Голубев Василий Семенович
Интеллигентская обособленность

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Национализм. Полемика 1909--1917
   М.: Модест Колеров, 2015. (Исследования по истории русской мысли. Том 18.)
   

Вас. Голубев

Интеллигентская обособленность

   Герой одного из замечательнейших романов Достоевского "Подросток", человек 40-х годов, помещик-идеалист Версилов, дает весьма любопытную характеристику русского интеллигента. "У нас, -- рассказывает он, -- создался веками какой-то еще нигде не виданный культурный тип, которого нет в целом мире -- тип всемирного боления за всех". "Нас, может быть, всего только тысяча человек, -- может быть, более, может быть, менее, -- но вся Россия жила лишь пока для того, чтобы произвести эту тысячу". Эта тысяча или, может быть, "более" оставалась у нас таковой же вплоть до последних лет. И такой же "тысячей", но уже по другим мотивам, хотят ее оставить и дальше те, кто, как например литературный критик г. И. в "Русских Ведомостях", продолжает видеть в интеллигенции класс, обособленный от других классов. Полемизируя со Струве о новом миросозерцании интеллигенции, г. И. утверждает, что проповедь Струве о личной годности, о "принципиальном идейном изменении отношения интеллигенции к производительному процессу в обществе" теперь не будет иметь успеха и найдет сейчас отклик только "в наиболее усталой части современников, руководствующейся в своих исканиях правилом: подальше от того, что не оправдало надежд".
   Эта ссылка на "усталость" -- весьма характерный аргумент, как характерно и это, объединяющее интеллигенцию в особый класс, "теперь", под которым разумеется "железный круг", стягивающий всю русскую жизнь.
   И вот так просто решает г. И. проблему нынешних исканий интеллигенции и весь этот спор о новом мировоззрении. С одной стороны, "усталость", с другой -- реакция. Ищут нового мировоззрения те, кто "устал", и уходят подальше "оттого, что не оправдало надежд". А искать нечего, ибо исключительные положения и реакция -- достаточные условия, чтобы интеллигенция по-прежнему оставалась обособленным классом и была объединена одной целью и задачей. Пути к достижению цели, очевидно, для г. И. тоже так же просты и ясны, -- они все те же, ибо цель та же.
   И если бы дело обстояло так просто, то действительно не о чем было бы спорить. Номы думаем, что дело много сложнее и вопрос об обособленности интеллигенции -- вопрос, именно сейчас требующий обсуждения по существу.
   Действительно, долгие годы Россия жила, "чтобы произвести эту тысячу", т. е. эту российскую интеллигенцию -- носительницу мировых идеалов. Было время, когда можно было сказать, что не следует "негодовать", что "на тысячу человек истрачено столько веков и столько миллионов народу". Версилов говорил, что, по его мнению, "тысяча" -- это "немало". Интеллигенция, русская многострадальная интеллигенция отдавала себя народу и мировым идеалам целиком, отдавала свою жизнь, больше того -- отдавала свою мысль, чувство и волю. И все-таки кто решится сказать, что она отплатила за себя сторицей. Теперь интеллигенция уже не одна тысяча, она разгруппировалась уже по партиям, находящимся между собою даже в решительной вражде. И тем не менее от обособленности она все еще не отделалась.
   Это обособление русской интеллигенции в отдельный класс с ее космополитическими идеалами много содействовало тому, что и наша российская революция получила бесплодную космополитическую идеологию, имевшую немало вредных последствий для "освободительного движения" с одной стороны, и классовую подкладку с классовой же идеологией в борьбе против старого режима -- с другой.
   В недавно вышедшем сборнике г. Минского "На общественные темы" эти две черты русской революции изображены с поразительной ясностью. "Французская революция, -- справедливо замечает г. Минский, -- вся насквозь была пропитана духом патриотизма и воинственного воодушевления, между тем как русская революция насквозь антипатриотична и антивоинственна". Восхищаясь таким характером русской революции, г. Минский им же объясняет и то обстоятельство, что русская революция была тесно связана с еврейством. И надо отдать справедливость г. Минскому, что и констатирование факта, и объяснения его такого явления во многом сделаны верно, если иметь в виду влияние на русскую революцию русской интеллигенции, как одушевленной по преимуществу космополитическими идеалами.
   Но когда г. Минский писал свои статьи об "Идее русской революции", он не переживал еще того, что переживаем мы сейчас, иначе он с большей осторожностью написал бы следующие строки: "Немецкая свобода, прогуливавшаяся под трехцветным знаменем германского единства, должна была неминуемо угодить в железные объятия Бисмарка, равно как французская революция, отправившись в путь с песней: "allons enfants, de la patrie", неминуемо должна была прийти в объятья "pere de la patrie", к новому цезарю. Ни та, ни другая опасность не угрожает, кажется, нашей революции, какова бы ни была ее судьба".
   Бисмарк положил основание германскому единству, благодаря которому Германия стала и богатой, и сильной. Франция с Наполеоном I-м разнесла идеи политической свободы по всей Европе и разрушила феодальный порядок, а что сделали мы и что творится после революции у нас в настоящее время? К сожалению, мы пришли к несравненно худшему, чем судьбы германской и французской революций.
   "Одна Россия, -- говорит тот же Версилов из "Подростка", -- живет не для себя, а для мысли, и согласись, мой друг, знаменательный факт, что вот уже почти столетие, как Россия живет решительно не для себя, а для одной лишь Европы!" Под Россией Версилов разумел, конечно, русскую интеллигенцию. К сожалению, многие из интеллигентов и теперь продолжают думать, что Россия должна жить для Европы. И в этом одна из серьезнейших причин нашего неустройства. Европеец -- прежде всего француз, немец, англичанин. Русский, конечно, интеллигент, -- прежде всего европеец и даже всечеловек, а потом уже русский.
   Вот в этом-то обстоятельстве и заключалось в значительной мере бессилие русского "освободительного движения", бессилие и русской интеллигенции, бессилие и русского обывателя против того "железного кольца", которое давит нас. Не этой же ли обособленностью русской интеллигенции от других классов, при отрицании ею идеалов "личной годности", национального подъема производительных сил страны и при классовых идеалах, облеченных в одежды космополитизма, -- объясняется и то обстоятельство, что мы так легко попадаем в это "железное кольцо" итак долго в нем нас держат. Во всяком случае, об этом стоит подумать, а не отделываться ссылкой на "усталость" той части интеллигенции, которая ищет новых основ для своего мировоззрения.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые: Слово. 1909. No 720. Печатается по сборнику. Василий Семенович Голубев (1862--1910) -- в 1890-х -- марксист, организатор подполья в Петербурге, затем -- земский деятель, публицист в либерально-социалистической печати. После выхода в свет сборников "Вехи" и "По Вехам" -- один из инициаторов проекта сборника статей ("в продолжение Вех") "о национализме", к участию в котором планировалось пригласить П. Б. Струве, С. Н. Булгакова, Е. Н. Трубецкого, А. Л. Погодина, Б. А. Кистяковского, М. И. Славинского, П. И. Новгородцева и М. Э. Здзеховского (М. А. Колеров. Не мир, но меч. Русская религиозно-философская печать от "Проблем идеализма" до "Вех". 1902--1909. СПб., 1996. С. 304-307).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru