Герцен Александр Иванович
Ум хорошо, а два лучше

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Ум хорошо, а два лучше[79]

   В особенности лучше для издания журнала. Наиболее читаемые и уважаемые журналы издавались у нас всегда парою литераторов: "Северная пчела", "Маяк", "Москвитянин". Г-н Сенковский знал это и, за неимением alter ego[80], он сам раздвоился, как Гофманов Медардус, и издавал "Библиотеку для чтения" с бароном Брамбеусом, -- время славы и величия этого журнала было временем товарищества с Брамбеусом. "Маяк" явным образом стал тускнуть с тех пор, как издается одним г. Бурачком; даже признаки бешенства, прорывавшиеся в его литературных обзорах, мне кажется, происходят от одиночества. Но на верху литературной славы теперь, как и прежде, -- два журнальные брака: Н. И. Греч и Ф. В. Булгарин -- в Петербурге, С. П. Шевырев и М. П. Погодин -- в Москве. Московская чета, впрочем, еще не так известна, как наши добрые и любимые Филемон и Бавкида петербургской журналистики, и потому подробное рассмотрение той и другой пары не лишено занимательности. Плутарх любит сравнивать один на один великих людей; мы, во всем опередившие древний мир, можем сравнивать их попарно. Конечно, наши пары, при всем авторском пристрастии к предмету, не совсем плутарховские герои. Один из четырех уважаемых нами литераторов может иметь на это притязание и даже неотъемлемое право -- это Фаддей Венедиктович. В его жизни есть что-то античное: он, как Сократ, знаком не токмо с нравственною философиею, но и с мечом, -- не токмо с одним, но и с двумя... но это выходит из круга нашей параллели.
   Начнем с главного: четыре героя, составляющие две пары, -- люди вселенской известности. Г-на Булгарина переводит г. Меццофанти, г. Гёте упоминает о г. Шевыреве, г. Шеллинг спрашивает о философских статьях г. Погодина, г. Греч усердно кланяется г. Гизо. Но в их отношениях к Европе найдутся оттенки, которые необходимо уловить. Греч и Погодин обтекают часто разные страны, Булгарин и Шевырев обтекли их и успокоились. Греч, по прекрасному выражению "Москвитянина", рассматривает Европу в полицейском отношении, обращая всего более внимания на чистоту и порядок. Погодин ее же рассматривает с экономической точки зрения, в отношении дешевизны и дороговизны предметов, нужных путешественнику. Булгарин любит вспоминать (точно маршал Сульт), как он был в Испании, а Шевырев никогда не забывает, как он был в Италии. Европу все четверо не любят, но каждый по-своему; в этих точках пересечения легко измерить всю необъятную противоположность их; самые средства, которыми они хотят отвратить добрых людей от Запада, разны: так, г. Греч останавливает вас, обращая внимание на слабое полицейское устройство, на нечистоту улиц; г. Погодин стремится застращать дороговизной и издержками; г. Шевырев с ужасом указывает на разврат мышления, на порок логики, овладевшей Европою; г. Булгарин своим собственным примером, патриотизмом "Северной пчелы" заставляет любить и предпочитать Петербург всему миру.
   При этом каждый из них милует на Западе какую-нибудь страну. Степан Петрович любит Италию, поющую октавы, Фаддей Венедиктович и Николай Иванович нравственную семейную Германию, Михаил Петрович -- западных славян, потому что он их считает восточными.
   Так же, как Европу, они не любят и современную науку и не токмо не любят, но и не знают ее, -- да и зачем же знать то, чего не любишь. Греч и Погодин не бранят науку, потому что они считают себя выше ее; они на нее смотрят, как мы смотрим на азбуку, -- несколько с улыбкой, и в этой улыбке видно гордое сознание: "Мы-де знаем, что там написано, нас не проведешь", -- они развили в себе высшие взгляды, перед которыми интересы науки -- ребячество. Греч иногда даже защищает науку: отдавать справедливость врагам -- свидетельство сердца, полного благородством, откровенностию и прямодушием, -- качества, всегда отличавшие греческую историю и "Историю" Н. И. Греча. Степан Петрович не таков: он хорошего слова о западной науке не скажет; у него есть своя "словенская" наука, неписанная, несуществующая, а словенская. В ее-то пользу он готов выдать за общество фальшивых монетчиков и зажигателей всех последователей презренной писанной науки. Гнев г. Шевырева какой-то католический; он обучался ему в Италии. Фаддей Венедиктович -- это петербургский Сковорода, невский Коцебу; его наука -- практическая мораль; о теории, методе, системе не надобно и спрашивать; он редко говорит о науке: она слишком безлична, чтобы сердить его; а когда ругнет ее, -- то наскоро, имея в виду нравственную цель.
