Серые сумерки наполнили собой комнату, и сквозь их узорную ткань синим квадратом выделялось окно. Предметы тихо двигались. Маятник за стеной маршировал -- "раз, два" и не давал спать. Роман закрывал веки, повертывался к стене, натягивал одеяло. Он гнал от себя грустные мысли, старался думать о чем-нибудь веселом, забавном, -- все напрасно. Глаза все яснее видели знакомую обстановку.
Вдруг услышал за дверью шаги. Кто- то постучался.
-- Кто это в такой поздний час?
-- Отвори, Роман, это я.
Узнал по голосу своего друга. Двери тихо отворились. Зачернел кто-то высокий.
-- Зажги свечу!
-- Сейчас.
Пламя трепетно поднялось, осветило комнату. Задрожали тени на стене.
На Валентине не было шапки. Глаза безумные блуждали, перебегали быстро с предмета на предмет. Лицо землей покрылось. А те волосы, которые раньше вились золотыми кольцами, спутались, нечесаные. Он сел у стола. Сухие губы что-то шептали. Спина согнулась. Роман, босой, не одетый -- с удивлением и страхом смотрел на него. Тишина сгущалась, давила обоих.
-- Я бродил по улицам весь день -- да сих пор -- и вот мимоходом к тебе зашел. Я не с намерением, а случайно зашел... -- прохрипел Валентин и понизил голос.
-- Какие отвратительные женщины бегают там... Кричат, бранятся, обнажаются при всех -- какой-то кошмар! Они, наверное, все больны... -- Неожиданно замолчал и пронизывающе посмотрел Роману в глаза.
-- Только не удивляйся. Я сегодня решил умереть. Со мной случилось несчастье. Так -- пустяк... Смешной анекдот... Все равно, если бы потолок на меня вдруг обрушился... Я заболел той страшной болезнью, которая всякого порядочного человека приводит в трепет. Только это, -- больше ничего!..
Слова его громко звенели. Он улыбался холодной, непроницаемой улыбкой.
Роману показалось, словно где-то близко метнулась молния. Грянул короткий гром. Комната стала быстро, быстро каруселью вертеться.
-- Ты поражен, -- простонал Валентин. -- И минуты тебе не казалось, что я шучу. Поверил... Конечно, такими вещами не шутят...
Хорошо было бы, если бы ты своими руками меня убил... Нет, нет... не пугайся, -- я буду жить... знаешь, для чего? -- заторопился он. -- Хочу служить бичом, возмездием... Эта мысль меня давно манит за собой... Я обнимусь с дьяволом и станем посещать дома этих сытых, порядочных людей. О, они ничего не увидят не поймут сразу.
Мы тщательно прикроем свои язвы... Наш поцелуй дорого будет стоить. После него выпадут волосы, зубы; отпадут губы, носы... Один поцелуй и помутится рассудок. Но это еще не все! Такая болезнь одной смертью не сыта. Она протягивает длинную нить через много поколений. Медленное разрушение, не знающее жалости. С отвращением и ужасом будут они бегать друг от друга.
Дверь где-то хлопнула. Шаги застучали. Зубы Романа, точно в лихорадке, плясали. Медленно и глухо, как из бутылки, било за стеной три часа.
-- A-а... а-а... -- в исступлении закричал Роман. Он руками зажал уши. Голос оборвался.
-- A-а... а-а!.. помогите, если здесь есть живой человек. Уведите от меня -- сумасшедшего, сжальтесь, уведите!..
-- Нет, я с ума еще не сошел. А ты вот трус, как и я... как и я... Го-го... И если так случится, что понесу за собой опустошения, то знай, ты один виноват будешь!.. Ты должен убить меня, а трусишь...
Валентин неожиданно встал, пошатываясь, подошел к Роману и над самыми ухом прокричал:
-- Не посмеешь меня убить... Трус. Пожалел бы хоть невинных маленьких детей.
И плюнул ему в лицо.
Он постоял мгновенье, потом медленно, неестественно выпрямившись, вышел из комнаты.
Дверь и стены задрожали. Свеча погасла. Роман неподвижно сидел, окутанный серым туманом. Глаза в ужасе закрылись. Капли одна за другой падали из-под крана умывальника. Квадрат окна слегка румянился зажигавшимся небом.