Горький Максим
О беспокойной книге

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


М. Горький

О беспокойной книге

   Я -- не мальчишка, мне сорок лет, да! Я знаю жизнь, как морщины на своих ладонях и щеках, меня нечему и некому учить. У меня семья, и, чтобы создать ей благосостояние, я гнул спину двадцать лет, да-с! Гнуть спину занятие не особенно лёгкое и совсем не приятное. Но -- это было, прошло, и я теперь желаю отдохнуть от трудов жизни -- вот что я прошу понять вас, сударь мой!
   Отдыхая, я люблю почитать. Чтение -- высокое удовольствие для культурного человека, я ценю книгу, она -- моя дорогая привычка. Но я отнюдь не принадлежу к тем чудакам, которые бросаются на всякую книгу, как голодные на хлеб, ищут в ней какого-то нового слова и ждут от неё указаний, как жить.
   Я знаю, как надо жить, знаю-с...
   Я читаю с выбором только хорошие, тепло написанные книги, мне нравится, когда автор умеет показать светлые стороны жизни, когда он и дурное описывает красиво, так, что о достоинстве жареного не думаешь, наслаждаясь вкусом соуса. Нас, людей, поработавших на своём веку, книга должна утешать, она должна баюкать нас, вот что я вам скажу, сударь мой. Спокойный отдых -- моё священное право, -- кто скажет, что это не так?
   Ну-с, и вот купил я однажды книгу одного из этих новых хвалёных писателей.
   Купил, любовно принёс домой и вечерком, разрезав осторожненько листы, приступил к чтению. Должен сказать -- с предубеждением приступил. Не верю в эти молодые, симпатичные и иные таланты. Люблю Тургенева -- писатель тихий, кроткий, читаешь его -- как густое молоко пьёшь, и, читая, думаешь: "Это было давно, всё это прошло, прожито!" Люблю Гончарова -- спокойно писал, солидно, убедительно...
   Но -- читаю... Что за чёрт! Прекрасный, точный язык, беспристрастие, этакая, знаете, ровность -- очень хорошо! Прочитал один маленький рассказ, закрыл книгу, подумал... Впечатление грустное, но читать можно без боязни. Нет этих, знаете, резкостей, экивоков в сторону обеспеченных людей, нет стремления выставить меньшого брата образцом всяких добродетелей и совершенств, нет ничего дерзкого, всё очень просто, очень мило... Читаю ещё рассказик -- очень, очень хорош! Браво! Ещё... Говорят, что, когда китаец хочет отравить какого-нибудь благоприятеля, который почему-либо надоел ему, китаец угощает его имбирным вареньем. Великолепное, вкусное варенье, и до известного момента его кушаешь с невыразимым наслаждением. Но когда наступает этот "известный момент", человек вдруг падает, и -- готово! Больше никогда и ничего ему не надо кушать, ибо он сам готов уже в пищу червям могилы.
   Так вот и эта книга -- я прочитал её, не отрываясь. Дочитывал уже в постели, а когда кончил -- погасил огонь и собрался баиньки. Лежу, спокойно вытянувшись. Темно и тихо...
   Как вдруг, знаете, чувствую что-то необычное -- начинает казаться, что надо мною во тьме вьются и кружатся с тихим жужжаньем какие-то осенние мухи, -- знаете этих навязчивых мух, которые умеют как-то сразу сесть вам и на нос, и на оба уха, и на подбородок? Лапки их особенно раздражающе щекочут кожу...
   Открываю глаза -- ничего. Но в душе -- что-то мутное, невесёлое. Невольно вспоминается прочитанное, встают пред глазами сумрачные образы героев... Люди всё дряблые, тихие, бескровные, жизнь у них -- нелепая, скучная.
   Не спится мне...
   Начинаю думать: прожил я сорок лет, сорок лет, сорок лет. Желудок варит плохо. Жена говорит, что я -- гм! -- что я её уже не так горячо люблю, как любил лет пять тому назад... Сын -- болван. Отметки у него прескверные, ленится, катается на коньках, читает идиотские книги.... Надо посмотреть, какие это книги... Школа -- мучительное учреждение и уродует детей. У жены под глазами -- гусиные лапки, а она -- туда же... Служба моя -- совершенная глупость, если рассуждать правильно. И вообще -- вся моя жизнь, если рассуждать правильно...
   Тут я попридержал вожжи своего воображения и вновь открыл глаза. Что за чертовщина?
   Смотрю -- у моей кровати стоит книга. Сухая, тощая, на тонких длинных ножках, она качает одобрительно маленькой головкой и тихим шелестом страниц говорит мне:
   -- Рассуждай правильно...
   Лицо у неё какое-то длинное, свирепо-тоскливое, и глаза мучительно ярко сверкают и сверлят мне душу.
   -- Подумай-ка, подумай -- зачем ты прожил сорок лет? Что ты внёс в жизнь за это время? Ни одной свежей мысли не родилось в твоей голове, ни одного оригинального слова не сказал ты за эти сорок лет... Никогда твоя грудь не вмещала в себе здорового, сильного чувства, и, даже полюбив женщину, ты всё соображал -- удобной ли женой она будет для тебя? Половину жизни ты учился, другую -- забывал то, чему выучился. И всегда ты заботился только об удобствах жизни, о тепле, о сытости... Ничтожный, незаметный ты человек, лишний, не нужный никому. Ты умрёшь, и -- что останется после тебя? Как будто ты и не жил...
   Лезет она на меня, эта проклятая книга, вваливается мне на грудь и давит. Страницы её дрожат, обнимают меня, шепчут мне:
   -- Таких, как ты, -- десятки тысяч на земле. Все вы всю жизнь сидите в своих тёплых щелях, как тараканы, и оттого жизнь так скучна и сера.
   Я прислушиваюсь к этим речам и чувствую, как будто в сердце мне залезли чьи-то тонкие холодные пальцы, ковыряются в нём, и мне тошно, больно, беспокойно. Жизнь никогда не казалась мне особенно яркой, я смотрел на неё как на обязанность, которая вошла в мою привычку... А впрочем, вернее сказать, я никак не смотрел на неё... Жил, и -- всё тут. Но теперь эта дурацкая книга окрасила её в какой-то невыносимо скучный, досадно серый цвет.
   -- Люди страдают, чего-то хотят, к чему-то стремятся, а ты служишь... Чему ты служишь? Для чего? Какой смысл в этой службе? И сам ты не находишь в ней удовольствия, и другим ничего не даёт она... Зачем ты живёшь?..
   Эти вопросы кусали меня, грызли, я не мог спать. А человек должен спать, сударь мой!
   Со страниц книги смотрели на меня лица её героев и спрашивали:
   -- Зачем живёшь?
   "Не ваше дело!" -- хотел я сказать и не мог. Какие-то шорохи, шёпоты звучали в моих ушах. Мне казалось, что волны житейского моря подхватили мою кровать и уносят её со мною куда-то в безбрежность и качают меня. Воспоминания о прожитых годах вызывали у меня что-то вроде морской болезни... Никогда я не проводил столь беспокойной ночи, клянусь вам, сударь мой!
   И я спрашиваю вас, -- какая польза человеку от книги, которая беспокоит его и не даёт ему спать? Книга должна повышать мою энергию, а если она сеет иглы на мою постель -- зачем мне она, позвольте узнать? Подобные книги следует изъять из употребления, -- вот что, сударь мой! Ибо -- человек нуждается в приятном, а неприятности он сам способен создать...
   Чем это кончилось? Очень просто-с. Я, знаете, поутру встал с постели злой, как чёрт, взял эту книгу и отнёс её к переплётчику.
   А он мне её пе-ре-плё-л! Переплёт крепкий, тяжёлый. Она стоит на нижней полке моего книжного шкафа, и, когда мне весело, я, тихонько дотронувшись до неё носком сапога, спрашиваю её:
   -- Что, взяла, а?
  

Комментарии
О беспокойной книге

   Впервые напечатано в газете "Нижегородский листок", 1900, номер 357, 29 декабря.
   В собрания сочинений не включалось.
   Печатается по тексту газеты "Нижегородский листок".
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru