А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах.
Том второй. Статьи и фельетоны 1841--1846. Дневник 1842-1845
М., Издательство Академии Наук СССР, 1954
Дополнение:
Том тридцатый. Книга вторая. Письма 1869--1870 годов. Дополнения к изданию.
М., Издательство Академии Наук СССР, 1965
НЕЗАКОНЧЕННОЕ
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПО ПОВОДУ СТАТЬИ "ЗА РУССКУЮ СТАРИНУ"
"Не тратя лишних слов!" Я люблю лапидарный спор г. Погодина и так же, как он, терпеть не могу лишних трат, а потому и скажу, "не тратя лишних слов", что несколько выражений в статье г. Погодина "За русскую старину" показались мне несправедливыми и диктованными больше односторонним и пристрастным увлечением, чем духом неподкупной правдивости, за которую недавно так усердно похвалили г. Погодина в "Отечественных записках". Я должен сделать небольшую предварительную трату слов, для того чтоб сказать, что я ни прямо, ни косвенно не участвовал ни в присоединении Бретани ко Франции при Франциске I, ни в статье о Бретани, которая возбудила юношеский гнев в почтенном редакторе "Москвитянина", кроме того, что я прочел ее с истинным удовольствием, хотя и не с большим, как многие другие статьи в "Московских ведомостях" (ex. gr. {например (лат.).-- Ред.} с нею вместе помещенная статья об янтаре). Видимое улучшение этой газеты, расходящейся по всей России и читаемой во всех углах Москвы, разумеется, равно приятно для всякого образованного русского, но еще более для "Москвитянина", потому что "Московские ведомости" издаются в Москве. Во-вторых, мне надобно пояснить, почему я решился мое возражение послать в редакцию "Москвитянина". Знакомые мне журналы так тронуты элементом любви, принадлежащим, как известно, исключительно славянам, и особенно русским и преимущественно живущим в Москве, что неохотно помещают полемические статьи, а когда и помещают, то статьи появляются в печати в том жалком состоянии, в котором выпускают медведей на травлях в амфитеатре, что за Рогожской заставой,-- без когтей и зубов. Сверх того, я моим возражением нисколько не разрушаю принятый порядок в "Москвитянине". "Москвитянин" любит помещать письмы и ответы, положения и возражения на них, даже в одном и том же нумере.
Любовь Элизы и Армана
Иль переписка двух семей*.
Итак, я вправе надеяться, что мои строки найдут место, хоть где-нибудь возле обертки.
Главная причина, разгневившая М. П.,-- подстрочное замечание*, что у нас не было средних веков.
Вскипел Бульон и в рать потек.
("Освоб. Иерусал." Тассо, пер. Мерзлякова).
Что же за вещь наша история, если она не имеет середины? Все на свете имеет середину, а наша история не имеет середины...
А ведь средневековой-то эпохи в самом деле не было. Средняя история потому так называется, что она представляет промежуточное звено между двумя мирами, связанными ею и в которых мы деятельно не участвовали до начала XVIII столетия. Средние века -- принадлежность народов германо-романских, феодализма и католицизма; если угодно, наши средние века начались с реформы Петра I; иначе где же предшествующее, отрезанное от середины не летоисчислением, а всею жизнию, основами воззрения, бытом, которое ею связуется с чем-то третьим? И что за необходимость в средних веках? В чем дурное, что у нас их не было?
Сам г. Погодин так резко и так замечательно характеризовал противуположность нашей истории с западным феодализмом, что ему, наверное, никто не будет возражать на его смелую параллель: "у нас,-- говорит весьма основательно почтенный автор "Марфы Посадницы",-- не было рабства, пролетариев, не было ненависти, не было гордости, не было инквизиции, не было феодального тиранства, зато было отеческое управление, патриархальная свобода, было семейное равенство, было общее владение..." Словом, было все то, о чем едва мечтает Европа; из этого именно и видно, что средних веков у нас не было, да и бог с ними совсем, когда были вместо средних веков века конечного благополучия. Нет, г. Погодину мало, он непременно хочет, чтоб у нас были хоть очень плохие, но средние века; он полагает -- если отнять у нас средние века, то это значит отрицать вообще существование времени в России до Петра. Воля ваша, а это напоминает ту добрую женщину, которая во время ненастья утешала себя тем, что все же лучше дурная погода, нежели как совсем бы не было погоды,-- или того доброго гасконца... ну, да не хочу западного примера.
Замечание о средних веках дает М. П. повод начать строгий выговор своим противникам. Кто эти противники? Сначала мне показалось, что это дети или племянники г. Погодина, потому что с посторонними таким наставительным тоном, как известно, не говорят. Г-н Погодин был так взволнован, что даже уснастил свою речь кой-каким крепким словцом, как известный капитан-исправник в "Мертвых душах". Я истинно обрадовался, когда увидел под конец статьи, что все это милая мистификация, что сам автор признался, что до 31 страницы и 4 строки все это была шутка*. С этой роковой 4 строки начинается дело -- оно состоит из какого-то profession de foi г. Погодина и, вероятно, очень почтенных, но неизвестных нам друзей его -- и вместе с тем гонка противникам и клеветникам г. Погодина и его друзей. Заступаться за друзей -- свидетельство нежного сердца, не скупого на трату чувств. Тут, по счастию, мне уяснилось, кто эти противники.-- Просто сумасшедшие, и если они не сидят в доме умалишенных, то это так, упущение. Представьте себе, что эти клеветники всякое занятие историей называют желанием воскрешать трупы, нечестивым поклонением старине... чего даже не делают немцы, как замечает г. Погодин, с теми, которые занимаются эфиопскими древностями (видно уж, эти древности самые скверные -- чего же и ждать от эфиопов). Охота с такими людьми, лишенными рассудка, говорить мужу, имевшему честь возражать самому г. Гизо -- в приличном случае и в русском журнале, пятнадцать лет тому назад. Помилуйте, господа противники, nec non {и конечно (лат.).-- Ред.} клеветники, да такое обвинение можно сделать не историкам, а именно людям, не знающим истории, таким людям, которые не умеют разобрать, что прошедшее, что настоящее, откуда идут и куда идут, которые бы стремились отречься от настоящего в пользу прошедшего, которые сказали бы какой-нибудь стране: "Забудь последний период твоей жизни, забудь труды, забудь кровь, которая проливалась в них, забудь славу, которой они осенили тебя, забудь мысль, выработавшуюся и этой кровью и этой славой, и возвратись к понятиям тесной исключительности, начни с ненавистью говорить о твоем соседе, перерви начатую связь любви с окружающим миром и пр. "... Не историков, а только таких людей можно было бы упрекнуть так, как это делают "бессмысленные пляшущие на могилах противники" и клеветники г. Погодина и его друзей, очень почтенных, вероятно. Но ведь и эти господа были бы такие же сумасшедшие, как противники; в них нет ничего общего с людьми, занимающимися историей. Неужели каждый историк должен сделаться маньяком и думать о воскресении былого? Ну, да эти господа, занимающиеся Эфиопией в Германии, они не предлагают немцам ни эфиопских понятий, ни эфиопских шапок, а занимаются с бескорыстной любовью своим делом, без пены у рта, без проклятий настоящему и европейскому.
Подражая во всем Михаилу Петровичу -- особенно в стилистике -- и я поставлю теперь свое "оставя шутки". Я не хочу и не считаю себя вправе употреблять гнусное слово "клевета", а полагаю, что в словах г. Погодина и "Москвитянина" есть или недоразумение, или неловкость: где в образованном круге эти пошлые поклонники Запада? Где в наше время эти враги всего отечественного, преимущественно древнего? Если и есть люди, так мастерски представленные г. Майковым в лице графа*, то, право, они не стоят возражения. Я уверен притом, что "Москвитянин" все это очень хорошо знает,-- знает, что в числе людей, не делящих его славяноманию, есть люди, горячо любящие Россию, знает, что они, раскрытые многому европейскому, не закрыты многому отечественному, знает, наконец, что вопрос о современности чрезвычайно труден, что (говорю смело) сам "Москвитянин" и все любители древней Руси не вполне решили себе этот вопрос, как многие другие, добросовестно искавшие иных решений. Для чего обвинение? Для чего же эта шутка непониманья? Для чего же тонкий намек на кошихинский прогресс и эти выразительные точки потом? {Кошихин -- изменник России, казненный за преступления в Стокгольме!!!!!}
<1845 г.>
ВАРИАНТЫ
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
В разделах "Варианты" и "Комментарии" приняты следующие условные сокращения:
1. Архивохранилища
ЛБ -- Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина. Москва.
ПД -- Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии Наук СССР. Ленинград.
ЦГАОР -- Центральный Государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства. Москва.
ЦГЛА -- Центральный Государственный литературный архив. Москва.
2. Печатные источники
БиД III -- А. И. Герцен. Былое и думы, том третий, Лондон, 1862.
ГМ -- журнал "Голос минувшего".
Изд. Насл.-- Сочинения А. И. Герцена и переписка с Н. А. Захарьиной в семи томах. Издание Ф. Павленкова. СПб., 1905.
K1 -- "Колокол", 1857. Издание первое.
Л (в сопровождении римской цифры, обозначающей номер тома) -- А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем под редакцией М. К. Лемке. П., 1919--1925, тт. I--XXII.
МГЛ -- газета "Московский городской листок".
ОЗ -- журнал "Отечественные записки".
ПАССЕК -- Т. П. Пассек, "Из дальних лет", СПб., 1878--188С
Псб. -- "Петербургский сборник", СПб., 1846.
PC -- журнал "Русская старина".
С -- журнал "Современник"
ВАРИАНТЫ РУКОПИСИ (ПД)
Стр. 194
11После: записках".-- было: При этом
12После: трату слов,-- было: необходимую, как мне кажется, во-первых, я должен по совести
Стр. 195
9После: нумере -- было: это придает ему романтический интерес
17После: пер. Мерзлякова).-- было: Но одним гневом ничего не сделаешь
29После слова: третьим?-- было: Потом
33После слова: что -- было начато: мы можем его удостоверить и притом
Стр. 196
16Вместо: племянники -- было: пансионеры
33Вместо: поклонением -- было: желанием
Стр. 197
1После: тому назад.-- было: Такой упрек историку очень похож на то, если б зоологу сказали, что он хочет возвратиться в состояние обезьяны. Что за противники!
3После: сделать -- было начато: только
10-11Вместо: понятиям -- было: быту
16После: вероятно -- было: но неизвестных
17После: противники;-- было: как можно их смешивать
19Вместо: историк -- было: занимающийся историей
22После: любовью -- было: к истине
Стр. 198
1Вместо: не закрыты -- было: открыты
5После: решений.-- было начато: Я просто полагаю, что вопрос
6После: непониманья? -- было: Для чего нам с таинственным видом указывать, что на Западе многое падет и рушится, в то время, как всякий европейский журнал кричит об этом?
7После: потом?"-- было: Воля "Москвитянина", но эти средства нехороши; так же нехорошо, как упрекать "От. зап.", что они ставят Тургенева и Майкова на одну доску с Лермонтовым (чего они, впрочем, не делают) и с какой-то неустрашимостью на той же странице поставить Хомякова и Языкова рядом с Державиным и Карамзиным. Можно любить талант гг. Языкова, Хомякова, ценить их стихи очень высоко, но есть же известное чувство приличия, скромности, по которой нельзя из личного уважения ни друга, ни брата поставить на одну доску с Гёте и Шиллером. В этом есть что-то провинциальное; вы в [провинц.] губ<ернском> гор<оде> непременно найдете какого-нибудь Бербендовского или Перхуновского, сочиняющего стихи и которого соседние барышни считают вторым Пушкиным или который сам, запрятав
КОММЕНТАРИИ
При жизни Герцена напечатано не было. Печатается по черновому автографу (ПД). Эта полемическая статья, относящаяся к 1845 г. и являющаяся откликом на статью М. П. Погодина "За русскую старину" ("Москвитянин". 1845, No 3, отд. "Смесь", стр. 27--32), закончена не была. Впервые опубликована в ЛХХП, стр. 152--156.
"За русскую старину" Погодина -- ответ на статью Е. Ф. Корша в "Московских ведомостях" (1845, NoNo 25--27) -- "Бретань и ее жители"; по позднейшему свидетельству Погодина, прочитанная еще до опубликования в кругу славянофилов статья "За русскую старину" была признана "торжественно настоящею profession de foi славянофилов" ("Гражданин", 1873, No 13, стр. 415).
Именно так, в связи с обострением к этому времени борьбы со славянофилами, и воспринималась статья Погодина Герценом. Поэтому, оговаривая в самом начале, что "ни прямо, ни косвенно не участвовал<...> в статье о Бретани" и отнюдь не придавая ей сколько-нибудь большого значения, Герцен считает прежде всего необходимым разоблачить реакционную историческую концепцию Погодина, особенно попытку последнего представить допетровскую ^поху, как время "патриархальной свободы".
Полемика с утверждениями статьи "За русскую старину", как с "верхом мистической бессмыслицы", содержится также в напечатанной в No 8 ОЗ за 1845 г. статье Белинского о "Словенском сборнике Н, В. Савельева-Ростиславича" (см. В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. IX, 1910, стр. 467).
Комментируемый черновой набросок ответа Погодину не подвергся окончательной обработке, вероятно, в связи с невозможностью провести такого рода статью через цензуру. Едва ли было осуществлено и высказанное в статье намерение Герцена послать это возражение в редакцию "Москвитянина".
Стр. 195. Любовь Элизы и Армана...-- Из "Графа Нулина" А. С. Пушкина.
...подстрочное замечание...-- Имеется в виду начало статьи Е. Ф. Корта: "Благосклонный читатель, если вы заглядывали в простодушно-затейливые хроники среднего века (понятно, что мы разумеем здесь хроники только Западной Европы; Средний век не существовал для нашей Руси, потому что и Русь не существовала для него)..."
Стр. 196. ...сам автор признался, что до 31 страницы и 4 строки все это была шутка.-- Здесь имеются в виду следующие слова Погодина (после нескольких страниц, содержащих в себе "теоретические рассуждения" о своеобразии "среднего века" на Руси и преимуществах "русского духа"): "Оставя шутки, я должен заключить это объяснение о том, как понимаю я, и некоторые друзья мои, наше время касательно науки".
Стр. 197. ...мастерски представленные г. Майковым в лице графа...-- Имеются в виду "Две судьбы" А. Н. Майкова; ср. запись в дневнике Герцена от 17 марта 1845 г.
Стр. 198. .. .Для чего оке тонкий намек на кошихинский прогресс...-- Герцен разоблачает клеветническую попытку Погодина сопоставить взгляды передовых людей того времени, высоко ставивших значение деятельности Петра I, видевших отсталость допетровской эпохи, описанной в работе Котошихина "Россия в период царствования Алексея Михайловича", с фактами биографии самого Котошихина, изменившего родине.