   Греч и Шевырев -- филологи и грамматики; Шевырев -- первый профессор елоквенции после Тредьяковского; он читал в Москве публичные лекции о русской словесности, преимущественно того времени, когда ничего не писали, и его лекции были какою-то детскою песнею, петой чистым soprano, напоминающим папские дисканты в Риме. Греч публично читал в Петербурге поэзию грамматики и тронул всех, доказывая, как счастлив должен быть тот язык, который так хорошо, как мы, спрягает глаголы.
   Погодин и Булгарин -- историки, но с разных концов: один идет от происхождения Руси до Х века, другой -- от нашего благодатного времени до 1810 г. и даже до аустерлицкой битвы. Погодин, впрочем, не токмо не участвовал в рюриковскую эпоху, но издавал, больше общинно, исторические труды; а Ф. В. участвовал сам в важнейших событиях нашего века, он сперва сделал современную историю и потом начал писать об ней.
   Главная цель знаменитых литераторов, о которых идет речь, -- ознакомить мир с Россией; если им и не удается, то намерение похвально. С этою целью Греч издал формулярные списки всех русских авторов, Булгарин составил книгу о России, которую вряд ли читал сам Греч; Погодин приобрел известность своими неизданными трудами; Шевырев восстановляет Русь, которой не было и, слава богу, не будет.
   Союз г. Погодина с г. Шевыревым -- matrimonium secretum[81]; союз г. Булгарина с г. Гречем -- открытый конкубинат. Нет ни одного человека в Москве, который бы умел врознь понять Минина и Пожарского, так, как нет ни одного человека в Петербурге, который бы умел понять врознь Булгарина и Греча, -- хотя бы один жил для удовольствия и нравственных наблюдений в Париже, а другой для нравственных наблюдений и для удовольствия в Дерпте. Г-н Шевырев как-то было охладел к брачному ложу, т. е. к "Москвитянину", -- сейчас начали выходить уроды, двойни, но новая программа утешила всех. Степан Петрович оттого не занимался, что увлекся своим красноречием и стал записывать свои слова (собою восхищаться запрещает Тассо); теперь он опять готов исполнять свои брачно-литературные обязанности.
   Греч и Булгарин издают с примерным мужеством и самоотвержением "Северную пчелу" для того только, чтобы в ней высказывать те сильные убеждения, которые легли краеугольным камнем их нравственно-сатирического существования. Степан и Михаил Петровичи с еще более примерным упорством и бескорыстием издают "Москвитянин", не обращая ни малейшего внимания на то, что читатели подписываются на другие журналы; в этом "Москвитянин" так же, как и во всем прочем, похож на "Маяка", как на родного брата. Что делать, любовь к истине и ненависть к "Отечественным запискам" -- страсть сих четырех сердец и одного "Маяка". Страсть к истине доводит их до неблагоразумия.
   Я всякий раз со слезами читаю, как иногда Ф. В., друг Платона, друг Аристотеля, друг Греча, а еще более друг правды, всенародно журит Николая Ивановича. Он забывает тут узы, связующие его с Гречем, делается страшен, делается отрывист. "И ты, братец, -- говорит, -- стыдно, братец, -- говорит, -- что ты, мальчик, что ли? Не слыхал, что ли?" -- говорит... И пойдет, и пойдет. Николай Иванович действительно иногда заслуживает порицания: то за радикальный образ мыслей, то за либерализм. Зачем, говорит, Бонапарте сделался Наполеоном, зачем во Франции пишут об алжирской войне, зачем не заведут там ценсуры, зачем во Франции нет телесных наказаний? -- Так, кажется, и сделал бы революцию во всей Европе. А главное -- Наполеон. Ф. В. за Наполеона всегда горой; он считает Наполеона своим товарищем по службе и никогда не выдает -- черта прекрасная! Искренность Ф. В-ча разве может быть побеждена только правдивостью Мих. П-ча. Погодин до того откровенен, что напечатал такую исповедь о себе самом (под вымышленным именем "Путевых записок"), что исповеди Руссо и Кардана ничего не значат в сравнении с его исповедью; все рассказал: и как платье покупал на бульваре, и как... и все это без всякой нужды, по одному благородному побуждению сердца. Греч скрытен, напротив; он в сердце доносит до поры до времени и зло и добро и не станет попусту болтать.
   Вообще у гг. Булгарина и Погодина осталось бездна детского, наивного; люблю я радушное приветствие Ф. В. -ча пирожнику, открывающему лавочку, портному, начинающему шить платье, -- точно он в первый раз кушает пирожок и в первый раз затягивает подтяжку. Люблю ребячий взгляд Михаила Петровича на Европу, -- взгляд милого ребенка, -- хорош он у 50-летнего старика; им всегда отличались автор "Марфы Посадницы" и автор "Димитрия Самозванца".
   
   1843.

Примечания

   Впервые опубликовано в БиД III, стр. 208--214, в разделе "Статьи полемические", по тексту которого и печатается. Рукопись неизвестна,
   Работа Герцена над этим произведением восходит к концу 1843 г. В письме от 2 декабря 1843 г. к Н. X. Кетчеру Герцен сообщает, что он "было написал "Два литератур, брака" (Греч и Булг., Погод. и Шевырев), но много просто личностей, а потому сжег". Однако позднее Герцен с теми или иными видоизменениями восстановил эту злую сатиру на реакционную журналистику. В известном нам по лондонскому изданию тексте есть строки, которые могли быть написаны не ранее конца 1844 г.: здесь говорится о публичных лекциях по истории древней русской словесности, читанных Шевыревым в Московском университете в конце 1844 и начале 1845 года.
   В 1845 г. Герцен сделал попытку напечатать этот фельетон. В письме от 6 августа 1845 г. И. И. Панаев сообщает В. Г. Белинскому о статье Герцена "о Шевыреве, Погодине, Булгарине и Грече, которую он отдал Некрасову в альманах" ("В. Г. Белинский и его корреспонденты", М., 1948, стр. 219).
   10 октября 1845 г. Н. А. Некрасов в письме Н. X. Кетчеру просил его передать Герцену, "чтоб он привез или прислал статью "Ум хорошо, а два лучше", адресуя на Белинского" (Н. А. Некрасов. Полн. собр. соч. и писем, т. X, стр. 45), по статья не была напечатана по цензурным причинам.
   Именно этот, присланный Белинскому и Некрасову текст мог быть известен Добролюбову, который в своей рецензии на "Историю русской словесности" Шевырева ("Современник", 1859,  2) ссылается на замечание "одного писателя" (т. е. Герцена) о том, что лекции Шевырева о русской словесности рассматривают литературу "преимущественно того времени, когда ничего не писали" (Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., Гослитиздат, т. 2, 1935, стр. 444).
   В России комментируемое произведение впервые было напечатано М. И. Семевским в РС, 1871, N 11, стр. 528--532, за подписью W, в качестве статьи, отнесенной к 1846 году и посвященной В. Г. Белинскому. Автор статьи не был указан по цензурным причинам.
   Можно предположить, что источником текста, опубликованного в РС, является статья, присланная в 1845 г. Белинскому, или список с нее.
   Текст РС отличается от текста БиД III в основном разночтениями стилистического характера. Лишь в отдельных случаях разночтения имеют смысловое значение. Так, например, в тексте РС говорится, что Греч "публично читал в Петербурге поэзию грамматики <...> доказывая, как счастлив должен быть тот народ (в БиД III -- язык), который так хорошо, как мы, спрягает глаголы" (см. варианты).
   "Маяку" ~ издается одним г. Бурачком... -- До 1842 г. "Маяк" издавался С. А. Бурачком совместно с П. А. Корсаковым.
   ...знаком ~ с мечом, не только с одним, но и с двумя... -- Намек на участие Булгарина сначала в кампании 1806--1807 гг. в рядах русской армии, а затем, в 1812 г., в рядах армии Наполеона. Стр. 117... г. Гёте упоминает о г. Шевыреве... -- Шевырев был бегло упомянут Гёте как автор критического разбора второй части "Фауста". Разбор этот послал Гёте сам Шевырев (см. Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. II, стр. 180).
   ...г. Шеллинг спрашивает философских статьях г. Погодина... -- Погодин, вспоминая свое посещение Шеллинга (1825), сообщал, что последний расспрашивал его о положении философии в России (см. Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, т. IV, стр. 326).
   Греч, по прекрасному выражению "Москвитянина", рассматривает Европу в полицейском отношении... -- Герцен имеет в виду отзыв Шевырева о "Письмах с дороги" Н. И. Греча, в "Обозрении словесности русской за 1842 год" ("Москвитянин", 1843,  10): "У Греча есть свой взгляд на Италию<...> мы бы назвали этот взгляд полицейским <...> Греч путешествовал в Италии по части порядка, чистоты и опрятности".
   Степан Петрович любит Италию, поющую октавы... -- Намек на статью Шевырева "О возможности ввести итальянскую октаву в русское стихосложение" ("Телескоп", 1831, ч. III) и на его перевод седьмой песни "Освобожденного Иерусалима" Тассо, на примере которого (перевода) Шевырев пытался доказать возможность введения итальянской октавы в русское стихосложение. Белинский в обзоре "Русская литература в 1841 году" (Полн. собр. соч., т. VII, 1907, стр. 31) резко отозвался об этом переводе.
   ...Михаил Петрович -- западных слачян, потому что он их считает восточными. -- Имея в виду связи Погодина с чешскими научными кругами, стоявшими в стороне от активной национально-освободительной борьбы, Герцен иронизирует по поводу попыток московского реакционного профессора искать в Чехии поддержку самодержавию.
   ..."Историю" Н. И. Греча. -- Речь идет об изданной Гречем в 1843 г. "Древней истории", переводе книги К. Беккера.
   Фаддей Венедиктович ~ невский Коцебу... -- См. такое же сравнение Булгарина с доносчиком и предателем Коцебу в фельетоне ""Москвитянин" и вселенная".
   Греч публично читал в Петербурге поэзию грамматики... -- Лекции эти были изданы в 1840 г. в виде "Чтений о русском языке".
   Погодин ~ идет от происхождения Руси до Х века... -- Как свидетельствует историк С. М. Соловьев, слушавший лекции Погодина в Московском университете в 40-х годах, последний строил свой курс таким образом, что прочитывал обе свои диссертации, т. е. "О происхождении Руси" (1824) и "О летописи Нестора" (1834); "после этого времени оставалось уже немного; это остальное время Погодин проводил в том, что приносил Карамзина и читал из него разные места" ("Записки Сергея Михайловича Соловьева". изд. "Прометей", Петроград, стр. 55--56).
   Погодин ~ издавал, больше общинно, исторические труды... -- Ядовитый намек на эксплуатацию М. П. Погодиным сотрудничавших с ним литераторов и молодых ученых. О широко известных в 40-х годах фактах такого рода сохранился ряд свидетельств в мемуарах и письмах. Так, например, С. М. Соловьев рассказывает в своих воспоминаниях, что Погодин на лекциях в Московском университете развивал "свою любимую тому, что молодые люди самолюбивы, не хотят бескорыстно трудиться на стариков" ("3аписки Сергея Михайловича Соловьева", изд. "Прометий", Петроград, стр. 56--57).
   ...Греч издал формулярные списки всех русских авторов... -- Имеется в виду "Опыт краткой истории русской литературы" Греча (1822), содержащий в основном биобиблиографический материал.
   ...Булгарин составил книгу о России... -- Речь идет о книге Булгарина "Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях" (6 ч., СПб., 1847), являющейся по существу переводом (книги дерптского профессора Н. А. Иванова. Стр. 120. ...люблю я радушное приветствие Ф. В-ча пирожнику...  Рекламный характер фельетонов Булгарина, писавшихся часто по заказу торговцев, неоднократно отмечался в публицистике 40-х годов.
   79. Не была напечатана. <Примеч. 1862 г.>.
   80. двойника (лат.). -- Ред.
   81. тайный брак (лат.). -- Ред.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru