Грибоедов Александр Сергеевич
О разборе вольного перевода Бюргеровой баллады "Ленора"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   А.С. Грибоедов. Сочинения.
   ГИХЛ, М.-Л., 1959
   Подготовка текста, предисловии и комментарии Вл. Орлова
   

О РАЗБОРЕ ВОЛЬНОГО ПЕРЕВОДА БЮРГЕРОВОЙ БАЛЛАДЫ "ЛЕНОРА"

Iniquitas partis adversae justum bellum ingerit. {*}

   {* Несправедливость противной стороны вызывает справедливую войну. -- Ред.}
   Я читал в "Сыне Отечества" балладу "Ольга" и на нее критику, на которую сделал свои замечания.
   Г-ну рецензенту не понравилась "Ольга": это еще не беда, но он находит в ней беспрестанные ошибки против грамматики и логики, -- это очень важно, если только справедливо; сомневаюсь, подлинно ли оно так; дерзость меня увлекает еще далее: посмотрю, каков логик и грамотей сам сочинитель рецензии!
   Г. Ж_у_к_о_в_с_к_и_й, говорит он, пишет баллады, другие тоже, следовательно эти другие или подражатели его, или завистники. Вот образчик логики г. рецензента. Может быть, иные не одобрят оскорбительной личности его заключения; но в литературном быту то ли делается? Г. рецензент читает новое стихотворение; оно не так написано, как бы ему хотелось; зато он бранит автора, как ему хочется, называет его завистником и это печатает в журнале и не подписывает своего имени.-- Всё это очень обыкновенно и уже никого не удивляет.
   Грамматика у г. рецензента cвоя, новая и сродни его логике; она, напр[имер], никак не допускает, чтоб
   
   Рать под звон колоколов
   Шла почить от всех трудов.
   
   Вступать в город п_о_д звон колоколов, плясать п_о_д музыку. -- Так говорится и пишется, и утверждено постоянным употреблением, но г. рецензенту это не нравится: стало быть, грамматически неправильно.
   Между тем уважим прихоти рецензента, рассмотрим по порядку всё, что ему не нравится.
   Во-первых, он не жалует баллад и повторяет сказанное в одной комедии, что "одни только красоты поэзии могли до сих пор извинить в сем роде сочинений странный выбор предметов". Странный выбор предметов, т. е. чудесное, которым наполнены баллады -- признаюсь в моем невежестве: я не знал до сих пор, что чудесное в поэзии требует извинения.
   В "Ольге" г. рецензенту не нравится, между прочим, выражение р_а_н_о п_о_у_т_р_у; он его ссылает в прозу: для стихов есть слова гораздо кудрявее. {*}
   {* * Он вообще непримиримый враг простоты; не знаю, как ускользнули от его критики дышущие пиитическою простотою стихи:
   
   Так весь день она рыдала,
   Божий промысел кляла,
   Руки белые ломала,
   Черны волосы рвала.
   И стемнело небо ясно,
   Закатилось солнце красно,
   Все к покою улеглись,
   Звезды яркие зажглись.}
   Также ему не п_о_-сердцу восклицание ах!, когда оно вырывается от души в стихах:
   
   Изменил ли друг любезный!
   Умер ли, ах! я умру.
   
   В строфе, в которой так живо описано возвращение воинов-победителей в отеческую страну:
   
   На сраженьи пали шведы,
   Турк без брани побежден,
   И, желанный плод победы,
   Мир России возвращен,
   И на родину с венками,
   С песньми, с бубнами, с трубами
   Рать под звон колоколов
   Шла почить от всех трудов,--
   
   слово т_у_р_к, которое часто встречается и в образцовых одах Ломоносова и в простонародных песнях, несносно для верного слуха г. рецензента, также и сокращенное: с п_е_с_н_ь_м_и. Этому горю можно бы помочь, стоит только растянуть слова; но тогда должно будет растянуть и целое; тогда исчезнет краткость, чрез которую описание делается живее; и вот что нужно г. рецензенту: его длинная рецензия доказывает, что он не из краткости бьется.--
   Далее он изволит забавляться над выражением: с_л_у_ш_а_й, д_о_ч_ь -- "подумаешь, -- замечает он, -- что мать хочет бить дочь". Я так полагаю, и верно не один, что мать просто хочет говорить с дочерью, --
   Еще не нравятся г. рецензенту стихи:
   
   ...В Украине дальней
   Если клятв не чтя своих,
   Обошел налой венчальной
   Уж с другою твой жених.
   
   Он находит, что проза его гораздо лучше:
   
   Может быть неверный
   В чужой земле Венгерской
   Отрекся от своей веры
   Для нового брака.
   
   Так переводит он из Бюргера; не видно, между тем, почему это хорошо, а русские стихи дурны. Притом г. рецензенту никак не хочется, чтобы налой, при котором венчаются, назывался налоем венчальным. Но он час от часу прихотливее: в ином месте эпитет: с_л_е_з_н_ы_й ему кажется слишком с_у_х_и_м, в другом тон мертвеца слишком грубым. В этом, однако, и я с ним согласен: поэт не прав; в наш слезливый век и мертвецы должны говорить языком романическим. Nous avons tout change, nous faisons maintenant la medecine d'une methode toute nouvelle. {Мы всё изменили, мы лечим теперь по совершенно новому методу. -- Ред.}
   Вот как в балладе любовник-мертвец говорит с Ольгой:
   
   "Мы лишь ночью скачем в поле;
   Я с Украйны за тобой:
   Поздно выехал оттоле.
   Чтобы взять тебя с собой".
   -- "Ах, войди, мой ненаглядный!
   В поле свищет ветер хладный;
   Здесь в объятиях моих
   Обогрейся, мой жених!"

* * *

   -- "Пусть он свищет, пусть колышет,
   Что до ветру мне? Пора!
   Ворон конь мой к бегу пышет,
   Мне нельзя здесь ждать утра.
   Встань, ступай, садись за мною,
   Ворон конь домчит стрелою,
   Нам сто верст еще: пора
   В путь до брачного одра"4

* * *

   -- "Где живешь? скажи нелестно:
   Что твой дом? велик? высок?"
   -- "Дом землянка". -- "Как в ней?" -- "Тесно",
   -- "А кровать нам?" -- "Шесть досок".
   -- "В ней уляжется ль невеста?"
   -- "Нам двоим довольно места".
   
   Стих: "в ней уляжется ль невеста?" заставил рецензента стыдливо потупить взоры; в ночном мраке, когда робость любви обыкновенно исчезает, Ольга не должна делать такого вопроса любовнику, с которым готовится разделить брачное ложе? -- Что же ей? предаться тощим мечтаниям любви идеальной? -- Бог с ними, с мечтаниями; ныне в какую книжку ни заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание, везде мечтания, а натуры ни на волос.;
   
   Ольга встала, вышла, села
   На коня за женихом,
   Обвила ему вкруг тела
   Руки белые кольцом.
   Мчатся всадник и девица
   Как стрела, как прашь, как птица,
   Конь бежит, земля дрожит,
   Искры бьют из-под копыт.
   
   Эта прекрасная строфа, сверх чаяния, понравилась и г. рецензенту; он только замечает, что поэт дал слову п_р_а_щ_ь значение ему несвойственное; -- наконец, исписав 17 страниц, г. р[ецензент] дописался до замечания справедливого. Скажу только, что слово п_р_а_щ_ь в таком смысле, как оно принято в "Ольге", находится также в одном месте у г. Ж_у_к_о_в_с_к_о_г_о?
   
   От стука палиц, свиста пращей,
   Далече слышан гул дрожащий.
   Стихотв[орения] Жуковск[ого],
   т. I, стр. 107.
   
   Потом г. р[ецензент], от нечего делать, предлагает несколько вопросов для решения,-- от нечего делать, говорю я: потому что он мог легко бы сам себе на них отвечать, напр[имер], в стихах:
   
   Наскакал в стремленьи яром
   Конь на каменный забор,
   С двери вдруг, - хлыста ударом,
   Спали петли и запор.
   
