Lib.ru/Классика: Гребенщиков Георгий Дмитриевич. На лыжах

Георгий Гребенщиков

На лыжах

Мы с Акпаем немножко ошиблись в расчетах: хотели дойти до прииска, населенного русскими, в два дня и потому из аула отправились в четверг. В пятницу рассчитывали прийти, вымыться в бане, а в субботу присоединиться к русской культуре по случаю Пасхи.

Ошиблись мы в расчетах потому, что понадеялись на вешний снег в горных впадинах, а он растаял до полден, и мы принуждены были наши лыжи почти всю дорогу тащить на себе.

Тащились, злились, не разговаривали друг с другом. По правде -- злился один я, потому что я мечтал о русской избе с самоваром, о самодельном куличе, о бане, а главное, о русских людях, с которыми хотел поболтать на русском языке. В киргизах -- на нем приходилось только ругаться.

Шли, пыхтели, падали и поглядывали вверх, нет ли белого гладкого насту, чтобы скользнуть по нему хоть двести сажен. Но вместо снега нам то и дело попадались коричневые ростки кандыку и желтые, еще не развернувшиеся цветки подснежников. Даже досада брала на весну: уж больно она торопится.

Акпай, мой проводник и сотоварищ, тридцатилетний, низенький и коренастый киргиз с расстегнутой обнаженной грудью, похожей на кирпич, сбросил малахай, сдвинул с верхушки на лоб свой аракчин и, обернувшись, произнес, наконец, по-русски:

-- Фу, язбит ева!.. Бристал!..

-- Пристал, так посиди! -- говорю я ему, а сам давно рад до места, только сознаться не хотелось.

Ведь мы уже второй день шли.

Акпай сел, сбросив котомку с сухарями и чайник с припасами: солью, чаем, сушеным козьим сыром и спичками. Я бросил ружье, лыжи и тючок кое-какой верхней одежды и сел с ним рядом.

-- Ну, скоро дойдем? -- сердито спрашиваю я его по-киргизски.

-- Я пошом знаю, ти шаво сергишься?.. Я бийновать шаво-ли!.. -- отвечает он по-русски и не менее сердито.

Лицо его, лишенное растительности, черное и лоснящееся, строго морщится, а на лбу обильный пот. Теперь мне показалось, что ему лет шестьдесят.

-- И зачем тебе туда понадобилось идти? -- удивленно спрашивает он меня уже более мирным, но упрекающим тоном по-киргизски.

-- Надо, служба заставляет!.. -- уклончиво отвечаю я.

-- Служба!.. -- передразнивает он ворчливо и сплевывает перед табачной понюшкой. Он вытащил бычачий рожек, обложенный серебром, отомкнул его, сделал кукиш и натряс табаку. Затем вложил в одну ноздрю, в другую, сладко сморщился и визгливо чихнул... Слезящимися глазами поглядел на меня, подмигнул и хитро улыбнулся.

-- Корошая!.. -- сказал он опять по-русски.

А потом, ободренный и веселый, поднялся, обвесился ношею и полез опять в гору...

Я лежал на спине круто под гору, мне видно было небо и землю, и так не хотелось идти. Солнце краснело перед закатом, а окрестные волны холмистых степей трепетали в струях марева.

-- Подожди! -- кричу я ему.

-- Айда! -- отвечает он не останавливаясь и ползет в гору, как четвероногий.

Встал я и поплелся вслед за ним, проклиная собственную затею. Когда поднялись на вершину, солнце погрузилось за далекий горизонт, и сразу сделалось холодно. Мы остановились, выбирая направление дальнейшего пути и смекая на счет предстоящего ночлега.

Но Акпай, присмотревшись к окрестностям, объявил, что мы прошли только половину дороги.

Я так и плюнул с досады!.. Но Акпай меня утешил:

-- Ничего, завтра дойдем!

-- Да, тебе хоть послезавтра! -- негодую я на него, хотя отлично знаю, что он совершенно невиновен передо мной, -- ведь, мне обязательно завтра надо, а то вся наша затея пойдет прахом... А главное -- соображаю про себя, -- не вымоюсь я в бане!

По оврагу остатки снега мы быстро спустились на лыжах вниз по речке и около кустарника расположились на ночлег.

На завтра совсем отнялись ноги, а Акпайка шагает, ему нипочем, обошелся. И уверяет, что теперь близко. Но это близко только хуже раздражает, -- все время ждешь: вот-вот покажутся избушки, вот дымком запахнет или собака залает... Но нет, ничего не слышно и не видно!

Шли, шли; изнемог я, дело к вечеру, а тут еще громадный подъем на гору... Посмотрел я, покачал головой, сбросил шапку с вспотевшей головы и скомандовал:

-- Стой, Акпайка!

-- Но, потом?.. -- сердито спросил он... Он всегда, когда сердился, начинал говорить по-русски.

-- Ночуем тут!..

-- Ти, што ти, Бог с тобой!? -- удивился он и двинулся было дальше, но я уцепился за него и напомнил ему о понюшке...

О расположился, понюхал и смягчился.

-- Сколько верст еще будет, скажи по совести?

Акпай глубокомысленно сосредоточился, склонил голову на колени, сплюнул и уверенно сказал:

-- Пять будет, делом говорю!..

-- Пять верст?!. Да это надо идти целую вечность!.. Нет, брат, надо ночевать!..

Спустились немного ниже к снежному пятну, насобирали таволги и, голодные и опечаленные, сели у котелка, туго набитого скристаллизовавшимся снегом... А сами стали грызть старые сухари, бережно подбирая всякую крошечку.

Ночь спустилась быстро, и Акпай расположился уже спать.

В небе высыпали звезды.

-- Акпай!

-- А?..

-- Ты чего-нибудь о звездах знаешь?..

Акпай испуганно приподнялся.

-- А?.. Какой "збезды"?

Он, вероятно, подумал, что я о зверях каких-либо спросил.

-- Спи, ложись! -- с досадою сказал я и уперся глазами в небо.

Было так тихо и пустынно, что стало как-то даже странно, что мы живем. А главное, совсем не было никаких признаков наступления праздника. Просто шла по небу ночь, она уйдет, настанет день, снова уйдет, снова настанет день и ночь, и так без конца и во веки...

Становилось холодно, а хворост в костре догорал, и угольки подернулись тоненьким белесым пеплом и потрескивали...

-- Акпай!

-- А?..

-- Ты сказки умеешь рассказывать?..

-- Какой "сказки"? -- опять всполошился он и категорически отрезал:

-- Уйди, я спать хочу!..

-- Ну, спи, черт с тобою, когда так!..

Я пошел собирать хворост, и мне почему-то одному на склоне горы, вдали от товарища, стало жутко. Я сел на камень и прислушался.

Но ни одного живого звука нигде не было слышно, только далеко внизу журчал ручей, и казалось, что кто-то говорит, говорит без конца... Будто старая ведьма нашептывает колдовские наговоры. Я пошел к костру. Сел, подбросил хворосту и размечтался.

Акпайка спал, а мне было немножко грустно, немножко весело. Вспомнились города и села, в которых скоро, как по команде, ударят в колокол... И главное, думалось мне, что это по лицу всей земли русской и в один и тот же час!..

Если бы слить весь этот звон в один общий хор -- рев получился бы невообразимый!.. Прямо-таки должны разверзнуться небеса!..

-- Как это славно!.. -- умилился я и почувствовал, что вот сейчас она, эта Русь, не спит, вся бодрствует и готовится к одному, всех объединяющему часу, к торжественному часу воскресения во всех сердцах мира и доброты взаимной!..

И захотелось мне с кем-либо об этом поговорить, горячо, желанно.

Я подошел к Акпаю, ласково тронул его за плечо, разбудил и дружески спросил:

-- Акпай! А ты знаешь, какой у нас праздник сейчас начинается?

-- А? -- спросонья сердито спросил он, но по тону моего голоса понял, что я хочу сказать что-то важное... Мне даже показалось, что он вдруг пожалел меня и внимательно насторожился.

-- Сегодня у нас начинается Пасха!.. Понимаешь? Большой праздник!..

-- А-а, Пасха... Пасха!.. Знаем, как же! -- почтительно и еще более мягко заговорил он, и кивал головою. Он отодвинул от костра свои лыжи, чтобы они не сгорели, и, достав табакерку, приготовился меня слушать.

-- Так вот, Акпай, в этот день все русские делаются добрыми.

-- А, корошя, корошя!.. Ета корошя!..

-- А потом, после Пасхи, опять забывают Бога и делаются злыми!..

-- А, ета кудой, кудой!.. Делом говорю! -- серьезно и участливо вставляет свои слова Акпай. Мне показалось, что ему сейчас не больше пятнадцати годов.

И был он мне в это время таким понятным, близким, как брат родной. И я разговорился с ним так, как давно ни с кем не разговаривал, и проговорили до зари...

А потом взвалили мы на плечи лыжи и, молча, сосредоточенные и усталые от бессонной ночи, поплелись дальше, праздновать русскую Пасху на прииске.

Исходник здесь: http://grebensch.narod.ru/

Оставить комментарий Гребенщиков Георгий Дмитриевич (yes@lib.ru) Год: 1913 Обновлено: 12/02/2017. 9k. Статистика. Рассказ: Проза Рассказы	Скачать FB2 Ваша оценка:

Гребенщиков Георгий Дмитриевич На лыжах

Георгий Гребенщиков

На лыжах

Гребенщиков Георгий Дмитриевич
На лыжах