Горький Максим
Болесь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Максим Горький

Болесь

   Один знакомый вот что рассказал мне: "Когда я был в Москве студентом, мне довелось жить рядом с одной из "этих", -- знаешь? Она была полька, звали её Тереза. Высокая такая, сильная брюнетка, с чёрными, сросшимися бровями и с лицом большим, грубым, и точно вырубленным топором, -- она приводила меня в ужас животным блеском своих тёмных глаз, густым, басовитым голосом, извозчичьими ухватками, всей своей громадной, мускулистой фигурой рыночной торговки... Я жил на чердаке, и её дверь была против моей. Я, бывало, никогда не отворял моей двери, если знал, что она дома. Но это, конечно, случалось редко. Иногда мне приходилось встречаться с ней на лестнице, на дворе, и она улыбалась мне улыбкой, которую я считал хищной и циничной. Не раз я видел её пьяной, с осовелыми глазами, растрёпанной, улыбающейся как-то особенно безобразно... В таких случаях она говорила мне:
   -- Бывайте здоровы, пане студент! -- и глупо хохотала, увеличивая моё отвращение к себе. Я бы съехал с квартиры, чтоб избавиться от таких встреч и приветствий, но у меня была такая миленькая комнатка, с широким видом из окна, и так тихо было в этой улице... Я терпел.
   И вдруг, однажды утром лежу я на койке, стараясь найти какие-либо основания для того, чтоб не идти на лекции, -- отворяется дверь, и эта отвратительная Тереза возглашает с порога басом:
   -- Бывайте здоровы, пане студент!
   -- Что вам угодно? -- говорю. Вижу -- лицо у неё смущённое, просительное... Необычное для неё лицо.
   -- Видите ли, пане, буду я вас просить об одном деле... уж вы сделайте мне его!
   Я лежу, молчу и думаю:
   "Подвох! Покушение на мою чистоту, ни больше ни меньше. Крепись, Егор!"
   -- Нужно бы мне, видите, письмо послать на родину, -- говорит она, и так умоляюще, тихо, робко.
   "Э, думаю, чёрт с тобой, изволь!"
   Встал, сел к столу, взял бумагу и говорю:
   -- Проходите сюда, садитесь и диктуйте...
   Она проходит, осторожно садится на стул и виновато смотрит на меня.
   -- Ну-с, кому письмо?
   -- По Варшавской дороге, в город Свенцяны, Болеславу Кашпуту...
   Что писать?.. Говорите...
   -- Милый мой Болесь... сердце моё... Мой верный возлюбленный... Да сохранит тебя матерь божия! Золотое моё сердце... почему ты так давно не писал своей тоскующей голубке Терезе...
   Я чуть-чуть не расхохотался. "Тоскующая голубка" двенадцати вершков роста, с пудовым кулачищем и с такой чёрной рожей, как будто голубка всю жизнь трубы чистила и ни разу не умывалась! Сдержался кое-как, спрашиваю:
   -- Он -- кто, этот Болесть?
   -- Болесь, пане студент, -- как будто обиделась она на меня за то, что я исковеркал имя. -- Он жених мой...
   -- Жених?!?
   -- А чего же пан так удивился? Разве ж у меня, у девушки, не может быть жениха?
   У нее, у девушки?!
   -- О, почему же! Всё бывает... А давно он ваш жених?..
   -- Шестой год...
   "Ого-го!" -- думаю я. Ну, написали мы письмо. Такое, я вам скажу, нежное и любовное, что я бы сам, пожалуй, поменялся местом с этим Болесем, если б корреспонденткой была не Тереза, а что-нибудь другое, поменьше её.
   -- Вот, спасибо вам, пане, за услугу! -- говорит мне Тереза, кланяясь. -- Может, и я могу вам чем послужить?
   -- Нет, покорно благодарю!
   -- А может, у пана рубаха или штаны в дырках?
   Чувствую, что этот мастодонт в юбке вогнал меня в краску, и довольно резко заявляю, что не нуждаюсь в её услугах.
   Ушла.
   Прошло недели две... Вечер. Сижу под окном и свищу, думая, чем бы мне отвлечь себя от себя? Скучно, а погода скверная, идти никуда не хочется, и от скуки я занимался самоанализом, помню. Это тоже довольно-таки скучно, но больше ничего делать не хотелось. Отворяется дверь -- слава богу! -- кто-то пришёл...
   -- А что, пан студент не займуется никаким спешным делом?
   Тереза! Гм...
   -- Нет... а что?
   -- Хотела бы попросить пана ещё письмо написать...
   -- Извольте... К Болесю?..
   -- Нет, теперь уж от него...
   -- Что-о?
   -- О, глупая женщина! Не так я, пане, сказала, простите! Теперь уж, видите ли, нужно не мне, а одной подруге... то есть, не подруге, а... одному знакомому... Он сам не пишет... а у него есть невеста, как я же вот... Тереза... Так вот, может быть, пан напишет письмо к той Терезе?
   Смотрю я на неё -- рожа у неё смущённая, пальцы дрожат, путается чего-то -- и... догадываюсь!
   -- Вот что, сударыня, -- говорю, -- никаких Болесей и Терез у вас нет, и всё это вы врёте. А около меня вам не обрыбиться, и в знакомство вступать я с вами не хочу... Поняли?
   Она вдруг как-то странно испугалась, растерялась, начала топтаться на одном месте и стала смешно шлёпать губами, желая что-то сказать и ничего не говоря. Я жду, что из всего этого воспоследует, и вижу, и чувствую, что, кажется, немного ошибся, заподозрив её в желании совратить меня с путей благочестия. Тут как будто бы что-то другое.
