Гончаров Иван Александрович
Е. Е. Барышов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  
  
  
  
    И. А. Гончаров. Е. Е. Барышов (Некролог)


  

  

  

  ----------------------------------------------------------------------------

       

  	 Оригинал находится здесь.  

  

  ----------------------------------------------------------------------------

  

   	     

       6-го   октября  скончался  скоропостижно,  от  апоплексического  удара,

  здесь, в Петербурге, некто Ефрем Ефремович Барышов. 

       Имя  -  почти  неизвестное  в  литературе:  только в прошлом и нынешнем

  годах  появились  в печати и прошли едва замеченными переводы его, в стихах,

  двух  трагедий Корнеля: "Сида" и "Родогуны" и "Каина" Байрона. Между тем вся

  жизнь  Барышова,  смолоду, в течение каких-нибудь сорока или пятидесяти лет,

  была  посвящена  литературе:  редко можно встретить пример такого страстного

  напряжения  сил,  какие  он  положил, чтобы достигнуть серьезного значения в

  литературе,  на  какое бы ему давали право - его пытливый ум, многосторонние

  познания и непрерывный труд. 

       В  этом  отношении,  т.  е.  как  образец  самобытной,  цельной натуры,

  непреклонной  силы воли и несокрушимой энергии в стремлении к избранным себе

  целям - жизнь покойного заслуживает общественного внимания. 

       Кончив  курс  в  московском  университета,  в  начали  30-х  годов,  по

  словесному  факультету,  он  прямо  от  лекций  лучших тогдашних профессоров

  словесности  и  эстетики, Надеждина, Давыдова и Шевырева - перешел к делу, к

  работам  в  области  изящного.  Он увлекся на этот путь общим стремлением на

  него   молодежи,   с  свойственною  юности  самоуверенностью  и  самолюбием.

  Словесники  были  тогда  в  первых  рядах  общества,  самыми  видными, а при

  таланте  -  блестящими  и почти единственными представителями интеллигенции.

  Выбирать  было  не из чего: других каких-нибудь специальных сфер умственной,

  ученой,  технической  деятельности,  на  которых можно бы было испытать свои

  способности  и  силы для жаждущих труда и дела - не представлялось, особенно

  деятельности  независимой,  самостоятельной.  Были,  конечно,  науки, была и

  небольшая  группа  ученых  людей:  физиков,  химиков, физиологов, но все это

  пряталось  в  тени  ученых приютов, академий, университетов, а в общество, в

  практическое  дело,  исключая  разве медицины, почти не переходило, а если и

  переходило  иногда, то больше по казенной надобности: ученые были непременно

  и чиновники. 

       Поэтому  и Барышов, как многие тогда, искавшие своего пути и призвания,

  примкнул  к  словесникам,  начал  писать  стихи,  потом драматические пьесы,

  повести,  кроме  того,  еще  изучил  вполне технику музыки и попробовал свои

  силы  и  в  сочинении: но из этого всего напечатал только какую-то поэму, да

  нисколько  романсов.  И  то,  и  другое  прошло незамеченным, и лишь вызвало

  два-три мимоходных отзыва в журналах. 

       Тут   его   постигло  первое  разочарование:  уложив  несколько  лет  в

  бесплодную  и  неблагодарную  борьбу,  он, конечно, сознал, что творчество в

  изящном  -  не его сфера, что здесь труда, энергии и непреклонной воли мало,

  и  нужна  искра  того  огня,  который  зовется  "священным",  и  который  не

  покупается  усилием,  а  посылается  природою  на  избранные головы - даром.

  Словом - талант. 

       Всякого  другого такое разочарование в своих силах и способностях могло

  бы  навсегда  охладить к попыткам К какой-нибудь творческой деятельности. Но

  эта  упорная  борьба, кажется, только раздражила еще более энергию Барышова;

  он  остановился  на  время,  как  будто собираясь с силами, продолжая, между

  тем,  читать, изучать то, другое, третье, что попадалось под руку. И в то же

  время  он  был  педагогом,  преподавал  словесность,  и  кажется, историю, в

  разных  учебных  заведениях.  Всего  этого  было  мало  для  его ненасытного

  трудолюбия.  Аналитический  ум,  знание  математики  повели  его от поэзии и

  музыки  в противоположную сторону, на поле точных наук: но и здесь он избрал

  ту  из них, в которой открывался широки простор для творческого ума - именно

  механику.   Ему  представлялась  бесконечная,  заманчивая  даль  открытий  и

  изобретений:  пища богатая, но доступная опять-таки тем же творческим силам,

  в которых ему, очевидно, было отказано. 

       Он  задался некоторыми задачами из механики, изучил всю литературу этой

  науки,  на  трех языках: французском, немецком и английском, составлял планы

  изобретений,  чертежи,  проекты  -  все  образчики  изумительного  терпения,

  знания, силы воли - и только. 

       Он  со  своими  задачами перебрался из Москвы в Петербурга - отыскивать

  им   хода,  но,  потерпев  в  компетентных  сферах  неудачу  и  окончательно

  разочаровавшись  в  своих  творческих  силах,  он  отказался  от  дальнейших

  претензий  и  попыток на этих путях. Зная основательно иностранные языки, он

  занял  место переводчика в одном из департаментов министерства финансов, и в

  то  же  время  сделался  одним из скромных, неизвестных публике тружеников в

  литературе,  имя  которым  легион.  Он  переводил  и  компилировал  статьи в

  политических  обозрениях  для  газет, между прочим, участвовал в составлении

  ученого  библиографического отдела в "Отечественных записках", под редакциею

  А. А. Краевского и С. С. Дудышкина. 

       Но  втихомолку,  про себя, и кажется, только для одного себя, он платил

  дань  старой  привязанности  к изящным произведениям литературы. Отказавшись

  от  самостоятельной  авторской деятельности, он обратился к переводам! Кроме

  трех  вышепоименованных  переводов  из  Корнеля  и  Байрона,  он перевел еще

  несколько  поэм  Байрона,  может  быть,  что-нибудь  еще, что осталось в его

  портфеле,  потому  что  он  почти никому не говорил о своих трудах и едва ли

  имел  в  виду печатать эти переводы. Он удовлетворял более всего собственную

  жажду   труда,  и,  вероятно,  немногим  близким  ему  людям  стоило  немало

  настойчивости,  чтобы  вызвать  его  на  откровенность,  и  особенно,  чтобы

  побудить его отдать что-нибудь в печать. 

       Так,  сидя  у  себя совершенным затворником, он совершил, между прочим,

  огромный подвиг: перевел обе части "Фауста" Гете!! 

       Что сказать о его переводах? 

       В  печати,  при  появлении  "Каина",  "Сида"  и  "Родогуны"  в  свет, в

  журналах   мимоходом,   вскользь,  сделано  было  несколько  неодобрительных

  замечаний  о них - и надо признаться не совсем незаслуженных. Стих неровный,

  местами  тяжелый,  несвободный:  видно было, что главною задачею переводчика

  было как можно ближе держаться подлинника. 

       При  более  внимательном прочтении критика могла бы, конечно, усмотреть

  и  поставить ему в некоторую заслугу самую верность перевода и - из уважения

  к труду - указать на удачно переданные места. Но этого не сделано. 

       Большая  часть  первой части перевода "Фауста" и некоторые места второй

  были,  года  два  тому назад, по настоянию, конечно, близких к Барышову лиц,

  прочитаны  в  одном  общества любителей и любительниц и знатоков литературы.

  Слушатели  нашли,  что  некоторые,  особенно  патетические  монологи и сцены

  переданы   звучным,  обработанным,  свободно  льющимся  стихом,  с  силою  и

  выразительностью,    местами    не    недостойно   подлинника.   Переводчику

  аплодировали.  Но  тут же рядом встречались и важные недостатки: в некоторых

  местах,  особенно  в  сценах между простыми лицами из народа, являлась та же

  необработанность,  небрежность  стиха, как и в переводах Корнеля - и местами

  тривиальность. 

       Неизвестно,  появится  ли этот перевод в печати: не прочитав его весь -

  нельзя  решать,  приобретет  ли  он  успех в публике и значение литературной

  заслуги  перед  судом  критики,  но  во  всяком  случае  он представит собою

  образец  громадного  терпения,  трудолюбия  и  энергии,  образец,  достойный

  подражания для... более даровитых деятелей. 

       Вглядываясь   в   эту   неугаданную,  всю  ушедшую  на  искание  своего

  настоящего  призвания  жизнь,  нельзя  не  пожалеть  глубоко, что Барышов, в

  молодости,   сразу   не  напал  на  свою  дорожку,  на  путь  исследователя,

  составителя  каких-нибудь  филологических, статистических, этнографических и

  т.  п.  научных  трудов,  где  трудолюбие, терпение и энергия делают чудеса.

  Нельзя  исчислить,  какую  массу - неблестящих, но реальных услуг наук могла

  бы совершить натура, одаренная его железной волей, умом и познаниями. 

       Как  человек,  Барышов был сосредоточенного, не общительного характера.

  Он  был  одинок,  общества  не  посещал вовсе, изредка видясь с немногими из

  родственников и близких ему с молодости лиц. 

       Он   был   строгих  правил  честя,  честности  и  редкой  независимости

  характера,  развившейся  в  нем до степени тонкой щекотливости. Жить в своем

  маленьком  внутреннем  мире,  довольствоваться своими умеренными средствами,

  ни  в  кол  не  нуждаясь,  ни  морально,  ни  материально, не требуя ни чьей

  помощи,  ни  даже  участия  -  было,  вместе  с  силою  воли  и трудолюбием,

  нравственною  основою  его  натуры.  Как он жил, так и умер одиноко, в своем

  кабинете.  Он  не делился ни с кем своими радостями, если могли быть радости

  в  этой  бесплодно истраченной на одоление невозможного жизни, - и никому не

  навязывал  своих  страдами,  которых не могло не быть уже в одних постоянных

  разочарованиях, не говоря о других житейских невзгодах. 

  

  

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru