В биографии знаменитого дяди Гиляя -- замечательного журналиста и писателя Владимира Алексеевича Гиляровского (1853--1935) -- особое место занимает его дружба с "людьми театра", то есть со всеми теми, "которые живут театром, начиная от знаменитых актеров и кончая театральными плотниками" (В. А. Гиляровский. Люди театра. М., 1967, стр. 231).
Гиляровский посвятил театру несколько лет; в 1875 году в Тамбове он поступил в местную провинциальную труппу и с перерывами проработал в театрах до 1881 года, сменив профессию актера на писательский труд. Друзьями и сослуживцами Гиляровского были тогда молодые: М. Г. Савина, П. А. Стрепетова, В. П. Далматов, К. А. Варламов, В. Н. Андреев-Бурлак,-- ставшие впоследствии украшением русской сцены. Дружбу с некоторыми из них Гиляровский сохранил на всю жизнь.
Публикуемое письмо Гиляровского к "милому старому другу" Владимиру Николаевичу Давыдову -- выдающемуся русскому актеру (1849--1925) -- датируется 1914 годом, а первая их встреча состоялась в середине 70-х годов, в Саратове, куда 23-летний Гиляровский приехал, чтобы поступить на сцену. К этому времени он уже переменил множество профессий. Восемнадцати лет, стремясь ближе узнать жизнь народа и разделить его тяжелую участь, Гиляровский бросил родительский дом, гимназию и подался на Волгу, к бурлакам. Обладая большой физической силой, он сумел быстро освоиться с изнурительным бурлацким трудом. Отец разыскал его, и по отцовской просьбе Гиляровский определился на военную службу. Свободный и независимый нрав взял свое: не закончив юнкерского училища и не получив офицерского звания, он вновь отправился в скитания по России. Пришлось быть истопником, пожарным, работать на свинцовом заводе, объезжать и продавать лошадей. В театр Гиляровский попал по случайности, но, по его словам, "сразу сделался человеком театра, преданным ему" (там же, стр. 237).
О том, как ценил он актерский труд и понимал назначение актера, свидетельствует публикуемое письмо (ф. 749, оп. 1, д. 55). Оно отражает любопытный эпизод из жизни В. Н. Давыдова.
Началась первая мировая война, и Давыдов, движимый состраданием к простому русскому солдату, вынужденному проливать кровь "за веру, царя и отечество", подал заявление директору императорских театров В. А. Теляковскому с просьбой "освободить его от прямых обязанностей на время войны и дать возможность отправиться на театр военных действий в качестве санитара, чтобы "утолить страдания невинных" (А. Брянский. В. Н. Давыдов. М.- Л., 1939, стр. 70).
Кстати, тут необходимо сказать, что такого рода явления среди русской передовой интеллигенции, особенно в первые два года войны, были очень распространены; в частности, Мария Ильинична Ульянова, А. С. Серафимович, Д. А. Фурманов, К. Г. Паустовский и многие другие уезжали на фронт в составе санитарных поездов, работали в госпиталях, на питательных пунктах.
Давыдову было, разумеется, отказано, формально по причине преклонного возраста: ему исполнилось 65 лет, а вернее, потому, что все же "театральное начальство" понимало, говоря словами Гиляровского, что "санитаров много, а Давыдов -- один".
Дядя Гиляй в своем письме напоминает артисту о другой войне, русско-турецкой 1877--1878 годов, на которую Гиляровский поехал добровольцем; "собралась провожать вся труппа: нарочно репетицию отложили" (В. А. Гиляровский. Соч., т. 1, "Мои скитания". М., 1967, стр. 175). Физическая выносливость, бесстрашие, дисциплинированность отличали Гиляровского среди других солдат-добровольцев. Стремясь в наиболее опасные места, он перевелся в полк пластунов-охотников. "Каждую ночь в секретах, да на разведках, под самыми неприятельскими цепями, лежим по кустам, то за цепь проберемся, то часового особым пластунским приемом бесшумно снимем и живенько в отряд доставим для допроса" (там же, стр. 186).
Гиляровскому было понятно стремление Давыдова отправиться на фронт, но явно иронические иносказания, имеющиеся в письме ("Милое мудрое начальство", "для спорта мы оба устарели", "налет в счастливой разведке"), помогают понять его истинное отношение к начавшейся первой мировой войне, к показному патриотизму и псевдогероям, вроде казака Кузьмы Крючкова, подвиги которого прославляла официозная печать.
В своем письме Гиляровский пишет о свержении "германского ига"; речь идет, по-видимому, о внутреннем положении России: как известно, многие высшие административные посты занимали русские немцы, остзейские бароны, являвшиеся проводниками самой реакционной политики царского самодержавия. Особенно их влияние ощущалось накануне войны при дворе Николая II, его жены Александры Федоровны, вокруг которой группировались сторонники германской ориентации.
И последнее, о чем надо сказать. Письмо Гиляровского написано в первые месяцы войны, когда была введена строжайшая военная цензура. А поэтому его автор должен был писать очень осторожно, маскируя свои подлинные взгляды шутливыми ироническими высказываниями.
-----
2 окт. 8 ч. веч. Москва.
Милый, старый друг
Владимир Николаевич!
С великой радостью прочел сейчас известие, что театральное начальство не разрешило тебе идти на войну санитаром. Милое и мудрое начальство! Поклон ему. Подумай: санитаров сколько угодно, а Владимир Николаевич Давыдов -- один! Помню тебя богатырем -- и сам я в те поры таким же был. Ведь ты же меня провожал на войну! Помнишь Саратов? То было время, была молодость, а теперь мы здесь полезнее, чем там. Здесь нужны люди, и ты здесь сделаешь во сто раз больше пользы, чем там. А для спорта мы оба устарели! Ты думаешь, я не рвусь на войну? И знаю, что с моими станичниками мог бы еще кое-что сделать, но и в Москве, в сердце России работы хоть отбавляй! Ну, могу я там сделать красивый налет в счастливой разведке, изрубить с десяток немцев -- и только? А здесь работа упорная, полезная и много труднее!
У меня перо и помощь организациям натурой.
У тебя -- слово со сцены, с эстрады -- великое слово, поднимающее дух, а страна побеждает не орудиями только, но и духом. Главное -- духом! И поддерживай этот дух. Ведь мы свергаем германское иго, как когда-то свергали татарское!
А хочешь поработать санитаром -- будь санитар духа: езди по лазаретам, читай и рассказывай -- это для раненых дело великое. Так-то, Володенька! Так-то, милый тезка! Вот твое дело -- великое дело! Будь санитаром духа!