Г. Д. Гребенщиков О простоте Письмо поэту N. N. Из цикла очерков "Гонец"
Август, 1926
Вы спрашиваете:
Что такое простота в нашем житейском смысле?
Однажды я спросил у моего большого друга:
-- Всякая ли простота прекрасна? Является ли высшей простотою опрощение по Толстому?
Лишь после некоторого раздумья он ответил:
-- Да, эта простота прекрасная, но она доступна людям, столь же исключительным, каким был сам Толстой. Кроме того, не следует из радужно-прекрасного разнообразия жизни делать курную избу. Запах кислых щей или овчины не надо предпочитать запаху роз или благовоний. Пускай прекрасная женщина украшает себя бархатом, ибо тот, кому идет холстина и в ней прекрасен, как были прекрасны в домотканых платьях наши древнерусские подвижники.
-- В повседневной жизни, -- заключил мой собеседник, -- простоту сделали будничной и бедной, тогда как именно в жизни каждого дня все простое, все естественное можно сделать в естестве своем прекрасным. Все хорошее всегда просто.
Эта беседа происходила в библиотечной комнате одной из художественных школ Нью-Йорка, где, по случаю обеденного перерыва, кроме нас, было только двое.
Один был юноша с взъерошенною буйной шевелюрой мрачного философа, вторая -- молодая девушка лет двадцати. С моей стороны была видна лишь часть ее профиля с лучевидными ресницами, крупным миндалевидным глазом и кончиком тонкого, чуть взгорбленного носа. Именно по линиям ее профиля и по смуглому цвету кожи казалось, что она происходит из древних египтян или из еще более древних обитателей погибшей Атлантиды, остатки которых теперь так печально вымирают среди индейцев нынешней Америки.
Молодой человек выбирал в шкафу подходящую книгу. Грубо перешвырявши всех бывших там композиторов, художников и философов, он, наконец, достал из своего портфеля дешевый роман с лубочной крикливой обложкой, сел за стол и трагически уронил над книгой на растопыренные руки свою голову. Так иногда запойный пьяница роняет голову над чаркой горького вина.
Девушка сидела у стола, как изваяние. Лишь изредка ее ресница колебалась сверху вниз и снова замирала над выпуклым далеко устремленным через книгу глазом.
Чтобы не нарушать библиотечного порядка, мы оба замолчали. Мой друг просматривал какую-то книгу с репродукциями молодых американских художников.
Я невольно любовался изваянием девушки. Вдруг длинные ресницы ее вскинулись наверх к тонким бровям, а ясные, темно-серые глаза робко посмотрели в лицо моего друга.
-- Как хорошо, что вы и в жизни говорите так же, как пишите, -- сказала она и с улыбкой показала книгу, которую читала.
Это была одна из немногих книг моего друга, переведенная на английский язык.
я видел, как просто наклонил голову мой собеседник в ответ на слова девушки и таким светом засверкали ее глаза, когда она призналась:
-- Мне даже не стыдно, что я вас подслушала. Я так много услыхала нужного в ваших словах.
Сидевший напротив юноша, измерив девушку свирепым взглядом, демонстративно заткнул уши пальцами и, не понимая нашего языка, еще ниже опустил свою мрачную голову над уголовным романом.
Мой собеседник молча улыбнулся девушке и мы с ним вышли из библиотеки.
Нужно ли объяснять этот случай? Для себя я вынес из него такой урок:
Даже когда истинная простота становится мерилом самого прекрасного, найдутся люди, которые будут враждебно закрывать от нее двери. И их нельзя винить, так как они, как и этот юноша, не знает музыки ее чудесных слов. Но зато какая радость, когда даже случайно оброненное зерно сразу расцветает благоухающим цветком прекрасного.
Вот почему и простоте надо учиться, как великой мудрости.
А если истинная простота а прекрасном, значит, надо искать и изучать все прекрасное.
Но если вы спросите: "Но что же самое прекрасное?" -- Ответ будет самый простой:
-- Прекрасное все, что по настоящему радует. Проверьте это на простейших случаях из вашей жизни.