   -- Пан студент, -- начала она, и вдруг, махнув рукой, круто повернулась к двери и ушла. Я остался с очень скверным чувством на душе, слышу -- у неё хлопнула дверь, громко так -- рассердилась, видно, бабища... Подумал и решил -- пойду к ней и, позвав её сюда, напишу ей всё, что там надо.
   Вхожу в её комнату -- вижу, она сидит у стола, облокотилась на него и голову сжала руками.
   -- Послушайте, -- говорю...
   ...Всегда вот, когда я рассказываю эту историю и дойду до этого места, ужасно нелепо чувствую себя... такая глупость! Да-а...
   -- Послушайте, -- говорю...
   Она вскакивает с места, идёт на меня, сверкая глазами, и начинает, положив мне руки на плечи, шептать -- вернее, гудеть своим басом...
   -- Ну, что ж? Ну? Так! Нет никакого Болеся, нет... И Терезы тоже нет! А вам что? Вам трудно поводить пером по бумаге, да?. Эх, вы! А ещё такой... беленький! Никого нет, ни Болеся, ни Терезы, только я одна есть! Ну, что ж! ну?
   -- Позвольте, -- говорю я, ошеломлённый этим приёмом, -- в чем дело? Болеся нет?
   -- Да, нет! Так что ж?
   -- А Терезы -- тоже нет?
   -- И Терезы -- нет! Я -- Тереза!
   Ничего не понимаю! Таращу на неё глаза, пытаясь определить, кто из нас сошёл с ума? А она ушла опять к столу, порылась там, идёт ко мне и обиженно говорит:
   -- Если вам уж так трудно было написать Болесю, то вот оно, ваше писанье, возьмите! А мне и другие напишут...
   Вижу -- в руке у меня письмо к Болесю. Ф-фу!
   -- Слушайте, Тереза! Что всё это значит? Зачем вам нужно, чтобы писали другие, если я вот написал, а вы его не послали?
   -- Куда?
   -- А к этому... к Болесю?
   -- Да его же нет!
   Решительно ничего не понимаю! Оставалось только плюнуть и уйти. Но она объяснилась.
   -- Что же? -- обиженно заговорила она. -- Нет его, так и нет! -- И развела руками, как бы не понимая -- почему же это его нет? -- А мне хочется, чтоб он был... Разве ж я не человек, как все? Конечно, я... я знаю... ...Но ведь никому нет вреда от того, что я пишу ему...
   -- Позвольте -- кому?
   -- Да Болесю ж!
   -- Да ведь его нет?
   Ах, Иезус-Мария! Ну что же, что нет, -- ну? Нет, а будто бы есть!.. Я пишу к нему, ну, и выходит, как бы он есть... А Тереза -- это я, и он мне отвечает, а я опять ему...
   Я понял... Мне стало так больно, так скверно, так стыдно чего-то. Рядом со мной, в Трёх шагах от меня живёт человек, у которого нет на земле никого, кто бы мог отнестись к нему любовно, сердечно, и этот человек выдумывает себе друга!
   -- Вот вы мне написали письмо к Болесю, а я его дала другому прочитать, и когда мне читают, я слушаю и думаю, что Болесь есть! И прошу написать письмо от Болеся к Терезе... ко мне. Когда такое письмо мне напишут да читают, я уж совсем думаю, что Болесь есть. А от этого мне легче живётся...
   ...Да-с... Чёрт возьми!.. Ну, я с той поры аккуратно стал два раза в неделю писать письма к Болесю и ответ от Болеся -- Терезе... Хорошо я писал эти ответы... Она, бывало, слушает их и ревёт... басом этаким ревела. И за то, что я вызывал у неё письмами к ней от воображаемого Болеся слёзы, она мне бесплатно чинила все дырки на носках, рубахах и прочем... Потом, месяца через три после этой истории, её посадили за что-то в тюрьму. А теперь она, наверное, умерла".
   ...Мой знакомый сдунул пепел с папиросы, задумчиво посмотрел в небо и закончил:
   "Н-да-с... Чем больше человек вкусил горького, тем свирепее жаждет он сладкого. А мы этого не понимаем, облечённые в наши ветхие добродетели и глядя друг на друга сквозь дымку самомнения и убеждения в нашей всяческой непогрешимости.
   Выходит довольно глупо и... очень жестоко. Дескать, падшие люди... А что такое падшие люди? Прежде всего -- люди, та же самая кость, кровь, то же мясо и те же нервы, как и у нас. Говорят нам об этом целые века изо дня в день. А мы слушаем и... чёрт знает как это всё нелепо! В сущности, сами-то мы тоже падшие и, пожалуй, очень даже глубоко падшие... в пропасть всяческого самомнения и убеждения в превосходстве наших нервов и мозгов над мозгами и нервами тех людей, которые только менее хитры, чем мы, хуже умеют притворяться хорошими, чем мы притворяемся... А впрочем, будет об этом. Так всё это старо... что даже совестно говорить..."
  

Комментарии
Болесь

   Впервые напечатано в газете "Нижегородский листок", 1897" номер 130, 14 мая, под заглавием "Письма".
   В издании "Знания" и в собраниях сочинений рассказ датирован автором 1896 г. К этому же году М. Горький относит рассказ и в письме к Д. Д. Протопопову (март 1900 г.).
   Под заглавием "Болесь" рассказ вошёл во второе издание тома второго "Очерков и рассказов", 1899, и затем включался во все собрания сочинений М. Горького.
   Печатается по тексту, подготовленному М. Горьким для собрания сочинений в издании "Книга".
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru