Рубини!) - да Фрадьяволо, въ которомъ онъ истинно - обаятеленъ.
   Кончивши исторiю о тенорахъ, я долженъ перейдти къ баритонамъ нашей оперы... но именно баритона-то у насъ и нѣтъ, кромѣ г. Гумбина, артиста съ музыкальнымъ смысломъ, но весьма не богато одареннаго средствами, да г. Соболева, не одареннаго кажется ни тѣмъ ни другими. По части баритоновъ, положенiе нашей оперы очень прискорбно. Являлся было на вакансiю баритона г. Битжеичъ, но увы! изъ этого появленiя ничего не вышло, потому что совсѣмъ безъ голосу пѣть нельзя и это надобно бы кажется принять за математическую аксiому всѣмъ дебютирующимъ на оперной сценѣ господамъ и госпожамъ.
   _____
  
   Я посвятилъ почти полстатьи нашей оперѣ, потомучто, преимущественно съ нынѣшняго года, опера наша заявила рѣшительныя стремленiя быть нацiональнымъ театромъ, серьезнымъ дѣломъ, и настоящею пробою этого серьезнаго дѣла было представленiе великаго произведенiя нацiональнаго художника. До тѣхъ поръ, опера въ теченiе нѣсколькихъ лѣтъ росла, но росла какъ-то незамѣтно.
   Во всякомъ случаѣ пора ужь теперь, когда нацiональный театръ заявилъ съ нѣкоторымъ блескомъ свое существованiе, отдать должную справедливость честнымъ усилiямъ тѣхъ, кто его подымалъ. Не болѣе какъ пять лѣтъ тому назадъ русская опера была въ совершеннѣйшемъ забросѣ: о ней и думать забыли какъ о вовсе ненужной при существованiи итальянской оперы. Съ появленiемъ г. Сѣтова на русской сценѣ совпадаетъ новый фазисъ бытiя нашей оперы. И совпаденiе это - вовсе не случайность для того кому извѣстны закулисныя пружины событiй. Много и честно работали г. Сѣтовъ и инспекторъ репертуара, чтобы поднять изъ заброса дорогую имъ нацiональную оперу. Повѣрятъ ли тому, что постановку 'Жидовки' - той самой Жидовки, которая давала и даетъ огромные сборы, г. Сѣтовъ предлагалъ обезпечить своимъ годовымъ жалованьемъ - и все-таки, едва, даже при содѣйствiи самомъ горячемъ инспектора репертуара - добился этой постановки?... И такихъ фактовъ множество.
   Какъ бы то ни было - дѣло пошло. Сдѣлано уже многое, хотя многое остается еще сдѣлать. Прежде всего, нужно сдѣлать репертуаръ болѣе разнообразнымъ, нужно возстановить многое хорошее старое: Руслана, Роберта, нѣсколько комическихъ оперъ Обера и Герольда (Цампа, Пре-о клеръ) - нужно поставить много классическаго стараго заново: 'Оберона', 'Фиделiо', 'Свадьбу Фигаро', 'Волшебную Флейту', 'Эврiанту' - нужны наконецъ 'Морякъ-Скиталецъ', 'Тангейзеръ' и 'Лоэнгринъ' - даже 'Профетъ' нуженъ, даромъ что онъ идетъ у итальянцовъ. И нужно все это, да и можетъ быть при настоящихъ средствахъ нашей оперы исполнено. Потомъ...
   Пошолъ я въ первое представленiе Фауста у итальянцовъ. Боже мой! что за непроходимая пошлость музыки, и что за поэзiя въ Гретхенъ-Барбо, и что за великолѣпiе постановки, что за красота химическаго освѣщенiяНаркотически дѣйствовала на меня сцена свиданiя въ саду вся залитая луннымъ свѣтомъ, а между тѣмъ, жолчь кипѣла во мнѣ невольно. Чтò думалъ я - кабы 'Юдиѳь' возвращающуюся съ головой Олоферна освѣтить утренней зарею, да залить луннымъ свѣтомъ Катерину въ 'Грозѣ' когда она сходитъ въ оврагъ на свиданiе. Когда-то думалъ я - мы 'Минина' и 'Рогнѣду' поставимъ? Вотъ что значило мое: 'потомъ' которымъ я кончаю замѣтки объ оперѣ.
   Я миную балетъ и балетную труппу - и это по двумъ причинамъ. Вопервыхъ, балетъ, какъ обособившiйся родъ сценическихъ представленiй, я плохо понимаю: притомъ же балетъ послѣ генiальнаго въ своемъ родѣ Дидло - пошолъ не вверхъ а внизъ со степени пантомимной драмы упалъ на очень низенькую степень болѣе или менѣе нелѣпой рамки для разныхъ плясокъ, и наконецъ въ послѣднемъ произведенiи г. Сенъ-Леона 'Ливанской Красавицѣ' дошолъ до той крайней степени абсурда, послѣ которой некуда уже идти дальше. Вовторыхъ, говорить о нашемъ балетѣ, значитъ говорить о г-жѣ Муравьевой, а говорить о г-жѣ Муравьевой, значитъ писать лирическое стихотворенiе въ прозѣ, къ чему я мало наклоненъ въ настоящую минуту.
   И такъ, я прямо, ex abrupto перехожу къ нашей драматической сценѣ.
   _____
  
   Увы! начавши за здравiе, я свожу за упокой. Представьте вы себѣ провинцiала, никогда не бывавшаго въ столицѣ, но образованнаго литературно достаточнымъ образомъ. Есть вѣдь такiе экземпляры, рѣдко, но бываютъ. Въ родномъ его захолустьѣ, въ какомъ-нибудь изъ тѣхъ городовъ, которыхъ, по народной поговоркѣ, 'чортъ три года искалъ' - водился въ извѣстное время года (зимою или во время ярманки - если таковая въ захолустьѣ существуетъ), между прочими развлеченiями захолустной жизни, и театръ со всѣми особенностями нашихъ провинцiальныхъ театровъ, т. е. двумя-тремя, а можетъ быть и больше даровитыми артистическими личностями обоихъ половъ, какихъ днемъ съ огнемъ поискать, и съ самыми скудными средствами сценической обстановки: съ труппою вообще, загнанною въ театръ съ разныхъ концовъ земли россiйской горькою необходимостью ѣсть и преимущественно горькой потребностiю пить... съ непремѣннымъ 'драматистомъ' (въ провинцiи трагиками очень правильно зовутъ актеровъ играющихъ Типы, все равно какой типъ, положимъ Квазимодо или типъ Юсова) - драматистомъ - Ляпуновымъ, игрокомъ и проч., ревущимъ какъ быкъ и воспитавшимъ въ голосѣ жеребячье ржанiе, драматистомъ, который пьянъ всегда, но иногда уже пьянъ такъ эксцентрически, что можетъ побить антрепренера и даже скусить носъ измѣняющей ему примадонѣ - наконецъ съ сальностью и грязью какого-нибудь сарая или лошадинаго манежа, отведеннаго 'подъ театръ' городовыми властями. И между тѣмъ, двѣ-три талантливыя личности какъ то такъ могли иногда воздѣйствовать на сбродную труппу, что выдавались представленiя драмъ Островскаго, гдѣ провинцiалу моему сдавалось, что и правдою и жизнiю вѣетъ. Но провинцiалъ мой молодъ, онъ еще недовѣряетъ своимъ впечатленiямъ: можетъ быть втайнѣ же, онъ къ примадоннѣ какой-нибудь воспылалъ страстiю, можетъ быть онъ даже близко знакомъ съ даровитыми артистическими личностями и втайнѣ же былъ не разъ поражонъ ихъ дѣльнымъ взглядомъ на артистическое дѣло - но все это втайнѣ. Своимъ впечатлѣнiямъ онъ боится довѣриться. Въ захолустье къ нему проникаютъ наши газеты, въ которыхъ гг. Раппапортъ, В. Александровъ, Вильде и иные 'цѣнители и судьи' весьма чувствительно красоты нашихъ сценическихъ столичныхъ представленiй изображаютъ. Можетъ быть, онъ даже года три тому назадъ какой нибудь 'Русскiй Мiръ' выписывалъ и вѣрилъ, бѣдняжка, на слово фёльетонисту, безцеремонно возводившему г. Бурдина въ великiе артисты - но во всякомъ случаѣ, онъ несомнѣнно вѣритъ въ то, что г. Самойловъ - Гаррикъ, благодаря статьямъ г. Раппапорта и разнымъ 'голосамъ' - и вѣритъ вмѣстѣ съ г. В. Александровымъ, что единственная надежда русской сцены, послѣ 'незабвенной' г-жи Снѣтковой 3-й, г-жа Александрова 1-я... Мало ли во что онъ вѣритъ, наивный и страстно любящiй искуство юноша. Играютъ ли въ грязномъ и жалкомъ сараѣ - положимъ, хоть 'Доходное Мѣсто' Островскаго - по мѣрѣ силъ и въ высшей степени добросовѣстно - его знакомые артисты: будь трагически-типиченъ Вышневскiй, хоть на немъ и фракъ старый да и звѣзда бумажная; будь въ высшей степени проста и наивна Поленька, и будь даже онъ влюбленъ въ эту Поленьку, все-таки мой юноша думаетъ: кажется, это хорошо, кажется это даже очень хорошо - но каково же должно быть тамъ-то?.. Dahin, Dahin!
   И вотъ, представляется ему возможность ѣхать въ Сѣверную Пальмиру. Мнѣ нѣтъ дѣла до всѣхъ ощущенiй, которыми обдаетъ она его, мнѣ нужны театральныя его ощущенiя.
   Положимъ, что на афишѣ, которую потребовалъ онъ почти тотчасъ же по прiѣздѣ, въ тѣхъ грязныхъ 'нумерахъ' близь желѣзной дороги, въ которыхъ онъ непремѣнно остановился зазванный или, лучше сказать, схваченный насильственно какой нибудь благочестивой старушенцiей, занимающейся въ этихъ нумерахъ промысломъ организованнаго грабежа - положимъ, я говорю на афишѣ назначена, вмѣстѣ конечно съ какимъ нибудь издѣлiемъ г. Устрялова или Потѣхина junioris, да съ 'Водевилемъ съ переодѣваньемъ' - ну хоть 'Женитьба' Гоголя. Радъ мой провинцiалъ - увидитъ онъ наконецъ одно изъ произведенiй, которое немножко, впрочемъ по рутинѣ, онъ привыкъ считать класическимъ. Смотритъ онъ афишу. 'Подколесинъ' - г. Шемаевъ... гм! что-то не слыхивалъДаже г. Раппапортъ о немъ не упоминаетъ... Кочкаревъ - г. Марковецкiй. Ну, этого хоть многiе и ругаютъ, но о немъ много говорятъ, должно быть актеръ замѣчательный! у кого нѣтъ враговъ и завистниковъ? Тетка купчиха - г-жа Рамазанова 'Тоже что-то имя это не попадалось - а вѣдь въ Петербургѣ есть кажется знаменитость по части такихъ ролей, г-жа Линская!' - 'Агафья Тихоновна - г-жа Александрова 2-я' 'А! вотъ оно... да нѣтъ, нѣтъ! это не то. То - г-жа Александрова 1-я надежда-то русской сцены, а объ г-жѣ Александровой 2-й, г. В. Александровъ что-то мало упоминаетъ. 'Смотритъ афишу дальше... что ни имя, все имя неизвѣстное... Попадается Экзекуторъ Яичница - лицо очень рельефное, - какой-то г. Башкировъ. А! вотъ одно знаменитое и заслужонное имя: капитанъ Жевакинъ - г. Григорьевъ, только знаменитость то эта какая-то смѣшная, не то что ужь сомнительная... заслуженность эта - больше насчетъ многолѣтiя. Посмотримъ однако! думаетъ мой провинцiалъ, немного впрочемъ уже спустившись съ облаковъ. Разумѣется, онъ какъ воспитанный на Бѣлинскомъ и читающiй толстые журналы, къ гили г. Устрялова или г. Потѣхина junioris или г. Родиславскаго, относится съ подобающимъ презрѣнiемъ, тѣмъ болѣе, что г. Устрялова и Потѣхина пробѣжалъ онъ какъ-то послѣ обѣда, перелистывая единственный, нарочно отведенный для сихъ знаменитыхъ драматурговъ толстый журналъ...
   Бѣдный, наивный провинцiяльный вьюнышь! Ты и не вѣдаешь, что мы круглый годъ ничего почти кромѣ этой гили не видимъ - ты и не знаешь также, что безъизвѣстный тебѣ и каждому неприсяжному Александринцу г. Шемаевъ - какъ нѣкiй древнiй идолъ 'пожралъ' уже мноржество хорошихъ ролей, кромѣ несчастнаго Гоголевскаго Подколесина; что имъ напримѣръ 'Кулигинъ' въ 'Грозѣ' и Африканъ Савичъ Коршуновъ въ 'Бѣдность не Порокъ' - скушаны... Увы! ты не вѣдаешь еще тонкой прелести игры г. Марковецкаго - и да хранятъ тебя древнiя музы - отъ дальнѣйшаго знакомства съ этой тонкой прелестью... Увы! ты думаешь можетъ быть, что г. Башкирову потому 'экзекутора' дали, что онъ его изображать способенъ?.. Любезный мой, потому ему экзекутора дали, что надо же куда-нибудь и когда нибудь сунуть г. Башкирова.
   Гораздо ранѣе срока, разумѣется, является мой провинцiалъ въ Александринскiй театръ. Озираетъ онъ его. Мѣсто пространное!.. только насчетъ грязи въ коридорахъ и насчетъ анти-изящества самой внутренности, пожалуй, съ его захолустнымъ сараемъ потягается: главное только, что конечно гораздо пообширнѣе будетъ. Сбирается 'публика'. Эге-ге! да вѣдь она нисколько не отличается отъ захолустной - все такая же, даже и въ бельэтажѣ, если бельэтажъ паче чаянiя занятъ.
   Начинается представленiе. Сидитъ-сидитъ мой провинцiалъ, хлопаетъ глазами, высиживаетъ наконецъ первый актъ - и, уже не въ силахъ высидѣть втораго, по своему обычному фанатическому уваженiю къ великому нацiональному писателю - стремглавъ бросается къ выходу, и не медля ни минуты, хоть взопрѣлъ какъ въ банѣ - на перваго извощика - домой, въ свой сальный нумеръ, гдѣ за полпорцiей сквернѣйшаго чаю на водѣ изъ Лиговскаго канала, за которую сдерутъ съ него - и то еще милосердно, - шесть гривенъ серебра - погружается въ плачевнѣйшiя размышленiя.
   Начать съ того, что Александринское представленiе - хотя конечно артисты не поставляли для себя никакой сознательной отрицательной задачи - поколебало разомъ нѣсколько его литературныхъ вѣрованiй, къ которымъ онъ привыкъ, съ которыми онъ сжился, съ которыми ему было очень тепло. Онъ сомнѣвается и въ томъ что Гоголь - народный писатель, ибо ужасно ярко выступило въ игрѣ г-жѣ Рамазановой и того господина, который купчика игралъ, то совершенное незнанiе быта, которымъ страдалъ великiй поэтъ. Онъ сомнѣвается и въ томъ, что Гоголь былъ живописецъ дѣйствительности: потому - ни одинъ человѣкъ въ мiрѣ не станетъ спрашивать слугу о томъ: 'не спрашивалъ ли портной, для чего баринъ шьетъ себѣ новый фракъ, не хочетъ ли молъ баринъ жениться?' - и эти, и другiя подобныя рѣчи въ устахъ Подколесина и Кочкарева - на голó во всей ихъ несодѣянности выступили въ деревянной игрѣ г. Шемаева и въ безпощадномъ гаерствѣ г. Марковецкаго. Что же долженъ быть скачекъ въ окно Подколесина, скачекъ, котораго не имѣлъ онъ силы дождаться?.. И доходитъ онъ на пути анализа до той мысли, что Гоголь былъ собственно поэтъ фантастическiй и что великъ онъ именно какъ таковой. Результатъ, тамъ правильный или неправильный, но во всякомъ случаѣ важный и интересный; - только вѣдь не добивался же этого результата режисеръ театра, распредѣляя роли такимъ образомъ, чтобы обнажить всѣ бѣлые швы драматическаго произведенiя? Вѣдь не критика же должна быть задачею сценическихъ представленiй?.. А впрочемъ, заканчиваетъ мой бѣдный провинцiальный 'вьюнышь' свои печальные думы, можетъ быть, они тутъ въ столицѣ и до того дошли! Можетъ быть, оно такъ и слѣдуетъ. И ложится онъ на свое, мало отличающееся и мягкостью и опрятностью ложе, но заснуть онъ долго не можетъ. Ему все мерещится уныло однообразный Подколесинъ и въ стукѣ часового маятника слышится его казенно-размѣренная рѣчь: ему не даетъ покоя своей безсмысленной суетней Кочкаревъ, незнающiй роли и выкидывающiй фарсы все нелѣпѣе и нелѣпѣе: ему наконецъ постоянно рѣжетъ ухо противно-фальшивый и шепелявящiй тонъ экзекутора Яичницы. Все наконецъ принимаетъ въ его воображенiи видъ суздальской литографiи; Подколесинъ, Кочкаревъ, Яичница, тетка - перемѣшиваются и сливаются, то съ Полканомъ, то со свахою, развертывающею 'роспись приданому жениху удàлому', то съ птицею Сиренъ, которой гласъ весьма силенъ, и въ которую превращается для него Кочкаревъ, то съ 'морозомъ и большимъ носомъ', который представляетъ почему-то курносый и шепелявящiй экзекуторъ.
   А все таки, послѣ тяжолаго сна и послѣ новой, лѣзущей въ его карманъ за шестью гривнами серебра, полпорцiи гнуснаго чая, онъ спрашиваетъ афиши. И, о радость! на афишѣ, положимъ, 'король Лиръ', и притомъ, 'король Лиръ' на Марiинской, на аристократической сценѣ. Вотъ онъ увидитъ наконецъ на сценѣ Шекспира, котораго онъ никогда не видалъ, потому что разъ какъ-то собрались было кое-какъ дать въ захолустьѣ сцены изъ Гамлета - и Офелiя нашлась очень хорошая, да къ несчастью, драматистъ совершенно безнадежно запилъ: такъ дѣло и не состоялось. Онъ увидитъ Самойлова, того Самойлова, передъ которымъ совершаютъ колѣнопреклоненiя театральные критики. Правда, о немъ молчатъ толстые журналы, да они вообще вѣдь съ величавымъ презрѣнiемъ молчатъ о театрѣ, чего мой провинцiалъ, не смотря на все свое уваженiе къ толстымъ, никакъ въ нихъ не похваляетъ. Онъ увидитъ въ роли Корделiи г-жу Александрову 1-ю, эту надежду русской сцены, судя по фельетонамъ соименнаго ей театральнаго критика.
   Бѣдный, наивный провинцiальный 'вьюнышь'! Въ наивности души твоей, ты и не проникаешь въ тайну того, что со временъ покойнаго И. И. Панаева обозначаетъ молчанiе, хоть-бы напримѣръ 'Современника', о знаменитомъ артистѣ; не знаешь, что всякому серьезному критику еще отъ Бѣлинскаго досталась въ наслѣдiе вражда непримиримая къ 'внѣшнему' творчеству; что тотъ же покойный Панаевъ съумѣлъ оцѣнить генiальность Мартынова; кромѣ того, ты еще недостаточно понялъ, что въ идеѣ того ученiя, котораго толстый журналъ является представителемъ, лежитъ презрѣнiе къ искуству вообще и къ театру въ особенности... А потомъ, о наивная душа! ты вѣришь какъ въ серьозъ - въ рецензiи г. В. Александрова...
   Въ своемъ умилительномъ невѣденiи, ты идешь въ русскiй аристократическiй театръ смотрѣть Шекспира и опять - увы! глазамъ и ушамъ своимъ не вѣришь. Вотъ зашагали передъ тобою трагически-гусиной выступкой Глостеръ, фельдфебельскимъ шагомъ Кентъ, походкой лихача незаконнорожденный Эдмондъ, и сразу же ошибли тебя несодѣяннѣйшей фальшью фразировки: точно какъ будто у нихъ есть затаенная мысль, что въ Шекспирѣ ни говорить, ни ходить по просту, по человѣчески не слѣдуетъ... Любопытные сюжеты! Но еще любопытнѣе - дщери старца Лира, по истинѣ 'прынцесы', и руки это какъ-то къ сердцу особенно прижимаютъ, и говорятъ по какимъ-то крюковымъ нотамъ. Двѣ изъ нихъ - злодѣйки, такъ ужь это и очевидно, что злодѣйки: и голосъ грубый и очами дико вращаютъ. За то третья, надежда русской сцены, не вращаетъ, но замѣчательно играетъ своими глазами. Только впрочемъ ты и видишь въ ней замѣчательнаго, да развѣ еще бòльшую, сравнительно съ другими 'прынцесами' манерность, еще утонченнѣйшее пѣнiе по крюковымъ нотамъ, еще ухищреннѣйшую фальшь въ интонацiяхъ. Такъ вотъ и слышишь ты, что кѣмъ-то напѣты эти интонацiи...
   Но ты ошибаешься глубоко, употребивши слово: кѣмъ-то. Не 'кѣмъ-то', а 'чѣмъ-то' напѣты эти интонацiи, и это 'что-то' я пожалуй поясню тебѣ чтó оно такое. Это что-то - 'вѣянiе' старыхъ преданiй, воздухъ театральной школы, дѣло рукъ 'театральныхъ дѣлъ мастеровъ'. Это что то - такъ называемая дикцiя, которой слава Богу не знаютъ въ провинцiяхъ, заученные напѣвы съ рѣчей великихъ артистовъ былого времени, окаменѣвшiе или лучше одеревенѣвшiе порывы чувства, воспроизводимые по востребованiю органчиками или серинетками. Это что-то - моровая язва рутины, подъѣдающей душу въ артистѣ или артисткѣГлавнымъ же образомъ, это такъ называемая театральная школа.
   Самъ старецъ-Лиръ производитъ на провинцiала какое-то въ высшей степени странное дѣйствiе. Онъ не можетъ дать себѣ отчета въ своихъ впечатлѣнiяхъ - и притомъ, вовсе не потому, чтобы былъ слишкомъ огорошенъ этими впечатлѣнiями. Напротивъ, характеръ впечатлѣнiй самый прозаическiй. Онъ видитъ умнаго, даже очень умнаго актера, изучившаго до тонкости механизмъ драматической игры, превосходно гримирующагося и отлично представляющаго внѣшнiе прiемы и внѣшнiя проявленiя страстей и чувствъ. Но его поражаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ вопервыхъ, чрезмѣрная утрировка въ изображенiи старческой немочи, и во вторыхъ то, что только патетическiе взрывы гнѣва, горя или безумiя старательно представляются артистомъ - и что въ обыкновенныхъ мѣстахъ роли онъ впадаетъ въ тривiальность съ позволенiя сказать водевильную: такъ что собственно передъ нимъ ходятъ какихъ-то два Лира, изъ которыхъ одинъ гнѣвается, плачетъ, скорбитъ и съумашествуетъ весьма искустно - за то другой постоянно отдыхаетъ за этого перваго въ роли Морковкина или какого нибудь водевильнаго дядюшки. Провинцiалъ мой - немножко педантъ и сей чазъ же придумываетъ въ головѣ названiе для этого недостатка, формулу: именно онъ называетъ это 'отсутствiемъ среднихъ терминовъ въ созданiи характера'.
   О младый, младый вьюнышь!.. Никакого тутъ отсутствiя среднихъ терминовъ и другихъ подобныхъ суесловныхъ премудростей нѣтъ и не бывало. Дѣло объясняется гораздо проще. Г. Самойловъ артистъ съ способностями въ высшей степени замѣчательными, но чисто внѣшними. Въ былыя времена онъ превосходнѣйшимъ образомъ копировалъ цыганъ, татаръ, жидовъ, итальянцевъ и проч. Эти качества за нимъ и теперь остались, такъ что самая блистательная его роль - роль 'Кречинскаго' основана на польскомъ акцентѣ, котораго совсѣмъ не имѣлъ въ виду авторъ пьесы. Способность г. Самойлова - хотя и принадлежитъ къ числу существенно-артистическихъ способностей, но низшей категорiи. Эта - способность переносится въ тѣло, а не въ душу предположенной личности. Тѣло - и прежде всего тѣло т. е. натура въ грубомъ смыслѣ - стоитъ всегда предъ г. Самойловымъ. Въ Лирѣ - онъ и играетъ по этому раздражительнаго и разбитаго чуть что не параличемъ старика, - въ Шейлокѣ - жида изъ старой пьесы: 'Бердичевская ярмарка' - въ Любимѣ Торцовѣ, котораго впрочемъ играть онъ бросилъ, потому что вообще не охотникъ до пьесъ Островскаго и до его типовъ, которыхъ 'тѣлесъ' онъ въ Петербургѣ видать не могъ, а въ духъ, какъ актеръ совершенно ненацiональный, не проникъ, - въ Любимѣ Торцовѣ, говорю я - онъ понялъ только припадки delirii trementis и доводилъ ихъ до клиническаго совершенства.
   Да какъ же.. говоришь ты мой милый другъ совершенно взволнованный и нѣсколько даже въ смущенiи... Какъ же г. Раппапортъ, г. В. Александровъ разные голоса... наконецъ, прежнiе критики...
   Да ты успокойся... они тутъ по своему пожалуй и правы. Г. Самойловъ вовсе не ниже какой нибудь нѣмецкой или французской извѣстности въ родѣ тамъ Дависона, Дессуарда, Поля Мине, какихъ нибудь вообще всѣхъ знаменитостей, играющихъ плотью, а не нервами. И нѣмцы и французы пожалуй отъ него въ восторгъ придутъ, только мы демократы въ искуствѣ въ восторгъ не приходимъ, да Итальянцы можетъ быть не придутъ, потомучто у нихъ есть Модена и Сальвини, которые нервами играютъ.
   А все-таки жаль, о юноша, что ты не видалъ г. Самойлова въ одномъ водевилѣ графа Соллогуба, гдѣ онъ Итальянца, продавца фигуръ, Антонiо Регенти, изображаетъ, или въ 'купленномъ выстрѣлѣ' въ роли Англичанина, или наконецъ въ 'Комедiи съ Дядюшкой' гдѣ онъ такъ называемую роль переодѣванья отлично игралъ бывало. Вотъ его настоящее амплуа. Несчастная же страсть къ Шекспиру пришла къ нему не очень давно, - лѣтъ пять-шесть, и пришла такъ сказать съ вѣтру. Мода вдругъ на Шекспира пошла; послѣ того, какъ черномазый Ольдриджъ здѣсь побывалъ. Ну и принялся г. Самойловъ за Шекспира. До 'Гамлета' сударь мой, добрался - новый (и надо сказать правду, дубовый) переводъ на сцену поставилъ - съ бородой вышелъ, - но чтó онъ въ Гамлетѣ игралъ и играетъ, это покамѣстъ остается тайною между нимъ и небомъ.
   Между тѣмъ представленiе кончается. Трупъ Корделiи весьма эфектно распускаетъ прекрасные волосы, старческая немочь многострадальнаго короля заканчивается наконецъ смертью. Кентъ, г. Григорьевъ - успѣваетъ наконецъ довести свой, плохо повинующiйся ему органъ голоса, до трагическаго ржанiя въ заключительныхъ рѣчахъ...
   И опять въ плачевныхъ размышленiяхъ засыпаетъ мой провинцiалъ - и опять снится ему что-то несодѣянное. Кентъ и Глостеръ соперничествуютъ ржанiемъ другъ передъ другомъ, прынцесы до того уже дико вращаютъ очесами, что очеса эти выскакиваютъ изъ орбитъ.
   Провинцiалъ встаетъ съ намѣренiемъ нѣкоторое время не ходитъ въ театръ, подождать, пока дадутъ Островскаго что нибудь, но за афишами слѣдить все-таки съ жаднымъ любопытствомъ. И видитъ онъ къ ужасу своему не малому, что репертуаръ столичный - ой-ой-ой! - какой низменной температуры, сравнительно съ репертуаромъ провинцiальнымъ... видитъ онъ, что на сценѣ нацiональной владычествуютъ штуки архиерундистыя - и что даже чѣмъ штука ерундистѣе, какъ 'Было да прошло', тѣмъ Александринскiй полнѣе и тѣмъ стало быть чаще штука дается. Умилился онъ разъ несказанно душою передъ однимъ фактомъ, явно показавшимъ взаимную симпатiю между режисеромъ труппы и 'публикою'. Назначили какъ-то разъ 'Гамлета' - и отмѣнили по болѣзни г. Самойлова. Режисеръ какъ разъ догадался, чѣмъ публику вознаградить и утѣшить. Между прочими вещами, замѣнившими 'Гамлета', онъ назначилъ водевиль: 'Гамлетъ Сидорычъ и Офелiя Кузминишна'. И прелестно! И то - Гамлетъ и это - Гамлетъ! не все-ль равно?...
   Вотъ наконецъ въ серединѣ между какой-то пасквильной дребеденью и какой-то непроходимой чушью - на афишѣ назначено 'За чѣмъ пойдешь то и найдешь', или 'женитьба Бальзаминова'. Женитьба Бальзаминова! - послѣдняя часть трилогiи, которая вся - едва ли не высшее, что написалъ Островскiй въ комическомъ родѣ - трилогiи, раскрывающей разнообразнѣйшiе мiры въ какомъ-то небольшомъ закоулкѣ самаго типическаго на свѣтѣ города, мiры до того своеобразные, что они казались бы чѣмъ-то фантастическимъ, еслибы отъ каждаго типа не вѣяло самой несомнѣнной жизнью; трилогiи съ глубочайшимъ смысломъ и съ самымъ чудовищнымъ содержанiемъ, полной самаго веселаго смѣха и Шекспировской психологiи до дерзости, до мечтанiй Бальзаминова въ потьмахъ!... Понятное дѣло, что мой юный провинцiалъ наизусть знаетъ почти всю трилогiю, что каждое лицо онъ тутъ любитъ художественно: и мать Бальзаминова, сѣтующую на то, что нѣтъ въ ихъ сторонѣ самонужнѣйшей вещи - ворожеи, и кухарку Матрену, дерзко поперѣчащую герою драмы, и сваху, и Раису, и Анѳису. Пусть средоточiе этого мiра личностей - закоулокъ Москвы, взлелѣявшiй ихъ въ самой типической неприкосновенности, - но, можетъ быть, менѣе типичные, они разсѣяны по лицу всей земли Россiйской - пружины ихъ дѣйствiй и помышленiй понятны всякому бытовому, а не кабинетному человѣку. Опять съ нетерпѣнiемъ ждетъ мой юный провинцiалъ часа, когда по его разсчетамъ, дребедень должна уже кончиться - и дѣйствительно, къ счастiю попадаетъ чуть не въ ту самую минуту, когда поднимается занавѣсъ и начинается: 'Женитьба Бальзаминова'.
   Какое превращенiе совершилось со сценой... Все живетъ, все проникнуто смысломъ и правдой - ни одинъ фальшивый тонъ не рѣжетъ уха. Даже г. Яблочкинъ, - и тотъ - если не хорошъ, то и не противенъ въ своей роли... Даже Раиса и Анфиса хороши - а Ничкина, такъ просто прелесть - а мой юный другъ забылъ даже и въ афишу заглянуть. Теперь онъ заглядываетъ - и видитъ, что Ничкина - г-жа Васильева 2, - мать г-жа Линская, - сваха - г-жа Воронова. Сваха-то могла бы быть потипичнѣе, говоритъ онъ про себя - ну, да такъ и быть: хоть тонъ настоящiй. За то мать Бальзаминова - вѣдь это сама правда, сама жизнь, вѣдь это точно родная сестра нашей Глазунихѣ... пожалуй еще точно что почище будетъ!...
   Но къ кому приковался онъ глазами и сердцемъ, это къ Бальзаминову. Изумительно! шепнетъ онъ чуть что не слышно - послѣ каждаго вдохновеннаго, огненнаго порыва юмора великаго артиста - а эти огненные до дерзости, вдохновенные до дурачества, но глубоко осмысленные, веселые порывы на каждомъ шагу, - порывы, увлекающiе неудержимо массу. Живой, искреннiй смѣхъ ходитъ по театру, - и уже предѣловъ этому смѣху нѣтъ въ сценѣ свиданiя Бальзаминова съ Раисой съ Анфисой... Изумительно! шепчетъ опять мой страстный къ театру вьюнышь... но уже не знаетъ что сказать, когда Бальзаминовъ погружается въ потемкахъ въ сладкiя мечтанiя - до того глубока, проста и правдива игра артиста. Когда же Бальзаминовъ топаетъ ногой и оретъ какъ дикiй оселъ отъ радости, получая черезъ сваху часы въ подарокъ отъ невѣсты, - онъ, за минуту передъ тѣмъ сидѣвшiй въ адской лихорадкѣ, очевидно-адской и мучительной, - мой провинцiалъ готовъ вскочить со стула, и самъ, когда падаетъ занавѣсъ, оретъ неистово: Васильева!...
   Въ первый разъ въ чаду сценическаго упоенiя возвращается онъ домой...
   Погоди мой милый! Этотъ актеръ не высокаго роста, съ однообразной по мнѣнiю гг. Раппопорта и Александрова манерой, съ отсутствiемъ столь любезной разнымъ 'образованнымъ' господамъ дикцiи - протей! Ты отъ него хохоталъ какъ съумасшедшiй - онъ заставитъ тебя заплакать, - мало того, онъ въ знобъ и дрожь тебя броситъ. О да!... онъ мужикъ какъ ты же - и мужикъ безъ дикцiи и хорошихъ манеръ, какъ покойный Мочаловъ - и ты его глубоко полюбишь!
   Между тѣмъ, по возвратѣ домой, провинцiалъ мой осмысливаетъ свои впечатлѣнiя! Что же это такое однако, - думаетъ онъ. Явное дѣло, что г. Васильевъ 2 и г-жа Линская - настоящiе, заправскiе - даже самые настоящiе и самые заправскiе артисты на здѣшней сценѣ - и однако они на здѣшнихъ-то другихъ совсѣмъ не похожи: они больше на нашихъ, на захолустныхъ-то смахиваютъ, - только что Васильевъ - генiальный актеръ, котораго второго ни въ столицахъ ни въ провинцiи не найдешь - а Линская - развѣ что градуса на два повыше нашей Глазунихи будетъ - да и то еще Богъ знаетъ: кажется проще то, что обѣ - большiя артистки... Да вотъ и г-жа Васильева-то 2-я, которая Ничкину играла - совсѣмъ на провинцiальную актрису похожа: очень ужь правды и простоты много и хорошихъ манеръ нѣтъ.
   И опять снится ему сонъ - но сонъ чрезвычайно прiятный, хотя можетъ быть гораздо болѣе фантастическiй и несбыточный, чѣмъ всѣ предшествовавшiе. Представленiе какъ будто продолжается... но сваху играетъ Глазунова - и обѣ артистки, т. е. и мать и сваха - соперничаютъ другъ передъ другомъ, но не пошло, а благородно, артистически соперничаютъ. То вдругъ проходитъ передъ 'Доходное мѣсто' и мерещится ему П. Васильевъ въ Жадовѣ, Виноградовъ - въ 'Юсовѣ', Браво - въ Вышневскомъ, и мало ли сколько идеальныхъ сценическихъ представленiй проносится передъ нимъ въ несбыточномъ сновидѣнiи?
   Результатъ представленiя для него тотъ, что онъ, вопервыхъ - начинаетъ высоко и вмѣстѣ сознательно уважать провинцiю - а во вторыхъ, у него есть уже два имени, которыхъ онъ жадно ищетъ въ каждой афишѣ - П. Васильевъ и г-жа Линская. Для нихъ онъ пойдетъ смотрѣть всякую водевильную дичь и разныя издѣлiя гг. Потѣхиныхъ senioris et junioris...
   Скоро къ этимъ именамъ присоединяется еще третье. Онъ еще въ провинцiяхъ слыхалъ о г. Горбуновѣ, о его глубокихъ въ своей безпритязательности бытовыхъ разсказахъ. Онъ услыхалъ наконецъ - не въ театрѣ впрочемъ, гдѣ г. Горбуновъ постоянно разсказываетъ одно и то же - а на частномъ вечерѣ эти неистощимые и никогда не прiѣдающiеся разсказы изъ устъ самаго разсказчика, но онъ еще вовсе не знаетъ г. Горбунова какъ артиста.
   Къ счастiю первая роль, по которой онъ знакомится съ г. Горбуновымъ какъ съ актеромъ - его коронная роль, роль Вани Кудряша въ 'Грозѣ' - въ заигранной великой трагедiи, которая стала у насъ для всяческихъ дебютантокъ тѣмъ же, чѣмъ нѣкогда былъ Гамлетъ для всяческихъ дебютантовъ - и разумѣется отъ г. Горбунова и г-жи Левкѣевой приходитъ въ самый искреннiй восторгъ; къ счастiю его и Тихона играетъ въ это представленiе П. Васильевъ и Дикова не безобразитъ г. Григорьевъ, а честно выполняетъ г. Зубровъ. Довольный представленiемъ вообще - хоть въ немъ и нѣтъ главнаго лица, Катерины, а читается съ условными интонацiями и прекрасными манерами роль, - наэлектризованный - при посредствѣ великолѣпной игры г. Горбунова и г-жи Левкѣевой волжскою ночью - онъ совершенно счастливъ. Великое созданiе великаго народнаго поэта еще шире развернулось передъ нимъ въ сценическомъ осуществленiи, ибо въ родномъ его захолустьѣ не было средствъ и возможности поставить 'Грозу'. - Бытовыя, эпическiя подробности, которыя составляютъ красоту трагедiи, открывая перспективы въ тотъ мiръ бытовой жизни, съ которымъ она связана всѣми нервами, - съ достаточною опредѣленностью выразились въ сценическомъ выполненiи - и онъ, повторяю я, вполнѣ доволенъ. Ему, кромѣ того, увидавшему г-жу Линскую въ 'Кабанихѣ' - становится очень ясно, что г-жа Линская едва ли съ кѣмъ либо идти въ сравненiе можетъ, что она, какъ П. Васильевъ, экземпляръ въ своемъ родѣ единственный, что не только смѣяться, а тяжело задуматься можетъ она заставить человѣка. Онъ начинаетъ почти съ послѣдней сцены трагедiи прозрѣвать и даже очень ясно прозрѣвать - чтò такое П. Васильевъ, чтò значитъ огонь того юмора, съ которымъ генiальный артистъ до дерзости игралъ Бальзаминова!... онъ только спрашиваетъ у кое-кого изъ знакомыхъ - неужели Мартыновъ былъ еще выше П. Васильева въ Тихонѣ Кабановѣ, и конечно ему отвѣчаютъ или двусмысленными улыбками, или казеннѣйшими рѣчами.
   О младый, неопытный вьюнышь! Зачѣмъ вы такiе вопросы дикiе дѣлаете. Поймите вы разъ навсегда всю глубину стиховъ поэта:
   Живая власть для черни ненавистна -
   Она любить умѣетъ только мертвыхъ...
   Поймите вы еще, что собственно то что носитъ у насъ имя литературы и что стоитъ этого имени - въ русскiй театръ не ходитъ или ходитъ чрезвычайно рѣдко. Ну, зашолъ разъ случайно одинъ аристократъ литературный, покойный Панаевъ; въ театръ случайно же попалъ на представленiе дикой штуки г. Потѣхина senioris 'Чужое добро въ прокъ нейдетъ' - гдѣ былъ покойный Мартыновъ такъ же точно великъ, какъ былъ въ ней великъ по своему покойный С. Васильевъ въ Москвѣ и какъ теперь великъ въ ней по своему же П. Васильевъ. Панаевъ честно и прямо сказалъ объ игрѣ Мартынова, что это игра генiальная. Объ игрѣ С. Васильева - онъ этого не сказалъ, потомучто ее не видалъ, живя въ Петербургѣ: до игры П. Васильева онъ не дожилъ. Вотъ и вся разгадка. Вѣдь тлѣ литературной, кромѣ того, что она по натурѣ терпѣть не можетъ 'всякъ холмъ высокiй и всяку гору высоку' - авторитеты нужны.
   Послѣ 'Грозы' мой провинцiалъ попадаетъ въ представленiе 'Грѣхъ да бѣда', но къ несчастiю, на первый разъ съ г. Бурдинымъ. Онъ осужденъ такимъ образомъ присутствовать при одной изъ самыхъ отчаянныхъ 'бенгаликъ' россiйскаго Леметра, при бенгаликѣ съ растяжкою на полу въ всю длину роста, при бенгаликѣ приторнѣйшихъ всхлипыванiй и заученнѣйшихъ интонацiй. А онъ шолъ съ надеждою видѣть въ 'Львѣ Красновѣ' - П. Васильева, потомучто кое-кто изъ знакомыхъ уже говорили ему о высокой игрѣ артиста въ этой роли, прибавляли даже, не обинуясь - что самъ Садовскiй, сравнительно съ нимъ оказался въ этой роли крайне несостоятельнымъ. Онъ разумѣется спрашиваетъ - почему же и для чего же играетъ эту роль г. Бурдинъ, котораго 'бенгальскiе огни' даже и Александринской публикѣ не доставляютъ повидимому большого удовольствiя, да и самая растяжка на полÿ не производитъ желаемаго эфекта. Ему отвѣчаютъ, что артисты чередуются - что это еще цвѣточки, что Любима Торцова напримѣръ играетъ не только г. Бурдинъ, но чуть ли даже и не г. Марковецкiй, чередуясь съ П. Васильевымъ. Конечно, онъ въ толкъ не можетъ взять, ради чего это нужно.
   О провинцiальный юный невѣжда!... 'Тайна сiя велика есть' - и тебѣ ли понять ее?
   Ты можешь ли Левiаѳана
   На удѣ вытянуть на берегъ?
   'и можешь ли ты знать все важное значенiе разовыхъ' въ мiрѣ искуства?... Не тому дивись, что г. Бурдинъ чередуется съ г. П. Васильевымъ и что г. Марковецкiй тоже съ нимъ во многихъ роляхъ чередуется, а тому дивись, что г. Марковецкiй не чередуется съ г. Самойловымъ въ роли Гамлета, что г. Шемаевъ не чередуется съ г-жей Ѳедоровой въ роли 'Гонерильи' въ 'Королѣ Лирѣ' - что г. Бурдинъ Офелiю еще не изображалъ до сихъ поръ! Вотъ чему дивись, а вовсе не тому, что ты ждалъ видѣть П. Васильева въ его высшей роли - а осужденъ былъ услаждаться бурдинизмомъ въ его полнѣйшемъ разливѣ...
   И долго приходится тебѣ ждать другого представленiя великой и сурово сжатой трагедiи. Изъ этого ея представленiя вынесъ ты только убѣжденiе, что второе артистическое имя, которое можетъ быть названо послѣ именъ П. Васильева, г-жи Линской - имя г. Горбунова. Вѣдь ты мужикъ, мой провинцiальный другъ: для тебя простота и правда созданiя есть первое и единственное условiе артистической игры - а простотой и правдой, правдой до глубины созданiя роли больного Аѳони г. Горбуновъ на тебя сильно подѣйствовалъ... Но что же это за Протей такой - г-жа Линская? думаешь ты... Кто узнаетъ мрачную и суровую Кабаниху въ подпрыгивающей, юлящей и 'воспитанной' Лукерьѣ Даниловнѣ?... Опять типъ - и типъ такой, выше и правдивѣе котораго не то что трудно - невозможно что либо придумать...
   На одно то ты не обратилъ достаточнаго вниманiя - на игру г-жи Владимiровой, въ роли 'Татьяны Даниловны'. Ты ей совершенно доволенъ, какъ доволенъ и г. Нильскимъ, который дѣйствительно очень хорошъ въ многихъ холодныхъ роляхъ индѣйскихъ лингамчиковъ, расхаживающихъ по драмамъ Островскаго... ты вполнѣ доволенъ тѣмъ, что ни пѣнiя, ни рутины почти что не слышно въ рѣчи г-жи Владимiровой, что 'хорошихъ манеръ' въ ней не замѣтно, но еслибы ты зналъ, что роль Татьяны Даниловны была первою ролью, съ которой прекрасная артистка начала тяжкую работу самостоятельнаго развитiя - ты подивился бы огромнымъ артистическимъ способностямъ г-жи Владимiровой - и въ особенности ея вѣрному, умному, правдивому артистическому чувству... Сразу понять всю фальшь тѣхъ штукъ, изученiемъ которыхъ можетъ быть очень долго мучили ее 'театральныхъ дѣлъ мастера' - и понять вмѣстѣ съ тѣмъ, что только правда, искренность, простота нужны въ искуствѣ - и повлечься къ этой правдѣ, этой простотѣ, этой искренности всей своей - и артистически и просто - женственно отзывчивой-душою, - и смѣло рѣшться 'сжечь за собою корабли' - т. е. отринуть, отметнуть отъ себя весь хламъ старой рутины, почти что сдѣлать это въ короткое время... и явиться отрицательно-чистою въ роли Татьяны Даниловны - это такой подвигъ, на который способна только настоящая, заправская артистическая натура.
   Разумѣется ты, не зная ничего предшествовавшаго, былъ только просто доволенъ отрицательными достоинствами игры артистки въ роли Татьяны Даниловны. - Впрочемъ и эти, чисто-отрицательныя достоинства, ты съумѣлъ бы оценить гораздо болѣе, еслибы до г-жи Владимiровой видѣлъ въ Татьянѣ Даниловнѣ г-жу Снѣткову 3-ю, которая вообще артистическимъ пониманiемъ весьма мало отличалась, и никакой разницы между глубоко-страстной 'Катериной' Грозы и очень пустой 'Татьяной Даниловной' - не полагала...
   Но вотъ ты въ состоянiи оцѣнить и положительныя достоинства игры г-жи Владимiровой. Ты видѣлъ 'Воспитанницу', ты воротился домой въ какомъ-то чаду упоенiя отъ этого, почти единственнаго спектакля съ ансамблемъ на нашей сценѣ, спектакля, показывающаго чтò такое драмы великаго поэта, когда они сколько нибудь честно поставлены. Тебѣ все мерещится эта ночь съ соловьиными пѣснями и этотъ прелестный женственный образъ, тающiй въ страстной истомѣ: въ ушахъ твоихъ все отдаются прямо изъ сердца вырванные звуки страсти, удали отчаянiя и - стоны безвыходной скорби...
   Въ два-три мѣсяца совершилась эта чудесная метаморфоза съ г-жей Владимiровой. Ты пойми это - и потому не равняй ее - даже съ лучшей провинцiальной примадонной, которую ты видѣлъ, съ г-жей Ивановой. Та простота и естественность, которой ты восхищался всегда въ К. Н. Ивановой - ей ничего не стоили. Она не знала надъ собой тяготѣнiя преданiй театральной школы, не вѣдала муштровки 'театральныхъ дѣлъ мастеровъ'. Она только къ сценѣ привыкала и свободно отдавалась тому чувству и артистическому вдохновенiю, какiя Богъ ей далъ. Несравненно же болѣе глубокiя чувства, женственность и вдохновенiе, данныя природой г-жѣ Владимiровой, должны были бороться съ рутиною, освобождаться отъ старой ветоши преданiй, отъ фальши такъ называемой 'дикцiи' - отъ искуства декламацiи, отъ пѣнiя рѣчей по нотамъ, наконецъ отъ 'прекрасныхъ манеръ'. Когда ты всю эту борьбу себѣ представишь, ты нисколько не будешь дивиться моей глубочайшей симпатiи къ таланту г-жи Владимiровой - ты какъ я же будешь съ нетерпѣнiемъ ждать ея появленiя въ 'Бѣдной невѣстѣ' въ 'Марѳѣ Борисовнѣ' (Мининъ) въ 'Любови Гордѣевнѣ' (Бѣдность не порокъ) въ 'Катеринѣ' (Гроза) въ Корделiи, Офелiи, Дездемонѣ... потому: она актриса Шекспира и Островскаго. Не соверши она въ самое короткое время труднѣйшаго дѣла: 'забыть уроки театральныхъ дѣлъ мастеровъ' - и въ самой себѣ доискаться вѣрныхъ и правдивыхъ, глубоко-страстныхъ и вмѣсто глубоко-искреннихъ звуковъ, я не имѣлъ бы права говорить это съ такой увѣренностью, но теперь имѣю полное право. Въ этой артистической натурѣ есть самое рѣдкое свойство артистическихъ натуръ, - вслѣдствiе только котораго однаго онѣ и могутъ быть названы артистическими - поэзiя есть...
   Но что же это однако такое? продолжаетъ думать мой провинцiальный мечтатель. Единственный генiальный артистъ на столичной сценѣ развился на провинцiальныхъ театрахъ: - высокая артистка г-жа Линская - тоже не столичный продуктъ. Г. Горбуновъ - никакихъ 'хорошихъ манеръ' не имѣетъ - г-жа Левкѣева - совсѣмъ точно провинцiальная актриса... г-жа Владимiрова, явнымъ образомъ изъ актрисы столичной, какой она была прежде, становится провинцiальной актрисой. Г. Зубровъ - хорошiй актеръ, хоть гораздо пожиже и пооднообразнѣе Глушкова, потому только и хорошъ, что на столичнаго совсѣмъ не походитъ. Кто жъ столичные-то?..
   А вотъ кто, мой милый: г. Григорьевъ, я начну съ заслужонныхъ ветерановъ, потому что онъ типы Русакова напримѣръ или Дикова прямо изъ казармъ, находящихся только въ столицѣ, беретъ. Г. Бурдинъ - столичный, потому онъ и говоритъ и вздыхаетъ и даже всхлипываетъ по крюковымъ нотамъ; ну, г. Марковецкiй - столичный, ибо отъ департаментскихъ писарей свой комическiй юморъ и свои натуры заимствуетъ: ну, 'прынцессы' всѣ - безъ исключенiя столичныя.
   Вотъ ты напримѣръ недавно небольшую и милую сцену покойнаго М. Стаховича 'Ночное' видѣлъ - и вынесъ еще бòльшее уваженiе къ своеобразному таланту г. Горбунова, но вмѣстѣ съ тѣмъ не могъ безъ нѣкотораго отвращенiя 'игру въ футлярѣ' юнаго г. Петрова видѣть, потомучто онъ изображалъ пейзана - и возмутился игрой и пѣнiемъ г-жи Загородниковой, изображавшей пейзанку. Возмущаться тутъ нечего: это столичная народность, любезный мой. Ну, вотъ тебѣ... Г-жа Левкѣева, артистка совсѣмъ какъ будто не столичная а провинцiальная - въ 'Варварѣ' напримѣръ въ 'Грозѣ' - со всею искренностью народной удали дѣвицу весьма непримѣрнаго поведенiя изображаетъ и пѣсни мужицкiя, безъ всякаго зазрѣнiя совѣсти, во всю силу даннаго ей звонкаго и народно-заливного голоса поетъ... а г-жа Загородникова - то ли дѣло? хоть она и говоритъ на о, но такъ и видно что барышня - и разныя декламацiи и дикцiи происходила... и пѣсню это 'Размолодчики вы молоденькiе' - по-образованному, подъ музыку сочиненiя г. Кажинскаго: поетъ, такъ что совсѣмъ грубой, мужицкой пѣсни не узнаешь. Ты говоришь, что это - оскорбленiе народности, что г. Кажинскiй своими оркестровками своихъ русскихъ пѣсенъ показываетъ весьма постыдное въ этомъ дѣлѣ невѣжество, что отъ столично-народнаго тона г-жи Загородниковой - 'претитъ' всякаго порядочнаго смертнаго... Это все отъ того, что ты провинцiалъ необразованный... Ты этимъ возмущаешься? Любезный! такъ ли еще мы тебя утѣшить можемъ? Хорошо что дали мы на нѣкоторое время отдохнуть бѣдной 'Бѣдность не порокъ!' Полюбовался бы ты нашей постановкой одной изъ вдохновеннѣйшихъ и искреннѣйшихъ драмъ народнаго поэта... Доѣхали бы тебя и Разлюляевъ и съ Анной Ивановной, и святочныя игры, и подвиги г. Кажинскаго по части исполненiя темпа и мотива обрядовыхъ и свадебныхъ пѣсенъ, знакомыхъ издѣтства всякому русскому уху... А то вотъ нашолъ еще какими пустяками возмущаться: мы и почище чѣмъ нибудь тебя угостить можемъ...
   Вотъ оно наше столичное то. Тебѣ оно не нравится - за то нравится г. Раппапорту, г. В. Александрову, и другимъ разнымъ критикамъ и проч. Потому: всѣ они - люди образованные. Вотъ теперь 'Голосъ' какъ начинаетъ г-жу Владимiрову отдѣлывать. Недавно, она прелестнѣйшимъ и простѣйшимъ образомъ 'Анну Демби' въ Дюмасовомъ 'Кинѣ' сыграла - а 'Голосу' не понравилось. И понятно. Г-жа Владимiрова рѣшительно становится изъ столичной актрисы провинцiальной артисткой...
   Или не видишь ты, о мой еще свѣжiй и полный радужныхъ мечтанiй юноша, что борьба и борьба на смерть завязалась теперь между устарѣлыми требованiями устарѣлаго и притомъ не нашего искуства съ его декламацiей, дикцiей, пѣвучей рѣчью, разсчитанными жестами, завитыми хохлами жёньпремьеровъ и прекрасными манерами жёньпремьерокъ - и между требованiями правды, жизни, новаго, изъ самой жизни возникшаго искуства?... Разумѣется - нѣтъ и не можетъ быть сомнѣнiя въ побѣдѣ жизненной правды, но тяжело, страшно тяжело въ настоящую минуту тѣмъ артистическимъ личностямъ, которыя - или уже жрецы этого новаго служенiя какъ Садовскiй, П. Васильевъ, Линская, Горбуновъ и нѣкоторые другiе, или чувствуютъ въ душѣ необоримыя стремленiя къ этому новому, къ этой жизненной и художественной правдѣ, какъ напримѣръ хоть г-жа Владимiрова. Тѣмъ болѣе это тяжело, что въ литературѣ современной они не встрѣчаютъ себѣ поддержки. Наша литература въ настоящую минуту - публицистика. Нѣтъ, да по историческимъ условiямъ минуты и не можетъ быть Бѣлинскаго, борца, котораго могучiй голосъ былъ бы авторитетомъ въ дѣлѣ нацiональнаго искуства, чье слово клеймило бы печатью смѣха рутину и ветошь! Горсть людей, сохранившихъ вѣру въ литературу и искуство, въ ихъ сурьезъ и значенiе, сочувствующихъ поэтому глубоко новому и правдивому въ его борьбѣ съ старой фальшью, слишкомъ невелика - да и ее можетъ быть самоё, эту небольшую горсть обуреваютъ нерѣдко сомнѣнiя въ абсолютности ея задачи... Со стороны же 'тли' поборники правды въ искуствѣ, конечно уже сочувствiя не встрѣтятъ... А между тѣмъ - борьба идетъ, глухая, подземная - но идетъ. Еще нѣсколько, даже немного лѣтъ, - еще нѣсколько драмъ Островскаго и честныхъ усилiй артистовъ, понимающихъ ихъ высокое значенiе - и больше не мыслимы уже ни 'бенгалики' бурдинизма, ни голоса трагиковъ, воспитанные до жеребячьяго ржанiя, ни вращанiе 'прынцессъ' очесами, ни завитые хохлы женьпремьеровъ, ни школа театральная съ ея декламацiей и дикцiей, ни критики, въ родѣ гг. Рапапорта и В. Александрова.
   Но я увлекся мечтами - я забылъ тебя, мой юный провинцiальный другъ... Послѣ 'Воспитанницы' ты почти такъ же ищешь на афишѣ имени г-жи Владимiровой - какъ именъ артистовъ, которыхъ ты уже успѣлъ полюбить. И вотъ ради ея, а отчасти изъ любопытства попадаешь ты въ 'Друзей-прiятелей' - россiйскую передѣлку въ дубину - гнилого продукта г. Сарду, - поэта гнилой французской буржуазiи... Увы! 'Брибри и Мабишь' Ѳ. Достоевскаго не даютъ тебѣ покоя во все представленiе - но за то ты къ ужасу своему знакомишься съ такими тонкостями игры г. Марковецкаго, непрестанно и съ особымъ подчеркиванiемъ твердящаго сыну, г. Шемаеву: 'не клади ручку въ брючки' - и съ такимъ бурдинизмомъ г. Нильскаго, - съ другой стороны, тебѣ такъ жаль г-жу Владимiрову, по неволѣ принужденную прибѣгать къ рутинѣ - и тебя наконецъ такъ тошнитъ отъ добродѣтели французскаго бри-бри, изображаемой г. Григорьевымъ - что ты зарекаешься ходить въ представленiя переводныхъ штукъ.
   Нѣтъ, любезный!... Ты бы г. Марковецкаго въ 'Разлюляевѣ' посмотрѣлъ - ты бы тирады Жадова изъ устъ г. Нильскаго послушалъ, игрой бы въ присядку его насладился. Вотъ тогда какую бы ты пѣсню запѣлъ?
   Но мой провинцiалъ слѣдитъ все въ афишахъ за любимыми именами, и между тѣмъ, слѣдя за ними, невольно втягивается въ 'театральство', ходитъ уже наконецъ во всѣ спектакли, если только спектакли эти не 'Ермакъ Тимоѳеевичъ', не 'Костромскiе лѣса', не 'бояринъ Матвѣевъ', не 'Было да прошло.' Въ зимнiй сезонъ - своего любимца, своего 'идола' онъ успѣлъ видѣть почти во всѣхъ его многообразныхъ роляхъ, но все еще не видалъ его въ двухъ 'коронныхъ', въ 'Любимѣ Торцовѣ' и въ 'Львѣ Красновѣ'. Онъ начинаетъ однако понимать уже совершенно ясно, что настоящая сущность трагическая, что во всякой роли онъ преимущественно схватывается за ея страстную сторону и на этой сторонѣ основываетъ свою игру, что гдѣ нѣтъ этой страстной стороны, какъ напримѣръ въ 'Юсовѣ' въ Доходномъ мѣстѣ, онъ не въ своей тарелкѣ, что комизмъ и юморъ его носитъ тоже страстный и огненный оттѣнокъ, сверкаютъ молнiями взрывовъ въ 'Бальзаминовѣ' - и не рѣдко, какъ въ 'Женихѣ изъ ножевой линiи' или въ 'Женихѣ изъ долговаго отдѣленiя', переходятъ въ нѣчто столь трагически болѣзненное, что сердце зрителей сжимается и слезы невольно подступаютъ къ глазамъ.
   И юный другъ мой, не видавши еще высокаго трагика ни въ 'Любимѣ' ни въ 'Красновѣ', не споритъ уже болѣе со мною на счетъ 'Мачаловскаго' начала въ игрѣ П. Васильева, начала, къ которому по статьямъ Бѣлинскаго, привыкъ онъ питать неограниченнѣйшее благоговѣнiе.... Однимъ словомъ, онъ понялъ уже всю суть высокой артистической природы: онъ видѣлъ, какъ на страстной сторонѣ Лазаря Подхалюзина, П. Васильевъ, нисколько не нарушая комизма лица, основалъ одно изъ своихъ безспорно оригинальнѣйшихъ созданiй, какъ онъ наглость и ерничество возвелъ до нѣкоторой поэзiи и умѣлъ даже мастерски выпутаться изъ нелѣпой сцены съ полицейскимъ чиновникомъ, которой Островскiй вынужденъ былъ закончить драму.... Его нисколько не удивляютъ темные слухи о томъ, что артистъ собирается играть Гамлета: онъ уже твердо убѣжденъ, что если это такъ, то глубокоправдивый и полный смысла и поэзiи образъ зародился въ душѣ артиста и носился въ его воображенiи. Онъ боится одного только, боится чтобы не сробѣлъ артистъ передъ лаемъ рутины, не остановился въ самомъ началѣ своего пути, оглушонный этимъ лаемъ, которому подвтòритъ безъ сомнѣнiя лай присяжныхъ рецензентовъ россiйскаго театра, поборниковъ дикцiй, декламацiй и прекрасныхъ манеръ...
   Нѣтъ нужды что почти во всемъ что видитъ мой провинцiальный юноша - впечатлѣнiю отъ игры П. Васильева мѣшаетъ 'бенгалика' г. Бурдина, что эта бенгалика до геркулесовыхъ столповъ достигаетъ напримѣръ въ 'Большовѣ' спутала бы своими хлопушками всякаго другого Лазаря кромѣ Васильева... онъ видитъ только генiальнаго актера, единственнаго полнаго представителя правдиваго демократическаго искуства.
   И вотъ наконецъ наступаетъ давно желанный день, когда 'Грѣхъ да бѣда' назначается съ П. Васильевымъ. Инымъ, совершенно новымъ предстаетъ моему провинцiальному другу смыслъ трагедiи. Явно и очевидно ему что, вопреки нашимъ нелѣпымъ обличителямъ и отрицателямъ, которые навязывали трагедiи смыслъ борьбы за эмансипацiею женщинъ и которые готовы пожалуй даже въ явленiи св. Сергiя Минину видѣть у поэта 'отрицательный и обличительный элементъ' - вопреки ихъ приказу - быть обличителемъ 'Темнаго царства' - нашъ поэтъ столь же правдиво, сосредоточилъ интересъ и участiе на лицѣ Льва Краснова въ этой трагедiи, какъ въ 'Грозѣ' сосредоточилъ ихъ на избранной натурѣ Катерины... И любуется мой юноша тѣмъ, что великiй артистъ глубоко понялъ великаго поэта. Сразу, съ перваго же появленiя Краснова ясно ему, что это избранная, впечатлительная до тонкости ощущенiй и вмѣстѣ раздражительная до бѣшенства натура, которой дано чувствовать не въ мѣру, а сверхъ всякой мѣры и горе и радость и блаженство страсти и муки ревности - блаженство до нервно истерическаго состоянiя, муки до судорогъ. Одно изъ яркихъ трагическихъ лицъ живетъ передъ нимъ всею полнотою жизни и ощущенiй, храня однако постоянно всѣ признаки того сословiя, къ которому оно принадлежитъ, но ни разу не возбуждая смѣха этими признаками, лицо грандiозное въ своей простотѣ, трагическое даже въ сценѣ съ хахалемъ - баричемъ ('Наше дѣло' - 'Ваше дѣло'), глубоко-симпатичное въ своей исповѣди дѣду, увлекающее до слезъ своей истерикою страсти въ сценѣ задушевно-довѣрчивой бесѣды съ женою и грозное какъ Божiй громъ въ сценѣ упрековъ и убiйства!
   А что, еслибъ ты увидалъ его еще въ 'Любимѣ', еслибы слушая его горькую и судорожную исповѣдь и видя глупую улыбку съ которой онъ засыпаетъ, ты перешолъ съ нимъ всѣ моменты падѣнiя благороднѣйшей и чистѣйшей натуры. Но ты не увидишь его въ 'Любимѣ', и отчасти хорошо, что не увидишь. 'Бѣдность не порокъ' мы здѣсь такъ знатно обставили, что ей не худо полежать съ полгода въ театральномъ архивѣ, такъ сказать 'преставиться и переставиться.'
   Во всякомъ случаѣ - артистическiе образы П. Васильева и г-жи Линской, которая еще поразила тебя правдой и комической поэзiей типа Василисы Перегриновны въ 'Воспитанницѣ', - для тебя сформовались, почти окончательно опредѣлились. Не такъ еще ясенъ для тебя г. Горбуновъ, котораго ты видѣлъ собственно въ трехъ только типахъ (Кудряшъ, больной Аѳоня и молодецъ въ 'Ночномъ'), - хотя всегда, гдѣ ты его видѣлъ, онъ являлся артистомъ правды, артистомъ настоящаго новаго дѣла...
   Вотъ между прочимъ назначается представленiе первой изъ игранныхъ драмъ Островскаго: 'Не въ свои сани не садись'; напрасно говорятъ тебѣ, что пьеса заиграна, - что гг. Григорьевъ и Бурдинъ рѣжутъ на повалъ Русакова и Бородкина. Двѣ вещи влекутъ тебя въ театръ, - г. Горбуновъ въ 'Маломальскомъ' и новая артистка, дебютирующая въ роли Авдотьи Максимовны... Г. Горбуновъ - дѣйствительно является лучшимъ изъ всѣхъ, для тебя мыслимыхъ, Маломальскихъ.
   Зачѣмъ это г-жа Крестовская дебютируетъ въ этой заигранной роли и въ этой чудовищно (со стороны главныхъ лицъ) обставленной драмѣ? - слышишь ты почти отовсюду. - Да милостивые государи, - можно было бы возразить господамъ, такъ легко распоряжающимся репертуаромъ изъ креселъ... Въ чемъ же дебютировать прикажете?.. Новаго ничего по правиламъ для дебютанта или дебютантки не поставять, - да пожалуй это и справедливо: стараго хорошаго тоже не возобнавятъ, - что ужь не совсѣмъ то справедливо, ибо въ сущности, это значитъ - мирволить лѣни 'заслуженныхъ' артистовъ. Играй то, что постоянно стоитъ на репертуарѣ... Конечно, дебютанткѣ, по даннымъ ея натуры и таланта выгоднѣе было-бы явиться въ роли Марьи Андревны въ 'Бѣдной Невѣстѣ' - или пожалуй въ роли 'Эсмеральды' - въ весьма жалкой и кухонной сценической передѣлкѣ великаго романа, сохранившей однако все-таки прелестный образъ поэта, - пожалуй въ роли 'Тизбы' въ его же Венецiанской актрисѣ, - да все это сошло съ репертуара. Не въ 'Грозѣ' же дебютировать - кто въ ней не дебютировалъ?
   Дебютантка производитъ и на тебя и на публику, принимающую ее очень благосклонно, очень выгодное впечатлѣнiе. И ты и масса охотно извиняете ей и нѣкоторое отсутствiе сословной типичности, необходимой для личности Авдотьи Максимовны и даже нѣкоторую сценическую бенгалику, прикрывающую собственно чрезвычайно естественную робость, - за превосходно и съ глубокимъ чувствомъ сыгранную сцену съ Вихровымъ въ началѣ третьяго акта, - да за рѣшительное стремленiе къ правдѣ выраженiе ощущенiй, къ новому искуству. Можетъ быть и не такъ иное понимаетъ г-жа Крестовская, да по своему понимаетъ, можетъ быть и подчеркнетъ иное слово, да не въ томъ мѣстѣ подчеркнетъ, гдѣ театральная школа обыкла подчеркивать, - и всегда пойметъ правдивѣй, подчеркнетъ правильнѣй, чѣмъ понимаетъ и подчеркиваетъ театральная школа. Очевидно притомъ для массы, что это уже актриса готовая, что ей привыкать къ сценѣ нечего и учиться у 'театральныхъ дѣлъ мастеровъ' нечему - 'что ей самой надо только идти впередъ неустанно, въ жизнь вглядываться и въ типы ея вникать, что бы сдѣлаться замѣчательнымъ сценическимъ явленiемъ, - тѣмъ болѣе что она сразу же заявила и заявила вполнѣ удачно самостоятельность игры и манеры, да весьма рѣдкое пониманiе. И по тому самому, масса, которая въ большей части случаевъ руководится чутьемъ весьма вѣрнымъ и правдивымъ, - приняла ее такъ благосклонно, какъ давно не принимала она дебютантовъ вообще.
   И вотъ - на другой, много на третiй день ты читаешь въ разныхъ газетахъ... читаешь и глазамъ не вѣришь... что г-жа Крестовская не только что плоха, но - не имѣла успѣха... За то черезъ недѣлю, въ одномъ весьма изящно издаваемомъ листкѣ, читаешь ты дичь въ другомъ родѣ, дичь о какихъ то чуть не овацiяхъ, сдѣланныхъ публикою г-жѣ Крестовской, - дичь, которой разные рыцари плаща и пледа несравненно болѣе могли бы повредить дебютанткѣ, чѣмъ критики, за день до ея дебюта собирающiеся идти въ театръ, съ тѣмъ чтобы ругануть ее хорошенько (во славу своихъ соименницъ), - еслибы театральное управленiе обращало какое либо на ту или другую дичь вниманiе. Но оно, по всей вѣроятности, руководится голосомъ массы и прекрасно дѣлаетъ.
   Долго ждешь ты второго дебюта г-жи Крестовской - и вотъ наконецъ афиша извѣщаетъ тебя, что она играетъ роль 'Любаши' въ 'Царской Невѣстѣ' Мея... Вотъ наконецъ удачный выборъ, думаешь ты. Положимъ, что ты и пристрастенъ къ драмѣ поэта, котораго память дорога тебѣ какъ мнѣ, - положимъ что 'Царская Невѣста' вообще - дѣтская попытка весьма талантливаго человѣка и какъ драма, построена почти что на Кукольниковскихъ ходуляхъ, за исключенiемъ конечно того глубокаго историческаго изученiя эпохи и того вѣрнаго чутья народнаго, которымъ она проникнута, да еще того стиха и вообще языка, которымъ владѣлъ покойный поэтъ и здѣсь до совершенства почти такого же, съ какимъ создано Псковское Вѣче... Но во всякомъ случаѣ, пѣсенный образъ Любаши - созданiе, хотя нѣсколько и мозаическое, но созданiе. Ты ждешь многаго, тебѣ сдается что эта роль - совсѣмъ не по средствамъ г-жи Крестовской, что тутъ просторъ и ея нервическому тембру рѣчи и нѣсколько - змѣиной гибкости и грацiи ея движенiй - и ея порывистости.
   Бѣдный юный другъ мой!... Ты не знаешь, что Любаша - лицо безнравственное, что ее чуть что не на половину урѣзали 'приличiя ради'. Могло ли тебѣ придти въ голову, что исчезла блистательная выходная сцена Любаши на пиру Грязнова, что ты не услышишь:
   Снаряжай скорѣй матушка родимая.
   Что - тоже 'приличiй ради' непонятнѣйшая белиберда выйдетъ изъ отношенiй Любаши къ нѣмцу лекарю - что во всей роли останутся (за исключенiемъ послѣдняго акта) мѣста, удобныя для того, чтобы 'пущать бенгалику'. Ты слушаешь въ какомъ то чаду одуренiя - не упоенiя а одуренiя, какъ ржетъ по лошадиному Грязной, какъ Прынцесса... то бишь, царская невѣста Марѳа Собакина по крюковымъ нотамъ и съ вращанiемъ очесъ изливаетъ разныя чувствiя... Ты почти не видишь дебютантки - чувствуешь только, что въ сценѣ, когда она видитъ въ окнѣ Марѳу, она невольно выбившись изъ силъ въ неблагодарномъ дѣлѣ 'пустила бенгалику'; но уже въ сценѣ съ нѣмцемъ лекаремъ опять выражается ярко самостоятельность и энергiя пониманiя и манеры; и въ четвертомъ актѣ свойства эти являются съ замѣчательнымъ блескомъ, съ явнымъ присутствiемъ огня таланта, страсти и чувства. Для тебя и для вызывающей единодушно г-жу Крестовскую массы - вопросъ о ней вторично порѣшенъ блистательнымъ образомъ, и ты и масса обратили вниманiе даже на то, какъ естественно-красиво упала зарѣзанная Грязновымъ Любаша, ибо красота позъ и движенiй - если она есть даръ божiй, а не дѣло рукъ 'театральныхъ дѣлъ мастеровъ' - есть дѣло не малой важности.
   И ты радъ за молодую дебютантку, ты великодушно забылъ и лошадиное ржанiе г. Грязнова и казенщину интонацiй Марѳы. Тебя же въ добавокъ увлекъ еще вѣчно юный, вѣчно простой, вѣчно высокiй артистъ Сосницкiй въ художественно созданной имъ роли Собакина. Ты мечтаешь о возможности представленiй съ двумя равносильными женскими ролями: тебѣ грезится напримѣръ Венецiянская актриса Гюго, въ которой г-жа Владимiрова играетъ Катарину, а г-жа Крестовская - Тизбу, или его же Марiя Тюдоръ съ Марiей - опять таки г-жей Владимiровой и Дженни опять таки съ г-жей Крестовской...
   Но вопросъ о г-жѣ Крестовской порѣшенъ только для тебя, свѣжаго и простого человѣка, для массы, да по всей вѣроятности для театральнаго управленiя, которое не врагъ же своему собственному дѣлу и разумѣется обрадовалось готовой актрисѣ съ такими блестящими данными...
   Не порѣшенъ вопросъ мiркомъ тли литературной и мiркомъ тли театральной. И опять таки, хоть 'тайна сiя - тоже велика есть' - я тебѣ ее раскрою. Г-жа Крестовская имѣетъ несчастiе быть женою одного изъ даровитыхъ молодыхъ писателей, достаточный поводъ для тли литературной - относиться къ ней враждебно. Г-жа Крестовская съ другой стороны положительно мѣшаетъ 'тлѣ' театральной своимъ присутствiемъ на русской сценѣ. Она не мѣшатъ конечно - не говорю ужь г-жѣ Линской, Левкѣевой и даже полезностямъ въ родѣ г-жи Вороновой и Громовой - не говорю ужь высоко талантливой г-жѣ Владимiровой - тѣмъ болѣе что у нея совсѣмъ другая артистическая натура и потому ея назначенiе идти объ руку съ г-жей Владимiровой - такъ что съ ними двумя дѣйствительно становится возможнымъ выполненiе многихъ хорошихъ сценическихъ произведенiй - но она не мѣшаетъ даже артисткамъ второй степени, выработавшимъ себѣ спецiальность, какъ г-жа Александрова 2-я или наша Стрѣльская; не мѣшаетъ наконецъ г-жѣ Споровой, которая съ большимъ успѣхомъ можетъ играть умныя и холодныя роли въ родѣ 'Юлиньки' въ 'доходномъ мѣстѣ'; - но всей кучѣ нашихъ многочисленныхъ женьпремьерокъ ужасно мѣшаетъ.
   И не дивись ты поэтому, и пожалуйста, что и послѣ третьяго ея дебюта въ 'дочери станцiоннаго смотрителя' - дебюта, при которомъ она была принимаема еще съ большимъ сочувствiемъ; въ газетахъ все тежѣ штуки, въ театральномъ мiркѣ все тоже шушуканье. Все это такъ и слѣдуетъ - все это, въ сущности, гроша мѣднаго не стоитъ.
   Между тѣмъ, то слѣдя за любимыми артистами, то ходя аккуратно въ представленiе класическихъ т. е. литературныхъ произведенiй, - провинцiалъ мой, по неволѣ и по развившемуся уже театральству, - пересматриваетъ почти все что стоитъ на репертуарѣ россiйскомъ и выводитъ изъ хожденiй своихъ весьма плачевныя размышленiя, какъ относительно артистокъ, такъ и относительно драмматургiи.
   Неустанно преслѣдуетъ его мысль о его захолустной сценѣ. Боже мой! боже ты мой; все думаетъ онъ - что же это такое? Лучшiе артисты тономъ и манерою несравненно ближе къ провинцiальнымъ, чѣмъ къ столичнымъ. Лучшая молодая артистка потому только и пошла впередъ, что сама себя изъ столичныхъ разжаловала въ провинцiальныя. Даровитая молодая дебютантка тѣмъ преимущественно и замѣчательна, - что и тонъ и пониманiе у нея совсѣмъ свои, непохожiя совсѣмъ на тонъ и пониманiе 'прынцессъ'. Какой нибудь г. Нильскiй - пока играетъ холодныя роли индѣйскихъ лингамчиковъ и можетъ держаться въ предѣлахъ обычной человѣческой рѣчи - актеръ не то что хорошiй, а даже отличный; какъ только роль погорячѣе, и какъ только вынужденъ онъ прибѣгать къ наукѣ 'театральныхъ дѣлъ мастеровъ' - не выносимѣе самаго г. Бурдина. А вѣдь о г. Бурдинѣ вонъ даже изъ Вологды, г. Ѳедоровичь въ журналѣ: 'Русская сцена' пишетъ что тамъ удивляются, какъ это г. Бурдинъ имѣетъ успѣхъ въ Петербургѣ, когда въ Вологдѣ была для всѣхъ нестерпима его приторная рутина'... Что жь это такое? Господи ты Боже мой! что жь это такое?
   И замѣчаетъ мой юноша еще одно странное явленiе: на афишахъ большею частiю фигурируютъ гг. Бурдины, Григорьевы, Яблочкины, Шимаевы, Пронскiе и иные витязи, такъ сказать показные витязи, - а Чернышевъ, въ которомъ было гораздо болѣе призванiя къ сценическому дѣлу чѣмъ къ дѣлу драматурга и котораго еще удалось ему увидать въ глубоко и честно созданной имъ роли 'учителя Иванова' въ 'Чужомъ пиру похмѣлье', - такъ и умеръ непризнаннымъ артистомъ, - а какой нибудь г. Жулевъ, - когда появится, что бываетъ очень рѣдко, - выкажетъ въ хорошей роли, какъ роль купчика - кутилы въ 'Женихѣ изъ ножовой линiи', столько огня и веселости, сколько не выжмешь изо всѣхъ показанныхъ витязей вмѣстѣ, - а въ роли совсѣмъ не видной, какъ напримѣръ роль Баранчевскаго въ 'Саняхъ' столько простоты и естественности, что совсѣмъ уже похожъ на провинцiальнаго актера, - а какой нибудь, совершенно безъизвѣстный мiру г. Васильевъ 1, являясь въ ничтожнѣйшихъ роляхъ - все высказыветъ въ нихъ и умъ и талантъ и простоту - качества, которыхъ именно не достаетъ столичнымъ, показнымъ витязямъ, а наконецъ въ г. Малышевѣ, - у котораго только и есть что двѣ-три человѣческихъ роли, какъ напримѣръ Эдгаръ въ 'Лирѣ', - да 'Борисъ' въ Грозѣ (провинцiальный другъ мой не видѣлъ его въ 'Митѣ' въ 'Бѣдность не порокъ') - таится кладъ настоящаго огня и глубокаго чувства, - и между тѣмъ онъ все является въ роляхъ приторно-добродѣтельныхъ и битыхъ людьми или загнанныхъ судьбою юношей.
   И видитъ также мой захолустный другъ, что множество артистовъ рѣшительно ошибаются въ своемъ призванiи, - что какой нибудь г. Степановъ - почти что самый желаемый Устрашимовъ и отличный Вихаревъ - въ трагики стремится!.. Другiе же большею частiю радикально ошиблись въ своемъ направленiи и мой юноша мысленно готовъ обратиться къ нимъ съ такого рода рѣчью: О благородные согражданеДля чего, избравши несвойственное натурѣ вашей и весьма многотрудное поприще сценическое, лишили вы драгое отечество полезнѣйшихъ столоначальниковъ и можетъ быть даже блистательныхъ начальниковъ отдѣленiй! Вы были бы тогда - украшенiемъ и гордостiю мѣстъ вашего служенiя, - а нынѣ, вы - не болѣе какъ незаконныя похищенiя у канцелярiй, акцизной части и другихъ полезнѣйшихъ установленiй!
   Обращаясь, въ печальныхъ думахъ своихъ, отъ сцены къ драматургiи на ней царствующей и невольно сравнивая репертуаръ столичный съ своимъ захолустнымъ, - провинцiальный другъ мой впадаетъ въ не менѣе тяжкiя и печальныя сомнѣнiя... Бываютъ въ захолустьѣ особые торжественные случаи, когда подъѣздъ сарая, отведеннаго 'подъ театръ', иллюминуется фонаремъ изъ красной бумаги и украшается афишею въ сажень длиною, возвѣщающею, что въ бенефисъ такого-то дана будетъ штука такая-то въ семи дѣйствiяхъ и двадцати пяти картинахъ, изъ коихъ каждая носитъ особое замысловатое названiе; но позорно кончается обыкновенно такое торжественное празднество... И таковыхъ же, чуть что не двадцать пять, картинъ зритъ мой юноша на столичныхъ афишахъ, возвѣщающихъ о представленiяхъ боярина Матвѣева, Ермака Тимоѳеевича и прочихъ продуктовъ драматургiи Россiйской, которыя почему-то единственно почти и предлагаются въ пищу массѣ, наполняющей плебейскiй и дешовый Александринскiй театръ. Юноша мой знаетъ хорошо, что и въ захолустьяхъ ныньче не даютъ уже Ермаковъ, Парашъ, Костромскихъ лѣсовъ, и вообще удивляется какъ весь Островскiй играется въ захолустьяхъ и чрезвычайно много вещей нашего народнаго поэта - 'сошли съ репертуара' столичной сцены... Тщетно ждетъ онъ напримѣръ 'Бѣдной Невѣсты' 'Не такъ живи какъ хочется' 'Бѣдности не порокъ' 'Минина' - Минина, къ которому даже отчасти фанатическое уваженiе привезъ онъ изъ своего 'далека', весьма мало заботящегося о томъ, чтобы великiй драматургъ Россiи былъ непремѣнно поэтъ отрицательный, карательный и обличительный...
   Эхъ, любезный! Не радъ бы ты былъ, кабы и увидалъ эти дорогiя тебѣ произведенiя на нашей сценѣ въ ихъ прежней обстановкѣ. По моему, такъ очень хорошо даже сдѣлали, что имъ на нѣкоторое время отдыхъ и покой, бѣднымъ, дали... Вѣдь ты видѣлъ какъ мы, при посредствѣ г. Бурдина - Кита Китыча - 'Тяжолые дни' обработываемъ и какого жёньпремьера Досужева въ нихъ г. Нильскiй изобразилъ. Вѣдь ты видѣлъ тоже, какъ мы одну изъ любимыхъ тобою комедiй, которая такъ хорошо и честно выполнялась въ твоемъ захолустьѣ, какъ мы 'Старый другъ лучше новыхъ двухъ' въ гробъ уложили при посредствѣ того же Бурдина, который сгубилъ всю жизнь и все веселье комедiи, взявши на себя роль Вавилы Вавилыча Густомѣсова!
   Вотъ оно, какiя у насъ, милый мой 'вьюнышъ' - какiя у насъ диковинки есть
   Ты хлопецъ, можетъ быть, не трусъ,
   Да глупъ - а мы видали виды!
   Ты спрашиваешь наконецъ: кого же винить въ такомъ печальномъ состоянiи нацiональной драматической сцены?
   'Абличители' сейчасъ же укажутъ тебѣ на личности, разумѣется, властныя. Не вѣрь. Первое дѣло, что личности для своей же пользы и чести готовы были бы сдѣлать все что можно: ты вѣдь былъ въ оперѣ и видѣлъ чтó тамъ успѣли уже сдѣлать. А второе дѣло, онѣ, личности-то, во сто разъ надежнѣе нашихъ обличителей, готовыхъ отца родного за небольшiе сребренники (5 коп. серебромъ за стихъ и 1 коп. за строчку прозы) 'въ лучшемъ видѣ' изобразить.
   Абсолютные отрицатели скажутъ тебѣ, что публика виновата, что по Сенькѣ шапка, по публикѣ театръ. Тоже не вѣрь. Масса - дитя, но умное дитя, и у нея губа не дура.
   Рутина виновата, ржавчиной въѣвшаяся во все устройство драматической сцены, во всѣ понятiя объ искуствѣ. Объ этомъ впрочемъ дѣльно и толково поразсудимъ мы съ тобою въ слѣдующiй разъ. А теперь, я весьма усталъ, усталъ, бесѣдуя съ тобою, мой провинцiальный другъ.
  
   5 Марта
   1864 г.
   Аполлонъ Григорьевъ.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru