Гиппиус Зинаида Николаевна
Мертвый дух

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

З. H. Гиппиус

  

Мертвый дух*

  
   Гиппиус З. H. Чего не было и что было. Неизвестная проза (1926--1930 гг.)
   СПб.: ООО "Издательство "Росток", 2002.
  
   * Мы с удовольствием даем место открытому "обличению", принадлежащему перу Антона Крайнего. Не во всем редакция солидарна с талантливым автором, считая, например, излишними проникновения в мотивы литературной деятельности обличаемых писателей. -- Ред.
  

1

  
   Было бы странно, если б на теле нашей эмиграции, при длящемся существовании в России очага заразы, не появлялось, время от времени, подозрительных пятен. Но не следует относиться к ним с беспечностью. Здоровое ядро эмиграции тем скорее избавится от того или другого нежелательного явления, чем прямее мы будем на него указывать и внимательнее его исследовать. Даже самыми ничтожными с виду, и теми не надо пренебрегать.
   Все современные разлагающие течения, в каком бы слое эмиграции они не зарождались, все группы людей известного уклона, и даже одиночки, -- начинают с того, что выкидывают флаг "патриотизма". Выкинутый искренно, эмоционально, или в силу посторонних соображений, -- этот флаг всегда защита и, одновременно, соблазн. Соблазн: не звучит ли теперь для всякого имя России, как имя возлюбленной? А защита: не достойны ли самого осторожного, уважительного, обращения люди, которыми движут "патриотические чувства"?
   Что скрывать: ведь все мы, без различия левизны и правизны, очень стали бояться, как бы нас не заподозрили в недостаточной "любви к России". Если кто и думает, что СССР еще не Россия, что, не взирая на "трех праведников", в этой стране находящихся, он, по многим причинам, ее не хочет... -- да не всякий это скажет. Напротив, сделалось принято вдруг выскочить со своей "подоплекой", с чувствами к "Родине", до ее цветочков и ручеечков, до... почти готовности забыть, что она СССР (кстати, эти цветочки, ручеечки, березки -- возлюблены одинаково и левыми, и правыми).
   В защитный цвет "патриотизма" окрашено было и недавнее течение "возвращенства". Много потратили на него слов, долго катали его, перевертывая осторожно то на одну, то на другую сторону, пока "малые сии" соблазнялись именем Прекрасной Дамы... Но как хорошо, что течение выбилось наружу: побурлило -- и на глазах у всех, естественно, стало сохнуть. Солнечный свет имеет силу обеззараживающую.
   Но есть такие же, подобные же, течения, -- лишь более ядовитые, потому что еще не всем приметные. На поверхность они выбиваются пока тонкими струйками.
   И особенно обманчивы струйки, зажурчавшие в прекрасном саду "искусства". Политики привыкли смотреть на этот сад и на "играющих в нем детей", -- как вообще на эстетику, -- с полууважительным, полуснисходительным равнодушием. Чем дитя ни тешится -- кому какое дело? Старые эти привычки пора бы, однако, бросить. Пора бы понять, что эмиграция, в известном смысле, есть цельность, и в какой бы из ее областей ни появлялись знаки разложения -- это имеет одинаковую важность.
   Разлагателями-эстетами я и намерен заняться.
  

2

  
   Конечно, и над эстетической пешехоновщиной развевается знамя "патриотизма". Но, по сравнению с "просто-пешехоновцами", эстеты ограждены гораздо лучше. У них есть и вторая защита -- сама эстетика, искусство, т. е. область, куда обыкновенным людям, со своим человеческим судом, нечего соваться. Искусство, поэзия, красота -- сиянье этих жупелов так ослепляюще, что эстеты не стесняются, действуют безбоязненно.
   С пешехоновцами, возвращенцами и другими "слоняющимися" -- все-таки мог быть разговор: обиходные слова, например, свобода, власть, честь, труд, -- они понимали, сами их употребляли... Даже слово "политика" они понимали, хотя и в крайне узком, допотопном, виде. Признавали, что идут на "компромиссы", но до известного предела. Другой вопрос, чего все это стоило и как с этим распорядилась реальная действительность.
   С эстето-разложенцами говорить нельзя. Можно только говорить о них, показывать их другим в настоящем их виде, без дымовой завесы "святого искусства". Эта завеса особенно удобна и для обыкновенного человеческого нигилизма: прикрывает его и в то же время как бы оправдывает. А без нигилизма, -- природного или приобретенного, в большой мере или малой, -- не обходится никакое сменовеховство.
   Чтобы перейти к наглядности, конкретности, -- возьмем хотя бы эмигрантский журнал "Благонамеренный". Явление, само по себе, ничтожное, но в нем, как в дождевой капле, отразилось эстето-сменовеховское движение со всеми его характерными особенностями. Благодаря ядру, конечно: группе "эстетов", держащих определенный курс на СССР.
   Еще не все сотрудники примыкают к основной группе. Есть случайные, есть попавшие в журнал, как куры в щи. Однако последняя книжка -- достаточно яркий букет с очень знакомым ароматом.
   Во всяком подобном движении существуют разновидности: обманывающие, обманутые, "мерцающие", -- ни в тех, ни в сех, смотря по настроению; наконец, просто наивные эмоционалисты. Все эти разновидности представлены в группе "Благонамеренного". Несколько лиц, в известных соединениях и в соответствии с провозглашенными лозунгами, -- дают прекрасный материал для исследования.
   Лозунги, -- или первоположения, -- очень ярко и темпераментно выразила поэтесса Марина Цветаева. Вот они, в главном: "сияющая Красота" -- конечно, превыше всего. В индивидууме, причастном к "совершению" красоты, -- в пишущем стихи, например, -- два существа: одно -- человек; другое -- поэт. Для поэта -- есть законы, поэтические (впрочем, для каждого -- свои, постороннему суду не подлежащие). Для человека же -- нет законов, никаких; человеку (это подчеркивается) "все позволено". И даже так, что, чем "скандальнее" ведет себя человек, тем чище и прекраснее его поэзия.
   Естественно является и все дальнейшее: суд над поэтом или, того хуже, над человеком-скандалистом, должен вызывать "святое негодование". Политика? Смерть политике! "От нее вся тьма". Не ее ли темное дело -- различать большевиков и небольшевиков? И не ясно ли, что все взоры надо обратить на СССР, где творится "новая, послереволюционная" красота и где, уже благодаря наиболее скандальному поведению, поэты "совершают вещи", наиболее чистые и прекрасные?
   Можно сказать, -- недрогнувшей рукой начертаны эти общие первоположения. Они все нашли поддержку и товарищей поэтессы: то же самое, в виде афоризмов или в виде прямых заигрываний с Маяковскими, Пастернаками и др. -- гармонично рассеяно по страницам журнала. Один большой поэт (враждебный движению) сказал мне: "Отлично работают на разложение эмиграции! Все туда да туда: мы, мол, от вас не оторвались; улыбнитесь нам -- и помиримся!"
   Я не сомневаюсь в искренности М. Цветаевой. Она -- из обманутых; но она точно создана, чтобы всегда быть обманутой, даже вдвойне: и теми, кому выгодно ее обманывать, и собственной, истерической стремительностью.
   Ремизов, соседствующий с Цветаевой справа, слева, со всех сторон, -- в несколько ином положении. Он, хотя и сам великий обманщик, но обманщик невинный, бескорыстный, -- мистификатор. Если он очутился в данном течении, попустил воспользоваться собою, своим именем, то частью по вечным: "да что ж"? "да все люди хорошие", а "печатают да хвалят -- слава Богу"; частью же потому, что потерял меру притворства и уже не всегда знает, что можно, чего нельзя.
   Я его, однако, не оправдываю. Именно, с большого писателя, каков Ремизов, -- спросится ответ и за это (пусть лично невинное) содействие разложению. Скорей не спросится с "редактора" Шаховского. Что -- он? Даже не орудие, -- веревочка, которая "в хозяйстве годится". Его, прирожденно-старого, всякий вяжет и ведет куда хочет. Подхватила волна эстето-соглашательства, с аксессуарами, -- красотой, поэзией, скандалом поведения, -- он и закачался на ней, как недавно качался -- на православной. Марина Цветаева утомительной кошкой вцепилась в г. Адамовича из "Звена" (за неполное преклонение!) -- и редактор "Благонамеренного" вслед, тоже на критиков: мы, мол, недостойны ни моего бессмертия, ни моих стихов.
   В эмигрантской печати посмеялись над "Благонамеренным": в одной газете легко, в другой -- мелко, в третьей -- как-то сладко и оборванно. Удивил меня смешок М. Осоргина: ведь известно, что почтенный публицист сам, всей своей сущностью, предан эстето-патриотическому (СССР-скому) движению, сам туда обращен взором, как бы тоже говорящим: "Я не оторван; улыбнитесь мне -- и помиримся". В бытность "пешехоновщины" -- открыто стоял за нее, не забывая традиционных "цветочков -- ручеечков"... Одно, разве, объяснение: сущность у Осоргина такая рыхлая, талая, вялая, что чему бы он ею сегодня ни предавался, -- завтра, если найдет смешливое настроение, через сущность свою перескочит, даже не заметив.
   Словом, вышутили действительно смешную сторону журнала, а того, что под смешным, не увидели. И никто, занявшись сотрудниками "с именами", не обратил внимания на маленькую, но такую ароматную розу, что без нее, пожалуй, не было бы и самого букета. Я говорю о разновидности, которую представляет г. Святополк-Мирский.
   Разновидность, в сменовеховстве почти неизбежная. Это -- некто "обманывающий". Таланта -- и даже эстетического чутья -- лишен; однако страдает, если не славолюбием, то известнолюбием. Взамен таланта ему дана некая сообразительность и нюх к моменту. А так как база его -- полнейший душевный нигилизм, то в выборе моментов и путей он ничем не стеснен, только бы подходящий -- и удобный.
   Эта разновидность в г. Святополке еще индивидуально-размахровлена: он облюбовал путь эстетического пробольшевизма, -- с его все-таки вывеской какой-то "России", -- сам не имея ни к какой России ни малейшего отношения, ни малейшего о ней понятия и... даже плохо владея русским языком?!
   Нужна смелость, чтобы при этих свойствах, -- естественных для человека, издавна проживающего за границей, -- стать проповедником "связи с Россией" и литературным критиком. Но нигилисты вообще очень смелы. Г. Святополк уже давно успел пробраться в чистые журналы и газеты, орудуя именно "патриотизмом", перед которым пасуют самые храбрые: как же, мол, вот беспристрастный критик говорит о молодых побегах в России, находит там эстетические достижения... Большевики большевиками, но литература вне политики... Мы не можем ее заслонить большевиками... Это лубочно...
   Но лубочен-то был "патриотизм", а также "эстетизм", под прикрытием которых г. Святополк проводил в эти журналы рецензии весьма определенного духа.
   Ныне его деятельность расширяется. У него уже свой орган и группа "помогающих", "сочувственников". Приобрести журнал маленького Шаховского ничего не стоило; с помощниками труднее, а они абсолютно необходимы, да еще с литературными "именами", -- чтоб было на что опираться. Наметив более годных, г. Святополк употребил, для их приобретения, верное, испытанное средство: он стал хвалить их, со всей щедростью, не останавливаясь, по нужде, перед возвеличеньем; не умаляя этих, намеченных, перед советскими писателями (высшая похвала!), иногда приравнивая какого-нибудь советского гения к здешнему, эмигрантскому. Так, Марина Цветаева с Пастернаком были вместе объявлены первыми, великими, современными поэтами.
   Средство, -- что говорить, -- верное. Художественные "творцы", -- а голенькие "эстеты" преимущественно, -- бессильны перед похвалой. Иные немало куражатся; но, в конце концов, всякий на похвалу сядет, как рыба на крючок. И талант не спасет. Цветаева, несомненно, талантлива, а посмотрите, что с ней сделалось, до чего она домахнула под непрерывным поощрением ее собственных нигилистических наклонностей и под действием постоянных ее, Цветаевой, возвеличений (довольно грубых). Попутно она утеряла здравый взгляд и на самого Святополка. Он уж кажется ей "редким и счастливым исключением" из всех критиков. А свою близость к Пастернакову гению -- она уж так глубоко восприняла, что стихи начала писать, подражая Пастернаку ("Старинное благоговение", например, во втором No "Благонамеренного"). Она уверовала в Святополка по-женски, целиком: и в его эстетическое чутье, и в талант, и в его позицию. Собственное ее чутье могло бы, кажется, подсказать, что в одной строке г. Адамовича больше таланта, нежели во всех писаньях Святополка, бывших и будущих; но... чутье изменило, Цветаева отравлена, заворожена.
   На Цветаевой все это выпуклее, откровеннее, нагляднее; приблизительно то же происходит и с другими. Сладкая вода похвал имеет свойство соленой: чем больше пьешь, тем больше хочешь пить. И недаром этой соленой сладостью -- взаимных похвал и самохвалений -- так обильно политы, улиты все страницы "Благонамеренного".
   Вышутить такое собрание кукушек и петухов, наперерыв друг друга хвалящих, -- конечно, соблазнительно. И весело. Но -- повторяю, -- жаль, что критики не заглянули за кулисы, не отметили, о чем эти кукушки и петухи поют и куда зовут.
   Отсюда вижу, какие мне будут сделаны возражения. У меня есть на них ответ.
   Скажут, конечно, что все это мелочь, закоулок, и что я, подробно останавливаясь на "Благонамеренном", только играю в руку рекламистам. О Святополке, например, никто еще слова всерьез не сказал, и он будет предоволен, что его рисуют каким-то демоном нигилизма, чуть не ленинским Таратутой.
   Что касается сменовеховства, пробольшевизма, -- то если б и был его душок в какой-нибудь группе, -- еще "литературной"! -- неужели это имеет значение? Кого и что это "разлагает"? Да, наконец, и уловить определенный душок, доказать духовную связь данной группы с СССР и конкретное о ней воздыхание -- довольно трудно. Мало ли что пишут литераторы, и прозой, и стихами!
   Отвечаю по порядку.
   Да, явление мелкое, маленькое. Но ведь и порез от ланцета с каплей трупного яда -- только маленькая царапинка. А внимания достойна самого немедленного. И журнал Шаховского, как эта царапинка, может по виду казаться невинным, казаться долго. В первом номере писал... даже Бунин. Да и во втором еще действуют "непричастные" люди, которым я очень соболезную в их невольной беде. Один из них мне пишет: "Я думал, что это будет просто сюсюкающая эстетика, и вот что вышло...".
   Да, я хочу привлечь внимание к "царапине": и я просто не думаю о том, что из этого может выйти "реклама рекламистам". Я думаю о ценностях, гораздо более ценных, нежели известность или неизвестность г. Святополка. Во всяком посягательстве на коренные человеческие ценности, -- этические и эстетические, -- начало разложения. Пусть, в данном случае, еще разложения эстетического, -- "только"; или этого мало? Ужели эстетический распад эмиграции не имеет значения? Пора бы понимать, что область эстетики, искусства, творчества -- не придаток и что нет разницы, с какого конца начинает гнить рыба: с хвоста или с головы.
   А теперь я перехожу, наконец, к тем, кто не знает, можно ли с определенностью говорить об известном "душке", основываясь на упражнениях литераторов; к тем, кто все еще сомневается в духовно-конкретной близости данной группы к СССР и большевизму.
   Рассеять эти сомнения, умножив цитаты -- нельзя. Чуткий человек и так уже все понял, а какие цитаты убедят упорствующих или очень неразумных? Им я предпочитаю эту духовно-конкретную связь показать, видимо и осязательно, -- на том же Святополке, тесно связанном с остальной группой.
   Это будет, попутно, и недурной иллюстрацией к тому, что я говорил выше о "творчестве", о познаниях в русском языке и о других свойствах г. Святополка.
   Есть, среди советских гениев, критик-большевик Вардин. Он -- один из трех руководителей замечательного органа "На Посту" (два другие -- Лелевич и Розов). Журнал "На Посту" печатал доносы не только на "попутчиков", но даже на пролетарских писателей, даже на Маяковского, даже на Горького, даже на следователя Б.Ч.К. -- Брика. Дошло до того, что сами большевики полуликвидировали "На Посту" -- "за неумеренную травлю писателей" (буквальное выражение большевика Варейкиса). Но ревностный Вардин, конечно, остался на своем посту.
   Запомним его имя, а пока перенесемся из Москвы в Париж.
   Не так давно г. Святополк прочел здесь литературную лекцию. По тону и по форме она вполне соответствовала всем его писаниям. Несколько обветшавшие приемы -- "эпатированья буржуа", вроде извинений, что ему приходится упомянуть имя такого старого и ненужного писателя, как Достоевский. И, конечно, -- очень затрудненная русская речь. Свои познания в русском языке г. Святополк думает пополнить, изучая его, последнее время, по СССР-ским писателям; и делает заметные успехи. Выучив, например, песенку:
  
   Эх, яблочко, куды котишься,
   В Вечека попадешь, не воротишься,
  
   Он уже смело и серьезно пишет: "Британский музей ко мне не прикотится".
   Слушатели, самые невинные и простодушные, от одного тона и формы лекции пришли в какое-то интуитивно-тревожно состояние: что, мол, это? Воздухом полузабытым пахнуло...
   Но оставим и слушателей, и впечатления. Будем говорить о факте. Факт не таков: доклад г. Святополка -- есть переложение (м. б., даже менее удачное) статьи Бардина, руководителя "На Посту", напечатанной в одной из первых книжек "Красной Нови" за 1925 г.
   Статья Бардина называется "Гиппократово лицо". Ее тема -- мотив смерти у предреволюционных, буржуазных писателей, их "предсмертное" мироощущение и т. д.
   Лекция Святополка называется (по теме) "Культура смерти в русской предреволюционной литературе", и, чтобы даже внешне не отходить от московского подлинника, парижский лектор не раз повторял выражение "Гиппократово лицо".
   Доклад г. Святополка-Вардина будет напечатан (обещается, по крайней мере) в следующей книжке "Благонамеренного". Любителям сомнений, таким образом, дана возможность сличить "Красную Новь" с "Благонамеренным" и убедиться: вся "благонамеренная группа", с верным вардинским "перелагателем" (и с Шаховским на придачу), покоится в лоне Лелевичей, Варейкисов, Бриков и других -- имя же им легион...
   Я кончу тем, чем начал: будем внимательны. Не будем отвертываться и от ничтожных, с виду, явлений, если они -- признак распада живой ткани. Пожалеем хоть обманутых, тех, кто содействует худому делу, не зная, что творит. Конечно, "человеческое" не погибнет оттого, что кто-то в уголке пропищал: "Человеку все позволено!". И русское наше слово, наша литература, не погибнет из-за того, что Святополки--Бардины--Лелевичи, усевшись на спине Шаховского, размалевывают ее под "Красную Новь". А только уголки-то -- в нашем же доме, в русской эмиграции, в русской литературе; зачем нам терпеть трупный запах из этих уголков и щелей! Насколько лучше было, чище, проще, движение возвращенское: "Мы хотим в СССР!". -- "Пожалуйста". -- "Да нас не пускают!". Поговорили, побурлили -- затихли. Кроме того, "возвращенец" хочет только сам вернуться к Бардиным, сам уехать из "дома" эмиграции; это совсем не то, что "в дом приводить"... Бардиных, Розовых и Лелевичей, хотя бы сначала и в уголок, в щелку, дом -- наш, и за чистотой его следить наш долг. Надо дезинфицировать все щели, откуда несет мертвым духом.
   Но моей задачей было, пока что, лишь поднять половицу в темном углу "Благонамеренного". Пусть посмотрят, что там такое, почему идет оттуда такой мертвецкий запах.
  
   P. S. Эта статья была уже написана, когда, вместо 3 No "Благонамеренного", вышел журнал "Версты", -- орган "эстетической" группы, руководимой г. Святополком, -- под его же редакторством. Содержание нового журнала с такой определенностью, до мельчайших деталей, подтвердило все, мною об этой группе сказанное, что ныне и сомневавшиеся уже не сомневаются: данная группа идет к соединению не с Россией и не с русской литературой, а с Советами: то есть -- идет против России и против свободного искусства.
  

КОММЕНТАРИИ

  
   Впервые: "Голос Минувшего на Чужбине". Париж, 1926. No 4. С. 257-266.
  
   "Благонамеренный" -- журнал издавался в 1926 г. (вышло два номера -- в январе и апреле) князем Д. А. Шаховским. Из поэтов в нем печатались Г. Иванов, М. Цветаева, В. Ходасевич и др.
   Таратута Виктор Константинович (1881--1926) -- член большевистской партии с 1898 г.
   Бардин (Мгеладзе) Илларион Виссарионович (1890--1941) -- критик, один из основателей журнала "На посту" (1923--1925).
   Брик Осип Максимович (1888--1945) -- один из теоретиков ЛЕФа, друг В. В. Маяковского.
   Барейкис Иосиф Михайлович (1894--1939) -- советский партийный деятель, был репрессирован.
   "Красная Новь" -- первый советский "толстый" литературно-художественный и научно-публицистический журнал, выходивший в Москве в 1921--1942 гг.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru