А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах.
Том первый. Произведения 1829-1841 годов.
М., Издательство Академии Наук СССР, 1954
Дополнение:
Том тридцатый. Книга вторая. Письма 1869--1870 годов. Дополнения к изданию.
М., Издательство Академии Наук СССР, 1965
I
В большой зало, мертвой, как кладбище, сидел на окне мальчик лет пяти. Бледный цвет лица, маленький рост, нежность и хрупкость (gréle) членов показывали слабую, болезненную организацию; но черты его лица были резки, и ребячьи глаза искрились огнем. Есть детские лица, которые явственно пророчат всю будущую жизнь их. Смотря на мальчика, сидевшего на окне, наверное можно было ему предсказать ряд страданий; наверное можно было предсказать, что грубыми руками люди захватают, погнут, сломают нежный сосуд этот,-- сосуд пламенной мысли и пламенного чувства, и что он рано уйдет на родину, обиженный, оскорбленный -- ежели бог не подаст ему руку помощи. И так же наверное можно было предсказать, что бог эту руку помощи подаст, потому что он в ней никому не отказывает, потому что и весь мир материальный не что иное, как рука помощи падшему ангелу.
Мальчик задумчиво смотрел на небо,-- может, без всяких мыслей; может, игривой, пестрой мечтой своего возраста маленький Шведенборг представлял себе хрустальные домы ангелов, с множеством цветов, с райскими птицами.
II
А с неба смотрел на мальчика Дух Жизни, благодатный путеводитель каждого смертного, всего рода человеческого и всей вселенной по стезе, начертанной провидением. Рои светоносных ангелов летали около него. Горестно смотрел Дух.-- "Жаль мне тебя, молодой гость земли; мало тела досталось на твой удел и много души. Толпу страданий обрушит на тебя огненный нрав твой, а нет в тебе мощной силы, которую верным щитом может человек противупоставить врагу. Странником будешь ты скитаться между людей; они тебя не признают за родного, а отчего дома не найти тебе самому. Огонь в твоих глазах -- не лазоревый свет неба, а пурпур земной страсти. Мысль гордая унесет тебя, как дикий конь, а люди бросят камни на дорогу, об которые ты разобьешься".-- Один из ангелов задумался и светил голубым взором своим на мальчика, который между тем засыпал.-- Дух обратился к ангелу и продолжал: "Среди ужаснейшей бури родился он, один из разрушающих, допотопных переворотов, как отчаянное усилие против гармонии и просветленья, мечом и огнем пробегал по земле. Он протянул руку из колыбели, и неприятельский воин, буйный и пьяный, схватил за нее; он ступил на землю, и маленькая нога его обагрилась кровью человеческой. В сырую, осеннюю ночь лежал он на мостовой; море огня, пожиравшее огромный город, едва могло отогреть посиневшие члены младенца; искры Сыпались на него, конские копыты дотрогивались; он был голоден и не мог кричать, изнуренная грудь матери не имела для него капли молока. Жизнь начинала тухнуть, ночь распространялась перед глазами малютки.-- Я спас его, но спас телесно. Душа наследовала что-то и от бури, и от пожара, и от крови". Ангел не спускал глаз с спящего ребенка; его болезненное выражение стало еще заметнее; лихорадочные движения пробегали по нем; казалось, что-то чудовищное стоит перед ним и стращает его. "Жаль мне малютку!" -- сказал ангел с первою слезою на вечно радостном оке.
-- Спаси его.
-- О, я готов!
-- Но помни. Законы неизменны, путь спасения всему падшему показан: он тот же для вселенной, для человечества и для одного человека. Двух огромных жертв требует он: Земной жизни и Страдания. А как утомительна эта жизнь в оковах тела, эта зависимость от стихий! А как жгучи эти земные несчастия с ядом на губах, с заразой в дыхании...
-- Всё перенесу, мне жаль падшего брата, я вижу на челе его не совсем стертую печать красоты Люцифера, той красоты, которою он увлек толпы ангелов. Как хорош был Люцифер до своего паденья, с пурпуровым светом своим, с высокой, необъятной мыслью! Ребенок этот как-то напоминает его черты; о, я люблю его, лишь бы благословил меня Отец, и я привел бы его в родительский дом, дом радости и молитвы; чем больше страданий, чем больше трудностей, тем чище будет он!
-- И так да будет! -- воскликнул Дух, осенив ангела таинственным знаком. Вдруг тесно стало ему, грудь взволновалась, призрачная мысль отуманилась, сон, не известный жителям неба, оковал его; ему казалось, что он падает, что свет меркнет... было душно... он перестал себя понимать... исчез.
III
Шаги послышались в ближней комнате; бледный мальчик проснулся; уже смерилось; он взглянул на небо; лазоревая звезда низверглась с быстротою молнии на землю -- ему жаль стало звездочки.
Растворилась дверь. Женщина, прелестная собой, взошла со свечою в залу. "Александр, Александр, где ты?" -- "Я здесь, maman",-- отвечал Александр.-- "Куда ты это спрятался? я тебе скажу радость: у тебя родилась маленькая сестрица".-- Глаза ребенка сверкнули, будто он понял всю высокую мистерию этого рождения.-- "Ведь дети с неба?" -- спросил он.-- Да, их бог дает".-- "Так эта светлая звездочка, которая сейчас упала, должно быть и есть моя сестра".
-- Дитя!-- сказала мать улыбаясь.
А писано 22 октября 1837.
Вятка.
ВАРИАНТЫ РУКОПИСИ (ЛБ)
Стр. 136
12Вместо: пламенной мысли и пламенного чувства -- было: сильной мысли и сильного чувства
Печатается по беловому автографу (ЛБ), с учетом позднейших поправок, внесенных Герценом в копию, сделанную рукой Н. А. Герцен (ЛБ). Подпись: Искандер. Впервые опубликовано Ё. С. Некрасовой в "Сев. вестнике", 1895, No 9, стр. 111--113.
-----
22 октября 1817 г. родилась двоюродная сестра Герцена Н. А. Захарьина (Герцен и его будущая жена -- внебрачные дети братьев И. А. и А. А. Яковлевых). В день двадцатилетия Н. А., 22 октября 1837 г., Герцен писал ей из Вятки: "Посылаю тебе фантазию, которую я написал для этого дня,-- она мне нравится". В ответном письме от 6--7 ноября Н. А. восторженно отзывается о "Фантазии" (Изд. Павл., т. VII, стр. 375--376).
Иносказательный смысл "Фантазии" ясен: "маленькая сестрица", в которую воплотился ангел,-- это Н. А.; "мальчик лет пяти" -- сам Герцен (в 1817 г. Герцену исполнилось пять лет).
Описывая "ужасную бурю", среди которой родился герой "фантазии", "море огня, пожиравшее огромный город", и проч., Герцен подразумевает французское нашествие и пожар Москвы; он пережил эти события шестимесячным ребенком.