Горбунов Иван Федорович
Постоялый двор

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сцены из народного быта


   Иван Федорович Горбунов

ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР

СЦЕНЫ ИЗ НАРОДНОГО БЫТА

  
   Источник: И. Ф. Горбунов. Сочинения. Т.1 - СПб., 1902.
   Оригинал здесь: Машинный фонд русского языка.
  
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  
   Роман Игнатьевич, содержатель постоялого двора.
  
   Алена, кухарка.
  
   Евсюха |
   Никита | извозчики
   Бубен |
  
   Странница.
  
   Странник.
  
  
  

ЯВЛЕНИЕ I.

На сцене большая деревенская изба: в углу стол; по

стенам лавки; налево изразцовая печь.

  
  
   Кухарка (собирает со стола).
   Нет хуже народу этих ямщиков! Насорят, надрызгают!.. тьфу!..
  
   Евсюха (входя).
   Благодарим покорно, Алена Митривна, за хлеб, за соль.
  
   Кухарка.
   Ну, за щи с квасом! Проваливай! Моченьки моей нет с вашим братом.
  
   Евсюха (подпоясываясь).
   Точно что оно теперича вам трудно: народу много идет.
  
   Кухарка.
   Так валом и валит. Барыня-то вышла?
  
   Евсюха.
   Срядились. С полчаса уж в тарантасе сидит, ругается. Прощенья просим!
  
   Кухарка.
   Что ж, на дорожку-то?
  
   Евсюха.
   Да Бог ее знает, Алена Дмитривна, пить ли?.. Ну, пожалуйте... веселей ехать будет...
  

Кухарка (наливает стакан водки и подает).

  
   Евсюха.
   Терпеть ведь я его не могу... этого вина!... С наступающим! (Пьет).
  
   Кухарка.
   И вас также. Кушайте на здоровье. Дай Бог благополучно.
  
   Евсюха.
   Благодарим покорно. (Уходит).
  
  
  

ЯВЛЕНИЕ II.

  
  
   Странница (отворяя дверь).
   Пущают, матушка, странных?
  
   Кухарка.
   Отчего ж не пущать, у нас всех пущают: постоялый двор на то.
  
   Странница.
   Бедная я, матушка, неимущая, Христовым именем иду.
  
   Кухарка.
   Войди, раба Божья, милости просим. В пустынь?
  
   Странница.
   В пустынь, голубушка.
  
   Кухарка.
   К угоднику?
  
   Странница.
   К угоднику, матушка.
  
   Кухарка.
   Много к ему, батюшке, народу идет. Как же ты, матушка, по обещанью?
  
   Странница.
   По обещанью, сестрица. Слышала, голубушка, я во сне звук трубный.
  
   Кухарка.
   Ай, матушка!.. Чего сподобилась! Расскажи, голубка... Ты, может, потребляешь этого-то (показывает на водку)? Поднесу...
  
   Странница (стыдливо).
   Не брезгую мирским даянием. Коли ваша милость будет.
  
   Кухарка.
   Стыда тут нет, матушка. Вам без этого нельзя - ходите.
  
   Странница.
   Много мы ходим, матушка, круглый год, почитай, ходим. (Пьет). Благодарю покорно, матушка, пошли вам Господи на вашу долю.
  
   Кухарка.
   Как же ты сон-то, красавица, видела?
  
   Странница.
   А это ночевала я в келье у матушки у Илларии, и все она рассказывала мне про божественное, и как все насчет жизни, и что, например, как жить мы должны. И такой на меня, раба Божья, глубокий сон нашел - так сидемши и уснула. Вижу, будто я в пространной пещере, и вся она, будто, позлащенная, а на полу все камение самоцветное... И иду, будто, я по этой пещере, а за мной старцы, все, будто, старцы. И говорит мне один старец: "почто ты, говорит, странная, пришла в нашу обитель?" Хотела я, будто бы, уками-то вот так... (делает жест руками) и слышу, голубка, звук трубный... Тут я и проснулась.
  
   Кухарка.
   А вот мы в миру-то никогда таких снов не видим.
  
   Странница.
   Это, сестрица, от жизни.
  
   Кухарка.
   Нет уж, матушка, Бог знает - отчего. Моей старой хозяйке, - я у купцов прежде жила, - то ли не жисть была, а все, бывало, во сне видит, что будто ее режут, да будто ее топят... Такие страсти все снились, не дай Бог никому.
  
   Странница.
   А ты по купечеству прежде жила?
  
   Кухарка.
   Я все по купечеству. Как хозяина в некрута сдали, так и пошла по этой части. Сперва наперво у аптекаря два года жила, у армянина не вступно год жила, а там и пошла все по купцам.
  
   Странница.
   У купцов житье хорошее.
  
   Кухарка.
   На что лучше: первый сорт житье! Мне, по моему характеру, только и жить у купцов: женщина я набалованная, кусок люблю хороший, чай мне чтобы беспременно, ну, а по купечеству насчет этого слободно.
  
   Странница,
   И нашу сестру они странную любят.
  
   Кухарка.
   Любят. У нас, бывало, у Павла Матвеича, от вашей сестры, да от нищей братии отбою нет.
  
   Странница.
   Для души спасенья это, матушка, хорошо.
  
   Кухарка.
   Со всего света ходили, грехи его замаливали.
  
   Странница.
   А помер уж?
  
   Кухарка.
   Пора помереть! Годов пятнадцать без рук, без ног сидел, травами его отпаивали.
  
   Странница.
   Отчего же это он, голубушка?
  
   Кухарка.
   Господь его ведает.
  
   Странница.
   И детки были?
  
   Кухарка.
   Как же, матушка, три дочки; все на моих глазах повыросли; и сынок был, Митрий Павлыч... женить уж хотели, да не продлил Бог его веку: пропал без вести.
  
   Странница.
   Без вести?!
  
   Кухарка.
   Да, матушка. Поехал на ярманку, да там и остался. Большие деньги старик-то давал, кто отыщет - не нашли, ровно в воду канул.
  
   Странница.
   Убили, должно.
  
   Кухарка.
   Убили, матушка, убили. Шесть недель он опосля, голубчик, к нам ходил. Как, бывало, ночь, так он весь дом и обойдет. Что страху-то было! А то это, вздумается ему когда, возьмет да свечи по всему дому зажжет.
  
   Странница.
   Это, сестрица, душенька его приходила.
  
   Кухарка.
   Да уж известно.
  
   Странница.
   По родителям тосковала. А жив у тебя хозяин-то?
  
   Кухарка.
   Господь его ведает. Как тогда их угнали на Капказ, так и слухов об ем нет... должно, к австриякам попал.
  
   Странница.
   Жалко, поди?
  
   Кухарка.
   По первоначалу-то жалко было, а теперя ничего. За веру правую пущай кровь свою проливает.
  
   Странница.
   Так, так, матушка.
  
  
  

ЯВЛЕНИЕ III.

РОМАН ИГНАТЬЕВИЧ, несколько извозчиков и странник.

  
  
   Никита.
   Народу много идет к празднику-то.
  
   Роман.
   Много! А ты, старец, тоже к угоднику.
  
   Странник.
   К угоднику.
  
   Роман.
   Издалеча?
  
   Странник.
   Дальный. В первой от роду в ваших местах. В Киеве
   был, у Соловецких Чудотворцев два раза сподобился, по
   окиян-реке плавал.
  
   Пашка.
   А людоедов ты видал ли? Говорят, в той стороне людоеды живут.
  
   Странница.
   Как их не видать! - Я видела.
  
   Пашка.
   Что же, они, тетушка, одноглазые?
  
   Странник.
   Одноглазые.
  
   Пашка.
   За что же они людей-то жрут? Али ты, может, врешь?
  
   Странница.
   Что ж нам врать, мирской человек, врать нам нечего. И в книжках есть этому описание: коли ты грамотный - в книжках прочитай. Потому как они одноглазые и по ихнему закону все можно.
  
   Никита.
   Привел бы Бог пораньше уехать: балуют у нас по дороге-то.
  
   Роман.
   Шалят. Дорога у нас бойкая, баловства много. А ежели в сумерки, мимо Жукова оврага и не езди - обчистят, потому место оченно глухое. Намедни туда все село ворошили смотреть: одного за убивство наказывали - в семи душах повинился... Начальству стал в ноги кланяться - не помиловали, наказанье великое было.
  
   Никита.
   За что миловать!
  
   Роман.
   Потому кровь христианскую проливал, а ведь она, известно, кровь-то христианская, вопиет.
  
   Никита.
   Вопиет! Ежели душу загубил, - конечно!..
  
   Бубен.
   Нет, меня Бог миловал; годов пятнадцать езжу, на лихого человека не натыкался. В запрошлом году только в кабаке у меня, у пьяного, полушубок украли, а то ничего.
  
   Роман.
   Это по нашей дороге часто.
  
   Пашка.
   И как можно, братцы, убить человека? За что? Кажись, как бы на меня кто наскочил - в клочки бы я изорвал.
  
   Никита.
   В избе-то говорить не страшно, а в лесу попадется - в ногах наваляешься.
  
   Пашка
   Я-то?
  
   Никита.
   Ты-то!..
  
   Пашка.
   Зачем баловать! Я человек смирный, животину не бью, а за свою душу до смерти ушибу.
  
   Роман.
   Полно, Павлуха, батвить-то! Лихой человек на то пошел... разбойник ведь он - в лесу со зверем живет, зверя не боится; может кажинную ночь руки кровянит, - что ты можешь такому человеку?
  
   Бубен.
   Ничего не поделаешь!
  
   Никита.
   Без году неделю в извозчиках-то ездит да разговаривает! Я всю Расею произошел, большую-то дорогу знаю. Зря говорить нечего! Зверя лютого, кажись, так не испужаешься, как разбойника! Замрет твоя душа, охолодаешь весь... не дай Бог никому!
  
   Бубен.
   А тебе трафилось? (Кухарка ставит на стол ужин).
  
   Кухарка.
   Ну, господа честные, пожалуйте. Садись, матушка... Садись, старичок почтенный... Приятного вам апекиту.
  
   (Все садятся за стол).
  
   Никита.
   Я вот буду сказывать, а ты слушай: каковы эти люди есть.
  
   Кухарка (садясь рядом с Никитой).
   Сказывай, батюшка, сказывай. Люблю я старинных-то людей слушать.
  
   Никита.
   В Озерках, у нас, у покойника у дедушки, станция была. Мне тогда годов двадцать было. Ночью, как теперь помню, под самое под Воздвиженье, пришел к нам на двор тарантас с купцом на сдаточных. Моя череда была. Смерть ехать не хотца. Я купцу-то и говорю: переночуйте, говорю, ваша милость: оченно темно, овраги у нас тут, в тарантасе ехать неспособно. Нет, говорит, я и так на ярманке замешкался... Трогай! Господи, благослови! Съехали мы со двора-то - зги Божьей не видать! - ваше степенство, говорю: воля милости вашей, а ехать нам страшно, обождем до свету. Ступай, ступай, говорит. Верст пять проехали - ничего. Как въехали в Легковский лес, и купец мой испужался. - Не заплутайся, говорит: - темно. Бог милостив, говорю: коли поехали, надо ехать. Едем мы лесом-то, смотрю, ровно бы огонек показался, так махонькой...
  
   Бубен.
   Волк?
  
   Никита.
   Погоди! ваше степенство, говорю! вы ничего не видите? Нет, говорит, а что? - Огонек, говорю, в лесу показался... сумнительно мне оченно. Что ж ты, говорит, сумлеваешься? - Да так, говорю: не лихой ли человек нас с тобой дожидается? - Сотвори, говорит, молитву. Творю это я молитву, а огонек этот опять. Видел, говорит, братец, и я.
  
   Кухарка.
   Это купец-то?
  
   Никита.
   Купец-то. Душу свою, говорю, нам бы здесь не оставить. - Что ты, говорит, дурак, меня пужаешь? Кому наша душа нужна!.. - Садись, говорю, сударь, со мной на козлы - не так жутко будет. Сел он со мной рядом, а сам ровно бы вот лист трясется. Чего же вы так, ваша милость - нас двое. А у самого, братец мой, дух захватило, руки отымаются.
  
   Пашка.
   Тетушка Алена, плесни еще щец-то. Щи-то ноне у тебя жирные, облопаешься.
  
   (Кухарка поспешно наливает щей и садится).
  
   Никита.
   Ехали мы, ехали, - слышу: с правой стороны ровно бы окрикнул кто. Так у меня под сердце и подкатило! Я к купцу: ваше степенство, говорю, мы пропали! - Что ты, говорит, милый человек! - Верно, говорю... Подобрал вожжи, да и думаю: всю тройку зарежу, а в руки не дамся. Только хотел кнутом-то... Стой!.. Двое повисли на пристяжных, да так всю тройку и осадили, а один подошел к тарантасу: аль больно скоро нужно? говорит. - Скоро, говорю. С ярманки, что ли? - Какие вы такие люди есть, говорю, коли вам требуется? А далеча ли вам ехать-то? - Далеча. Мы, говорит, к вам на устрет вышли... место здесь больно глухое... А купец мой и языком владеть перестал.
  
   Бубен.
   Оробел!
  
   Роман.
   Как, батюшка, не оробеть - оробеешь. Ну!
  
   Никита.
   Только, братец мой, смотрю: левую пристяжную уж отпрягли. Выскочил я из тарантаса-то, да хотел за лошадь-то уцепиться, как он меня млясь!..
  
   (Кухарка взвизгивает, как будто ее самое ударили).
  
   Никита.
   Так я и покатился!.. В глазах огни пошли... Слышу: и купец мой застонал, и так этот купец застонал - нутренная моя вся поворотилась... а опосля уж ничего и не помню.
  
   Пашка.
   Чем же он тебя съездил-то - струментом каким, аль так?
  
   Никита.
   Надо полагать, закладкой.
  
   Бубен.
   Закладкой - беда! Меня раз в Москве на стенке
   закладкой тоже приложил, так я год в больнице
   вылежал, кажинный день помирать изготовлялся,
   насилу отд\ыхал.
  
   (Все встали из-за стола. Странник ложится на лавку).
  
   Кухарка.
   Как же ты, батюшка, очнулся-то?
  
   Никита.
   Очнулся-то я в лесу, с дороги-то они нас в лес сволокли. Утренничком меня прохватило, ровно бы маленько я и очувствовался. Хочу головушку поднять - моченьки моей нету. Стал купца обзывать: господин купец, господин купец! А купец мой ничуть. Дополз я к нему, а уж он Богу душу отдал и лица на нем распознать нельзя. (Кухарка утирает слезы). Ну, думаю, и мне, должно, в дремучем лесу помирать надо: в останный раз хошь Богу помолюсь за родителев. Уцепился за дерево, встал, да опять, ровно сноп, ударился. В полдни кое-как выполз на дорогу-то; гляжу: тарантас мой в канаву спихнули и кожу с его всю ободрали...
  
   Роман.
   А домой как ты попал, батюшка?
  
   Никита.
   Проезжий один барин доставил.
  
   Бубен (взглянув в окно).
   Уж и туча же, братцы, какая лютая заходит! Беспременно гроза будет.
  
   Пашка (расстилая по полу армяк).
   А и, братцы, эта гроза! Нас однова в лесу застала, дрова мы рубили... страсть! Как ударила молонья в сосну, вот надо быть зубом дерево-то перекусила.
  
   Бубен.
   Потому стрела у ей оченно тонкая... у молоньи-то!... И никуда ты от ей не уйдешь. И ежели тебе от грозы помереть нужно, так ты от грозы и помрешь.
  
   Роман.
   Помереть, голубчик, от всего можно.
  
   Бубен.
   Это точно, что... как не помереть.
  
   Странница.
   Завсегда к этому готовиться надо.
  
   Странник (сквозь сон).
   В помышлении держать.
  
   Бубен (значительно).
   Верно!
  
   Странник.
   Ходим мы по разным местам, а не знаем, где наша смерть будет.
  
   Пашка (зевая).
   Где ни на есть, тетушка, а уж помрешь, помяни ты мое слово. (Раздается удар грома; все крестятся). Лешему-то теперича смерть! (Молчание).
  
   Бубен.
   А что?
  
   Пашка.
   Оченно он грозы боится. Уж теперь он под деревом жмется.
  
   Бубен (ложится на пол).
   Не любит!
  
   Пашка.
   Она его теперича по лесу-то гоняет. Ты, тетушка, леших-то видала ли?
  
   Странница.
   Где их, батюшка, видеть.
  
   Пашка.
   Мы раз видели: одна ноздря у него, а спины нету.
  
   Роман.
   Полно врать-то, дурацкой твой разум!
  
   Пашка.
   Сейчас умереть, Роман Игнатьич, кого хошь спроси. Он только показывается не всякому, а кого ежели оченно любит.
  
   Никита.
   Что ж, ребята, я запрягать пойду.
  
   Бубен.
   С Богом!
  
   Никита.
   А вы утром?
  
   Пашка.
   Мы чем свет.
  
   Никита.
   За хлеб за соль...
  
   Роман.
   Ступай, справляйся.
  
   Странница.
   С меня, хозяин, с неимущей, что положите?
  
   Роман.
   Что с тебя класть? Класть с тебя нечего. Богу за нас помолись.
  
   Странник.
   Спаси тебя, Господи, раб Божий.
  
   Роман.
   Ну, ребята, спать чтобы у меня крепче...
  
   Пашка.
   На счет этого, Роман Игнатьич, не сумлевайся, вплоть до петухов проспим. Спать нашему брату оченно в пользу.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru