Городецкий Сергей Митрофанович
В замке королевы Карин

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ДВОЙНАЯ СТАРУХА
Фантастика Серебряного века
Том VIII

   

0x01 graphic

Сергей Городецкий

В ЗАМКЕ КОРОЛЕВЫ КАРИН

Илл. Р. О'Коннель

I

   По-фински? Нет, по-фински, конечно, он ни слова не понимает. По-шведски? В шведской книге он поймет несколько слов с общеевропейскими корнями, но в разговоре -- ни одного!
   Все-таки, надо было объясниться.
   Они стояли друг перед другом под воротами старинного замка: низкий, коренастый, старый, как дуб, и красный, как ржавое железо, финн, смотритель замка, и Алексей Алексеевич Алов или Атруа, как он подписывался иногда, русский художник, влюбленный в старину, живущий в прошлом, а в настоящем ничего, кроме красок, не замечающий...
   Финн медленно, со смаком, произносил таинственные, певучие слова. Атруа-Алов в отчаянии смотрел на него.
   В сущности, узнать ему надо было не так много: в какие часы открыт замок, можно ли в его музеях рисовать и есть ли каталоги.
   Может быть, на эти именно вопросы финн и отвечал, и только вследствие природной медлительности и радости, что явился посетитель, его речь была такой длинной. Со связкой тяжелых ключей в руках, с седыми, развевающимися из-под шапки волосами, похож он был на управителя замка, встречающего своего короля. Так казалось Алову, а в самом себе он с удовольствием видел короля, возвращающегося домой. Он был взволнован видом замка, он уже любил его, еще не вступив под его своды.
   При впадении реки в море стоял замок, на краю древнего города Турку. Причудливые островки были разбросаны перед ним. Прямо к морю, откуда когда-то приходили враги на расписных кораблях под огненными парусами, обращены были его отвесные, белые стены с неприступными башнями по углам. Мощной скалой казался он, а не людской постройкой. Как горные щели, чернели в его стенах бойницы. Не одно поколение королей сооружало его, увеличивая и укрепляя. Не раз погибали вражьи рати под его стенами, не раз и вторгались они внутрь. Все претерпели и все запомнили былые, седые стены, и вековой мудростью веяло от них.
   Алов много слышал про замок Турку, и действительность превзошла его ожидания.
   Из-под ворот, где они стояли, открывался вид на первый двор замка. Здания поздней, сравнительно, пристройки, с красивыми квадратными окнами окружали его. Прямо против ворот высилась стена с древними железными дверями. Синева солнечного дня и сказочная тишина шхер окружали замок. Алов нетерпеливо ждал, когда старик впустит его дальше.
   Наконец, смотритель звякнул ключами и торжественным жестом пригласил Алова идти за собою.
   Они вошли во двор. Старик открыл маленькую дверь.
   Многовековой сыростью пахнуло из-под сводов. Звонко зазвенели шаги по каменной лестнице. Старик открыл ветхую конторку, достал оттуда билеты и каталоги, продал Алову, все спрятал назад, поклонился, показал рукой, куда идти, и ушел. Алов остался один. Радость охватила его. Внизу звякнули опять шаги старика, хлопнула тяжелая дверь и все смолкло. Алов был совершенно один, окруженный стариной. Он поглядел в тусклое зеркало и не узнал своего лица. Сделал несколько робких шагов. Сердце его сильно билось. Перед ним открывался ряд комнат. В висках у него стучало. "Много выпил пунша!" -- подумал он. -- "А может быть, это души прежних жителей замка здесь уцелели?" -- промелькнула у него мысль. "Какие глупости!" -- решил он и пошел, преувеличенно стуча сапогами.
   В первых комнатах, с маленькими окнами в решетках, стояли кареты, коляски, лежали колеса, упряжь. Алов прошел их быстро. В следующих он почувствовал, что едва владеет собою: они наполнены были высокими стеклянными шкафами, и в этих шкафах стояли прекрасные, старой работы, восковые куклы в старинных платьях. На розовых их лицах застыла любезная придворная улыбка. Они стояли попарно, кавалер с дамой. Их костюмы были очаровательны. Разноцветный шелк и бархат, яркие ленты, как паутина, тонкие кружева, причудливые туфли, невероятные пуговицы -- все это могло бы доставить Алову истинное наслаждение, если б не страх, который сковал его, как только он переступил порог первой из этих комнат.
   Шкафы были сквозные, стекла только по углам скреплены узкими рамами, и каждая комната казалась наполненной нарядной толпой. Из-за того, что всем куклам приданы были живые движения, казалось, что толпа движется, танцует. Неяркий свет усиливал это впечатление.
   Алов боялся заглянуть в глаза куклам, остановиться взглядом на улыбающихся их губах.
   Осторожно, по стенке, шел он из комнаты в комнату, все время думал о дороге назад. Малейший шорох или отзвук стекол заставлял его вздрагивать в ужасе. Почти пыткой было для него это путешествие по комнатам, и все же он не мог оторваться от него. Иногда, привлеченный какой-нибудь деталью костюма, он забывал про свой страх, и снова подчинялся ему, как только окидывал глазами всю комнату.

0x01 graphic

   Вдруг ему послышались шаги в соседней комнате.
   Он прилип к каменному полу.
   Там что-то звякнуло.
   Он припал лицом к стеклу, вглядываясь в ряды кукол. Сердце его замерло: он увидел движение между кукол, как будто какая-то из них подняла руку. И опять! Он закричал бы, но голоса не было. Шаги приблизились. Он бросился к стене, где была дверь. Теперь уж ясно он видел сквозь стекла, что сюда идет одна из кукол...
   Дикими прыжками, стукаясь и задевая, помчался он назад, к выходу, по лестнице, мелькнул в зеркале, и только, когда услышал, как хлопнула за ним дверь, остановился, едва переводя дыханье.
   В той комнате, из которой он убежал, весело смеялась молоденькая, розовая, как кукла, девушка со светло-голубыми глазами, в старинной кофте, надетой поверх обыкновенного платья.

II

   Через несколько минут Алов лежал в кресле-качалке у себя в комнате, которую он снял тут же, на краю города, рядом с замком. Белые стены башни были видны ему в окно. Алов искоса поглядывал па них, сердясь на свою трусость и на финское нелюбопытство, из-за которого он в большом городе оказался единственным посетителем национального музея.
   "А все-таки кукла шла, ведь я видел!" -- вспоминал он, и книга выпадала у него из рук.
   Это был каталог на шведском и финском языках, довольно толстый. Имена собственные были все понятны, но и только. Чаще других попадались имена Карин и Эрика XIV {...Карин и Эрика XIV -- Карин -- Катарина (Карин) Монсдоттер или Каарина Маунунтютяр (1550-1612), любовница, затем жена шведского короля Эрика XIV (1533-1577) -- королева Швеции. Провела на престоле всего 87 дней. После свержения Эрика XIV, низложенного в связи с душевным заболеванием, несколько лет находилась в замке Турку.}.
   Алов решил, что это их замок, что они главные герои его стен -- эта Карин и Эрик XIV, король и королева.
   Ах, если б что-нибудь узнать про них!
   -- Карин, Карин, Карин! -- твердил Алов. -- Королева Карин, ну как же мне узнать что-нибудь про тебя? Я видел платья твоих придворных дам, а про тебя ничего не знаю! Может быть, ожившая кукла -- это и была ты сама, а я решительно ничего про тебя не знаю!
   Он поднимал каталог и начинал вчитываться в непонятные слова. Да, Карин была королевой, а Эрик XIV, ее муж -- королем. Что ж еще было?
   Алов бросил каталог на стол, оделся и вышел на улицу. Это была длинная, версты в три улица, с одноэтажными деревянными домами по обе стороны, потом с огромными фабриками. Маленькие вагоны трамвая весело бежали по ней. Алов сел в один из них и полетел в город.
   В городе, над рекой, той самой, при устье которой стоял замок, высился древний с закоптелыми стенами собор. Как два великана, собор и замок вздымались над веселым новым городом и перекликались с верхушек своих башен на никому из людей не слышном языке веков. Черный собор и белый замок были большими друзьями. В белом замке жила королева Карин. В черном соборе нашла она себе последний приют. Когда звонили в большой колокол черного собора, стены белого замка плакали. Черный собор и белый замок вдвоем жили в небе над городом.
   Алов пришел в собор.
   В одной из часовен ему показали могилу королевы Карин. На ней были написаны стихи. Ничего не понять. Грустно постоял Алов в соборе, в каменной его тишине.
   Потом долго бродил по городу, по шумным улицам центра, по тихим переулкам окраин, заходил в кафе, обедал и к вечеру вернулся домой. В его комнате была уже раздвинута складная кровать и стояло молоко.
   Он быстро заснул.
   И снились ему сны, давняя правда.
   Где-то в лесу старая деревня.
   Бедная, чистая изба. Из нее выбегает девушка-ребенок. Золотая у нее коса. Светло-голубые глаза, темно-золотистые высокие брови. Умный лобик. Алые губы. Стройненькая она, ловкая. Висит у нее корзиночка на руке.
   Под окном сидит старуха в белом чепчике. Кричит старуха, отрываясь от длинных спиц:
   -- Куда ты, Карин?
   -- За орехами в лес.
   Бежит Карин, поет Карин:
   