   Он спрашивает: что такое н_а_с_к_а_к_а_л н_а з_а_б_о_р? Всякий грамотный и неграмотный русский человек знает, что наскакал на забор значит: примчался во всю прыть к забору. -- "С какой двери (продолжает он) спали петли", и пр. -- С той же, на которую в переводе у г. рецензента: с_е_д_о_к п_о_с_к_а_к_а_л, о_п_у_с_т_и_в у_з_д_у. Далее в стихах:
   
   На дыбы конь ворон взвился,
   Диким голосом заржал,
   Стукнул в землю -- провалился
   И навеки с глаз пропал.
   
   Рецензент спрашивает: с чьих глаз? -- Такие вопросы заставляют сомневаться, точно ли русский человек их делает. Он свою рецензию прислал из Тентелевой деревни С[анкт]-П[етер]-б[ургской] губернии; нет ли там колонистов? не колонист ли он сам? -- В таком случае прошу сто раз извинения. -- Для переселенца из Немечины он еще очень много знает наш язык. Но к концу рецензент делается чрезвычайно весел. Ему не нравится, что
   
   Ольга в страхе, без ума,
   Неподвижна и нема,
   
   и он хочет ее уронить. -- Да, да! -- в_е_д_ь у Б_ю_р_г_е_р_а, -- говорит он, -- м_о_г_л_а ж_е о_н_а у_п_а_с_т_ь и л_е_ж_а_т_ь. Надобно ее непременно уронить. Куда девалась ваша стыдливость, г. рецензент?
   Но за этим следует замечание, которое похоже на дело. В балладе адские духи припевают погибшей Ольге:
   
   С богом в суд нейди крамольно,
   Скорбь терпи, хоть сердцу больно,
   Казнена ты во плоти.
   Грешну душу бог прости.
   
   Точно, не шло бы адским духам просить бога о помиловании грешной души, хотя это и у Бюргера так: однако три первые стиха по-моему более походят на злобные укоризны, на иронию, чем на проповедь, вопреки г. рецензенту: но видно участь моя ни в чем с ним не соглашаться. Его суждения мне не кажутся довольно основательными, а у меня есть маленький предрассудок, над которым он верно будет смеяться: напр[имер], я думаю, что тот, кто взял на себя труд сверять русский перевод с немецким подлинником, должен между прочим хорошо знать и тот и другой язык. Конечно, г. рецензент признает это излишним, ибо кто же сведущий в русском языке переведет с немецкого:
   
   Rasch auf ein eisern Gitterthor
   Gings mit verhangtem Zugel,
   
   т. е. "пустился во весь опор на железные решетчатые ворота".
   Кто переведет это таким образом, как г. р[ецензент]: "б_ы_с_т_р_о н_а ж_е_л_е_з_н_у_ю р_е_ш_е_т_ч_а_т_у_ю д_в_е_р_ь п_о_с_к_а_к_а_л (с_е_д_о_к), о_п_у_с_т_и_в у_з_д_у". Так точно французское: ventre a terre {Во весь опор. -- Ред.} можно перевести б_р_ю_х_о_м п_о з_е_м_л_е.
   У Бюргера Ленора говорит:
   
   Verloren ist verloren. {*}
   {* Утрачено -- значит утрачено. -- Ред.}
   
   А Ольга в русской балладе:
   
   Нет надежды, нет, как нет!
   
   Рецензент кричит: Н_е_т! н_е т_о! н_е т_о! н_е т_о! Надлежало сказать: то, то, именно то, не может быть проще и вернее, не может быть иначе. Но если верить г. рецензенту, он сам по себе не вооружился бы против Ольги, взыскательные неотвязчивые читатели его окружают. Они заставили его написать длинную критику. Жалею я его читателей; но не клеплет ли он на них? -- В противном случае, зачем было говорить с ними так темно: "Ч_т_о к_а_с_а_е_т_с_я д_о м_е_н_я, т_о я п_р_а_в_о н_и_ч_е_г_о б_ы н_е н_а_ш_е_л с_к_а_з_а_т_ь п_р_о_т_и_в э_т_и_х с_т_и_х_о_в, к_р_о_м_е т_о_г_о, ч_т_о, т_а_к с_к_а_з_а_т_ь, н_е_й_д_у_т в д_у_ш_у". Такой нескладный ответ, натурально, никого не удовлетворит: с неугомонными читателями надобно было поступить простее; надобно было сказать им однажды навсегда: "Государи мои! не будем толковать о поэзии! она для нас мудреная грамота, а примитесь за газеты". Читатели бы отстали, а бесполезная и оскорбительная критика в журнале не наполнила бы 22-х страниц.
   Но нет! г. рецензент не мог отговориться: судить криво, бранить -- какое невинное удовольствие! Как отказать себе в этом? притом же писать для того, чтобы находить одно дурное в каком-либо творении -- подвиг немноготрудный: стоит только запастись бумагой, присесть и писать до тех пор, доколе не наскучит; надоело: кончить, и выйдет рецензия в роде той, которая сделана на "Ольгу". -- Может быть, иные мне не вдруг поверят; для таких опыт -- лучшее доказательство.
   Переношусь в Тентелеву деревню и на минуту принимаю на себя вид рецензента, на минуту, и то, конечно, за свои грехи. Около меня лежат разные сочинения в стихах и в прозе, ко мне, будто невзначай, попалась в руки "Людмила". Читаю и на первом стихе второго куплета остановляюсь:
   
   Пыль туманит отдаленье.
   
   Можно сказать: пыль туманит даль, отдаленность, но и то слишком фигурно, а отдаление просто значит, что предмет удаляется; если принять, что пыль туманит отдаленье, можно будет сказать: что она туманит у_д_а_л_е_н_ь_е и п_р_и_б_л_и_ж_е_н_ь_е. Но за сим следует:
   
   Светит ратных ополченье.
   
   Теперь я догадываюсь: о_т_д_а_л_е_н_ь_е поставлено для рифмы. О, рифма! {Читатели не должны быть в заблуждении насчет сих резких замечаний: они сделаны только в подражание рецензенту "Ольги".} Далее:
   
   Где ж, Людмила, твой герой?
   
   Слишком напыщенно.
   
   Где твоя, Людмила, радость!
   Ах! прости надежда-сладость.
   
   Н_а_д_е_ж_д_а-с_л_а_д_о_с_т_ь. -- Опять-таки для рифмы! Одно существительное сливают с другим, для того, чтоб придать ему понятие, которое не заключается в нем необходимо. Напр[имер], девица-краса, любовник-воин, но надежда -- всегда сладость, -- Далее мать говорит дочери:
   
   Мертвых стон не воскресит,
   
   А дочь отвечает:
   
   . . . . . . . . . . . . .
   Не призвать минувших дней
   . . . . . . . . . . . . .
   Что прошло, не возвратимо.
   . . . . . . . . . . . . .
   Возвращу ль невозвратимых?
   
   Мне кажется, что они говорят одно и то же, а намерение поэта -- заставить одну говорить дело, а другую то, что ей внушает отчаяние. Вообще, как хорошенько разобрать слова Людмилы, они почти все дышат кротостью и смирением, за что ж бы, кажется, ее так жестоко наказывать? Должно думать, что за безрассудные слова, ибо под концом усопших хор ей завывает:
   
   Смертных ропот безрассуден,
   Час твой бил -- и пр.
   
   Но где же этот ужасный ропот, который навлек на нее гнев всевышнего? Самая богобоязненная девушка скажет то же, когда узнает о смерти своего любезного. Ц_а_р_ь н_е_б_е_с_н_ы_й н_а_с з_а_б_ы_л -- вот самое сильное, что у ней вырывается в горести, но при первом призраке счастия, когда она мертвеца принимает за своего жениха, ее первое движение благодарить за то бога, и вот ее слова:
   
   Знать трон_у_лся царь небесный
   Бедной девицы тоской!
   
   Неужели это так у Бюргера? Раскрываю "Ленору". Вот как она говорит с матерью:
   
   О Mutter! Mutter! was mich brennt,
   Das lindert mir kein Sakrament,
   Kein Sakrament mag Lebert
   Den Todten wieder geben. {*}
   {* О, мать, мать! То, что жжет меня,
   Никакая святыня не может утолить,
   Никакая святыня не может жизнь
   Вернуть мертвецу. -- Ред.}
   
   Извините, г-н Бюргер, вы не виноваты! Но вечера-тимся к нашей Людмиле. Она довольно погоревала, довольно поплакала, наступает вечер,
   И зеркало зыбких вод
   И небес далекий свод
   В светлый сумрак облеченны.
   
   О_б_л_е_ч_е_н_н_ы вместо о_б_л_е_ч_е_н_ы нельзя сказать; это маленькая ошибка против грамматики. О, грамматика, и ты тиранка поэтов! Но чу! бьет полночь! К Людмиле крадется мертвец на цыпочках, конечно, чтоб никого не испугать.
   
   Тихо брякнуло кольцо,
   Тихим шопотом сказали:
   Все в ней жилки задрожали,
   То знакомый голос был,
   То ей милый говорил:
   "Спит иль нет моя Людмила,
   Помнит друга, иль забыла?" и т[ак] далее.
   
   Этот мертвец слишком мял; живому человеку нельзя быть любезнее.
   После он спохватился и перестал говорить человеческим языком, но всё-таки говорит много лишнего, особливо когда подумаешь, что ему дан к_р_а_т_к_и_й, к_р_а_т_к_и_й с_р_о_к и м_и_г с_т_р_а_ш_е_н з_а_м_е_д_л_е_н_ь_я.
   
   Мы коней своих седлаем,
   Темны кельи покидаем.
   
   Такие стихи:
   
   Хотя и не варяго-росски,
   Но истинно немного плоски.
   
   И не прощаются в хорошем стихотворении.
   
   Поздно я пустился в путь,
   Ты моя -- моею будь!
   
   К чему приплетен последний стих? Способ, который употребляет мертвец, чтоб уговорить Людмилу за собою следовать, очень оригинален:
   
   Чу! совы пустынной крики!
   . . . . . . . . . . . . .
   Едем, едем . . . . . . .
   
   Кажется, что крик сое вовсе не заманчив, и он должен бы удержать Людмилу от ночной поездки. И это чу! слишком часто повторяется:
   
   Чу! совы пустынной крики!
   . . . . . . . . . . . . .
   Чу! полночный час звучит.
   . . . . . . . . . . . . .
   Чу! в лесу потрясся лист!
   Чу! в глуши раздался свист!
   
   Такие восклицания надобно употреблять гораздо, бережнее; иначе они теряют всю силу. Но в "Людмиле" есть слова, которые преимущественно перед другими повторяются. Мертвец говорит:
   
   Слышишь! пенье, брачны лики!
   Слышишь! борзый конь заржал.
   . . . . . . . . . . . . .
   Слышишь! конь грызет бразды!
   
   А Людмила отвечает:
   
   Слышишь? колокол гудит!
   
   Наконец, когда они всего уже наслушались, мнимый жених Людмилы признается ей, что дом его гроб и путь к нему далек. Я бы, например, после этого ни минуты с ним не остался; но не все видят вещи одинаково. Людмила обхватила мертвеца нежною рукой и помчалась с ним:
   
   Скоком, лётом по долинам. --
   
   Дорогой спутник ее ворчит сквозь зубы, что он мертвый и что:
   
   Путь их к келье гробовой.
   
   Эта несообразность замечена уже рецензентом "Ольги". Но что ж? Людмила верно вскрикнула, обмерла со страху? Она спокойно отвечает:
   
   Что до мертвых? что до гроба?
   Мертвых дом -- земли утроба.
   
   Впрочем, дорогой Людмиле довольно весело: ей встречаются приятные тени, которые
   
   Легким, светлым хороводом
   В цепь воздушную свились,
   
   И вкруг ее:
   
   Поют воздушны лики,
   Будто в листьях повелики
   Вьется легкий ветерок,
   Будто плещет {*} ручеек.
   {* В первопечатном тексте опечатка: "течет". -- Ред.}
   
   Потом мертвец опять сбивается на тон аркадского пастушка и говорит своему коню:
   
   Чую ранний ветерок.
   
   Но пусть Людмила мчится на погибель; не будем далее за нею следовать.

-----

   Чтоб не нагнать скуки на себя, ни на читателя, сбрасываю с себя маску привязчивого рецензента и, в заключение, скажу два слова о критике вообще. Если разбирать творение для того, чтобы определить, хорошо ли оно, посредственно или дурно, надобно прежде всего искать в нем красот. Если их нет -- не стоит того, чтобы писать критику; если же есть, то рассмотреть, какого они рода? много ли их или мало? Соображаясь с этим только, можно определить достоинство творения. Вот чего рецензент "Ольги" не знает, или знать не хочет.
   
   <Июль 1816>
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Печатается по тексту первой публикации в "Сыне отечества" 1816, ч. 32, No 30.
   "Антикритика" Грибоедова, имеющая важное значение для выяснения его эстетических взглядов, была написана в ответ на статью Н. И. Гнедича "О вольном переводе Бюргеровой баллады: Ленора" (напечатана без подписи, с пометой: "СПБ губернии, деревня Т_е_н_т_е_л_е_в_а", в "Сыне отечества" 1816, ч. 31, No 27), в которой было подвергнуто строгому и придирчивому разбору стихотворение П. А. Катенина "Ольга", представляющее собою вольный перевод баллады немецкого поэта Бюргера "Ленора" ("Ольга" была напечатана в 1816 г. дважды -- в "Вестнике Европы", No 9, и в "Сыне отечества", No 24),
   Вольный перевод П. А. Катенина был выполнен в порядке своеобразного творческого соревнования с В. А. Жуковским (за восемь лет перед тем, в 1808 г., опубликовавшим свое подражание "Леноре" -- под заглавием "Людмила"), в литературно-полемических целях дискредитации принципов карамзинистской поэтики и специально -- жанра романтической баллады, воссоздававшегося на русской почве Жуковским. В соответствии с эстетическими установками карамзинизма, Жуковский в "Людмиле" смягчил и приукрасил немецкий подлинник, последовательно вытравляя присущие ему "народные черты". Катенин же, ставивший перед собою задачу создания русской национально-"самобытной" баллады, стремился возможно резче передать именно "простонародность" и "грубость" Бюргеровой "Леноры", руссифицировав вместе с тем не только тему баллады, но и весь ее стилистический облик.
   Карамзинисты остро реагировали на полемический выпад П. А. Катенина. Выразителем их мнения и выступил, в защиту В. А, Жуковского, Н. И. Гнедич -- в названной выше статье. Он нашел в "Ольге" стихи, "оскорбляющие слух, вкус и рассудок". Грубость катенинской лексики вызвала особенный протест Гнедича: "С_в_е_т_и_к, в_п_л_о_т_ь, с_п_о_р_о, с_в_о_л_о_ч_ь и пр., -- писал он, -- без сомнения дышат простотою, но сия простота не поссорится ли со вкусом?" Критик переадресовал Катенину его же собственные стихи из "Ольги":
   
   Что вы воете не к месту?
   Песнь нескладна и дика...
   
   Столь же остро реагировали писатели из лагеря Карамзина -- Жуковского на "антикритику" Грибоедова, в ту пору еще почти неизвестного в литературных кругах (см., например, "Сочинения К. Н, Батюшкова", т. III, СПБ., 1886, стр. 390--391). В 1833 г. по существу полемики Грибоедова с Н. И. Гнедичем высказался А. С. Пушкин (в статье "О сочинениях П. А. Катенина"), указавший, что "несправедливость" статьи Гнедича "обличена была Грибоедовым",
   
   К стр. 365. "Одни только красоты поэзии могли до сих пор извинить..." -- цитата из комедии А. А. Шаховского "Урок кокеткам, или Липецкие воды" (1815), где эти слова произносит поэт-балладник Фиалкин, в лице которого был осмеян В. А. Жуковский.
   К стр. 366. Французская цитата взята Грибоедовым из комедии Мольера "Врач поневоле" (акт II, сц. 6, слова Сганареля). К стр. 372. Стихи:
   
   Хотя и не варяго-росски,
   Но истинно немного плоски --
   
   перефразировка примененной в статье Н. И. Гнедича к "Ольге" цитаты из сатиры К. Н. Батюшкова "Видение на берегах Леты":
   
   Стихи их хоть немножко жестки,
   Но истинно варяго-росски,
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru