Гиляров-Платонов Никита Петрович
Письмо к С.А. Юрьеву

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Об "Исповеди" графа Л.Н. Толстого).

   

Никита Петрович ГИЛЯРОВ-ПЛАТОНОВ

Письмо к С.А. Юрьеву об исповеди гр. Л.Н. Толстого (1)

   Тяжелую повинность возложили вы на меня, Сергей Андреевич, и тяжелее всего было для меня дочитать эту странную исповедь. В самом деле, для чего автор выступает с нею на свет, что им руководит? Выступает ли он учителем или учеником, желает просветить ближних или ищет от них духовной помощи? Ни то ни другое. Сам он объявляет, что только приступил к изучению жизни, в которой, по его мнению, кроется истина веры, а затем во всех отзывах так категоричен: это бессмысленно, то возмутительно и пр.
   Состояние души, свидетельствуемое исповедью, называется у отцов духовною гордостью. Духовная гордость сквозит в каждой строке, не говоря о том, что ею только может быть объяснено появление исповеди в целом. "Посмотрите, вот я каков и вот, что со мною было", причем подразумевается, что я-то и умнее всех и лучше всех. Нужды нет, что исповедующий говорит о своих грехах и ошибках; вслушайтесь в тон, какими то и другое говорится.
   После того, какая же возможность и какой смысл входить в логическую оценку положительного содержания умствований, рассыпанных по исповеди? Ни одно из них не выдерживает логического прикосновения, не то что разбора.
   Вся эта цепь размышления есть факт только психический, и не будь подписано под нею: "Лев Толстой", ничего кроме глумлений, ничего, кроме наименований бредом, не вызвали бы они у человека, привыкшего к строгому мышлению. Между тем в том-то самом и чувствуете вы, что имеете дело с длящеюся горячкою духовной гордости. Не будь гордыни, одушевляющей исповедь, автор сам предварительно углубился бы в себя и спросил: да что же, в самом деле что ли, я такое необыкновенное, выросшее надо всеми головою существо, что лишь один испытал все муки внутреннего раздвоения, и настолько мозговой аппарат мой совершен, что я свысока могу тремя словами побивать и Экклезиаста, и Канта, и Шопенгауера, и Буддизм, и христианских богословов? А этот аппарат оказывается флюгером, сидящим на вертящейся оси. Несколько периодов пережила душа и в каждом повторяется необыкновенная самоуверенность, именно к нему относящаяся: в период издания Ясной Поляны и в период исполнения механических обрядов православия действовал человек, воображавший и там и тут, что они обрел истину, и две истины оказываются противоположными одна другой. Добросовестное самоиспытание должно бы привести человека к выводу о собственном бессилии. Я ошибался вчера, ошибался третьего дня, ошибался третьим годом, каждый раз однако уверенный, что обладаю истиною и служу ей: очень возможно и даже 9/10 вероятностей за то, что и теперь я ошибаюсь так же и в положительном содержании своего умствования и в отрицательной критике воззрений, мною не признаваемых, и существенный порок мой есть страстность и самомнение. Вот добросовестный вывод, к которому должно бы привести автора искреннее самоиспытание. Но тогда, конечно, не появилась бы и исповедь, он бы ее запрятал и не стал бы показывать своего белья перед всем светом.
   Зачем жить? -- Вопрос не новый.
   
   Дар напрасный, дар случайный
   Жизнь, зачем ты нам дана?
   
   Какой смысл жизни? перифразирует свой вопрос автор, воображая, что обоими вопросами спрашивает о том же. Но сперва бы нужно было еще додуматься, что эти два вопроса разные. Смысл жизни -- ее существо, законы, которыми она управляется; а зачем? -- это есть цель жизни. Да еще существует ли цель? -- спросил ли себя об этом исповедник.
   "Есть человечество целое, которое жило и живет, очевидно, понимая смысл своей жизни, ибо не понимая его, оно не могло бы жить, а я говорю, что вся жизнь есть бессмыслица".
   Утверждать и отрицать можно что угодно, и в том числе, что жизнь есть бессмыслица; пускай это мнение и остается при авторе. Но гораздо большая бессмыслица обнаружена антитезом, который предшествует этому положению; "ибо, не понимая смысла, не могло бы жить". Да разве это не бессмыслица? Собака понимает смысл своей жизни? Должно быть, понимает; так выходит по Толстому, иначе она не могла бы жить.
   Привожу только образчик; но каждая строка, где только встречается какое-нибудь умствование совершенно такого же достоинства. А рядом идет постоянное озлобление, направленное впрочем в единственную сторону -- против церковных формул и Церкви. "Возмутительное преподавание бессмысленных изречений катехизиса"; за что же однако, граф, сердиться? зачем эти эпитеты "возмутительное", "бессмысленных", показывающее неспокойное состояние сердца? Можно не находить смысла, но не злиться. Вспомните спокойный отзыв: "Не ведят что творят". Та бессмысленность и возмутительность, которые Вас раздражают, есть разве злонамеренный обман? Вам так кажется? Не думаю, а стало быть нечего и браниться на заблуждение, если оно только заблуждение.
   Эпитетами "возмутительный", "бессмысленный" и другими подобными автор выдает коренной грех своих умствований, и пока этот грех сидит, тщетны будут все искания "смысла жизни".
   Не бессмысленно для автора только то, что подтверждается эмпирически и доказывается математически. Под этим, по-видимому, одним условием он согласен признавать за чем-нибудь так называемую им разумность. Воззрению, на этой почве утвердившемуся, жизнь должна представляться химическим процессом, за которым ничего не следует, кроме червей и смрада, по выражению автора. И прекрасно, так и следует быть. Но, чудак, что же он спрашивает о цели жизни? Стоя на своей почве, он имеет спрашивать только: откуда жизнь, как она идет, что такое в ней? А он спрашивает: зачем? Вопросом зачем предполагается преднамеренность, сознание. Обращаясь к отдельному человеку, спрашиваете: зачем ты это сделал? Своим вопросом выражаете вы уверенность, что ранее, чем поступок совершен, ему предшествовал в голове образ его и затем ожидаемое последствие совершения. К кому же вы обращаетесь с вопросом: зачем жизнь? Вы предполагаете, стало быть, заранее, помимо производящей и производящих причин, элементов и механических законов, в силу которых появляется живое существо человека, какую-то кем-то предустановленную цель, стало быть, чье-то сознание. Ибо бессознательная предустановленность есть чепуха, горькая сладость. Какое же однако имеете вы право на это предположение, к которому не уполномочивает вас ни эмпирия, ни математика? Спрячьте ваш вопрос в карман, он сам есть бессмыслица, а не жизнь, которую вы обвиняете. Нет, жизнь не бессмыслица; она полна смысла и порядка, если остановиться на материалистическом -- виноват, реалистическом -- основании. Все идет исправно: происходит борьба за существование, эволюция, одни вымирают, другие порождают. Вам хочется знать, как вам жить? Не праздный ли это вопрос? Живите, как хотите, или точнее и строже сказать: вы будете жить так, как сложится ваша клеточка вследствие таких и таких климатических и социальных условий, такого-то питания, таких-то впечатлений и рефлексов. "Хотите" предполагает волю и свободу; но то и другое только самообольщение. А потому и вопрос праздный. Но вы хотите еще более: вы хотите еще знать, зачем вы живете? Вы обращаетесь к свету, теплу, электричеству, магнетизму, словом, к эфиру, обращаетесь к материи, если кроме эфира существует еще самостоятельная материя, обращаетесь к тяжести, упругости, химическому сродству, ко всем физическим деятелям, зачем-де вы дали мне жизнь, зачем вы даете ее бесчисленному множеству, зачем вообще вы ее произвели? К эфиру и материи вы обращаетесь ровно к сознательным существам, допрашиваете их как прокурор, предполагая в них и волю и совесть. Что вы делаете, не многого ли требуете?
   Однако этот вопрос вас мучит. Очень жалко. Однако же вы можете спросить: откуда этот самый вопрос? как он взялся в этом, столь стройном мiре, предъявляя требование, о котором бы не должно было возникать и представления? Это вопрос не шуточный; и с него бы по-настоящему следовало и начать. Но тогда прежде всего надо сойти с почвы, на которой этот вопрос, сам в себе, представляется нелепостью. А тогда слетит и вся самоуверенность и все категорически-презрительные отзывы о явлениях, на которые так гневается автор исповеди.
   
   (1) Из бумаг Н.П. Гилярова-Платонова. VI. Н.П. Гиляров к *** (Об "Исповеди" графа Л.Н. Толстого) // Русский Архив. 1889. Т. III. No 11 (ноябрь). С. 428 -- 432).
   
   Публикуется по изданию:
   Н.П. Гиляров-Платонов. Сборник сочинений. Том II. Издание К.П. Победоносцева. М.: Синодальная Типография. 1899. С. 287 -- 291.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru