Lib.ru/Классика: Горский Александр Васильевич. История евангельская и церкви апостольской

История Евангельская и Церкви Апостольской

Рождество Господа

Положение иудейского царства пред рождением Христа Спасителя

Ожидания Мессии

Семейственное, политическое и нравственное состояние потомков Давида

Явление архангела Гавриила св. Захарии

Благовещение Пресв. Деве Марии

Свидание Пресв. Девы с св. Елисаветою

Возвращение Пр. Девы из дома Захарии

Рождение св. Иоанна Предтечи

Народная перепись во времена Августа

Рождение Иисуса Христа

Поклонение пастырей

Обрезание Господне

Сретение Господа

Поклонение волхвов

Бегство в Египет и избиение вифлеемских младенцев

Возвращение И.Христа из Египта и жизнь в Назарете

Рассмотрение вопроса о времени рождения И.Христа

Иоанн Предтеча, его образ жизни и нравственный характер

Перемены, происшедшие в положении Иудейской страны в продолжении 30 лет частной жизни И.Христа

Проповедь и деятельность Иоанна Предтечи

Крещение И.Христа

Искушение Его от диавола

Призвание Андрея, Иоанна и других к апостольскому служению

Первая Пасха во время общественного служения Иисуса Христа. Значение

Иерусалима

Путешествие И.Христа во Иерусалим на праздник Пасхи

Изгнание из храма торжников; учение и дела И.Христа в Иерусалиме

Беседа с Никодимом

Деятельность Спасителя в Иудее

Заключение Иоанна Предтечи в темницу

Удаление И.Христа в Галилею

Беседа Его с Самарянкой

Несколько замечаний о тогдашнем состоянии Галилеи

Проповедь и деятельность Спасителя в Галилее, исцеление сына царедворцева, проповедь в Назарете, при море Галилейском, чудесный лов рыбы

Проповедь и деятельность Спасителя в Капернауме

Исцеление расслабленного и беседа с фарисеями по этому поводу

Призвание Матфея к апостольскому служению и беседы с фарисеями

Путешествие И.Христа в Иерусалим на праздник Пасхи

Исцеление расслабленного при Овчей купели; беседа И.Христа с фарисеями

Избрание двенадцати апостолов

Нагорная проповедь

Исцеление слуги римского сотника

Воскрешение сына вдовы иаинской

Вопрос учеников Иоанна Предтечи

Иисус Христос в доме Симона фарисея

Исцеление бесноватого, слепого и немого и обличение хулы фарисеев на Духа Святаго

Учение И.Христа в притчах

Путешествие Его в пределы Гадаринские

Исцеление бесноватых

Исцеление кровоточивой и воскрешение дочери Иаира

Отправление апостолов на проповедь

Насыщение пяти тысяч народа пятью хлебами

Хождение И.Христа по волнам моря

Беседа Его об истинном хлебе жизни

Беседа Его с фарисеями о преданиях старцев

Исцеление дочери хананеянки

Исцеление глухого косноязычного

Насыщение четырех тысяч народа семью хлебами

Обзор проповеди и деятельности Спасителя в Галилее

Исповедание апостолов о И.Христе

И.Христос открывает своим ученикам о своих страданиях и смерти

Преображение Господне

Исцеление бесноватого

Беседа Спасителя с учениками по поводу их спора о первенстве

Учение его о необходимости хранить себя от соблазнов

Последнее путешествие Господа в Иерусалим из Галилеи

Отправление 70 учеников на проповедь

Беседа Спасителя с законником

Обличительные речи Спасителя против фарисеев

Беседы Его с учениками и народом

Исцеление десяти прокаженных

Учение Спасителя о своем пришествии на суд

Учение Спасителя о разводе

Беседа Его с богатым юношей

Посещение Спасителем храма Иерусалимского во время праздника кущей

Исцеление слепорожденного

Беседа И.Христа об истинном пастыре

Беседа Его с Иудеями во храме в праздник обновления храма

Воскрешение Лазаря

Последствия сего чуда

Беседа И.Христа с учениками пред последним вступлением во Иерусалим

Исцеление слепого Вартимея4

Обращение Закхея

События в Вифании пред входом Господним во Иерусалим

Вход Господень во Иерусалим

Проклятие смоковницы

Притчи Господа, сказанные в обличение фарисеев и народа

Ответы на вопросы фарисеев и саддукеев

Обличительная речь Господа против фарисеев и священников храма

Беседа Его с учениками о разрушении Иерусалима и пришествии Своем на суд

Желание Еллинов видеть И.Христа и молитва Его к Богу Отцу

Рассмотрение вопроса о побуждении Иуды предать своего Учителя Иудеям

Предание Господа Иудой

Тайная вечеря

Установление таинства Евхаристии

Прощальная беседа Господа с учениками

Иисус Христос в саду Гефсиманском

Иисус пред Анною, потом пред Каиафою и Синедрионом

Иисус пред Пилатом

Иисус у Ирода

Иисус опять у Пилата

Осуждение Иисуса на распятие

Иисус на кресте

Смерть Спасителя

Первый вечер после погребения Иисуса Христа

Сошествие Господа во ад

Воскресение Иисуса Христа

Явление Воскресшего Марии Магдалине, ап. Петру и двум ученикам, шедшим в Еммаус

Явление Его всем ученикам вместе; Иакову и Фоме; на озере Геннисаретском; полному собранию апостолов в Галилее

Вознесение Господа на небо

История Церкви Апостольской (Академические лекции А.В.Горского)

Апостолы от вознесения Господа на небо до сошествия на них Духа Святаго

Сошествие Св. Духа

Проповедь Апостола Петра

Проповедь и чудеса апостолов

Исцеление хромого

Гонение на апостолов

Умерщвление св. Стефана

Распространение христианства в Самарии, Иудее, Галилее и других местах

Рассмотрение вопроса о даре языков

Призвание и образование Павла в апостола язычников

Антиохия, мать церквей, образовавшихся из язычников, и ее отношение к матери церквей, образовавшихся из Иудеев

Распространение христианства из Антиохии Павлом и Варнавой

Спор между христианами из Иудеев и христианами из язычников и примирение. Независимое развитие христианской церкви между язычниками

Второе путешествие апостола Павла

Отправление Апостола Павла в Антиохию и новое путешествие для проповеди между народами языческими

Пятое и последнее путешествие Апостола Павла в Иерусалим; ближайшие следствия этого путешествия; заключение Павла в Палестине

Первое заключение Павла в Риме и заботы его о церквах, им основанных

Действия Павла после освобождения из первого римского заключения до мученической кончины

Деятельность прочих Апостолов

Апостол Иаков, брат Господень

Апостол Иуда

Апостол Петр

Апостол Иоанн Богослов

Состояние учения в церкви апостольской

I. Состояние учения в церкви апостольской вообще

II. Памятники учения в церкви апостольской

III. Изложение апостольского учения

IV. Обзор преподавания оного в церкви апостольской

а) образ преподавания оного неверующим Иудеям и язычникам

б) образ преподавания оного верующим сынам церкви

в) искоренение апостолами возникавших в церкви вредных и ложных учений

Внешнее устроение Церкви во времена апостолов

Внешнее устроение церкви апостольской в отношении иерархическом

Нравы церкви апостольской

Рождество Господа

Положение иудейского царства пред рождением Христа Спасителя

Начало величайших событий, которые в последствии были столько важны для целого человечества, мы находим по большей части скрытым в тени частной жизни, среди немногих лиц, в домашнем кругу. Провидение приготовляет и устрояет свои важнейшие дела как будто нарочно втайне, сокровенно. Иудейская история того времени, о котором мы говорим, оставленная нам знаменитым писателем этого народа, едва содержит в себе несколько слов о Мессии: великую эпоху Его рождения, подробности его жизни и деяний - она проходит молчанием: не показывает нам в конце правления Ирода великого ничего, кроме насилий и возмущений. При его дворе и в его царстве происходят такие беспорядки, каких только можно ожидать в государстве с одной стороны от корыстолюбия правителя, его подозрительности и рабского желания каким бы то ни было образом удержаться в благоволении сильной Империи, а с другой - от недовольства подданных его правлением, и часто непредусмотрительной ревности сохранить остальные права свои от притязаний той чуждой Империи. Однако сколько ни желал народ освободиться от ненавистного государя, но никак нельзя было ожидать, чтобы через то сколько-нибудь улучшилось внутреннее или внешнее его состояние: внутреннее - потому что религия и нравы были в упадке: внешнее - потому что и сын Иродов мало подавал добрых надежд, и Римляне уже такие присвоили себе права над делами этого народа, что поздно было думать об ограничении их власти и пресечении новых покушений и вмешательств.

Ожидания Мессии

В таком положении находилось царство Иудейское в то время, когда в одном уголке этой земли случились те события, коими начинают свою историю дееписатели - события, в которых легко усматривалось присутствие и содействие Божие, но которые в такие беспокойные времена как бы затерялись между народными волнениями и сначала только там и здесь возбудили молву, которая однако же скоро должна была смолкнуть. Правда все вообще обращали тогда внимание на то, когда и где должно явиться обещанное отцам лицо; и смотря по тому, как те древние пророчества, которые относились до сего лица, более или менее были исследываемы, и образный язык, которым они выражены, более или менее был понимаем, были и сии ожидания более или менее справедливы. Но как часто бывает с человеческими ожиданиями, что люди, наперед составив себе образ желаемой вещи, украшают его по своему вкусу дотоле, доколе он не будет соответствовать вполне их желанию; а потом смотрят вокруг себя, где бы найти что-нибудь подобное своему образу, - и от того самую вещь, хотя бы она действительно явилась, не примечают: так случилось и с этим народом, даже с лучшей его частью при ожидании Мессии. Среди непрестанных волнений и переворотов, в споре интересов враждующих партий, Иудеи составили себе понятие о Великом Царе, которое совмещало в себе именно то, - и ничего другого, кроме того - чего требовали нужды государственные, а эти нужды требовали освободителя от римского ига и от туземных угнетателей. Это было одно из самых сильных желаний в особенности у Иудеев, живших в Палестине; и хотя встречались по местам люди, которые привязаны были сердечно к религии, потому и Мессию представляли себе не только как освободителя от угнетений, но и как исправителя религии; но кто был слишком чувственен для того, чтобы желать и ожидать исправления нравов и религии, тому царство Мессии представлялось только как царство чувственного наслаждения - или в смысле саддукеев т. е. без отношения к будущей жизни, или в смысле фарисеев т. е. так что понятие об этом царстве хотя и обнимало собой будущее состояние, но притом более ласкало народной гордости, нежели было сообразно с истинными его потребностями; это царство должно было быть только для Израиля. Кратко: для каждого царство Мессии значило то, что было всего согласнее с его желаниями и потребностями.

Семейственное, политическое и нравственное состояние потомков Давида

История младенчества Иисуса Христа, в начале сколько можно сокровенная, но потом возвещенная св. евангелистами целому миру, есть необходимое и достойное своей цели вступление в историю общественного служения Иисуса Христа. Пример евангелистов Марка и Иоанна показывает, что она могла не быть столько важной для частных целей благовествователей, как последняя история. Мог и сам Господь наш по своим причинам молчать о ней тогда, когда неверие иудейское не хотело в нем признать ничего более, кроме сына Иосифова: но в полном составе истории откровения всемирного царства Божия необходимо было, чтобы хотя несколько было пролито света и на первые дни божественного его Основателя. Без того, в каком мраке представлялся бы нам первый естественный вопрос в истории евангельской, как и откуда произошел божественный наш Спаситель? Далее история младенчества Иисуса Христа открывает нам план первых предначертаний Промысла; которыми должно было начаться великое дело Сына Божия: показывает первых лиц удостоенных в нем участия; - средства, которыми они были к тому приготовлены; - основания, на коих опиралась их уверенность, когда они действовали в пользу Иисуса. Соображение этих предначертаний необходимо сообщает более ясности истории служения Иисуса Христа. В них отразился дух церкви ветхозаветной с своим приготовительным влиянием на сердца людей в чертах самых возвышеннейших. Целая история жизни Иисуса Христа не показывает нам таких высоких людей между учителями закона, какие представляются на немногих страницах истории младенчества Иисуса Христа. И одними этими страницами успокаивается возбужденная неверием и маловерием Иудеев, встречающихся в последующей истории Иисуса Христа, мысль сомнения - стоило ли труда так много заботиться о доме израилевом, когда он так худо понял свое назначение?

История младенчества Иисуса Христа преимущественно сосредоточивается в тесном кругу потомков древнего царского дома, с которым соединены были все надежды народа Иудейского, в семействе Иосифа, потомка Давидова. Нам неизлишне будет войти в более подробное рассмотрение семейственного, политического и нравственного состояния этих потомков Давидовых.

Семейство потомков Давидовых состояло во время Иисуса Христа из следующих лиц; Иосифа, Марии, жены его ¹ и сестры ее, также Марии, вероятно по своему мужу прозывавшейся Клеоповою ² с детьми ³. Кроме того оно состояло в родстве с домом одного благочестивого священника Захарии: Мария Иосифова и Елизавета, жена Захарии, были между собою родственницы ⁴.

Дом Давидов, которого мы имеем две родовые линии, идущие до Иисуса Христа - одна - через Соломона, другая - через другого сына Давидова, Нафана, представляется в сие время по внешнему состоянию в самом уничиженном виде, по внутреннему по большой части - в таком, какого мог желать от него Мессия. В заключении обеих родословных линий у евангелистов стоит Иосиф, муж Мариин, мнимый отец Иисуса Христа ⁵. Он был столько беден, что снискивал себе пропитание плотничной работой: жил в Назарете, одном не важном галилейском городке. Предание уверяет, что он уже был в преклонных летах в то время, когда был призван послужить Мессии. Сколько открывает нам лицо его священный Бытописатель - это был муж высокой добродетели. Св. Златоустый в одном том его намерении, что он хотел тайно пустить Марию, которую подозревал в преступлении, подвергавшем ее законной смерти, видит действие выше закона, предварявшее к благодати знамение высокого жития, многое любомудрие (на еван. Матф. бесед. 18). Он столько был добр, что скорее мог не доверить собственному суждению и чувствам, нежели чистоте другого; столько покорен воле Божией, что не мог отказываться ни от каких ее распоряжений; и понимая важность своего служения, не смел сам сделать и шагу произвольно (Матф. 2:22). Так как такое любомудрие приобретается только многолетними внутренними подвигами, то его характер в эти годы уже мог достигнуть полного своего образования - быть всегда равным, как низкая доля его не подавляла, так и высокий жребий его не должен был надмевать. Спокойное величие потомка знаменитых царей просиявало в лице его и в то время, когда он не думал быть чем-нибудь более плотника: теперь этому величию соответствовало его особенное назначение - быть воспитателем и хранителем Отрочати, которого давно желали видеть древние цари и патриархи. Иосиф не изменит себе. Завидный жребий его! Для него отказались бы Давиды от престолов своих. Соломоны от всех богатств своих. Иосиф, воспитанный в училище нищеты и уничижения, не ошибется в том, как обходиться ему с Тем, Кто, так сказать, пред глазами его сокрыл лучи своего божественного величия в таком уничиженном виде.

Другое лицо в истории евангельской из дома Давидова, которое притом еще более обращает на себя внимание, нежели сам Иосиф, есть Дева Мария. То, что было в старце плодом многих лет его жизни, раскрылось быстро в сердце юной девы - и еще в большем блеске - от особенных действий в ней благодати. То же смирение, та же покорность распоряжениям божественным, та же благость сердечная: - только все глубже было основано в сердце, более носило на себе характер божественного и все украшалось еще чистотою души девственной. Такова была юная дева: годы обещали еще более украсить эту избранницу Божию. Провидение всегда имеет людей, которым сообщает нарочито большую меру сил, нежели другим, и дает этим силам гораздо быстрейшее развитие для своих особенных целей. Но еще никогда сила нравственного чувства не сообщаема была душе человеческой в таком обилии и ни в ком она так быстро не представлялась раскрытой, как в юной Марии, истинно благодатной Марии. Ее и обязанность, может быть, была не та только, чтобы дать плоть Богочеловеку, но чтобы отчасти и притом еще более,- и долее - нежели Иосиф, способствовать развитию и образованию сил, которые принадлежали человеческому естеству Сына Божия и раскрывались не иначе как в постепенности, не всегда путем вышеестественным.

Как бы поэтому было желательно иметь более точные сведения о первых годах жизни пресвятой Девы!... Но жизнеописатели Иисуса Христа, занятые одним его лицем, не оставили нам ничего собственно касающегося до его матери. Собраны были некоторыми лицами, впрочем уже довольно отдаленными от времен пресв. Девы, сохранившиеся предания о некоторых обстоятельствах в первоначальной жизни, но к истине примешивались вымыслы, иногда даже нелепые, вообще разноречащие. Мы не говорим уже о некоторых сочинениях гностических, сюда относящихся: о рождении Марии, о Марии и ее бабке: мы укажем только два более чистые источника преданий о Марии, которыми, как кажется, пользовался и Св. Григорий Нисский в своем сочинении о рождестве Господа нашего Иисуса Христа. Это суть: первоевангелие Иакова, и книга о рождении Девы, выданная еретиком Селевком (манихеем) от имени апостола Матфея. Если св. Григорий не имел в виду каких-нибудь других жизнеописаний Девы Марии кроме сих; то видно, что и он пользовался ими с разбором. Черты его истории Девы Марии кратко можно представить в таком виде: отец Божией Матери был богатый человек: его супруга была бесплодна. Долго Анна просила Бога, чтобы Он благословил ее чрево; наконец молитва ее была услышана; она родила дочь и посвятила ее храму: жрецы воспитывали ее в храме. Когда исполнились годы ее воспитания, они рассуждали между собой, что с ней делать, - и решили отдать ее в виде супруги какому-нибудь престарелому мужу с тем, чтобы он был хранителем ее девства. Для сего был избран из той же фамилии Иосиф, которому она и была обручена. Эта история гораздо проще и вероятнее, чем те, которые находятся в других жизнеописаниях.

Все однако же соглашаются 1) в том, что она была плодом молитв матери и отца, не имевших у себя долго детей: в св. истории - много таких примеров, и во всех случаях такого рода распоряжения Промысла имели предметом своим что-либо особенное; 2) в том, что она получила воспитание при храме: пример также не необычайный в древности и во времена Марии (Лук. 2:37). Но здесь особенно достойно внимания замечание одного из тех сказаний, что Мария была питаема в храме ангелами: может быть, эти слова суть не что иное, как образное выражение той же мысли, какую заключает в себе другое сказание: "Мария имела ежедневные видения и обращалась каждый день с ангелами"; 3) в том, что она обрекла себя всегдашнему девству, несмотря на общее предубеждение своих соотечественников против безбрачной жизни. Эти обстоятельства дополняют нам начертание характера Приснодевы и способ его раскрытия: представляют нам в ней существо особого рода, более небесное, нежели земное - черта, которая ставит ее в истинном свете, в которой нет ничего преувеличенного.

У Марии, матери Господней, была сестра именем также Мария, вероятно по своему мужу прозывавшаяся Клеоповою (Иоан. 19:25), которая была матерью четырех известных в евангельской истории учеников И.Христа: Иакова меньшего, Иосии, Симона и Иуды, а может быть еще нескольких дочерей (Map. 6:3) ⁶. Из сих детей ее нам известнее других по частным обстоятельствам своей жизни до призвания И.Христом, Иаков, по свидетельствам христианских писателей, назорей от чрева матери своей, уважаемый самыми Иудеями за свои аскетические добродетели, которых начало, без сомнения, было положено еще в его иудействе. Он не вкушал от мяс, не намащал тела своего елеем и в банях не мылся; колена его от частого припадания к Богу в молитвах о себе и за других покрыты были наростами, - так описывает его трудническую жизнь Евсевий; Иероним присовокупляет к сему, что он соблюдал и девство. Всего более свидетельствует о духе его, впрочем уже просветленном христианством, его послание. Мы не знаем, насколько были подобны Иакову в таком подвижничестве его братья: но все заставляет думать, что они не были далеки от него. Иуда был также в числе апостолов, как и Иаков: Симон был преемником Иакова в епископстве иерусалимском.

Семейство Иосифа находилось кроме того в родственных отношениях к дому одного священника, именем Захарии. Как близко было это родство и через кого эти два дома соединялись, неизвестно: только Елизавета, супруга Захарии, была в тесной связи с Марией.

Захария был один из тех мужей, которые при всеобщем упадке религии и нравов старались вести жизнь сколько можно безукоризненную и беспорочную; он исполнял обязанности израильтянина и в особенности - своего звания не по одному только навыку, но со страхом Божиим. Такой муж тем сильнее должен был ощущать желание скорее видеть Мессию, который бы все преобразил, который бы дал людям - как сам говорил он - служить Богу преподобием и правдой все дни живота. Елизавета, супруга его, происходившая также по прямой линии от Аарона, была женщина известного благочестия. Что оба супруга были происхождения священнического - это давало им некоторый род благородства между Иудеями и, кажется, эта фамилия в своем месте пользовалась особенным уважением ⁷. Они жили в одном городке, лежавшем в нагорной части колена Иудина ⁸. Захарии, для исправления своих обязанностей, нужно было по временам отправляться в Иерусалим, но нечасто - два раза в год, - и не надолго - не более как на одну неделю. Эта чета была уже в преклонных летах - и не имела у себя детей: у народа, который благоплодный брак считал за особенное благословение Божие, - у которого длинные родословные, идущие по прямой линии от Авраама через множество поколений, были в великом уважении, - бездетство вдвойне казалось огорчительным. Долго оба супруга молились Господу, чтобы он даровал им сына: обоим казалось прискорбным, что с ними должен угаснуть свет их благородного поколения: но чем они становились старее, тем менее оставалось надежды на потомство.

Обозрев таким образом состояние двух семейств, в которых положено было первое начало событий евангельской истории, с которыми тесно соединяется история младенчества Иисуса Христа, приступаем к самым событиям.

Явление архангела Гавриила св. Захарии

В один раз, во время чреды служения во храме, Захария должен был возлагать фимиам на алтарь кадильный. С горстью фимиама он входит во святилище: народ в это время обыкновенно совершал тайные молитвы пред Господом. Все действие священника было очень непродолжительно. Но на этот раз Захария слишком замедлил. Что было тому причиной, после он сам объяснил в таком виде: лишь только совершил он курение и хотел выйти из святилища, - как явился ему по правую сторону алтаря кадильного небесный вестник и сказал ему устрашенному - кротким гласом: "ничего, не бойся, Захария! - Я пришел возвестить тебе, что услышана молитва твоя: слушай! твоя Елизавета родит тебе сына; ты должен дать ему имя: Иоанн (милость Божия, благодать Божия). Имя радостное: оно и должно быть таким: потому что не только тебе в твоей старости он будет отрадой, но его рождение будет спасительно и для весьма многих. Этот младенец будет велик пред Богом, близок к Иегове. Но по этому же самому ты должен воспитывать его особенным образом: он должен носить на себе во всю жизнь обет назорейства, быть посвящен Иегове, от юности не пить ни вина, ни сикера. Господь еще во чреве матери исполнит его особенными дарами Духа Св. и ему-то, прибавил ангел, поручено будет обратить Израиля к Богу его, которого он забыл; он-то, как вторый Илия, исполненный ревности назначен идти вперед царя божественного,- Мессии, возбудить благочестивые расположения отцов в сердцах потомков и приготовить народ к принятию Господа, который идет за ним". - Страх и радость в Захарии были слишком сильны в это время, чтобы он мог совладеть с собою: при том он уже привык считать невозможным - не только что маловероятным, - то, что возвещал ему теперь ангел, так что уже никакая надежда не имела места в сердце его... И он отвечал: "Этому трудно поверить. Где уже мне в таких летах и моей Елизавете - иметь детей?" Ангел возразил: "Я Гавриил - служитель Иеговы. По божественному повелению я пришел тебе возвестить это: следственно мои слова имеют непременно исполниться. Ты все еще недоумеваешь! - Отселе ты не будешь в состоянии произнесть ни одного слова, доколе не придет тот день, когда возвещенное тебе мною от Бога исполнится. Это за то, что ты не хотел мне поверить без знамения". С этого же мгновения у Захарии отнялся язык.

Так рассказывал после Зaxapия это событие. И следствие этого чудесного события - немота Захарии и рождение ему сына - давали словам его совершенную достоверность.

Кажется не без особенных целей было положено на Захарию такого рода наказание - молчание. Лишившись языка, Захария тем самым вразумлен был, что событие сие до времени должно быть тайной. И между тем, какие бы вредные следствия могли произойти из того, если бы хотя малейшая часть возвещенного небесным посланником стала известною всенародно! Припомним, какие следствия повлекла за собой подобная молва, распространившаяся по случаю отыскивания новорожденного Царя иудейского восточными мудрецами.

Итак, Зaxapия невольно должен был теперь хранить при себе тайну. И когда вышел потом из святилища к народу, - из его встревоженного вида, немотствования и замедления уже можно было заключить, что с ним случилось что-нибудь необычайное. Его спросили, не видение ли ему было какое? он отвечал мановением утвердительно, и только. Что это было за видение, это не было объяснено, и его онемение, конечно, казалось случаем естественным - особенно, когда видели его потом снова исправляющим свою должность до конца своей чреды, также как и прежде. Итак в Иерусалиме об этом происшествии ничего более не осталось известного, кроме того, что священник Зaxapия, как можно было гадать из его мановения, имел в храме какое-то видение, по поводу которого потерял и язык, но и это еще не у всех могло находить веру.

Между тем, когда окончилась его неделя, он возвратился в свой город. Супруге своей он мог дать знать о чудесном событии также каким-нибудь знаком ⁹. Но весьма вероятно, что и ей, не только кому-нибудь другому, он не открывал всех обстоятельств сего видения в подробности. Елизавета действительно стала беременна, - и в благодарность ли за благословение Божие, или для того, чтобы не разгласить цель, на которой положена была печать молчания в лишении языка ее мужа, - только она пять месяцев держала себя так тайно, что и близкие к ней не знали перемены, с ней происшедшей.

Сколько ни были таким образом сокрыты под завесой молчания первые обстоятельства явления великого пророка, который должен был приготовить путь чаемому Мессии: однако в самой сокровенности своей они более имели торжественности, нежели благовествование о рождении самого Мессии и Его непостижимое зачатие. Величие Спасителя там более и открывалось, где Он нисходил до глубочайшего уничижения. Иоанну, как посланнику нужна была слава, достойная Царя, которого он возвещал; ему не дано будет силы чудотворений: только эти чудесные события, ознаменовавшие первые минуты его существования, и будут свидетельствовать о его божественном посланничестве.

Благовещение Пресв. Деве Марии

В шестой месяц беременности Елизаветы посылается ангел, но уже не в Иерусалим, а в отдаленный незнатный галилейский городок - Назарет, не к священнику, почтенному саном и добродетелями пред Богом и людьми, но к неизвестной людям деве: является ей не в храме, или синагоге, или где-нибудь в святом месте, но в убогом доме, - является деве, на которую скорее могла пасть молва бесславия, нежели слава чрезвычайного избранничества. Весьма вероятно, это было в час ее молитвы; когда взор ее был устремлен к горнему, когда душа ее вся парила к престолу Отца небесного, земное отстранилось от чувств ее, темная оболочка разредилась - предстал очам духа ее радостью блистающий ангел. "Радуйся, благодатная", приветствовал небесный посланник ангелоподобную Деву; - приветствие было земное, но в устах небожителя оно точно было полно радости. - Мария, погруженная в предмет своей молитвы, казалось, не слыхала этого приветствия. "Господь с тобою" - прибавил ангел: - опять приветствие - и опять такое приветствие, которым давно уже сретали друг друга ¹⁰, но никогда слово это не могло иметь смысла полнее, как в настоящем случае. - Мария все еще недоумевает, - в явлении Ангела и в словах его было что-то необычайное. Наконец Ангел приводит ее в себя новым приветствием: "благословенна ты в женах" (блаженнейшая из всех жен). Мария смутилась от слов сих: ей уже казалось такое приветствие слишком высоким: ее смирение заставляло ее опасаться, нет ли здесь чего коварного? Добрый ли это вестник?

" Не бойся", отвечал светоносный посланник Марии, проникнувший мыслью смущение души ее, - "не бойся. Потому что зачнешь во чреве и родишь Сына - Спасителя миру. Которому должна дать имя Иисус, и этот твой Сын будет столько велик пред Господом, что будет носить имя Сына Вышнего! Это будет тот обетованный отцам, которому Бог даст престол Давида отца Его: Он воцарится над домом Иаковлевым и царство Его будет стоять веки и никогда не окончится".

В таких чертах было изображено в первый раз благодатное царство Иисуса Христа, в таких чертах представлен Он сам. Ангел имел речь с девой рода царского, Иудейского; Иисус и Его царство точно были изображены в таких чертах в ветхом завете. Дева знала это, и в настоящих обстоятельствах ей не иначе можно было возвестить о Мессии, как в чертах ей знакомых. Она должна была узнать лицо Мессии короче, яснее; это и будет после, а теперь довольно для согласия на то, что от нее требовалось, и этих слов ангела. Для чего было ей знать подробности судьбы своего сына: об этом намекнет ей после Симеон: теперь она должна была видеть только самую светлую сторону этого дела, - и притом, повторим опять, именно в таких чертах, какие ей были знакомы.

Мария поняла благовестника; быть матерью давно всеми желаемого - что может быть вожделеннее? Одно ее затрудняет: на ней лежит обет девства, изреченный ею еще во храме: "как мне родить сына, когда я не знаю мужа?"

"Ты и не познаешь мужа - отвечает бесплотный. Дух Святый найдет на тя и Сила Вышняго осенит тя. Сын Вышняго не может родиться от семени человеческого: сам Господь даст Ему плоть от кровей твоих ¹¹. Поэтому и рождаемое Свято (Пс. 6:3) и будет именоваться Сыном Божиим. - Ты еще недоумеваешь, как это может быть; не испытывай, положись на всемогущество Божие: вот родственница твоя Елизавета, которую все называли неплодною, уже шестый месяц беременна - и это стало также по особенному действию силы Божией. Я возвещаю тебе несравненно высшее чудо: но помни, что нет ничего невозможного для Бога".

"Когда так - отвечала Мария с радостью - я готова быть орудием Божиим: даже желаю, желаю сего! Γένοιτό μοι!" И Слово плоть бысть.

Остановим на минуту нить истории; дадим место благоговейному размышлению. Событие, которого сейчас поставила нас свидетелями история, есть спасения нашего главизна. Мы знаем, в какой красоте создал нас Господь: мы малым чим умалены были от ангел; с нами горния силы делили беседы и поведали тайны мира небесного; сама премудрость веселилась с сынами человеческими; - и ниспали мы от блаженства сего и лишились мы первой красоты. Мы знаем еще, что некогда паки нам отверзется рай и вкусим плодов от древа жизни; забудем скорби земные, дух теснее прежнего соединится с Господом, сама плоть одухотворится; святые восторжествуют над грехом; не будет раздвоений в душе - будет мир и блаженство. Мы знаем - это две зари: вечер и утро нашего мира: они светят нам в нашем ночном блуждании отрадным блистанием. Но чем связываются между собой этот вечер и утро? Как вечная ночь не покрыла нас навсегда безысходным мраком? Как сделается то, что сокрушенный сосуд снова наполнится благоуханий небесных? Как растленная природа совлечется своего греха и тления? Где эта животворная сила, которая всю ее проникнет, очистит, просветит? - грех потребит, смерть изгонит, отнимет все скорби, везде откроет жизнь, правду и блаженство? Она - в Слове, которое в ту минуту, как произнесла Мария свое: "буди ми по глаголу твоему" - стало плотью. Если души отшедших имеют некоторое сознание о том, что у нас совершается на земле, то я верую тому учителю церкви, который говорит в своем слове Марии: - просит тебя Адам с своим несчастным потомством, изгнанный из рая, просит Авраам, просит Давид просят все отцы твои, сидящие во тьме и сени смертной: дай согласие на предлагаемое тебе ангелом. Что медлишь? что трепещешь? отверзи, дево блаженная, сердце твое вере, уста исповеданию, утробу - Создателю. Веруй, исповедай, восприими. Воздай слово и восприими Слово. Это Слово не теперь только первый раз принимает на себя труд восстановления человечества. Это Слово, в начале бывшее у Бога т. е. пребывавшее до создания мира с Богом Отцем Своим сокровенно, потом явившее себя Богом в сотворении ( вся тем быша и без него ничтоже быть еже бысть), открывшее в себе для совершеннейших из сотворенных существ более, нежели только источник бытия, - но и жизнь ( в том живот бе: - здесь невольно припоминается - дыхание жизней, древо жизни...), - это Слово, когда человек лишился уже богодарованной жизни, хотело по крайней мере остаться для него светом ( и живот бе свет человеком), из внутреннего перейти во внешнее; оно не могло уже более быть его душею, - хотело по крайней мере озарять его светом своим по временам подобно солнцу. И свет во тьме светится; чем далее человек отходил от начала своего бытия, тем более сгущалась тьма в нем и над ним; сделалось око его темно и все тело его стало темно; но эта тьма разрежалась по временам сиянием Слова; оно просиявало - то внутренними озарениями духа, то внешними явлениями и откровениями; мало того, оно возжигало постоянный светильник в откровении письменном; это было второе слово Божие; словом, оно так разделяло между людьми свет свой, что никого не лишало его в своей мере ( бе свет истинный, просвещаяй всякаго человека, грядущаго в мир); но тьма - люди с их пороками сердца, с заблуждениями ума - его не понимала. B мире оно было, и мир им был и мир его не познал. Чтобы выразить себя яснее, чтобы проникнуть тьму глубже, чтобы стать снова жизнью для человека и оживотворить собой все человечество, - Слово стало плотью. И с Иисуса, говорит один учитель Церкви (Ориген), начало божественное и человеческое естество между собой срастворяться, чтобы через сообщение с божественным человеческое стало божественным не только в Иисусе, но и во всех тех, которые с верой воспринимают тот образ жизни, которому научил Иисус. Теперь есть надежда несомненная, что все возглавится: само Божество всей полнотой Своей низошло в сферу растленного человечества; соединилось с ним теснейшим образом; приобщилось плоти и крови нашей: теперь каждое стенание, каждое болезненное ощущение, которые терпели его братия на земле, отдается и Ему на небеси; и если Он всемогущ, то не может быть, чтобы Он не прекратил эти стенания и болезни, не сообщил нашему сердцу благ, коими Сам преисполнен. И не может быть, чтобы Он не даровал нам сего. Так человечество восстановится: земное паки совокупится с небесным; Слово как свое человеческое естество прославило воскресением, так и все человечество, готовое идти вслед за Ним; как одно тело - очистит, прославит и приведет ко Отцу, повергнет Адама всеродного к престолу Отца и тогда будет, как в начале, Бог всяческая во всех.

Вот какое место занимает в бытии человечества тот момент, когда дева сказала ангелу: буди ми по глаголу твоему. Только два для нас таких момента во всей беспредельности веков: создание человека и его воссоздание. И вся земная жизнь Иисуса Христа, Его страдания и чудеса, уничижение и слава, смерть и воскресение держались, как на первом узле, на мгновении Его воплощения, или лучше сказать - все эти 33 года Его жизни были только развитием того мгновения, когда Слово стало плотью.

Свидание Пресв. Девы с св. Елисаветою

Ангел, исполнив повеленное, удалился: Мария осталась одна. Тогда со всей живостью должна была представиться ей необычайность ее положения. И в обстоятельствах, менее поразительных, после какого-нибудь неожиданного события, первой мыслью обыкновенно бывает спросить себя: действительно ли это все было, не сон ли это, не мечта ли воображения? Конечно, и Мария делала себе неоднократно такие вопросы: но нет сомнения также и в том, что для нее не осталось незаметным действие силы Всевышнего, которая начала с сей минуты образование плоти Иисусовой.

Чувствуя всю важность события, которое совершилось над ней, помыслив, что ангел не напрасно являлся ей одной, узнав о Елизавете, как крепко она держит тайну свою, Мария и сама сочла нужным никому не объявлять случившегося. Нельзя представить себе, чтобы она не ощущала желания сообщить о том мужу своему Иосифу, но тайна Божия связывала язык. Смирение тем более располагало к молчанию. Ей только пришло на мысль, что по крайней мере не без цели указал небесный вестник на Елизавету: может быть, чем-нибудь эта опытная жена может помочь ей в настоящем ее положении. Между тем свидание с ней может раскрыть ей в большей подробности то, что собственно с ней случилось, и на что ангел только кратко указал Марии. В сих мыслях Мария оставляет Назарет и идет с поспешностью в город, где жила ее родственница, который находился от нее расстоянием часов на двадцать на пять. Заметим здесь примечание одного учителя церкви: не Мария спешила к Елизавете, но Иисус, находившийся во чреве Марии, спешил освятить своего Предтечу Иоанна, также еще находившегося во чреве Елизаветы (Ориген).

В доме Захарии Марии совсем не ожидали, Елизавета не могла и подумать, чтобы кто, особенно из такого далекого места, как Назарет, мог слышать что-нибудь о ее беременности. Тем менее с своей стороны Мария могла ожидать, чтобы известно было благовестие ангела кому другому, кроме ее самой: но лишь только Мария вступила в жилище Елизаветы с обыкновенным приветствием, вдруг Елизавета ощутила во чреве своем необычайное движение младенца. Она встретила Марию не как бедную девицу, которую любила по родственной связи, но истинно как матерь Господа. Она постигла прежде слов ее все, что с ней случилось и приветствовала Марию радостным громким голосом: благословенна ты в женах (повторяя необычайное приветствие ангела) и благословен плод чрева твоего. Какой чести я удостоилась! сама матерь Господа пришла ко мне. И чтобы объяснить, откуда узнала она тайну, кроме самой матери девы никому неизвестную, прибавила: - мне сказало об этом радостное играние младенца моего во чреве моем! О блаженна ты, что приняла с верой слова ангела... (как будто хотела потом сказать, какое следствие неверия в подобных обстоятельствах оказалось на ее муже: но чтобы не смешать радостного с прискорбным, - сказала только - сбудется непременно, что сказал тебе Господь. Так выразились первые порывы священного восторга престарелой жены! Благодатная Мария дала свободное течение словам ее, - и потом с спокойным величием Матери Господа и с глубоким смирением рабы Господней, как бы пред лицем самого Бога, отвечала, что вся слава принадлежит Господу. Он призрел на рабу свою и ее будут ублажать все племена. Но это дело милости Его в боящихся Его и верности обещаниям, которые Он дал им. Ради их Он хочет теперь явить силу мышцы своей, вознести смиренных, низложить гордых. Вот первая беседа двух богоизбранных жен! Священный Повествователь предложил нам свидетельство тех чувств, которых постоянно исполнена была душа Святой Девы. Ей так было приятно в доме Елизаветы, что она, кажется только для уклонения от глаз людей любопытных, которыми вскоре должен был исполниться дом Захариин по случаю рождения ему сына, решилась оставить Елизавету, проведши у нее три месяца. Это посещение, как можно догадываться, особенно судя по первой беседе Марии и Елизаветы, должно было сильно подкрепить внутреннее состояние Пресвятой Девы. Тогда ей немаловажное предстояло искушение со стороны нареченного ее мужа. Она видела Елизавету - прежде неплодную - уже так близкой к разрешению от бремени, слышала от нее, какие божественные предречения были о ее Сыне; узнала, какое назначение и обязанности имеющего родиться Иоанна по отношению к Мессии, сыну ее, также еще неродившемуся: как все это должно было успокаивать Марию в той мысли, что дело, к исполнению которого призвана она, все далее в своих отдаленных подробностях состоит под непосредственным распоряжением Божиим, что ей остается только в молчании ожидать разрешения своего затруднительного положения от руки Промысла.

Возвращение Пр. Девы из дома Захарии

В самом деле, по возвращении Марии из дома Захарии, признаки чревоношения ее с каждым днем начинали более и более оказываться. Если перед кем можно было считать неуместным молчание об истинной причине оного, то конечно перед Иосифом, и если чей глаз скорее мог приметить эту перемену состояния Марии, то конечно глаз человека, которому была она обручена. С другой стороны, осторожность, с которой хранили свою тайну Захария в Елизавета, - тайну несравненно меньшей важности, была для Марии примером, которому следовать она считала тем большей обязанностью, что Иосиф был отстранен от участия в этой тайне самим благовестником, поскольку ангел совершенно умолчал об нем. Но молчание вот какой подвергает опасности; Иосиф, не зная настоящего положения дела, может судебным порядком обвинять Марию в неверности своему нареченному мужу; деву обрученную в таком случае положено было по закону подвергать такому же строгому наказанию, как и женщину замужнюю. Если бы и не это: если она и не думала, что Иосиф поступит с ней по всем правам своим: можно было опасаться, что однако же он даст ей формальное разводное письмо, - а это и в том случае, когда бы в этом письме он изъяснил прямо причины, побудившие его к разводу, и в том случае, когда бы о них умолчал, подвергало деву, имеющую все признаки беременности, позору; поскольку делалось при свидетелях и также торжественно, как совершались браки. И пусть бы еще этот позор падал на одну ее: - что скажут потом о Сыне, Которого она носит в недрах своих? Может ли быть что затруднительнее такого положения Марии? Но уверенная, что Вышний не оставит дела своего неоконченным и не даст его разрушить, она предала всю себя Его воле и распоряжениям.

Приближалось время, когда она должна была вступить в дом Иосифа, как действительная его супруга: но Иосиф, тревожимый сомнениями, думал теперь разводом отдалить от себя Марию. Доброта его сердца и отчасти знакомый нрав девы, ее благочестие и целомудренность расположили его поступить в сем случае сколько можно легче, однако принять в свой дом ее - для него было слишком тяжело. Итак он решился только дать ей разводное письмо не упоминая причин, по которым с ней разводится, как делали это другие.

В этих обстоятельствах, которые хотя не расстраивали плана божественного, однако грозили помрачить невинность чистейшей из дев, угрожали бесславием рождению самого Мессии, Промысл Божий, всегда блюдущий добродетель, не мог оставаться в бездействии. Посылается Иосифу сновидение, которое должно ему раскрыть со всем убеждением истины понятие о беременности Марии. Ему открывается мысль, которой он никогда не имел в уме своем, - открывается через ангела, с такой ясностью и силой, что в нем не остается никакого сомнения о достоверности им виденного. Притом еще указывался этим сновидением один признак, которым можно было поверить его истину по крайней мере в последствии: сказано было, что Мария носит в утробе своей сына; этого не мог сказать с достоверностью простой сон. Но еще ранее сего Иосифу не было воспрещено удостовериться от самой Марии, что виденное им во сне было не игра его воображения. Он сообщает свое сновидение Марии и объявляет повеление ангела; теперь уже она не имела причин молчать перед Иосифом: она охотно сложила с себя эту тяжкую для сердца ее обязанность. И старец вместе с юной девой с благоговением произнесли святое имя будущего Мессии - Иисус, которое им было открыто - каждому порознь, - вместе пролили обильные слезы умиления при мысли о неисповедимых судьбах Божиих, над ними и через них содевающихся; припоминали себе оба затруднительное положение, в котором находились, и с радостью благодарили Бога за счастливое разрешение их недоумений и отклонение несправедливых подозрений; после сего Мария совсем уже перешла в дом Иосифа.

Рождение св. Иоанна Предтечи

В то время, как в Назарете была таким образом снята печать молчания с тайны Марииной; разрешились и узы молчания, связывавшие уста Захарии. Елизавета разрешилась, как предсказывал ангел, сыном; по сему случаю собралось к ней множество родственников и знакомых; все дивились необычайному событию, соображали его со временем видения, бывшего Захарии, видели тесное отношение между тем и другим обстоятельствами; но ничего определенного не знали. Зaxapия все еще молчал: Елизавета и не могла и конечно не намерена была открывать ничего - без воли своего мужа. Прошло семь дней; в осьмой надлежало совершить над младенцем обрезание и дать ему имя: в этот день обыкновенно бывал у Иудеев семейный праздник, на который собиралось по крайней мере человек десять, самых близких к родителям младенца. И так собрались в дом Захарии ближайшие родственники для священнодействия и празднества: когда пришло время наименовать сына, спросили об этом мать (так как отец был нем): она отвечала, чтобы его назвали Иоанном. Это наименование показалось странным, потому что не было у Захарии и Елисаветы в родстве никакого Иоанна: предложили назвать младенца лучше по имени отца, но Елизавета не отступалась от своего слова. Поэтому хотели каким-нибудь знаком узнать от отца, как бы он желал назвать своего сына. Иоанн будет имя ему - написал Зaxapия на дщице - и с этой минуты отверзлись уста его: и первые слова его были - славословие Богу. Все изумились такому стечению обстоятельств при рождении Иоанна. Всякий гадал вперед, что-то будет у них этот сын: родился на старости лет; во все время беременности матери его - отец был без языка: по какому-то непонятному побуждению мать и отец дали ему имя, совсем в роде их неизвестное; и лишь только отец написал это имя, как получил язык. Чудо! Так все могли толковать об этом событии, но истинной причины и цели всех сих событий никто не знал.

Зaxapия впоследствии сложил особую песнь на рождение Иоанна ¹² в которой благословляет Бога, открывающего царство Мессии (Лук. 1:68-75), и потом пророчески изображает назначение своего сына, как указал ему ангел и как объясняло собственное вдохновение (76-79). В историческом отношении она имеет ту особенную важность, что раскрывает нам взор лучшего из священников того времени на лицо Мессии и его царство. Мессия, по буквальному значению этой песни, есть такое лицо, посредством которого Бог, вследствие древних своих обетований, ныне хочет, избавить народ свой от врагов его угнетающих. Царство Мессии будет состоять в том, что народ Иудейский, освободившись от порабощения, будет безбоязненно в святости правды служить своему Богу и озарится новым светом богопознания. В отношении к сему царству Иоанн имеет такое значение: он будет предуготовлять народ к откровению сего царства, возвещая ему, что условие спасения, ожидаемого от Мессии, заключается в оставлении грехов.

Итак вот какие были сделаны Промыслом приготовления к явлению Мессии: о нем знали только четыре человека: два в Назарете, и два - в Юте. Гораздо более было молвы об Иоанне; о нем говорили и в Иерусалиме и во всей нагорной Иудее (Лука 1:65); но и эта молва была неопределенная.

Народная перепись во времена Августа

Первый слух о Мессии в народе должен был, по намерениям Промысла, распространиться тогда, когда Он уже родится, и распространиться из города, который принадлежал Ему по праву Его происхождения от дома Давидова. Этот план Промысла и был выполнен тогда, как в Иудее производилась перепись, по повелению Августа.

Так как в соглашение обстоятельств времени, означенных св. Лукой, с историей Иудейского народа немало встречается затруднений: то мы намерены войти о сем предмете несколько в подробнейшее рассмотрение, которое тем более может быть для нас важным, что может пролить новый свет на некоторые евангельские события. 1. Что это за перепись, бывшая по словам евангелиста, по всей земле? - 2. Каким образом она могла совершаться в Иудее по повелению Августа, когда в Иудее был свой царь - Ирод? - 3. Каким образом мог производить при Ироде перепись Квириний в качестве правителя Сирии, когда в сию должность он вступил уже после того, как окончит свое царствование не только Ирод, но и сын его Архелай? - 4. Почему об этой переписи молчит Иосиф Флавий?

1. Перепись, бывшая в конце царствования Ирода - состояла ли она в одном исчислении и означении лиц, или соединялась с разложением податей, как обыкновенные римские цензы, - не была по всей земле, разумея под сим всех подданных римской империи и зависящие от нее народы. Светоний хотя и указывает в царствование Августа три переписи в римской империи, однако они простирались только на граждан римских. Счислялся только Populus Rоmanus. При том и по времени, как доказывается несомненными памятниками, ни одна из этих переписей не подходит к той, которая была около времени рождения И.Христа. Нельзя думать и того, чтобы историки не заметили такого поголовного счисления всех подданных римской империи в собственных и зависящих от нее областях, какое мы видим в Иудее. Итак остается положить, что перепись эта была только в Иудее; это не противоречит словам Евангелиста: по всей земли, πάσαν τήν οίκουμένην. Οίκουμένη употреблялось в несобственном значении и когда означало римскую империю: оно могло иметь и еще частнейшее знаменование, напр. у самого Луки (Деян. 11:28) и у Иосифа Флавия (8:13, 5) означало только Иудею. Πάσαν - мог написать Евангелист для означения того, что все области Иудейские подлежали сей переписи, даже и Галилея, в которой жил Иосиф; и это нужно было Евангелисту заметить, поскольку после Иудейские владения разделены были на несколько независимых одна от другой частей.

2. То, что Иудея имела своего царя, не препятствовало римскому императору учредить перепись в Иудее. Римляне, несмотря на то, что сами воцарили в Иудее Ирода, держали Иудеев в совершенной зависимости от своей власти. Ирод не мог самовластно распоряжаться своим престолом касательно его наследства, но должен был представить свое избрание утверждению императора. Ирод по крайней мере незадолго до своей смерти платил дань императору: это видно из того, что когда области, доставшиеся в удел сыну его Архелаю, при общем возмущении удержались в законной подчиненности; то, замечает Иосиф Флавий, были облегчены императором четвертой частью подати. Кому эта подать шла? - очевидно, не Архелаю. В другом месте сам Иосиф начало рабства (δουλείας) народа иудейского Римлянам относит ко времени вступления в Иудею (правителя) Помпея, призванного враждой двух братьев (Dе bеll. iud. Lib. V. с. IX). Анпиан (Dе bеll. civil. I. V. p. 1135) говорит, что Ирод платил дань еще Антонию, который был другом Ироду. Из соображения всех сих обстоятельств открывается, что нет никакой невозможности в том, чтобы при конце царствования Иродова была в его государстве, по повелению римского императора, перепись, хотя бы даже она соединена была с действительным обложением данью, тем более простое поголовное исчисление всех подданных Иудейских, за которым, по воле императора, могло следовать и совершенное поголовное обложение данью.

3. Αϋτη ή άπογραφή πράτη έγένετο ήγεμονεύοντος τής Συρίας Κυρηνίου. Эти слова испытали множество толкований. Укажем только вероятнейшие: а) принимают πρώτη вместо προτέρα (см. Иоанн. 1:15) и поставляют от него в зависимости последующие родительные падежи: ήγεμονεύοντος Κυρηνίου, так что смысл сих слов будет такой: эта перепись была прежде той, которая была произведена правителем Сирии Квиринием. Полная речь по такому толкованию должна быть в таком виде: αϋτη ή άπογραφή πρώτη τής τού ήγεμονεύοντος τής Συρίας Κυρηνίου. Но член τής мог быть и опущен (см. подобное у самого Лук. 13:1, их же кровь смеси Пилат с жертвами их: ών τό αίμα Πιλάτος έμιζε μετά τών ϑυσιών άύτών, - сказать полнее μετά τού τών ϑυσιών... См. также Деян. 7:16). Это изъяснение в подкрепление себе имеет то, что другое народосчисление, бывшее в Иудее лет четырнадцать спустя после этого, точно производилось Квиринием, когда он был правителем Сирии, как известно это из Иосифа Флавия; и на него Лука также указывает (Деян. 5:37). б) Другие толкуют эти слова так: это первая перепись Квириния, бывшего потом правителем Сирии, полагая, что здесь Лука заметил это обстоятельство для отличения этой переписи от другой, произведенной тем же Квиринием, о котором упоминает в Деян. 5:37. Но этому толкованию противополагается 1) то, что в таком случае перед ήγεμονεύοντος должен стоять член τού; 2) то, что ничем не подтверждается то предположение, чтобы оба народосчисления производил Квириний.

4. Чтобы дать ответ на тот вопрос, почему Иосиф Флавий не упоминает об этой переписи, мы кратко представим историю последних годов царствования Ирода.

В последние годы правления Ирода было у него неудовольствие с аравийским царем Оводою, который, взяв у Ирода некоторую сумму денег, не возвращал их ему в назначенный срок, несмотря на требование Ирода. Кроме того, в одно время сделали из Аравии вторжение во владения Ирода несколько разбойнических шаек и увели с собой несколько человек из его подданных; Ирод требовал удовлетворения; но разбойники были приняты под защиту царем аравийским и его министром Силлием. Ирод отнесся по этому делу к чиновникам императора, находившимся в Сирии. Здесь положено было и Ироду и Оводе возвратить захваченных тем и другим, а последнему кроме того и деньги - в течение 30 дней: срок прошел; Аравитяне условия не исполнили; министр Силлий отправился с жалобой на Ирода в Рим. А Ирод - с согласия чиновников империи - вступил в Аравию и разбил войска своего неприятеля. Силлий, извещенный об этом, быв удостоен аудиенции от императора, доносит ему о вторжении Ирода в Аравию и об истреблении им 2500 Аравитян вместе с вождем их. Август спрашивал у друзей Ирода, находившихся в Риме, справедливо ли то, что Ирод делал нападение на Аравию. И удостоверившись в справедливости донесения Силлия, не разыскивая далее дела, отправил к Ироду очень жестокое письмо. Сущность его состояла в том, что "доселе он (Август) обходился с Иродом, как с своим другом; но отселе будет обходиться с ним, как с своим подданным". Ирод отправил в Рим послов для оправдания: но их не приняли; других - также. В это время Овода умер; его министром, который был главной пружиной неудовольствия, были также недовольны. Новый царь аравийский Арета, вступивши на престол без испрошения согласия императора римского, отправил было против Силлия в Рим посольство; но оно не было принято. Среди таких обстоятельств, говорит Иосиф, царства иудейское и аравийское день от дня приходили в худшее состояние; из двух царей этих царств один не был в точном смысле царь; другой - Ирод, раздражив императора тем, что защищался, должен был терпеть всякие несправедливости. Для прекращения этих бедствий Ирод послал в Рим Николая Дамасского, который действительно успел объяснить все дело императору, обличить Силлия и оправдать Ирода. Август с ним примирился. После сего возникло неудовольствие в самом семействе Ирода. Старший сын его Антипатр вошел в очень тесные сношения с братом Ирода, дядей своим, Феророй и женой его. Сестра Иродова, Саломия, зная об этом союзе и опасаясь от него чего-нибудь худого для брата, донесла обо всем, что касалось до сего предмета, Ироду. Ирод и сам имел кое-какие об этом сведения и подозревал; но о том, что передала ему Саломия, ему было неизвестно. Рассказав это, Иосиф продолжает: между тем существовало общество из Иудеев, которые выдавали себя за строгих ревнителей закона, за людей богоугодных и которым были преданы женщины. Они называются фарисеями: это - люди, которые весьма сильны в сопротивлении царям, осторожны и готовы к открытому противоборству и оскорблениям. Эти люди, когда весь народ иудейский присягал в верности императору и царю, в числе 6000 человек отреклись дать клятву. И когда царь наложил на них пеню, жена Фероры сама внесла ее за них, в благодарность за это благодеяние (так как их считали знающими будущее по вдохновению божественному) предсказывали они ей, что Ирод и его потомство скоро будут лишены царства по определению Божию и что царство перейдет в руки Фероры и детей их. Это узнала Саломия, узнал и царь. Вместе с этим узнал и то, что пристали к их стороне и некоторые из придворных. Вследствие сего он умертвил главных виновников из фарисеев, евнуха Багоя и всех из своего дома, которые находились в согласии с фарисеями. А Багоя, прибавляет Иосиф, уважали они (фарисеи), потому что он, как говорили они, будет именоваться отцем и благодетелем царя, который восстанет по повелению их. Ибо у этого царя будет все в руках; он даст евнуху способность к браку и чадорождению (Antiquit: XVII, 2).

Из соображения этих обстоятельств последних годов царствования Ирода открывается, что присяга, о которой говорит Иосиф, есть то же что перепись, о которой говорит Лука; потому что ежели допустить рождение И.Христа за 12 или за 15 месяцев, или же за 2 года до смерти Ирода, то эта присяга придется в то же время, в какое была перепись.

Многие обстоятельства этой присяги согласны с евангельской историей о рождении Иисуса Христа.

Лука говорит: изыде повеление от Кесаря Августа переписать всю вселенную. Сущность присяги, по словам Иосифа Флавия, состояла в обещании верности императору и царю. Присяга означает подданство; подданство не могло быть ничем так изображено, как переписью. Лука говорит: и идяху вси написатися; удивительно, как с этим соглашается Иосиф, когда говорит, что весь народ иудейский, исключая 6000 фарисеев, дал эту клятву.

С переписью и с присягой связывается одинаковое происшествие - возмущение. При вопросе волхвов, где царь Иудейский рождается? весь Иерусалим пришел в движение. Иосифово сказание как будто составляет комментарий на эти слова евангелиста Матфея.

Возмущение иерусалимское в том и другом повествовании открылось по поводу разнесшегося слуха о новом царе. Первосвященники и книжники Матфея, которых спрашивал Ирод о месте рождения Мессии, конечно, суть те фарисеи, которых разумеет в сказании о бунте Иосиф Флавий. Новый царь, о котором пророчествуют фарисеи у Флавия, очевидно, есть Мессия: ибо о нем говорится, что у него в руках все будет, к нему прилагаются слова Исаии пророка (56:1-5).

У Иосифа фарисеи пророчествуют, что Бог положит конец владычеству Иродову. У ев. Матфея священники и жрецы также из пророков извлекают предсказание о месте рождения Мессии. У ев. Луки, кроме того, пророчествуют Симеон и Анна.

Ирод, по сказанию ев. Матфея, увидев, что обманут волхвами, послал истребить всех младенцев вифлеемских. Иосиф также упоминает о большем кровопролитии. И хотя нам из св. книг неизвестно, чтобы Ирод производил еще где-либо жестокости по поводу разнесшейся молвы о рождении Мессии, однако вероятно, что человек такой подозрительный как Ирод, после того как обманут был волхвами, подозревал в том же книжников и фарисеев, которых спрашивал о Мессии и потому также излил на них свою ярость.

Так как я почитаю Иосифа горячим Иудеем, то самый образ его повествования о возмущении фарисеев служит мне доказательством, что он говорит о делах, происшедших в Иерусалиме по поводу рождения Иисуса Христа. Не удивительно ли, что Иосиф насмехается над фарисеями, которые хвалились даром пророчества, тогда как сам - фарисей и сам подлежит тому же упреку, поскольку неоднократно прилагает пророчество о Мессии к лицу императора Bеcпасиана? Насмешка над фарисеями совсем была бы неуместна в таком описании, которое представляет сцену жестокости и толиких их бедствий. И за что? За то ли, что они отказались от присяги кесарю? нет. Они откупились бы от этого деньгами, если бы не причинены были Иродом некоторые другие оскорбления. Какие же? - Предсказание и ожидание, что царство Ирода должно перейти, сообразно определению Божию, в другую фамилию из Иродовой. Это-то самое действительно и было во время рождения Иисуса Христа. Кратко сказать, нельзя представить себе, чтобы тот, кто Ирода везде называет жестоким, с жестокостью Ирода стал издеваться над фарисеями, если не предположить, что он в сем случае имеет в виду осмеять вместе веру в Мессию, которого не хотел признавать за Мессию.

Скажут, что предсказания, упоминаемые Иосифом, относятся не к Иисусу, а к жене Фероры и ее детям. - Не отрицаю, что она, равно как и другие, имели участие в том, что говорили тогда фарисеи. Но, чтобы она сама, или Ферора, или кто-нибудь из их потомства было то лицо, о котором здесь речь, - нельзя поверить, потому что это противоречит всему прочему сказанию Иосифа. Ежели бы жена Фероры в этом деле более всех обращала на себя внимание, - как по-видимому утверждает Иосиф, - то быть не может, чтобы она спаслась от жестокости Иродовой, от которой пали приближеннейшие прежде люди к Ироду. Скажут: их сохранила всеобщая к ним любовь народа; но каким расположением пользовался Антипатр? И зачем бы этому Антипатру, столько жаждавшему престола, отправляться в Рим, оставив дела в таком положении? - Отправляясь в Рим, не оставлял ли он Фероре и жене его обязанность умертвить отца своего ядом и таким образом подвергал себя опасности лишиться наследства престола? - Да и не противоречит ли сам себе Иосиф Флавий, когда сказавши, что фарисеи в благодарность жене Фероры за ее благодеяние, им оказанное, предсказывали ей, что Бог определил передать престол Иродов Фероре, ее мужу и их детям, - в конце повествования говорит о царе, который, по их пророчеству, должен восстать, как об одном определенном царе? Как жена Фероры, Ферора и дети их могли быть этими царями? - Ежели нельзя всей истории об этой присяге и возмущении изъяснить по истории евангельской: все однако же сродство их очевидно, и первая много служит нам к объяснению некоторых событий, относящихся к последней: напр. быстрого распространения молвы о рождении Иоанна: необычайности движения в Иерусалиме по поводу первых слухов о Мессии; жестокости Ирода; необходимости бегства Иисусова из Иудеи; преданий о смерти Захарии, - об удалении с сыном в пустыню Елизаветы.

Рождение Иисуса Христа

Поелику Мария жила в Назарете и в Назарете ей было и откровение от ангела, то можно было думать, что здесь и родится ее Сын, благовествованный ангелом. Но Тот, Кто распоряжался всеми обстоятельствами рождения этого Сына, имел причины несколько изменить такое течение их. Мессия, как сын Давидов, должен был и родиться в городе Давидовом: нужно было, чтобы Его происхождение от Давида было представлено для всех в непосредственной ясности и достоверности, тем более, что униженное потомство Давида принуждено было оставить наследственный город свой и жить в презренной в глазах гордых Иерусалимлян, части царства Иудейского, Галилее. Кроме того было всем известно древнее, еще до пленения вавилонского данное, предсказание, что Вифлеем должен быть отечеством славного Вождя Израилева, его же исходи из начала - от дней века (Мих. 5:2). Правда, Вифлеем был тогда уже и не город, но деревня: но тем не менее взоры народа туда обращались, когда искали себе Мессии (См. Мф. 2:5-6; Иоанн. 7:42).

Промыслу не нужно было однако же употреблять никаких сверхъестественных мер для того, чтобы с одной стороны привести родителей Иисуса в Вифлеем, с другой - раскрыть перед всеми, что они происходят от дома Давидова. То и другое само собой должно было исполниться при народной переписи, которую в конце царствования Ирода предписано было произвести римским правительством в Иудее. Так как это было выражением неблаговоления Августа к царю иудейскому, а Ирод очень дорожил благосклонностью римского императора, то объявленная перепись должна была производиться с особенной поспешностью, хотя и не малое затруднение к сему заключалось в том, что сообразно законам Иудейским каждый должен записываться не в том городе, где он живет, но в том, откуда происходил его род. Посему и Иосиф, не смотря на то, что домашние обстоятельства располагали его несколько времени промедлить в Назарете, отправился немедленно вместе с Марией в Вифлеем.

Иосиф и Мария прибыли в Вифлеем: но здесь так было тесно от множества съехавшихся для записания (Вифлеем прежде знаменитый и многолюдный много должен был дать из себя фамилий), что пришельцам назаретским, бедным, хотя и знатным по роду, но незнатным по настоящему своему положению, не оставалось и места в гостином доме, которое было бы поудобнее для Марии в последние дни ее беременности: они расположились в одной пещере ¹³, находившейся близ селения вероятно в той самой горе, на которой оно было расположено, - в этой пещере в другое время становились стада, для которых вифлеемские окрестности издревле были весьма удобны (1Цар. 17:15).

Здесь-то благоволил Господь родиться! Предание рассказывает, что свет исполнил всю пещеру, когда родился Иисус, что облак светоносный окружал ее и ослеплял своим блеском входивших в пещеру. Но Христу поклонится избранный и без этого света; а младенцу нужна еще сокровенность. Мария сама приняла младенца, сама спеленала Его и положила, где было поудобнее положить, в ясли. Предоставляем каждому разгадывать, что думали, что ощущали в себе земные свидетели божественного рождения. Можно думать, что в их душевном состоянии более было недоумения, нежели торжественной радости. Сын Вышнего - в таком уничиженном виде! Тот, Кому пророчески радовался еще во утробе матери своей Иоанн, должен лежать в простом хлеве, в яслях. Когда родился Иоанн, предназначенный провозвестник Его, все родственники собираются к матери его и радуются вместе с ней, - а Мария одна с своим младенцем: Мессия - освободитель народа от врагов - а производимая теперь перепись обещает только то, что чуждое владычество еще более укрепится в тяготении над народом Божиим: кого бы не заняли такие представления при настоящем зрелище и какого бы восторга не охладили в тех, которые еще мало были знакомы с судьбой этого нового пришельца мира.

Поклонение пастырей

Итак очень естественно ожидать, что Промысл не оставит вскоре подкрепить недоумевающих в тех высоких обетованиях, которые были даны относительно младенца Иисуса. И в самом деле, к этому были избраны несколько пастухов, в некотором отдалении от Вифлеема стерегших свои стада в ту ночь, когда родился Иисус. Промысл с осторожностью избирал лица, которых делал участниками великой тайны: бедные пастухи в простоте сердца могли принять благовестие небесного посланника и отнюдь не соблазниться пещерой и яслями, в которых лежал будущий Искупитель, - для того, чтобы воздать хвалу Богу; но вместе, как не имеющие никакой важности внешней, не могли далеко распространить молву о рождении обетованного.

В то время, как младенец, уже повитый пеленами, лежит в яслях: приходят в пещеру эти пастухи (может быть хозяева пещеры) и, осмотревшись с удивлением, оглядев Иисуса, Марию, и особенно обратив внимание на ясли, начинают с благоговейной радостью рассказывать изумленным Иосифу и Марии, по какому побуждению они пришли сюда в такое время (ночью), и что хотят они видеть, как ангел, облеченный светом, возвестил им о рождении в эту ночь Христа Господа и, конечно в намерении препроводить их к нему самому, - указал им место, где он родился и признаки, по которым можно было узнать его; как вслед за сим благовестием они были свидетелями еще чудеснейшего события: слышали песнь ангелов, воспевавших хвалы Богу. И изумление пастырей и радость небожителей стали изумлением и радостью святой матери младенца и престарелого Иосифа. Пастыри оставили их; но на Марию эти слова сделали такое глубокое впечатление, что она отселе еще с большей внимательностью начала замечать все обстоятельства, касающиеся ее Сына и рассуждать о них тайно.

В самом деле, как согласовались оба эти явления ангелов, которых удостоены пастухи, с предшествующим служением ангелов тайне рождения Иисуса: не являлись ли они Захарии, Марии, Иосифу? Итак, нечего сомневаться, что и пастырям были такие явления, сколько ни величественнее были некоторые обстоятельства этих явлений в сравнении с предыдущими! Да, величественнее! как величественна эта песнь: слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение. Она обнимает и небо, и землю, и человеков: она связывает с событием пещеры вифлеемской все что есть на небе светлейшего, на земле - вожделеннейшего, для людей благодатнейшего; славу Божью, мир или полное блаженство, благоволение Божие. Здесь очевидно открывалось подтверждение всего, что доселе было сказано о Мессии: но как будет приведено это в исполнение? Этот вопрос всех ближе должен был касаться сердца Марии, и Мария слишком мало знала, как он разрешится. Это было для нее новым побуждением входить в размышление о великом деле божественного Промысла. Она не видела в своих обстоятельствах и обстоятельствах Иосифа ничего, что могло бы пролить хотя некоторый свет на тот великий день, когда царство Мессии должно открыться: но это не уничтожало ее уверенности в том, что оно некогда должно открыться; она повторяла себе изречения ангела, благовествовавшего ей рождение Сына Всевышнего, повторяла те чудесные события, которые уже случились, и с упованием взирала на будущее. Когда Мария бросала взор на настоящее положение царства Иудейского, ей могло приходить на мысль: "сколько еще великих переворотов должно произойти, прежде нежели настанет царство Сына ее? Могла ли она с благочестивым размышлением не обращаться и к тем древним пророчествам и обетованиям, которые так часто читаются и объясняются в синагогах, особенно к тем местам пророков, которые содержали в себе прямое указание или близкое сходство с тем, что совершилось над нею. Как много должно было представиться пищи для ее размышления, когда напр. теперь или после пришли ей на мысль слова пророка Исайи: се дева во чреве приимет и родит Сына и нарекут имя Ему Еммануил. Сколько было предметов для размышления в других пророческих местах, на которые указывали слова ангелов Иосифу, ей и пастырям! - Мариам же соблюдаше вся глаголы сия, слагающе в сердцы своем.

Обрезание Господне

В осьмой день надлежало совершить над младенцем обрезание и дать ему имя ¹⁴. Оно уже было преднаречено ангелом - и тогда не было необыкновенным у Иудеев; только необыкновенно было то, что этот младенец во всей родословной своей (от начала мира) не имел никого, кто бы носил на себе такое имя; и оно было самым знаменательным по отношению к будущим действиям и судьбе этого младенца; оно выражало все, что Иудеи, все, что весь прочий мир мог ожидать от Него; - это было то имя, перед которым должно было преклониться всяко колено небесных и земных и преисподних. И оно возложено было старцем и юной девой на Того, Кому принадлежало. Где это совершено, - в той же ли пещере, или в другом месте (Мф. 2:9-11), - нам не известно. Только пещера вифлеемская сделалась в последствии предметом благоговейного почитания христиан. Уже во времена Оригена сами язычники говорили: "вот пещера, где родился Иисус, которого почитают и обожают христиане" (Contr. Cеls. Lib. 1). Во времена Константина Великого там была уже построена церковь. Иероним с запада удалялся сюда для своих ученых трудов и для упражнения в подвигах благочестия. "Где возьму слов, писал он отсюда к одной своей знакомой в Риме, где возьму красноречия, чтобы описать тебе пещеру Спасителя и те ясли, в которых плакал он - младенец? Нет! Лучше буду чтить это место молчанием, нежели словом немощным. Здесь нет пышных портиков, нет раззолоченных потолков. Вифлеем... вот в этой расселине земли родился Создатель неба. Здесь Он повит пеленами; здесь видели Его пастухи; здесь Он указан был звездою; здесь Ему поклонялись волхвы. И я думаю, это место святее скалы Тарпейской, которая не даром так часто терпела удары молнии, - видно, не угодна она Богу. Я знаю, есть там святая церковь, есть трофеи апостолов и мучеников; имя Христово исповедуется истинно, вера проповедана апостолами, язычество попрано и имя христианское с каждым днем возвышается. Честолюбие, преобладание, великолепие городское, эти случаи - всегда быть видимым и видеть других, принимать посещения от других и самому посещать, хвалить и порицать, либо слушать, либо говорить, видеть перед собой всегда такую толпу народа - все это далеко чуждо от обетов и покоя монашеского... А в христовом селении совершается все по-деревенски. Кроме пения псалмов тишина ничем не нарушается. Зато куда ни обернешься, везде только их и слышишь: там земледелец, держась за рукоять своего плуга, поет: аллилуия; здесь усталый жнец подкрепляет себя псалмами; а там виноградарь, обрезывающий кривым ножем своим ветви винограда, поет что-нибудь из Давида. Вот на нашей области какие поются песни!" ¹⁵

Сретение Господа

Так как Вифлеем отстоял не более как на два часа пути от Иерусалима; то Иосиф и Мария, по истечении определенного для очищения родильницы времени, без всякого затруднения отправились в храм Иерусалимский для того, чтобы лично там исполнить обряды очищения и вместе представить Богу, как тогда говорили, - сына Марии. Ибо закон требовал: освяти Богу всякаго первенца перворожденнаго (Исх. 13:1-2), и первородные должны были искупать себя от личного служения Богу при храме небольшой суммой денег (Числ. 18:15-16). Итак, внести эту сумму при представлении своего сына, а при том совершить жертву очищения и было единственной целью их путешествия. Жертва же очищения состояла или в однолетней овце, или, в случае убожества приносящего, в паре горлиц, или молодых голубей. Иосиф и Мария не могли принести первой жертвы.

Во дворе храма было определенное место, где родильницы, пришедшие для очищения, были окропляемы от жреца водой очищения. Никто, даже сам жрец, не мог знать, чтобы на руках Марии было какое-нибудь необычайное дитя; каждый, кто видел Марию с младенцем, стоящую подле Иосифа, мог считать его сыном Иосифовым из Назарета. Иосиф и Мария предоставляли самому Богу раскрыть в свое время истинное достоинство и назначение младенца, которого принесли с собой. Слух о видении пастырей - Иерусалима не достигал. Потому Иосиф и Мария совсем не ожидали, чтобы в Иерусалиме кто-нибудь узнал в их Младенце Царя Израильского.

Но едва вступили они во двор храма, как выходит к ним навстречу - с радостным нетерпением, - как давно ожидавший их - один почтенный старец: это был Симеон, муж по своему кроткому благочестию и духу истинно израильтянин, находившийся в уважении у своих сограждан, но который, как кажется, не был ни главою, ни даже низшим каким-либо членом великого Синедриона ¹⁶. Симеон жил в такие времена, когда желание каждого благочестивого израильтянина, "чтобы скорее пришел утеха Израиля, божественный Царь и принес с собою благоденствие народу", возвышалось до нетерпеливости. И эта нетерпеливость часто выражалась у Симеона в молитвах. Он был удостаиваем божественных вдохновений. И между тем как среди упадка нравов и волнений он подкреплял себя сладкими надеждами, какие внушались древними пророчествами, и достигши уже глубокой старости ничего еще не видел, что бы показывало близость дней Мессии, исключая разве приближение к концу седмин Данииловых: - для возвышения его святых желаний, в награду его пламенных молитв, - Бог дает ему откровение, что он не узрит смерти, пока не увидит Христа Господня. Он часто ходил во храм, но на этот раз имел особенное влечение идти туда. Итак он видит - входят Иосиф и Мария во двор: божественное мановение вдруг указывает ему на них и влагает в ум его мысль: этот младенец - Тот самый Царь, Мессия, Которого ты ожидаешь. Поэтому старец берет Его на руки свои; Мария в изумлении уступает вдохновенному, может быть, известному ей старцу; тот держит Его несколько времени на руках своих: потом весь преданный радости давно желаемого зрелища, то поднимает взоры к небу, то, опуская их на младенца, произносит торжественным образом: теперь-то, Господи, умрет раб твой спокойно: потому что своими очами увидел Спасителя, Которого ты даровал всему миру. Я видел свет языков, видел славу Израиля - и довольно уже жил.

Но Мария должна была узнать при настоящем случае и еще нечто новое относительно судьбы своего сына: нечто очень важное и доселе еще глубокой тьмой покрытое, что только в последствии - самыми событиями могло объясниться. Старец Симеон благословил Иосифа и Марию, т. е. назвал их блаженными за то, что они удостоились такой почести в служении Мессии. Но потом, обратившись в особенности к Марии, передав ей младенца, сказал ей: "этот младенец будет виною погибели и спасения многих из среды народа израильского: не всякий поймет Его достоинство в таком Его виде; не всякий откроет свое сердце для слова Его; Он будет камнем соблазна, предметом противоречий и на Нем как на пробном камне окажется, кто что имел в своем сердце по отношению к Богу и к Мессии. Даже тебе самой, Мария, пройдет оружие в сердце твое". Уже это слово - было оружие! Острый взор старца, в последний раз на земле озарившийся таким светом, проник острее железа в душу Марии.

В тоже время подходит к младенцу находившаяся в храме одна престарелая вдова, обладавшая даром пророчества, именем Анна, знаменитая своим благочестием; подходит и, постигнув духом, Кого видит перед собой, приносит благодарение Господу за исполнение древних обетований в слух Иосифа и Марии; Анна имела в городе несколько знакомых лиц, которые подобно ей чаяли утехи Израилевой: им с радостью она потом рассказывала, что уже родился желанный Мессия, и что она сама Его видела в храме. Без сомнения, каждому этого сказывать было нельзя. Сам Бог не без разбора сообщал людям эту тайну в сие время: потому что повсеместное и неосторожное распространение молвы о рождении Мессии должно было повлечь еще слишком рано для матери и для младенца гонение против них. Люди, которые доселе знали тайну рождения Мессии, были или лица вовсе неизвестные (пастухи) или совершенно известные, люди благоговейные. В устах первых это известие не слишком большую могло получить важность: последние умели действовать с осторожностью и только тогда сообщали драгоценную весть, когда знали, что не будет она никаким образом обращена во зло.

Между тем то уже отчасти служило в пользу Мессии, что между благочестивыми Израильтянами там и здесь было повторяемо и рассказываемо о необычайном младенце, Которого видели в храме и о Котором пророчествовали Симеон и Анна - люди столько известные в Иерусалиме.

Исполнив требования закона, Иосиф и Мария не имели нужды оставаться долее в Иерусалиме: но куда же им пойти? В Вифлеем ли, или в Назарет? Вифлеем стал для них теперь гораздо важнее, нежели Назарет; в нем родился Иисус, это город Мессии: он должен явиться из Вифлеема, по крайней мере во мнении Иудеев. Итак они снова расположились в Вифлееме ¹⁷, но уже не в пещере.

Всякий поймет, какую важность имели чудесные иерусалимские события для Иосифа и Марии. Нет сомнения в том, что они также, как и прочие Иудеи, представляли себе открытие царства Мессии не без больших переворотов: однако предполагали вместе, что все эти перевороты наконец разрешатся в пользу целого народа Иудейского; по их представлению, могло быть хуже от этого только язычникам. Но Симеон подорвал такое представление: по его словам этот Мессия также будет виной погибели для многих во Израили, как и виной благоденствия. Напрасно льстит себя весь народ быть участником благ, которые принес с собой Мессия; - нет, что касается до прав на эти блага, то они будут даваться не без отношения к помышлениям сердечным т. е. расположениям сердца, нравам, добродетели. Иудеи надеются одни быть в царстве Мессии: тем хуже для них; они обманываются. Царство Мессии будет столько же светом для язычников, сколько славой для Израиля. Очевидно, что такое понятие о царстве Мессии гораздо полнее обнимало историю его развития; оно много прибавляло нового к тем понятиям о царстве Мессии, которые представляются в песни Захарии, в благовестии ангела Деве Марии; оно много представляло для внимательной Марии новых вопросов, новых предметов для размышления. Но в особенности ее должны были занять слова старца, собственно к ней обращенные: тебе же самой душу пройдет оружие. Мария доселе знала о себе только то, что она блаженнейшая из жен, что ее будут ублажать все поколения: теперь она узнала горькую истину, которая, казалось, противоречила всем прежним ее представлениям о себе и своей участи. Конечно немало изыскивала она способов к разрешению этой загадки: но если бы и раскрыть ей весь план явления царства Мессии, - в нем она нашла бы столько чрезвычайного, что никак бы от того взор ее на себя не объяснился: надлежало предоставить времени это объяснение. Между тем для Марии весьма было полезно, даже необходимо было знать, что каким бы то ни было образом, только душа ее много должна потерпеть жестоких огорчений за своего сына. Так после и Спаситель, когда приготовлялся к страданиям, то считал необходимым предуведомить о том своих учеников: глаголю вам: прежде даже не будет, да, егда будет, веру имете, яко Аз есмь (Иоан. 13:19; 14:29), хотя ученики также не понимали еще слов своего учителя.

Поклонение волхвов

Эта необходимость предуведомить Иосифа и Марию о судьбе их Сына и отчасти - их собственной в настоящем случае тем очевиднее, что вскоре после прибытия их в Вифлеем должна была открыться в этом городе кровавая сцена подозрительности Иродовой, которой причина скрывалась в дошедшем до него известии, что в Иудее родился Мессия, и определенном указании места рождения Мессии, сделанном членами синедриона.

В то время, как Иосиф и Мария, возвратившись из Иерусалима, оставались еще в Вифлееме, прибыли в столицу Иудейскую из восточных стран так называемые маги ¹⁸, которые в особенности занимались наукой о звездах; люди, которых редко видали в Иерусалиме, исключая разве тот случай, когда они путешествовали для поклонения Богу иудейскому, Который чтим был тогда между иноземными народами. Не без причины можно полагать, что древние пророчества Иудеев им были отчасти известны. Кроме того, что эти пророчества имели много общего с распространившимися тогда всюду ожиданиями великого всемирного Монарха ¹⁹, восточные ученые, кажется, знали нечто из пророчества Даниила, жившего долго в их стране, которым очень ясно определялось время явления Мессии и которое могло сделать их тем способнейшими к ближайшему вразумлению божественному. Одно прибытие их в Иерусалим обратило внимание всех; но еще более - их прямой, ничем неприкрытый вопрос: где родился Мессия, царь Иудейский? Мы, говорили они, нарочито для того и пришли сюда, чтобы поклониться этому Царю, Которому небо вручает владычество над всем миром. А каким образом они это узнали, - волхвы объяснили явлением им звезды в их стране. Для нас теперь не совсем вразумительно такое объяснение; однако для волхвов это явление звезды столько было определительно, что они по нему одному пошли в Иерусалим. Был ли этот новорожденный царь из господствовавшей тогда в Иудее династии, или нет, - на это, кажется, волхвы не обращали внимания. Они предполагали только, что когда уж чужестранцам необычайное явление возвестило рождение этого Царя, то конечно о Нем более знает каждый, особенно в столице иудейской, и что высшие чины этого государства давно уже праздновали торжественно день Его рождения. Но этого ничего они не нашли здесь. К большому своему удивлению они увидели, что в столице иудейской еще ничего не знали о Нем (сведения о Мессии, распространенные Анной, касались немногих, а из этих немногих могли волхвы и не встретить ни одного).

Житель Иерусалима с одной стороны находил очень странным, что о важном событии, которое случилось в его отечестве, ему приносят известие чужестранцы: казалось бы этому событию и надлежало быть возвещену в первый раз в столице государства и каким-нибудь собственным пророком. Но что всего более затрудняло его - это была мысль, - какое неблагоприятное влияние на спокойствие общественное будет иметь это известие при таком подозрительном государе, каков был Ирод.

В самом деле, при дворе произошло сильное волнение. Молва о Мессии разнеслась не из какого-нибудь маленького местечка, но от почтенных чужестранцев, ученых мужей: о Царе, Которого народ иудейский ожидал, не мог не слыхать и Ирод. Верил ли он, или не верил древним предсказаниям, до сего предмета относящимся, однако не мог их совсем отвергать: они уже так глубоко укоренились в религии Иудеев и даже в понятиях о благе их отечества, что нельзя было быть и Иудеем, не имея сих ожиданий. Чтобы лишить Ирода покоя довольно было и того одного, что народ столько уже времени питается этой надеждой, и потому слишком расположен к принятию всего, что только может обещать исполнение этой надежды. Когда народ будет думать (справедливо или несправедливо - дело не в том), что имеет у себя Мессию - это уже одно заставляло страшиться Ирода важных и для его дома неприятных переворотов. Да он же так взошел на престол иудейский, так управляет им более 30 лет, что не может положиться на расположение к себе своих поданных, даже какой-нибудь части их: он никогда не считал своего престола и жизни безопасными даже со стороны своих детей. Наконец ему известно было сильное желание свободы в его подданных и фанатическая ревность некоторых партий, которые при одном имени: Мессия, не только что при действительном Его явлении, готовы к открытому возмущению.

По таким представлениям подозрительный тиран, каков был Ирод, скоро решил, как ему поступить в настоящем случае, чтобы не потерять интересов своего дома: ежели где найдется такой младенец, который звездой, или пророчеством, или чем бы ни было назначается в цари иудейские - немедленно истребить его. Религии Ироду довольно и в такой мере усвоить, чтобы он мог только поверить сказанию восточных мудрецов и предсказаниям священных книг, а отнюдь не столько, чтобы он считал обязанностью соображаться с волей и мановением неба; это доказывается историей настоящего его образа действования.

Ирод собирает целый Синедрион ²⁰: это верховное судилище довольно испытало и прежде его жестокой тирании, а теперь старость Ирода и неприятности в его фамилии сделали его еще подозрительнее. В настоящее собрание он предлагает ему и особенно богословам и толкователям вопрос: в каком месте должен родиться тот великий Царь, Которого ожидает народ? Нетрудно было догадаться, что побуждает государя к такому вопросу, и для какой цели он предлагает его. Рождение Мессии было для него важно потому, что могло быть вредно для его дома.

Синедрион, сколько ни важным казалось известие, принесенное чужестранцами, само по себе без отношения к Ироду, не хотел однако же входить в дальнее о нем рассуждение, а счел приличнейшим в ответ царю на его вопрос указать на одно древнее божественное изречение, содержавшее в себе пророчество, которое показывало, что Мессия должен родиться в Вифлееме.

Ирод поверил; он имел уже один признак, чтобы отыскать новорожденного царя. Ему нужно бы еще узнать время рождения: это у кого спросить? Всего лучше у самих волхвов, которые утверждали, что они потому и пришли в Иудею спрашивать о месте рождения Мессии, что по явлению звезды узнали время Его рождения. Итак нужно узнать, когда явилась им эта звезда. После этого уже не трудно будет узнать в таком небольшом местечке, каков Вифлеем, кто этот Мессия: стоит узнать, кто в такую-то ночь родился там из детей мужеского пола.

Но чтобы таким точным исследованием времени явления звезды не возбудить в народе какого-нибудь подозрения и не подать случая к укрытию младенца, Ирод повелевает явиться перед собой иностранным мудрецам, которые еще не знали, куда им обратиться, чтобы видеть новорожденного, - для тайного собеседования; выспрашивает еще раз о побудительных причинах их путешествия и старается выведать, когда они видели небесное явление. Язык, каким он говорил с ними об этом предмете, не мог подать пришельцам никакого подозрения. Ирод был образец в лицемерии. Казалось, его сильно беспокоило то, что доселе еще не было оказано такому важному лицу, каков Мессия, никакой почести от его соотечественников. "Есть, конечно, примеры, говорил он им, что люди, которых Божество избирало для исполнения своих важнейших целей, являлись в мир без всякого шума и молвы, но только впоследствии раскрывали себя во всей своей славе: однако тем не менее на нас лежит долг, как скоро мы открыли хотя малый след явления таких людей, их отыскивать и принимать с надлежащим изъявлением почестей. Теперь, если вы удостоены были божественного откровения относительно рождения такого важного лица, каков Мессия, то конечно будете счастливы и в дальнейших изысканиях Его. Место Его рождения я вам могу указать: там найдете вы Младенца; именно в одной деревне, отстоящей от Иерусалима на два часа пути, в Вифлееме. Туда можете вы отправиться и там спросить о Младенце. Но когда вы найдете Его, продолжал лукавый Ирод, то немедленно меня известите о том. Я почту моей обязанностью и сам потом отправиться в это место и отдать честь, какую должно, Лицу, под таким великим предзнаменованием явившемуся в свет".

Получив такое известие, волхвы отправились в путь к Вифлеему. Еще не имели они никакого другого признака, что они там найдут своего младенца, кроме указания царя, которое однако же опиралось на божественном изречении: но только что вышли за город (это было или в полночь или под утро), как явился им опять тот небесный свет, который они видели уже раз на востоке: они узнали звезду свою и звезда стала теперь их руководителем; она шла перед ними до Вифлеема: вошла с ними в Вифлеем; остановилась: верху идеже бе отроча.

С радостью, которая исключала всякое сомнение, и с благоговением, которое соразмерно было ожиданиям, побудившим их к такому путешествию, вступили странники в дом и нашли здесь матерь и младенца. Что других могло здесь привести в сомнение - убожество, то едва было ими замечено: так сильно, так живо было впечатление, какое произвело на них вторичное явление небесного указателя. Не расспрашивая ни о чем, не разведывая, - туда ли они пришли, куда им было нужно, - вдруг в присутствии матери они преклоняются перед лежащим перед ними Младенцем (это честь, какую воздают на востоке подданные своим государям), в котором видят божественного Царя и в чувстве благодарности за то, что удостоены найти такое вожделенное зрелище, вынимают из своих сокровищ подарки от драгоценнейших произведений земли своей: подносят ему фимиам и смирну с золотом - дары, с какими обыкновенно на востоке являются перед царей своих, и без которых даже посредственного состояния подданный не может предстать престолу своего государя. Велико расстояние между этим поздравлением, сопровождаемым такими значительными подарками, и тем уничиженным состоянием, в каком они нашли младенца и матерь: но эти чужестранцы пришли не за тем, чтобы посмотреть пышности придворной, иначе они остались бы у Ирода; они хотели видеть благословенное дитя, будущего великого Царя. И уверенность, что они нашли Его в этом городке, в этом доме, превозмогла всякую мелкую мысль. Они могли понять, что Провидение, открывшее им таким чрезвычайным образом Его рождение, могло иметь свои причины на то, почему избрало для Его рождения такой малый незначительный городок. Притом, это дело не неслыханное: дитя знатного происхождения, даже царские дети скрываются иногда долго в неизвестности, а потом - в известном возрасте выступают на сцену.

Поклонившись Иисусу, они намерены были предпринять обратный путь в Иерусалим, чтобы известить царя о сделанном ими открытии. Но необычайное сновидение побудило их переменить это намерение; им было сказано, чтобы они не возвращались к Ироду. Вследствие этого повеления они избрали другой путь для возвращения в отечество. Намерение и причины такого божественного распоряжения может быть они разгадали по соображении всех обстоятельств своего пребывания в Иерусалиме и в особенности некоторых черт характера Иродова.

Бегство в Египет и избиение вифлеемских младенцев

В тоже время Иосиф получил повеление бежать с матерью и Младенцем из своего отечества в соседственную страну - Египет. Теперь открывается, как было благовременно для них предуведомление Симеона, что Младенец этот будет предметом пререканий. Иосиф из беседы волхвов или от самого ангела мог узнать, какая им угрожает опасность оставаться долее в Иудее. И привыкши повиноваться всем распоряжениям Божиим, хотя не понимал их причины и цели, особенно сделавшись внимательным к чудесным судьбам Младенца, Которого был хранителем, - он уже не мог затрудняться никакими неудобствами в исполнении повеления, возвещенного ему ангелом. Но, надобно заметить, непреодолимых трудностей при сем по-видимому и не представлялось: Египет был от Иудеи не далек, от Вифлеема до ближайших границ его было около 40 часов пути. В Египте жило много Иудеев, и эта страна часто была в древности убежищем для Иудеев, даже для царственных лиц. Дары волхвов доставили им нужные деньги для путешествия. Наконец упование на Бога, на самого Младенца, Которого жизнь спасали и Который, как могли они уже из многих событий видеть, так дорог в очах Божиих, - довершило победу над всеми другими страхами и опасениями. И Иосиф немедленно в ночь, как говорит евангелист Матфей, вероятно ту самую, в которую было сновидение, отправился в Египет с матерью и младенцем.

Что же в Иерусалиме? там все было в движении - от царя до последнего подданного: нетерпеливее всех был царь: он с часу на час ждал известия от волхвов об успехе их путешествия. Вместе с тем и другие более или менее были заняты такими ожиданиями: кто со страхом - за Ирода; кто с радостью и спокойным упованием на Промысл, который, думали, не оставит скрываться в неизвестности давно всеми желанного: кто - с любопытством - видеть конец такого всеобщего движения. Но ничьи ожидания не исполнились. Царь, раздраженный сим еще более против того, кого и прежде считал соперником своим или, по крайней мере, соперником своего дома в правах на престол, дал повеление истребить всех младенцев мужеского пола, начиная с двухлетних, в Вифлееме и его окрестностях: это повеление было исполнено так быстро, что родители не успели скрыть детей своих от губительства тирана. Тем, которые слышали прежде об Иисусе от несомненных свидетелей, которые видели его самого, - теперь трудно было даже решить, жив или нет этот Иисус? - потому что отправление Иосифа из Вифлеема было весьма поспешно и совершенно внезапно.

Позднейшее предание наполняет все время бегства Иисуса в Египет и пребывания Его там - чудесами. Евсевий и Афанасий говорят, что вступление Иисуса в Египет ознаменовалось падением здесь идолов и видят в этом исполнение слов Исаии пророка (19:1). Созомен рассказывает, будто в Гермополе одно дерево, которое стояло при самых вратах города и по своей величине было язычниками чествуемо, преклонилось перед Иисусом до земли, когда он входил в город, и с того времени этого дерева сучья, кора, ветви давали исцеление от всяких болезней до времен Юлиана, который приказал его срубить (Lib. 5. с. 21) ²¹. Евангелие младенчества Иисуса Христа повествует 1), что в первом городе Египетском, в который Иосиф с Младенцем и матерью вступили, все жители почувствовали некоторое потрясение и пришли вопросить своего жреца, какая бы тому была причина: что идол отвечал им: "прибыл сюда неведомый Бог, Который есть истинный Бог" и сам пал; что сын этого жреца, одержимый духами, получил от них освобождение ненамеренным прикосновением к голове своей одной из пелен Иисусовых, духи вышли из него в виде вранов и змей; 2) будто опасаясь дурных следствий со стороны жителей этого города, за то, что были причиной падения их идола, святые путники нечаянно попали на шайку разбойников, которые однако же сами были испуганы шумом, сопровождавшим Иосифа с Иисусом; 3) в другом городе Мария исцелила бесноватую женщину; 4) еще в другом городе чародеями лишенная языка невеста получает язык от частого и крепкого прижимания к себе младенца; 5) в новом городе освобождается одна женщина от злого духа, вошедшего в нее в виде змея - через одно приближение к ней Младенца; а от благовонной воды, которой потом эта женщина омыла Его, получила исцеление одна девица прокаженная, которая с святым семейством и отправилась; 6) подобное - в другом городе - получает сын начальника этого города; 7) в другом городе разрешаются одному недавно женившемуся мужчине причины, препятствовавшие ему пользоваться правами супружества; 8) в другом городе возвращен трем сестрам их брат, который по зависти некоторых людей посредством чародейства обращен был в мула; младенца только посадили на него и он стал человеком и потом вступил в супружество с той девицей, которая сопровождала своего целителя; 9) в пустыне встречаются с двумя разбойниками, из коих один столько оказал уважения к Иисусу, что давал значительную сумму денег другому - только бы он не грабил Иосифа с семейством, - за что Мария просила ему от Господа прощения грехов, а Иисус сказал, что оба эти разбойника будут висеть по сторонам креста Его на своих крестах; 10) один город идольский превратился в бугры песка; 11) при сикоморе (дикой смоковнице) Иисус произвел источник, в котором Мария мыла Его рубашку, а от помой стал родиться в этой стране бальзам. В заключение история путешествия Иисусова замечает, что "Иосиф с матерью и Младенцем пришли в Мемфис; видели здесь фараона; были всего в Египте три года; Иисус здесь много сотворил чудес, которые однако не записаны ни в Евангелии младенчества, ни в Евангелии совершенном".

Но все, что здесь ни рассказывается, не имеет достоверности - отчасти потому, что представляется несообразным с тогдашним состоянием Иисуса; отчасти потому, что содержит в себе много нелепого. Ежели Иисус не хотел тогда скрывать своей чудодейственной силы, то для чего ему было и бежать в Египет? Той же силой Он мог бы защитить себя и в Иудее. Как там разрушил Он город идольский: так мог бы Он и здесь поступить с своими врагами.

Итак все время путешествия Иисуса в Египет и пребывание его там остается для нас совершенно неизвестным: даже мы не можем с точностью определить того, долго ли Он пробыл там.

Возвращение И.Христа из Египта и жизнь в Назарете

Знаем только то, что как скоро услышал Иосиф, что Ирод гонитель Иисуса - умер, то, оставив Египет, пошел в свое отечество. Он намеревался утвердиться жительством в Иудее, и именно, как кажется, в Вифлееме. Но уведомившись, что Иудея досталась после Ирода в руки сына его Архелая - государя, которого он имел причины страшиться более, нежели других сыновей Ирода - Антипы или Филиппа, правивших в других областях иудейского царства, сообразно внушению божественному удалился в Назарет галилейский, где прежде жил с Марией.

Таким образом младенец Иисус был отдален надолго от Иерусалима; о Нем не могли теперь знать ничего более даже и те, которые слышали о Его рождении столько необычайного. Иисус не прежде должен был явиться публично Мессией, как когда достигнул совершенного мужеского возраста: раннее знакомство с Ним могло бы подать только более поводов к мелочным сомнениям, нежели доставить пользы. На жителях Назарета ясно можно видеть, как много возбуждало их против Иисуса то, что они столько знали Его - знали как младенца, знали как отрока, знали как юношу, знали как сына плотникова, знали как брата и родственника обыкновенных людей. Можно думать, что этот предрассудок распространился бы еще далее, когда бы те, которые в Иерусалиме радовались рождению Его, как рождению Мессии, видели Его теперь каждодневно, знали Его в отроческие и юношеские лета - и (исключая предрасположений духа) через столько времени не примечали в Нем ничего соответствующего их ожиданиям. Могли ли они сделаться способнее признать в Нем Его божественное достоинство - на тридцатом году Его жизни - когда столько лет не примечали в Нем следов оного? Нет. Ищущий всегда чудес и знамений Иудей в Иерусалиме при столь продолжительном знакомстве с Иисусом столько же мало, как и житель Назарета, мог сохранить те великие надежды, которые с Ним соединяли, когда Симеон и Анна о Нем говорили и искали Его чужестранные мудрецы.

Наконец достоверная история младенчества Иисуса заключается замечанием евангелиста: Иисус же преспеваше премудростию и возрастом и благодатию у Бога и человек. В силах Его духа более и более проявлялось то, чем Ему надлежало быть по своему назначению: обитавшая в Нем полнота Божества соразмерно немощи и скудости сосуда человечества не вдруг вся в Нем раскрывалась. Все, что божественного видели во время общественного Его служения в Его жизни, учении и делах, находилось уже в Нем и тогда, как Он был в возрасте младенческом, детском, юношеском: но по неспособности сил Его к проявлению полноты Божества оставалось более или менее сокрытым. Но чем более укреплялись силы его души и тела, чем более приближался Он к совершеннейшему возрасту человека, тем яснее открывал в Себе Божество. Так солнце и в утро и в полдень и в вечер - всегда равно себе и в блеске и теплоте. Но иначе оно светит и греет нашу землю утром, иначе - в полдень и иначе - вечером. Постепенность раскрытия сил Его в особенности открывалась в Его разуме и познаниях, и все Его слова, действия и движения отличались некоторым божественным достоинством и красотой; почему это дитя, этот юноша и привлекал к себе любовь всех. Иисус же преспеваше премудростию и возрастом у Бога и человек.

Мы сказали: этим заключается достоверная история младенчества Иисуса Христа; но вымыслы позднейшие и предания следуют гораздо далее, наполняют все время жизни Иисуса Христа от вселения в Назарете до путешествия в Иерусалим на 12 году его жизни - чудесами. Епифаний в одном месте как будто соглашается допустить что-нибудь подобное - для того, чтобы никакой еретик не мог сказать, что на Иисуса сошел при крещении Христос. Но Златоустый довольно прямо объявляет себя против этих преданий. От достоверной истории младенчества Иисуса Христа надлежит также отличать позднейшего изобретения догадочные идеи развития сил в Иисусе Христе, которые впрочем не ограничиваются Его младенчеством, но обнимают весь период Его жизни до вступления в общественное служение.

Рассмотрение вопроса о времени рождения И.Христа

Раскрывая историю младенчества Иисуса Христа, мы ничего не сказали о времени Его рождения. Как должно думать о счислении, принимаемом ныне? Год рождения Иисуса Христа можно определить 1) хронологическими указаниями евангелистов, относящимися к самому событию рождения Иисуса Христа; 2) можно определить и по времени крещения Иисуса Христа и наконец 3) по времени кончины Его. 1) В истории рождества Иисуса Христа у евангелистов представляются следующие хронологические указания: а) Иисус Христос родился при Ироде, б) незадолго до его смерти, - что можно видеть из того, что после путешествия Иисуса Христа в Египет Ирод скоро умер, в) может служить указанием времени то, что Ирод повелел умертвить младенцев от двух лет и меньше, значит - предполагал что младенец Мессия был не более двух лет. 2) В истории крещения Иисуса Христа хронологическими указаниями могут служить: а) самое вступление Иоанна в служение, которое, по словам евангелиста Луки, было в 15-й год царствования Тиверия, - это 787 г. от создания Рима; б) означение лет, каких крестился Иисус: и той бе яко лет тридесять, начиная, замечает Лука (3:23); в) сказание у Иоанна о времени посольства к Иоанну Крестителю с вопросом о том, почему он крестит (1:25). Это посольство было в то время, когда после крещения Спаситель удалился в пустыню, и недолго спустя по вступлении Иоанна в свое служение. Если же сказано, что Иоанн вступил в служение в 15-й год Тиверия, и если это посольство было недолго спустя после вступления его в служение, то отсюда и можно определить время рождения Иисуса Христа. 3) Можно находить признаки хронологические в истории страдания и смерти Иисуса Христа. К определению этого времени находят ключ в седминах Данииловых. Начало седмин упадает на 20-й год царствования Артаксеркса - 455-й до Р. Хр. или считая по римскому счислению на 299-й год от создания Рима. Смерть Иисуса Христа по правильному изъяснению седмин полагают в половине 70-й седмины, начало служения в половине 69-й. Определяя таким образом год вступления Иисуса Христа в общественное служение, мы найдем, что оно было в 483 от начала седмин и след. от создания Рима в 782 г., а полагая, что Спаситель крестился в начале 30-го года своей жизни, получим год Его рождения 753-й от создания Рима. Вот несколько систем счисления, по которым можно дойти до определения года рождения Иисуса Христа. Последний путь, очевидно, не для всякого удовлетворителен, потому что не историю должно поверять пророчеством, а пророчество историей. Следовательно, для нас более достоверности могут иметь первые два счисления, тем более, что они сходятся между собой.

В первом счислении дело зависит от определения года смерти Ирода. Он ясно указан в истории Иосифа Флавия; но это должно будет отнести нас на несколько лет от принятого счисления; Флавий, как сам он говорит, писал историю Ирода, руководствуясь записками Николая Дамасского, сотрудника и современника Иродова, и следуя им утверждает, что Ирод объявлен царем иудейским в 714 г., но вступил в действительное владение спустя 3 года, в 717 г. После того Ирод царствовал 34 г., а всего 37 лет. Итак полагая, что Иосиф следует счислению Иудейскому, т. е. начинает, год с месяца Низана, мы найдем, что Ирод скончался в 750 году, после месяца Низана. Это подтверждается бывшим незадолго до смерти Ирода перед пасхой затмением солнца, о котором упоминает Флавий и которое по вычислению новейших астрономов долженствовало быть в 750 году. С этим счислением времени соглашаются и другие хронологические замечания о правлении сынов Ирода. Иосиф Флавий говорит, что Архелай правил Иудеей 9 лет, потом был сослан, как говорит Дион, в 759 году от создания Рима. Если Архелай правил 9 лет, то Ирод умер в 750 году. Филипп, по сказанию того же Иосифа Флавия, умер на 37 г. своего правления на 20 г. Тиверия, а это есть 786 год, следует опять тоже, что Ирод умер в 750 году, притом это должно было быть весной. Если же Ирод скончался в 750 году, то значит, Спаситель родился в 749 г., если не ранее, но ранее нет нужды предполагать, потому что события младенчества Иисуса Христа могли совершиться и в это время. Если же Спаситель родился около 750 года, то когда Ев. Лука замечает, что Иоанн вступил в свое служение в 15 год Тиверия, а это будет 781-й от создания Рима, то отчисляя отсюда 30 лет, мы получим число близкое к 750.

Время рождения Иисуса Христа определяется указаниями ближайших отцев церкви. Но их счисление приходится на 751-й год, или близко к сему, и само по себе видно, основывается не на исторических документах, но на герменевтических началах. Ириней, писатель II века, полагал рождение Иисуса Христа в 751 году. Тертуллиан старается доказать тоже. Восточные говорят иначе: Климент Александрийский полагает в 752 году. Евсевий старается подтвердит это, а Епифаний соглашается с ними. И эти два счисления, по-видимому несогласные, в сущности своей - одно. Вся разность происходит от того, что те и другие писатели не с одного и того же месяца и числа начинают счисление. Ириней и Тертуллиан начинают с 25 Декабря, а Евсевий и Епифаний с Генваря, даже некоторые с Мая. И это указание Отцев Церкви на 751-й год может быть зависело от соображения слов Ев. Луки, который полагает вступление Иоанна в служение на 15 году Тиверия. Впрочем надобно заметить, что слова Луки о времени крещения Иисуса Христа неопределенны: бе яко лет тридесять, начиная, говорит он. К чему относить начиная, к году ли жизни Иисуса Христа или к Его служению? Кажется начиная нельзя относить к 30-му году жизни Иисуса Христа. Так не говорится ни на каком языке. Вероятно догадка некоторых, что здесь опущено нечто т. е. начиная учение, или служение. Теперь обратимся опять к истории.

Сознание о Своем высоком Божественном достоинстве и всемирном значении своего служения Иисус Христос начал раскрывать не вдруг при самом вступлении в служение, но постепенно, еще с лет юности. В этом уверяет нас происшествие в храме Иерусалимском, когда Он, будучи 12-ти лет, выразил, как Он понимал свое назначение; и когда думали подчинить его семейственным отношениям, Он сказал, что Ему нужно быть там, где Отец Его, в дому Его. Напрасны и бесплодны все усилия объяснить внутреннее образование души Его. Кто может проникнуть во глубину души Иисуса, когда так мудрено объяснить внутренние движения людей обыкновенных, сколько-нибудь глубокие? Догадка, что Иисус Христос получил образование в современных Ему Иудейских школах, противна Писанию и Божеству Иисуса Христа - богохульна. Стоит только сличить те пункты Его учения, в которых думают видеть сходство с существовавшим в тогдашних школах учением, и мы видим, как они различны, как слабы теория и практика Фарисеев, Саддукеев, Ессеев в сравнении с учением Евангельским. Учение Фарисеев с своими практическими мелочными постановлениями, убаюкивающими дух бесплодными умозрениями, совершенно противно духу учения Христова. Притом же мы видим, что те из Фарисеев, которые приходили к Нему слушать Его учение, приходили не как к одному из среды себя, слушали Его учение, как новое и сознавали столь высоким, что прямо выражали свою неспособность понимать его, след. их учение не было Его учение. Что касается до учения Саддукеев, которое произошло из стремления очистить закон от обременявших его фарисейских преданий, то хотя в этом отрицательном отношении оно и кажется сходным, но это сходство только наружное. Мы знаем, что у Саддукеев учение нравственное было совершенно отделено, оторвано от учения о Божестве и природе человека; тогда как в учении Иисуса Христа учение религиозное и нравственное находятся в необходимой связи и в совершенном согласии с природой человека, удовлетворяя ее необходимым потребностям. Несомненно также, что Саддукеи прерывали саму историю откровения, принимали только пятокнижие Моисеево, напротив, по учению Иисуса Христа все ветхозаветное учение есть одно целое приготовительное учение. Ничего не имеет общего с учением Спасителя и учение Саддукеев о бескорыстном исполнении закона, потому что Иисус Христос не уничтожает мысли о возмездии; оно необходимо по закону нашей природы, написанному в совести. Нравственное направление у Ессеев подавало некоторым повод от них производить нравственное учение Иисуса Христа. Наперед заметим, что Ессеи, кроме нравственной природы, свое учение заимствовали из закона Моисеева, посему сходство между ним и учением Иисуса Христа должно быть необходимо, ибо и Иисус Христос не разрушал нравственного закона и предписывал самое сообразное с природой человека. А в другом случае все согласное между тем и другим учением при внимательном рассмотрении найдем различным. Напр. клятва у Ессеев совершенно воспрещалась, но Иисус Христос не восставал против клятвы, когда ее требовала крайняя необходимость. Тоже должно сказать и относительно учения о рабстве... Находят сходство в том, что как Иисус Христос, так и Ессеи врачевали. Но Иосиф Флавий замечает, что Ессеи врачевали травами, камнями и учились этому искусству по книгам. А Иисус Христос врачевал Божественной силой, средством коей было одно слово, или прикосновение руки. А тот дух гордый и самодовольный, который господствовал в Ессеях, совсем противоположен основному началу учения Иисуса Христа. Таким образом, сличая учение Иисуса Христа с учением, раскрывавшимся в современных школах, мы увидим совершенное различие между ними. И если мы видим в Евангелии название Иисуса Христа - Равви, которое дают Ему даже враги, то это не в том смысле, будто бы Он вышел со степенью учителя из какой-нибудь школы, но этим именем Его называли как главу известного общества. Напротив мы знаем, что Ему ставили в упрек неученость, и с удивлением говорили: не сей ли есть тектонов сын? како сей книги весть не учився (Мат. 13:55; Иоан. 7:15)? Вообще все речи Его удивляли необыкновенностью предметов, которые совершенно различались от предметов школьного учения. Словом, учение Иисуса Христа есть откровение Его в Самом Себе и через Себя, и как Его чудодейственной силы нельзя производить из другого источника, кроме Его Божественности, так и Его учение есть самостоятельное раскрытие Божества в Его уме и слове. Но вступлению Иисуса Христа в общественное служение предшествовало вступление в свое служение Иоанна Крестителя.

Иоанн Предтеча, его образ жизни и нравственный характер

Прошло уже около четырех столетий со времени последних пророков после пленения Вавилонского, как в Иудее явился человек, который своим образом жизни и своим учением невольно напоминал древних пророков: это был тот самый Иоанн, сын Захарии, которого рождение немногими месяцами предшествовало рождению Иисуса и который еще прежде рождения своего был преднаречен предтечей Его в общественном Его служении. Об его частной жизни не знали ничего, кроме того, что он еще рано начал показывать в себе особенную крепость духа (Лук. 1:80) и что вместо того, чтобы по примеру отца своего посвятить себя священническому званию, он удалился в пустыню; обреченный при самом рождении своем к обетам Назорейства, он простирал строгость жития еще далее: одна длинная верхняя одежда из верблюжьего волоса и грубый кожаный пояс составляли все украшение его; дикий мед и род саранчи, который считался чистым, составляли пищу его. Это был человек, о котором было можно сказать: ни ядый, ни пияй. Но добродетели внешние были только свидетельством внутренних: он весь горел любовью к Богу, мощные силы духа его были приводимы в движение одной мыслью о Боге; ничем земным неразвлекаемый, он в Нем Одном сложил все свои желания, надежды, стремления: отсюда в нем была ревность по Боге непреоборимая; сознание своего назначения, так тесно соединенного с делом самого Бога, делало его готовым на все опасности за верность своему служению; далее - в уединении не наученный лукавствам людским он развил в себе характер совершенно открытый и прямой: он любил каждый нравственный поступок называть тем, что он есть, не закрывая никогда истины; наконец всегда упражняясь в подвигах самоумерщвления, вообще привык он быть строгим. Отсюда его слово было всегда кратко, сильно; более исполнено обличения, нежели снисхождения. Словом, по образу жизни, по качествам духа, по служению это был второй Илия.

Его назначение было - идти перед Мессией с проповедью покаяния. Казалось бы для такого дела нужен человек более кроткий и приветливый; грешник всегда неохотно располагается к сознанию своих грехов, когда наступают на него с силой. Но что было делать с народом Иудейским в это время, когда он думал совсем не о том, о чем бы надлежало ему думать. Как могли бы услышать глас проповедника кроткого в шуме страстей, боровшихся между собой в малом государстве и сосредоточивавших все внимание на одном земном? Иисус мог явиться только после Иоанна.

Перемены, происшедшие в положении Иудейской страны в продолжении 30 лет частной жизни И.Христа

В продолжение 30-ти лет частной жизни Иисуса Христа, в положении страны Иудейской произошли значительные перемены, которые должны были отразиться в расположении умов народных.

Сын Ирода, Архелай, воспитанный вместе с братом своим Антипой в Риме, получил посте отца своего, не смотря на жалобы Иудеев, в управление Иудею, Идумею и Самарию с значительными городами: Кесарией, Севастией, Иоппией и Иерусалимом, - но в звании Этнарха ²². Правление Архелая продолжалось не более 9 лет. В 759 году от создания Рима за тираннический поступок в отношении к Самарянам, он лишен престола и достояния и сослан в Галлию в город Вьену, где и умер. После того Палестина поступила в управление Прокураторов, или, как они называются в Новом Завете, игемонов. Прокураторами у Римлян называлась в провинциях, непосредственно зависевших от Императоров или Сената, придаваемые в помощь наместникам чиновники, которые заведывали доходами императорской казны и разрешали дела, состоявшие в связи с этим. В небольших провинциях или в таких странах, которые приписаны к большой провинции, но управлялись отдельно, эти прокураторы совершенно заступали место наместников, и в таком случае управляли стоящим в их округе войском, заведывали правосудием, даже по делам уголовным. Обыкновенно, однако же, высший надзор за таким управлением предоставлялся наместнику и тот имел право производить исследование по жалобам на прокуратора. - Таким-то прокураторам вверено было управление Палестиной после Архелая, когда Иудея и Самария были приписаны к Сирии. Обыкновенное местопребывание они имели в Кесарии, приморском городе. Первым из сих прокураторов в Иудее известен Копоний, Римский всадник. Но в Евангелии упоминается только 6-й из прокураторов Понтий Пилат. Он был прислан в 25 году по Рождестве Христовом; управлял Иудеей около 10-ти лет и своими произвольными распоряжениями неоднократно возбуждал смятения в Иерусалиме, которые иногда оканчивались кровопролитием. Вообще эти прокураторы не имели достаточного знания страны и нравов, а между тем состоя в борьбе с Иудейской национальностью и упорством, по большей части находились в затруднительном положении, часто были раздражаемы народным характером Иудеев. Но многократно бывало и то, что приезжали в Иудею люди корыстолюбивые, жестокие, честолюбивые. Случалось, что они вступали в договоры с атаманами шаек разбойнических, позволяя им за известные проценты заниматься своим ремеслом. Они высасывали страну методически и часто доводили до раздражения своим подкупным правосудием. Их самовластие, своекорыстие не оставляли в покое и первосвященническое достоинство: низложение и возведение первосвященников было делом очень обыкновенным.

Годами пятнадцатью ранее, когда по удалении с престола Архелая, Римляне решились дать Иудее собственного прокуратора, по примеру прочих провинций, - вдруг вспыхнуло между Иудеями возмущение. Иудею стоило сказать: "ты потомок Авраама; служить иноземному владычеству - значит отпасть от Бога и быть рабом человеков" - и под религиозным предлогом он готов был сражаться со всеми опасностями. Такого-то образа мыслей, такого-то движения объявил себя главой некто Иуда из Галилеи. И хотя он погиб, и все, которые пристали к нему, рассыпались (Деян. 5:37); однако дух его столько еще был силен и в последствии, что Иудейский историк считает его приверженцем между сильными религиозными партиями и поставляет его между главными причинами последующих волнений, колебавших Иудею и уничтоживших наконец Иерусалим. Еще там и здесь довольно громко говорили об Иуде, что он проповедывал, что он замышлял; еще были живы два сына его, напитанные его возмутительными мыслями и усиливавшиеся распространить оные. С другой стороны были и защитники владычества римского в Иудее (Иродианы). Отсюда при внешнем спокойствии государства не было внутреннего мира; все занято было современным политическим состоянием народа. Ни правительство гражданское, ни высшие властеначальники духовные не обращали внимания на нравственное его состояние; не было верных надзирателей нравов, не говорим уже, исправителей. Высшие церковные должности были занимаемы людьми, которые или уже были известны с худой стороны и которых следовательно духовная власть в глазах начальников партий была ничтожна, или сами держались на волоске, опасались раздружиться с партией, от которой могли чего-нибудь надеяться или страшиться. Правда, была целая секта ревнителей древнего благочестия, которые и имя свое получили от сей ревности. Но ограничиваясь наблюдением только ненарушимости формы древней религии, Зилоты способны были идти против всего, в самом себе священного, а в последние времена государства Иудейского они стали сами первыми виновниками всех бесчиний.

Проповедь и деятельность Иоанна Предтечи

Итак когда умы и сердца всех были в таком раздражении, когда дух партий, борьба интересов, сила страстей заглушали в людях голос совести и веры, какую надлежало дать силу голосу того человека, который должен был явиться к ним с требованием переменить весь прежний образ мыслей, отказаться от всех злых навыков, оставить на время земное, потому что приближается проповедник небесного? Для этого был нужен Иоанн.

Незадолго перед явлением Иисуса Христа, когда было Иоанну около 30 лет, он получает повеление в своей пустыне приступить к своему служению. Иоанну не было дано никакого помощника, да он видел, что не мог найти себе никого столько верного, столько чисто понимавшего обязанности его служения, сотрудника. Итак не приставая ни к какой партии, не обращаясь ни к кому, опираясь только на свое божественное призвание, как древние пророки, он начал проповедывать в пустыне Иудейской: покайтеся. Пустыня Иудейская не была совершенно необитаема. Так называлась та часть Иудеи, которая прилегала к Мертвому морю и Иордану, изобиловала по большей части пастбищами и в древности содержала в себе до шести городов и несколько селений ²³, хотя и называлась пустыней ²⁴. Иоанн мог иметь на то причины, почему не отправился с своей проповедью прямо в Иерусалим, но начал ее там, где жил доселе. Как много могли ему противопоставить препятствий при самом начале его служения священники! Какое бы волнение он мог возбудить в городе! По крайней мере не мог ли подать повод правителю подозревать себя в чем-нибудь возмутительном, - когда бы народ из всех мест начал собираться к нему в столицу ²⁵. Напротив в отдаленных степях и горах Иудеи и при Иордане он без всякого стеснения мог исправлять свое служение; слушатели - он мог надеяться - соберутся и сюда: его проповедь касалась того лица, которого все желали скорее видеть. Итак раздалось в пустыне Иудейской: покайтеся, ибо близко царствие небесное. Давно уже в Иудее на престоле Давидовом хотели видеть Божественного Царя, Которому народ Иудейский будет обязан славой перед всеми прочими народами, с Которым он будет господствовать над целым миром. Сколько ни далека была мысль Иоанна от того, чтобы обещать им такого Царя: однако в словах Иоанна они могли находить ее. Царствие небесное - эти слова так уже были понятны каждому Иудею, что Иоанну не нужно было объяснять, что он разумеет под ними. Царствие небесное, царствие Божие в устах Иудея того времени означало: времена Мессии. Все знали, что это царство сына человеческаго, которое имело явиться, когда возьмутся четыре царства, виденные Даниилом в страшных образах, в котором будут участвовать святые Вышняго: кто иные, думали Иудеи, как не чада Авраама, Исаака и Иакова (Дан. 7:13, 18)?

Иоанн не имел намерения вступать в спор с учеными своего народа, что надлежит представлять себе под этим царством? Каких благ должно ожидать от Мессии? Он прямо предлагал условие к участвованию в благах его, условие единственное и неожиданное: покайтеся. Это значило: "кто не будет лучше, нежели каков теперь, по своему нравственному состоянию, тот не может участвовать в царстве Мессии. Мера наслаждения благами Мессии есть собственное каждого благочестие". Иудею странно было сочетание такого понятия о царстве небесном, какое он имел, с этим требованием. Если бы он также глубоко понимал смысл слов: царствие небесное, как понимал сам проповедник, для которого царствие небесное было царствие истинно небесным, то ему не трудно было бы понять необходимость этого требования.

Однако явление человека, прославившего себя наперед своей жизнью, с проповедью о близости царства Мессии, с какими бы условиями ни сопрягалось вступление в оное, при том всеобщем ожидании Мессии, какое было в то время у Иудеев, недолго могло оставаться незамеченным. Притом были люди и между Иудеями, которые ожидали от Мессии нравственного преобразования. А вообще никому не хотелось быть исключену от участия в благах Мессии. Все представляли себе открытие царства Мессии с страшными переворотами; следовательно пренебрегать проповедью пророка для многих значило подвергать себя опасности погибнуть в этих переворотах. Кто же знает волю неба, думали Иудеи. - Итак скоро явились к Иоанну в пустыню люди, которые сами желали услышать от него весть о Мессии и исповедывали перед ним грехи свои. А Иоанн над всеми теми, которые таким образом объявляли себя приверженцами возвещаемого им Мессии, совершал крещение.

С течением времени количество стекавшегося к Иоанну народа умножалось, некоторых он избрал даже в постоянные спутники и сотрудники себе ²⁶. Иоанн уже не ограничивался одной своей пустыней, ходил по всей окрестности Иорданской (Лук. 3:3) и к нему приходили не только жители этих мест, но и из Иерусалима и других городов иудейских во множестве.

Само собой разумеется однако же, что не все приходящие к Иоанну были одинакового расположения по отношению к нему и его проповеди. Простой класс людей, не принадлежавших к более испорченным и господствовавшим тогда религиозным сектам, фарисейской и саддукейской, всегда ближе находившихся к требуемому Иоанном состоянию духа, не умевший только рассуждать о законе, не ослеплявшийся делами собственной правды; в особенности те, которые ближе были знакомы с жизнью Ессеев (а и сам Иоанн жил и первоначально проповедывал в том же углу Иудейской земли, где находились Ессеи - с большой удобностью могли принимать проповедь Иоанна и большее количество крестившихся было из них. И все людие слышавше и мытарие оправдиша Бога крещшеся крещением Иоанновым (Лук. 7:29). Не так смотрели на Иоанна последователи тех сект. Фарисею казалось, что ему не в чем каяться, что он уже довольно свят для того, чтобы удостоиться царства Мессии. Саддукей смеялся и над святостью Фарисея, и над духовностью ученья Иоаннова; он представлял себе, что достаточно одного происхождения от Авраама, достаточно быть только Иудеем, чтобы получить наравне со всяким кающимся участие в тех благах, которые принесет с собой Мессия. Подобного рода представления принадлежали и тем из последователей сих двух сект, которые отличались особенными сведениями в законе (книжники Лук. 7:30). Их обольщала их собственная ученость; посредством ее они думали лучше определить, кто может и кто не может быть принят Мессией; они же имели места в синедрионе, а Иоанн не имел оттуда никакого свидетельства на право проповедания, не представлял туда своего учения.- Итак Фарисеи и Саддукеи, как ученые, так и неученые, вообще были слишком холодны к проповеди Иоанна: Фарисее и законницы свет Божий отвергоша о себе, не крещшеся от него (Иоанна; Лук. 7:30); они может быть думали сами более обязать Мессию, нежели быть Ему обязанными.

Но мог ли Иоанн смотреть на них с холодностью? Он видел, как они иногда приходили вместе с другими к нему, слушали его проповедь и возвращались ни с чем. Их пример, пример людей, из которых одни считались святыми (Фарисеи), другие вообще принадлежали к классу богатых и сильных, мог иметь вредное влияние и на простой народ; Иоанн восстал против них с обличением, грозил им гневом Божиим, требовал обращения немедленно ²⁷. И его ревность по-видимому не осталась безуспешной. Видя, что так много народа переходит на сторону Иоанна и опасаясь остаться одни, более робкие начали просить у Иоанна крещения. Иоанн однако же проникал их сердце и не пощадил их и тогда, когда они с покорностью, преклонив главу, ожидали возложения руки его. "Порождения ехидны! говорил он им, т. е. чада лукавого, кто сказал вам, что таким образом избежите карательного суда Божия, т. е. если только креститесь наружно? Если действительно хотите спастись, то непременно должны и всеми делами своими свидетельствовать, что каетесь. И не думайте основывать свои надежды на том, что вы чада Авраама. Царство Мессии не ограничивается одним родом Авраамовым; и без вас найдутся участники в нем. И эти камни, на которых вы стоите в реке этой, - если Бог захочет, - могут сделаться чадами Авраамовыми. Смотрите, говорю вам еще раз: не медлите обращением: погибель близка непокорным; секира при корени".

Последний урок был правилом и для всех, которые принимали от него крещение: царство Мессии, в которое вводил Иоанн, долженствовало быть царством истинно обращенных. Внешний знак вступления в это царство - очищение водой - долженствовал означать очищение от всех грехов прежней жизни. Покайтеся, говорит он всем, которые хотели быть участниками славы Мессии, а после покаяния говорил им: принесите же плод, достойный покаяния.

Но какие это плоды достойные покаяния? естественно представлялся вопрос со стороны Иудеев Иоанну. Какие чувствования, какое расположение сердца особенно Мессии нравится? Что ему нужно от нас? спрашивали его крестившиеся. Молитвы ли длинные, обеты ли строгие, жертвы ли богатые, очищения ли частые? Что нам делать? (Лук. 3:10). Иоанн отвечал, как предтеча учителя любви: "ничего не требуется от вас, кроме искренней любви к своему брату. Вот что Мессии нравится: если у тебя две одежды, отдай одну неимеющему; если у тебя есть лишний кусок хлеба, отдай его голодному. Не забывай брата в нужде: делись, чем можешь. Вот чего требует Мессия. Царство Мессии - царство любви".

Некоторым такие правила показались несовместными с их настоящим званием, так что они приходили в сомнение, не нужно ли им будет совсем оставить его. Это были мытари и воины. Мытари или собиратели податей должны были по требованию своего звания - иногда не только не разделять с не имеющими своего избытка, но и с некоторой суровостью брать последнее их достояние для удовлетворения законным требованиям. Воины обязывались даже проливать кровь своего ближнего. Те и другие не оставили спросить Иоанна, не нужно ли им будет ради Мессии, ради исполнения тех правил, совсем оставить своих настоящих званий. Но Иоанн, различая права от злоупотребления, отвечал первым: "вам не нужно оставлять своего звания. Вам не вредит и то, что собирание податей поставляет вас в тесном сообщении с Римлянами. Вот что может вам вредить, если вы будете взыскивать дани более надлежащего". Иоанн отвечал последним: "не нужно и вам оставлять вашего звания. Мессия того не требует: только не будьте бесчеловечны; щадите, где можете; не проливайте крови из корысти, не губите клеветой, но будьте довольны вашим жалованьем".

Так действовал и учил Иоанн в Иудее. Перед ним всегда были и расположенные и нерасположенные к нему. Следовательно и всегда был случай повторять и свои обличения, и свои наставления. Он был всегда равен себе: ни из угождения, ни из страха ни в чем не отступал от обязанностей своего звания. Только при всей единообразности его жизни, его действий и его учения не однообразны были суждения об его лице. Простой народ видел в нем много таких высоких качеств, каких он мог желать в самом Мессии: это ревность о всеобщем исправлении, святая жизнь, сила учения, могущество духа его над сердцем. Может быть, в то же время начали распространяться слухи о необычайных событиях, сопровождавших его рождение. Народ недоумевал, за кого ему считать Иоанна. Некоторые уже начинали думать, что он сам тот Мессия, Которого он выдавал себя только проповедником (Лук. 3:15).

Совершенно противный о нем делали отзыв те, которые занимали высшие места в церковном и гражданском чиноначалии, особенно начальники секты фарисейской и книжники. Для их самолюбия было слишком больно, что он взял на себя такое дело, к которому они считали способными только одних себя, что он не вступает с ними ни в какие советы, не дорожит нисколько их уважением, даже не выставляет их ни в каком случае за образец благочестия; мало того - даже немилосердо их поносит. Могли ли они спокойно смотреть на это? А когда обращали на него взор, помраченный страстями: то как могли они увидеть в нем пророка подобного Илии, или Иеремии? Для своего суждения они имели опорой то, что он никаких не творит чудес. Им указывали на его необычайно суровую жизнь; - "что вы думаете" - отвечали Фарисеи и их братья, - "это доказывает только то, что он одержим нечистым духом" (Мат. 11:18).

Вообще в его действиях и словах точно отражалось, что предсказано было пророками о Предтече Мессии. Не говоря уже о примере пророка Илии, которого он напоминал и своей ревностью, и самим видом, - он повторил в своих речах и увещания, и предсказания о Мессии, и угрозы суда те же самые, которые встречались у пророков, преднаписавших его действия.

Говорил ли он о грядущем гневе? - Этим уже грозил Бог через Малахию: и се аз послю вам Илию (Фесвитянина), прежде пришествия дне Господня великаго и просвещеннаго, иже устроит сердце отца к сыну и сердце человека ко искреннему его, - да, не пришед поражу землю в конец (Мал. 4, 5 и 6).

Иоанн говорил: сотворите плод достоин покаяния.... иначе секира при корени, - т. е. не ветви только будут обсечены, но и самый корень посечется и все дерево бесплодное будет ввергнуто в огонь. - Этот самый образ встречаем и в речи Малахии: яко се день грядет горящ, яко пещь, и попалит я, и будут вси... творящии беззаконная, яко стеблие: и возжет я день Господень грядый, глаголет Господь Вседержитель, и не останется от них корень, ниже ветвь (Мал. 4:1).

Иоанн говорил: аз крещаю вы водою в покаяние: грядый же по мне, креплий мене есть. Как живо эти слова напоминали Иоанна и Иисуса Христа в пророчестве Малахии: се аз посылаю Ангела, моего (Иоанна) и призрит на путь пред лицем моим. Внезапу приидет в церковь свою Господь, его же вы ищете....

Иоанн говорил: ему же лопата в руце его и отребит гумно свое и соберет пшеницу свою в житницу, плевы же созжет огнем негасающим. Об этом очищении и отделении избранных говорил и Малахия: се грядет... и кто стерпит день пришествия Его? и кто постоит в видении Его? зане той входит, яко огнь горнила, и яко мыло перущих (белильщиков). И сядет разваряя и очищая яко сребро и яко злато. И очистить сыны Левиины, и прелиет я яко злато и яко сребро (3:2, 3), а для беззаконных будет огнем попаляющим стеблие (4:1).

Все это относится более ко второму явлению Мессии; но одного первого явления и недостаточно было для того, чтобы дать полное понятие о грядущем Мессии.

В то время, как Иоанн подвергался таким пререканиям; как уже довольно дал разуметь истинное существо того царства, коего был проповедником, является из неизвестности сам Мессия. Иоанну открыто было еще перед вступлением его в свое служение, что Мессия, также как и другие, придет к нему креститься, что его крещение будет сопровождаться особенным явлением Духа Святого, что это явление должно открыться на нем не в каком-нибудь мгновенном действии, но иметь нарочитую продолжительность (Иоан. 1:33). Но он еще не знал, - кто будет этот Мессия. Если предположить, что отец и мать его скоро умерли, так как они уже весьма стары были тогда, когда родился Иоанн: то с ними могла скрыться от Иоанна и тайна рождения Мессии; сам он вел потом уединенную жизнь и не имел никаких сношений с отдаленными назаретскими родственниками. Сам же всегда показывал, что он действительно не есть Мессия. Он проповедывал покаяние, - обещал отпущение грехов, коль скоро кто уверует в Мессию, Которого ожидал он: но кто этот Агнец, имевший взять на себя грехи всего мира, еще было не известно.

Крещение И.Христа

В один день, когда Иоанн, по обычаю своему став на Иордане, принимал к себе приходивших креститься, является между ними Иисус из Назарета; в его наружном виде ничего не было особенного. Конечно никто не думал, чтобы это был Мессия. Но едва Он приблизился к Иоанну, тайный голос того же Духа, который заставил его еще во утробе матерней радоваться Иисусу, сказал ему: "вот Тот, Которого ты ожидаешь". Иоанн изумлен: он знает свое призвание; знает, что и Мессия должен креститься от него. Но не дерзает возложить руки на Владыку: "мне ли крестить Мессию, говорит он Иисусу, я должен просить твоего крещения. Но Иисус с величием Сына Божия, с смирением сына человеческого, зная, что Он делает и для чего это делает, что погружает в воде, что хочет приять от воды, кому нужно это крещение и для чего оно нужно, - "оставь, говорит Иоанну, доколе свои человеческие соображения. Ты должен делать то, что тебе повелено, и Я то, что мне должно" (πάσαν δικαιωσύνην ποιήσαι снес. Лук. 7:29 и вси людие и мытари оправдиша Бога - έδικαωσαι τόν Θεόν). Иоанн повиновался. Иисус входит в реку, погружается, потом поспешно ²⁸ исходит из воды, молится и разверзаются Ему небеса, нисходит на Него Дух Божий в телесном виде, как голубь, и пребывает на Нем. В то же время слышится глас с небес: " сей есть Сын Мой возлюбленный, в Коем все мое благоволение!" Это было торжественное посвящение Иисуса в Его всемирное служение. Все сопровождавшие оное обстоятельства были средством к совершенному удостоверению Иоанна и других, что Иисус есть истинно тот Мессия, Которого они ожидали. Настоящее событие было основой той веры в Иисуса, которая чтила в нем Сына Божия. Иоанн говорил после: я не знал Его; но пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем; Тот есть крестящий Духом Святым. И я видел и засвидетельствовал, что сей есть Сын Божий (Иоан. 1:33).

Что же было знамение Духа, нисшедшее на Иисуса? Не сообщение Ему того, чего Он не имел, но, если смеем выразиться так, видимое и для посторонних зрителей прелияние от Божественного существа Иисуса на Его человечество. Сам с небеси ниспослал Духа, поколику Бог; и сам же на земле восприял Его, поколику человек, - говорит Афанасий Великий ²⁹. Образ голубя означал божественную кротость учителя, напоминал голубицу, принесшую к праотцу обновленного потопом мира ветвь мира между небом и землей. Многие ли были удостоены видения этого божественного явления - из евангельской истории не видно. Там говорится об одном Иоанне, что он видел. Древние толкователи Священного Писания согласнее на то мнение, что явление Духа в виде голубином - было не для одного Иоанна. Но видение небес отверстых было открыто одному Стефану при множестве свидетелей.

События Иорданские немалую имели важность и для служения Иоаннова. Иоанн всегда чуждый желания усвоить себе то, на что не призван, с радостью теперь переменил проповедь о грядущем на проповедь о пришедшем; теперь еще с большей ревностью он начал проповедывать покаяние и близость царства небесного. Иисус после крещения сокрылся: но Иоанн верил, что однажды явившись с такими торжественными знамениями своего божественного посольства, Он уже не может не открыть себя более. Его ревность обратила на себя внимание синедриона. Там уже давно были люди неблагоприятствующие Иоанну. Неприличным считая давать своим молчанием свободный ход делу, в котором поставлял себя главным судьей. Верховный совет отправил доверенных людей спросить Иоанна именем синедриона, - за кого он себя выдает? Доверенные были священники и левиты фарисейской секты. Они имели формальное повеление допросить его, кто он. Они надеялись его застать с народом. Могли думать, что Иоанн не даст никакого определенного ответа: тогда можно будет сказать народу, как он жалко обманывается в своих ожиданиях; будет легко опровергнуть божественность его крещения. Если же он объявит себя за пророка или самого Мессию, то можно еще потребовать доказательств его посланничества; - а этого он не в состоянии будет сделать, поскольку чудес не творит.

Иоанн в то время был в Вифаваре, при Иордане; там проповедывал и крестил. Являются к нему посланные от синедриона и так начинают свой допрос.

Фарисеи. Мы имеем повеление от имени синедриона спросить тебя, за кого ты себя выдаешь? Так как около этого времени все ждут Мессии, и народ, как кажется, не нерасположен принять тебя за него, то желательно бы было, чтобы ты яснее синедриону объявил о твоем лице, твоем призвании.

Иоанн. Из моих слов можно было уже видеть, что я не Мессия. Для чего обо мне иметь такие высокие мысли ³⁰. (Иоанн знал характер важнейших членов синедриона, мог не доверять им вполне, и потому ограничивался только кратким ответом, по своему обычаю более намекал, нежели высказывал, более отрицал их предположения, нежели открывал свои тайны).

Фарисеи. Дух пророческий обещал, что опять придет Илия: так не Илия ли ты?

Иоанн. Нет (в том смысле, в каком спрашивали т. е. не воскресший Илия).

Фарисеи. Так не пророк ли ты (Иеремия) ³¹?

Иоанн. Нет.

Фарисеи. Стало быть, ты хочешь нас отпустить ни с чем к синедриону? Скажи сам, кто ты.

Иоанн. Кто я, об этом говорит вам пророк. Я глас вопиющий в пустыне: уготовайте путь Господу, исправьте стези Ему. Всякой дол да наполнится, долины, горы и холмы сравняйте; кривизны сделайте прямыми, неравный путь гладким. Тогда явится всем людям спасение Божие (слава Иеговы - Мессия).

Этот ответ очень ясно давал разуметь, что Иоанн, хотя не называл себя ни Илией, и Иеремией, но тем не менее считал и объявлял себя за предтечу Мессии.

Но фарисеи не хотели признать его за такое лицо, считая необходимым для Мессии явиться именно Илии, или Иеремии, и потому спросили его еще: так почему же ты крестишь, если ты не Христос, ни Илия, ни пророк?

Иоанн. Скоро явится Тот, Кем я на то уполномочен. Он уже среди вас; Он идет за мною: тем не менее Он первенствует предо мною. Он так высок, столько выше меня, что я не достоин исправлять у Него последней должности раба, просто сказать, не достоин развязать ремень Его сандалий. На это-то Божественное лицо я ссылаюсь.

Последним ответом Иоанна если и не совсем могли быть довольны Фарисеи, поскольку он не соответствовал их ожиданиям: однако же не имели причины более приставать к нему с требованием объяснения. Надлежало подождать Того, на Кого Иоанн ссылался. Посланные отправились с ответом Иоанна в Иерусалим.

Искушение Его от диавола

А на другой день после этого допроса явился в самом деле на то место, где крестил Иоанн, Господь Иисус. Это было спустя сорок дней после Его крещения. Сии сорок дней Он провел в пустыне. И может быть в тот же день, когда было делано такое испытание Иоанну, был подвергнут и сам искушению - только не от человеков.

В истории искушения Иисуса Христа выражаются те главные начала, которыми руководился Он в своем служении, как однажды навсегда принятыми, которые для Его последователей столько же важны, как и для Него Самого, и которые однако же были противоположны господствовавшим между Иудеями представлениям о Мессии. Первое искушение состояло в том, то когда Он после сорокадневного поста почувствовал голод и не мог найти в пустыне обыкновенной пищи, Ему представил искуситель: если ты действительно Сын Божий, то для тебя ничего не стоит избежать этого затруднения чудодейственным способом: ты можешь обратить в хлеб и эти камни. Иисус отверг эту искусительную мысль словами закона: "человек не одним хлебом может быть жив, но и всем, что исходит из уст Божиих". Чтобы выразуметь смысл сего ответа правильно, надобно представить слова Второзакония в первоначальной их связи (Втор. 8:3). Там сказано: Бог утолил голод Евреев в пустыне манной, чтобы они уразумели отсюда, что зиждительная сила Божия может сохранить жизнь человека и другими способами, кроме обыкновенного питания. Иудеи, желавшие иметь у себя хлеб и мясо, как в Египте, должны были научиться отсюда преданности воле Божьей, которой благоугодно было недостаток обыкновенной пищи заменить другими питательными средствами. Если мы приложим эту общую мысль к частным обстоятельствам, в которых тогда находился Иисус, то ответ получает такой смысл: Он вполне предается попечительному о Нем распоряжению своего Отца. Он не имеет желания отказаться от чувства своей человеческой немощи и зависимости, не хочет творить никаких чудес собственно для удовлетворения своей, человеческой воли, никаких чудес там, где достаточны естественные способы к удовлетворению потребности, хотя бы это и не так, как бы того требовала чувственная природа. Он полагается на всемогущество Божье, предается воле Божьей с самоотвержением. По тому же началу действовал Он, когда предался искавшим схватить Его в саду Гефсиманском. Подобные искусительные мысли предлагали Ему, когда Он уже висел на кресте: Аще сын еси Божий...

Потом Он возводится на крышу храма и искуситель говорит Ему: Если ты Сын Божий, то верзись долу; как Сын Божий ты можешь полагаться на чудесную помощь, во всяком случае - и прибавляет слова псалма 90:12-13. Ангели сохранят тя во всех путех твоих, да не когда преткнеши о камень ногу твою... Спаситель отвечал на это другими словами писания, которыми определяется правильное приложение предыдущих. Так, Ангели сохранят, - но не искушай Господа Бога твоего (Втор. 6:16). Ничего ты не должен предпринимать с тем намерением, чтобы поставить в искушение, так сказать, всемогущество Божие, вынуждать Его всемогущество к какому-нибудь чуду там, где ты, употребив естественные средства, можешь не нуждаться ни в какой чудесной помощи. В этом ответе заключаются следующие мысли: человек благочестивый конечно может во всем полагаться на помощь Божию, но только тогда, когда правильно употребляет предлагаемые ему Богом средства, и идет тем путем, какой указывает ему Бог призванием и обстоятельствами. И Мессия не должен в уповании на чудесную помощь Божию ввергаться в такие опасности, которых Он, действуя осторожно, может избежать. Вот начало Его: не творить чудес без достаточных побуждений со стороны приемлющих, - не творить чудес, несоответствующих целям премудрым, не творить чудес с той только целью, чтобы показать чудодейственную силу и произвести этим сильное на взгляд чувственное впечатление, не обращая внимания на нравственную и религиозную приемлемость свидетелей чуда. По этому началу действовал Христос, когда не предавался произвольно опасностям, употреблял способ осторожности, чтобы избежать опасности; когда он с преданностью воле своего Отца шел навстречу только таким опасностям, которые были неизбежны в Его призвании и от которых уклониться Он не мог, не изменив своим обязанностям; по этому же началу действовал Он, когда отказывался творить чудеса для чувственных Фарисеев.

В третьем искушении предлагал искуситель легчайший способ к достижению всемирного владычества, какое принадлежало Мессии, но не в таком виде, какой был сообразен с целями божественными и с достоинством Иисуса Христа. Он обещал Ему все царства земные с тем, чтобы они и оставались земными; он требовал, чтобы Мессия, преклонившись перед миродержителем, признал таким образом его власть и силу в мире, не изгоняя его, но пользуясь своим правом по его видам; чтобы царство Мессии было не царством Божиим, подобным всякому царству человеческому, над которым тогда господствовал еще не изгнанный князь тьмы. Царство Мессии в этом смысле, какой давала ему большая часть современных Иудеев, действительно было бы таким царством, какое предлагал устроить искуситель, - без борьбы с грехом, без страданий; и оно могло бы устроиться без всякого медления. Стоило уступить мечтам народа, распаленным страстями, и такое царство готово было открыться. Народ, правительство Иудейское - охотно подало бы руку такому Мессии. - Но не такое царство пришел основать Господь на земле, - а истинно царство Божие, царство чистое, духовное, где все должно служить Богу, где грех и виновник греха не должны иметь места, - следовательно и не такими средствами, а единственно силой Божией и полной преданностью воле Отца небесного, хотя бы она должна была простираться даже до страданий и самой смерти, не увлекаясь мечтой мгновенного преобразования всего, но терпеливо ожидая, когда оно наконец обоймет собой весь мир, все народы. Итак отвергши предложение искусителя, Господь указал на свою цель и на свой закон: Господу Богу твоему поклонишися и тому Единому послужиши. По этому же началу отвергал Он всякий раз вызов народа, желавшего провозгласить Его своим царем; умерял нетерпеливость своих учеников скорее видеть открывшимся Его царство; разрушал чувственные мечты народа своих последователей и наконец предал всего себя за дело Божие на кресте.

После того, что совершилось в Иисусе при Его крещении, Он имел нужду на несколько времени уединиться. В Нем произошло такое изменение состояния, что Ему необходима была совершенная свобода от всего внешнего, чтобы привести в свое сознание все, что в Нем ощутилось нового. Кому случалось бывать в подобных состояниях: тот отчасти может понять потребности Иисуса. Кому Бог давал после усердной молитвы ощущать в себе нечто новое, светлое, радостное; кто проникался когда-либо во всем существе своем чувством благодатного посещения Божия: тот знает по себе, как дорог после таких минут покой и уединенное размышление. Здесь, есть нечто такое, что может отчасти служить к объяснению нам состояния Иисуса после крещения. Хотя Божественное существо Иисуса, непостижимым образом сочетавшись в Нем с человечеством, только постепенно более и более раскрывало себя в Нем, и просветление человечества Божеством хотя с каждым мгновением достигало высшей и высшей степени, однако, как это было обыкновенным в Нем изменением, то можно сказать теперь оставалось для внутреннего сознания Его неприметным, как для нас незаметно возрастание нашего тела, или наших духовных сил, которые мы обыкновенно узнаем только по сравнению некоторых более длинных периодов между собой, а не в каждую минуту, как оно совершается. Мгновенное проявление всего Божества в скудном сосуде человеческого естества было невозможно. Но были в жизни Иисуса такие состояния, в которых тот обыкновенный ход раскрытия как бы ускорялся, Божественный свет и силы проливались в Его человеческое сознание в высшей мере, союз человечества Его с Божеством становился несравненно ощутительнее в Богочеловеке - яснее объявлялась Его Божественная природа. Одним из таких состояний, и может быть самым высшим из всех, какие были потом, было состояние Иисуса после крещения. Нудимый сим состоянием, Иисус удалился в пустыню (Map. 1:12). Он в пустыне и крестился от Иоанна, но избрал еще уединеннейшее, совершенно необитаемое место, где только разве водились звери (Map. 1:13) ³².

Но высший промысл, располагавший всеми даже малейшими обстоятельствами Его жизни, приготовлял здесь для него новый род деятельности. Иисус, который для того и пришел в мир, чтобы разрушить дела диавола, - чтобы освободить человечество от владычества зла, внесенного в мир диаволом, при самом вступлении своем в служение человечеству и должен был испытать борьбу с виновником всего зла, диаволом. Он должен был этим опытом подать и всем последователям своим пример, указать оружие, вдохнуть мужество против исконного нашего врага.

Отчасти следствием предшествующего состояния, отчасти приготовлением к новому поприщу, в которое вступал - было то, что Иисус, по удалении в свое уединение, совсем забыл о пище. Весь занятый своим внутренним состоянием, Он нисколько не оставил внимания для внешнего. Но при истечении 40 дней, - когда оканчивалось его внутреннее занятие собой и великим делом, Ему предстоящим, - Он оставляет небесную сферу, в которой доселе жил духом, снова входит в свои земные человеческие отношения, - тогда ощутил Он в себе голод. Это было случаем приступить к Нему искусителю ³³. Нельзя думать, чтобы он старался выведать от Иисуса, кто Он есть сам в себе; он только хотел возбудить Его к таким действиям, которые были несообразны ни с достоинством Его, как Мессии, ни даже с обыкновенным нравственным достоинством человека. Сначала хочет Ему внушать ту недостойную мысль, что напрасно Он не пользуется своей силой для своих земных потреб, дозволяет себе терпеть голод - Мессия: если кто и должен блаженствовать, так это Мессия. Но Иисус указывает ему, что глагол Божий, который слышал Он при крещении, для Него дороже, нежели всякое другое удовлетворение потребностей Его. Диавол отсоветывает Ему однако же опять предпринимать такой трудный путь к достижению своей цели. Всего короче: пойдем со мной в Иерусалим. Диавол взял Его, поставил на крыле церковном. Видишь, говорит Иисусу, внизу народ, бросься отсюда, тебя сохранят Ангелы, и ты - Мессия, народ признает тебя своим Мессией. Господь сказал, что это значит искушать Господа. Ну, вот и не искушая Господа можно сделаться Мессией. Пойдем на эту высокую гору. И оттуда показав Ему окрестные царства, говорит: все что видишь, и чего не видишь - все твое, если мне поклонишься. Тут Иисус, не дозволяя более дерзости искусителя, сказал ему: поди от меня прочь сатана ³⁴. Искуситель обещает все царства земные: Иисус получает всяку власть на небеси и на земли при конце своего земного поприща - иным путем.

К какому времени относится этот сорокадневный подвиг Спасителя? Непосредственно ли он следовал за крещением, - как по-видимому должно полагать на основании Мат. 4:1; в особенности Марк 1:12: и абие Дух изведе Его в пустыню и Лук. 4:1: Иисус же исполнь Духа Свята возвратися от Иордана и ведяшеся Духом в пустыню, - или позднее, ко времени пребывания Его в Иудее после торжественного вступления в свое служение на празднике Пасхи в Иерусалиме; Иоан. 3:22: по сих прииде Иисус и ученицы Его в жидовскую землю и ту живяше с ними и крещаше 35 . Допускающие последнюю хронологию думают, что свидетельство, которое дал Иоанн Креститель (Иоан. 1:19 и след.) посланным от Синедриона, было сообщено накануне крещения Господа Иисуса. А когда говорится далее ст. 29: во утрий виде Иоанн Иисуса грядуща к себе: то это слово: грядуща указывает на крещение: Он шел креститься. Если это так, то нужно будет действительно согласиться, что Господь не прямо после крещения удалился в пустыню и провел там 40 дней. Ибо непосредственно после указанного утра на следующий день (ст. 35 и 36) Господь призвал к себе некоторых Апостолов, и потом хронологические показания у Иоанна прерываются, и все эти указания непрерывным своим сцеплением не дают возможности поместить здесь 40-дневное искушение. Тут перечислена почти день за днем целая седмица см. еще ст. 43 и 11:1.

Но кажется здесь более остроумия в соображениях, чем основательности. Разве слова: грядуща к нему - не могут относиться и к другому обстоятельству, кроме крещения? Притом Иоанн вопрошающим его посланным от Синедриона отвечал: посреде вас стоит Его же вы не весте. Вы не весте, - следовательно Иоанн уже знал. А это должно быть после крещения.

Говорят еще, что первое свидетельство перед посланными от Синедриона ст. 19-28 неопределенно: напротив второе перед учениками - 29 и след. ясно указывает Мессию в Иисусе. Значит тоже, что это второе свидетельство было после крещения, а первое до крещения.

После этой победы над диаволом явились Иисусу служить Ангелы: они предваряли уже радостью Его окончательное торжество над врагом. Но оставляя небесную свиту, Богочеловек исходит из пустыни один с сознанием того, что с Ним и в Нем совершилось, и с полной преданностью воле Отца, куда бы она ни повела Его.

Порядок евангельской истории после крещения Иисуса Христа определяется по Евангелию Иоанна и Луки. Первый везде ясно обозначает время описываемых событий, указывая на известные праздники Иудейские. Второй, как сам сказал в начале, поставил себе целью последовательно изложить историю евангельских событий.

Но Лука, вместе с двумя первыми Евангелистами, начинает свои повествования уже с той поры, как Иоанн был заключен в темницу. А Евангелист Иоанн восходит к более раннему времени. Лука излагает события - до страданий Спасителя - только совершившиеся в Галилее, а Иоанн преимущественно дела, совершенные Спасителем в Иудее.

Имея это в виду, нужно 1) наперед дать место повествованию Иоанна - до той поры, как он переходит к периоду действования Спасителя в Галилее, который начинается вслед за Иоанновым заключением в темницу и усилением ненависти против Спасителя в Иудее; 2) надобно постоянно иметь в виду, что Спаситель, как Мессия главным местом своего действования всегда почитал Иудею, а в ней Иерусалим: и только препятствия, встреченные Им здесь, заставили Его перенести свою проповедь в Галилею: Иерусалиме, Иерусалиме! коль краты восхотех и т. д. (Матф. 23:37; см. также Иоан. 4:1-3; 43, 44). И не смотря на то, вскоре отправляется Он опять в Иудею (5:1). И только открытое здесь гонение против Него (5:16, 18) вынудило Его удалиться оттуда. После сего-то удаления, деятельность Спасителя в Галилее и описывает Лука и первые два Евангелиста, - это лето Господне приятно для Галилеи.

Следуя в описании Галилейской деятельности Спасителя Евангелисту Луке, нужно совмещать с ним и повествования прочих Евангелистов, по соприкосновенности.

Призвание Андрея, Иоанна и других к апостольскому служению

Господь собирает первое свое общество из среды простых Галилеян, на которых сильнее подействовали слова Иоанна Крестителя. Когда Он отверг искусительное предложение в пустыне - привлечь на свою сторону народ внезапным поразительным чудом, которое могло произвести сильное на первый взгляд впечатление, но не совершить внутреннего перерождения, которое было необходимо для членов Его царства; - когда, тем более, отверг другое предложение искусителя - разделить с Ним власть над миром, имея в виду основать царство истинно Божие на земле: тогда уже Он положил собрать вокруг себя немногих, но искренно преданных делу Божию людей, которые бы могли потом действовать и на других, для того образовать их особо; для того приблизить к себе перед прочими и воспитать их, как проповедников царства Божия. Нужно было начать не со всех, а с немногих. Он не отвлек Иоанна от его приготовительного служения, но оставляя его действовать согласно его призванию, воспользовался для своего дела некоторыми из его учеников. Это было не менее по желанию Иоанна, как и по избранию Иисуса.

Двое из учеников Иоанновых, по-видимому, были личными свидетелями того, как отвечал Иоанн на вопросы, предложенные ему от Синедриона (один из них и описал это событие). На них, приметно, сделало сильное впечатление слово учителя: грядет креплий мене, иже предо мною бысть, - Он уже стоит посреди вас. На другой день после того, увидев идущего к нему Иисуса, проповедник покаяния открыто указал своим ученикам: вот Тот, о котором он говорил посланным, который должен довершить начатое им дело, - для которого Он и призван в свое служение, - на котором он видел Духа нисшедшего и почившего, который есть Агнец Божий, вземляй грех мира и есть истинно Сын Божий. - На третий день опять, увидев Иисуса грядущего, Иоанн повторил свое исповедание.

Это многократное свидетельство Иоанна решило недоумение лучших из учеников его, оставаться ли им при своем наставнике, или следовать за Тем, для которого он трудится. Но в тоже время благоговейная мысль о Мессии, Сыне Божием, удерживала их открыто объявить свое желание следовать за Ним. Робко пошли они за удаляющимся Иисусом, и только Божественная благость, с какой Он обратился к ним, дала им свободу действования и навсегда соединила их с Божественным Наставником. "Чего ищете?" спросил Он их с кротостью, а когда те изъявили желание ближе узнать Его, видеть Его в Его жилище, - может быть еще в той пустыне, где провел Он 40 дней, - Господь охотно допустил их к себе. Беседа, продолжавшаяся четыре часа, раскрыла им, что они нашли, чего давно желали. Час, в который они удостоились быть принятыми и который был для них началом новой жизни, стал на век для них достопамятным. Радость, что нашли давно всеми желаемого, была так велика, что они немедленно постарались сообщить ее своим братьям и друзьям.

Но Господь всех принимал не по человеческим расчетам и влечениям, а по Божественному прозрению в сердца людей, ищущих Его, и по расположению и способности их для будущего служения. Двое первоизбранных последователей Иисуса были Андрей и Иоанн. У них были братья... Принимая каждого, Господь давал разуметь, что знает их сокровенное прошедшее и будущее. И этим возбуждал и возвышал их веру.

Первая Пасха во время общественного служения Иисуса Христа. Значение

Иерусалима

Иерусалим, древняя столица Иудейская, был достойнее всех других городов той чести, чтобы быть местом действий Мессии и открытой школой для Его учения. Второй храм, с великими издержками возобновленный Иродом, соединение здесь высших членов духовного сословия, великолепие Богослужения давали ему и в эти времена почти столько же блеска, сколько он имел при первых царях. В особенности на праздники в него собирались толпами из всей Иудеи, Галилеи и других отдаленных стран, где только поселялись Иудеи. Таким образом он все еще казался столицей древней Моисеевой религии и его Иерархия всегда старалась защититься против вторжений чуждой власти - в храме через священников, в синагогах через раввинов, в Синедрионе через своих духовных и светских чинов, коих главой по большей части был первосвященник. Иерусалим, казалось, только ожидал Царя - Мессию, который не только восстановит потерянные его права, но и даст ему новые блистательнейшие, сделает его столицей мира.

Путешествие И.Христа во Иерусалим на праздник Пасхи

Приближался праздник Пасхи, - каждый благочестивый Иудей считал обязанностью провести его в Иерусалиме. Иисус также отправился в Иерусалим. Он шел, как простой Галилеянин, - с своими соотечественниками, из коих еще не многие знали Его, поскольку Он открыто ничего не делал и не учил, - и с учениками, от которых по внешнему виду ничем нельзя было Его отличить. Но в душе своей Он нес великое намерение начать преобразование церкви, для которого пришел на землю: на сей раз Он хотел силой своей власти пресечь некоторые слишком явные беспорядки, совершавшиеся ненаказанно, даже под покровительством духовного сословия, в месте священнейшем для народа - храме. Правда Он никогда не имел намерения восстановить только чистое Иудейство: дух религии, которую Он принес с собой, столько был нов и силен, что старые меха его никак но удержали бы; посему и храм иерусалимский, как место собственно устроенное по нуждам и потребностям религии Иудейской, мог Он оставить в неприкосновенности, без всяких улучшений и преобразований, доколе рука язычника не сожжет его и не разрушит до основания: однако с другой стороны он имел немалую важность в кругу предметов Его внимания. Он давно уже назвал его домом Отца своего: это значило то, что Бог, которому покланялись здесь доселе, есть Бог и той религии, которую Он пришел дать роду человеческому. Итак храм не был Ему чужд совершенно; напротив в своих учреждениях Он много говорил и о Нем Самом. В Его пришествие он должен был говорить всеми камнями своими, что пришла слава ему обещанная. Не обратить на него внимания значило бы оставить в пренебрежении всю религию Иудейскую, забыть одну из главных черт характера Мессии, как представлял Его себе и народ. Тем более он должен был казаться для Иисуса важным, что для душ простых служил рассадником святых ощущений, для не ведавших Бога истинного - средством возбуждения более чистых понятий о религии. - Этого уже было довольно, чтобы Иисусу при вступлении в свое служение обратить первый взор на храм Иерусалимский.

Изгнание из храма торжников; учение и дела И.Христа в Иерусалиме

Что же должно было предстать здесь Его взору? Подле предметов благоговейного почитания - кумир корыстолюбия, в храме - рынок, или еще хуже - вертеп разбойников. Перед входом в первый двор (двор женщин), окружавший здание храма с западной стороны, находилась большая, вымощенная камнем, непокрытая, окруженная рядом столпов площадь, куда допускались подвергавшиеся нечистоте от прикосновения к трупу язычника, отсюда и получившая наименование двора язычников. Она отделялась от двора жен решеткой и была ниже его четырьмя ступенями; над входом этой решетки была надпись, чтобы никакой иноплеменник не дерзал проходить далее. Здесь каждый день продавались вино, масло, фимиам, соль и другие вещи, необходимые для жертвоприношения, как-то: голуби, овцы, телята, имевшие все потребные качества для принесения в жертву. Так как многие израильтяне, именно иностранные, не имели возможности приводить с собой какое-нибудь животное на жертву в храме, то здесь его и покупали. Отсюда и место это называлось лавки (cchaninioth). Во время праздников количество продающих, покупающих и покупаемого здесь особенно возрастало. Потребность в животных тогда столько была велика, что в одну Пасху около этих времен насчитано было до 255,500 пасхальных агнцев. - Кроме этой продажи здесь же производился обмен монеты иностранной на туземную и размен крупной на мелкую. - И продавцам, и менялам надлежало бы расположиться под горой храма: это было бы и удобно для покупателей, и спокойно для храма. Но священники для больших выгод дозволяли торговать и менять и здесь. Это не могло обойтись без шума, непристойного в святом месте; святость места не делала продавцов совестливее, тут совершались всякого рода несправедливости. От того религиозное чувство всякого проходившего этим местом в дальнейшие дворы храма невольно расстраивалось безобразной картиной и бесчинным шумом: и что еще хуже, этот шум проникал даже туда, где совершалось Богослужение. Столь же невыгодное понятие о храме Иудейском получал и всякий язычник, которому нельзя было проникнуть в те его части, где еще оставалось его священное благолепие отчасти во всем своем величии. Он мог знать храм Иудейский только по этому двору, который был наполнен отвратительными беспорядками.

Иисус это знал, и в первое же посещение свое Иерусалима - по вступлении в должность Мессии решился восстать всей своей властью против этих беспорядков в храме. Еще 18 лет назад тому Он сказал здесь, что этот дом - Отца Его. Надлежало присмотреть за ним. Когда пришел Он в Иерусалим и отправился в храм, то, при входе в безобразный двор, собирает с земли несколько веревочных обрывков, и с этим бичом в руке начинает требовать, чтобы все торговцы и менялы немедленно оставили святое место. Те еще противятся ему, - но Иисус не пощадил денег менял, опрокинул столы их, погнал вон животных и самих продавцов. Не столько действие бича Его, сколько та Божественная сила, с какой Он восстал против них, не устрашившись ни власти священников, ни многочисленности самих торговцев, сколько действие собственного их сознания, возбуждаемого этой же силой, нудило их поспешно убираться отсюда, и двор начал очищаться.

Смотря на это беспристрастно, нельзя было отрицать нравственного величия действия Иисусова. Один восстал Он против беспорядков, терпимых и покровительствуемых столько лет даже теми, которые выдавали себя за самых строгих ревнителей закона. Святость храма, давно уже попранная, сего требовала. Но Господь дал разуметь Иудеям, что действие сие надлежит приписывать не одной только благочестивой ревности, с какой например в прежние времена очищали храм некоторые цари от идолослужения. Отношения Его к сему храму гораздо ближе, - это дом Отца Его. И после того, как Иоанн уже возвестил о Грядущем по нем, который несравненно его крепче, следовало уже ожидать Его сюда. И внезапно приидет в свой храм Господь, которого вы ищете, и Ангел Завета, которого вы желаете (Мал. 3:1). То, чего они не сделали для принятия Господа, оставалось сделать Ему, - и после проповеди покаяния в народе, внести очищение в самый храм, оскверненный его неправдами. Это начало очистительных действий Сына Божия на земле.

Но священники, оскорбленные такой укоризненной для них ревностью, а еще более объявляемыми Господом правами и независимостью от них Его действования, не хотели понимать так Его поступка и приступили к Нему с вопросом: а каким знамением ты докажешь, что имеешь власть так поступать? Тем, которые имели об Иисусе свидетельство Иоанна, тем, которые видели собственными глазами, как божественному гласу Его уступали утвержденные долговременным злоупотреблением права, - на что были нужны новые чудеса? Не ясно ли было, что пришел во храм Господь храма, что этот вопрос проистекает не от желания признать в Нем Мессию, если Он докажет свое Божественное посланничество, но из желания устранить от себя постороннее влияние, удержать за собой вековое достояние, как это выражено в притче. Здесь уже скрывалось начало того Богоубийственного кова, который развился впоследствии. Этот пророк для них был лишний: они хотят остаться при прежнем порядке вещей, при своем прежнем могуществе, - и готовы освободить себя, какими бы то ни было мерами, от сильного обличителя. Все это скрывалось уже тогда в вопросе Иудеев. Господь своим ответом выразил ту мысль, что как их образ мыслей не стеснит Его деятельности, так и Он предоставляет им делать, что угодно их душе. Концом этого будет то, что они не только своими беззакониями доведут этот храм до конечного разорения, но воздвигнут руки и на Того, Кто болий есть храма. Однако же это не воспрепятствует исполнению Его великого дела. Их торжество продлится не долее трех дней. "Разрушьте этот храм - в три дня я возставлю его". Иудеи отнесли слова Его к храму в собственном смысле и сделали Ему вопрос, который оставлен Иисусом без ответа, может быть за намеренное превращение смысла слов Его. Однако эти слова Господа они припомнили после и, извратив их, обратили в обвинение Ему.

Вот каково было вступление Господа в свое служение! Уже тогда Он видел конец Его и объявил всем во храме. Но что всего более могло иметь влияние на Его последователей, то это облеченная могуществом и величием Божественным свобода, с какой Он восстал против попрания святыни, совершаемого в дни особенно священные в глазах Иудейской иерархии. Отсюда ясно было для всякого, что кто хочет следовать за Ним, тому нечего стесняться мнением о Нем духовных властеначальников: они имеют, к несчастью, причины быть Им недовольными, потому что не хотят расстаться с своими страстями.

Однако Иисус как бы для смягчения того грозного вида, в каком открылся перед Иерусалимом с своей ревностью по доме Божьем, последующее время своего пребывания в сем городе ознаменовал несколькими разительными и вместе благотворными чудесами, которые еще более привлекали к Нему людей и заставляли их обращать более внимания на Божественную силу, какую через них открывал в себе Иисус. Молва о том, что Иоанн Его назвал Мессией, более и более распространялась между народом: чудеса вели к ее подтверждению. И действительно, многие начали верить, что нашли в Нем своего Мессию. - Но не все при этом имели такие расположения, каких Господь требовал от желающих следовать за Ним. С мыслью о Мессии - по большей части привыкли соединять мечты земного благополучия и основывали их на своих мнимых правах. И Господь, проникая образ мыслей своих новых последователей, не допускал их близко к себе, предоставляя времени отделить искреннюю веру от ложной и самообольщенной.

Беседа с Никодимом

Разрушая их мечты, Сам Господь тогда говорил в своих наставлениях более всего о необходимости духовного возрождения, которое начинается покаянием. Евангелист Иоанн передает нам одну такую беседу Его с учителем Израильским из Фарисеев, членом Синедриона, Никодимом.

Никодим столько был беспристрастен, что принимал чудеса Иисуса Христа, как свидетельство действующей в Нем Божественной силы, считал Его мужем Богопросвещенным. Но что далее сказать о Нем и о Его призвании, т. е., признавать ли Его за Мессию, кажется, он еще не решил себе, но желал только узнать о том подробнее. Это желание тем было сильнее, что ожидание царства Мессии, возбужденное проповедью Иоанна Крестителя и достигшее самого Синедриона, - очень занимало Никодима. Для решения сего вопроса он положил обратиться к самому Иисусу, потому что доверялся словам Его вполне. Никодим пошел к Нему ночью, потому что хотел скрыть свое расположение к Нему от подозрительных сотоварищей. Можем предположить, что Никодим разделял обыкновенные Иудейские представления о царстве Мессии. Он ожидал скорого, видимого, внешнего явления Его в земной славе, хотя мог иметь более очищенные, духовные понятия о Его свойствах. Как строгий блюститель закона, он конечно был уверен, что будет иметь участие в сем царстве; ему нужно было только знать, что должно думать о предстоящем явлении Мессии. Явившись к Господу и приветствовав Его, как учителя, засвидетельствовавшего своими чудесами свое посланничество от Бога, он ожидал услышать из уст Его самого что-нибудь более определенное о Его призвании и отношении к царству Мессии.

Но вместо того, чтобы заняться вопросом, который скрывался в словах Никодима, Господь намеренно дал беседе другой оборот; Он склонил речь к тому, что Никодиму и всякому единомысленному с ним особенно нужно было знать, для того чтобы лучше понимать и Самого Господа и царство Его. Тогда ближе познаем мы Христа, когда более ознакомимся с своими потребностями духовными. Их то надлежало возбудить в Никодиме.

Господь прямо высказывает, Никодиму новую для него и неожиданную, совсем противоположную его образу мыслей, истину, что не всякий, кто думает быть близким к Мессии, может быть членом Его царства: " кто не родится снова, тот не может войти в царство Божие". Мы не можем сказать, хотел ли Господь сими словами внушить, что недостаточно одной веры, которая основывается на чудесах, или желал разрушить то предубеждение в Никодиме, будто он имеет право на участие в царстве Мессии по силе своего происхождения от Авраама. Во всяком случае оба эти мнения, которые мы можем предполагать в Никодиме, основывались на таком образе мыслей, который был слишком занят внешним и был очень далек от тех святых расположений, которые составляют существо жизни по духу Христову. И вероятно слова Господа были направлены против самого источника этих представлений. Он хотел учителя израилева, занятого своим мертвым знанием буквы писания, - привести к сознанию того, что нужно новое направление сердца, решительный переворот в душе, новое рождение свыше необходимо для того, чтобы иметь участие в царстве Мессии. Вот точка, с которой мог и должен был перемениться его взгляд на царство Мессии. Никодим, слыша о пришествии царства Божия, представлял его себе внешним, видимым царством: Господь указывает ему на необходимость внутреннего, духовного вступления в сие царство, - поскольку оно, как внутреннее, наперед должно быть основано в сердце.

Образ возрождения (или рождения снова), употребленный Господом, хотя не был для Никодима необыкновенным и совершенно непонятным; он очень хорошо понял бы его, если бы дело шло о язычнике, который принимает обрезание и обязуется исполнять все обряды иудейские: становится как бы новорожденное дитя, вступая в эту новую сферу; но его затрудняло то, что в словах Господа этот образ означает не внешнюю, а какую-то внутреннюю перемену, которой учитель израилев и не предполагал. Потому он не мог понять сначала слов Спасителя. И неудивительно: мертвому ученому знанию писания всегда недоступны бывают тайны внутреннего духовного опыта. Сие-то смутное представление, родившееся в нем при словах Спасителя, он и выражает в недоумении: како может человек родитися, стар сый? Еда может второе внити во утробу матере своея и родитися?

Но Господь не отступает от сказанного, а подтверждает свое слово, только объясняя его немного: аминь, аминь глаголю тебе: аще кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие. Прежде Господь ничего не сказал о действующей причине возрождения. Теперь Он определяет ее. Это Дух Божий; Он рождает новую жизнь в том, кто вполне Ему предается, и нравственный переворот, проистекающий из сего нового начала жизни, совершенно противоположен тому господствующему направлению, которому следует человек, как член целого рода человеческого, зараженного грехом. Когда же Господь, указывая на главного деятеля в возрождении, говорит о крещении водой, то этим указывает Никодиму на то крещение, которое совершали тогда ученики Его и которое вело к возрождению духом всех искренно приступавших к Нему.

После этого краткого объяснения Господь выражает то общее положение, на котором основывается необходимость возрождения: между жизнью человека естественной, какой живет все человечество, и жизнью новой, проистекающей из источника Божественного, есть существенное различие и даже противоположность, так что одна не может по естественному порядку перейти в другую. Рожденное от плоти плоть есть: рожденное от Духа дух есть.

Но поскольку мысль о новом рождении к жизни Божественной все еще казалась странной для Никодима, то Господь употребляет чувственный образ, чтобы представить предмет яснее. Как движению ветра никто не может назначать предела; слышишь и чувствуешь его веяние, но не можешь преследовать его до его начала, откуда он исходит, или последовать за ним до места, где он престает; как ощущает человек чувствами силу ветра, стоя посреди двух не осязаемых чувствами пределов, так бывает и с веянием Духа Божия в тех, в которых совершается возрождение. Есть во внутренней жизни такого человека нечто неизъяснимое и непостижимое, что каждый может знать только по собственному опыту, что можно разуметь только по действиям.

Теперь Никодиму начинает проясняться мысль Господа. Но поскольку привык он смотреть на предметы Божественные с внешней стороны, как иудей, - то слова Господни все еще кажутся ему чем-то неслыханным, и полный изумления он восклицает: как это может быть?

Господь пользуется этим недоумением, чтобы привести его к сознанию недостаточности его ведения о предметах Божественных и необходимости высшего просвещения, чтобы смирить гордость ученого и привлечь более к Себе. "Ты учитель израилев, и этого не знаешь? Не знаешь того, без чего вся религия остается чем-то мертвым! Но если вы Мне не верите в том, что может испытывать каждый живущий на земле человек в своем сердце: как поверите Мне, когда Я буду говорить вам о том, что выше сферы человеческого опыта, выше пределов человеческого разума, когда Я буду раскрывать сокровенный совет Божий о спасении человека, которого постигнуть не может человеческий разум? Это уже переход к тому предмету, которым главным образом занята была душа Никодима, когда он пришел к Иисусу, - к вопросу о царстве Мессии, как оно должно открыться, и почему так открывается, а не так, как ожидали того Иудеи. Господь этим намекает на самое желание Никодима ближе узнать обстоятельства явления Мессии и открытия Его царства, которые Он с своей внешней точки зрения совсем не почитал такими непостижимыми, глубокими, многообъемлющими.

После такого приготовления, в словах Господа естественно было ожидать еще чего-нибудь также необыкновенного, несогласного с общими иудейскими понятиями. Конечно, Господь хочет сказать не о своем возвышении и славе: ибо это было совершенно сообразно с представлениями Иудеев. Напротив для обыкновенного Иудея, который так был привязан к внешнему, ничто столько не могло казаться странным, как мысль о Мессии страждущем, который является не в блеске земной славы, но страданием должен совершить спасение человеков. Это всегда было и будет соблазном для Иудея. Сию-то истину и открывает Господь Никодиму, но более намекает, нежели ясно ее высказывает; Он хочет, чтобы учитель израилев сам вразумился известным из древних времен образом или прообразованием к объяснению ее себе; он сравнивает сына человеческого, возносимого от земли, с знамением змия, воздвигнутого в глазах народа. Страждущий Мессия - Спаситель мира: это также странно, как и то, что воздвигнутое знамение змия служило к исцелению уязвленных змием. И однако же это было так и не без намерения было устроено так Богом.

Эта беседа Иисуса с Никодимом, которой свидетелями конечно были и ученики Господа, сделала еще глубже впечатление на сердце учителя израилева, и он постепенно более и более начал показывать даже открытое к Нему уважение (Иоан. 7:50; 19:49). Иисус не потребовал от него в настоящем случае решительного последования Себе; однако так сильно на него подействовал, что после он сам должен был оставить все ради Евангелия. А прежним образом мыслей Никодима, как он представляется нам в этой беседе, оправдывается образ действования Иисуса в Иерусалиме в отношении ко всем тем, которые изъявляли - было тогда к Нему веру (Иоан. 2:24).

Деятельность Спасителя в Иудее

Когда окончились дни праздника, народ начал расходиться из Иерусалима; Иисус также оставил этот город. Но не пошел в Галилею, а остался в Иудее, где перед сим долго трудился в Его пользу Иоанн. Иоанн теперь удалился к озеру Геннисаретскому, он крестил близ Салима. И между тем как ревностный Предтеча приготовлял для Иисуса жителей сих мест, Иисус собирал то, что приготовлено было им здесь - в Иудее. И это казалось тем нужнее, что близость влияния на эту страну со стороны Синедриона и вообще Фарисеев, неблагорасположенных ни к Иоанну, ни к Иисусу, не обеспечивала сохранения плодов проповеди и крещения Иоаннова, если бы они оставлены были Иисусом на долгое время без присмотра. Итак Он расположился провести здесь довольно времени вместе и с учениками своими; и Сам занимался учением, а ученики Его крестили веровавших в Него. Действия Его были успешны. Его общество скоро стало гораздо многочисленнее, нежели Иоанново; между тем и Иоанново также приготовлялось для Него. Враждебный дух, опасаясь их совокупного действования, искал произвести между ними разделение: однако сила Божия победила эту хитрость лукавого.

В один раз ученики Иоанновы вели какой-то спор с Иудеями относительно важности их крещения. Сии последние опровергали оную вероятно тем, что крещение Иисуса несравненно более приобретает Ему учеников, нежели крещение их Иоанну. Для учеников Иоанновых, которые оказывали высокое уважение к своему учителю, было это известие слишком больно. Они самого Иисуса считали обязанным своей славой свидетельству Иоаннову. И не имея что отвечать против укоризны Иудеев, решились отнестись к своему учителю, представить ему, как может пострадать его честь от Иисуса, и побудить его к принятию каких-либо мер против сего. Но Иоанн как был далек от того, чтобы с ними разделять эти мысли, показывают его слова (Иоан. 3:27-30): "не во власти человека, сказал он, присваивать себе более, нежели сколько дано ему свыше (т. е., как не в моей власти стать выше того места, какое Сам Бог назначил мне; я не могу перейти за ту черту, какая мне отделена; так и Христос не мог бы привлекать к Себе сердца всех, если бы не приводил их к Нему Бог, если бы Бог не открывал людям в Нем то, чего я не могу сообщить). Но вы сами должны мне свидетельствовать, что этот успех Иисуса совершенно согласен с тем, что я вам всегда говорил. Я никогда не выдавал себя за Мессию, но только за посланника пред Ним, который должен уготовать путь Ему. Моя цель достигнута; верх моей радости исполнился. Я привел невесту (церковь) к ея жениху (Мессии), Которому она принадлежит, у Котораго одного найдет она полное успокоение. Он должен возрастать, а мне надобно умаляться".

В этих последних словах видно предощущение, что конец его земного поприща не далек. Действительно, когда он перешел на ту сторону Иордана, в Перею, где царствовал Ирод - Антипа; там был схвачен, как обличитель его беззакония.

Итак, хотя сей случай ничего не сделал вредного для Иисуса, однако непрестанное приращение Его общества не переставало мучить назиравших Его недоброжелателей.

Заключение Иоанна Предтечи в темницу

В это время случилось, что Иоанн был заключен в темницу. Поводом к сему были следующие обстоятельства. Иоанн крестил в Перее, где правил Ирод Антипа, в качестве тетрарха; столицей Ирода была Тивериада в Галилее. Наследовавши от отца своего подозрительность ко всем, он наблюдал за всеми движениями, происходившими в его тетрархии и на пределах ее. Довольно было слышать ему, что Иоанн имеет в его областях многочисленную толпу последователей, чтобы считать его за опасного для себя человека. Он старался заманить его к двору своему, чтобы самому исследовать, что это за человек, и ежели его подозрения оправдаются, то обезопасить себя от него. Но к удивлению Ирода было совсем не так, как он догадывался. Этот Иоанн, которому, не смотря на его власяную одежду и строгий образ жизни, приписывали тайные цели крамолы, был строгий нравоучитель, который имеет довольно духа, чтобы те же самые истины, которые проповедывал он народу, возвестить и перед царем и его фамилией. Столько же свободный во дворце Ирода, как и в пустыне, он начал в глаза упрекать Ирода за то, что поправши и законы Божественные, и права гостеприимства, похитил у брата своего Ирода Филиппа его супругу и живет с ней теперь. С такой же ревностью обличал и другие пороки, господствовавшие при дворе его. Может быть Ирод сам по себе и не показал себя столько раздраженным сими обличениями: он даже оказывал расположение слушать его, уважал его (Map. 6:20). Но Иродиада, из честолюбия решившись оставить своего первого мужа, так была оскорблена этими обличениями Иоанна, что употребляла всю свою силу над Иродом, чтобы осудить Иоанна на смерть. На сей раз она успела сделать только то, что Ирод заключил Иоанна в крепость Махеру. Более ничего не намерен был сделать с ним Ирод частью потому, что Галилеяне считали его за пророка и так были к нему расположены, что Ирод из опасения возмущения не смел и поступить с ним слишком строго (Мат. 14:5), частью потому, что и сам опасался преследованием такого святого, Богоугодного мужа навлечь на себя небесную казнь (Map. 6:20). Эти причины долго держали Ирода в отношении к Иоанну в нерешительном состоянии и может быть наконец побудили бы его совершенно освободить Иоанна, если бы Иродиада не воспользовалась одним случаем неосторожности Иродовой к умерщвлению Иоанна, как увидим в последствии. - Ирод позволял ему в заключении пользоваться сообществом своих учеников.

Удаление И.Христа в Галилею

После заключения Иоаннова в темницу (Иоан. 8:23, 24), Иисус уже не оставался долее в Иудее. Незадолго перед сим Он узнал, что Фарисеи, Его бдительнейшие надзиратели, обеспокоиваемые непрестанно возрастающим количеством учеников Его, обратили теперь все внимание свое от Иоанна на Него. Это и побудило Иисуса оставить Иудею и идти в Галилею. Заключение Иоанна тем менее могло Его удержать от сей решимости, что оно было следствием особенных причин. Притом Ирод тогда или ничего не слыхал об Иисусе, или не обращал еще на Него своего внимания. - И так в сопровождении своих учеников Иисус и отправился в Галилею, взяв путь через Самарию. Строгий израильтянин не пошел бы этим путем, он обошел бы эту нечестивую область через Перею, по правой стороне Иордана: но Господь был всегда чужд таких суеверных правил.

Беседа Его с Самарянкой

Прошли уже летние месяцы, прошла и часть осени. Было время сеяния, которое начиналось с половины Октября и продолжалось до половины Декабря. В эту-то пору Господь пришел на плодоносные долины Сихемские. Утомленный путешествием, Он остановился при колодезе Иаковлевом. Он был один; ученики посланы были в город для покупки съестных припасов, конечно не без намерения, чтобы приучить побеждать то отвращение, какое питали Иудеи к Самарянам. В то время пришла из близ лежащего города бедная женщина за водой на колодезь. Господь, по причине томившей Его жажды прося у нее пить, заводит с ней разговор, и как всегда Он пользовался каждым мгновением, каждым случаем для своего Божественного служения, так и теперь старается сообщить этой женщине семя Божественной истины, сколько возможно соображаясь с ее расположением сердечным и со степенью ее образования. Он скрывает эту истину под таким образом, который представлялся теперь сам собой и который столько был близок к настоящему ее положению и к ее характеру, более чувственному, что мог возбудить в ней желание и к тому великому благу, о котором Он намекал и которое намерен был сообщить ей, - хотя она и не понимала еще, в чем должно состоять сие благо. В самом деле, как должно быть любопытно для нее слышать о воде, которую каждый может иметь у себя и которая с каждым днем только более будет умножаться, так что имеющему сию воду уже не нужно будет столько принимать труда, сколько теперь, для приобретения ее, не нужно будет каждый день по нескольку раз ходить за ней, черпать ее. Так описывал Господь новую Божественную жизнь, которой источник заключается в Нем Самом, которая одна может утолить жажду духа, успокоить все его потребности, которая в каждом человеке, приемлющем ее, становится приснотекущим источником мира и радости; так намекал на нее под образом живого родника, который вечно бьет живым ключом, так что имеющий этот родник не будет никогда терпеть жажды и не захочет пить другой воды.

Возбудивши в женщине желание иметь у себя такую чудную воду, о которой однако она не могла еще сказать, что это за вода, Господь прерывает речь, не входит в объяснение того, чего она при своем чувственном состоянии не могла выразуметь; Он дает беседе своей другое направление, - и с одной стороны обращает взор женщины на ее собственную жизнь: так как самопознание и одно самопознание могло сделать ее способной к правильному разумению Божественных истин; а с другой стороны открывает ей в Себе Пророка, показывая, что Ему известны и такие обстоятельства ее жизни, которых Он, как чужестранец, не мог знать обыкновенным образом: требует, чтобы она привела мужа, и этим обнаруживает, что у нее много было мужей. От этого слова Его должны были получить гораздо более веса в глазах ее; и она не оставит без внимания даже и того, что казалось ей загадочным, но предполагая в нем высший сокровенный смысл, по крайней мере сохранит в своей памяти до времени. От этого же самого она обращается теперь к Нему, как к Пророку, предлагает Ему свои религиозные вопросы и просит у Него разрешения их. Что было ближе, как спросить у Пророка Иудейского, как он решит спор между Иудеями и Самарянами, - спор, о котором напоминало самое место, где теперь они беседовали, взгляд на гору Гаризин? "Отцы наши, говорит Самарянка, поклонялись (Богу) на сей горе: а вы говорите, что место, где должно кланяться, находится в Иерусалиме?" Следовательно вопрос в том: кто же правильнее думает? - Господь в своем ответе различает прежнее и настоящее время. Прежде были правы Иудеи, потому что Самаряне - народ неизбранный Богом, а только усвоивший себе отчасти закон Его; потому и должны были, как и все прозелиты Иудейства, относиться к храму Иерусалимскому. Не имея общения с Иерусалимом, учреждая особое Богослужение в противность закону, не принимая Пророков, которых посылал Бог для наставления своего народа, и нарушая таким образом органическую связь между временами закона и Мессии, к которому руководили закон и Пророки, Самаряне сами не знали, кому они кланялись. Напротив Иудеи, пользуясь продолжающимся откровением через Пророков, чтут Бога, как Он Сам научил их. От них должно произойти и спасение для всех. Так доселе Иудеи правее Самарян, но теперь, продолжал Господь, наступает время, когда ни Самарянский, ни Иудейский образ Богопочтения не будет более иметь силы. Теперь пора уже прекратить эти споры. Открывается людям поклонение Богу в духе и истине: ибо Отец небесный таких требует поклонников. Бог есть дух и кланяющиеся Ему должны кланяться в духе и истине. Господь противопоставляет бывшему доселе служению, внешнему, привязанному к известному времени и месту, такое поклонение, которое не связано ни местом, ни временем, исходит от Духа и объемлет всю жизнь духа. Бог, как дух, правильно может быть постигаем только духом. И только это поклонение в духе может быть поклонением в истине, т. е., истинным. Поклонение в духе может быть только то, которое происходит от истины, принятой духом, соделавшейся жизнью духа (не какое-нибудь самопроизвольное, мистическое поклонение, но истекающее от истинного евангельского учения). Господь уже положил семена такого нового поклонения в сердца своих учеников, через которых оно должно быть разнесено повсюду (наступает "и ныне есть").

В заключение своей беседы Господь и прямо сказал Самарянке, что Он-то есть самый Мессия, которого ожидают Самаряне и Иудеи. Женщина спешит в город, чтобы сообщить своим радостную весть о необычайном случае. Толпы жителей пошли из города к Иисусу. Между тем возвратились ученики с своей покупкой и застали своего учителя при конце беседы с Самарянкой. Хотя беседа с женщиной, которой Он был глубоко занят, для них показалась странной и возбуждала их любопытство; но никто не смел спросить о причине и о предмете разговора. Они удивлялись и тому, что Господь не коснулся принесенной пищи. Занятый своим великим делом, Он забывал потребности земные. Дух Его созерцал действия истины Божественной в душе женщины, в жителях города, страны, целого мира. Он имел в виду всемирное распространение того учения, которого начатки предлагал теперь бедной женщине. Он уже видел перед собой жатву от тех семян, которые ввергал теперь в недра земли. Поэтому на удивление учеников Господь отвечал: "Я имею другую пищу, которой вы не знаете (то, что дает пищу моему духу, заставляет Меня забывать о пище телесной). Моя пища исполнит волю пославшего Мя, и Я исполняю Его дело (сею семя, от которого должно распространиться царство Божие в целом человечестве)". И потом изображает им в приточном сравнении, что хотел сказать о начатом деле Божием между Самарянами. Может быть, смотря с одной стороны на рассеянных по полям земледельцев, которые занимались сеянием, или на восход хлеба на полях, а с другой - на толпы, выходившие к Нему из города по призыву женщины, Господь сказал, вы говорите, что не ранее, как через 4 месяца, будет жатва. В отношении к природе это так; но иначе теперь в делах духовных. Когда пришло время, то лишь только сеется еще семя, и уже начинается жатва. Поднимите взоры (указывая на выходящие толпы Самарян) и смотрите, как эти поля уже готовы к жатве. Но вместе, созерцая духом, что Он оставит землю прежде, нежели начнется, полная жатва, что должен будет предоставить своим ученикам доканчивать сию жатву, Господь предвозвещает им пророчески, - что им предстоит эта настоящая жатва, которой Он вместе с ними будет наслаждаться (сеющий и жнущий будут радоваться); они пожнут, что посеяно. Так Господь уже намекал им на свое удаление от них и на близкую свою кончину, которую предваряла еще ближайшая смерть Его Предтечи.

Два дня еще пробыл Господь здесь по просьбе Самарян, - и пошел в Галилею.

Несколько замечаний о тогдашнем состоянии Галилеи

Несмотря однако же на то расположение, какое оказали Ему жители Самарянского города, Иисус спешил в Галилею. Он всегда считал Себя призванным для проповедания преимущественно между Иудеями. Итак оставив Сихем, Он отправился в отечественную страну - Галилею (Иоан. 4:43; Map. 1:14; Матф. 4:12; Лук. 4:14). Галилея с того времени стала обыкновенным местом Его действий; здесь Он время проводил в небольших путешествиях по различным ее округам и городам. Некоторые замечания о тогдашнем состоянии Галилеи могут нам послужить к объяснению, почему Господь избрал эту преимущественно страну местом своего общественного служения.

Галилея по счислению Иудейского историка содержала в себе до 204 городов и селений ³⁶. Жителей там было до 4 миллионов ³⁷. Ежели и сократить обыкновенное число жителей, которое он полагает в каждом малейшем селении, именно 15,000 ³⁸, все однако же Галилея, при малой обширности, была тогда очень многолюдная страна. Жители ее были не все Иудеи; много было между ними иностранцев, Финикийского, Арабского и даже Египетского происхождения. Они уже давно пришли в сию страну, некоторые еще во времена Ассирийского владычества; другие были поселены Сирийскими государями. Отличное плодородие этой страны, равно как и удобство для торговли привлекло иных и позднее. Многие из сих переселенцев приняли уже и религию Иудейскую. Под скипетром одного государя, Галилеяне составляли один народ из людей различных религий, различных наций; Израильтяне между ними, если и не были многочисленнее, однако при государе, державшемся веры Иудейской, были в некотором смысле господствующим народом, хотя ни вера государя, ни древние права, какие Иудеи имели на сию страну исключительно в отношении ко всем другим народам, не давали им никаких преимуществ перед прочими поселенцами. Итак Галилея может быт рассматриваема в отношении к религии и как страна Иудейская, и как страна языческая: в сем последнем значении и она называлась Галилеею языков ³⁹.

Смешение Израильтян с язычниками в Галилее и отдаленность их от столицы их веры оставляло их по большей части в невежестве в отношении к своей вере. Это были люди, седящие во тьме и сени смертной. Собственные Иудеи смотрели на них с презрением. От Галилеи пророк не приходит, из города Галилейского может ли что добро быти? Эти были всеобщие поговорки между чистыми Иудеями. Галилеяне не богаты были учителями; зато учители Иудейские не передали им всех своих заблуждений. Правда, они разделяли с прочими Иудеями некоторые предрассудки относительно Мессии; но их предрассудки, как предрассудки невежества, легче могли сглаждаться, нежели предрассудки ложного просвещения. Явление между ними Мессии тем более долженствовало их привлекать к Нему, чем на низшей степени стояли они прежде в мнении своих соотчичей Иудейских.

Для других обитателей Галилеи - язычников Иисус также не мог остаться незамеченным, хотя ни Сам, ни ученики Его собственно с учением к ним не обращались. Потому что и Он, и ученики Его исцеляли больных их во множестве. Таким образом и между сими людьми обращение и проповедь Иисуса не могли оставаться без плода.

Ученики Иисуса были все из Галилеи. Другим последователям Его удобнее было здесь сопровождать Его в Его путешествиях и, оставляя свои домы, собирать семена Его учения, которые Он бросал там и здесь: поскольку плодородностью страны вообще обеспечивались они на счет своего содержания.

Этими соображениями нам объясняются причины, по которым Спаситель избрал местом преимущественного своего обращения во время общественного служения Галилею.

Проповедь и деятельность Спасителя в Галилее, исцеление сына царедворцева, проповедь в Назарете, при море Галилейском, чудесный лов рыбы

Евангелист Иоанн, говоря о прибытии Господа в Галилею, замечает: сам бо Иисус свидетельствова, яко пророк в своем отечестве чести не имать. Сими словами он хочет объяснить, почему Господь не остался в Назарете.

Когда вступил Он теперь в свою страну, в частых селениях Галилеи Ему начали попадаться люди, которые были в последний праздник в Иерусалиме и видели там Его первые действия. Молва быстро начала распространяться о Нем. Все радовались их соотечественнику, Галилеянину; все думали, - Он заставит теперь Иудеев согласиться, что и из Галилеи пророк приходит; надеялись, что в своей стране Он еще более покажет чудотворений. - Конечно много было в таких представлениях об Иисусе неправильного: творить чудеса - для угождения своим соотечественникам, для возвышения их перед Иудеями Он никогда не думал; творить чудеса для поддержания своей славы - еще менее. Главной целью Его чудотворений всегда было нравственное благо людей, возбуждение веры в Него, как Мессию; где не видел Он сего, там воздерживался от всяких знамений и чудес. - Но нельзя отрицать, по крайней мере того, что эти представления об Иисусе соединялись однако же с уважением к Нему самому, как посланнику Божию.

Иисус возобновил потом в Галилее прекратившуюся по случаю заключения Иоаннова в темницу проповедь: исполнилось время ожиданий и предопределения Божия, приближилось Царствие Божие, наступили дни Мессии. Но кто хочет быть участником благ Его, прежде должен очиститься покаянием и с верой внимать новому благодатному учению, которое возвещает Мессия (Map. 1:15). Проповедь сия, доселе слышимая только в пустынях, при источниках, вообще в местах обильных водой, где было можно креститься, была внесена Иисусом в синагоги Галилейские и возвещаема в городах (Лук. 4:15). В синагогах обыкновенно предлагались чтения из книг Ветхого Завета. Учители Иудейские, или раввины, могли прилагать к сему и изъяснения прочитанного, или занимались собеседованием с собравшимися слушателями о других религиозных предметах. Иисус пользовался этими случаями к распространению своего учения. Он Сам вставал читать из писания в синагогах, Сам толковал прочитанное, Сам прилагал оное к предмету собственного служения. Иногда таким образом случалось, что читаемое или какое-нибудь место из пророка так прямо и ясно указывало на Него, что не нужно было никаких изъяснений. Занимаясь проповедью, он не оставлял подтверждать ее и чудесами; и как никогда не расточал их без цели, так с другой стороны не отказывал в них, когда видел хотя малую приемлемость к тем истинам, которые проповедывал.

В начале сего путешествия Он пришел в Кану, где были у Него родственники и где уже Он сотворил первое чудо. Расположение жителей города, как кажется, не совсем соответствовало желаниям Иисуса: они ждали от Него только чудес ⁴⁰, а верить в Него, как в Мессию, не думали. - Но между жителями Каны предстал Иисусу один царедворец из Капернаума. Он не был из числа тех, которые, видя или слыша о необычайной силе Иисуса, хотели только делать ее предметом холодного наблюдения или суетного любопытства, или пользоваться ей для исполнения своих причудливых желаний: но не был и из числа тех, которые чувствовали сердечное влечение к Иисусу и приходили к Нему с полной верой. Он стоял на средней степени между теми и другими (таких было много): его привело к Иисусу не внутреннее влечение, но внешняя необходимость; у него был болен сын; от Иисуса он ожидал его исцеления. Иисус в таких случаях не отрицался подавать своей Божественной помощи, хотя старался всячески дать почувствовать, что нужно иметь более чистое, более возвышенное к Нему расположение. Он выслушал просьбу царедворца и, еще не давая ему ответа на оную, устремил испытательный взор в глубину духа просителя, в одно мгновение взвесил его достоинство, и потом сверх всякого ожидания, отвечал так: вы такие люди, что не уверуете, если не увидите знамений и чудес (хотя и обращался он к Иисусу, но не по искренней уверенности, что Он силен совершить это и что Он есть истинный посланник Божий). - Родителю, который опасался каждую минуту лишиться своего сына, было слишком трудно выносить этот строгий разбор его внутренних расположений. Да как царедворец, может быть, он и не ожидал такого приема. Однако взор всеведения, брошенный на него, убедил его, что жизнь его сына точно во власти Иисуса. Посему вместо того, чтобы оскорбиться замечанием Его, он еще пламеннее стал просить Его, чтобы подал помощь сыну его. "Господи, говорил он, приди пока не умер он". Этим как бы выражалось: чувствую справедливость твоего замечания: но не время теперь обличать; после обличай, как хочешь, но теперь помоги. Иисус сделал более, нежели сколько просил царедворец, и царедворец оказал веры более, нежели сколько можно было ожидать от него сначала. Царедворец просил Иисуса придти из Каны в Капернаум для исцеления своего сына, потому что он там находился. Иисус только сказал ему: "поди, сын твой здоров", и царедворец уверовал в Иисуса не только сам, но и весь дом его. Некоторые считают сего царедворца за одно лицо с Хузою (Лук. 8:3) или с Манаилом (Деян. 13:1). Но то и другое - догадка, не более.

Немногие, может быть, только ученики Иисуса, понимали в настоящем случае Его Божественное искусство возбуждать и возгревать искру веры, но то было для всех потом известно, что сын царедворца действительно стал здоров с того часа, в который сказано отцу его: поди, сын твой здоров. Молва скоро должна была разгласить этот случай по всем окрестностям Каны и Капернаума. Царедворец Капернаумский был всем там известен, - и Иисус был всюду прославляем (Лук. 4:15).

Но вот после посещения других городов Галилеи приходит Он в Назарет ⁴¹. Чудо Капернаумское было и там слышно (Лук. 4:23). Дошла сюда молва и о других благодатных действиях Иисуса (18-22). Но им или не верили, или не давали такой важности, чтобы считать их делами Мессии. Хотелось им самим что-нибудь чудесное видеть от Него; впрочем и в таком случае они не способны были принять Его, как принимали Его другие. В них слишком были сильны предубеждения, посеянные долговременным пребыванием Иисуса в Назарете - в убогом виде. В таком-то расположении нашел к себе сердца своих соотечественников Иисус в то время, когда, явившись в Назарет, вошел в синагогу их и начал учить. И чего же надлежало ожидать отсюда? Иисус предложил для первой беседы чтение из Пророка. По особенному намерению Божию открылось Ему место из Исаии: 61:1-2, где Пророк предвещает лето Господне благоприятное, истинное лето отпущения (юбилей), времена отрады и утешения для народа Божия с пришествием Мессии. Но тот же Пророк предсказывал вместе, что помазанник Божий будет благовествовать нищим духом, будет исцелять, - но сокрушенных сердцем, будет проповедывать освобождение пленным, т. е., держимым в узах греха и диавола, возвестит прозрение слепым, которые и сами сознают свою слепоту, отпустит на свободу измученных, - под игом князя тьмы, но которые сами будут желать того. Между тем Его слушатели были не из числа тех, которые сознавали свою слепоту и желали исцеления от нее. Поэтому слово Его, при всей своей силе, не могло произвести на них спасительного действия. Они только дивились, что известный им с младенчества Иисус может говорить так красноречиво, соглашались, что теперь наступило это время, предвозвещенное Пророком; проповедь Иоанна, проповедь Самого Иисуса везде были принимаемы с охотой. Когда же по прямому приложению слов Пророка к лицу Самого Иисуса нужно было признать Его Мессией, тогда возбудились в них сомнения: может ли совершать такие дела тот, которого мы знаем мать, братию и сестер, которого привыкли считать сыном плотника? Не имея сердечного расположения к духовным благам, указываемым Пророком, а потому и не дорожа ими, они без сомнения требовала от Иисуса, если не словами, то по крайней мере в мыслях, чудес, какие совершил Он в Капернауме и в других местах, по вере прибегавших к Нему за помощью. Но творить чудеса там, где не было никакой приемлемости веры, только для удовлетворения грубого чувственного любопытства - этого не мог Господь. - Правда, сказал Он, вы можете сказать, что сам Я не стараюсь ничем привлечь расположение ваше, не делаю, чего вам хочется: - но это уже не в первый раз оправдывается, что пророку нет чести в отечестве своем. Так было с Илией, так было с Елисеем. И как Илия и Елисей, когда не имели к ним веры Израильтяне, свои благодеяния оказывали посторонним: так приходится сделать и Мне. Эта речь, которая ставила жителей Назарета ниже язычников, принимавших с верой пророков, вывела их совершенно из себя; они выгнали Иисуса из синагоги, из города, хотели сбросить с горы, на которой был расположен их город: но Иисус закрыл Себя от них Своей Божественной силой и удалился.

С Ним тогда не было учеников Его, или по крайней мере не все: Иисус, может быть, нарочито удалил их от того, чтобы не быть свидетелями неприятности, нанесенной Ему соотечественниками, которая могла сильно подействовать на их душу. Он пошел из Назарета к морю Галилейскому, чтобы там найти их, избрать себе какое-нибудь одно место для всегдашнего приюта, в случае нужды, принять своих учеников в теснейший союз с Собой, начать их особенное образование, соответственное их назначению, и с ними снова отправиться путешествовать по Галилее.

Берега моря Галилейского были усеяны селениями, коих жители занимались рыбной ловлей. Иисус, явившись здесь, так же как и в других местах, начал учить народ. Многие здесь, вероятно, еще прежде слышали проповедь Иоанна; еще вероятнее, всем было известно что-нибудь об Иисусе. Итак Иисуса сопровождала многочисленная толпа народа. Все теснились около Иисуса: кто хотел слышать, что Он говорил, кто просил Его о какой-нибудь помощи, кто хотел удовлетворить своему любопытству. Наконец Он достиг того места, где ловили рыбу Симон и Иоанн с своими братьями. Увидев лодку Симона, Он поспешно вошел в нее, чтобы освободиться немного от тесноты и докук народа, который, не смотря на привязанность, какую оказывал к Нему, не понимал Его однако же надлежащим образом; отплыв несколько от берега, Иисус начал с лодки продолжать свои наставления народу.

Такая противоположность судьбы, - в одном месте Его гнали от себя, в другом теснились, чтобы приблизиться к Нему, - чем разительнее обнаруживалась, тем большей грозила опасностью Иисусу. С одной стороны представлялось, что дело Иисуса ненавистью и завистью врагов Его может быть прекращено в самом начале; с другой, что сама привязанность к Нему народа приведет Его к таким следствиям, каких Он отнюдь не желал. То и другое вызывало Его теперь более заниматься образованием учеников, будущих учителей мира; притом Он видит, что при жизни своей Ему нужно будет посылать их с благовествованием по городам Иудеи, что Он один не успеет столько сделать, но они еще очень мало были приготовлены к этому служению. Итак Иисус решился некоторых учеников сделать неотступными спутниками своими, сделать их свидетелями всех своих действий, чтоб они из обозрения полной картины Его жизни и служения яснее могли постигнуть Его глубокие цели, правильнее разуметь царство Мессии, с большим убеждением потом свидетельствовать о Нем и проповедывать Его учение.

Намерение сие тогда же отчасти и было выполнено. Окончив наставление к народу, Иисус обращается к Симону и спрашивает, какова была ловля в отсутствие Его? Иисус знает, что ничего не наловили, у них же и сети были вымыты, но Ему нужно было обратить на это внимание ученика своего, чтобы потом показать, как без Него они не могут иметь успеха даже и в обыкновенных занятиях своих, как напрасны их опасения расстроить свои семейные дела, последовав за ним, и как все их ущербы щедро могут быть награждены одним Его словом. Симон отвечал, что он с своими товарищами трудился целую ночь, но ничего не поймал. Иисус велит ему отплыть на глубину озера и там закинуть свои сети. Симон от этого не ожидал никакого успеха, однако повиновался, и что ж? Сверх ожидания его в один раз вытащено было столько рыбы, что ею могли нагрузиться целые две лодки. Симон пришел не в удивление, но в ужас от такого чуда. Лов был не ночью, а днем, был на глубине озера и так велик, что рвались сети; но рыба не ушла. Когда пристали к берегу, Симон бросился на колена пред Иисусом и, в сознании своего недостоинства быть опять спутником Его, выразил желание оставить Его: "я грешник, не могу обращаться с Тобой, Божественный чудотворец". Но Иисус ободрил его, велел следовать за собой и, применяясь к случившемуся событию, сказал: "отселе ты будешь ловить человеков", - то же повеление и обещание относилось и к обрату Симона, потом и к другим товарищам их, участвовавшим в последней чудесной ловле - Иакову и Иоанну. Послушные гласу Иисуса, они вытащили свои лодки на берег и простились с своим озером. У последних двух братьев был тут отец, но они оставили и его.

Проповедь и деятельность Спасителя в Капернауме

Иисус направил с ними путь в Капернаум. Этот город Он предназначал сделать местом своего пребывания в свободное от путешествий время, - им хотел заменить себе Назарет. Эта часть Галилеи отличалась пред всеми прочими тучной почвой, обилием всяких плодов, благотворностью климата, прекрасным источником, это было немаловажным удобством для собиравшегося к Иисусу народа. Кроме того Капернаум лежал на границе двух отдельных владений: собственно он находился в Галилее, где правил Ирод, но весьма близко от Капернаума находилась Вифсаида, бывшая в области Филиппа, брата Иродова, который правил Итурией и Трахонитской областью и куда мог бы удалиться Иисус, если бы встретилась опасность со стороны Ирода (Матф. 14:13; Иоан. 6:1). Но были без сомнения и другие более важные причины у Сердцеведца, почему именно этот, а не другой город избрал Он местом своего постоянного пребывания, которых мы не знаем. Знаем только, что Капернаум отселе называл Иисус своим городом, что здесь просили с Него динария, как и с прочих обитателей города (Матф. 7:24; 9: 1).

Переход Иисуса из Назарета в Капернаум есть такое событие, о котором три первые евангелиста говорят с особенной подробностью, как о событии, соединенном со многими обстоятельствами жизни Иисуса Христа. И действительно, первый день пребывания здесь Иисуса, в то время как этот город по слову Евангелиста стал Своим Иисусу Христу, показывает, что события стоили особенного подробного описания. Мы уже сказали о первом избрании в постоянные спутники и последователи четырех учеников, которые доселе, может быть, на краткое время привязывались к Нему и довольствовались этим. Спаситель в субботу, в ближайшее время к исходу из Назарета, является в здешнюю синагогу и по обычаю начинает проповедывать. Предметом проповеди, вероятно, были те же истины, которые Он везде возвещал в то время: близость царствия Божия и проч. Проповедь Его, несмотря на тожество предмета, всегда разнообразилась в приложении к своим слушателям, которых внутреннее состояние было совершенно открыто Его взору. И это давало Его учению всегда особенную силу; кто не хотел намеренно противодействовать влечению благодати, исходящей из уст Его, тот невольно чувствовал себя плененным ею. Это было не учение книжников и законников, мертвое, холодное ничего не говорившее нравственному чувству человека. В учении Иисусовом скрывались жизнь и сила Божия. В то время как Он таким образом поучал в синагоге Капернаумской, - вдруг раздается страшный вопль: что Тебе до нас Иисус Назарянин! Это был голос духа нечистого, жившего в одном из слушателей Иисусовых. Долго враг Божий молчал; проповедь о царстве Божьем грозила разрушением его царству; наконец не мог долее терпеть; что Тебе, закричал он устами своей жертвы, до нас? Ты пришел погубить нас. Знаю я Тебя, кто Ты, святый Божий! Слова эти показывали, что духу каким бы то ни было образом хотелось склонить Иисуса к тому, чтобы Он не так сильно гнал его из своей области. Как раб, бежавший от господина и встретившийся с ним там, где не чаял, он употребляет всякие уловки, чтобы уклониться от наказания, ожидающего его. - Но его свидетельство не принято. Иисус велел ему оставить свое жилище... И бессильный дух, не смея говорить, испускал последний крик - вопль злобы и отчаяния, - не смея долее оставаться в человеке, ужасно его сотрясает и оставляет едва живым. - Все собрание пришло в ужас и вскоре это событие стало главным по всей Галилее.

Субботнюю вечерю Спаситель благоволил вкусить в доме Симона. Как бы желая яснее выразить свое расположение к нему и тем крепче привязать его к себе, разрешить узы, сколько-нибудь привязывавшие его еще к дому и семейству, самому семейству его внушить более готовности к разлуке с Симоном, тотчас по прибытии в дом Симона, Он исцелил от болезни его тещу, которая одержима была сильной горячкой.

В вечеру того же дня, по окончании часов покоя субботнего, к двери дома Симонова собралось множество народа с больными, по слуху о происшествии в синагоге. Может быть, давно не видавшие света солнечного, или по утру еще не думавшие дожить до вечера, все теперь чаяли милости от Иисуса. Здесь были и одержимые обыкновенными болезнями, и бесноватые. Милосердый Господь вышел к ним из дома и, переходя от одного больного к другому, возлагал на каждого свою руку и подавал им исцеление, воспрещая только одержимым духами, как и прежде, провозглашать о Нем, как о Мессии.

Так ознаменовал Господь вступление свое в Капернаум! - О, как щедро изливались на всех благодеяния Его, когда злоба и неверие людей не останавливали Его, не стесняли Его! Как Он являлся тогда неистощимым в любви!

На утро жители Капернаума снова собрались к дому Симона. Но здесь уже не было Божественного чудотворца. Рано утром Он оставил совсем город и, приготовляясь в путь по Галилее, чтобы благовествовать и там Евангелие царствия, в уединении молился. Мы заметили уже, что Капернаум Он не избирал для постоянного пребывания в нем. Сделавши его местом сборища для народа, Он мог возбудить против Себя подозрение правителя Галилеи, - питать в народе замыслы, несогласные с истинными Его целями, - должен был лишить многих личной помощи и возбуждения. Таким образом когда Симон с прочими учениками явился было к Нему во время Его молитвы с представлением, как народ ждет Его в Капернауме, только получил повеление вместе с прочими - идти с Ним для благовествования в Галилее. И просьбы жителей Капернаума не переменили решимости Спасителя. Воля Отца и благо всех людей управляли всеми шагами Его.

Где именно Спаситель был с проповедью во время сего путешествия, Евангелисты не замечают и о Его действиях не сообщают никаких подробностей, кроме только исцеления одного прокаженного, которого Господь исцелил словом и прикосновением и, по исцелении велел ему принести за себя законную жертву и явиться для освидетельствования священникам. Но слава имени Иисусова уже распространилась не только по Галилее, но проникла и в Сирии, собирала к Нему и водила за Ним толпы из Галилеи, Десятиградия, Иерусалима, Иудеи и с той стороны реки Иордана. Множество чудес, сила учения и новость проповеди и всегда могли возбуждать любопытство Иудеев и обращать внимание на учителя и чудотворца ( Иудее знамения ищут): но особенно теперь, при ожиданиях Мессии. Ученики, сопровождавшие Иисуса, могли понять теперь, что значило их назначение: быть ловцами человеков. Галилея была пред ними как море, кипящее рыбами, в котором на этот раз столько нашли рыбы, что стоило только бросить сеть, чтобы наловить ее множество.

Но Господь видел, что еще не вдруг сему предлежало быть и что наперед нужно образовать самих рыбарей, надлежит ввести их в дух своего учения, объяснить им тайны царствия. Все вообще окружавшие Его имели такое понятие о Мессии и Его царстве, что надлежало наперед его очистить, исправить, обратить внимание на то, на что прежде совсем не обращали, и ослабить некоторые ожидания, слишком сильные и совсем не соглашавшиеся с истиной. Они еще не знали, что в царстве Мессии все должны преобразоваться, и кто думает быть к Нему ближе других, тот, всего вернее, далек от Него. - Вот почему Спаситель, говоря о приближении царствия небесного, тогда ничего прямо не говорил о самом Мессии, предоставляя открыть Себя уже позднее, после надлежащего приготовления к тому народа. Вот почему Он, когда изгонял духов нечистых из людей, одержимых ими, которые первые и только одни еще тогда начали называть Его Мессией, воспрещал им это. Вот почему во время сего путешествия воспрещал и исцеляемым разглашать о чудесном освобождении от болезней и не позволял им ходить вместе с Ним, как напр. прокаженному (Марк. 1:43-44; Лук. 5:14), которому даже приказал явиться священникам. Вот почему Он стал чаще уединяться от народа и, предавая себя в волю Отца, чаще беседовать с Ним в молитве (Лук. 5:16). Вот почему вскоре Он допустил к открытой борьбе с Собой других уважаемых народом руководителей, которых правила впрочем стоили самых резких обличений.

Когда Господь возвратился в Капернаум, сюда уже собрались из Галилеи, из Иудеи, из самого Иерусалима книжники и фарисеи посмотреть на Его действия, послушать Его наставлений, не с тем, чтобы с ними сообразоваться в своих поступках, но чтобы узнать, к чему клонятся Его намерения, нет ли в них чего-либо несогласного с их мнениями и правилами, противного их чести и уважению в народе. Они наблюдали за Иисусом, когда Он после Пасхи, оставшись в Иудее, около осьми месяцев занимался там проповедью и, приобретая все более и более последователей Себе, крестил их чрез учеников своих (Иоан. 4:1-3). И тогда, как удалился Он в Галилею, они не выпускали Его из виду, особенно после того, как молва о чудесах Его сделалась всеобщей. К тому же приближалось время Пасхи. Можно было ожидать Иисуса в Иерусалим, как и в прошедший раз. И как тогда Он явился во храме с требованиями, необыкновенными для тогдашних учителей, то можно было ожидать подобного и ныне, - особенно при расположении к Нему народа.

Книжники и фарисеи посещали Его дом, присутствовали в собраниях к Нему народа, при Его наставлениях. Господь им не препятствовал в том: но старался внушить им, как знакомым с Писанием и принявшим на себя руководство народа в делах веры и благочестия, более правильные понятия о Себе.

Исцеление расслабленного и беседа с фарисеями по этому поводу

В один раз, когда занимался Он в одном доме в присутствии их наставлением к народу, - вдруг раскрывается потолок и спускается на одре на средину расслабленный (разбитый параличом), который не мог двинуть ни одним членом и которого, за множеством народа, не могли пронести в двери дома. Это была удивительная встреча горячей веры с холодным неверием к Господу. Может быть, замечая смятенное состояние больного, представшего пред Ним, как пред судиею и целителем своим, или собственно для находившихся здесь фарисеев и книжников, Он обращается к расслабленному не с обыкновенным словом исцеления от болезни, но наперед говорит ему: "дерзай, чадо, прощаются тебе грехи твои". Такие слова поразили некоторых из книжников. Услышать: встань, возьми одр твой, - это еще казалось им сносным. Но услышать такой приговор о грехах, это казалось им не менее, как богохульством. Впрочем они не смели, или не успели еще изъяснить своих мыслей, как Господь, проникая в их сердца, Сам обнаружил их пред всеми и дал о них суд свой. "И Я согласен, сказал Он, что сказать: встань, возьми одр твой - легче, и что отпущать грехи может только Бог. Но для того-то Я и сказал наперед расслабленному: отпущаются тебе грехи, чтобы вы знали, что такое сам в себе Сын человеческий и как далеко может простираться власть Его даже на земли (не тогда, как Он будет на небеси), - и вот теперь прибавлю очевидное доказательство на то, что не приписываю себе ничего лишнего. В то же время, обращаясь к расслабленному, Господь говорит: "возьми одр твой и ходи". Если бы Спаситель сказал это ранее и только это одно, то подобных чудес могло быть указано довольно и прежде, и это чудо не показывало бы в Иисусе необычайного чудотворца. Но после того, как Господь пред всеми произнес такие слова, которые действительно были бы хулою в устах всякого чудотворца до того времени, Он не только не остановился, но повелел расслабленному восстать от своего одра, и слова Его влили живоносную силу в мертвенность больного, ничем не владевшего; - больной встал, имел столько крепости, чтобы самому нести свой одр и пройти с ним сквозь толпу стеною стоящего народа; нужно ли было более ясное наставление, за кого Его должно принимать, и более сильное доказательство истинности Его слов? Отпущать грехи? Сколько было у народа Иудейского Божиих посланников, и ни один не брал на себя такого великого дела. Иоанн крестил крещением покаяния, но не давал прощения грехов. В храме очищались грехи - до известной степени - принесением жертв. Господь, сам в себе нося очищение грехов человеческих и по Божественному своему праву, и по решительному намерению искупить грех собственной кровью, мог, и только один мог так, не призывая милости Отца и не употребляя в посредство никакого обыкновенного очистительного средства, сказать: отпущаются тебе грехи... Книжники и законоучители должны были вразумиться этой беседой и чудом, за кого надлежит признавать Иисуса. Всеобщее изумление сопровождало это действие и хитрая злость должна была умолкнуть. Но Господь, имея дело с людьми, надменными своей праведностью, желал еще в большей ясности представить, в какой мере касается Его служения это дело - отпущение грехов, и для кого именно это могло бы быть нужно. Последующие события отчасти по собственному Его намерению, отчасти как бы сами собой, подавали Ему повод раскрыть это в надлежащей ясности.

Призвание Матфея к апостольскому служению и беседы с фарисеями

Вскоре после описанного происшествия случилось Господу опять проходить мимо озера Геннисаретского; здесь Он призвал еще ловца человеков, но уже не из беззазорного звания рыбарей, а мытаря Матфея. Надобно знать, что такое значил мытарь в глазах строгого фарисея, чтобы судить о намерении такого избрания, и именно в настоящее время. Занимаясь сбором податей с народа Иудейского в пользу языческого императора, часто употребляя к тому жестокие меры, часто прибегая к насилиям и притеснениям бедных, чтобы самим обогатиться, мытари были самыми презренными людьми в глазах религиозного Иудея, хотя и не все они были действительно столько низки по всей нравственности. Τελώνης значило то же, что άμάριωλος. Призывая Матфея в число ближайших своих последователей, Господь и хотел показать именно то, что Он пришел грешников призвать на покаяние, и что как из числа так называемых грешников есть такие, которые ничем не хуже считающих себя праведниками, ни в чем неукоризненными, так и между сими мнимыми праведниками есть не мало грешников в самом тесном значении этого слова.

Матфей быстрой решимостью последовать зову Господа уже показал, что он не менее других учеников был достоин Божественного призвания: но он сим не удовольствовался. Как бы в благодарность за милостивое снисхождение к нему Господа, он с дерзновением просил Его вместе с прочими учениками к себе на трапезу, на которую пригласил и многих из своих собратий по званию. Господь, видя любовь его и зная, что пример его мог служить ободрением и для прочих мытарей, не отрекся от приглашения; хотел, чтобы поступок Его поняли и фарисеи. Но они не способны были видеть это, как надлежало.

Вместо того чтобы оценить в этом любовь Сына человеческого, они обратились к ученикам Его и, как будто желая восставить их против Него, с укоризной и с чувством обиды для себя говорили: что это, учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками, оставляя вас в стороне? - Так, отвечал им Иисус вместо учеников своих; но кому должен оказывать свои пособия врач, здоровому, или больному? Вы считаете себя крепкими: что же для вас странного, что Сын человеческий не к вам обращается! Но и вам, искусным в законе, не надлежало бы забывать слова Божии у пророка: милости хощу, а не жертвы, и не смотреть с презрением на этих несчастных, отверженных вашим надмением. - И не видите ли, что это надмение и этот недостаток любви к своим братьям уже суть такие грехи, которые незаметно для вас самих ставят вас наравне с сими грешниками пред Святым Богом и должны побудить вас искать помощи у Врача, пришедшего к вам больным? Бог отказывается от жертвы для милости; а ты для соблюдения мнимой праведности отказываешься от милости! - Не для таких праведников пришел Я на землю, но для сокрушенных грешников. Если же и эти праведники желают быть близки ко Мне, то также должны сознать себя грешниками.

Пристыженные таким ответом, они хотят отмстить и учителю и ученикам порицанием в слабости правил Его, выставляя на вид, что с такой снисходительностью к грешникам они сами не отличаются от них ни особенным воздержанием, ни молитвами. Пост и молитва - первые средства к очищению от грехов, к достижению святости. Но сии средства у них слишком мало значат. Чтобы подкрепить свои слова еще более, фарисеи приглашают на свою сторону случившихся там учеников Иоанна и, указывая на пример Иоанна, уважаемого и Иисусом, и на свой пример - на пример людей, которых Он унижает, предлагают вопрос Ему: для чего ученики твои не постятся и не творят молитв, как мы, или как ученики Иоанна?

Господь отвечал на этот вопрос: и в этом нет ничего странного. Во-первых, надобно различать состояние тех и других учеников, и во-вторых - знать, в какой мере и в каком виде соглашается это требование с прочими началами Моего учения - Пост есть выражение скорби; в горе не приходит и пища на мысль; начало его скрывается в чувстве скорби о лишении чего-нибудь. Мои ученики не имеют причины скорбеть, доколе Я с ними; подобно как званные на брак друзья жениха не имеют причины скорбеть, доколе жених с ними. Ученики Иоанновы могут и должны поститься теперь, потому что с ними нет жениха их (он в темнице). Фарисеям, которые не хотели стоять ни на стороне Иоанна, ни на стороне Иисуса, всегда есть причина поститься, хотя их пост и не имеет пред глазами Божиими того значения, какое они хотят ему дать. Иное дело, когда наступит и для моих учеников такое же время. Но и тогда, когда начнется время скорби для моих учеников, и тогда это учреждение, как внешнее, должно быть вполне сообразным с прочими внешними учреждениями и с новыми внутренними началами. Поступить тогда по примеру учеников Иоанновых, т. е., изменить только в одной части правила жизни, значило бы к ветхой ризе пришить новую заплату и тем увеличить дыру. А поступить по примеру фарисеев, т. е., удержать все ветхие формы, значило бы влить в ветхий мех новое вино и лишиться вдруг и вина и мехов. Итак, всему свое время и своя мера. Дух христианства должен образовать для себя и новые формы.

Таким образом указания фарисеев, относившихся к Иисусу с своими правилами, и здесь были отринуты и только послужили ученикам Господним для точнейшего соображения своих отношений и к фарисеям, и к ученикам Иоанновым, из среды которых некоторые сами вышли. А книжники и фарисеи узнали отселе, что Господь отнюдь не расположен подчинять Себя их мнениям и правилам, что Он хочет действовать с полной независимостью.

Путешествие И.Христа в Иерусалим на праздник Пасхи

Несмотря на такое видимое несогласие в правилах и мнениях с уважаемыми учителями народа, Господь, зная, что час Его еще не пришел, отправился в Иерусалим, когда наступило время идти туда на праздник Пасхи. Кроме того, что здесь Он мог сделаться известным и жителям тех городов, которых Сам не посещал, и даже обитателям отдаленных стран, приходившим на праздник, там, где был дом Отца Его, в присутствии тех, которые считали себя его приставниками и управителями, Он считал нужным яснее возвестить о Себе, чтобы никто не оставался в неведении о Нем, и если кто хочет точнее удостовериться в Нем, тому указать способы, как сего достигнуть. - Сюда переходил и вопрос о законе и правилах, которые поддерживали фарисеи. В беседах с ними в Галилее Господь указывал на необходимость изменения форм ветхого закона с новым учением.

Исцеление расслабленного при Овчей купели; беседа И.Христа с фарисеями

Случаем к сему в самом Иерусалиме Господь избрал исцеление одного больного, уже страдавшего 38 лет (Иоан. 5), совершенное им нарочито в субботу. Освободив его от болезни, Господь сам приказал ему взять свою постель и идти. Строгие блюстители внешних требований закона и преданий старцев, узнав о сем, - вместо того, чтобы обратить внимание на Божественное исцеление, вступились за нарушение покоя субботнего. Это было в глазах их преступление, достойное смерти, - тем более, что совершено среди многолюдства, на празднике. Но ни приговор судилища, ни рука тайного предателя не могли поразить Его прежде, нежели Сам Он предаст Себя людям. Посему, не опасаясь замысла врагов своих, Господь Сам является к ним и объявляет, на чем основывалось несоблюдение Им бездейственного покоя в субботу.

Суббота - памятник покоя Божия по окончании творения. Но сей покой не есть бездействие. Деятельность Творца не прекращается: но соблюдение мира от сотворения его доселе есть не что иное, как возобновляющееся с каждым мгновением Его творение, начатое Отцем чрез Сына ( послеши Духа твоего и созиждутся), обновление духовной природы человека есть тоже творение ( сердце чисто созыжди во мне...) - Итак Бог, Творец мира, и почив покоем, доселе делает.

Если же Отец мой доселе делает и в субботу не оставляет своего дела, то и Я делаю, не стесняясь никакими правилами о покое.

Предубежденные против Него учители народа видели в Его словах новое преступление: Он ставит Себя наравне с Богом, говорили они, и готовы были признать это за хулу на Бога (также как прежде присвоение себе права отпущать грехи людей). Господь на это отвечает: "напротив хулою против Бога будет не воздавать Сыну такой же чести, какая принадлежит Отцу, - поскольку Он имеет равное с Ним могущество и власть". Сын Божий, по самому существу своему, не может творить Сам от Себя ничего, если не видит Отца творящего, т. е., ничего несогласного с волей Отца. В Нем нельзя предполагать ошибки неведения, как в прочих посланниках Божиих, неясности, неполноты знания: потому что Отец столько любит Сына, что не скрывает от Него действий своих, но показывает их Сыну своему. И потому - что творит Отец, то и Сын творит также и может творить без предосуждения. Но для разумения сих неисповедимых отношений Сына к Отцу, не прекращающихся и тогда, когда Сын находился на земле, не в лоне Отца, в слушателях Господа не было приемлемости. Поэтому Господь переходит к тому, что ближе к их разуму. Все они ожидали, что царство Мессии откроется воскресением и судом, и приписывали это не самому Мессии, но Богу. Желая показать, что Сын точно творит то же, что Отец, Господь останавливается на сих делах Божиих, которые в то же время доказывали, что Он есть истинный Мессия. "Все вы думаете, что воскресение мертвых и суд суть дело Отца. Но и Сыну Он дал силу оживлять, кого хочет. А суд Отец весь предоставил Сыну".

"В этом ясно открывается воля Отца, чтобы все чтили Сына, как чтут Отца; иначе тот подлежит суду Сына, кто не будет чтить Его (это касается и настоящих судей Моих слов и действий). Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его".

Опровергнув таким образом богохульное обвинение Иудеев в несправедливом присвоении себе прав Божественных (также как прежде защищал Божественную власть отпущать людям грехи), Господь благоволил еще подробнее раскрыть то, что сказано было кратко о предоставленном Ему воскрешении и суде. "Я сказал о воскрешении. И его начало, и всеобщее раскрытие зависят от Меня. Оно начинается с Моей проповеди, с Моего слова: кто его слушает и принимает с верой к пославшему Меня, того самое сие слово воскрешает к жизни духовной. И жизнь сия есть вечная, не пресекающаяся и пределами временной жизни. - Но Сын имеет силу возвратить жизнь и умершей плоти человека. Это воскрешение в семени своем уже лежит в том духовном воскресении. И вот будет время, когда, по гласу Сына Божия, восстанут все мертвые из гробов своих. Ибо как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе".

"Я сказал еще о суде. Так. Когда все воскреснут из мертвых, и добрые, и злые, тогда Сын, оставив добрых, принявших слово Его с верой (ст. 24: суду не подлежат), обратится с судом своим против злых. - И опять как право суда, так и совершение его Сын не предвосхищает Себе у Отца, но имеет по воле Его, Отец дал Ему власть производить суд: потому что Он есть Сын человеческий, - тот самый Сын человеческий, Которого видел еще Даниил приемлющим от Ветхого деньми власть, и честь, и царство (Дан. 7:13). И Сын будет производить сей суд не по своему произволу, но по справедливости, сообразно с судом Отца. Я сказал уже, что Сам Он не может ничего творить от Себя и не ищет воли Своей, но воли пославшего Его Отца.

Не нужно было спрашивать, кто этот Сын; Господь говорил, что все это Ему предоставлено (я ничего не могу творить... не ищу воли Моей... ст. 30).

Так уже много раскрыв Себя, Господь не хотел оставить своих слушателей в неведении и о том, каким образом они сами могут удостовериться в истинности слов Его.

Вам нужно свидетельство в том, что Я по всей справедливости присвояю себе наименование Сына Божия? Мог бы Я свидетельствоваться в сем Самим Собою: но для вас это свидетельство не есть истинно, не имеет надлежащей силы. Пусть так. У Меня есть другой свидетель, которого свидетельство имеет всю силу".

"Не ссылаюсь Я на Иоанна, который свидетельствовал обо Мне, как о Сыне Божием (Иоан. 1:34): потому что не приемлю свидетельства от человека. - Но для вас и это свидетельство имеет всю силу и может быть спасительно. Сами вы посылали к нему. И Иоанн точно был светильник Божий, горящий и светящий, - пророк с духом ревности пламенной и с светом истины. Только вы не воспользовались светом его, как должно было: полюбовались им в час светения его и не последовали его проповеди о покаянии, его указаниям на Грядущего по нем".

"Свидетель Мой более Иоанна, - Он Сам Отец Мой (и кто вернее может свидетельствовать о чьем-либо происхождении, как сам отец)? В чем же открывается свидетельство Его? В делах, которые Я творю, т. е., в чудесах, которые несомненны и которых не может совершать никто, ложно присвояющий себе честь Божию. Если бы Я несправедливо именовал Себя Сыном Божиим, то не мог бы совершать чудес силою Божиею. И не Моя вина, если вы не верите сему свидетельству. Если бы и в ином виде было свидетельство Его, напр. в гласе (как Исаии), в видении (как Иезекиилю) в слове внутреннем, - (как в Ветхом Завете): вы не приняли бы его. Вы гласа Его прежде никогда не слыхали, лица не видали, да и слово Его не пребывает в вас, потому что оно пребывает только там, где есть вера в Слово, - а в вас ея нет".

"Есть еще свидетельство, на которое и я могу ссылаться, которому и вы доверяете, - это свидетельство писания - Закона и Пророков. И если вы и в словах сего свидетеля не найдете подтверждения Моим словам (что Я есмь Сын Божий), то вина опять в вас, а не во Мне и не в двусмысленности свидетельства. Вы сами не хотите придти ко Мне, чтобы иметь жизнь; в вас нет никакого расположения в Божественному; вы пренебрегаете Мною, потому что Я не ищу славы людской, а все делаю для славы Отца; не удовлетворяю вашим ожиданиям от Мессии наружного блеска Мессии; между тем вы, перетолковав Писание по своим страстям, привыкли себе представлять Мессию не таким, а таким же, как вы сами. Но если вы будете беспрепятственно исследовать Писание, то оно само обличит вас пред Богом. Моисей, на которого вы надеетесь, прямо писал обо Мне, и он, а не Я, будет обвинять вас пред Отцем Моим".

Евангелист ничего не говорит нам здесь о следствиях сей беседы. Но из дальнейшего мы видим, что на следующую Пасху Господь не мог идти в Иерусалим, да и по прошествии 1,5 годов после этой беседы фарисеи Иерусалимские все еще помнили сие и искали жизни Иисуса (Иоан. 7:21-23. Здесь говорится прямо о едином деле, - о исцелении всего человека в субботу, т. е., и по телу и по душе 5:14). И так с сей поры фарисеи Иерусалимские стали преследовать Иисуса, как опаснейшего врага своего. Отсюда можно заключать, что Господь вскоре после той беседы принужден был оставить враждебный Ему Иерусалим.

Но семя Божественного учения без сомнения не осталось совсем без плода и в то время. Более внимательные и беспристрастные слушатели Господа, каков напр. был Никодим, получили в сих наставлениях новый свет к разумению Божественного лица Спасителя.

В следующие две субботы вопрос о важности субботы и ненарушимости ее покоя, еще мало раскрытый в настоящем случае, по поводу новых пререканий фарисейских, был раскрыт гораздо полнее и объяснен решительнее. В первый раз по тому случаю, что ученики Господни на пути из Иерусалима, проходя сквозь засеянное поле, от голода и не имея при себе другой пищи, выдергивали из него колосья и, растирая их руками своими, ели. В другой раз - по случаю полного исцеления одного сухорукого в синагоге, впрочем без всякого посредствующего действия, одним только словом. Последнее происшествие было уже в Галилее. В защищение поступка своих учеников и своего исцеления сухорукого Господь указывал фарисеям, наблюдавшим все шаги Его, примеры нарушения некоторых правил закона мужами святыми в случае крайности. Так, Давид, гонимый от Саула, испросил у Авиафара хлебы предложения и ел их вместе с своими спутниками (1Цар. 21:1). Указывал на то, как сами они нарушают покой субботы, дозволяя вынимать из ямы упавшее в нее животное, и даже священники в храме не могут исполнять буквально заповедь о покое, потому что приносят жертвы, и еще сугубые против дней обыкновенных. А здесь, прибавил Господь, более храма. Следовательно ученики, повинуясь этому большему, не оскорбляют тем храма, мертвого жилища Всемогущего, и Его законов преходящих, временных. При том, говорил Господь, никогда не должно забывать слова Божии у пророка: милости хощу, а не жертвы, - милость, благодеяние сухорукому выше, чем соблюдение праздного покоя; не должно забывать, что суббота для человека, а не человек для субботы. Суббота, как и всякое другое время - на то, чтобы добро творити а не на то, чтобы зло творити, куда будет относиться и самое опущение доброго дела, которое может быть сделано для блага ближнего. Наконец Господь ссылался и на то, на что указывал и в Иерусалиме, что Сын человеческий есть господин и субботы.

Не вразумляясь никаким наставлением, фарисеи столько были раздражены последним действием Господа, что немедленно обратились к Иродианам и стали советоваться, как бы погубить Иисуса. Иродиане - это были, по всей вероятности, придворные и приверженцы Ирода Антипы, правителя Галилеи, дорожившие более политикой и своими связями с Римским правительством, нежели религией. Иродиане и фарисеи по своим началам не могли сойтись между собой: но злоба их соединила.

Господь, зная о сих умыслах, признал за нужное на сей раз уклониться от них. Он удалился к морю.

Но как удалился? Не как человек, робко спасающий жизнь свою от преследования законной власти, но как Царь, окруженный своим народом. Удалился, по-видимому, только потому, что неприятно Ему оставаться здесь с людьми, не имеющими к Нему расположения. За Ним последовало к морю множество народа (Марк. 3:7, 8) из Галилеи, из Иудеи, и от Иерусалима, и от Идумеи и со оного полу Иордана, и от Тира и Сидона, - множество многое. Все к Нему теснились, как к отцу, наставнику и целителю своему. Одержимые некоторыми недугами даже бросались на Него, чтобы только прикоснуться к Нему (ст. 10). Когда шли берегом, то была опасность от самой этой тесноты и нападений больных быть низринутым в море, и Господь потребовал себе лодку, чтобы с нее продолжать свои наставления народу.

Одна мера, которую еще употребил Господь, как кажется, для избежания неблагоприятных движений со стороны народа против врагов Его и для устранения от Себя даже малейшей тени подозрения в каких-нибудь замыслах, была та, что Он запрещал исцеляемым провозглашать в слух народа, что они признают Его за Сына Божия (Матф. и Марк.).

Евангелист Матфей, доведши доселе свое повествование, остановился, чтобы заметить в таком действии Господа Иисуса исполнение предсказанного о Нем Исаией:

18. Се отрок Мой, коего Я избрал, возлюбленный Мой, в коем все благоволение души Моей. Положу Дух Мой на Него, и возвестит правду народам.

19. Не воспрекословит, ни возопиет и никто не услышит гласа Его на распутиях.

20. Трости надломленной не переломит и льна курящегося не погасит, пока не изведет в победу суд.

21. И на имя Его будут уповать народы.

Все это место читается у Исаии так:

1) Вот служитель Мой, которого взял Я (себе), избранный Мой, в котором Мое благоволение. Я полагаю Дух Мой ва Него: Оправдание (закон) принесет Он к народам.

2) Не будет шума от Него, не поднимет Он праха, не услышат гласа Его на улице.

3) Трости надломленной <зФжЕ?> Он не сокрушит и льна курящегося <шЁвгв$$$> не угасит; а оправдание (закон, учение благочестия) изведет во (свет) истины т. е., утвердит как истину).

4) Не замедлит <ыгш?вЁв?> и не ускорит <ысуЕ?>, (доколе) утвердит на земле оправдание (см. выше) и в законе Его острова (народы отдаленные) будут полагать надежду свою.

5) Так говорит Господь Иегова, создавший небо и простерший его, утвердивший землю и произведения ее: дающий дыхание народу, живущему на ней и дух ходящим по ней.

6) Я, Иегова, призвал тебя в правде; Я возьму тебя за руку и сохраню тебя. И дам тебя в завет народу (Моему) и в свет языкам.

7) Чтобы ты отверз очи слепых, извел из темницы заключенных и седящих во тьме из-под стражи.

Действительно, нельзя было лучше изобразить кротости Божественного учителя к неверующим и милостивой внимательности ко всякому, даже слабому расположению к вере, как изобразил сие пророк. Тот, Которого свидетельствовал при крещении глас Бога Отца с небеси, возлюбленным Сыном Его именуя, в котором Его благоволение, на Которого низшел Дух в виде кроткой голубицы, с самого вступления Своего в Божественное служение принужденный вести борьбу с предрассудками и страстями человеческими, тихо, без шума, не силой власти своей, но светом истины побеждал их и разрушал. Если какая-нибудь трость, на которую доселе люди опирались, могла еще сколько-нибудь держаться, хотя и поврежденная, - Он еще оставлял ее служить опорой до времени. Если какой-нибудь светильник издавал еще, хотя тусклый, свет, Он давал ему гореть, доколе может. И от служителей храма Он только требовал очищения его; и учителей закона, не отвергал совсем ( вся елика аще рекут вам, творите). Когда страсти человеческие, раздраженные Его светом, восставали против Него, Он удалялся от них, не поражая виновных никакими казнями. Назарет Он оставил без всякого прещения, из Иерусалима уклонися Он вскоре, не смутив ничьего покоя, - и теперь не услышали гласа Его на улице: Он пошел к морю и запрещал разглашать о Себе исцеленным, что Он есть Сын Божий. В ком примечал хотя слабый начаток обращения и веры, того восставлял, ободрял, постепенно возводил к высшему состоянию: так поступил Он с Самарянкой, с Капернаумским царедворцем, с расслабленными. Так постоянно поступал Он со своими учениками.

Избрание двенадцати апостолов

Между тем с каждым днем становилось для Господа нужнее отделить от толпы последователей часть избранных для распространения чрез них действий своих в большем круге, и для лучшего приготовления их самих к дальнейшему служению. С одной стороны усиливающееся расположение к Нему простого народа, с другой - возрастающая ненависть врагов хотя и были допущены по Божественному предведению и никогда не выходили за черту, им предоставленную, никогда не стесняли Божественной свободы нашего Искупителя положить душу свою за нас без всякой посторонней необходимости, единственно из любви своей к нам, - тем не менее однако же, по самим предначертаниям Божественного Подвигоположника, должны были раскрыться в своих следствиях не в продолжительном времени. И так теперь, уклонясь на время от преследований фарисеев, Господь вознамерился положить начала теснейшему союзу нескольких учеников с Собою.

Приступая к сему, Господь в один вечер нарочито удаляется от всех на уединенную гору для молитвы. - Кто знает, что обнимала в сие время молитва Господня? Можно впрочем думать, что, полагая начало строения Церкви Новозаветной, Божественный Ходатай наш призывал на дело свое благословение Отца Своего, просил ей крепости против царства тьмы ( и врата адова не одолеют, ей - видех сатану с небесе спадша: се сатана просит, дабы сеял вас, яко пшеницу, и аз молихся о тебе, Симоне). Сын человеческий, может быть, просил Отца Своего небесного о укреплении собственном на последний подвиг, Ему предлежащий: ибо на утро должен был, по воле Отца и по благому соизволению Своему приблизить к Себе и с сего времени всегда иметь пред Собою острое орудие смерти,- Иуду Искариотского.

И бе обнощь в молитве Божии (Лук. 6:12).

На утро, призвав к Себе на гору учеников Своих, избирает из них 12 для того, чтобы они были постоянно при Нем и чтобы впоследствии могли свидетельствовать, что сами видели, слышали, осязали (Мар. 3:14). Это были как бы начальники новых, будущих 12-ти колен нового Израиля (Апок. 21:14). Потом сходит с ними к народу и предлагает им обширную беседу.

Нагорная проповедь

Так как к составу сего нового Израиля принадлежат не по происхождению земному, но по духовному; то Господь благоволил означить в сей беседе некоторые черты сынов нового Израиля, по большей части имея в виду правила и примеры тогдашнего израильского благочестия и противополагая чертам, в нем недостойным, истинно доброе и возводя самое добро на высшую степень совершенства. Отношение слов Спасителя к избранным ученикам не было исключительным: но так как теперь из членов нового царства они были здесь почти еще одни, так как и впоследствии должны были занимать в нем самое высшее место и имели к сему царству особые отношения, как Апостолы, то слова Спасителя по необходимости касались более их, нежели других.

Не богатых мнимой собственной праведностью (фарисеев), но сознающих свою нищету духовную, плачущих о грехах своих, ищущих единственно правды Божией (Рим. 3:21), и отрешающих сердце свое от всякой земной привязанности; с другой стороны снисходительных (πραείς) к немощам других, готовых помогать ближнему в нужде (έλεήμονες), содействовать распространению всюду мира и согласия (είρηνοποιόυντες), - наконец твердых в своей вере и добродетели до пожертвования всем, - вот кого Господь признавал сынами своего царства. Усматривая в избранных Им Апостолах начатки сих совершенств (у Луки речь обращена к Апостолам, и у Матф. 5:12), с радостью называл их блаженными, но вместе указывая на высокое их назначение в мире, возбуждал к строгой внимательности во всех своих словах и делах ( вы есте соль земли: аще соль обуяет... вы свет мира, никтоже вжигает светильника и поставляет его под спудом).

Правилом жизни для сынов царства своего Он полагал закон Божественный, в первообразной чистоте и глубоком внутреннем значении, а не перетолкованный фарисеями и книжниками. Напрасно уверяли фарисеи, что он разрушает закон; нет, он пришел его не нарушить, но исполнить.

Раскрывая сие начало, Господь нарочито обличил и исправил несколько заблуждений, внесенных в тогдашнее нравоучение учителями закона, то ограничивавшими, то расширявшими смысл его предписаний по воле своих страстей. Так, Он представил истинный смысл шестой, седьмой, третьей заповеди, отверг неправильное толкование закона о дозволительности развода и о праве мести, отринул ложный вывод из некоторых законов Моисеевых, - о ненависти ко врагам. Таким образом Господь показал, как надобно понимать закон и какие расположения должен питать в себе сын царствия небесного. Не только смертельный удар, но и всякий недостаток любви, не только действительное нарушение целомудрия и чистоты, но и нечистое пожелание, не только клятвопреступление, но и всякий вид неправдивости, против которой ограждаются клятвой, не только явное нарушение справедливости в отношении к другому, но и бесчеловечное преследование своего права, - все это несогласно с тем законом, какой полагает Мессия для своего царства. Главная и отличительная черта членов Его царства - любовь ко всем без различия, даже ко врагам, и как в этом, там и во всем - уподобление в совершенстве Отцу Небесному.

Не менее закона тогда имел влияние на общую жизнь пример наружного благочестия фарисейского (милостыня, молитва, пост). Господь дал наставление своим последователям, как они должны смотреть и на это: творить милостыню, совершать молитвы, поститься , - но не по фарисейски (для молитвы дал Свой образец, в котором означил главные предметы всегдашних желаний и прошений христианина) и не питать привязанности к сокровищам земным, что не считали грехом фарисеи (Лук. 16:13-14), и вообще не связывать себя житейскими заботами; - впрочем, избегая пороков, не осуждать людей, им подверженных, но с другой стороны и не давать святое на попрание.

В заключение Господь требовал, чтобы во всякой нужде мы непременно обращались с молитвой к Богу, - в отношении к ближнему всегда держались того правила, чтобы наша любовь к ним не была слабее любви к нам самим, - самих себя приучали всегда идти тесным путем, остерегались лжеучителей и познанное исполняли.

Утвердив сии правила жизни для своих последователей, Господь тем положил существенные черты различия их праведности от праведности фарисейской и твердое основание внутреннему образованию своего избранного общества. Но не только для тогдашнего времени и для известных лиц, они должны были служить законом и руководством для всех вообще последователей Его, поскольку основывались на вечных законах святости Божественной и на коренных началах нравственности, утвержденных Творцом в природе человеческой.

Избранные нигде прежде не учились, исключая только того, что некоторые несколько времени находились в числе учеников Иоанна: таковы были Андрей, Иоанн. Господь избрал доказавших Ему свою любовь и привязанность к Нему, доверчивых, как детей, не зараженных мечтами ложного просвещения и предоставил Себе уже их образование, и учил их не только словом, но и делом, одних и пред народом, в доме и на пути, на суше и на море: что было темного для других, то им объяснял: имел их постоянными свидетелями своей жизни и деяний, постепенно изглаждал предрассудки, принесенные из учения Иудейского, не устранял от них все случаи ошибки, но обращал оные им самим в урок, позволял им рассуждать друг с другом о предметах, близких к их знанию, но не оставлял замечать, что Ему известны не только их беседы между собой, но и тайные помышления человеческие, умерял их сердечные движения и приводил в согласие с их обязанностями. Одним словом - очищал и просвещал их ум и сердце, приготовлял к полнейшему излиянию в них Духа истины и освящения. Сперва они были в отношении к Господу, как ученики; при конце своего поприща Он уже назвал их своими друзьями (Иоан. 15:14-15), потому что ничего не скрывал от них; наконец братьями.

Исцеление слуги римского сотника

Вскоре с новоизбранными Апостолами Господь приходит в свой город. Здесь ожидала их необыкновенная встреча, которая привела в удивление Самого Господа, при которой и Апостолы услышали от Него слово, важное для их последующего служения.

У Римского сотника, имевшего здесь свое пребывание, болен был любимый его слуга. Хотя по происхождению он был язычник, но уважал и Иудейскую религию: построил для Иудеев синагогу в Капернауме. Может быть, и сам был прозелитом, хотя низшей степени. Слух о чудесах Господних достиг и его: он в них не сомневался и признавая в них силу Божественную, благоговел пред чудотворцем. Желая помочь своему слуге, но не имея к тому никаких обыкновенных средств, он не лишался только надежды на всеисцеляющую силу Иисуса, но с другой стороны считал себя слишком недостойным того, чтобы самому, язычнику, лично просить Его к себе в дом для такого дела. Не зная Господа, он судил о Нем по прочим Иудеям, гнушающимся всякого прикосновения к язычникам. Наконец видя опасность, решился просить Его помощи чрез старейшин Иудейских. Уже Господь пошел на зов, как сотник, в чувстве своего недостоинства и веры в могущество Господа, вновь просил чрез друзей своих Божественного целителя не утруждать себя более, - он верит, что и одного слова Его достаточно для восстановления больного, как ему довольно слова, чтобы приказать своим подчиненным сделать то, или другое... Никто еще ни оказывал пред Господом такого чувства веры в Его Божественную силу, - и этот был язычник. Господь исполнил прошение верующего и в тоже время в слух Апостолов сказал: такой веры не видал еще Я ни в ком и из Израильтян, и открою вам: многие придут от Востока и Запада (т. е. не здешние, коренные, чистые Иудеи) и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в царствии небесном, - а сыны царствия - Иудеи, так сказать, урожденные его наследники, извержены будут во тьму кромешную...

Воскрешение сына вдовы иаинской

Непосредственно за сим во время путешествия по Галилее в глазах Апостолов совершилось еще происшествие из самых чудесных, необыкновенное, которое вдруг раскрывало Божественное величие Спасителя: в присутствии народа Он воскресил юношу, сына одной вдовицы, которого несли уже в могилу. Воскресил мертвеца и Елисей, но после скольких, так сказать, приемов сообщения ему жизни! Иисус одним словом и прикосновением руки к одру юноши возвратил его из того мира. В этом Господь показал так сказать, примерный опыт исполнения своего великого слова, произнесенного в прошедшую Пасху в Иерусалиме: грядет час и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия и оживут. Никто не мог не видеть в этом чрезвычайного и чего-то особенно важного; слух о сем чудотворении увеличил понятие об Иисусе, распространенное в народе прежними его чудесами и учением: пророк велий воста в нас, посети Бог людей своих. Молва о происшествиях Галилейских проникла и в Иудею, и в ее окрестности.

Вопрос учеников Иоанна Предтечи

Впрочем не должно думать, что в этой молве и ожиданиях уж слишком многое заключалось для Господа. Толпа народная, привыкши в сем деле руководствоваться понятием фарисеев и книжников, если в привязанности своей к Иисусу и могла отстать от них, то не легко могла расстаться с теми лестными ожиданиями, какие они соединяли с явлением Мессии. А такие ожидания совсем были не согласны с мыслями Господа.

Между тем у фарисеев, мнения и правила которых Господь столько раз лично опровергал, такое славное происшествие еще не скоро могло найти и веру. Мало того, даже от Иоанна пришли к Иисусу с вопросом: ты ли еси грядый, или иного чаем? Ученики Предтечи спрашивали Мессию, не напрасно ли они считают Его Мессией? Думаем, что это не был вопрос Предтечи. Тот, который слышал в пустыне повеление от Бога проповедывать людям покаяние в предусретение Мессии, тот, который указывал своим ученикам Мессию в Иисусе и говорил, что он сам не знал Его дотоле, но признал Его за Мессию, потому что на Нем открылся указанный Иоанну признак Мессии (Дух сошедший и почивший), который слышал глас о Нем Отца и впоследствии свидетельствовал, что, видя возрастающую славу Иисуса, он радуется, как друг Его и Предтеча (Иоан. 3:29), конечно не для себя посылал к Иисусу учеников своих с таким вопросом. Если бы он сам колебался, то не у Иисуса надлежало бы искать ему разрешения своего сомнения. Иначе это значило бы со стороны Иоанна спрашивать Иисуса: правильно ли я называл себя предтечею твоим, тогда как не Ты вложил мне эту мысль, но я сам первый признал Тебя Мессией. Слова: или иного чаем? показывают, что ученики Иоанновы не сомневались относительно Иоанна, но только относительно Иисуса. Иоанн, как Предтеча, по их мнению, мог оставаться Предтечей, если бы Иисус и не был Мессией; еще Мессия мог придти. Такого рассуждения нельзя приписать самому Иоанну. Если бы он усомнился относительно Иисуса, то усомнился бы и относительно своего призвания и отказался бы вовсе от титла Предтечи какого бы то ни было Мессии. Ибо на то, и на другое было у Иоанна одно свидетельство - указание Божие. Есть однако же другое предположение, которым посольство Иоанна изъясняется не из его неверия, или колебания в вере, но из его нетерпения скорее видеть открытым торжественно царство Мессии и вместе с тем самому скорее быть освобожденным из уз. Но опять невероятно, чтобы Иоанн питал такие чувствования и мысли. Сам он назвал Мессию Агнцем, сам сознавал, что ему (Иоанну) надлежит малитися. Поэтому никак нельзя ожидать, чтобы он разделял общенародное мнение о внешнем торжественном открытии царства Мессии, с которым должна измениться и судьба Предтечи Его. Итак, очевидно это не был вопрос Иоанна. Тем не менее сам Иоанн из темницы призвал к себе сих учеников, пришедших к Иисусу, и послал их к Нему с тем вопросом. Иоанн избрал этот путь, как лучший, к рассеянию недоразумений касательно Иисуса. И довольно вероятно, что сомнения сии возбуждены в них фарисеями, еще в Иудее усиливавшимися восставить Иоанна против Иисуса и в Галилее нарочито пользовавшимися голосом учеников Иоанновых для укорения учеников Иисуса в недостатке пощения (на что Господь и указывал в своей речи в настоящем случае Мат. 11:16-19).

Господь не отказал в ответе на их вопрос: ответ был в указании на свои дела, чудеса, и прежде, и теперь нарочито при них совершенные, и на слова пророка, который усвоял сия дела явлению Мессии. Верное свидетельство пророчества и опыта. Представив его, Господь только заметил: блажен, кто не соблазнится о Мне.

Но когда ушли ученики Иоанновы, Господь, обратясь к народу, стал сильно говорить в предостережение от нареканий против самого Иоанна в непостоянстве, направляя речь особенно против фарисеев (Лук. 7:30, 33, 34), отвергших Иоанна, отвергавших и Иисуса, укоряя их самих в неверности своим началам в суждении о том и о другом, оправдывая тем путь Божией Премудрости, которая удостоивала царства Мессии не их - праведников, но мытарей и грешников.

Когда вы толпами выходили из городов и селений своих на глас, вопиющий в пустыне, то кого ходили смотреть там? Трость ли ветром колеблемую (человека ли непостоянного, мечтательного, увлекающегося всяким ветром учения, или всеми порывами умственного духа? Конечно, нет: Иоанн не был вам известен с этой стороны)? Кого же ходили смотреть? Человека ли, в дорогие одежды одетого, роскошествующего и готового поблажать роскоши других? Конечно, нет. Иоанн, житель пустыни, не был вам известен и с этой стороны; напротив вы знали его образ жизни самый строгий. Иоанн был известен, как пророк, который и уверял о себе, что говорит по внушению Божию, и жил, как жили древние пророки. Итак, вы ходили смотреть пророка? И точно, вы в нем не ошиблись. Это был пророк и даже более (всякого ветхозаветного) пророка. О нем Сам Бог сказал у Малахии: се Я посылаю вестника Моего пред лицем твоим, который приготовит путь твой пред Тобою. По этому своему достоинству и назначению он больше всех древних пророков. Однако же, прибавил Господь, определяя свои отношения к Иоанну, меньший в царствии небесном более есть Иоанна. Сравнивая Иоанна, как только Предтечу и провозвестника царства Мессии с положением вступивших уже в сие царство, нельзя не сказать, что самый последний член этого царства стоит уже выше Иоанна, как Новый Завет выше Ветхого, к нему приготовлявшего.

Что же? Когда возвестил Иоанн проповедь о приближении царствия Божия и что в сие царство надлежит вступать вратами покаяния, когда узнали о нем, что это тот сильный пророк, на котором остановились закон и пророки и, по предсказанию Малахии, тот, за явлением которого вскоре должен последовать суд (Малах. 4:4-5) для иудейского народа; слышите: суд; - тогда мытари и грешники, так сказать, с насилием устремились и доселе стремятся в отверстые врата сего царства, подвигами и трудами один у другого предвосхищая путь, и никто не щадит себя, только бы получить часть в сем царствии.

А фарисеи и тогда не пошли, и теперь нейдут, отвергли совет Божий о себе.

И что за странные люди! С чем их сравнить? Они похожи на тех своенравных детей, которые, вышедши вместе с другими на улицу, не довольны ни веселым их пеньем, ни печальным. Они (фарисеи) не пошли к Иоанну: называли его беснуемым и в доказательство приводили строгость его жизни. Они нейдут и к Сыну человеческому, называют его ядцею и пийцею, другом мытарей и грешников.

Но дети мудрости ⁴² (противоположные этим упрямым), прибавил Спаситель, оправдали мудрость Божию в ее распоряжениях. Они умели воспользоваться и строгостью Иоанна - в покаянии, и милостивой снисходительностью Сына человеческого - в примирении с Богом.

Вслед затем Господь со скорбью сердца изрек горе тем упорным городам (Хоразин, Вифсаида, Капернаум - ύψωϑήσα - превознесенный тем, что в нем жил и действовал Господь), в которых, несмотря на множество знамений, явленных Им, несмотря на частые Его посещения и проповедание, мало Он видел внимательных, истинных чад премудрости. Горе вас ждет, суд тягчайший, нежели тот, который постиг Тир, Сидон и Содом! - Но в то же время благословил Отца Небесного, который своими премудрыми и благими путями привлек и привлекает к Нему души простые и кроткие, с младенческой кротостью предающиеся Божественному влечению. Они видят пред собой величие Божественного дела, постигают Божественное величие учения, возвещаемого Сыном Божиим и, не мудрствуя по своему, не заботясь о том, как огласить это Божественное величие с убогим явлением Мессии, которого ожидали они в славе, с радостью оставляют все и идут вслед за Иисусом. Правда, это еще младенцы, но благодать Божия сильна возрастать их в мужи совершенны. Исповедаюся ти отче Господи небесе и земли яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем. - И наконец в уверение сих последователей, что они не ошиблись в своем выборе, и в дополнение к ответу ⁴³ на вопрос учеников Иоанновых: ты ли еси грядый..., может быть, не совсем вразумительному для народа, Господь прямо и необиновенно исповедал: вся Мне предана суть Отцем Моим, - все, что должен совершить Мессия. Люди могут соблазняться Его убогим видом, могут Ему не верить; но они не знают Его: но кто есть сам в себе Сын, то знает только Отец. Те, которые не хотят так думать о Сыне, считая сие оскорбительным для Отца, для Высочайшего существа, те сами не знают Отца. Никтоже знает Отца, токмо Сын, и емуже аще волит Сын открыти. Это торжественное объявление Господь заключил обращением ко всем окружающим Его, а вместе с ними и ко всему народу, ко всему роду человеческому с снисходительным, дружественным приглашением, как бы умоляя: приидите ко Мне еси труждающиися и обремененнии и Аз упокою вы. Не так как строгие законоучители, мучащие совесть своими правилами, обременяющие сердца множеством мелких предписаний, не дающих никакого утешения, никакого внутреннего мира, никакой силы к исполнению предписываемого, - не так, как эти гордые законоучители, надменно отталкивающие от себя грешников, восчувствовавших глубину своего греховного состояния, вместо того, чтобы войти в их расположение и ободрить, Господь зовет, как уже объявленный друг мытарей и грешников, зовет к Себе всех, кто только чувствует свою бедность. Чтобы не сомневались в Его приеме, Он называет Себя кротким и смиренным; Он никого не отвергает из-за его бедности греховной, снисходят к нуждам каждого, к Нему приходящего, и не с того начинает, чтобы предписывать новые правила, но наперед снимает бремя с его сердца и успокаивает, дает мир в общении с Собою: Аз упокою вы. Хотя Он также требует послушания, которое применительно к прежнему закону называет игом; но это послушание, при всем том, что простирается гораздо далее и глубже предписания закона, гораздо легче, радостнее, потому что раздается само собой из той новой Божественной жизни, которую Сам Он сообщает грешникам, пришедшим к Нему с раскаянием, потому что сие послушание совершается с новыми силами жизни и в духе любви. Идите же ко Мне говорит Спаситель, все утружденные и обремененные (воздыхающие под игом закона, или томимые чувством своих грехов), у которых болит душа, как у Давида, когда он говорил: грех Мой предо Мною есть выну, - Я вас успокою (облегчу от вашего ига и от вашей болезни). Возьмите иго Мое на себя и примите Мое учение (будьте Моими последователями и учениками). Не бойтесь: Я кроток и смирен сердцем, и потому найдете вы у Меня покой для души своей. Мое иго благо; бремя, возлагаемое Мною, легко.

Иисус Христос в доме Симона фарисея

Как бы для сравнения, сколько в самом деле ближе к пути Божию эти отверженные фарисеями грешники, нежели мнимые праведники, вскоре в глазах учеников опытно раскрылось глубокое различие внутреннего состояния тех и других (Лук. 36-50).

Один из фарисеев, Симон, имевший некоторое расположение к проповеди Евангелия, впрочем не признававший еще в Иисусе чрезвычайного посланника Божия, - вероятно по обычаю, позвал Его (конечно с учениками) к себе на трапезу. Здесь были и посторонние, конечно также из фарисеев (ст. 49). Но в то время, как Господь возлежал здесь с прочими, в дом фарисеев вошла женщина из так называемых грешниц, с слезами раскаяния, с искренним сокрушением о своих грехах, с сильным желанием выразить пред Господом чувство любви своей к Нему и, вероятно, благодарности за слово Его, пробудившее ее душу от сна греховного. Не довольствовалась она питать сии чувства только внутри себя; стыд и страх не удержали ее выразить их даже в присутствии этих "праведников", она пришла с алавастром мира в руках, с тем чтобы излить это миро на своего Спасителя. Она помазала им главу Его, но чувство собственного недостоинства остановило ее у ног Божественного Спасителя. К ним, к стопам Его преклонилась глава ее, слезы драгоценнее мира текли на них струею, волосами головы своей она их отирала и мазала миром... Эта разительная сцена продолжалась несколько времени. Для фарисея, может быть, не казалось это странным, что Господь дозволяет в таком уничижении повергаться пред собою женщине: это и он бы допустил. Но странно для него, что Господь дозволяет касаться себя всем известной грешнице. Если она Ему не известна с такой стороны, по крайней мере дух пророческий должен был сказать Ему, кто такова эта грешница. Но тогда как фарисей выводил из этого такие заключения, что Иисус едва ли и Пророк, Господь обратил к нему речь свою и показал, что не скрыто от Него ничье сердце, даже фарисейское, что взвесил уже Он и чувства грешницы кающейся, и чувства "праведника" и нашел перевес на стороне кающейся. В приточном сказании о двух должниках, из которых один должен был 500 динариев, а другой 50, Он раскрыл начала, по которым Он действует. Все пред Ним грешники, все пред Ним должники, - один более, другой менее, с тем различием, что один более чувствует свою греховность, другой менее.

Всеискупляющая любовь - Господь склоняется более к тем, которые глубже проникнуты сознанием своей греховности. Потом изобразил Он холодность, с какой был принят в доме фарисея, и горячую любовь, какую жена грешница, мучимая скорбью о грехах своих, не переставала изъявлять Ему с той поры, как переступил за порог. Господь показал, что, видя в душе ее перемену и начало новых, святых расположений, которые должны раскрыться в новой, богоугодной жизни, Он предпочитает эту женщину, хотя оскверненную прежде грехами, но теперь объятую пламенным желанием избавления от грехов и проникнутую любовью, - предпочитает холодному фарисею, занятому высокомерным мнением о своей праведности и при всем наружном соблюдении закона не имеющему в себе истинного начала жизни богоугодной, любви. "Много грехов отпущается ей, сказал Господь, потому что возлюбила она много. А кому мало отпущается, тот знай, что в нем мало любви". Любовь дает цену, как нравственному, так и религиозному действию. Это любовь, любовь к Богу, выражавшаяся в слезах женщины, восчувствовавшей тяжесть оскорбления, ею причиненного Богу, привела грешницу к вере. Любовь родила веру или упование на Бога, от которого одного она ожидала избавления от грехов. Вера привела ее ко Христу, как избавителю, и с своей стороны питалась той же любовью. Другие присутствующие восстали было против Иисуса за отпущение грехов женщине, но Симон уже молчал: видно замечание Спасителя, хотя и не прямое, подействовало на его совесть глубоко... (не тот ли это Симон, в доме которого еще раз помазан был Господь Мариею не задолго до своего страдания? Матф. 26:6).

Отсюда ясно видно было, как премудрость и доселе оправдывается от чад своих.

С другой стороны, к оправданию той же премудрости, и упорство врагов ее, возрастая и усиливаясь с каждым днем, начало доходить до ужасных степеней. Некоторые из фарисеев, именно иерусалимские (Мар. 3:22), стали открыто рассевать в народе Галилейском об Иисусе подобное тому, что говорили они в злобе своей об Иоанне.

Исцеление бесноватого, слепого и немого и обличение хулы фарисеев на Духа Святаго

Привели к Господу одного слепого и глухого и притом одержимого злым духом (Матф. 12:22-37). Больной представлял из себя жалкий образ тех ожесточенных врагов Господа, которые имели очи, чтобы видеть дела Его, но не видели в них силы Божией; имели уши, чтобы слышать Его учение, но не хотели вразумляться им; имели сердце, но отдали его врагу Божию. - Милосердый Господь исцелил этого несчастного; он стал видеть, говорить, и дух злый оставил его. Простой народ, видя в одном чуде стечение трех исцелений, с изумлением спрашивал у самого себя: после всех таких чудес не должно ли действительно признать Божественного чудотворца за обещанного Мессию, сына Давидова? Это было новым опытом торжества чудес Господних над народом. Что же фарисеи? Слыша такое суждение об Иисусе, фарисеи иерусалимские почли долгом своим немедленно остановить его, распустив такую злобную мысль, что Иисус исцелил бесноватого не силою Божиею, а по условию с Веельзевулом, чтобы привесть людей в обман и, расположив их в свою пользу, отлучить их от Бога и предать в руки злого духа. Но были здесь и такие, которые хотя также неспособны были к разумению силы Божией в сем деле, но не дошли еще до такой степени противления и вражды; они не считали только достаточным сего чуда для утверждения за Иисусом имени Мессии, хотели видеть знамение с небеси, - какой-нибудь глас свыше, или небесное явление, которое бы свидетельствовало о Его Божественном посланничестве (о них Матф. 12:38-45).

Не говоря уже о том, сколько нечестива была мысль первых фарисеев, - они усиливались подорвать ею одно из решительных доказательств Божественного посланничества Иисуса, - дела Его, на которые указывал Он в Иерусалиме (Иоан. 5:6). Приняв эту мысль, надлежало исключить из числа чудес все исцеления бесноватых, которые первые начали называть Его Мессией, а потом нельзя уже было производить от силы Божией и прочих чудесных действий. Никто не может творить чудеса в одно и тоже время и силой Божией, и силой духа прелести.

Господь немедленно подавил эту адскую, разрушительную мысль. Он в глаза самим фарисеям говорил: 1, зло побеждается добром, а не злом. Ежели теперь Я изгоняю бесов, разрушаю зло; то конечно силой добра. Другой случай притворства, намеренной сделки с духом зла, потому здесь не имеет места, что Господь ни одним словом, ни одним действием не утверждал его власти над людьми, но везде его преследовал. Скорее можно было бы допустить раздор между ними, несогласие; но в таком случае должно было бы допустить страшную непонятливость с той и другой стороны, какая предстоит после опасность от этого разделения. Никакое царство, никакой город, никакой дом не могут стоять долго, коль скоро в них откроется внутреннее разделение их членов. 2, бесов изгоняю не один Я, но некоторые из среды вас - из школы фарисеев такие люди, которые видимо не принадлежат и к обществу Моему; таков был указываемый Марком (9:38). Видно, что во время явления Сына Божия на земле, по Божественному строению, сила Духа Божия в известном виде сообщалась достойным и из не принадлежавших по наружности к обществу учеников Господних. Тем не менее она раздавалась из той же сокровищницы, из которой подавались дарования чудотворений Апостолам, а внутренняя связь между учениками Господними и теми чудотворцами (заклинателями) существовала. Если Я изгоняю бесов силою Веельзевула, то чем вы докажете, что и сыны ваши не той же силой изгоняют их? Если же они изгоняют силой Божией, то и Я. Если же Я изгоняю бесов силой Божией, то это должно служить вам доказательством, что наступили времена царства Божия (оправдывается этим мысль народа: еда той есть Христос?). Почему? - Видите вы, сколько жертв исхищаю Я рукою Моею из руки сатаны. Нельзя было этого сделать, не связав прежде сильного. И так очевидно теперь такое время, когда на место царства тьмы наступает царство Божие. А Мне после этого остается объявить: кто не со Мною, тот против Меня (очевидно, в каком отношении ставил Себя Господь к царству Божию: от мысли о нем прямо переходит к Себе). Кто не собирает со Мною, тот расточает (то, что принадлежит Мне). В особенности это должно касаться руководителей народа ("собирает"). Не только их открытое противодействие Я принимаю за вражду против Меня, но и самую нерешительность. Среднего ничего здесь нет. поскольку же в фарисеях обнаруживалась более нежели нерешительность, намеренное противление слову и знамениям и оно происходило не от неведения, или от ошибки, не от простого недоумения, как согласить с понятием о Мессии убогий вид Христов и Его смиренные действия, но от того, что они намеренно перетолковывали Его Божественные действия, превращали истину Божию в дела диавола, то Господь в предостережение прибавил к словам Своим: поэтому сказываю вам: всякий грех и хуление простится человекам: а хула на Духа не простится человекам. И если кто скажет слово на Сына человеческого, простится ему: если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем. Здесь Иисус Христос говорит о хуле на Духа Святого, как о целом стремлении души противодействовать всякому влиянию и действию Духа Святого при полном сознании, что она действует именно против Него. Хула фарисеев в настоящем случае еще не представляется развившейся до такой ужасной степени: но по началу своему она принадлежала к тому же состоянию и могла раскрыться до такой степени. Что хула фарисеев действительно не была еще такой, можно видеть из того, что во 1, Господь далее (ст. 33-35) доказывает фарисеям, что такие слова и дела их против воли их обличают глубокое внутреннее их повреждение, зло в их сердце. А отсюда видно, что та хула не была ими совершена при полном сознании своего действия. 2, что и самое распятие Господа приписывается "неведению", конечно не извинительному, но такому, которое при обращении могло быть прощено.

Обратите внимание на это: такое злохуление может быть плодом только самой развращенной души; чтобы произнести его, надобно иметь сердце, полное зла. Вы, считающие себя праведниками, здесь являетесь порождениями ехидны. За всякое праздное слово человек даст ответ в день суда: что же сказать о таком злохулении?

Когда Господь обнажил таким образом козни фарисеев и обнаружил пред всеми расположения злого их сердца; Ему сказали, что мать Его и братья желают с Ним видеться, но не могут придти к Нему по причине тесноты народа. Фарисеи сами же уверили их, что Он в исступлении (Мар. 3:21), и, опасаясь более грозных упреков, а с другой стороны желая указанием на мать Его и братию, между которыми еще были неверующие, народу указать, как несообразны с их мнением об Иисусе, как о Мессии, известность Его происхождения, бедность Его родственников, самое неверие некоторых из них, - нарочно расположили их теперь идти к дому, где находился Иисус. Пресвятая дева пошла единственно по влечению материнской любви к Сыну своему, - тем более, что это было после некоторой разлуки с Ним. Братия пошли с ней, чтобы взять Его домой. Но господь отразил сие коварное ухищрение врагов своих. Что указывать Мне на мать и братию? У Сына человеческого есть мать и братия. Для Мессии вот эти слушающие и верующие, которые приемлют и носят в себе слово жизни, они для Него и мать, и братия.

После того Господь дал ответ и тем, которые желали от Него новых знамений, с небеси. Напрасно они ждут таких знамений. Не дастся им иного знамения, кроме знамения Ионы пророка, который три дня и три ночи провел в глубине морской, но остался жив и проповедью своей к Ниневии обратил ее жителей к покаянию. Так, прибавил Господь, и Сын человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи. И Его величайшее чудо-воскресение будет решительным знамением для всех тех, кто имеет еще нужду в сих знамениях. Теперь такие знамения могли привесть толпы к Иисусу, но более увлеченные наружным блеском такого рода чудес, без внутреннего обращения. Тогда с открытием проповеди покаяния чрез Апостолов и уже не видя пред собой Мессии в земном образе, могут скорее увериться в Божественном посольстве Воскресшего, духовное разуметь Его царство, внутреннее обратиться к Нему. А для упорных это знамение будет знамением суда, как и Иона явился в Ниневию с угрозой суда. - И Господь видел, что для рода прелюбодейного и грешного скорее это будет знамением суда, нежели милости, и потому обличил его упорство. Он сравнивал Иудеев с царицей Савской, с Ниневитянами, и находил народ избранный ниже язычников, - несмотря на то, что здесь был Тот, Кто более и Соломона, и Ионы. Заключая сие обличение угрозой, Господь приточно изобразил состояние несчастного народа по отвержении им и сего знамения. В притче Он представил человека, одержимого духом нечистым, которому оказана была помощь, но который тем не вразумился, а вел себя так, как будто снова готовился быть жилищем того же духа (Матф. 12:43-45). Что же вышло? Изгнанный дух возвратился в него с семью других, еще сильнейших. Притча, очевидно, была заимствована от самого происшествия (исцеления глухонемого бесноватого), по случаю которого началась сия беседа, и представляла седмикратно худшее против настоящего состояние ослепленного народа (Иудейского), когда он отвергнет и последнее знамение, которым сокрушены будут узы диавола, князь мира будет изгнан вон.

Столь продолжительная, столь упорная борьба с фарисеями показывала, что хотя, по их образованию, и надлежало бы более ожидать от них готовности к принятию проповеди Евангелия: но на самом деле их чувства духовные были столько испорчены, что они, видя дела Господа, не могли видеть в них силы Божией, слыша Его учение не могли разуметь его истины. Сколько было прений с ними из-за покоя субботнего! Как упорно отрицали они право прощать грехи! как пересуживали все поступки Иисусовы ( ядца и пийца; о Веельзевуле изгонит бесы)! Произвело ль на них хотя малейшее действие чудо воскрешения мертвеца? Словом - встречались ли они хотя раз с Иисусом, не вступая с Ним в спор?

После этого раскрывать им новые тайны царствия небесного значило бы только усугублять их осуждение. Господь этого не хотел. И Он Сам учил: не мечите бисера пред свиниями, да не поперут его ногами своими и вращшеся расторгнут вы.

Учение И.Христа в притчах

Не все прямо можно было сообщать и простому народу, более к Нему расположенному, но вообще сильно еще напитанному многими предрассудочными мнениями касательно царства Мессии. Не вдруг, не в тот короткий остаток времени, который Сыну человеческому предоставлено провести еще на земле, можно было уничтожить их и заменить их истинными понятиями (чего стоило образовать и избранных учеников!). Напротив скорее можно было опасаться вредных недоразумений и перетолкований Его слов о предмете столько важном. При том фарисеи и в народе имели своих агентов.

У Господа было уже общество, которому Он мог доверить свои тайны: это - Апостолы. Они для сей цели Им и избраны, - они имели полное доверие к Господу, - были Ему преданы всей душей, - близким обращением с Ним несколько к тому приготовлены.

Но чтобы не оставить совсем и фарисеев, и народ без возбуждения и руководства, Господь не хочет лишать их общих нравственных наставлений, которые не смотря на множество учителей в народе Иудейском, были слишком не часты, будучи вытеснены утонченными исследованиями раввинской учености - Его любовь не решается вовсе скрывать от них и самые тайны свои, она придумала в премудрости своей еще средство к сообщению их в доступной для народа мере: это в притчах. Да, притчи Господа суть не что иное, как прекрасная ткань; измысленная и составленная Его любовью и премудростью отчасти для прикрытия истины до времени, чтобы она не ослепила чьи-нибудь слабые очи, отчасти для возбуждения внимания к скрывающемуся под этим таинственным покровом. Их некоторая темнота привлекала к Иисусу за разрешением.

Такой образ учения мог быть весьма полезен и для самих учеников Господа при тех объяснениях, которые они получали от Него на Его притчи. Истины высокие, облеченные в образы природы видимой, или примеры жизни человеческой после объяснения, чрез сличение с сими образами становились удобопонятнее, глубже укоренялись в памяти, чаще повторялись, живее действовали на воображение и сердце.

Такой образ учения не только был сроден с общим характером двойственности в природе человека и в его словах и делах, но и со всем Ветхозаветным устройством: весь Ветхий Завет казался одной великой притчей Нового. К притче Иудеи имели особенные вкус и любовь, подобно прочим восточным народам. Наконец Сам Господь уже неоднократно употреблял притчу для изображения своих уроков, напр. в нагорной проповеди, в обличении фарисеев (Матф. 11:16; Лук. 7:36; Мар. 3:23).

И так отселе Господь, начиная тайное руководство и наставление своих Апостолов, посторонним положил сообщать о тайнах своего царствия не иначе как только в притчах. Под тайнами царствия небесного здесь разумелись предначертания Божественные относительно устроения и судьбы Церкви Новозаветной. Впрочем, иногда притчей облекались и нравственные истины (Матф. 12:44, 45).

В первой притче, произнесенной вследствие такого намерения в присутствии народа, стоявшего на берегу моря Геннисаретского, Господь изобразил ту тайну своего царствия, что не все, слышащие проповедь о сем царствии, будут его участниками, и если не все, то кто и почему, из самих участников все ли будут стоять на одной степени. Господь уже сказал однажды, что и сыны царствия будут изгнаны вон: но это сказано было, кажется, только Апостолам. А это был вопрос немаловажный. Многие напрасно могли льстить себя надеждой, пребывая в беззаботности. Между тем Иудеям слышать эту истину во всей ее наготе действительно было чрезвычайно тяжко. И так Господь предложил об этом наставление в притче о семени и четвероякой земле. Земледелец сеял семя. Семя все было одинаковое, но не одинакова была земля, на которой оно сеялось, и от того, по разным причинам, три доли семени погибли и только четвертая принесла плод, и то неодинаковый. В этом Господь изобразил действие своей проповеди среди Иудеев - настоящее и будущее. В одних она нисколько не нашла к себе расположения, как напр. в фарисеях; другими была принята и теперь еще держалась, но или не глубоко укоренилась в них, или не все сердце заняла собой: вот вскоре должны наступить гонения на последователей Христовых со стороны их соотечественников, такие последователи не захотят терпеть за проповедь Евангелия и оставят слово царствия; а если гонения не коснутся их, то заботы житейские подавят в них учение Божие, они не станут трудиться над душой своей и очищать ее от страстей. Сюда принадлежали весьма многие, обращающиеся теперь из народа ко Христу. После всего этого остаются немногие, в которых слово царствия будет живо и действенно, и то в разных степенях. Впрочем Господь не скрыл, что есть и другой сеятель и другое семя. В новой притче Он показал, что между добрым семенем враг человека сеет и плевелы, которые по виду похожи на пшеницу, но не могут быть пшеницей. Хозяин поля оставляет расти то и другое до жатвы, чтобы, исторгая плевелы ранее, не исторгнуть с ними и пшеницы (Матф. 12:22-30 и 36-46). Господь внушал тем, что в Его царстве еще не скоро будет это отделение доброго от злого - суд.

Потом в двух кратких притчах изобразил это постепенное, не вдруг еще раскрывающееся возрастание Его царства; в начале незаметное и по наружности незначительное, оно будет достигать своей силы постепенно и наконец обоймет собой весь мир, - это зерно горчичное, это закваска (эта притча приводятся кроме Матфея и у Луки позднее и в другой связи Лук. 13:18-21). Первая притча - о зерне горчичном - указывает более на наружное действие царства Христова, последняя - о закваске - на внутреннее. (У Евангелиста Марка мысль последней притчи раскрывается еще раздельнее 4:26).

Вот тайны царствия, сообщенные народу в притчах и без объяснения; оно дано только в кругу учеников и только на две первые. Когда ученики просили у Господа разрешения сей притчи (о семени), то Он, дав им объяснение, присовокупил прямые наставления о их Апостольском служении также в притчах, но уже знакомых (Мар. 4:21- 25,- светильник; Лук. 8:16-18). Плод слова в них должен раскрыться в собственной их проповеди, и здесь мера ревности каждого будет мерой сообщения каждому самого слова. Заключив это воззванием: имеяй уши слышати, да слышит, Господь продолжал свои наставления также в притчах (в таком виде они даны Апостолам, конечно для того, чтобы глубже могли укорениться и занять их внимание). Первые две заключали в себе мысль столько важную для Апостольского служения, что каждый из них должен быть готов на пожертвование всем, чтобы иметь участие в царствии небесном. Господь раскрыл эту мысль в двух притчах, которые тем только между собой отличаются, что одна имеет в виду людей, без предварительного искания, внезапно встретившихся с проповедью о царствии небесном, другая - людей давно и долго ищущих этого небесного сокровища (Иудеи и язычники). Для тех и других один урок - ничем не дорожить для царства Христова. Первая притча о сокровище, нечаянно найденном на поле, вторая - о жемчужине, долго отыскиваемой. Евангелист не предложил их объяснения, а может быть и сам Господь, потому что Апостолам они могли быть понятны, так как они и решились уже пожертвовать всем ради Евангелия. В новой притче Господь дал заметить Апостолам, что их проповедь должна собрать в недра одной церкви людей от всех народов, которых разбор будет уже при конце мира и будет разбор не по их происхождению, но по нравственным - добрым иди худым - свойствам. Притча эта сродна со второй, произнесенной к народу; но здесь кроме того выражалось единство церкви и разнородность ее членов по происхождению. Эта притча о неводе, напоминавшая историю призвания Симона и Андрея. Господь приложил к ней объяснение, но только относительно последнего суда.

Вот первая беседа Господа о тайнах царствия Божия, объясняющая нам сущность частных наставлений Его Апостолам в притчах! Заключая ее, Господь снова спросил их: все ли они поняли? И получив от них утвердительный ответ, Господь новой притчей дал разуметь, что, зная теперь сокровенное для народа учение о царствии небесном, они стали книжниками, но не теми книжниками, которые знают только одно старое, а книжниками в новом значении сего слова, которым известны и новые тайны Божественные: потому как запасливый хозяин, у которого есть всегда и от прошлого года и от нынешнего ⁴⁴ для совершения той или другой жертвы и приношения, никогда не затрудняется в исполнении требования закона; так должны поступать и они в своем служении, раскрывая народу в свое время известные ему тайны царствия Божия и объясняя их из старого и из нового учения. Старым, известным слушателю, они могут сближаться с его образом мыслей: новым, неизвестным расширять область его познания; старые, общие начала раскрытия духовной жизни прилагать к новым случаям, к новому служению, к новому царству Божию; из старого извлекать новое и всем пользоваться для царства Божия.

Кроме сих устных наставлений Господь учил их самими делами Своими, приготовляя их к обширнейшему служению. Не всякого желающего быть близким к Нему удостаивал Он той доверенности, какую оказывал своим избранным Апостолам; но в свою очередь Он хотел того, чтобы они вполне были преданы Ему, во всем полагались на Него, были внимательны, так сказать, ко всем мановениям Его.

Путешествие Его в пределы Гадаринские

Вскоре после того грозного обличения богохульствовавших фарисеев и раскрытия нового учения о царствии Божием, именно вечером того дня, когда предложены были притчи (Мар. 4:35), Господь, взяв с собой Апостолов, вознамерился переправиться на ту сторону озера Геннисаретского, в пределы Гадары, где жили уже по большей части язычники (Josеph, Antiqn. 17:11, 4), в Десятиградие (Марк. 5:1-20). Это было первое, замеченное Евангелистами, путешествие Господа к язычникам. Внешнее расположение жителей тех мест, где Господь доселе находился, было таково, что Сын человеческий не имел, где главы преклонить, у Него не было того, в чем Бог не отказал зверю и птице, своей безопасной кровли. Давно ли Он прибыл с Апостолами из путешествия; они еще не успели вкусить хлеба, как Господь вступил в разговор с фарисеями; потом следовали наставления в притчах. И вслед за этим настоящее путешествие. Пред самым отправлением Спасителя и учеников на тот берег, пришел было к ним один книжник Иудейский и стал просить Иисуса, чтобы Он дозволил ему присоединиться к Его обществу. Может быть, слово Господа о царствии небесном, даже и в своем приточном виде, возбудило в нем эту решимость, но он еще не столько был очищен от привязанности ко всему земному, чтобы не искать ничего кроме сего царствия, он мечтал в Иисусе найти Мессию такого, какого чаяла тогда большая часть Иудеев. Поэтому Господь не принял его к числу своих книжников, указав на свое настоящее положение.

Отправились, - это было ночью; с ними пошли было и другие суда (Марк. 4:36). Господь, утомленный трудами протекшего дня, заснул. Не имевший где приклонить главы на земле, нашел Себе приют на корме лодки, среди сообщества близких своих учеников. Смутные обстоятельства того дня, конечно, много занимали душу Апостолов. К этому присоединилась страшная буря на озере. Искушение за искушением! Господь мало по малу приучал их к трудам и опасностям их служения и к упованию на Его любовь и всемогущество. Прочие лодки были в не меньшей опасности, или разметаны ветром (что были при этом посторонние, на это указывает Матфей - 8:27: человецы же...). Волны так усилились, что грозили залить их лодку, Господь спал глубоким сном, - они решились разбудить Иисуса. Наставник, наставник, - мы погибаем! Господь, пробудившись от сна, тотчас дал заметить им, как недостойно их это малодушие и маловерие: как могли они подумать, что погибнет Тот, Который творил пред ними столько чудес? Если же Он не погибнет, то нечего бояться и им. И потом, не уча их, как искуснее править против волн, не показывая никаких других обыкновенных способов к спасению от погибели, всемогущим словом Своим Он воспретил ветру возмущать море и морю повелел немедленно утихнуть (то и другое вдруг укрощается для того, что после сильного ветра море само собой не вдруг еще могло успокоиться). К изумлению Апостолов, к изумлению прочих свидетелей этого чуда, - вдруг настала на море глубокая тишина. Благое вразумление Апостолам на будущее время. С Иисусом нечего бояться, хотя бы Он и казался спящим, долго не подающим помощи.

Исцеление бесноватых

Вышедши на берег в недальнем расстоянии от Гадары, встретили они здесь двух бесноватых, из которых один был особенно ужасен. На нем не было одежды. Его не держали никакие цепи. Жил он в погребальных пещерах по близости берега: беспокоил проходящих, в припадках бился сам о камни. Бесноватые узнали Господа, едва вступил Он на эту землю, и прибежали к Нему. Господь спросил одного из них, как имя духа, живущего в нем? Тот отвечал: легион, потому что нас много. И потом все они, признавая Его власть, просили не посылать их в бездну, но позволить им войти в пасущееся тут стадо свиней. Господь дозволил, стадо - голов тысячи две - бросилось в озеро и перетонуло. Когда слух об этом происшествии чрез пастухов дошел до жителей города, они немедленно просили Господа удалиться от них. Господь исполнил эту их просьбу, но оставил провозвестником милости Божией того самого человека, который был одержим легионом духов. Да! В других случаях Сам Господь требовал от своих последователей, чтобы они, оставив дома, семейство, все, последовали за Ним: теперь воспрещает исцеленному. В других случаях повелевает молчать об исцелении: теперь велит проповедать.

Что же все это значило? Для чего Господь предпринимал путь сюда? Ужели только для исцеления двух бесноватых, - для того, чтобы лишить город 2000 животных? Что значит это различие в образе действия в отношении к исцеленному бесноватому? И это событие - притча, т. е., имеет значение притчи, хотя и несомненна его достоверность историческая. Не стоит ли это исцеление одержимого легионом духов в стране полуязыческой в соответствии с историей исцеления того бесноватого глухого и немого в Капернауме, которое случилось, может быть, не далее, как в предшествующий день? Ежели Капернаумский бесноватый, глухой, немой, и слепой принят Господом, как символ упорных Иудеев, его исцеление - как символ целительных действий Господа среди Иудеев, то бесноватый Гадаринский, исцеленный на другой день после Капернаумского, кажется, может быть рассматриваем, как символ будущего обращения от области сатанины язычников, среди которых Он Сам не будет проповедывать, но пошлет им проповедников. Не так ли пророк Иеремия должен был положить пояс свой в землю при реке Евфрате и потом снова отправиться туда узнать, что стало с его поясом (Иерем. 13)? Приняв притчу за форму для сообщения тайн народу, Господь по тому же самому действиям Своим мог дать на время особенное значение, кроме исторического. С этим соглашается и то, что исцеление сих двух бесноватых разделяется только притчами о царствие небесном, где дано было разуметь и о проповеди среди язычников. Вот почему, может быть Господь и не повелел молчать исцеленному, но проповедывать; это уже не между Иудеями, но между язычниками. Гадаринский бесноватый - образ мира языческого; в нем не семь, а целый легион духов; но и те, едва приближается к ним Иисус, Ему уступают свою область, идут в бездну. Предвестие для учеников. Но и не ограничиваясь этим, заметим, что в этом опыте исцеления бесноватого, возбудившем неудовольствие жителей Гадаринских, в самих словах бесов: что ты пришел мучить нас прежде времени, можно видеть опытное опровержение той мысли, будто Господь изгонял духов по согласию с ними. Истреблением целого стада оправдывалось уверение бесноватого, что в нем был легион бесов, а этим подтверждалась опять мысль о независимом противодействии Господа области темной и Его великое могущество. Между тем при известности, какой пользовался бесноватый Гадаринский, слух об этом происшествии мог достигнуть и до Галилеи. Потеря стада вознаграждалась дарованием проповедника; чудо вида грозного придавало силу слову удостоенного милости Божией. Самое истребление стада может стоять наряду с другими тяжкими действиями Промысла, как напр. моровые язвы. Можно даже сказать, что Сын человеческий имел нужду раскрыть людям и Свой грозный характер. Явившись на землю не для суда, не оказывал сего во время земной своей жизни; особенно не хотел сего допустить между соотечественниками: таким образом Он выбрал страну языческую, выбрал животное, ненавистное Иудеям, воспользовался случаем встречи с бесноватым, чтобы оправдать угрозу фарисеям о наказании их за упорство, произнесенную по поводу хулы их на тоже самое действие, - целение бесноватых, и возвещенную в сравнении с положением человека, одержимого множеством крепких духов (Матф. 12:43-45).

Исцеление кровоточивой и воскрешение дочери Иаира

Между тем как Господь путешествовал в пределы Гадаринские, народ, собравшийся в Капернаум, не оставлял города, но дождался Его возвращения. Особенную нужду в Нем имел архисинагог Иаир, у которого была больна дочь. Когда Господь возвратился в Капернаум, Иаир обратился к Нему с просьбой избавить от смерти его дочь, которая была отчаянно больна. Нам известно, что Господь в Капернауме не в первый раз оказывал милость; - он оказал милость царедворцу, исцелив сына его; бывши в Кане, исцелил раба сотникова. Таким образом довольно значительных лиц уже пользовалось Его милостями. Промысл устроил, что и архисинагог возымел нужду в Нем. Но таков ли он был по вере, как другие, коим Господь оказал милость? Обь этом можно судить по его просьбе: дщи моя, говорил он, на кончине есть, да пришед, возложиши на ню руце, яко да спасется (Мар. 5:23). Из этих слов видно, что его вера была ниже веры сотниковой, поскольку сотник, прося Господа, считал достаточным одного слова для исцеления его раба; не на одной степени он стоит и с царедворцем, хотя оба они считали необходимым Его личное присутствие, поскольку Иисус в то время, когда просил Его царедворец, известен был только по одному чуду совершенному в Кане, но когда просил архисинагог, то Он прославился многими чудесами; царедворец был язычник, а архисинагог Иудей; от Иаира посему надлежало ожидать более веры. Но Господь, который по словам Исаии, и трости надломленной не сокрушит и льна дымящегося не угасит, малую искру веры старался обратить в пламя. Несмотря на слабость веры, Господь не отказался идти и, оставив всех, идет; на пути Его теснит народ; все больные стараются прикоснуться к одеждам Его; вместе с прочими прикасается кровоточивая и, получивши исцеление, думает скрыться. Иисус вместо того, чтобы спешить к больной, останавливается, обращается к народу и спрашивает: кто прикоснулся ко Мне, ибо Я чувствую силу исшедшую из Меня, - ищет взором и - вот женщина, уверившись, что не может укрыться от Него, падает к ногам Его и объявляет всю истину. Иисус одобряет веру ее и говорит: дерзай дщи, вера твоя спасе тя. Для чего все это было? Ужели искал славы Тот, Кто запрещал бесноватым разглашать о Себе? Это сделал Спаситель для того, чтобы укрепить веру Иаира. Этим Он как бы говорил Иаиру: видишь ли эту женщину? Она 12 лет страдала кровотечением, расточила все имение врачам и при всем этом не получила никакой пользы, теперь же исцелилась от одного прикосновения к Моим ризам. Ее исцелила вера, с которой она прикоснулась к краю Моей одежды. Смотри на это и сам утверждайся в вере. В самом деле, едва Господь произнес эти слова, как пришли с вестью к Иаиру, что дочь его умерла. Но Иисус ободряет его, говоря: не бойся, но веруй, что могу воскресить ее. Приходит в дом; дом наполнен смятением. Такое зрелище могло быть опасно для веры. Господь уверяет, что девица не умерла, но спит; над Ним смеются; Он всех изгоняет вон и, оставшись один с родителями и с некоторыми из учеников, берет девицу за руку и возглашает: девица встань, - и девица воскресла: родители в изумлении получают вместе с дочерью заповедь молчать. Цель молчания заключалась в опасности со стороны фарисеев и безрассудных движений народа. И вот из этих-то частных, временных обстоятельств только и можно объяснить, почему Господь то объявлял о Себе публично, то скрывался; здесь велел молчать, но исцеление кровоточивой возвестил публично, и когда был на той стороне озера Геннисаретского и исцелил бесноватых, то сам велел о Себе проповедывать.

Отправление апостолов на проповедь

Все это объясняется из частных обстоятельств и лиц, среди коих Он действовал. Везде Он применяется к частным нуждам людей. Все это без сомнения могло быть полезно для апостолов; из этого они сами могли научиться, как должны применяться к людям, среди которых они будут действовать. Господь видел нужду познакомить их с обязанностями и трудностями их служения. Довольно Он показал им, как они должны сообразоваться с расположениями людей, чтобы успешнее действовать. Но опытное приложение имело для них больше пользы. Конечно они еще не вполне были способны к апостольскому служению; для них еще много было непонятного; но теперь и проповедь их должна ограничиваться немногим - не более, как возвещением того, что приблизилось царствие Божие, с чего начали свою проповедь и Иоанн и Иисус. Для подкреплений этой проповеди Господь снабдил их силой исцелять недуги. Это было символическим знамением того, что Спаситель уже пришел. Припомним себе, что когда пришли ученики Иоанна с вопросом, то Спаситель указал на свои чудеса. Снабдивши этой силой чудотворения апостолов, Господь требовал, чтобы они отложили всякую заботливость о приготовлениях к путешествию; им не нужно ни сумы, ни другой одежды ни денег; все они найдут у тех, коим будут проповедывать. Да и не нужно им лишнего иметь при себе, потому что Он послал их не далее, как в города своих соотечественников и притом только в те, в коих Он Сам не был. Среди язычников, среди Самарян они не могли еще теперь действовать. Отправляя их, Господь дал им наставление. Им сказано, что Божественные дары они должны расточать безмездно. Как Сам Он ничем не пользовался, так хотел, чтобы и ученики действовали. Как Бог действует, не принимая ничего от людей, так и они должны совершать служение Божие. Потом, вступая в село не прямо обращайтесь с проповедью ко всякому встречному, но осведомляйтесь, кто достоин; когда найдете, то остановитесь у него и отсюда распространяйте проповедь. Всякому благодетельствующему им Господь обещает благодать и мир, а отвергающему грозит судом страшнее Содомского и Гоморрского. Где были апостолы на проповеди и сколько времени, это не определено; но время разлучения не могло быть продолжительно, Спаситель не всех послал в одно место, но по парно, потому они могли действовать в шести местах, кои сам не проходил, а таких мест не много оставалось не только в Галилее, но и в Иудее. Даже вероятно, что им назначено срочное время для возвращения, поскольку мы видим, что возвратились в одно время и если бы не было назначено время, то они пришли бы один - ранее, другой позже.

Насыщение пяти тысяч народа пятью хлебами

Апостолы возвратились к Иисусу пред пасхой (третьей). Вероятно, в их отсутствие пришли к Нему ученики Иоанновы с вестью о кончине своего учителя. В то же время стала разглашаться молва, что в Иисусе восстал Иоанн (из этого самого видно, что Иоанн уже умер). Сам Ирод, правитель Галилеи, верил или не верил ей, но хотел ближе познакомиться с Иисусом. Между тем народ, отправляясь из всех городов на приближающийся праздник в Иерусалим, с распространением проповеди об Иисусе и, по кончине Иоанна, усиливший свое внимание и уважение к Иисусу, собирался к Нему день ото дня в большем количестве. Сам Господь не намерен был идти в Иерусалим: не у прииде время Его (Иоан. 7:6, 8). И так теперь Господь по слухам о желании Ирода и для успокоения своих учеников положил отправиться вместе с ними в уединенное место - Вифсаиду, лежащую по ту сторону озера Галилейского. Город этот в области Гаваонитской принадлежал не Ироду Антипе, а брату его Филиппу (Лук. 9:10).

Переправились чрез озеро. Народ за Ним по берегу. Видя, что уклонение напрасно, Господь обратился к народу с учением о царствии небесном и милосердо целил болящих. День уже проходил, но народ Его не оставлял, между тем оставался без пищи. Господь сжалился: и пять хлебов и две рыбы насытили пять тысяч слушателей от щедрого Его благословения, - и каждый из апостолов собрал еще по кошнице остатков. Это напоминало манну в пустыне и другие подобные чудеса Ветхого Завета. Народ в изумлении при таком чуде признает Его за пророка, обещанного Моисеем и хочет поставить Иисуса царем. Но он удаляется один на гору и молится там, а ученикам велит одним отправиться обратно на тот берег. Таким образом народ остается без исполнения своего желания.

Хождение И.Христа по волнам моря

Между тем ученики на море ночью подверглись жестокой буре. Господь не забыл их; оставив молитву, пошел к ним на помощь; дошел до моря: вступил Он на волны и стопы Его не утопали. Ученики, увидев Его шествующего, почли за привидение и только голос Его: это Я, не бойтесь - ободрил их, - на этот раз они не так малодушны, как в прежнюю бурю, - Петр, с позволения Господа, сам вступил на море, чтобы встретить приближающегося Господа, но не выдержал добровольного испытания. Побежденный маловерием едва не утонул, но получил помощь от Спасителя. Господь взошел на судно; немедленно оно пристало к берегу и Господь таким образом прибыл снова в Капернаум. Столько великих чудес столпилось в этом кратком промежутке времени! Они были для учеников подкреплением их веры в Господа в тогдашнее смутное время, и служили приготовлением к новым истинам, которые должны были услышать от Него ученики и посторонние.

Беседа Его об истинном хлебе жизни

На другой день, народ, не нашедши на том месте, где совершено было чудо насыщения, чудотворца и учеников Его, и сам возвратился в Капернаум. Господь был тогда уже в синагоге Капернаумской. - Встретившись здесь с Ним, свидетели вчерашнего чуда недоумевали, как Он прибыл сюда, зная, что Он не отправлялся вместе с учениками и желали это знать от Него. Это было поводом к великой беседе Спасителя об истинном хлебе жизни, который дает Он людям в пищу.

Приближалось время страданий. От наступающей пасхи оставался один только год до Его смерти, которую Он готовился принести за мир. Господь хотел приготовить к тому учеников заблаговременно. Тогда как народ думал уже поставить Его царем т. е. объявить Мессией: Мессия спешит раскрыть, что Ему предстоит другое дело и другая будущность.

Круг лиц, среди которых Господь, произнес эту беседу, состоял по большей части из людей возвратившихся с того берега и питавшихся чудесным хлебом (ст. 26). Между ними были и апостолы. В первых вообще можно было замечать недостаток чистоты в расположении и наклонность более к чувственному, нежели духовному, - потому что многие оставили Господа; впрочем, соображая дальнейший ход беседы, нельзя принимать всех за людей совершенно грубых, неспособных понимать ничего, кроме чувственного: а) (ст. 34) они просят у Господа, чтобы Он всегда давал им хлеб, сходящий с небеси, вероятно разумея под этим учение: б) из ст. 60, 64, 66 видно, что много было здесь учеников Господа, доселе сопутствовавших Ему вместе с народом. - Мысль о вчерашнем намерении провозгласить Иисуса Христа царем - Мессией не оставляла их совсем и теперь, но выражалась в самом желании знать, как Он прибыл в Капернаум. Эта мысль показывала в них расположение к Иисусу, но какое, как оно достойно Иисуса, этого они сами не знали и не думали об этом.

На вопрос: как ты очутился здесь? Господь не хотел давать ответа, удовлетворять суетному любопытству. Он хотел обратить внимание спрашивавших Его лучше на то, по какому расположению они оказывают такую привязанность к Нему? Что заставляет их искать Его, принимать в Нем участие? Раскрывая им глаза на самих себя, говорит: не в том дело, как Я здесь, а в том, почему вам нужно это знать, почему такое участие во Мне принимаете. Вы ищете Меня потому, что Я вчера накормил вас. (Признают Мессией по сходству вчерашнего чуда с их ожиданиями. - Многие были, может быть, из бедных). Не та сила Божия, которой пять хлебов умножены для напитания пяти тысяч людей, а самое это насыщение и надежда на такие чудесные пособия, мечты чувственные о Мессии и Его царстве привлекают вас теперь ко Мне. Но этого недостаточно. Старайтесь не о пище тленной. Надобно, чтобы вы чувствовали голод и к другой пище и старались об удовлетворении его; стремились к жизни вечной и искали такой пищи, которая дает жизнь вечную, - и превращаясь в вас в сок и кровь вашего существа, превращала бы все существо ваше в свое вечное существо. Вот о чем надобно подумать. И ежели вы чувствуете такой голод и хотите такой пищи, то Сын человеческий готов вам дать ее. Для того, чтобы открыть вам источник сей жизни, Отец дал Ему совершать и эти наружные чудеса: они суть печать Отца - и только печать, свидетельство, а не то самое, что Отец хотел бы вам дать.

Выслушав сие требование, Иудеи спросили: что же нам делать, чтобы дела наши были угодны Богу? Они, может быть, думали, не возложит ли на них Господь каких-нибудь заповедей, как другие законоучители. Господь отвечал: никакого другого дела от вас не требуется, кроме того, чтобы вы веровали в Того, Кого послал Отец. Ваша теперешняя привязанность не есть еще плод веры, но, как Я уже изъяснил вам, плод других расположений. Итак нужна от вас одна вера в то, что Я послан от Бога, и полная Мне преданность.

Те ли же самые очевидцы чуда, с которыми говорит Господь доселе, но люди чувственные, которых одно такое чудо легко могло воспламенить к желанию таких же и других, - или другие посетители синагоги, не бывшие с Ним на той стороне озера, - только слышав это требование веры и только одной веры, стали сами с своей стороны требовать новых еще больших чудес и даже прямо указали на то, что Моисей, прообразовавший собою Мессию, в течение 40 лет сообщал своему народу манну, хлеб с небеси. От самого Мессии они считали себе в праве ожидать еще большего чуда. На это требование Господь сказал: что указывать здесь на Моисея? не Моисей давал этот хлеб, а Отец. И то, что Он давал тогда народу, не было истинным хлебом небеси. - Но теперь, прибавил Господь, Тот же Самый Господь дает вам истинный хлеб с небеси. - Хлеб Божий есть такой хлеб, который сходит с небеси и дает жизнь миру. А такой именно хлеб и дает теперь Отец.

Хорошо, отвечали Иудеи, подавай же Ты нам всегда такой хлеб, прося более того, чего сами ясно не понимали, как Самарянка, прося живой воды.

Хотите? - Этот хлеб жизни - Я Сам. Разумеется, вкушать сей хлеб можно только верой. Итак видите, вы приходите опять к тому же заключению, что вам для получения жизни надобно веровать в Меня: сами вы желаете вкушать хлеб жизни: а этот хлеб жизни - сходящий с небеси и дающий жизнь миру, - Я Сам, и вкушать Его можно верой.

Иудеи не думали придти к такому заключению. Без подтверждения новыми чудесами не хотелось им признать в Иисусе такое высокое достоинство. В Галилее говорили, что Иосиф и Мария были его родители. Как с этим согласить мысль о Его происхождении с неба? В основании же такого сомнения лежало то, что в них вообще не доставало духовного влечения к Иисусу, как заметил Господь еще вначале этой беседы. В них не было возбуждено истинного стремления к жизни вечной и блаженству в Боге.

Еще Иудеи ничего не отвечали Ему на эти слова Его: Я есмь хлеб жизни, но Господь давая разуметь, что Ему известны их тайные мысли, продолжал: Я знал, что вы не расположены этому верить и уже заметил вам об этом. Что же? теперь не Я виною, что не могу вас сделать участниками жизни вечной, т. е. Моего царства. В ком возбуждено влечение духовное, того Отец приводит ко Мне, и кто приходит ко Мне, тому Я не дам погибнуть: Я строго исполняю волю Отца Моего.

Слыша это, Иудеи стала явно роптать на то, что Иисус назвал Себя хлебом сшедшим с небеси.

Не ропщите, отвечал Господь. Вы еще не приведены ко Мне Отцем. У пророков написано, что все будут научены Богом. Вы еще не вошли в число наученных Богом. А кто привлечен Отцем и приходит ко Мне, тому Я точно дам жизнь, - Я воскрешу Его в последний день (потому имею право называть Себя хлебом сшедшим с небеси, Хлебом Божиим). Впрочем не так это должно понимать, будто кто может почерпать свои наставления от Отца мимо Сына. Нет: никто не видел Отца, кроме Сына и только Сын может сообщать истинное познание об Отце. Слово, которым учит Отец чрез Сына, заключается в чудесах.

После того Господь начинает снова раскрывать, что так как чрез Него только и можно войти в общение с Отцем, в причастие жизни вечной, то и следует, что Он и есть хлеб жизни вечной.

Вкушавшие манну, говорил Он, все умирали. Но Я есмь хлеб живый, подающий жизнь вечную. И потому ядущий хлеб сей будет жив во век.

Доселе Господь под именем хлеба разумел Свое учение, которое верующему доставляет жизнь вечную, как Он раскрывал прежде и в Иерусалиме (Иоан. 5:24): слушаяй словесе Моего и веруяй пославшему Мя имать живот вечный. Теперь прибавляет еще нечто особенное, более соответствующее понятию о хлебе небесном: и хлеб, его же Аз дам, плоть Моя есть, юже Аз дам за живот мира. Это хлеб, который Сам Он готовится дать верующим, хлеб, принесенный Им - (кому? конечно - Отцу) за жизнь целого мира: тогда как о прежнем хлебе Он говорил: Отец мой дает вам хлеб истинный (ст. 32).

Здесь с одной стороны Он представляет плоть Свою, человечество Свое, приносимое как жертву искупительную за мир: с другой - как пищу, дающую верующим живот вечный: подобно как в скинии и храме были хлебы предложения, которые приносились как жертва Богу и которые потом предоставлялись в пищу священникам.

Иудеи вступают в спор между собой (не с Иисусом): как можно дать есть плоть свою людям?

Господь еще определеннее выражает сказанное о Своей плоти. "Нечего в этом сомневаться и нечего перетолковывать. Это именно так, как Я сказал: хлеб жизни есть плоть Моя. Следовательно, кто хочет иметь жизнь вечную, тот должен вкусить от плоти Моей и от крови Моей. Ежели не будет есть плоти Сына человеческого и пить крови Его, то не будет иметь в себе жизни. А каким образом вкушающий плоти Моей и крови Моей становится причастником жизни вечной, это объясняется из того, что ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне и Я в нем. Т. е. его существо срастворяется с Моим и проникается Им. А Я имею жизнь в Себе от Отца. И Моя жизнь переходит в него. Он не умирает, Я воскрешу его в последний день. Плоть Моя в нем не должна оставаться мертвой. Итак, заключает Господь, вот тот хлеб истинный, сшедший с небеси и дающий жизнь - плоть Моя".

Не довольно того, что Иудеи, мало знакомые с образом наставлений Господних, многие даже из учеников Его соблазнились, относя слова Его к физическому употреблению в пищу настоящей Его плоти и крови, которую видели пред собой. Одни прямо говорили Ему, как это странно слышать такие слова, другие держали эти мысли тайно.

Господь, разумея их тайны сердечные, прибавил в дополнение к Своей беседе: "что же, если увидите Сына человеческого восходящего туда, где был прежде? Т. е. соблазняться этими словами нечего. Сын человеческий взойдет на небеса, где был прежде (как хлеб сшедший с небеси): тогда нельзя будет употреблять в пищу эту плоть Мою, которую вы видите (но прославленную, духовную). Сим устраняется всякий соблазн, если бы только была у вас для сего вера. Дух животворит, плоть (не сказал - Моя) не пользует ни мало. (Не будьте плотяны; возвышайтесь к духовному). Слова Мои суть дух и живот.

Несмотря на это объяснение, многие из учеников Иисуса после этой беседы оставили Его. Видно, они были из числа тех, которых Господь не считал приведенными к Нему от Отца. Но данные Ему от Отца (по молитве Лук. 6:12) остались при Нем. Господь, искушая их, спросил, не хотят ли и они оставить Его? - Куда же мы пойдем, сказал Петр, если оставим Тебя? Нет, не отойдем от Тебя: у Тебя глаголы жизни вечной. Мы веруем и точно знаем, что Ты Христос, Сын Бога живого.

Так, сказал Господь с намерением обратить их внимание на самих себя: но и между вами есть диавол. - Говоря о приближающемся своем страдании, Господь видел и то, кто будет виной Его смерти. Скрывал ли уже предатель сбой богоубийственный замысел, или Господь видел только семя его в душе Иуды, во всяком случае это замечание было предостережением для него, которым мог он воспользоваться, чтобы переменить свое расположение, как вор, видя опасность быть открытым, бросает похищенное. - Примечательно и то, что первая еще тайна обличения предателя совпадает с отпадением многих других учеников от Господа по случаю сей беседы.

Беседа Его с фарисеями о преданиях старцев

Это было пред пасхой. На празднике пасхи и потом пятидесятницы мы не видим Спасителя в Иерусалиме. Он приходит сюда только во время праздника кущей и это был последний великий праздник, который Он совершил вместе с своим народом. А до сего времени мы видим Его большей частью на северных пределах Галилеи.

Но фарисеи иерусалимские ⁴⁵ никогда не оставляли своего наблюдения за Ним. Не видав Его в Иерусалиме, они пришли в Галилею. Встретив Его вместе с учениками, они возобновили прежнее осуждение учеников Его в несоблюдении преданий старцев. Случаем к сему было то, что ученики принимались за пищу, не умыв рук. - По правилам благочестия фарисейского пред принятием пищи и после стола - непременно должно было мыть руки. В Талмуде определено, какой меры воды для этого достаточно, как мыть, когда именно, в каком порядке, если число присутствующих превышает пять или не превышает его. (Принадлежавшие к секте Ессеев пред столом погружались в воду. Иос. Флавий). Этим правилам приписывалась такая важность, что за несоблюдение их Синедрион подвергал отлучению. Указывая на поступок учеников, фарисеи конечно хотели представить Спасителю правило об умовении рук в связи с прочими преданиями и, возводя обвинение от частного действия к неуважению преданий вообще, может быть хотели слышать Его собственное мнение о важности предания. По крайней мере к тому ведет ответа Господа. По понятиям Талмуда, предания старцев важнее, чем слова пророков, даже лучше, чем слова закона, потому что в законе есть важное и неважное, а слова старцев все важны. Им должно следовать беспрекословно. - В Талмуде есть притча: послал царь двух друзей своих в одну область свою с повелениями и об одном так написал: если он не предъявит вам перстня моего, не верьте ему; а о другом так: хотя бы он не показал вам перстня моего, верьте ему. Это - пророки и старцы. О пророках написано: аще восстанет в тебе пророк... и даст тебе знамение или чудо (Втор. 13:1), а о старцах: и сотвориши по словеси, еже возвестят ти от места, еже изберет Господь Бог (17:10).

Вопрос был предложен в присутствии народа. Господь, не обращая внимания на сей частный случай, стал говорить о важности преданий: "между вашими преданиями есть такие, которыя противны закону Божию". При этом Господь указал на правило старцев о корване, вследствие которого Иудеи под предлогом благочестия дозволяли себе нарушать первую из заповедей десятословия, относящуюся до ближних ( Чти отца твоего - пропитывай с евр.).

Указав на сие противоречие закону, Господь заключил ответ свой общим замечанием о характере благочестия фарисейского, прилагая к ним слова пророка Исаии о людях, чтущих Бога только своими устами, но не сердцем.

Потом, приспособительно к случаю, извлекая отсюда общую мысль, что истинной чистоты надлежит искать не в соблюдении (одних) каких бы то ни было внешних правил, но в очищении сердца от всего противного закону Божию, предложил ее народу в виде краткой притчи: не входящее во уста сквернит человека, но исходящее из уст, то сквернит человека, - и сказав сие прибавил: слушайте и разумейте. (Образ притчи заимствован от предмета беседы и, может быть, есть собственно ответ на возражение фарисеев; так как, по их понятиям, человек, вкушающий пищу неумытыми руками, самим вкушением подвергался нечистоте).

Фарисеи не могли быть довольны и указанием на противоречие преданий закону Божию, еще более тем, что Господь прямо назвал их благочестие лицемерием. Новым случаем к неудовольствию на Иисуса было последнее Его изречение, которое они могли распространить и вообще на законы о пище. Но Господь не продолжал далее беседы и вышел от народа.

Защищенные Господом ученики заметили это оскорбление в фарисеях. И еще сохраняя, может быть, уважение к прежним правилам своим и зная, какую важность имели в народе все собственно иерусалимские книжники, они довели до сведения своего наставника, что фарисеи Его словами соблазнились. Но Он продолжал говорить в приточном виде, дав разуметь ученикам Своим, что этим обеспокоиваться нет нужды. Им известна была уже притча о добром семени и плевелах, всеянных между ними врагом. Припоминая эту притчу, Господь сказал: всякое растение, которое не Отец Мой насадил, но враг - диавол - будет искоренено. Суд Божий ожидает и этих мнимых руководителей народа. Оставьте их: они слепые - вожди слепых, которые могут привести своих руководимых к погибели.

Что же однако значило загадочное изречение: не входящее во уста? Уничтожает ли оно законы Моисеевы о различии пищи и о дозволительных и недозволительных яствах, или нет? Если уничтожает, то как его согласить с тем уважением к закону, на основании которого Господь отверг предание о корване? Если не уничтожает, то как его понимать? Ученики не умели себе разрешить сего; обратились к Господу. Петр просил объяснить им притчу сию.

Господь, изъявив удивление на их непонятливость, сказал, что пища сама по себе, как вещь внешняя, внутренней, нравственной нечистоты произвести не может. (Впрочем это не значит того, что всякий род пищи для человека безразличен. Коль скоро есть на то Божественные законы, то доколе они не отменены, принятие пищи противной закону, будет осквернять человека, поскольку происходит от сердца, не уважающего закон и угождающего плоти). Другая половина притчи говорит о том, что источник нравственной нечистоты заключается в сердце человека и что, следовательно, желающим сохранить чистоту пред Богом надлежит очищать свое сердце.

Господь не коснулся законов о дозволительных и недозволительных видах пищи, которые должны были прекратиться вместе с отменением всего ветхозаветного устройства по утверждении Нового Завета между Богом и людьми, и утверждении закона духовного в сердцах нового Израиля. Но тем не менее открыл ученикам, что те законы, как внешние, и теперь далеко ниже внутренних.

Исцеление дочери хананеянки

Вскоре Господь отсюда перешел на северо-западные пределы Галилеи к Тиру и Сидону, и здесь на пределах языческого мира, из среды отверженного Богом племени - Хананеев показал ученикам женщину, достойную занять место в Его царстве. Господь не занимался Сам проповедью у языческих народов, не дозволял сего и ученикам своим при первом отправлении их на проповедь, не оставлял однако же показывать ученикам своим между ними героев веры: мы знаем уже сотника Капернаумского. Подобной ему по вере является теперь Хананеянка. Она просила Господа, называя Его сыном Давидовым, т. е. Мессией, об исцелении своей дочери, одержимой злым духом. Господь, удалившись сюда с тем, чтобы провести несколько времени в неизвестности, долго ничего не отвечал ей, так что за нее уже заступились апостолы. Господь и им отказал; но сей отказ послужил только к тому, чтобы раскрыть во всей силе ее веру и смирение, - и Господь изгнал духа из ее дочери, находившейся в своем доме. Жестоки кажутся слова в устах Кроткого Учителя: не добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом. - Но это - иносказательная речь, которая значила не более как то, что при настоящем порядке дел посторонние Ему не могут пользоваться теми благами, какие принес с Собой Мессия, что они еще вне Его царства, не чада Божии. И хотя слова сии кажутся так суровыми, но женщина конечно могла приметить любовь в самом тоне, с каким сделан отказ; почему, не отступилась, но, сознав себя, в смирении, действительно недостойной одинаковых прав с чадами в царстве Мессии, просила себе места не за трапезой вместе с Ним в Его царстве, но только крупиц.

Исцеление глухого косноязычного

Не могши укрыться и здесь, Господь переходит с учениками своими в северо-восточные пределы Галилеи к озеру Геннисаретскому. Но куда ни приходит, везде уже Его знают и как скоро узнают, приносят к Нему больных: Он не может отпускать их без исцеления. Народ жаждет слышать Его слова: Он не может молчать. Таким образом везде собираются вокруг Него и Ему оставалось только чаще переменять Свое местопребывание и удерживать в народе молву о чудесах Его. Сами исцеления Его получают какой-то особенный характер. Привели к Нему глухого косноязычного. Он не вдруг исцелил его словом или возложением руки, как в других случаях. Но сперва отвел его от народа в сторону; потом вероятно в присутствии только тех, которые его привели (Мар. 7:36), вложил персты Свой в уши его и, плюнув, коснулся языка его, воззвал к Отцу Своему Небесному, сказав: Еффафа. И когда с сим словом больной стал слышать и говорить, Господь запретил разглашать об этом.

Насыщение четырех тысяч народа семью хлебами

В заключение Своего пребывания после многих наставлений, которые слушал от Него народ со всем усердием, не отходя от Него по нескольку дней, Господь предложил ему и телесное угощение. Семь хлебов и несколько рыб, умноженные Его благословением, насытили до четырех тысяч человек, кроме женщин и детей, и ученики собрали еще избытков по числу разделенных хлебов семь кошниц.

Обзор проповеди и деятельности Спасителя в Галилее

По совершении сего чуда, Господь немедленно удалился из сего места и чрез озеро отправился на другой берег, в пределы Магдалы. Здесь встреченный от фарисеев и саддукеев искусительным требованием, Он пробыл (как видно из Мар. 8:10,13) весьма недолго. Снова вступил на море. После некоторого пребывания в пустыне (на что указывает мысль учеников, что не взяли хлебов) является в Вифсаиде.

Требование фарисеев состояло в том, чтобы Он явил им знамение с небеси в засвидетельствование своего посланничества от Бога. Знамений и чудес, совершенных Им на земле, они не хотели считать для сего достаточными. Но Господь заметив им, что если бы они с такой же внимательностью наблюдали все, что совершается чрез Него и около Него, с какой замечают все изменения в атмосфере и по признакам времени умели судить о близости царства Мессии и суд над родом развращенным: то не имели бы нужды ни в каких новых знамениях ни небесных, ни земных. Впрочем, прибавил Господь, и сему роду будет знамение - знамение Ионы пророка.

А ученикам, во время отправления отсюда, по случаю сего вопроса, сказал загадочно: берегитесь вы закваски фарисейской и саддукейской, указывая на учение и лицемерие их (Мф. 16:12; Мар. 8:15; Лук. 12:1).

В Вифсаиде исцелил слепого, но так же, как прежде глухого после нескольких необыкновенных приемов и воспретил разглашать о Себе. А Сам, совершив таким образом обход по северным пределам Галилеи и возвратившись к морю, откуда (именно от Капернаума) начал свое путешествие, снова отправляется внутрь Кесарии Филипповой. Это путешествие с другими событиями, с ним соединенными, составляет заключение торжественных действий Господа в Галилее и описано у всех трех евангелистов. Между сими событиями - главное преображение Господне.

Крестившись от Иоанна в пустыне Иудейской, вступив в Свое служение торжественно в Иерусалиме, в первый праздник пасхи после крещения, около восьми месяцев потом проведши в Иудее, Господь избрал главным местом Своего действования Галилею, и вот уже истекал другой год Его здесь действования. В продолжение сего времени мы видим Его один раз в Иерусалиме, но в сердце Своем неоднократно Он имел желание собрать чад его, как кокош собирает птенцов своих и только вражда против Него властеначальников Иудейских останавливала Его доселе.

Между тем в Галилее все время проводил Он в проповедовании народу Евангелия царствия небесного, в целении недугов всякого рода и в образовании Своих апостолов. Начав с краткой проповеди Иоанновой: покайтеся, приближися бо царствие небесное, Он развил ее в обширное и всеобъемлющее учение для всех народов; изъяснил требования для желающих вступить в сие царствие и быть его членами (нагорная беседа), показал отношение закона сего царствия к закону иудейскому и преданиям старцев и раскрыл лицемерие и пустосвятство прежних мнимо-святых руководителей народа иудейского, объяснил отношение к сему царствию служения Иоаннова и служения собственного, предъизобразил открытие сего царства на земле, его судьбу, борьбу со врагами и торжество, обличал неверие, призывал к вере в Сына человеческого и Его Божественную власть и силу и таинственно указывал на Свою смерть, спасительную для целого мира. Возбуждая и укрепляя веру, творил чудеса: врачевал всякого рода болезни телесные, изгонял духов из бесноватых, воскресил умершего юношу и умершую девицу, раз укротил Он море и ветры, в другой - шел по водам, как по суше, двукратно напитал тысячи народа скудными хлебами. Приблизив к Себе в особенности 12 из Своих последователей, святым Своим примером образовывал и приготовлял их к великому служению после Себя, нарек их своими апостолами, открывал и объяснял им тайны царствия небесного, исправлял их прежние заблуждения и неправильные движения сердца, сообщил им силу чудотворений и дал им совершить примерный опыт своего будущего служения. Вот что совершал Он в Галилее.

Жители Галилеи и прочие Иудеи пришли в движение, Они собирались к Нему, чтобы слышать Его наставления, приносили к Нему своих больных, последовали за Ним в Его путешествиях. Везде говорили о Нем, как о великом пророке; одержимые духами и многие больные исповедывали Его Сыном Божиим, Мессией и один раз несколько тысяч близ озера Геннисаретского готовы были провозгласить Его своим царем, но в тоже время книжники и фарисеи, особенно иерусалимские, старались унижать Его в народе, Его жизнь, Его чудеса, Его учеников; искушали Его вопросами и требованием знамений; искали Его жизни при помощи Иродиан. С другой стороны ученики Господа, хотя и многого еще не понимали в действиях и даже словах Его, особенно потому, что заражены были предрассудками иудейскими, но были привязаны к Нему всей душой, приучались повиноваться Ему беспрекословно, и более или менее начинали сознавать Божественное достоинство своего наставника, считая Его обетованным Мессией.

Вот в каком положении мы находим Господа при конце Его галилейского поприща.

Исповедание апостолов о И.Христе

Когда Он шел к Кесарии, то, обращая внимание на сие положение, Он спросил Своих учеников, за кого принимают Его, Сына человеческого в народе? Он предложил сей вопрос не по неведению (см. подоб. Марк. 8:19-20; Иоанн. 6:6), но для того, чтобы воспользоваться сим случаем к обнаружению их собственного понятия о лице Его и сообщить некоторые новые истины. Ответ на это был незатруднителен. Апостолы, близко обращаясь с народом, следовавшим за Господом и сами проповедовавшие Евангелие по городам иудейским, могли слышать различные отзывы и мнения об Иисусе. Ученики отвечали, что одни принимают Его за Иоанна Крестителя, воскресшего из мертвых; другие - за Илию, иные - за Иеремию, иные - за кого-нибудь из древних пророков (Лук. 9:8-19). Из этих отзывов открывалось, что явление Иисуса вообще признавали необычайным, но не таким, каково оно было в действительности. Из новых ли, из древних ли, только это, - думали, - не более, как воскресший или по крайней мере духовным наитием действующий в Иисусе прежний пророк, - предтеча Мессии, не сам Мессия. Откуда Мессия придет, мы не знаем, а сего знаем, откуда Он. Мессия придет во славе, а не в таком виде: вот рассуждения народные. - (Об Иеремии см. 2 Макк. 2:7, 8; 15:14; из других пророков ожидали еще и Исаию. 3Ездр. 2:18. За Иоанна Крестителя признавал Иисуса Ирод конечно с своей партией. Илии ожидали пред пришествием Мессии, утверждаясь на словах Малахии; признававших Иисуса за Мессию не было столько, чтобы на них можно было указать, как на эти отдельные партии). - За кого же признаете Меня вы? - спросил их далее Господь. - На это прежде всех отвечал Петр: Ты Христос (Мессия), Сын Бога живого. - В этом ответе кроме существенного различия в суждении о служении Иисуса (не предтеча Он, а сам Мессия), ясно выражалось знание Божественного Его происхождения, отличное от обыкновенных иудейских понятий о лице Мессии. "Сын Бога живого" - Сын Божий, Которого, по собственным словам Его, никто не мог знать, кроме Бога Отца, видел теперь Себя постигнутым верой любящего ученика. Мнения "плоти и крови", людей, погруженных в земное и собственные его предрассудки не овладели его душой: не с ними он советовался, когда спрашивал самого себя, кем он призван и кому он служит? Он внял гласу Отца в делах и словах Его Сына, верно последовал сему откровению Отца о Сыне и был уже блажен верой в Него. И Господь сказал ему: блажен ты, Симон, что не плоть и кровь открыли тебе (о Мне), но Отец Мой небесный". В воздаяние за сие и Он изрекает его новое имя в царствии своем. Скажу и Я тебе: ты Петр - не найду лучше для тебя имени, как заимствовав его от той самой истины, которая изречена устами твоими для всех, которая есть основный камень Моей церкви. Созижду Церковь Мою и врата (вся сила) адовы не преодолеют ее; созижду, буду защищать и в тоже время дам тебе ключи царства небесного (которое есть та же церковь). Итак несмотря на то, что проповедь Евангелия так мало еще понята и принята, царство небесное откроется, церковь созиждется и не разрушится; основанием ее будет истина, изреченная устами Петра: только тот, кто имеет веру во Христа, как Сына Бога живого, будет принадлежать к сему царству; зиждителем сего царства будет сам Сын, Мессия, а первым приставником его, хранителем ключей, имеющим власть отверзать и затворять в него вход - Петр.

И.Христос открывает своим ученикам о своих страданиях и смерти

Вера Петра была верой и прочих апостолов и что предоставлялось одному, то усвоялось и другим. Однако и теперь Господь не повелел разглашать сего признания за Мессию в народе во избежание предприятий, несогласных с Его святыми намерениями. Вместо сего открыто возвестил им в первый раз о своих страданиях и смерти в Иерусалиме, как необходимом условии к открытию сего царства. Он указал, от кого надлежит ожидать Ему смерти - от старейшин, архиереев и книжников: это все члены Синедриона. Следовательно смерть Его должна быть публичной, не тайной. Но Господь прибавил, что после трех дней или в третий день воскреснет.

Доселе Господь когда говорил о сем ученикам или народу, то говорил таинственно. Ок указал на это в первое посещение храма Иерусалимского по вступлении в свое служение ( разорите храм сей), - в речи к фарисеям, требовавшим от него знамения с небеси ( знамение Ионы пророка), - в беседе к народу в синагоге (о плоти и крови Своей). Назвал его и Иоанн Предтеча агнцем, подъемлющим на себя грехи мира. Но все это учеников не приготовило еще слышать такое прямое возвещение о страданиях и смерти Того, Кого они сейчас исповедали Мессией. Они верили вместе с прочими Иудеями, что Христос пребывает во веки (Иоан. 12:34). В особенности Петр, более других горячий и живой и более других возвышенный теперь Господом, считал теперь вправе сказать Ему, что ежели и есть в нерасположении врагов Его что-нибудь неприятное, все однако же такие опасения чрезмерны. Взявши особо своего Наставника, он стал говорить Ему: не будет этого с Тобою, Господи, и слова его казалось могли находить себе подкрепление в силе знамений и чудес, которые были чрезвычайны и которых только и требовали враги Его. Петр по откровению Отца знал и не ошибался в том, что было ему открыто; но не знал и легко мог ошибиться в том, что ему не было открыто. Он рассуждал по-человечески. Таким образом в словах Петра повторилось второе из искусительных предложений в пустыне иорданской: аще Сын еси Божий, верзися долу... Господь отверг сей соблазн с такой же силой и необыкновенностью, с какой отразил Он слова искусителя в пустыне: иди за мною сатана. Ты мыслишь человеческое, прибавил Он, а не Божие. Ты не думаешь, что все сие предусмотрено и предустроено Самим Отцем Моим, хотя и должно совершиться без всякого стеснения свободы людей. Но так как необходимость страдания и смерти, по обстоятельствам времени и по самому естеству дела, должна была распространиться и на последователей Христовых, если не всегда в действительном значении, то всегда в духовном, между тем мысль о страдании и смерти могла казаться странной и несовместной с представлением о царстве Христове и не одному Петру; то Господь, оставляя речь о Себе, и обращаясь к окружающим Его Апостолам и посторонним, вслух всех объявил: кто хочет идти за Ним, тот пусть отвергнется Себя и возьмет крест свой и тогда уже идет за Ним. Кто этого постыдится, того постыдится и Сын человеческий, когда придет в славе Своей и Отчей и св. ангелов.

В сих словах Господь прибавил новую черту к пророческому изображению своих страданий (крест), с другой стороны в подкрепление грядущих по Нем Он возвестил новое явление свое во славе на земле. Присовокупив, что царствие Божие вскоре откроется на земле, Он сказал: некоторые из стоящих здесь еще не вкусят смерти ⁴⁶, как увидят царствие Божие в силе (теперь оно еще не в силе).

Все это только более служит к подтверждению сказанного Господом о Самом Себе, что ему нужно страдать и умереть. Нельзя было не верить этому, но и не легко было отказаться от общего народного мнения о Мессии, с которым такие страдания были вовсе несообразны. Итак беседа сия глубоко должна была пасть на сердце особенно ближайших Господу апостолов, которые с большой горячностью и любовью разделяли нетерпеливое желание видеть Иисуса в славе, в откровении Его царства на земле.

Преображение Господне

Чтобы беседа сия имела еще сильнее действие на их сердце, Господь на несколько дней предоставил их самим себе, не помогая им в разрешении их недоумений, дал испытать им в себе продолжительную борьбу веры в Него, как Сына Божия, и прежних понятий о Мессии с мыслью о Его страданиях и смерти. Наконец спустя шесть дней после этой беседы берет Он с собой на одну гору трех из своих апостолов, не объявляя никому для какой цели. Избранные были Петр и два брата - Иаков и Иоанн - первые в чине апостольском: Петр первый из апостолов, открыто исповедавший Иисуса Христом, Сыном Божиим, и всех живее принявший к сердцу слова Господа о Его страданиях, Иаков и Иоанн, которых Господь назвал сынами грома, готовые испить чашу страданий за имя Его (когда Господь объявил, чтобы всякий желающий последовать Ему, непременно взял свой крест). На горе Господь приступил к молитве; вероятно и апостолам было сказано, что и они призваны сюда для того же (подобное в саду Гефсиманском и слова св. Луки подкрепляют эту догадку (9:28). И здесь молитва пред словом Об исходе, его же хотяше скончати во Иерусалиме. Только это предварение подвига Гефсиманского). Однако же они не могли пребыть в сем подвиге столько же времени, сколько Иисус, и заснули. Вдруг пробуждает их не свет лучей солнечных, но свет славы, облекающей Иисуса. Оставили одного на молитве, - видят с Ним еще двух мужей также во свете славы - Моисея и Илию. Черты лиц их не были им известны. Лице самого Иисуса изменилось, однако же отражение славы Господней могло столько просветить их очи телесные и духовные, чтобы узнать своего Господа, Христа, Мессию и при Нем постановителя закона - Моисея и представителя пророков и предтечу Мессии - Илию. Видение было не мгновенное и они постигли не только видимое, но введены были хотя на краткое время в тайную беседу Христа с пришельцами того мира. Земные свидетели сего явления и беседы слышали с изумлением подтверждение слов Господа о страданиях так сказать из уст закона и пророков. Все сие событие столько было для них необычайно, что Петр, всегда первый в слове и в деле, в смешении всех своих ощущений и мыслей, смущенный опасностью, ожидающей Господа в Иерусалиме, и не желая лишиться блаженства, которое ощущал теперь, предлагает Господу устроить для Него и для небожителей три кущи, подлинно не зная сам что говорит. В одном только был он верен себе - в любви к Господу, Которого видел в славе, с Которым не хотел расстаться, в любви полной до забвения о себе (ни себе, ни Апостолам - ни одной кущи). Но это явление было еще приготовлением к новому, славнейшему. Когда Моисей и Илия готовились уже оставить Господа с учениками Его, внезапно осеняет их облако, не такое мрачное облако, в каком сходил Бог на Синай, неся с Собою закон, в какое вступал тогда Моисей, - облако светлое, - и глас из облака, слышанный Иоанном на Иордане при вступлении Господа в служение и теперь повторенный пред приближающимся заключением сего служения. Но теперь Отец Небесный дополнил Того послушайте, т. е. вот вам вместо закона и пророков, которые удаляются. Апостолы в страхе пали ниц и уже не видали, как скрылось облако, как отошли небожители. Они тогда уже пришли в себя, как Иисус, подошедши к ним, лежащим ниц, восставил их рукою Своею, подобно как некогда Даниила муж, явившийся ему (Дан. 10:8-9).

Итак, что же слышали теперь самовидцы славы Иисуса? Они слышали, как Отец, о Котором так часто говорил Иисус, Сам свидетельствовал о Нем: Сей есть Сын Мой возлюбленный, - и однако же слышали вместе, что в Иерусалиме ожидает Его исход.

Итак Сын человеческий готовится уже к своему исходу в Иерусалиме!

Сходя с горы, и Господь и апостолы вступали, так сказать, в прежние свои отношения и Господь не повелел своим ученикам открывать тайны видения до Его воскресения из мертвых. В апостолах - Петре, Иакове и Иоанне снова - было возбудилось недоумение: что такое значит воскреснуть из мертвых? Однако же они не стали спрашивать об этом Господа, может быть, опасаясь оказаться пред Ним невнимательными. А занятые ожиданием скорого явления царства Христова, (которому уже надлежало вскоре, как сказал Господь, открыться в силе), они обратили внимание на Илию, которого видели на горе. Книжники говорили, что Илии надлежит придти прежде Мессии и устроить все, должно ли настоящее явление Илии считать за обещанное, или ожидать другого? Вот что занимало учеников. Господь отвечал им на этот вопрос, предложенный нарочно с указанием на книжников такими словами, которыми разрушались обыкновенные иудейские представления как о царстве Мессии, так о явлениях, ему предшествующих. Он дал им разуметь, что ни явлению Илии не должно приписывать такого значения, какое обыкновенно дают ему Иудеи, ни другого чувственного явления его ожидать не должно, - но все должно разуметь духовно.

Илии точно надлежало придти прежде Его, - это основано на пророчестве Малахии; он должен был устроить все для Мессии. В этом книжники правы. Но они не правы, когда разумеют это о плотском явлении и действии Илии. Илия действительно уже пришел в Иоанне: только поступили с Ним, как хотели, впрочем также согласно с предсказаниями Писания ⁴⁷ (Марк. 9:12-13). Также не узнают они и Сына человеческого, но поступят с Ним по воле своей. Но Он будет страдать, как предтеча Его.

Исцеление бесноватого

Под горой Преображения их ожидало явление совсем иного рода. Они видели: собралась многочисленная толпа народа; среди нее прочие апостолы (оставленные ими здесь) в споре с книжниками: спор, как видно, происходил из-за того, что апостолы не могли исцелить одного бесноватого, приведенного, как кажется, к ним: они хотели действовать силой одного имени Иисусова; но на этот раз по слабости их веры такое действие оказывалось безуспешным. Им надлежало бы употребить более действительные меры для сего: приготовить себя надлежащим образом постом и молитвой к тому, чтобы в устах их оказало всю свою силу имя Иисуса. Но они сего не сделали. Между тем книжники обращали это, как видно, в укоризну и доказательство бессилия Самого Иисуса ⁴⁸ и успели этим возмутить некоторых. Вот что было под горой! Народ, как скоро увидел Иисуса, идущего с горы, бросился к Нему навстречу, приветствуя Его. Спор с книжниками все еще продолжался. Подошедши ближе, Господь спросил не учеников своих, а книжников: о чем вы спорите с ними? Но у них, как видно, не было приготовлено ответа. За них стал отвечать отец бесноватого: объяснив болезнь своего сына и ее припадки, он привел - было его к ученикам Его, но ученики не могли исцелить его. (Отец теперь еще не просит помощи у Иисуса: видно что теперь он не думал получить и от Него помощи). Выслушав сие и обратив все внимание на причину сего бессилия и на виновников смущения и соблазна, Господь с строгим обличением произнес: О, роде неверный и развращенный! доколе буду с вами, - доколе буду терпеть вас. Каждый знал по себе, к кому относится упрек сей. Потом велел бесноватого привести пред Себя. Пред Ним ударило его о землю, и он валялся, испуская пену. Господь не вдруг еще приступил к исцелению. Чтобы сила чудодейственная была для всех очевиднее, Он спрашивает у отца, как давно это с ним случается. Тот отвечал что из детства, описывал, с какими опасностями соединены эти припадки и заключил такими словами: "если можешь сколько-нибудь, умилосердись над нами, помоги нам". На это Господь, желая ободрить и вызвать веру в отце, сказал: "если можешь сколько-нибудь верить, все возможно верующему". Не сказал: Мне все возможно, но отвечал так, что соразмерно его вере может быть сильна и Его помощь. Возбужденный обличением в неверии, внимательностью Господа к болящему и этим обещанием, отец со слезами теперь стал просить: верую, Господи, помоги моему неверию. (Верую, но сам чувствую, что еще не имею такой веры, какой было бы нужно, - но помоги моему неверию). Вняв смиренной молитве, Господь повелел духу выйти вон из одержимого им юноши и после страшного потрясения возвратил больного здоровым.

Наедине после спрашивали Его ученики, отчего они не могли изгнать беса? Господь объяснил, что это происходило с одной стороны от неверия, с другой от недостатка поста и молитвы. (Пост нужен для усиления молитвы).

Беседа Спасителя с учениками по поводу их спора о первенстве

Удалившись от сего народного собрания, Господь продолжал совершать свой путь в неизвестности. Проводя более времени с учениками, от времени до времени Он повторял им, что Сын человеческий будет предан в руки человеческие и убьют Его и по убиении в третий день Он воскреснет. Ученики все еще не разумели сего. Слыша о прискорбной будущности, печалились, но не смели спросить Самого, что это значит и для чего это нужно.

Они шли в Капернаум. На пути возник между апостолами вопрос: кто из них больше в царствии небесном - Мессии ⁴⁹? Какой повод был к этому вопросу и кто как решал его, не видно. Но что касается до первого обстоятельства, то соображая предыдущее, можно полагать, что началом вопроса было отличие, оказываемое Господом некоторым из апостолов и в особенности недавнее удостоение трех: Петра, Иакова и Иоанна - уединенной молитвы с Собой. Рассуждение превратилось в спор: видно, некоторые неумеренно хотели выставлять собственные заслуги. Господь, может быть, по причине присутствия при сем посторонних, не вступал в их разговор и не останавливал их с тем, чтобы впоследствии тем сильнее дать наставление хвалящимся своими достоинствами и тем приводящим других ко греху. Между тем лишь только пришли в Капернаум, приступили к Петру сборщики дани в пользу храма Иерусалимского с вопросом: не даст ли Учитель ваш следующей с Него части в пользу храма, так как уже Он давно живет в Капернауме? Требование выражено было в виде вопроса или с искушением или, по крайней мере, с неуверенностью в успехе. Можно было думать, что Иисус, объявляя Себя за Мессию, как говорил по местам в народе, и называясь Сыном Божиим, не признает Себя обязанным платить эту дань. Петр в это не вникнул, а может быть рассуждая, что Господь и в других случаях исполняет требование закона или страшась неприятных следствий в случае отказа, немедленно обещал полдидрахмы от Иисуса. Но еще не успел он, вошедши в дом, объявить об этом Иисусу, как Господь предупредил его вопросом: как тебе кажется Симон, (не называет уже Петром: это не Петр обещался), цари земные с кого берут дань или подать? - С сынов ли своих или с чужих? т. е. ты обещался за Меня, что Я отдам наравне с прочими полдидрахмы сборщикам храма? Но чей этот храм? Не Отца ли Моего? Давно ли ты слышал, как Он назвал Меня Сыном Своим? И Отец Мой будет с Меня требовать дани? С чем это сообразно? Однако же, чтобы не соблазнить нам других, поди возьми из сокровищницы Отца Моего дань в пользу Его дома. Я столько щедр, что позволяю тебе взять и для себя оттуда же. Поди на озеро; закинь уду; и в первой рыбе, которую поймаешь, найдешь динарий, которого будет достаточно для дани с нас обоих.

После сего, оставшись без посторонних, Господь обратился к предмету, занимавшему учеников на пути. Он хотел слышать собственное признание их в этом. Виноватые стыдились отвечать, разумели, что Господу также это известно, как и то, что Петр без ведома Его дал обещание неприличное: наконец Господь, уже показавши пример самоуничижения в согласии на требование не следующей с него дани, хотел им еще разительнее раскрыть необходимость этой черты в характере Его последователей, их самих. Взяв дитя и поставив его между ними (это был, по преданию, Игнатий Богоносец) сказал: всем Вам надобно сделаться детьми в духе, чтобы быть истинными членами царства небесного, царства Мессии - столько же простыми и беспритязательными; а кто хочет быть большим пред прочими, тому надобно умалиться до возраста этого младенца ( кто отроча сие: чем более кто будет исполнен детским чувством, чем менее будет думать о себе и о своем достоинстве, тем он более). Иначе: кто хочет быть первым, тот будь из всех последний и всем слуга (Марк. 10:35). Смирение Сына человеческого не позволило прибавить в уроке о смирении примера единственного смирения в Нем Самом. - Потом с нежной любовью обняв дитя, прибавил еще: и Я также лобызаю того, кто примет это отроча во имя Мое, как посланника Моего, как и того, кто принимает вас, - Петра или Андрея, Филиппа или Фому. Дело не в лице посланника, а в имени пославшего. Так смотрит на всех и Отец Мой. К чему же вам искать первенства одному перед другим?

Когда Господь заключил таким образом важность посланника только в имени пославшего, то Иоанн, один из первых апостолов сказал, что он вместе с другим (вероятно) недавно встретил такого человека, который именем Иисуса изгонял бесов, но не принадлежал к их обществу и они запретили ему творить это вперед. Детски искренняя исповедь!

Господь отвечал: не запрещайте: ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня. К чему вам, действующим силой одного и того же имени, так неравнодушно смотреть друг на друга? Он не ходит с вами, но знаете ли вы, в каком союзе он состоит со Мною? Я вас уверю, что кому дана такая сила Богом, тот хотя и может отступать совсем от Меня как и другие (теперь состоящие в союзе со Мною, напр. Иуда), по крайней мере не может вскоре сделаться таким отступником: его удерживать будет при Мне сама эта сила чудотворений. А между тем он и вам полезен: он может распространять в пользу вашу славу имени Моего. Кто не против вас, тот за вас. Поэтому еще повторяю, кто не только что примет вас, кто бы вы ни были, но даже если только напоит вас чашей студеной воды во имя Мое, за то, что вы Христовы: истинно говорю вам - не лишится мзды своей.

Учение его о необходимости хранить себя от соблазнов

Раскрывая мысль о необходимости самоуничижения и разрешив вопрос, предложенный Иоанном, Господь переходит к объяснению того, как надобно быть осторожну, чтобы не привести в соблазн кого бы то ни было, даже малейшего члена царства Христова: может быть это было все еще продолжением обличения спора, бывшего на пути, который не мог обойтись совсем без соблазна ко греху в некоторых.

Также как дорого предо Мною всякое расположение и готовность принять посланника во имя Мое, хотя бы то было дитя, также объявляю Я: горе тому, кто бы вздумал отвести от Меня, соблазнить кого бы то ни было из членов Моего царства, хотя бы то был самый меньший между верующими. Такого поступка нельзя сравнить даже и с таким тяжким преступлением, за которое, привязав на шею преступника большой мельничный камень, (который может привести в движение только осел), бросают в море. Если бы еще можно было только сему подвергнуться, то это было бы легко. Горе миру (всему, что имеет в себе хотя сколько-нибудь мирского) от соблазнов. И хотя надобно придти соблазнам: но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит (Мат. 18:6-14; Марк. 9:49-50).

Для ограничения заразительной пагубы соблазна Господь предлагает два наставления; каждый будь внимателен и строг к самому себе; коль скоро кто замечает в себе действие соблазна, удаляйся от того, что соблазняет, чего бы то ни стоило. (Если соблазняет тебя рука или нога: отсеки их; если глаз - вырви его): иначе предстоит опасность быть ввергнуту в геенну огненную. Конечно, такие пожертвования больны. Но, продолжает Господь, всякая жертва солию осолится. Без этого нельзя; надобно терпеть огонь болезни, если не хочешь там, - то здесь. Как в храме всякая жертва, приготовляемая Богу, солится солию, так всякий человек, внутренне приносящий себя на жертву Богу, должен внутренне осолиться: иначе он сгниет в своих страстях. Особенно должны смотреть за этим те, которые сами назначены быть солию мира. - Соль добро, аще же соль, не слана будет, чем осолится? - Итак, заключил Господь это наставление, имейте, сохраняйте в себе силу соли - для себя и для других, и прилагая это наставление к самому случаю, - прибавил: имейте мир между собою. К чему спорить, раздражать друг друга и этим возбуждать соблазн вражды?

Другое наставление относилось собственно к осторожности в отношении к посторонним: когда грозит опасность греху твоему сделаться соблазном для других: то ни чем не пренебрегай, не рассчитывай: при таком-то я могу так поступить, он ничего не значит. Мал ли он, когда ангелу его дано всегда видеть лицо Отца Небесного? Мал ли он, когда Сам Сын человеческий пришел взыскать и спасти его прежде погибшего? И заключил это наставление притчей об овце погибшей и обретенной.

Вот ряд действий и наставлений, составляющих заключение Галилейского поприща Иисуса Христа. Начиная с отправления по Кесарии и вопроса о том: кого Мя глаголют быти человецы, - до учения о хранении от соблазнов и притчи о взыскании погибшего Сыном человеческим, все связано между собой тесным внутренним союзом (18, 15-20, 21-35). К этому евангелист Матфей присовокупляет еще учение о том, как надлежит поступать в отношении к причиняющим обиду - в том случае, когда оскорбивший не хочет сознать своей вины, и в том случае, когда сознает ее и просит прощения. В первом случае предлагается несколько постепенно усиливаемых мер к вразумлению оскорбившего; в последнем безграничное прощение.

Было ли это произнесено Господом тогда же, трудно решить. Если принимать во внимание то, что было говорено Спасителем выше и что случилось между апостолами: по-видимому можно найти между тем и другим связь. Однако же ни св. Лука, ни св. Марк этой беседы при настоящем случае не передают. Она отчасти дает объяснение на то, когда надлежит пользоваться апостолам своим правом вязать и решить и изображает третью высокую черту в духе последователя Христова, в его отношениях к своему ближнему (первая, - вышеизложенная, - самоуничижение, вторая - строгая внимательность, чтобы не соблазнить кого). Поэтому внутренняя связь наставлений не прерывается, но имеют ли они и внешнюю - историческую, это не видно из краткого замечания Евангелиста о споре апостолов между собой.

Впрочем оставляя поприще Галилейское, мы должны заметить, что не все события, там случившиеся, нам известны. Что такое случилось в Хоразине, Вифсаиде, Капернауме - что могло бы вызвать такие строгие угрозы из уст Господа (Лук. 10:13-15), - этого мы не знаем.

Последнее путешествие Господа в Иерусалим из Галилеи

Оставляя Галилею с намерением принести Самого Себя в жертву за людей в Иерусалиме и с каждым днем приближаясь к этому великому подвигу, в продолжение пути Своего Господь постоянно имел в виду то, чтобы устроить дело царства Своего, к открытию его, по смерти Своей. Объявил новое приглашение к сему царству всем не удостоившимся слышать первое, с любовью принимал всех обращающихся, обличал гордых и упорных, наставлял апостолов, какими они должны быть и как должны действовать, раскрывал пред ними понемногу завесу будущего и всем давал разуметь, что Он Сам свободно идет в Иерусалим навстречу врагам своим.

Оставляя Галилею и предприняв последнее путешествие в Иерусалим, Господь снова хотел быть в Самарии, как Он был там после первой пасхи своего служения. Но на этот раз Его совсем не так приняли, как тогда. Тогда Он шел из Иерусалима, теперь в Иерусалим: это было причиной возбуждения против Него народных предрассудков и страстей. И двое из апостолов Его готовы были наказать неблагосклонных жителей огнем небесным, как Илия. Но Господь, вразумив их наставлением о разности времени и духа Илии и настоящего времени и духа, в нем действующего, - остановил горячий порыв их ревности. Это действие, показывающее кротость Божественного Пастыря Наставника, как бы нарочито стало во главу тех событий, которые должны были заключиться смертью Богочеловека.

Отправление 70 учеников на проповедь

С целью подействовать на народ Иудейский еще раз проповедью о приближении царства Божия, Господь, избрав еще 70 учеников (70 - старейшин при Моисее: также как и число 12-ти апостолов соответствует числу 12 начальников колен) отправил их пред Собою во все города, которые намерен был Сам пройти. Избранные в число сего нового братства не должны были ничем стесняться или удерживаться в исполнении возложенного на них поручения. Один было просился похоронить прежде отца своего, другой проститься с домашними своими: - Господь не позволил. При отправлении, повторив им почти все те же наставления, какие и 12-ти, с большей ясностью и подробностью говорил об опасностях, ожидающих их и 12 апостолов особенно в последствии и давал соответствующие сему наставления и утешения. Предостерегая от неуместных действий ревности (подобных вышеописанному), угрожал отмщением непокорным и невнимательным городам судом Божиим, вскоре имеющим открыться (Лук. 10:13-15).

Впрочем в настоящем случае 70 апостолов возвратились к Иисусу с радостными вестями. Они с детским удовольствием рассказывали, как им повиновались и духи злые. С своей стороны Господь, раскрыв причину слабости сатаны и сообщив им власть над всей силой вражьей, старался направить их радость к таким предметам, которые достойнее радости, именно, - что имена их внесены в книгу жизни на небесах Отцем Небесным, что им, именно им, дано познать Его и в Нем Отца и в этом познании дарована жизнь вечная (Иоан. 17:3). И Сам, возрадовавшись духом о сем, благодарил Отца за то, что Он раскрыл сие младенцам.

Беседа Спасителя с законником

Вступая в города, где проповедовали апостолы, Господь снова стал встречаться с фарисеями, получал от них вопросы и давал ответы, обличал их лукавство и лицемерие, тщеславие и корыстолюбие.

Что нужно мне сделать, чтобы спастись? спросил Его в одном месте законник. Господь в ответ спросил: а чего требует от тебя закон? Законник отвечал: любви к Богу и ближнему. (Так в последствии Господь сокращал весь закон в две заповеди).

Ответ был правилен и Господь требовал, чтобы он только заботился об исполнении этих заповедей. Тщеславный законник, желая показать, что он не только знает закон, но и исполняет, - и в тоже время, вероятно, по указанию Господа, обращая особенное внимание на последнее из этих требований, предложил еще вопрос: а кого должно считать под именем ближнего? - Господь отвечал на это притчею о Самарянине, которая раскрывала, что естественное чувство, сохраняющееся во всяком (даже Самарянине), указывает в каждом, требующем помощи, нашего ближнего - без различия веры, звания и происхождения.

Уклонившись на время в весь, где жили две знакомые ему сестры Марфа и Мария, здесь дал разуметь, что спокойное внимание Его слову для Него дороже, нежели все самые усердные хлопоты о лучшем принятии Его, как гостя. А в обществе учеников Своих, по вопросу одного из них, вероятно, из числа возвратившихся, 70, повторил данный Им прежде образец молитвы с наставлением о том, в каком расположении надлежит молиться (Лук. 11:1-13).

Мы не повторяем Его ответов на хулу фарисеев, которые приписывали силу изгонять бесов духу тьмы и приступили к Господу с требованием знамений (Мф. 12 гл.).

Обличительные речи Спасителя против фарисеев

Один фарисей приглашал Его к себе за трапезу, - впрочем не по искреннему расположению, а с намерением что-нибудь заметить в Его поступках противное их правилам. Господь, как бы не видя ничего коварного в этом приглашении, пришел. Но тот тотчас заметил, что Спаситель приступил к трапезе, не умыв рук. Тогда Господь обратился к ним с обличением их суесвятства. Обличал их заботливость об одной наружности с пренебрежением внутреннего и указывал им на лучшее средство к очищению грехов не на омовения, но на милостыню. - Укорял их мелочность, с какой они отсчитывали храму десятину даже от огородных растений и пренебрегали высокие нравственные требования. - Порицал их тщеславие, с каким они требовали себе чести и уважения от народа, и сравнивал их с раскрашенными гробами, по которым люди ходят не думая, что это гробницы, и сквернятся. - Такие резкие обличения, касавшиеся целой секты, заставили молчать виновных, побудили присутствовавшего здесь законника заметить: (т. е. учителя закона и преданий. Фарисей в частнейшем смысле означает только человека следующего в жизни своей известным правилам. Но не всякий фарисей был учителем). Учитель, говоря так, ты и нас обижаешь. Порицая правила жизни фарисеев, ты вместе порицаешь и нас, учителей их, которые считаем себя преемниками пророков.

Господь не отрицал, что и действия законников так же противозаконны, как и тех, которые следуют им. Он обличал суровость, с какой предписывали они правила, сами их не выполняя: и - тщеславие, с каким украшали гробницы пророков, своих предшественников в учении народа, тогда как по внутреннему их состоянию, по той злобе, какой дышали они теперь против Иисуса и Его учеников, было справедливее почитать их преемниками тех лжепророков и нечестивых людей, которые некогда умерщвляли пророков. Наконец, угрожая им гневом Божиим за то, что взяв себе ключи разумения слова Божия ни сами не пользуются им, как истинным руководителем к царству Божию, ни других не ведут при посредстве его.

Беседы Его с учениками и народом

Между тем как фарисеи и законники, призвавшие Господа в дом своего собрания для искушения, должны были слышать такие укоризны и обличения и в свою очередь старались пользоваться каждым словом Его, чтобы лукаво его превратить: собрался к дому фарисея народ во множестве. Оставя фарисеев, Господь обратился к Своим ученикам и к народу и продолжал Свои наставления по связи с предыдущей беседой.

Он заметил Своим ученикам еще раз, как им должно остерегаться закваски фарисейской т. е. лицемерия которое тем опаснее, чем обманчивее, (этого мнимого расположения их к словам и учению Господа) - и в утешение сказал, что при всем старании фарисеев закрыть истину, им проповедуемую, она восторжествует (Лук. 12:1-3. Нет ничего сокровенного, что бы не открылось, ни тайного, чего бы не узнали). - С этими мнимыми ревнителями истины надобно бороться до смерти; смерть за истину будет вознаграждена славой у Бога; а для свидетельствования об истине Евангелия обещал дать им уста и премудрость.

Когда занимался Он этой беседой с учениками, приходит к Нему некто с просьбой принять участие в разделе его имущества с братьями его. Господь никогда не принимал на Себя прав гражданского суда; и в настоящем случае Он просьбы этой не исполнил, но обращая внимание на то, как корысть разделяет сердца даже единокровных, стал резко говорить о безрассудстве людей, усиливающихся всеми мерами умножать богатства свои и предложил притчу о безумном богаче. Потом обращаясь к предмету прежней беседы с учениками и связывая с учением, заключающимся в этой притче, продолжал раскрывать апостолам, как неуместны все заботы и попечения о житейских нуждах в душе таких последователей, каковы были апостолы. Увещевал их стремиться к благам небесным, царству Божию и не ослабевать, хотя бы это царство и не вдруг раскрылось. Для этого предложил им притчу о рабах, ждущих возвращения господина своего и готовых принять его и во вторую и в третью стражу ночи, и еще притчу о тате, тайно, неожиданно для хозяина подкапывающем его дом (образ внезапности явления Господа с судом).

Речь таким образом неприметно склонилась к удалению Господа от взоров людей на неопределенное время. Ученики понимали, что под именем господина (в первой притче) надлежит разуметь Самого Господа, но кого разуметь под именем рабов? Учеников ли или весь окружающий народ? И след. к кому относится правило о бдительности? Петр спросил об этом Господа. Он конечно думал о каком-нибудь временном удалении Спасителя, после которого торжественно должно открыться царство Христово.

Господь, ничего не говоря о Своем удалении, отвечал на вопрос о том, что касалось их самих и всех вообще оставляемых Им: обязанность ожидать своего господина есть обязанность всякого верного раба (след. удалится от всех, не только от народа, но и учеников) и особенно спросится много с тех, которым дано много. Потом, чтобы усилить внимательность в учениках Своих к особенному званию, на них возложенному, Он обращает внимание учеников на цель Своего пришествия и на ревность, с какой Сам Он все приносит ему на жертву и говорит о необходимости той борьбы, кровавой и огненной борьбы, на которую только намекал прежде. Впрочем не оставил сделать и народу свои замечания о внимательности к настоящему времени и советовал мириться с Собою, доколе еще есть время (притча). Нужно покаяние. Нечего утешать себя, что нас еще не постигает суд Божий. (Тогда Спасителю сказали об избиенных Галилеянах,- также известен был другой случай о задавленных башней Силоамской). Если не покаетесь, все также погибнете. И сказав притчу о смоковнице, которая, после трехлетнего бесплодия, только по настоянию садовника, оставлена еще на лето в вертограде, на четвертое лето, дал разуметь, что теперь точно наступает для них время суда Божия, если они и в это четвертое лето Его проповеди не обратятся к Нему всей душой своей.

После этой продолжительной беседы, то с фарисеями и законниками, то с учениками, то с народом - мы находим Господа в синагоге. Тоже сообщество окружало Его и здесь. Народ всюду сопровождал Его и принимал в Нем живое участие, хотя и не отставал совсем от прежних своих руководителей. Несмотря на то, что тогда была суббота, Господь в присутствии самого начальника синагоги исцелил одну женщину, которая осьмнадцать лет находилась в скорченном положении. Начальник синагоги, не смея порицать всенародно поступка Иисусова, обратился с укоризной к народу за то, что вопреки закону приходят лечиться в субботу; народ радовался такому славному делу Иисуса. Господь обратил против суеверной святости архисинагога собственные его поступки и правила: не отвязывает ли каждый из вас в субботу вола своего или осла от яслей и не ведет ли поить?.. Между тем, видя в участии народа, хотя и нерешительном, зерно того расположения, какое нужно для Его царства, Он указал Своим ученикам в притчах, что это зерно, которое ничего не стоит теперь истребить какой-нибудь птице, когда человек посадит его в землю, произведет от себя такое древо, под сенью которого могут укрыться все птицы небесные. В другой притче Он ту же самую мысль выразил под образом закваски, которая в малом виде может заквашивать большую меру муки. Так из малого общества таких людей царство Божие распространится по всей земле.

При продолжении дальнейшего пути Господь имел еще случай объяснить ученикам и народу, что действительно только немногие из Иудеев удостоятся войти в это царствие. Некто спросил Его: ужели мало спасающихся? Господь не отвечал на это решительно - да или нет, но заметил что многие будут искать Его, но уже это будет поздно. Двери затворятся. Пиршество начнется без них. Итак сколько бы ни был тесен путь, надлежит поспешать. Иначе можно и ближним опоздать. Первые будут последними, последние - первыми. Язычники войдут, сыны царствия будут изгнаны.

Фарисеям уже невыносимыми казались такие намеки. Воспользовавшись правильными или ложными слухами, будто Ирод, правитель Галилеи, ищет убить Иисуса, они в виде услуги предложили Иисусу оставить область Иродову. Но Господь в ответе Своем на это предложение дал разуметь фарисеям, что 1) в Его действиях нет ничего такого, за что бы Ирод вправе был восставать против Него: Он творит одни благодеяния; 2) для Его служения назначено и предопределено известное время, которого никто ни сократить, ни продолжить не может; 3) если и должно Сыну человеческому соделаться жертвой злобы людской, то нигде, как в Иерусалиме - в городе, который и фарисеи и прочие считают святым и в котором однако же пролита кровь всех прежних пророков. "О! Иерусалим, Иерусалим! прибавил Господь. Сколько раз хотел я собрать детей твоих, как птица птенцов своих под крылья,- и вы не восхотели" - и указал ожидающую его судьбу - се оставляется дом ваш пуст. Все, что Я принес с Собою на землю, - это не для вас теперь. Вы меня не увидите, пока не придет время, когда воскликнете: благословен грядый во имя Господне! Так первый из народов, званных в царствие Христово, будет последним в обращении (при конце веков)!

Новый ряд наставлений Иисуса Христа мы находим в притчах, предложенных по большей части для объяснения все одной и той же неудобовразумительной для многих темы, что царствие Божие может миновать многих из тех, которые считают себя законными его наследниками, потому что в них нет нужных для сего качеств (Лук. 14 гл. 17 гл. ст. 10).

Господь был позван в дом фарисея в субботу на вечерю. Собрание состояло из собратий фарисея. Иисуса принимали так же, как и в других случаях, неискренно, а с искушением. Тут был один больной, и они думали, что Иисус не оставит по обычаю его без внимания. Так действительно и случилось. Но всякое возражение со стороны фарисеев Господь устранил замечанием, что и по правилам их святости позволительно извлекать из погибели в субботу полезное домашнее животное: тем более человека.

В собрании во всем обнаруживалась фарисейская гордость и тщеславие. Никто из гостей не хотел уступить место другому, которого считал себя ниже. С такой же гордостью они считали себя достойными первого места в царстве Мессии. С другой стороны эти собрания служили только к угощению собратий; такими угощениями фарисеи старались отплачивать друг другу, а забывали, что с большей пользой все эти издержки могли бы быть обращены на питание бедных. Этот недостаток смирения и нищелюбия, раскрывшийся в обыкновенной жизни, препятствовал им быть близкими к царствию Божию. - В настоящем случае Господь избрал сие предметом наставлений Своих в кругу фарисеев.

Несмотря на такие обличения, когда, заключая наставления, Господь указал на единственную награду за добродетели, на воздаяние в воскресении праведных, - один из собеседников, сидя за трапезой фарисея, не утерпел, чтобы не сказать: блажен, кто вкусит хлеб в царствии Божием, и может быть мечтал наслаждаться этим блаженством - не в числе последних. Господь тогда ясно раскрыл, что напрасно всякий льстит себе без труда достигнуть сих благ. Напротив кто слишком легко думает их получить, тот весьма легко может обмануться в этом. Для царства Божия нужна готовность отречься от стяжаний, тем более от удовольствий мирских. Эти мысли раскрыл Он им в притче о званных на брак, из которых ни один однако же не удостоился вкусить богатой вечери, и досталась она бедным и ничтожным людям, тем, которых фарисеи так презирают, которых они не могут видеть никогда за своей трапезой.

Сию же истину о необходимости полного самоотречения Господь раскрыл и народу в ясных требованиях, которые тем более были необходимы, что сколько фарисеи были против Него вооружены, столько простой народ готов был слепо действовать по своим понятиям за Мессию. Кто не отречется от всякой кровной привязанности ради Евангелия и не согласится нести крест свой за Иисусом, тот не может быть учеником Его. И по обыкновенным правилам, предполагая какую-нибудь постройку рассчитывают, что для этого нужно; предпринимая войну, исчисляют свои силы, чтобы начав дело, после не отступаться от него. Так нужно поступать и в настоящем случае. Всякий пусть рассмотрит самого себя, способен ли он на те пожертвования, какие требуются для царства Мессии. И только того признает Он Своим учеником, кто будет готов на это. Ученики Его должны быть солью мира. Если же соль потеряет силу, то куда ее девать, как не выбросить вон? - Заключая это наставление, Господь прибавил: имеющий уши слышать, да слышит.

Но на эти слова Его сходились к Нему не фарисеи и книжники, а мытари и грешники. Для первых невместимым было такое требование: последние охотно оставляли, чего требовал Господь. Гордость фарисеев препятствовала им даже оценивать надлежащим образом то участие и сердечную радость, с какими Господь принимал всех обращающихся из этого презренного класса людей; и как прежде милосердый Господь раскрывал им в притчах о заблудшей овце и о потерянной драхме, как Он смотрит как на всякого обращающегося грешника; так с особенной ясностью Он раскрыл сию мысль в третьей еще притче о блудном сыне, где младший сын представлял в себе мытарей, старший, занятый своей праведностью, - фарисеев.

В дополнение к этим наставлениям Господь раскрыл еще Своим ученикам (впрочем слышали это и фарисеи), какую пользу может доставить человеку раздаяние своего имущества бедным, на что так неохотно соглашались фарисеи и что поставляли для себя первым долгом - обращавшиеся из мытарей (как Закхей). Он учил подражать в благоразумии тому приставнику, который, опасаясь быть отставленным от управления вверенным ему имуществом, обезопасил себе безбедное содержание на будущее время, записав на некоторых должниках своего господина долга менее в половину, нежели сколько они состояли ему должными, с тем, чтобы они впоследствии его вознаградили. И желающим быть сынами царствия, говорил Он, надлежит таким же образом переводить свое имущество заблаговременно в верные руки - в руки нищих, чрез которых принимает ваше подаяние Сам Бог, а не оставлять их в руках мира, к которому сами прежде принадлежали. Это не будет неверностью с вашей стороны в отношении к тому, кто вам дал часть своего достояния, к миру, которому принадлежат сии богатства, но напротив верностью в отношении к истинному владыке и Господу, от которого зависит и мир со всем своим богатством. И только такой верностью в чужом, из мира взятом, вы можете заслужить доверенность от Господина в поручении вам собственных благ, благ царства Божия и, постепенно усиливая эту доверенность, достигать со временем больших и больших даров в сем царстве. Переходя в царство Божие, нельзя уже оставаться членом и царства мира: нельзя служить Богу и мамоне.

Фарисеи, слыша такие наставления против корыстолюбия, только смеялись и хотели показать, что для них достаточно праведности, чтобы им наследовать блаженство при их правах на царство Божие. Но Господь обличил их лукавое сердце: пред людьми вы можете казаться праведниками, но Бог знает сердца ваши. Вы цените дорого свою праведность законную. Но все высокое у человеков, все, что они ставят для себя вместо Бога, мерзость есть пред Богом. Я призываю вас к самому закону, на который вы опираетесь. Внешняя обязательность его, временная его форма (закон и пророки) прешла со временами Иоанна. Но внутренняя, вечная осталась и теперь. Как разводящийся с женой и женящийся на другой (без достаточной причины) нарушает закон не только в современной форме, но и в самом себе: так и отступающий от союза с Богом и поставляющий себе Богом самого себя или свою праведность. И как женящийся на разведенной грешит: так виновны и вы пред Богом, когда стремитесь удержать свой союз с прежними ветхозаветными формами, законными учреждениями, которые вы умели обратить в источник корысти. И каких следствий надлежит ожидать тому, кто жил только для себя, не думая своим достоянием приобретать лучшую будущность за гробом, Господь это с разительной силой изобразил в притче о богатом и Лазаре. Жестокосердый сын Авраама не принят на его лоно. И даже Лазарь, принятый в кровы небесные, не пришел устудить огня, который палил немилосердно. Единственным вразумлением для братьев страждущего оставались Моисей и пророки.

Сию обширную беседу Господь заключил напоминанием Своим ученикам (Мф. 18 гл.) об осторожности касательно соблазнов и о прощении всяких оскорблений, им наносимых, если только оскорбивший будет просить его. Апостолы с своей стороны для подкрепления себя в точном следовании Его заповедям просили приложить им веры. Господь, одобряя такое расположение и желая еще более усилить в них ревность к оному, в немногих словах повторил прежнее замечание Свое о силе веры. Между тем предостерегая от самохвальства фарисейского, ясно дал разуметь, что хотя бы они все повеленное исполнили, все однако же не могут и не должны считать себя иначе, как рабами неключимыми.

Исцеление десяти прокаженных

При начале последнего путешествия Господь встретил с учениками Своими неблагоприятное расположение к Себе в некоторой веси Самарийской. Как бы в заглаждение этой вины является теперь пред Господом и учениками один из Самарян гораздо признательнее, нежели девять Иудеев. Господь проходил между Самарией и Галилеей. Здесь встретили Его десять прокаженных. Господь, увидев их, велел им идти явиться священникам. Дорогой они очистились от проказы. Но из этих десяти только один Самарянин пришел возблагодарить своего Исцелителя и пал к ногам Иисуса. Господь обратил внимание учеников на это различие расположений для будущей их проповеди и отпустил Самарянина с обещанием спасения за веру его, расположение иноплеменника ставило его близ царства Христова.

Учение Спасителя о своем пришествии на суд

Поэтому, когда фарисеи спрашивали Его: когда придет царство Божие? Он отвечал, что оно для всякого придет тогда, когда в нем родится потребное расположение к нему. Напрасно ожидают теперь его открытия славного и торжественного. Каждый должен искать пути к нему в своем сердце.

Впрочем, в то же время говорил ученикам Своим о явлении Своем на суд непокоривых, которое должно было последовать после отвержения Его родом Своим.

Это будут времена тяжкие и для последователей Христовых, когда они пожелают, чтобы к ним возвратился один из тех дней, какие проводят они теперь с Сыном человеческим. И будут смущать их ложные слухи: вот там Христос, вот здесь Христос. Но на этот раз Он должен явиться на земле не так, как теперь. Он явится как молния, не в земном виде, но в суде небесном и как молния явится от одного края неба до другого - везде, где рассеян род непокоривых, над которым должен совершиться суд. Этот день суда застанет людей в беспечности, как это было и во времена Ноя и Лота: и кто дорожит спасением своим, тот должен всем жертвовать и поспешно удаляться из среды обреченных на погибель. Тогда никто не может поручиться за свою безопасность, если останется среди них. (Кто будет на кровле, - на поле, - двое на одной постели...). Ученики было спросили, где именно это будет? Господь отвечал: где труп, там соберутся и орлы: т. е. везде, где есть подлежащие такому суду.

При этом указании на дни грозные Господь видел нужду подкрепить учеников обещанием, что такое томительное состояние продлится для них недолго. Бог защитит избранных своих вскоре, только они должны молиться о том непрестанно. И сказал им притчу, как непрестанные просьбы заставляют и несправедливых людей исполнять против воли их желания просителей. А замечая, что сами избранные изъявляют излишнюю уверенность в своей праведности - в притче о фарисее и мытаре - повторил урок, произнесенный некогда фарисеям всяк возносяйся смирится, а смиряяйся вознесется (Лук. гл. 14:17, 11; 18:14).

Учение Спасителя о разводе

После многократных искусительных вопросов фарисеи просили у Него разрешения еще на один спорный у них вопрос: дозволителен ли развод? Две главные школы раввинские - Гиллель и Шаммаи решали этот вопрос неодинаково. Первая разрешала развод по всякой даже маловажной вине. Последняя стесняла такой произвол. Господь противопоставил тому и другому решению Свое, основанное на первоначальном, естественном законе брака. Развода не должно быть, исключая неверности. Что Бог сочетал, того человек не должен разлучать. - Ему возразили: как же Моисей дозволил? Это, отвечал Он, по неспособности людей его времени к соблюдению того первоначального закона.

Такой ответ при слабости тогдашних понятий о нерасторжимости брачного союза показался слишком строгим даже для учеников Господних, и дома они спрашивали еще (Марк. 10), правильно ли они Его выразумели, - и получив утвердительный ответ, в котором Господь допустил только одну причину развода - неверность одной стороны, заметили, что если так, то лучше не жениться. - Господь однако же отвечал, что к этому нельзя всех обязать. Но кто или от природы или от людей сделался не способен к браку или по свободной решимости жить и действовать для царствия Божия, получает дар целомудрия от благодати Божией, тот обязывается быть верным ему.

Беседа Его с богатым юношей

В ту же пору матери принесли к Нему детей своих для того, чтобы Он благословил их. Ученики, неизвестно почему, не хотели допустить их до Него. Господь остановил их и заметил, что и всякому желающему удостоиться царства Божия надлежит быть в духе младенцем.

Наконец к Господу приходит еще человек, строго исполнявший заповеди Божии, не смотря на то что был облечен высоким саном (начальник άρχων) и обладавший великим богатством, в молодых годах, и питавший ревность о достижении высшего совершенства духовного, чтобы достигнуть жизни вечной. Чего, по-видимому, было более желать от приходящего к Господу? Казалось, он мог войти в царство Его не тем путем, каким обыкновенно призывались прочие, - без покаяния. Сами ученики принимали в нем великое участие (см. последние их вопросы). Но Господь двумя замечаниями обнаружил пред всеми, как еще не близко было сердце сего юноши к пути Божию. Во-первых, Он заметил ему, что не признавши в Иисусе лица Божественного, он, по своей строгости законной, не должен был расточать учителям земным таких титулов, которые в собственном значении могут принадлежать только Единому Богу. Во-вторых, указал ему, что в нем не достает и полной любви к ближнему, когда потребовал от него, чтобы он расстался с своим богатством и роздал его нищим, - и требование сие так смутило юношу, что он, оставив Господа, отошел от Него, скорбя. - С своей стороны Господь ничего не требовал от него здесь особенного против прочих. Заповедь о самоотвержении и отречении от всего ради Евангелия была заповедью для всех. Когда юноша удалился, Господь заметил ученикам, как неудобно богатому войти в царство небесное, разумея здесь под именем богатства не только деньги и имущество, но все вообще, чем человек дорожит, как достоянием своим, кроме Бога. - Ученики принимая слова Его в таком строгом смысле, невольно спросили: кто же может спастись, если всякая земная привязанность лишает царствия Божия? Господь отвечал; невозможное для человека возможно для Бога. Человек, неспособный отрешиться от всего сам по себе, может достигнуть сего посредством благодати Божией. Каждый из учеников невольно обратился после этого к самому себе. С одной стороны представлялось, что он многим, всем уже пожертвовал для Господа: оставил сродников, дом, стяжания. Но с другой в тоже время каждый в себе ощущал, что такой чистоты и отрешенности, какой требует Господь, в них еще нет. Чего же им ожидать? Не будет ли с ними того же, что и с юношей?

Господь, предоставляя окончательное очищение Своих избранных Духу Святому, в утешение обещал им, как первым и избранным Своим последователям царствование (на двенадцати престолах) вместе с Собою, когда сядет Сын человеческий на престоле славы Своей. Но к этому присовокупил, что и всякий, пожертвовавший своими привязанностями для царства Божия, получит в свое время вознаграждение. И для объяснения, как независтно благость Божия изливается на всех последующих ее призванию, предложил притчу о званных в вертоград для делания в разные времена дня и получивших при конце дня от щедрого Владыки равное воздаяние. поскольку невозможное для всякого - за всякого исполняет сила Божия.

Посещение Спасителем храма Иерусалимского во время праздника кущей

Пересмотрим теперь те происшествия, которые могут относиться к последнему путешествию Господа в Иерусалим, обратимся к рассмотрению того, что произошло в Иерусалиме, когда Спаситель туда явился в последний год служения. Это излагается у Евангелиста Иоанна в 7-й главе. То, что описывает нам Иоанн, первоначально происходило во время праздника кущей - за полгода до последней пасхи, за полгода до кончины Спасителя.

Посещение Иерусалима на празднике кущей, раскрыв ученикам всю злобу Иудеев против Иисуса, должно было показать, как действительно близок был исход Его. Это был последний великий праздник, который намерен был Он провести с Своим народом. Тогда как вне Иерусалима народ по большей части оказывал сильное расположение к Иисусу Христу и самые враги Его принуждены были действовать против Него только хитростью: в Иерусалиме и голос благорасположенных к Нему становился незначительным по влиянию главного правительственного места на мнения народа, и враги Его могли употреблять против Него безнаказанно даже меры насилия. От этого происходило странное смешение понятий об Иисусе в Иерусалиме во время праздника и даже борьба мнений о Нем. Иначе напр. судили о Нем благомыслящие пришельцы Галилейские, иначе жители Иерусалима, иначе личные враги Его, явно здесь восстававшие против Него. И суждения сии иногда приходили в открытое противоречие между собой. Притом здесь еще помнили, что назад тому полтора года Он, бывши в Иерусалиме на Пасхе, дозволил Себе исцелить расслабленного и под этим предлогом доселе искали подвергнуть Его смерти, как нарушителя закона.

Уклоняясь от преследования, доколе не пришел час Его, Господь не пришел в Иерусалим на праздник кущей торжественно. Ни для кого незаметно, вдруг Он явился в храме в половине праздника семидневного и стал учить. Между тем народ, собравшийся сюда из других стран и городов, уже ожидал Его. И много было толков о Нем: одни говорили, что Он добр, а другие говорили: нет, но обольщает народ. Впрочем явно не смели высказывать своих мнений, боясь Иудеев. (Апостолы, пришедши в Иерусалим ранее Господа, могли быть очевидцами этого).

Явиться учителем в храме, или в училище, которое помещалось в зданиях храма, не всякий мог, кто бы хотел. По правилам раввинским надлежало быть наперед несколько лет в звании Талмид (ученика), потом в звании Хабер (товарища) при каком-нибудь раввине, чтобы таким образом получать власть, как тогда говорили, έξουσίαν λαμβάνειν. И Хабер мог изъяснять изречения других, а когда становился сам раввином, тогда уже мог и сам учить. - Иудеи, зная, что Иисус ни в какой школе, ни у какого раввина не учился, дивились, как Он мог выступить с учением во храме. ( Весть писания означает ученость вообще и по характеру учености раввинскую, в особенности умение изъяснять писание).

В ответ на такие мысли Господь говорил, что и учение Его и право учения Он не усвояет Себе, но оно от Пославшего Его. Что Его учение не свое вымышленное, это может узнать каждый, кто хочет творить волю Божию по внутреннему опыту. Что право учения не самоприсвоенное, об этом достаточно свидетельствует и то, что Он Себе не ищет славы, но пославшему Его: след. Ему можно верить. И проникая в их мысли, зная, что они хотят противопоставить словам Его нарушение закона Божия - по их мнению в исцелении расслабленного - обращает этот упрек против них самих, указывая, как на ближайшее доказательство сего противления закону, на то, что они ищут Его жизни.

Уловленные в своих собственных сетях, Иудеи с наглостью и негодованием возражают Ему: не бес ли в Тебе? кто хочет убить Тебя? - Однако же Господь продолжал еще более раскрывать несправедливость, с какой они представляли исцеление расслабленного в субботу нарушением покоя субботы и заключил: не судите по наружности, но судите судом праведным. Смотрите на то, из какого намерения проистекло это действие - исцеление?

Слыша такой разговор между Иисусом и Иудеями и видя, как те самые, которые прежде горячо вступались за нарушение субботы и искали жизни нарушителя ее, теперь отступаются от своих мыслей, некоторые Иерусалимляне подумали было уже, что об Иисусе переменили мнение сами начальники Иудейские и признают Его за Христа. С своей стороны и сами они готовы бы признать Его таким: но не всем ли известно, думали они, откуда происходит Он? (Жителю столицы веры и народа - Назарет дает Мессию!). А Мессия должен явиться не так. Сердце их было на стороне Иисуса, а ум или точнее предрассудки, неправильное толкование учения пророков о Мессии и недостаточное разумение Самого Спасителя - против Него. (Пророки говорили о недоведомости вечного происхождения Мессии, как Сына Божия: народ относил это ко временному, не думая, как с этим согласить мысль о том, что Мессия должен быть сыном Давида и родиться в Вифлееме?).

Видя искренность расположения в некоторых из этих сомневающихся, Господь не оставил их колебаться в недоумениях, но вместе дал пробный камень для испытания сего расположения. Он сказал: вы думаете, что уже знаете Меня, когда знаете, Кто Я и откуда Я? Но знать Меня так еще не значит вполне Меня знать. Кто из вас знает другое отечество Мое? Того, Кто послал Меня? Вот если бы вы знали Его, как должно знать, тогда бы могли сказать, что и Меня знаете. Этим заключил Господь свои наставления в первый день Своего явления в Иерусалиме.

Слова сии произвели различное действие: одни из слушателей Его, которым, при их просвещении и высоком мнении о них в народе, нелегко было сознаться в таком неведении самого существенного и неохотно было уступить первенство Иисусу (может быть те самые, которые искали Его жизни и прежде), услышав снова такие объявления о себе Иисуса, старались схватить Его и вероятно представить Синедриону. Но Господь скрылся от них. - В тоже время другие, зная о всех чудесах, какие совершал Он доселе, готовы были дать полную веру Его словам о Себе и говорили: можно ли более ожидать чудес от Мессии? Таким образом народные толки об Иисусе, возбужденные в начале праздника, после появления Самого Иисуса еще более усилились, так что члены Синедриона признали за нужное принять для укрощения их свои, достойные их, меры; они поручили некоторым лицам схватить Иисуса не теперь именно, а как-нибудь на празднике.

Узнав об этом, Господь в угрозу безумной злобе объявил своим гонителям: еще надобно быть Мне с вами и пойду к пославшему Меня. Будете искать Меня (в нужде, в бедствиях возбудится желание Избавителя, Мессии): но где буду (тогда) Я, вы туда не можете придти.

Перетолковывая сии слова по-своему, чтобы вывести из них новое обвинение, ослепленные неверием и злобой Иудеи с насмешливой наглостью говорили: не хочет ли Он идти в эллинское рассеяние (к язычникам) и учить Эллинов, - что мы не можем найти Его? У нас Ему нет успеха! (Может быть повод к такому толкованию слов Иисуса злобные враги взяли как вообще из кроткого обращения Его с язычниками, так и из Его путешествий по окрестностям Галилеи языческой, недавно им совершенных).

В таком положении дела оставались до последнего самого торжественного дня праздника. Праздник сей, напоминавший успокоение народа в земле обетования от трудов странствования, был праздником в месте закона, поскольку тогда наиболее занимались чтением его, и у пророка Захарии (14, 16) он символически означал время собрания в Иерусалиме всех народов на поклонение Богу истинному. В последний день сего праздника по обычаю совершалось символическое возлияние воды из источника Силоамского (на эту воду есть указание в той же главе Захарии ст. 8 и у Иезекииля), протекавшего под горой храма, при пении из пророка Исаии; жаждущии приидите на воду (гл. 12:9).

Вероятно по применению к сему значению праздника и действия и Господь, явившись в этот день снова, в собрании народа, произнес: кто жаждет, иди ко Мне и пей. И сравнивая Самого Себя с храмом, из-под которого течет вода, прилагает это сравнение и к верующим в Него. Как Он источает воду живую, так и верующие во имя Его, получив Духа, не только будут иметь эту воду в себе, в своем сердце, но и изливать другим, распространяя всюду свет богопознания. (Из 46 ст. видно, что проповедь была обширная).

Голос Божественный умолк. Начались опять суждения и споры об Иисусе. Одни видели в Нем пророка, другие самого Мессию, но в тоже время одни говорили, что Мессии, как сына Давидова, надобно ждать не из Галилеи, а из Иудеи, именно из Вифлеема, другие говорили, что из Галилеи даже и пророков не бывало (ст. 52). Были даже такие, которые изъявляли желание схватить Его. Но и служители храма, на которых сие возложено было от Синедриона, возвратились, по окончании праздника, без успеха, объявив, что они не могли взять Его, потому что ни один человек никогда не говорил так, как сей человек.

Наконец, в самом Синедрионе при рассуждении по сему случаю оказалось разделение, которое еще более должно было вооружить против Иисуса врагов Его. С негодованием выслушав донесение посланных, они отвечали им: неужели и вы прельстились? Да уверовал ли в Него кто из начальников или из фарисеев? в Него верует один народ. Но этот народ невежда в законе, - прокляты они. В это время Никодим осмелился было заметить членам Синедриона, что несправедливо они поступают, заключая так свое суждение о человеке, которого дела хорошо не знают и не выслушали. - Да чего и разыскивать? Из Галилеи никакого пророка не бывало, отвечали ему прочие, забыв в помрачении ума своего, что оттуда были Илия, Иона и может быть даже Наум. И ему заметили с насмешкой: не из Галилеи ли сам ты, что так вступаешься за Галилеянина. Таким образом, не входя в дальнейшее исследование дела, положили отлучать от синагоги каждого, кто признал Иисуса Мессией (9:22).

Несмотря на то, на другой день Господь опять пришел в храм и там в одном из притворов, снова желая обратить к Себе все внимание народа после разрешения вопроса о жене грешнице, приведенной к Нему, возгласил вслух народу: Я свет миру. Кто идет ко Мне, тот не будет ходить во тьме. Это было как бы ободрением для всякого стесняемого определением Синедриона оставить это мрачное соборище, не опасаясь подвергнуться погибели. Свет языков, каким был доселе Израиль, помрачился: всходит новое солнце и для сидящих во тьме и сени смертной сынов Израиля и для язычников.

Фарисеи осмеливаются возражать Ему, что свидетельство Его о Самом Себе потому самому не есть истинно, что Он Сам о Себе свидетельствует.

Неправда, отвечал Господь, Мое свидетельство может быть истинным даже и в этом случае: потому что кто, кроме Меня, на земле хорошо знает, откуда Я пришел и куда иду? Вы того не знаете, - вы судите обо Мне только по плоти, по наружности, по тому, как видите. Уж лучше бы вам не судить Меня или обо Мне, как и Я не сужу вас. - Впрочем это не значит того, чтобы Я боялся, что суд Мой может быть так же ошибочен, как и ваш. Нет, суд мой истинен: ибо Я не один сужу, со Мною судит Отец. Если же вы хотите судить Меня, то вам прилично было бы выслушать свидетелей Моих. Закон ваш требует двух или трех свидетелей: Я представляю вам двоих. Первый свидетель Я Сам (здесь ясно отличается Божественная природа Иисуса, свидетельствующая о том, что совершается чрез посредство человеческой Его природы), второй - Мой Отец.

Где этот Твой свидетель, спросили Его, - Отец Твой? Конечно вы об этом не спрашивали бы Меня, отвечал Господь, если бы вы правильно понимали Меня. Если бы вы имели светлое око духовное, то увидели бы Отца во Мне: но у вас нет этого. И потому вы не знаете ни Меня, ни Отца.

Он говорил это в самом том храме, которого начальники приказывали схватить Его, - однако же никто не осмелился захватить Его. После этой беседы, - может быть сбираясь снова оставить Иерусалим, как небезопасный до известного времени, или по крайней мере прощаясь с множеством народа, который начинал уже расходиться с окончанием праздника, и с многими намереваясь говорить в последний раз, - Он явился еще в место общего народного собрания во храм (8:59), в день субботы (9:14) и вслух всех повторил прежнюю угрозу: смотрите, Я отхожу - вы будете искать Меня, но не найдете, - умрете во грехе вашем. (Это грех нераскаянного богоубийства). А без Меня не надейтесь и придти туда, куда Я иду (к Отцу Небесному).

Наглые Иудеи превращали смысл слов Его. Разве убьет Он Сам Себя, - что мы не можем придти туда, куда Он пойдет после этого? Уж конечно тогда за Ним не пойдем - на смерть.

Нет, не это, отвечал Спаситель, а вот что причиной, что вы не можете придти, куда Я иду. Я от вышних, а вы от нижних. Это расстояние неизмеримо. Еще можно было бы вам иметь доступ и к вышнему - верой: но в вас веры нет. И потому-то Я сказал, что вы умрете во грехе вашем, не придете, куда Я иду.

Кто же Ты, называющий Себя от вышних? спросили Его Иудеи с презрительной насмешкой.

Я то, что вам говорил о Себе изначала (в первое посещение Иерусалима в самом храме, - назвал сей храм домом Отца Своего; следов. Себя Сыном Божиим). Но мне много пришлось бы говорить о вас и судить вас, если бы Я стал говорить о вас все, что думаю и знаю о вас. Оставим это. Истинен пославший Меня: Он доскажет вам и обо Мне и о вас самих (чрез Духа, Который пришедши, обличит о правде и о гресе). Вы узнаете от Него, что Я говорю не от Себя, но говорю то, что Я слышал, что знаю от Него. - Скажу еще определеннее: когда вознесете Сына человеческого, тогда узнаете, что это Я, что Я Тот Самый, за Которого Себя объявлял, - и что Я ничего не делаю от Себя: но как научил Меня Отец Мой, так и говорю.

Эта, по-видимому, прощальная беседа на многих доселе нерешительных произвела сильное впечатление. Опасаясь в самом деле потерять Его навсегда, они объявили, что веруют в Него. По всему видно, что их привлекала к Иисусу не вера в истинного избавителя рода человеческого от грехов, но одна надежда найти в Нем царя сильного, земного. Эта необыкновенность и неустрашимость Иисуса, с какой Он говорил и действовал в самой столице, обольщала их.

Господь по-видимому готов был принять их в число Своих последователей. Только признал за нужное дать им приличное наставление. Если вы хотите, говорил Он им, быть истинными Моими учениками (Он видел, что здесь не было искреннего желания), то пребудьте же в слове Моем т. е. слушайтесь Меня, не выходите из пределов Моих наставлений, внутренне, душой вашей соединитесь с словом Моим. И тогда познаете вы истину, потому что слово Мое есть истина: истина освободит вас (т. е. тогда настанет, совершится всецелое избавление, или искупление ваше).

Как освободить? спросили Его тогда новообращенные. Да разве мы рабы? Мы - семя Авраамово. Мы не были рабами никому и никогда. Слова эти так больно кольнули некоторых может быть из Зилотов, что они готовы были восстать против Иисуса, в Которого недавно уверовали. "Правда ли то, что вы не были рабами? - отвечал им Господь. Да всякий творящий грех уже есть раб, - раб греха. Так и вы рабы, рабы греха. И от сего то рабства я хочу освободить вас. Вы- семя Авраамле, но у Авраама был не один Исаак, но и Измаил, сын рабыни. По настоящему своему состоянию - состоянию рабства вы не более значите, как и сын Авраамов от рабыни, а этот сын был изгнан из дома отеческого; и вам угрожает то же. Мне не хочется, чтобы и с вами то же случилось. Потому Я, как истинный Сын в дому Отца Моего, имея право давать свободу, и предлагаю вам, обещаю вам - дать вам свободу, чтобы вы как свободные, как истинные дети Авраамовы и Божии могли оставаться всегда в дому Отца Моего.

Замечая усиливающееся исступление, Он продолжал: вы называете себя семенем Авраамовым, но посмотрите, такие ли в вас расположения, как в Аврааме? Сын обыкновенно носит на себе отпечаток отца. Во Мне, в Моих словах и действиях можно узнать Моего Отца. Но в ваших словах, в намерениях и действиях можно ли найти отца? Я говорю вам слова Отца; но слово Мое в вас не вмещается; вы готовы убить Меня: это не показывает ли, что ваши расположения происходят совершенно из иного источника, нежели слова Мои? Не показывает ли в вас детей иного отца?

Да как же, возразили Ему Иудеи: отец наш Авраам. - Если бы действительно, отвечал им Господь, вы были дети Авраамовы т. е. не по плоти только, то и дела Авраамовы делали бы. Но вы ищете убить Меня, человека, сказавшего вам истину, которую слышал от Бога: - Авраам так не делал. Отсюда видно, что дела ваши показывают в вас детей иного отца.

Иудеи увидели, что Господь говорит не о плотском происхождении от Авраама. Хорошо. Однако же и духовное наше рождение ничем не запятнано. По вере в Бога мы происходим от Бога, мы не от любодеяния рождены.

Нет, сказал Господь. Нельзя сказать, чтобы отец ваш был Бог. Если бы вы были дети Его, то вы любили бы Меня, - понимали бы язык Мой, - по крайней мере могли бы охотно слушать слова Мои: потому что Я происхожу от того же Отца. Но в вас этого нет. А так как вы оказываете сопротивление истине, не ненамеренное только, но и намеренное, то это состояние вашего духа обличает в вас детей противника истины, диавола, который в истине не стоит. Ваши убийственные замыслы против Меня служат новым доказательством вашего происхождения от него: он человекоубийца от начала.

Итак одно из двух: или Я не говорю истины, но кто обличит Меня в неправде? - или вы не от Бога. Иначе бы мы понимали друг друга.

На такой ясный вывод Иудеи ничем не могли более отвечать кроме ругательств. Самарянин ты (еретик ты), - бес в тебе!

Нет, беса во Мне нет, кротко возразил Господь. А в вашем отзыве только открывается новое доказательство того, что вы не от Бога. Я чту Бога, а вы не хотите воздать чести, но еще наносите бесчестие Тому, Кто чтит Бога. Впрочем Я не ищу с вас Своего бесчестия. За Меня есть Кому искать и судить вас.

И Господь оставил тон обличения, а стал говорить им о великом обетовании блаженного бессмертия всякому, кто будет сохранять слово Его, которое принял от Него с верой (ст. 31). "Кто сохранит слово Мое, сказал Он, обращаясь к началу своей беседы с новоуверовавшими, тот не вкусит смерти вовек".

Но раздраженные против Него по-видимому еще менее могли принимать такие слова: теперь-то узнали мы, что бес в Тебе. Авраам умер; пророки умерли, а ты не только Самому Себе готов приписать бессмертие, но и всякому, кто сохранит слово Твое. Чем Ты Себя делаешь?

С Божественным величием Иисус отвечал: Я не выдаю Себя за то, что Я не есмь: но Я не могу отречься от того, что Я есмь. Я не присвояю Себе никакой славы, но слава Моя от Отца, - от Того самого, Которого вы называете своим Богом. Но и если бы Я поставил Себя в отношении к Нему с вами наравне: то был бы противник истине, как и вы.

Итак могу Я сказать, что (не только выше Я пророков и самого Авраама, но) Авраам, которого вы называете Отцем своим, рад был видеть день Мой (времена Мои). И прибавлю: он видел день Мой (видел то, чего так сильно желали видеть и другие святые мужи, и не видали), и возрадовался.

В упорстве неверия, с насмешкой отвергая эти слова о радости Авраама видеть день Христов, они готовы были сказать Ему: разве бы Ты Сам рад был видеть Авраама? Но где и Тебе видеть его, когда Тебе нет еще пятидесяти лет!

На эти слова злобы и хуления Сын Божий отвечал: Я есмь прежде, чем Авраам был, - и, ожесточенные в своем неверии, мнимые Его последователи подняли было камни, чтобы побить Его, как богохульника.

Из всех этих собеседований с Иудеями в Иерусалиме в течение праздника кущей и вскоре после него, с народом, с врагами и с изъявившими расположение к вере, - открывается, как сильны были здесь противники Его и как они еще более могли возрастать в числе и силе. Даже изъявившие расположение к вере переходили на сторону их. Оставшиеся верными в душе своей, были бессильны, презренны в глазах вельмож и людей гордых своей наружной святостью - остались невеждами и сами по своему смирению и более раскрытому взгляду на самих себя теперь, после наставлений Спасителя, действительно не считали себя более, как невеждами, хотя и не в том смысле, в каком почитали их фарисеи.

Исцеление слепорожденного

Удалившись от поднявших на Него руки, без всякого вреда, Господь хотел, чтоб этот день, день последнего для многих (оставляющих Иерусалим) свидания с Ним, - остался в памяти их не по одним только словам Его; Он ознаменовал его таким действием, которое, сохраняя все качества чудесного, в то же время имело характер символический. Проходя из храма, ученики Его вместе с Ним обратили особенное внимание на одного слепого, который был слепцом от роду. Не знаем, что именно подало повод к такому вопросу, какой они сделали по этому случаю, только спросили они Господа: кто виноват в слепоте его, сам ли он и потому Бог по предведению поразил его слепотой, или родители?

Ни то, ни другое, отвечал Господь. Но над этим слепцом должна явиться слава Божия. И предвидя, что должно повести за собой преднамереваемое Им действие, но вместе сознавая Свою обязанность действовать, доколе продолжается день Его, Он раскрыл пред учениками Своими эту тайну мыслей своих, прибавив: "доколе Я в мире, дотоле Я свет миру". Действие, которое Он предпринимал, должно было служить к просвещению телесного и духовного ока слепорожденного и для раскрытия духовных очей многих душ слепотствующих духовно, готовых сознать свою слепоту. Потом, обратившись к слепорожденному, сделал брение из плюновения, помазал им глаза слепому и послал умыться в купель Силоамскую. (Такой способ исцеления соединен был с нарушением суеверного покоя субботнего). Слепорожденный возвратился от Силоама зрячим. Но когда пришел на место, где остался Господь с Своими учениками, тогда Его здесь уже не было, так что исцеленный знал только по слухам от других имя исцелителя, а не знал, кто Он и где Его найти.

Тотчас начались толки. Знавшие этого слепорожденного, одни признавали его за прежнего своего знакомого, другие отрицали. Стали расспрашивать его, как он прозрел. Тот все пересказал, как было. Спросили, где твой исцелитель? Отвечал: не знаю! - Дело важное! Повели к фарисеям. Начались новые допросы. Слепорожденный отвечал то же. Фарисеи первое внимание обратили на нарушение субботы. Отсюда тотчас заключение о человеке, который будто бы исцелил слепого: этот человек не от Бога. Но в то же время другие стали возражать: как же грешный человек мог сотворить чудо? Вышла распря. Ничего не объяснив спором, обратились к слепорожденному: как он думает об Иисусе. Тот отвечал, что признает Его за пророка. - О, возразили фарисеи. Это сделка! Этот слепой никогда слепым не бывал. Позвать родителей! - явились родители. Но и родители 1., признали его своим сыном, 2., подтвердили, что он родился слепым. Как он прозрел, об этом свидетельствовать отказались не потому, чтобы не знали этого, но по страху от Иудеев. Видя, что свидетельство родителей но согласно с их мыслями, обратились снова к слепорожденному, хотели его застращать, смутить и подорвать его мнение, сбить в его показаниях. Воздаждь славу Богу! (заклинание). Мы знаем несомненно, (тогда как ты только думаешь, что Он пророк), что человек этот грешник. (Признавайся, что дело было не так). И стали снова его допрашивать: как Он отверз тебе очи, думая найти что-нибудь такое в словах, что можно было бы перетолковать, - и представить противоречащим собственным его показаниям.

Исцеленный, проникая их тайные намерения и не желая угождать им против истины, не стал повторять им своего ответа, а только иронически заметил: разве и вы хотите быть учениками Его, - что так пристально расспрашиваете о Его действиях?

С ненавистью они отвергли эту мысль: мы Моисеевы ученики, того Моисея, с которым Бог говорил, а ты ученик этого, о котором мы не знаем, откуда Он.

Это-то и странно, продолжал исцеленный в том же тоне, что вы не знаете, откуда Он, исцеливший Меня. Без Бога такого чуда совершить было нельзя. (Так слепой видел более зрячих, еще не зная ничего об Иисусе, кроме только Его имени!).

Но чем сильнее обличали Иудеев бесхитростные слова слепорожденного, тем с большими укоризнами они восставали против него: во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? и изгнали его вон (из дому ли судилища только, или извергли из синагоги - отлучили, - последнее по важности, какая усвояется этому обстоятельству в ст. 35, вероятнее).

Уклонившись от народа на ту пору, как все это производилось, Господь является теперь по окончании всего этого к исцеленному и фарисеям, чтобы одного подкрепить и наградить за твердость, с какой он выдержал первое искушение за Него и возвести его на степень высшего познания и веры, - а других обличить их собственным судом и сказать им еще раз перед всем народом, кто они и кто Он для народа. Перед ними был человек, который был долго слеп телом и душой, а теперь видел и телесными и душевными очами; и было много людей, имевших хорошее зрение телесное, но не видевших нисколько душевными очами и между тем мечтавших видеть ими также хорошо, как и теми. Своими словами и действиями Он невольно обнаруживал различие тех и других и приводил их к тому, что они отделялись друг от друга и каждый быстро шел по своему направлению. Обращая внимание на это свое положение и отношение к Нему окружающих, Он сказал: на суд Я пришел в мир сей, чтобы считающие себя невидящими видели, а считающие себя видящими были слепы. Одно слово Мое вскрывает истину как на суде и тайны сердечные обнаруживаются пред всеми и пред собственной совестью каждого. Одним действием Я прогоняю слепоту от очей тех, которые искренно в ней сознаются; и в то же время мечтающие много видеть слепнут еще более от того самого, что у других просветляется око. И одни начинают видеть, куда им идти, а другие вовсе сбиваются с последнего пути и отводят за собой других от пути истины.

Беседа И.Христа об истинном пастыре

Кто же эти несчастные слепцы? не разумеешь ли Ты и нас под именем слепцов? - спрашивают Его с оскорблением находившиеся при этом фарисеи.

Да! и вам нечего обижаться этим названием. Я бы желал лучше, чтобы вы сами сознали себя такими: тогда бы не имели вы греха: но в том-то и беда, что вы говорите, - что видите, поэтому грех на вас остается. (Здесь ключ к объяснению и 3 ст. 9 гл. Иоанна).

И между тем это - вожди народа! Но надобно же знать несколько и народу, кто эти руководители его и кто его истинный пастырь!

Слепота фарисеев тем была пагубнее, что они были вожди народа. В самом деле, чего надлежало ожидать от народа при таких руководителях? Видя все пред Собою, Господь приточно изобразил, Кто Он, кто эти мнимые руководители, где Его стадо, и что ожидает его в будущем?

Соберем черты этих образов, разрозненные у Евангелиста: вор или разбойник входит во двор овчий не дверью, но перелазывает инде ст. 1, он кличет овец, но овцы нейдут за ним, а бегут от него, потому что не знают чужого голоса ст. 5. Он приходит только за тем, чтобы украсть, убить и погубить ст. 10. - Напротив пастырь 1, входит дверью, 2, ему отворяет придверник и 3, овцы слушают голоса его, 4 и он кличет своих овец по имени и вводит их; 5, и когда выведет своих овец, идет перед ними, а овцы за ним идут, потому что знают голос Его ст. 2-4. И если еще этот пастырь сам хозяин стада, то когда он увидит волка приходящего, то не пощадит положить жизнь свою за овец ст. 11. Только один наемник, а не пастырь, у которого овцы не свои, когда видит приходящего волка, то оставляет овец и бежит, не радит о овцах, позволяет волку расхищать стадо и разгонять его ст. 12, 13. - Итак, в этой притче два полных образа, два собственно объясняются и Спасителем: разбойников и истинного пастыря. Черты пастыря Господь относит к Себе, только вместо прямого приложения первой, второй и третьей черты сего образа употребляет новое сравнение: сравнивает Себя с дверью двора. При этом новом сравнении черты деятельности пастыря по необходимости переходят в страдательные: Я есмь дверь овцам, говорит Он. Сказавши это, очевидно, уже нельзя было Ему сказать о Себе, что Он сказал о пастыре, что он входит дверью. Но он говорит: кто войдет Мною, тот спасется т. е. найдет себе спасение за оградой от мира погибельного. Здесь Господь вместо входа Своего во двор указывает на вход во двор чрез Него самих овец; войдет и выйдет (только возможность отворять дверь, когда нужно, соответствует глашению овец пастырем) и пажить найдет (пропуск чрез дверь на пажити заменяет самое изведение). Может быть намерение устранить мысль о Своем всегдашнем личном также видимом, как и теперь, пребывании с Своим стадом побудило Господа избрать в объяснение притчи о пастыре такой еще новый образ, в котором по необходимости все должно было разуметь духовно. - Или вероятнее Он так объяснил притчу потому, что первые три черты пастыря в отношении к народу Иудейскому были Им уже совершены, и Он стоял теперь только как отверстая дверь для них, - как бы принял другое значение. - Прилагая к Себе последнюю черту в образе пастыря, Господь выражает ее так: Я есмь Пастырь добрый и знаю Моих, а Мои знают Меня. Как знает Меня Отец, так а Я знаю Отца и жизнь Мою полагаю за овец. Внутренний союз, в котором состоят Господь с призванными Им по силе собственного союза Его с Отцем Своим, побуждает Его защищать Своих до положения за них жизни Своей.

Под образом разбойников, перелазящих ограду двора и убивающих овец, Спаситель изобразил, как Сам Он объявил сие, всех тех, которые приходили (в двор овчий) перед Ним. Самое слово: суть (ст. 8) уже показывает, что Господь разумеет людей Своего времени; по чертам их действия, изображенным в притче, это должны быть такие люди, которое минуя правильный путь во двор овчий, входят - или лучше - врываются в него хищнически, т. е. мимо Христа присвояют себе титла учителей и не хотят их вести путем Христовым, но за тем только приходят, чтобы погубить стадо Христово.

Объяснив таким образом притчу свою, Господь останавливается еще несколько времени во 1) на мысли о самом стаде, которое должно получить новое приращение и во 2) на мысли о пожертвовании своей жизнью для овец своих.

В прощальной беседе Своей с народом Он раскрывает, что есть у Него и другие овцы, которых надлежит Ему привести во двор Свой. Чрез апостолов Своих Он подаст им голос Свой, вызовет их из рассеяния эллинского (над чем недавно смеялись Иудеи) и они придут и составят одно стадо с избранными от Израиля. Это напоминает нам песнь псаломскую об Иерусалиме:

Пс. 86, 1. Основания его на горах Святых.

2. Любит Господь врата Сиона более всех селений Иакова.

3. Великое возвещают о Тебе, Град Божий:

4. "Буду счислять Египет и Вавилон (два народа враждебные народу Б.)

Между знающими Меня;

Се и Филистимляне и Тир с Ефиопиею там родились".

5. Будут говорить о Сионе: тот и тот родился в нем,

Сам Вышний укрепляет его.

6. Господь в переписи народов напишет:

Такой-то родился в нем.

7. И поющие и ликующие все источники Мои в Тебе.

Последней мыслью Господь напомнил Иудеям о своем отхожу. Но при этом с особенной силой выставляет на вид то, что Он во 1, свободно отдает Свою жизнь и во 2, восприимет ее. Сам Отец не принуждает Его к тому. Отец не останавливает беспредельного раскрытия любви в Сыне, но предоставляет делу любви быть чисто делом любви беспредельной. Но по воле Того же Отца (ст. 18). Он имеет власть паки приять жизнь Свою (и конечно воспользуется сею властью).

Сим заключил Господь беседы свои в последний великий праздник, совершенный Им с Своим народом. Какие важные истины раскрыты в них! От слов сих между Иудеями произошла распря.

Беседа Его с Иудеями во храме в праздник обновления храма

Хотя Евангелист Иоанн, заключая описание сих бесед на празднике кущей и вскоре после оного, и не говорит, что Спаситель вскоре оставил Иерусалим, но необходимость такого предположения основывается на том, что 1) в течение остававшихся до праздника обновления храма нескольких месяцев Ему не безопасно было здесь оставаться после таких обнаружений злобы, какие видел во время праздника кущей; 2) в праздник обновления, говоря некоторым из Иудеев, что они не принадлежат к числу Его овец (10:26), Он припоминает им сказанное об этом прежде: а это сказано было в праздник кущей, или вскоре после него (10:8). Если бы Спаситель долее оставался в Иерусалиме, то невероятно, чтобы Он не имел многократной с ними беседы и на такую мысль, какая заключается в сих словах, не мог указать ближе примера в собственных словах. 3) Почему Иудеи приступают к Нему с вопросом именно в праздник обновления храма, если Он постоянно находился в Иерусалиме? Если предположить, напротив, что Он только опять явился в Иерусалиме, то ясно, почему этот вопрос не явился ранее. 4) Ев. Иоанн (10:40) говорит, что после происшедшего на празднике обновления Иисус пошел опять за ⁵⁰ Иордан, в то место, где прежде крестил Иоанн. Что значит здесь слово: опять? Когда прежде Иисус был здесь, именно в Перее - не далее? Ежели разуметь то, что Спаситель был за Иорданом пред праздником еще кущей, - то это было мимоходом и притом уже давно. Напротив не указывает ли это слово на то, что Спаситель после окончания праздника кущей перешел на ту сторону Иордана так же, как в последствии и после праздника обновления храма? Только Ев. Иоанн не считал нужным упоминать это в том и другом случае, а сказал здесь только для того, что место Его настоящего пребывания имеет отношение к следующей в 11 главе истории воскрешения Лазаря. 5) Если бы Спаситель долгое время был в Иерусалиме, то не могли бы об этом не сказать хотя сколько-нибудь слов и первые три Евангелиста.

По долговременном удалении из Иерусалима, - когда наступил светлый праздник обновления храма (в дек. мес.), установленный в память очищения его от языческого осквернения при Антиохе Епифане, - Господь снова пришел в Иерусалим и явился во храме, именно в притворе Соломоновом (самом нижнем из притворов, окружающих здание храма). Продолжительность отсутствия, слова, сказанные в последнее посещение Иерусалима: ухожу от вас и не найдете Меня, множество слухов о чудесах, прежде Иисусом совершенных - все это вместе усиливало нетерпение видеть Иисуса, еще раз и узнать от Него точнее, за кого принимать Его должно. Не были эти люди искренно расположены верить в Него, но не могли и оставаться равнодушными к явлению Его. И были весьма обрадованы, когда встретили Иисуса опять в храме в праздник храма. Обступивши Его, они спрашивали: доколе еще Он будет держать их в недоумении? и просили сказать им прямо: Христос ли, Мессия ли Он?

Зная сердце этих людей, Господь отвечал, что причина их недоумений заключается не в Нем, а в их неверии и что Он перестал их считать Своими овцами; - сказав это, он изобразил с нарочитой силой, что Он готов сделать для тех, которые веруют в Него и верны Ему, сказав, что никто у Него не похитит их из рук Его, или что все то же из рук Отца Его, прибавил: Я и Отец одно.

При этих словах, забыв все, Иудеи по-прежнему схватили было камни, чтобы побить Его, как богохульника. - Но Господь на сей раз не так как прежде, не удалился, но остановил их Божественной силой Своей. Раскрыл им, что само писание называет людей, которым было слово Божие, богами, что следов. не всякий, кто говорит о себе, что он сын Божий, есть необходимо богохульник. Надобно обращать внимание на такого человека и на дела, которыми он подтверждает свое право называться сыном Божиим. Если уже Мне вы не верите, прибавил Господь, то по крайней мере верьте делам Моим; они показывают, что Я в Отце и Отец во Мне.

Ревность поохладела: однако же они все еще искали схватить Его, чтобы представить Синедриону. - Но Господь от них уклонился. Он пошел на ту сторону Иордана и хотел провести несколько последних дней в том месте, где первоначально действовал Его предтеча и где может быть Сам Он был им указан (Иоан. 1:28).

Действие проповеди Иоанновой в сем месте еще не изгладилось. И она, хотя поздно, принесла плоды свои. Здесь многие уверовали в Иисуса.

Воскрешение Лазаря

Вскоре (Иоан. 11:8) однако же особенные обстоятельства вызвали снова Господа в Иудею.

Близ Иерусалима, на расстоянии не более 3/4 часа пути, в селении, именуемом Вифанией, сделался сильно болен один из семейства, любимого Господом и посещаемого Им по временам (Лук. 10), именно Лазарь, у которого были две сестры, известные нам Марфа и Мария. Так как Господь находился теперь от них на расстоянии не далее одного дня ⁵¹, то сестры, видя опасность, послали уведомить Его, что любимый Им Лазарь болен, конечно с тем намерением, чтобы от Него получить пособие. Получив сие известие, Господь только отвечал, сестрам что болезнь эта не к смерти, но что она должна послужить явлению славы Божией, - именно, чтобы открылась слава Сына человеческого. Ответ по-видимому, такой, после которого ничего было более ни сестрам, ни ученикам, слышавшим Его, опасаться за жизнь Лазаря. Что же должны были подумать об этом утешительном ответе сестры, когда может быть в тот самый вечер, когда дан он, Лазарь скончался. И Марфа и Мария признавали Иисуса Мессией, Сыном Божиим. Какое же было искушение для их веры! Вероятно несколько времени они были уверены, что слова Господа не должны быть напрасны и потому ожидали, не возвратится ли каким-нибудь образом жизнь Лазаря. Но время уходило: в умершем не было никаких признаков жизни, даже вероятно он стал изменяться. Потому решились схоронить его по обычаю. Между тем Господь оставался все там же, где достигло до него известие о болезни Лазаря и спустя два дня после этого стал говорить ученикам о намерении Своем идти опять в Иудею. Ученики смутились, услыша о таком намерении после недавних неприятностей в Иерусалиме. Господь против их представлений поставил одно, что день Его еще не окончен, и что след. путь Его туда и их с Ним безопасен. Потом, объясняя причину путешествия прибавил: Лазарь друг наш уснул, - но видя, что ученики Его не понимают, сказал прямо, что он умер и присовокупил: Я рад, что он умер без Меня: это лучше для вас, именно для вашей веры; пойдем к нему. Я разбужу при вас его (показывая, что смерть есть как бы сон). Чувство радости при смерти друга неуместно, если бы не скрывалось в намерении чего большего. - В этих словах: радуюсь за вас, раскрывается цель, для чего Господь не подал помощи болящему другу во время самой болезни, и для чего угодно было совершать Ему такое важное чудо, какое вскоре совершил над Лазарем. Состояние веры в учениках после того, как Иудеи двукратно уже хотели было побить Его камнями, требовало подкрепления и теперь и еще более для предстоящих великих искушений. Но разделяли ли они радость Господа? Нет. Когда они узнали, что Лазарь, друг Иисусов, умер, что Иисус дал ему умереть, не дозволив видеть славу царства Своего и припомнили ответ Его о болезни Лазаря: тогда требование Спасителя идти вместе с Ним в Иудею невольно казалось им вызовом идти на смерть Свою; по крайней мере так смотрели на это. Они привыкли всегда действовать с осторожностью. Однако же сердцем своим и они готовы были следовать за Иисусом. А когда видели, что намерение Его непреклонно, то в борьбе своего чувства с опасениями расчетливости, хотя не смели сказать ничего Самому Господу, но сказали соученикам: пойдем и мы умрем с Ним, не только не думая о воскресении Лазаря, но не думая и о сохранении собственной жизни и жизни своего Учителя.

В Вифании встретила их Марфа, всегда занятая хлопотали по дому; едва только услышала, что Иисус идет, она вышла к Нему из дому, даже из селения. Видно было из этого, что вера ее и любовь к Иисусу еще не исчезла и после того, как слово Иисуса о болезни Лазаря, по-видимому, не сбылось (между тем Мария погруженная в свою печаль, не замечая, что вокруг нее делается, оставалась дома). Едва увидела Марфа Иисуса, как этот взор на Него вдруг возбудил в ее душе мысль о лишении брата и мысль о силе Иисуса сохранить Его жизнь, которой Он однако же не захотел оказать. "Если бы ты был здесь, то брат мой не умер бы, сказала она с скорбью. Но и теперь, прибавила Марфа, как бы смутясь сама от того, что сказала: но и теперь, если Ты чего попросишь у Бога, даст Тебе Бог. (Почему говорит это Марфа? Едва ли в надежде на воскрешение Лазаря Иисусом. Она не доверяет Ему, когда Господь уже пообещал его 11:24. То же показывает и выражение: что ни попросишь у Бога. Как редко совершал Господь чудеса Свои с видимой для людей молитвой к Богу!). Господь постепенно укрепляя веру Марфы, говорит ей: "воскреснет брат твой". Конечно, прибавила она с неудовлетворенным видом, воскреснет, когда и все воскреснем (но, как будто хотела она договорить: вся эта надежда не вознаграждает вполне его лишения). Между тем Господь разумел здесь воскресение Лазаря прежде общего воскресения. Ему только хотелось надлежащим образом приготовить к этому Марфу, которая в заботах домашних не всегда умела оставлять довольно времени для занятий сердечных и занятий предметами веры, как сестра ее. Итак обращая внимание на важнейшее для нее в сем случае, Господь указал ей на Самого Себя, как на источник всякой жизни и на силу воскресения для всех. Верующий в Меня, если и умрет, оживет (а Лазарь - друг Мой - был из числа верующих): вот основание для веры в воскресение и Лазаря. И всякий живущий или верующий (сама Марфа и др.) в Меня не умрет во век т. е. навсегда. Сказав это, спросил ее: веруешь ли сему? Марфа не нашла лучше, как только сказать, что верует она, что Он Мессия, Сын Божий, - думая, что в этом все заключается, и не находя себя более способной продолжать беседу с Господом. Вслед за этим она поспешила к сестре своей и сказала ей: тебя спрашивает Учитель, хотя Он совсем ее и не спрашивал. Мария погружена была в свою скорбь я только любовь к Тому, Которого слова она привыкла принимать с спокойной преданностью, сильна была исторгнуть ее из ее положения. Она поспешила к Иисусу, который все еще находился вне селения. Первые слова ее были те же, что и Марфы. Видно было, как много они доселе занимались этой мыслью. Но слова эти, произнесенные со слезами Марией, падшей к ногам Иисуса, были полны более глубокого чувства, чем в устах Марфы. В них не было упрека; но и скорбь и преданность выражались полнее, чем у Марфы. И Мария, произнесши их, более не могла ничего сказать. Слезы ее смутили дух и Самого Господа. Душе Его близки были все страдания человеческие, особенно людей, любимых Им. Невольно показались слезы на глазах Его. Не превозмогла сочувствия и мысль, что скоро эти слезы превратятся в радость. Это зрелище тронуло многих и Иудеев, пришедших из дома Марии. Но и здесь, как и везде, они верны были себе, - одни удивлялись любви Иисуса к Лазарю, видя слезы Его, - другие, коварно припоминая исцеление слепорожденного, указывали на то, что так Иисус не подал в свое время помощи Лазарю, так нельзя думать, чтобы Он отверз очи и слепорожденному.

Между тем Господь пошел на гроб Лазаря, - думали, что плакать там, но на самом деле, чтобы там слезы превратить в радость. Немедленно велит отнять камень от пещеры, где погребен умерший, отвергает возражение заботливой Марфы с упреком в маловерии; торжественно приносит благодарение Отцу Своему за услышание Его молитвы и объясняет, для чего Он приносит сие благодарение вслух всех; потом громким голосом, доказывающим как бы напряжение силы Божественной, вызывает умершего из пещеры. Умерший выходит в чем был положен. Чудо поразило и неверовавших доселе в Иисуса.

Так открылась слава Сына человеческаго, утешены сетующие сестры и подкреплена вера учеников! Торжественно доказано, что Иисус точно есть воскрешение и живот всех умерших и живых, след. Мессия.

Последствия сего чуда

Но какие следствия повлекло за собой это событие? Несмотря на то, что оно совершилось не в Иерусалиме, оно скоро стало там известно от очевидцев. Страсти начальников Иудейских уже были раздражены против Иисуса до высшей степени. Приближалось время нового многолюдного собрания народа в Иерусалиме - пасха. Думали, что слух о воскресении Лазаря, который всякий мог проверить по близости Вифании от Иерусалима, возбудит весь народ в пользу Иисуса. А того не хотели рассудить, что ежели Лазарь действительно воскрешен Иисусом, то надлежало признать в Иисусе Божественного Посланника. Итак в Иерусалиме это событие заняло все внимание членов Синедриона. Назначили собрание. Страсти умели тут прикрыть благовидной личиной. Сколько кто ни порочен, но никогда не хочет казаться совершенно порочным в глазах других. А фарисеям, главной стороне в Синедрионе, не было неизвестно искусство разыгрывать роль святых людей и радеющим о пользе народа. Потом может быть боялись и противодействия со стороны благорасположенных к Иисусу (Иоан. 7:50), если поведут дело прямо против Него.

Начались совещания. Стали говорить, как опасно таким живым участием, какое указывает простой народ к Иисусу, обратить против целого народа подозрение Римлян, особенно в таком деле, каково ожидание Мессии. Если Римляне узнают, чего народ ожидает от своего Мессии, Которого он видит в Иисусе, то придут сюда с своими легионами и остатки прав наших уничтожат. Они не хотели утверждать, что надежда на пришествие Мессии есть ложная надежда: верили, что когда Он действительно придет, тогда нечего страшиться Иудеям и Римлян, - но не хотели видеть Мессии в Иисусе; впрочем об этом в Синедрионе не было прямой речи: как будто это был вопрос посторонний. А опасность, какую изображали они в настоящее время со стороны Римлян, они создали и увеличили сами себе в своем воображении. Господь никогда не доводил народ, к Нему расположенный, до восстания в защиту Его, - никогда ни в ком не питал надежд на такое царство, которое могло быть опасно для владычества римского.

Наконец все совещание заключил своим приговором Первосвященник (" Архиерей сый лету тому" не то, - что Каиафа на тот год был Архиереем, а на другой - другое лицо, и таким образом между собой чередовались: но то, что Каиафа был Архиерей в этот достопамятный год), который был из секты Саддукейской (Деян. 5:17) и по самому направлению своей секты был очень далек от того, что дорожить чем-нибудь святым. "Вы ничего не знаете, сказал он, конечно обращаясь к стороне, несколько поддерживавшей Иисуса и может быть настаивавшей на том, чтобы наперед Синедрион удостоверился в том, что Иисус точно не есть Мессия, - вы не знаете ничего (в политике) и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. (В таком виде представляется Иоанном решение Каиафы очевидно потому, что так оно стало ему известно от присутствовавших в Синедрионе и расположенных к Иисусу лиц, как напр., Никодима, Иосифа. Рассказывая об этом, они не могли умолчать, что они противостояли было общему мнению, но были отражены словами первосвященника, которые были приняты всеми. Как верен Евангелист своим источникам!). Его голос приняло и верховное правительство народа Божия - определили умертвить Сына Божия, но не решили еще, как и когда именно это привести в исполнение; вообще же не хотели откладывать надолго.

Вот к чему привело воскрешение Лазаря - не само по себе, но по усиливающейся непрерывно злобе врагов Иисуса. Будучи само в себе чрезвычайным из чудес Спасителя и заключая собой ряд славнейших Его деяний, оно как бы вызвало соответственное себе по величию совершенно противоположное определение Синедриона. Пещера Вифанская отдала своего мертвеца с тем, чтобы другая пещера сокрыла в себе ее опустошителя. Фома, сказав своим соученикам: пойдем и мы умрем с Ним, с нашим Учителем, не ошибся, по крайней мере в рассуждении своего Учителя. Сам Иисус, идя на гроб Лазаря, плакал, кажется не только об умершем, которого хотел воскресить, но и о злобе людей, которые готовили Ему вскоре гроб, - так же как Он потом плакал об Иерусалиме, приближаясь к Иерусалиму, как царь кроткий. Он видел пред собой грядущее и когда пошел в Иудею, тогда мог сказать: власть имам положити душу Мою за овцы Моя, а когда, испустив дух, потряс землю и воскресил умерших, тогда: власть имам приятии ю. - Что же побуждало Его предаться в руки врагов своих? То, что Самим Отцем и Своей любовью Он назначен быть Агнцем, вземлющим грехи мира.

Определение Синедриона было ли известно ученикам - не видно. Но Господь, доколе не пришел час Его, уже не стал явно ходить по Иудее также, как в последнее время и по Галилее. Тайно отправился Он из Вифании, которая была слишком близка к Иерусалиму, в город Ефраим или Ефрем, лежавший в пустыне на север от столицы расстоянием (по Еванг. миль на восемь, по Иерониму на двадцать). Ни время Его пребывания здесь, ни действия не известны.

Беседа И.Христа с учениками пред последним вступлением во Иерусалим

Перед праздником пасхи, когда в Иерусалим стекались отвсюду Иудеи, Господь вознамерился идти туда с учениками, по-видимому не прямо из Ефрема, а взяв несколько на восток, чрез Иерихон, чтобы соединиться с толпами или караванами других поклонников, идущих в Иерусалим; так как он намеривался на этот раз торжественно вступить в сей город.

Ученики, представляя себе опасность появления в Иерусалиме после того, как там столько были вооружены против Иисуса, шли в страхе и беспокойстве (Марк. 10:32). Сам Господь шел впереди. Вскоре соединились с прочими путешественниками в Иерусалим. Имя Иисуса, известное всякому, начало приводить в движение поклонников. Это могло затмить в умах учеников страх опасности и даже разогреть их собственные мечты о царстве Мессии. Тогда Господь, отозвав своих ближайших учеников, именно 12, от прочих, стал говорить им в предостережение, что именно ожидает его теперь в Иерусалиме. Он сказал им, что он будет предан в руки своих врагов, в руки самого Синедриона, что Синедрион (первосвященники и книжники) осудят его на смерть, однако же сами не предадут Его смерти, а предадут Его в руки язычников т.е. римскому начальству над Иудеей. Но и язычники не вдруг исполнят над ним приговор Синедриона, но наперед поругаются над Ним, будут бичевать Его, оплюют Его и потом уже умертвят Его. Все это, прибавил Господь, должно совершиться во исполнение пророчеств: а в заключение всего Сын Человеческий воскреснет из мертвых в третий день (менее, чем Лазарь, будет в гробе). ⁵²

Сколько ученики ни были приготовлены к печальным ожиданиям последними двумя посещениями Иерусалима, но слова Иисуса о своих страданиях и смерти все еще оставались для них загадочными. Главное недоумение состояло в том, кто осмелится подвергнуть Его мучениям; это было уже видно: но как эти страдания согласить с мыслью о Мессии, за которого ученики признавали Иисуса? Немногие могли знать необходимость их служения Мессии с несомненной достоверностью, хотя не постигли еще внутренней связи славы Мессии с Его страданиями. Только Петр, Иаков а Иоанн, удостоенные видения славы Господа преобразившегося, слышали из того мира, из уст Моисея и Илии, об исходе Его в Иерусалиме, и глас, слышанный из-за облака, еще сильно гремел в ушах их: сей есть Сын Мой возлюбленный. Того послушайте. И так эти три апостола конечно более других были готовы принять слова сии. Кажется это и было так. Двое из них, Иаков и Иоанн, несмотря на такое ясное и подробное предсказание о страданиях, тогда же вместе с Матерью приступили к Господу с просьбой, чтобы, когда откроется царствие Его, которого славу они предвкусили во время Его преображения, Он позволил им занять престолы близ Него, одному по правую сторону, другому - по левую. Мысль о престолах подали им собственные слова Господа, не в давнее время сказанные по поводу вопроса Петра: се мы оставихом вся, что убо будет нам? Но желание первенства над другими это было собственное их желание, вероятно усиленное их матерью Саломией, сопровождавшей Господа из Галилеи. В особенности просьба их была обидна для Петра. Но на своей стороне они имели то, что Господь оказывал особенную любовь к Иоанну, и что взаимно сами они питали к Нему пламенную любовь и ревновали о Его славе, хотя не всегда согласно Его духу: между тем Петр в един раз имел несчастие быть названным от Господа сатаной, и забыв достоинство своего Господа подвергнул Его общей дани. - Как бы то ни было, но в этом желании не доставало смирения, правильного понятия о царстве Христовом. Услышав их просьбу, Господь прежде всего сказал: могут ли они пить ту чашу, какую Сам Он намерен пить и креститься крещением, которым Сам крестится? - Ученики отвечали с решительностью, что могут. (Ответ их показывает, что в это время, до наступления страданий Господа, они не отвергали совсем мысль о страданиях Мессии, чтобы войти в славу Свою. Иное дело после, когда смутные обстоятельства все превратили в их душе). - Хорошо, отвечал Господь, это и получите. Что у Меня теперь есть в руках, то и даю вам; но престолы назначить это не в Моей власти. - Впрочем этим не все это кончилось. Узнав о прошении сынов Зеведеевых, прочие апостолы изъявили на них неудовольствие. Тогда Господь, подозвав к Себе всех, объявил им, что в Его царстве не должно быть такого преобладания и господства, какое примечается в земных царствах, что высший у Него не тот, кому все служат, но тот, кто сам всем служит, что только этой мерой смирения и любви можно приближаться к Нему, быть одесную Его и ошуюю Его; так как и Он Сам пришел на землю не с тем, чтобы требовать Себе услуг от людей, но послужить людям,- и, прибавил еще Господь, (воспоминая то, что прежде сказал сынам Зеведеевым о чаше страданий и крещении огненном), чтобы дать душу Свою для избавления (λύτροτ) многих. Одним словом здесь случилось тоже самое, что и в последнее время пребывания в Галилее. Там после первого опытного познания царства славы, здесь пред ожидаемым полным его откровением.

Исцеление слепого Вартимея

Сопровождаемый толпами, Господь с Своими учениками должен был проходить чрез Иерихон, находившийся часов на шесть пути от Иерусалима. Когда приблизились к этому городу, раздался голос: Иисусе, сыне Давидов, помилуй меня! Это был голос одного нищего, слепого, по имени Вартимея. Проситель прямо взывал к великому титлу проходящего Иисуса: сын Давидов, Мессия. Народ, рассуждая о величии Мессии по-своему, совсем не так, как сейчас говорил Он с Своими учениками, воспрещал слепцу нищему беспокоить Его своей докучливой просьбой. Однако же тот не переставал кричать: Сыне Давидов, сжалься надо мною. Наконец Иисус остановился, велел его привести к Себе и, спросив, что ему нужно, даровал прозрение.

Обращение Закхея

Другой опыт Своей снисходительности в том же городе Он явил к удивлению многих, одному из мытарей, хотя и богатому, но по мнению целого города человеку грешному, - Закхею. Господь нарочно созвал его со смоковницы, откуда смотрел он на проходящего Мессию - чтобы у него быть в доме. Закхей столько был доволен такой милостью, что для великого Посетителя обещался половину имения раздать нищим, а всякий ущерб, нанесенный другому, вознаградить вчетверо. Этого было достаточно к оправданию того, почему Господь удостоил чести дом сего мытаря. Обращая на сие внимание Господь сказал: ныне спасение дому сему. Да и почему же не так? разве Закхей не сын Авраама и недостоин (по любви своей к бедным) быть сыном Авраамовым? Но сын Человеческий за тем и пришел, чтобы взыскать и спасти погибшего (Закхея взыскал со смоковницы и изрек ему спасение в доме).

Раскрыв правильный взгляд на Свой поступок негодовавшим на Него, и замечая, что чем ближе они к Иерусалиму, тем более мысли народа и учеников Его увлекаются представлением об открытии его царства, Господь хотел еще дать ученикам Своим вразумление и, чтобы оно более могло занять их, нарочно облек его притчею. В той притче он раскрыл к охлаждению их мечтаний следующие мысли, - что в Иерусалиме Он встретит препятствия к открытию Своего царства; что поэтому Он должен будет оставить этот город и явиться там уже после для того, чтобы низложить сопротивление врагов Своих и открыть торжественно Свое царство; что между тем апостолы не должны оставаться в недеятельности и в праздности ожидать царства Мессии, когда оно откроется само собою, без всякого их труда и содействия, но должны деятельно трудиться для пользы сего царства. В этой притче яснее, нежели в других, сродных с ней, указывается на отшествие Господа от земли, Его прославление на небе и возвращение с судом над Своим народом для полного раскрытия Своего царства. В ней представляется богатый человек, идущий в отдаленную страну, ко двору сильного государя, чтобы получить от него право на управление своей страной и возвращающийся оттуда с титлом царя. Под образом этого человека Спаситель очевидно разумел Себя Самого, Свое взятие от земли в царствие на небе, пришествие с судом над отвергшимися Его Иудеями, не захотевшими, чтобы Он царствовал над ними. К раскрытию мысли о необходимости собственной деятельности апостолов и притом продолжительной, в притче сказано было, что тот богатый человек, отправляясь ко двору роздал десяти рабам своим каждому по мине для употребления в оборот, по возвращении, смотря по количеству прибыли, каждому раздал в управление соответственное число городов, а одного, не сделавшего из своей мины никакого употребления, лишил всего.

События в Вифании пред входом Господним во Иерусалим

На пути из Иерихона в Иерусалим, Господь должен был проходить мимо Вифании. Здесь Он приостановился: между тем толпы поклонников пришли в Иерусалим и разгласили там, что чаемый Мессия приближается. День тот был по всей вероятности суббота: потому народ оставался в покое, так как Вифания находилась от Иерусалима далее субботнего пути (1000 шагов).

Это было за шесть дней до Пасхи. В Вифании Он принял вечерю в доме Симона, некогда прокаженного. Марфа, по обычаю, занималась ее приготовлением. Восставший из гроба Лазарь находился за трапезой. (Почему Евангелист упомянул о нем? Для того ли, чтобы сказать, что он был совершенно здоров, или для того, чтобы указать на это, как на особенность и просто заметить уважение, каким пользовался этот гость другого мира?) Тогда как одна сестра Лазаря служила Господу своими распоряжениями, относящимися до трапезы, другая - Мария, может быть не успев возблагодарить Господа за возвращение к жизни брата в свое время по причине поспешности отбытия Иисуса из Вифании, хотела вознаградить это упущение теперь. В обычае у Иудеев было умывать гостям пред вечерею ноги и мазать голову и ноги благовониями, Мария хотела сделать это теперь в честь своему Благодетелю. Не рассчитывая, что это будет стоить, она принесла сосуд с миром из нарда, самым лучшим и драгоценным, и возливая его на главу и ноги Господа, в знак своего пред Ним уничижения отирала их своими волосами. Не все смотрели на это одинаково. Ученикам казалось, что лучше было бы продать его в пользу нищих. Недавний пример Закхея и всегдашнее их расположение помогать нуждающимся - было к тому достаточным побуждением. Но у одного из этих учеников была и другая мысль при таком предположении. Этот ученик, носивший с собой небольшую кассу своего общества, думал получить в свои руки миро для продажи и употребить деньги для раздачи нищим. Забота о нищих была одним предлогом: а на самом деле он надеялся сам чем-нибудь попользоваться из этой суммы. Господь однако же защитил Марию, отринув самую благовидную причину, какую имели прочие ученики, и постоянно стараясь внушить им мысль о Своем удалении от них, сказал, что нищие всегда с ними, а Он с ними не всегда, и присовокупил, что Он принимает это помазание от Марии за приготовительный обряд к погребению. Если для погребения не жалеют больших трат, то нечего жалеть и теперь. Для Меня конечно вы не будете столько расчетливы.

Вход Господень во Иерусалим

По окончании покоя субботнего народ стал приходить из Иерусалима в Вифанию. В Иерусалиме уже многие собрались на праздник в намерении приготовиться в остающиеся дни к его празднованию известными очищениями и обрядами. На этот раз влекло всех сюда желание не только видеть Иисуса, но и Лазаря и увериться на месте в его воскресении. На утро новые толпы шли сюда из Иерусалима. Наконец Господь вознамерился Сам идти туда.

При таких обстоятельствах Его вступление в Иерусалим по необходимости должно было иметь много особенного против прежних примеров. Народ с восторгом узнал о намерении воскресителя Лазарева и готов был сопровождать Его торжественно, достойно Мессии по их понятию. Однако Господь, если бы не хотел или не имел в виду ничего подобного, то легко бы мог уклониться от такого торжественного входа. Он мог вступить в Иерусалим тайно, с одними учениками Своими, или без них, даже не ходить в Иерусалим при таком опасном положении дел. Нет, Он считал это нужным и даже нельзя сказать того, чтобы Он только воспользовался этими обстоятельствами, как случайными. Напротив, это вытекало уже из предшествующих Его действий. В Иерихоне было нечто подобное этому. Еще более Он показал намеренность сего действия в том, что несмотря на близость расстояния Вифании от Иерусалима, велел двум ученикам идти вперед Себя и при спуске с горы Елеонской к Иерусалиму, в селении Виффагии приготовить Ему ослицу и осленка. Ученики постлали на них свои одежды. Иисус воссел на молодого осла, который еще не был употребляем ни на какие работы. Явно, это было в соответствие пророчеству, которое в таком именно виде представляло явление Иерусалиму Мессии и вообще в Нем царя мирного и кроткого, который нарочито избрал Себе это животное, как символ мира, а не как символ брани (Захар. 9:9-10). В таком положении Он становился для всех видимым - и это еще более усиливало восторг народа. Одним словом, все действие это со стороны Спасителя было ответом для многих на вопрос: Мессия ли Он? После этого нельзя было сомневаться, что Он хотел Себя таким показать народу. Но в то же время хотел быть Мессией не в народном смысле. Поэтому Он охотно принимал все радостные изъявления чувств, хотя Своим убогим видом и много умерял жар нетерпеливого восторга. Народ увидев, что Господь воссел на осла, принял это за знак торжественного шествия к Иерусалиму: громкие восклицания стали оглашать воздух: Осанна т. е. спасение Ему, Сыну Давидову. Благословен Царь, грядущий во имя Господне. Мир на небеси и слава в вышних (из Пс. 117:25 , который употреблялся на пасхальной вечери и содержал в себе другие указания на времена Мессии).

Фарисеи, вмешавшиеся в толпу народа, советовали было Господу прекратить эти крики запрещением! Но Господь отверг это требование. "Я вам говорю, - сказал Он, - что ежели эти люди будут молчать, то камни заговорят". Этим давал Он разуметь, что настоящее событие содержит в себе столько высокого, столько отрадного для всего человечества, что самые холодные, черствые люди не могут не чувствовать побуждения к торжественной радости.

Но сколь мало Сам Он питался этим народным восторгом, об этом свидетельствовали слезы Его, когда Он увидел Иерусалим. Какой скорбью объято было сердце Его, полное любви и сострадания, полное сочувствия горестям человеческим, когда очам Его предстал Иерусалим, в котором Он так часто призывал народ к покаянию и который должен предоставить погибели, его ожидающей за его развращение: "о если бы хотя ныне узнал ты, что служит к спасению твоему!" взывал Он с плачем к Иерусалиму. "Но ныне это сокрыто от очей твоих". Тогда как этот город думал торжествовать с царем своим, видеть себя выше всех врагов своих, сам Царь возвещает ему стенание, разорение, истребление от врагов. Эти стены теперь благоденствующего города тогда будут окружены войсками, окопами, а потом разорены, так что не останется камня на камне. Эти веселые торжествующие толпы тогда не будут ликовать, как теперь: истребление постигнет даже детей! - За что же все это? Нужно ли было радушнее приема, какой оказывал теперь Иерусалим Иисусу-Мессии своему? - Господь видел, что народ хотя и радуется, но радуется доколе сам еще не зная чему. А руководители народа, совсем далекие от этой радости, дышали другими чувствами к Нему. Он видел уже, что скоро это "осанна" превратится в " распни Его" и Царь Израилев будет повешен на кресте. И слезы текли из очей Его.

Вступая в Иерусалим при восклицаниях всего народа, Тот, Кто хотел в сей день явить Себя Царем, давно желаемым, вшел во храм. Вступлением во храм, Он открыл Свое общественное служение: сюда пришел Он теперь как бы требовать отчета у прежних управителей дома Отца Своего, посмотреть, что они сделали вследствие первого Его требования, как исполнили они свое служение до сего времени, и потом определить окончательно, чего им надлежит ожидать за это. Храм был тогда не столько местом учения, сколько судилищем для приставников Его.

В храме нашел Господь опять тех же продавцов, то же множество животных, тот же шум и обман и снова изгнал нарушителей благоговения и оскорбителей святыни (в тот ли же, как у Матфея, или в следующий день, - как у Марка, - от этого действие не изменится в своем значении). В то же время, как Царь кроткий и спасаяй, Он не оставил ни одного больного без утешения и отрады; кто только находился в храме и требовал Его помощи, всем подал Божественной Своей силой исцеление. Восклицания торжественные не умолкали в самом храме; у больших переняли дети и даже младенцы приветствовали Спасителя своего: Осанна сыну Давидову. Всем было радостно: одним врагам Господа больно было слышать эти простодушные изъявления радости. Начальники храма и люди надменные своей ученостью, предложили Ему, чтобы Он унял по крайней мере детей, которые без смысла, сами, не зная что, кричат и лепечут... Нет, отвечал Господь, это не бессмысленные крики, а это отголосок чистого сердца, к которому и вам надлежало бы прислушиваться. Вам, знающим Писание, известно, что говорит Псалмопевец, - из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу. Слава Божия так живо ощутительна и для младенцев, что и дитя поет песнь Богу безыскусственную, но тем более искреннюю, сердечную, - и этими своими чувствами посрамляет противников Божиих.

Свидетели сего происшествия конечно, ожидали большего от событий настоящего дня: полного открытия царства Мессии в сей день. Но Господь сим торжественным вступлением только исполнил, что предсказано о Нем пророками и, не оставляя Своего смиренного вида, к вечеру удалился из Иерусалима. Враги ободрились. Прочие ожидали, что будет далее. В течение немногих дней, какие оставались еще Сыну Человеческому на земле, Он приходил поутру в Иерусалим и занимался с народом в храме, а прочее время посвящал Своим ученикам, с которыми обыкновенно уходил на ночь в Вифанию - к своим друзьям.

Проклятие смоковницы

На утро Он шел в Иерусалим с учениками, почувствовал голод: хотел удовлетворить его плодами смоковницы, которая виднелась вдали. Дерево было покрыто листьями: поэтому можно было ожидать от него плодов и в настоящее время около пасхи ⁵³. Но подошел Господь и не нашел ничего, кроме тех же листьев, которые видел издали и положил на нее проклятие, от которого она тотчас начала сохнуть. Действие было бы не объяснимо, если бы не заключалось в нем другого значения, если бы проклятие не падало на другой предмет, истинно достойный гнева Господня. И действительно, чтобы ученики не сочли сей поступок следствием одного личного Его неудовольствия и нетерпеливости, Господь повторил им прежнее наставление, что всякий раз, когда они будут просить у Бога что-либо, просили бы не только с верой, но и вполне примирившись со всеми оскорбителями и врагами своими. Тогда, говорил Он, не только такое чудо, как иссушение смоковницы, не будет для вас невозможно, но и более значительное. Что же значит это проклятие безвинной смоковницы? Правильный смысл его раскрывает притча Господня о смоковнице (Лук. 13:6). Смоковница, имевшая только листья, была принята Господом как символ Иудейского народа, которого благочестие все заключено в одной пышности обрядов, не производящей ничего стоящего внимания. Итак это дерево, не соответствующее своему назначению, не приносящее плода, наконец погибает: так и народ избранный, как более не соответствующий своему назначению, должен быть поражен судом. Это поражение приготовлялось издали: теперь наступает его кризис. Одним словом это действие проклятия смоковницы было притчей суда Божия над народом Иудейским, - которую Господь, в уверение Своих слов, предложил на деле, а не в словах только. Она осталась тогда необъясненной для того, что тайна, скрывавшаяся под ней могла быть слишком тяжкой для учеников, но в последствии должна была открыться. Стоили ли такого суда руководители народа, это покажут следующие события.

Притчи Господа, сказанные в обличение фарисеев и народа

Синедрион, уже положив умертвить Его, хотел только как-нибудь дать этому делу вид справедливости, искал случая обвинить Его с религиозной или политической стороны; хотел что-нибудь извлечь из Его слов, что могло бы подать повод к обвинению Его в неправомыслии церковном или к заподозрению Его в политических началах. Увидев Господа снова в храме, Синедрион немедленно чрез отряженных своих членов предложил вопрос: по какому праву Он берет на Себя такие дела? (Можно думать, вопрос этот относился не к тому только, что совершено во храме, но ко всему, что относилось до действий Его, как Мессии). Господь знал их тайные цели и вместо ответа предложил им самим вопрос, который был затруднителен для их коварной политики. Кто уполномочил Иоанна действовать так, как он действовал? Призвание его было ли просто человеческое или Божественное? Если бы они сказали последнее, должны были страшиться невыгодных выводов, какие можно было извлечь из их сознания. Но они страшились и отвергнуть это, чтобы тем не вооружить против себя простой народ, который чтил Иоанна за пророка. Итак они дали уклончивый ответ: не знаем, - и Господь признал справедливым в таком же тоне отвечать и на их вопрос. Между тем стоило им ответить искренно; тогда тем или другим путем они могли бы быть доведены и до ответа на предложенный ими самими вопрос.

Уклонившись от ответа, Господь обратил внимание на самый вопрос, к чему Синедрион делает эти допросы то тому, то другому, - то Иоанну, то Иисусу. Как будто он действительно желает знать посланников Божиих, а не выбирает пророков по своему вкусу. Это раскрыл Он в притче, которую Сам же объяснил. У одного владельца был виноградник, в который пригласил Он потрудиться двух сынов своих; один из них не обещался, но потам раскаялся и пошел; другой обещался, но не пошел. Который из них сотворил волю отца? спросил Господь. Первый, отвечали Ему. Тогда сказал Господь: истинно говорю вам: мытари и грешники предварят вас в царстве Божьем. Проповедь Иоаннова: "покайтесь" с призванием в царствие Божие - огласила всех и мнимых праведников и всеми признаваемых за грешников: последние пошли на зов его, хотя всеми отверженные едва и считали себя сынами царствия; другие, которые на словах всегда были первыми слугами его, первые отказались самим делом принять в нем участие. К чему и теперь этот вопрос? Разве узнав решительный ответ, фарисеи-праведники будут следовать за Сыном Человеческим? Принеся покаяние, сознают себя грешниками? Нисколько; они спрашивали с тем, чтобы найти предлог к умерщвлению Его.

Той же приточной речью Господь продолжал раскрывать, что из-за этого их упорства и злобного противления не только у них, но и у целого народа отнимается честь первого вступления в царство Мессии. Новая притча, сказанная уже не фарисеям только, но и народу (Лук. 20:9-19) заимствована была теперь от вертограда, в который Господин посылал не трудиться, а отдав его одним делателям, посылал только к ним за сбором доходов, посылал не один раз, а два и три; но злые приставники одних прибили, других умертвили, третьих каменьями закидали. Тогда послал Сына своего: но они положили и Сына его умертвить, чтобы насильственно овладеть достоянием Господина своего; и вот они взяли Его, - извели вон из вертограда и умертвили Его. Не было нужды пояснять эту притчу. Те, до которых она относилась, сами поняли, кто были эти приставники. Нельзя было не видеть и того, что Господь, отказавшись отвечать на вопрос о Своем праве действовать, как Мессия, усвоял именно Себе титло Сына того Господина и тем отличал Себя от всех рабов, прежде Его посланных. Только, чтобы подкрепить мысль об отвержении народа избранного за его упорное сопротивление, Господь привел слова пророка, псалмопевца, который давно предсказал, как чудно дело, что сами зиждущие отвергнут камень, который бы должен был лежать во главу угла, и прибавил, что найдутся для винограда Господня и другие делатели. Пользуясь сравнением, взятым из псалма, Он раскрыл ту же мысль под образом, употребленным в псалме: Падый на камени сем сокрушится, а на нем же падет сотрыет и (Первое сокрушение покаяния и вследствие того обращение к царству Мессии, второе сокрушение - суд Божий, - подобное виденному Даниилом, которое произошло от удара камня в ноги тела (Дан. 2:45 сл. Ис. 8:14-15).

Но вина, казалось, заключалась в одних руководителях народа? Господь дал на это ответ в следующей притче, в которой ясно раскрыл, как все Иудеи, званые на брак, отрицались от приглашения грубым и враждебным образом; они не считают стыдом повторять свои отказы на повторяемые приглашения; даже не хотят слышать их, показывают явное презрение к ним. Различие между ними только в том, что одни погруженные в земное, равнодушно пропускают мимо себя проповедь о таком царстве, которое не удовлетворяет их чувственным потребностям; а другие, враждебные фарисеи и их партия - явно ругаются и даже умерщвляют рабов царя, приглашавшего их на вечерю т. е. посланников Божиих, чрез которых они призывались в царство. Отсюда и суд над народом и городом т. е. истребление убийц пророков и Самого Господа и - разрушение Иерусалима. И так как граждане разоренного города не могут более быть приглашены на брачную вечерю - в царство Мессии - то, по разрушении города, Царь посылает Своих рабов на распутья, где встречается много проходящих людей.

Все это было пророческим указанием на то, что по разрушении Иерусалима и по отвержении древнего избранного народа, должны быть избраны новые члены царства Божия из всех народов, доселе остававшихся вне призвания.

Впрочем, чтобы не подать повода к той мысли, будто теперь по крайности всякие люди могут занимать место на вечери, Господь дополнил Свою притчу новыми обстоятельствами, которых смысл кратко выражен в сем изречении: много званных, но мало избранных. Многие по своему внешнему призванию будут членами царства Божия - в его внешнем явлении (видимой церкви), но не будут избраны в действительные члены царства Божия, но недостатку в них нужных для того расположений. Это люди, которые пришли на брачную вечерю и просидели на ней в том же платье, в каком захвачены на пути, - не переменившие своего сердца и жизни.

Ответы на вопросы фарисеев и саддукеев

Вся эта беседа, в которой заключались притчи, содержащие в себе не столько учение, сколько приговор высший, для всех еще тайный, Господу известный, представляла ясный отчет о проклятии смоковницы и вытекала из самой встречи Господа в Иерусалиме; она началась с искусительного вопроса Синедриона: по какому праву творишь Ты это? Не уловив благоприятного ответа к обвинению Господа с религиозной стороны, фарисеи стали искать других вопросов - с политической стороны.

Фарисеи и принадлежащие к партии Ирода Антипы, заботившиеся всего более о сохранении политического спокойствия, чтобы не подать Римлянам никакого повода к невыгодным подозрениям, - соединились между собой и вместе условились предложить Иисусу такой вопрос, который бы но необходимости заставил Его сказать что-нибудь противное их религиозным или политическим началам. Как будто желая поставить Его своим судьей в споре, они спросили Его: так как Он говорит истину, не обращая внимания на важность лица, то решил бы теперь: по праву ли платится дань Кесарю? Если бы Он каким-нибудь образом отверг правоту этой обязанности; то этим подал бы повод - представить Его римскому начальству, как человека опасного в политическом отношении, который располагает народ к отпадению. С другой стороны - если бы Он признал эту обязанность во всей ее силе, то можно было бы из Его слов извлечь такое заключение, что Он оскорбляет достоинство народа Божия, отказывается от права Мессии (по понятию народа) - даровать Иудеям господство над всеми народами. - Но Господь прежде ответа потребовал Себе динарий: чей образ и чье имя написаны на этой монете? Они не могли скрыть, что это образ и имя Кесаря. Если эта монета римская, то значит вы зависите от Римлян; когда так, то должны им повиноваться, - давать им дань; ежели теперь такая монета имела у них ход, то это было деятельным признанием политической зависимости от римской империи; отсюда сама собой открывалась необходимость исполнять все обязанности, основанные на этой зависимости. Выводя такое заключение, Господь ничего более не сказал, как только: "воздавайте же Кесарю, что Кесарево, и Богу - Божие". В этих словах дал Он разуметь, что 1) собственно в гражданские дела их Он не вмешивается, - тогда как они этого наиболее ожидали от Мессии; 2) обязанность воздавать Кесарю Кесарево не противоречит обязанности воздавать Божие Богу, но еще на ней основывается; 3) что Богу надлежит воздавать именно то, что есть Божие: весь человек, созданный по образу Божию, принадлежит Богу, - есть Божий, - и Ему должен быть посвящен; на воздаянии Божьего Богу не только утверждается обязанность воздавать Кесарево Кесареву (так как и сия обязанность проистекает из отношений, утвержденных Богом), но им определяется и надлежащие границы сей обязанности.

Когда фарисеи приведены были таким ответом в молчание, - противная им партия Саддукеев (из того же Синедриона), радуясь их посрамлению, тотчас предложила Ему вопрос с своей стороны, касающийся учения о воскресении мертвых, которое они отвергли на основании выводимых ими нелепых последствий. Как действовал Господь в Своих обличениях против фарисеев, так поступил Он и в настоящем случае, исторгнув самый корень мнения, ими опровергаемого. Они указали на пример одной женщины, которой по закону ужичества привелось быть женой семи братьев. Он показал Саддукеям, что заблуждение их проистекает из того, что они 1) не разумеют Св. Писания, во 2) не разумеют всемогущества Божия. Если бы они правильно понимали по крайней мере те книги, какие допускают - не букву только их, но и дух: то приметили бы необходимую связь между религиозным учением, в них содержимым, и верой в вечное личное бытие человека. Если бы разумели всемогущество Божие, то не предполагали бы, что будущее бытие человека совершенно подобно в своих формах и отношениях настоящему, но согласились бы, что Бог может даровать бытию человека преображенный, прославленный вид. Потом Он раскрывает, что жизнь будущая должна быть сообразна с жизнью высших духов. Подтверждая первую мысль, Он указывает на часто встречающиеся в книгах Моисея выражения: Бог Авраамов, Исааков и Иаковль. Как мог бы Бог входить в такие тесные отношения к людям и известным людям, давать им такое высокое значение и достоинство, что назывался их Богом, если бы сии люди были только преходящие явления, а не существа, назначенные для вечности.

Так как Господь отразил эти искушения, некоторые благорасположенные люди сами приняли Его сторону, и один из них хотя и не признававший Его за Мессию, но признававший Его за свидетеля истины, предложил Ему вопрос не столько с тем, чтобы узнать Его мысли, сколько для того, чтобы засвидетельствовать свое согласие с Ним в вопросе, немаловажном в нравственном отношении. Учитель,- спросил он, - какая большая заповедь? Иисус отвечал: все заключается в двух главных заповедях: люби Бога больше всего, и ближнего как самого себя. Первая есть большая, вторая - подобная ей заповедь. Книжник подтвердил это и прибавил, что любовь выше всякой жертвы. Видно было, что этот книжник понимал, в чем состоит истинное благочестие. Господь с любовию сказал ему: ты не далек от царствия Божия. Не то, чтобы этот человек своими делами заслужил участие в царствии Сына Человеческого, во что трудясь в таком духе, он может скорее других познать необходимость Искупителя и соделаться таким образом членом Его царства, в которое призываются все труждающиеся и обремененные.

Между этими беседами коснулись вопроса о лице Самого Мессии. Господь Сам спросил находившихся вокруг него фарисеев: каким образом Мессия называется у Давида, по вдохновению Духа, сыном Давидовым и в тоже время Господом Его? Вероятно этот вопрос предложил Господь с намерением подкрепить из Писания Свое учение о высшей, Божественной природе Мессии, отвергаемое слепыми ревнителями буквы, - как во время праздника кущей, - и обновления храма. Но вопрос остался без ответа. Как относительно Иоанна они не хотели отвечать, чтобы поневоле не противоречить самим себе, так не хотели дать ответа на вопрос о Самом Мессии.

Обличительная речь Господа против фарисеев и священников храма

Как Господь чуждался суесвятства фарисейского, так не оставлял Он ни одного случая показывать ученикам, что единственно одно искреннее расположение дает цену делам благочестия; оно всякому может дать великое достоинство: без него не может быть ничего великого. Это дал Он разуметь и теперь, обратив внимание на приношения богачей убогой вдовицы в корвану храма.

После всего этого Господь оставил храм с грозным обличением против фарисеев и священников храма, виновников развращения народа - и с угрозами наступающего суда Божия. Оканчивая Свое земное поприще, Он сказывает, что и впредь Он будет действовать между ними чрез Своих посланников; но фарисеи будут преследовать и их, подобно как прежних свидетелей истины, что этим они дополнят меру беззаконий отцев своих, - и тогда откроется суд Божий над нечестием Иерусалима. Указывая на будущее, Он торжественно говорил: вот Я посылаю к вам (еще раз) пророков, мудрых и книжников, - и вы одних убьете и распнете (Симеон, брат Господень, Евсев. 10:32), других будете бичевать в синагогах ваших и гнать из города в город. Этим довершится мера беззаконий отцев ваших и на вас падет вся кровь праведников, пролитая в древние времена (пределами отмщения поставляется первое и последнее лица по книгам В. З., невинно умерщвленные).

Эту обличительную речь Господь заключил словами, исполненными глубокой скорби об Иерусалиме, оправдавшимися и оправдывающимися досель со времени самого разорения Иерусалима и имеющими вполне оправдаться только с последним судом: "Иерусалим, Иерусалим, избивший пророков и камнями побивавший посланных к тебе! Сколько раз Я хотел собрать птенцов твоих под Свои крылья, - и вы не хотели. Теперь Я оставляю дом ваш пустым, - ухожу, - не увидите Меня, доколе не воскликните: благословен грядущий во имя Господне!" Здесь Он без сомнения указал на последнее откровение Своего царственного величия.

Эта угроза особенно тяжело пала на сердце учеников веривших в ее исполнение, но жалевших Иерусалим и не понимавших, как это согласить с их представлениями о царстве Мессии. Когда оставили они храм и Господь услышал от Своих учеников замечание о великолепии храма, которое особенно представлялось с Елеонской горы, куда они шли, тогда открыл им, что от всего этого блеска и великолепия ничего не останется в предстоящее разорение. Ученики пожелала знать об этом что-нибудь обстоятельнее и когда остались одни с Ним на горе Елеонской, предложили Ему вопрос о времени, когда последует этот страшный переворот. И так как доселе не видевшие еще открытия царства Мессии, как желали и как ожидали, не видели и признаков окончания того порядка вещей, какой существовал и который с наступлением царства Мессии, по понятиям Иудеев, должен был совершенно измениться: то спрашивали вместе: по каким признакам можно определить, когда откроется Его царство и наступит кончина мира?

Беседа Его с учениками о разрушении Иерусалима и пришествии Своем на суд

Ни нужды учеников, ни настоящее их состояние не требовали того, чтобы открыть им весь ход дела, соединенного с явлением Его царства. Потому Господь раскрыл пред ними будущее только в такой мере, в какой это было нужно для разрушения их ложных мнений и для предостережения от соблазнов грядущих времен, а чрез них для предостережения и прочих верующих. "Он отойдет к Своему Отцу, - вместо Его будут являться там и здесь другие люди под Его именем. Не верьте; Он не так должен явиться теперь на земле. - Начнутся брани - и это еще не кончина мира. Брани распространятся повсюду, настанут язвы, голод, землетрясения: все это еще начало болезней (терпите). Особенно тяжка будет судьба учеников Господних (кто бы они ни были): убийство, ненависть, измены, соблазны - все грозит им. Оскудеет правда и любовь даже между ними. Все это будет означать приближение кончины. Но она настанет уже тогда, когда Евангелие будет проповедано всей твари (Мф. 24:4-14).

Изобразив в таких чертах ряд грозных явлений, Господь остановился особенно на ближайшем явлении страшного суда Божия, над тем, что будет с Иерусалимом. "Что касается до Иерусалима, сказал Он, то близость его разрушения несомненна, когда, по слову пр. Даниила, мерзость запустения явится на месте святом. Тогда, кто хочет спастись от истребления, беги немедленно из Иудеи. Оставшиеся здесь подвергнутся такой скорби, какую не испытывали еще от начала мира. Тогда будут свои лжемессии, но им не верьте. Сын Человеческий явится как молния не в каком-либо определенном месте или виде, но как суд Божий (Мф. 24:15-28). Он явится в полном откровении Своей славы, когда наступит кончина мира (29-31).

Теперь признаки наступления той или другой эпохи замечаются в самих событиях и как, смотря на смоковницу по мягкости ее ветвей и по явлению листьев, можно судить о близости лета, так по указанным признакам тех событий можно судить о близости того или другого явления. Что касается до Иерусалима, Господь благоволил сказать еще определеннее, что не прейдет этот род, как все сказанное теперь об Иерусалиме исполнится. Слова Мои непреложнее неба и земли. - Но нельзя определить ни дня, ни часа, когда именно сие будет (32-36).

Остановившись на этом, Господь с особенной силой старался раскрыть ученикам, сколь необходимы при таких обстоятельствах с их стороны бдительность, деятельность, верность. Итак бдите: потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет. Вы остаетесь хозяевами дома без Меня: хозяин дома всегда бдителен, потому что всякий час может опасаться, что тать придет и подкопает его дом. Или лучше - ваше положение, по удалении Моем, положение рабов, которым господин вверил дом на время своего отсутствия. Каково будет рабу, если господин застанет его беспорядочно расточающим его имение: и как напротив блажен приставник дома, если господин ни от кого не услышит жалобы на него, все будут им довольны (42-51). Надобно быть деятельным в свое время. Когда придет Сын Человеческий, тогда будет уже поздно заботиться о том, что нужно приготовить к Его пришествию. Не будьте как девы буия, будьте как девы мудрые (25:1-12). Не должны пренебрегать даже и малым дарованием. Взыщется не только за утрату, но и за не употребление в дело, за не приращение и единого таланта (13-30). В заключение Господь присовокупил, что когда придет Он в славе Своей, тогда не оставит без награды ни одного благодеяния во имя Его, сколь бы ни были низки и незначительны те люди, которым оно сделано. Всякое благодеяние в лице их принимает Он Сам, и с другой стороны не оставит без суда наказания тех, которые по надмению и жестокосердию не захотели бы знать никаких нужд человеческих, думая только об удовлетворении своих потребностей. Для первых наградой будет вечное блаженство; для последних наказанием вечные мучения с диаволом в геенне огненной (31-46).

Желание Еллинов видеть И.Христа и молитва Его к Богу Отцу

Между многочисленными толпами посетителей Иерусалима, собравшихся на праздник, были и язычника, которые исповедали веру в Бога истинного и в известные времена приходили в храм для совершения жертв и молитв, вероятно прозелиты врат. Торжественное вступление Иисуса в Иерусалим и другие Его действия заставляли их остановить особенное внимание на Нем. В Его слове душа их могла найти удовлетворение. Они желали лично узнать Его, но не смели сами непосредственно к Нему обратиться и просили одного из учеников (Филиппа) представить их своему Наставнику. В этом опыте Господь видел предзнаменование великих последствий, какие должны произойти для человечества от Его страданий в отношении к нравственному преобразованию рода человеческого, к распространению церкви Божией. "Наступило время прославления Сына Человеческого, сказал Он. Сын Человеческий прославляется на небеси, страданиями Он возводится в славу, прославляется на земли, приобретая Своими действиями последователей Себе между язычниками". Отсюда переходит к мысли о необходимости Его смерти, чтобы прославление истинно совершилось. Как семя, доколе не будет брошено в землю, дотоле пребывает одно, но когда умрет, то приносят великий плод: так и жизнь Божественная. Все блага духовные, которые принес Он с Собой, доколе Он пребывает в настоящем Своем земном образе, заключены только в Нем одном. Но когда эта земная оболочка, в которой заключена жизнь Божественная, раскроется, тогда сия жизнь удобнее может сообщиться для многих. Здесь заключалась и та мысль, что как Он страданиями входит в славу, так и Его ученики не должны ожидать себе какого-нибудь земного славного царства, но только тем же путем и они могут возвыситься к предназначенному им достоинству, каким Он Сам, - страданиями и самоотвержением. Кто ставит свою земную жизнь за высочайшее благо, хочет навсегда удержать его при себе, тот потеряет его; а кто свою жизнь ни во что ставит для царствия Божия, тот сделается участником истинной вечной жизни. Указав сии последствия, Господь присовокупил: кто Мне служит, Мне последуй. И где Я, там и слуга Мой будет. Но с представлением славы, которая последует за страданиями, невольно возникало в душе Богочеловека и смущение, скорбь. Иисус праведный должен страдать! Но Он не стал просить Отца Небесного, чтобы Он избавил Его от этой смертной борьбы. С полным сознанием смотрел Он на этот час борьбы, как на необходимый переход к окончанию Его дела и все Его чувства и желания сосредоточивались в одном, чтобы Его страдания послужили к славе Отца Его. И когда Господь изрек сию молитву тайного жертвоприношения, те, которые имели сердце способное к принятию святого, услышали глас с небеси, который запечатлел сию молитву; Я прославил имя Мое чрез Тебя и еще прославлюсь чрез Тебя. Уже вся земная жизнь Иисуса до сего времени служила к прославлению имени Божия; а Его страдания и последствия их еще более должны служить к прославлению Бога Отца - самим основанием царства Божия. Сам Он в этом гласе не имел нужды, потому сказал: не для Меня был глас сей, но для народа, - и объяснил, каким образом Бог чрез Него еще будет прославляться, смерть Его есть не уничтожение Его дела, но торжество Его. В совершении Им Своего дела заключается приговор осуждения для мира - для всего, что не от Бога. Царство зла потрясается. Сатана низвергается с своего престола владычества над родом человеческим: язычники сами начинают обращаться от области сатанины к Богу, а когда Я вознесусь от земли, прибавил Он, тогда всех привлеку к Себе.

Наконец Свою общественную деятельность Господь заключил предостерегательными словами к народу: "одумайтесь, доколе есть еще время; не долго еще свет Божественный остается между вами: употребите это краткое время на то, чтобы расположить себя к принятию света Божия с верою; постарайтесь соделаться сынами света, чтобы, отчуждившись от света, не погрузиться навсегда во мрак и неудержимо идти к своей погибели".

Рассмотрение вопроса о побуждении Иуды предать своего Учителя Иудеям

Теперь мы должны обратиться к темным делам тьмы, от коих предостерегал Спаситель Иудеев, - к злым совещаниям Иудеев против Иисуса. Здесь первое внимание надобно обратить на того ученика, который послужил орудием к исполнению злых намерений Иудеев. Какое побуждение имел этот несчастный ученик, когда предавал своего Наставника на жертву Иудеям? Вопрос этот не легко разрешить. Как, в самом деле, ученик, причисленный к лику апостольскому, который мог ежедневно испытать на себе впечатления Божественной силы, действовавшей в Иисусе Христе, был свидетелем дел Его могущества, столько имевший опытов Его любви, мог решиться на такой ужасный шаг, на такое нечестие? Без сомнения, он пристал к обществу учеников, не имея в начале намерения предать Иисуса, но так же с искренним расположением, как и прочие апостолы. Конечно и Господь в нем видел способного быть достойным апостола: иначе Он не допустил бы его в близкое общение с Собой, не обращался бы с ним, как и с прочими апостолами. Этим еще не исключается возможность и того предположения, что были однако же в характере Иуды и дурные черты так же, как и добрые и, без сомнения, Господь столько же видел и эти семена зла, сколько начатки добра: только борьба зла с добром еще не была решена и можно было надеяться, что доброе возьмет верх над злым. Спрашивается: какое же было господствующее в Иуде злое расположение, из которого проистекло предательство? Отыскивая исторические указания для разрешения этого вопроса, естественно прежде всего обратить внимание на сребролюбие; Евангелист Иоанн замечает, что Иуда имел при себе денежный ящик, в котором хранилась небольшая касса учеников Господних и что он не был верен в исполнении своей обязанности, но пользовался суммой тайно к своему обогащению. С этим замечанием хорошо соглашается и то обстоятельство, что, по единогласному свидетельству трех первых Евангелистов, Иуда условился за известную сумму предать своего Учителя Синедриону. На основании такого соображения мы могли бы заключить, что эта алчность корысти возросла в нем до такой степени, что для удовлетворения ее он не устрашился такого злодеяния.

Но с этим предположением трудно согласиться. Если бы в Иуде до такой степени преобладало над всем корыстолюбие, то невероятным представляется, чтобы Господь принял такого в число Своих учеников. Так глубоко проникая в сокровенные чувства каждого и умея употреблять каждого на то, в чем кто более может оказать пользы: как Он допустил такого человека до заведывания кассой? И если Иуда единственно по сребролюбию предал своего Учителя Иудеям, то трудно объяснить, почему он удовлетворился такой малой суммой, как тридцать саклей, или сребренников. Можно думать, что Синедрион, имея в виду захватить, кого желалось, до начала пасхи, не поскупился бы дать и более, если бы Иуда потребовал. Разве допустить предположение, что Синедрион поскупился или потому, что имел в виду другие способы захватить Господа, не соглашаясь дать Иуде более, или рассчитывал на характер действий Самого Господа, что Он не воспользуется для Своего защищения никаким стечением народа. Как бы то ни было, столь малозначительная сумма не могла быть единственным побуждением такого действия Иуды. Да и мала ли, велика ли была сумма, во всяком случае надобно допустить, что человек, который пользовался близостью к своему учителю и по крайней мере считал Его Мессией некоторое время, уже довольно времени должен был находиться в других к Нему внутренних отношениях, чем прежде, или чем прочие ученики. Таким образом может статься, что и не сребролюбие было главным побуждением предательства.

Да и точно ли Иуда предвидел исход дела? Его неестественная смерть, это наложение рук на себя, когда увидел он, что Иисус осужден на смерть, по-видимому, дают право заключать, что Иуда на это не рассчитывал.

Есть предположение, что Иуда предполагал ускорить течение дела: поставив Иисуса в опасное положение, он думал Его вынудить к немедленному объявлению Себя Царем-Мессией или к употреблению Божественной силы для торжества над всеми препятствиями. И от того, когда дело получило совсем иной оборот, Иуда, видя, что Тот, Которому сердце его некогда было предано, осужден, пришел в такое отчаяние. Такой образ действования нельзя не назвать преступным. Цель не освящает противонравственных средств. И можно ли так обращаться с делами Божиими!

Что думать об этом предположении? Если бы Иуда следовал таким воззрениям, хотя и незаконным, то конечно Сам Господь не допустил бы его увлечься такой мечтой до ослепления. Еще: допустив такое предположение, никак нельзя согласиться, чтобы Господь, заметив намерение Иуды удалиться с вечери, сказал ему такие слова, какие приводятся у Евангелиста. Они прямо приняты были бы за одобрения: еже твориши, сотвори скоро.

Кажется надобно допустить, что Иуда, как и другие апостолы, пришел к Господу с земными видами, с чувственными надеждами. Но потом скоро в них разочаровавшись, вообще охладел к делу, которым увлекся в начале. Еще за год до Своей кончины, Господь после известной беседы в синагоге Капернаумской, когда многие оставили Его, заметил ученикам, что и между ними есть диавол, разумея Иуду. Конечно и Петру было сказано: иди за Мною, сатана; ты не мыслишь, яже суть Божия, но человеческая (Мф. 16:2-3). Но сердце Петра легко склонилось к раскаянию. Сердце же Иуды было черство. Отделившись от общества Иисусова, связанный с ним только земными интересами, Иуда давно уже перестал быть учеником Его и только выжидал случая благовидно отстать от Него. Господь терпел его при Себе частью в намерении подействовать на его душу, частью потому, что предвидел Свою судьбу, связанную с его личностью ( ведяше бо искони Иисус, кто есть предаяй его. Иоан. 6:64).

Предание Господа Иудой

Остается рассмотреть события последнего времени служения Господа. С того времени, как воскрешение Лазаря стало обращать на себя внимание народа, намерение Синедриона - погубить Иисуса - утвердилось. Не соглашались только еще в том, как это исполнить: хотели определить это, смотря по обстоятельствам. Еще неизвестно было тогда, придет ли Он в Иерусалим. Между тем, против ожидания Синедриона, Иисус не только явился в Иерусалим публично, в виду врагов, грозящих Ему смертью, но и вошел в него с такой торжественностью, как никогда. Господствующая партия фарисеев уже раскаивалась, что допустила зайти делу так далеко: "смотрите, говорили фарисеи между собой, все ваши совещания не ведут ни к чему, весь народ привязался к Нему, что теперь остается делать (Иоанн. 12:19)"? И стали думать, как бы взять Иисуса хитростью и умертвить (Мф. 26:4): неизвестно, рукой ли тайного предателя, каких тогда было много: или тогда уже составился план - хитростью захватить Его в свои руки и предать Его позорной смерти под законным предлогом. Но то было уже решено, чтобы исполнить это не в самый праздник, но или после праздника, или до него. Последнее более нравилось и было избрано всеми, когда один из самих учеников Господа Иуда Искариотский предложил им свои услуги (Мф. 26:14-16; Лук. 22:3-6). Условились с ним в цене и он обещался им предать своего Наставника и Господа.

Тайная вечеря

Тогда как прочие ученики ничего этого не знали, Господу все это было открыто и Он спокойно ожидал, когда придет час Его. Он предвидел, что оставит учеников Своих прежде, нежели наступит ожидаемый праздник и потому хотел дать особенное значение последней вечери Своей с ними, поставить ее в соответствие с пасхальной Иудейской вечерей или лучше - христианской новозаветной вечерей заменить ветхозаветную. Тринадцатого дня Низана Он находился вероятно в Вифании, чтобы вполне посвятить последние часы Своим ученикам. Но утром того дня послал Петра и Иоанна в Иерусалим, чтобы объявить хозяину того дома, где Господь намеревался совершить сию последнюю вечерю - о сем намерении и приготовить, что нужно для пасхи. Посылая двух вернейших учеников Своих, Он не объявил им имени его хозяина, - вероятно для того, чтобы не узнал его Иуда и не передал его первосвященникам. Господу нужно было, чтобы эта вечеря была совершена в невозмущаемой тишине.

Перед вечером Господь приходит в этот дом со всеми учениками Своими, и, когда наступило время, открывает вечерю вероятно, по обыкновенным пасхальным обрядам. "Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания" - были первые Его слова. Я уже не буду есть ее, доколе не настанет истинная пасха с полным откровением царства Божия (дондеже скончаются, πληρωϑή, т. е. το πάσχα (Лук. 22:15-16). Потом, по обыкновению, совершив благодарение Отцу Своему, избавившему народ свой от работы египетской рукою крепкою и мышцею высокою - над чашей с вином, - подал сию чашу ученикам, приказал разделить ее между собой, и снова заметил, что Он не будет пить от плода виноградного, пока не приидет царствие Божие (Лук. 17-18). Без сомнения и эта речь имела значение символическое и выражала для учеников по крайней мере то, что уже в последний раз они совершают так пасху, что в следующий год уже не будут ее праздновать, как ныне; что след. между настоящей и следующей пасхой должно открыться царство Мессии.

Мысль о близости откровения царства снова возбудила в учениках нетерпеливые мечты; снова родился между ними вопрос и спор о том, кто между ними больше? Господь припомнил им Свои наставления о различии Его царства от всех земных царств. Но чтобы ученики не впали в другую крайность, в уныние, прибавил: "так как вы пребыли со Мной в искушениях Моих, то Я завещеваю вам царство, как завещал Мне Отец Мой царство". И соединяя мысль о вечери "Новой Пасхи", которую Сам раскрыл пред сим, с мыслью о престолах, которых они желали, снова обещал им то и другое только без сомнения в том же смысле, в каком и прежде. Да ядите и пиете за трапезою Моею во царствии Моем и сядете на престолах судить 12 колен Израилевых. (Лук. 22:24-30).

Чтобы усилить наставление примером, Господь из возлежащего стал служащим (Лук. 22:27). После первой чаши у Иудеев следовало омовение рук для приготовления к снедению агнца. Обряд, не предписанный законом, основывавшийся на понятиях об осквернении. Господь опровергал это суеверное мнение прежде: едва ли следовал обычаю и в настоящем случае. Вместо сего сообразно с Своей целью: преподать урок смирения ученикам Своим Он предложил омовение не рук, а ног, и встав от вечери, - сложив с Себя верхнюю одежду и опоясавшись полотенцем, налил воды в умывальницу, приготовленную для омовения рук, и стал омывать ноги ученикам и отирать полотенцем. Видеть в таком положении Божественного Наставника для всех было странно, больно, не совместимо с тем чувством уважения и благоговения, с каким привыкли смотреть на Него. Однако при таком уважении никто не осмелился прекословить исполнению Его воли. Только пламенный, решительный Петр не мог подавить в себе этого волнения. И даже тогда, когда Господь после первого отрицания указал ему на то, что он еще не понимает значения этого действия, а уразумеет его после, еще не было побеждено его сопротивление. После того Господь сильнее сделал замечание против своеволия Петра: "если Я не умою тебя, то не будешь иметь части со Мною"; этим выражено требование полного отречения своей воли, предание себя в волю Христа, как необходимое условие истинного духовного общения с Ним; устрашенный такой угрозой Петр говорит: "если так, Господи, то омой не только ноги мои, но и руки, и голову (т. е. всего). Это не нужно, возразил Господь, как не нужно омывшемуся в бане, возвратившись в свой дом, снова мыться, но только омыть ноги, чтобы стереть прильнувшую к ним пыль. (В ком уже очищено главное и существенное - его сердце верой и полной преданностью слову истины, тот не имеет нужды в новом очищении от нечистот греховных). Так и вы чисты. Но поскольку нельзя было этого сказать об Иуде, то прибавил: но не все.

Окончив это дело смирения, Господь снова возлег на вечери с учениками Своими и объяснил им намерение этого поступка. "Если Я, Господь и Учитель умыл ваши ноги: так и вы должны умывать ноги друг другу... и блаженны вы, когда исполните то". Но мысль об Иуде снова заставила Его присовокупить: блаженны, - но не о всех вас говорю. Я знаю, кого избрал. - Впрочем и в этом случае слово Писания не нарушается, а исполняется; сказано: ядущий со Мною хлеб поднял на меня пяту. Такие намеки повторял Иисус с тем намерением, чтобы ученики не поколебались в вере своей, когда один из них будет орудием предательства, не подумали, что Наставник их Сам в них обманывался. Эту причину объяснил Господь, может быть, и для того, чтобы пробудить совесть Иуды.

Но когда Сын Человеческий представил Себе, как один из этих самых учеников, пользовавшийся особенной любовью Его, отречется от Него, и будет орудием врагов Его, то эта мысль смутила и Его дух. Он сказал яснее: один из вас предаст Меня (Иоанн. 13:21). Такое открытие привело всех в изумление: как из среды их предатель? Кто этот предатель? Господь продолжал: впрочем Сын Человеческий отходит, как писано о Нем. - Но, прибавил Он, горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше бы не родиться тому человеку (Мф. 26:21-24). Ученики пришли в уныние, смотрели друг на друга, все спрашивают: не я ли? Господь молчал. Но когда Петр дал знак Иоанну спросить об этом Господа, Иоанну, который занимал такое место, что мог склониться на грудь Спасителя и тихо говорить с Ним: тогда Господь отвечал ему (также тихо): это тот, кому теперь черед получить от Меня кусок агнца (а не хлеба, как в слав. переводе Евангелия Иоанна), омоченный в блюдо, и подал Иуде. Смущенный тайным разговором Иисуса с Иоанном, Иуда и сам с наглостью спросил: не я ли? Господь отвечал: ты сказал. - После этого им надлежало ожидать, что совесть Иуды пробудится и удержит его от исполнения его адского намерения; или он должен был скорее оставить сие общество и сделать последний шаг к преступлению. Он поднялся с своего места и Господь только сказал ему в напутствие: что делаешь, делай скорее. Эти слова не были повелением, напротив они могли произвести в душе, способной к принятию лучших впечатлений, благодетельный переворот. Но так как Иуда однажды решился на дело, так как это дело постоянно занимало его и в намерении его уже было почти совершено, то Господь этим обнаружил только то, что Сам Он уже готов с своей стороны на все, чему надлежит быть.

Когда Иуда удалился, чтобы объявить Синедриону, как он придумал предать Иисуса в его руки, смерть Иисуса уже была решена. В этом то смысле Иисус по удалении Иуды ⁵⁴ с торжественностью произнес: "Ныне прославился Сын Человеческий и Бог прославился о Нем". Теперь приносит Свою жизнь Сын Человеческий в славу Бога Отца и Бог Отец не оставит Его, прославит Его. Если Бог прославился в Нем; то Бог прославит и Его в Себе (у Себя έν έαυτώ) и вскоре прославит Его" (Иоанн. 13:31-32).

Установление таинства Евхаристии

Заключая эту пасхальную вечерю, Господь снова заметил, что Он сильно желал совершить с учениками Своими эту последнюю пасхальную вечерю, - и теперь уже не будет более пить от плода виноградного, доколе не будет пить нового вина в царствии Отца Своего.

Потом залог установления Нового Завета, который должен был заключиться пролитием собственной крови Искупителя, в залог Его всегдашнего общения с Своими учениками и со всеми верующими, Господь предложил новую чудную вечерю. Он взял круглый хлеб, совершил над ним благодарение Отцу и, разломив его на части, роздал сии частицы ученикам, говоря: приимите, ядите: сие есть тело Мое. Потом также благословив, подал чашу с вином, говоря: пийте от нея вси, сия есть кровь Моя Новаго Завета, яже за многия изливаемая во оставление грехов. И преподав заповедал: сие творите в Мое воспоминание.

Апостолы причастились теперь истинного брашна и истинного пива, которые доставляют вкушающему живот вечный в общении с Сыном Божиим, и которые Господь обещал дать всем, беседуя в синагоге капернаумской. Конечно и теперь, как и тогда глубина этого таинства оставалась непостижимой для их ума, все еще не свободного от понятий Иудейских. Но Господь предоставил раскрытие этого будущему времени. Между тем, даровав им в причащении залог Своего всегдашнего союза с ними, Он возобновил Свою беседу с ними, беседуя как установитель Нового Завета, прощаясь с ними, как Отец с детьми.

Прощальная беседа Господа с учениками

"Дети Мои, сказал Он, - еще немного Мне быть с вами и - потом вы будете искать Меня. Но как Я сказал Иудеям: куда Я иду, туда вы не можете идти; так говорю и вам теперь (хотя и не в одинаковом смысле). Установляя Новый Завет, (прощаясь), даю вам новую заповедь: любите друг друга так, как Я вас возлюбил. Господь назвал сию заповедь новой, характеристической заповедью Нового Завета, к учреждению которого относилась и установленная им вечеря, и который Он готовился заключить Своими страданиями. Хотя и в ветхом завете была заповедь - любить Бога паче всего и ближнего - как самого себя; но сия заповедь становилась новой с того времени, как Господь явил в Себе образец любви жертвующей собой для спасения братий; она должна быть душой нового общества, новой церкви. "Потому узнают все, что вы ученики Мои, ежели будете иметь любовь между собою".

Что наиболее поразило учеников и что произвело на них более глубокое впечатление,- это слова Его о Своем разлучении с ними. Петр в смятении спросил Его: "куда же Ты идешь, Господи?" Иисус в ответ объяснил ему несколько Свои слова: "куда Я иду, туда ты не можешь идти теперь, а после, прибавил Господь, пойдешь, указывая этим на то, что он некогда получит силу подражать Ему в страданиях, которой теперь еще не имеет. Смелый, готовый к скорому самопожертвованию, Петр недоволен был этим утешением в будущем. Не сознавая своего бессилия, он хотел следовать за Ним теперь, думая, что имеет силы для того: "я жизнь мою отдам за Тебя Господи", сказал он. Тогда Господь предсказал ему троекратное отречение от Него прежде, нежели алектор возгласит т. е. до полуночи.

Сердцеведец знал эту слабую сторону Петра, знал, что будет чрез несколько часов с этой горячей ревностью: "жизнь ли свою положишь за Меня? и теперь же? - Немного осталось времени до полуночи: а ты в это время успеешь три раза отречься от Меня". Но, продолжал Иисус, ныне особенное время - искушения не такие, какие были доселе - наступает время темной области. Сатана просит сеять вас, как пшеницу, т. е. он хотел бы не только умертвить Меня, но и рассеять в разные стороны ваше общество и тем уничтожить все дело Мое. "Однако Я, прибавил Спаситель, молился за тебя, Симон, и поручаю тебе братию, ты (после отречения) обратясь, утверди ее. Да, ныне, повторяю, особенное время. - Когда посылал Я вас без мешка и без сумы и без сапогов: имели ли вы в чем недостаток? - Нет, ни в чем!"

"Но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму (для запасов, которые прежде бывало везде находили); и у кого нет, продай одежду свою и купи нож. (Господь говорил не о перемене образа действования, но хотел этим выразить перемену в отношениях к ученикам прочих людей: прежде все им доставляли те, которым они проповедывали; теперь самим нужно будет заботиться и об одежде и о пище, и даже о безопасности жизни. Причина эта заключалась в мнении о Нем уже не как о Мессии, но как о злодее). - Я говорю вам, прибавил Господь, - должно исполниться надо Мной и этому слову Писания: и к злодеям причтен. То, что предсказано о Мне, приходит к окончанию.

Ученики не поняли этой приточной речи и Спаситель прекратил ее. Он избрал другую сторону, чтобы приготовить учеников Своих к тому, что должно случиться и поставить их в надлежащее положение, чтобы они могли сколько-нибудь удержаться в предстоящем искушении.

"Не смущайтесь, сказал Он, веруйте в Бога и в Меня". Прежде всего нужно было, чтобы они сохранили свою веру и доверенность к Нему, как пришедшему от Отца, при страшном перевороте. - Я иду не в другое место, но к Отцу, и за тем, чтобы приготовить место и для вас. Если бы это было не так, Я сказал бы вам. Почему не беру вас? это не потому, что у Отца нет обителей. Нет, у него обителей много. Я иду приготовить их для вас, как друг для друзей. И когда приготовлю, приду за вами и возьму вас с Собой, чтобы вы были там же, где Я. - Приготовлю т. е. дам время и способ Своим служением, Своей верностью приготовиться к наследию царства.

"Так теперь знаете, куда Я иду, и как вам придти ко Мне", прибавил Господь, желая того, чтобы сами они высказали, что у них на сердце, дабы разрешить их недоумения.

Но так как апостолы были всегда далеки от мысли о смерти Мессии и скорее думали о каком-нибудь чудесном взятии от земли, нежели о таком, какое разумел Господь, то Фома, более других привыкший держаться очевидного, не утерпел, чтобы не сказать: нет Господи, мы не знаем, куда Ты идешь и поэтому как мы можем знать путь к Тебе?

В Своем ответе Господь переменяет отношение этих понятий, дает разуметь, что дело идет не о чувственном свидании с Ним, а о духовном приближении к Нему и соединения с Ним и Отцем. "Если бы вы знали путь, то знали бы и куда Я иду. А путь вам должно знать. Если бы лучше разумели Его Самого, своего руководителя, то правильнее понимали бы и все прочее. Я есмь путь, истина и живот. Всякий другой путь не истинный. Истина и жизнь во Мне. Никто не может придти ко Отцу, как только чрез Меня".

"Теперь знаете Его и видите Его", присовокупил, Иисус, заставляя этими словами обратить на Него более внимательный взор.

Но Фома был не один из апостолов, которому надлежало еще это объяснить. Пользуясь откровенностью Господа, так нежно беседующего, еще один из учеников Филипп с таким же простодушием объявляет свое единственное желание - видеть Отца. Приметно, Он думал именно об Отце Небесном. Только ему хотелось видеть Его чувственно. Этого и довольно было для блаженства. "Господи, покажи нам Отца!" - это уже не вопрос, а просьба детская: Филипп не понимал сам, чего просил, но захотел открыть пред Господом свое задушевное желание.

Господь с нежным упреком, менее строгим, чем к Фоме, смотрит на Филиппа и говорит ученику: столько времени, Филипп, Я с вами - (а Филипп еще в начале служения Иисусова присоединился к Нему) - столько времени - и ты еще не знаешь Меня!

Потом, обращая речь не к одному уже Филиппу, но ко всем, продолжает: верьте Мне, что Я во Отце и Отец во Мне, А если сего не довольно - верьте Мне по самим делам Моим.

Дела эти не прекратятся и с Его удалением. Кто верует в Него, тот может совершать еще большие. Они уже имели эту силу, но сила эта была мала в сравнении с силой Иисуса. Иисус, предлагая им утешения, говорит, что у Отца, к Которому Он идет, Он испросит силу совершать чудеса большие, нежели какие Сам совершал, как-то обращение целых народов.

Этого мало. Если они будут верно следовать Его заповедям, то когда Он будет у Отца на небеси, чрез Него можно испросить у Отца все.

Господь обещал им послать другого Помощника, им и ныне уже известного, Который уже никогда не оставит их, как Иисус.

Я и Сам, говорит Он им, приду к вам. Я не оставлю вас сиротами. Еще несколько времени - и мир более не увидит Меня, а вы опять увидите Меня. Не бойтесь: и Я живу и вы живы будете. Это говорил Он им о Своем явлении по воскресении.

"Теперь много в Моих речах непонятного для вас: но в тот день (неопределенное время в священном языке) вы уразумеете, что Я во Отце и Отец во Мне и Я в вас". Будет время, когда откроется в вас и этот внутренний союз со Мной и со Отцем и вы будете его ощущать не так, как теперь. (Он открылся в день пятидесятницы).

"Всякой душе, любящей Меня, присовокупил еще Иисус, Я дам познать Себя. Так вы не будете одни".

Тут не утерпел один слушатель, чтобы не спросить Его: да что же, Господи, не явишь Себя Ты миру? Что же Ты не хочешь явить Себя пред всеми Мессией? Мессии пред одними ли учениками надлежит явиться? Нужно, чтобы все Тебя видели!

Что было отвечать на эту речь? Сколько уже раз Господь повторял и ученикам, и не ученикам, что Он Мессия не по понятиям Иудейским. Оставалось наступающим событиям и Духу Утешителю предоставить сокрушить этот образ Мессии, созданный в учениках Иисуса.

Господь не стал теперь опровергать этой мысли, но повторил, что сказал пред сим только с большей еще силой: "Я и Отец можем придти только к тому, кто любит Меня".

К этому Господь еще заметил, что слово, которое ученики слышали (теперь), не на собственном произволе Его основывается. Это слово Пославшего Его. Значит, этому непременно так и быть должно. - И заключил: Мне только и было нужно это вам сказать. А Дух Утешитель полнее раскроет вам все, Он припомнит вам и то, что Я говорил.

После сего как бы желая окончить беседу, Он возвращается к ее началу, чтобы прощальным приветствием снова подкрепить их.

"Мир оставляю вам. Мир Мой даю вам; не так как мир дает, о котором вы так много думаете". Не тот мир, не те ложные успокоительные мечты, которые взяты от мира, которые основываются на мирском понятии о Мессии и Его царстве. "Да не смущается же сердце ваше, и да не устрашается".

И как в начале было сказано, что скоро ожидает Его прославление от Отца, так и теперь, обращаясь к этому Господь хочет самой любовью их к Нему расположить к тому, чтобы они не скорбели. "Вы слышали, что Я сказал вам: Я иду и приду к вам. Если бы вы любили Меня: то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу. Ибо Отец Мой более Меня. У Него ожидает Меня прославление. Восстаньте, идем отсюда".

Ученики встали... Но мрачные предсказания тяжело гнетут их. Они не идут, они теснее сближаются к Иисусу. Они хотят еще наглядеться на Него.

И Иисус снова начинает с ними говорить. Еще много оставалось, о чем бы нужно было говорить с ними. Особенно Он обращает внимание на два предмета: во-первых, на то, что отношения, в каких они доселе находились, доколе Он видимо пребывал с ними, должны продолжаться и впредь с тем только различием, что вместо внешнего союза с Ним они соединены будут союзом внутренним. Во-вторых, призывает их отселе быть самим деятельным органом в распространении Его царства, - что для них возможно только при этом непрестанном внутреннем общении с Ним. Чтобы это представить им очевиднее, Он употребляет притчу о винограде.

Отец - виноградарь, Иисус - лоза виноградная, ученики - ветви. Как от лозы плодотворный сок распространяется по всем ветвям, а ветви только по этому участию в приливающейся к ним производительной силе могут приносить плоды: так Его ученики только из неразлучного общения с Ним могут получать Божественную жизнь, которая соделает их способными ко всему, что нужно делать для царства Божия. Как ветвь, отломленная от лозы, лишенная ее плодотворной силы, засыхает: так Его ученики могут цвести только в непрерывном общении с Ним. Но как участие ветвей в плодотворном соке, приливающем к ним от лозы, должно открываться в изобилии плодов: так и ученики свое участие в Божественной жизни должны выражать действованием в пользу царства Божия. Как виноградарь обрезывает те ветви, которые, не принося плода, только понапрасну истощают жизненную силу лозы: так должны быть исключены из царства Божия те, которые не проявляют силы Божественной жизни в действии; и в которых недостаток ее уже свидетельствует, что они не проникнуты Божественной жизнью истинно, что следов. общение их со Христом есть только видимое. Но как и плодотворные ветви непрестанно имеют нужду в попечительности виноградаря, - должны быть обрезываемы, очищаемы от худых наростов, от всего, что препятствует в них развитию жизненной силы: так и ученики, пребывающие в прямом общении со Христом и приявшие в себя Его Божественную жизнь, имеют еще нужду в очищении от всего чуждого, что осталось при них из их прежних понятий, что препятствует в них раскрытию Божественной жизни и не дозволяет ей проявляться в соответственной ей деятельности. Только этим действованием в общении с Ним они могут засвидетельствовать, что они истинно Его ученики. - Их постоянное общение с Ним должно открываться в соблюдении Его заповедей, которые Он снова заключает в одну заповедь любви, такой же любви друг к другу, какую имеет Он к ним, предавая Свою жизнь за них. - Так как Он раскрыл им теперь весь совет Отца о спасении мира и призывает их с полным сознанием посвятить себя на то, чтобы быть орудиями в исполнения сей воли Отца; то уже перестает их считать рабами и называет их друзьями Своими.

Соединенные между собой любовью они должны вести общую борьбу против мира, отчуждившегося от царства Божия. Он предсказывает им об ожидающих их гонениях. Пред ними открыта впереди борьба их со всем существующим на земле, которую должно открыть и вести христианство. Но в этой борьбе Он обещал им помощь Духа Святаго. Все, что нужно для распространения церкви Божией, все это Он совершит чрез них. Его действия в мире Господь кратко заключает в том, что Дух Святый приведет мир к сознанию своих грехов и откроет в этом причину его неверия: потом заставит мир признать, что Иисус умер не как грешник за Свои грехи, но что Он умер как Святый, и как Святый вознесся к Отцу Своему на небо; в Его смерти и последовавшем за ней вознесением на небо вполне открылась Его святость, - наконец докажет миру, что князь его осужден, обессилен, низвержен с своего престола; на месте его царства водворится царство Божие. (В этом заключается все существо христианства: - в сознании греха, - в признании Господа Христа Искупителем от греха, и в торжестве над врагом - источником всего зла).

Но еще много оставалось сообщить ученикам и такого, чего они не совсем тогда разумели: между тем Господь скоро намерен был оставить их. Поэтому Он обещает, что все, сказанное Им, раскроет и объяснят, все нужное им сообщит Дух Святый, Которого Он ниспошлет им от Отца. Не новое что-нибудь Он возвестить им, но только раскроет полный смысл Его учения, Его в них прославит.

От сообщения Духа Он переходит снова к Своему собственному общению с ними. "Еще немного времени, - и вы не увидите Меня; и потом еще немного - и вы увидите Меня снова: потому что Я иду к Отцу (т. е. это путь для Меня к прославлению у Отца). Недоумение учеников, старавшихся постигнуть смысл слов Его с своей чувственной точки зрения, подало повод раскрыть это более. Он сравнил их скорбь настоящую с муками жены, предшествующими рождению: вслед за этой скорбью преходящей откроется в них новое духовное рождение. Теперь они объяты скорбью, но Он увидит их опять, и они исполнятся радости, и радость их будет непреходящей. Тогда они не будут более иметь нужды в Его чувственном присутствии, чтобы попросить объяснения им чего-нибудь для них темного, как они теперь имеют нужду спрашивать Его, потому что тогда Сам Отец даст им все, чего они ни будут просить во имя Иисуса Христа (т. е. не лично уже чрез кого-нибудь, но внутренне чрез откровение Божие). Доселе они ни о чем не просили Отца во имя Христово: тогда будут просить и все получат. Тогда Он не будет сокровенно говорить об Отце, как доселе, но явно возвестит им все об Отце. Он даже не говорил, что Сам будет просить Отца о них: они могут быть уверены в любви к ним Отца и могут обращаться к Нему с молитвой во имя Христово: "Я изшел от Отца, заключил Господь, и пришел в мир; и опять оставляю мир, и иду к Отцу".

После всего этого вера учеников несколько укрепилась; они сознавали могущественную силу слов своего Наставника: им казалось, что они теперь уже правильнее разумеют Его, хотя это было только следствием живого впечатления на них слов Господа, а не ясного сознания их справедливости и разумения их: но тем не менее, обманываясь сами в себе, они представили Иисусу: теперь Ты прямо говоришь и притчи не говоришь никакой (сами эти слова уже явное следствие недоразумения). Теперь веруем, что Ты от Бога пришел. Но Господь заметил им, чтобы они не слишком доверяли этому мгновенному ощущению; эта их вера скоро падет под сильным гнетом других ощущений. Они оставят Его одного, - это Того, в Которого веруют теперь, как сами говорят.

"Но Я не один, прибавил Господь, со Мною Отец". И как все, что ни говорил Он им, клонилось к тому, чтобы открыть им источник утешений в предстоящей борьбе с миром; так Он и заключил свою беседу такими словами, в которых кратко заключалось все: "сие сказал Я вам, чтобы вы имели мир во Мне (в общении со Мною). В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь, - Я победил мир".

Свою последнюю беседу с учениками Господь окончил молитвой: той же молитвой приготовил Себя к разлуке с ними и к последнему подвигу Своему.

О чем Он говорил в последний раз с учениками, то было и содержанием Его молитвы. Видя, что уже совершил Свое дело на земле, прославил Отца между человеками Своим учением и чудесами, Он просит теперь Отца Небесного о взятии Своем на небо и прославлении у Него. Цель такого желания не была своекорыстная; она заключалась а) в прославлении Того же Отца (в довершение Его стараний - прославить Отца) и б) в сообщении людям блаженной жизни в Боге. "Прославь Сына Твоего, да и Сын Твой, облекшись славой небесной, прославит Тебя. Даруй Ему, чтобы как Он получил от Тебя власть над всем человечеством, так мог даровать жизнь вечную всем, кого Ты дал Ему".

Но так как сия жизнь вечная может быть достигнута только познанием Бога Истинного, Который открыл Себя в Иисусе Христе, то Сын Божий просит Отца Небесного о распространении сего блаженного Богопознания во всем роде человеческом и о приведении таким образом всех людей к блаженной жизни.

Поэтому во-первых Он молится за тех, которые Им приведены уже к сему Богопознанию, чрез Него Самого познали Отца, и которые должны быть орудиями в распространении Богопознания между людьми. Приготовляясь отойти из мира и оставить в нем учеников одних, Он препоручает их покровительству Отца Небесного, которому они посвящены Им, просит, чтобы сохранилось в них общение жизни Божественной с Ним, которого начатки положил Он, - поручает их защите Отца Небесного, так как оставляет их в мире среди борьбы. Не о том просит Он Отца Небесного, чтобы Он взял их от мира, как и Его, - это противоречило бы их назначению, которое указано Самим Отцем Небесным, когда дал Он их Своему Сыну: назначение их состоит в том, чтобы чрез них самый мир - Богопознанием, открытым чрез Иисуса Христа, был преобразован и изменен. Только о том молит Он, чтобы Отец Небесный сохранил их от внутренних искушений зла, чтобы они внутренне пребыли чужды мира, как освященные проповеданной Им истиной, чтобы святая жизнь Его, которую Он готов предать за них, была основанием их освящения. " И за них Аз свящу Себе, да и тии будут священни воистину".

Но молитва Сына Божия расширяется, объемлет собой и всех тех, которые будут приведены к вере проповедью Его учеников. Искупитель мира просит чтобы, все они были соединены между собой в общении Божественной жизни, сами внутренне соединяясь чрез Христа с Богом Отцем; чтобы этим преображенным, на земле уже небесным, житием они свидетельствовали о Нем, своем Искупителе, чтобы этим они свидетельствовали о славе внутренней жизни, дарованной им чрез Христа; чтобы этим свидетельствовали о любви Отчей, которую дано им знать чрез Христа. Потом просит Он Отца Небесного, чтобы Он всех приведенных к Нему, так как они здесь уже соединены с Ним и видели славу Его, возвел туда, куда возносится теперь Сам Сын, принимая их в совершенное общение с Собой и к созерцанию Божественной славы.

Сию молитву Господь заключил такими словами: "Отче Праведный (Святый)! Мир Тебя не познал, (погруженные в грехах люди не могут познать святого): но Я Тебя познал (как Святый Святаго, как Сын Отца), а сии познали Меня, как Твоего Посланника (они отделились от мира, который сам себя отчуждает от Святаго Бога), и Я явил им имя Твое (открыл Тебя Святаго и не только Бога Святаго, но и Отца Святаго, Которого они могут называть Отцем Своим и быть детьми Его): и еще явлю (то, что им сообщено уже как семя должно раскрыться в них при содействии Духа Святаго и они познают Тебя, Отца Святаго, еще яснее, еще более будут достойны именоваться детьми Твоими): дабы познавши Тебя, пребывая в общении со Мной, они могли более и более чувствовать, как Ты Меня любишь, и как любишь во Мне их, учеников Моих.

Так молитва сия обнимает все дело Господа до его полного совершения при конце времен.

Иисус Христос в саду Гефсиманском

По вечери Иисус с одиннадцатью учениками удаляется в сады, лежащие на горе масличной - в Гефсиманию, где и прежде имел обычай проводить ночь. Восемь вскоре Его здесь оставили, Иисус отпустил их; трое пошли в глубину садов - Петр, Иаков и Иоанн: Иисус взял их с Собой для того, чтобы они были с Ним.

Иисус, доселе так мужественный, теперь как бы падает под бременем скорби. Давно ли говорил: ныне прославился Сын Человеческий, - дерзайте, Аз победих мир. Теперь готов молиться Отцу: да мимо идет от Него чаша сия. Что же так сильно гнело дух Иисуса и что так скоро изменило Его состояние? Конечно не одно чувство телесных страданий, ожидавших Его пред смертью, хотя и смерть для праведника не должна быть тяжелее, нежели для грешника. Говорят же, что преступник сам ищет наказания для успокоения совести. Телесные страдания выдерживали и обыкновенные люди без волнения. - Но Он умирал, как грешник, носящий на Себе грехи всех, как долженствующий понести на Себе весь гнев правосудия Божия, следовательно как совершенно лишенный Божественной помощи и подкрепления. Теперь наступали эти мгновения, в которые Он должен был чувствовать Себя оставленным от Бога. Это и было причиной столь быстрой перемены в Его внутреннем расположении духа. Этому смятению уже предшествовали подобные состояния ранее (Иоан. 12:27) и на последней вечери (13:21).

Мрачные чувства обуревают душу чистейшего Праведника. Он отрывается от учеников и обращается снова к молитве. Молитва Его доходила до такого напряжения, что не пот, а кровь выступала из пор Его тела и падала каплями. В ней совершилось тайное жертвоприношение Сына Отцу, которое потом должно было совершиться явно перед всеми. Молитвой Он передал всего Себя в волю Отца и то, чего ужасалась душа Его, с сего времени стало для Него неизбежностью послушания. Для утешения Сына Человеческого явился ангел.

Между тем ученики предаются покою; напрасно три раза оставлял Он молитву и, приходя к ученикам, напоминал им о бдении и молитве, что дух бодр, но плоть немощна: поэтому нужна Божественная помощь к побеждению искушений. В последний раз сказал Он им: спите, пожалуй: теперь Я уже не приду будить вас более, звать к молитве и бдению. Но вас разбудят поневоле. Вот время Моего страдания приблизилось. Уже идут те, которые должны взять Меня. В это время приходит предатель со стражей храма, взятой у первосвященников и с отрядом римской когорты и коварно лобызает Учителя: но его знака не видали, или страже Он не был известен; Иисус Сам выходит и объявляет Себя. Но Божественное величие, небесное спокойствие, с каким Он предавал Себя, напоминая о чудесах, какие творил Он, произвело на стражу Иудейскую, которая прежде отказывалась схватить Его и которая не знала, кого она должна взять, такое впечатление, что они пали на землю. Иисуса захватывают. Петр хочет защищаться: берется за нож, взятый с вечери и уже ударил одного, но Иисус запрещает (не 12 апостолов, а 12 легионов ангелов могли бы защитить Его). Воины хотят захватить и учеников, но Иисус их останавливает и говорит, что напрасно и против Него пришли они с оружием; ученики разбегаются. Юноша оставил свою одежду в руках воинов, когда они хотели схватить его.

Иисус пред Анною, потом пред Каиафою и Синедрионом

Здесь не было Иисусу формального суда. Его привели сюда только из угождения любопытству старого первосвященника. Анна вскоре отправил к Каиафе; Иисуса сопровождали Петр и Иоанн.

Здесь спрашивают Иисуса об учениках и об учении. Но зная, с каким намерением спрашивают, зная, что уже положено осудить Его, Иисус отвечает, что этот вопрос излишний для Него; они могут знать Его учение от слышавших, Его ударяет за это слуга по щеке. Это ли законное производство суда? Между тем стали искать свидетелей, но ложных. Тут были и два истинных свидетеля: но как мало они еще были способны свидетельствовать об Иисусе!

Петр здесь отрекается от Иисуса (по Иоанну, который описывает, как сам здесь находившийся), сперва по вопросу привратницы (Иоан. 18:16), потом по вопросу раба (Лук. 22:58; Мф. 26:71; Марк. 14:69) и наконец одного из родственников Малховых (Иоан. 18:26). В это время пропел петух, - вторицею (Марк. 14:30, 42). Тогда же Иисус взглянул на то место, где стоял верный ученик, и Петр горько заплакал. - Как это Петр так скоро поддался искушению? - Если бы грозила ему очевидная опасность, он, может быть, был бы мужественнее. Но тогда, по всей вероятности, Петр был бы схвачен. Господь допустил его падение, чтобы его сохранить для будущей деятельности.

Это было еще рано утром (Лук. 22:66). Между тем приготовлены лжесвидетели. Господь отказался Сам свидетельствовать об учении, - представили людей, которые утверждали, что слышали Его проповедующего то и то. - Первые лжесвидетельства ничего не помогают. Являются двое обвинителей в намерении Иисуса истребить храм, -такое преступление, как разрушение религии, в глазах Иудеев уголовное: но и здесь истина была извращена. Иисус против таких лжесвидетелей ничего не отвечает.

Председатель Синедриона, Каиафа вызывает Его к ответу. Иисус продолжает молчать. Тогда оставили и эту меру.

Каиафа приступает к Нему торжественно с давно придуманным вопросом. Положительный ответ на это Иисуса должен решить судьбу Его. "Ты ли Христос, Сын Божий?"

На этот вопрос Иисус отвечал: Я - (ты сказал), и так как Иудеи непременно ожидали Мессию в явлении славы, то присовокупил еще яснейшее свидетельство Своего Божественного достоинства, указал на Свое славное пришествие, как предрек пр. Даниил. Следствием сего было только то, что первосвященник раздрал свои ризы, и Синедрион произнес единогласное осуждение Иисуса на смерть, как богохульника. Но так как умертвить сами первосвященники Иисуса не могли, то определили отослать Его к Римскому прокуратору; между тем предали Его, как отверженного, на поругание народу. Это обвинение могло быть представлено важным и для римлянина, именно с политической стороны, без которой Иудеи не умели представить себе Мессию. Всякое другое было односторонним - Иудейским, а на это должен был обратить внимание и Пилат, а свидетельство о храме не было важно для Пилата, оскорблявшего храм. Где законное производство суда? Что сделали из вопроса об учении? Разрешили ли его, как указал подсудимый? Что за наглость служителя бить подсудимого в глазах суда произвольно?

Иисус пред Пилатом

Суд Иисуса в претории описывают все Евангелисты, каждый с своими дополнениями (исключая Марка); Матфей говорит о сновидении жены Пилатовой; Лука - об отправлении Иисуса к Ироду; Иоанн передает вопросы Пилата Иисусу, и ответы Иисуса подробно.

Прокуратор жил в чертогах Ирода, великолепном здании. Пред этим зданием находилось βήμα, на котором Пилат сидел, когда говорил с Иудеями; во время суда над Иисусом, с Иисусом говорил он в чертогах.

Нужно заметить, что Пилат был враг Иудеев, пользовался всяким случаем, чтобы оскорбить их. Но как уже много раз он употреблял против них насилия и несправедливости, то с другой стороны сам боялся их, страшился их доносов, от которых после действительно и потерял свое место, и для своей безопасности ему ничего не стоило принести какую бы то ни было жертву.

Пилат прежде всего спрашивает о вине Иисуса. Весьма вероятно, что он уже знал Иисуса по слухам. Первосвященники как будто не ожидали такого вопроса и отвечают с неудовольствием. Пилат предлагает им судить Иисуса по своим законам. Те отвечают, что Он достоин смерти, а смерти предавать им не дозволено.

Поэтому Пилат начинает исследовать дело Иисуса. Зовет Его к себе в преторию, спрашивает: Царь ли Он Иудейский?

Иисус спрашивает его: от себя ли ты это говоришь (т. е. в каком смысле ты принимаешь здесь слово: царь, в Римском т. е. политическом, или Иудейском, чисто религиозном, - в смысле Мессии)? Враги Мои хотят тебе предать Меня за то, будто Я хочу быть царем в первом смысле, но это несправедливо. Я называю Себя царем т. е. Мессией Иудейским, но это не преступление, и это не подлежит твоему разбирательству. Вот что значит вопрос Иисуса; о себе ли глаголеши? Он хотел раскрыть Пилату смысл этих слов: царь Иудейский. При суждении о Его лице необходимо нужно было отличать Римское и Иудейское значение этих слов.

Пилат отвечал, что он не Иудей; что он не знаком со всеми Иудейскими понятиями, что он понимает слово царь за царя в собственном, политическом значении.

Иисус объявил, что ежели так хотел разуметь его, то это несправедливо. Царство Мое не от мира сего.

Пилат не понимал такого духовного значения слова: царь. Так царь ли Ты? спросил он Иисуса, побуждая тем отказаться от своих идей, на которых, как казалось ему, утверждалось все понятие Иисуса о своем царственном достоинстве.

Точно Царь, отвечал Иисус, и не могу от этого отречься. Я на то родился и пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине. И кто от истины, тот послушает Меня. Последнее замечание очевидно клонилось к тому, чтобы привлечь и Пилата в Свое царство, если он друг истины.

Но что такое истина? - спросил Пилат. Вопрос показывает не насмешника, но человека, не имеющего на этот вопрос удовлетворительного ответа и отчаявшегося найти его. И язычник берется защищать Мессию Иудейского пред Иудейскими чиноначальниками: он объявляет, что не находит никакой вины в Иисусе! Во своя прииде и свои Его не прияша. Пилат, видя упорство первосвященников, предлагает по крайней мере даровать Иисусу свободу, как обыкновенно дается она в пасху какому-нибудь злодею. Таким образом могло и определение Синедриона остаться в своей силе, и обвиненный - остаться в живых. А чтобы сколько-нибудь удовлетворить их ненависти к Иисусу, Пилат положил бичевать Его. Но народ кричал по наставлению первосвященников: отпусти не Иисуса, а Варавву.

Когда Пилат недоумевал, как ему поступить в этом случае, присылает к нему жена (Прокла во святых у греков, 27 октября, но с этим именем нет у нас). Она только сейчас видела сон, по которому принимает сильное участие в Праведнике. Просит, не именуя Праведника, чтобы Он не был осужден, что видно за Пилатом водилось (Мат. 27:19).

Пилат еще сильнее стал расположен дать свободу Иисусу. Мысль - осудить на смерть какого-нибудь Бога могла тревожить и язычника.

Но сильнее стали наступать и первосвященники. Они начали прямо обвинять Иисуса в возмущениях. Он развращает народ, говорили они, запрещает Кесарю дань давать. Т. е. они начали выводить следствия из первого своего обвинения (Лук. 23:2). Настаивая на это обвинение, они упомянули, что Иисус пришел с таким учением из Галилеи.

Пилат устрашился важности таких выводов и вместе обрадовался случаю отклонить от себя такое неприятное дело. В дела Галилеи мне вмешиваться нечего, отвечал он. Там есть свой правитель, Ирод. Но того не разобрал, что не во владениях Ирода Иисус родился, что не у него он признан виновным и не ему представлен.

Иисус у Ирода

Ирод давно желал видеть Иисуса, о котором слышал, как о Чудотворце. Думал и теперь видеть от Него что-нибудь чудесное, но обманулся, счел это за неспособность Иисуса творить чудеса и только наругался над Ним, облекши в пурпуровую мантию, как самозванца Царя-Мессию, и обратил Иисуса к Пилату.

Иисус опять у Пилата

Чтобы удовлетворить сколько-нибудь ненависти первосвященников к Иисусу, он делает другое предложение: наказать, Его накажу, - но смерти Он не стоит и потом отдает воинам для бичевания. Те бичуют Его и издеваются над Ним. На Иисусе багряница, терновый венец вместо царской короны, в руке трость вместо скипетра. Ему творят поклонения. Грубые воины, подущенные яростью народа, способны к таким жестокостям.

Пилат потом представляет Его в таком измученном виде народу с целью тронуть его. Вот человек, говорит он. Можно ли думать, чтобы Он стал выдавать себя царем. Но толпа уже начинает кричать: этого мало - распни, распни Его.

Еще раз Пилат предлагает им взять и распять Его самим, без него: он не находил в Нем вины. Но этим недовольны. Ты распни Его, потому что мы сами не имеем права того сделать. А Он стоит того, потому что называет Себя Сыном Божиим. Он богохульник.

В этих воплях народа открылась другая сторона того же обвинения. Но для Пилата это было поразительной новостью, - и сделала Пилата еще нерешительнее на то, чтобы согласиться на требование.

В самом деле в Иисусе, несмотря на эти мучения, наругания - видно было величие Сына Божия. Притом Его именно никто более ни в чем не обвинял, как в таких поступках, которые более могли к Нему привлекать, чем отвращать от Него.

Осуждение Иисуса на распятие

Пилат, услышав, что Иисуса обвиняют в том, что Он называл Себя Сыном Божиим, делает Ему снова допрос в своих чертогах.

Откуда ты? Это значило, точно ли Ты высшего происхождения?

Спаситель не отвечал. Он видел, что если Ему и объявить о Себе яснее Пилату, Пилат не выдержит искушения, не останется верен обязанностям в отношении к Иисусу, как Сыну Божию, хотя и услышит от Него собственное о том свидетельство. Он не хочет отягчить осуждение Пилата.

Римлянин изумляется молчанию Иисуса; ему странно, как Он не пользуется этим случаем к защищению Себя. Пилат напоминает Иисусу о своем могуществе.

Но подсудимый отвечает, что это могущество еще не так высоко, чтобы Он мог его опасаться. Я не был бы в твоих руках, если бы Богу не угодно было предать Меня чрез Иудеев. Твое могущество дано тебе в меру.

Впрочем, присовокупляет подсудимый, объясняя Свой суд над Своим судиею - более греха на тех, которые тебе Меня предали, чем на тебе самом.

Пилат имел довольно приемлемости для истины, чтобы не оскорбиться этим замечанием. Он еще более желает освободить Иисуса. Но он не тверд.

Раздалось: если сего отпустишь, то ты окажешь себя неверным императору - и Пилат пал. В самом деле, подозрительному Тиверию весьма не трудно было надуть в уши об измене дому Иудейского прокуратора. Пилат так этого испугался, что сейчас садится на свое судейское место и попытавшись еще привесть к жалости народ, представляет ему Иисуса с словами: вот царь ваш. Но когда ему не внимают, предает Иисуса на распятие, умыв только руки пред народом в знак неповинности своей в крови праведника, которую принимают на себя озлобленные Иудеи, обещаясь передать ее и детям своим, как дорогое наследство.

Итак не удержало Пилата опасение попрать истину. Не видел он опасности и для своего правительства, от которого поставлен. Увидел опасность для своего владычества и слабодушно отдался во власть неистовствующих. Он даже не отложил до времени своего решения.

Не сознание долга верности государственного человека, хотя бы ошибочное в отношении к настоящему предмету, - но опасение за себя, за свое место заставило Пилата изменить истине и правде. Что же это был за суд?

Как обыкновенно бывало с осужденными на смерть, Господь Сам должен был нести орудие Своей казни до места. Но претерпенными Им жестокими страданиями телесными и душевными Он так был истощен, что падал под тяжестью креста, так что грубые солдаты, доселе издевавшиеся над Ним, изъявили сострадание и принудили одного проходившего мимо Еврея Симона взять на себя крест и донести его до назначенного места.

Но при всей тяжести Его страданий глубоко трогало Его сострадание к заблуждающемуся и ослепленному народу, которого судьбу Он провидел, над которым вскоре должны были разразиться суды Божии за все его прежние беззакония и в особенности за настоящее ужасное злодеяние. Когда взгляд на Его страдания привел в слезы некоторых женщин иерусалимских, Он сказал им: не обо Мне плачьте, а плачьте о себе и о детях ваших, - и потом предсказал им о тяжких скорбях, которые действительно постигли Иерусалим во время его осады: ибо, прибавил Он, ежели с сырым деревом это делается: то что будет с сухим? (Ежели безгрешный подвергается таким страданиям, то что сказать о грешных. Сл. Езек. 20:47; 21:3).

Иисус на кресте

Когда пришел Он на лобное место, предложено было Ему, как обыкновенно осужденным на смерть, вино, смешанное со смирной, которое отуманивало человека и делало его менее способным к ощущению боли. Но отведав, Он не хотел пить, чтобы понести страдания с сохранением полного сознания. Он был обнажен; хитон Его не сшитый, а весь тканый (как обыкновенно у Галилеян по свидет. Исидора Пелусиот. Ер. 1:74) был взят воинами, - а Сам Он поднят на крест и утвержден на нем, т. е. руки и ноги Его были прибиты к дереву гвоздями. Висение тела пригвожденного таким образом, по свидетельству писателей, во время которых такая казнь была еще употребительна, составляло самое ужасное мучение сравнительно с другими видами казни.

Когда утвержден был Господь на кресте, бессмысленная толпа и злобствующие враги не довольны были никакими насмешками и поруганиями над Божественным Мессией, особенно когда увидели над главою Его надпись: Иисус Назорей, Царь Иудейский. Но Он взывал к Отцу Своему не об отмщении тем, кто платил Ему злом за добро, а с Божественной любовью молился: Отче! прости им. Они не знают, что делают (одних ослепляют страсти, других невежество).

С Ним были распяты два преступника - не одинаковые между собой по своим сердечным расположениям. В то время, как один, ожесточенный в своем грехе, ругался над Ним, вместе с прочими, другой отревал всякие насмешки. Кто был этот преступник до казни и чем он заслужил ее, неизвестно: но кажется, что чувство своих грехов и вины пред Богом в нем уже прежде было раскрыто и это делало его способнее, чем другого, к принятию высших впечатлений. Чем более сознавал он свои страдания заслуженными, тем глубже на него действовало воззрение на Того, Кого видел пред собой невинно страждущим и в самой борьбе торжествующим над страданиями и молящимся за врагов. Это свидетельствует с одной стороны о том явлении славы Божественной, какое открывалось в самой смерти Господа, а с другой - о степени развития духовной приемлемости в распятом преступнике: вера его предварила веру апостолов: он отверг предрассудок Иудейский, признав и в страждущем Мессию. "Помяни меня, сказал сей добродетельный разбойник, когда придешь во царствии Твоем". С любовью внял сему воплю грядущий во славу Свою путем страданий и открывающий в Своих страданиях искупление для грешников: "ныне же, сказал Он, будешь со Мною в раю".

Но скорбь души, отягченной сознанием грехов всего мира, возложенных на Искупителя мира, не всегда так легко разрешалась сознанием ожидающей Его славы. Приближаясь к последней, торжественной минуте умиротворения, последний раз еще Он должен был почувствовать глубже весь ужас этого состояния - грешника, отчужденного от Бога. Погрузившись в это море скорбей, Он воскликнул: "Боже мой, Боже мой - почто Ты Меня оставил". Его вопль отозвался даже в душах бесчувственных Иудеев, Его окружавших.

Смерть Спасителя

Измученный внутренним пламенем Господь в последний раз просит прохлаждающего пития; Ему подают губку, намоченную уксусом.

Умирая, Он передает Свою Матерь ученику, который ближе к Нему был по своей любви и преданности, нежели собственные Его братья, Иоанну. Потом произносит великое торжественное слово, самое великое и полное смысла, какое когда-либо произносилось на земле, слово: "совершилось" (дело, которое Он должен был совершить) и предал Отцу Своему Свою Душу, разрешившуюся от тела.

Как рождению Спасителя сопутствовали чрезвычайные явления в природе, так и Его смерти. Тогда явилась звезда, которая светом своим руководствовала мудрецов востока до Иерусалима и Вифлеема. Теперь - глубокий мрак покрывал всю землю на целые три часа пред Его кончиной и землетрясение по кончине. При этом скалы в окрестностях Иерусалима, служившие гробницами умерших, растрескались и извели из себя погребенных и завеса храма раздралась.

Первый вечер после погребения Иисуса Христа

Общество Иисуса, лишившись Его, пришло в самое жалкое положение. Ученики Его еще тогда, как только пришел за Ним отряд воинов в Гефсиманию, Его оставили и разбежались в разные стороны. Во время страданий Иисуса многих вероятно не было совсем и в Иерусалиме. Из двоих, последовавших за Иисусом на место Его суда, один прямо плакал об измене, другой - свидетель последних минут Иисуса вдвойне скорбел с неутешной Его Матерью. Говорить ли о несчастном предателе, который скоро почувствовал раскаяние в своем поступке и наложил на себя руки? Вот наследники двенадцати престолов в царствии своего Иисуса, имеющие судить двенадцати коленам Израиля! Как далека была теперь от них эта мысль! Их занимало теперь одно чувство, чувство лишения Иисуса и с Ним - всего, - чувство тем огорчительнейшее, что невольно соединялось с сильными укоризнами совести. Каждый теперь видел, что он всего лишился в Иисусе. Сокрушались как о камень все мечты их о славном царстве Мессии. Им было уже не до них; они не знали: как выйти из своего затруднительного положения. В них затмилась вера в Иисуса вместе с Его славой и вместе с тем лишились они тех чудесных сил, которые сообщала им эта вера. Ни мужества в духе, ни силы чудотворений в руках, никаких пособий со стороны сильных покровителей, или сокровищ, которыми бы можно было купить себе безопасность, ничего они не имели и не видели пред собой. Все унес с Собой Учитель во гроб. Нечего ожидать им от своих соотечественников, кроме той же судьбы.

Столько времени находясь в близком обращении с своим Божественным Наставником, они воспитали в своем сердце любовь к Нему искреннюю. И как было не любить Его? Как горячо Он Сам любил их! Как был к ним снисходителен! Какие спасительные давал им наставления! Как защищал их от нападений врагов Своих (Мф. 12:2, 3 и дал.)! Как заботился о них даже пред несчастным концом Своим (Лук. 22:36, 31, 32. Иоан. 13:18,19; 18:8, 9-11)! У кого найдется столько любви, чтобы воздать Ему за любовь, и не значило ли бы быть бесчувственнее камня, если быть холодным к Нему? Если для кого было вполне отверсто сердце Его, то для учеников Его: им открывались все тайны. Он, Господь их, обходился с ними, как с друзьями! И теперь нет Иисуса.

И пусть бы они еще имели к своей отраде то, что могли бы неукоризненно смотреть на свое поведение в отношении к Иисусу. Пусть бы по крайней мере каждый мог сказать Ему в сердце своем: я был верен Тебе, Божественный Наставник, до последнего часа Твоего, делив с Тобой все; и только какая-то необходимая сила исхитила Тебя из рук наших. Напротив совесть говорила каждому: вы не достойны были того, чтобы Он с вами навсегда оставался. В свежей памяти были огорчения, наносимые Ему в последний вечер Его с ними пребывания: когда Он предсказывал одному из них, что Он в следующую ночь трижды отречется от Него; то все говорили: нет, этого быть не может (Мф. 26:35). И каковы оказались они, когда Иисуса взяли? Готовы были оставить последнюю одежду в руках преследователей Его, только бы избавиться от них (Марк. 14:51). Чем более Он приближал кого из них к Себе в то время для того, чтобы разделить с ним его тяжкие предчувствия, тем менее тот оказывался к сему способным. Он просит их молиться с Собою, - они спят. Он хочет внушить им опасность наступающего времени, - они Его не понимают (Лук. 22). Он говорит им о страданиях, которым чрез несколько часов подвергнется, - они спорят о том, кто из них будет большим в царствии небесном. Наконец, не из среды ли их был предатель, погубивший Его?

Так поглощалось в учениках Иисуса всякое утешительное представление, всякая светлая надежда печальным чувством лишения Своего Наставника - особенно в первые часы после страшных событий на Голгофе (Мар. 16:10). Наступило для них то время, о котором предсказал им Иисус на последней вечери: восплачете и возрыдаете вы, а мир возрадуется (Иоан. 16:20); будете искать Меня - и не можете придти, куда Я иду (13:33). Мало по малу они начали собираться, но и в обществе не легче себя чувствовали, как и порознь.

Другие лица близкие к Иисусу не могли не разделять с ними скорби в особенности Святая Матерь Иисуса, видевшая Его крестные мучения, должна была стенать душой о болезнях возлюбленного Сына своего. Исполнилось над Нею слово Симеона: оружие прошло душу ее. Каждая капля крови Иисуса падала на сердце Ее и сожигала его. Поношения, бесславие, которым был подвергнут Он причисленный к злодеям, тем были для Нее чувствительнее, что Она еще прежде рождения Его знала Его, как Сына Божия, еще тогда предчувствовала, что будут Ее ублажать за Него все племена. Сострадательный Сын весь Сам погруженный в море болезней, нашел средство удалить Свою Матерь от того, чтобы быть свидетельницей последних Его мучений: но это слишком еще мало облегчало тяготу Ее скорби. Мать двух апостолов Иакова и Иуды и Саломия, мать других двух апостолов Иакова и Иоанна Заведеевых вероятно находились вместе с Пресвятой Девой в иерусалимском местопребывания Иоанна (Иоан. 19, τά ϊδια), и конечно вместе плакали. Посторонние зрители страданий Иисусовых возвращались с позорища, бия в перси свои: какое же должны были терпеть мучение сердца женщин, привязанных к Иисусу узами крови, Его любовью, богатыми надеждами? Наконец пламенная, простосердечная, любившая Иисуса, как Господа и Целителя своего, Мария Магдалина, которая находилась при кресте Иисусовом вместе с Его Матерью (Иоан, 19) и по удалении Ее более других оказывала участия ⁵⁵ к Божественному Страдальцу; - сестры Лазаря, возвратившие себе брата своего и к сожалению своему видевшие, что этот случай был первым поводом к решительному суждению Синедриона об Иисусе; Иосиф с Никодимом, доселе скрывавшие свою связь с Иисусом и как будто только для того познакомившиеся с Ним, чтобы отдать последний долг Ему, оставленному всеми, словом все знавшие Иисуса в большей или меньшей мере теперь были заняты теми же чувствами, какими исполнены были апостолы.

Так встретили друзья Иисуса великий день субботы праздника и предались священному покою. А Тот, о Котором все они скорбели? Для Его плоти настала теперь точно благословенная суббота, упокоения день. Во все время Своего пребывания на земле Он томился желанием крещения крестного (Лук. 12:50). Теперь обагренный кровию Своею Он охотно сошел со креста и успокоился на каменном ложе, которое приготовили Ему, по какому-то странному стечению обстоятельств в одно и то же время злоба врагов и признательность друзей.

Успокоился и весь Иерусалим с своими пришельцами. Не находили себе покоя только враги Иисуса. Для них как будто страшно еще было могущество Его, хотя Он лежал уже во гробе. Причиной беспокойства было предсказание Иисуса о Своем воскресении, которое они, по-видимому, тверже помнили, чем ученики Его. Господь, изображая Свои страдания и смерть ученикам Своим, неоднократно говорил к их утешению, что Он воскреснет (Мф. 17:9) и именно в третий день по Своей смерти (Мф. 16:21; 20:19; Мар. 9:31). Такие предсказания хотя относились собственно до учеников, но ученикам не было воспрещаемо передавать их и другим. Кроме того Господь Сам в некоторых случаях в слух фарисеев указывал на Свое воскресение, как последнее и решительное знамение для всех соблазнявшихся Его лицем и учением (Мф. 12:39, 40; 16:4; Иоан. 11:19). Нет сомнения, что враги Иисуса не верили в действительность сего предсказания; они подозревали в Нем только одну хитрость, опасались, что ученики Его воспользуются ею, и тогда все старания их истребить пророка Галилейского останутся тщетными. Члены Синедриона входили в совещание, как бы предпринять меры против действия этой хитрости. Суббота препятствовала собраться для совещания всем, но не препятствовала важнейшим из них войти в частное между собой соглашение по такому делу, которое не терпело никакого замедления. На совете положено просить у Палата стражи для хранения гроба до третьего дня. Правда, они имели при храме и свою стражу (Лук. 22:52), но, чтобы придать более важности своим распоряжениям, они положили лучше просить ее у прокуратора. Вместе с тем Пилат должен был получить объяснение на то, почему они так ревностно старались погубить Иисуса, и намек на осторожность в случае каких-нибудь покушений со стороны оставшегося общества Иисусова.

Итак едва наступила суббота, несколько чредоначальных священников отправляются к Пилату и предлагают ему от лица Синедриона следующее прошение: мы вспомнили, что этот обманщик, которого и именовать нет нужды, еще будучи в живых сказал: после трех дней воскресну. За Него можно поручиться, что Он уже не встанет. Но Он оставил по себе общество последователей, которые не откажутся воспользоваться Его уроками, и они могут украсть тело Его и распространят в народе слух, что он воскрес из мертвых. А это не обойдется без опасных последствий. Найдутся люди, которые будут верить, и тогда недолго ждать каких-нибудь возмущений во имя воскресшего Мессии. Итак, чтобы сделать дело с концом, мы пришли попросить тебя, чтобы ты приказал поставить при гробе Иисуса свою стражу.

Пилат, едва ли убежденный их представлениями, а более кажется для того, чтобы отвязаться от докучливых просителей, не хотел противоречить их желанию. Ему даже странно показалось, что за этим присылает к нему Синедрион. Еще не была отпущена и та стража, которая находилась при исполнении казни над Иисусом. "У вас есть стража, отвечал он посланным: пойдите, охраняйте как знаете".

И стража была тот же час приставлена ко гробу; камень, заграждавший ход в пещеру, прикреплен веревкой и на концах веревки положена печать.

Казалось это другой Даниил во рве львов под печатью Дария: надлежало ожидать подобного разрешения печати. И последствия показали, что поставленных при гробе Иисуса стражей пристойнее было бы назвать телохранителями спящего царя, нежели хранителями печати Его гроба.

Сошествие Господа во ад

В то время как ставили стражу при гробе, хранившем тело Иисуса, Он духом Своим уже был в области душ отшедших из земного мира и там, когда раскрылась в Нем яснее, нежели когда-либо на земле, слава Его Божества, собирал, возводил в свободу всех чаявших Его на земле. И действием Иисуса, Который пришел возглавить всяческая, Который и на земле только трудился над тем, чтобы подать роду человеческому действительнейшие средства к возвышению в лучший порядок бытия, в полное благобытие, образовалось здесь первое ядро прославленного человечества, к которому впоследствии должны прилепляться сыны царствия Иисусова на земле.

Мир людей отшедших, во времена Иисуса Христа, был известен под именем ада. Будем ли Его представлять себе как вместилище (нечто вне душ существующее) или как состояние (как нечто внутреннее) отшедших людей, мы не можем не различать в нем различных положений по степени и качеству внутреннего развития душ отходящих. Иные здесь его еще не начинали, другие более или менее совершили, одни совершали его правильно, соответственно своему назначению, другие неправильно, противно своему назначению. В настоящем случае мы ничего верного и решительного не можем говорить о первом и последнем положении душ. Обратим взор только на среднее, и именно на тех, которые развивали свои силы - или правильнее чрез развитие очищали - сообразно тем постановлениям и при помощи тех средств, которые учреждал Бог в свои времена для образования людей к высшему и лучшему бытию, - обратим взор на праведников Ветхого Завета. Так как все сии постановления и средства не имели совершительного действия, то сколько не раскрывались и очищались чрез приложение их силы душ, сколько ни сообщалось чрез них пособий, однако никогда не изглаждались следы греха и не истреблялись мрак его, скорбь и борение, хотя уже бессильные. Отсюда естественно были несовершенны воззрения тех душ на Божество, к созерцанию Которого они в настоящий период своего бытия более приближались. Но где есть хотя малый след греха, там есть доступ диаволу; грех - печать его. Чем более еще осталось в душе силы греха, тем обширнее права над нею диавола; есть души, которые они держат как бы в заклепах, к которым доступ высшей помощи прегражден как бы медными вратами, утвержденными в вереях железных. Они борются со грехом, усиливаются освободиться от него: в состоянии души за гробом самосознание достигает высшей степени и это делает еще несноснее ощущение в себе владычества зла, которому бы не хотели покориться, но не имеют сил выйти из под его державы. Этих-то пленников ада должен был Иисус разрешить в свободу. Ему предшествовал, как и на земле, Иоанн с своим благовествованием. Наконец явился Сам Иисус; чрез совлечение ризы плоти яснее в Нем отразилась слава Его Божества. Потрясся мир душ от пришествия нового духа, который возвестил им, что страданиями Своими Он, невинный, заплатил за грех их; нет более вражды между ними и Богом; Бог - Отец их. Разогнал, рассеял в каждой душе все, что еще противилось этой мысли. Обновил истомленные души обильным излиянием Своих Божественных сил. И когда совершил в каждой душе дело примирения и освящения, с торжеством перевел всех в новую высшую, лучшую область, - туда, где отселе будут жить все носящие на себе печать Его оправдания. Так возникло то собрание торжественное, та церковь первенцев, написанных на небесах и духов праведных, достигших совершенства, тот град Бога живого, Иерусалим небесный, к которому после призывали апостолы всех земнородных, град очищенный, церковь святая, Иерусалим славный (Евр. 12:23, 24).

Нет сомнения, что действие благовествования отразилось и на те души, которые во время своего пребывания на земле, участвовали в завете с Богом, но не были ему верны, равно как и на те, которые стояли и вне частного завета Божия с народом еврейским. Сюда относятся слова Петра о проповедании Иисуса духам некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению во дни Ноя, во время строения ковчега (1Петр. 3:20). Тот же апостол целью сего благовествования полагает то, чтобы умершие, подвергшись суду по человеку (καϑ άνϑρμ πους) плотию, жили по Богу духом. Но о плодах этих действий апостол умолчал.

Наконец отшествие Иисуса Христа во ад было чувствительнейшим явлением для господствовавшего в нем князя мира сего, который, не соблюдши своего начальства, сам себя поставил там в удалении от Бога. Это было для него время суда и осуждения; начала и власти его обессилены и посрамлены (Кол. 2:15). По его наставлению Иуда предал Спасителя; он молил сеять апостолов, как пшеницу; он выступил со всеми силами своими в борьбу против Иисуса и заставил Его с воплем сильным и слезами воссылать молитвы и моления к Тому, Кто мог спасти Его от смерти, исторг из уст Его страшные слова: Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя оставил еси! Но этим все совершилось. После его как молния спал сатана с небеси и за то, что ранил пяту Избавителя мира, оставлен век свой лизать перст и пресмыкаться на чреве.

О если бы друзья Иисуса на земле знали, что он делает теперь в преисподней! Как бы скоро переменилась их печаль на радость! А они думают только об умершем, об Его останках, о невозвратной потере. Иисус сокрушает твердыни ада; а ученики Его боязливо собираются в темное убежище от Иудеев и запирают за собой двери, не знают и того, что гроб Иисусов уже охраняется стражей; по окончании праздника, по-видимому, думают оставить совсем Иерусалим (еммаусские путники подают такую мысль) и возвратиться в свои домы, которые было оставили в надежде найти в Иисусе Мессию. Иисус животворит умерших, Его другини приготовляются пролить еще алавастр мира на Его мертвенные останки. Одна из Марий Магдалина - Иоанн между женщинами - по особенной привязанности к Иисусу, едва окончились часы покоя субботнего, отправляется для покупки ароматов, чтобы на утро как можно ранее идти на гроб Иисуса помазать Его тело. Иосиф и Никодим, казалось ей, по причине краткости времени до субботы, не успели сделать всего, что нужно было для того, чтобы оказать последнюю почесть возлюбленному Наставнику. По крайней мере ее сердце того требовало. Ей изъявили желание участвовать в этом и другие женщины, сестра Матери Божией и Мать Иоаннова, Иоанна и еще некоторые (Лук. 24:10).

В намерении мироносиц много высказывалось любви и усердия к Иисусу, но нисколько веры. Обращаясь с Иисусом во время Его пребывания в Галилее, они слыхали от Него о будущих Его страданиях, и о смерти, и о воскресении (Лук. 24:6, 7). Видя исполнение первых предсказаний, надлежало верить и последнему. И достойно замечания, что Мария мать Иисуса, без всякого сомнения более всех исполненная любви к Нему, не принимала участия в общем предприятии прочих жен; слагая в сердце своем все глаголы Иисуса и о Иисусе, будучи более внимательна к великим и чудным происшествиям Его жизни от яслей до гроба, Она, конечно, научилась более других верить Его обещаниям самым высоким, и хотя не открыто пред всеми, но во глубине своего духа исповедовала: "Не может быть, чтобы Иисус мой умер навсегда". Даже, если позволено осмелиться еще на одну догадку, Иоанн, теперь заменивший ей Иисуса и потому особенно к ней приближенный, вероятно от нее получил ту скорую готовность к верованию в воскресение Иисуса, какую мы видим впоследствии. В самом деле, как естественно было возлежавшему в последнюю вечерю на персях Иисуса говорить теперь с Его Матерью о последней беседе Его, которая всех глубже врезалась в Его сердце; - а в этой беседе часто Господь говорил: дети! не оставлю вас сиротами; приду к вам. Еще не много - и мир уже не увидит Меня: а вы увидите Меня; ибо Я живу и вы живы будете... Я иду приготовить вам место и когда приготовлю приду опять я возьму вас к Себе... Да не смущается сердце ваше и да не устрашается. Вы слышали, что Я сказал вам: иду от вас и прииду к вам. Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу; ибо Отец Мой более Меня. Вскоре вы не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня... Вы теперь имеете печаль: но Я увижусь с вами опять и возрадуется сердце ваше"... Повторяя эти утешительные обещания Господа, Мария и Иоанн хотя не с полным убеждением, но с охотой соглашалась верить тайному голосу, который говорил их сердцу, что Иисуса они увидят опять. Так и воскресший недавно Лазарь мог напомнить и подкрепить мысли о воскресении Господа, его воскресившего.

Воскресение Иисуса Христа

Воскресение Господа по времени не было в точности определено. Господь иногда говорил, что Он три дня будет в сердце земли, иногда - по триех днех востану, иногда - в третий день воскресну. След. ученики по этой причине еще не могли вдруг увериться в действительности Его воскресения - в самом начале третьего дня.

Известно, в каком положении остались ученики Христовы после того, как первосвященники Иудейские умертвили Иисуса. Страх рассеял их, так что при кресте Иисуса нашелся только Иоанн, которого Господь за верную любовь усыновил Своей Матери. На погребение Иисуса никто из Его апостолов не явился. Только один тайный ученик Иисусов Иосиф, член совета, однажды защищавший Его пред своими сочленами, осмелился просить у Пилата тела Иисусова для погребения. К Иосифу присоединился Никодим, которому Господь Сам в одной Своей беседе к нему, еще в начале Своего служения сказал загадочные слова, относящиеся до Его смерти: как Моисей вознес змия в пустыне, так должно быть вознесену и Сыну Человеческому. - Оба вместе, обвив изъязвленное тело плащаницею со множеством благовоний, положили оное в новом Иосифовом гробе. Еще было при этом несколько женщин, пришедших с Иисусом из Галилеи. Менее опасаясь за себя, или более верные чувству любви своей к Господу, они неотступно находились и при кресте, и когда совершалось погребение, сидели против гроба до самой той поры, как камень заключил вход в пещеру, где положено было тело Иисусово.

Погребавшие Иисуса, по всему видно, были уверены, что умерший уже не восстанет. Вот почему Иосиф и Никодим с такой тщательностью, несмотря на краткость времени совершают погребение Иисуса: со стороны их это был последний долг признательности Божественному Наставнику, от Которого каждый слышал несколько истин, доселе памятных их сердцу. Женщины Галилейские также имели усердие принести свою долю ароматов на гроб Иисусов и этим свидетельствовали, что и они не находили и возможным исполнить долг усердия ранее того дня, когда надлежало ожидать воскресения. - Апостолы уже и спустя два дня, когда довольно было времени собраться с мыслями, припомнить слова Господни о Своем воскресении, с трудом убеждались в этом, хотя не все с одинаковым упорством. Да и нелегко было увериться в этом. Доселе таких опытов еще не было. Воскресали умершие, но не сами собой, а при содействии великих праведников. А кто бы нашелся в это время такой, который бы мог снова вложить жизнь в мертвое тело самого величайшего праведника, какого они знали? Не разумели Писаний. Омрачены были скорбью.

Враги Иисуса не менее друзей Его были уверены, что смертью Иисуса все окончилось; саму мысль о воскресении они считали обманом.

Наступил третий день по смерти Его: довольно для уверения в действительности. Он воскрес. Событие совершилось невидимо. Да и могло ли совершиться видимо преложение видимого в невидимое, чувственного в духовное. Когда оно совершилось, неизвестно. Чтобы узнать Об этом происшествии, нужны были вестники. Являются вестники Его воскресения: Ангел сходит на землю и отверзает вход в пещеру не для Воскресшего, но для посетителей гроба. В Иерусалиме чувствуют сильное землетрясение. Но кто из жителей Иерусалима подумал, что этим землетрясением означался предел мрачной безызвестности, в какой находились на земле относительно Иисуса, после того как предшествующим землетрясением возвещено миру о смерти Его? Стража, окружавшая гроб Иисуса, которая одна могла свидетельствовать о причине страшного явления, была сама задержана страхом при гробе до яснейших свидетельств. Таким образом эта первая весть о воскресении, общая для всех, должна была привести в страх всех и друзей и врагов Иисуса.

Несмотря на то, другини Иисуса идут на гроб с ароматами. Мария Магдалина предупреждает прочих, видит гроб отверстым. Смутилась, бежит к апостолам: думает, что тело Господа унесено. Эта новая смутная весть, относившаяся собственно до апостолов, произвела одно недоумение; по крайней мере пробудила дремлющий, от уныния дух, возбудила вопросы, догадки, изыскания, которые могли привести к истине.

Двое из апостолов: один всегда отличавшийся решимостью характера, другой - нежностью любви к Иисусу, оставив все догадки, спешат ко гробу и, чтобы удостовериться в сказанном Марией, ищут средств к объяснению этого.

А между тем как Мария уведомляет апостолов, и апостолы бегут на гроб, прочие мироносицы, достигши гроба ранее их прибытия, входят в пещеру, не находят тела Иисусова, но им является Ангел. Ангел светоносный возвещает им прямо и ясно, что Иисус воскрес, как Сам предсказал о том еще задолго до Своей кончины, еще в Галилее. Вот третья или лучше первая определенная весть о воскресении Господа. Для мироносиц не нужно было более удостоверения. Видение Ангела произвело столь сильное впечатление, что они не могли усомниться в действительности возвещенного им. По наставлению Ангела они спешат передать эту весть апостолам, но в таком ужасе, что и встречавшимся на пути, до кого сия весть относилась, ничего не открыли (Марк. 16:8).

В то же время достигла весть о воскресении Иисуса и до ушей врагов Иисусовых чрез стражу. Другое неверие, неверие, всем вооруженное против истины - встретила эта весть у Иудеев. Что ранее явления Самого Господа стражи удалились, это видно из того, что Мария как скоро увидела Ангелов, то стала спрашивать у них о теле Господа. Если бы здесь были еще и стражи, то конечно к ним она отнеслась бы с тем же вопросом.

Таким образом Петр и Иоанн и за ними Магдалина достигают гроба - еще не зная о возвещенном от Ангела. Иоанн, окрыляемый любовью, предваряет Петра у гроба; Мария, изнуренная и горестью и первым путешествием, прибегает уже за Петром. Иоанн, приникнув в пещеру, также не усмотрел там тела Иисусова; Петр был решительнее: он осмелился войти внутрь пещеры, за ним и Иоанн, но и оба вместе ничего более не заметили, креме пелен и плата: пелены лежали в одном месте, плат свитый - в другом. Духовное видение было не для них: ни тот, ни другой Ангела не видели.

Несмотря на то, для Иоанна достаточно было видеть и эти памятники пребывания во гробе Иисуса, чтобы увериться в Его восстании (Иоан. 20:8, 9).

Вот первый верующий в воскресение Иисуса Христа после мироносиц, которым возвещено было об этом от Ангела. Что же привело к вере Иоанна? Со всей внимательностью любви Иоанн принимал в свое сердце слова Иисуса, и в особенности глубоко напечатлелись в его духе слова последней беседы, в которой Господь неоднократно говорил о Своей жизни по смерти и явлении Своим ученикам.

Сохранение пелен и плата во гробе, притом не в беспорядочном виде устраняло всякую мысль о похищении тела Иисусова. Какая нужда похитителям снимать пелены? Как им сделать это при страже? Да и кому похитить? Врагам Иисуса? Но они о том и заботились, чтобы сохранить Его. Друзьям? Апостолы все были вместе и все были в страхе, не выходя из дома, заключив его двери от Иудеев. Здесь должно быть чему-нибудь другому. Глубокий, внутренний, самопогруженный дух Иоанна помог теперь ему сообразить эти явления с прежними словами Господа. Недоставало еще ясного раскрытия этого предмета из Писания, в котором дух его часто почерпал себе наставления. Но и эти соображения делали для Иоанна мысль о воскресении Господа верной. По крайней мере сердце Иоанна верило в нее. Может быть тот же Ангел вложил в него, по крайней мере, подкрепил эту мысль неощутимо для него самого.

Что же Петр? И он не соглашался с догадкой Марии Магдалины, будто тело Господа похищено. Но чувства лишения Господа и своей вины пред Ним были так мрачны, что не могла блеснуть радостью в душе его мысль о воскресении. Он оставил гроб в том же недоумении, с каким прибежал к нему. Конечно спрашивал и Иосифа, не знает ли он, куда девалось тело Иисуса и от него ничего не мог узнать.

Оба апостола направили путь свой к прочим своим братиям. Там уже возвещали воскресение Господа - мироносицы со слов Ангела. Но мироносицам не доверяли. Пришли Петр и Иоанн. Спросили у них, что они видели, быв на гробе Иисусове. Узнали, что они не видали ни одного Ангела. Вера к словам мироносиц потерялась совсем. Иоанн ничего не мог сказать другим о воскресении Господа, кроме того только, что он сам верит в него. Но для него самого было важным подкреплением свидетельство мироносиц, в числе которых была и его мать Саломия (Марк. 16:1). Очевидно, что таких свидетельств о воскресении Иисуса Христа было недостаточно.

Господь хотел явиться ученикам Своим в Галилее. Но ученики Его еще не в состоянии были поверить, что это повеление шло от Него: не хотели идти туда; потому Господь решил явиться еще в Иерусалиме.

Явление Воскресшего Марии Магдалине, ап. Петру и двум ученикам, шедшим в Еммаус

Мария Магдалина, оставшись при гробе, по удалении Петра и Иоанна, в слезах приникла во гроб; видит двух Ангелов. Печаль так глубоко занимала душу ее, что это видение нисколько не смутило ее; она отвечала на вопрос их, о чем она плачет, как будто то были обыкновенные люди. Но в эту пору, как Ангелы должны были объяснить ей, где Господь, Сам Господь является за нею и повторяет ей тот же вопрос; о чем она плачет, чего ищет? Мария не узнала Его ни по виду, ни по голосу. Признала Его за садовника и спрашивает: не Он ли вынес из гроба тело Иисуса, и если Он, то указал бы, где Его взять и отдал бы ей священные останки. Тогда Иисус назвал ее по имени прежним знакомым ей голосом с намерением дать узнать Себя, и Мария со словом: Учитель! бросилась к ногам Иисуса и обняла их, как бы не желая никогда более с Ним разлучаться. Но Иисус сказал ей, что она Его не в последний раз видит. Однако же скоро Он намерен совсем возвратиться к Отцу Своему и потому велит ей скорее объявить апостолам о воскресении Своем. Не прикасайся Мне, не убо взыдох ко Отцу Моему. Иди же ко братии Моей, и рцы им: восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему и Богу Моему и Богу вашему.

В самом деле здесь нужно было скорое подкрепление. Ученики же начали расходиться из Иерусалима; так как Иисуса не стало, и считая вместе с этим окончившимся и свое призвание, по истечении торжественных дней праздника, они пошли к своим местам. Так двое отправились в Еммаус. Может быть по этому же побуждению оставил общество учеников Иисусовых и Фома.

Мария приходит к оставшимся; исполненная радости после такой скорби, она без слов была живым свидетелем воскресения. Но странно казалось, что видения бывают только женщинам. Мария, восторженная, не была принята, хотя надлежало было принять, за вестницу воскресения Господа. Может быть Иоанн, который так живо и обстоятельно изобразил это явление Господа. Иоанн одолжен был убеждением в воскресении ее словам. Невероятно, чтобы и Петр, некогда первый исповедавший Иисуса Сыном Божиим и теперь уже слышавший от мироносиц, что Ангел особенно велел уведомить его о воскресении Господа, невероятно, что после сего Петр оставался в прежнем недоумении, - что несогласно с его характером, всегда решительным. Напротив, весьма вероятно, что он сам стал уже верить в воскресение Господа. Только в нем эта вера производила более смущение, нежели радость. Если бы к Воскресшему Господу можно было иметь такой же доступ, как и прежде, он отыскал бы теперь Его и стал бы молить о прощении ему измены. Но теперь не так. Господь посылает вестников и является необычайным образом, как хочет и кому хочет. И теперь Петр видит, что Господь как будто оставляет его в стороне, - не ему первому явился.

Господь, утешив уже одну скорбевшую душу, утешает теперь и Петра - особым ему явлением. Обстоятельства этого явления неизвестны. Но известно, что оно имело сильное действие на веру прочих учеников. На Петре точно утверждались прочие апостолы и ученики. Это явление было уже не женщине. После явления ему Господа весьма многие уже не сомневались более в воскресении (Лук. 24:34).

Но с другой стороны оставались еще неверящие (Марк. 16:13). Да и у верующих не у всех было ясное понятие о Его настоящем состоянии. Притом нужно было Господу дать новую пищу для духа их после смутных дней, сообразную с их будущем назначением, вообще подкрепить прежние связи Свои с ними. Для этого Господь намерен явиться им всем вместе. Потом с колебанием веры должна была от них отступать и благодать Св. Духа: надлежало ее возвратить до полного излияния в день Пятидесятницы (и возвращена дуновением).

Но прежде Господь хочет возвратить в Свое стадо некоторых отшедших из Иерусалима. Один из них был сродник Господень Клеопа (Мария, жена Клеопова называется сестрой Божией Матери Иоан. 19:25). Другой, неизвестно, кто. Оба они шли из Иерусалима в Еммаус, селение, отстоящее от Иерусалима на 60 стадий. Вышли из Иерусалима прежде, нежели стало известно явление Господа Марии Магдалине. На пути они имели разговор о происшествиях, недавно случившихся в Иерусалиме. Позорная смерть Иисуса разрушила их надежды увидеть в Нем Восстановителя Израилева. Господь, отчасти изменив собственный вид (Марк. 16:12), отчасти удерживая очи их (Лук. 24:16), пристал к ним и начал с ними беседу, в которой доказывал, что Мессии, восстановителю Израиля, необходимо нужно было, по Писанию, пострадать; что только это могло ввести Его в славу. Такой способ убеждения приводил к тому, что если они считали Иисуса Мессией, то смерть Его не должна для них казаться уничтожением всего Его дела; что надобно ожидать обещанного Писанием прославления Его в воскресении. Беседа Иисуса была продолжительна (ибо путь был не мал), состояла в раскрытии смысла пророчественных мест о Мессии, Его страдании и воскресении. Какие именно места приводил Господь, не сказывает Евангелист. Конечно те же, какие впоследствии приводили ученики и апостолы: Петр и Павел в своих речах и посланиях. Ученикам сладко было слышать слова сии. Их сердце разгорелось. Спутник хотел было идти далее, когда они уже достигли своего места. Но они Его удержали, посадили Его за вечернюю трапезу. В это время Он ясно дал им узнать Себя во время преломления хлеба; может быть, ученики увидели язвы на руках Его, - но Он вдруг стал невидим. Это еще более удостоверило их, что они видели действительно не обыкновенного живого человека и немедленно возвратились в Иерусалим к Апостолам.

Явление Его всем ученикам вместе; Иакову и Фоме; на озере Геннисаретском; полному собранию апостолов в Галилее

Этот способ убеждения в Своем воскресении, в котором сперва раскрыта необходимость прославления только чрез воскресение, потом показано само исполнение этого прославления в лице Иисуса, - совершенно отличен от того, который употреблен для Марии Магдалины и впоследствии для Фомы - от одного чувственного обнаружения Своего прежнего, знакомого им, земного вида.

В то самое время, как эммаусские путники рассказывали апостолам и прочим братиям, с ними находившимся, о явлении Господа и с ними возлежали, Господь Сам входит в их собрание, не смотря на то, что двери были заперты, по опасению от Иудеев. Недоумение, ужас и радость - все смешалось. Господь успокаивает приветствием мира; уверяет в достоверности Своего воскресения знаками на руках, ногах и боку, и вкушением от трапезы. Потом раскрывает необходимость Своих страданий и прославления чрез воскресение - из Писания так же, как эммаусским путникам Отверзе им ум разумети Писания.

Удостоверив таким образом апостолов своих в действительности Своего воскресения, кроме Фомы, Господь оставляет их, но, оставляя, снова повторяет им Свое: мир вам, напоминает им о их призвании. Сам Он уже совершил Свое служение на земле, и передает теперь Свое дело им. Для этого сообщил им часть сил, нужных для будущего их служения, тех именно сил, какие теперь последним Своим подвигом Он в особенности заслужил роду человеческому и каких они сами ни от кого не могли получить, как от Него, Искупителя рода человеческого, и дал им право ими пользоваться с таким же самовластием, с каким бы Сам употреблял их.

Тем заключен был великий день воскресения Христова. Апостолы узнали теперь, что Господь их есть Владыка жизни и смерти, что Его уверения о Себе все несомненны: такого чуда еще не было слыхано никогда доселе, чтобы кто сам воскресал; что следов. не потеряло значения своего и все предшествующее обращение их с Иисусом: они снова апостолы Его. Но когда Воскресший, по явлении Своем, оставил их, не остался с ними, как было прежде, они должны были уразуметь отсюда, что с сего времени они должны находиться в особых отношениях к Нему: да и само явление Его более духовное, нежели плотское (поелику и сама плоть была одухотворена) тоже внушало. Таким образом мало по малу они должны были от прежнего видимого, чувственного обращения с Ним перейти к одному, чисто духовному, невидимому обращению, которое должно было наступить для них со временем Его вознесения. Вероятно в тот же день последовало и явление Иакову (1Кор. 15:7).

Остальные дни праздника пасхи и следующую за тем субботу апостолы провели в Иерусалиме и вероятно готовились уже оставить сей город, чтобы идти в Галилею, куда Господь звал их чрез первую вестницу Своего воскресения. Но так как между ними оставался один неуверенный в Его восстании: то наперед Господь хочет разрешить его от тяжкого бремени неверия, чтобы легче ему было идти туда.

Увидев пред собой Господа, с Его язвами, - пришедшего только для того, чтобы удостоверить его в Своем воскресении - Фома в радости и благоговении забыл свое желание осязать своими руками Божественные язвы и только мог исповедать: Господь мой и Бог мой. А Господь в лице его имея в виду всех, которые будут с его времени обращаться к Его церкви и вступать в число Его последователей, уже не имея возможности лично обращаться с ними, сказал Фоме: блаженны не видевшие и уверовавшие, - не те только, которые не видели Его воскресения, но и те, которые вовсе Его не видели, но будут веровать в Него.

Когда возвратились апостолы в Галилею, которую они так надолго оставили с последним путешествием Господа в Иерусалим, здесь Господь явился им первоначально на озере Геннисаретском при таких обстоятельствах, при которых, назад тому года три, четверо из них: Петр и Андрей, Иаков и Иоанн были призваны к апостольскому служению с оставлением своего дома и обыкновенных своих занятий. Петр или строже говоря Симон-Петр (так он по большей части называется в этой истории) и двое сынов Зеведеевых - Иаков и Иоанн и с ними Фома, Нафаил и еще двое неизвестных учеников пошли на озеро Геннисаретское ловить рыбу. Как и тогда же, ловля их была неудачна: ничего не поймали. Под утро кто-то с берега спрашивал у них, есть ли у них что-нибудь съестное, (не хлеб, но что прибавляется к хлебу за столом, - здесь рыба)? Ученики отвечали: нет. Тогда стоявший на берегу посоветовал им закинуть свои сети по правую сторону лодки и обещал успех. Успех был необыкновенный; семеро не могли вытянуть сети от множества рыбы (впоследствии насчитали на каждого брата, исключая одного, по 22 большие рыбы). Эта удача ловли вероятно напомнила Иоанну прежнюю чудесную их ловлю: Он догадывался, что на берегу Сам Господь и немедленно сообщил эту догадку прочим. Симон Петр едва услышал это, как бросился в воду, чтобы поскорее приблизиться к Иисусу, или чтобы Он не удалился от них. Прочие также прибыли сюда немедленно. И на берегу уже не они Ему предложили угощение или трапезу от ловли своей, но Он Сам; раздает им хлеб и рыбу - ежели ловля предсказывала ученикам действие их проповеди, то привлечение ловли к ногам Иисуса было предвестником того, чем должно заключиться их действование в сем служении и каких успехов надлежало им ожидать; а трапеза Иисусова означала награду от Него в царствии Его или вечерю в царствии небесном. Так напоминала сия вечеря последнюю вечерю в Иерусалиме пред страданиями. Но она имела и еще особенное отношение к тем событиям. Тогда Господь, прощаясь с Своими учениками, говорил им: куда Я иду, вы не можете придти туда; Симон спросил было Его: Господи! куда Ты идешь? Но Господь отвечал: куда Я иду, ты не можешь идти теперь, а после пойдешь за Мною. Петр возразил: почему не могу идти теперь за Тобою? Я жизнь мою положу за Тебя. А после вечери по случаю подобного замечания Спасителя вырвались у него даже такие слова: что если и все соблазнятся о Иисусе, он никогда не соблазнится. И он действительно пошел за Иисусом; но только до первого двора архиерейского и только для того, чтобы там трижды отречься Своего Господа. Видно было, что он пошел не в свое место. Слишком рано испытав теперь горьким опытом, сколько силы человеческие слабы, он уже не думал говорить теперь: люблю паче сих, но отвечал смиренно, что Сам Он, Сердцеведец, знает, что он Его любит. Докажи же любовь свою твоей любовью и попечительностью о Моем стаде, сказал Господь. Паси овцы моя, как должно доброму пастырю. (Этим напоминал притчу о добром пастыре). Вопрос Свой повторил еще два раза, как бы не доверяя твердости его слов после троекратного отречения, и когда Петр дал заметить, что ему прискорбна эта недоверчивость, что он уже загладил раскаянием свой поступок, Господь, повторяя каждый раз все то же поручение, наконец прибавил, что, если он теперь верно будет пасти свое стадо, то и должен быть готов положить душу свою за Него, и даже указал самый род смерти, которым он, как пастырь Божия стада, прославит Бога, в таком приточном виде: когда ты был молод, то препоясывался сам и шел, куда хотел: а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой тебя препояшет и поведет, куда не хочешь. Ты просился идти за Мною, куда Я шел, когда шел Я на крест; и была у тебя ревность следовать за Мною: Я тогда тебя не взял: ты был еще молод по духу своей веры. Но теперь Я говорю тебе, что когда придешь в зрелый духовный возраст, тогда хотя бы и не хотел ты, тебя подпояшут и поведут на путь Мой: тогда самый Дух повлечет Тебя на крест. В предсказании скрывалось и то, что Петр не дождется до откровения Царства Христова в славе, как он вероятно тогда ожидал. Неизвестно, имел ли Господь намерение еще что-нибудь сказать Петру тайно или только поднявшись от трапезы и заставив несколько пойти за собою Петра, чтобы этим символическим действием ввести его на путь свой, или просто этим выражалось требование, чтобы он последовал Господу в страдании. Только когда он пошел за Иисусом, по Его велению, и заметил, что идет за Ним еще и Иоанн, по своей горячности он не утерпел, чтобы не спросить: мне сказал Ты, чтобы я шел по Тебе т. е. на страдания и смерть и этому тоже идти за Тобою? (или, он дождется полного откровения Твоего царства в славе)? Тебе на что нужно знать, отвечал Спаситель. Ты иди за Мной и, вслед затем, Господь скрылся.

Другое явление в Галилее было в полном собрании апостолов. Сначала некоторые не узнали Его здесь, вероятно не бывшие при первом явлении. Сообщив им в Иерусалиме, близ креста Своего, на котором пригвоздил рукописание грехов наших, власть разрешать грехи людей; здесь на границе мира Иудейского и языческого возвещает повеление идти ко всем народам с проповедью Евангелия. Может быть на той же горе (Мф. 17:1; 28:16), на которой среди трех избранных апостолов Он явился во время жизни Своей в преображении славы и, по выражению Ап. Петра, самовидца величествия онаго, приял от Бога Отца честь и славу (2Петр. 1:16, 17), разрешая молчание о сем явлении велелепныя славы, заповеданное Им Самим до времени Его воскресения (Мф. 17:9), Он объявил им, что теперь вступает Он во все права, данные Ему как Искупителю рода человеческого на небе и на земле. Он уже теперь не царь только Иудейский, но и Царь неба и земли. Итак отселе чем занимались они среди Иудеев, должны совершать и везде, у всех народов. Здесь проповедывали покаяние, здесь верующих в Мессию крестили: то же должны делать теперь в целом мире. Но доселе они крестили в грядущего Мессию, теперь во имя Самого Бога Трисвятаго. Доселе проповедуя покаяние, они не занимались собственно раскрытием учения, слышанного ими из уст Спасителя: теперь Сам Он оставляет землю; они должны возвещать миру то, что слышали от Него и таким образом заменить Его служение своим собственным. И чтобы ободрить к такому служению, сказал им, что Сам Он пребудет с ними, в Своей церкви навсегда - доколе стоит этот мир, доколе вполне не откроется царство Божие на земле; а принимающим с верой проповедь их и вступающим в церковь Его чрез крещение, обещал спасение и силу чудотворений, какую имели апостолы во славу царствия Божия и на пользу братий своих (Мар. 16:17, 18).

Но начало сего служения апостолов так же, как прежде и служение Самого Господа, должно открыться от Иерусалима (Лук. 24:47).

Итак, вызвав их на время в Галилею, Господь снова возвращает их в Иерусалим. Здесь они должны получить от Отца то, что обещал им Иисус, на что указывал еще Иоанн Креститель ( той крестит вы Духом Святым), как на преимущество звания Иисусова пред его званием (Деян. 1:4,5). Не иначе, как из того же самого града, куда вступил Иисус как Царь, из града Божия должно было открыться призвание в Его всемирное царство. Не иначе, как там должны быть утверждены и уполномочены просвещением и освящением Духа Святого для своего служения Его посланники ко всем народам земным. От Сиона изыдет закон и слово Господне от Иерусалима.

Но Господь уже объявил Своим ученикам на последней вечери, что Утешитель не приидет, если Он наперед не пойдет к Отцу Своему (Иоан. 16:7). Итак это возвращение в Иерусалим и обещание ниспослать ученикам чрез несколько дней Духа Святого указывало ученикам, что еще менее осталось таких дней, в которые они могли бы видеть Иисуса, как доселе Его видели.

Вознесение Господа на небо

Уже исполнилось почти сорок дней по воскресении Христовом. И этой таинственной четыредесятницей должно было заключаться Его служение на земле, как Мессии, подобно тому, как оно и открылось таинственной четыредесятницей. Та ввела Его в подвиг, эта совершила Его. И как Моисей и Илия, явившиеся Ему на горе преображения, в свое время такими же четыредесятницами приготовлялись к видению Бога: так и Сын человеческий, еще в первое утро Своего воскресения возвестивший мироносице: не у взыдох ко Отцу Моему: - (но уже) восхожду ко Отцу Моему, по истечении четыредесятницы, должен был взойти на небо, чтобы видеть, как человеку Того, Которого и прежде сего никто не видал и не знал так, как Он, Сын Божий (Иоан. 6:46). С другой стороны довольно было сего времени для уверения тех, кого нужно было удостоверить Господу в том, что Он действительно восстал силой Божества Своего от мертвых и восторжествовал над смертью, и для того, чтобы понемногу перевести их из прежних отношений к Нему, как приобщившихся плоти и крови, в новые, как к Царю славы и дать им ближайшие приготовительные распоряжения относительно их действования.

Итак, при истечении сорока дней, когда ученики все были в Иерусалиме, Он берет их с Собой из Иерусалима и ведет на гору Елеонскую, где Он в присутствии тех же избранных учеников, которые видели Его на горе преображения, боролся в подвиге прилежно и предвкусил чашу страданий. Ученики Его, зная уже от Него, что чрез несколько дней будет ниспослан им Дух Св. и что с сего времени они должны начать проповедь свою об Иисусе Мессии, спросили было Его: не в сие ли время должно открыться на земле Его царство так, как они представляли его себе? Господь отвечал им, что не их дело знать времена и сроки будущего. Они призваны для того, чтобы свидетельствовать о бывшем. И когда сойдет на них сила Духа Св.: тогда должны свидетельствовать о своем Господе, начиная от Иерусалима в Иудее, в Самарии и до последнего града земли. Это были последние слова Спасителя к Своим ученикам. Явление, подобное виденному Елисеем над Илиею, совершилось теперь пред их глазами, но несравненно в славнейшем виде. Не колесница огненная, символ еще земной и означающий очищение человеческой природы, но облак славы, который прежде являлся только колесницей для Бога, поднял с Елеона от взоров учеников прославленную плоть Иисуса, Который, отходя, воздвиг руки Свои (обряд благословения жреческого), благословил учеников Своих (как Илия Елисея милотию, как Моисей начальников двенадцати колен). И только услышали апостолы от Ангелов в дополнение к ответу Господа и в утешение свое то, что слышали еще прежде от Него Самого, что так же Он некогда снидет снова на землю, как теперь восходит, но когда это будет, - не узнали.

Четыредесятидневное обращение с ними Господа по воскресении столько уже приготовило их к сему явлению, что они с радостью его встретили и возвратились в Иерусалим, прославляя Бога. Теперь они уже не заслуживали более упрека ни в недостатке любви к Нему, какой слышали из уст Его на последней пасхальной вечери: "если бы возлюбили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу: ибо Отец Мой более Меня" (Иоан. 14:26), - ни в недостатке упования на Него, в чем упрекал Он их тогда же, говоря: Я иду к Пославшему Меня. Никто из вас не спрашивает Меня, куда идешь? От того, что Я сказал вам сие, печалью исполнилось сердце ваше. Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел: ибо если Я не пойду, то Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам (16:5-7). В настоящем состоянии они достойнее были того изображения, в каком представлял их Господь в Своей первосвященнической молитве (17:6-19): Я возвестил Имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира... и они Слово Твое сохранили. Ныне уразумели, что все, что Ты дал Мне, есть от Тебя. Ибо слова, которые Ты дал Мне, я передал им; и они приняли и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя и уверовали, что Ты Меня послал.

История Церкви Апостольской (Академические лекции А.В.Горского)

Апостолы от вознесения Господа на небо до сошествия на них Духа Святаго

Во время Своего пребывания в различных местах Иудеи, Самарии, заиорданской страны и в особенности Галилеи, Господь Иисус Христос Своими благодеяниями и отправлением седмидесяти апостолов с проповедью, незадолго до отшествия Своего от мира, возбудил в весьма многих сильные ожидания, что царство Божие вскоре откроется. Во время Его жизни там и здесь много было верующих в Него, как в посланника Божия, хотя не все признавали Его за Самого Мессию. Многие скрепили союз свой с Ним крещением от учеников Его.

Бесславная смерть Иисуса в Иерусалиме во время праздника пасхи пред лицом всех Иудеев, казалось, разрушила все их надежды на Иисуса. - "Мы надеялись было, что Он избавит Израиля, конечно, многие повторяли с Еммаусскими путниками, - но Он умер на кресте, - этот пророк сильный в деле и в слове пред Богом и пред народом". - Господь воскрес: но явился не многим, как говорят апостолы, только избранных свидетелям - апостолам (Деян. 10:41), именно одиннадцати, потом седмидесяти и еще в один раз пятистам братий (1Кор. 15:5-7). Прочие веровавшие оставались в неизвестности относительно Его воскресения и должны были оставаться только при своем уважении к памяти великого мужа Божия, или даже верить распущенной Иудеями молве, что тело Иисуса украдено Его учениками.

Вот приближался праздник пятидесятницы. Иерусалим снова наполняется Иудеями и прозелитами из близких и отдаленных стран Азии, Африки и Европы и из городов палестинских. Этот праздник, приходясь летом, еще удобнее был для путешественников, чем ранний - пасха, или поздний - кущей. Сюда шли из Пареии, Мидии, Елама, Месопотамии (из стран восточных), из Каппадокии, Понта, Асии, Фригии и Памфилии (из стран северных), из Аравии, Египта и Ливии (стран южных), из Крита и Рима (стран запада).

Знавшем и веровавшим в Иисуса уже не от кого было слышать проповеди на празднике. Врагам Его уже некого было страшиться. Не знавшим Его и не бывшим на последнем празднике пасхи легко можно было теперь получить о Нем сведения более или менее благоприятные.

Но Иисус приготовил в Иерусалиме свидетелей, которые готовы были возвестить всем знавшим и не знавшим Его, веровавшим и не веровавшим в Него, что Он жив и что Он есть Мессия. Этих свидетелей было у Него в одном Иерусалиме уже не двенадцать, но сто двадцать. Они заговорили в то время, как в них самих возглаголал Дух Божий, свидетель Божий, пришедший обличить мир о грехе, о правде и о суде.

Когда расстались они с Господом, тогда, возвратившись в Иерусалим, они пребывали неотлучно в молитвах при храме, прославляя Бога за Его великие дела и прося себе помощи в своем служении (προσευχή и δέησις означают первое - хваление Бога, последнее - прошение, по толкованию Златоуста у Фотия). Приготовляясь к сему служению по предложению Петра, они избрали из среды себя посредством жребия одного для дополнения лика апостольского, именно Матфея, и поставили его на место отпадшего Иуды (здесь в первый раз мы видим их обратившихся с молитвой к Господу Иисусу: покажи, его же избрал еси. - Избрание апостолов, вестников Иисуса Христа, есть Его дело). Чаяние обетованного Утешителя, Духа истины и Божественного свидетеля об Иисусе с каждым днем возрастало в оставленных Господом учениках с обещанием вскоре испросить Его от Отца: между тем вера их в этом состоянии лишения постепенно более и более укреплялась, возвышалась до степени непоколебимости.

Сошествие Св. Духа

В самый день пятидесятницы, часу в девятом утра, когда народ собрался в храм для жертвоприношений и молитвы, и когда апостолы и ученики Иисуса Христа находились в своей горнице, внезапно произошли движение и шум с небеси: что-то неслось оттуда, куда взошел Иисус, - рассекая воздух и производя стремлением своим шум, который слышали собирающиеся в храм (как движение славы Господней, виденной Иезекиилем). Эта сокровенная сила устремилась на место пребывания свидетелей Христовых и, проникнув внутрь, исполнила собою весь дом (как слава Господня, виденная Исаиею) и, как будто превратив таким образом горницу их в купель нового крещения, в виде разделяющихся огненных языков почила на главах апостолов и они стали говорить на неизвестных им доселе языках. Вот обетованный свидетель Иисусов, Утешитель и Наставник апостолов! Ободряемые и просвещаемые Им, теперь смело могут выступить они на чреду своего действия и вдруг на нескольких языках возвестить разнородным поклонникам Иерусалима, что Господь Иисус есть Христос.

Изливаясь в прославлении величия и благости божественной, они исходят к изумленным Иудеям, которые слышат их говорящими, каждый на своем языке. Настал праздник новый и всемирный. Предметом праздника было не древнее благодеяние, но благодеяние, теперь пред очами всех излившееся с небеси от Иисуса, и не закон рабства, но закон свободы и всыновления Богу изрекается ныне Духом Святым и в этом излиянии Духа каждый народ получал залог новой жизни, залог благодатного обновления, когда достигнет до него Евангелие царствия. В апостолах предначиналось то славное торжество, когда все народы сойдутся в Иерусалиме небесном и будут славить единую всещедрую благодать Божию.

Проповедь Апостола Петра

Забыли и час молитвы; все идущие во храм окружают вещающих величие Божие. Одни удивляются, откуда знание такого множества разнородных языков в простых Галилеянах. Другие, может быть, местные жители, не понимая что слышат, издеваются. Тогда 12 апостолов выступают к народу и Петр, - не прежний Петр - робкий и боязливый, но мужественный и неустрашимый, говорит ему, что необычайное явление, совершившееся ныне над ними, есть действие Духа Святаго, Которого Бог некогда обещал послать на рабов Своих, - что сего Духа ниспослал на них, учеников Иисуса, Сам Иисус, Которого недавно здесь распяли Иудеи и Которого Бог воскресил от мертвых, прославил и посадил одесную Себя, что следовательно Иисус есть Христос. Недавние наставления Самого Воскресшего, что Христу надлежало пострадать и только этим путем войти в славу Свою, и настоящее просвещение Духа Божия открыли для речи его новый источник силы и доказательств в пророчествах. До сих пор они были темны и не столько могли иметь силы над умами Иудеев: теперь они были вразумительны для всякого, желавшего знать истину. Знамение с небеси, которого столь часто и напрасно просили у Иисуса Иудеи, само явилось теперь от восшедшего на небеса и свидетельствовало, где пребывал Распятый, которого считали бессильным. Способность говорить новыми неизвестными языками была даром необыкновенным между чудесами, известными из времен древних и ближайших. Все это в соединении с тем, что было известно о собственных деяниях и учении Иисуса, произвело на слушателей апостола такое впечатление, что около трех тысяч из них тогда же принесли покаяние в грехах своих, приняли крещение и образовали первое общество церкви Христовой с апостолами. В день пятидесятницы в храме Иудейском обыкновенно приносились дары от снятой с полей жатвы; здесь принесены плоды целой жатвы ветхозаветной.

Проповедь и чудеса апостолов

Преследователи Иисуса, пораженные необычайным явлением в день пятидесятницы и мужеством учеников, которых считали развеявшимися от страха и оставившими все свои надежды со смертью своего Наставника, - сами потерялись от страха (Деян. 2:43). Народ, охотно внимавший учению Господа, с таким же расположением слушал наставления апостолов, радовался чудесам их. Наставляя веровавших, апостолы в то же время входили в притворы храма и пользовались всяким случаем проповедывать народу об Иисусе распятом. Чтобы посвятить себя сему делу вполне, они сняли с себя все заботы о содержании общества верующих, получавших пропитание от щедрости прочих братий, и занимались только учением. Чудеса их также обращали на себя внимание всех: они исцеляли болезни всякого рода, так что приносили к ним больных из окрестных городов. И в учении и чудотворении первый был Петр. Сила Божия изливалась чрез него в таком изобилии, что самая тень его подавала облегчение болящим. С своей стороны апостолы, желая вполне воспользоваться плодами ветхозаветного приготовления, сначала не отделялись от своих единоплеменников: со всеми, как видим, ходили в храм Иудейский на молитву и удерживали в собственном богослужении и образе жизни совместимые с духом христианства правила и постановления. Уважение Иудеев к апостолу Иакову, по свидетельству Егезиппа, простиралось до того, что народ охотно слушал наставления его, радовался чудесам его.

Исцеление хромого

Таким образом общество верующих (имея членов своих и в других местах Палестины), в Самарии и Галилее (Деян. 9:31), с каждым днем возрастало в Иерусалиме. Вскоре стали переходить в него сами священники Иудейские (Деян. 6:7). Синедрион не захотел более оставлять без внимания дело христианства. Когда Петр и Иоанн, исцелив хромого при храме, проповедывали потом народу о Христе распятом и воскресшем, силой Которого совершили исцеление, священники, с последователями секты саддукейской, взяли их под стражу, с тем, чтобы на утро представить их Синедриону. В следующий день действительно они были представлены Синедриону вместе с исцеленным. Здесь заседали те же Анна и Каиафа, которые судили и Иисуса. Апостолов спросили, какой силой или чьим именем вы сделали это? может быть, не ожидая, чтобы они осмелились говорить и пред Синедрионом так же открыто, как пред простым народом. Однако же апостолы, не обинуясь, объявили, что хромой лежавший при храме, ими восставлен именем Иисуса, распятого ими, т. е. по определению Синедриона, и прибавили, что сей Иисус, как и Сам Он объявил им, точно есть камень, пренебреженный зиждущими, но сделавшийся главою угла. Их узнали: Иоанн был знаком одному из архиереев. Смелость их удивила членов Синедриона. Однако же чуда отрицать было нельзя. Народ был на их стороне, поскольку не был расположен к Саддукеям. Итак, положили только воспретить им, чтобы они не проповедывали более ни одному человеку "о имени сем". Петр и Иоанн отвечали, что им более надобно слушаться Бога, нежели людей; им только пригрозили и отпустили с тем же.

Гонение на апостолов

Само собой разумеется, что на апостолов это запрещение и угроза не имели никакого действия. Возвратившись домой после того, как они испытали первое гонение за имя Христово и увидели первый опыт помощи Духа Святаго, о котором предсказал Иисус Христос, что не они будут говорить на суде, но Дух Святый, - первым делом они поставили себе молить Бога о продолжении им Своей помощи в знамениях и чудесах к обращению неверующих. И получив в удостоверение Божия благоволения новое знамение (потряслось место, где они молились), еще с большим дерзновением проповедывали евангелие.

Это было причиной второго заключения апостолов и притом уже в народную темницу, как нарушителей общественного спокойствия. Главными действующими лицами были опять Саддукеи. К посмеянию над их суетными замыслами ангел (а самое бытие ангелов они отвергали), отверзает двери темницы апостолам. Они снова в храме и учат. Отсюда их берут и представляют Синедриону, делают им допрос, уже как нарушителям повеления начальства. Не спрашивают, как они вышли из темницы, а спрашивают, для чего они проповедают о Том, Коего имя для них ненавистно. Но апостолы, не обинуясь, говорят, что Богу более надобно повиноваться, нежели людям, и проповедуют о воскресении Иисуса и о свидетельстве Духа Святаго. Саддукеи не могут более выносить сего; они хотят умертвить апостолов. Но голос ученого фарисея, Гамалиила, уважаемого всем народом, послужил на пользу Делу Божию. Они только наказаны и отпущены.

Умерщвление св. Стефана

Впрочем, сами фарисеи терпели христианство только до времени. Когда оно стало грозить им опасностью, они также восстали против него с гонением, которое тем было сильнее, что сами они пользовались большей властью и силой, и что они уже имели против христиан голос другой секты, обыкновенно им соперничествовавшей. Таким образом они сперва умертвили одного из диаконов Иерусалимской церкви, Стефана, обвинив его в хуле на Бога и Моисея, - за то, будто он говорил, что придет Иисус Назарянин, разорит храм и переменит обычаи, поставленные Моисеем. Потом простерли свое насилие и на прочих верующих, живших в Иерусалиме; разграбляли их жилища, сажали их в темницы, так что они должны были все выйти из Иерусалима. Не разошлись только апостолы.

Распространение христианства в Самарии, Иудее, Галилее и других местах

Но, по устроению Промысла, это было только новым средством распространения христианства за пределами Иудеи. Выселившиеся из Иерусалима принесли с собой проповедь евангелия и в другие места и в Палестине и вне Палестины. Одни пошли в Самарию, где еще Господь находил расположенных к вере (Филипп), другие в иные города Иудеи и Галилеи. Там и здесь образовывались новые церкви. Проповедь в некоторых приморских городах, как то: Азоте, Иоппии и Кесарии, могла служить к распространению евангелия и в отдаленных странах. Но и теперь некоторые выходили за пределы Палестины, - на остров Крит, в Финикию, в Сирию, именно в Дамаск и Антиохию. Проповедывали сначала только Иудеям. Эти новоосновывавшиеся церкви из Иудеев вступали в сношения с Иерусалимской, матерью церквей, которая, уменьшившись в числе собственных членов, стала иметь несравненно более зависевших от нее церквей. Церкви, находившиеся в Палестине, обходили потом сами апостолы и утверждали их. Таким образом и здесь исполнилось слово Господа: аще зерно пшенично пад на земли не умрет, то едино пребывает: аще же умрет, мног плод сотворит (Иоан. 12:24).

После видения, бывшего Петру в Иоппии и крещения Корнилия сотника из язычников в Кесарии (Палестинской), Церковь Иерусалимская приобрела новых дщерей себе в церквах, образовавшихся там и здесь из язычников. Кроме Кесарии евангелие проповедано было язычникам и в столице сирийской - Антиохии, посему церковь Иерусалимская и туда отправила одного из деятельнейших членов своих (впрочем не из 12 апостолов), Варнаву. Так широко раскинулась сеть рыбарей евангельских после десяти или двенадцати лет от первого христианского дня пятидесятницы.

В 44 году в Иерусалиме восстало было новое гонение на церковь и именно со стороны правителя Иудеи, Ирода Агриппы. Желая угодить народу, он умертвил уже одного из первых апостолов Иакова Зеведеева, брата Иоаннова, хотел умертвить и Петра и уже заключил его в темницу. Но в ту самую ночь, за которой ожидала его смерть, Бог освободил его из темницы чрез Своего ангела, а вскоре потом поразил и гонителя. И, может быть, с сего-то именно времени надобно начинать действие вне Палестины между Иудеями и язычниками самих (12 или точнее, по смерти Иакова, 11) апостолов, которых число вскоре дополнилось ревностнейшим их сотрудником Павлом. В церкви есть древнее предание со 2-го столетия, что Сам Господь не повелел апостолам оставлять Иерусалима ранее 12 лет. Это предание, по свидетельству Евсевия, находилось в сочинении Аполлония против монтанистов и в других книгах.

Рассмотрение вопроса о даре языков

Раскрывши обстоятельства дела, коим начинается бытие церкви Христовой, особенное внимание надобно обратить на то дарование, которое было сообщено апостолам в день пятидесятницы. Дарование апостолам языков, многие из ученых богословов принимают в несобственном смысле, именно что дар языков есть не иное что, как ниспослание способности и силы говорить с народом одушевленным, увлекательным образом. Толкуют, что λαλείν έτέραις γλώσσαις (Деян. 2:4) значит то же, что Мар. 16:17: γλώσσαις καιναίς, а это то же, что Мф. 10:19, 20, 21 или Лук. 21:15, то есть: говорить языком воодушевленным, с неодолимой увлекательной силой. При этом предполагают, что между так называемыми Галилеянами были и такие, которые не говорили галилейским наречием; а с другой стороны, что между иностранными языками, какие здесь слышались, не должно искать языков всех тех народов, которые у св. Луки исчисляются, потому что несколько смежных народов могли говорить одним языком: разумели греческий или римский. Наконец прибавляют: когда евангелист замечает удивление слышавших проповедание апостолов, то этим Лука хочет заметить только то, что плотские Иудеи вместо того, чтобы обратить внимание на проповедь благовествователей, дивились только, откуда в Галилеянах такая ученость, что они могут говорить на иностранных языках, а некоторые - еще хуже - издевались над речами апостолов, которых не понимали.

Но 1, надлежит заметить, что говорящие все вообще были из учеников Иисуса Христа и притом долговременным обращением с Ним удостоившиеся наименования верующих: а это все были Иудеи палестинские. Только в конце служения Иисуса Христа стали приходить и Еллины (Иоан. 12:21), но эти Еллины не настолько сблизились с Ним, чтобы получить наименование верующих и вступить в число учеников Его. Если так, то, по всей вероятности, ученики могли знать только свой природный язык, некоторые и греческий, другие, может быть, и финикийский, но не более. Между тем удивление разнонародных иноземцев показывает, что несравненно более было слышно при этом случае разнородных языков. То предположение ни на чем не основывается, что " не всех поименованных у Луки народов языки были слышны между апостолами". Напротив, все эти народы слышали " кийждо свой язык" (Деян. 2:8). Слова Марк. 16:17, не объясняются словами Луки (21:20) или Матфея (10:19-21); это не параллельные места; у Марка Господь говорит об общих знамениях, какие будут сопровождать верующих; у Матфея и Луки о вспомоществовании апостолам в случае их суда пред начальством.

Говорят: 1) Апостолы пользовались истолкователями, или толмачами, напр. Петр Марком (Eus. Η. Е. III, 39, Clem. Strom. VII, 7. 765).

2) Апостолы Павел и Варнава не знали языка Ликаонцев (Деян. 14:11).

3) Язык греческий новозаветных писателей весьма много содержит в себе еврейского; в образе выражения апостолов видно, что они по еврейскому или сирохалдейскому учились греческому: у них греческий не чистый язык.

4) Им не нужно было знание многих языков: а) потому что проповедь их ограничивалась пределами Римской империи, многих - только Палестиной, или вообще Иудеями. В Римской империи довольно успешно можно было действовать и с знанием одного господствовавшего языка; б) потому что этот дар открывался и сообщался только для молитвы (1Кор. 14:13-17).

5) Места Деян. 10:46-19:6 и 1Кор. 14:13, заставляют разуметь под γλώσσαις λαλέιν что-нибудь отличное от внезапно возбуждаемой способности говорить на иностранных языках.

6) Наконец, только с III века, со времен Оригена, начали учить, что апостолы в день пятидесятницы получили ведение незнакомых им языков. Ириней, Тертуллиан, говоря о даровании языков, как существующем еще в их время и как существовавшем прежде, сближают его с дарованием προψητεία.

Но против 1-го отвечаем:

'Ερμηνευτής может означать и не толмача; Марк мог быть даже толмачом на таком языке, который не был известен апостолу Петру. Ибо Петр конечно не все языки знал. И апостол Павел говорит Коринфянам, что он более их говорит языками, но не говорит, что может говорить всеми.

Против второго идет последнее замечание.

Против третьего довольно сказать, что апостолы, получая способность говорить новым языком, не лишались всех прежних своих понятий, которые проистекали из еврейского источника; поэтому естественно находить в речи их много еврейского.

Против четвертого а) заметим: что если бы пределы проповеди апостольской и действительно ограничивались Римской империей, то и тогда бы нельзя было сказать, что им довольно было бы знания одного господствующего языка, потому что этот господствующий язык весьма во многих местах был недоступен простому народу, с которым по большей части первоначально они должны были иметь дело. В одной Малой Азии было много различных языков, по уверению Страбона (Geogr. Lib. 12. р. 524). Митридат, царь Понтийский, окончивший поприще свое с небольшим за шестьдесят лет до Р. Хр., знал 23 языка подданных ему народов (Plin. Hist. natural, Lib. 7. с. 24. А. Gell. Noct. Attic. Lib. 17. с. 17). Но если дать полный смысл словам Спасителя: шедше научите вся языки, - то не останется никакого сомнения, что с обыкновенными способами изучения языков апостолы слишком недалеко бы простерли свою проповедь. б) Апостол охуждает употребление дара языка в молитвословиях без истолкования, - но это не значит, что он только при этом случае раскрывался. Иначе апостол охуждал бы Самого Духа, раздающего сии дары. Но он научает, как обращаться с этим даром в церкви. А этим отнюдь не исключается возможность употреблять оный и при других случаях и для других целей.

Против пятого. Здравая филология требует определять значение слова или выражения, неоднократно встречающегося в каком-либо сочинении, если можно, по первоначальному его употреблению. Теперь выражение: γλώσσαις λαλείν в 10 и 19 главах книги Деяний само себя не дает разуметь; это выражение очевидно взято из истории 2-й главы той же книги. Там и здесь действие одно и тоже. Но во 2-й главе нельзя разуметь под γλώσσαις λαλείν одного воодушевленного языка, как мы выше видели. Ап. Петр (Деян. 11:15) говорит, что с домом Корнилия в сем случае последовало то же, что с апостолами в день пятидесятницы. (Видно, что эти случаи бывали редко). Итак не этими местами то, а тем эти должно объяснять. - Что касается до 1Кор. 14 гл., то и там нельзя разуметь одного языка экстатического, нельзя разуметь такого выражения славословий, которое бы было понятно только одному произносящему их; но надлежит разуметь дар говорить на иностранных языках, а) Если дать в этой главе выражению γλώσσαις λαλείν первое значение, то нельзя сказать, чтобы оно было одно и то же с γλώσσαις έτέραις λαλείν (Деян. 2:4), потому что слушавшие апостолов понимали, что они говорили (ст. 11); напротив в обоих местах и 1Кор. 14 гл. и Деян. 2 гл. предполагаются одинаковые обстоятельства т. е. и глаголание языками и присутствие иностранцев, которые разумеют те языки (сл. 1Кор. 14:23). б) Апостол говорит: языцы в знамение суть не верующим, но неверным (1Кор. 14:22). Краткие непонятные изречения и для неверного не могут быть сами по себе знамением: напротив, из несвязных слов, не имеющих ясного смысла, слышащий мог заключить о невежестве говорящего. Языки будут тогда знамением и для неверующих, когда человек, не знавший прежде никакого языка, вдруг говорит на новом языке. в) В стихе 21 Апостол приводит слова Исаии (28:13), в которых говорится именно о иностранных незнакомых языках, и прилагает эти слова без всякого ограничения к материи своего рассуждения о языках. У Исаии Господь говорит Своему народу, что он будет говорить на языке иностранном, на языке пленивших его; как там нельзя разуметь какого-нибудь другого смысла слова: язык, так и здесь. г) Наконец только в смысле собственных языков могут иметь значение и эти слова Апостола: иному же роди языков (1Кор. 12:10), как понимал это и Златоуст (Hom. 29. in 1 Сог.).

Против свидетельств отвечаем: ни одно не говорит ничего в пользу сказанного предположения прямо. Напротив, Ириней (advers. Наег. 5, 6. - Euseb. Η. Е. 5, 6) когда говорит о себе, что он сам не имел дара языков, что, приехав в Галлию, должен был учиться туземному языку, - а между тем пишет, что в его время были такие, которые имели дарования пророческие и всякими (παντοδαπαίς) говорили духом языками и тайны человеческие обнаруживали, замечая, что этих людей, приявших Духа Божия и говорящих на всех языках Духом Божиим, апостол и разумеет там, где говорит: премудрость же глаголем не совершенным: - то этим ясно показывает, что языки этих людей "совершенных" надлежит понимать в собственном смысле за иностранные языки. Из слов апостола: благодарю Бога моего... можно заключить, что способность эта могла зависеть и от нравственных качеств лица. - Следы древности такового разумения события пятидесятницы и дара языков в церкви апостольской и позднейшей вообще можно видеть и в том, что Филострат, описывая жизнь Аполлония Тианского, которого хотел противопоставить Иисусу Христу, заметил о нем, что он знал не только все языки человеческие, но и язык животных (Phil. de vita Apollonis L. I. cap. 13. Conf. Euseb. contr. Hieroclem p. 521). В церковной истории встречаются позднее примеры чудесного разумения иностранных языков, напр. в Ефреме Сирине.

Призвание и образование Павла в апостола язычников

Савл или Павел (первое имя еврейское, второе римское) был из колена Вениаминова, родом из Тарса Киликийского. Что он там родился, - это видно из собственных слов его в книге Деяний 21:39, 22:3. (Противоречащее сему предание у Иеронима de vir. ill. с. 5, что Павел родился в Гискале, городе галилейском, не заслуживает вероятия, хотя и оно может иметь сколько-нибудь в себе истины: может быть, его предки когда-нибудь жили в этом городке). Так как мы не знаем, долго ли Павел жил в отеческом доме, то и не можем определить, как велико влияние на его образование имело его рождение в главном городе киликийском, который в ученом отношении равнялся, в это время, Афинам и Александрии (по свидетельству Страбона). Конечно его раннее знакомство с греческим языком и жизнью греков не осталось без влияния на образование из него учителя Еллинов (языков). Но немногие места из греческих стихотворцев в его речи афинской и посланиях еще не доказывают, чтобы он воспитанию своему был одолжен знакомством с греческой литературой (1Кор. 15:33 из Менандра. К Титу 1:12 из Епименида. Деян. 17:28 из Арата).

Первые два изречения могли ходить в народе, как пословицы. Последнее замечательно своей точностью: удержано даже γάρ: τού γάρ καί γένος έσμέν . Но Арат был родом Киликиянин, следовательно, соотечественник Павла: следовательно его стихотворения могли быть ему известны и из школы. Притом сам апостол говорит, что он воспитывался не в Тарсе, а в Иерусалиме (Деян. 22:3 άνατεϑραμμένος). После образования раввинского, ревностный фарисей, каким Павел был до обращения, не позволил бы себе входить в такое близкое общение с язычниками, чтобы учиться в их академии. Он предназначался отцом своим фарисеем, как видно, в раввины и для того отправлен был в Иерусалим, чтобы в школе фарисейской сделаться ученым толкователем Писания и преданий. Он воспитывался у Гамалиила, законоучителя фарисейской секты, который, по выражению книги Деяний (5:34), был честен всем людем 56 . Образование в сих школах состояло в толковании Св. Писания. Иудеи, пишет Иосиф Флавий (Antiquit. 1. XX с. XL) вcю мудрость поставляют в том, чтобы а) ясно разуметь свои законы (τά νίμιμα σαφώς έπιστάμευοι) и б) истолковывать силу священных книг (τήν τών ίερών γραμμάτων δύναμιν έρμηνεύσαί). Изучение закона (по Талмуду in Pirke Aroth. c. 5. 521) начиналось с пяти лет, с 10-ти изучение мишны, с 13-ти лет юноша обязывался уже к строгому исполнению закона (Tholuck. Stud. u. Kritik. 1835. S. 366). Обязательное изучение закона Павлом можно видеть из множества приводимых им мест из Писания в его посланиях. До 50 мест приводится в них на память т. е. не с точным удержанием слов перевода. Наставник Павлов отличался умеренностью взгляда на разномыслящих (Деян. 5:34); он знаком был даже с греческой литературой. В Талмуде пишется, что он позволял себе ходить даже в бани языческие, украшенные статуями богов. Когда это возбудило удивление в язычниках, то Гамалиил отвечал: баня устроена прежде статуй, не она поставлена для богини (Венеры), но богиня поставлена для украшения бани (Tholuck. ibid. S. 378). Такая свобода в духе могла иметь благоприятное влияние на его учеников. Но юноша с пламенной и сильной душой, каков был Павел, если за что брался, то не иначе как со всем жаром: его сердце и само по себе было наклонно к ревности самой неумеренной, - и фарисейство давало много пищи такому направлению. Из личных свойств его характера, равно как из собственных его свидетельств, мы можем заключать, что он старался превзойти всех своих современников в законной праведности, как понимали ее жаркие фарисеи. И это было не без намерения Промысла. Чем ревностнее было его стремление к святости, чем более он должен был бороться с непокорными влечениями своей пламенной и сильной натуры, тем более имел случаев доказывать, что есть в человеке зло, которого нельзя укротить одной уздой закона, что человек может знать доброе, но не может всегда творить доброе, что он невольно при всем добром расположении увлекается силой богопротивных влечений от добра ко злу. Павел, конечно, никогда б так живо, так точно не описал такого состояния в седьмой главе послания к Римлянам, если бы не знал его по собственному опыту. И то, что он перешел к христианству из такой секты, в которой употребляли все предосторожности, поставляли всякия преграды против силы пожеланий и страстей, всеми мерами старались принудить себя к добру, - было весьма важно для Павла. Испытав все эти меры сам собой и узнав их слабость, он мог, как представитель всех людей с ревностными нравственными стремлениями, свидетельствоваться собственным опытом в том, как глубоко в и человеческой природе лежит чувство потребности искупления. После этого также по собственному опыту он мог определить отношение внутренней свободы, проистекающей из веры в искупление, к рабству законному. Хотя Павел был верным и ревностным учеником Гамалиила, однако отсюда нельзя заключать, что перешел в него и дух умеренности, которым Гамалиил отличался в отношении к христианству. Ученик, и особенно ученик с таким сильным оригинальным духом, подчиняется духовному влиянию своего учителя только в такой мере, в какой оно соответствует его собственному расположению духа. Непреклонность его характера, огонь природы, огонь юношества делал его сильным, склонным к гонениям, ревнителем против всего, что противоречило системе, почитаемой им святой. И когда Стефан восстал против фарисеев, то Павел, бывший тогда в Иерусалиме, стал с сего времени сильнейшим гонителем христианства. Он входил в домы христиан, влачил мужчин и женщин на суд Синедриона и заключал их в темницы (Деян. 8:3), принуждал их хулить Христа (26:11). После мученической кончины Стефана, когда многие последователи Евангелия искали себе убежища в других городах, он считал своим призванием преследовать их в знатном сирийском городе Дамаске, куда довольно их удалилось. И спешил туда, быв уполномочен своим верховным судилищем по делам церковным (которому сами Римляне предоставили право употреблять всякие меры против нарушителей их закона) - истреблять всех христиан. Известно, что последовало с Павлом на пути в Дамаск.

Что касается той великой перемены, которая произведена была в Павле этим путешествием, предпринятым к истреблению христианской веры, то некоторые думают, что это важное происшествие потому только нам кажется так внезапным и чудесным, что история представляет нам один исход дела, а не различные предуготовительные обстоятельства и пути, которые вели к этой развязке: и дополнением таких промежутков, какие находят в истории, хотят дать ему естественное объяснение.

Павел, - так говорят те, которые смотрят на обращение Павла с этой точки зрения, - уже был предрасположен в пользу христианства; на его душу, которая всегда так горячо любила истину, не могли не произвести благоприятного впечатления умеренные отзывы Гамалиила, речь Стефана, которого характер был сроден с его характером, зрелище его мученической кончины. Но он еще слишком был связан духом фарисейства, чтобы вдруг предаться этим впечатлениям, действовавшим на него против собственной его воли. Он подавлял их, сколько мог; он смотрел на эти новые мысли, невольно возникавшие в душе его, в пользу нового учения, как на внушения сатаны, от которого производил все это восстание против важности древних священных преданий; и потому еще с сильнейшей ревностью восставал против новой секты. Однако же ему не удалось совершенно подавить их и заглушить голос совести, восстающий против его фанатизма. Началась в душе его борьба. Когда он находился в такой настроенности духа, присовокупилось еще одно внешнее впечатление, которое из искры сделало пожар. Недалеко от Дамаска встретила его и его спутников буря: молния ударила близко подле Павла и повергла его без чувств на землю. В этом он признал теперь наказующую и предостерегающую силу гонимого им Мессии; и, так как в этом состоянии легко было перемешать собственные ощущения с действительностью, объективное с субъективным, - то настоящее впечатление отразилось в душе его действительным явлением Иисуса. Ослепленный молнией и оглушенный громом, пришел он в Дамаск. - Но, как из естественных причин объяснить встречу Павла с Ананией? И здесь нечто можно заметить, что ясно история не упоминает. Так как Анания был муж известный между Иудеями по своему строгому законному благочестию, то не невероятно, что оба они были между собой знакомы в Иерусалиме. В Павле, который слышал о духовных дарованиях сего мужа в христианстве, родилась мысль, что этот уважаемый христианами муж может и ему помочь, освободить его от настоящего жалкого положения; и между тем как он этой мыслью занимался, составилось из того видение. С другой стороны можно думать, что и Анания нечто слышал о великой перемене, происшедшей с Павлом, но этому не поверил, доколе таким же образом психологически объясняемое видение не победило его недоверчивости.

Рассматривая это объяснение, еще можно было бы допустить, что происшедшая с Павлом перемена могла быть приготовлена помянутыми впечатлениями, но по сображении с тем, что представляет нам история, никак нельзя доказать необходимости или даже вероятности такого объяснения. История вообще представляет нам довольно примеров могущества религиозного фанатизма даже над такими сердцами, которые с других сторон открыты для истинного и доброго; - как они умеют обращать в свою пользу все, что могло бы вывести их из заблуждения. Итак, принимая во внимание сильный характер Павла, нельзя почесть невероятным, что он и в мученической кончине Стефана думал видеть только могущество злого духа над духом увлеченного им к отпадению от чистого учения; что поэтому еще сильнее ощущал в себе побуждение противодействовать распространению учения, которое могло увлекать к погибели таких отличных по своему дарованию и сердцу людей. Следовательно отсюда скорее должно было ожидать утверждения Савла в принятом направлении, нежели перемены. - Далее, как непохоже на бурю изложение обстоятельств происшествия! Если бы не было действительного явления Иисуса, а только буря произвела такое действие, то как изъяснить то, что и спутники Павла видели и слышали нечто подобное тому, что видел и слышал апостол? Конечно, нужно допустить, что и они были в подобном расположении духа, как и Павел, т. е., что они были уже или христиане, или на пути к христианству. Но такие люди верно бы не согласились быть гонителями христиан. Да и как обман, принятый Павлом - будто явился ему Спаситель - мог служить причиной такого переворота, какой совершился в жизни Павла? - Разности в повествовании об этом происшествии в главах 9, 22 и 26 ничего не доказывают против его действительности. Они легко могли произойти при повторении повествования о событии, так далеко выходящем за круг обыкновенных явлений, нет нужды приписывать их различному образу повествования самого Павла; их можно изъяснить из неточности передачи речей его. Если допустить, что спутники Павла получили только общее впечатление от явления, а не такое определенное, как Павел, для которого собственно и было это явление; что они видели свет, но никакого определенного облика; слышали слова, но ничего определенного не различили и не поняли, то объяснится, каким образом одно и то же явление могло быть представлено различно с различных сторон. Так как об этом явлении, по самой его природе, нельзя судить по законам обыкновенного земного сообщения и ощущения, то не имеет никакой силы против его объективной действительности то возражение, что Павел и его спутники не одно и тоже видели и слышали. Мы еще не знаем законов, по которым бывают сообщения из мира духовного людям живущим в мире чувственном, чтобы иметь возможность что-нибудь сказать об этом определенное.

Другие не сомневаются в действительном явлении Иисуса Христа, но все это событие признают за одно внутреннее явление в духе Павла, допускают одно духовное откровение Иисуса Христа без внешнего.

При таком объяснении опыты борьбы его с самим собой в фарисействе, впечатления речи и мученической кончины Стефана были бы точно приготовлением к этому внутреннему откровению. Божественность и истинность события при таком взгляде ничего не потерпела бы, потому что как ни смотреть на внешнее, все оно будет только средством, которым Павел должен был быть приготовлен для того внутреннего откровения Иисуса Христа, от которого зависела вся апостольская его деятельность. И чувственные ощущения не более могут иметь несомненности и действительности, как и события духовные. (Что это не был какой-нибудь обман, который можно изъяснить психологически, за это ручалось бы необычайное изменение, происшедшее в Павле от сего внутреннего события, вся его апостольская деятельность: она свидетельствует о всем, что он испытал внутри себя, как действие о причине). Но и такому объяснению противоречит то, что этим событием были вместе поражены и спутники Павла, - что Павел лишился зрения.

Мнение, что видение, от которого зависело обращение Павла, есть то самое, которое он описывает во втором послании к Коринфянам (12:2), - мнение в новейшее время восстановленное, не может быть принято. Здесь Павел описывает свое возношение духа в высшую область мира духовного; в видении, бывшем поводом к обращению, описывается нисшествие Иисуса к нему, при чем он не лишался сознания того, что он живет на земле. Впечатление этого явления было подавляющее: а то событие соединялось с необычайным восторжением духа; от первого получило начало его христианское сознание; второе было одним из тех высочайших моментов внутренней жизни, когда человек, уже долгое время живший в общении с Христом, после многообразных браней, какие должен был выдержать, упокоивается предощущением небесного бытия и снова оживляется для своих земных трудов. Упоминаемые здесь 14 лет должны бы были означать, что это послание написано спустя 14 лет после обращения Павлова. Но это совершенно перепутывает всю хронологию.

Всего лучше посмотреть, как сам Павел в своих посланиях изображает это происшествие, которое во всяком случае было важно для него, как начало нового периода его жизни. - Он часто свидетельствуется против врагов своих Иудеев, которые не хотели признать его апостольского призвания, тем, что ему так же, как и прочим апостолам, препоручено апостольское служение самим Иисусом Христом, напр. Галат. 1:1, но это можно разуметь и не о внешнем событии, а, как сказано было, и о внутреннем. В указанном месте в 16 ст. апостол как будто говорит о внутреннем (έν έμοί) откровении Господа в его самосознании, которое сделало его способным возвещать Христа независимо от всякого человеческого наставления. Не совсем тоже, когда апостол 1Кор. 9:1 ссылается на то, что он видел Господа Иисуса и что потому самому, что видел Его, стал Его апостолом. Но и то можно разуметь о видении в каком-нибудь экстатическом состоянии, подобном тому, которое описывает сам апостол 2Кор. 12:1. - Но совсем другое дело, когда он в 15 гл. своего первого послания к Кор. бывшее ему явление Господа Иисуса ставит наравне со всеми прочими явлениями воскресшего Спасителя. И этот отзыв апостола тем более имеет важности, что он, как показывает приведенное место из 2 послания к Кор., умел различать состояние экстатическое от состояния обыкновенного самосознания.

Естественно Павел не вдруг после такого впечатления мог приняться за дела свои. Одним разом уничтожалось для него все, что доселе было побуждением и целью всего его действования; его сердце стало исполнено чувства сокрушения. Он находился в состоянии духовной и телесной немощи и ничем не мог помочь сам себе. Три дня провел он без пищи; это было для него переходом от смерти к новой жизни. И ничто лучше не может изобразить нам его ощущений в эти критические дни, как краткое восклицание, которое он сам, переносясь в свое прежнее состояние (Рим. 7:24), влагает в уста человека, невыносимо тяготимого сознанием внутреннего рабства и жаждущего свободы от закона и греха, - все сердце его изливается в этих словах: кто избавит меня от сего тела смерти, от сего бедствия? т. е. от греха, живущего во плоти (ст. 18), составляющего смерть души, рождающего смерть тела. Нисколько невероятно, чтобы он в этом состоянии искал обращения с другими. Обращение с кем-либо из Иудеев не могло быть теперь для него приятно, а искать знакомства с кем-либо из гонимых христиан, конечно, и на мысль ему не могло придти. Вообще для человека в таком расположении духа уединение всего больше может нравиться. Потому само в себе невероятно, чтобы известие о происшедшей с ним перемене достигло до Анании чрез других. История оправдывает сама себя, когда объясняет его сближение с христианами делом той же Божественной силы, которая его обратила. - Когда Павел воззвал ко Христу, Который явился ему, чтоб Он помог ему в настоящем его положении, просветил его телесное и духовное око,- обещано ему было в видении, что муж, которого он вероятно по слуху и в лицо знал, известный просвещенный муж церкви Дамасской, Анания, будет орудием его духовного и телесного исцеления. Анания, покорный званию Божию, явился к нему. Павел узнал в нем мужа, которого указывало видение; принял его с доверенностью и в общении с ним получил высшую силу жизни, прозрел, крестился, исполнился Духа Святаго. Анания привел Павла к прочим христианам города. И когда, проведши несколько дней с ними, Павел почувствовал себя довольно укрепленным, то нудился было совестью явиться в здешнюю синагогу и свидетельствовать о деле, которое доселе так сильно преследовал ⁵⁷. Но хотел ли Павел, совершив это первое свидетельство, предоставить ему дальнейшее действие без личного своего присутствия, или уже заставляли его происки Иудеев помышлять о спасении бегством, только скоро он удалился в соседственную часть Аравии, где, между обитавшими в великом количестве Иудеями, мог найти новое поприще для своей проповеди. Отсюда опять он возвратился в Дамаск. Но потому ли, что раздраженные прежней проповедью его Иудеи, как скоро узнали о его прибытии в город, тотчас начали стараться захватить в свои руки человека, который мог быть столько опасен для иудейства, или только теперь он возбудил их против себя продолжением проповеди в синагоге,- только должен был Павел искать себе спасения в бегстве: ковы Иудеев грозили опасностью его жизни. И этот муж, не страшившийся потом никаких опасностей в своем звании, в самом пылу ревности после недавнего обращения был столько чужд всякой мысли жарких мечтателей, ищущих произвольного мученичества ⁵⁸, что позволил себя спустить своим друзьям в коробе чрез окно прилежавшего к стене городской дома за город, и таким образом, незамеченный никем, скрылся от поисков Иудеев, стерегших все выходы из города ⁵⁹. Когда прошло таким образом три года после его обращения, Павел решился (около 39 г. после Р. Хр.) идти в Иерусалим, чтобы там лично видеться с Петром, который пользовался в церкви великим уважением и более всех занимался делом, относящимся до церкви. А так как в Иерусалиме Павла знали только как гонителя, то все здесь избегали встречи с ним, доколе уважаемый в иерусалимской церкви учитель Варнава, который, как еллинист, был к нему ближе и может быть еще прежде был с ним знаком, не представил его церкви. Еллинистическое происхождение Павла было поводом к некоторым беседам и спорам об иудействе и учении христианском с Иудеями (Деян. 9:29).

Когда апостол Павел, во время этого посещения Иерусалима, молился в храме и, вознесенный молитвой ко Господу, отрешился от всего земного, было ему открыто в видении, что Он в Иерусалиме ничего не может успеть против раздраженных Иудеев; что напротив он назначается нести учение спасения к другим народам (Деян. 22:21). И вскоре, не более как после пятнадцатидневного пребывания в Иерусалиме, Павел вынужден был происками Иудеев оставить город. Он возвратился в свое отечество и провел здесь несколько лет, конечно - не оставляя проповедывать Евангелие, хотя Лука об этом и не говорит, как и о некоторых других начальных событиях его жизни. Очень вероятно, что церкви киликийские, образовавшиеся из язычников, какие мы находим впоследствии, одолжены своим началом Павлу. Нельзя думать, чтобы после повеления Иисуса Христа Павел стал молчать в своем отечестве об Иисусе Христе, Которого проповедывал в других городах и до повеления. (О церквах в Киликии см. послание собора апостольского Деян. 15:23. Сам апостол, конечно, разумеет проповедь, а не простое путешествие в Сирию и Киликию в послании к Галатам 1:21).

Спрашивается, в таком ли же отношении находилась христианская полемика Павла к иудейству теперь как после? Или, - что тоже, - с самого ли того времени, как Павел познакомился с Евангелием, начал он утверждать его независимость от закона Моисеева?

Утверждать это, - только, что отрешившись от начал фарисейства, могло быть весьма трудно: мы видим, что вступавшие в христианство из этой секты очень были склонны к смешению Евангелия с положениями фарисейскими. Анания, первый учитель Апостола, был всеми уважаем за свое законное благочестие и потому, конечно, был далек от того, чтобы желать отрешения Евангелия от обрядового закона Моисеева. Вообще около времени обращения Павла это было господствующее направление между христианами; только происшествия после мученической кончины Стефана мало по малу начали раскрывать с различных сторон новую точку зрения. - Но мы не в праве утверждать, чтобы именно это же самое событие служило к определению образа мыслей Павла. Вообще мы не должны в Павле с его великим самостоятельным духом очень высоко ставить определенное влияние внешнего сообщения учения и идей. Лучше поверим ему самому, когда он с такой сильной уверенностью свидетельствует, что он свой образ проповедания заимствовал не от человеческого наставления, но только от духа Христова. Но просвещающий его дух Христов независимо от человеческого наставления вводил его в особенное разумение и особенное развитие буквы и материи. В ком фарисейское иудейство понемногу переходило в христианство, - в том немало надлежало пройти времени, пока дух Евангелия разрушит фарисейско-иудейскую форму. Иначе было с Павлом. В нем фарисейство выразилось с самой противоположной стороны к христианству; зато теперь без всякого постепенного перехода, вдруг, после одного внезапного перелома, объятый силой Евангелия, он стал из сильнейшего гонителя ревностнейшим исповедником; когда чувство рабства достигло в нем самой высшей степени, тогда он уже весь был проникнут верой в Искупителя для получения от него свободы. Естественно прервались в нем все связи с фарисейством за один раз; место гонения Евангелия заступило гонение фарисейского иудейства, как это он сам говорит (Филип. 3:8): вменяю вся тщету быти за превосходящее разумение Христа Иисуса Господа моего: его же ради всех отщетихся и вменяю вся уметы быти, да Христа приобрящу. Итак Павел с самого начала свободно и глубоко понимал отношение Евангелия к иудейству, и это при действии одного просвещения Духом, без всяких наставлений со стороны Петра или тех христиан еллинистического происхождения, которые уже проповедывали Евангелие язычникам ⁶⁰

Антиохия, мать церквей, образовавшихся из язычников, и ее отношение к матери церквей, образовавшихся из Иудеев

Между тем христианство уже было принесено проповедниками Евангелия из числа еллинистов в великую столицу римской Азии, Антиохию, к язычникам. Известие об этом обратило внимание христиан Иерусалимских. Потому ли, что еще ничего подобного доселе у них не бывало, т. е. Петр из своего путешествия, во время которого просветил Корнилия, еще не возвращался, а известие о новообразующейся церкви из язычников без соблюдения обрядового закона Моисеева произвело только недоумение и недоверчивость: или потому, что хотя происшествие с Корнилием уже некоторым образом приуготовило к такому явлению, но еще не могли согласиться на нововведения, соединенные с этими происшествиями, и иметь прямой доверенности к христианам из язычников, - так как эта недоверчивость в большей части христиан из Иудеев оставалась долгое время и после многократных опытов Божественной силы Евангелия между христианами из язычников, - только поручено было Варнаве, как пользовавшемуся давним и всеобщим уважением учителю и как еллинисту, лучше умеющему обращаться с христианами чисто еллинского происхождения, - отправиться для обозрения новой церкви из язычников. Варнава радовался истинным плодам Евангелия, какие нашел он здесь; ревностно содействовал дальнейшим успехам дела, и когда открылись здесь великие новые виды для дальнейшего распространения царства Божия, то призвал в сообщество себе известного по своему назначению для проповеди язычникам Павла. Доказательством силы, с какой христианство распространялось здесь между язычниками самостоятельным образом, было то, что верующие здесь приняли первые наименование христиан. В сношениях между собой они именовали себя учениками Господа, учениками Иисуса, братьями, верующими. Но в отличие от Иудеев и язычников, как верующие во Христа, они назвались христианами. - Думают, что христиане приняли сие название не сами собой, но от других, - не от Иудеев, а от язычников, Иудеи дали бы им такое наименование, которое бы выражало презрение: они конечно не назвали бы их последователями Мессии. Язычники, доселе видя, что они наблюдают обрядовый иудейский закон, не умели их различать от Иудеев. Но теперь, когда начало распространяться между язычниками христианство без соблюдения обрядового закона, оно показалось им совершенно новой религиозной сектой (genus tertium, как называли потом христиан т. е. ни Иудеи, ни язычники), и так как имя "Христос" они принимали за собственное, то для означения последователей нового Вероучителя составили из него наименование по той же форме, по какой обыкновенно называли последователей какого-нибудь учителя, учреждавшего особую школу. Но почему не допустить и той мысли что сами христиане приняли такое прекрасное наименование? Ученики, братия, верующие - не было определенным по отношению к посторонним. Ученик Господа, Христа - название не однословное; напротив χριστιανοί - и выражало сущность различия их от последователей других исповеданий, - важно и в домашнем церковном употреблении. Римская форма в окончании ανοι показывает только то, что в этом случае верующие следовали форме, принятой в империи.

С этого времени Антиохия стала весьма важным местом в ходе развития христианства. Отселе стало два сосредоточные пункта для его распространения. Что доселе был Иерусалим для распространения христианства между Иудеями, то стала теперь Антиохия для распространения христианства между язычниками. Здесь в первый раз вошли между собой в соприкосновение и борьбу два образа воззрения на христианство, одно, носившее в себе элемент образования иудейского, другое - языческого. Как в Александрии развитие христианства в последующее время должно было испытать влияние различных смешений элементов восточной философии с преобладающим элементом еллинистической образованности: так и в восточной римско-азиатской столице оно должно было встретиться с различными смешениями элементов восточной религии. Из Антиохии в начале II столетия распространились системы: восточного анти-иудейского гностицизма, поставлявшего христианство во враждебные отношения к иудейству.

С сего времени между двумя главными церквами Иерусалимской и Антиохийской открылись частые сношения. Признавая друг друга братиями, христиане со всем усердием подавали друг другу помощь. Когда пришел из Иерусалима в Антиохию пророк Агав и стал предсказывать голод, который особенно угрожал бедным христианам иерусалимским (этот голод был в Палестине около 44 г. по Р. Хр.), тогда христиане антиохийские считали обязанностью помочь церкви, от которой получили самые высшие духовные блага и, конечно, прежде начала голода, отправили к предстоятелям церкви Иерусалимской денежное вспоможение чрез Павла и Варнаву. Церковь Иерусалимская в это время, после осьмилетнего покоя от кончины Стефана, снова, впрочем не надолго, подверглась возмущению. Царь Ирод Агриппа, коему император Клавдий поручил управление самой Иудеей, хотел показать свою ревность к строгому соблюдению закона. Хотя поведение его не всегда было согласно с сею ревностью, - он приноровлялся и к образу жизни римской для того, чтобы привлечь к себе благосклонность язычников, - но чтобы не вооружить против себя и Иудеев, он восстал против проповедников нового учения: Апостола Иакова, старшего сына Зеведеева, брата апостола Иоанна, он приказал умертвить, а во время праздника пасхи в 44 году и Петра вверг в темницу с тем, чтобы по окончании праздника и с ним поступить так же, как и с Иаковом. Но Петр особенным Божиим содействием был освобожден из темницы. По молитве о нем церкви, ангел разрешил его узы, извел из запертой темницы, ввел в город и таким образом спас от смерти верховного апостола, которого жизнь еще нужна была для церкви. Вскоре после сего и сам Ирод умер, пораженный ангелом в наказание за его действия против церкви Христовой; и его смерть возвратила христианам иерусалимским спокойствие.

Павел и Варнава приходили в Иерусалим во время этих беспокойств ⁶¹. Поэтому, вероятно, они очень недолго здесь были, ничего значительного сделать не могли и вскоре возвратились в Антиохию.

Но так как церковь Антиохийская не имела недостатка в учителях и уже положено было начало обращения язычников, то теперь наступило время, в которое должно было исполниться обещание И.Христа Павлу послать его далеко к язычникам. Дух Святый открыл пастырям церкви Антиохийской сие назначение Павла и вместе с ним Варнавы, который захватил с собой из Иерусалима племянника своего Марка. Мать сего Марка имела свой дом в Иерусалиме; в нем собирались верующие для молитвы (Деян. 12:12, 25). Но Марк оставил и дом и матерь для дела Божия. Когда Варнава брал с собой в Антиохию из Иерусалима племянника своего Марка, то, может быть, уже имел в виду то, чтобы и его употребить в сотрудника на этом поприще. Откровение Духа Святого теперь решило их назначение. Оно возвещено было по случаю особенного, назначенного для сего, поста (Деян. 13:2). Тогда узнали, что время уже посвятить и отпустить Павла и Варнаву на дело, на которое они призваны от Господа.

Распространение христианства из Антиохии Павлом и Варнавой

В сопровождении Марка Павел и Варнава отправились сперва на остров Кипр - отечество Варнавы, прошли остров с востока на запад, от Саламина до Пафоса. С своей проповедью они обращались сперва к Иудеям, потом к язычникам. Иудеи по своему призванию и обетованиям, им данным, первые имели на то право; у них были определенные места для религиозных собраний - синагоги, где собирались и прозелиты, а чрез прозелитов открывался удобнейший переход и собственно к язычникам. В Пафосе они нашли в проконсуле Сергии Павле одного из таких людей, которые не удовлетворялись ни народной верой, ни философией и с жадностью хватались за все, что казалось им новым, и поэтому он весьма желал слышать, что за новое учение проповедуют Варнава и Павел. Но увлеченный своими религиозными требованиями, которых сам не сознавал ясно, он находился в сетях обманщика, иудейского волхва Вар-Иисуса. Эти волхвы в последующее время были самыми сильными врагами христианства, потому что христианство грозило им уничтожением их власти над язычниками. Поэтому и Вар-Иисус употреблял все усилия, чтобы воспрепятствовать распространению Евангелия и восстановил против него проконсула. Но Павел, исполнившись Духа Святаго, изрек суд, которого он был достоин, как ненавистник света: по слову апостола, он лишился зрения. Это доказательство силы нового учения против врагов его подействовало решительно на проконсула и он уверовал в Евангелие.

Потом благовествователи, переплыв море и вступив на берег Малой Азии, отправились к северу, прошли Памфилию, именно были в Пергии (Деян. 13:13), пришли в пределы Фригии, Исаврии, Писидии и в Антиохии Писидийской, как значительном пограничном городе, приостановились для проповедания. Проповедь Павла в здешней синагоге представляет нам первый образ мудрости и искусства апостола в действовании на сердца своих слушателей. Желая приобрести их внимание и доверенность, он сперва указывает на то, как Бог избрал их в особый народ Себе, и потом кратко обозревает все, что Бог сделал для Своего народа до Давида, из потомства которого во исполнение обетований должен произойти Мессия. После этого приготовления переходит апостол к главной цели речи, к явлению Мессии и к тому, что Он совершил для спасения рода человеческого. Теперь, говорил Павел, обращаясь к присутствующим Иудеям и прозелитам, для вас назначена эта проповедь о спасении; ибо те, которых первых достигло сие благовествование, Иудеи Иерусалимские и их начальники не захотели принять оного, не узнали Мессии, не поняли пророчеств, которые читаются каждую субботу в синагоге. Однако же осудив на смерть Мессию, они не могли уничтожить обетования, но только сами против своего ведома и ожидания послужили к их исполнению, так как Он, претерпев все, что должен был пострадать по предсказаниям пророков, восстал от смерти. Вы не видели Его, но верой в Него вы можете получить отпущение грехов и оправдание, которого никогда не мог доставить закон. - Возвестив это обетование, апостол присовокупил угрозу против неверия. Эти слова, исполненные кротости, произвели сначала благоприятное впечатление. От имени всего собрания просили Павла проповедывать и в следующую субботу, чтобы раскрыть предлагаемое учение подробнее. Между тем некоторые из присутствовавших, в особенности прозелиты, проникнутые силой истины более прочих и жаждавшие искупления, о котором проповедывал Павел, не хотели дожидаться до следующей субботы; они поспешили к Павлу и просили у него подробнейшего наставления. Таким образом Павел и Варнава в течение недели имели многократные случаи проповедывать Божественное учение в частных обществах и распространить его даже между язычниками. Слух о новом евангельском учении до следующей субботы распространился по всему городу, и язычники большой толпой устремились к синагоге, так же как и Иудеи. Уже этого зрелища достаточно было, чтобы возбудить гнев в Иудеях, исполненных высокого мнения о себе, как о народе избранном, питавшем презрение ко всему языческому. Поэтому настоящая проповедь не была принята с такой же благосклонностью и спокойствием, как первая. Павла прерывали противоречиями и насмешками; он заметил на это, что так как они не хотят принять возвещаемого спасения и сами собой уклоняются от него, то проповедники свободны обратиться к язычникам, которые изъявляли более расположения к Евангелию. Таким образом Варнава и Павел с верующими язычниками оставили синагогу и избрали другое место для собрания верующих и изъявляющих желание веровать. Христианство распространилось отсюда по всей окрестности. - Но Иудеи успели возбудить против них знатнейших жителей города чрез прозелиток и их влиянием на мужей воздвигнуть на Павла и Варнаву открытое гонение, так что они принуждены были оставить город.

Они удалились в Иконию Ликаонскую, город, отстоявший от Антиохии миль на десять и нашли здесь доступ у Иудеев и язычников. Но вражда Иудеев, склонивших на свою сторону начальников города, изгнала их отсюда, после того как они успели уже приобресть себе довольно внимательных учеников проповедью и чудесами.

Апостолы пошли в другой город той же провинции и сначала довольно долго действовали в Листре. Здесь, как видно, не было синагоги и вообще Иудеи здесь не жили. Поэтом для проповеди Евангелия не оставалось лучшего места, как общенародного собрания на площадях и за городом. Когда Павел и Варнава занимались таким образом своим делом по близости города, слушал их проповедь один хромой от роду, может быть, нищий. Слова Павла произвели такое сильное впечатление на него, что он с упованием ждал себе не только духовного, но и телесного восстановления. Павел это заметил и, чтобы утвердить его надежду на Христа, а чрез него и других, сказал ему: стань на ноги и ходи прямо. Хромой исцелился.

Это явление привлекло еще большую толпу народа. Легковерный народ принял их за богов, явившихся в человеческом образе для сообщения людям своих благодеяний (подобное верование, вытекающее из глубины человеческого сердца, из не отрицаемого ощущения союза рода человеческого с Божеством, издревле было распространенным между язычниками). Так как в этом городе особенно был чтим Юпитер, которого почитали зиждителем городов, начальником, правителем и хранителем гражданского устройства (Ζεύς πολιεύς, πολιούχος), и поэтому посвящен был ему храм пред вступлением в город; то народ думал, что сам Юпитер, покровитель города, низшел на землю. Так как Павел обыкновенно первенствовал в слове пред Варнавой, то его признали за Меркурия, а Варнаву, который, может быть, был старее Павла и имел что-нибудь особенно важное в наружности, - за Юпитера. Суеверные жители сообщили свои догадки друг другу на своем наречии, а Павел и Варнава не знали, какая честь приготовляется им. Народ немедленно сообщил весть о явлении богов в храм и жрец пришел к вратам города с водами на жертву Юпитеру и с венками для жертвенных животных. Когда благовествователи Евангелия узнали об этом, то, исполнившись скорби, в раздранных одеждах, устремились в толпу, чтобы остановить их безумное покушение. "Что вы делаете?" говорил им Павел, - "мы люди подобные вам. Мы затем и пришли сюда, чтобы обратить вас, от этих ничтожных идолов, к Богу живому, всемогущему, Виновнику всякого бытия, Который хотя доселе оставил людей на собственную волю, чтобы они испытали, как мало могут сделать собственными силами, но никогда не оставлял их без свидетельства о Себе, ниспосылая им все нужное к содержанию и удовольствию".

С трудом апостолы остановили это движение народа своими представлениями. Но это впечатление, на вид столько сильное, было непродолжительно, - поскольку немногие были проникнуты силой истины. Иудеям Иконийским удалось в здесь возбудить против Павла большую часть язычников, так что народ, взволновавшись, закидал его камнями и он, как мертвый, извлечен был за город. Но при помощи верующих он снова встал; проведши остальную часть дня еще в Листре, укрепляемый силой Божией, на другой день удалился с Варнавой в соседственный городок Дервию.

Проповедав здесь и в окрестности обоих городов Листры и Дервии, они снова посетили те города, где сначала распространяли веру и откуда должны были удалиться ранее, чем хотели, по причине воздвигнутых гонений; они старались утвердить новых христиан в вере и дали новооснованным церквам твердую иерархическую организацию. Потом тем же путем, каким пришли, возвратились в Антиохию.

Спор между христианами из Иудеев и христианами из язычников и примирение. Независимое развитие христианской церкви между язычниками

Тогда как христианство все более и более распространялось между язычниками в Антиохии, а отсюда в Сирии и Киликии, угрожало возникнуть между новыми церквами несогласие или раскол, который мог вести за собой и постоянную вражду двух главных составных частей христианской церкви. Пришли в Антиохию из Иерусалима державшиеся строгого фарисейства христиане, которые говорили язычникам, что они без обрезания не могут иметь части в царстве Божьем и спорили с Павлом и Варнавой относительно проповедуемого ими учения. Церковь Иерусалимская, по всей вероятности, состояла из одних обращенных Иудеев. Обращаясь ко Христу, они, как Иудеи, еще продолжали соблюдать уважение к своему иудейскому закону не только в делах гражданских, но и в церковных: так как те и другие тесно были соединены между собой. Таким образом верующие Иудеи соблюдали, как и прежде, праздники и другие обряды иудейской религии подобно тому, как Сам Спаситель во время земной жизни подчинялся закону (Деян. 21:20, 21). В этом они оказывали более ревности, нежели обратившиеся Иудеи из рассеяния, или Еллино-евреи.

Жившие вне Иерусалима Иудеи и прежде не так тесно были привязаны и к храму и к жертвам. Они только от времени до времени посещали Иерусалим на праздники, или довольствовались и тем, что посылали деньги на содержание храма и на жертвы; между тем собирались в синагогах для чтения священных книг и наблюдали иудейские законы о пище и очищениях. Теперь, когда обращались они в христианство, то они или совсем оставляли закон или, по крайней мере, еще слабее были привержены к нему; им не стоило большого труда войти в общение с обращающимися язычниками, от которых не требовалось соблюдение закона иудейского. Сначала они, может быть, не оставляли своих синагог, но с течением времени, не находя в них такого назидания для себя, как в собраниях христианских и не видя надежды подействовать благоприятно в пользу христианства на своих единоплеменников, оставляли мертвые училища; сближаясь с обращенными язычниками в церковной и домашней жизни, с ними вместе принимали пищу; оттого и правила иудейские о пище и очищениях мало по малу приходили в забвение. Чрез несколько лет (лет чрез 10) мы увидим, что некоторые Иудеи, обращенные в христианство вне Палестины, перестали совершать обрезание и над своими детьми: - последний решительный признак того, что они совсем отказывались от иудейства.

Так было между обращенными Иудеями вне Палестины. Но не так в Иерусалиме. Хотя и иерусалимские христиане имели свои собрания для совершения таинств своей веры и взаимного назидания, но не оставляли посещать и храм, и исполнять другие обязанности верного Иудея. Само собой разумеется, что апостолы и другие богопросвещенные мужи не поставляли в этом никакой особенной святости, и потому согласились признать своим братом о Христе и Корнилия, обращенного язычника, хотя он не был из числа обрезанных; потому не требовали, чтобы и впредь язычники, обращающиеся в христианство, обязываемы были к соблюдению иудейского закона. Но не все так рассуждали. Многие ревнители закона (Деян. 21:20) думали, что и для язычников закон необходим к оправданию и наследию царствия Божия (Деян. 15:1); поэтому не хотели допускать их в церковь прежде, нежели совершено будет над ними обрезание, как над прозелитами. Таким образом неудивительно, что им не нравились распоряжения Павла и его сотрудников.

Христиане антиохийские для разрешения сего спора положили отправить нарочитых мужей в Иерусалим; естественно выбор пал на Павла и Варнаву, так как они всех деятельнее занималась проповедью между язычниками. Павел имел и свои на то причины, которые и без общественного поручения побуждали его предпринять такое путешествие. Теперь представлялось ему самым необходимым делом объясниться с апостолами об отличительном образе своего проповедания между язычниками, чтобы при разности способов, необходимой по разности места действования, соблюсти единство духа и отвратить все несогласия, которые бы могли возмутить сознание этого существенного единства. Божественным откровением он был уверен, что точно такое объяснение теперь для блага церкви необходимо (Гал. 2:2). И таким образом в 14 г. по своем обращении, как сам говорит в послании к Галатам, он отправился в Иерусалим с намерением предложить там наиболее уважаемым апостолам образ своего проповедания Евангелия между язычниками, чтобы они не подумали, что все его действия были напрасны, но узнали, что он проповедывал то же самое Евангелие, какое и они, и что это Евангелие с такой же Божественной силой действовало между язычниками, как и между Иудеями. Чтобы представить живой пример действия Евангелия между язычниками, Павел взял с собой одного обращенного им юношу языческого происхождения, Тита; который потом был особенным его сотрудником в проповедании. В Иерусалиме прежде, нежели приступлено было к общественному исследованию, были произведены частные сношения ⁶². Павел представил апостолам Петру, Иоанну и Иакову (Гал. 2:9) подробный отчет об образе своего проповедания Евангелия язычникам и плодах своей деятельности. Они признали божественность его призвания и были слишком далеки от того, чтобы учить его. Согласились с ним, чтобы он продолжал действовать независимо между язычниками и только бы не забывал внушать новообращающимся церквам, чтобы они помогали в телесных нуждах церкви иерусалимской (Гал. 2:1-10). Даже в отдельных обществах, где Павел и Варнава рассказывали о том, что Бог сделал чрез посредство их проповеди между язычниками, - их известия были принимаемы с радостным участием. Но некоторые из обращенных фарисеев начали настаивать, чтобы язычники вместе с Евангелием принимали и обрезание, только под этим условием соглашались признать их своими братьями (а потому даже требовали, чтобы Тит был обрезан). Павел защищал равенство прав язычников в царстве Божием с обрезанными на основании одной веры в Искупителя (и потому не уступал даже и относительно Тита, потому что его уступка была бы сочтена за знак согласия на утверждаемое ими учение). Эта неуступчивость повела к дальнейшим спорам. Стало необходимо рассмотреть это дело целой церковью. Собраны были избранные члены ее ⁶³. В этом собрании много было прений с той и другой стороны. Наконец, выступил апостол Петр с своим предложением, которое основывал на собственном опыте. Вы знаете, - говорил он к собравшимся, что задолго пред сим ⁶⁴ меня самого избрал Бог на то, чтобы возвестить в первый раз язычникам Евангелие. И когда Бог, Который взирает на сердце, сообщил им Духа Своего Святого также как верующим из Иудеев, то этим засвидетельствовал, что язычники более не имеют никакой нечистоты в глазах Его; что очистив сердца верой в Искупителя, они стали столько же чисты, как и верующие Иудеи. Как же можно быть столь дерзким, чтобы сомневаться во всемогуществе и благости Божией и утверждать, что Бог не может допустить язычников к участию в благах царства небесного без закона? Зачем вы хотите положить на верующих то, чего ни сами, ни отцы ваши не могли снести. Под этим игом Петр разумел, конечно, не внешнее соблюдение обрядов само по себе, так как и сам их соблюдал и не хотел, чтобы не соблюдали их Иудеи, но понимал такое их соблюдение, которое происходило от внутреннего господства закона над совестью, с которым соединялась мысль, что от него зависит оправдание и блаженство, от чего страшились за малейшее уклонение от закона лишиться спасения, от чего рождалось мучительное беспокойство, измышлявшее различные предосторожности против всякого нарушения закона. Понимая таким образом свое положение, Петр мог присовокупить: но и мы верой в Иисуса, как Искупителя нашего, освобождаемся от ига закона; он не составляет для нас более средства оправдания, и мы вместе с язычниками веруем, что спасаемся благодатью Господа нашего Иисуса Христа.

Слова Петра произвели глубокое впечатление на многих. За Петром восстал Варнава, пользовавшийся еще прежде великим уважением в этой церкви, потом Павел. Оба прибавили к событиям, указанным Петром, новые из своего собственного опыта, которыми подтверждалась мысль Петра и рассказывали о чудесах, коими Бог подкреплял их в их действиях. Когда таким образом сердца, всех были приготовлены, начал говорить апостол Иаков, брат Господень, который за строгое соблюдение закона находился в великом уважении даже между Иудеями и которого голос тем более мог найти доверенности в этом случае. Он заключил совещание предложением, которое имело целью войти в посредство между спорящими сторонами. Опираясь на речь Петра, он говорил: уже показано было, как Бог в первый раз принял язычников, чтобы образовать Себе из них священное царство. С этим согласовались и предсказания пророков, которые возвещали, что в то время, когда падший престол Давидов восстановится, тогда почитание Бога истинного распространится и между язычниками. Поэтому ничего нет странного в том, что теперь совершается у язычников. Бог, Который все это творит, исполняет только Свой вечный совет, и так как вследствие этого вечного совета и язычники имеют войти в царство Мессии, то никто да не дерзает останавливать или затруднять течение этого дела. Поэтому не должно полагать на язычников никакой излишней тяжести. Нет нужды ни к чему их обязывать, кроме только того, чтобы они воздерживались от ядения мяса идоложертвенных, мяса животных удавленных, крови убитых животных и от блуда. Этого достаточно для обращающихся язычников ⁶⁵, потому что везде, где живут Иудеи, закон Моисеев через еженедельное чтение в синагогах укоренился глубоко в сердцах их и неуступчивость даже в этом может рождать только волнения. (Но что касается до верующих из Иудеев, то они не требуют особых правил. Они знают, что они как Иудеи должны соблюдать; в каждом городе, где есть Иудеи, там читается в каждую субботу в синагогах закон).

Это предложение имело целью содействовать прекращению возникшего спора между христианами из Иудеев и христианами из язычников взаимным сближением той и другой стороны. Соблюдение этих заповедей христианами из язычников могло служить к тому, чтобы смягчить и мало по малу истребить то отвращение, с каким природные Иудеи смотрели на христиан из язычников - нечистых, из владычества идолопоклонства вышедших людей. Если верующие Иудеи не могли победить своего предрассудка против верующих язычников по причине их необрезанности, то тем труднее бы было их сблизить между собой, когда бы язычники не согласились соблюдать и того, что требовалось от обыкновенных прозелитов; если бы не отреклись от того, что по иудейскому понятию тесно было соединено с идолопоклонством и нечистой идолопоклоннической жизнью. Содействуя таким образом сближению христиан из язычников с христианами из Иудеев, эти заповеди с другой стороны служили к большему отдалению первых от обыкновенного языческого образа жизни, к предостережению их от соблазнов окружающего язычества и языческих пороков. При этом странным могло бы показаться, что наряду с обрядовыми, только для определенной цели положенными, заповедями поставлено запрещение прелюбодеяния, запрещение, имеющее силу во все времена, основывающееся на чисто нравственном начале. Но связь, в какой это запрещение здесь встречается, дает и разрешение о причине и цели такого особенного напоминовения. Πορνεία здесь упоминается только в том отношении, в каком и предыдущие части, т. е. по причине связи с идолослужением, как казалось это Иудеям; еще из книг ветхозаветных они научились идолопоклонство и прелюбодеяние представлять между собой неразрывно соединенными; кроме того, пороки этого рода действительно были соединены с некоторыми отраслями идолослужения и вообще строгое понятие о целомудрии далеко от начал натуральной религии. Здесь идет дело не об особом нравственном правиле христианства; в этом случае запрещение не было бы поставлено так отдельно, как чисто положительное; напротив было бы выведено из целой системы христианского вероучения и нравоучения, как это делается в посланиях. Здесь идет дело только о старом иудейском отвращении ко всему, что имеет какую-нибудь связь с язычеством, и это отвращение теперь переносится на некоторые части в церковь христианскую.

Когда это предложение всеми было принято, то от всей церкви написано было послание (первое апостольское послание) к церквам из язычников в Сирии и Киликии, которое имело целью положить предел произведенным иудаистами возмущениям. В нем ясно было сказано, что эти люди, действуя самовольно, совсем не были уполномочиваемы так поступать ни апостолами, ни пресвитерами иерусалимскими. А Варнава и Павел, которых иудаисты вероятно выдавали за повредителей учения Христова, представлены истинными и ревностными проповедниками Евангелия, людьми, предавшими души свои о имени Господа Иисуса Христа. И чтобы придать этому определению более действительности и ясности, из среды самой церкви Иерусалимской избрали двух почтенных мужей Иуду и Силу, которые могли дать церкви наставления и утверждение ⁶⁶.

Определение апостольского собора в Иерусалиме составляет важную эпоху в истории церкви апостольской. Первое несогласие, возникшее в христианстве, было немедленно предано общественному рассуждению и приведено в ясность: вместе с тем было признано, что это несогласие должно разрушать единство христианской церкви. Хотя в развитии церкви между Иудеями и язычниками должна была оставаться очень важная и поразительная разность по внешности, но притом должно быть сохраняемо и существенное единство церкви, основывающееся на внутреннем общении веры и жизни. Это единство независимо от внешних разностей. Пусть одни наблюдают такие внешние обряды, другие - нет; - но те и другие по силе общей веры в Иисуса, как Искупителя, имеют Духа Святаго верным споручником их участия в царстве Божием. Впрочем, эта разность простиралась и не на одну только внешность: но, как можно было заключать из особенности иудейского взгляда на христианство, с ней соединились и другие догматические разноречия, которых теперь только не высказали и которые после, если не будут побеждены силой глубже и глубже водворяющегося Духа, восстанут тем с большей силой. Самое посредство, сколько оно ни было благоразумно, не могло уничтожить глубоко основанного раздвоения, если не уничтожится оно действием того же Духа, от Которого произошло это посредство. Так как христиане, фарисейски мыслящие, издавна привыкли считать только то христианство подлинным и совершенным, единственно дающим право на обладание всеми преимуществами членов царства Божия, которое тесно соединено, сплавлено с иудейством, то меры апостольского собора были еще не совсем сильны произвести переворот в их образе мыслей. Они могли или совсем не смотреть на определение собора иерусалимского, так как бы его вовсе не существовало, или толковать его по своему разумению и в свою пользу, то есть, соглашаясь, что наблюдение закона не поставлено в обязанность христианам из язычников, но отсюда еще не должно выводить того, чтобы язычники не делали лучше, если бы добровольно из любви к Иегове соблюдали весь закон. И как прежде этого собора они не стыдились ссылаться на авторитет апостолов, хотя они, как сами ясно говорят, отнюдь не давали полномочия так поступать: так могли и впоследствии делать то же и еще более: - употреблять к тому местную отдаленность церквей языческих от Иерусалимской.

Однако на первый раз важность апостольского посредства заставила умолкнуть крики иудаистов и разделение было примирено. Уже впоследствии оно опять вспыхнуло.

Второе путешествие апостола Павла

Пробыв несколько времени в церкви антиохийской, Павел и Варнава решились посетить основанные ими во время первого путешествия церкви и потом распространить свою деятельность еще далее. Варнава опять хотел взять с собой своего племянника Марка. Но Павел не согласился: он не мог простить Марку того, что он допустил привязанности к отечеству победить в себе чувство звания служения Господу, - и считал того, кто не был готов всем жертвовать Ему, не стоящим этого звания. В Павле обнаружилась в настоящем случае ревность его характера: где дело шло о требованиях звания Божия, там Павел отрицался всех личных естественных ощущений, и хотел того же в других. Снисходительность Варнавы к Марку могла происходить из особенной мягкости его христианского характера, или из начал еще непрепобежденной силой христианского духа любви к родственнику. Что такие человеческие отношения могли еще довольно действовать на Варнаву - доказывает его обращение в Антиохии в присутствии Петра и Павла (Гал. 2). Как бы то ни было, но эта мгновенная размолвка была поводом разделения между двумя мужами, доселе заодно действовавшими в служении Господу. Следствием разделения между Павлом и Варнавой было то, что прибавился еще новый круг действования в пользу Евангелия. Варнава с сего времени образовал себе определенный круг, отправившись с Марком сначала на родину свою в Кипр, а потом вероятно и в другие места для проповеди. Что Варнава не был недеятелен в распространении христианства, это не только можно заключать из его прежней деятельности; но и доказывать тем, что Павел много спустя после настоящего случая указывает на него, как на известного по своей непрестанной деятельности в проповедовании Евангелия мужа (1Кор. 9:6). Строгость Павла в отношении к Марку могла быть полезна и для самого Марка; она должна была привести его в сознание своей вины и он показал себя потом верным своему призванию. Наконец это разделение было только преходящее. Впоследствии мы видим Павла, Варнаву и Марка опять тесно между собою соединенными, хотя Варнава с сей поры, кажется, имел уже отдельный независимый круг действования. Вместо его Павел взял себе в товарища Силу или Силуана, отправленного из Иерусалимской церкви в Антиохию с посланием.

Так как изначала Павел поставил себе правилом: благовестити, не идеже именовася Христос, да не на чужем основании созижду, но яко же есть писано: им же не возвестися о нем, узрят: и иже не слышат, уразумеют, т. е. как сам он выражается (Рим. 15:20; 2Кор. 10:16), самому открывать себе круг действования и распространения Евангелия и не вступать в чужой; то он не пошел теперь, как в начале первого путешествия, на остров Кипр; но пределами Сирии и Киликии пришел в Писидию и здесь посетил те пограничные города, в которых действовал во время первого своего путешествия. В городе Листре (Деян. 16:1, έκεί, конечно в Листре) нашел он юношу именем Тимофея, получившего от матери своей Евники, благочестивой еврейки, впрочем, бывшей в замужестве за язычником, - благочестивое воспитание, которое и не осталось в нем без плода. Мать его во время первого пребывания Павлова в этом городе обратилась к христианству и даже юный Тимофей стал ревностным исповедником Евангелия. В церквах Листры и сопредельного города Иконии он был всем известен по своей ревности в вере и в общественных собраниях верующих слышны были отзывы пророков, которые возвещали, что Тимофей самим Богом назначен к великим делам в пользу Евангелия (1Тимоф. 1:18). Павлу было приятно иметь при себе такого ревностного юношу, который мог помогать ему в трудах проповеди и под его руководством сам мог образоваться в великого проповедника; сам юноша был готов из любви к их общему Господу и к самому Павлу всюду за ним следовать. Так как Тимофей по своему происхождению с одной стороны принадлежал к Иудеям, а с другой - к язычникам, то был тем еще способнее сопутствовать апостолу между язычниками и между Иудеями. Чтобы еще более сблизить его с последними, Павел заставил его обрезаться. В этом не было никакого нарушения общепризнанных прав христиан из язычников; как сына Иудеянки, воспитанного в иудействе, его более могли присвоить себе Иудеи нежели язычники.

Посещая основанные прежде церкви, благовестники объявляли везде о решении собора иерусалимского для устранения недоумений, возникших со стороны обращающихся Иудеев и для облегчения пути обращающимся к христианству язычникам.

Посетив таким образом основанные прежде церкви, Павел отправился во Фригию. Естественно, он не мог в это путешествие, ни в последующее проповедывать Евангелие во всех шестидесяти двух городах населенной провинции Фригии. Потому многое должен был предоставлять своим ученикам (Кол. 2:1), так как и действительно известно, что один из них Епафрас из Колосс был основателем церквей Колосской, Иерапольской и Лаодикийской (Кол. 4:12, 13).

Отсюда Павел отправился на север в Галатию. В этой провинции жило много Иудеев; потому очень вероятно, что Павел обращался с своей проповедью первоначально к ним и находящимся между ними прозелитам. Но худой прием, встреченный у Иудеев, открыл ему путь к язычникам, и язычники его приняли с большим расположением (Гал. 4:13, 14): "приняли меня, как апостола Божия, как Иисуса Христа". А упоминаемые здесь немощи во плоти, искушение, еже во плоти, которых не возгнушались галатийские христиане, вероятно суть страдания его за дело Христово, недавно им претерпленные, о которых он подробно говорит 2Кор. 11:23-26, или болезнь плоти, об отвращении которой троекратно просил он Бога, но не получил облегчения, дабы тем очевиднее совершалась в его немощи сила Божия. И в настоящем случае его немощь не только не была препятствием к распространению Евангелия, но еще более привлекала к нему сердца обращенных. Видя его ревность в деле Евангелия, несмотря на болезни и страдания, тем более привязывались к учителю Христову, готовы были, как выражается апостол, отдать очи свои за него.

Павел много боролся с телесными недугами, как это можно видеть из некоторых намеков в его посланиях, где он говорит, как удручает его чувство человеческой немощи. И это не должно казаться странным; еще, бывши фарисеем, стремясь достигнуть законной святости, он не щадил своего тела. Новое его звание еще менее позволяло ему беречь себя; он должен был в одно и то же время снискивать себе пропитание трудами рук своих и напрягать все свои силы по долгу апостольского служения, переносить столько опасностей, терпеть столько оскорблений и побоев. И не слабое тело под такой тяжестью скоро могло пасть. Но с чувством человеческой немощи тем сильнее в нем становилось сознание силы, возвышающейся над всем, что может сила человеческая, - силы, которую он умел отличать от всего, что сознавал в себе собственно человеческого, - той победоносной силы Божией, которая являлась чрез проповедывание им Евангелия. Чувствуя свою человеческую немощь, он еще более однако же возвышался над самим собой внутренними откровениями, сообщениями с высшим миром, коих был удостаиваем. У него была одна особенно тяжкая болезнь, которая даже останавливала порывы его возвышенного духа, и он смотрел на нее, как на посланное Богом наставление к смирению, как на уравновешивающее средство против моментов внутренних озарений, достававшихся ему в удел. Он говорил, что три раза просил Господа освободить его от этой тяжкой болезни; но глас Божий ответствовал ему, что не должен он просить об избавлении себя от ощущения человеческой немощи; что ему должно быть достаточно сознания сообщенной ему благодати, потому что сила Божия является такой там, где дает себя ощущать и человеческая немощь.

Это в особенности открылось во время действования его в Галатии. Его тело было удручено болезнью; но божественная сила его слов и действий, состоя в совершенной противоположности с слабым органом, который служил ей орудием, производила тем сильнейшее впечатление на сердца предрасположенных. Пламенная ревность всем жертвующей любви, которая заставляла его в самих страданиях своих с радостью переносить все для спасения других, должна была тем с большей силой привлекать к нему сердца; и потому он мог отозваться о расположении к себе Галатян так, как он отзывается (4:14, 15).

Церкви галатийские состояли главным образом из природных язычников; часть их была прозелиты, для которых иудейство было переходом к христианству; часть таких, которые прямо из язычества обратились к христианству. К этому основному составу церкви присоединились и некоторые Иудеи, отличавшиеся своей приемлемостью к Евангелию от большей массы своих неверующих единомышленников. Чрез прозелитов и христиан из Иудеев не прекращались в этой церкви и сношения с Иудеями; отсюда-то и надлежит производить те движения, какие мы видим в церквах галатийских впоследствии.

Когда Павел оставил Галатию, то хотел он принять юго-западное направление в проконсульскую Азию, где лежал Ефес на берегу Егейском. Но внутренним гласом, или в видении ему было возвещено веление Духа Божия, которое его удерживало от сего направления. С своими сопутниками он пытался было идти чрез Мисию в Вифинию; но и на этом пути они были остановлены. Все шаги их, так сказать, были исчислены всесильным их Руководителем. Везде должны они быть в свое время. Эти ближайшие провинции, более представлявшие удобств для проповеди, он должен был предоставить другим, а в некоторых действовать уже позднее. Теперь оставался ему путь чрез Мисию в Троаду и перейти на ту сторону Геллеспонта в Европу. Едва прибыл с таким расположением Павел в Троаду, ему явился во сне Македонянин, звавший его к себе на тот берег. Здесь же в Троаде Павел нашел Луку, будущего описателя его действий.

Первый город Македонский, в котором они остановились, был Филиппы. Количество живших здесь Иудеев не так было велико, чтобы они могли иметь у себя синагогу. Может быть, здесь были только прозелиты; для молитв, для отправления священнодействий и необходимых притом очищений они имели обсаженную деревьями площадь при реке (так называемую προσευχή) ⁶⁷. Хотя здесь и не производилось таких поучений, какие в иудейских синагогах, однако по субботам прозелиты и в особенности прозелитки сходились вместе для молитвы и Павел мог найти между ними таких людей, которые были готовы принять, что услышат от него. Он отправился утром в субботу на реку с своими спутниками и вступил в собеседование о благочестивых предметах с городскими женщинами, собравшимися на молитву. Его слова сделали впечатление на сердце одной купчихи Лидии, из Фиатиры, лидийского города. По совершении богослужения, она крестилась от них со всем своим семейством и дала им пристанище в своем доме. От семейства Лидии христианство распространялось в Филиппах. Так как в этом городе не было или было весьма мало Иудеев, то христианство не встречало с этой стороны никакого препятствия и, может быть, не возбуждая никакого гонения, приобрело бы еще более себе приверженцев, если бы не восстало против апостола корыстолюбие некоторых из язычников, коего коснулась его проповедь. Не предварение ли это того, что церковь в Европе всего более и будет страдать от язычников?

Одна служанка, имевшая в себе духа тьмы, чрез которого предсказывала будущее и открывала сокровенное, следуя за апостолами, в слух народа говорила: вот рабы Божии, они проповедуют вам путь спасения. Неизвестно, что побуждало ее к тому или лучше сказать - духа, жившего в ней. Страшился ли он быть изгнанным из предсказательницы и потому заблаговременно хотел расположить к ней Павла, или находил неприличным молчать о таких людях, как дух, которому должны быть они известны, - только такие отзывы повторял многократно, несмотря на то, что этим, по-видимому, вредил сам себе. Но апостолы так же были далеки от того, чтобы принимать такие свидетельства в свою пользу, как и Спаситель. Павел повелел духу выйти из прорицательницы: и служанка замолчала, перестала совсем предсказывать. Случай этот не имел бы других последствий, кроме исцеления служанки, если бы господа ее не лишались богатых доходов, какие получали посредством предсказаний. Раздраженные этим, они возмутили народ, схватили Павла и Силу и представили городскому начальству - стратегам, как возмутителей покоя общественного, как проповедников тайной религии и обычаев, которые противны прежде установленным в их городе, как Иудеев, которые, в противность законам империи, стараются навязать свою религию Римлянам. Начальники городские, не исследовав дела, немедленно подвергли апостолов публичному телесному наказанию: били их палицами и потом заключили в темницу.

Апостолы благодушно приняли все сие за имя Христово. Ни темница, где закованы они были в узы, ни бесславие, какому подверглись они в виду своих последователей, ни болезнь от ран, им нанесенных, ни ожидание новых истязаний на следующий день, ни неисполнение надежд, какие могло подавать видение Македонянина в Троаде, приглашавшего их к себе, - ничто не повергло их в уныние. Они славословили Бога и в слух заключенных вместе с ними воспевали Ему хвалебные песни. Вдруг в полночь землетрясение поколебало их темницу, разверзло все двери ее, расторгло все узы заключенных. Не могло этого сделать обыкновенное землетрясение. Скорее все они могли быть погребены под развалинами здания, нежели получить от землетрясения полную свободу. Пробужденный им страж темницы в ужасе, нашедши отверстыми ее двери, хотел умертвить сам себя: но остановлен был апостолом Павлом. Потребовав огня, он собственным опытом удостоверился, что действительно никто из заключенных не оставил темницы. Приписывая это чудо иудейским пришельцам, страж бросился в ноги Павлу и Силе и вероятно зная уже о их проповеди прежде, спрашивал их, что ему делать, чтобы спастись. Апостолы требовали от него, чтобы он веровал в Иисуса Христа и крестился. Страж темничный не медлил исполнением их требования и после краткого наставления был крещен со всем своим домом. В чувстве благодарности к своим благодетелям он взял их из темницы в свой дом, омыл их раны, предложил им трапезу и таким образом следующее утро встречено было с радостью.

Между тем городские начальники, или приведенные в страх ночным приключением, или извещенные стражем о необыкновенном происшествии в темнице, или по другим побуждениям, прислали было стражу темницы приказание выпустить апостолов на свободу.

Павел и Сила, претерпев мучения за имя Христово, хотели обратить теперь в пользу Евангелия и настоящее расположение к ним городского начальства. "Нет, отвечал Павел, нас публично оскорбили, наказали без суда, били палками граждан римских в противность законам. Пусть же сами начальники явятся в темницу, чтобы освободить нас из уз и тем загладить свою вину". Без сомнения, это должно было произвести сильное действие на начальников города, обратить более внимания на их проповедь. Страх возмездия за оскорбление мог расположить их в пользу новообразовавшегося общества христиан: тогда как если бы оставили апостолы темницу по одному приказанию начальства, могло остаться в городе то несправедливое мнение о них и их последователях, какое внушено было корыстолюбием и злобой. Так Павел не хотел пренебрегать никакими средствами для пользы Евангелия. Начальники исполнили его желание и тем показали, какое впечатление произвели на них поступки Павла и Силы. Однако же, вероятно, для того, чтобы не возбудить волнений в народе, требовали, чтобы они оставили город. Павел и Сила не противились; зашедши только в дом Лидии, они преподали уверовавшим прощальное утешение и наставление. Но оставили вместо себя продолжать начатое дело Тимофея и Луку. (О Тимофее упоминается уже в Верии (Деян. 17:14), и поскольку Тимофей лично не был известен Фессалоникийцам, то Павел его им и рекомендует в 1 посл. к Фессал. 3:2, а Лука доселе, со времени отправления апостола Павла из Троады (16:10), говоривший о нем в первом лице множ. числа, теперь повествует об апостоле в третьем лице. Спустя лет пять или шесть Лука снова встречается в Филиппах (Деян. 20:6). Неизвестно, все ли это время он провел здесь).

Христиане филиппийские так были расположены к Павлу, что неоднократно посылали ему денежное вспоможение и в Фессалонику (Филип. 4:15, 16) и во время его пребывания в Риме присылали к нему братию для соучастия в скорбях Его (ст. 14).

Павел и Сила направили путь свой в отстоящий на двадцать миль от Филипп город Фессалоники, самый большой из городов македонских, где, как в большом торговом городе, много жило Иудеев. Потому здесь можно было найти и синагогу. В продолжение трех недель посещал ее Павел по субботам; обратил своей проповедью многих прозелитов и чрез них отверзлась дверь проповеди и язычникам. Сколько видно из 1 посл. к Сол. 2:10, 11, он не удовольствовался проповедывать только в синагоге и следовательно только по субботам, т. е. один раз в неделю; если бы так, то он должен бы был ограничиться только немногим числом прозелитов, посещавших синагогу. Для своих поучений в синагоге он всегда избирал такую форму, какая особенно была ближе к понятиям Иудеев. В таком случае многое он мог предполагать, многое оставлять без подробного раскрытия, - что для язычников надлежало раскрыть и прежде всего и обстоятельнее. Однако мы знаем из некоторых примеров, он умел очень хорошо различать точку зрения и потребности Иудея и язычника и без сомнения пользовался случаем обращать на то особенное внимание. Конечно и язычники, изъявившие внимание к его проповеди, стали собираться в особых местах слушать его; и из сих-то язычников, самим Павлом обращенных к вере в Единого живого Бога и Искупителя, образовалась по большей части церковь Фессалоникская.

Согласно с словами Иисуса Христа (Мф. 10:10), Павел считал справедливым, чтобы проповедники Евангелия получали себе содержание, которого не могли сами себе снискивать, от тех, коим они преподают несравненно высшие блага (1Кор. 9:14). Но сам не хотел пользоваться этим правом и таким пожертвованием собственного права хотел только более содействовать успехам апостольской деятельности между язычниками. Такая совершенно бескорыстная любовь, всем жертвовавшая для блага других, переносившая все труды и лишения без возмездия, должна была приобрести ему доверенность многих и таких людей, которые, видя его ревность в трудах, для них непонятную, могли подозревать его в корыстных побуждениях. И ему тем нужнее было удалить от себя всякий повод к таким подозрениям, что некоторые иудейские прозелитотворцы действительно их оправдывали. Его прежнее образование помогало ему везде находить себе средства для содержания. Павел, хотя назначался в иудейские богословы, но, по господствовавшим в школах правилам, вместе с изучением закона занимался плетением палаток, и это ремесло, по причине особого рода путешествования на востоке и других различных употреблений палаток, могло иметь хороший сбыт. Итак днем занятый попечением о духовных потребностях язычников и новых христиан, ночью должен был трудиться, чтобы доставить себе и спутникам своим содержание (1Сол. 2:1-9), доколе не получил из Филипп себе вспоможения (Филип. 4:14). Однако и в таких случаях он более находил удовольствия в том, чтобы давать, нежели в том, чтобы принимать.

Павел постоянно публично проповедывал в публичных собраниях, но посещал своих верующих и порознь в их семействах (1Сол. 11:11, 12) и здесь в частных беседах снова возвещал им важнейшие истины Евангелия. Он предостерегал их от грозящих им опасностей и обыкновенно устремлял их взор от скорбей земной жизни к тому времени, когда придет Христос для того, чтобы торжественно открыть Свое царство на земле. Это время для тех, кто удостоен уже искупления, не должно быть предметом страха, но радостных, вожделенных ожиданий. Однако же апостол учил, что не должно назначать какого-нибудь определенного времени для явления сего царства (1Сол. 5:1-3), или строить своим воображением какие-нибудь образы будущего блаженства: надлежит помнить, что должно еще перенести много скорбей, чтобы его достигнуть (1Сол. 3:4). Особенно страшен человек беззакония, сын погибели, превозносящийся выше всего называемого Богом или священным (2Сол. 1:3-5).

В рассуждении нравственности Павел старался предостеречь от того недоразумения, которое так близко было к поверхностному обращению и которое в особенности могло произойти от смешения иудейских понятий о вере с христианским о ней учением, из того начала: будто одно верование без совершенного изменения жизни может иметь достоинство; будто кто отречется от идолов и уверует в Иисуса Мессию, тот уже может обещать себе безопасность от наказаний, угрожающих неверным. Он часто самым выразительным образом напоминал им, что они в целой жизни должны показывать перемену; что они становятся еще виновнее, когда вместо того, чтобы, посвятивши себя Богу служить Ему жизнью святой, возвращаются к прежним порокам и оскверняют себя, сделавшись жилищем Духа Святого (1Сол. 4:2, 6; 2:12).

Но великое участие, принимаемое язычниками в проповеди евангельской возбудило тем сильнейший фанатизм и ревность в многочисленных Иудеях, для которых горько было слышать и то, что предлагалось в синагогах, а еще более такого могло найтись в частных беседах апостола с верующими. Они успели произвести возмущение в народе и часть его устремилась в дом христианина Иасона, где жил Павел. Самого апостола здесь не нашли; но Иасон и некоторые другие из христиан были представлены судилищу. (Так как гонение происходило от Иудеев, а язычники здесь были только орудием, то против апостолов были представлены другие обвинения, нежели какие в Филиппах (Деян. 16:20, 21). Здесь нельзя было обвинять их в том, как это бывало в других случаях, что они нарушают спокойствие Иудеев, которым предоставлено законами свободное отправление своей религии, - возбуждая между ними разделения. К таким обвинениям они не имели повода, потому что Павел большей частью действовал между язычниками; да и мало бы они успели сделать с этим обвинением у такого начальства, которое не было к ним особенным образом расположено. Всего более могло иметь силу обвинение политическое, crimen majestatis, так как впоследствии враги христианства в самом деле часто им действовали против христиан. Так как Павел много говорил в Фессалониках о предстоящем царстве Христовом, то это и послужило поводом к клевете против него, будто он учит признавать государем не царствующего в Риме государя, а какого-то Иисуса (Деян. 17:6, 7). Однако начальники сами скоро увидели несправедливость таких обвинений и когда Иасон и друзья его поручились, что никакого возмущения со стороны проповедников ожидать нельзя и что Павел с своим спутником скоро сами оставят город, то немедленно были отпущены.

И еще в ночь, которая следовала за днем возмущения, Павел и Сила оставили город после трех или четырехнедельного пребывания. Так как Павел по этим обстоятельствам должен был удалиться отсюда ранее, нежели как позволяло состояние церкви, то он очень озабочивался, особенно предвидя, что новые христиане будут и впоследствии не мало терпеть от раздражаемых Иудеями язычников. Поэтому он имел намерение, как только волнение поутихнет, опять идти туда (1Сол. 2:18). Но это намерение осталось без исполнения.

В Верии, отстоящей от Фессалоник около десяти миль, их лучше приняли Иудеи; много обратилось и язычников. Но возбужденное Фессалоникскими Иудеями возмущение понудило Павла скоро оставить этот город. Сопровождаемый некоторыми из верующих, он взял путь в Афины: Сила и Тимофей остались в Верии.

Сколько ни малозначительны были сначала действия проповеди апостола Павла в Афинах, однако явление его здесь без всякого сомнения, принадлежит к достопримечательнейшим событиям христианского мира. Павел является с учением, которое своей божественной силой должно преобразовать образ жизни и мыслей древнего мира, - в таком городе, который был источником греческой образованности и философии, которому был обязан своей образованностью весь римский мир, который вместе был средоточием греческого богослужения и с одушевленной привязанностью ко всему древнему греческому сохранял крепче других привязанность к древнегреческому богослужению (оно удержалось в нем до IV столетия). Ревность почитания богов, из коих каждый здесь имел свой храм и свои алтари, каждый был прославлен памятниками искусства, - была славой Афин в древнем мире.

Сначала Павел намерен был дожидаться прибытия Тимофея и Силы, чтобы открыть здесь свои действия и потому с возвращающимися в Верию проводниками наказывал им, как можно скорее, приходить в Афины. Но видя себя окруженным идолами, жертвенниками и храмами - творениями искусства, предвосхищающими честь, принадлежащую единому живому Богу, он не мог долго противостоять влечению святой ревности - свидетельствовать о том, кто зовет заблудших к покаянию и обещает им спасение. Он проповедывал не только в синагоге Иудеям и прозелитам, не дожидался здесь того, чтобы, как в других городах, чрез прозелитов найти себе путь к язычникам. Так как с давних Времен было в Афинах в обычае сходиться под покрытыми портиками на публичных площадях для рассуждения о делах маловажных и значительных, а в настоящее время, также как при Демосфене, собиралось такое множество людей, которые ничем столько не дорожили, как новостями, то и Павел каждый день являлся сюда, чтобы с текущими разговорами как-нибудь связать и свои беседы о предметах, важнейших для человека. (Одушевлявший его энтузиазм не имел ничего общего с тем энтузиазмом фанатиков, который, увлекаясь односторонним направлением своего сердца, не может видеть, что это самое его направление служит для других препятствием, чтобы признать за истину, что представляется таким ему). Он очень хорошо знал, как сам говорит, что проповедь о распятом Спасителе человечества может казаться буйством мудрецам века сего, доколе они сами еще глупы, доколе, т. е. не познали недостаточности своей мудрости для познания предметов божественных, для удовлетворения религиозных потребностей человека (1Кор. 1:23-9:18). Но он не стыдился, как сам же опять признается, свидетельствовать пред мудрыми, также как и невеждами, еллинами и варварами о том, в чем, по собственному опыту, он находил силу Божию, творящую блаженными всех принимающих это с верой (Рим. 1:16). Площадь (άγορά, прежде έρετρία), на которую он являлся, была близко к месту собрания философов (στοά ποικίλη). И здесь он сталкивался с философами эпикурейской и стоической школы. Обращая внимание на взаимное отношение философии стоической и эпикурейской; зная, что стоики признавали божество вседействующим началом во вселенной и в натуре человеческой, что они были одушевлены стремлением к идеалу, основанному в нравственной природе человека, опираясь на религиозные потребности человека и свидетельствующие о том предания, - а эпикурейцы, хотя оставляли существование вере в богов, но представляли из нее что-то праздное, случайное, совершенно лишнее; высочайшей целью человеческого стремления поставляли удовольствие и над существующими религиями издевались, как над произведениями человеческого бессилия и устрашающим призраком, - принимая все это во внимание, можно было бы заключать, что стоики были ближе к христианству, нежели эпикурейцы. Однако отсюда еще не следовало, чтобы они вдруг могли принять его с благосклонностью. Учению, которое требовало покаяния и следов самоуничижения, проповедывало отпущение грехов, благодать и оправдание чрез веру, - этому учению в них сильно противоречила мысль о нравственном самодовольстве мудрого. Их высочайшее божество, - живущий во вселенной, бессознательный, вечный ум был не тот живой Бог, не тот небесный Отец с Своей любовью, какого проповедывало Евангелие. Бог христианский должен был казаться стоикам слишком человеческим существом. Наконец стоики и эпикурейцы сходились между собой, к новому вреду для христианства, в том, что зараженные своей философской гордостью не могли без презрения смотреть на учение, предлагаемое в иудейских красках, не развиваемое в философской форме; для них оно было народной верой, на которую философ позволяет себе смотреть с сожалением.

Впрочем некоторым из собиравшихся сюда было по крайней мере любопытно услышать что бы то ни было новое; поэтому им было очень желательно получить более подробные сведения о чужом боге. Они возвели Павла на тот холм, где обыкновенно собирался первый трибунал афинский - Ареопаг и где удобнее можно было найти место, чтобы его могли слышать многие. Речь Павла перед этим собранием есть живое доказательство его апостольской мудрости и красноречия; мы видим здесь, как Павел, по собственному его выражению, мог быть язычником для язычников, чтобы язычников приобресть Евангелию.

Казалось бы, уже по одному чувству, воспитываемому в сердце каждого благочестивого Иудеянина с самой юности, по одной пламенной ревности к славе своего Бога, одушевлявшей апостола, Павел должен был исполниться отвращения при воззрении на окружающее его идолопоклонство и легко мог позволить себе так говорить, как внушало это чувство. Но вместо того, чтобы начать речь свою изъявлением этого своего отвращения, вместо того, чтобы прямо опровергать заблуждение, он отыскал лежащую в основании его истину и стараясь возбудить в своих слушателях подавленное силой этого заблуждения врожденное сознание о Боге, покушался мало по малу возвесть их к тому, кого пришел возвестить им. Как говоря, с Иудеями, у которых сознание о Боге под влиянием Божественного Откровения постоянно возводило было к ясной и чистой идее о Мессии, - мог Павел ссылаться на всю историю теократии, на закон и пророков: так здесь он ссылался на не отрицаемое естественное требование Божества недоведомого. Он начал свою речь той мыслью, что в религиозной ревности афинян выражается хотя неправильно, однако не без основания, действительно религиозное чувство, непреодолимое влечение сердца к божественному; нельзя не одобрить их благочестия, которое между прочими алтарями поставило один и Божеству неизвестному ⁶⁸. Эта надпись по смыслу тех, кто ее сделал, конечно, не означала того, чтобы они были исполнены благоговения к какому-то возвышенному над всеми другими богами неизвестному божеству, но только то, что они считали виновником приятных и неприятных с собой приключений, кроме известных, и еще одного неизвестного Бога, и эта неизвестность в отношении к полноте Богопочитания тесно соединяется с политеизмом; Он по самой природе Своей должен быть бесконечен. Но Павел, дав этой надписи более глубокий смысл, употребил ее в основание к тому, чтобы в ней указать высшее, несознаваемое политеизмом, но лежащее в его основании, стремление. (Политеизм происходит от чувства зависимости от высшей недоведомой силы, с которой человек имеет потребность состоять в правильном отношении; но вместо того, чтобы, следуя этому чувству, перейти от сознания чего-то вышеестественного, сродного с Божеством в своей природе, к сознанию о Божестве, витающем над всей природой, - он останавливается на натуре, действующей на него чувственно. То, что делает он теперь предметом своего почитания, уже много разнится от того, чем было занято первоначальное его религиозное чувство). На всю религию афинян апостол смотрит, как на почитание одного им самим недоведомого Божества и объявляет себя человеком, который хочет привести к ясному сознанию их отношений к Нему. Сего-то Бога, говорит он, Которого вы, не зная, почитаете, я проповедаю вам. Это Бог, Который сотворил мир и все, что в нем. Он, Господь неба и земли, живет не в храмах, созданных руками человеческими; Он не требует себе служения рук человеческих; Он вседовольный, Сам всему даровал жизнь и дыхание и все. От Него получил начало и весь род человеческий и Он же направляет развитие всех частей его к одной цели. Он произвел все народы земные от одного человека и в распространении народов по земле господствует не случай, но Его промышление; Он каждому народу указал его жилище; Он назначил истории народов свои периоды (местное и временное развитие народов - все зависит от Его всеправящей премудрости). А открывает Себя таким образом в судьбах народов с той целью, чтобы заставить людей искать Его. Не сознают ли они Его, не найдут ли Его? Сознать Того, Кто не далеко от каждого из нас, в Ком источник нашего бытия, очень легко. В доказательство сознания этого первоначального сродства с Божеством Павел приводит язычникам слово одного из них, стихотворца Арата, соотечественника апостола: "мы Его и род". После этого указания на всеобщее высшее самосознание, Павел заключает: если же мы род Божий, то не должны думать, что Божество подобно какой-нибудь земной материи или образцу человеческого искусства. В этом отрицательном выводе заключалось следующее положительное учение: мы напротив более должны возноситься к Божеству тем самым, что в нас есть от рода Божественного. Но вместо того, чтобы вести далее полемику против идолопоклонства, апостол оставляет своих слушателей их собственной совести; и положив таким образом в основание сознание виновности, но не развивая его далее, немедленно присоединил к кому проповедь о Евангелии. Долго, терпеливо перенося эти времена невежества, Бог объявляет теперь истину всем и призывает всех к покаянию. Затем следовала проповедь об Искупителе, о даруемом Им прощении грехов, о Его воскресении, которое служит подтверждением Его учению и залогом воскресения к блаженной жизни для верующих, о имеющем быть суде. Доколе апостол развивал истины, имеющие основание свое во всеобщем богосознании, дотоле слушатели его, привыкшие к урокам еллинской философии, были к нему внимательны. Но как скоро он коснулся учения, которым христианская философия необходимо входила в противоречие с языческой; как скоро он заговорил о воскресении мертвых, тотчас некоторые из его слушателей прервали речь его с насмешкой; другие просили его поговорить об этом в другой раз, - что означало или только отказ, или может быть и искреннее желание получить дальнейшее наставление относительно этого предмета его учения. Немногие пристали к апостолу, между ними был один член ареопага Дионисий, который в особенности потом послужил к основанию церкви в Афинах и был ее предстоятелем ⁶⁹.

В то время как Павел находился в Афинах, Тимофей хотя и возвратился к нему из Македонии (Деян. 17:15; 1Сол. 3:1), но Павел, заботясь о новой церкви Фессалоникской, послал опять его в Фессалонику для укрепления ее в вере и утешения в страданиях, какие она должна была терпеть. Тимофей сообщил ему некоторые очень неприятные известия о гонениях, коснувшихся этой церкви.

Поэтому апостол из Афин один пришел в столицу Ахаии, Коринф. Этот город, за пятьдесят пред тем лет разрушенный Юлием Цезарем и потом опять восстановленный, снова был средоточием торговли и сношений между восточной и западной римской империей; к этому назначало его самое его положение: две его пристани, одна от Малой Азии Κεγχρέαι, другая от Италии Λέχαιον. По такому своему положению Коринф мог быть очень важным средоточием для распространения христианства в большей части римской империи; и Павел, принимая во внимание эту выгоду по местности, избрал его местом долговременнейшего пребывания. Но здесь были особенно сильные препятствия распространению христианства, и те же самые причины, которые препятствовали первому приятию Евангелия, угрожали опасностью чистоте христианства в учении и жизни даже и тогда, когда, преодолев препятствия, оно будет там принято. Оба противоположные направления религиозного духа, которые вообще тогда препятствовали распространению христианства, господствовали в Коринфе с нарочитой силой: во-первых, одностороннее любоведение в религии, заглушавшее собой живые практические потребности, - направление, которое Павел назвал "исканием премудрости", во-вторых, чувственность, покоряющая себе религиозное чувство, грубое плотское чувство, которое хотело сделать божественное предметом чувственного опыта, - направление, которое Павел назвал "исканием знамений". Первое господствовало в большей части тех из Коринфян, которые имели притязание на образованность: новый Коринф отличался от древнего тем, что был вместе покровителем литературы и школ философских. Второе направление господствовало в особенности между Иудеями, которых в Коринфе, как торговом городе, было много; в них преобладало обыкновенное чувственное понятие о Мессии. Кроме этого распространению и действиям христианства противилось здесь сильное развращение нравов. Хотя оно господствовало тогда во всех великих городах римской империи, но в Коринфе было усиливаемо почитанием Венеры, которой здесь был построен знаменитый храм, и всеми удобствами для удовлетворения чувственности в торговом и приморском городе.

Для действования Павла в Коринфе некоторым пособием было то, что он нашел здесь ревностного сотрудника в деле Евангелия из Иудеев Акилу из Понта, у которого мог и жить в доме и находить работу дли снискания себе содержания. Вероятным кажется, что Акила имел большие заведения по тому ремеслу, которым содержался Павел, и что он, не имея постоянного пребывания в Риме, в различные времена останавливался в различных на пути лежащих торговых городах, как то, Коринфе, Ефесе и др. поэтому нигде не был чужой. Но в это время он против воли должен был оставить Рим по указу императора Клавдия, которым он всех Иудеев, живших здесь в великом количестве, за беспокойный и возмутительный дух осуждал на изгнание. Был ли он до этого времени христианином, с достоверностью определить нельзя. Но во всяком случае его обращение с Павлом должно было иметь великое влияние на образование его христианских сведений. Акила является с этого времени ревностным проповедником Евангелия, и его различные путешествия и перемены жительства могли доставлять ему довольно к тому случаев. Даже жена его Прискилла отличалась деятельным усердием в пользу христианства; почему обоих их Павел (Рим. 16:3) назвал сотрудниками своими в деле Господнем.

Можно себе представить, что прием проповеди Евангелия в Афинах должен был произвести очень неприятное впечатление на сердце апостола. Поэтому он сам говорил, что пришел к Коринфянам в чувстве своей человеческой немощи, со страхом и трепетом, когда т. е. смотрел на свою человеческую силу, но вместе тем с большим упованием на силу Божию, действующую чрез него в проповеди. Он уже в Афинах испытал, что ничего не помогало быть для еллинов еллином по мудрости коль скоро внутренняя потребность не откроет доступа в сердце. Итак в Коринфе он хотел все действие предоставить простому слову об Искупителе, умершем за спасение растленного грехом человечества. И он не хотел ничего знать, кроме Иисуса Христа и Того распятого. Даже в Коринфе он не столько вступал в сношения с высшим классом людей, как в Афинах, но по большей части с людьми низших состояний, которые не имели такой образованности; уже довольно спустя времени после этой проповеди, когда христианство могло распространиться и между высшими состояниями, Павел мог сказать, что в Коринфе между христианами немного находилось людей, отличных по человеческой образованности и высокости состояния, что Бог избрал себе между ними уничиженных миром, чтобы в них тем яснее явить силу Евангелия (1Кор. 1:26 и след.). Между этими людьми низших состояний были такие, которые доселе предавались порокам, господствовавшим в этой столице развращения нравов, - и которые проповедью апостола были обращены к раскаянию и испытали в своем сердце силу проповеди об отпущении грехов (1Кор. 6:11). Хотя мог Павел ссылаться и на чудеса в засвидетельствование своего апостольского призвания (2Кор. 12:12); однако не в этих чувственных действиях проповедь Евангелия находила себе преимущественное подкрепление в Коринфе. Как для любомудрствующих еллинов, доколе они пребыли во мраке своей мудрости, Евангелие казалось буйством: так для ищущих знамений Иудеев, доколе они требовали только внешних чудес и не открывали своего сердца для принятия духовных действий божественной силы, Евангелие, проповедовавшее Мессию, как царя духовного, преобразователя всей жизни, всегда должно было оставаться соблазном. Доказательства, какие употреблял Павел в Коринфе в пользу Евангелия, были доказательства, которые во все времена самым сильным образом подкрепляли проповедь, - без которых всякие другие доказательства и пособия были напрасны - доказательства Духа и силы (1Кор. 2:4), т. е. опыты тех действий Евангелия, какие оно своей божественной силой производило на сердца, к тому приготовленные чувством нравственных потребностей. В таком случае ищущие знамений Иудеи, обращаясь к вере, могли видеть в Евангелии силу Божию) гораздо в яснейшем свете, нежели во всех чувственных чудесах, и верующие из ищущих мудрости эллинов находить в Евангелии божественную премудрость, в сравнении с которой всякая премудрость философов ничто.

Хотя проповедь Евангелия в синагоге Коринфской была не так хорошо принята большей частью Иудеев, Павел однако же не переставал свидетельствовать им о Иисусе Христе, особенно когда прибыли к нему еще Тимофей и Сила. Но не видя более успехов, он обратился с своею проповедью к язычникам, и новая церковь образовалась по большей части из язычников; к ним пристали весьма немногие из Иудеев. В сих трудах он был подкреплен Божественным видением, которое раскрыло ему, что здесь много найдется людей, готовых к принятию проповеди.

Между тем усердие, с каким принято было Евангелие язычниками, возбудило тем сильнейшую ненависть в Иудеях, и они воспользовались прибытием нового проконсула Аннея Галлиона, брата знаменитого философа Сенеки, чтобы обвинить пред ним Павла. Так как им предоставлено было право отправлять все религиозные действия по своим уставам, то они отсюда выводили, что тот, кто распространением между ними учения противоречащего их уставам, производит между ними разделения, тот, как нарушитель их прав, виновен в преступлении законов империи. Но проконсул, человек с нежным сердцем (dulcis Gallio), не изъявил нисколько охоты вмешиваться в религиозные споры Иудеев, которые римскому политику могли показаться пустыми словопрениями. И язычники не опустили случая сами выразить свое неудовольствие против обвинителей: они бросились на Сосфена, начальника синагоги, и прибили его пред самим судилищем. После того апостол тем с большим спокойствием мог продолжать свои действия в этих местах и по всей Ахаии (1Сол.1:8; 2Сол. 1:4 и 2Кор. 1:1).

Тимофей возвратился к нему из Фессалоник с известием о состоянии тамошней церкви, впрочем, не совсем радостными. Хотя христиане Фессалоникские и сохраняли свою веру при непрерывных гонениях, но некоторые не совсем были чисты от соблазна языческой развращенности (1Сол. 4:3 и след. 5:4 и след.). В некоторых ожидание пришествия Иисуса Христа получило мечтательное направление, так что они оставили свои работы и ожидали себе содержания от щедрости зажиточных членов церкви. В церковных собраниях являлись пророки, которые смешивали внушение Духа Божия с мечтами собственного воображения; другие, зная эту их мечтательность, так далеко заходили в противоположную от них сторону, что уничижали и всякия явления истинного вдохновения (1Сол. 5:19. Духа не угашайте). Принимая все это во внимание, Павел нашел нужным отправить к этой церкви ободрительное и увещательное послание.

Он напоминает в этом послании христианам Фессалоникским, как он действовал между ними, какие давал наставления, указывает на собственный пример трудолюбия; успокаивает их опасения относительно судьбы умерших в это время, предостерегает от покушений назначать время пришествия Иисуса Христа. Это время придет неожиданно; этого времени не высчитаете; христиане всегда должны быть к нему готовы. Они не должны блуждать во мраке, чтобы не застал их этот день, как тать в ночи; как дети света, они всегда должны ходить во свете: постоянно бдеть над собой, чтобы с радостью встретить день явления Господня.

Спусти несколько времени Павел узнал, что это послание не достигло своей цели. Мечтательное направление между некоторыми членами церкви Фессалоникской усилилось еще более. Еще тогда он хотел своим посланием отвести их от обеих противоположностей и от совершенного пренебрежения к пророческим внушениям, внушая вся искушающе добрая держать. Значит еще тогда имел причины подозревать опасность со стороны излишнего доверия ко всему, что выдается за пророчество. Теперь узнал он, что действительно в церкви Фессалоникской явились люди, которые думали иметь откровения о том, что явление Господа весьма близко. Разглашались даже искаженные предсказания самого апостола, данные им во время его пребывания в Фессалониках, которыми подтверждались эти откровения. Но так как послание Павлово ясно противоречило этому мечтательному направлению, которое хотело знать что-нибудь определенное о времени пришествия Христова, то один из этих мечтателей зашел так далеко, что выдумал другое послание от имени Павла, которым подкреплялись его ожидания (2Сол. 2:2). Это направление имело еще и то вредное влияние, что от него усилилась праздность и с пренебрежением своих дел охота вмешиваться в чужие (3:6, 7). Поэтому Павел счел за нужное послать в Фессалоники еще послание. В нем Павел, предостерегая от напрасных ожиданий последнего решительного времени, обращает внимание на признаки, долженствующие ему предшествовать.

Так как Павел по причине множества дел не писал посланий собственноручно (Рим. 16:22), но диктовал их другому, как это водилось у древних, и только прибавлял что-нибудь своей рукой на конце (1Кор. 16:21), то и поставил это постоянным признаком, по которому могут отличаться его подлинные послания от подложных (2Сол. 3, последние стихи).

Занимаясь таким образом около полутора года распространением христианства в Коринфе и его окрестностях, Павел наконец заключил этот период своих отдельных действий между язычниками отправлением в Иерусалим.

Отправление Апостола Павла в Антиохию и новое путешествие для проповеди между народами языческими

Прежде нежели заняться дальнейшим распространением христианства между народами языческими, Павел положил намерение посетить Антиохию, средоточие церквей, образованных из язычников, где, может быть, приготовлялось свидание с другими проповедниками. С этой целью его путешествия, по-видимому, соединялась и другая. Он всегда старается воспрепятствовать открытию разделения между христианами из Иудеев и христианами из язычников и отнять у иудеев и христиан из Иудеев всякий даже мнимый предлог к обвинению, будто он враг своего народа и отечественной религии. Поэтому он решился посетить теперь и столицу иудейства, чтобы воздать благодарение Богу Отцев своих и при том, по обычаю иудейскому, в храме публично, и таким образом самим делом опровергнуть то обвинение. Тогда у Иудеев было в обыкновении (вероятно взято с обетов назорейства) подвергшимся какой-нибудь болезни, или другому какому-нибудь важному бедствию, давать обет: если избавлюсь от этой напасти, то принесу Иегове жертву благодарения в храме, тридцать суток не буду пить вина, постригу себе волосы (Jos. de bell. 11, 15). Павел мог наложить на себя такой обет по поводу освобождения от какой-либо опасности в последнее время его пребывания в Коринфе или случившейся при отправлении его отсюда; как много опасностей и бедствий у него было, мы знаем из 2Кор. 11:26, 27. Форма, в которой выражалось это благодарение, была сама в себе безразлична, и обладая духом христианской мудрости, Павел ни мало не затруднялся в отношении к форме - быть для Иудеев иудеем, в отношении к язычникам язычником. Поэтому когда отправился он с Акилой из Кенхреи в Малую Азию, то и начал исполнение своего обета (Деян. 18:18). Потом спутника своего с женой оставив в Ефесе, куда и сам обещался быть, поспешил в Иерусалим, где посетил церковь и совершил обет свой во храме (ст. 22). Исполнив обет, отправился в Антиохию, где и пробыл довольно времени вместе с Варнавой, (хотя незадолго и расстался с ним) и другими прежними сотрудниками в распространении христианства. С ним в общении пребывал здесь и апостол Петр. Таким образом христиане из Иудеев и христиане из язычников, апостол Иудеев и апостол язычников были между собой соединены чистым христианским союзом, - как вдруг это прекрасное единство было нарушено некоторыми иудействующими ревнителями, пришедшими из Иерусалима, вероятно с худым умыслом. Их ограниченному иудейскому взору казалось соблазнительным то, что они слышали о свободном проповедании Евангелия между язычниками. Хотя определением апостольского собора давно уже фарисействующие христиане были заставлены молчать, но это не переменило совершенно их образа мыслей. Необыкновенное расширение круга действий Павловых, причем обращено особенное внимание на его путешествие в Иерусалим и Антиохию, снова возбудило против него зависть и соревнование. Чтобы придать более силы своему голосу, эти ревнители выдавали себя за посланных от Иакова из Иерусалима. Но это было совершенно ложно; они не имели такого полномочия. Эти люди не хотели признать своими братьями о Христе необрезанных христиан из язычников, которые не наблюдали обрядового Моисеева закона, и почитая их за то нечистыми, гнушались вместе с ними принимать пищу. Петр, в начале так сильно защищавший права христиан из язычников, а потом и на апостольском соборе, и теперь не изменил своему образу мыслей, но опасаясь, чтобы верующие из Иудеев не произвели смятения в церкви, стал уклоняться от общения в трапезе с обращенными из язычников. Пример особенно уважаемого апостола сильно подействовал и на других, так что сам Варнава стал устраняться общения с христианами из язычников. Павел, почитая это лицемерием, нашел нужным в присутствии всех сказать Петру; "как ты, будучи Иудеем, никакого затруднения не находил прежде жить с язычниками по язычески; а теперь хочешь принудить язычников быть Иудеями? Мы природные Иудеи; если бы притязания Иудеев были справедливы, мы отнюдь не были грешниками подобно язычникам; как члены избранного народа мы были чистые, святые люди. Но совсем противную уверенность мы выражаем нашими действиями. При всем нашем наблюдении закона мы признали себя грешниками, которые также, как и прочие люди, имеют нужду, в оправдании. Зная, что делами закона ни один человек не оправдается пред Богом, что это возможно только под условием веры во Христа, - мы в этой одной вере и ищем оправдания. С этим не согласно искать снова оправдания в делах закона. Иначе мы должны думать, что Христос лишил нас единственного средства оправдания и научил нас греху, - научив отказаться от закона. Но этого да не будет!" Златоустый думает, что апостол Петр в настоящем случае поступил таким образом с тем, чтобы дать Павлу случай сильнее обличить иудейское заблуждение. В самом деле, нельзя думать, чтобы Павел имел нужду раскрывать Петру, что оправдание дается не законом, а Иисусом Христом; это было нужно единственно для иудействующих христиан, чтобы объяснить им противоречие их самим себе, когда они признают себя христианами и между тем продолжают приписывать закону такую важность. Обличение такого образа мыслей в лице Петра, намеренно принявшего на время сторону его защитников, не отражается Петром, но принятое им, как справедливое, должно было произвести более успеха, нежели опровержение безымянное или обличение людей малоизвестных и малоуважаемых.

Относя этот спор Павла с Петром, который, как показывает последующая история, не произвел между ними никакого разделения, к этому времени, мы получаем несколько более света для соображения связи последующих событий. Доселе заключенный между христианами из Иудеев и христианами из язычников мир в Иерусалиме был сохраняем. Доселе Павел в церквах языческих должен был бороться с неверующими Иудеями, а не с иудаистами. Теперь снова возникло это несогласие в столице церквей языческих, и отсюда оно быстро распространилось по всем церквам, которые состояли из Иудеев и язычников. Может показаться странным, почему это несогласие возникло именно теперь, а не в другое время; возникло в такое время, когда последнее пребывание Павла в Иерусалиме могло только более служить к тому, чтобы произвести благоприятное впечатление на сердца державшихся еще фарисейства христиан. Но этого можно было ожидать только разве в людях более умеренных, а в фанатических ревнителях, которые никак не хотели согласить, своих начал с его образом учения, надлежало ожидать совершенно противного. Они видели в Павле человека, который между язычниками говорит так свободно о законе, который христианам из язычников всегда усвоял равные права с христианами из Иудеев, который показывал себя презрителем закона и однако же он является в Иерусалим для совершения обета. Но Павел здесь противоречил сам себе; он смотрел на закон по отношению к благодати искупления, как на вещь безразличную, и пользовался им по христианским видам, как бы можно было достигнуть более пользы. Для него не был важен закон сам по себе, но мог быть важен, коль скоро мог служить к достижению его апостольских целей, точно так же как и другие средства; но его противники перетолковывали его поступки, обвиняли его в противоречии с самим собой, в ласкательстве к христианам из язычников.

Влияние этих противников учения Павлова быстро распространилось на христиан галатийских и ахайских (в Коринфе). Когда Павел, оставив друзей своих в Антиохии, на пути в Ефес, посещал церкви во Фригии и Галатии, он не нашел еще в них никакой значительной перемены. Впрочем, уже замечал, как эти иудействующие учителя старались вкрасться в основанные им церкви, какую высказывали они ревность о спасении душ обращенных из язычников, с каким усердием, по-видимому, желали, чтобы сии обращенные вполне могли достигнуть обетованных благ царства Христова.

Павел избрал потом местом долговременнейшей деятельности город, особенно важный для распространения евангелия, средоточие сообщений и торговли обширной части Азии, самый большой торговый город в Азии по сю сторону Тавра - Ефес. Впрочем, здесь предстояла христианству новая борьба с чуждыми направлениями религиозного духа, которые или прямо выступали против него, или угрожали слиться с ним. Здесь господствовала языческая магия ⁷⁰, получившая начало свое от мистического служения Диане, а за этой языческой магией имела доступ сюда и магия иудейская. Не удовлетворяемый религией и всегда жаждавший нового дух времени поддерживал это ложное учение - открыть своими силами союз с небом, с духовными силами.

Три месяца проповедовав Евангелие в синагоге, Павел был вынужден, по причине враждебных расположений, какие начали оказывать ему Иудеи, обратиться к язычникам и собирать своих слушателей в доме одного языческого ритора, именем Тиранна. В противоположность распространившейся здесь магии, обманывавшей многих, сила Божия являла тем разительнейшие знамения, чтобы отвлечь людей от этих прельщений и открыть путь духовной силе истины в их сердца (Деян. 19:11, 12). И хотя иудейское "искание знамений" могло все христианство заключать в одних этих явлениях чувственных, совершаемых силой Божией, и почитать его только высшей магией, подобно как думал Симон волхв, однако в самом существе христианства было положено, что где находило оно истинный доступ в сердце, там возбуждало самое сильное отвращение от всякого такого покушения. - Тогда много шаталось в этой стране иудейских заклинателей, которые различными заговариваниями, заклинаниями силой известных трав, - по правилам, которых начало возводили к Соломону, изгоняли злых духов из людей ими одержимых, - и эти люди по сведениям ли своим в искусствах, помогающих обманывать чувства, или пользуясь силами натуры, другим неизвестными, или приводя в раздражение воображение подверженных болезням, или действительно по связи с духами темными - могли производить очень поразительные с первого взгляда действия. Видя, какие действия совершает Павел призыванием имени Иисуса Христа, они вздумали употреблять это имя в своих заклинаниях. Несчастное последствие такого покушения (Деян. 19:15, 16) произвело сильное впечатление на многих, которые действиями апостола хотя уже расположены были почитать Господа Иисуса сообщителем Божественных сил людям, однако не оставляли еще ни своего прежнего порочного поведения, ни своего пустого искусства, напротив также старались его совместить с христианством и самое христианство употребить в пособие ему. Устрашенные этим происшествием, жители Ефеса сами теперь пришли к апостолу, принесли пред ним раскаяние в своих порочных делах и объявили решительное отречение от всего подобного. Книги, наполненные магическими формулами и стоившие большой суммы (около 20,000 рублей), были принесены на площадь и сожжены в глазах всех.

Так как в Ефесе можно было встретить людей различных верований востока, то Павел между прочим здесь нашел 12 человек из учеников Иоанна Крестителя, который призван был приготовить современных соотечественников своих к явлению Искупителя; но, как обыкновенно случается, с предуготовительными явлениями в Царстве Божием, по причине различной приемлемости сердец, не на всех одинаковое произвел впечатление. Из его училища вышли и такие, которые, последуя его указанию, с живой верой пристали к Спасителю и некоторые даже стали Его апостолами; и такие, которые остались при очень недостаточных понятиях о лице и учении Иисуса Христа; и такие, которые, не подражая примеру своего наставника, оставаясь в своих крайних предрассудках, действовали против христиан даже враждебно (так как и начало секты учеников Иоанновых, сохранившейся до новейших времен, по всей вероятности, надлежит относить как можно ближе ко временам евангельским). Ученики Иоанновы, с которыми встретился Павел в Ефесе, принадлежали ко второму из этих разрядов. Неизвестно, в Палестине ли они стали учениками Иоанновыми и от него самого получили крещение, или привлечены были в сообщество учеников его после, - во всяком случае надлежит о них заметить только то, что они хотя и немногое знали о лице и учении Иисуса Христа, однако считали себя в праве называться христианами так же, как и прочие (Лука называет их μαϑητάς Деян. 19:1). Павел и действительно думал в них найти христиан; но когда вошел с ними в разговор, то оказалось, что они еще ничего не получили от прославленного Господа Иисуса, даже не знали о Духе Святом. Павел охотно преподал им наставление об отношении служения Иоаннова к служению Иисуса Христа и крещения Иоаннова к крещению, которое вводило в общение с Иисусом Христом, делало причастниками Божественной жизни, от него исходящей. Потом преподал им христианское крещение с возложением на них рук и молитвой. И в учениках Иоанновых открылись те же признаки сошествия Духа Святаго, какие некогда и в апостолах.

Пребывание Павла в Ефесе было важно не только потому, что здесь и отсюда в целой Малой Азии он мог действовать для распространения христианства как чрез посредство собственных путешествий, так и чрез учеников, которых приобретал себе вновь, - но и потому в особенности, что, находясь здесь в средоточии столь многих сообщений, он очень удобно мог получать известия о состоянии основанных им церквей и соответственно их нравственным и религиозным потребностям действовать на них письмами и чрез посланников. Павел всегда носил в душе своей заботы об основанных им церквах: так часто он упоминает в посланиях своих, что он молится и благодарит о них Бога ежедневно (1Сол. 1:2 - 2Сол. 1:11 - 1Кор. 1:4 - Еф. 1:16 - Фил. 1:9); так в излиянии любви своей он уверяет Коринфян, что всегда носит их в сердце своем (2Кор. 7:3 , но всего живее это изображается 2Кор. 11:28, 29).

Вероятно, вскоре после прибытия своего в Ефес, Павел получил неприятные известия о церквах галатийских. Иудействующие христиане, недавно снова восставшие против учения Павлова, успели здесь прежде других мест произвести возмущение, требуя от христиан из язычников исполнения закона обрядового, как необходимого условия для участия в Царстве Божием. Эти люди хотя были орудиями партии, имевшей главное свое пребывание в Палестине, однако, кажется, не происходили оттуда, но принадлежали к числу еллинистов; несмотря на взаимную ревность в исполнении закона, обращаясь с язычниками, они сами иногда ей изменяли; потому апостол упрекал их за то, что они сами не соблюдают закона, чего кажется, нельзя было бы сказать о христианах из Иудеев палестинских (Гал. 5:3, 9). Они не хотели признать апостольской важности Павла, потому что будто бы он не получал непосредственных наставлений от Иисуса Христа, подобно прочим апостолам: утверждали, что проповедь евангельская зависит главным образом от тех, которые от самого Иисуса Христа поставлены были апостолами; старались показать противоречие между учением Павловым и учением прочих апостолов, которые позволяли наблюдать в своих церквах закон; а все это употребляли к тому, чтобы обвинить Павла в отступлении от чистоты учения Христова и апостолов. При этом они старались уверить, что сам Павел показывает себя Иудеем, наблюдающим закон, следовательно иначе действует между язычниками и льстит им ко вреду истины. Так как это был еще первый пример такого смешения иудейства с христианством и это смешение угрожало самому существу Евангелия в новых церквах введением обрядового иудейского служения на место чисто христианского, то эта опасность должна была произвести глубокое впечатление на апостола. Чтобы доказать галатийским христианам свою любовь, которую иудаисты хотели привести в подозрение, чтобы заставить их почувствовать, как важно то дело, о котором он заботился, Павел, несмотря на множество своих дел, решился против своего обычая писать к ним собственноручно (Гал. 6:11).

Он начинает свое послание защищением своего апостольского призвания, которое он получил от Иисуса Христа, так же как и прочие апостолы, свидетельствует христианам галатийским с торжественными клятвенными уверениями, что нет другого Евангелия, кроме того, которое он возвещает. Он слишком далек от того, чтобы в образе своего проповедания искать угождения человекам, как это было прежде, когда, последуя началам фарисейства, опирался только на человеческие авторитеты. Когда он вступил в служение Иисуса Христа, то отрекся от всего этого; теперь учит и действует по Божественному призванию. Потом доказывает им самой историей, как он с самого начала проповедывал Евангелие по непосредственному Божественному просвещению и независимо от всякой человеческой именитости; как даже прочие апостолы признали его независимый апостольский характер (на соборе апостольском). Вполне уверенный в той мысли, что только вера в Распятого может спасти человека и сообщить ему всю полноту Божественной жизни, он обращается к Галатам с таким сильным упреком: "безрассудные Галаты! кто это мог обольстить вас, забыть Иисуса распятого, которого мы изобразили пред вашими глазами как единственное основание нашего спасения, искать своего спасения, во внешних вещах, в делах закона? О, как вы неблагоразумны! Начавши свое христианство духом, Божественной жизнью, проистекающей от веры, начавши тем, что есть для нас самого высочайшего, вы ищете теперь еще чего-то высшего, какого-то дополнения к своему христианству в низком, чувственном, земном, в том, что на внутреннюю жизнь духа не может иметь никакого влияния". Он ссылается на свидетельство их собственного опыта: хотя сначала возвещаемо было им Евангелие независимо от закона, однако, по силе веры в Искупителя, Божественная сила Евангелия произвела между ними различные свои действия.

Так как его противники опирались на важность ветхого завета, то Павел доказывает им против этого, что и закон имел только целью приготовить к явлению Искупителя, вера в которого всех вводит в участие Божественной жизни, что обетования, данные Аврааму, даны были под условием веры, и эти обетования исполнились во всех тех, которые последовали Аврааму в вере, как истинные его чада по духу; что явление закона должно было составлять только предуготовительный промежуточный период между дарованием обетования и исполнением его в явлении Искупителя. Иудейство и язычество, во всяком другом отношении между собой различные, он ставит в один разряд в отношении к христианству: это состояние младенчества в религии, в отношении к зрелости и совершеннолетию, которое дает полное право на все, чем могут наслаждаться сыны Божии; это состояние зависимости религии от внешних чувственных вещей, от богослужения, состоящего в одних чувственных действиях, - в отношении к состоянию религии духа, внутренней жизни, след. свободы.

Так как Павла обвиняли его противники, что он только из одного человекоугодия освобождает язычников от исполнения тягостного для них закона, то он не нашел лучшего средства это опровергнуть и внушить Галатам доверенность, как представлением им примера собственной жизни для подражания. Он сам жил между язычниками, как язычник, не связываясь Моисеевым законом, - чего конечно не сделал бы, если бы был уверен, что без соблюдения этого закона нельзя достигнуть полного обладания благами царства Мессии. Поэтому он предлагает Галатам следующее правило: будьте как я (в отношении к несоблюдению закона), потому что я сам таков же, как вы (я природный Иудей, но по несоблюдению закона стал подобен вам). Если бы апостол в том, что он между Иудеями в Палестине наблюдал обряды закона, находил противоречие с этими словами о собственном своем примере, то конечно не стал бы на него указывать. Но этого противоречия по его началам не было, потому что он наблюдал обряды закона не всегда, но только в известных отношениях и обстоятельствах. А это уже достаточно показывало, что он не приписывает им никакой объективной религиозной важности, что они, по его уверенности, нисколько не могут служить к оправданию и освящению человека; что он в отношении к ним наблюдает одно правило, которого держится вообще в отношении ко всем вещам внешним и безразличным - из любви к братиям ничем не соблазнять их.

Павел убеждает Галатов хранить свободу, дарованную им Иисусом Христом, и не подклоняться снова под иго рабства. Заклинает их, что если позволят себя обрезывать, то Христос никакой не принесет им пользы; что кто обрежется, тот должен соблюдать и весь закон; что ища оправдания от закона, они отказываются от союза со Христом, отпадают от благодати. Эти слова Павла отнюдь не противоречат тому, что он сам обрезал Тимофея и во внешних обрядах приноравливался к Иудеям. Он здесь говорит не о самом внешнем обрезании, но об обрезании в соединении с выражающейся в нем религиозной уверенностью; язычник, когда принимает обрезание, то может это делать не иначе, как в той уверенности, что чрез это и следовательно чрез закон, к соблюдению которого он обязывается обрезыванием, он может получить оправдание. А эта уверенность конечно противоречит тому направлению, чтобы считать себя обязанным своим спасением только Искупителю. Противопоставляя свою истинную, правильную любовь к христианам галатийским хвастливой ревности о их спасении иудаистов, апостол говорит об этих последних: они ревнуют о вас, но неправильно; они хотят отлучить (от церкви Божией), чтобы вы ревновали и о них, т. е. чтобы вы согласились, что вы, как необрезанные язычники, не можете войти в царство Божие; чтобы поэтому вы позаботились сделаться Иудеями, как они. Те, которые хвалятся внешними преимуществами (внешним иудейством) принуждают вас к обрезанию только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов (т. е. за учение об Иисусе распятом, как единственном основании спасения). Они не хотят быть обязанными своим спасением только одному Господу и отказаться от всякой собственной заслуги, от всего, что думают иметь лишнего против других. Они хотят обрезать вас только для того, чтобы можно было им похвастаться вашей плотью, т. е. переменой, которую произвели в вас, по внешности заставив вас сделаться Иудеями. Апостол наконец заклинает Галатов, чтобы они никакого более огорчения не наносили ему, потому что он носит на теле своем знаки страданий, понесенных за дело Христово.

Далее во время пребывания апостола в Ефесе, обратили на себя особенное его внимание дела церкви коринфской. История этой церкви представляет образец явлений и движений, которые повторялись в позднейшие времена церкви, - только в больших размерах. В этой церкви стекались различные влияния: здесь нельзя было всего произвести из одного какого-либо влияния напр., из влияния различных партий, - хотя общей причины для объяснения этих многочисленных влияний надлежит искать в целом состоянии церкви того времени: новый дух христианский еще так мало проник ее и так много еще оставалось ему бороться с прежними практическими направлениями. Многие из живых и раздражительных от природы Еллинов, быв увлечены сильным впечатлением, какое произвели на них действия Павла в Коринфе, - показали сначала великую ревность к христианству: но в их непостоянных умах христианство не пустило еще глубокого корня. В таком городе, каков был Коринф, где господствовало такое развращение нравов, где встречалось столько искушений к сладострастию, - для поверхностного обращения еще более предстояло опасностей. К этому присоединилось, что когда Павел положил первое основание церкви коринфской, за ним явились сюда другие проповедники, которые возвещали Евангелие отчасти в другой форме, отчасти по другим началам; этим они подали Еллинам, и без того склонным к разделениям на партии и спорам, поводы к некоторым расколам. Во-первых, были между ними такие, которые подобно лжеучителям церкви галатской, хотели ввести христианство, смешанное с иудейством, которые не могли терпеть независимости и свободы, с какими распространялось христианство, проповедуемое Павлом между язычниками, - хотя и не так резко обнаруживали свои мнения, как галатские лжеучители, так как называли себя не по имени Иакова, которому обыкновенно усвояли высший авторитет самые строгие иудаисты, но по имени Петра. Могло быть, что так как они здесь имели дело с людьми другого рода, с людьми греческого духа, не так способными к принятию иудейского влияния, то и находили нужным не вдруг открыто и прямо высказывать, что им хочется, но наперед искусным образом ослабить начала, на которых возвещал Евангелие Павел, поселить недоверчивость к его апостольству и отчуждать их от него. Они начали распространением сомнений касательно апостольского достоинства Павла; выставляли единственно истинными апостолами тех, которые учились у Самого Иисуса Христа и Им поставлены в апостолов. Далее, они умели возбудить в некоторых скрупулезных совестях сомнения, к которым легко могло подать повод жизнепровождение среди язычества и к которым бывшие прозелиты иудейства были очень способны. Таким образом явился в церкви коринфской раскол мнимых последователей Петра. И так как одна противоположность всегда вызывает другую, то в противоположность мнимым Петровым последователям образовалась секта односторонних последователей Павла, которые хотели видеть чистое христианство только в той форме, в какой предлагал Павел; смеялись над скрупулезностью совестей мнительных и склонны были принять решительное направление против всего иудейского. В первом направлении мы находим росток позднейших сект иудействующих; в последнем начало позднейшего направления маркионитского.

В самой Павловой секте усматриваем двоякое направление, которое происходило от следующей причины. К числу учеников Иоанновых, бывших в Ефесе и выдававших себя за христиан, хотя их познания были слишком ограничены, принадлежал некто Аполлос, александрийский Иудей, получивший иудейско-греческую образованность, свойственную ученым александрийским Иудеям. Акила и жена его довольно наставили его в христианстве, и когда он вознамерился отправиться в Ахаию, то рекомендовали его церкви коринфской, как такого мужа, который своей ревностью, своими особенными дарованиями много может сделать в пользу дела Божия. И особенно этих успехов надлежало ожидать в Коринфе, где его александрийская образованность могла открыть ему свободный доступ к большей части язычников и Иудеев. Действительно, александрийский образ развития и изложения, приближающийся более к греческому, особенно удовлетворял ученым коринфским; но они, увлекшись им, слишком много цены усвояли этой особенной форме и из-за нее пренебрегали простой проповедью Павла, который, был у них, ничего не хотел знать, кроме Христа, и Того распятого. Мы здесь видим нечто подобное возникшему впоследствии на александрийской почве гносису (γνώσις), который хотел возвыситься над верой (πίστις).

Кроме того, мы видим в церкви коринфской еще четвертую секту. Особенности ее духа трудно узнать, потому что имя ее, - если принимать как название секты, порицаемой апостолом, - не легко объяснить, и потому что в 1 послании Павла к Коринфянам не встречается никаких определенных указаний на эту секту, которые могли бы послужить к означению собственного ее характера. Это те, которые называли себя Христовыми. Если произнесенное апостолом порицание распространять и на тех, которые хотели быть только Христовыми, как этого требует одинаковая грамматическая форма, то очевидно, что эти люди не в том смысле хотели быть только Христовыми, как желал того Павел (1Кор. 3:27), но что Коринфяне несправедливо присвояли Христа себе одним, хотели Его сделать некоторым образом главой раскола. В таком случае должно согласиться, что Павел, хотя ближайшим образом по поводу этого наименования секты, но вместе и в отношении ко всем сектам, сказал: разве разделился Христос (1Кор. 1:13)? Разве каждый раскол имеет свою частицу Христа, или своего Христа? Нет, Христос один для всех, - Распятый за всех за вас, в Которого вы крестились и Которому должны быть верными.

Теперь спрашивается, что надлежит думать об отличительных чертах и происхождении этих последователей Христовых? Если взять во внимание, что о них упоминает апостол рядом с последователями Петровыми, и сравнить это с партией Аполлосовой в отношении к Павловой, то могло бы показаться весьма вероятным, что Христовы последователи находились в таком же отношении к Петровым, в каком Аполлосовы к Павловым, что этими именами означается только особая партия, принадлежавшая к стороне иудаистов. И так как последние выдавали себя отчасти за учеников Иакова, отчасти за учеников Петра, то можно бы думать, что здесь разумеется отдельная партия Иакова с Петровой. Первая в иудействе строже и суровее, вторая свободнее и кротче. Но это предположение отнюдь не поддерживается названием οί τού Χριστού. Очень неестественно то объяснение, будто оно произошло от обыкновенного наименования Иакова - άδελφός τού Χριστού. Если бы были кто из партии Иакова в Коринфе, то они назывались бы οί τού Ιακώβου.

Но, признавая так называемых "Христовых" за христиан из Иудеев, с большей вероятностью можно бы было развить это предположение в таком виде. Наименование οί τού Χριστού - можно бы было сказать, - было такое наименование, которым партия Петрова называла самое себя в противоположность Павлу и его ученикам. Этим наименованием последователи Петровы хотели означить то, что они держатся истинных апостолов Христовых, от них получили чистое Христово учение, чрез них соединены со Христом, и, усвояя оное исключительно самим себе, хотели показать, что все прочие не заслуживают имени христиан, они не ученики Христовы, не ученики какого-нибудь истинного апостола Христова, но ученики людей, повредивших истинное учение Христово, выдающих свое вымышленное учение за подлинное Христово. Это значение, по-видимому, не было бы чуждо предиката: οί τού Χριστού и оно могло бы быть еще подтверждено некоторыми намеками в обоих посланиях, в которых апостол защищает свой истинно апостольский характер и говорит о себе, что одинаковое имеет право сказать о себе как и другой, что он Христов (2Кор. 10:7). Но во всех этих местах хотя действительно Павел восстает против тех, которые по известным причинам отвергали его апостольскую важность, однако отсюда еще не доказывается существование такого наименования известной секты между христианами из Иудеев. Читая подле οί τού Κηφά - οί τού Χριστού ожидаешь, что этим последним наименованием означается партия, которая хотя имеет общее происхождение с Петровой, однако от нее и различается; между тем по этому толкованию οί τού Χριστού от οί τού Κηφά различаются только по имени; а этого нельзя допустить, принимая во внимание отношение наименований предыдущих двух партий. Итак можно бы было допустить это толкование только в таком случае, когда бы можно было найти таким образом не формальное только, но и вещественное различие между двумя последними партиями. Разве допустить, что не все οί τού Κηφά, но только самые приверженные к иудейству, самые строгие из них, не соглашаясь признать Павловых христиан из язычников участниками благ Мессии, присвоили своему иудействующему отделению наименование οί τού Χριστού.

Впрочем, нет нужды связываться тем, что οί τού Χριστού ставится подле οί τού Κηφά. Отсюда еще не следует то, чтобы эти два наименования необходимо означали две сродные партии. Павел конечно не вымышлял членов противоположения по произволу, как в других случаях, но избрание наименований зависело от данных исторических. Посему, если бы между иудействующими христианами были не две партии, как между Павловыми, а только одна, то Павел и должен был показать только одно наименование. В таком случае οί τού Χριστού он потому наименовал бы в последнем месте, что эта партия шла против всех вышенаименованных сект, отвергла важность всех апостолов и других придерживающихся их учителей, - хвалясь тем, что хочет знать только Христа. По обстоятельствам коринфской церкви мы могли бы это дело представить так:

Когда одни приняли себе наименование последователей Павла, другие Аполлоса, третьи Петра, тогда явились и такие люди, которые отвергали важность всех этих учителей и хотели образовать себе чистое христианство независимо от апостолов, изгнав, может быть, из него все, что в нем противоречило их философическим идеям. Зная вражду еллинизма с иудейством, зная, как было сильно философическое направление в Коринфе, можно себе представить, как могла образоваться небольшая партия с таким взглядом. Нисколько не невероятно, что несколько лиц с философской образованностью были увлечены тем, что они слышали об учении Христовом и думали найти в нем нечто среднее с своими прежними идеями. Христос казался им вторым, может быть, высшим Сократом. Только они не могли решиться принять учение Христово в такой форме, в какой оно проповедываемо было апостолами. Все эти апостолы, казалось им, много примешивали иудейского и учение Христово изъясняли не так чисто. Думая держаться одного Христа, они хотели посредством философической критики отделить от переданного им чистое учение Христово. Подобные явления действительно встречаются во II веке.

Странным может показаться, что Павел не делает никаких особенных опровержений на начала такой секты, которая более, нежели другие, грозила разрушением апостольскому христианству. Но то, что он говорит в других отношениях о единственном источнике познания истин Божественного откровения, что говорит против притязаний ума непросвещенного, берущегося судить о Божественном, против ничтожности надменной философии (1Кор. 2:11) - все это может служить превосходным опровержением главного заблуждения этой секты. И вообще в характере апостольской полемики было нападать более на самый корень заблуждения, между тем как в позднейшие времена церковная полемика занималась более частными отраслями его.

Несогласие между Павловыми и Петровыми, между христианами из язычников и христианами из Иудеев, имело очень сильное влияние на практические отношения тех и других, и отсюда произошли некоторые споры. Иудеи и христиане из Иудеев, когда обращались с язычниками, то чрезвычайно беспокоились, как бы не оскверниться каким бы то ни было образом чрез прикосновение к идолослужебным вещам. Иудейскими раввинами были придуманы различные средства, как уберечься от такого осквернения и определено, что должно считать оскверняющим, и что нет: об этом много толкуется в Талмуде. Так как легко можно было подвергнуться такой опасности осквернения, напр. купить на рынке или в гостях наесться такого мяса, которое было от животного жертвенного: то не проходило ни одного дня, чтобы не пришлось помучиться такими опасениями. Эта мнительность вероятно имела место не только в тех, которые собственно принадлежали к иудействующим противникам Павла, но мучила и слабые совести некоторых других. Так как вера богов имела над ними великую силу прежде, то естественно они не вдруг могли отрешиться от веры в действительность их: эти боги все еще оставались для них чем-то существующим. И как язычество вообще можно назвать областью князя тьмы, то, видя в идолах еще злых духов, опасались ядением посвященных идолам мяс войти в соприкосновение с самими духами злыми. Что эти сомнения тревожили не только иудаистов, но и других из христиан, это видно из одного случая, на который Павел указывает. Именно он говорит, что такие немощные совестью находились между теми, которые ходили в гости к язычникам. А принадлежавшие к иудаистам, конечно, никак бы не решились есть что-нибудь у язычников.

Над этим мучительным беспокойством другие смеялись и даже впадали в противоположное заблуждение - это были те, которые выдавали себя за Павловых христиан. Они хотя правильно понимали Павловы начала в теоретическом отношении; но погрешали в приложении их; поскольку у них недодавало духа любви и благоразумия. Они говорили: идолы сами в себе ничто; боги - это существа воображения, поэтому и ядение мяс, им посвященных, есть вещь безразличная. Относительно таких внешних безразличных вещей христианин не связан никаким законом; ему все дозволено; πάντα έξεστιν - было их изречение. Они ссылались на знание, на свободу, какую имеют как христиане; γνώσις, έξουσία - было их паролем. При этом они не обращали никакого внимания на потребности слабейших совестью; заставляли некоторых из них следовать своему примеру только из-за одного стыда быть осмеянными за свою мелочную привязчивость и боязливость; и эти люди, принужденные действовать по этим внешним причинам - против собственного убеждения были от того обеспокоиваемы в совести своей. "Таким образом, говорил Павел к соблазнителям, - твой немощный брат, за которого Христос умер, от твоего знания погибал". Некоторые с этим надмением знания в злоупотреблении свободой христианской заходили так далеко, что не отказывались принимать участие даже в праздничных вечерах, какие делали язычники друзьям своим в капищах по принесении жертвы из остатков жертвенного животного, а после этого легко могли принять участие и в других пороках языческих. Таким образом они явно нарушали постановление собора апостольского о неядении идоложертвенного (Деян. 15). В самом деле, мы видим здесь начало того одностороннего движения к теоретическому ведению, того неправильного разумения христианской свободы, ложного безразличия в нравственном учении, которыми позднее так злоупотребил гностицизм, выдававший себя за учение Павлово, для оправдания всех противонравственных наслаждений. Впрочем, проповедники христианской свободы в Коринфе так далеко еще не заходили. Хотя языческое развращение нравов и вкралось между некоторыми членами коринфской церкви, однако они были далеки от того, чтобы оправдывать эту безнравственность, - иначе апостол гораздо строже обличил бы их.

Несогласие в началах Петровых и Павловых между собой, вероятно, имело влияние и на различный образ их суждения о браке и безбрачной жизни. Хотя собственное действие христианства состояло в объяснении высшего значения всех основывающихся на природе человеческой нравственных отношений, однако прежде, нежели это все преобразующее и просветляющее влияние христианства могло открыться во всех отношениях жизни, строгий нравственный дух Евангелия, вступая в борьбу с духом растления, господствующим в мире, естественно мог образовать направление аскетическое, уклоняющееся от супружеских связей. Это направление, без сомнения, происходило уже не от иудействующей стороны церкви, потому что апостолы, на авторитет которых Петровы последователи по преимуществу ссылались, были женаты и в своих путешествиях ходили вместе с своими супругами (1Кор. 9:6). Вообще, богатое детьми супружество считалось ими особенным благоволением Божиим и особенной честью; напротив бездетный брак и безбрачная жизнь - поносными. А между Павловыми можно было находить там и здесь особенное уважение к безбрачной жизни; они даже думали в этом отношении подражать своему апостолу.

Издеваясь над мнительностью иудейства, неправильное свободомыслие побуждало иногда к нарушению пределов, полагаемых некоторыми благодетельными обыкновениями. Хотя можно было по справедливости признать, что существовавшее доселе разъединение между женским и мужским полом в отношении к делам высшей жизни, христианством было уничтожено, и женский пол освобожден от своего прежнего рабства: однако некоторые, водясь ложно понимаемым ими духом свободы, начали это слишком далеко распространять и преступать пределы, положенные природой и обычаем, которые однако же христианство признавало и освещало. Являлись женщины в церковных собраниях, против греческого обычая, без покрывал; кроме сего и в том они хотели стать наравне с мужчинами, что хотели учить публично в церкви.

Далее, недостаток любви христианской оказывался и в том, что родились споры за "мое" и "твое", и эти споры предлагались на решение - не так, как было доселе в обычае в иудейских и христианских церквах, - кому-нибудь из среды самих братий; но хвалившиеся своей свободой христиане из язычников не считали грехом являться пред языческие судилища.

От этого недостатка духа любви христианской потеряло свое значение и то святое учреждение, которое собственно должно служить к изображению и сохранению любви и общения между христианами, - христианские вечери, присоединявшиеся к евхаристии. На этих вечерях должно бы было выказываться христианское общение без всякого различия состояния и образованности; богатые, и бедные, господа и слуги должны бы были разделять между собой эти простые трапезы. Но в церкви коринфской, где эти разности выражались очень резко, нельзя этого было достигнуть. У Греков сохранялся издавна обычай - делать такие вечери, на которых приносил свои кушанья всякий принимавший в них участие и на которых каждый съедал то, что приносил с собой. По этому старинному обычаю были учреждаемы в коринфской церкви вечери, хотя этот обычай совершенно не соответствовал их особенной цели, и на таких вечерях еще разительное становилось различие между богатыми и бедными: богатые предавались иногда даже неумеренности, - чем осквернялось святое учреждение.

В ревновании о таких дарованиях, которые относились к устному изложению учения религии, открывается преимущественно греческий дух и образованность церкви коринфской, а вместе с тем и одностороннее направление (1Кор. 4:20), которое более ценило высокое слово, нежели богоугодную деятельную жизнь. Это непрактическое направление и вышеупомянутый недостаток воодушевляющей любви усматривались и в том, как они оценивали и употребляли, различные учительные дарования; они более искали поразительного и блестящего, нежели того, что было полезнее для всеобщего назидания, выше всего оставили дар говорить языками.

К какой из этих партий принадлежали противники учения о воскресении, нельзя определить с достоверностью, потому что мы не имеем никаких определенных сведений об их собственном мнении. У нас для сведений об этом предмете вот какие источники: возражения против учения о воскресении, которые по-видимому предполагает Павел, и собственные доводы Павла в защищение этого учения; только поэтому мы можем судить о началах, на которых опровергали учение о воскресении. Но отсюда еще нельзя выводить никаких решительных заключений. Что касается до первого, то Павел мог эти возражения сделать и сам себе; так он часто делает, когда раскрывает какой-нибудь важный предмет; отсюда еще нельзя выводить, что такие-то и такие возражения против учения о воскресении действительно были тогда известны. Что касается до второго, то, доказывая догмат о воскресении, он мог следовать порядку и связи этого догмата с другими коренными истинами христианской веры, в какой он представлял его себе; а не порядку и связи учения своих противников.

Павел напр. приводит свидетельства об истинности воскресения Христова: но отсюда еще не следует, чтобы его коринфские противники отвергали воскресение Христово. Павел и без этого мнения мог в особенности раскрыть эту истину для того, что у него вера в воскресение Искупителя была основанием веры в воскресение искупленных. Далее он излагает вместе - учение о воскресении и учение о бессмертии - и можно бы отсюда заключить, что противники его отвергали и личное бессмертие. Но спрашивается, имел ли Павел такое точное понятие о мнении этих противников? Последовал ли он и в этом случае связи, в какой истины веры представлялись его христианскому сознанию, не следовал ли мнению тех, которые в отвергающих учение о воскресении видели противников учения о бессмертии? В обыкновенной полемике иудейского богословия эти два учения совпадали.

Производили это нападение на учение о воскресении от обыкновенных противников Павла из Иудеев, т. е. Саддукеев, и заключали из того, что противники учения о воскресении в Коринфе принадлежали к Иудействующей стороне церкви коринфской. Это предположение по-видимому подкрепляется тем, что Павел в свидетели истинности воскресения Христова в особенности приводит Петра и Иакова, как самых именитых лиц в глазах иудаистов: но это еще не доказательство. Во всяком случае Павлу естественно было ссылаться на свидетельство апостолов и свидетельству некоторых из них о явлениях им в особенности дать особенную важность. Если бы Павел имел дело с Саддукеями, то ему бы следовало обратить внимание на то, собственно им принадлежавшее, опровержение учения о воскресении, что о нем не упоминается в Пятикнижии, - как это было представляли они Иисусу Христу. Притом мы не находим ни одного примера, чтобы христианство смешивалось с саддукейством; и так как в образе мыслей Саддукеев нельзя найти ничего совместного с христианством, то такое смешение даже весьма невероятно: подобно как трудно представить смешение епикурейства с христианством. Гораздо вероятнее, что соблазнились учением о воскресении некоторые философски образованные христиане из язычников и, может быть, к этому подавало повод, как в последующие времена, грубое разумение этого учения, господствовавшее между христианами обыкновенными, которое потому в особенности Павел и опровергает. Возражения: почему душе в высшем ее состоянии будет принадлежать тело такое же, каково то, которое она теперь имеет, - и как возможно, чтобы это в прах обратившееся тело снова восстало, - гораздо естественнее производить от христиан из язычников с некоторой философской образованностью, хотя - как заметили мы выше - еще нельзя отсюда заключать, чтобы противниками учения о воскресении эти именно были делаемы возражения. И если бы мы могли положить за несомненное, что под Христовыми надлежит разуметь людей, понимавших христианство особенным философским образом, то весьма было бы вероятно, что эти люди составили себе особое понятие о воскресении, которое хотели разуметь только духовно.

Спрашивается, каким образом Павел получил первые сведения об этих движениях к коринфской церкви. Из некоторых намеков, особенно во втором послании к Коринфянам можно было бы заключать, что он писал к ним первое послание, быв уже у них во второй раз, хотя и очень краткое время. В таком случае весьма естественно допустить, что Павел, оставив Антиохию и прежде, нежели отправился на долгое время в Ефес, предпринял новое путешествие между народами языческими, почему был и в Коринфе, хотя в отрывочном повествовании апостольской истории о том ничего не говорится. Тогда по этим намекам на вторичное его бытие в Коринфе можно бы было заключать, что он еще в это время заметил в церкви некоторые неприятности и имел уже причины грозить, или укорять. Если это так, то в Ефесе Павел тем более должен был позаботиться о получении подробнейших сведений о состоянии коринфской церкви, оставленной им при таких неблагоприятных предзнаменованиях. Но если Павел и не был еще в другой раз в Коринфе, то мог в Ефесе получить первые сведения о тех пагубных переменах, какие произошли в коринфской церкви.

Услышав о развращении нравов, вкравшемся в коринфскую церковь и в особенности о порочной жизни одного из членов ее, жившего с мачехой своей, Павел нарочитым посланием укорял коринфян, что они терпят такого человека среди себя и требовал, чтобы они отказались от всякого сообщения с подобными людьми.

Между тем пришел сам Аполлос из Коринфа. Он был совершенно чужд мысли быть главой секты, как хотели того Коринфяне; он был совершенно одних мыслей с Павлом, и Павел склонял его идти снова в Коринф (1Кор. 16:12). Но может быть потому, что излишнее уважение, какое оказывали ему в Коринфе, было самому ему неприятно, он не хотел того исполнить теперь. Потом Павел получил и еще от некоторых сведения о состоянии коринфской церкви, как мы изобразили выше, наконец пришли посланные от самой церкви и принесли с собой письмо; в этом письме предложено было ему несколько вопросов (о жизни безбрачной 1Кор. 7:1, о ядении идоложертвенного 8:1, о духовных дарованиях, 12:1, может быть, и о правилах благочиния, 5:10), отчасти возбужденных первым посланием Павловым, отчасти происходивших от упомянутых споров, отчасти родившихся от влияния других обстоятельств. Эти известия, полученные Павлом отчасти от Аполлоса, отчасти из послания коринфского и от подателей его, отчасти от других, - и побудили Павла написать к ним послание, которое служит образцом апостольской мудрости в управлении церковью и содержит в себе начала многих преобразований в отношениях обыкновенной жизни. Вероятно, Павел его отправил с возвращавшимися в Коринф посланниками тамошней церкви.

Павел осуждал всякое деление в коринфской церкви. Только Христос есть глава, которой должно держаться; на проповедников должно смотреть, как на орудия, которыми Бог действует; каждый из них имеет свою меру дарований, чтобы споспешествовать тому делу, которому все должны служить. Чем тут хвалиться: я имел такого-то или такого-то учителя? Такое хваление делает тебя зависимым от людей; если бы ты все относил только ко Христу, чрез которого входишь в общение с Богом, то мог бы на все смотреть, как на собственность (1Кор. 4:21). Эти слова показывают, какая свобода духа, какая возвышенность происходят из христианского смирения. Это всеобщее правило - как надлежит смотреть ва всех проповедников и их личные качества и как ими пользоваться - Павел объясняет потом нарочито своими отношениями к Аполлосу, - так как об отношениях своих к этому человеку, с которым находился в теснейшей связи, мог он говорить всего свободнее, бесподозрительнее.

Тем, которые не находили в его простой проповеди искомой мудрости и которые отдавали достоинство только Аполлосу, он говорил: ваша вина, что вы не нашли в моей проповеди учения мудрости; источник всякой мудрости, мудрости Божией, а не мудрости мира, - в учении о Иисусе распятом, Спасителе мира, - которое было средоточием его проповеди; - впрочем, эту Божественную премудрость можно находить в нем и разуметь только тем, которые имеют чувство, способное к принятию Божественного. Евангелие потому не было для них мудростью, что в них еще слишком сильно плотское чувство, - это видно из их споров. - Он дает коринфянам правило, по которому надлежит рассуждать о всяком учителе христианском. Кто признает положенное им неизменяемое основание христианской жизни, что Иисус есть Спаситель, что в нем одном надлежит искать спасения, и на этом основании раскрывает далее христианское учение, тот уже свидетельствует этим, что он есть христианский учитель и чрез веру в Того, в Ком едином ищет спасения, он достигнет его и приведет других к нему. Но в здании, построенном на этом основании, Божественное может более или менее быть смешано с человеческим и от того быть представлено более или менее в чистом виде. Отделить человеческое от Божественного предоставляется времени - день явит - до последнего суда. Иной, слишком ценивший человеческое, увидит все дело, которое он созидал, погибшим, хотя основание, на котором он созидал, и останется целым и для него и для других; а сам он спасется только тяжкими искушениями, которые должен вытерпеть для очищения от человеческого, примешавшегося в нем к делу Божию (1Кор. 3:11).

В отношении к спорам, о ядении идоложертвенного, достопримечательно, что Павел не ссылается на определение собора апостольского в Иерусалиме, чтобы удержать христиан из язычников от ядения мяса идоложертвенных, так как и христианам из Иудеев, принуждавшим язычников к обрезанию, не противопоставляет важности определения того же собора, освободившего их от того. Это было характеристической чертой в Павле, что он ссылался не на внешнюю положительную заповедь, на νόμον, но на внутренний закон, в сердцах верующих, на требование духа евангельского. Павел указывает прежде всего на закон любви (8:1). Он не оспаривает того начала, которое всегда выставляли свободомыслящие коринфяне, что относительно таких внешних вещей нельзя постановить никакого закона. - Но из духа Евангелия доказывает им, что иногда и то, что позволительно само в себе, может быть непозволительным при известных обстоятельствах, потому что может противоречить закону любви, обязанности христианина все делать так, чтобы это сколько можно более служило ко спасению других, к славе Божией. Доказывает им, что они сами отрицаются свободы христианской, поставляя себя в зависимость от внешних вещей, которыми бы должны были пользоваться в духе любви по требованию обстоятельств (6:12). И, выставляя собственный пример, говорит, что отказывается вовсе от употребления мяса, лишь бы не соблазнить брата (8:13).

Разрешая вопрос о безбрачной жизни, Павел держится средины между спорящими сторонами: он не пристает ни к тем, которые совсем осуждали безбрачную жизнь, ни к тем, которые смотрели на нее, как на необходимое требование христианского совершенства. Он соглашается, как может быть вредно принужденное отречение от супружества в такой церкви, какова коринфская, и старается предостеречь ее от вредных следствий оного (7:1, 26). Но кто имеет от Бога дар воздержания и находит себя способным вести такую жизнь, тот пусть избирает жизнь девственную, так как в ней беспрепятственно можно заниматься делами царства Божия, особенно в те тяжкие времена (ст. 33, 34). Сущность христианского совершенства он поставляет не в безбрачии, не во внешнем отречении от земного; но в отречении от мира сердцем. Богат ли ты или беден, славен или находишься в низкой доле, но пользуйся всем этим так, чтобы мог принести в жертву все, чего бы от тебя не потребовали, что бы ни было дорого твоему сердцу (1Кор. 7:30).

Говоря о различных званиях, в каком кто находился до своего обращения, Павел поставляет законом - оставаться каждому в прежнем своем звании. Христианство не исторгает человека из тех отношений, в какие поставило его рождение, воспитание и Божественное определение судьбы его. Оно только научит смотреть на них с новой точки, с новой мыслью. Оно не производит внезапных переворотов, но все обновляет мало по малу силой внутреннего духа. В особенности Павел прилагает эти начала к разноверным супружествам и к состоянию рабов; о последних скорее пришлось говорить ему и потому, что Евангелие сперва находило между ними более доступа и потому, что с развитием сознания достоинства и прав человеческих чрез посредство христианства в них скорее могло возбудиться желание свергнуть земное иго. И здесь христианство, чтобы не смешать духовного с мирским и не погрешить против своей цели, собственно относящейся до спасения души, не брало на себя никакого внезапного насильственного преобразования отношений, и здесь оно хотело действовать только из духа, от сердца. Рабам Евангелие сообщило высшую жизнь, которая возносила их за пределы их земных отношений. И хотя апостол не требовал от господ, чтобы они давали свободу рабам своим, потому что это было вне круга его действий - вмешиваться в устройство гражданских отношений, однако раскрывал в господах сознание о таких обязанностях в отношении к рабам своим, такие внушал к ним расположения, так заставлял их чувствовать свое братство с христианами из рабов, что от этого сами собой должны были измениться отношения их к рабам.

Павел говорит рабам, - что хотя Божественный промысл отказал им в гражданской свободе, однако это не должно сокрушать их: они должны радоваться, что им Господь даровал истинную внутреннюю свободу. Но когда называет он эту свободу - единственно истинной, так как с ней человек может быть свободен от всех внешних стеснений и без нее не может иметь цели никакая другая свобода, - он однако же не отнимает второстепенного достоинства у свободы гражданской. Тому же самому рабу, которому говорит он о дарованной ему истинной свободе, он пишет: но если можешь сделаться и свободным, тем больше воспользуйся (7:21). Отсюда видно, что апостол состояние свободы гражданской считал более соответствующим званию христианина и когда христианству удается обновить общественные отношения, то везде принято будет и это преимущество, указанное апостолом.

Хотя апостол признавал равное участие в искуплении женского и мужского пола, однако тем не освобождал женщин от естественной подчиненности своим мужьям и приличной их полу скромности. Почему не одобрял самое, по-видимому, безразличное дело - то именно, что женщины коринфские снимали покрывала свои с головы во время богослужения. Эти покрывала были символами власти над ними мужей их и защитой их скромности (11:1-15). Тем менее он мог позволить, чтобы женщины предлагали в церковных собраниях наставления; женщине и закон велит быть в подчинении. Даже если бы ей встретилось что-нибудь непонятным в предлагаемом другими наставлении, она не должна об этом спрашивать тут же - в собрании, или после - у самого наставника, но у своего мужа. Муж - глава ее; муж - ее учитель. Здесь открывается высокое понятие об обязанностях мужа; союз супружества не земное только дело; он должен быть средством воспитания сочетавающихся лиц для небесного. Когда я один - отвечаю я за одного себя; когда с судьбой моей связывается судьба другого человека, я отвечаю и за него. Чего он не знал, для своего спасения, чего он не делал, - в этом и я принимаю ближайшее участие и подвергаюсь ответственности.

Проникнутый духом любви, Павел сильно упрекает за превращение порядка вечерь любви в вечери вражды и несогласия. Свято почитая Божественное учреждение евхаристии, порицает невнимательность и презорство, с какими некоторые к ней приступают. Какая цель этих вечерь? Разве есть и пить? На это есть свои домы. Какая цель евхаристии? Воспоминание смерти Господней. А разве это возможно, когда у одних чувства расстроены беспорядком предшествующих трапез, возбуждено неудовольствие к богатым, которые пред ними услаждали свой вкус и лучшими яствами и хорошими винами; у других омрачен смысл употреблением напитков, или, по крайней мере, не способна душа для принятия духовного, быв отягощена пресыщенным телом. Похвалю вас за это? Не похвалю. Так ли воспоминать смерть Христову? Так ли принимать хлеб и чашу Господню?

Ценя всякое дарование и служение в церкви по отношению его ко благу целого общества верующих, апостол старается примирить их споры о дарованиях и служениях, указывая на то, что более всего имеет значения, что останется с человеком всегда - т. е. любовь. Говорящие языками спорили с пророчествующими. Говорить языками дарование высокое: виновник его Дух Святый. Между язычниками нет ни одного такого примера. Однако не должно забывать, что это не единственное дарование; их много по различию служений и один Виновник всех, раздающий каждому по своему произволу; если все эти дарования будут употребляемы на пользу церкви, нет сомнения - она будет иметь от того обильные плоды (12:4-11). Церковь одно тело; каждый член имеет свою важность и свое значение; не должно быть между ними споров и соревнования; не всякий все может, не у всех дары такие, которыми бы можно было пользовать целую церковь (12-31). Вот всеобщее важное дарование - любовь; без нее ничего не значат все другие дары; велики дарования веры и надежды, но и те ей уступают. Это дар, который останется с человеком вечно; такого то дара надлежит более домогаться (13:1-13). После этого общего рассуждения о дарованиях, Павел переходит к главному своему предмету, спорам о превосходстве дара языков пред даром пророчества. Павел решает этот спор в пользу последнего, как более полезного для обыкновенных дел церкви. Дара языков не надлежит отвергать, но и не давать ему излишнего уважения в сравнении с пророчеством; это не хорошо делается, что в собраниях церковных выходят один за другим и молятся вслух всех говорящие на незнакомых языках и таким образом отнимают время у пророчествующих говорить в назидание церкви. Что касается до меня, пишет апостол, то хотя я более вас говорю языками, однако лучше хочу в церкви сказать пять слов вразумительных, нежели тьму непонятных. В особенности, никем не понимаемые молитвы на незнакомых языках могут казаться соблазнительными для язычников, приходящих в места церковных собраний. Напротив, один меткий взор пророка в душу любопытного язычника, раскрыв ему себя самого, заставит питать глубокое уважение к христианству и даже признать его истинной религией (14:23, 24).

Оставалось Павлу опровергнуть противников учения о воскресении. Он доказывает возможность воскресения вообще примером воскресения Иисуса. Если Он воскрес, значит воскресение возможно. Если же Христос не воскрес, то вся проповедь апостолов ничего не значит; вся вера в их проповедь напрасна; вся надежда на отпущение грехов суетна; нет и не может быть никаких ожиданий в будущем - в жизни будущей; христианам остается одно настоящее и то бедственное. Но если на это не согласится исповедующий христианство, если он признает связь между воскресением Иисуса Христа и всеми благами, какими мы можем наслаждаться в Его царстве; если он считает необходимым, чтобы Христос воскрес, то он должен верить, что и мы воскреснем (15:12-20). Это также необходимо - необходимо в порядке восстановления мира. Мир подвергся смерти от одного человека: нужно, чтобы одним человеком он был и воздвигнут от смерти. Далее, нужно, чтобы все, отпадшее от Творца, было покорено Ему Ходатаем; это невозможно иначе, как когда упраздняется последний враг Силы всезиждущей - смерть, т. е. когда умершее будет возвращено к жизни (21-28). Принимая противников воскресения за противников бессмертия, Павел прибавляет: если бы бытие человека уничтожалось с его смертью, то ничего бы не было лучше, как следовать такому правилу: станем есть и пить, завтра умрем. От чего же это язычники, видя нас непрестанно умирающих, видя по местам и мучеников, скончавающих в страданиях дни свои, приходят к нам и требуют крещения (ст. 29). Зачем и мы подвергаем себя стольким опасностям, мучениям и проч. (29-34)? Обращаясь опять к противникам воскресения, Павел продолжает: некоторым кажется, если жизнь будущая есть высшая степень бытия человеческого, то зачем человека и там стеснять телом? Тело - темница души. Но тело, которое мы получим с воскресением, хотя образуется из поверженных в землю остатков, подобно как трава возникает из семени, - но от настоящего тела оно будет различно, так же как растение или колос пшеницы от зерна. И теперь в целой природе можно примечать это разнообразие тел; от одних семян родятся такие растения, от других - другие; иначе устроено тело человеческое, иначе тела животных. У каждого животного, по особому его свойству, жилищу и пр., своя форма тела. Тоже самое примечается и в телах небесных, одни более, другие менее; одни светлее, другие тусклее. Таким же образом и тело, которым облечемся в воскресение, не будет совершенно то же самое, какое мы теперь носим, - немощное, презренное; оно будет гораздо лучше, славнее. Первые элементы этого тела находятся в настоящем; но они очистятся, и явится тело вместо тленного нетленное, вместо презренного славное, вместо немощного сильное, вместо душевного духовное. Само собой разумеется, что плоть и кровь - настоящее это тело - царства Божия не наследят. Но такое преображенное тело почему же не может быть легким орудием души? Чем оно будет отягчать душу? Не будет ли оно даже служить к приумножению совершенства натуры человека (35-50)? Наконец, представляют еще вопрос относительно воскресения, на котором останавливается ум пытливый, недоверчивый: когда это будет и что будет с теми, кто не умрет до воскресения? Те, которые не умрут до той поры, говорит апостол, изменятся, преобразятся. А это воскресение и изменение последует тогда, когда Иисус Христос вторично придет на землю, чтобы истребить навсегда смерть, которая чрез грех владычествовала над человеком.

Павел писал это послание около времени иудейской пасхи, как можно догадываться из намека (5, 17) и намерен был в то время когда писал, пробыть в Ефесе еще до пятидесятницы (16, 8). В конце писал он, что для его проповеди еще много здесь дела, но много и противников (ст. 9). Даже упоминает об ежедневной опасности смерти (15, 30).

Когда отправлял он это послание в Коринф, у него уже был начертан обширный план для будущего действования. Положив достаточное основание распространению церкви между народами греческими, особенно в продолжение многолетнего своего пребывания в Ахаии и Ефесе, Павел намеревался перенести круг своего действования на запад. И так как он поставил себе правилом избирать для своего действования только такие места, где никто еще не проповедывал, то хотел идти в Испанию и начать свою проповедь с самого крайнего предела западной Европы, а проходя в Испанию намерен был посетить и Рим, где уже, впрочем, давно была основана церковь (Римл. 15:24, 28). Прежде нежели приступил к исполнению этого плана, он хотел собрать в церквах из язычников милостыню в пользу бедных христиан иерусалимских и доставление ее взять на себя вместе с некоторыми из братий (1Кор. 16:3, 4; 2Кор. 1:16). Этим поступком он хотел показать христианам из Иудеев, жившим в Иерусалиме, самое ощутительное свидетельство обращения язычников, заставить их признать действие Духа Божия и между христианами из язычников; вместе с тем и заключить достойным образом свои действия на востоке, утвердив тесный союз христианского общения между верующими из Иудеев и верующими из язычников. Поэтому еще прежде отправления помянутого послания к коринфянам он послал Тимофея с некоторыми другими братиями в Македонию и Ахаию для собрания там милостыни и для прекращения возмутительных влияний в церкви коринфской (1Кор. 4:17; 16:10). Он надеялся чрез него получить известия о том, какое впечатление произвело ва церковь коринфскую его послание. Но надежда его не исполнилась: Тимофей вероятно был чем-нибудь остановлен дойти до Коринфа и потому возвратился в Ефес, не принесши с собой ожидаемых апостолом известий (Деян. 19:22). Обеспокоившись этой нежной отеческой заботливостью (2Кор. 2:3, 4), Павел послал Тита в Коринф, чтобы, по крайней мере, чрез него получить нужные известия и сделать распоряжения, соответственные тому впечатлению, какое произведено посланием (2Кор. 2:13). И так как намерен был вскоре оставить Ефес, то положил условие сойтись с ним в Троаде, где намерен был пробыть долее, дабы более заняться проповедью (ст. 12) и, может быть, для начертания плана своего путешествия соответственно вновь полученным известиям от Тита.

Между тем, возникло в Ефесе сильное возмущение против апостола, которое было вместе доказательством важных последствий его проповеди в Малой Азии. В этом городе делали серебряные и золотые модели знаменитого храма Дианы, здесь находившегося, которые рассылались всюду и доставляли богатые доходы городу. Некто Димитрий, у которого производилась большая фабрикация таких моделей и который содержал у себя много работников, видя такие могущественные успехи Евангелия в Малой Азия и ощущая уменьшение своих доходов с началом упадка веры в Диану, пришел в опасение, что его ремесло и совсем потеряет свой ход. Он собрал своих единомысленников и легко мог воспламенить их негодование против людей, которые грозили уничтожить славу Дианы и лишить их доходов. Народ зашевелился; все спешили на публичную площадь, где обыкновенно собирались; многие кричали, сами не зная, о чем шло дело. Двое из спутников Павловых были схвачены. Так как народ греческий, из которого состояло главное народонаселение города, вообще питал ненависть к жившим здесь Иудеям, как врагам богов, и народная ненависть при малом оскорблении легко могла вспыхнуть в мятеж, от которого они много могли потерпеть; то, в настоящем случае, когда еще многим было неизвестно, что собственно было причиной негодования народного, - иудеи, слыша только то, что народ волнуется по причине оскорбления, нанесенного врагами богов, тотчас отнесли причину такого негодования к себе, а некто, именем Александр явился, чтобы дать народу объяснения и, в случае нужды, сложить вину на христиан. Но явление такого человека, который сам принадлежал к числу врагов народной религии, только произвело сильнейшее раздражение; крики еще более увеличились. Впрочем, эти враждебные расположения питала к апостолу, кажется, только чернь; начальники города знали образ жизни и действования Павла в течение почти трех лет в Ефесе и это не могло не дать им выгодного суждения о Павле. Некоторые из правителей города, управлявшие в этот год делами религии в Малой Азии (Άσιάρχαι), имевшие надзор за публичными играми, изъявили даже участие в судьбе его, упросив его не являться народу во время этого волнения. Наконец городской стряпчий успел успокоить мятущуюся толпу, представив, что удовлетворения надлежит требовать законным порядком: что не может быть, чтобы кто-нибудь восставал против великой богини ефесской, что за возмущение можно опасаться ответственности.

После этого случая Павел оставил Ефес. Очень вероятно, что здесь и не одно такое несчастье с ним было (см. Деян. 20:18,19; Рим. 16:4; 1Кор. 15:31; 2Кор. 1:8 ). В Македонии много встретил он огорчений (2Кор. 7:5), но и обрадован был ревностью и любовью церквей, подвергавшихся непрерывным гонениям (2Кор. 8:1 и дал.). Здесь сошелся он с Титом, которого напрасно ожидал в Троаде (2Кор. 2:13). Здесь узнал от него, что его послание произвело спасительное прискорбие в церкви коринфской (2Кор. 7:7-16). Все изъявили негодование на беззаконника, - он был отлучен от общения церковного; все, имевшие уважение к апостолу, отказались от всяких сношений с ним, - и это произвело на него столь сильное впечатление, что он сам сознал свое преступление и изъявил сильную скорбь (2Кор. 2:7). Почему Павлу нужно было настоять, чтобы его снова приняли в свою церковь. Весьма многие показали великую ревность в защищении апостольской важности Павла (2Кор. 1:14), так же как и скорбели о том, что причинили ему столько огорчений, и сильно желали видеть его среди себя. Но противники Павла из иудаистов не только этим не были смягчены, но обличениями его и покорностью, какую он находил в других церквах, еще более стали раздражены против него и все пытались делать, чтобы представить его подозрительным церкви (2Кор. 3:1, 5, 12). Они говорили: Павел только в письмах строг, силен, а в личном присутствии слаб (10:10). Он более грозит, нежели сколько может сделать; потому нечего его много страшиться. Сначала Павел дал было знать (с братиями коринфскими), что скоро оставит Ефес и придет в Коринф, и если худое не будет исправлено, то употребит все свои права, всю строгость к прекращению беспорядков. Но так как он после того долго оставался в Ефесе, переменил свой план и стал говорить коринфянам, что он сначала пойдет в Македонию (1Кор. 16:5), а оттуда уже и к ним придет, - то и этим враги Павла воспользовались, чтобы обвинить его в нетвердости, непостоянстве и нестойкости в слове. Таков же, заключали далее, он и в учении. Отсюда и противоречия его поведения между Иудеями и язычниками, именно в отношении к закону Моисееву. Они старались представить в невыгодном свете эту христианскую мудрость, которая соединена была в нем с простотой; говорили, что он различные употребляет хитрости, чтобы как-нибудь обманывать людей (2:17, 4, 2, 12, 16). Да и с той стороны, которая привержена была к апостолу, не все было сделано, чего требовал Павел в послании.

При таком состоянии коринфской церкви Павел счел за нужное, не являясь в Коринф, чтобы не встретить здесь никаких новых огорчений, чтобы насладиться с верующими только миром и любовию (1:23), написать к ним еще послание, чтобы приготовить таким образом их к личным своим действиям (13:10). И отправил к ним с посланием известного им Тита с двумя другими братиями, принимавшими деятельное участие в служении церкви (8:16-23). Они должны были и заняться до прибытия Павла собиранием милостыни.

Для оправдания себя против подозрений в искренности своего поведения и характера, Павел ссылается в этом послании на свидетельство собственной совести (1:12), показывает причины, почему он переменил план своего путешествия к ним (15, 16, 23-2,1), свидетельствуется Богом, что в проповедании Евангелия он никогда себе не противоречил, возвещал постоянно одно учение Христово и обетования, которые они получили, без всякого сомнения будут исполнены Иисусом Христом: в этом может ручаться их собственная совесть или сознание перемены в себе.

Желая оправдать свой апостольский характер против врагов своих, Павел вынужден был говорить здесь более, чем в других посланиях, о себе, о своих трудах для царства Божия, о страданиях, о дарах благодати Божией в откровениях.

Остальную часть лета и осень провел он в Македонии и, вероятно, в это время простер свою проповедь до соседственной области иллирийской, о чем упоминает в послании к Римлянам (15:19). Потом отправился в Ахаию, где провел зиму (1Кор. XVI, 6).

Так как Павел уже решился с началом весны, отправившись в Иерусалим, перенести свой круг действования на запад и посетить столицу мира; то ему желательно было войти с тамошней церковью в соглашение предварительно. И отправление в Рим диаконисы Фивы из церкви кенхрейской было потому самым лучшим случаем для Павла: с ней он отправил к церкви римской послание, в котором рекомендовал ей и Фиву (16:1, 2).

Семя Евангелия еще довольно рано могло быть принесено в Рим к Иудеям христианами из Иудеев; и, по приветствиям, приложенным в конце послания к Римлянам, видно, что в Риме были люди, давно принадлежавшие к христианству (Рим. 16:7). Впрочем, коренное общество церкви состояло не из Иудеев: большая часть христиан в Риме была языческого происхождения; им проповедано было Евангелие учениками Павловыми независимо от закона Моисеева. Поэтому и Павел почитал обязанностью писать к ним, как апостол язычников (1:13, 14). В церкви римской обстоятельства были таковы же, каковы и вообще в тех церквах, где главный элемент был языческо-христианский и к нему примешивался иудейско-христианский. Христиане из Иудеев не могли решиться признать равенства в царстве Божием христиан из язычников, не наблюдавших обрядового закона. Христиане из язычников сохраняли прежнее презрение к Иудеям, даже и обращенным, которое усиливалось еще более гонениями Иудеев, воздвигаемыми против проповедников Евангелия (гл. 11, 12 , 17).

В послании к Римлянам Павел предлагает церкви, в которой сам еще не мог проповедывать, начертание существенных истин евангелия: он хотел воскресить в их сознании то, что им было возвещено, как учение христианства (Рим. 15:15). Поэтому послание к Римлянам может в особенности служить к тому, чтобы показать, что Павел признавал сущностью Евангелия. Он начинает уверением, что он не стыдится явиться с проповедью Евангелия и в столице образованного мира. Это учение необходимо для всех, и для Иудеев и для язычников, потому что все - грешники. Грешники - язычники, потому что греховными пожеланиями подавили в себе лучшее ведение о Боге, им прирожденное; вследствие чего бесчестили Бога и в возмездие за недостойное почтение Бога преданы были тем большим порокам (гл. 1). Иудеи хотя и имели правильнейшее познание о Боге, Бог оказывал им особое благоволение, но и они не были верны обязанностям, которые знали, и тем еще не извинительнее. Отсюда видно, как необходимо то великое евангельское устроение спасения, которое доставляет человеку оправдание, не спрашивая его собственных дел правды (гл. 2 и 3).

Этот путь оправдания признает и Ветхий Завет. У Авраама и Давида мы уже находим подобную праведность (4). Плоды этого Божественного оправдания оказываются в человеке миром и радостью, - радостью не только о надежде будущей славы, но и в настоящее время. Итак величественно и достопоклоняемо это домостроительство спасения. Как чрез одного человека все было потеряно, так чрез одного же - нового родоначальника человека - все восстановлено (5).

Только освящение наше не может быть и без нашего соизволения, хотя не есть рабское наблюдение закона, но более свободный плод живо возбужденного в нас сознания искупления (6). Закон для нас мертв, равно и мы в отношении к закону. Таков ход внутренней жизни: сначала человек не знает никакого закона и находит услаждение во всех грехах своих. Потом он познает закон, старается исполнить его, усиливается, порывается - и всегда падает под бременем своего дела бессильный. Только Христос дает возможность исполнить требования закона, вложив в человека новое начало жизни, веру в свободно дарованную ему благодать (7). Таким образом возрожденному становится возможным, что невозможно было дотоле для человека. И окончательный исход его жизни есть слава. Хотя он и должен еще много терпеть, но его ожидает вечная неизреченная слава, которой не может похитить никакая земная сила (8). - Как бы я желал, пишет далее апостол, преклонить братий моих по плоти к принятию этого учения о спасении. Но их упорное сопротивление веровать во Христа преграждает им путь к Нему; они думают, что могут хвалиться праведностью дел своих. Впрочем, один Бог, как неограниченный Владыка, может открывать эти пути к оправданию: Он поставил ныне единственным условием спасения веру во Христа; это зависело от Его свободного избрания (9). Если бы Израиль принял эту веру, он бы спасся (10). Однако и теперь этот знаменитый богоизбранный народ не навсегда отвергнут. Обратятся сначала язычники, а некогда и Израиль весь. И тогда откроется слава премудрости Божией различными путями, но всех грешников приводящей к одной цели - спасению и единственному средству спасения - вере в Искупителя.

В практических наставлениях, составляющих последнюю часть этого послания, Павел входил во все отношения, в которых находились новые христиане, предвидел заблуждения, которыми могли они быть увлечены, и старался их предостеречь от того. Возмутительный дух Иудеев, не терпевших никакого языческого начальства, хотя не мог быть сильным между христианами римскими, потому что большая часть их была из язычников; но и одно неправильное разумение христианской истины легко могли подать повод к подобным покушениям. Как члены царства Божия, смотря на мир языческий, как на царство злого духа, они легко могли войти в борьбу со всеми настоящими своими политическими отношениями. Удобно могло получить и учение о христианской свободе неправильное значение, так как Павел уже и имел случаи опровергать такое грубое, плотское толкование (Гал. 5:15). Желая предостеречь от этих практических заблуждений, Павел в особенности старался внушить христианам римским, что как вообще на гражданское начальство надлежит смотреть, как на Божественное учреждение, постановленное для определенных целей, имеющих основание свое в Божественном мироправлении; так надлежит смотреть и на действительное того времени правительство и сообразно тому вести себя по отношению к нему.

Под конец Павел касается отношений христиан свободомыслящих к мнительным, еще зараженным иудейскими предрассудками. Обстоятельства здесь были таковы же, как и в церкви коринфской. Одни ни мало не уважали запрещение есть идоложертвенное и смеялись над скрупулезностью христиан из Иудеев, а эти - ядение идоложертвенного прямо выдавали за грех и потому произносили осуждение на всех, которые дерзают есть все без различия. Таким же образом некоторые привыкли считать известные дни за особенно святые; свободно мыслящие напротив не хотели полагать никакого различия между днями по отношению к религии. Павел старается раскрыть той и другой стороне, что не должно быть никаких споров, никаких осуждений из-за предметов столь маловажных; что все попечения христианина должны быть сосредоточены на существенном его благе, которое есть жизнь для Господа, жизнь по вере. Участие в царстве Божием состоит не в употреблении того или другого в пищу и питие, или не употреблении, но в усвоении небесных благ внутреннего человека - правды, - проистекающего отсюда мира и радости Божественной жизни (14, 17). Той и другой стороне он внушает терпеть друг друга любовью, не осуждать друг друга; каждому стараться быть твердым в собственной уверенности и по ней поступать. Впрочем, более крепкие в христианском убеждении должны снисходить к немощнейшим.

Проведши три месяца в Ахаии, Павел, собрав деньги, намерен был отправиться в Иерусалим и таким образом заключить свои апостольские действия на востоке путешествием, которое должно было запечатлеть христианское общение между обеими сторонами, из которых состояла церковь, - утвердить единство новой церкви.

Пятое и последнее путешествие Апостола Павла в Иерусалим; ближайшие следствия этого путешествия; заключение Павла в Палестине

Весной около пасхи 58 или 59 года Павел оставил Коринф. Некоторые из спутников его переправились еще прежде его в Троаду (Деян. 20:4, 5). Павел провел пасху в Филиппах, взял отсюда Луку, оставленного там еще прежде; провел неделю в Троаде, чтобы вознаградить краткость последнего там пребывания, которой причиной было желание поскорее узнать о состоянии церкви коринфской (2Кор. 2:12). Здесь в первый день недели был он при богослужении церковном, беседовал с братией дома; промысл, видевший нужду утвердить верующих в принятом ими учении и распространить его между язычниками, открыл случай показать себя Божественной силе, действовавшей в апостоле, в самом разительном виде. Один юноша, павший из третьего жилья дома и поднятый мертвым, был возвращен им к жизни. Но поспешая в Иерусалим на праздник Пятидесятницы, Павел не хотел оставаться здесь долее. Спутники его сели в корабль; сам он, доколе можно было, шел еще пеший с троадскими братиями до Асса и чтобы не замешкать в Ефесе, положил миновать его, распорядившись только, чтобы предстоятели ефесской церкви и, вероятно, некоторых других церквей ⁷¹ пришли с ним в Милет.

Трогательно было это прощание. Павел считал свое свидание с этими пастырями последним. С одной стороны твердое намерение идти с проповедью на запад, с другой начинающие обнаруживаться признаки непримиримой ненависти к нему его соотечественников, к которым он пылал такой высокой любовью (Рим. 9 г.), тревожили дух его и располагали смотреть на настоящее разлучение его с Малой Азией, как на всегдашнее. Опасения со стороны Иудеев он ощущал еще в последний раз, как находился в Коринфе; еще тогда, отправляя отсюда послание к Римлянам, писал он: умоляю вас, братия, Господом нашим Иисусом Христом и любовию Духа, подвизаться со мною в молитвах за меня к Богу, чтобы мне избавиться от неверующих в Иудее (15:30, 31). Еще тогда он должен был, по причине этих опасений, отчасти изменить и план своего путешествия в Иерусалим; вместо того, чтобы из Коринфа прямо плыть в Сирию, он должен был идти в Македонию (Деян. 20:3). Движения Иудеев коринфских, по-видимому, состояли в связи с неудовольствием, какое питали к нему всего более Иудеи иерусалимские; Павел уже ожидал, что там встретят его узы и бедствия (23). Новой печалью для сердца Павлова была неизвестность, как он будет принят самими христианами в Иерусалиме. Известна была свобода, с какой он смотрел на закон Моисеев. Если она не нравилась многим христианам из Иудеев еллинистов, то тем менее могла нравиться христианам из коренных иерусалимских Иудеев, которых так мало по внешности могли отличать от себя Иудеи, что церковь иерусалимская возрастала тысячами, не возбуждая негодования в ревнителях иудейства (Деян. 21:20, 23). Павел всеми мерами старался сохранить единство церкви; богатые милостыни, которые нес он с собой в Иерусалим от христиан из язычников, были одним из средств к поддержанию этого единства. Но он не был уверен в том, чтобы эта мера достигла желаемой цели: потому, прося молитв церкви римской об избавлении его от злобы неверующих Иудеев, он вместе просил ее помолиться и о том, чтобы "его услуга для Иерусалима была приятна святым" (Рим. 15:31).

Столько мрачных ожиданий, столько неизвестности было сопряжено для Павла с мыслью об Иерусалиме. Но не менее прискорбного ощущало сердце его и при взгляде на оставляемые им церкви. Взором духа он провидел, что вскоре должно явиться здесь множество лжеучителей и что некоторые будут такими из среды тех самых христиан, которые теперь еще верны истине. Это уже не те лжеучители, с которыми он доселе боролся, это не иудействующие противники Павла, которые не могли нанести сильного вреда церквам, образовавшимся по большей части из язычников; и едва ли бы можно было ожидать, чтобы из среды самих предстоятелей церкви явились такие. Это были такие лжеучители, которым открывало сюда доступ господствующее направление духа этих стран и которых успехи здесь могли быть тем сильнее.

Возмущаемый такими представлениями, Павел однако же не менее сильное ощущал призвание идти в Иерусалим. В городах, которыми проходил он и где посещал основанные там церкви, являлись из среды братий пророки, которые предсказывали, что узы и бедствия ожидают его там. Это совсем закрывало от него путь в Рим, для которого собственно он предпринимал настоящее путешествие в Иерусалим. Но, готовый принести себя в жертву служения, которое принял от Господа Иисуса, - Павел не колебался.

Когда собрались к нему в Милете предстоятели ефесские, Павел, проникнутый нежной, отеческой любовью, хочет преподать последнее личное наставление и предостережение на счет будущего. Он припоминает им, как он сам трудился у них в проповеди три года, чтобы указать в этом пример для собственной их ревности в пользу церкви. Раскрывает с дружеской искренностью свои обстоятельства и состояние души своей, томимой и влечениями духа и несомненными ожиданиями бедствий в Иерусалиме. Потом обращает их взор на собственную их будущность; заклинает беречь свое стадо от грядущих волков, указывает против них оружие в Боге и благодатном слове: "оно может довести вас до желаемого наследия со всеми освященными". Наконец, научая искать себе за эти труды награды не во временных достояниях, какие бы могли им доставить пасомые ими, но у Господа Иисуса - Павел смягчает тон наставника и уже не в виде увещания говорит: "сами вы знаете, что нуждам моим и нуждам бывших со мной служили эти мои руки. Во всем показал я вам, что так надобно, трудясь, поддерживать слабых и помнить слова Господа Иисуса, который сказал: более блаженства в том, чтобы давать, нежели брать".

Слова Апостола произвели глубокое впечатление в сердцах его слушателей (Деян. 20:36). Все плакали. Все повергались на выю Павлову. Все целовали его. Насилу вырвались путешественники из рук их (21:1). Это зрелище повторилось потом в Тире, наконец в Кесарии Филипповой. Чем ближе Павел становился к Иерусалиму, тем яснее и разительнее представлялась ему судьба, ожидающая его в Иерусалиме. В Кесарии Агав, тот самый, который назад тому лет четырнадцать или пятнадцать предсказанием о голоде открыл Павлу путь в Иерусалим с милостыней, и теперь встретив его также с милостыней, связал руки и ноги самого благодетеля собственным его поясом. Это значит, говорил притом пророк, что так свяжут этого человека в Иерусалиме и отдадут его в руки язычников. - Но напрасны были все убеждения и мольбы просивших Павла не ходить в Иерусалим. В Тире некоторые начали, по внушению Духа, отклонять его от того (21:4); в Кесарии к мольбам церкви присоединили свой голос и спутники Павла, но все было напрасно. Павел говорил: "я готов не только быть узником, но и умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса".

Между тем одна краткая черта в предсказании Агава несколько проясняла будущность. Он сказал: свяжут этого человека Иудеи, но не убьют, а отдадут в руки язычников т. е. Римлян. Павлу то и было нужно.

Прибыв в Иерусалим, Павел на другой же день отправился с своими спутниками к апостолу Иакову; к нему собрались потом и пресвитеры церкви; все слушали с великим участием, что говорил им Павел о действиях Евангелия между язычниками. Только Иаков заметил, что в Иерусалиме теперь несколько тысяч уверовавших Иудеев, которые однако же строго соблюдают и закон Моисеев; и что некоторые из иудаистов, которые везде старались представить действия Павла с худой стороны, распространили между ними молву, что Павел не только освобождает язычников от соблюдения Моисеева закона, но и живущим между язычниками Иудеям воспрещает обрезывать детей и вообще учит их отступлению от закона, хотя это обвинение было несправедливо в том смысле, будто Павел отвергал внешнее соблюдение иудейства самого в себе; он отвергал его только, как средство оправдания и освящения человека. Его главным началом было: никто не должен оставлять никаких земных национальных гражданских отношений, в которых он находился до христианства, если на то не будет никаких важных причин; вследствие этого начала Павел дозволял и Иудеям оставаться с своими иудейскими поставлениями, к которым принадлежало и соблюдение закона Моисеева (1Кор. 7:17, 18). Итак для опровержения этого обвинения самим делом, Иаков предложил Павлу засвидетельствовать публично своим уважением к обрядам иудейства, что он не враг иудейского закона. Павел принял это предложение и с четырьмя братиями из Иудеев решился возложить на себя на семь дней обет назорейства. Вследствие того он подверг себя тем же отречениям, какие требовались от Назореев и объявил священникам храма, что внесет за себя и за своих соучастников обета следующую за них сумму для принесения жертвы Богу в разрешении обета. Хотя Павел успокоил таким образом христиан из Иудеев, но непримиримые ревнители закона из Иудеев не сделались от того благосклоннее к нему. Они еще более стали раздражены против него, видя, что человек, который, как говорили они, учит поносить народ Божий, закон и храм, дерзает принимать участие в богослужении сего храма. Они видели при нем в Иерусалиме христианина из язычников, Трофима, и в фанатическом озлоблении заключали отсюда, что Павел брал с собой в храм и язычника и тем осквернил храм. Открылось сильное возмущение и Павел только при помощи отряда войск римских, вышедших из прилегавшей к храму крепости Антониевой, мог быть вырван из рук разъяренных фанатиков.

Уже хотели Павла бичевать, чтобы выпытать от него самого признание в вине, которая возбудила мятеж, как он объявил о себе, что он римский гражданин и тем избавил себя от истязания. После того трибун, чтобы объяснить его дело, решился представить его Синедриону. Здесь Павел явил себя человеком, который христианской кротостью умеет покорять все волнения своего чувства и с христианским благоразумием пользоваться обстоятельствами, не причиняя ущерба истине. Хотя и позволил он себе увлечься на мгновение чувством праведного негодования и начал говорить жестче, нежели как хотел, но тотчас же удержал себя. В порыве волнения он высказал первосвященнику Анании несколько горьких слов, впрочем справедливых, слов за его несправедливое повеление бить Павла по устам, - не зная, что то был первосвященник; но лишь только узнал о сем, смягчив свою речь, сказал в извинение, что он говорил только по неведению, зная и сам, что закон требует уважения к начальству. Потом, чтобы привлечь на свою сторону большинство голосов между своими судьями, он употребил на пользу истины то самое средство, которое часто употребляли его противники: divide et impera. Он указал на такую истину, которую с ним могло принять большее число присутствующих и против которой оставшееся небольшое число противников не могло быть для него опасным и тем произвел в собрании разделение. По всей справедливости он мог сказать, что он стоит на суде из-за упования народа Израильского за то, что свидетельствовал о чаемом воскресении мертвых: так как и об Иисусе он проповедывал, что чрез Него должно исполниться сие чаяние. Слова эти имели такое действие, что фарисеи в Синедрионе приняли его сторону и вступили в сильный спор с Саддукеями, к числу которых принадлежал сам первосвященник. Они не находили в нем никакой вины: "хотя он и говорит, что дух умершего, или Ангел явился ему (разумеется явление воскресшего Иисуса Христа), но что бы он под этим ни разумел, и справедливо ли это или нет, - не в том дело, - только в этом нет никакого преступления". Трибун римской когорты увидел, что для сохранения жизни Павла от покушений врагов его необходимо вывести его под прикрытием из Иерусалима в Кесарию и передать все дело прокуратору Феликсу.

Обвинение, принесенное сюда Синедрионом против Павла состояло единственно в том, что могло иметь значение в глазах римского правительства в отношении к Иудеям: они обвинили Павла в том, что он везде нарушает права, которыми предоставлено Иудеям спокойно пользоваться в империи, производит между ними беспокойства и разделения и в последнее время осмелился осквернить храм. На трибуна жаловались, что он воспрепятствовал Иудеям судить Павла по предоставленным им правам. Феликс не хотел входить в домашние споры Иудеев и хотя не признавал обвиняемого виновным, однако не хотел без денег оказать ему справедливость. И так как Павел не хотел купить себе свободу таким невыгодным образом, навлекавшим подозрение на самое его дело; то Феликс, чтобы загладить свои оскорбления Иудеям, при своем прощании с ними, оставил Павла в темнице. В таком состоянии Павел находился два года - как прибыл преемник Феликса, Порций Фест.

Павел давно уже питал в себе мысль проповедывать Евангелие в столице мира. Обстоятельства иерусалимские по-видимому затмевали эту мысль. Но в ту саму ночь, которая следовала за объяснением его в Синедрионе, где свидетельствовал он свою веру, Сам Господь явился ему и уверил, что как свидетельствовал он о Христе в Иерусалиме, так же он должен свидетельствовать о Нем и в Риме. Конечно это видение заставило его передать свое дело на аппеляцию к императору, когда он заметил, что прокуратор хотел пожертвовать им из угождения народу. В это время Фест весьма был обрадован прибытием в Кесарию молодого царя Агриппы II, который, как Иудей, был сведущ в делах веры иудейской. Фест надеялся, что если он предоставит теперь своему гостю Павла, то может что-нибудь определеннее написать о нем в Рим. Павел явился среди многолюдного собрания знатных лиц пред римского прокуратора и иудейского царя, радуясь наперед, что может свидетельствовать пред такими высокими людьми о том, что всего дороже было для его сердца. Особенно он обращался к царю Агриппе, в котором более мог предполагать близости к христианству, как в Иудее. Он объяснил, как сам из жаркого ревнителя фарисейских преданий стал ревностным проповедником Евангелия и, следуя Божественному призванию, доселе непрестанно свидетельствует о нем Иудеям и язычникам, знатным и незнатным. И, присовокупив, что он ничего однако же нового не проповедует, кроме того, что предсказали Моисей и пророки, - именно: что Христос-Мессия должен пострадать, что Он воскреснет из мертвых и возвестит свет всему миру - Иудеям и язычникам. Все это Павел мог полагать известным царю и несомненным для него: но для Римлянина казалось это странным; странно было для холодного правителя и то, что Павел все это высказывал с таким одушевлением. Он не видел в этом ничего более, кроме мечтательности: "большая ученость иудейская, сказал Павлу прокуратор, сводит тебя с ума!" Но Павел с новым уверением отвечал: "я говорю не без ума, слова мои - слова истины и здравого смысла". И обращаясь к Агриппе призывал самого его во свидетели, так как и ему должно быть известно то, что не тайно совершалось, но публично, в Иерусалиме. И твердо уверенный, что во всем этом только исполнялись предсказания пророков, сказал царю: конечно ты веришь пророкам, - да, я знаю, что веришь". Агриппа, приняв эти слова не в добрую сторону, отвечал ему: "правда, в несколько минут ты сделал меня христианином!" Апостол с оковами на руках, сознававший в себе гораздо более, нежели чего стоит вся слава мира, произнес тогда эти великие слова: "о, если бы дал Бог, чтобы вскоре или не вскоре, не только ты, царь, но, и все слышавшие меня ныне были тем же, чем я, исключая этих уз".

Ни Фест, ни Агриппа не признали Павла виновным, но поскольку Павел сам взял свое дело на аппеляцию в Рим, то положили отправить его туда вместе с другими узниками. С ним поехали Лука и Аристарх (Деян. 27:2). Время уже было поздно для плавания: потому путешествие было небезопасно. Павел предлагал было перезимовать на острове Крите (27:8); но сотник, сопровождавший его, более доверял начальнику корабля и кормчему, нежели Павлу. И вышло то, что близ острова Мальты они лишились всего груза и корабля, - впрочем все сохранили жизнь, как предсказывал Павел по видению, ему бывшему.

Обстоятельства несчастного плавания должны были привлечь к Павлу внимание его спутников, а событие на острове Мальте расположить к нему местных жителей. Невредимое укушение от змея и исцеление множества болящих (в том числе отца начальника сего острова - Публия) во время трехмесячного пребывания на о. Мальте было приготовительным средством Промысла к обращению жителей сего острова.

С весной, когда открылось свободное плавание по морю, Павел с своими спутниками вступил на берега Италии в местечке Путеоле, нашел там братию, пробыл здесь с неделю и отправился в Рим, где верующие встретили его на выходе из города у трех гостиниц. В начале своего пребывания и в последствии Павел пользовался свободой; впрочем с ним жил воин, который стерег его, - только он находился не в темнице, а нанимал дом и мог иметь свободный доступ ко всем и отправлять письма, куда хотел. Пользуясь этими обстоятельствами, Павел чрез три дня по прибытии собрал Иудеев, чтобы, как в других городах, так и здесь начать свою проповедь с Иудеев. Предлагая учение, он нашел нужным коснуться собственных обстоятельств. Он представлял их сколько-нибудь известными дня них и потому имел нужду устранить подозрение: но узнал, что Иудеи римские не слыхали о нем, и когда Павел объявил, что связан за надежду Израиля, то просили его раскрыть свои мысли об этом: мы слышали, говорили они, что об этом учении много спорят. Павел назначил день и излагал им учение о царстве Божием, доказывал из Моисея и пророков, что Иисус есть истинный Мессия. Но проповедь его не у многих нашла веру, и он должен был повторить обличение Исаии своим современникам (Деян. 28:26-28).

Первое заключение Павла в Риме и заботы его о церквах, им основанных

С заключением Павла в Риме открывается новое отделение, новый период не только его апостольской деятельности, но и усматриваются новые явления в состоянии церквей, им основанных на востоке. Чем далее распространялось христианство, тем более разнообразные элементы должны были приходить от того в движение.

Павел, по прибытии в Рим, не вдруг был потребован к публичному допросу, но прошло несколько времени после его прибытия до суда в Риме. Положение Павла в Риме внушало ему утешительные ожидания, и он уже думал по освобождении своем, прежде нежели по предначертанному плану займется распространением своих действий на западе, отправиться снова в Малую Азию. Там было необходимо его личное присутствие и действие против некоторых вредных для состояния церкви влияний, возникших в течение двухлетнего его заключения в Кесарии. К предстоятелю церкви колосской Филимону Павел уже писал, что он будет к ним и у него остановится (ст. 22).

Позднее, после первого допроса (Филип. 1:7), хотя и не представлялось ему столько же отрадного в будущем, - и близка была к его душе мысль о мученичестве; но надежда освобождения брала перевес над сей мыслью и он писал к церкви филиппийской, что скоро сам будет у них, хотя еще и не знал, что с ним будет (2:23, 24).

Во время этого заключения Павла много занимали попечения о распространении церкви Божией и целости основанных им церквей. Так как он мог свободно принимать всякие посещения, то пользовался этим правом преимущественно для проповедывания Евангелия. Всем было известно, что он подвергся заключению не за какое-либо преступление, но за проповедание новой веры: и это много служило в пользу святому делу. Учение, за которое проповедник подвергся столь великой опасности, невольно обращало на себя внимание. Узы Павла стали известны претории, и были верующие даже из дома Кесарева (Фил. 1:13; 4:22). Притом пример его возбудил ревность в самих христианах римских с большими усилиями трудиться над распространением Евангелия (1:14).

Но как прежде мы видели в церкви римской следы действий иудействующих христиан, так по самому естественному предположению должны были они и теперь обнаруживать враждебное расположение в отношении к Павлу. Были в Риме такие, о которых он говорил, что они проповедуют Христа только для того, чтобы противопоставить ему свою партию, чтобы нанести ему скорбь в его заключении, - не из чистой любви к Евангелию, но из зависти к обширным его действиям (Филип. 1:15-17). Достойно замечания, как Павел отзывается об этих своих противниках (ст. 18): "что же? Каким бы образом Христа ни проповедывали, притворно или непритворно, я и тому радуюсь и буду радоваться".

Из основанных Павлом прежде церквей сначала обратили на себя его внимание во время заключения церкви малоазийские. О их состоянии Павел получил достаточные сведения от одного отличного мужа из церкви колосской, основателя ее, равно как и других соседственных церквей. Он сам отправился к Павлу в Рим и оказал ему деятельное вспоможение: это был Эпафрас, которого Павел в послании к Филимону назвал сопленником своим (ст. 23). От него апостол узнал, как бы было полезно его личное присутствие в церквах малоазиатских, где произошли некоторые новые движения.

В последние годы, в этих местах развилось из иудейства новое направление, с которым христианство не приходило еще в соприкосновение, но которое теперь начало в него вмешиваться и грозило опасностью чистоте и простоте его. Естественно было, что христианство при первом своем распространении между Иудеями особенно боролось с преобладающим у них фарисейством, с фарисейским образом мыслей. Отсюда первые лжеучители, с которыми спорил доселе Павел, происходили из смешения фарисейского иудейства с христианством. Но так как у Иудеев были секты и с теософическо-аскетическим направлением, куда принадлежит, как одна из них, и секта Ессеев, то христианство должно было когда-нибудь придти и с ним в соприкосновение. Люди с таким направлением еще более, нежели Иудеи с обыкновенным фарисейским направлением, были привлекаемы действующей на внутреннее религиозное чувство стороной христианства. Только они были слишком заняты своим мистико-аскетическим направлением; слишком заражены высоким о себе мнением, чтобы, отказавшись от притязаний на высшую мудрость, на высшее разумение религии, каким думали обладать, и от высшего практического совершенства в своих самоумерщвлениях, могли усвоить себе Евангелие во всей его чистоте и простоте. Им было гораздо легче преобразовать христианство по своим прежним идеям и направлениям. Мы здесь видим то возникшее из почвы иудейства направление, из которого в последующих веках образовались различные отрасли гностицизма, который нападал на простоту Евангелия. Павел вероятно еще во время долговременного пребывания в Малой Азии по собственным опытам имел причины страшиться явления такого искажающего христианство направления; потому предостерегал от него в речи своей и пастырей Ефесских. Чего он страшился, то и случилось.

В церкви колосской явились лжеучители иудейские с этим направлением. Они отличались от обыкновенных фарисействующих христиан из Иудеев тем, что начинали не с требований соблюдения язычниками иудейских обрядов, как необходимого средства к достижению оправдания, освящения и блаженства. С такими требованиями они вероятно не нашли бы себе хорошего приема в церквах, образовавшихся почти из одних язычников. Но они хвалились знанием высшей мудрости, которая дошла до них в предании посредством посвященных в таинства людей (и может быть назвали это φιλοσοφία Колос. 2:8). Хвалились высшим знанием мира духов ⁷²; утверждали, что состоят с ним в теснейшем союзе и могут вводить в этот союз и тех, которые захотят быть посвященными в их мистерии. С этим теоретическим направлением соединяли они свою аскетику, которая вероятно имела основание в представлениях о материи, как об источнике и начале зла. Таким образом и их правила относительно воздержания от некоторых вещей, их мнения, что есть роды пищи, к которым само прикосновение, - не только употребление, может быть вредно для нравственности, основывались не на иудейских только законах о пище, но к ним привходило нечто и из собственных их теоретических начал.

Этот теософический дух принял тогда двоякое направление. Одни внешнюю сторону религии, букву ее, совершенно презирали, считали ее делом младенцев в религии, руководствующихся еще чувственностью, плотским разумом; религия совершенных, по их мнению, должна быть чисто внутренняя; другие свое вероучение поставляли в тесной связи со внешними религиозными обрядами, и учили, что хотя только посредством созерцания можно проникнуть в истинный смысл религии и познать мистерии, которых символы содержит внешнее иудейство; однако чем с большим кто благоговением наблюдает внешнее, тем глубже вводится Божественным светом в познание внутреннего. К этому последнему разряду принадлежала без сомнения и та секта, о которой мы говорим. Сколь мало могли быть опасными для церкви колосской обыкновенные иудаисты, столько напротив было для нее опасно такое направление иудейства с его привлекательной для многих стороной. Для того века, который томился жаждой общения с небом и испытанием невидимого, который стремился за пределы земного бытия, - обещание высшего ведения, равно как и доведенного до известной степени отрешения от чувственного, - имело очень много обольстительного. Эта жажда привлекала многих к христианству; и хотя христианство, приводя к сознанию истинных потребностей их нравственной природы и доставляя им удовлетворение, - должно было таким образом сообщать их духу другое направление; но, прежде нежели оно проникало целую их жизнь и образ мыслей, легко могли обольщать их эти пустые обещания, которые подходили к господствовавшей в них прежде и еще непобежденной наклонности искать чего-то высшего, нежели что могло дать простое апостольское учение, направленное к деятельности. В особенности такое направление могло быть опасным для христианства во Фригии, где были Колоссы и где всегда господствовала наклонность к лжемистицизму и магии, которая выражалась в туземных религиозных обрядах, в почитании Цибелы и потом в монтанизме. Павел, получив сведения о действиях этих лжеучителей, которых дух яснее отразился в Коринфе, счел за нужное писать в Колоссы, как христиане должны смотреть на них. Он называет их мудрость мудростью по преданиям человеческим, привязанной к стихиям мира, или просто мирской, а не происходящей от Христа. Упрекает лжеучителей колосских в том, что они не держатся Христа, как главы - не в том смысле, будто они совсем отвергали Христа, но в том, что их учение состоит в противоречии с духом христианства, что они хотя и признают Иисуса Христом и главою своим, но дух и направление их учения противоречит этому признанию, так как они в своем стремлении и познании предметов Божественных не от Христа начинают и не Христа поставляют средоточием. Их тщеславному мнению об обладании высшей мудростью, их многообещающим сведениям о духах (φίλοσφία), Павел, не входя в разбирательство частностей, противопоставляет следующие положения, заключающие сущность христианского учения: только чрез общение со Христом мы достигаем всей полноты Божественной жизни, только чрез Него мы вчиняемся в царство Божие и чрез соединение с Ним, как с главою, мы принадлежим к тому же царству Божию, к которому принадлежат и высшие духи; в Нем мы имеем все, что нам потребно для развития внутренней жизни. Чтобы уничтожить мучительный страх суеверия, который почитал некоторые вещи оскверняющими, вредными и предписывал различные предостережения от влияния злых духов, Павел ссылается на то, что христиане искуплены от могущества злого духа, и торжествуя вместе со Христом над всеми силами тьмы, конечно, не должны уже более его страшиться; что так как их внутренняя жизнь изъята из области земных вещей, для которых они умерли со Христом, так как они принадлежат небу, в котором они вчинены стали чрез Христа, то они возвышаются и над областью коснеющей в чувственном религии; своей возвышенной религии, в общении с Богом имеющей свой корень, христиане не должны низводить в земную. "Смотрите, братия, чтобы кто вас не прельстил"... (Колос. 2:8.-3:4).

Павел, отправляя это послание с Тихиком (4:7, 8), не мог дать ему писем и к прочим малоазийским церквам, впрочем ему хотелось всем засвидетельствовать свое живое участие в их положении; как апостолу язычников, ему хотелось говорить со всеми; поэтому он дал Тихику еще одно послание ко всем церквам тех мест. В этом послании, где Павел, как апостол язычников, говорит с христианами из язычников, он рассуждает только о великом, важном для всех действии Евангелия, не распространяясь ни о каких частных предметах. Хотя это послание по надписи относится собственно к церкви ефесской, но его содержание, направленное к удовлетворению потребностей всех вообще малоазийских церквей, и отсутствие всяких частных указаний при особенно тесных отношениях между апостолом и церковью ефесской, не позволяют утвердиться на той мысли, чтобы это послание собственно было писано к ефесеям. Это заключение, выводимое из содержания послания, подтверждается свидетельствами древности, что в приветствии Павловом, поставленном в книге послания, прежде не было названия места (Твор. Св. Отцов, 1846 г. кн. I стр. 92). Но так как и ефесская церковь по большей части состояла из обращенных язычников, то это послание могло быть писано и для нее, хотя, как общее для многих, касалось только общих с другими церквами потребностей и отношений.

Во второй половине своего заключения Павел получил денежное вспоможение от церкви филиппийской, которая и прежде оказывала ему такие пособия; оно послано было с Епафродитом, который сообщил апостолу известия о состоянии сей церкви. Вследствие полученных сведений апостол видел нужду дать предостережение христианам филиппийским относительно иудействующих лжеучителей, писать к ним о сохранении мира, а свободомыслящим христианам внушить о снисхождении к слабым. В сем последнем отношении апостол дает важное правило, чтобы каждый верно пользовался той мерой познания, которой достиг; тогда Господь откроет ему и недостаточность этой меры и таким образом все достигнут до зрелости в христианстве (3:15, 16): "как мы постигли, так и должны мыслить и по тому правилу жить".

К концу заключения Павлова в Риме относится еще послание к евреям т. е. христианам из евреев, по обыкновенному значению сего слова в Новом Завете, к христианам Палестинским. К какой именно церкви в Палестине оно назначалось, не видно, но видно, что христиане сей церкви были близки Павлу: он припоминает не только прежние их страдания, но и участие их в его узах и страданиях (10:34) и, по освобождении, желает быть у них, как и в тех церквах, которые сам основал (13:18, 19). Церковь сия имела в своих наставниках доблестные примеры твердости в вере. Апостол находит нужным указать им на некоторых из них, уже скончавшихся (13:7). По этим чертам можно было бы признать сих христиан за иерусалимских, неоднократно подвергавшихся гонениям от Иудеев в начале, - и во время Павлова заключения в Кесарии и в Риме, лишившихся своего епископа Иакова, по предложению коего Павел в последнее пребывание в Иерусалиме предпринял назорейское очищение в храме. Старанием того же первосвященника Анании, который судил Павла в Синедрионе, по удалении прокуратора Феста, до прибытия нового прокуратора Альбина (около 62 г.) Иаков был умерщвлен, как исповедник веры в Иисуса Христа. И самое послание имеет целью удержать обращенных ко Христу в союзе со Христом, от Которого угнетающие их бедствия угрожали отторгнуть (2:2, 3; 3:12, 13; 4:11-14; 5:12; 6:1, 11, 12; 10:23 и д. 12:12, 13, 15 и след.). Посему-то апостол старается представить им превосходство Иисуса Христа вред всеми прежними посланниками Божиими и в законе только тень тех благ, которые дарованы Им верующим.

Действия Павла после освобождения из первого римского заключения до мученической кончины

Доселе мы имели верные и прямые сведения о судьбе и действиях апостола во время его заключения в Риме. Что касается до окончания заключения, то в известиях, относящихся до сего предмета, много темного и неизвестного. Спрашивается: мученической ли смертью окончилось это заключение Павла, или он был освобожден и снова начал свою апостольскую деятельность? - Решение этого вопроса зависит отчасти от свидетельств исторических, отчасти от тех результатов, какие выводятся из исследований в особенности о втором послании к Тимофею. Несомненно, что это послание писано во время заключения апостола в Риме (1:8, 16; 2:9). Но можно ли его поставить в ряду тех посланий, которые несомненно писаны во время известного уже нам заключения Павлова в Риме? или надлежит предположить для него другое заключение, в котором пребывал Павел.

Известия, заимствуемые из писателей IV века, по которым Павел, освободившись из уз, проповедывал Евангелие в Испании, еще не имеют здесь решительной важности, потому что они легко могли быть выведены из того, что Павел писал в своем послании к Римлянам о намерении идти в Испанию. Несомненную важность имеет свидетельство, почерпаемое из послания мужа, отчасти современного Павлу и вероятно ученика его. Епископ римский Климент в своем первом послании к Коринфянам ясно говорит, что Павел пострадал после того, как доходил с проповедью до пределов запада (έπί τό τέρμα τής δύσεως). Под этим ничего естественнее нельзя разуметь, как Испанию. Если бы Климент под этим разумел только проповедь Апостола в Риме, то он выразился бы иначе, поскольку сам писал в Риме, и потому не мог разуметь под этим выражением Рима. Из этого известия Климента мы должны заключить, что Павел исполнил свое намерение быть в Испании, по крайней мере, что он выходил из Италии, следовательно должны допустить, что он был освобожден из известного нам заключения. Мы должны держаться этого вывода даже и в том случае, когда бы о состоянии Павла в продолжение его второго заключения и не имели никаких других известий; когда бы даже и второе его послание к Тимофею могли отнести ко времени первого его заключения.

Что касается этого последнего предположения, можно представлять себе два времени в продолжении первого заключения Павлова, когда бы Павел мог написать это послание: или в начале этого заключения или в конце. - Первый случай: из послания видно, что Павел зовет к себе Тимофея (4:9). Мы знаем, что апостол прибыл в Рим без Тимофея (ибо Лука говорит только об Аристархе), но что Тимофей потом является вместе с Павлом (Фил. 1:1; Кор. 1:1). Итак, можно бы было думать, что Павел этим посланием вызывал Тимофея в Рим из Малой Азии, и что со времени прибытия своего Тимофей уже не отлучался от него. Но этому предположению совершенно противоречит то, что Павел пишет в этом послании относительно тогдашнего своего положения. Когда писал он второе послание к Тимофею, уже был он на публичном допросе (4:16) и защищал свое дело. Напротив в первом периоде его заключения этого еще не было (об этом он упоминает в первый раз только в послании к Филиппийцам 1:12, 13). Во втором послании к Тимофею он предвидит смерть (4:6); но первые его послания из римского заключения отзываются надеждой избавления (Посл. к Филимону).

Другой случай. Относят второе послание к Тимофею к последнему периоду римского заключения. Но странно, что Павел просит Тимофея придти к нему (4:9, 11, 13), не упоминая о том, чтобы он был уже прежде у него во время его заключения: а Тимофей уже писал послание с Павлом прежде сего. Когда читаешь это послание Павлово, все подает мысль, что он недавно только распростился с Тимофеем в том месте, где остался Тимофей, и потом подвергся заключению. Павел предостерегает Тимофея от лжеучителей, по близости его находящихся (в Малой Азии, вероятно в Ефесе 2:17) и говорит о них так, как бы сам имел случай довольно познакомиться с ними. А этого не могло быть во время прежнего его пребывания в Малой Азии; тогда еще не возникали эти еретические направления, как это можно было видеть из прежних замечаний. Напротив все объясняется, если Павел, освободившись от своего заключения, согласно с своим намерением (Филип. 2:24) снова отправился в Малую Азию и там лично боролся с лжеучителями, которые там явились во время первого его заключения. Он пишет Тимофею о своем публичном допросе (4:16) и при том в таком тоне, что необходимо надлежит предположить, что Тимофей ничего еще об этом не знал и что это случилось в его отсутствие из Рама. Но когда Павел говорил защитительную речь во время первого своего заключения, Тимофей был с ним (Фил. 1:7). И так допрос, при котором не было Тимофея, должен быть другой. Далее есть признаки, которые показывают, что Павел пришел на запад обыкновенным путем из Малой Азии чрез Ахаию (4:20), между тем в тот раз, когда Павел отправился в Рим из Кесарии, препровожденный римским начальством, он ехал не этим путем. Он наказывает Тимофею принести с собою фелонь и книги и особенно пергаменные, оставленные им в Троаде (4:13). Гораздо вероятнее, что он оставил эти вещи за несколько пред тем месяцев, нежели за четыре или шесть лет, как надлежит положить, если отнести это послание ко времени его первого заключения. Раскрывая ту мысль, что он всеми оставлен, Павел пишет, что Ераст, один из обыкновенных его спутников, вероятно бывший с ним в последний раз в Малой Азии (Деян. 19:22), остался в отечестве своем, Коринфе, а другого спутника своего Трофима, по причине болезни, он оставил в Милете (4:20). Остался - это дает мысль, что и Павел был в Коринфе, но оттуда вышел. Оставил - прямо показывает, что Павел был вместе с Трофимом в Милете. Но Трофим не мог быть оставлен Павлом в Милете пред первым его путешествием в Рим, потому что с ним находился в Иерусалиме и из-за него вышло и возмущение в Иерусалиме. Пишет, что Димас оставил его (4:10), между тем в посланиях, которые отправлял вместе с Тимофеем к церкви колосской, к Филимону, от Димаса посылаются поклоны (Кол. 4:14; Филим. ст. 23).

Против нашего предположения, что это послание писано во второе заключение Павла, можно только то возразить, что в нем неприметно никаких ссылок или намеков на прежнее заключение в Риме. Но это не покажется странным, если принять во внимание следующее: Павел отнюдь не хотел этим посланием сообщить Тимофею первое известие о своем новом заключении, напротив он предполагает, что оно, отчасти и положение его в этом заключении, Тимофею уже известно, как это видно из 1:15. И при непрестанных сношениях между главными городами Римской империи, при живом участии церквей в делах Павла очень естественно, что скоро достигли известия о нем в Ефес. - Далее, с началом новой деятельности Павла после освобождения из заключения много случилось такого, что сильно занимало его душу, которая вообще более занималась делами царства Божия, нежели относящимся до его лица и что могло совершенно затенить воспоминание о прежнем его заключении.

Итак, если согласимся, что Павел был освобожден из этого заключения, то должны предположить, что он получил свободу прежде гонения, которое последовало за пожаром в Риме в 64 году. Иначе если бы он был в то время еще в заключении, то не был бы пощажен. Итак, сообразно предшествовавшим замечаниям о времясчислении, мы можем допустить, что Павел был два года в заключении, получил свободу в 62 или 63 году: благоприятное окончание его дела и победа над Иудеями, которые хотели его погубить, по сравнению с тогдашними обстоятельствами, ничего не имеет в себе невероятного. Обвинение в произведении возмущения в Иерусалиме признано несправедливым; противоречие христианства государственной религии тогда еще не обращало на себя общественного внимания и при императоре Нероне, который издевался над своей религией, вообще мало заботился о древних римских учреждениях государственных, - это могло быть тем легче. Друзья, которых он приобрел себе во время заключения (Фил. 4:22), отчасти могли способствовать успеху его дела. Что он умер не в самом пылу гонения, в 64 году, подтверждает и древнее предание, которое говорит, что он не был распят как Петр. В это время не стали бы разбирать прав гражданства, но как главу ненавидимой секты предали бы самой болезненной и самой позорной смерти.

Из посланий, писанных Павлом, во время нового его заключения, видели мы, как ревностно он трудился в Риме над распространением христианства. Его твердое защищение дела Божия и благополучное освобождение должны были иметь благоприятное влияние на эти труды. Отсюда христианство начало еще с большей силой распространяться между язычниками в Риме. Но этим же самым юная церковь, распространившаяся на развалинах идолопоклонства, и обратила на себя внимание фанатического народа, который не иначе мог смотреть на врагов идолослужения, как с враждебным расположением. Эту ненависть подкрепляли распространявшиеся слухи о противоестественных пороках, какие будто бы совершались в собраниях богоненавистников. Может быть ненависть язычников способствовала и Иудеям, которые тем более были раздражены против христиан, что не могли достигнуть своих желаний относительно Павла. Вот в каком положении оставил Павел Рим. Итак с 64 года мы имеем право начать новую эпоху деятельности Павла, но история этого времени состоит большей частью из замечаний, где апостол был. Лука прервал свое повествование на прибытии апостола в Рим; что следовало затем, он ничего не сказывает нам. Из 1-го послания к Тимофею видно, что апостол несколько времени был вместе с Тимофеем в Ефесе: Павел пишет: якоже умолих тя пребыти в Ефесе, идый в Македонию (1:3). Из этих слов видно, что Павел и Тимофей были вместе; но апостолу было нужно идти из Ефеса, а Тимофея он просил остаться здесь (προσμένειν - значит: прибавить своего пребывания здесь), сам же намеревался идти в Македонию. Вообще это послание апостола таково, что не находим другого времени, когда бы апостол мог писать к Тимофею, оставленному в Ефесе, как в настоящее время. Судя по этому посланию можно заметить, что церковь Ефесская довольно времени уже существовала: она основана пред последним путешествием Павла в Иерусалим, когда он около трех лет был в Ефесе, как говорит в речах ефесским пастырям. В церковь ефесскую уже успели вкрасться такие беспорядки, которые требовали смены прежних пастырей. Вот почему апостол дает Тимофею наставление, кого избирать на степени церковныя, как судить тех, коих обвиняют, напр. пресвитеров. Новые лжеучители, с который и боролся Павел во время заключения в Риме, в послании к колоссаям, приобрели сильное влияние в церкви ефесской. Некоторые, даже из самих пастырей, увлеклась духом ложного учения. Лжеучители, о которых говорит апостол, носят на себе те же признаки, которые мы приметили в лжеучителях церкви колосской. Это были люди, принадлежавшие к иудаистам, и потому утверждавшие, что закон Моисеев сохранил обязательную силу и для христиан. Апостол делает замечание об этом в первой главе (ст. 8, 9), однако это были не собственно иудаисты, которые защищали силу закона и с которыми прежде боролся Павел. В послании к Галатам они отличаются от иудаистов аскетическим и теософическим направлением, как и в церкви колосской. Апостол замечает, что они учили воздержанию от некоторых яств, предписывали безбрачную жизнь, как необходимую для всех христиан. Такое направление их основывалось на особенных теоретических началах; они хвалились высшим знанием и с презрением смотрели на веру простую; вместе с этим передавали баснословные сказания о начале и распространении духов, или как апостол называет γενεαλογίαι (1:4), и вообще занимались такими предметами, которые скорее увлекали в пустые споры, нежели служили к утверждению благочестия. В различных местах этого послания апостол указывает эти черты лжеучителей (6:4 λογομαχίαι). Борьба с этим ложным знанием или лжеименным разумом много должна была занимать Павла. Поэтому апостол пишет, что и пророки, как предсказывали в других случаях о бедствиях церкви в той или другой стране, так предостерегали и от опасности, какая предстоит от этих лжеучителей: Дух явственне глаголет, яко в последняя времена отступят нецыи от веры, внемлюще духовом лестчим и учением бесовским, в лицемерии лжесловесных сожженных своею совестию, возбраняющих женитися и т. д. (4:1-3). Здесь апостол употребляет то же выражение, какое употреблено в Деян. 20:23, где апостол разумеет собственно предсказания пророков устные, именно пророков его времени о бедствиях, предстоявших ему в Иерусалиме.

Все это Павел узнал не только по слухам, но и лично бывши в Ефесе. Обстоятельства требовали, чтобы он остался здесь долее, но по неизвестным нам причинам он более нужным находил быть в Македонии и оставил здесь Тимофея с той целью, чтобы он боролся с лжеучителями и устроил иерархию ефесской церкви.

С прибытием апостола Павла в Малую Азию и с путешествием его в Македонию, даже в географическом отношении удобно согласить путешествие его на остров Крит для распространения Евангелия, а это лучше может определить место и время написания послания к оставленному здесь на острове ученику его Титу. Припомним еще из истории первого путешествия Апостола в Рим, какие промыслом Божиим открыты были здесь средства к основанию церкви христианской. Начав дело тогда, Апостол хотел довершить теперь. Положив основание церкви, он выбыл сам отсюда и оставил Тита с той целью, чтобы он дал правильное иерархическое устройство церкви. Сам Апостол вообще делами иерархическими не столько занимался, как он сам писал в послании к Коринфянам, что он сам не крестил, а предоставил это другим; но можно сказать, что и рукоположение, поставление пастырей церкви он предоставил другим своим ученикам. С этим вместе он поручил Титу утвердить умы нововерующих в чистоте учения христианского и противодействовать влиянию лжеучителей, которые тогда распространяли свои вредные мысли в Малой Азии. Видно, что по следам Апостола и они шли всюду, где он полагал основание церкви. Из самого послания к Титу можно видеть, что лжеучители здесь были такие, как в Колоссах и позднее в Ефесе; видно, что они были иудаисты. Апостол говорит, что это люди непокоривые, суесловцы, обольщенные умом и особенно сущие от обрезания (Тит. 1:10); он говорит, что они вводят свои установления на счет пищи (14:15); видно, что они занимались родословиями высших духов, спорили о законе (3:9).

Отвращая внимание от этих предметов, Павел внушает Титу заниматься другими предметами, более полезными для жизни по Боге, глубже вперять учение, в котором заключается основание спасения, внушать, приучать новых христиан к тому, чтобы они оправдывали повиновение учению жизнью, т. е. свидетельствовали свою веру делами. В заключение своего послания к Титу, Апостол пишет Титу, чтобы он постарался придти в Никополь. Городов с таким именем было много в древнем мире; но поскольку города учреждались по случаю побед, а у Римлян не было недостатка в и таких случаях, то вероятно здесь разумеется Никополь, основанный Августом Кесарем по случаю победы при Акциуме. Здесь Апостол намеревался провести зиму (3:12) и звал сюда Тита для личных совещаний, так как сам не намеревался уже более быть на острове. Что было причиной этого призвания Тита, неизвестно.

После Апостол вероятно исполнил намерение быть в Ефесе, как обещал он (1Тим. 3:14) прийти к Тимофею, а потому дает такие правила, чтобы он ограничивался необходимым, предоставляя дальнейшее раскрытие личному свиданию. Что Апостол действительно исполнил намерение, это указывают и раскрывают прежние следы пришествия его обратно в Рим на запад. Во время своей деятельности на западе, вероятно в Испании, Апостол взят был и приведен в Рим и снова заключен здесь как христианин, и отсюда писал во время гонения Нерона второе послание к Тимофею.

Положение Павла в этом заключении много отличалось от прежнего состояния; видно, что он снова в узах (1:8-2:9). Это состояние его отличалось от первого заключения тем, что там смотрели на него как только на нововероучителя, к которому обращались с любопытством и Иудеи, и язычники, - здесь он страдал как злодей (2:9). Сами христиане в это время считались людьми злонамеренными, преступниками; поэтому-то и сложена была на них вина в зажигательстве. В первое заключение Апостол писал, что братия ободряются его узами (Филип. 1:14); мы видим, что с ним было тогда много братий, теперь он пишет, что все оставили его, кроме Луки (1:15-4:9-16). Из посланий, которые писал Апостол в первое заключение, видно, что он колебался между ожиданием мучения и надеждой избавления (Филипп. 1:20). Теперь он уверен в близкой мученической своей кончине (2Тим. 4:6); рассказывает Тимофею, как Господь укрепил его в первом ответе, как избавил от челюстей львовых, но и после этого у него одно ожидание, что Господь избавит его от греха, а уже не от смерти. В виду он имеет только Иисуса Христа: чувствование спокойствия душевного, забвение себя ради дела Божия, забота о делах Евангелия, упование на Бога, Которого был служителем, нежная попечительность о Тимофее, все это показывает человека приготовляющегося к смерти. Стоит сличить его взгляд на себя во втором послании к Тимофею, характеризующий его душевное состояние, чтобы видеть различие настоящего его состояния от того, в котором он писал послание к Филип. 3:12, 13; 2Тим. 4:7, 8. Из того же послания к Тимофею видно, что более нежели мысль о себе, занимала его мысль о церкви; он снова говорит о лжеучителях (4:6), упоминает об отвергавших воскресение (2:18), - может быть это из числа тех же, которые были в Коринфе, - в заключение зовет Тимофея в Рим. Время кончины Павла неизвестно: но из предания церковного известно, что Павел скончался мученически в 67 или 68 году по Р. Христ. Это было в конце Неронова гонения, и отсюда можно уяснить и то, что Апостол скончался с наблюдением того права римских законов, что, как римский гражданин, он скончался мечем. Если бы это было в пылу гонения, то без сомнения не стали бы разбирать орудия смерти, когда всех, даже сенаторов, подвергали ужасным пыткам и мучениям.

Деятельность прочих Апостолов

История апостола Павла так была многообъемлюща, что вместе раскрывала и историю всех церквей его времени. По крайней мере мы не имеем других источников более полных для изображения состояния церкви Христовой во времена апостольские; можно присовокупить только частные сведения о некоторых апостолах Иисуса Христа.

Приступая к рассмотрению деятельности прочих апостолов, мы не можем не упомянуть, что с древних времен в церкви была мысль, что апостолы, при отправлении на проповедь, разделили так сказать, между собой все земли. Первый высказывает эту мысль Руфин, писатель IV века. Он пишет в своей истории: "при этом разделении земного шара, какое сделали апостолы для проповедания слова Божия, по жребию, когда каждому досталась своя провинция, Фоме досталась Парфия, Матфею - Ефиопия". От него заимствовал слова эти другой церковный историк. Сократ, писатель V века, употребляет тоже выражение: "по жребию каждый апостол проповедывал в своей области". Сам Руфин вероятно занял эту мысль у Оригена, но у него не столько это выражение определенно, чтобы его держаться буквально: "когда апостолы рассеялись по всей вселенной, то Фома, как гласит предание, получил в удел Парфию (είληφε)". Это слово Руфин перевел так, что каждому досталось по жребию. Между тем Ориген разумел или случай, или назначение Божие; sorte divina назначено каждому апостолу свое место действования.

Не допуская той мысли, чтобы апостолы действительно разделили между собой известный тогда мир для проповедания, мы однако не можем отрицать, что они действовали во всех известных тогда странах. Апостол Павел свидетельствует в послании к римлянам, что вера Христова возвещается во всем мире. Что апостолы не разделяли между собой земли по жребию, видно из того, что некоторые апостолы действовали в одной стране, не стесняясь тем, что здесь действовал прежде или в то же время другой апостол.

Апостол Иаков, брат Господень

В церкви иерусалимской после Иакова, брата Иоанна Богослова, скончавшегося в гонение Ирода Агриппы, около 44 года, когда апостол Павел был во второй раз в Иерусалиме, является другое важное лицо, тоже Иаков. Его видим на соборе иерусалимском. К нему являлся Павел в последнее прибытие в Иерусалим. Кто же был этот второй Иаков? В книгах Нового Завета, кроме Иакова Зеведеева, упоминается еще Иаков Алфеев. У Матфея и Марка упоминается еще Иаков, брат Господень. Но это одно лицо с Иаковом Алфеевым, а не другое. Представим доказательства. В истории страданий Иисуса Христа встречаются следующие жены, о которых говорится, что они стояли при кресте Иисуса и находились при Его погребении (Матф. 27:56): стояла Мария Магдалина и Мария Иакова и Иосии мати, и мати сыну Заведеову; при положении во гроб (ст. 61): Мария Магдалина и другая Мария. Марк пишет (15:40): Мария Магдалина и Мария Иакова малого и Иосии мати и Саломия. Иоанн говорит (14:25), что стояли при кресте Иисуса мати Его и сестра матери Его, Мария Клеопова и Мария Магдалина. Из этого исчисления открывается, что сестра матери Божией Мария Клеопова была одно лицо с материю Иакова и Иосии. Исчисляются одни и те же лица, только с некоторыми разнообразиями. Если теперь эта Мария - сестра матери Божией, то ее сыны двоюродные братья Господа. Если она называется еще Клеоповою, то или по отцу или по мужу. Мы увидим далее, что Клеопа был отец Иакова и Иосии, следовательно муж Марии.

В исчислении апостолов (Матф. 10:2-4; Мар. 3:16-19; Лук. 6:14-16 и Деян. 1:13) встречается Иаков Алфеев Ίάκωβος ό τού Άλφαίου и Ίάκωβος Άλφαίου. Алфей и Клеопа два произношения одного и того же имени вэфкак Хаггай еврейское и Аггей греческое. Следовательно, когда Марк называет его малым, младшим, то называет его только в отличие от старшего - Иакова Заведеева. Употребление сего прозвания: "малый", а другого "Заведеев" (хотя и Иоанн был также Заведеев, но нигде он так не называется) показывает, что было два имени Иакова в одном и том же обществе.

Что брат Господень Иаков действительно был апостолом, это видно из слов апостола Павла. Иного же от апостол не видех, токмо Иакова, брата Господня (Гал. 1:19). Что хочет доказать Павел в рассматриваемом месте? Что ни от кого из апостолов он не заимствовал своего учения, но прямо от Иисуса Христа. Что же он приводит в доказательство? Что в начале своего озарения светом христианства не имел обращения ни с одним апостолом. Был в Иерусалиме: но апостолов никого не видал, исключая Петра, у которого пробыл только две недели, и Иакова, брата Господня. Очевидно, за кого считает Павел сего Иакова. К чему говорить о нем здесь, когда он не апостол, хотя бы и был уважаемым лицом в церкви иерусалимской, епископом. Утверждать учение - дело апостола. Прибавление: брат Господень Павел делает только для того, что в то время, когда был он в Иерусалиме, был еще жив и другой Иаков, - Заведеев. А вот, когда дело идет о позднейших событиях, в том же послании к Галатам (2:9-12; сл. Деян. 15:13), он называет его просто Иаковом.

Иаков апостол и брат Господень есть единственное лицо, известное в церкви апостольской с сим именем. Лука, сказав (Деян. 12:2) о кончине Иакова Зеведеева, говорит потом об Иакове том самом, о котором у нас дело, просто не прибавляя ничего к его имени, как о лице, всем известном (Деян. 15:13 и 21:18).

По-видимому "братья Господни" исключаются из числа апостолов (1Кор. 9:5; Матф, 12:48, 49; Мар. 3:31-34; Иоан. 7:5, 10), где μα9ηταί и άδελφοί различаются: братья не вероваху (Иоан. 7:5); а в книге Деяний (1:14), братья Иисуса прямо отличаются от Его апостолов. Но во всех случаях стоит только внимательнее присмотреться к словам и смыслу речи, чтобы не было противоречия в выводах из тех ясных мест. Из братьев Господних, кроме Иакова, только Иуда еще принадлежал к лику апостолов, как это видно из того, что и сам он себя называет братом Иакова (Иуд. ст. 1; Лук. 6:16; Деян. 1:13). Прочие евангелисты, именно Матфей, называет его Левий, глаголемый Фаддей (10:3), а Марк просто Фаддеем (3:18).

Кроме книг священных находим и посторонние; исторические свидетельства, что Иаков был брат Господень и апостол. Егезипп (у Евсев. 4:22) пишет: "после мученической кончины Иакова праведного, епископом поставлен Симеон, которого предложили все: он был второй, двоюродный брат Господа". Кто же первый двоюродный брат? Очевидно, Иаков. Иосиф Флавий, приписывая разрушение Иерусалима, между прочим, умерщвлению Иакова праведного, того именно брата Господня, сына Алфеева, выражается о нем так "Иакова праведного, который был брат Иисуса, глаголемого Христа". (Это место приводится у Оригена Contr. Cels. I, II. num. 13. Lib. 1, 47; у Иеронима Catalog. Scrpt. Eccl. c. 2 и 13; но в известном ныне сочинении Флавия не встречается).

Климент Александрийский говорит, что по вознесении Спасителя Петр, Иаков и Иоанн, хотя и предпочтенные от Господа, не стали спорить о чести, но избрали Иакова праведного епископом иерусалимским. Иероним пишет, что Иаков 30 лет был епископом.

Иаков, по свидетельству Егезиппа, был Назореем от самого рождения, был усердным молитвенником и в народе именовался Sedek (праведный) и Oblias (стена, крепость города). В чертах жизни Иакова, как ее описывает Егезипп, можно замечать прикрасы евионитские; но его свидетельства о жизни апостола Иакова подтверждаются Иосифом Флавием, который также Иакова называет праведным.

Но о духе сего апостола всего лучше свидетельствует его послание, в котором можно видеть и некоторые черты христианских церквей, образовавшихся собственно из иудейства. По учению о вере и делах, заключающемуся в сем послании, с давнего времени думали, что апостол Иаков исправляет одни - правильное, другие - неправильное разумение учения об оправдании, раскрываемого апостолом Павлом в своих посланиях. Некоторые выражения, отдельно взятые, и сходство в выборе примеров для доказательства своей истины с апостолом Павлом в посланиях к римлянам и евреям (Авраам и Сарра, Раав) подкрепляли это мнение. Но из соображения целого послания открывается, что главное направление в нем собственно иудейское, но не того строгого духа иудейского, в каком действовал Павел до обращения, и которого держалась большая часть фарисеев во время Иисуса Христа; это направление людей, которые не хотят знать, что жизнь религиозная должна иметь основание в самом сердце человека, а не состоит в соблюдении одной мертвой формы, одной наружности религиозной; это то самое направление, которое мертвую, надменную ученость ставило на место истинной мудрости, неразлучной с жизнью по Боге, тщеславилась мертвым знанием закона, не думая нисколько заботиться об исполнении его: которое все богопочитание заключало в одном исполнении церемоний и пренебрегало служение Богу в делах любви; которое, если и хвалилось любовью, то только на словах. Люди такого направления обыкновенно думали, что вера в единого истинного Бога и в Мессию совершенно достаточна для того, чтобы исповедающий ее был освобожден от судьбы прочего грешного человечества. Это направление было одним из господствующих между Иудеями: оно перешло с некоторыми обращенными и в христианские церкви, образовавшиеся собственно из Иудеев. Такое направление опровергал апостол Павел (Гал. 5:21; Еф. 5:6). Такой образ мыслей обличал в последствии и Иустин мученик: и как вы обольщаете себя самих и некоторые другие подобные вам в этом, которые говорят: что хотя они грешники, но знают Бога, и Господь не вменит им греха (Dialog . cum Triph. 141).

Что касается до внешнего состояния церквей, то из послания видно, что они состояли по большей части из одних бедных (1:10): богатые между ними попадались весьма редко: богачи, но неверующие Иудеи, жестоко притесняли бедных верующих; у них была устроена по образцу иерусалимской церкви своя иерархия: пресвитеры церковные (5:14) и учители. Но учителями желали быть так многие, что апостол находит нужным дать на этот предмет особенное наставление. С особенной силой старался он раскрыть, как трудно это звание (гл. 3). Он требует от учителя, чтобы он умел владеть своим языком (3:8, 9) и был мудр на дела, а не на слова только (13-18). Собрания их апостол называет сонмищами или синагогами (2:2).

Когда Фест, прокуратор иудейский, умер, а Альбин еще не бывал, Иаков был умерщвлен Иудеями. В его смерти особенное участие принимал первосвященник Анания, который был недоволен тем, что Павел был похищен Иаковом из рук Иудеев. Причиной его смерти, по свидетельству Егезиппа, было то, что он не хотел публично пред всеми отказаться от Иисуса Христа, ими распятого (Ар. Evseb. 2, 3).

Апостол Иуда

Брат Иакова. Он пишет послание против тех, которые хотя участвуют в собраниях церковных (ст. 10), но отрицают Иисуса Христа, как Владыку (ст. 4), не признают Его второго пришествия и вводят свое учение о духах.

Апостол Петр

Петр, освободившись из темницы в Иерусалиме (около 44 г.), как пишет Лука (Деян. 12:17), удалился в другое место. Евсевий утверждает, что он тогда же (во время императора Клавдия) путешествовал в Рим, там проповедывал Евангелие и поразил Симона волхва, который приобрел такую славу в столице мира своими ложными чудесами, что ему воздвигнута была статуя, как Богу. О статуе упоминает и Иустин мученик, но ошибочно. Он принял статую полубога сабинского за статую Симона волхва. На статуе вероятно была надпись: Semoni deo, что значит то же, что Semideo, т. е. полубогу. В 50 г. Петр был в Иерусалиме на соборе, где рассуждаемо было о законе обрядовом в отношении к обращающимся язычникам (Деян. гл. 15). После того спустя немного времени видели мы апостола Петра еще раз - в Антиохии вместе с апостолом Павлом в Варнавой (Гал. 2:11). Апостол же Павел говорит, что Петру преимущественно было вверено проповедывать Евангелие Иудеям, так как Павел был апостолом язычников (ст. 7, 9). Иаков занимался собственно делами церкви в Палестине, (Петр между Иудеями в рассеянии. И в первом послании к коринфянам (9:5) апостол говорит о путешествиях Петровых (что не дозволяет допустить его двадцатилетнего епископства в Риме с 44 г., как утверждают хроника Евсевия и Иероним). Во время последнего пребывания Павлова в Иерусалиме, Петра там не было.

По древнему преданию (начиная с Оригена, который впрочем выражается нерешительно) апостол Петр проповедывал в Понте, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии рассеянным Иудеям. Точно, одно из посланий Петровых надписывается "к пришельцам рассеяния" во всех сих странах и, если принять в соображение, что пишет апостол во втором своем послании (1:16), писанном очевидно к тем же церквам (ст. 12): то предание, сохранившееся у Оригена, не должно быть совсем отвергаемо. Из первого же послания можно заключать, что Петр проповедывал между Иудеями в Вавилоне, так как в конце послания находится приветствие от церкви вавилонской (5:13). Этот город, по всей вероятности, есть знаменитый в древности Вавилон. Хотя в это время он лежал уже в развалинах, хотя во время императора Клавдия Иудеи здесь подвергались гонению от местных жителей и многие были истреблены (И.Флавий, Antiquit. L. XVIII, с. 9. n. 8. 9), но без всякого сомнения могли многие оставаться здесь если не в самом городе, то в его окрестностях и не мало тут было прозелитов (Ioseph. de bello iudaic. I. 2. с. 20. n. 2; с. 18. n. 2. Contr. Αpp. 1. 2. с. 10). Вавилон в это время принадлежал Парфянскому царству: Иудеи всюду были там рассеяны.

Отсюда-то Петр писал к церквам малоазийским, основанным Павлом и его сотрудниками, но вместе и самим Петром, свое первое послание (а не из Рима, как пишет Евсевий и другие по аллегорическому изъяснению названия: Вавилон). Время этого послания по всем признакам относится к последнему периоду апостольской деятельности Петра, к первому заключению Павла в Риме. С Петром видим вместе Силуана, прежнего сотрудника Павлова (5:12); со времени последнего путешествия Павлова в Иерусалим не видно, чтобы он сопровождал более Павла. Христиане, к которым Петр пишет, подвергались гонениям такого рода, какие стали возникать только около этого времени. Христиане преследуются за то, что они христиане; по тем народным толкам, какими воспользовался Нерон, их считали за злодеев (κακοποιοί 3:16). Уже язычники знали строгий образ жизни христиан, заметили, что они удаляются зрелищ и других обыкновенных языческих удовольствий, - и питали против них ненависть, злословили их (4:4, 5). Если обратим внимание на внутреннее состояние малоазийских церквей во время первого заключения Павлова, то и отсюда объяснится время послания. Отвне угрожали им гонения; внутри они возмущаемы были еретиками, которые обвиняли Павла в повреждении первоначального учения Христова. И так как они, защищая обязательную силу закона Моисеева, ссылались на старейших апостолов, то Петр и свидетельствует сим посланием, что учение, возвещенное им Павлом и его учениками и сотрудниками, из числа которых был и Силуан, и которым оно отправлено, есть истина Христова (1:12; 2:2, 3).

Петр писал к христианам не из Иудеев только, но и из язычников; из многих намеков и прямых указаний в его послании (2:10-4:3) видно, что речь в особенности относится к обращенным язычникам. Надписание послания сему не противоречит: διαπορά (1:1) в не собственном значении, - означает просто рассеянную между Иудеями церковь.

Судя по внутреннему и внешнему состоянию церквей цель послания была двоякая: во-первых, утвердить в христианах ту мысль, что в вере в Иисуса Христа, как Искупителя, возвещенной и принятой ими усердно, заключается источник блаженства, что возвещенное им учение, как слово Божие, есть вечное, непреложное, и этим расположить их к тому, чтобы они с детской простотой предались ему; во-вторых, внушить им твердость в сей вере, среди всех гонений и мужество к препобеждению всех соблазнов языческого мира, дабы никто ни в чем не мог их укорять. Эту двоякую цель апостол сам выразил в заключении послания (5:12): верный брат Силуан принесет вам это послание, краткое сравнительно с тем, что я желал бы сказать вам, которое я написал вам для ободрения (παρακαλών) и для засвидетельствования, что это есть истинная благодать Божия, в которой вы стоите.

Пред концом своей жизни апостол послал к тем же христианам и еще послание (2Петр. 3:1), которым хотел предостеречь их от лжеучителей, с каждым днем увеличивавшихся все более и более в Малой Азии, как показала нам и Павлова история. Вероятно, это те самые лжеучители, против которых писал и апостол Иуда (Слич. Иуды ст. 4 с 2Петр. 2:1, 2, 3 - ст. 8. с 2:10 - ст. 10 с 2:12 - ст. 16 с 2:18).

Судя по тем чертам, в каких представляются теоретические и практические начала этих лжеучителей, они не согласны были с теми иудействующими гностиками, которых Павел опровергал в послании к колоссаям и в других, и которые держались иудейства, как преданного ангелами откровения о Боге и законе, и хотели слить его с христианством; которые толковали о различных классах ангелов, их происхождении и родословиях. Лжеучители, которых опровергают Петр и Иуда, совершенно напротив смотрели на иудейство: они презирали эту религию, как произведение ограниченных духов, утверждая, что сыны Божии по искуплению выше стоят нежели эти ангелы и не подлежат никаким законам иудейским. С этим соединялось и противоположное аскетизму иудействующих гностиков практическое, нравственное направление, которое давало всю свободу страстям, почитая всякое стеснение рабством закону. Отсюда произошли и мнения противоположные ожиданиям близкого пришествия Иисуса Христа и Его видимого царства, особенно сильным у иудействующих гностиков, напр. у Керинфа, - мнения, что ожидания эти напрасны: мир, как стоит, так и будет стоять во век.

В Риме апостол Петр умирает крестной смертью. О его мученической там кончине свидетельствуют: Климент римский, Дионисий коринфский, Каий, римский пресвитер, Ириней лионский, Тертуллиан; последний говорит и о крестной смерти Петра; Руфин конечно правильнее переводит темное место из Оригена, где говорится о распятии Петра в превратном положении.

Апостол Иоанн Богослов

Житие св. Иоанна Богослова, помещенное в Четьих Минеях, составлено а) из сказаний евангельских и Деяний апостольских об Иоанне; б) из повествования Прохорова и в) из истории, рассказанной Климентом Александрийским, в сочинении: "кто богатый может спастися". Из Прохорова повествования здесь приводятся следующие обстоятельства: 1. Св. Иоанн из Иерусалима удалился в Малую Азию с учеником своим Прохором; на пути корабль их разбился (близ Селевкии): но Иоанн, пробыв в море 40 дней и 40 ночей, вышел невредимым на берег и вместе с Прохором пришел в Ефес. 2. В Ефесе а) они работали по найму в бане; Иоанн, воскресив отрока Домна, сына старейшины ефесского, удавленного злым духом в бане и потом отца сего отрока, который умер было с печали о нем, обратил их ко Христу, равно как и содержательницу бани Роману; б) Иоанн воскресил до 200 человек, умерших по молитве его, когда обличал их за поклонение Артемиде; в) исцелил в местечке Тихе расслабленного 12-ти-летнего; г) изгнал из города беса, который явился было в Ефес под именем стража Кларийского, который отыскивал своих узников, бежавших из темницы - Иоанна и Прохора. 3. По случаю гонения Домицианова Иоанн отправлялся в Рим, испил яд, претерпел ввержение в котел с кипящим маслом и сослан отсюда на остров Патмос; на пути морском избавил от смерти юношу, упавшего в море с корабля, укротил бурю молитвой, исцелил воина, болевшего чревом, усладил для питья воду морскую. 4. На о. Патмосе изгнал духа пытливого из Аполлонида и тем обратил исцеленного ко Христу вместе с домом отца его; сам апостол пользовался их гостеприимством три лета; посрамил волхва Кинопса и исцелил многих других болящих. После трехлетнего пребывания на одном месте, апостол удалился в другой город на том же месте, в 50-ти стадиях от первого, изгнал оттуда беса в образе волка, пожиравшего каждый год несколько юношей; прогнал беса, который удавил юношу в бане и который по изгнании из Ефеса Иоанном шесть уже лет жил здесь; обличал Проклиану, неправильно обвинявшую сына своего в насилии. Когда убит был Домициан, и Нерва даровал всем свободу, Иоанн хотел возвратиться в Ефес. Верующие не иначе отпустили его, как испросив у него слово учения - Евангелие, которого первые слова были возвещены с небеси в громе. Там же он написал и Апокалипсис. Прежде удаления с Патмоса апостол обошел все города его и утверждал верующих, поставив епископов и пресвитеров 5. Возвратившись в Малую Азию, он там посетил прежде основанные церкви. Здесь следует история о юноше из Климента Александрийского. Апостол спас от отчаяния одного бедняка, который уже не раз покушался ядом прекратить дни свои, но яд каждый раз терял свое действие от силы крестного знамения. При этом Иоанн превратил сено в злато. 6. Апостол Иоанн скончался сам сошедши в могилу. На утро ничего не нашли на месте его погребения, кроме сандалий.

В Метафрастовом жизнеописании (напечат. при толковании Экумения на послания апостола и Андрея Критского на апокалипсис t. 2 р. 838) путешествия апостола рассказываются таким же образом, но из чудес повествуются весьма немногие. Из Климента Александрийского также приводятся сказания ⁷³.

Более достоверные свидетельства показывают, что местом действования Иоаннова, по удалении его из Палестины, была Малая Азия, так как это было полезно и нужно для здешних церквей. Здесь происходили и гонения как со стороны Иудеев (Апок. 2:8), так и со стороны язычников (Апок. 2:13) и возмущения еретиков, особенно тех, которых поражал Павел и в последних своих посланиях и лично (Апок. 2:20) и тех, против которых писали Петр и Иуда.

В Малой Азии действовали со всей силой иудействующие еретики. Их свободные мысли доходили до отрицания всякого закона. Дошедший до глубины (Апок. 2:24) знания не стесняется никакими апостольскими постановлениями: простирая пределы своей свободы еще далее, нежели коринфские свободомыслящие (которые говорили: вся ми лет суть), они без всякого зазрения совести принимали участие в языческих пиршествах, употребляли в пищу идоложертвенное и позволяли себе всякия плотские удовольствия. В апокалипсисе они называются Николаитами и сравниваются с Валаамом и Иезавелью. Ириней (2:17) говорит, что эта секта своим главой имела Николая, одного из седми диаконов; но Евсевий (3:29) защищает его от таких мыслей, говоря, что и дочери его и сын пребыли, как известно, до конца жизни в девстве. Против них-то писали Петр во 2 послании и Иуда. Против них писал и Иоанн в послании к церквам пергамской и фиатирской (в Лидии).

Но гносис усвояли себе не только язычники, отвергавшие закон, а в своем роде проповедывали и Иудеи, - как в Колоссах; - еще более развит был этот гностицизм в учении Керинфа. С одной стороны, он держался обыкновенных представлений Иудеев о Мессии, утверждал, что Он был простой человек и представлял в Нем явление высшей природы, как нечто внезапное; но отличался от Иудеев тем, что вместо особенной силы Божественной допускал наитие на Него исшедшего из Высочайшего Бога духа, который соединяет собой Бога с тварью. Этот дух, учил Керинф, низшел на Иисуса в виде голубя при крещении; открыл чрез него Отца, Который доселе был известен только избранным между Иудеями, но пред страданием Его оставил, предоставив Его самому себе. Таким образом, по учению Керинфа, не было существенной и необходимой связи между Божественной и человеческой природой Искупителя; человеческая природа была только на время вегикулом для искупляющего Духа, послужила для Слова, чтобы оно могло только явиться, но сама в нем не соединялась всегдашним союзом.

Из этого направления образовалось и другое мнение, еще более уклонившееся от истины, которым допускалось только призрачное, мнимое явление человеческой природы Искупителя, оптический обман; подобно как ангелы при своем посещении земли облекались не в действительное вещественное тело. Против таких-то людей Иоанну нужно было защищать, что Иисус Христос пришел во плоти. И он защищал с ревностью: он писал Евангелие и послания. Впрочем как в его характере было более созерцательного, нежели наклонности рассуждать, то в его писаниях полемика часто скрывается за положительным изложением предметов. Это именно должно сказать об его Евангелии. Нельзя сказать, чтобы оно писано было против таких-то и таких сект, и разбирать с такой точки зрения его частные повествования, или изречения. Например Слово плоть бысть - это составляет главную мысль всего повествования; вся жизнь Иисуса Христа раскрывается, как явление Слова в человеческой природе. Если бы Иоанн определенно писал против Керинфа, то у него следовало бы видеть изложение, чем был Иисус Христос до крещения, как появились признаки Божественной природы еще в младенце Иисусе; но этого у него нет. Еще говорят, что в Евангелии (19:34) об истечении крови и воды из ребра Иисусова - написано для опровержения Докетов. Но если они отвергали другие доказательства явления Мессии во плоти, то не могли убедиться и этим.

Первое соборное послание апостола представляет нам его с отеческой стороны по отношению к верующим. Оно содержит в себе а) увещание к твердому и верному хранению веры среди различных искушений, угрожающих как со стороны Иудеев и язычников, так и лжеучителей и б) предостерегает от того, чтобы казаться только христианами, не будучи таковыми в жизни. Лжеучители, которых имеет в виду апостол, не были Иудеи (2:18), но из среды самих христиан (ст. 19, 22), и по всей вероятности это те, которые не допускали действительного, а только мнимое пришествие Христа во плоти (Докеты 4:2). Но в 5 главе 6 ст. можно видеть намек полемики и против Керинфа, который действительно различал Христа от распятого Иисуса.

Во втором послании к одной христианской жене Кирии с ее детьми апостол предостерегает от тех же лжеучителей, не признающих пришествия Христа во плоти (ст. 7), смотрит на них, как на новое явление, не просто как на противников христианства, но как на отступников от первоначального учения и заповедует таких не принимать и в домы свои и не приветствовать их, как христианских братий.

Третье послание Иоанново к одному значительному члену неизвестной нам церкви по имени Каию; оно раскрывает нам некоторые особые отношения церковные. Каий был известен деятельной любовью, с какой он принимал чужестранных проповедников веры, когда они посещали его церковь. Но в той же церкви находился властолюбивый человек Диотреф вероятно - предстоятель, который не только сам не оказывал гостеприимства, но и другим препятствовал и даже отлучил за то от церкви самого апостола. Видно, что эти проповедники были из Иудеев; апостол ставит им в особую похвалу то, что они ничем не пользовались от языков (ст. 7). Потому можно судить, что и Диотреф был из противников иудейства, только неправильно действовавшим.

Долговременное пребывание здесь и управление церкви апостола Иоанна способствовало образованию под его отеческим надзором многих достойных пастырей; из них известен Поликарп. Влияние Иоанна на церкви малоазийские открывается и из того, что при последующих спорах о Пасхе, о крещении еретиков, всегда ссылались здесь на его пример.

Иаков (брат Иоанна Богослова) скончался в Иерусалиме ок. 44 по Р. Хр.

Симон (Зилот), по мнению многих Отцев церкви, брать Иакова Алфеева, по Софронию - епископ Иерусалимский после Иакова (по Евсевию епископом Иерусалимским именовался Симеон, сын Клеопы). По Никифору (2:40) он проповедывал в Египте, Киринее, Мавритании, Ливии, на Британских островах и умер на кресте.

Иуда брат Господень и брат Иаковлев, по западным преданиям, проповедывал в Персии и там скончался мученически; по Никифору (2:40) проповедывал в Палестине, Сирии и Аравии и мирно скончался в Едессе.

Матфий по Никифору (2:40) проповедывал в Ефиопии, по Софронию - in altera Aethiopia т. е. в Колхиде, по другим - только в Иудее.

Состояние учения в церкви апостольской

I. Состояние учения в церкви апостольской вообще. II. Памятники учения в церкви апостольской. III. Изложение апостольского учения. IV. Обзор преподавания оного в церкви апостольской

I. Состояние учения в церкви апостольской вообще

Время служения апостолов было предназначено Строителем церкви к раскрытию, утверждению и пополнению истин новой религии, данной Им роду человеческому. Оставляя свое земное поприще, Небесный Учитель много еще имел такого, что чувствовал себя обязанным сообщить избранным Своим ученикам, но не мог за немощью их: еще много имам глаголати вам, но не можете носити ныне (Иоан. 16:12). Более трех лет почти непрестанно с ними обращаясь и в публичных наставлениях и в тайных дружеских беседах, Он сообщал им первые основные истины Своего учения, которые постепенно должны были вести их к дальнейшим выводам, но важнейшее и труднейшее для их несовершенного разумения или вовсе оставлял, или скрывал для памяти под покровом иносказания. Если же столь мало были способны к полному разумению своего Учителя самые приближенные Его служители, то тем менее можно было ожидать сего от тех, которые и менее имели случаев слушать Его и меньшей были удостаиваемы доверенности. Таким образом дело религии, принятое на Себя Иисусом Христом, при конце Его земного служения явно представлялось недостаточным, только началом и основанием великолепного здания. Для совершения сего здания, как дела духовного, Иисус Христос, Которого видя во плоти, и разумели по плоти (2Кор. 5:16), оставляя землю, обещал послать приготовленным деятелям Своего Духа, который, будучи Духом силы, имел поколебать в них всякое противоборство ума, еще не совсем чуждого общих предрассудков, и воли, еще не очищенной от естественного растления; будучи Духом премудрости имел прогнать прирожденную мглу души и вполне осветить пред ними как обязанности их служения, так и весь круг истин, которые они должны были возвещать; будучи Духом крепости, имел подать им нужную твердость и мудрость в исполнении оных обязанностей против множества препятствий; будучи Духом страха Божия, имел удержать их волю от собственного поползновения к неправде благовествования: егда же приидет Он, Дух истины, наставит вы на всяку истину (Иоан. 16:13). По Своем воскресении Он Сам предначал сие дело Духа изъяснением им от всех писаний, начен от Моисея и от всех пророк, яже о Нем (Лук. 24:27), и вообще отверзением им ума разумети Писания (24:45). Потом вскоре исполнил и обетование Духа. Тогда помянулись в уме богопросвещенных все глаголы Иисуса, которых цели и отношения к себе они прежде не легко постигали; разрешились все намеки Его и указания, раздражавшие доселе их любопытство; мысли их свободно сами собой воспаряли к высшим тайнам царствия Божия; Дух Святый внутренно возвещал им всю волю Отца Небесного. Уразумели высоту собственного назначения, увидели слепоту рода человеческого, от них ожидающего просвещения; сердце их отозвалось пламенной ревностью на звание Божие, и все принесли себя на пользу братий. Тогда с оружием ума, озаренного высшим светом, они устремляются на лжебожие и нечестие язычников, с мечем слова Божия - на ожесточенное неверие Иудеев, чтобы пленять всех в послушание веры, вместо рабства изводить в свободу чад Божиих. В том же учении доставляют всем потребную по силам их пищу от младенцев, новорожденных о Христе, до мужей совершенных. К большей славе благодати Господа, разделяющего всем и дарования, и служения, и действия комуждо на пользу, - и приемлющие от них истины, сами получают силу быть орудиями дальнейшего их распространения, приемля от излияния Духа или дар учения, или языка, или откровения, или сказания (1Кор. 14:26), так что прежде жатва была многа, делателей же мало, ныне же нужно было убеждать верующих, да не мнози бывают учители (Иак. 3:1).

Когда же Божественное учение во всех необходимейших частях было уже достаточно раскрыто, утверждено и объяснено; когда слово Христово, вселившись в некоторых, столь глубоко укоренилось, так объяло весь дух их, так внедрилось в их уме и сердце, что и без непосредственного Божественного наставления только при помощи сего всесильного слова они достаточны были научити (2Тим. 2:2): тогда источник непосредственных откровений и озарений мало по малу начал сокращаться, и распространение учения христианского, равно как и объяснение его, сделавшись обязанностью некоторого звания людей, стало приближаться к более обыкновенным путям. Дух Божий, взяв от земли живых своих органов, давал и по них учителей церкви, но, так сказать, уже естественно воздоенных собственным млеком ея. Впрочем непосредственная близость всех учителей к первым Богодухновенным проповедникам учения Христова, тесное с ними обращение, равно как глубокое познание тайн внутренней жизни, насаждаемой и развиваемой опытом в человеке, сообщало и слову их некую особенную высокость, простоту и истинность, - это было вечернее отражение лучей солнца истины в день его светозарнейшего явления.

Вот в каком виде представляется нам учение апостолов и так называемых мужей апостольских.

II. Памятники учения в церкви апостольской

Памятники учения тех и других дошли и до нас. Из первых, т, е. из памятников учения апостолов известное количество несомненных по Божественности происхождения принято церковью в постоянное правило верования и деятельности христиан. Это суть, во-первых: четыре Евангелия. И для засвидетельствования сообразности своего учения с учением Иисуса Христа апостолам, и для всегдашнего руководства в жизни всякому верующему точное и полное познание жизни и учения Иисуса Христа было необходимо. Четыре трости четырех духодвижимых мужей изобразили нам некие черты сего великого образа, покушаясь представить в тесных рамах слова человеческого с высотой и величием природы Искупителя Божественной уничижение и немощь природы Его человеческой. В сей картине все Божественно - и свет, и тень, и слово, и молчание.

Во-вторых: книга Деяний Апостольских, вторая книга нового Завета. Начинаясь историей вознесения Господа, она содержит историю первых влечений народов во след Вознесенного от земли, по обетованию.

Писатели и подлинность сих пяти книг, составляющих первую историческую часть Новозаветной религии, известны и не подлежат никакому сомнению.

В-третьих: семь посланий соборных содержания нравственно-духовного, четырнадцать Павловых, объемлющих преимущественно догматическую часть учения христианского. По замечанию бл. Иеронима, первые столь же таинственны, сколько сжаты; они кратки, говорит он, и обширны; кратки по словам и обширны по правилам, так что мало людей, которые бы совершенно их постигали. Тот же учитель церкви в последних не речи слышит, а громы. Читайте, говорит он, послания Павла, особенно к Римлянам, Галатам и Ефесеям, где он весь представляется в подвиге, и вы увидите в свидетельствах, заимствуемых им из Ветхого Завета, сколько он искусен, сколько благоразумен, сколько скрытен в своих действиях. Просты, кажется, слова его, как будто несведующий и бесхитростный говорит он; как будто не умеет ни поставить, ни избежать сетей: но откуда ни посмотришь - все молнии. Он медлен, но берет все, чего ни коснется; обращается назад, но чтобы победить; притворяется бежать, но чтобы убить.

Из числа сих (21) посланий некоторые не всегда или не всеми были приписываемы тем, которых имя на себе носят, а потому иногда были исключаемы и из Св. Канона. Таковы суть: Послание Иакова, второе Петра, второе и третье Иоанна, послание Иуды и послание Павла к Евреям. Раскроем здесь истину.

О послании Иакова Евсевий (истор. кн. 2 гл. 23) пишет так: "первое из, так называемых, посланий соборных приписывают св. Иакову, хотя некоторые считают оное неподлинным и подложным, и только немногие из древних писателей упоминают о нем". Иероним (в каталоге церков. писателей) говорит: "уверяют, что это послание писано не Иаковом, а кем-нибудь другим под именем Иакова, хотя с течением времени и получило важность, равную с прочими". Вот что противопоставляет древность мнению о подлинности сего послания: но очевидно, что сии свидетельства не содержат в себе ничего решительного в пользу противного мнения. Евсевий соглашается, что некоторые из древних упоминают о сем послании как о подлинном: молчание других конечно не доказывает, но и не опровергает сего. Против Иеронима можно поставить много постановлений соборных и свидетельств стольких же древних Отцев церкви, из которых видно, что сие послание было принимаемо в каноне св. книг не иначе, как под именем Иакова. Повод к сомнению в подлинности апостольского происхождения сего послания может быть подало видимое противоречие учения о вере, содержащегося в оном, с учением о том же Павла. Но сие противоречие, при внимательном рассмотрении, исчезает само собой.

Между причинами, по которым не соглашаются признать известное под именем второго Петрова послания Петровым, поставляют: 1) то, что оно разнится от первого по слогу, как заметил еще то Иероним (in Catalogo); 2) что оно и в древности не всеми было принимаемо за таковое, как пишет Евсевий (Histor. Eccl. L. III, с. XXV et L. VI, с. XXV); 3) что сие послание, или по крайней мере последняя глава его, по мнению Гроция, составляющая особое послание, должна быть писана по разрушении Иерусалима: ибо в оной говорится, что близок последний день мира, - чего никто, говорит Гроций, из древних христиан не ожидал, ранее разрушения Иерусалима. А известно, что Петр умер в царствование Нерона, когда еще Иерусалим не был взят.

Но сии причины не столько сильны, чтобы давали кому-либо право отнимать сие послание у ап. Петра: ибо во 1) различие слога сего послания от первого не таково, чтобы заставляло искать для него другого писателя. В том и другом напротив видна краткость с особенной силой и величественностью - известный характер слова ап. Петра. Надобно взять во внимание и лета писателя, - послание сие второе писано им пред концом жизни в старости (1:14) и предмет послания (более пророчественный и обличительный) отличен от первого (более нравственно-назидательного). Сие различие по слогу двух посланий, приписываемых Петру, Иероним изъяснял тем, что Петр писал их не сам, а поручал кому-либо из своих сотрудников, и могло случиться, что эти два послания были писаны не одним. (Et duae epistolae, quae feruntur Petri, stylo inter se et charactere discrepant structuraque verborum. Ex quo intelligimus, pro necessitate rerum diversis eum usum interpretibus). 2) Предположение, что III гл. второго Петрова послания есть новое послание, равно как и основание сего предположения, будто Петр не мог писать христианам в убеждение к терпению и непрестанному ожиданию Господа о близости дня Господня прежде разрушения Иерусалима - не важны сами в себе: первое потому, что в таком случае предыдущее из сих двух посланий должно было бы иметь обыкновенную заключительную, а последующее вступительную формулу. Второе потому, что допуская даже и то, будто древние христиане полагали пришествие дня Господня не ранее разрушения Иерусалима, нет причин не допускать нужды писать о первом, когда уже открывались признаки приближения последнего и когда в понятии Иудеев, а отсюда и христиан из Иудеев, сии два события долженствовали быть между собой очень близки. 3) Что же действительно писатель сего послания есть ап. Петр, это очевидно из самого послания: а) имя ап. Петра стоит в заглавии послания (1:1); b) писатель называет себя самовидцем величия Иисусова во время его прославления на горе святой (1:16, 17, 18); с) ап. Павел ему возлюбленный брат (3:15); d) он пишет к Иудеям это второе послание (3:1). 4) Климент Александрийский в книге наставлений (ύποτοπώσεων) приписывает оное Петру, за ним Григорий Назианзен, Иероним, Августин, Епифаний.

Второе и третье послания Иоанновы не признаются некоторыми за подлинные его сочинения, поскольку писатель именует себя Иоанном не апостолом, но пресвитером, а в Ефесе, где жил по большей части и правил церковью Иоанн Богослов, действительно был пресвитер Иоанн. Но 1) Климент Александрийский (Stromat.). 2) ссылается на большее т. е. первое послание Иоанна; значит допускает по крайней мере еще одно из сих двух -меньших. В книге ύποτοπώσεων (по свид. Евсевия Histor. VI, 14) сей же Климент вносит их в число канонических книг св. Писания вместе с другими соборными посланиями. Тертуллиан ссылается на второе Иоанново послание, как на каноническое (de Car. Christi с. 24). Ориген говорит, что в его время сомневались о писателе сих посланий, но он приписывает их Иоанну 2) Наименование писателя пресвитером не чуждо может быть и апостола, как старейшего в церкви, что собственно и значит πρεσβύτερος, и едва ли не может быть произведено от смирения возлюбленного ученика Христова.

Возражения против подлинности послания Иудина обыкновенно заимствуются из самого послания: 1) здесь приводится пророчество Енохово, которого у Моисея нет и которое считают занятым из подложных писаний Еноха, известных в позднейшие времена между Иудеями. - Но ничто не препятствовало мужу Богом просвещенному внести в свое сочинение и такие слова или действия исторические, о которых в предшествующих книгах Св. Писания не упоминается - (как напр. то делает и ап. Павел, когда упоминает о Ианние и Иамврие 2Тим. 3:8), когда он мог не сомневаться в исторической достоверности или по единогласному свидетельству преданий, или по внутреннему уверению Духа. 2) Здесь говорится о прении Архангела Михаила с диаволом о телеси Моисеевом, что - думают - заимствовано из упоминаемой у Оригена еретической книги περί άναλήψεως Μοϋσέως. Ответ на cиe тот же. - 3) Иуда для подтверждения своих слов ссылается на слова прочих апостолов: но указывать на исполнение пророчественных предсказаний какого-либо богодухновенного писателя, хотя бы и новозаветного, не стыдно и не низко и для богодухновенного писателя.

О писателе послания к Евреям весьма много разноречащих мнений. Из сличения оных открывается, а) что писателем оного мог быть и апостол Павел, хотя и не поставил своего имени в начале послания, потому что будучи ненавистен Иудеям, к которым писал, счел за полезнейшее совсем об оном умолчать; b) что сие послание по происхождению своему принадлежит временам апостольским, видно из того, что св. Климент и самые древнейшие писатели, упоминают об оном; с) что все церкви греческие и большая часть латинских признавали оное каноническим; d) что хотя некоторые в церкви римской, а может быть и африканской, в том и сомневались; но и в сих самых церквах были писатели, признававшие оное каноническим; сомнения родились в III в., а в V в. прекратились; e) греческие отцы никогда не сомневались, что это послание точно Павлово, по крайней мере по мыслям или в оригинале: только некоторые думали, что оно писано по диктации Павла или Лукой, или Климентом Римским, или Варнавой, а другие - что оно кем-нибудь из сих троих переведено с еврейского на греческий; f) в латинской церкви более сомневались приписывать оное Павлу; напротив усвояли оное или Луке, или Варнаве, или Клименту; g) наконец, принимая все свидетельства в сложности, более найдем церквей и писателей в пользу Павла. Если, не останавливаясь на свидетельстве древних, искать в самом послании сочинителя, то найдутся такие обстоятельства, которые никому, кроме Павла, не могут приличествовать. Кажется, сие послание писано 1) из Италии, поскольку посылается Евреям приветствие от братий Италийских (Евр. 13:24); 2) писано лицом, бывшим в узах, но ожидающим освобождения (10:34; 13:19); 8) лицом, которое имело спутником и соузником своим Тимофея (13:23). Эти три обстоятельства никому не приличествуют, кроме Павла. Есть так же в сем послании места, где характер Павла означается очень ясно: он защищается, приводя в свидетельство свою совесть (13:18. - Сн. Деян. 23:1; 2Кор. 1:12), просит себе их молитв (13:18 сн. Рим. 15:30. - Кол. 4:3), обещается видеть лице их и приветствует (13:23) по обычаю. Наконец, можно ясно видеть, что сие послание не принадлежит ни одному из тех лиц, которым, кроме Павла, усвояется: ни Луке, поскольку он не имел столько важности, чтобы так писать к Иудеям; слог сего послания весьма отличен от слога Луки; еврейские фразы здесь очень часты; кажется, сочинитель был очень сведущ в обрядах и тайнах иудейских, - чего нельзя сказать о Луке по происхождению язычнике; ни Варнаве: из древних только один Тертуллиан приводит сие послание под его именем; при том оно и по слогу отлично от подлинного послания Варнавы, которое гораздо несовершеннее и менее возвышенно, нежели это; неизвестно также, жил ли Варнава в Италии и был ли там узником. Всего бы приличнее могло быть приписано сие послание Клименту по причине сходства в слоге и характере оного с его посланием к Коринфянам. Точно он старается в оном подражать посланию к Евреям, но слог не один; материя послания к Евреям и образ изложения различны; Климент не с такой бы важностью стал говорить Иудеям, не стал бы глубоко проникать в обряды и тайны Иудеев. После всего этого мы имеем право заключать, что послание сие писано Павлом. Впрочем, возражают еще, что 1) слог оного отличается от слога прочих Павловых посланий. Все прочие его послания носят на себе один характер, а это пред ними гораздо возвышеннее, написано более отборными терминами, слогом более ровным; не столько здесь встречается фраз еврейских; есть термины, каких нет в других посланиях (αίώνες). На сие можно отвечать, что слог писателя не всегда бывает одинаков; что Павел более трудился над этим посланием, нежели над другими; что предмет сего послания гораздо выше, нежели других и что поскольку те, к кому он писал, гораздо точнее и образованнее читателей прочих его посланий, то он и сам обязан был возвыситься над обыкновенной своей речью; 2) сему по-видимому противоречит είς ήμάς Евр. 3:3. Но следует понимать это слово per άνακοίνωσιν.

В-четвертых: Апокалипсис, чудная история будущих судеб церкви, последняя книга Нового Завета, соответственно первой Ветхого, содержащая в конце, как та в начале, описание нового неба и новой земли.

Ее писатель, несмотря на сомнение некоторых, апостол Иоанн, - что видно:

1) из текста книги; здесь встречается его имя (1:9); здесь именует себя свидетельствовавшим Слово Божие и свидетельство Иисус Христово и елика виде (1:2, что в особенности ему приличествует сн. Иоан. 19:35; 21:24; 1Иоан. 1:1, 2, 3); присовокупляет, что он был в острове, нарицаемом Патмосе (1:9).

2) Из слога и выражений, здесь встречающихся, которые собственно принадлежат Иоанну; таковы суть наименования: Слово, Агнец; выражения: омывшему нас от грех наших кровию Своею (1:5 сн. 1Иоан. 1:7); Его же прободаша (1:7 сн. Иоан. 19:37).

3) Из свидетельств древних: Иустина, Иринея, Тертуллиана, Климента Александрийского, Оригена, Епифания и др.

Сему противопоставляются: 1) необыкновенное Иоанну в евангелии и посланиях, а здесь часто встречающее именование себя собственным именем: это выясняется из особенной потребности удостоверения чрез сие в истинности своих слов - для книги пророческой, как то видим и у других пророков. Для удостоверения в истинности какого-либо пророчества имя пророка гораздо более значит, нежели имя историка или писателя для удостоверения в такой истине исторической, которая всем известна, или для подтверждения такого учения, которое уже довольно и другими раскрыто. Это объясняется примером прочих ветхозаветных пророков, в особенности Даниила: аз Даниил... 2) Разность слога, которая однако же объясняется и разностью содержания и разностью говорящих. 3) Упущение в каталоге канонических книг у Дорофея и сомнения о ней Анастасия, Дионисия Александрийского и Евсевия или не важны или погрешительны от собственных недоразумений о 1000 лет.

Вот весь состав книг, преданных церкви апостолами! Несмотря на различие писателей, их частных целей, частных обстоятельств тех, к которым писали, предметов, о которых писали, - в них с удивительной полнотой и согласием изложено все учение веры и благочестия и преподано все нужное к достижению вечного спасения каждой душе христианской.

Но в тоже время, как св. апостолы, движимые Духом Святым, составляли на пользу церкви свои Божественные Писания и когда сии Писания, быв раздельно различным церквам преданы, еще не были собраны и приведены в такой порядок, в каком бы могли быть введены во всеобщее употребление; некоторые из христиан, желая сохранить и для себя и для последующего времени деяния и учение Иисуса Христа и его апостолов в большой чистоте, нежели как они могли сохраниться в устном предании, стали также заключать оные в письмах. Так св. Лука, начиная свое евангелие, замечает, что уже многие в то время начали описывать происшествия жизни Иисуса Христа и, замечает, описывать по преданию от самовидцев и служителей Слова. Но Матфей, может быть, и Марк писали не по преданию от самовидцев, быв сами самовидцами и служителями Слова, следов., Лука разумеет здесь не их; он намекает на таких писателей, у которых в жизнеописаниях Иисуса Христа не доставало ни полноты, ни критики, ни порядка: рассудилось, говорит он, и мне на точном исследовании всего сначала по порядку описать... С такими недостатками и действительно должны были быть оные частные собрания преданий о некоторых происшествиях и учении Иисуса Христа и первоначальных распространителях христианства. Каждый записывал то, что слышал; а были и во времена апостолов не чисто проповедующие слово Божие: один мог собрать более, а другой - менее: проповедники не всегда и для всех в одинаковой полноте и обширности предлагали свои наставления, спеша обнять все страны мира с первым известием о Божественном учении, коего полнейшее раскрытие они представляли своими писаниями. Далее, некоторые из сих, желая доставить более важности своим сборникам, или из простой ревности к успешнейшему распространению евангелия, поставляли в начале своих сочинений имя которого-нибудь из апостолов и так выдавали оные для употребления и другим; впоследствии таковая вольность была простерта гораздо далее: некоторые из еретиков стали намеренно искажать предания о жизни и учении Иисуса Христа и апостолов, навязывать им свои мнения, составлять небывалые от них послания. И конечно если бы учение и деяния Иисуса Христа и апостолов не были еще прежде, по внушению Духа, во всей чистоте и истине сохранены в Писаниях Божественных апостолов, или если бы в то время, как предания об оном учении и деяниях начали приходить в такое повреждение, тотчас же не приступлено было к собранию и засвидетельствованию Божественного достоинства оных подлинных писаний апостольских: христианство погрязло бы во множестве нелепых вымыслов. Дух тьмы преображался во все виды ангела светла: писаны были новые евангелия, новые деяния, новые послания, новый апокалипсис: но церковь, имея от Бога Духа дар различати духи, свято соблюла Божественное, отделила от него человеческое, положила печать отвержения на сатанинское.

Некоторые из сих подложных сочинений дошли и до нас, - иные в целости, другие - в отрывках, а большей части известны только наименования.

Между всеми первое место по большой близости своей к чистым источникам евангельской истории заслуживает 1) Евангелие от евреев или назореев. Оно есть ничто иное, как евангелие от Матфея, по местам умноженное и измененное на сиро-халдейском языке.

Происхождение его изъясняют таким образом: известно, что Матфей писал свое евангелие евреям, обращенным в христианство и жившим в Иерусалиме. Прежде, нежели Иерусалим был разрушен, христиане удалились и принесли с собой оное в Пеллу. Большая часть из них, держась еще несколько иудейства, образовала секту евионеев. Тогда-то евангелие Матфея от одних - назореев получило в дополнение весьма много сказаний, которые по преданию тогда принимаемы были за истинные, а от других - евионеев весьма много потерпело отсечений и изменений. Так между прибавлениями, существовавшими в евангелии назореев, считаются у Оригена а) следующие слова Спасителя к богатому юноше, когда сей, получив повеление раздать нищим свое имение, оскорбился оным: " как же ты говоришь, что исполнил то, что закон и пророки повелевают, когда в законе написано: возлюбиши ближняго твоего, яко сам себе, и когда множество чад Авраама покрыты рубищами и умирают с голода, а твой дом полон имения и ничего из него не сходит на них. Но обратившись к Петру сказал"... б) В толковании на евангелие Иоанна Ориген из сего же евангелия Назореев приводит еще слова Спасителя: " мать Моя - Дух св. взял меня за один из волосов моих и вознес на великую гору Фавор". в) Еще изречение Спасителя: " будьте добрыми купцами".

2) У Иеронима, который не только видел и читал сие евангелие, но и перевел его с сиро-халдейского на греческий и латинский, - а) сказание о крещении И.Христа: мать Иисусова и братья Его говорили Ему, пишется в евангелии Назореев, Иоанн Креститель крестит во отпущение грехов; пойдем, примем и мы его крещение. Иисус сказал им: в чем Я согрешил, чтобы идти Мне креститься от Иоанна? Если только Я говорю не по неведению. И после: Когда Иисус вышел из воды, Дух Святый сшел на Него, почил на Нем и сказал Ему: Сын мой! я ожидал Тебя во всех пророках, чтобы, когда придешь, почить мне на Тебе: ибо Ты мой покой и мой Сын Первородный, царствующий вечно.

3) Еще сказание об Иакове: по воскресении Своем Господь пришел и явился Иакову; поскольку Иаков клялся, что он не вкусит хлеба от того часа, как пил чашу Господню, доколе не увидит Его воскресшего из мертвых... и немного спустя: - Господь сказал: принесите хлеба. Принесли хлеба и Он благословил, и преломил, и дал Иакову праведному и сказал: любезный брат, вкуси от хлеба, - Сын Человеческий воскрес из мертвых. Очевидно сие сказание есть предание христиан иерусалимских, у которых Иаков был епископом.

Таким образом можно судить и о других прибавлениях, находящихся в евангелии назореев. Надобно заметить, что Иероним пользовался им для объяснения себе некоторых мест в греческом переводе евангелия Матфея, напр. слова έπιούσιος, - или Мф. XXIII, Захарии сына Варахиина - вместо чего в евангелии назореев стоит: Захарии сына Иоиадова, что согласно с свидетельством ветхозаветным.

Епифаний свидетельствует, что Назореи имели евангелие Матфея весьма полное; что напротив то, которым пользовались Евионеи, было очень не полно, повреждено и искажено; что родословия Иисуса Христа и всего того, что у Матфея предшествует истории крещения Иоаннова, в нем не было; что оно начиналось следующими словами: человек именем Иисус будучи около 30 лет - избрал нас: Он, пришед в Капернаум и вошед в дом Симона Петра, сказал: проходя вдоль по озеру Тивериадскому Я выбрал себе Иоанна и Иакова сынов Зеведеевых, Симона, Андрея и Фаддея, Симона Зилота и Иуду Искариотского: Я призвал и тебя, Матфей, когда ты сидел на мытнице своей и ты Мне последовал. Хочу же Я, чтобы все вы двенадцать были моими апостолами для свидетельства Израилю. После сего надписания, евангелие начиналось так: был во время Ирода, царя Иудейского, при первосвященнике Каиафе, некто именем Иоанн. Он крестил крещением покаяния в Иордане; говорили об нем, что он от корня Ааронова, сын Захарии и Елисаветы; и все выходили принять от него крещение. - И далее: когда народ крестился, пришел тот же Иисус и был крещен от Иоанна. Но когда вышел Он из воды, небеса над Ним разверзлись и Он увидел Духа Божия сходящаго и пришедшаго на Него в образе голубя, и услышал голос с неба, говорящий: Ты Сын Мой возлюбленный, в Тебе мое благоволение; и потом: Аз днесь родих Тя. За сим тотчас явился великий свет на том месте и Иоанн, увидев то, сказал Иисусу: кто Ты, Господи? Тогда еще услышал глас с небеси: сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором все мое благоволение. Тогда Иоанн, павши к ногам Его сказал, молю Тебя Господи крести меня...

Вот отрывки, из евангелия Матфеева, находившегося у евионеев! Мы ныне не имеем ни кодекса назореев, ни кодекса евионеев, ни даже перевода, сделанного Иеронимом.

2. Евангелие от Египтян. Из него приводятся два места у Климента Александрийского, в третьей книге его στρωμάτων; вот одно для примера; Иисус Христос говорит Саломии: Я пришел разрушить дело женщины, т. е. по изъявлению Климента, рождение и смерть - действия похоти. Евангелие это до нас не дошло.

3. Первое евангелие Иакова, или история о рождении, жизни и успении Богоматери, сочиненная будто бы св. Иаковом, первым апостолом и первым епископом христиан в Иерусалиме. Вот отрывки сей истории в сокращении: Иоаким был избран от 12 колен для принесения жертвы за народ. Рувим его не допускал к тому, потому что он не имел детей. Иоаким удалился в пустыню и постился здесь сорок дней. Анна, жена его, также плакала; однажды сошла она в сад и, увидев на лавровом дереве гнездо птичье, стала горько жаловаться, что она не имеет и того, что дал Бог птице (детей). Здесь является ей ангел и говорит, что она будет иметь дочь. Тот же ангел явился и тоже возвестил и Иоакиму; обещанная дочь родилась и начала ходить шести месяцев; она была питаема ангелами в храме; была выдана за Иосифа, потому что из его жезла, представленного вместе с другими первосвященнику, вылетел голубь и сел на главу Иосифа. Св. Иосиф, обретши ее беременною, заставил ее пить воду обличения и проч. Говорится об Иоанне, что он равной подвергался опасности от Ирода, как и Иисус, что Елисавета удалилась с ним в пустыню и только расступившаяся гора пред ними и ангел могли укрыть их от смерти. Между тем Захария, отец Иоаннов, действительно был убит между алтарем и храмом.

4. Евангелие Никодимово, или собрание сказаний о страданиях и воскресении Иисуса Христа, не находящихся в евангельской истории. Напр. Пилат посылал своего чиновника допрашивать Иисуса; сей чиновник, пришед к Нему, поклонился Ему до земли; тоже сделали против воли своей и бывшие с ним воины; преклонялись пред Ним и знамена два раза... На вопрос: что есть истина? Иисус успевает ответствовать... При суде над Иисусом допрашивают Никодима и исцеленных Иисусом Христом, призывают Веронику, исцеленную Иисусом Христом от течения кровей... В истории о воскресении Иисуса Христа, мертвецы, воскрешенные им, имеют между собой разговор и составляют знамение Креста. Наконец здесь утверждается, что когда Пилат убеждал Иудеев наедине сказать ему свои мысли об Иисусе, то они признали, что Он точно был Мессия.

Оба сии евангелия т. е. Иакова и Никодима не считаются между произведениями еретиков. Надпись, имеющаяся в последнем, говорит, что оно найдено в царствование Феодосия.

Из евангелий, писанных еретиками, о которых отцы церкви никогда с уважением не отзывались, которых слог вовсе отличен от простоты апостольской и учение противоположно учению апостольскому: 1) Евангелие Св. Петра; 2) Евангелие истины - произведение Валентиниан; 3) Евангелие совершенства и Евангелие Филиппа - произведения гностиков. Для опыта, как различно учение сих еретических евангелий от подлинных, приведем из Епифания несколько слов из последнего: Господь открыл мне, говорит здесь некто, какия слова должна произносишь душа, когда она восходит на небо и как должна отвечать каждой силе небесной. Именно: я узнала себя и собралась в себя отвсюду; я не рождала детей князю мира, но истребляла корни его; я собрала свои расточенные члены и знаю, кто ты: ибо я от вышних. - Так говорить, замечает Епифаний, имеет право, по мнению гностиков, душа только такого человека, который действительно не имел в жизни детей; имевший же не допускается на небо дотоле, доколе не предстанут с ним и его дети. 4) Евангелие Матфия; 5) Евангелие Св. Фомы - у Манихеев; 6) Евангелие Варфоломея; 7) Евангелие Иуды Искариотского у Каинитов, которые, по свидетельству Епифания и Феодорита, почитали Иуду, как подражателя Каинова; 8, 9 , 10) Евангелия Фаддея, Варнавы, Андрея. Все известны только по имени, как и указываются у некоторых из отцев церкви. К апокрифическим же евангелиям надлежит отнести 1) историю рождения или младенчества Господа нашего Иисуса Христа, где напр., говорится, как Господь учился у Иосифа читать. Когда Иосиф произнес первую литеру альфу, Иисус повторил ее; когда Иосиф произнес и следующую виту; то Иисус его остановил: скажи мне, сказал он, что значит альфа и тогда я произнесу виту; 2) историю о рождении Девы Марии и повивальной бабке, (бесстудная); 3) книгу о рождении Девы Марии, которую выдавал еретик Селевк за произведение св. Матфея. Ее содержание: Дева Мария родилась в Назарете: отца ее звали Иоакимом, а мать Анной. Они разделили все свое имение на три части, назначая одну для храма и левитов, другую для бедных и странников, третью для своих нужд; не имея долго детей, дали Богу обет посвятить Ему свое дитя, если родится мальчик. Однажды в праздник кущей Несахар первосвященник отверг жертву Иоакима, потому что он не имел детей. Иоаким в смущении удалился к пастырям; здесь ему явился ангел и возвестил от Бога, что Анна будет иметь дочь, которая даст Спасителя миру. Тот же ангел явился Анне и сказал ей, что она будет иметь дочь, которая после трехлетнего воспитания в отеческом доме будет жить при храме. Иоаким и Анна возвратились после сего в Иерусалим, Анна зачала и родила дочь, которую по истечении трех лет и принесла в храм. Младенец имел каждый день видения и обращался каждодневно с Ангелами. Но далее четырнадцатилетнего возраста девиц при храме не держали: Марии же хотелось здесь еще остаться и она объявила, что дает обет девства. Великий Первосвященник, недоумевая, как поступить с просьбой девы, собирает собрание; решено вопросить Бога; глас от очистилища ответствовал словами Исаии: изыдет жезл Иессеев и цвет от корене его взыдет. За сим дано было повеление принести всем членам фамилии Давидовой по жезлу к жертвеннику с тем, чтобы чей жезл процветет и на кого сойдет Дух Божий в виде голубя, тому отдать и деву. Когда все принесли жезлы; один Иосиф престарелый не принес своего и ни один из принесенных не процвел. Первосвященник опять вопросил Бога и получил ответ, что тот, кто должен получить деву, не представлял своего жезла. Таким образом Иосиф был узнан и когда представил свой жезл, голубь слетел с неба на его голову. Он взял за себя Марию и возвратил ее к родителям ее в Галилею. Там явился ей ангел; она смутилась, но не от видения, поскольку привыкла уже видеть у себя ангелов, а от его слов: ангел сказывает ей, что она будет иметь сына. В заключение говорится, что потом Иосиф, увидев ее, нашел, что она беременна. Некоторые думают, что это сочинение есть подлинное Матфеево, только искажено.

Так же, как для дополнения евангельской истории были составляемы различными лицами новые евангелия, и для дополнения истории апостольской были писаны новые различные деяния. Первое место между сими заслуживает: 1. Деяния Павла и Феклы. Писатель оных некто священник из Азии, ученик ап. Павла, будто бы склоненный к вымышлению рассказываемых в сей книге происшествий, любовью к своему учителю и апостолом, управлявшим тогда Азией (по Тертуллиану), Иоанном Богословом (по Иринею). Впрочем сочинитель был за сие низведен со степени священства. Ныне известная книга деяний Павла и Феклы не так полна, какой нашел ее Тертуллиан, и конечно переделана из древней; напр. недостает в ней истории о льве крещенном и о женщинах, которые крестили; рассказывается только, что Павел в Иконии обратил одну девицу, именам Феклу; убедил отказаться от того, кому она была обещана в супружество, и дать обет девства; за это девица своим женихом была обвинена и осуждена на съедение зверям, от чего после чудесно избавлена. Одни к сему присовокупляют, что она умерла, от другой казни; а другие, что она всегда была избавляема сперва от огня, потом и от волов, к которым была привязана. О сей Фекле упоминают весьма многие Отцы Церкви.

Далее, приписывали Петру, кроме евангелия, еще четыре сочинения: Деяния, Проповедь, Апокалипсис, Суд; также учение Петра, или апостолов. У Манихеев были деяния Св. Павла, где апостолы говорят, что души людей и животных одного свойства, и те же апостолы творят чудеса, заставляя говорить собак и овец.

Известны еще деяния Св. Андрея (у Енкратитов, Апостоликов и Оригенистов); деяния Св. Иоанна (у Енкратитов); деяния Св. Филиппа и Фомы (у Апостоликов); деяния апостолов вообще (у Евионеев); восхищение или вознесение Св. Павла (у Каионитов - гностическое сочинение); памятные записки апостолов (составленные прискиллианистами); описание путешествий апостольских; книги о смерти и успении Богоматери, приписываемые Св. Иоанну; послания Иисуса Христа к Петру, в которых предлагаются наставления апостолам, как творить чудеса.

Наконец есть подложные апокалипсисы Св. Петра, Св. Павла, Св. Фомы, Св. Стефана.

Показав сочинения, какие в древности приписываемы были кому-либо из апостолов в особенности, должно упомянуть и о таких произведениях, которые приписываются целому обществу апостолов; это суть: символ апостольский и правила апостольские.

Под именем символа апостольского разумеют сокращенное изложение существенных членов веры, составленное будто бы от слова до слова самими апостолами. Не отрицая того, что члены веры, в оном излагаемые, действительно были преподаваемы апостолами в свое время верующим, можно сомневаться в том, чтобы им принадлежала и самая буква оного символа.

К сему подают повод:

1) Молчание о сем Св. Луки, который, упоминая о соборе апостольском, на котором поставлены были правила касательно соблюдения обрядового закона Моисеева, конечно упомянул бы в своей книге о том соборе, на котором, по уверению Руфина, они составили этот символ - как о событии, гораздо важнейшем.

2) Молчание о сем событии древних отцев церкви до пятого века, в котором первый, и один, Руфин о том свидетельствует, замечая впрочем, что так передают предки: tradunt majores nostri.

3) Если был дан апостолами церкви таковой символ, то для чего его не употребляли в своих прениях с еретиками отцы церкви первых трех веков, тогда как всеми силами старались доказывать, что учение, содержащееся в символе веры, есть учение истинно апостольское? Не легче ли было бы православным доказать одним разом истинность своего учения, утвердив однажды навсегда подлинность происхождения сего символа от Божественных апостолов, нежели брать каждый член веры в отдельности и о каждом в особенности из снесения преданий и учения каждой церкви, апостолами основанной, доказывать, что он имеет происхождение от апостолов? К чему бы тогда напр. было Иринею доказывать происхождение своего учения от апостолов таким образом, что он принял его от Поликарпа, а Поликарп был ученик Иоанна Богослова, если бы у него был под руками непреложный свидетель их учения - их символ? Когда притом еретики скорее могли отрицать оное предание апостольского учения чрез Поликарпа, нежели составление символа как дела публичного, открытого?

4) В противность происхождению от апостолов одного символа, принимаемого римской церковью, находим в древних церквах и у древних Отцев церкви различные не по содержанию, но по внешнему виду символы, чего не могло бы быть из одного благоговения к каждому слову богодухновенных составителей символа, если бы только он существовал. Во II и III вв. столько же было символов, сколько писателей: даже у одного и того же писателя в различных местах сочинений его встречаются различные символы; так у Иринея два, у Тертуллиана три. Напрасно сему противополагают, что только в римской церкви символ апостольский сохранился в своей чистоте и целости: различие и множественность символов заметно и между писателями церкви римской, у Иринея, Тертуллиана.

5) Два или три члена сего символа, который выдается за апостольский, как известно, до конца третьего или даже четвертого столетия совсем в нем и не находились. Сам Руфин пишет, что члена о сошествии Иисуса Христа во ад не было ни в символе римской церкви (апостольском), ни в символе восточном, и что вместо оного в сем последнем читалось о погребении Иисуса Христа, что и принимает Руфин за одно, или за изъяснение того. То же замечают о члене касательно общения святых. Не было во многих символах члена о жизни вечной, а может быть и в символе римском, как заключают из слов Иеронима: в символе веры и упования нашего по исповедании Троицы и единства церкви вся тайна учения христианского заключается воскресением плоти - (Epistol. 61).

6) Наконец, все, приводимые в защищение апостольского происхождения оного символа римской церкви, места из отцев церкви оного решительно не доказывают а) слова Тертуллиана: 1) Regula fidei una omnino est; sola immobilis et irreformabilis, credeudi sic licet in unum Deum omnipotentem, mundi conditorem et in Filium Ejus I. Christum et cet. (Ex lib. de veland. virginib). Но здесь ни слова о происхождении сей regulae fidei от апостолов! - 2) Superest ergo, ut demonstremus, an nostra doctrina, cujus regulam supra edidimus de Apostolorum traditione censeatur, et ex hoc ipso, an cetera de mendacio veniant? (Lib. de Praescriptionib. Cap. 31). Что же здесь? Тертуллиан хочет поверять свое учение не с символом, а преданием апостольским, и очевидно сему, а не оному дает предпочтение, и чье то правило веры, или символ, не говорит.

8. Слова св. Амвросия (Lib. 1 Epis. 7 ad Siricium Pontif. Max.); credatur symbolo Apostolorum, quod ecclesia Romana intemeratum semper custodit et servat. Вот сильнейшее из всех защащищений апостольского символа! Но и здесь разве нельзя разуметь наименование символа апостольским в знаменовании происхождения от апостолов только учения в нем содержащегося, а не слов? По крайней мере это темно и требует сильнейшего подтверждения, но его нигде нет. У Целестина 1 говорится тоже: Symbolum ab Apostolis traditum (iu Epist. ad Nestor.) - и только. У Луцифера Кларешанского (Lib. 2. advers. Constant. Imperator.): forma disciplinae et regula fidei, per apostolos tradita. Нет и здесь решительного доказательства в пользу католиков. Одного Руфина объяснение сих слов в смысле буквального происхождения символа римской церкви от апостолов слишком поздне и неудостоверительно.

Итак символ апостольский пусть будет апостольским, но в том же смысле, как и другие, в древности писанные кем-либо из православных верующих.

Книга постановлений апостольских будет подлежать дальнейшему рассмотрению.

Следует сказать о памятниках учения мужей апостольских. Сюда относятся:

1) Послание Варнавы. О подлинности его происхождения от Варнавы не сомневались Климент Александрийский и Ориген; Евсевий полагает его в числе апокрифических, но не по неизвестности происхождения, а по его достоинству, которое не дает ему права стоять между каноническими книгами Нового Завета. У Евсевия три класса апокрифических книг: первый, к которому относятся такие сочинения, которые одними были отвергаемы, а другими принимаемы за канонические; второй, к которому принадлежат сочинения, никем не признаваемые за канонические, но не еретиками однако же писанные, которые принадлежат к третьему классу апокрифических. Послание Варнавы должно состоять по сему разделению в первом или по крайней мере во втором классе. Замечают в сем послании много недостойного св. Варнавы; вероятно ли, говорят, чтобы муж, исполненный Духа Святого и сотрудник св. Павла был виновником таких вещей, какия есть в сей книге, как то: вынужденные аллегории, необыкновенные и чуждые здравого смысла изъяснения Писания, басни о животных и множество других подобных мечтаний, составляющих первую часть сей книги? Но заставило ли это Климента, Оригена, Евсевия искать другого писателя сего послания? Будучи ближе нас ко временам апостолов, имея перед собой книги, писанные их учениками, которые для нас более не существуют, они лучше могли знать и слог и образ сочинения апостолов, их сотрудников и учеников. Итак, если они нашли тогда, что сии аллегории, сии мистические изъяснения, находящиеся в послании Варнавы, могли принадлежать ему, то какое право имеем мы ныне утверждать, что они не могут ему принадлежать. Надобно худо знать дух Иудеев и первых христиан, выросших и воспитанных в синагогах, чтобы почитать несвойственными такие мысли; напротив - это составляло их характер, они учились у Иудеев все Писание превращать в аллегорию и делать замечания на свойства животных, которые воспрещено есть законом Моисеевым. Послание Климента к коринфянам, столь знаменитое в древности, и книга Климента Александрийского στρώματα наполнены такого рода аллегориями и образами. Аллегория крови Иисуса Христа, изображаемой красной веревкой Раавы у Климента Римского, не менее издалека заимствована, как и аллегории Варнавы. Наконец, автор сего послания слишком порочными, по-видимому, представляет апостолов до их обращения: super omne peccatum peccatores... Но изъясняйте cиe из духа смирения писателя и будете иметь такой смысл сих слов, от которого не откажется ни один праведник.

2. Послания Климента к Коринфянам. Первое - подлинное; второго отрывок древний, но не одного с предыдущим достоинства. Постановления апостольские (Constitutiones Apostolicae), сочинение древнее, после дополненное некоторыми заблуждениями и измененное, Клименту, не принадлежит, хотя и приписывает себя Клименту.

Recognitionum libri X, известная под именем S. Clementis acta, historia, chronica - сочинения подложные.

3. Послания Игнатия Богоносца. Ревностный пастырь церкви антиохийской уже веден был в Рим на снедение зверям: на пути занятый состоянием церквей, которые мимоходом посещал, пишет три послания из Смирны к церкви Ефесской, к Магнисиянам, к Траллианам и предпосылает свою просьбу к церкви римской не лишить его ревностью своих молитв венца мученического; дошед до Троады, посылает отсюда еще письмо к Филадельфийцам, к церкви Смирнской и в особенности к епископу ее Поликарпу, поручая ему свою антиохийскую церковь. Св. Поликарп вскоре по кончине его собрал все сии послания и с собственным препроводил к христианам филипийским. О сих посланиях Игнатия свидетельствуют Евсевий, Иероним, отчасти Ириней, Ориген.

Св. Игнатий в послании к Смирнянам опровергает заблуждение тех, которые отрицали, что Иисус Христос был истинный человек, имел подлинную плоть и действительно страдал. Он говорит, что сии еретики не радели о бедных и вдовах, и отделялись от общих молитв с церковью и евхаристии, потому что не верили, чтобы в ней предлагалось истинное тело Иисуса Христа, который за нас был пригвожден ко кресту и потом воскрес. Убеждает смирнян убегать разделений, как источника всех зол, повиноваться своему епископу, почитать священников и диаконов и ничего не делать без соизволения своего епископа, не позволяя даже и крестить и совершать христианские вечери (άγάπη) без него.

В послании к св. Поликарпу дает превосходные советы, убеждает сохранять единение в своей церкви, непрестанно бдеть о своем стаде и подавать приличное врачевание в болезнях своих овец, обходиться с порочными с любовью и кротостью, молиться Богу непрестанно и просить от Него Его благодати, трудиться непрестанно, как достоит подвижнику Иисуса Христа, Который, быв невидим и бесстрастен, стал для нас видимым и смертным. Внушает попечение о вдовах, а сим покорность епископу; супругам взаимное угождение, любовь и чистоту; все браки совершать с соизволения епископа, дабы были по Богу, а не по страсти. Наконец убеждает всех верных повиноваться епископу, священникам и диаконам и трудиться в деле своего спасения.

В послании к Ефесеям свидетельствует свою радость о том, что видел Онисима, их епископа, увещевает жить свято, быть покорными своему епископу и пресвитерам и жить всегда в единении, объявляя, что те, которые отделяются от епископа и не находятся при общих молитвах христиан, коими распоряжается епископ, бывают вне церкви и лишаются хлеба небесного. Потом увещевает их убегать ереси, удаляться еретиков и верить, что Иисус Христос есть Бог и стал плотью, и как Бог - бесстрастен, но как человек страданию подвержен. Наконец, восхвалив их за благочестие, увещевает их молиться Богу за весь мир, чаще собираться на общие молитвы и блюсти ненарушимо веру. (Он говорить здесь, что князь мира, т. е. диавол не знал ни о девстве Марии, ни о ее рождении, ни о смерти Спасителя).

В послании к Магнесианам, после увещания повиноваться епископу, без него ничего не совершать и жить в единении, поучает не увлекаться суетными мнениями, не жить по иудейски, но по христиански, верить в Иисуса Христа, что он есть Слово Божие, Которое не из состояния молчания вышло (когда нам явилось), но послано от Бога Отца и есть единственная наша надежда. Наконец, поручает себя их молитвам.

В посланиях к Филадельфийцам и Траллианам, после изъявления радости о их единении между собой и общих наставлений удаляться разделений, в первом опровергает тех, которые ничему не хотели верить кроме того, что написано в Ветхом Завете, и говорит, что Евангелие есть совершение того, что прообразовано в Ветхом; а в другом предлагает некоторые догматы учения христианского, именно, что Иисус Христос родился от Марии, был истинно человек, пострадал и умер действительно, а не призрачно, как некоторые еретики говорили.

Наконец в послании к Римлянам изъявляет сильное желание мученичества и просит их не отнимать у него сего славного венца препятствованием быть ему отданным на растерзание зверям.

Все эти послания исполнены спасительных правил и полезнейших наставлений, достойны христианина, епископа и мученика и все отличаются помазанием и благочестием. Нельзя читать их, не замечая повсюду, что сей святитель был воодушевляем ревностью по душам совершенно Божественной, повиновением закону Иисуса Христа и хранением Его учения самым строгим. Во всех словах его проявляется любовь к Иисусу Христу, любовь к своим братиям, привязанность к учению церкви и ревность о мире ее.

4. Из посланий св. Поликарпа епископа Смирнского, ученика Иоанна Богослова, сохранилось одно, при котором он препровождает послания Игнатия Богоносца к Филиппийцам, прося их сам в свою очередь доставить подробнейшие сведения о кончине сего святителя, если какие имеют. Сие послание исполнено советов, правил и увещаний, заимствованных из св. Писания, написано с большой ясностью и простотой.

5. К апостольским мужам по времени и наставлению принадлежит еще Папий, епископ Иерапольский (между Фригией и Лидией, близ Лаодикии), ученик св. Иоанна (по Иринею и Иерониму). Он написал пять книг под названием: Изъяснение речей Господних (λογίων Κυριακάν έξήγησις), из которых ныне сохранились только некоторые отрывки у древних, и новых писателей. Это был тот самый Папий, который дал начало мнению древности о временном царстве Иисуса Христа (это мнение принимали Варнава, Иустин, Афинагор, Ириней, Климент, Тертуллиан, Лактанций), которое, как предполагали, должно было начаться на земле за тысячу лет до суда, когда все избранные по воскресении своем соберутся в Иерусалим для наслаждения всевозможными благами чрез целое тысячелетие. Из собственного о себе свидетельства Папия, что он, стараясь собирать точнейшие сведения об учении Иисуса Христа, спрашивал обращавшихся со старейшими (учителями): чему учил Андрей, чему Петр, чему Филипп, Фома, Иаков, Матфей, чему прочие Господни ученики учили; что проповедывали Аристион, Иоанн пресвитер - ученики Господа, - Евсевий заключает, что Папий был учеником не Иоанна Богослова, как свидетельствуют Ириней и Иероним, но Иоанна пресвитера. Если из того, что здесь упоминается о двух Иоаннах, выводит, что Папий не был учеником первого, такое же право имеет всякий сказать, что он не был учеником последнего. Суждение о нем дает Евсевий такое: этот писатель в своих сочинениях выдает под названием преданий некоторые странные притчи и проповеди Спасителя и баснословнейшие сказания: между прочим говорит, что после воскресения тел будет тысяча лет телесного на земле царствования Иисуса Христа: что я думаю, пишет Евсевий, он принял за апостольское учение, не поняв того, что у них говорится в таинственном смысле и под образами (έν ύποδείγμασι). Ибо он очень не далек был умом, как свидетельствуют его писания: οφόδρα γάρ τοι σμικρός ών τού νού, ώς άν έκ τών αύτέ λόγων τεκμαιρομένου είπείν φαίνεται (Eccl. Histor. lib. III, XXX, IX).

6. Квадрата, ученика Иоанна Богослова, провидца и мученика, апология, ныне затерянная.

Из памятников учения времен апостольских, более или менее оспариваемых в рассуждении их происхождения от тех писателей, которых имя они носят, стоят примечания:

1. Три книги Ермы: книга видений, книга заповедей, книга притчей. Евсевий пишет о них: надобно знать, что об этом сочинении у некоторых был спор, почему оно не полагается между признанными за достоверные книгами (όμολουομένοιζ). Но другие считают оное весьма нужным, особенно для первоначального наставления. От чего, как мы знаем, и в церквах оно публично читается, и некоторые из древнейших писателей, как помнится, (κατείληφα) им пользовались (lib. III, с. 3).

2. Сочинения Дионисия Ареопагита. О небесной и церковкой иерархии, о именах Божиих, о таинственной Богословии и девять писем.

Возражения против подлинности сих сочинений:

1. О сочинениях Дионисия Ареопагита молчат писатели первых четырех веков христианства. В первый раз приводится еретиками Северианами на соборе, бывшем в 533 г. и отцами отвергнуты.

Ответ. Молчание древних писателей изъясняют 1) тем, что не все могли иметь под руками эти книги; 2) для опровержения еретиков, когда бы можно было упомянуть и о древних сочинениях сего отца, более приводили свидетельства Св. Писания и определения соборов. 3) Что умолчали о них Евсевий и Иероним в своих переписях сочинений церковных писателей, изъясняют тем, что первый опускает сочинения некоторых и других писателей, напр. Афинагора; а второй, как сам свидетельствует, более пользовался в сем своем сочинении трудами и разысканиями Евсевия. Притом сам Дионисий в своем сочинении о церковной иерархии просит Тимофея, чтобы он его сочинений не давал во всеобщее употребление. 4) Что еретики первые стали указывать на сии сочинения, - их подлинности не препятствует, напротив кажется доказывает уважение церковью желания писателя сохранять их втайне. Отцы собора отвергли потому, что не имели чем на первый раз лучше решить лжеучение своих противников; а после, пристальнее рассмотрев сочинения Ареопагита, церковь не нашед ничего в них здравому учению Христа противного, предала их и для всеобщего употребления. С сего времени не упоминают о них Анастасий Синаит, Григорий Великий, второй Никейский собор, Максим, писавший на них свои примечания. Кажется и древнейшие на них указывают: Григорий Назианзен, когда изъясняя, что троекратное повторение святый, означает равенство достоинства Божества лиц Св. Троицы, присовокупляет: как некто прежде нас прекрасно и высоко любомудрствовал. Эта мысль действительно есть в сочинения Дионисия. Еще: Климент Александрийский, по-видимому, заимствует из Дионисия свое приравнение якорю, более нас к себе влекущему, нежели нами привлекаемому, человека к Богу возносящегося. Это сравнение встречается у Дионисия в книге о именах Божиих. Никифор Каллист пишет, что Ювеналий по требованию императора Маркиана и императрицы Пульхерии дал им сказание о кончине Богородицы из сочинений сего Дионисия, как предание церкви.

Возр. 2. Слог напряжен, далек от простоты слога писателей первых веков христианства.

Отв. И в Св. Писании не везде слог один. Слог зависит от предмета и от характера и образования писателей. Мнимая напряженность соответствует высокости предметов, которыми в своих сочинениях занимается Дионисий. Фотий называет его напротив великим в слове, но еще большим в созерцании: magnus sermone, major contemplatione. Кроме того к сей напряженности, некоторой мрачности его сочинений способствовало его упражнение в философии платонической.

Возр. 3. Писатель, выдающий себя за Дионисия, посылает одну свою книгу Тимофею, ученику Павлову, и приводят слова Игнатия Богоносца, который умер и писал после смерти Тимофея.

Отв. Изъясняют тем, что слова Игнатия внесены в это сочинение после кем-либо другим. Это доказывают и сами слова внесенные, которые вместе с предшествующим пунктом нельзя принимать за подлинные слова Дионисия. Дело идет до различия слов έρως и άγάπη. Дионисий доказывает, что άγάπη прилично приписывать Божеству. К сему вдруг присовокупляется: но некоторым из наших изъяснителей Писания казалось, что έρως Божественнее, нежели άγάπη: как будто в доказательство приводятся известные слова Игнатия: любовь моя распялась и нет во мне страсти ни к чему земному. Очевидно любовь означает здесь привязанность к себе и миру не чистую.

III. Изложение апостольского учения

При изложении учения церкви апостольской мы имеем в виду один источник, из которого должны оное почерпать: подлинные произведения апостолов: поскольку прочие памятники учения времен апостольских или содержат в себе одни заблуждения сих времен, или все состоят в изложении того, что содержится в оных подлинных произведениях апостолов. Но и из сих только книга Деяний и их послания могут нам свидетельствовать об учении апостолов. Евангелия могут служить к сему разве только в том отношении, что своей множественностью показывают, сколь важное место в учении апостолов занимало изложение подробнейших, точнейших сведений о жизни и учении Иисуса Христа. Из оных же сочинений книга Деяний представляет опыты первоначального учения апостолов, как в отношении их к собственному служению, так и в отношении к тем, которым оное преподавали. Ибо здесь можно видеть во-первых, чем они начали свою проповедь в Иерусалиме, во-вторых, какие первоначальные истины учения Христова они сообщали и другим народам, кроме Иудеев. Послания их суть уже вторичные их наставления; поскольку все писаны к христианам. Там они повторяют и изъясняют то, что проповедывал о Себе Иисус и чего прежде всего Он требовал от своих последователей.

Стоит обратить внимание на первые две беседы ап. Петра в Иерусалиме (Деян. 2:14-36 и 3:12-26) и две апостольские беседы Павла (Деян. 13:16-41 и 17:22-31). Это суть не что иное, как обширнейшее изложение первой краткой проповеди Иисуса Христа, приводимой св. Марком: исполнися время и приближися царствие Божие: покайтеся и веруйте во Евангелие (1:15). За сим апостолы изъясняли и все то, что слышали от своего Наставника и что внушал им Дух Святый. Опытов таковых дальнейших наставлений в учении христианском или полного изложения их образа учения мы не имеем. Послания главным образом содержат в себе изъяснение только некоторых истин проповедуемого ими учения; о многом говорится только мимоходом; многое должно выводить по заключению.

Оставляя в настоящем изложении учения апостолов то, что известно, как собственное учение Иисуса Христа, постараемся кратко показать то, что изложили они и передали христианам в изъяснение и дополнение оного учения.

Главным предметом учения Иисуса Христа было 1) то, что Он есть Мессия, Который пришел Своей смертью спасти мир и 2) что если кто хочет быть участником сего спасения, тот должен иметь веру в Спасителя.

Приложение оного смотрения спасения к церкви вообще и в частности к каждой душе верующей, равно устроение новой жизни по вере, изображенные Иисусом Христом только загадочно в притчах, предоставлено было изъяснению апостолов.

Апостолы изъясняют смотрение спасения в отношении к церкви: они учат, 1) что смертью Мессии разрешается состояние ее под пестунством закона, что закон заповедей теряет силу - Христос ны искупил есть от клятвы законныя (Гал. 3:13), и закон обрядовый со всеми своими учреждениями упраздняется, поскольку Иисус Христос, единожды принесши Себя в жертву за грехи мира, стал во веки ходатаем нашим к Богу; и так тень не нужна, когда явилось самое тело (Кол. 2:17); пременяему священству по нужди и закону пременение бывает. Наступает царство благодати и истины. Иисус Христос указал Иудеям на сие состояние только краткими намеками: аще сын вы свободит, воистину свободни будете (Иоан. 8:36); и касательно закона обрядового: не хорошо приставлять заплату новую к ризе ветхой (Мат. 9:16). 2. Что в царство Мессии призываются все народы, уничтожается различие между обрезанием и необрезанием; в Иисусе Христе несть Еллин, ни Иудей, ни обрезание, ни необрезание, варвар и скиф, раб и свободь, и хотя народ иудейский на время отделяется от тела церкви, но некогда паки привлечется: Иисус Христос говорил : ины овцы имам, яже не суть от двора сего, и тыя ми подобает привести, и будет едино стадо и един пастырь (Иоан. 9:16).

Апостолы изъясняют смотрение спасения в отношении к каждой душе верующей; здесь они изображают 1) всю бедственность ее состояния вне благодати; показывают растление всех сил человека; их совершенную неспособность к добру; непрестанное стремление ко злу. Иисус Христос для несовершенного ума своих слушателей не иначе мог раскрыть сие, как под образами сына блудного и человека, ограбленного разбойниками. 2) Обновление ее силой благодати: ей прощаются грехи не от дел ее праведных, но по вере в заслуги Иисуса Христа сообщается правда и освящение; Дух Божий действует и еже хотети и еже деяти о благоволении (Фил. 2:13); она становится храмом Божиим. У Иисуса Христа несколько означается такое состояние обновленного человека в беседе с Никодимом, но глубоко-таинственно: рожденное от плоти плоть есть, и рожденное от духа дух есть (Иоан. 3:6).

Наконец апостолы занимаются и устроением сообразной с столь высоким достоинством возрожденных деятельности, приспособляя общий закон любви, данный Иисусом Христом, ко всем их отношениям и состояниям и извлекая отсюда особые обязанности для пастырей и паствы, родителей и детей, господ и рабов, завещевая всем воздавать должное, никогда не давать злу побеждать себя, но побеждать зло добром и всегда помышлять о том, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что составляет добродетель и похвалу (Филип. 4:8).

IV. Обзор преподавания оного в церкви апостольской

Чтобы иметь полное понятие о состоянии учения в церкви апостольской, надлежит еще обратить внимание на образ его сообщения.

Образ сообщения изменялся по тому, с кем имели дело апостолы, с неверующими ли еще Иудеями и язычниками, или с верующими сынами церкви, или со вносящими свои заблуждения в церковь. Рассмотрим каждый в подробности.

а) образ преподавания оного неверующим Иудеям и язычникам

Апостолы были посланы в мир с семенем слова Божия: но прежде нежели могли ввергать в землю семена свои, они должны были очистить поле от множества былия, камней, тростия и разбить, разрыть ожестевшую его поверхность. Жатвы на полях, возделанных руками пророков, были сняты еще во времена Иисуса Христа: Аз послах вы жати, идеже вы не трудистеся, инии трудишася, и вы в труд их внидосте (Иоан. 4:38). Те, которые, подобно Симеону, чисто сохраняя веру в обещания Божественные, со дня на день чаяли утехи Израилевы, когда Он обходил грады и веси Иудеи, Самарии, Галилеи и обон пол Иордана, - имели случай Его видеть, слышать, в Него уверовать, к Нему прилепиться, от Него принять надежду откровения Его царства. Но сих было немного, и не к сим только были посланы проповедники Христовы. Они должны были возвещать свое учение о Боге народу уже Богоубийственному или народам, заблуждающимся в многобожии. Итак предлежал им там и здесь труд - разрушить наперед все препятствия, которые могли остановить первые начала христианства.

Но очевидно, что нельзя было сего достигнуть одними и теми же средствами там и здесь - между Иудеями и язычниками. Надлежало направлять силы и оружие истины против свойственных тем и другим заблуждений. Не для всех болезней одно врачевство. Проповедники Христовы то знали очень ясно и никогда слово их не посылаемо было на землю напрасно.

Обращаясь к братиям своим и сродникам по плоти, они с сожалением видели, что все ослепление их и их бедствия зависят от той неправильной мысли, какую они составили себе о Мессии и Его царстве: вместо того, чтобы ожидать себе в лице Его не только царя, пророка, но и первосвященника, они привязались мечтой ко славе Его царственного служения, которую понимали также слишком чувственно; не отвергая служения пророческого (Иоан. 6:14), совсем забыли о Его служении первосвященническом, которое долженствовало соединить проявление двух первых и без которого ни ему, ни руководствуемым им нельзя достигнуть престола славы. Отсюда происходило то, что, не помышляя о необходимости усвоения себе всемирного очищения жертвой Мессии, как единственного права на участвование во всех благах, принесенных Им всему роду человеческому, они с гордостью думали, что одно происхождение их от высокого рода Авраамова и наружное соблюдение закона могут и должны отверзать им путь к оным. Таким образом уважение ко всем вещам священным, ко всем обрядам богослужения, ко всем обязанностям, относившимся до храма, было строго соблюдаемо, и еще строже требовалось, как необходимое условие праведности пред Богом, как существенное исполнение закона, суд же, милость и вера были оставляемы; с усилием наружного благоговения охладевало внутреннее, истинное и к истинным предметам направленное. Довольно было одного имени Иудея, чтобы на законе только почивать своей беспечностью и Богом только хвалиться, а не бояться Его: се ты Иудей именуешися и почиваеши на законе, и хвалишися о Бозе (Рим. 2:17). Довольным казалось только разуметь волю Бога и рассуждать лучшая, научаясь от закона, чтобы почитать себя вождем слепых, светом для сущих во тьме. Но на самом деле проповедующий не красть, крал, учивший не прелюбы творити, прелюбодействовал, гнушаться идолов - святотатствовал (ст. 18-22). Вот в каком состоянии видели своих соотечественников Божественные апостолы, как описывает сам один из них.

Как же было приступить им к таким людям с своим новым учением, которое со всеми оными мыслями было противоположно? С чего начать свое слово? Надобно было указать истинного Мессию. Чем же доказать Его истинность? Тем, что еще имело некоторое действие на их религиозное чувство и что сильнее поражало их внешние чувства. И вот апостолы, как мы видели, в первых беседах к Иудеям, первым долгом своим поставляют доказать Иудеям, что Иисус есть Христос, или Мессия, что сие достоинство Его доказывается 1) исполнением на Нем всего предсказанного пророками о Мессии и всех обетований, данных их отцам и 2) множеством благотворных чудес, Им совершенных. Это главный пункт первоначального учения апостолов Иудеям. Рассмотрите речи ап. Петра в день пятидесятницы (Деян. 2:14-36), по исцелении хромого (3:12-26) и в доме прозелита иудейского Корнилия (10:34-43) и речь ап. Павла в Антиохии Писидийской (13:16-41 ), - везде найдете раскрытие этих мыслей в большей или меньшей обширности.

Но вся ясность исполнения пророчественных указаний над Иисусом затмевалась мрачной картиной страданий и смерти Мессии. Какого же было ожидать искупления от Того, Кто сам, быв продан за цену раба, на кресте кончил бедственный живот свой? Это было Иудеям соблазн. Апостолы то предвидели, и сами внутренно уверенные, что в сем мраке судьбы Иисуса совершились воистину судьбы Божественные, старались доказать и соблазняющимся крестом Христовым, 1) что это совершилось не случайно, что это не значит того, будто Провидение в сем Страдальце принимало участия не более, как и во всяком другом, что напротив все произошло по точному предопределению и предведению Божию (Деян. 2:23; 3:18; 13:27, 29); что Его страдания и смерть были необходимы. Впрочем, чтобы таким образом вину смерти Мессии, Которого кровь, несмотря на то, что была пролита за спасение мира, не могла не отмститься на убийцах Его и детях их, не сложить на одного Бога, они замечают, что хотя это совершилось и по точному определению и предведению Божию, но Он был предан; Его вы, взяв, убили, говорили апостолы Иудеям, руки беззаконных, а не руки Божии пригвождали Его ко кресту (2:23); вы от святого и праведного отреклись и просили даровать вам убийцу (3:14); когда же исполнили все, написанное о Нем: то, сняв с древа, положили Его во гроб (13:29). Не довольствуясь сим, апостолы представляли, 2) что все бесчестие страданий и поносной смерти Иисуса Христа вознаграждается славой Его воскресения; Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти (2:24). Это было верх победы Иисуса Христа и верх торжества апостолов, главное основание их учения, предмет сильнейших их уверений. Апостолы с великой силой свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса (4:33), замечает Лука. Но вместе это было и труднейшим пунктом в их учении: в доказательство оного они ничего не имели более представить кроме собственного свидетельства; почему, стараясь усилить его, повторяли оное как можно чаще: сего Иисуса воскреси Бог, ему же вси мы есмы свидетели (3:15); изъясняя все частные обстоятельства явлений им Воскресшего, Апостол говорит: сего Бог воскреси в третий день и даде ему явленну быти, не всем людем, но нам свидетелем преднареченным от Бога, иже с ним ядохом и пихом, по воскресении его от мертвых (10:40, 41): Бог же воскреси Его от мертвых, иже являшеся во дни многи совосшедшим с ним от Галилеи во Иерусалим, иже ныне суть свидетели его к людем (13:30, 31). Наконец, в подкрепление того указывали на необыкновенные дары, полученные ими в день пятидесятницы, и все чудеса, совершающиеся их руками, которые все служили знаком силы Воскресшего, Коего проповедывали. Это он десницею Божиею вознесенный, и обетование Святаго Духа прием от Отца, излия сие, еже вы ныне видите и слышите (2:33). Мужи Израильтяне! что чудитеся о сем? или на ны что взираете, яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити? Бог Авраамов и Исааков и Иаковль, Бог отец наших прослави отрока своего Иисуса... и о вере имене Его Сего, его же видите и знаете, утверди имя Его (3:12, 13, 16).

Таким образом мнимое противоречие судьбы Иисуса, свидетельствуя о Нем как о Мессии, приводило апостолов к новому и сильнейшему оного подтверждению. Но утверждая явление Мессии и призывая к Нему всех (13:40, 41), они старались в тоже время показать, что несть иного имени под небесем, данного в человецех, о нем же подобает спастися нам (4:12), что оставление грехов, в которых каждый должен сознаться, только чрез Него может быть (13:33); ни дела закона, ни очищения, ни освящения обрядовые не оправдывают, а только одна вера: и от всех, от них же не возмогосте в законе Моисеов оправдатися, о сем всяк веруяй оправдается (39).

Итак, вот каким образом апостолы действовали при первых своих беседах с Иудеями, опровергали их заблуждения и утверждали в душах их первые начала истинной Божественной религии. Они излагали здесь главным образом учение о Мессии; но, чтобы не ослепить вдруг очи начинающих прозирать, свет его Божества, как кажется, открывали им не вдруг; проповедывали оправдание от веры, но отношение сего учения к деятельности законной предоставляли дальнейшему наставлению: слишком раннее освобождение могло повредить не укрепившимся силам. Так мудро соразмеряли они свое учение с силами своих слушателей!

Обращаясь к язычникам, апостолы видели, что, несмотря на множества богов, которым они поклонялись, не знали однако же они истинного Бога; что их божества суть не что иное, как воплощенные образы сил, совершенств и действий Высочайшего Духа, которых, не умея совокупить в одном общем представлении и вообразить во всей их чистоте раздробили на множество чувственных, себе подобных, только высшей степенью могущества в своем роде отличающихся существ: что имея пред глазами своими такие образы, они невольно привыкали смотреть на порок, как на добродетель, не считали нужным полагать пределов никаким страстям: ибо чем буйнее и неистовее выражались они, тем более приближались к нелепому своему идеалу; дошедши до бесчувствия, они предавались непотребствам до того, что делали всякую нечистоту с ненасытимостью (Еф. 4:19). Смотря на таковое омрачение в разуме и отчуждение сердца от жизни Божией (18), с чего нужно было начинать апостолам, чтобы предуготовить путь Евангелию? Без сомнения прежде всего воспользоваться тем, что еще сохранилось у них здравого, тем святым чувством потребности Божества, которое не могло затеряться во множестве искаженных его изображений, дало силу той родственной привязанности к Божественному, которая невольно заставляла узнавать Невидимого и в созданном Им видимом и изменяющемся. Потом раскрыть ослепленному язычнику из начал того же разума, что все, что он ни приписывает своим богам, есть дело единого вечного Создателя и Промыслителя, что все раздельные черты благости, могущества, мудрости, вечной красоты, став чужды тем, существенно принадлежали сему Духу чистейшему; что время узнать Его по крайней мере по тем признакам, которые мы носим в самих себе, что время услышать зов Его, переменить свою прежнюю жизнь, внять последнему, недавно, посланному проповеднику. Вот самый естественный план, какой можно было избрать для первых рассуждений с язычниками! Напрасно бы было говорить им о пророках и исполнении предсказаний пророческих, поскольку ни те, ни другие не имели у них силы; нельзя было вдруг сказать им, что сей проповедник, посланный от Бога, есть Сам Бог: язычник поставил бы только ему новый кумир в своей божнице, и проповедники ничего бы более не успели. Надобно было только сказать им еще, что сей проповедник доказал свое Божественное посольство делами необыкновенными, Божественными; что если кто не будет следовать Ему, того ожидает суд, суд праведный! - Это все повыше будет их слабых понятий разума! - За сим пусть следуют наставления собственно христианские.

Так точно и действовали апостолы при начале своей проповеди между язычниками; мы подтверждаем это примером речи, говоренной Павлом в афинском ареопаге (17:22-31). Частью то же свидетельствует речь того же апостола к жителям Ликаонским.

б) образ преподавания оного верующим сынам церкви

Когда убежденных первоначальным учением, приходящих в умиление и веру, надлежало вводить в церковь или введенных уже в церковь поддерживать и возводить на высшие степени ведения и благочестия, то здесь были употребляемы другого рода наставления. В первом случае они назывались оглашениями; между последними апостолы различают еще два рода наставлений: из них одни содержат в себе млеко слова или начала (Евр. 5:12; 6:3), другие - твердую пищу (Евр. 5:12, 14; 1Кор. 3:1, 2).

Первых бесед, которые, как мы видели, имели апостолы к язычникам и Иудеям и которые без сомнения всякий раз в большей или меньшей обширности, с большим или меньшим изменением по применению к обстоятельствам, повторялись, когда апостолы встречали новых слушателей, для имеющих желание вступить в церковь было недостаточно: поскольку для сего нужно было еще иметь по крайней мере раздельное понятие о лицах Св. Троицы и более ясное сведение о лице Мессии, - чего там не доставало. Посему нет причин сомневаться, чтобы в церкви апостольской не было употребляемо для такового рода слушателей новых наставлений, или так называемых оглашений, и от первых тех бесед они должны была различаться, поскольку направлены к известному, а не к неизвестному и неопределенному классу людей. Что же было предметом сих огласительных поучений? Без сомнения, самые первые и необходимые истины христианского исповедания, которые для памяти верующих заключаемы были с самых древних времен в символы. То есть, сюда входило учение о Боге Отце, Творце неба и земли, о Сыне Божием, распятом, умершем, воскресшем, восшедшем на небеса, сидящем одесную Бога и отсюда грядущем судить живых и мертвых; о Духе Святом, о крещении во отпущение грехов, о воскресении мертвых и жизни вечной. Здесь 1), заметим вообще, что критика находит все сии члены веры в самых древнейших символах; 2), что входили в состав огласительных поучений еще во время апостолов сии три последние члены веры - нельзя сомневаться и потому, что мы видели оные еще в первых о них речах апостолов и потому, что находим сему еще подтверждение в послании к Евреям, откуда (6:1, 2) видно, что они были известны даже младенцам по вере (5:12, 13). В частности же, что было излагаемо в огласительном наставлении учение о необходимости крещения во оставление грехов, свидетельствует о том и самое свойство дела и истории Деяний Апостольских (2:37, 38). Подробному наставлению при оглашениях касательно лиц Святой Троицы по-видимому противоречат все те места книги Деяний Апостольских, где говорится, что крещающиеся крестились во имя одного Иисуса Христа, откуда можно заключать, что первоначально при оглашениях и было излагаемо учение только об одном Иисусе Христе. Места спора суть: Деян. 8:16, 37; 10:48; 22:16. Но здесь, говорит Ириней, in Christi nomine subauditur, qui unxit, et ipse, qui unctus est, et ipsa unctio, in qua unctus est. Что крещению предшествовало наставление о всех трех Лицах, ясным становится из слов ап. Петра к желающим креститься: да крестится кийждо вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов, и приимете дар Святаго Духа: вам бо есть обетование и чадом вашим и всем дальним, елики аще призовет Господь Бог (2:38). И это без сомнения есть сокращение огласительного учения, теперь в первый еще раз составленного и преданного апостолами желающим принять св. крещение.

В последствии времени, когда число верующих возрастало, и для каждого обращающегося трудно было найти особого наставника, частные и временные наставления обращены были некоторыми во всеобщие и постоянные - чрез открытие училищ: таковое огласительное училище было открыто св. Марком в Александрии, как догадываются из историй Евсевия (Ц. Ист. к. V. 10. 10), который просвещение Александрии христианством приписывает Марку и весьма рано выводит отсюда и для просвещения других стран мира наставников, управлявших оным училищем и в нем образовавшихся. Кроме того известно, что ап. Павел в Коринфе после безуспешности проповедывания в синагоге, открыл на время своего здесь пребывания свое училище в училище некоего именем Тиранна (Деян. 19:9) для обращения к вере в Иисуса Христа и наставления приходящих в церковь. Вообще же известно, что апостолы старались всегда иметь более у себя наставников (2Тим. 2:2).

Получившие первоначальное наставление в учении христианском, пред вступлением в церковь, должны были потом постепенно быть возводимы к познанию высших и сокровеннейших истин оного. Но как ныне, так и тогда, не все были способны к сему. Ап. Павел укоряет христиан из евреев, что должни суще быти учители лет ради, паки требуют учитися, какая письмена начала словес Божиих (Евр. 5:13); подобно как и христиан коринфских, несмотря на продолжительное время их обращения, все находит младенцами и более плотянными, нежели духовными (1Кор. 3:1, 2), почему таковым достаточно было повторять и внушать то, что они прежде прияли, так как и намеревался то сделать апостол Павел для евреев (6:3). Ап. Петр даже и утвержденным в содержимой ими истине не находил излишним напоминать о их звании и избрании т. е. о первых уроках, полученных ими в христианстве.

Но тщательнейших и ревностнейших в исполнении того, что знали, охотно допускали Апостолы и к высшим тайнам. Под сими тайнами разумелись вообще или высшие Божественные судьбы, непостижимо для человека действующие и совершающиеся и особенно таинственно действовавшие во Иисусе (1Кор. 2:6-8), посему для некоторых изъяснение сих тайн состояло в изображении всей жизни Богочеловека (Лук. 1:4), и таинственно действующие в церкви Его (Ефес. 3:2-6), или тайны внутренней жизни.

в) искоренение апостолами возникавших в церкви вредных и ложных учений

Апостолы не менее были деятельны в искоренении возникающих в церкви вредных и ложных учений, сколько в сообщении и утверждении истинного. Чтобы видеть сие, надлежит обратить раздельное внимание на различные виды заблуждений, родившихся и господствовавших в их время.

В отношении к своему началу они могут быть разделены на два главные рода: к первому принадлежат те, которые перешли в церковь с людьми, не совсем очищенными от прежних предрассудков и заблуждений своей религии; ко второму те, которым открыло путь в церковь знакомство с восточной философией.

Поелику поступающие в церковь были по религии из Иудеев или язычников, то заблуждения ими вносились в оную также двоякого рода.

Иудеи не хотели отказаться от своего закона, хотя сами мало понимали оный. В сей привязанности к закону одни действовали по слабости своей совести (Рим. 14:2), другие по ожесточенному предубеждению. Сих последних ап. Павел называет лже-апостолами (2Кор. 11:13) и описывает их весьма часто в своих посланиях яркими чертами. Берегитесь псов, берегитесь злых деятелей, берегитесь сечения (κατατομή) (Фил. 3:2); мнози ходят враги креста Христова, имже кончина погибель, ихже бог чрево и слава в студе их, иже земная мудрствуют (Фил. 3:18, 19). Молю вы, братие, блюдитеся от творящих распри и раздоры, кроме учения, емуже вы научитеся и уклонитеся от них: таковии бо Господеви нашему Иисусу Христу не рабатоют, но своему чреву, иже благими словесы и благословением прельщают сердца незлобивых (Римл. 16:17; 2Кор. 11:13, 14; Гал. 1:7). Впрочем сих лже-апостолов должно отличать от тех лжеучителей и лжепророков, о которых говорит Петр (2Пос. 2:1 и след.) и Иуда (ст. 4 и след. 16, 18). Сих учение более приводит к той мысли, что они были гностики.

Обращенные из язычников, видя, что христианство не обязывает их к исполнению строгого закона иудейского, злоупотребляли своей свободой, не сохранили и того, что апостолами было признано нужным удержать из оного и в церкви христианской (Римл. 14:1 и след.; 1Кор. 8:1 и след.; Деян. 15) и пренебрегали немощь совести в сем отношении Иудеев; отсюда через дальнейшее уклонение от правоты действования образовалась секта николаитов, которая как бы нарочно пресыщалась всякими нечистотами идольскими и которая, как вероятно, для оправдания своего действования приняла себе это наименование от одного из семи диаконов, Николая, мужа, исполненного Духа, но неосторожным словом и действием давшего соблазн братии (Клим. Алекс. Lib 3. Stromat. Феодорит L. III. H).

Из ревнителей закона Моисеева некоторые, заняв от именования Иисуса Христа назореем имя назореев, а другие, усвоив себе имя Евиона и смиренно именуя себя нищими, соединяли с приверженностью к иудейству мнение о Иисусе Христе, как о простом человеке. Из сих последних одни допускали Его рождение от Духа Святаго во чреве матери Марии, другие почитали Его только сыном Иосифа и Марии. К сим мнениям приставали по времени и назореи. Совершая обрезание, субботы и прочие обряды иудейские, они поклонялись Иерусалиму, яко дому Божию, и отвергали писания "Павловы", называя его отступником своего закона.

Между лжеучителями, заимствовавшими свои заблуждения из философии восточной, представляются:

1. Филатиане, учившие, что воскресение мертвых уже было (Тимоф. 2:17, 18).

2. Керинфиане. Учение Керинфа Ириней излагает так: "Керинф учил, что мир не от верховного Бога создан, но от некоей силы совершенно чуждой оного премирного начала и неведущей сущаго над всеми Бога. О Иисусе показал, что Он не от девы родился (ибо то ему казалось невозможным), но родился от Иосифа и Марии, подобно прочим людям; что праведностью, благоразумием и мудростью превосходил всех; что после крещения сошел на Него от оного верховного начала Христос в виде голубя: тогда возвестил Иисус неведомого Отца и стал совершать силы, напоследок же Христос паки отлетел от Иисуса, и Иисус страдал и воскрес: Христос же пребывал бесстрастен, будучи духовен".

В другом месте, излагая учение Керинфиан, в совокупности с учением Николаитов, Ириней замечает, что те и другие "называли (Верховное) начало единородным и давали оному Сына - Слово". (Cont. Haeres. L. 2, 1, 11).

Из свидетельства других Отцев церкви видно, что Керинф почитал необходимым соблюдение закона Моисеева (Августин): апост. Павла не принимал, а Иуду уважал; учил, что будет царство Христово земное, когда в Иерусалиме будем наслаждаться всеми чувственными удовольствиями и что для сего назначено 1000 лет (у Евсевия L. 3, с. 28. Каий пресвитер Римский, Дионисий Александрийский во II книге повествований).

3. Симониане. Симон именовал себя высочайшей силой; учил, что он как Сын явился Иудеям, как Отец сходил к Самарянам, как Дух Святый пришел к язычникам; Елену - свою сожительницу любодейцу Тирскую, называл первой мыслью (έννοιαν) своего ума, матерью всего, чрез которую в начале он вознамерился сотворить ангелов и архангелов. Сия мысль, говорил Симон, исшедши из него, зная, чего желает отец ее, снизошла и породила ангелов и силы, от которых и сей мир сотворен. Но когда их породила, сама была ими удержана по причине зависти: ибо не хотели сии ангелы быть чьим-либо произведением. Вследствие сего его ένυοια терпела от них всякого рода озлобления; потом заключилась в тело человеческое, и из века в век, как из сосуда в сосуд, переходила в женские тела; была она и в той Елене, за которую была Троянская война; наконец перешла в тело любодейцы. Симон говорил, что он пришел взыскать овцу погибшую, преобразившись и приняв на себя человечество, не будучи прежде человеком; что он страдал от Иудеев, но только мнимо. Всякий, с упованием к нему и Елене прибегающий, получает спасение и свободу творить то, что хочет; нравственный закон был введен злыми ангелами и Симоном уничтожается (Ириней).

4. Менандриане. Менандр был подобен своему учителю Симону и по дерзости, с каковой именовал себя Спасителем, и по учению, в котором признавал происхождение мира от ангелов и сих от Еннии (мысли). В своей магии обещал оружие победы на творцов мира, а в крещении, во имя свое, бессмертие бренному существу человека.

5. Наконец, хотя ни в св. книгах времен апостольских, ни между исчислениями бывших тогда еретиков не находим, но по многим в писаниях Иоанна Богослова признакам заключаем, что и в первом уже веке существовала совершенно искореняющая все основание христианства ересь, которая отвергала действительность явления Христа во плоти, и все видимые действия, приписываемые Ему, почитала призрачными. Это ересь Докетов, которая вполне раскрылась и образовалась во II веке.

Вторым началом ересей, бывших в апостольском веке, была восточная философия. Во время И.Христа и апостолов господствовало в Сирии, Палестине и других восточных странах некоторого рода философское учение, составленное из мнений Халдеев, Персов и Египтян. Последователи оного собирали, сохраняли и соглашали между собой различного рода предания о начале мира и зла, как физического, так и нравственного, и о различных классах богов и духов, и собранные сведения столько любили и уважали, что и переходя в церковь не хотели их оставить, но старались оные предания соглашать с учением христианским. Общие основания учения гностиков были следующие: два начала - совечные: Бог и материя; первый есть источник всякого добра, последняя - причина зла. Из Бога чрез различные истечения происходят ангелы (или ангел демиург, творец), которые создали сей мир; из числа сих ангелов был и Бог иудейский, который установил Ветхий Завет и которого некоторые (Маркион) именовали Богом праведным и строгим и отличали от бога или духа злого и от Бога благого - Отца Иисуса Христа. поскольку сии ангелы управляли миром несогласно с намерением Верховного Бога, источника добра и истины, Отца Христова, и людей держали в заблуждении, похотях и пороках, или по крайней мере неспособны были привести людей к общению с оным высочайшим и истинным Богом, которого сами не совсем верно знали, то Верховное Божество, умилосердившись над родом человеческим, послало Христа Спасителя, который был одно из первых истечений, существо небесное, которое должно было облечься плотью для того, дабы открыть людям своего отца, и тех, которые вверят себя его учению и, отрешаясь от земной своей оболочки, будут погружаться в созерцание оного совершеннейшего существа, некогда привести в плирому или теснейшее соединение с сим Существом, где, оставив плоть, они будут проводить блаженную вечность, без чего нельзя ожидать и воскресения бренной нашей плоти. То, чего язычники искали тогда у различных народов, Иудеи находили уже у себя в каббале или сокровенном учении, которое, несмотря на приписываемую ему древность, по всей вероятности, одолжено своим началом платоникам, как свидетельствует Тертуллиан, только с изменением некоторых частей. У них были свои генеалогии или родословия или сефироты. Посему те из Иудеев, которые, быв заражены сей философией, переходили в христианство, привносили в оное еще новые заблуждения.

Рассматривая сии лжеучения, возникавшие в церкви во времена апостолов, мы могли заметить, что некоторые из сих по крайней своей нелепости и противоречию с учением христианским не заслуживали и опровержения или по крайней мере для предостережении от них христиан довольно было только о них упомянуть; скрывающие же свой яд под некоторым прикрытием истины требовали явного обличения и сильнейшего опровержения. Апостолы так и действовали.

Обращенные из язычников в противность определению собора Иерусалимского ели идоложертвенное и соблазняли тем своих братий из Иудеев (Рим. 14:1 и сл. Кор. 8:1); сии соблюдали еще некоторые обряды и установления из закона Моисеева: но над ними смеялись.

Апостолы по обстоятельствам церкви находили нужным щадить сих немоществующих совестью и потому писали: изнемогающего в вере т. е. кто еще не имеет столько веры, чтобы принять с радостью отвержение закона обрядов и в особенности о пище, приемлете не в сомнении помышления (без споров о мнениях). Ов бо верует ясти вся, как обращенные из язычников и некоторые уже из Иудеев, другой немощный, изнемогая, зелия яст. Ядый неядущего да не укоряет, как конечно делали язычники и без того презирающие Иудеев за их превозношение и упорство против звания Божия, и не ядый ядущего да не осуждает, как нечистого и законопреступника: Бог бо его прият. Далее в рассуждении святости дней; ов убо рассуждает день чрез день (отличает день от дня), почитает один как праздник, другой как пост; ов же судит на всяк день (о всяком дне равно). Кийждо своею мыслию да извествуется: мудрствуяй день, Господеви мудрствует, - думает, что поступает угодно Господу; а не мудрствуяй день, Господеви не мудрствует, - думает, что поступает согласно с волей Его (Рим. 14). Вообще, утверждая для Иудеев, что брашно или исполнение всех обрядов и установлений закона Моисеева не поставляет нас пред Богом, апостолы в то же время повелевали обратившимся из язычников беречься того, да не како власть (свобода) их сия преткновение будет немощным (1Кор. 8, 9).

Когда же сия свобода их возрастала до наглости своеволия и развращения, когда некоторые, как Николаиты, не хотели стеснять своей чувственности святостью уз брака и все себе позволяли, то апостолы восставали против них с сильным обличением. Так у Иоанна Богослова Сам Господь говорит в послании к церкви Ефесской: впрочем то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела Николаитов, которыя и Я ненавижу (Апок. 2:6), и в послании к церкви Пергамской (ст. 14, 15). С силой против них или по крайней мере против виновных в одних и тех же пороках пишут ап. Петр (2 посл. 2:1, 2, 10, 13-19) и Иуда (ст. 4, 8, 11, 12, 13).

Против лжеапостолов и всех тех еретиков, которые почитали необходимым в христианстве соблюдение закона Моисеева для получения себе оправдания не от веры, но от дел, апостол Павел подвизался в целых своих посланиях к Римлянам и Галатам. Он учил, что никто не может исполнить всех требований закона и след. от дел закона не оправдится всяка плоть пред Богом: что законом только познается грех (Рим. 3:20), что закон гнев соделывает, а не милость (4:15), что когда закон превзошел, то чрез сие только умножилось прегрешение (5:21), что без закона грех был бы мертв, но пришедшей заповеди грех оживе, аз же умрох: и обретеся ми заповедь, яже в живот, сия в смерть (7:7-10), что наконец кончина закона - Христос в правду всякому верующему (10:4). Сию последнюю мысль яснее раскрывает Апостол в послании к Галатам, говоря, что закон нам дан был только пестуном во Христа; показывая нашу немощь в исполнении заповедей его, он должен был приводить нас к Искупителю от клятвы законной, лежащей на всякой душе законопреступной (3:24).

Видя злейших врагов здравого учения веры в возрастающем множестве надменных своим ведением гностиков, апостолы и общими указаниями, и частными опровержениями и пророческими предвещаниями научали узнать их, беречься и сберегать в чистоте преданное им слово спасения. - О Тимофей! писал ап. Павел к своему ученику, храни залог, отвращаясь негодного пустословия и прекословий ложно так называемого знания (τάς βεβήλους κενοφωνίας καί αντιϑέσεις τής ψευδωνύμου γνώσεως 1Тимоф. 6, 20), за которое взявшись, некоторые уклонились от веры (21). О ком здесь именно говорит апостол, видно из слов ψευδωνύμου γνώσεως, от которого звали себя гностики. Нечестивое и суеверное, суетное пустословие, - это вымышленные или странные, отличающиеся нарочитой грубостью, наименования высших сил, учение о высших мирах и духах, ими управляющих. В другом месте сего же послания он называет сие скверными и бабьими баснями. Скверных же и бабиих басней отрицайся (4:7). К сим же басням относит бесконечные родословия (1:4), яже стязания творят паче, нежели Божие строение, еже в вере. Под сими родословиями не иное что можно разуметь, как исчисления и разыскания об оных истечениях из Божества, которые были известны у гностиков из Иудеев под именем Зефирот, а у гностиков из язычников под именем Эонов; они были бесконечны, поскольку восточная фантазия, давшая им бытие, была неистощима в своих произведениях. Валентиниан, говорит Тертуллиан, выдумал 30 эонов, но к сим приложено было еще множество других; первые четыре породили еще четыре эона и так далее. Они производили более споры, нежели Божие назидание в вере; поскольку хотя клонились к тому, чтобы изъяснить смотрение спасения Божия, но только затрудняли правильный и простой образ разумения его чрез веру (См. Тит. 1:14; 2Тим. 4:4).

В частности против отвергавших божественность Иисуса Христа (Евионеев, Керинфиан и Симониан) учение об оной было раскрыто ап. Иоанном и Павлом. В самом начале своего евангелия Иоанн противопоставляет их ложным мнениям, будто Иисус есть сын Иосифа и Марии - человек обыкновенный, будто Христос или Слово - сын Единородного сошел на него только при крещении, будто мир сотворен и управляется ангелами, противопоставляет следующие истины здравого учения: что Слово есть не истечение какого-либо Божества, но Сам Бог, от вечности существующий: в начале бе Слово и Бог бе Слово и притом лице отдельное от Своего Отца - сей бе искони у Бога; что Им все сотворено, а не ангелами; что Слово стало плотию, так с ней соединилось, что никогда ее не оставит; что Слово и Единородный не суть два лица раздельные, но видехом славу Его, славу яко единородного от Отца (Иоан. 1:1, 2, 14). В 1-м своем послании также против них вооружается: кто есть лживый, точию отметаяйся, яко Иисус несть Христос; сей есть антихрист, отметаяйся Отца и Сына (2:22). Что апостол здесь говорит не о неверующих еще Иудеях, а только о тех из обратившихся к вере, которые не хотели признавать в Иисусе Богочеловека, это видно из того, что речь идет об еретиках, вышедших из церкви (2:19). Далее (6, 7, 8) приводятся три свидетеля на небеси и на земли также для подтверждения, что Иисус есть Сын Божий. Если мы принимаем, говорит апостол, свидетельство человеческое, свидетельство Божие более есть (9). Какое же это свидетельство? Это есть свидетельство, которым Бог свидетельствовал о Сыне Своем. Сюда же относится и заключение послания (ст. 20).

Ап. Павел в послании к Колоссаям тем же еретикам противопоставляет, что И.Христос образ Бога невидимого, вечный, Творец мира и промыслитель, Глава церкви; пред страданием на Себя не разделялся, но умер и воскрес: поскольку угодно было Отцу, чтобы в Нем обитала, а не на время только явилась, вся полнота πλήρωμα т. е. Божества. Последние слова прямо противоположны учению в особенности Керинфиан, которые своего Христа почитали только истечением πληρωμ"ою из Божества (1:15-19). Во второй главе снова против тех же Керинфиан и вообще против всех отвергающих Божество Иисуса Христа Апостол замечает: смотрите, братия, чтобы кто не прельстил вас философией и суетной лестью по преданию человеков (таково все учение гностиков у Иудеев и язычников), по вещественным началам мира, а не по Христе: ибо в нем обитает вся полнота Божества телесно (σωματικώς - чрез воплощение, 8, 9). Наконец, в подтверждение того, что в сем послании именно апостол имел в виду Керинфиан и других подобных им в своих заблуждениях и вместе для показания того, как апостолы обращали внимание и осторожность христиан и на другие предметы их учения, следует указать в той же главе на стихи 15-23. Здесь апостол опровергает необходимость соблюдения постановлений закона Моисеева (16, 17) и служение ангелам (18). Но первого кроме некоторых Иудеев держались и гностики из Иудеев, а последнее есть собственно учение гностиков, у которых ангелы творцы мира.

Против учения Докетов восставал в особенности Иоанн Богослов в первых двух своих посланиях. Всяк дух, говорит он в первом (4:3) иже не исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога несть (2Посл. ст. 7). Зане мнози лестцы внидоша в мир, не исповедающе Иисуса Христа пришедша во плоти: сей есть льстец и антихрист. Ложь сего учения столь была очевидна, что не требовала опровержений. О нем упоминает в своем послании к Смирнянам Игнатий, недолго спустя после Иоанна писавший: Αληϑάς έπαϑεν, ώς καί άληϑώς άνέστησεν έαυτόν, ούχ ώσπερ άπιστοί τινες λέγεσιν, το δοκείν αύτόν πεπονϑέναι, αυτοί τό δοκείν όντες, καί καϑώς φρονούσιν καί συμβήσεται άυτοίς, ούσιν άσώματοις καί δαιμονικοίς.

Внешнее устроение Церкви во времена апостолов

Внешнее устроение церкви может подлежать рассмотрению в отношении обрядовом и иерархическом.

Обрядовое устроение церкви апостольской было немногосложно; касалось только нужнейшего; где можно, соглашалось с иудейским, впрочем, обновляя его обильнейшими силами; от Духа исходя, само сильно действовало к возбуждению духа. Не видно было в нем ни мелкой разборчивости, ни строгой стесненности, ни множества требований, ни глубокой таинственности закона обрядового иудейского: нарочито удалялось всякого сближения с языческим: было соответственно только высоте и достоинству внутреннего образования оной же церкви. Вводилось не вдруг, но постепенно и во всех своих частях полного развития в сии времена по обстоятельствам церкви еще не достигло.

И обещание Спасителя преимущественно пребывать с теми, которые собираются во имя Его и дух единения и любви соединявший все общество первых христиан, и нужды церкви общие и частные, некоторых ее лиц касающиеся - побуждали верующих, сколько было кому возможно, собираться всем вместе; но сии собрания не были ни строго привязаны к месту как иудейские к храму, ни определенны касательно времени, но однообразны в действиях.

Места собрания сначала имели христиане общие с Иудеями: храм и синагоги. В храме апостолы учили (Деян. 5:20), молились (22:17) и совершали некоторые обряды (21:26). Во храме каждый день сначала пребывали и верующие в Иисуса Христа, после чуда в день пятидесятницы и проповеди ап. Петра, как замечает Лука (2:46). После храма апостолы учили (Деян. 9:20), а христиане собирались (18, 20, 21) и в синагогах. В Коринфе ап. Павел учил и в училище некоего Тиранна (19:9). В Филиппах ходит он неоднократно с Лукой и в молитвенницу иудейскую (16:13, 16). Но когда настояла нужда общего собрания, а обстоятельства или известная цель не позволяли избрать для оного какое-либо из сих мест, то всякий частный дом становился для верующих и храмом, синагогой, и училищем, и молитвенницей; или еще более: поскольку здесь в одном своем кругу христиане совершали такие действия, которых не совершали там. Здесь, и только именно здесь, они преломляли хлеб, или совершали воспоминание таинственной вечери своего Господа (Деян. 2:46). Таковые домы или горницы как в Троаде (20:6, 7, 8, 9) от имени самих собраний - έκκλησίαι получали наименование также έκκλησίαι (1Кор. 11:22) церкви, иногда же именовались έπισυναγωγάι (Евр. 10:25) или просто συναγωγαί (Иаков. 2:2).

Времена собраний еще менее были определенны. В начале они происходили каждый день и во всякое время дня; в последствии конечно были приспособлены по распределению времени священнослужений иудейских, при которых христиане присутствовали (Деян. 3:1) и которые тогда совершались в третий, шестой и девятый часы дня. Только преломление хлеба совершалось в часы ночи (20:11). Впрочем, еще Климент Римский писал, что должно все исполнять строго и в порядке ( τάξει), что Господь повелел в установленные времена (κ ατά καιρύς τεταγμένας) совершать т. е. приношения и литургии ( προσφορ'ς καί λειτουργίας).

В истории времен апостольских находим свидетельства преимущественного уважения воскресного дня под именем дня Господня (Апок. 1:10). Этот ли день разумеется 1Кор. 16:1 и Деян. 20:7, под названием μία σαββάτων, из текста не видно; так изъясняют Златоуст (in Act. et Epist. ad Cor. 1. с.), Иероним, Екумений, Феофилакт. Сам Господь вторичным явлением своим ученикам в оный же день чрез неделю по своем воскресении по-видимому утвердил его для преимущественного о сем воскресении воспоминания; затем - пасхи и пятидесятницы (Деян. 20:16; 1Кор. 16:8).

Действия собраний не были также постоянно однообразны, с одной стороны по причине новости вводимого без особенных правил порядка, с другой - по разности в различные времена обстоятельств и нужд церкви. Более обыкновенными представляются:

1) Чтение из Ветхого Завета, как то совершалось в синагогах иудейских, вместе с ним изъяснение чтенного. Так было сие заповедано ап. Павлом церкви Коринфской (1Кор. 14:29). Можно полагать, что и книги Новозаветные были так же читаемы в оных собраниях. Так свидетельствует Евсевий, что ап. Петр учредил читать в церквах евангелие Марка.

2) Пение священных песней (впрочем без музыкальных орудий) и из иудейского богослужения заимствованных, как то псалмов (Еф. 5:19; Кол. 3:16), по примеру Спасителя и нарочито приготовленных (1Кор. 14:26) или от внезапного восхищения духа, разогретого духовными упражнениями, рождающихся в самом собрании.

3) Совершение молитв не только духом, но и умом (1Кор. 14:15) одним предначинаемых, а от всего собрания заключаемых, по обычаю иудейскому, подтвердительным восклицанием: аминь (16).

Но важнейшее, собственно христианское священнодействие в оных собраниях, часто повторявшееся, было воспоминательное совершение последней вечери Господа Иисуса. Сего требовала любовь к Нему; сим укреплялся союз верующих между собой; в сем обретал каждый пищу и подкрепление для своего духа. С ним соединялось и другое дело любви к своим братиям, устроение общей трапезы для богатых и неимущих из посильных приношений первых. Почему отправление сих двух действий и было предваряемо собранием приносимого для вечери таинственной и общей трапезы. Для первой были избираемы только хлеб и вино; все прочее следовало к последней. Избранные хлеб и вино предлагались не просто, но освящались в таинственные виды произнесением слов Самого Спасителя при первом установлении таинства и благословением или молитвой священнодействующего. Это подтверждается евангелиями и 1Кор. 11:23-25 , где апостол повторяет историю установления сего таинства, как образец его совершения, и где есть слова И.Христа, и благословение или благодарение, и из свидетельств писателей последующего века, которые, говоря о совершении евхаристии в свое время, именно указывают на оные действия освящения, а по близости сего времени к апостолам и в особенности к мужам апостольским нельзя думать, чтобы при совершении столь важного действия допущено было какое-либо изменение в том против первого учреждения.

Матф. 26:26 . Έσϑώντων δε αύτών, λαβών ό Ιησύς τόν άρτον, καί εύλογήσας, έκλασε καί έδίδυ τοίς μαϑηταίς καί είπε λάβετε, φάγετε τέτό έστι τό σώμά μου.

27. Καί λαβών τό ποτήριον, καί εύχαριστήσας, έδωκεν αύτοίς, λέγων πίετε έξ αύτέ πάντες....

Марка 14:22. Καί έσϑιόντων έαυτών, λαβών ό Ίησύς άρτον, εύλογήσας έκλασε καί έδωκεν αυτοίς καί είπε λάβετε, φάγετε τέτό έστι τό σώμά μου.

23. Καί λαβών τό ποτήριον, εύχαριστήσας, έδωκεν αύτοίς, καί έπιον έξ αύτού πάντες.

24. Καί είπεν αύτοίς τέτο έστι τό αίμα μου τό τής καινής διαϑήκης τό περί πολλών εκχυνόμενον.

Лук. 22:19. Καί λαβών άρτον, ένχαριστήσας έκλασε καί έδωκεν αύτοίς λέγων τέτό έστι τό σώμα μον, το ύπέρ ύμών διδόμενον, τέτο ποιείτε είς τήν έμήν άνάμνησιν.

20 . Ώσαύτως καί τό ποτήριον, μετά τό δειπνήσαι λεγων τέτο τό πστήριον, ή καινή διαϑήκη έν τώ αίματι μού, τό ύπέρ ύμών εκχυνόμενον.

1Кор. 11:23-25 : Ό Κύριος 'Ιησύς... έλαβεν άρτον καί εύχαριστήσας έκλασε καί είπε; λάβετε, φάγετε τέτό μον έστι το σώμα τό ύπέρ ύμών κλώμενον τέτο ποιείτε είς την έμήν άνάμνησιν. 'Ωσαύτως καί τό ποτήριον μετά τό δειπνήσαι, λέγων τούτο τό ποτήριον, ή καινή διαϑήκη έστίν έν τώ έμώ αίματυ τέτο ποιείτε όσάκις άν πίνητε είς τήν έμήν άνάμνησιν.

1. Все говорят: λαβών άρτον; 2. Матф. и Мар. εύλόγησεν; Лук. и Пав. έυχαριστήσας; 3. все: έκλασε; 4. все: сие есть тело мое; Лук.: еже за вы даемое; Пав.: еже за вы ломимое; оба: сие творите в мое воспоминание и Павел еще прибавляет в начале всех слов: приимите, ядите. 5. Матф. и Мар. λαβών ποτήριον; у Лук. и Пав. это заключается в ώσαύτως; 6. Мф. и Мар. εύχαριστήσας, у Лук. и Пав. это заключается опять в 'Ωσαύτως; 7. Мф. и Мар. έδοκεν; у Лук. и Пав. в ώσαύτως; 8. пийте от нея вси. 9. Мф.: сия есть кровь моя Нового Завета, яже за многия изливаемая во оставление грехов. Мар. тоже только без последних слов; Лук. и Пав.: сия чаша - Новый Завет в моей крови: Лук. яже за вы проливается; 10. Павел: (также как и о хлебе): сие творите, елижды аще пиете в мое воспоминание.

Ириней: Qui est е terra panis percipiens invocationem Dei, jam non communis panis est, sed eucharistia Lib. 4, cap. 34.

Иустин мученик: ....deinde ei, qui fratribus praeest, offertur panis et poculum aquae et vini, quibus ille acceptis lavdem et gloriam rerum universarum Patri, per nomen Filii et Spiritus Sancti offert et eucharistiam, s. gratiarum actionem pro eo, quod nos donis suis dignatus sit, proliae exequitur (εύχαριστίαν έπί πολύ ποιείται). Atque ubi ille preces ei gratiarum actionem absoluit, populus, qui adest, omnis favsta approbatione acclamat, dicens: amen. Apolog. 11.

Писатель постановлений апостольских: Memores igitur eorum, quae propter nos pertulit, gratias agimus tibi. Deus Omnipotens, non quantum debemus, at quantum possumus, et constitutionem ejus implemus. In qua enim nocte tradebatur, pane sanctis ac immaculatis manibus suis accepto, et elevatis oculis ad Deum suum ac Patrem fregit et dedit discipulis, dicens: hoc est mysterium novi testamenti: accipite ex eo: manducate: hoc est corpus meum, quod pro multis frangitur in remissionem peccatorum. Similiter calicem miscuit ex vino et aqua, sanctificavit et dedit iisdem dicens: bibite ex eo omnes: hic est sanguis meus, qui pro multis effunditur in remissionem peccatorum. Hoc facite in meam commemorationem. Quotiescumque enim manducabitis panem hunc et bibitis hunc calicem, mortem meam adnuntiabetis, donec veniam. - Itaque memores passionis ejus et mortis et a mortuis resurrectionis, atque in coelum reditus, nec non secundi adventus, quem idem facturus est, in quo cum gloria et potestate veniet judicare vivos ac mortuos et reddere singulis juxta opera eorum: Tibi Regi ac Deo panem hunc et calicem hunc offerimus, secundum constitutionem Ejus, gratias Tibi per Eundem agentes, quia nos dignos habuisti, qui staremus coram Te ac sacerdotio fungeremur Tibi; et poscimus Te ut super haec dona in conspectu Tuo proposita placate perspicias, Tu qui nullius indiges Deus et beneplaceas in eis ad honorem Christi Tui, atque supra hoc sacrificium mittas Sanctum Tuum Spiritum, testem passionum Domini Iesu: ut exstibent panem hunc corpus Christi Tui, et Calicem hunc sanguinem Christi Tui, quo participes illius ad pietatem confirmentur, remissionem peccatorum consequantur, diabolo ejusque errore liberentur; Spirito S. repleantur, digni Christo Tuo fiunt, vitam impetrent, Te illis reconciliato, Domine omnipotens!. Constitut. Lib. 8, c. 12.

Освященные дары преломлялись и раздавались народу чрез диаконов по свидетельству Иустина: οί καλέ μενοι παρ ήμίν διάκονοι διδόασιν έκάστω τών πειρόντων μεταλαβείν άπό τού εύχαρίστέντος άρτον καί όίνου καί ύδατος, καί τοίς ού παρούσι άποφέρουσι Apolog. 11.

За сим предполагаема была и общая трапеза - άγάπη (Тертуллиан). Причины установления сих трапез, кроме побуждений любви, было намерение сильнее действовать к разрушению предубеждения Иудеев против язычников.

Кроме сего тайнодействия, в котором участвовали многократно и все члены церкви вместе, в церкви апостольской были установлены некоторые особые тайнодействия для особых нужд каждого: для желающего вступить в церковь тайнодействие крещения; для крестившегося тайнодействие рукоположения; для каждого тайнодействие покаяния; для избираемого в наставника и пастыря церкви - тайнодействие священства; для вступающего в союз супружества - тайнодействие брака; для немощного - тайнодействие елеосвящения.

При совершении крещения время и место не были нарочито избираемы, но употреблялись так, как прилучилось; требовалось только, чтобы на месте крещения была вода ( Се вода: что возбраняет ми креститися? Деян. 8:36) и служитель церкви. Право совершать сие священнодействие принадлежало всем степеням священноначальства от апостолов до диаконов. Приступающий к крещению должен был 1) принести покаяние в содеянных им прежде грехах: покайтесь и да крестится кийждо вас (Деян. 2:38). Это требовалось и при крещении Иоанновом: и крещахуся во Иордане от него, исповедающе грехи своя (Матф. 3:6); в Ефесе мнози от веровавших из Иудеев и еллинов прихождаху исповедающе дела своя (Деян. 19:18). 2) произнести исповедание своей веры (Деян. 8:37). 3) отказаться от жизни во грехах и обещать жизнь святую и непорочную (1Петр. 3:21): и нас ныне спасает не плотской нечистоты омытие, но (вопрошение) обещание - (έπερώτημα - означает то и другое и показывает, что обещание было делаемо по вопрошению: обещаешься ли....?) Богу доброй совести. О сем свидетельствует и Иустин мученик: όσοι άν πεισϑώσι καί λεγόμενα είναι καί βιούν ούτως δύνασϑαι ύπησχνώνται (Apolog. 2). Крещение совершалось произнесением имени Святыя Троицы и погружением в воде троекратным. Произнесение имени Святыя Троицы при крещении было установлено Самим Иисусом Христом и без сомнения в точности исполнялось, как подтверждает и свидетельство писателей следующего века; погружение, а не окропление только - означается в самом наименовании крещения βαπτισμός и в применении оного ап. Павлом к погребению и восстанию Иисуса Христа, или к погребению сим действием в водах ветхого человека и восстанию нового (Рим. 6:34; Кол. 2:12). Крещаемы были и младенцы: о чем можно заключать из поставления сего таинства на место обрезания, из крещения целых домов, из учения писателей последующего времени. Ириней (Lib. 2. с. 39) пишет: Christus omnes venit per se ipsum salvare. Omues, inquam, qui per Eum renascuntur in Deum, infantes in parvulos et pueros et juvenes et seniores. Renasci - здесь означает по сличению сего слова с другими местами его сочинения regenerari per baptismum. Писатели ранее Иринея говорят вообще о необходимости крещения для спасения каждого, откуда можно заключить и о младенцах. Писатель трех книг, известных под именем Ермы, в одном видении представляет апостолов по отшествии из мира идущими крестить ветхозаветных святых: только водой они могут достигнуть покоя, говорит он (Lib. 3 Simii., 9, n. 16).

Омывшийся водой крещения от грехов получал утверждение во Христе, запечатление Богу и обручение Духа чрез рукоположение, которое вначале совершалось, как видно из истории апостольской, только апостолами, так что в тех случаях, когда недоставало сих, Дух Святый хотя и нисходил видимо на крестившихся, но без рукоположения крестившего (Деян. 8:39). В конце второго или в начале третьего века рукоположение заменено помазанием мира. О нем упоминает первый Тертуллиан. Caro abluitur, caro ungitur, caro signatur, ut anima muniatur (De Res. c. 8).

Покаяние частное (Иак. 5:16; 1Иоан. 1:9) и общественное для обще-виновных соблазном преступников (2Кор. 6:5-11), конечно, сопровождалось и особыми делами благочестия по примеру Иудеев постом, молитвой, милостынями (Евр. 6:4, 5, 6).

К священству призываемы были или по откровению, как Тимофей: (1Тим. 4:14) не неради о своем даровании живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества, или отделением начатков веровавшего язычества, поколику сие большую оказывало ревность к вере, как о сем пишет Климент Римский: κατά χώραν καί πόλεις κηρύσσοντες (άπόστολοι) καϑίστаuоu τάς άπαρχάς αύτών δοκιμάζοντες τώ πνεύματι είς έπισκόπους καί διακόνους τών μελλόντων πιστεύειν (1Epist. ad Corin.) или общим избранием всей церкви, как седмь диаконов (Деян. 6:3-5). Были ли избираемы на степени священства по жребию, не известно. Пример Деян. 1:23-26 ничего в сем отношении не свидетельствует, поскольку здесь избрание было не на степень священства, но в служение апостольское и притом, как замечает Златоуст, έπεί ούδέ οί απόστολοι πνεύματος μετείκον (Hom. 5, in Tim). Впрочем кажется позволительно было только не из честолюбия и искать степеней священства, даже высших (1Тим. 3:1): верно слово: аще кто епископства хощет, добра дела желает. В случае избрания кого-либо церковью, требовалось, чтобы избираемый отличался особенными пред прочими верными достоинствами и был испытанный в вере и образе жизни. Требования сего рода для епископства и диаконства излагает ап. Павел 1Тим. 3:1-10 и Тит. 1:7-9. Найденный достойным был посвящаем рукой апостолов (Деян. 14:23) или и епископов (Тит. 1:5) после общего пощения посвящающих и посвящаемого и молитвы (Деян. 14:23).

О браке, как оный в апостольской церкви совершался, никаких сведений не имеется, впрочем, из того понятия, какое о нем дает ап. Павел (Еф. 5:32), можно догадываться, что совершение оного не было оставлено без особых учреждений. В начале 2 века Игнатий пишет, что для вступающих в брак нужно согласие (γνωμή) епископа.

Для облегчения болящих заповедали апостолы такой способ, каким сами по данной им от Господа силе врачевали немощных - и именно помазание елеем больного с молитвой и упованием.

Так Помазанник Божий Господь Иисус от обилия Духа, в Нем почивающего, открывал чрез Своих апостолов всюду новые источники освящения и силы для новой Своей церкви, и чтобы не казались одни только времена апостолов богатыми множеством даров благодатных, благодать заключена для всех времен и для всех людей, для всех возрастов под седмью священными печатями седми таинств.

Наконец к обрядовым установлениям времен апостольских некоторым образом относятся и посты. Впрочем, должно заметить наперед, что апостолы, желая, сколько можно, ослабить уважение к обрядовому закону Моисееву, как в других случаях, так и в рассуждении постов не оставляли церкви никаких общих распоряжений или повелений ни касательно их времени, ни касательно продолжения, ни касательно строгости наблюдений оных, хотя сами весьма часто пользовались оными как действительнейшими средствами для приготовления своего духа к высшему духовному упражнению или для укрепления себя в важнейших подвигах своего служения. Был только один общий пост в церкви апостольской, который, так сказать, предназначил еще сам Иисус Христос в память Своих страданий: приидут дние, егда отъимется от них жених, и тогда, постятся. - Но историческое свидетельство об оном столько неопределенно ныне, что нельзя сказать утвердительно, сорок ли дней или сорок часов или еще менее содержал в древности сей пост четыредесятницы. Ириней (apud. Ius. lib. 5. с. 24) о сем пишет так: Ούδέ γάρ μόνον περί τής ήμέρας (τού Πάσχα) έστίν ή άμφιοβήτησις, άλλα καί περί τού είδους αύτού τής νηστείας οί μέν γάρ οίονται μίαν ήμέραν δείν αύτούς νηστεύειν οί δέ δύο, οί δέ πλέιονας οί δέ τεσσαράκοντα ώρας ήμέρινάς τε καί νυκτέρινας συμμετρούσι τήν ήμέραν (νηστείαν) αύτών, καί τοιαύτη μέν ποικιλία τών έπιτηρούντων ού έφ ήμών γεγουτία, όλλά καί πολύ πρώτερον έπί τών πρό ήμών. - Если держаться настоящего чтения, то необходимо надлежит вместо ήμέραν поставить νηστείαν, иначе будет нелепость: считая во дню сорок часов дневных и ночных. Если же не изменять текста, а допустить после τεσσαράκοντα точку, как в других кодексах читается и τεσσαράκοντα относить к ήμέρας к предыдущему, а не к ώρας - последующему слову, то получим такой смысл: считая во дни и дневные и нощные часы; в первом случае будем иметь пост в сорок часов, во втором - сорок дней.

Внешнее устроение церкви апостольской в отношении иерархическом

Поелику были люди в церкви, которые, представляя себе первоначальное состояние церкви в виде такого братского общества, где нет никакого различия степеней взаимной подчиненности членов, где во всём и между всеми равенство и независимость, или по крайней мере одна внутренняя непосредственная зависимость от невидимой Главы, утверждали, что первые начала власти относимые ко временам апостолов было ничто иное как позднейшее злоупотребление свободы христиан и предвосхищение у простого множества верующих прав, никому в частности над всеми не принадлежащих, то имея рассматривать церковь апостольскую в отношении к ее иерархии, прежде всего мы должны защитить законность ее установления. Во-первых, свидетельствует история, что первоначальное установление иерархии церковной ведет свое начало от учреждения апостольского: ибо как скоро получила начало церковь Христова, то постоянно является под распоряжением, управлением, надзором апостолов, их помощников и споспешников. Когда апостолы собирали где-либо новые церкви Иисусу Христу, поставляли им начальников, как то видно из посланий к Тимофею и Титу. Во-вторых, свидетельствуют апостолы, что Сам Бог вверяет некоторым особые служения и особые дарования (1Кор. 12:28; Еф. 4:11; Рим. 12:4, 9). Но сии дарования и служения, смотря по тому, кому в каком деле, в какой мере и в коликое время были сообщаемы, необходимо поставляли сих в известном отношении выше прочих и налагали на них самих новые обязанности, а других заставляли им подчиняться. Наконец, в-третьих, в церкви как во всяком обществе и не могло быть без порядка, степеней и известного рода власти. Не все члены церкви и в первенствующие времена были одинаково крепки и сильны, не все в одинаковой мере достаточно и твердо были наставлены в истинах веры: кто же бы стал носить немощи немощных, ослабевающих поддерживать, неверующих наставлять и вразумлять, если бы не были на то избраны и поставлены особые строители и попечители?

Итак нужно было быть в церкви какому-нибудь начальству и власти; история показывает, что она была; апостолы свидетельствуют, что Сам Бог учреждал оные их руками. Но напрасно бы мы стали искать в общем устроении управления церковного какого-либо из правлений обществ гражданских. Иисус Христос свидетельствовал пред судиями мира, что царство Его не от мира. Но то, что не от мира, не так и устроено, как устрояются царства мира. Един в нем Царь и Глава, но невидим - на небесех; видимые правители, хотя и с знаками власти, но суть слуги: тако нас да непщуют человецы яко, слуг Христовых; видимые подчиненные, хотя и покорены власти, но Самому Царю Богу Отцу, и никто да не дерзает пасти сие стадо яко обладая (1Пет. 5:23); оно имеет право общим приговором поставлять себе и пастырей.

Вот общее понятие об устроении церкви апостольской. Теперь покажем общее разделение всех членов оной, степени лиц правительственных и правила их управления.

Все общество церкви апостольской главным образом разделялось на клир и мирян. Хотя самих наименований сих в писаниях апостолов и след. во времена их не встречаем, но разделение существовало, ибо находим наименования: наставников и стада, которые первым подобозначущи. Не смотря на то, что всех Иисус Христос соделал священниками Богу, все имели помазание от Святаго, все утверждены и запечатлены Духом Святым, никто не отрицался иметь у себя особых строителей таин Божиих и учителей.

Церковь апостольская в высшем своем классе содержала: 1) лица чрезвычайные по своим дарованиям и служению и 2) такие, коих служение должно было перейти в звание для последующих времен. К первым принадлежали апостолы, пророки и евангелисты, к последним: епископы, пресвитеры и диаконы.

Сколько высоко было назначение апостолов, столь же велики были даны преимущества их служению. Мы говорам сие только о 13 первых апостолах, которые имели второе утвердительное назначение к своему служению после воскресения И.Христа. Хотя сии избранные посланники Господа имели много общего с своими преемниками - епископами и пресвитерами, так как и сии именовались пастырями, учителями, предстоятелями, наставниками, слугами Христовыми, строителями церкви, так как и сим принадлежало право вязать и решить, удерживать и отпускать грехи, проповедывать, учить, крестить, преломлять хлеб, пасти овец Христовых, управлять церковью, возлагать на других руки: но при всем том апостолы имели такие особенные дарования и права, которые далеко превосходят все частные дарования и права их преемников. И Златоуст имел вою справедливость назвать апостольство начальством высочайшим, духовнейшим, верховным, началом всех начал αρχήν μεγίστην, πνευματικότατην, τήν άνω, άρχήν τών άλλων άρχών.

Первое преимущество апостольского служения было непосредственное их звание и посланничество от Иисуса Христа, равно как также непосредственное от Иисуса Христа наставление в том, что они должны возвещать миру. Об одиннадцати апостолах, оставшихся после смерти Иисуса Христа, касательно сего нет никакого сомнения. Матфий избран жребием, т. е. гласом Божиим, и избран из таких, которые были вместе с апостолами во все время, когда пребывал и обращался на земле Иисус, - начен от крещения Иоаннова даже до дне, в он же вознесеся (Деян. 1:21-29); Павел, причисленный к лику апостолов, тогда же призван к апостольству, когда и ко Христу. Бог соизволил, говорил ему Анания, его креститель, чтобы и ты видел праведника и слышал глас от уст Его, яко будеши Ему свидетель у всех человеков о сих яже видел еси и слышал (Деян. 22:14). И призвавший его своей благодатью Сам благоволил открыть в нем сына Своего, так что ему не нужно было ни в чем до его служения касающемся и советоваться с плотью и кровью, с наставниками от человеков (Гал. 1:16). В другом месте (1Кор. 11:23) Апостол Павел, пересказывая историю установления тайной вечери, говорит, что передает то, что сам принял от Господа. Сие преимущество служения апостольского, - быть званным и посланным на оное от Самого Бога столько важно, что учители лжи старались себе усвоить оное: и Манес или Манихеи именовали себя апостолами Иисуса Христа и Магомет - апостолом Божиим. Из непосредственности оного звания следовало и то, что служение сие было беспреемственно; в собственном смысле апостолы себе преемников не имели и иметь не могли. Петр и Павел, говорит Ириней, передали Лину не апостольство, но епископство.

Второе преимущество апостольского служения было такое обилие причастия Духа, которое всему их учению и всем правилам, ими преподаваемым, сообщало характер непреложной истинности, не требующей никаких более подтверждений и свидетельств. Таковыми и надлежало быть сим посланникам Иисуса Христа, которым обещано было, что они будут говорить не свои слова, но глаголы Духа, которые имели обратить к вере все языки и свидетельствоваться Самим Богом в знамениях и чудесах. Изволися Духу Святому и нам - вот основание всех их определений и учения, которые они предали церкви. От сей то силы Духа - такая сила и действенность их учения, так что о них можно бы было тоже сказать, что говорили о Иисусе Христе: никогда никто не говорил так! Глас их подобен был тому гласу, который так поразил Савла, что вдруг соделал его Павлом. Не Иоанн только и Иаков были сыны громовы, все говорили громами и молниями. Во истину, яко огненни язы цы их, воспламеняющие сердца любовью ко Христу! Истинно это трубы евангельские, которые звуком своим разрушают забрала иерихонские - мира и диавола! Истинно слова их меч обоюду острый, оружие, проходящее душу. Кто не удивится? Христос распятый - недавно жертва злобы и ненависти, клеветы - посылает требовать себе от мира веры, поклонения и вечной покорности; проповедуется слово креста и воскресения, странное по самому роду учения, соблазн Иудеям, безумие еллину, непонятное уму, противное самой природе, враждебное всем религиям, особенно ненавистное плоти, несогласное нигде ни с какими отечественными законами, страшное закореневшим в зле нравам и страстям: и вот! как бы в одно мгновение тысячи людей принимают его, чувство увлекается, ум воспламеняется, сердце тает, совесть обличается и облегчается; священники, проконсулы, судии, философы - смиряются; софисты приходят в смущение, ораторы заикаются, тираны содрогаются. Идолы падают, оракулы умолкают, Иудей горько плачет, взирая на пронзенного, Грек и Римлянин, Инд и Парфянин, Мавр и Ефиоплянин подъемлют знамя креста Его, и не только города, пишет язычник, но и все заражается учением евангельским. Какими же все это силами производится? Не вожди Александровы, не искусства богатых Кесарей, не препретельное слово Демосфена или Цицерона, не приманки Магометовы, не чаяние богатств, удовольствий, почестей, не воинство ангелов, не явление Самого Христа с небеси или с небесного престола, нет, все сие произвела Божественная сила слова тринадцати человек, по рождению не знатных, по виду ничтожных, по силам немощных, в науках несведущих, всюду гонимых, мучимых, терзаемых. От сего-то исполнения Духа проистекала и полномощная власть их в правлении. Они уже как бы воссели на престолы; а с сих престолов дают законы и суд не только 12 племенам израилевым, но и всему миру; связуют совести заповедями, запрещениями и наказаниями и разрешают от обязательности оных и от страха сих. - Постановляют законы, снимают с Иудеев иго обрядов, запрещают язычнику требы идольские, поставляют епископов, уставляют порядок церковный, предписывают правила суда церкви. Полагают наказания: приходят с палицей, действуют без пощады, поражают страшными казнями: Анания падает мертв к ногам апостолов от одного обличения Петрова; Елима лишается зрения; Именея и Александра связует проклятие, плотоугодник коринфский отлучается от церкви и предается сатане в измождение плоти.

Третье отличительное свойство служения апостольского было совершенное всех согласие в учении, так что кто осмеливался противоречить одному, тот противоречил всем, тот уже почитался лжеапостолом, подлежал проклятию, и напротив, что кто принял от одного апостола, было признаваемо вообще за апостольское. Отсюда что прибавлял в своем евангелии Иоанн к евангелию Матфея, нимало сего не разрушало и сему не противоречило. Отсюда несправедливо Валентин принимает одно евангелие Иоанново, Маркион - Луки, Керинф - Марка, Евион - Матфея; напрасно думают найти противоречие между собой у евангелистов; напрасно Павлу противополагают Иакова, надобно принять в рассмотрение, что апостолы говорят о различии живой и мертвой веры, о различном оправдании пред Богом и пред людьми, о различном состоянии греха и благодати, - к различным лицам: одни из них опирались на дела закона, другие - на веру, но на суетную, мертвую, подобную вере бесов. Так премудрость всегда оправдится от чад своих.

Четвертое преимущество служения апостольского было видение Иисуса Христа, которого они долженствовали быть свидетелями-очевидцами, в особенности свидетелями Его восстания от мертвых. Вот почему Иоанн говорит: еже видехом. Вот почему Петр поставляет себя между самовидцами величия Его. Вот почему являлся Христос Павлу и на пути, и в восхищении, и в других случаях. Лука передает более слышанное им, нежели виденное: за то он и не апостол, как замечает Иероним. Чтобы быть избранным в апостолы, по мнению Петра, нужно быть свидетелем воскресения Иисуса Христа. И конечно не мало придавало важности свидетельству апостольскому то, что они свидетельствовали не слышанное только, но что сами видели, видели часто, видели порознь многократно, не одни, но и с многими другими, - свидетельствовали с таким согласием, с такой простотой, с такой твердостью духа, в таких опасностях, что всякое подозрение об обмане должно быть совершенно удалено.

Пятое преимущество служения апостольского повсеместность оного в целом мире, посланничество во вся языки до последних земли, в концы вселенной, от востока до запада. Отсюда им вверяемо было попечение не об одной какой-либо церкви, но о всех церквах; отсюда основание церквей по градом, рассеяние их из Иерусалима, путешествия, проповедание в целом мире; отсюда писанное одним было преподаваемо и другим; что установляли здесь, то должно было иметь силу и везде. Глас их подобен гласу небес; свет их как свет лучей солнечных, разливающийся по всем странам. И посланные проповедывать Евангелие всем языкам, Божественным снабдены ведением всех языков. Посему нельзя в собственном смысле назвать их епископами каких-либо частных церквей: Петра - антиохийской или римской, Иакова - иерусалимской, Иоанна - ефесской и проч. Правитель целой области избирал для своего местопребывания какой-либо город. Царь имеет власть не над одной своей столицей, в которой живет, но и над всей своей землей. Никто не делил сим посланникам земли на тринадцать частей. как разделена была земля обетованная 12-ти племенам израилевым; у всех одно служение, одно апостольство, хотя не имея возможности быть в одно время везде, были они более или менее там или здесь: Иаков в Иерусалиме, Иоанн в Малой Азии, Петр в Сирии.

Шестое преимущество апостольского служения было такое обилие в чудесных дарованиях, что казались они в них не способностью, не силой, но как бы непрестанным сверхъестественных сил действованием. Они говорили на неизвестных им прежде языках, изгоняли духов, уничтожали силу ада, врачевали больных, воскрешали мертвых. Их чудотворения славны в рассуждении способа совершения: ибо совершаемы были и словом, и прикосновением, и мановением, даже тенью в глазах бесчисленного множества людей, в глазах непримиримых их врагов; важны в рассуждении цели и действия: ибо спасительны были для сердца врачуемых, благовременны и приятны несчастным, славны Богу, сильны к утверждению величия Божия как и к разрушению лести идольской, всякого суеверия, нечестия, коварства. Правда и многие другие в первенствующей церкви изобиловали даром чудотворений: но сообщать самый дар чудотворений никому не дано было, кроме апостолов (Τό πνεύμα διδόναι τοίς βαπτιξομένοις τούτο τό δώρον μόνων τών δώδεκα ήν. Chris. in Act. Hom. XVIII).

Седьмое, наконец, преимущество служения апостольского было право писать канонические сочинения и вот почему. Павел везде почти в начале своих посланий пишет: Павел апостол... (равно как Петр, Иаков, Иуда); и вот почему что написал церквам, то поставил для них неизменным правилом: в своем послании к Тимофею начертал образ исправления ему своего служения в церкви. Так апостольскую свою власть писания обнаруживает и в других своих посланиях к Коринфянам, к Галатам. Не посему ли в древности евангелие Луки - писателя и апостола приписывали Павлу и евангелие Марка - Петру? Не посему ли и Игнатий полагает различие между своими и Петровыми и Павловыми писаниями? Не как Петр или Павел, говорит он к Римлянам, заповедаю вам: те апостолы, а я ничто έγώ δέ έλάχιστος.

Итак вот преимущества апостольского служения, которые признавали все от самой древности и которые не признавать - почитать апостолов обыкновенными учителями, - значит соглашаться признать совершенную свою слепоту.

Уже из раскрытия сих преимуществ служения апостольского само собой открывается, что носившие оное в рассуждении своих прав должны быть все между собой равны и, следовательно, что те несправедливо поступают, которые одним из апостолов усвояют какое-то первенство власти и унижают других, делая их подчиненными оных. Каждый может видеть, что сие замечание направлено против важного предмета спора латинской со всеми другими церквами о первенстве и власти ап. Петра над прочим ликом апостольским, на которых утверждает первенство и власть церковь римская над всеми прочими церквами. Важность, каковую имеет сей вопрос в истории церкви, обращает на него наше внимание. При разрешении оного испытаем прежде предлагаемые основания решения оного в церкви католической. Потом исследуем, было ли действительно в намерении Иисуса Христа дать церкви вид единоначального правления и поручить сие единоначалие ап. Петру? Наконец, как в сем отношении смотрел на себя сам ап. Петр и как смотрели на него его соапостолы?

Церковь католическая утверждает, что ап. Петру дано было Самим Иисусом Христом первенство власти над прочими апостолами, следовательно верховная власть над всей церковью (ибо власть апостолов была высшая в церкви и иметь первенство над апостолами значит иметь верховную власть над всей церковью) и свое мнение утверждает:

1) на следующих словах Иисуса Христа, ап. Петру сказанных: и аз же тебе глаголю, ты еси Петр и на сем камени созижду церковь мою (Мф. 16:18). По-видимому здесь за верность Петрова исповедания обещается ему быть основанием всей церкви христианской, или, что тоже, главой. Но рассматривая различные образы изъяснения оных слов Спасителя у древних и новых изъяснителей св. Писания, из коих одни - слова: на сем камени относят к Иисусу Христу, что напряженно, хотя само в себе не содержит противоречия; другие ко всем апостолам, что не ясно; иные к одному ап. Потру, что не верно, поскольку основанием главным паче лежащего никто более быть не может, а вторичным, о котором говорит ап. Павел: наздани бывше на основании апостол и пророк - суть все апостолы; и так повторяю - сличая все сии мнения между собой, не находим ближе к истинному того, которым в сем камне указывается оное исповедание веры Петровой: ты еси Христос, Сын Бога живаго. Ты Петр, говорит ему в ответ, тебе имя каменный: но отчего и за что сие наименование? Очевидно, не за сие исповедание, которое, как Сам Спаситель заметил, открыл ему Отец Небесный, но от того камня, который тебе первому дано было положить в основание церкви; от того исповедания, которое необходимо для всякого приходящего в церковь, как основание его веры. И врата адовы не одолеют ей; дух тьмы со всеми силами ада будет стараться поколебать ее в самом сем основании: он найдет себе на земле орудия, чрез которых, отняв у меня жизнь, возмнит доказать миру, что я не Христос Сын Бога живаго: но врата адова не одолеют - Сыну Божию не мощно держиму быти от смерти. Я восстану и дам тебе ключи царствия небесного, тебе дам первому ввести в церковь мою Иудеев и язычников: и еже аще свяжеши на земли, связано будет на небеси и еже разрешиши на земли, будет разрешено и на небесех. Силой власти апостольской ты с прочими братиями по внушению Духа будешь возвещать новый закон благодати, и отменишь ветхий закон Моисеев.

2) на следующих словах Иисуса Христа ап. Петру: аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя, и ты некогда обращся утверди братию твою (Лук. 22:31) и

3) (Иоан. 21:15, 16, 17) паси агнцы моя и паси овцы моя. Но что отсюда следует к утверждению власти ап. Петра над апостолами? Иисус Христос повелевает ему утвердить некогда братию: но замечает, что сам прежде других падет и должен думать об обращении: обращся. Ты падешь: ты отречешься от меня, но я восставлю тебя с тем, чтобы ты утвердил, исправил, поставил тверже и прочие столпы моей церкви, твоих братьев, имеющих так же поколебаться в своей вере. Утверди, но не утверждай над ними своего владычества. Пасти же овец поручено не одному Петру, но и всем апостолам. В указываемом месте для того после троекратного исповедания любви вверяется ему служение стаду Христову, что он троекратным своим отречением от Христа сделал себя в глазах прочих недостойным оного.

Итак предлагаемые основания верховной власти Петра над всей церковью не имеют сами твердости. Обратим внимание на то, согласно ли еще такое единовластие в церкви с волей Иисуса Христа? У учеников произошел спор о том, кто из них должен почитаться большим? вопрос - к нашему делу. Посмотрим только, как решил его Небесный Учитель; и из его ответа выведем решение своего вопроса. Он же рече им: царие язык господствуют ими и обладающие ими благодетели нарицаются. Вы же не тако: но болий в вас да будет яко мний: и старей яко служай (Лук. 22:25, 26). Что отсюда видно? видно, что Иисус Христос ни одному большему и начальствующему в своей церкви не хотел дать верховной, независимой, самодержавной царской власти. Далее еще присовокупляет: и Аз завещаваю вам якоже завеща мне Отец мой царство; но и здесь завещевается царство не одному, но всем; никто не сделан верховным распорядителем оного, всем равные престолы: и сядете на престолех. Правда, Иисус Христос отличал Петра пред прочими любовью и доверенностью напр. на Фаворе, в дому Иаира, на горе масличной, в саду Гефсиманском: но никогда одного, а всюду вместе с Иаковом и Иоанном, иногда с Андреем; притом еще Иоанн именуется по преимуществу возлюбленным учеником Господа: его же любляше Иисус. Но как нельзя согласиться, чтобы Иисус Христос отличной своей доверенностью к сим ученикам хотел всем дать первенство власти, ибо это невозможно, то следует, что ни сим, ни одному Петру, ни кому-либо другому Иисус Христос не хотел поручить и управление всей церковью.

Покажем наконец, как смотрел на сие единовластие в церкви и как думал о себе в сем отношении сам ап. Петр, и как думали о том другие апостолы?

Получивший себе имя от камня церкви в своем послании указывает единый живой камень от человек уничиженный, от Бога же избранный, к которому все верующие, подобно как и он Петр, должны приступать, и сами, как живые камни, устроят из себя дом духовный (1Петр. 2:4, 5). Очевидно здесь между Иисусом Христом - основанием дома Божия и верующими зиждимыми камнями церкви не полагается никакого еще посредствующего камня - Петрова ила чьего-либо т. е. все здание держится на одном основании; и как оно еси храм духовный, то в его строение не должно входить ничто от мира и не надобно искать для его крепости каких-либо связей человеческих напр. единоверховного владычества.

Тот же ап. Петр, пиша к пресвитерам, называет себя сопресвитером их; учит пасти стадо не яко обладающе ему, указывает единого Пастыреначальника Иисуса (2Петр. 5:1, 3, 4). Так писать несвойственно бы было верховному правителю церкви.

Не так как на верховного правителя церкви смотрели на него и прочие апостолы, когда напр., ап. Павел писал:

a) наздани бывше на основании апостол и пророк (Еф. 2:20), и не отличил здесь никого из апостолов, как преимущественное основание.

b) Той дал есть овы убо апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители к совершению святых, в дело служения, в создание тела Христова (Еф. 4:11), и не сказал, чтобы к совершению святых в дело служения для созидания тела Христова поставил тот же Иисус Христос из апостолов видимой главой церкви Петра.

Когда c) усвояет себе равную область в церкви с областью Петра: уверено ми бысть благовестие необрезанию, якоже Петру обрезанию (Гал. 2:7).

Когда d) поставляет между столпами церкви не одного Петра, но первее Иакова и притом еще Иоанна (Гал. 2:9).

Когда e) говорит, что сии мнимии столпи ему дали сии десницы, чтобы ему идти во языки, а им в обрезание (Гал. 2:9), чего не должно бы было быть, когда бы Петр один имел верховное право распоряжаться всеми служениями и служителями церкви.

Когда f) говорит христианам: аще Павел, или Аполлос, или Кифа, или мир, или живот, или смерть, или настоящая, или будущая: вся ваша суть; вы же Христовы, Христос же Божий (1Кор. 3:22, 23), что и он, и Петр, и все апостолы по своему званию равные служители церкви, церковь же Христова, Христос же Божий.

Когда g) в лицо противостоит Петру в Антиохии (Гал. 2:11).

Когда h) собрание апостолов отправляет Петра и Иоанна в Самарию для преподания Духа Святаго. Слышавше же иже в Иерусалиме апостоли, яко прият Самария слово Божие, послаша к ним Петра и Иоанна. Может ли быть посылаем начальник своими подчиненными?

Когда, наконец, i) в трудных делах прибегали к решению собора, а не мнимого верховного всей церкви предстоятеля.

Итак не будем отрицать, что во многих случаях Петр имел пред апостолами первенство порядка, но никогда - первенство власти.

Далее, к чрезвычайным лицам иерархии времен апостольских принадлежали пророки. В исчислении различных степеней служения церкви, какое делает ап. Павел в послании в Ефес. 4:11 и 1Кор. 13:28, они стоят непосредственно после апостолов и выше так называемых учителей. Служение их церкви состояло или в предвозвещении целому обществу христиан, в частности кому-либо из членов церкви будущей судьбы, что собственно значит пророчествовать, или в изъяснении пророчеств и прообразований древних применительно к учению Иисуса Христа и апостолов: ибо должно знать, говорит ап. Петр, что никакого пророчества в писании нельзя разрешить самому собою (2Петр. 1:20). Первого рода - был напр. Агав, предвещавший в Антиохии всей земле голод (Деян. 11:27, 28), а в Кесарии Павлу узы (21:11); последнего - напр. Иуда и Сила, подтверждавшие в Антиохии своим учением определение апостольского собора (15:32). Но подтверждать оное было нельзя предсказаниями, а разве изъяснением относящихся к сему предмету древних пророчеств. В рассуждении последнего порядка пророчествующих Павел дает особые правила в 1-м своем послании к Коринфянам (14) и именно: пророки пусть говорят двое или трое (в одно собрание), а прочие пусть рассуждают, т. е. о том, что сии говорят. Если же другому из сидящих будет откровение; то первый молчи. Ибо все один за другим можете пророчествовать... (29:30, 31). И духи пророков подчиненны пророкам (32). Бывающие от Бога внушения не так насильственны, чтобы нельзя было удержаться произносить оные другим (как бывает при вдохновениях духа тьмы); а удержаться надобно, когда сам Бог яснейшим откровением повелевает говорить другому; наконец: братия мои, с ревностью желайте пророчествовать (39).

Евангелисты - писатели и благовестники (Еф. 4:11).

К степеням иерархии постоянно принадлежали:

1. Епископы. Неопределенность свидетельств св. писания касательно происхождения сего звания от апостолов ⁷⁴ разрешается множеством ясных свидетельств последующих писателей, в достоверности которых не можем сомневаться. Так пишет Тертуллиан: ordo episcoporum, ad originem recensus, in Iohannem stabit avctorem (adver. Marcion. L. 4. c. 5). Так пишет Климент Александрийский об Иоанне Богослове: quum ex insula Patmo Ephesum rediisset ad finitimas quoque provincias se contulerit, ut episcopos constitueret... (In оrat. quis dives salvetur). Ириней показывает, какие где постановлены по городам епископы от апостолов; говорит о своем учителе св. Поликарпе, епископе Смирнском, что он поставлен в епископа от Иоанна Богослова. Сего последнего рода свидетельства находим у Евсевия, Епифания и Иеронима. Отличительные права епископа пред пресвитером были следующие: 1) сей все действия по церкви должен был совершать не иначе как с ведома своего епископа: того напр. требует Игнатий в своем послании к Смирнянам, запрещая без оного совершать и крещение и вечерю (αγέπη). 2) Некоторые священнодействия исключительно принадлежали епископу, как поставление пресвитеров. 3) Епископ имел право вызывать к суду неисправных пресвитеров, но не наоборот. Что в некоторых церквах был не один епископ, это очевидно из послания ап. Павла к Филипписеям 1, 1. Павел... всем святым... в Филиппех с епископы и диаконы. Некоторые догадываются посему, что вообще в каждом городе, где христиане были не из одних Иудеев и не из одних язычников, было по два епископа, у тех и других по одному своему, и сию мысль свою подтверждают тем, что находят в некоторых церквах именно по два епископа при апостолах: в Риме Лина и Анаклета; в Антиохии Еводия и Игнатия. Впрочем, могло статься, что сии стоящие на втором месте епископы Анаклет и Игнатий поставлены апостолами и по случаю смерти первых.

2. Пресвитерами-старцами именовались у Иудеев и судии и начальники синагог (patres synagogarum). Должность пресвитеров христианских учить и священнодействовать; права - быть советниками епископов как напр. на соборе иерусалимском Деян. 15:6, и возлагать свои руки при посвящении вместе с посвящающими (1Тим. 4:14; 2Тим. 1:6).

3. Диаконы. Причина и место первоначального учреждения сей степени священства; должности: попечение о трапезе, служение при таинствах и проповедание.

Диаконисы. Их первоначальное состояние - вдовицы; должность, - не степень священства ⁷⁵.

Давши церкви пастырей, которые должны были представлять в себе верным образ словом, житием, любовью, духом, верой, чистотой (1Тим. 4:12), апостолы однако же и сами и своим преемникам показали пример по частному усмотрению или по общему совещанию установлять новые правила, относящиеся 1. до сохранения чистоты веры и нравов и неповрежденности учения как в целом обществе церкви, так и в каждом из принадлежащих к оному и 2. до установления сколько можно более единообразного и постоянного порядка во внешнем устроении оной. Первое касалось внутреннего, второе - внешнего благосостояния церкви. От первого зависела и поддерживала здравость всего тела церкви; последним сообщалось приличное оному телу одеяние и благолепие. Первое как важнейшее заключено ими в собственных их писаниях, последнее по большой части сохранилось для вас в виде предания, более или менее близкого к апостолам и более или менее чистого, в писаниях последующих отцев церкви и в особенности в так называемых правилах апостольских. Пастырям церкви последующих времен апостолы для тех же нужд в особенных случаях показали пример прибегать к общему совещанию в своем соборе иерусалимском. Скажем о всех сих предметах подробнее.

Ограждая чистоту веры и нравов церкви, апостолы естественно должны были иметь в виду два рода людей, сохраняющих и не сохраняющих оную, и иметь попечение о здравых и немощных или уже и отпадших членах церкви. По сему рассуждению будем рассматривать и правила их относительно сохранения оной чистоты.

Для первых верхом своих требований апостолы поставляли, чтобы учению, которое приняли, были послушны от сердца, и правде, к которой признаны, совершенно себя поработили: благодарение Богу, что вы, быв прежде рабами греху, сердечно стали послушны образу того учения, которое приняли; и свободясь от греха стали рабами правде (Рим. 6:17, 18); посему внушали верующим, чтобы они всегда держались образа здравых словес с верой и любовью во Христе Иисусе и хранили залог Духа Святаго, живущего в них (2Тим. 1:13, 14), то помазание от Святаго, которое учит всему, что для спасения нужно (1Иоан. 1:27), все испытывали и хорошее удерживали (1Сол. 5:20), не всякому духу верили, но испытывали духов, от Бога ли они (1Иоан. 4:1). Таких людей, которые учат иному и не следуют здравым словам Господа Иисуса Христа и учению, которое по благочестию, - которые, ничего не зная, заражены страстью к состязаниям и словопрениям, от коих рождаются зависть, распри, злоречия, лукавые подозрения, - удалялись (1Тим. 6:3, 4, 5) . Еретика по первом и втором вразумлении отвращались (Тит. 3:10). Как новорожденные младенцы любили одно чистое словесное млеко, дабы от него возрасти во спасение (1Петр. 2:2). И в тоже время старались все достигать в единство веры и познания Сына Божия, в зрелость мужа, в меру полного возраста Христова, дабы не быть такими младенцами, которых может колебать всякий ветр учения по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения (Еф 4:13, 14), не сообразовались с веком, но преобразовались обновлением ума, дабы узнавать, что в отношении к воле Божией хорошо, благоугодно и совершенно; не мудрствовали паче еже подобает мудрствовати, но мудрствовали в целомудрии коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры (Рим. 12:2, 3), служили друг другу тем даром, кто получил, как верные домостроители многоразличной благодати Божией (1Петр. 4:10). Если кому дано пророчество, пророчествовал бы соответственно вере; если служение, пребывал бы в служении; если кто учитель - в учении; если увещатель - в увещании; если раздает, раздавал бы в простоте; если начальник, начальствовал бы рачительно; если делает дела милосердия, делал бы с радостью; любовь была бы непритворна; отвращались бы зла; прилеплялись к добру, были братолюбивы друг к другу с нежностью; отдавали один другому предпочтение; были тщательны, неослабны, духом пламенны, в бедствии терпеливы, в молитве постоянны, помогали в нуждах святым; упражнялись в странноприимстве; благословляли гонителей; радовались с радующимися, плакали с плачущими; были единомысленны между собой; если возможно и сколько зависит от самих, со всеми людьми жили в мире (Рим. 12:6-18); властям предержащим повиновались, и повиновались не только из страха наказания, но и по совести; отдавали всякому что должно: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь (Рим. 13:1, 7); впрочем не делались бы рабами человеков (1Кор. 7:23); в случае нужды судились лучше у своих, нежели у неверных (1Кор. 6:1-6), повиновались паче Богу, нежели человекам (Деян. 5:29). Кто страждет как христианин, да не стыдится, да прославляет же Бога в части сей (1Пет. 4:16). Каждый пусть остается в том звании, в каком призван; рабом ли кто призван, не беспокойся; но если может сделаться и свободным, воспользуйся (1Кор. 7:20, 21); рабы должны быть послушны господам своим по плоти с уважением и страхом в простоте сердца, как Христу, не при глазах только служа, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души (Еф. 6:5, 6). Господа же обязаны доставлять должное и справедливое, зная, что и сами имеют Господа на небесах (Кол. 4:1). Холостым и вдовым хорошо оставаться в своем состоянии, но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак: кто же твердо положил в сердце своем оставить девицу свою незамужнею, тот хорошо делает (1Кор. 7:8, 9, 37). Если какой брат имеет жену неверующую, но она хочет с ним жить, то он не должен оставлять ее (12). Молодые вдовицы пусть вступают в браки, рождают детей, управляют домом и не подают противнику никакого случая к злоречию (1Тим. 5:14) . Муж пусть отдает жене должное; подобно и жена мужу (1Кор. 7:3); впрочем пусть помнят, что имеющие жен должны быть как не имеющие (29). Отцы не должны детей своих огорчать, но воспитывать их в учении и наставлении Господнем (Еф. 6:4). Дети должны повиноваться родителям для Господа. Юноши - быть благонравны (Тит. 2:6). Старцы - трезвенны, степенны, скромны, здравы в вере, в любви, терпении; старицы также одевались бы прилично святым, не были клеветницы, не порабощались бы пьянству, учили добру (2, 3). Пастырям церкви предписывали проповедывать слово постоянно, во время и не во время, обличать, угрожать, увещавать со всяким долготерпением и учением (2Тим. 4:2), заниматься чтением слова Божия (1Тим. 4:12), глупых и невежественных состязаний уклоняться, не ссориться, но быть приветливыми ко всем, учительными, незлобивыми, с кротостью наставлять противников: не даст ли им Бог обращения к познанию истины (2Тим. 2:23-25). Пастве завещали повиноваться своим наставникам (Евр. 13:7), воспоминать о них (7), уважать трудящихся и начальствующих в Господе и почитать их преимущественно с любовью за дела их (1Сол. 5:12, 13), наставляемым делиться всем добром с наставником (Гал. 6:6). Вообще всех учили не оставаться никому ничем должным кроме любви, немощи немощных носить, и не себе угождать; словом, что ни делают, словом или делом, все делать во имя Господа Иисуса Христа, благодаря Бога и Отца чрез Него (Кол. 3:17).

В отношения к заблуждающим умоляли всех и каждого бесчинных вразумлять, малодушных утешать, слабых поддерживать и долготерпеть ко всем (1Сол. 5:14). Кто несмотря на увещания и убеждения церкви слову Божию не повинуется, такового иметь в замечании и не сообщаться с тем, дабы устыдить его, впрочем не почитать его за врага, а исправлять как брата (2Сол. 3:12, 14, 15). Кто, называясь братом, есть блудник, или сребролюбец, или идолослужитель, иди злоречив, или пияница, или хищник: с таковыми даже и не есть вместе (1Кор. 5:11), но извергать развращенных из среды себя (13); зараженных грехами тяжкими, не только оскверняющими имя христианина, но редкими и между язычниками, - отлучать от церкви с общественным плачем (1Кор. 5:1, 2); смущающих церковь и превращающих Евангелие Христово предавать анафеме (Гал. 1:7-9); равно кто не любит Господа Иисуса Христа - анафема, маранафа (1Кор. 16:22). Апостолы кроме сего поражали иногда противников Евангелия чудесными казнями телесными (Деян. 13:11) или предавали сатане (1Тим. 1:29) в измождение плоти, да дух спасется (1Кор. 5:5); но ни права, ни силы не оставили совершать тоже и церкви.

Все сии правила, коими ограждалась чистота учения и нравов церкви, открыто содержатся в св. Писании. Правила, касающиеся единообразного устроения порядка церковного по большей части сохранились в одном предании. Понятие о преданиях нет нужды нам ограничивать. Предание или то, что было оставляемо преданию, дополняло правила апостолов писанные. Апостолы не занимались только тем, чтобы писать книги, говорит Евсевий (L. III. с. XXIV; σπεδής τής περί τό λογογραφείν μακράν ποιούμενοι φροντίδα). Посему многое, чему они учили и что различным церквам заповедали во время личного своего у них пребывания, или совсем должно было затеряться или сохраниться только в предании. Ириней в свое время действительно (I. II. 2) ссылался на предание, как на остатки учения апостолов, хранимые в церквах чрез преемство пресвитеров. Евсевий пишет о Папие, ученике Иоанна Богослова, что он тщательно собирал сведения, что говорил Андрей, Петр и другие ученики Господа, не надеясь получить столько пользы от чтения книг, сколько от устного наставления остававшихся в жизни их слушателей (ού γάρ τά έκ τών βιβλίων τοσούτόν με ώφελείν ύπελάμβανον, όσον τά παρά ξώσης φωνής καί μένεσης Eccles. Hist. Lib. III, с. 39). - В сем предании заключались конечно более, нежели одни постановления, касающиеся церкви: Ириней вызывает на суд сего предания лжеучения еретиков, отступивших от церкви в самых главных догматах веры. Известно также и то, что самое символическое учение от времен апостольских, сохранялось только чрез предание. Впрочем, что входило сюда, частью и особые распоряжения, и установления апостолов касательно порядка и благочиния церкви, можно видеть напр. из слов Тертуллиана в рассуждении одного церковного учреждения: si legem postulas scripturarum, nullam invenies: traditio tibi praetendetur auctrix, consuetudo confirmatrix, et fides observatrix (Lib. de coron. milit. c. 4. August. Epis. 118 et 119. См. 1Тим. 3:14, 15; 2Сол. 2:15). Такового рода установления преемственно сохранялись в непрестанном употреблении церкви, и были по временам случайно или нарочито заносимы и в книги древними отцами и учителями церкви.

Первый древнейший памятник такового собрания преданий касательно внешнего устроения церкви есть книга правил апостольских. Что наименования оных правил апостольскими не должно принимать в том смысле, будто они точно в том виде и количестве принадлежат апостолам, в каких имеем оные ныне: в том нельзя сомневаться потому, что находим в числе оных такие, которые апостолам и даже их временам принадлежать не могли; именно: правилом VII воспрещается праздновать пасху с Иудеями прежде весеннего равноденствия; но о времени празднования пасхи еще только спор был в конце II-го века; и если бы самими апостолами было сделано касательно сего установление, то Виктору и церквам азиатским было бы удобно решить оный ссылкой на правило апостольское. Правило XXII воспрещает скопцу, скопившему самого себя, быть клириком: Димитрий еп. Александрийский в сем обвинял и за сие требовал низложения Оригена: но если бы было в то время известно оное постановление апостольское, то без сомнения сие действие Оригена не было бы защищаемо Александром, епископом Иерусалимским и Феоктистом, епископом Кесарийским, которые, когда он был изгнан по обвинению Димитрия из Александрии, дали ему у себя не только приют, но ему одному поручили у себя проповедывать слово (Евсев. Церков. Истор. Кн. VI, гл. 8 и 27). Притом такое постановление не могло быть во времена апостолов и потому, что, без сомнения, должно быть введено по случаю усиления такового беспорядка в церкви; но во времена апостолов не видно и начала оного. Правило XXVII дозволяет брак из поступивших в клир в безбрачном состоянии только чтецам и певцам, но и степеней сих во времена апостолов не находим. Правила XXXIV и XXXV говорят об отношениях епископов к своему первому (τόν έν αύτοίς πρώτον) как к главе (т. е. митрополиту) и о правах епископа только над своей парикией: но ни сих первых, ни разделения парикий во времена апостолов не встречаем. Правило LII, которое подвергает извержению епископа и пресвитера, не принимающих обращающихся к церкви с покаянием направлено против еретиков Монтанистов и Новациан, которые существовали во II и III веке. Правило LXVI подвергает извержению клирика и отлучению мирянина, постящихся в субботу (кроме одной субботы πλήν τού ένός μόνου σαββάτου т. е. великой): но сего обычая во времена апостолов не находим; его вводил было еретик Маркион, но за то церковью осужден, и кажется против него прямо стоит это правило. Правило LXIX повелевает соблюдать пост четыредесятницы и посты в среду и пяток: но и первый еще был предметом сомнений во времена Иринея; а о последних никаких свидетельств древних не находим. Далее говорится в сих правилах о елее, сосудах златых и серебряных, завесах; исчисляются св. книги с ветхими и Нового Завета, что не может принадлежать апостолам. В правилах XLII, XLVI и XLVII отвергается крещение еретиков: но о сем во времена апостолов еще и не рассуждали. Итак очевидно, что сии правила не суть собственно апостольские, впрочем древние и не позже как в конце третьего века собранные. Это доказывается тем, что у писателей четвертого и пятого века они уже приводятся под общим именем: canones или canones antiqui и canones ecclesiastici. (Так Афанасий Александрийский пишет: ού γάρ νύν κανόνες καί τύποι ταίς εκκλησίαις έδόϑησαν, άλλέκ πατέρων ήμών καλώς καί βεβαίως παρεδόϑησαν et caet. ad ubique Orthodox. T. 1. p. 943. Conf. pag. 945. ubi έκκλησιαστικοί κανόνες тоже у Василия Великого и на Никейском соборе). Мнение сие подтверждается тем, что обычаям и нравам сих веков ничего противного в них уже не находится. Касательно же настоящего их вида должно заметить, что 1) эти правила первоначально составлены вероятно из определений соборов, бывших во II и III веках на основании преданий апостольских, ибо многие из оных прямо направлены против известных во II и III веках заблуждений и ересей; а соборы в сии времена были часто, и, как известно из свидетельства Тертуллиана, соборы занимались между прочим и общими рассуждениями о всех древнейших постановлениях (agentur praecepta per Graecias illas certis in locis concilio ex universis ecclesiis, per quae et altiora quaeque in commune tractantur, et ipsa repraesentatio totius nominis christiani magna veneratione celebratur): и собор Никейский - 1-й вселенский - ничего нового не вводил, но постановил держать древние обычаи (τά αρχαία έϑη κρατείϑω Can. VI). 2) Притом должно думать, что сии правила составлены были не все вдруг: от чего у некоторых считалось их менее: напр. Дионисию Малому они известны были только в числе 50; в нынешнем сборнике их 85; в нашей Кормчей к сим приложены еще 17 правил ап. Павла и 17 - Петра и Павла, и два общие всех апостолов. Общепринятое число их есть среднее 85. 3) Собраны и отчасти повреждены сии постановления писателем заповедей апостольских (Constitutiones apost.), который, в последнем правиле предложив исчисление ветхозаветных и новозаветных книг, как досточтимых и святых (σεβάσμια καί άγια), с ними наравне поставляет два послания Климента; приведем собственные его слова: "заповеди (διατάξαι) вам епископам чрез меня (δί έμού) Климента в осьми книгах данные, которые не должно однако же всем обнародовать по причине содержащихся в них таин и деяния наши апостольские". Повреждение этих правил состоит в том, что собиратель издавал их от имени апостолов, а не как определения церковные, составленные на основании преданий апостольских; почему в некоторых местах и писал от лица апостолов: так напр. в правиле XXIX, где поставляющие на степени священства за сребро подвергаются извержению, прибавляется: "как я Петр сделал то с Симоном", между тем как в вышепоказанном сборнике Дионисия Малого сего упоминания нет. В правиле V говорится: "как Господь нам сказал"; но в манускриптах греческих и в издании Зонары и Вальсамона стоит просто: "как Господь сказал".

Итак, обращаясь к главному нашему предмету, - скажем опять, что еще самими апостолами даны были некоторые правила до устроения внешнего порядка церкви относящиеся.

Но поскольку ни внутреннее, ни внешнее состояние церкви не могло быть всегда одинаковым; поскольку и божественное учение, по мере удаления от светоносных времен апостольских, более и более требовало раскрытия, и уклонение от первоначальной истины нравов - сильнейших мер и преград, - и устройство внешнего порядка церкви с течением времени и при усилении оных недостатков - большей определенности и полноты; поскольку к этому апостолы предвидели, что по отшествии их войдут в церковь многие волки, не щадящие стада, и из среды самих чад ее явятся люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь за собой учеников: то сии же самые апостолы, которые так деятельно старались преградить всякий путь злу в св. церковь Христову, - доколе сами пребывали на земле, своим примером показали вернейший способ помогать всем оным нуждам церкви и по отшествии их - в общих совещаниях и определяемых вследствие оных постановлениях соборов. Несмотря на то, что каждый из сих богодуховенных мужей сам в себе мог найти божественное решение в предстоявших недоумениях, - апостолы во всех подобных случаях прибегали к общему рассуждению. В общем собрании церкви были избраны и поставлены семь диаконов; в общем собрании положено было Павлу совершить над собой обряд очищения, в общих собраниях повелевали обличать согрешающих (1Тим. 5:20). Но полнейший образ производства оных соборов показан в том соборе Иерусалимском, на котором рассуждаемо было о законе Моисеевом обрядовом. В настоящем месте нам не более нужно сказать как только о сем образе и порядке производства: ибо что касается самого спора на оном предложенного и потом разрешенного, то это собственно относится к истории учения церкви апостольской. Виной собора был такой предмет, от которого по мнению лиц спорящих зависит спасение - вы не можете спастись, если не обрежетесь по обряду Моисееву (15:1), учили Иудеи братию антиохийскую. На соборе присутствовали апостолы и пресвитеры и представители спорного мнения с той и другой стороны. По долгом рассуждении, в котором конечно участвовали и пресвитеры, высшие члены собора предлагали свои голоса; и когда они найдены между собой согласными и всем собранием признаны, то составлено было из них определение и отослано с особыми поверенными лицами к церкви, требовавшей разрешения своего спора, как определение самого Духа Божия.

Наконец мы не имели бы еще полного и правильного понятия о целом составе внешнего образования церкви апостольской, если бы представляли себе оную только в виде множества раздробленных частей, между собой не сложенных и одна от другой независимо существующих, если бы видя стройное образование всех частей сего тела порознь, не видели еще общего их союза. Мы не говорим уже здесь об их союзе внутреннем, в единстве упования веры, крещения, Бога и Отца всех, иже над всеми и чрез всех, и во всех (Еф. 4:4, 5, 6). Мы говорим о единении церквей внешнем, коего впрочем основание также лежало в неразрывности внутреннего. Всегда соблюдаемое любовью в сердце оно обильными плодами разверзалось в делах, как скоро требовали того нужды хотя бы и отдаленных и неведомых братий. В Самарии просвещены веровавшие крещением, но не получали еще Святого Духа: церковь иерусалимская спешит сообщить им участие в высоких дарованиях, послав к ним Петра и Иоанна. Церковь антиохийская избыточествовала в учителях и не умедлила отпустить их от себя, как скоро воззвал их Дух Божий на проповедание у других народов. "По всей земле будет великий голод", сказал Агав, - и христиане антиохийские, каждый по достатку своему, положили послать пособие братиям живущем в Иудее и исполнили. Церковь антиохийская страждет от раздоров, посеваемых лжебратией: церковь иерусалимская полагает конец прениям соборным рассуждением. Подобные в свое время несогласия церкви коринфской примиряет римская. По таким нуждам имели между собой частые сношения и другие церкви соседственные и соплеменные напр. колосская и лаодикийская (Кол. 4:16) или отдаленные церкви малоазийские, в различных странах основанные, упоминаемые в начале послания Петрова (1:1). Далее, по действию сего же единения все верующие с преимущественным уважением относились к церквам, или самими апостолами основанным и их пребыванием отличенным, как напр. церкви антиохийской, ефесской, александрийской, римской, или богатством дарований духовных знаменитым, в особенности до падения Иерусалима - матери всех церквей церкви иерусалимской, Самим Иисусом Христом первоначально собранной и Его здесь обращением, проповедью, страданиями, смертью и вознесением пред прочими прославленной. Наконец сие единение частных церквей еще яснее выражалось в беспрекословном повиновении всех одним общим своим наставникам - апостолам. Впрочем, это не было следствием какого-либо насилия или принуждения, но действием кроткого духа и несомненной уверенности в Божественное назначение их служения. К чему было принуждать, когда тот сам себя назвал, делал несчастным и достойным сожаления и слез, кто от сего единения уклонялся или в наказание за грехи свои был отлучаем. Кто оставлял союз верующих, тот сам сим свидетельствовал, что он не был от них и в сем уже имел ясный признак вечного своего отвержения. Итак вот в чем состояло единение церквей апостольских; единение мира и любви - вот то общение святых, которого только имя нам осталось в именуемом символе апостольском, которого каждодневно наша православная апостольская церковь от времен древних доселе просит в соединении веры, и которым разве только на небесах может насладиться.

Нравы церкви апостольской

Прежде нежели приступим к изображению нравов церкви апостольской, считаю нужным изложить свои мысли касательно необходимости предмета и важности сего обозрения в общем преподавании церковной истории.

По избранному и предположенному нами порядку прохождения церковной истории, в изложении событий каждого века, периода, или скажем общее, отделения, первое место должно занимать обозрение распространения христианства, равно препятствий и пособий к оному, или начертание видимой судьбы церкви христианской; второе - изображение учения церкви, рассматриваемого как в самом себе - положительно, так и в противоположении возникающим ересям, или изображение внутреннего устроения церкви; третье - рассмотрение богослужения, обрядов и иерархического постановления, или внешнего устроения церкви. Если на этом и остановиться, то наше изложение истории, а отсюда и понятие о состоянии церкви в известном отделении времени, не будет иметь надлежащей полноты. Недовольно знать только то, где, кем, с какими трудами и при каких пособиях учение Иисуса Христа распространялось; как и в каком виде оно было излагаемо; какия учреждения были вводимы для его подкрепления, содействия; здесь я не нахожу еще покоя моему уму и сердцу, которые смотря на совокупною деятельность сил Божественных и человеческих в оном непрестанно-продолжающемся деле наставления, образования, или лучше - воспитания рода человеческого к жизни небесной, не могли не возбудить меня к глубокому вниманию и ожиданию достойного оной деятельности разрешения. Мне нужно знать, что было следствием всех оных трудов, пособий, учреждений? Какое действие имело оное Божественное учение на сердце человеческое? Какой ответ образовался на Божественное звание, из действия над ним Духа Божия, из воздействия его собственных сил, из влияния возраста целого человечества, духа века, качества наставников и проч.? Я знаю, что каждое семя приносит плод по роду своему, хотя не каждая земля равно способна питать оное; пред моими глазами вверяли семя земле; собственными моими чувствами я испытывал качества и доброту его; видел потом, как земледелец старался утвердить безопасность своего поля укреплением ограды и стражей: не захочется ли мне после того знать, чем это поле наградило земледелателя за его пот и труды? Так точно, когда история показывает нам в известное время и в известном месте сеяние Божественного слова; мы непременно желаем видеть и плоды оного. Правда, из нашего обозрения истории церкви с показанных трех сторон уже можно видеть первые начатки действия оного живоносного семени, напр. уверование и обращение ко Христу каких-либо народов; но это не есть еще плод, а только приготовление к плодоношению, залог и предобручение истинных плодов Божественного учения. Учение христианское имеет своим предметом и целью не просвещение только ума правильнейшими понятиями о Божестве, но наипаче исправление сердца и воли; оно есть учение еже по благоверию (1Тим. 6:3), истина яже по благочестию (Тит. 1:1), таинство веры в чистой совести раскрывающееся (1Тим. 3:9). Оно должно значить и породить новую жизнь в человеке, переменить его образ мыслей о себе, о своей жизни, о своих отношениях на земле, вложить в него новые святые чувства, стремящиеся к небу: настроить его волю, приучить человека посильными опытами к тому высокому служению, которое ему предназначено разделять с высшими силами в вечности. Вот где совершается плод действования Божественного учения! Вот что нужно еще знать для того, чтобы иметь полное понятие о состоянии церкви: какими плодами и в каком обилии она украшалась! - Какими доблестями и добродетелями и в какой славе в известное время она процветала? Вот что во-первых мы назначаем для исследования в этом отделении о нравах, впрочем не совсем точно соответствующем своим наименованием предмету.

Но сему противополагать будут: что эти доблести и слава духовных подвигов вполне сведомы единому Богу, а для ока человеческого по большей части совсем бывают сокрыты; или - что изображение оных, хотя бы то и в различных временах, будет всегда единообразно: поскольку Иисус Христос вчера и днесь, тойжде и во веки; слово Его неизменно и пребывает в век тоже; Дух Его всегда тойжде, действует вся во всех.

Так. Мы не можем видеть всего богатства славы церкви внутренней; и сокровенность столько оной любезная, и отдаленность времен, и недостаточность памятников, и немощь и нечистота собственно духовного зрения, - все препятствует видеть в раздельности все черты ее Божественного лика; полное откровение оного предоставлено дню Господню, последнему дню мира и не у явися что будем (1Иоан. 3:2). Признаемся еще более, что не все бы могли и изобразить, если бы даже все могли видеть; величие дел духовных часто зависит от сложности таких обстоятельств, коих множество и разнообразие никак не могли бы вместить в тесные рамы исторического начертания; и доблести духовные, от сердца пламенеющего любовью к Богу рождающиеся, иногда понятные и нашему холодному сердцу, отзывающемуся на оные сладостным трепетанием, вскоре охлаждаются, когда переходят в мертвое слово: но что же, - ужели посему мы должны лишить себя и того последнего сияния, которым из сумерек веков ударяет на наше потемненное око путеводствующий свет церкви, уже достигшей пристанища небесного? Будем по крайней мере пользоваться тем, чем можем. От нас будут ускользать только черты особенностей известных времен церкви: но не может не быть явным, когда более, когда менее изливается света из лучей ее, и какие добродетели были ей более общими в то или другое время. Может скрыться для нас имя подвижника или некоторые его подвиги, но они еще при жизни его отразились на век его, если не видимым и ощутительным образом, то верно невидимо: сумма даров, если позволено так выразиться, получаемых достойными от Духа Божия, никогда не задерживается в них одних; она их тяготила бы как млекососцы матери, которой не кого питать; эти дары необходимо разливаются на все современное ему, если еще не далее; пусть напр. имел кто-нибудь сей самый сокровенный дар - предстательствовать в своих молитвах в уединении о сохранении чистоты веры, его дело осталось неотличенным, неизвестным: но церковь от того ничего не терпит; история свет его видит в усилении света его времени. - Что нужды в имени, когда везде един и тот же Дух действует.

Что же касается того мнения, будто эта картина нравов или высоких доблестей христианства всегда должна быть одна и та же, то в несправедливости оного может всякий убедиться и из следующего рассуждения. Как в частных членах церкви, одушевляемых присутствием Духа Божия, действует одна и та же всеосвящающая благодать; но различие склонностей и расположений духа в них остается, и смотря потому один отличается такими, другой другими добродетелями, сей милосердием, тот подвижничеством: так и в целом продолжении церкви от ее начала ничего не препятствует усматривать по местам и по временам различные и особенные достоинства от естественной рода человеческого неспособности к полному вдруг во всех частях раскрытию и предназначению только к повременному и постепенному и разнообразному в целом развитию.

Но одного указания доблестей, украшающих церковь в известном продолжении времени, в истории нравов ее недостаточно. В настоящем состоянии своем не может быть она и вся только чиста, так чтобы не имела никаких пятен; всегда будет в ее пределах и добрая земля, и каменистая и тернием поросшая. Сего мало, - история во многих случаях не может даже сокрыть ощутительного огустения мрака над областью света. Итак при изображении нравов каждого века или периода, необходимо должно обращать внимание и на дела тьмы, как начало и продолжение дела, коему надлежит разрушиться в последних своих следствиях вместе с судьбой вселенной. И вот необходимость, важность, предмет, назначение, главное разделение сего отделения о нравах.

Вслед за сими замечаниями приступаем к изображению нравов века апостольского, которое и предложим: 1) в общем суждении об оных; 2) в частном раскрытии некоторых преимущественных добродетелей сего века; 3) в указании некоторых особых учреждений, упражнений и действий благочестия сих времен; 4) в начертании жизнеописаний некоторых, особенно сильных внутренними совершенствами, мужей, и наконец 5) в означении и недостатков и слабостей некоторых членов церкви сих времен.

Век апостольский был веком славы церкви внутренней, для последующих времен недостижимой. Все частные общества, в различных отдаленных странах к ней принадлежавшие, были еще не многочисленны, не всегда заметны для современников, отнюдь не имели никакой славы внешней: но всегда, стоя выше всех доблестей их, были живыми, здравыми, сильными, достойными членами великого тела Христова. Если можно уподобить сие тело тому телу, виденному Навуходоносором, - впрочем не разумея здесь Иисуса Христа в виде камня оное разрушающего, но в златой главе самого тела, - то для означения достоинства в целом теле церкви - церкви апостольской, ничто не может служить ближе, как сребро рук, персей и мышц оного видения, коему только соответствующую так сказать заднюю страну может представлять церковь двух или трех веков последующих. Напрасно хотят подчинить возрастание церкви общему ходу человечества: оно спеет к своему видимому совершенству, а сия умаляется и сокращается, так что в конце времени лжеименный разум, непрестанно новыми успехами и открытиями в мнимой области истины обогащающийся, сядет в храме Божием, как Бог, и за Бога будет выдавать себя (2Сол. 2:4), а в церкви Сын Человеческий, пришед на землю, едва ли обрящет и веру, любы же за умножение беззакония совсем иссякнет. Итак о деле Божием не будем судить, как о деле человеческом: церковь, кажется, идет не возрастая, но уменьшаясь: мы может быть последние хранители последних частей сего тела; вся слава, все достоинство сих частей в близости к главе. И здесь-то первое, не только в порядке времени, но и во внутреннем совершенстве, место занимает церковь апостольская. Внутреннее состояние церкви тем выше и совершеннее, чем более в ней действует Дух Божий: а здесь-то, если можно так сказать, Он и представляется в самом напряженном действовании, и Сам свидетельствует о плодах Своего действования не только в некоторых избранных лицах, но и в целых обществах или церквах. Соберем сии свидетельства, как неопровержимое доказательство высокой славы внутренней церкви апостольской. Нужно ли более похвалы для церкви Иерусалимской, когда слово писания говорит о ее христианах, что они постоянно пребывали в учении апостолов и в общении и в преломлении хлеба, и в молитвах, и далее: по вся дни терпяще единодушно в церкви и ломяще по домом хлеб, приимаху пищу в радости и простоте сердца, хваляще Бога и имуще благодать у всех людей (Деян. 2:42, 47) ; народу же веровавшему бе сердце и душа едина (4:32) . Антиохия - мать церквей собранных от язычников, в которой столь деятельно трудились Павел и Варнава, которая славна была своими учителями, которую столько любил ап. Павел, что при начале и при конце своих апостольских путешествий всегда считал как бы обязанностью навестить ее, - разве малым изобразила свою ревность ко принятому от апостолов учению, когда несмотря на возникающие за оное всюду гонения, первая приняла и передала верующим всех стран и всех веков имя христианина. Сколько процветала внутренней славой церковь христиан Римских, можно видеть из того, что вера их, по слову апостола, возвещалась во всем мире, что сей апостол свидетельствуется самим Богом, Которому служит в духе благовествованием Сына Его, что он непрестанно воспоминает о них и всегда молится в молитвах своих, чтобы воля Божия наконец устроила ему путь к ним: для чего же? чтобы, говорит, соутешиться мне с вами верой общей, вашей же и моей (1:8, 9, 10, 12). Кто говорит так? Апостол Павел. - Далее тот же апостол благодарит о них Бога, что, быв прежде рабами греху, от сердца повинулись образу того учения, которое приняли и, освободясь от греха, стали рабами правде (6:17, 18), что Дух Божий живет в них (8:9), что они исполнены благости, исполнены всякого познания и могут наставлять и других (15:14). - Церковь Коринфская, несмотря на свои разделения, на слабость и пороки некоторых членов, все еще показывала, что свидетельство Христово утвердилось в ней, и что ни в едином даровании она не недостаточествует пред прочими (1Кор. 1:4-7). Но и самые оные слабости не затмевали ее достоинства: я вижу, писал к Коринфянам ап. Павел, что письмо то, в котором я обличал вас, опечалило вас; но и радуюсь: ибо сама сия печаль ваша ради Бога, смотрите, какое произвела в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какую строгость: по всему - вы показали себя чистыми в сем деле (2Кор. 7:8-11). Галаты, свидетельствует тот же апостол, начали духом (Гал. 3:2), не презрели искушения Павлова в плоти и не возгнушались оным, но приняли его как Ангела Божия, как Христа Иисуса. О, как вы были блаженны тогда, присовокупляет еще к сему апостол: ибо свидетельствую о вас, что если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне (4:13-15). Вы шли хорошо: кто остановил вас, чтобы вы не покорялись истине? (Галатов возмущали лжеапостолы). Но я уверен о вас в Господе, что вы не будете иначе мыслить, а смущающие вас подвергнутся суду, кто бы они ни были (5:10). Христиане Ефесские были запечатлены обетованным Святым Духом (Ефес. 1:13). стали уже не чуждые пришельцы, но сожители святых и свои Богу (2:13); а с какой нежностью пастыри церкви Ефесской прощались с ап. Павлом в последний раз его пребывания в Ефесе! Они проливали обильные слезы, пишет Лука (Деян. 20:37-38) и повергались на выю Павлову, целовали его, скорбя наипаче о том слове, которое он сказал, что они уже не увидят лица его, и провожали его до корабля. Держащий седмь звезд в деснице своей знал дела и труд и терпение Ангела Ефесской церкви, и что он не может сносить развратных (Апок. 2:1, 2). Но никто так, кажется, не веселил сердца Павлова, как церковь Филиппийская, которая первая и была основана после призывания некоего македонянина в видении; всегда во всякой молитве моей говорит он, за всех вас приношу с радостью молитву мою - за участие ваше в Евангелии от первого дня даже до ныне.... я имею вас в сердце и во узах моих при защищении и утверждении благовествования, - вас всех моими соучастниками в благодати; далее - сообщает им об успехах своего благовествования; желание имея уже разрешитися и быти со Христом, он затрудняется нуждой своего пребывания во плоти для них и уверяет, что останется и пребудет с ними для успеха их и радости в вере (Филип. 1:4, 5, 7, 12-15, 23-25). Наконец, говорит им: тем же братие моя возлюбленная и вожделенная, радость и венче мой, тако стойте о Господе, возлюбленнии (4:1). В Колоссянах слово истины благовествования с того дня, как они услышали и познали благодать Божию в истине, возрастало и приносило плод веры во Христе Иисусе и любви ко всем святым, как и во всем мире (Колос. 1:4, 5, 6); Апостол приписывает им такое достоинство, в котором одном выражается верх совершенства христианского: вы умерли, говорит он, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге (3:3). Фессалоникийцы были подражателями апостолам и Господу, среди многих бедствий приняв с радостью Духа Святаго, стали образцом для всех верующих в Македонии и Ахаии (1Солун. 1:7, 8). Апостол говорит, что он многим желанием старался видеть лице их: ибо кто наша надежда, продолжает он, или радость, или венец похвалы? Не вы ли пред Господом нашим И.Христом в пришествие Его? Ибо вы слава наша и радость (2:17, 19, 20. См. 2. Посл. 1:3, 4). Мы могли бы еще указать на дела, скорбь и нищету, впрочем богатящую, церкви Смирнской, на твердость веры церкви Пергамской, жившей там, где престол сатаны, не отвергшейся оной и тогда, когда убит был верный свидетель Божий, Антипас, на дела, любовь, служение, веру, терпение и на последние больше первых церкви Фиатирской, на несколько имен в Сардии, иже не оскверниша риз своих и ходити имут в белых, яко достойни суть (Апок. 2:9, 13, 19; 3:4). Но не довольно ли уже и сих свидетельств, чтобы на основании оных от толико высокого совершенства столь многих частных церквей иметь право заключать о высоком внутреннем совершенстве всей церкви во времена апостольские?

Гораздо труднее нам будет показать после сего, какие были преимущественные добродетели сего светоносного века церкви: все кажутся в нем славны, все возвышенны, все Божественны. Но конечно, не будет ни для кого странным, если первой высочайшей добродетелью церкви апостольской назовем любовь к Иисусу Христу. Эта добродетель - море всех добродетелей. Погружайтесь в него, сколько хотите, вы не коснетесь его дна; не достигните его глубины, не измерите всех вод его. Это ключ неистощимый всякого духовного совершенства, поскольку в струях его отражается образ Бога всесовершенного; каждый приступай к нему, и в каждом струи его будут иметь свое действие: в одном из вкусивших от сего живоносного источника вы увидите - кротость, кроткого и смиренного сердцем; в другом - ревность к славе Божией, того, о ком написано: ревность дому твоему снедает мя; в том глубочайшее самоотвержение - не пришедшего, да сотворит волю свою, но волю Пославшего его; в том - любовь к братии положившего за нас душу Свою: одним словом аще кая добродетель или аще кая похвала - все отсюда, из любви в Иисусу Христу истекает; сия любовь в каждом христианине и в духе каждого века изображается в том или другом виде: но вместить ее во всей ее бесконечности и неистощимости - было предоставлено широте сердца апостолов и их ближайших учеников. Что ны разлучит от любве Божия? скорбь ли или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или опасность, или меч? Как написано, за тебя мы умерщвляемся всякий день; с нами поступают как с овцами обреченными на заклание. Но все сие преодолеваем силой Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начальства, ни власти, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Иисусе Христе Господе нашем (Римл. 8:35-39). Вот любовь во всей ее бесконечности и неистощимости! Никогда никто так ее не чувствовал; и в такой полноте она разорвала бы всякое тесное сердце. Будут ли требовать от нас яснейших доказательств на то, что в таком обилии наполняло всех апостолов сие священное чувство? Мы укажем на Божественные подвиги апостолов в целом мире, на опасности, которым они подвергалась в своих путешествиях от единоплеменников, от других народов, в городе, в пустыне, в море, между лжебратиями; на их труд и изнурение, бдение, глад, жажду, часто - наготу, темницы, раны, палицы, камни, кресты, мечи и припомним только слова одного из претерпевших почти все сии мучения: любовь Христова увлекает нас рассуждать так: что если один умер за всех, то все умерли, все должны умереть. Более не нужно отвечать: о других апостолах нет нужды говорить, потому что все они были движимы одним духом.

Но чтобы нам не приписать всем членам церкви хотя бы и апостольской одинаковой высоты и совершенства, мы укажем и другие отличительные сего века добродетели, которые впрочем ничто иное суть, как частные видоизменения или раздельные отрасли общего всех добродетелей христианских корня, любви к Иисусу Христу. Это суть: ревность о имени Божием, отречение от себя и от всего земного, любовь и благопопечение о своих братиях. Как вытекают они из своего первого источника, очевидно. Заметим кроме этого еще то, что все они носят на себе характер своего века, который имел особое назначение сколько можно более содействовать распространению христианства и оставить образец жизни для последующих родов; и что действительно в сих трех направлениях отразился образ совершеннейшей жизни христианина в трех главнейших его отношениях: к Богу, самому себе и ближнему. Таковым надлежало быть добродетелям века образцового; таковы они и были. Ревность о имени Божием явилась во множестве проповедников христианских: в начале, когда церковь всего более имела нужду в людях способных к дальнейшему его распространению и утверждению, Дух Божий при первом освящении крещения изливался на крещаемых в различных дарах, относящихся к сему служению, как то в способности к пророчеству и различению духов, в сообщении ведения различных языков и истолкования оных, или слова премудрости и слова знания. Снабженные сими дарами, поступая под непосредственный надзор верховных строителей церкви - апостолов, с неутомимой деятельностью подвизались на поприще вверенного им служения. Сколько из сих проповедников отмечено в одних посланиях ап. Павла, хотя везде говорит о них только мимоходом; напр. Лука по всем церквам похваляемый за Евангелие (2Кор. 8:18); Тимофей, трудящийся в деле Господнем, как сам апостол и служащий ему как сын отцу (1Кор. 16:10; Фил. 2:19-22); Тихик, верный в Господе служитель (Еф. 6:21); Епафрас, верный служитель Христов (Кол. 1:7); Аристарх, Марк, и Иуст - сотрудники для царствия Божия и отрада Павлова (4:10, 11); Аполлос (1Кор. 16:12), который, еще быв наставлен только в начатках учения Господня и зная одно крещение Иоанново, с жаром учил о Господе в Ефесе (Деян. 18:25). Сколько найдем их в краткой истории деяний апостольских! Но всего вернее за ревность проповедников ручается сие уверение ап. Павла, что еще прежде разрушения Иерусалима по предвещанию Господа уже по всей земле разнесся голос их и до пределов вселенной слова их (Рим. 10:18). Сравните с сим успехи распространения христианства веков последующих: как они и медленны и не обширны пред сими!

Далее отречение от себя и совершенное хладнокровие ко всему земному: это были, так сказать, домашние добродетели первых христиан. Они не искали в обществе церкви над братией никаких преимуществ: охотно подчинялись всем его распоряжениям и приносили все на жертву Евангелия. Так, преследующие проповедников Евангелия Иудеи фессалоникские заставили верных удалить и препроводить Павла из Верии в Афины; а Тимофей и Сила остались здесь среди всех опасностей (Деян. 17:14, 15). В Ефесе ученики Павловы спасают его от буйства разъяренной толпы, не страшась самим быть ею растерзанными (Деян. 19: 30). Павлу предсказано уже было в Кесарии, что в Иерусалиме его свяжут: верующие не могли отклонить его сюда путешествие, и сами пошли с ним разделить его участь (Деян. 21:14, 15). Апостол Павел припоминает Евреям прежние дни, в которые они, быв еще только просвещены верой, совершили великий подвиг страданий, то сами, будучи пред всеми подвергаемы поношениям и оскорблениям, то принимая участие в тех, которые находились в таком же состоянии: ибо вы, продолжает он, участвовали в моих узах и расхищение имения вашего переносили с радостью, зная, что имеете для себя лучшее и вечное имущество на небесах (Евр. 11:32-34). Прискилла и Акила, говорит тот же апостол, полагали за жизнь мою выю свою (Рим. 16:4). Дом Онисифоров не стыдился уз его (2Тим. 1:16). Церкви Македонские не только то, чего надеялись апостолы, но самих себя отдали во-первых Господу, потом и им по воле Божией (2Кор. 8:5). Галаты желали бы и очи свои отдать Павлу, если бы только было то возможно. - Так в первенствующих христианах отречение себя внутреннее, всегда готово было на все жертвы внешние. Мы увидим то и в веках последующих: но там это будет добродетелью публичной, здесь домашней.

Наконец, любовь и благопопечение о братиях. В сем веке, который начинается рождением Сына вечной любви и оканчивается смертью возлюбленного ученика воплощенной любви, никаких не было других отношений, верующих друг к другу, кроме отношений любви. Они и не называли себя иначе, как братьями и сестрами, и не думали ничем владеть одни. Напрасно почитают сие хитрым искусством привлечь к себе большее число последователей. Кто бы захотел вступать в сие святое общество с видом корысти, а не от искреннего расположения, тот устрашился бы участи Анании и Сапфиры!

От влияния сих добродетелей века на собственную каждого деятельность и по соображению с главным оного назначением происходили особые учреждения, упражнения и действия благочестия. Это суть: a) вечери любви, b) милостыни святым, c) общение имений, d) лобзание мира, e) аскеты.

a) Вечери любви: как, когда, в каком духе, по каким побуждениям оные совершались, уже известно.

b) Милостыни святым. Такт назывались все подаяния, собираемые для содержания братии из бедных и неимущих преимущественно в Иудее. В некоторых церквах, как то известно о Галатийской и Коринфской, Павел установил производить оные в день воскресный, оставляя каждого усердию количество даяния (1Кор. 16:1), впрочем, всегда стараясь расположить сие усердие к большим пожертвованиям; для сего ревность одних он поощрял и большей ревностью других (2Кор. 9:1-4) и обещанием благословения жатвы - о благословении сеющему и избыточеством благодарений Богу, и молитв приемлющих за подающих (12-14). Присовокупляя и то, что деньги, как и манна, не долежат до утра вечности в что надобно с ними поступать так же, как узаконил в свое время поступить с сей Моисей, чтобы и тот, кто собрал много, имел не более, и кто мало, не менее (2Кор. 15; Исх. 16:18). Особенной щедростью отличались церкви Македонские (2Кор. 8:2, 3), и между ними Филиппийская (Фил. 4:15-18). Для собрания сих приношений и препровождения нуждающимся были употребляемы люди испытанной верности и усердия (2Кор. 8:22, 23).

c) Общение имений. Так оно изображается в книге Деяний (2:44, 45): вси же веровавшие бяху вкупе, и имяху вся обща: и стяжания и имения продаяху, и раздаяху всем, егоже аще кто требоваше. Это сказано о самых первых христианах. Далее то же подтверждается и о церкви, уже довольно умножившейся, впрочем еще в пределах Иерусалима заключенной: у многочисленного общества верующих было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все было у них общее... Не было между ними никого бедного, ибо все владельцы поместий или домов, продавая оные, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов: и каждому давалось, в чем кто имел нужду (4:32-35). На основании сих слов Писания от древних времен господствует мнение, что дух братолюбия побудил первых христиан совсем отказаться от всякой собственности и ввести между собой полное общение стяжания. Впрочем, если и согласиться на сие, то нельзя не назвать учреждение такового общения таким уклонением от естественного порядка, какому надлежало быть допущену разве только по требованию порядка сверхъестественного. Точно, кажется, первое явление Божественной жизни в человечестве столько было сильно, что не могло не проторгнуться сквозь все связи порядка естества. Для последующих времен церкви могли остаться в нем образцом только дух и расположение, с какими смотрели первые христиане на всякую земную собственность: в самом же деле христианство никогда не требовало разрушения обыкновенного общественного устроения человечества, но напротив еще освящает оное своим духом и указывает только новые случаи и побуждения к упражнению в сообразных добродетелях - в настоящем неравенстве достояний всех существующих обществ. Между тем хотя мы и представляем такой образ общения собственным только первенствующей церкви, однако и при сем не избегаем всех трудностей; ибо видим, что первенствующие христиане составляли не какое-либо отдельное общество, - в гражданском смысле сих слов; но оставались в прежних гражданских отношениях; никогда никто не укорял их в нарушении общественного порядка и постановлений. И как бы представить себе обратный переход их от оного совершенного общения к обыкновенному устроению гражданскому? Притом находим и в истории Деяний апостольских нечто такое, что, как кажется, такому общению противоречит. Петр говорит Анании ясно: непроданное не тебе ли принадлежало, а продажей приобретенное не в твоей ли власти находилось (5:4)? В 6-й главе Деяний говорится о раздаянии милостыни вдовицам, а не об общественной кассе для содержания целого общества. В гл. 12:12 находим в Иерусалиме дом, которым владела Мария, мать Марка, как собственным, который значит не был продан в пользу общей кассы. Из этих указаний видно, что в первой церкви не были совершенно отвергнуты права собственности. Посему слова писания: и не един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща, как кажется довольно понимать только о таком расположении братской любви первых верующих, по которому каждый свою собственность не более почитал принадлежащей себе, как и своему нуждающемуся брату и готов был с ним разделить оную. Сообразно сему должно рассуждать и о продаже поместий и домов. Была учреждена общая касса, из которой удовлетворяли потребностям большей части бедных сочленов общества и из которой, может быть, делались все расходы для устроения вечери любви; и для восполнения оной богатые продавали свои поместья. Это было нечто подобное тому, что было в обществе Иисуса Христа при Нем Самом, и что учредил позднее ап. Павел в церквах обращенных из язычников. Как бы то ни было, в том и другом разуме общение имений всегда пребудет свидетельством беспримерного 1) самоотвержения, 2) упования на Бога, 3) мудрости духовной, скрывающей себе сокровища на небесах, и 4) любви к ближнему христиан первенствующей церкви. Впрочем, были люди, которые в сем учреждении находили пищу в лености и праздности: но сии конечно забыли апостольское правило, что только трудившийся имеет право вкушать пищу.

d) Святое лобзание мира - печать непорочности, живой выразительный знак братской любви, святого единения, взаимного мира, радости сердца, равенство духом и мира с Богом; им встречали и провожали верующие друг друга; им предваряли и заключали приобщение таинственной вечери (Тертуллиан).

e) Аскеты. Наименование это языческое, но оно усвоялось издревле высоким подвижникам христианским, которые с ревностью упражнялись в самоотвержении. Подобно некоторым из древних пророков и сии, стремясь к высшему совершенству духовному, отлучая себя от супружества, оставляли свой дом и имущество, изнуряли плоть свою постом, трудами и бдением, питаясь непрестанной молитвой. Несправедливо противники всех благочестивых учреждений на западе пытаются доказать, что во времена апостолов такого рода подвиги были неизвестны и даже учению их противны. Несправедливо относят сюда слова Павла о внемлющих учению бесовскому и возбраняющих женитися и удалятися от брашен, яко Бог сотвори в снедение (1Тим. 4:1-3), и о самовольном смиренномудрии (Кол. 2:18); в том и другом случае порицаются не святые упражнения христиан, но нелепые учения язычников, вводящих свои заблуждения в церковь; апостолы сами подавали в оных высокий образец церкви: Павел говорил безбрачным и вдовицам: добро им есть, аще пребудут яко же и аз (1Кор. 3:8), умерщвлял тело свое и порабощал, да не како иным проповедуя, сам неключим будет (9:27), множицею пребывал в бдениях, многащи в пощениях (2Кор. 11:27), чтобы не соблазнить брата своего, отрекся и мясо ясти во век (1Кор. 8:13). Высокий хранитель Девы Богоматери по смерти ее Божественного Сына сам был девственник (см. предисловие к Евангелию от Иоанна в славянской библии). Иаков - сродник Господень, от чрева матери освященный Богу, он вина и сикера не вкушал; мясами животных не питался; ножницы влас главы его не касались; тела своего елеем не намащал и в банях не мыл; колена его от частого припадания к Богу в своих молитвах и по прошению других покрыты были как у верблюда наростами, так описывает его Евсевий (II кн. 23 гл.), собирая о нем сведения из Иосифа Флавия и Егезиппа. Иероним к сему присовокупляет, что он соблюдал и девство. Пусть начин всех сих подвигов был положен еще в иудействе по закону Назорейства, но продолжение до самого конца жизни его делает уже подвижником христианским. Игнатий Богоносец в послании к Поликарпу говорит: кто может пребывать в чистоте (т. е. безбрачен), тот в славу плоти Господней пусть пребывает - только без тщеславия. Если же будет хвалиться тем, то он пропал; и если будет считать себя больше епископа, то погиб... (Не видно ли из сих последних слов, что девственники имели право на особенное уважение церкви пред прочими: иначе бы к чему приравнивать их к епископам?). Есть многие и многие, лет 60 и 70, которые, из детства сделавшись учениками Христовыми, живут в девстве; а я хотел бы показать таковых всему роду человеческому - говорит Иустин в 139 г. от Р. X. в своей апологии (1. § 18). Образ жизни этих аскетов некоторые смешивали с учреждением монашества: но сколько они между собой ни сходствуют, однако же довольно и различаются и 1) тем, что монахи между первыми своими правилами поставляли совершенное удаление от мира и по внешности; почему и жили или одни в особых келлиях или, если в обществе, то в удалении от городов - в горах и пустынях: между тем как аскеты жили в городах так же как и прочие и ничем от других не отличались, кроме только ревностнейшего стремления к достижению высших добродетелей христианства; 2) тем, что монахи, по первоначальному установлению, должны были быть миряне, поскольку с их уединением не могли быть совмещаемы обязанности священства, привязанного своим званием к миру: жизнь аскетическая такого неудобства в себе не заключала, потому была путем к совершенству для всех званий и состояний в церкви; 3) монахи держались в своих упражнениях известных правил или устава своего основателя: у аскетов все правила деятельности определяли собственная ревность и рассуждение. - Евсевий впрочем находит еще во времена апостолов целое общество уединившихся и общим правилам следовавших аскетов в Египте, в Александрии. Сказав о евангелисте Марке, что он проповедывал в Египте и в самой Александрии основал церковь, он присовокупляет: "толикое множество уверовавших тогда мужей и жен с самого начала пребывало в строгом любомудрственном подвижничестве, так что и Филон нашел достойными описать их упражнения, собрания, пиршества и весь образ жизни в своей книге: περί βίου ϑεωρητικού ή ίκετών αρετών)... Он называет оных подвижников терапевтами, а жен - терапевтрами; наименование сие производил или от того, что они как врачи, очищая души приходящих к ним от страстей злых, их некоторым образом целили и врачевали (ϑεραπεύειν), или от чистого и искреннего их служения (ϑεραπεία) Божеству. Сам ли Филон от себя дал им такое наименование, соображая оное с их образом жизни, или в самом деле так называли их еще прежде их начальники (οί πρώτοι), когда имя христиан еще не везде было известно, - об этом нет нужды спорить. Далее Евсевий по порядку извлекает содержание этой книги и показывает между всеми упражнениями сих подвижников ближайшее сходство с древними и своего времени обычаями церкви. Их отречение имений и общежительство вне города на уединенных лугах или в садах - он приписывает ревности веры того времени и находит подобное в первоначальном обществе церкви Иерусалимской. Сего рода подвижники были рассеяны в различных странах вселенной, хотя главное местопребывание их было в Египте: что по-видимому также приличествует христианству. - В каждом доме у них была особая священная комната Μονασιήριον, где в уединении совершали они тайны святого жития, ничего не внося сюда - ни пищи ни пития, ни всего нужного для тела, но только закон, пророков, духовные песни (ύμνους) и прочее подобное, чем умножается и совершенствуется ведение и благочестие. Все время дня от утра до вечера посвящали упражнению (άσκησις) чтению св. книг и (любомудрому) иносказательному изъяснению древнего любомудрия, изыскивая во всех словах оных смысл сокровенный. Евсевий при этом замечает, что так говорить может разве тот, кто слышал изъяснения нашего св. Писания что древние оные сочинения суть ничто иное, как евангелия и писания апостолов; что под иносказательным изъяснением должно разуметь истолкование древних пророков, какового опыты находим в послании к Евреям и в других посланиях Павловых. Но не только они занимались созерцанием, но и слагали песни (άσματα) и гимны (ύμνους) во славу Бога. Положив в своем сердце основание воздержания (έγκράτεια), на нем назидали и прочие добродетели: пищи и пития прежде захождения солнца не принимали, почитая одно свое упражнение в любомудрии достойным занятием дня - времени света, а нуждам телесным предоставляя только ночь - время мрака. Некоторые из них через три дня постились; другие едва в шестой день нужной пищи приобщались. - Евсевий замечает: это ясно и без всякого сомнения, говорит Филон о первых мужах нашей веры, - и далее пишет: около празднества страстей Господних все они в особенности проводили время в постах, бдении и чтении св. книг: и все сие в таком же виде, как соблюдается у нас, описывает и Филон; он упоминает о бдениях великого праздника, о благочестивых упражнениях с ними соединенных, о песнях у нас обычных и о том, как в след за одним мерно, скромно начинающим псалом, прочие сперва внимавшие только ему с молчанием, начинают также петь и окончания песней поют вместе; как в оные показанные дни от вина вовсе воздерживаются и мяса совсем не вкушают, а только одну воду употребляют в питие и ничего к хлебу кроме соли. За сим описывает степени предстоятелей т. е. исправляющих у нас церковные службы, - потом диаконов и наконец епископства, как над всеми высочайшего предстательства; - все сие, заключает Евсевий, не позволяет сомневаться, чтобы Филон имел при сем в виду что-либо другое кроме первых проповедников апостольского учения и преданных ими правил (Евс. Цер. Ис. кн. II, глав. XVI, XVII). С Евсевием согласно утверждают Иероним и Епифаний. Первый конечно заимствовал это мнение из указанного места Евсевия (поелику вообще историю церковных писателей, в которой об этом сочинении Филона говорится, он почерпал из истории Евсевиевой) впрочем, вероятно, не без критики. Епифаний же сам без указания Евсевиева приведен был к той же мысли об этих Александрийских или, лучше, Мареотских (от озера Мареота, близ их находящегося) аскетах: что видно из особого наименования, которое им усвояет, именно Иессеев, предполагая в Филоновом наименовании ферапевтов только перевод сего и производя имя Иессеев от имени Иисус, подобно тому, как другие верующие назывались от имени Христа.

Против сих свидетельств представляют: 1) что Филон дает своему обществу терапевтов название древних основателей (παλαιοί αρχηγέται) и сим основателям приписывает многие памятники аллегорического учения (τής έν τοίς άλληγορουμένοις ίδέας); 2) что эти терапевты по его же свидетельству производили при богослужении различные движения рук и пляски (έπιχειρονομείν καί έπορχείσϑαι); 3) что было наблюдаемо такое различие в пище, которое, как кажется, вошло в церковь гораздо позднее. Но и на сии возражения отчасти можно отвечать: 1) под именем древних основателей общества терапевтов и сам Евсевий разумел и другим указал разуметь апостолов, когда в начале своего рассуждения о сем предмете заметил, что Филон писал эту свою книгу долго спустя (είς ύστερον καί μετά χρόνου) после того, как был в Риме и познакомился с ап. Петром; след. довольно должно пройти времени от первого учреждения сего общества св. Марком до того, когда писал эту книгу Филон; и потому при недостаточности точных сведений о начале оного, смотря на строгий сего общества порядок, какой в обыкновенных учреждениях человеческих вводится не скоро, не вдруг, но многими годами, можно было ему назвать и основателей общества древними и счесть книги, которыми они пользовались, также древними (если не разуметь здесь некоторые изъяснения св. Писания в аллегорическом духе, существовавшие у Иудеев еще до апостолов); 2) из различных телодвижений, употребляемых терапевтами при богослужении можно заключать только то, что они еще не совсем оставили свои прежние иудейские обряды и узаконения старцев; 3) касательно древности различения пищи в постах мы имеем другие древние свидетельства; так между постановлениями апостольскими есть правило (кн. V, гл. 18) следующего содержания: поститесь (шесть дней пред пасхой) и не употребляйте в пищу ничего кроме хлеба, соли и растений, а в питие кроме воды (νηστεύετε μόνω χράμενοι άρτω καί άλί, λαχανοις, καί ποτώ ύδατι). Что это постановление довольно древнее, видно из того, что у самого Епифания именуется διάταξις τών άποστόλων (LXXV. п. 5). Тертуллиан о постах христиан своего времени пишет, что они состояли simplici pabulo puroque aquae potu (De patient. Cap. XIII). Pane et aqua victi abant (De Jeiun. c. 13). Вот то сухоядение, столько похваляемое у древнейших писателей церкви! Писатель под именем Ермы, вводит своего пастыря говорящим: illo die quo ieiunabis, nihil ommino gustabis praeter panem et aquam (Herm past. lib. III. 1. 5).

Почитают наконец сих аскетов терапевтов другой половиной Ессеев, умозрительной: но это мнение основывается на невыразумении слов Филона. Начиная книгу о терапевтах, он говорит так: Έσσαίων περί διαλεχϑείς, οί τον πρακτικόν έξήλωσαν καί διεπόνη σαν βίον έu άπασιν, ή τό γούν εύφορητότερον είπείν τοίς πλειστοί μέρεσι, διενεγκόντες αύτίκα καί περί τών ϑεωρίαν άσπασαμένων άκολουϑία τής πραγματείας έπόμενος, τά προσηκοντα λέξω. Postquam de Essaeis disseruimus, qui vitam activam exercent omnibus, aut quod minus invidiosum dictu est plerique felicius: ordo postulat, ut deinceps de iis qui contemplationi dediti sunt, dicamus ea quae dicenda sunt. - Но о Ессеях ли он хочет говорить именно так, как и выше, отсюда не видно. В продолжение сочинения однажды названные терапевтами нигде Ессеями не называются, тогда как сему наименованию как общему тем и другим деятельными и умозрительными здесь было бы не неприлично встречаться.

К предположенному нами порядку теперь следует приложить замечания о жизни людей наипаче славных по своему внутреннему совершенству: под этим разумеем во-первых апостолов, а потом мужей апостольских. Но история первых, сколько о ком есть оной памятников в неподлежащей касательно своей достоверности никакому сомнению книге Деяний апостольских, уже изложена нами по частям - при обозрении с различных сторон истории церкви, коей они были первыми видимыми движителями: и именно всех более - история ап. Павла, за сим - Петра, отчасти Иоанна и двух Иаковов. Нам хотелось бы видеть следы и прочих событий жизни сих апостолов, ибо имеющиеся о них сведения весьма кратки; хотелось бы знать хотя что-нибудь положительное и о других: но достоверных на сие памятников весьма мало.

Полнейшие пред прочими сведения могла бы представить historia certaminis apostolici Авидия Вавилонского, который выдает себя за современника апостолов и ученика Иисуса Христа, но сей ученик Иисуса Христа в своем сочинении часто ссылается на Егезиппа, который жил во II веке и Юлия Африканского, который жил в III веке. О нем ни у Евсевия, ни у Иеронима в каталоге церковных писателей не упоминается. В сочинении его столько басней касательно Иисуса Христа и апостолов, что никак нельзя приписать оное ученику Христа. Так напр. упоминается о 75 храмах в одной провинции во время апостолов (?!). Такого же рода суть: жизнь св. Иоанна, сочинение приписываемое Прохору; две книги о страданиях св. Петра и Павла под именем Лина. В первом напр. рассказывается, что ап. Иоанн, когда выпал ему жребий апостольства в Азии, пал в ноги прочим апостолам, чтобы его туда не посылали; что когда он вышел невредим из кипящего масла, то верующие поставили церковь во имя его. Во втором - говорится, что Петр умерщвлен был против воли Нерона; что часть правительства римского состояла из христиан, и указывается на переписку Павла с Сенекой. Сомнительным почитается у критиков и акт страдания св. Андрея, писанный пресвитерами Ахаии: сочинение здраво само в себе и важно по своему содержанию, только его стали указывать с конца VIII века (см. Historia ecclesiastica Natalis Alexandri T. III, p. 46. 6). Для нашей церкви этот памятник особенно замечателен по содержащемуся в нем учению о Духе Святом, сообразному с учением церкви Греческой: а Patre procedere, et in Filio permanere.

Кроме этого есть частные отрывочные сведения о некоторых событиях жизни апостолов из древних у Иринея, Климента Алекс., Евсевия, Иеронима, Амвросия, Августина. Позднейшие писатели истории церкви представляют сих подробностей и более, но не представляют подтверждений на свои сказания. Таков Никифор, XIV века историк.

Очистив таким образом неточности частных жизнеописаний апостолов, соберем, сколько можем, рассеянные черты оных в неподлежащих сомнению писаниях. Егезипп (de Ex. Indaico L. III, с. 2) и Амвросий (orat. in Auxent.) пишут, что Петр возбудил против себя Нерона победой над Симоном волхвом в воскрешении мертвого и в разрушении покушения Симона взлететь вверх; что во время опасности, по убеждению верных, выходя из Рима, увидел идущего в Рим Господа, который и сказал ему, что идет на второе распятие; поняв смысл сих слов он и возвратился. Апостол Петр распят был в извращенном положении потому, что недостойным себя почитал умереть точно смертью Господа.

Акт страдания св. Андрея содержит в себе прение его с Егеем, своим мучителем, о смерти, пребывании в жизни и снедении на таинственной трапезе Иисуса Христа, его мучении, и прикрепление вервием ко кресту, двухдневное поучение со креста, обращение мучителя и желание снять со креста апостола, но обретение святого уже мертвым. (Подробнее можно читать в Четьих Минеях под 30 числом ноября).

В дополнение исторических сведений, какие имеем из Деяний апостольских об Иоанне Богослове, достойны войти во 1) сказание Иринея, который говорит, что когда апостол встретился в одной бане с Керинфом еретиком, то не только сам бежал, но и другим советовал, чтобы не погибнуть со врагом Божиим (L. III, 3; 2). Сказание Евсевия, который из Климента Алекс. приводит следующую историю: после смерти Тиранна, оставив Патмос, возвратился Иоанн в Ефес; на пути он был в одном городе, недалеко от Ефеса отстоящем, где, занимаясь утверждением братий, поручил тамошнему епископу юношу, крепкого телом, прекрасного лицом, пламенного духом, сказав: "я вверяю его всему твоему попечению пред Христом и церковью". Старец взял юношу, воспитал в христианстве и просветил крещением. Но прежние его товарищи опять его развратили; он стал начальником шайки разбойников. Случилось Иоанну опять быть в этом городе: исправив свои дела, он приступил к епископу и сказал: отдай же мне сокровище, которое я тебе пред Христом и церковью поручил. Епископ сперва изумился, думая, что апостол требует с него денег, которых ему не вверял. Но когда Иоанн сказал: я требую юноши и души брата, - то старец, склонив взор, возрыдал и сквозь слезы сказал: он умер. Как? спросил его Иоанн, какой смертью? Он умер Богу, отвечал епископ: ибо стал разбойником и теперь с своей шайкой занимает близ лежащую гору. Апостол, разорвав на себе одежду и с великим плачем ударяя себя в голову, говорил: доброго же я стража нашел о душе брата!.. Потом сказал: дайте мне лошадь и проводника, и немедленно отправился к показанному месту. Здесь караульные шайки его схватывают; но он ни бежал, ни противился, но только кричал: я за тем и пришел; ведите меня к вашему начальнику, который между тем стоял в вооружении и ждал к себе пленника; но едва узнал в нем Иоанна, от стыда бросился бежать. Старец преследует бегущего, забыв свои лета и крича: сын мой, что ты бежишь от отца, бедного старика? Сжалься надо мной, сын любезный; не бойся; еще есть надежда спасения; я за тебя дам ответ Христу; понесу и самую смерть, если будет то нужно, как и Христос за нас. Душу мою отдам за тебя; поверь мне: Христос меня послал к тебе! Услышав это, он сперва остановился, но потупив взоры; потом бросил оружие, вдруг вострепетал и горько заплакал. Апостол привел его в церковь, долго за него молился и постился, долго наставлял его различными поучениями и не оставил дотоле, пока совсем возвратил церкви. 3) Сказание Иеронима, что он в старости, когда входил в собрание верующих, всегда говорил: чадца, любите друг друга, и когда братия, наскучив сими повторениями, спрашивали его: для чего он все одно и тоже говорит? Он отвечал: для того, что это заповедь Господня; и если бы она была только одна, то этой было бы нам достаточно (Lib. III, in Gal. cap. 6).

Этим должно и заключить указание исторических подробностей касательно жизни апостолов, потому что более этого ничего не находим у древних писателей, кроме одних случайных замечаний о месте проповеди или образе кончины апостолов. То же следует заметить и об истории ближайших сотрудников апостолов - Луки, Марка, Варнавы, Тимофея. Писание свидетельствует о их ревности; предание присовокупляет некоторые замечания о их кончине, и только.

Промысл, кажется, для того сокрыл всю славу жизни и деяний апостолов, чтобы дело распространения христианства тем казалось божественнее.

Из мужей апостольских процветали славой совершенства христианского св. Климент, еп. Римский, св. Игнатий, еп. Антиохийский, св. Поликарп, еп. Смирнский, Симон, еп. Иерусалимский. Сих не столько известна жизнь, сколько кончина, а кончина разве только первого может быть отнесена к первому веку христианства. При начале гонения Траянова он изгнан из Рима и сослан в заточение в Херсон, где и скончался, имев еще от ап. Павла сладостное уверение, что имя его написано в книге животной (Фил. 4:3).

Наконец следует сказать и о недостатках, и пороках, известных в церкви во времена апостолов. - Что церковь и во времена апостолов не совсем была чиста от скверн мира, довольно привести одно место из 2 послания к церкви Коринфской (12:20, 21): я опасаюсь, чтобы мне по пришествии моем не найти вас такими, какими не желаю; также чтоб и вам не увидеть меня инаковым, нежели каким хотите; чтобы не найти у вас раздоров, зависти, гнева, ссоры, клеветы, ябед, гордости, беспорядков. Чтобы опять, когда приду, не опечалил у вас меня Бог мой и чтобы не оплакивать мне многих, которые пред сим согрешили и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали. - Непрестанно обращаясь среди нечестивых и развращенных язычников, христиане и особенно еще не утвердившиеся в правилах своей веры, удобно могли заражаться их пороками, в которых прежде сами ходили и к которым привыкли. (Для предостережения от сих опасностей для нравов, как кажется, и написал свое послание ап. Иаков, повелевая блюстись гордости (Иак. 1:9-11) и похотей (12-16). - Замечают вообще, что, особенно около времени смерти Нерона, чистота нравов церкви начала упадать от умножения лжебратии, и церковь ослабевать в прежней своей ревности; в таком состоянии находят ее чрез все время правления Веспасиана, Тита и Домициана; но при Нерве, Траяне, Адриане и Антонинах она снова является в прежней славе чистоты и ревности. Подтверждение находим в словах Лактанция Lib. d. mortibus persecutorum: rescissis igitur Actis Tyranni (Domitiani) non modo in statum pristinum Ecclesia restituta est, sed etiam multo clarius et floridius enituit; secutisque temporibus, quibus multi ac boni Principes Romani imperii clavum regimenque tenuerunt, nullos inimicorum impetus passu, manus suas in orientem occidentemque porrexit, ut jam nullus esset terrarum ungulus tam remotuo, quo non religio Dei penetrasset, nulla denique natio tam feris moribus vivens ut non suscepto Die cultu ad institiae opera nutesceret. О состоянии церкви между смертью Нерона и Домициана Лактанций ничего не говорит, но прямо после изображения гонения первого переходит к последнему, не сказав о жестокостях сего государя, описывает живыми красками цветущее состояние церкви при последующих государях: clarius ac floridius enituit, - значит пред этим была не столь славна и чиста. Евсевий, предположив в своей истории показать преемников апостольских, приводит весьма немногих и замечает: сколько из сих преемников и кто именно, как истинные подражатели апостолов, признаны были от них достойными пасти основанные ими церкви, не легко сказать, исключая разве тех, о которых прямо упоминается в посланиях Павла. Все сказания его, относящиеся к сему времени собираются не из подлинных сих времен произведений, но из писателей второго и третьего века и притом часто с присовокуплением λόγος κατέχει; παλαιός κατέχει λόγος. На это, как кажется, время падает упрек ангелу церкви Ефесской, под которой как первой из седми таинственных церквей разумеют первый период существования целой церкви: яко любовь твою первую оставил еси. Помяни убо, откуду спал если, и покайся, и первая дела сотвори (Апок. 2:4, 5). Сюда, как кажется, относятся ближайшим образом пророчественные указания Иисуса Христа в наставительной беседе к апостолам о их служении (Мф. 10:21, 22) и в последнем грозном пророчестве о Иерусалиме (24:10, 11-14), и ап. Павла (Деян. 20:29, 30; 1Тим. 4:1, 2, 3), ап. Петра во 2 послании и Иуды. Из всех этих указаний видно, что церкви угрожали близкие враги не только веры, но и нравов. Ибо как всякое учение, уклоняющееся от правоты учения христианского, вносило свои заблуждения и касательно деятельности христиан, так были и в особенности такие учители нечестия, которые прямо действовали к развращению нравов. - На основании свободы христианской они а) следовали плоти и ее скверным похотям и б) презирали начальства, будучи дерзко своемысленны и не страшились злословить высших (2:10).

Anna tribus nupsit, Ioakim, Cleopha Salomeque.

Et quibus ipsa viris peperit tres Anna Marias,

Quas duxere loseph, Albhaeus Zebedaeusque

Prima lesum; lacobum, Ioseph, cum Simone ludam

Altera dat lacobum dat tertia datque Iohannem.

Но эта родословная во многом ничем не подтверждается

разрешения языка Захарии. - Изумление присутствовавших при этом случае (63) и молва, распространившаяся об оном по Иудее (65), совершенно независимы от песни Захарии. Выражение удивления: что убо отроча сие будет? показывает, что тем, которые произносили его, не известна была

пророческая песнь Захарии, в которой довольно ясно для того времени высказывалось что будет отроча это

Итак волхвы, упоминаемые в евангелии были из Персии, или вероятнее из Вавилона. Иустин мученик, увлекшись применением слов Исаии, 8:4, думал видеть в волхвах Аравитян дамасских (Dialog. cum Tryph. cap. 77, 78). Так и Тертуллиан adv. Marcionem III, 13. Но это объяснение не удержалось в церкви. Древнейшее показание можно находить в первоевангелии Иакова, где в главе 21 вместо: από άνατολών по другим спискам читается: έχ Περσίδος. Климент Александрийский (Strom. I р. 359) называет их магами персидскими; Василий Великий (hom XXV р. 510) έϑνος Περσικόν οί μάγοι; ДиодорТарсийский (Phot, (cod. 223), Златоустый (hom. VI и VII) и Феофилакт (на Мф. 2 гл) тоже. Но другие, преимущественно западные, ищут родины волхвов в Вавилоне (См. Evseb. Alexandr. orat. advers. astronom.). Их насчитывают троих - вероятно по числу даров, ими принесенных. Но автор Op. imperf. in Matthaeum (Opp. Chrysost. Т. VI, XXVII) насчитывает их до 12. Впрочем общепринятое мнение действительно не простирается далее троих и вызывает их царями, кажется, в соответствие пророческим применением Исаии 49:7.

Что разумели под звездой? - Игнатий Богоносец говорит о простой звезде (Ephes. cap. 19. Есть и в Сирском тексте, только с пропусками). Ориген (Contr. Cels. 1:60), Феофил Александрийский (Ер. Pashal. II), Амвросий (in Evang. Luc. II. cap. 48), Иероним (in Esaiam cap. 19) допускают, что в этом исполнилось пророчество Валаама и видят в звезде комету. Так и Василий Великий видит в этом новую необыкновенную звезду (hom. XXV, 210), а равно и Григорий Богослов. Другие отрицали звездную натуру в этом явлении. Диодор, Златоустый (VI hom. in Matth), Феофилакт видели в звезде "силу невидимую", а не звезду вещественную. Школа Антиохийская думала быть рациональнее других. Путь звезды необыкновенный, ее остановка ради вразумления путешественников показывают, что она была не из ряда обыкновенных звезд. Другие допускают, что в звездное вещество облечена была духовная сила

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Примечания

1

Мат. 1

2

Иоан. 19

3

Из четырех лиц, которые (Мар. 6:3) называются братьями Иисуса Христа, одно (Мат. 10:3) прозывается Алфеевым, а Алфей и Клеопа - одно наименование, конечно и одно лицо т. е. муж Марии, сестры Божией Матери (Иоан. 19:25). Разнозвучие слов: Алфей и Клеопа зависит от разного греческого произношения одного и того же Еврейского слова (Map. 15:40). Та же Мария называется матерью Иакова и Иосии

4

Лук. 1

5

Разности родословной Иисуса Христа - как она приводится у св. Матфея и Луки, с большей вероятностью изъясняются из того предположения, что Матфей писал родословную по мнимому отцу его; Лука - по истинной его матери. Это подтверждается и тем, что в событиях рождения и младенчества И.Христа вообще у Матфея более выставляется Иосиф, у Луки - Мария

6

Известны четыре стиха, которые всю родословную дома Давидова во время И.Христа представляли в таком виде.

7

Лук. 1

8

Лук. 1:33, Είς πόλιν Ίούδα - по одним здесь разумеется Хеврон - лежавший точно в нагорной части Иудеи и принадлежавший священникам. - По другим Юта близ Хеврона: но в таком случае надлежало бы писать Ίούτα; город также священнический в колене Иудином (Иис. Нав. 15:55; 21:16)

9

Что Елизавета знала нечто из этой истории, видно из Лук. 1

10

Руф. 2

11

Дух Святый-Сила Вышняго. Напрасно некоторые различают смысл двух этих параллельных предложений: Дух Святой найдет на тя и Сила Вышняго осенит тя; будто первое означает приготовительное действие Духа Святаго, а последнее - самое вселение Бога-Слова в утробу матери Марии, разумея под силой Вышняго Иисуса Христа, как 1Кор. 1:24; Ис. 9:6. Изъяснение напряженное! Подобное толкование дало повод некоторым еретикам называть Духа Святаго материю Иисуса Христа. - Известно, что у Евангелиста слова: Дух Святый означают вообще всемогущество Божие Мф. 12:28; Лук. 11:20, Photius: ad eos, qui forte querant: quamobrem ex Spiritu Sancto conceptus dicatur Christus, non enim filius Spiritus, sed Patris-Christus? - sic occurritur Spiritum dici Deitatem omnem, juxta quod Salvator ait: Spiritus est Deus, Proprie tamen et rationaliter dicitur Spiritus Sanctus - una persona Trinitatis, Ceterum hoc loco mentione Spiritus Sancti licet intelligere virtutem Filii, nam et Filius Spiritus vocatur et pari Deus. - Найдет на тя - см. Деян. 1:8. Осенит тя, ίπισκιάσει - лучше с греческого принят за ревнозначущее еврейскому: ХІв?щ Быт. 1:2; Втор. 32:11, нежели с Розенмиллером за равнозначащее ίνδύεσϑαι Лук. 24:49 и В. Зав. Суд.6:34; 1Пар. 12

12

Песнь Захарии (Лук. 1:68-79) произнесена им не при случае наречения имени сыну своему, но после: это можно видеть из того, что Ев. Лука и в порядке повествования отделяет ее совершенно от истории

13

Предание о том, что Господь родился в пещере, подтверждается древними церковными писателями - Иустином (in dialog. cum Tryphon: έν σπηλαίω τινί σύνεγγυς τής κώμης κατέλυσε). Оригеном (Contr. Cels. Lib. 1), Епифанием (Haeres. 51), Григорием Нисским (Orait. de nativit. Christi), Иеронимом (141, 17 et 18)

14

Обычай наречения имени младенцам в день обрезания происходил от времен Авраама

15

Epist. ad Marcellam

16

Иначе ев. Лука охарактеризовал бы его более определенными чертами. Поэтому едва ли справедливо предположение тех, которые считают Симеона сыном Гиллела, отцем Гамалиила, представителем Синедриона

17

Что это предположение, которым принимается то, что Иосиф и Мария, оставив Иерусалим, расположились остановиться своим пребыванием в Вифлееме, не есть предположение произвольное, ни на чем не основанное, предлагаем следующие причины: 1) только таким предположением объясняется то, что волхвы нашли младенца в Вифлееме; они не могли придти и поклониться Ему еще до путешествия Иосифа и Марии в Иерусалим: это раскрывается из обстоятельств их истории: а) времени от рождения до принесения Иисуса Христа в храм мало для их путешествия в Иудею; предположение, что звезда им явилась ранее рождения Иисуса, невероятно. Они спрашивают в Иерусалиме положительно: где родился Мессия, а не где Он должен родиться? b) подтверждается соображением с историей путешествия в Иерусалим Иосифа и Марии: при возбужденном состоянии целого Иерусалима и царя его - опасно было туда и явиться им с Младенцем вифлеемским; Симеон и Анна - вероятно в таком случае не стали б так гласно (в храме) говорить о Нем; в особенности Анна не имела бы нужды говорить о Нем всем чающим избавления, когда всем уже стало известно от волхвов, что Мессия родился; - 2) из 2-й главы евангелия Матфея, ст. 20-22 видно, что Иосиф считал обязанностью и по возвращении из Египта расположиться жительством в Иудее (или Вифлеем), - что это составляло для него немалое затруднение; что только одно явление ангела расположило его идти в Галилею (или Назарет)

18

Откуда пришли волхвы? с востока, т. е. или из Персии, или из Вавилона. Первоначально под именем магов известно было у Мидян племя, занимавшееся совершением священных обрядов и сохранением ученых сведений, как левиты у Израильтян. От Мидян каста магов перешла к Персам, и эти персидские маги пользовались огромной известностью в древнем мире. Они были служителями божества, наставниками народа, прорицателями и чародеями. Мидийских магов, издавна занимавшихся наблюдением над звездами и изысканием тайн, через них раскрываемых, равно как и через сновидения. Зароастр в последней половине VII века перед Р. Хр. преобразовал, разделив их на три класса или, по крайней мере, точнее определив эти классы. (Гербеды - ученики; Любеды - учители; Дестур Любеды - совершенные учители). Это сословие или каста магов известна и у Халдеев, которые вообще назывались, мудрецами халдейскими или вавилонскими, а у Греков и Римлян - просто халдеями или магами. Астрономические наблюдения издавна они производили на башне вавилонской. По звездам предсказывали они события и судьбы естественные, занимались и гаданием по полету птиц, по рассмотрению внутренностей животных.

19

Тацит: pluribus persvasio inerat, antiquis sacerdotum litteris continer eo ipso tempore fore, ut valesceret oriens profectique iudaea verum potirentur (Histor. Lib. 5. cap. 13. сравн. Светония Vita Vespasiani cap. 4)

20

Πάντας τούς άρχιερέις καί γραμματείς τού λαού

21

Палладий (in vita Chrysosotomi) пишет, что в Гермополе была еще от времени явления Иисуса Христа церковь: τήν παροικίαν ήν από τής Χριστον παρουσίας είχεν ή Διοσκόρου πόλις. Гермополь называется градом Диоскора потому, что принадлежал к его епископии

22

Jos. Flav. Antiqu. 17, 13:2. Поэтому название: βασιλεύς у Матф. 2:22, надобно принимать не в собственном смысле, но в значении князя, правителя

23

Иис. Нав. 15, 61 и 62. Joseph. de Bell. Judaic. III, 10. 7

24

Пустынями назывались вообще места мало населенные, мало обработанные, не занятые ни городами, ни жителями, годные более для пастбищ. Матф. 14:15; Лук. 15:4; Евр. midbar. 1Цар. 25:2; 4Цар. 3:8. Суд. 1

25

Впрочем время открытия проповеди Иоанновой не столько уже представляло затруднений со стороны власти гражданской, для вступления в свое служение Иоанна и потом Иисуса, как то было во время Ирода Великого. Римские прокураторы обыкновенно были очень холодны ко всему, что касалось до религии Иудейской

26

Таков был Андрей и Иоанн Богослов, потом соделавшиеся Апостолами Иисуса Христа Иоан. 1:35, 40

27

Хотя опыта таких обличительных речей Иоанна и не находим, однако же заставляет предполагать их речь, которую читаем у Матф. 3:7-12

28

Aбиe - т. е. прежде нежели успели выйти другие, с ним крестившиеся

29

Athan. Orat. 2 in Arian

30

Деян. 13

31

Иудеи этого времени верили душепреселению Лук. 9:8. Иосиф о войне уд. кн. VII. гл. 6. § 3. - Из 2Мак. 15:13-14. 4 Ездры 2:16-18. (Снес. Мат. 16:14) видно, что ожидали также и явления пророка Иеремии. Снес: Иоан. 7:40, 41

32

Эта пустыня была по свидетельству предания между Иерусалимом и Иерихоном

33

Последи взалка, - вину ему (диаволу) подая к приступлению. Златоустый

34

Другие объяснения истории искушения Иисуса Христа: 1) все представлялось Иисусу только в видении - во сне или в бодрственном состоянии. 2) Все было дело Иудейского священника, который сперва хотел выведать от Иисуса, точно ли Он Мессия, а потом предложил Ему свои услуги под условием покорности Синедриону. 3) Эта притча, в которой Иисус изобразил свои мысли, которые Ему представлялись в то время, когда Он приготовлялся к своему служению: с одной стороны жизнь Богу преданная, посвященная своему святому призванию, но исполненная скорбей и страданий, а с другой жизнь чувственная, основание царства земного во вкусе Иудеев. Иисус первую избрал, последнее отверг. 4) Это притча нравоучительная, измышленная самим Иисусом для раскрытия ученикам их собственных обязанностей по отношению к Его царству; именно: а) не употреблять чудес для личных выгод, даже для удовлетворения собственной необходимости, но только на дело всей церкви; б) ничего не делать ради тщеславия, или ничего не предпринимать в уповании на помощь Божию, что может произойти и естественным порядком, и ни в каком случае не вступать в союз со злом, чтобы вышло добро. Прочие обстоятельства искушений только украшение притчи, обстановка идеи для большей ясности, образы, иногда поговорки. Сатана - образ мыслей о Мессии Иудейский, нечистый, чувственный. - Но против первого объяснения представляется: а) такое экстатическое состояние совершенно чуждо обыкновенному телосложению, в каком мы всегда находим в истории евангельской Иисуса; b) слова έν τώ πνεύματι (Лук. 4:1) не дают права на то, чтобы всю историю искушений представлять как видение. Евангелист Лука те же слова употребляет во 2-й главе, 27 стихе, и они там не означают духовного видения; а другие Евангелисты эти слова: έν πνεύματι совсем оставляют и выражают мысль Луки иначе, и не в пользу объяснения о духовном видении; с) слова, встречающиеся в истории искушения προσέρχεσϑαι, παραλαμβάνειν, άνάγειν, (Лук. 4:5) ϊστασϑαι - показывают отправление действий совершенно внешних; d) Евангелисты в других случаях умеют отличать то, что совершается в видении, от того, что бывает на самом деле (Мат. 1:20, 24; 2:12, 19. Деян. 16:9, 10:10 след. 9:10 и проч.) e) наконец, если принять все за сновидение, то кроме того, что сказано против такого рода изъяснения, надлежит заметить и то, что надлежало бы прибавить Евангелисту пред вступлением в повествование об искушениях: κ ατ όναρ. - Против второго можно заметить, что а) у Евангелиста Матфея (4:11) действию диавола противопоставляется явление и служение Ангелов; последние - действительные существа; следовательно и первый. b) Неестественно то, что искуситель сперва хочет посредством требования чудес узнать, точно ли Иисус - Мессия, и потом, не получив никакого удовлетворения своему требованию, когда бы должен был совсем оставить Его, обещается напротив сам служить Ему, сам доставит Ему владычество всемирное; Иудеи ожидали этого от Мессии, а не Мессия должен был ожидать этого от Иудеев. c) Когда было это искушение? Как мог обратить на себя внимание Синедриона Иисус прежде нежели начал учить и творить чудеса? Со слов Иоанна (1:19 и дал.) никак нельзя было узнать, что именно Иисус есть Мессия. А молва о событиях, ознаменовавших крещение Иисуса, если только была, скорее могла привести искусителя к Иисусу в начале Его удаления, чем в конце. Против третьего надлежит сказать: а) что явление и действие в Иисусе таких искусительных мыслей, не от вне пришедших, но в Нем родившихся и уже развившихся, потом искушавших Его, несообразно с понятием о Иисусе, как безгрешном и святом; б) притча во всяком случае вредила Иисусу - поняли ли ее ученики, или нет. Если поняли, то видя, как старается их учитель свои худые мысли прикрывать наветом диавольским, они должны были получить невыгодные впечатления о Его святости и искренности. Если не поняли, то должны были верить, что есть диавол, что он имеет необычайную силу и проч. Наконец против третьего и четвертого вообще заметить должно: а) что такая притча была бы беспримерна в своем роде; нигде в притчах своих внутренних состояний Он не изображает, уроков в такой исторический рассказ не облекает, в котором бы сам был главным действующим лицом; б) в других случаях Евангелисты представляют самого Иисуса, говорящего им притчи; а здесь они представляют это как факт. Следовательно, если предположить, что вся история искушения есть не что иное как притча, то нужно будет согласиться, что Апостолы сами ее не поняли. В особенности против четвертого объяснения заметим, что Евангелистам отнюдь было неприлично начинать историю Мессианского периода жизни Иисуса мифом. Παραλαμβάνει Мат. 4:5, означает брать себе кого-либо в товарищи, чтобы вместе идти куда-нибудь (Мат. 17:1). Крыло церковное πτερύγων τόυ ίερόυ может означать и высоту, крышу какого-нибудь здания, принадлежавшего храму, напр. так называемое porticus regis, находившегося на южном краю горы храма и отделявшегося от города ужасным рвом. Впрочем допуская искушение Иисуса, как событие внешнее, действительное, мы должны заметить, что сила первого предложения диавола именно заключалась во внушении Иисусу мысли, что Мессия может употреблять свои Божественные силы для собственных личных целей: второго во внушении Иисусу мысли тщеславия своим Божественным достоинством, третьего - во внушении желания господствовать над всем.

35

Так думает Генгстенберг в толковании на Иоанна 3

36

Joseph. in vita sua

37

Reumer. in litter. Anzeig. 1836 No 22, S. 212

38

De bell. lud. L. III c. 2 et 22

39

Winer I, 452. О Галилее и ее жителях по Страбову. Еще у Исаии 8:23. Gelil heiggoiim, т.е. округ языков Γαλιλαία τών αλλοφύλων (1 Маккав. 5:15). Язычников или иноплеменников особенно много было в Верхней или Северной Галилее

40

Догадка основывается на том, что в сем городе совершено одно только чудо и то в пользу иностранца, что упрек Иоан. 4:48, относится не к одному цареву мужу

41

От Каны до Назарета час пути (Норов 2, 186), а по Робинзону 1,5 часа (3, 443). Но Робинзон думает , что признаваемое ныне Каной селение не есть действительная Кана, а kefr-kanna. Каной же Евангельской он признает kana-el-jelil в 3 часах пути от Назарета (Robins. 3, 445). Генгстенберг (Comment. zu Johan. 2, 1) признает, что kefr-kanna есть единственная Кана, которой историческое существование нам достоверно известно, и потому ее нужно держаться

42

Евангелист Матфей, по-видимому, разумеет под именем сих детей Апостолов, поскольку в ряду с сей речью приводит слова Господни, в которых Он благодарит Отца небесного за откровение тайны царствия младенцам ст. 25.

43

Матф. 11:25: отвещав рече (без нового вопроса)

44

В школах Иудейских часто бывали вопросы, какие плоды напр. надобно употреблять в известных священнодействиях, нынешнего года, или прошедшего. Light foot Horaе Hеbr. ad Matth. 12

45

Οί άπό τού Ίερουσαλήμ - выражение указывает не на место только, откуда пришли, но и на постоянное местопребывание. См. Евр. 13:24. Деян. 17

46

Выражение: не увидят смерти - показывает, что нельзя искать исполнения сего предсказания в Преображении Господнем. Надобно искать происшествия более отдаленного по времени, но не далее пределов жизни человеческой

47

Где же говорится о страданиях Иоанна? Конечно - в истории Илии. Его судьба - пророчество о судьбе Иоанна. Заметим, что и Ахаав и Иезавель с одной стороны, а с другой - Ирод и Иродиада соответствуют друг другу в гонении на пророков Божиих. Только, что не успели совершить первые над Илией, поскольку он удалился из Иезраели, то исполнили с Иоанном последние. И изображение Ирода (Марк. 6:20) идет к характеру Ахаава

48

На это указывает Господь в словах: о, роде неверный и развращенный, которые не должно относить к одним апостолам, но конечно всего более к книжникам и к увлеченным на их сторону из народа, в числе которых можно отчасти полагать и самого отца этого несчастного. Ев. Марк говорит только об упреке апостолам в недостатке молитвы и поста. Да и нет примеров таких сильных упреков апостолам пред народом. Между тем в отношении к книжникам и фарисеям это выражение: о, род неверный и развращенный - употреблялось уже не раз (Мф. 11 гл. 15 гл.). Если бы слова: род неверный - относились собственно к апостолам, то они после не спрашивали бы, почему не изгнали духа

49

Существовало ли на самом деле примечаемое в порядке исчисления апостолов у первых Евангелистов и в книге Деяний - разделение их на три класса? - По-видимому настоящий вопрос о том, кто больше, - не допускает сего

50

Реланд под словами Евангелиста πέραν τοΰ Ίορδάνου разумеет trajectum ad Jordanem тот самый, который Иоан. 1:28, называет по Евр. Вифавара. Однако же πέραν без члена не более как предлог, а не страна или место противолежащее чему-нибудь

51

Это открывается между прочим и из того соображения, что когда Господь, получив известие о болезни Лазаря, пробыл два дня на месте и потом пошел в Вифанию, то уже застал Лазаря четверодневным мертвецом. Но главным образом это основывается на известности отдаления одного места от другого. Местопребывание Иоанна в Перее не могло далеко отходить от Иордана. А от Иордана в том месте, где крестил Иоанн, до Вифании недалеко

52

Матфей и Марк почти одними и теми же словами передают это предсказание Господа о своих страданиях, смерти и воскресении. Лука ничего не говорит о том, что Он будет терпеть от своих соотечественников, но говорит только о страдании от язычников

53

В Палестине два рода смоковниц. Кроме летних есть зимние, с которых собирают плоды весной. Поэтому хотя пасха и не была временем смокв, но на таких смоковницах они были. Этим объясняется замечание Марка 11

54

Иуда удалился ранее установления тайной вечери. Это видно из повествования Иоанна. Иуда получил только ψωμίον, которым был указан, как предатель, и абие изыде (Иоанн. 13:30). Допуская это, надобно вместе допустить, что она установлена между теми речами, какие передает Иоанн и конечно вначале

55

Особенное участие Магдалины в страданиях Господа можно видеть из того, что она у Евангелистов везде первая обозначается между прочими женами, находившимися на Голгофе, кроме Иоан. 19, где упоминается Пресвятая Матерь Божия

56

Согласно с сим и в Талмуде, пишется: с той поры, как умер Гамалиил, окончилась и слава закона

57

Едва ли ήμέραι τινές Деян. 9:19, значит тоже, что ήμέραι ίκαναί ст. 23. Но из этих слов еще не видно, чтобы Лука последним выражением хотел означить предшествовавшие дни путешествия Павла в Аравию. Гораздо естественнее порядок событий можно представлять так: ήμέραι τινές заключают под собой только те немногие дни, которые Павел вскоре после своего крещения провел в общении с христианами дамасскими, здесь же заключается и καί είϑέως или то время, в которое апостол после нескольких дней общения с христианами дамасскими посещал синагоги. А ήμέραι ίκαναί означают все последовавшее за тем пребывание Павла в Дамаске. В течение этого времени ήμέραι ίκαναί, о которых Деяния Апостольские ничего нам не сказывают, надлежит полагать и путешествие Павла в Аравию, которого мы без послания к Галатам и не знали бы

58

В этом отношении составляет его характеристическую черту и отличает от всех мечтателей его τα της άσϑενείας καυχάσϑαι,к которому относит к бегство. 2Кор. 11:30, 32

59

Это обстоятельство служит одним из немногих хронологических признаков его истории. Когда Павел, спустя три года после своего обращения, бежал из Дамаска, Дамаск находился во власти Арефы, царя Аравии Каменистой (1Кор. 11:32). Но так как он собственно принадлежал к римской провинции, то Арефа мог и владеть этим городом только по особенным обстоятельствам. Эти обстоятельства вероятно были таковы: император Тиверий, как союзник царя Ирода Агриппы, которого войско было разбито Арефой, велел сирийскому наместнику Вителлию представить царя аравийского живым или мертвым в его руки (Ioseph Antiqu 18:5.1). Между тем как Вителлий приготовлялся к исполнению этого повеления и потом во время самого похода был задержан некоторыми обстоятельствами, - получено было известие о смерти Тиверия, который умер в марте 37 года, и Вителлий, получив известие, остановился предпринятием войны. Этим-то временем Арефа воспользовался и завладел римским городом. Но невероятно, чтобы он долго владел этим захваченным у Римлян городом: очень вероятно, что, когда во второй год правления Калигулы (38-39) дела аравийские были приведены в порядок, и Дамаск не был оставлен без внимания. Итак если мы отнесем бегство Павла к 39 году, то годом его обращения будет 36-й, потому что бегство его последовало чрез три года после обращения. В этом трехлетнем пространстве мы должны поместить и мученическую кончину Стефана. По недостатку определенных хронологических сведений об обстоятельствах этого времени хотя и не можем с достоверностью определить таким образом год обращения Павлова, однако предположение, что оно последовало в 36 году, имеет и то в свою пользу, что для событий, случившихся между Вознесением Господним и мученической кончиной Стефана, соединенной с обращением Павла, оставляет ни слишком краткий, ни слишком длинный период времени. Разноречие (Деян. 9:24 иудеи стрежаху и 2Кор. 11:32 языческий князь (έϑνάρχης) Арефы царя стрежаше) объясняется содействием градоправителя Дамасского, поставленного Арефой, который владел тогда городом, содействием, какое оказывал он Иудеям, раздраженным против Павла

60

Гал. 1:12, по-видимому надлежит относить к той части благовествования Павлова, на которую в особенности нападали противники Павла. Павел хочет сказать, что учение о совершенной свободе христианина от закона Моисеева не есть его собственное или чье-нибудь человеческое произведение, но сообщено ему чрез откровение Иисусом Христом. - Но 1) апостол, говоря, что он не мог ему научиться ни от кого из людей, даже из самих апостолов или кого бы то ни было из христиан иудейских, выражается вообще так обширно, что нельзя разуметь только учения о свободе от закона и оправдании верой без дел закона, но все учение как в первый раз Павлом благовествованное. 2) "Παρέλαβον" (ст. 12) Апостол Павел в 1 посл. к Кор. 2:23, повторяет и в отношении к истории Иисуса Христа. 3) Что касается до образа Павлова благовествования, то апостолу и не было нужды доказывать, что оно не происходило от апостолов: поскольку враги его всего более на это и нападали

61

Слова: καί έκείνον τόν καιρόν Деян. 12:1, впрочем не определяют точно времени

62

Так как Павел в Посл. к Гал. говорит только о частных сношениях (κατ ίδίαν), то с первого взгляда это кажется противоречащим с повествованием Деяний Апостольских. Но это противоречие доказывает только то, что в двух этих повествованиях не об одном и том же идет дело. Но сперва могли быть частные сношения, потом общее рассуждение. Следов., то и другое повествования могут относиться к одному и тому же предмету

63

Πάν τό πλήϑος Деян. 15:12 σύν όλη τή έκκλησία 22. Но по своей многочисленности едва ли могла быть собрана вся церковь

64

Άφ ήμερών ιίρχαίων - это показывает, что от обращения Корнилия до собора прошло много времени

65

Большая часть этих запрещений считается между семью заповедями, к которым люди были обязаны прежде закона Моисеева, которые Бог дал сынам Ноевым и которые соблюдать должны были прозелиты врат. Buxtorf. Lexicon Talmudicum et Rabbinic. под словом Юс

66

В определении апостольского собора (Деян. 15:20,29) в некоторых списках и в переводе читается прибавление: и елика неугодна себе суть, иным не творити. - Что это позднейшее дополнение, можно видеть из самого определения по греч. тексту ζξ ών διατηρούντες нельзя перевести: соблюдая сие, но удерживаясь от сего, а это можно отнести только к άπέχεοϑαι τών είδωλοϑύτων

67

Tertull. de jeiun. сар. 16 пишет: iudaicum certe jeiunium ubique celebratur, qunm amissis templis per omnc litus quocunque in aperto aliquando jam preces ad coelum mittant

68

В Афинах были жертвенники богам неизвестным. Pausan. 1, 1, 4, βωμοί Θεών τών όνομαζομένων άγνώστων καί ήρώων - Philostrat. in vit. Apollon. 6, 2. Άϑήνησιν, ού καί άγνώστων Θεών βωμοί ίδρύνται. Итак самый факт несомненен. Происхождение таких жертвенников объясняют примером, известным из Диогена Лаэрция. Бл. Иероним (ad Tit. 1, 12) говорит, что в Афинах не было собственно такой надписи, какая приводится в речи ап. Павла: αγώνστω Θεώ, но был жертвенник с надписями: Diis Asiae, et Evropae et Africae, diis ignotis et peregrinis (и у Экумения приводится надпись : Θεοίς Ασίας καί Εύρώπης καί... Θεώ άγνώστω καί ξένω). Но такой надписи неизвестно по дошедшим до нас памятникам и описаниям. Нужно допустить, что Апостол изменил надпись и представил ее в другом виде

69

Evseb. Hiltor., IV. 23

70

Известны в древности Έφέσια γράμματα, магические письмена, которым присвояли силу непобедимую

71

Έν οίς διήλϑον (Деян. 20:25) указывает не на одно место или общество, но на многие. Ириней, ученик Поликарпа, епископа тех стран, прямо говорит об епископах и пресвитерах Ефеса и прочих ближайших городов (Contr. Haeres; III, 4. § 12). С этим соглашается и показание времени проповедания Павлова в Ефесе два года и три месяца (Деян. 19:8 и 10)

72

Это учение сохранилось в Колоссах до Vст., как свидетельствует Феодорит (ad. J. с. Coloss). Собор Лаодикийский в IV ст., 35 правилом запрещал: "не подобает христианам оставляти церковь Божию и отходити и ангелов именовати и творити собрания. Сие отвержено. Того ради, аще кто обрящется упражняющимся в таковом тайном идолослужении, да будет анафема: понеже оставил Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, и приступил к идолослужению". Может быть против того же лжеучения направлено и следующее 36 правило: "не подобает освященным, или причетникам быти волшебниками, или обаятелями, или числогадателями, или астрологами, или делати так именуемыя предохранилища, которыя суть узы душ их". Колоссы, по Феофилакту (ad Coloss. 1, 2), тоже что Хоны, или по крайней мере близ их. (Чудо Арх. Михаила в Хонех)

73

О Прохоровом повествовании см. Fabric. Cod. Apocryph. p. 815-818 и Thilo prolegom. ad. acta Thom. p. LXXII. Последний доказывает, что повествование Прохорово известное то под именем Πράξεις, то Περίοδοι - есть то же самое, которое встречается в числе апокрифических в Синопсисе св. Писания, приписываемом св. Афанасию Александрийскому (см. прим. к стр. LXXVIII и LXXIX). Он думает, что древние деяния Иоанновы, которые были у Евкратитов, Манихеев и Прискиллиан, позднее переделаны под именем Прохора ученика Иоаннова

74

Сию неопределенность находим не только там, где имя епископов без различия употребляется с именем пресвитеров, как Деян. 20:17, 28, но и там, где по-видимому должно разуметь слова писания об одних епископах: а) в посланиях ап. Павла к Тимофею. Хотя здесь предписываются ему такие правила, которые казалось бы, не могли относиться к простому пресвитеру, но на что не имел права простой пресвитер, то не имел ли права совершать сотрудник апостольский, каков был Тимофей? в) в послании к Титу. Ст. 1, 5 с 6 и 7. Из апокалипсиса ничего о происхождении епископства от апостолов заключить нельзя

75

Для подробнейших сведений о степенях церковных сего и последующих веков можно с пользой читать у Свицера под частными их наименованиями и в исторических рассуждениях: 1) О чинах греко-российской церкви; 2) О начале, важности и знаменований церковных облачений; 3) О древнем богослужебном пении; 4) О сходстве алтарных украшений нашей церкви с древними. Москва 1817

Источник: История евангельская и церкви апостольской : Акад. лекции А.В. Горского : [По подлинным собственноручным его запискам]. -- 2-е изд. -- Сергиев Посад : Свято-Троиц. Сергиева лавра, Собств. тип., 1902. -- 460, IV с.

Оставить комментарий Горский Александр Васильевич (bmn@lib.ru) Год: 1902 Обновлено: 22/06/2025. 1150k. Статистика. Описание: История, Религия Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:

Горский Александр Васильевич История евангельская и церкви апостольской

История Евангельская и Церкви Апостольской

Рождество Господа

Положение иудейского царства пред рождением Христа Спасителя

Ожидания Мессии

Семейственное, политическое и нравственное состояние потомков Давида

Явление архангела Гавриила св. Захарии

Благовещение Пресв. Деве Марии

Свидание Пресв. Девы с св. Елисаветою

Возвращение Пр. Девы из дома Захарии

Рождение св. Иоанна Предтечи

Народная перепись во времена Августа

Рождение Иисуса Христа

Поклонение пастырей

Обрезание Господне

Сретение Господа

Поклонение волхвов

Бегство в Египет и избиение вифлеемских младенцев

Возвращение И.Христа из Египта и жизнь в Назарете

Рассмотрение вопроса о времени рождения И.Христа

Иоанн Предтеча, его образ жизни и нравственный характер

Перемены, происшедшие в положении Иудейской страны в продолжении 30 лет частной жизни И.Христа

Проповедь и деятельность Иоанна Предтечи

Крещение И.Христа

Искушение Его от диавола

Призвание Андрея, Иоанна и других к апостольскому служению

Первая Пасха во время общественного служения Иисуса Христа. Значение

Путешествие И.Христа во Иерусалим на праздник Пасхи

Изгнание из храма торжников; учение и дела И.Христа в Иерусалиме

Беседа с Никодимом

Деятельность Спасителя в Иудее

Заключение Иоанна Предтечи в темницу

Удаление И.Христа в Галилею

Беседа Его с Самарянкой

Несколько замечаний о тогдашнем состоянии Галилеи

Проповедь и деятельность Спасителя в Галилее, исцеление сына царедворцева, проповедь в Назарете, при море Галилейском, чудесный лов рыбы

Проповедь и деятельность Спасителя в Капернауме

Исцеление расслабленного и беседа с фарисеями по этому поводу

Призвание Матфея к апостольскому служению и беседы с фарисеями

Путешествие И.Христа в Иерусалим на праздник Пасхи

Исцеление расслабленного при Овчей купели; беседа И.Христа с фарисеями

Избрание двенадцати апостолов

Нагорная проповедь

Исцеление слуги римского сотника

Воскрешение сына вдовы иаинской

Вопрос учеников Иоанна Предтечи

Иисус Христос в доме Симона фарисея

Исцеление бесноватого, слепого и немого и обличение хулы фарисеев на Духа Святаго

Учение И.Христа в притчах

Путешествие Его в пределы Гадаринские

Исцеление бесноватых

Исцеление кровоточивой и воскрешение дочери Иаира

Отправление апостолов на проповедь

Насыщение пяти тысяч народа пятью хлебами

Хождение И.Христа по волнам моря

Беседа Его об истинном хлебе жизни

Беседа Его с фарисеями о преданиях старцев

Исцеление дочери хананеянки

Исцеление глухого косноязычного

Насыщение четырех тысяч народа семью хлебами

Обзор проповеди и деятельности Спасителя в Галилее

Исповедание апостолов о И.Христе

И.Христос открывает своим ученикам о своих страданиях и смерти

Преображение Господне

Исцеление бесноватого

Беседа Спасителя с учениками по поводу их спора о первенстве

Учение его о необходимости хранить себя от соблазнов

Последнее путешествие Господа в Иерусалим из Галилеи

Отправление 70 учеников на проповедь

Беседа Спасителя с законником

Обличительные речи Спасителя против фарисеев

Беседы Его с учениками и народом

Исцеление десяти прокаженных

Учение Спасителя о своем пришествии на суд

Учение Спасителя о разводе

Беседа Его с богатым юношей

Посещение Спасителем храма Иерусалимского во время праздника кущей

Исцеление слепорожденного

Беседа И.Христа об истинном пастыре

Беседа Его с Иудеями во храме в праздник обновления храма

Горский Александр Васильевич
История евангельская и церкви апостольской