   Я орехов нарву,
   Поделю пополам.
   Рыжей белке в лесу
   Половину отдам.
   Половину свою
   Пополам поделю.
   Четверть мне, четверть ей, --
   Няне нищих детей.
   Четвертушку свою
   Я опять поделю,
   Я осьмушку отдам,
   Я осьмушку возьму
   И опять поделю,
   Чтоб хватило на всех.
   Свой последний орех
   Я сама раскушу,
   Счастье выну свое --
   Вот где счастье мое!
   
   Раннее утро. Карин бежит на базар с орехами {Карин бежит на базар с орехами -- По легенде, Эрик XIV обратил внимание на Карин, когда она продавала на базаре орехи. В действительности перед тем, как стать королевской любовницей, Карин была служанкой придворного музыканта, а затем сестры Эрика XIV.}, становится на самом краю, ждет, кто купит. Никому не нужны орехи, всякий сам себе нарвать может. Никто не купит у Карин орехов. Что ж Карин будет есть?
   Вдруг трубят рога, летят псы сворами. Люто лают королевские псы, хватают народ. Дрожит народ. На белом коне едет король Эрик. Борода у него рыжая, как свежая ржавчина, вьется борода по ветру. Тринадцать было у народа Эриков, ни одного не было такого бородатого, такого страшного. Жутко жить под Эриком. Кого захочет, того возьмет.
   Кого возьмет, того убьет. В страхе ждет короля народ. На самом краю стоит Карин с корзинкой орехов. Золотая у нее коса, светло-синие глаза.
   Подъезжает король, увидал девочку, осадил коня.
   -- Купи, король, орехов! -- говорит Карин, поднимая на него глаза.
   -- Иди за мной! -- говорит король, -- в замке куплю!
   Задохнулся Эрик, увидав ребенка.
   Белые стены встречают Карин. Дрожит она, проходя под воротами.
   И летит весть по народу:
   -- Карин королева! Королева Карин!
   Ангел пришел в замок. Меньше крови видят стены. Молится народ за ребенка-королеву. Цветами кидают в нее, когда она выходит из замка. Целуют землю, где она прошла. Добрая королева Карин!
   Но у Эрика есть брат.
   Он идет на брата.
   Осажден замок. Кипяток и свинец льются на осаждающих. Но Бог не хочет помочь Эрику. Брат побеждает его. И Эрик в оковах, на цепи, сидит в своем же замке. Грубые воины издеваются над ним. Но с ним его ангел, его Карин. Зовет смерть к себе Эрик. И приходит смерть. Карин идет к победителю-брату, просит отпустить ее в ее деревню. И вот в деревне она. Старый лес встречает ее. Плачет Карин и поет:
   
   Вот где счастье мое!
   Счастья нет на земле,
   Счастье в тихой земле,
   Там в могиле моей.
   Ты меня упокой,
   Счастье, тихой землей!
   Тишиною овей,
   Вековечный покой!
   
   И шумит над ней ореховый лес.
   Новый король пирует в белом замке.
   В черном соборе готовят могилу. Плачут в народе: умерла королева Карин, умерла наша Карин. Девушкой была, орехи собирала; королевой стала, счастья не нашла. Резчики вырезывают песню на гробнице. Девушки несут венки. Не забудут королевы Карин.
   Тело Карин в гробнице, а душа ее осталась в людях.

III

   Каждый день в три часа старый смотритель замка берет звонок и идет по залам, тихо дребезжа. Тридцать комнат второго этажа и тридцать комнат третьего, тихим шагом обходит он в час. Он знает каждую вещь, каждый стул, каждый портрет. Иногда с ним идет его старая жена. В это время нижний этаж, где куклы, обегает его дочка, Карин. Она тоже знает всех кукол, любит забираться к ним в стеклянные клетки, любит снимать с них старые наряды и примерять на себя. Ей пятнадцать лет. Она прошла начальную школу. Дальше учиться родители не позволяют.
   Карин лентяйка, и ей не очень хочется учиться. Но ей очень хочется рисовать. Она часами простаивает перед старыми портретами, разглядывая, как что нарисовано. Она сама тайком рисует на книгах, на столах, на стенах и на бумаге, когда ее достанет. Отец недоволен, что она рисует. Он хочет подождать еще год или два и выдать ее замуж за хорошего человека, которому можно передать вместе с ней и место смотрителя замка. Редкое место, не всякому передать можно.
   Сумерки.
   Старики только что вернулись с осмотра. Прибежала и Карин. Глаза у нее посинели, щеки горят. На шее ожерелье -- забыла снять.
   -- Что это? -- говорит старик и снимает с нее корявыми, непослушными пальцами ожерелье, завертывает его в платок, прячет.
   Теперь на весь вечер затянется разговор.
   Пыхтя трубкой над чашкой кофе, говорит старик:
   -- Опять наряжалась? Королевские вещи тревожишь! Сам видел, как на себя платье примеряла! Да ведь ткань разорваться может. Что я буду тогда делать? Нищим буду? Смотритель приедет и прогонит меня отсюда.
   -- Мне скучно, -- говорит Карин, -- отдай меня в школу учиться рисовать.
   -- Ты забыла, где школа.
   -- Где? В городе, в Турку.
   -- А до города сколько километров?
   -- Трамвай есть.
   -- Трамвай даром не возит. Десять пенни туда, десять пенни обратно, двадцать пенни в день тратить надо; за каких-нибудь пять дней целую марку тратить! Вот чего ты хочешь! Рисование для богатых людей, которые могут марками швыряться!
   -- Ну, я буду пешком ходить. Ты только позволь. Меня в школу примут даром.
   -- Пешком? А сапоги тебе будут выдавать из школы? В школу и обратно -- ведь это не меньше семи километров! Ты будешь снашивать сапоги быстро, как почтальон!
   Карин грустно опускает золотую головку. Такие разговоры часто бывают у нее с отцом. И видит Карин, что не бывать ей в рисовальной школе. Несчастная она!
   Она смотрит в окно, видит стены замка, считает окна. Мрачен замок в сумерки. Но Карин не боится. Она любит замок и его королеву. Ей кажется, что, если бы она жила при королеве Карин, она была бы счастливой, она могла бы научиться рисовать. У королевы Карин были отличные художники, это по ее портретам видно.
   -- В пять дней -- марка, -- думает Карин, -- в году триста шестьдесят пять дней, значит, если каждый день ездить в школу, нужно семьдесят три марки, да сапоги еще. Всего сто марок нужно! Большие деньги!
   Отец задремал у печки.
   Карин достает свои рисунки, перебирает их. Вот замок летом, вот зимой. А вот и королева Карин. Всего только тремя карандашами срисовано с большого портрета, а хорошо вышло! Какие у нее добрые глаза! И рот чуть-чуть не улыбается. На шее крестик. Чепчик весь в кружевах, но очень смешной. А воротник еще смешнее. Надо пойти завтра наверх к королеве в гости, посмотреть на нее, на ее вещи, на ее кровать, на ее шкафчик.
   Карин счастлива, что у нее имя одинаковое с королевой.
   Но как достать сто марок?
   В прошлом году какой-то иностранец давал отцу сто марок за одну вещь, совсем маленькую, незаметную, которой и в каталоге нет.
   Однажды спускалась королева Карин по лестнице, и было, должно быть, темно, потому что упала королева и вышибла себе зубок. Маленький, беленький, острый, как у белки, зубок. Он сохранился и лежит в витрине на кусочке черного бархата. Вот его-то и хотел купить иностранец.
   Отец тогда очень рассердился. Нельзя, конечно, продавать зуб своей королевы.
   Но откуда же достать сто марок?
   Если ходить через день в школу, то нужно только пятьдесят марок, а если ходить на каждый третий день, что не так уж плохо, то хватит и двадцати пяти. Но ведь и двадцати пяти не достать, не достать, не достать!
   Карин вышла погулять.
   Человек, которого она напугала в комнате кукол, стоял и писал картину. Замок, наверно. Вот счастливый! Только он не с того места писал, откуда надо. Если бы он спросил Карин, она ему сказала бы, откуда самый красивый вид на замок.

IV

   Алов не выходил из замка.
   Он изучил все эти комнаты, заставленные веселой старинной мебелью, увешанные портретами королев и королей, которые в них жили. Он сделал очень много этюдов, и страх совершенно покинул его. Ему и теперь иногда слышались шаги в соседних комнатах, но он уже не бежал, как в первый раз, а оборачивался, улыбаясь.
   Он уже понимал чуть-чуть по-шведски и по-фински и понемногу расшифровывал каталог.
   Чаще всего работал он в комнате, где висел большой портрет королевы Карин. Ему нравилось ее открытое лицо с высоким лбом, большими голубыми глазами и капризным, красивым ртом. Правый глаз ее едва заметно косил, и это придавало портрету странную живость. Алов подумал, не нарочно ли это сделал тогдашний художник. Ясными умными глазами смотрела на него королева Карин. Он знал уже ее судьбу в кратких словах, которые были написаны на ее могиле: в книжном магазине он нашел перевод стихов. Он немного был влюблен в нее, как могут влюбляться только художники в портреты и статуи. Ему очень хотелось бы увезти память о портрете, но копировать он никогда себе не позволял, а фотографий портрета не было. Каждое утро, приходя в музей, он подходил к портрету и здоровался с королевой и, уходя, прощался. В одной из витрин, среди ее вещей, -- вееров, перчаток, крестиков и колец, -- он заметил остренький, маленький зуб -- крепкий, молодой, изящный, как у хорошего зверька. Ему мучительно захотелось взять его в руки, положить на ладонь, уколоть себя им. В тот день он сделал один из лучших этюдов.
   Другая Карин, дочь смотрителя, ходила по пятам за художником. Прячась в складках портьер, между шкафов, за дверями, она с затаенным дыханием наблюдала его работу. Много раз ей хотелось выйти к нему, но она боялась, что он испугается и испортит свою картину. Ей нравилось, что он любит королеву Карин, ее королеву. Он и сам ей нравился, высокий, с черной бородкой и длинными волосами.
   Нельзя не чувствовать живого человека сзади себя, даже если его и не видишь. Алов чувствовал, что он не один в этих пустых старых комнатах. То вздох, то стук, то шелест часто слышал он за собою. "Это хозяйка ходит, королева Карин!" -- подумал он, и от этой мысли еще лучше становились его рисунки. Они дышали стариной, тосковали по ней, возвращали к ней.
   Уж были зарисованы все лучшие комнаты, и видела другая Карин, дочь смотрителя, что художник скоро кончит свою работу и уедет. И она никогда больше его не увидит. А он был первый человек, который любил замок так же, как она сама. Ее тянуло к нему. Она сама не знала, зачем, но знала, что будет по нем скучать, когда он уедет, и плакать, как по разбитой кукле в недавнем детстве.
   "Королева Карин, помоги!" -- думала она, -- а чему, сама не знала.
   Живыми, добрыми глазами смотрела королева на нее.
   И вот, как по наитию, схватила она свои рисунки, принесла их и положила под портретом королевы, на резном столике.
   Сама притаилась за высокой спинкой кровати, в углу.
   Алов пришел и удивленно стал рассматривать рисунки. Он видел в них талант. Иные зарисовки замка были сделаны так, как и ему не приходило в голову. Копия же портрета королевы поразила его. Он схватил его в руки и сравнивал с оригиналом. Выражение косящих глаз было схвачено удивительно.
   В это время Карин, не вытерпев, поднялась из засады. Спинка кровати хрустнула, Алов обернулся и вскрикнул. Сама королева Карин выходила к нему: те же золотые волосы, те же голубые, умные глаза, тот же нежно-розовый цвет лица.
   -- Карин! -- воскликнул он.
   -- Карин! -- утвердительно кивнула головой девушка, удивляясь, что он знает ее имя.
   Алов оглядывал девушку. Красная кофта ее, грубые сапоги отрезвили его. Сходство ее с королевой казалось ему уже не таким поразительным. Но одно чудо сменялось другим: рисунки были сделаны этой девушкой.
   Алов не выпускал портрета из рук. Первое, что ему захотелось сделать, когда он опомнился, это купить портрет, чтобы можно было увезти его с собой и никогда с ним не расставаться. Он вынул сто марок и знаками предложил обменяться. Карин вспыхнула. Как? Ее рисунок стоит сто марок? Она сделала отрицательный жест. Тогда Алов, боясь, что она не отдаст рисунка, прижал его к сердцу, поцеловал его кончик и вынул еще деньги. Красная Карин, как во сне, взяла сто марок. Алов был в восторге. Теперь он увезет королеву Карин с собой, она всегда будет с ним! Но что это за девушка? Перебирая рисунки, он стал с ней кое-как объясняться. Потом она повела его к витрине, где лежал зуб королевы Карин, достала его и дала в руки Алову -- ключ был у нее. Художник испытал странное чувство. Потом Карин повела его в ту часть замка, где он никогда не был. Она показала ему разрушенные залы, где справлялись пиры; комнату, которая служила темницей Эрику. Замок ожил в глазах Алова; он зазвучал, наполнился гулом. И все это сделала девушка-ребенок с золотыми косами.
   Они подружились, художник и Карин. Взявшись за руки, как дети, обошли они весь замок.
   К вечеру Алов поехал в город. Турку славится рамочными мастерскими. В одной из них Алов выбрал ореховую рамку для портрета королевы Карин.
   И даже на сутки, которые были нужны для того, чтобы оправить портрет в рамку, жалко было ему с ним расстаться.

V

   -- Ты куда собираешься?
   -- В школу.
   -- В какую школу?
   -- Рисовальную.
   -- Я не дам тебе не пенни.
   -- У меня есть сто марок.
   Старик даже трубку выронил изо рта от изумления.
   -- Откуда ты взяла?
   -- Я продала один свой рисунок.
   -- За сто марок? Кому?
   -- Художнику, который сюда ходит.
   Старик в волнении прошелся по комнате. Возражать ему больше было нечего. Да и не худое дело рисование, если так, ни за что, ни про что, можно получить сразу сто марок!
   Карин быстро собралась и убежала. В кармане у нее звенело целое богатство: три серебряных марки и мелочи -- сколько, она не знала. Это дал отец в обмен на сто марок, которые, конечно, надо было спрятать.
   Тщетно Алов ходил по замку, ища златокудрую вчерашнюю свою спутницу. Тщетно ждал ее на следующий день. Карин с утра до вечера рисовала в школе.
   Огорченный, Алов даже не замечал, что смотритель здоровается и прощается с ним необычайно почтительно.
   Кончив работу, он уехал, увозя с собой портрет королевы Карин и не зная, у девушки или у видения купил он его.
   Королева Карин осталась опять одна в своем замке.
   У другой Карин не было даже времени забежать к королеве: она рисовала успешно и упорно.
   Как два великана, черный собор и белый замок по-прежнему высились над городом и перекликались между собой никому неслышным голосом веков. Вечным сном в своей гробнице спала королева Карин.

0x01 graphic

   

Комментарии

   Впервые: Аргус. 1916. No 3. Издательство благодарит С. Никитина за предоставленный скан публикации.
   
   С. М. Городецкий (1884-1967) -- поэт, прозаик, переводчик. Учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета. В литературу вошел как видный участник жизни "Башни" Вяч. Иванова и автор символистских произведений, насыщенных духом славянского язычества. С осени 1916 г. на Кавказском фронте (представитель Союза городов, военный корреспондент, санитар в сыпнотифозном лагере). После революции заведовал худож. отделением РОСТА в Баку, работал в Политуправлении Каспийского флота. С 1921 г. жил в Москве, активно публиковался, работал в журн. Искусство трудящимся, литотделе газ. Известия, выступал как переводчик поэзии, либреттист, автор политических стихов, критик и литературовед. В отличие от лучшего и хорошо изученного предреволюционного периода поэтического творчества Городецкого, гораздо менее известна его проза, включающая романы и рассказы; среди последних есть и ряд фантастических.
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru