Никифоров Н.
Письма из кругосветного плавания

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПИСЬМА ИЗЪ КРУГОСВѢТНАГО ПЛАВАНІЯ.

Бразилія. Прилаплатскія республики. Патагонія, Чили и Полинезія.

ПИСЬМО ПЕРВОЕ.

Выходъ изъ Бреста.-- Бискайское море.-- Пассатъ.-- Острова Зеленаго мыса.-- Portopraia.-- Поѣздка за плантацію.-- Летучія рыбы, молюски.-- Новый годъ въ океанѣ.-- Охота за акулами.-- Берега Бразиліи.

   1869 года, 9-го (21-го) декабря, рано по утру, распростились мы окончательно съ Европою и снялись съ брестскаго рейда съ якоря. День былъ ясный, дулъ свѣжій вѣтеръ NO, который вскорѣ скрылъ отъ насъ скалистые берега Франціи и мы вступили въ океанъ. Нетерпѣливое ожиданіе скорѣй увидѣть тропическій міръ заставляло меня какъ-то равнодушно разставаться съ Европою. Воображеніе заранѣе переносило меня въ тѣ волшебные края, полные красотъ и чудесъ, которые мнѣ предстояло скоро видѣть; оно уже рисовало мнѣ ихъ очаровательную природу, растительность, первобытныхъ обитателей... однимъ словомъ, все то, съ чѣмъ, съ такимъ жаднымъ нетерпѣніемъ, ожидаетъ скорѣй познакомиться путешественникъ, въ первый разъ отправляющійся въ тропики и знающій ихъ только по описаніямъ и наслышкѣ. Стоя на верхней палубѣ корвета, я вглядывался въ безконечное пространство океана, разстилавшееся передо мною, ожидая изъ каждой развертывавшейся его волны появленія чего-либо чудеснаго, фантастичнаго... Ничего, разумѣется, не появлялось, а сталъ я только замѣчать, что корветъ все болѣе и болѣе наклоняется то на одинъ бокъ, то на другой; размахи его становились сильнѣе и неправильнѣе; волны, отъ которыхъ я такъ много ожидалъ хорошаго, непривѣтливо бурлили вокругъ, перекатываясь иногда черезъ бортъ на палубу и совсѣмъ уже не любезно обдавали меня своими холодными брызгами. Всѣ эти обстоятельства значительно стали разстроивать мое поэтическое настроеніе и я почувствовалъ себя принужденнымъ отложить до другого раза свои наблюденія надъ океаномъ и поспѣшить спуститься внизъ.
   Не страдая морскою болѣзнію со всѣми ея печальными послѣдствіями, я впродолженіе всѣхъ моихъ плаваній никогда не могъ отдѣлаться въ первый день по выходѣ въ море отъ какого-то тяжелаго, гнетущаго чувства. Чувствуешь, что что-то давитъ на мозгъ, сердце начинаетъ биться сильнѣй, весь организмъ приходитъ въ кѣкое-то неестественно-раздражительное состояніе, желчь разливается, и то, что казалось въ радужныхъ цвѣтахъ до этого времени, принимаетъ колоритъ болѣе темный и печальный. Сойдя въ каютъ-кампанію, я увидѣлъ, что и здѣсь вода проказничала не хуже чѣмъ на палубѣ, изъ всѣхъ люковъ текла она ручьями; не было сухаго мѣста, гдѣ бы присѣсть; переборки трещали; стулья, которые не успѣли еще привязать, катались изъ одного угла въ другой. Лица у многихъ стали вытягиваться и блѣднѣть, нѣкоторые даже совсѣмъ уже скрылись въ свои каюты, а качка все усиливалась, да усиливалась...
   -- Это-то вы называете дамскимъ моремъ {Моряки называютъ Атлантическій океанъ -- дамскимъ моремъ, якобы за его миролюбіе и тишину.}? спрашивалъ я у моихъ спутниковъ, на которыхъ качка дѣйствуетъ только возбужденіемъ неутолимаго аппетита.
   -- Подождите, отвѣчали они мнѣ, посмѣиваясь:-- вотъ выйдемъ изъ водъ Бискайской бухты, и тогда начнутся наши красные дни.
   -- Да скоро ли это будетъ? настаивалъ я.
   -- Можетъ быть дня черезъ три, а можетъ быть недѣли черезъ три -- все зависитъ отъ вѣтра.
   Слабое утѣшеніе! думалось мнѣ. Послѣ осеннихъ нашихъ скитаній ео Нѣмецкому и Балтійскому морю, я окончательно утратилъ вѣру въ снисходительность вѣтровъ, горькимъ опытомъ убѣдясь, что на нихъ-то именно можно менѣе, чѣмъ на что либо, разсчитывать.
   Впрочемъ, на этотъ разъ, къ великой радости моей, я долженъ былъ сознаться, что ошибался. Негостепріимство Бискайскаго моря продолжалось всего лишь два дня. NO, не измѣняясь, довелъ насъ до самаго пассата. Это весьма рѣдкое явленіе въ этихъ мѣстностяхъ, въ особенности въ ту пору года въ которой мы въ ней находились.
   Разъ въ пассатѣ, положеніе наше приняло другой оборотъ, вѣтеръ ровный, теплый, гонитъ насъ узловъ десять въ часъ, судно не шелохнется, развѣ только время отъ времени вздрогнетъ, поднимется на волну и опять ляжетъ на бокъ. Качка окончательно прекратилась, волненія почти никакого. Солнце съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе вступало въ свои права и давало намъ чувствовать приближеніе наше къ экватору, хотя дѣйствіе его пока значительно умѣрялось, какъ временемъ года сѣвернаго полушарія, такъ и сѣверными вѣтрами. Температура варьировала между 417 и 420о Реомюра, вода была теплѣй, она достигала до 423о и въ 20-хъ градусахъ широты рѣзко-измѣнила свой цвѣтъ: изъ мутно-зеленаго она перешла въ яркосиній.
   Окружавшая насъ обстановка была хороша; одного только ей недоставало -- это жизни; какъ въ воздухѣ, такъ и въ водѣ не замѣчалось ни малѣйшихъ ея признаковъ; даже морскія чайки, обыкновенно слѣдящія такъ далеко за судами, уже нѣсколько дней какъ насъ покинули. Кромѣ синяго моря и голубого неба, ничто не шелохнется, ничто не издаетъ звука, все какъ бы вымерло вокругъ одинокаго судна. Такъ продолжалось цѣлыхъ двѣ недѣли. Подобное однообразіе, хотя и подъ самыми благопріятными условіями, à la longue становится утомительнымъ и всѣ съ невольнымъ нетерпѣніемъ ожидали Зеленыхъ острововъ, гдѣ положено было въ первый разъ внѣ Европы бросить якорь.
   (23-го) 4-го декабря на разсвѣтѣ, наконецъ, разнеслась по корвету всѣмъ пріятная вѣсть, что St.-Jago открылся на горизонтѣ. Чтобы попасть въ бухту Portopraia, лежащую на южной оконечности острова, намъ приходилось цѣлый день огибать его съ востока въ виду береговъ. Издали островъ казался намъ чрезвычайно красивымъ. Его остроконечныя горы живописно громоздились другъ надъ другомъ; ихъ скалы, обрывы, ущелья, окрашенные горячимъ колоритомъ, составляющимъ особенность тропическаго солнца, безпрестанно переливались изъ одного цвѣта въ другой, придавая картинѣ какой-то особенный фантастичный характеръ -- въ особенности для насъ, сѣверянъ, глазъ которыхъ не привыкъ еще ни къ этой игрѣ свѣта, пикъ тѣмъ причудливымъ формамъ, которыя принимаютъ, подъ вліяніемъ его, горы и утесы, высоко выдающіеся надъ безконечной океанской равниной.
   Но все это было только издали, потому что чѣмъ ближе стали мы подходить къ острову, тѣмъ болѣе очарованіе наше пропадало. Отсутствіе растительности, однообразный пепельный цвѣтъ почвы, какъ бы выжженной, непріятно поражали глазъ и невольно приходилъ въ голову вопросъ: да почему же назвали эти голые, пустынные острова Зелеными, когда именно зелени-то на нихъ и не видать. Оказывается, что зимой, во время бездождій, трава, мелкій кустарникъ, даже листья на деревьяхъ отъ палящихъ лучей солнца выгораютъ и высыхаютъ, возрождаясь только лѣтомъ и съ началомъ дождей. Мы же именно попадали на нихъ зимой, въ самое неблагопріятное для нихъ, а въ особенности для насъ время.
   Въ пять часовъ вечера бросили мы якорь возлѣ города Порто-Праіа въ бухтѣ того же имени. Гавань хотя и открыта, но удобна для стоянки. Несмотря на то, что уже наступила ночь, намъ хотѣлось въ этотъ вечеръ хотя ступить на твердую землю. Вы не можете себѣ вообразить, какое наслажденіе можетъ доставить простая ходьба по ровной землѣ послѣ того, какъ двѣ недѣли съ ряду кромѣ нѣсколькихъ шаговъ, и то перескакивая черезъ разныя снасти и бухты, не приходилось дѣлать. Поэтому, наскоро пообѣдавъ, отправились мы въ городъ, который своими бѣлыми домиками громоздился на скалѣ футахъ на 300 надъ моремъ. Разумѣется, ночью осматривать было нечего, пришлось довольствоваться прогулкой по темнымъ улицамъ; зашли въ единственную гостиницу города, смахивавшую болѣе на кабакъ; посмотрѣли какъ живутъ негры въ своихъ грязныхъ и до нельзя вонючихъ шалашахъ, и на этомъ должны были на первый разъ ограничить свою любознательность. На слѣдующій день только увидѣли мы, что такое Порто-Праіа, столица Зеленыхъ острововъ, и что такое самые острова. Высадившись изъ шлюпки, которая по случаю отлива не могла пристать къ берегу, на мускулистыя бронзовыя плечи негровъ, донесшихъ насъ до пристани, пришлось намъ взбираться по каменной лѣстницѣ на скалу, гдѣ располагается городъ. На насъ пахнуло какъ изъ печи раскаленнымъ воздухомъ. Ни травки, ни кустарника, ничего не видно было вокругъ. Бѣлые изразцовые домики располагались правильными улицами вокругъ небольшой гористой площади. На улицахъ, кромѣ нѣсколькихъ голыхъ мальчиковъ негровъ, не было ли души, все глядѣло такъ уныло, однообразно и безжизненно, что мы, доставъ нѣсколькихъ верховыхъ лошадей, рѣшились ѣхать искать впечатлѣній за городъ. Но, увы, и тамъ та же пыль, безплодіе и пустыня. Кромѣ нѣсколькихъ взъерошенныхъ кактусовъ, да изрѣдка попадавшихся пальмъ, вся остальная растительность была выжжена солнцемъ. Послѣ 3-хчасовой ѣзды подъ палящими лучами его, наши поиски, наконецъ, увѣнчались успѣхомъ: передъ нами вдалекѣ открылась большая фруктовая плантація. Видъ ея подѣйствовалъ на насъ, какъ оазисъ на путниковъ въ пустынѣ -- было, наконецъ, гдѣ отдохнуть въ тѣни и утолить жажду, мучившую насъ такъ давно. Мы пришпорили лошадей и черезъ нѣсколько минутъ были на ней. Плантація по преимуществу состояла изъ плодовыхъ деревьевъ. Пальмы, всевозможныхъ видовъ, высоко поднимали свои гордыя вершины надъ апельсинными и лимонными деревьями, усѣянными тысячами плодовъ въ полномъ блескѣ своей зрѣлости. Сахарный тростникъ, хлопчатникъ и кофейный кустарникъ дополняли остальное. Негръ, встрѣтившій насъ у входа плантаціи, взялъ нашихъ лошадей и повелъ насъ въ свой садъ. Черезъ нѣсколько минутъ передъ нами появились всѣ плоды тропическаго міра -- тутъ были и кокосы, и бананы, и апельсины, и мангустаны, и какія-то еще зеленыя небольшія дыни съ превкусною кисловатою внутренностію, и чего-чего только не было. Чтобы не затрудняться выборомъ, мы стали ихъ пробовать всѣ, особенно успѣшно дѣйствовалъ въ этомъ А. Б.; груды плодовъ не успѣвали появляться передъ нимъ, какъ уже и исчезали -- это онъ называлъ "возобновлять впечатлѣнія тропиковъ", въ которыхъ онъ уже не разъ бывалъ.
   Не успѣли мы порядкомъ отдохнуть и погулять, какъ солнце стало уже заходить, а въ тропикахъ зари совсѣмъ нѣтъ, и за послѣдними лучами заходящаго солнца наступаетъ прямо ночь. Поэтому намъ оставалось только скорѣй распрощаться съ хозяиномъ и поспѣшить возвращеніемъ засвѣтло въ городъ, чтобы не заблудиться въ горахъ.
   Главнымъ занятіемъ жителей Зеленыхъ острововъ, состоящихъ исключительно изъ негровъ и мулатовъ, кромѣ обработки плантацій, вообще приносящихъ небольшія выгоды собственникамъ ихъ, служитъ добываніе морской соли, которая въ особо устроенныхъ для этой цѣли резервуарахъ выпаривается солнцемъ. Какъ видите, производительность этой колоніи не богата; можетъ быть, она бы и могла болѣе развиться, при ея счастливомъ положеніи относительно Европы, но врядъ ли это сдѣлается при настоящихъ ея хозяевахъ -- португальцахъ.
   Проведя еще два скучныхъ дня на Зеленыхъ островахъ, 26-го декабря (7-го января), вечеромъ, мы снялись съ якоря и направили свой путь дальше къ югу -- въ Бахію. Началась снова однообразная, монотонная морская жизнь. Ничего не можетъ быть скучнѣй, какъ жизнь въ морѣ на военномъ суднѣ; сосредоточенная сама въ себѣ, распредѣленная вся по часамъ, она, безъ прилива новыхъ чувствъ, впечатлѣній, какъ разъ заведенная машина, методически однообразно течетъ впродолженіе недѣль, иногда цѣлыхъ мѣсяцевъ. Впрочемъ, оставимъ пока эту непріятную сторону путешествія: она, вѣроятно, заинтересуетъ лишь только весьма немногихъ читающихъ эти строки, а перейдемъ къ тому, что можетъ имѣть болѣе общій интересъ. Для этого я выписываю изъ дневника только тѣ дни нашего мѣсячнаго плаванія до Бахіи, которые, или внѣшними событіями, или же внутреннею судовою жизнью выводили насъ хотя сколько-нибудь изъ нашего вседневнаго препровожденія времени.
   29-го декабря (10-го января). Океанъ начинаетъ значительно оживляться, то и дѣло изъ-подъ носа судна выпархиваютъ тысячныя стада летучихъ рыбъ, разлетающихся въ разныя стороны, блестя своими серебристыми крыльями и чешуей. Пока онѣ еще новостью, онѣ крайне занимаютъ всѣхъ. Бывало, команда наша, состоящая по большей части вся изъ молодыхъ матросовъ, попавшихъ въ отдаленныя плаванія только въ первый разъ, соберется на бакъ и грѣясь на солнышкѣ, не налюбуется на нихъ -- сколько тэмъ для остротъ и самыхъ разнообразныхъ заключеній. Преимущественно-озабочивала ихъ мысль, что по приходѣ ихъ въ деревню на побывку, никто изъ односельцевъ не повѣритъ, чтобы на свѣтѣ могло быть такое чудо, что рыба летаетъ словно воробей! Всему повѣрятъ, говорили они, даже что и приврешь, а этому нѣтъ. Да и дѣйствительно слыханное ли это дѣло у насъ въ Россіи? начиналъ кто-нибудь изъ краснобаевъ:-- вотъ я живалъ и на Волгѣ, видывалъ много диковиннаго, а такого ничего не видалъ! при этомъ обыкновенно начинался безконечный разсказъ о диковинахъ Волги, о которыхъ такъ любитъ слушать нашъ русскій народъ:-- а этакого чуда никогда не видывалъ! обыкновенно повторялъ въ концѣ, снова, для усиленія впечатлѣнія, разсказчикъ.
   Летучія рыбы дѣйствительно очень красивы и оригинальны. Большинство видѣнныхъ мною были серебристаго цвѣта; встрѣчались между ними и красныя и розовыя, но значительно рѣже. Величиной и формой онѣ весьма похожи на нашу сельдь, съ тою разницей, что боковые плавники ея настолько развиты, что концами своими достигаютъ оконечности хвоста рыбы, и будучи распущены, даютъ ей возможность свободно держаться на воздухѣ. Летятъ онѣ чрезвычайно быстро и далеко, нѣкоторыхъ случалось совсѣмъ терять изъ виду. Повидимому, онѣ живутъ большими обществами; никогда не приходилось мнѣ видѣть летучихъ рыбъ, одиноко вылетающихъ изъ воды, безъ того, чтобы тутъ же на самомъ небольшомъ разстояніи не появилось ихъ за разъ нѣсколькими десятками. Кромѣ летучихъ рыбъ, въ этой части океана встрѣчалось множество плавающихъ на поверхности воды разнообразныхъ моллюсковъ самыхъ причудливыхъ формъ и цвѣтовъ. Удалось мнѣ поймать одинъ довольно большой экземпляръ изъ породы трубчатниковъ (Siphoriophara), такъ-называемый, пузырникъ (Physalia pelagica). Онъ состоялъ изъ большого пузырнаго студенистаго тѣла, нѣжно-лиловаго цвѣта, изъ-подъ котораго виситъ множество сосательныхъ трубочекъ и чрезвычайно длинныя хватальцы, служащія ему для ловли пищи и защиты. Повидимому, какъ можетъ эта студенистая масса, живущая почти отрицательною жизнью, защищаться, а между прочимъ защита ея весьма серьёзная. При прикосновеніи къ животному вы чувствуете сильный обжогъ, какъ отъ крапивы, боль отъ котораго не прекращается впродолженіе нѣсколькихъ часовъ и, наконецъ, производитъ опухоль и сильную ломоту во всей рукѣ.
   Многіе, не зная свойствъ этого, повидимому, невиннаго существа, сильно поплатились за свою любознательность. Живучесть его, какъ и всѣхъ полиповъ вообще -- чрезвычайна; при дѣланіи на немъ разрѣзовъ ножницами, разрѣзанное мѣсто моментально затягивалось плёнкою, не давая даже времени выйдти воздуху, которымъ наполненъ внутренній его мѣшочекъ.
   31-го декабря (12-го января). Сегодня вступили мы въ штилевую полосу, жара сдѣлалась окончательно невыносимою. Термометръ на солнцѣ доходилъ до 440о Р.-- видимо тропики вступаютъ въ свои права. Воздухъ съ каждымъ днемъ становится удушливѣе. Днемъ въ каютахъ задыхаешься отъ недостатка воздуха, а на верху солнце жжетъ, какъ въ раскаленной печи. Купанья, или вѣрнѣй сказать, обливанья нисколько не помогаютъ, температура воды немногимъ уступаетъ воздуху. Въ такомъ томительномъ состояніи приходится проводить цѣлый день и оживать только по заходѣ солнца. Съ какимъ нетерпѣніемъ ждешь этого времени, чтобы имѣть возможность подышать хотя сравнительно свѣжимъ воздухомъ, расправить онѣмѣвшіе, усталые члены и полюбоваться ночною картиною моря. Ничего великолѣпнѣе и волшебнѣе невозможно себѣ вообразить, какъ картины моря въ ясную, тихую, лунную ночь, когда поверхность его покрывается яркимъ, голубымъ пламенемъ ослѣпительнаго блеска. Каждая волна, каждое движеніе воды издаетъ изъ себя столбъ фосфорическаго свѣта. Судно плыветъ все въ огнѣ, оставляя за собой струю пламени, которая, какъ хвостъ кометы, далеко тянется за нимъ. Въ особенности эффектно это зрѣлище, когда вокругъ корвета появляются стада дельфиновъ, которые, прыгая, ныряя, оставляютъ за собою полосу огня не только на поверхности воды, но и внутри ея; тогда вода прорѣзается, какъ бы тысячами ракетъ, пущенныхъ со дна морского.
   1-го (13-го) января. Вчера встрѣчали мы новый годъ. Къ 12 часамъ ночи собрались всѣ жъ ужину -- по русскому обыкновенію; шампанское полилось рѣкой, но на этотъ разъ оно какъ-то не веселило: казалось, у всѣхъ была какая-то затаенная дума, каждому хотѣлось бы провести это время не здѣсь на суднѣ, посреди тропиковъ, а гдѣ-нибудь въ закоулкѣ нашей холодной Россіи, гдѣ онъ оставилъ теплыя и близкія его сердцу воспоминанія. Часто случалось испытывать это ощущеніе самому, такъ же, какъ и подмѣчать его въ своихъ спутникахъ, которые хотя и старались подавлять, или подъ личиною неестественнаго веселья скрывать его, но оно невольно пробивалось наружу. Такъ ночь новаго года, бурно начавшаяся, окончилась общимъ молчаніемъ -- послѣ чего всѣ встали и разошлись по своимъ каютамъ. На слѣдующій день, то-есть сегодня, на суднѣ все оживилась, все смотрѣло какъ-то по праздничному. Вообще русскій человѣкъ не любитъ долго носиться съ одними и тѣми же впечатлѣніями, и какъ бы по обстановкѣ своей онъ ни былъ поставленъ въ невеселое и незавидное положеніе, онъ всегда спѣшитъ воспользоваться всякимъ, такъ сказать, подходящимъ случаемъ, чтобы хоть какъ-нибудь повеселиться и развлечься отъ своихъ вседневныхъ заботъ и печалей. Праздники служатъ ему къ дому предлогомъ. Такъ и сегодня -- уже на что не красна жизнь матроса, проходящая вѣчно въ работѣ, въ лишеніяхъ, въ опасностяхъ, а и тотъ радуется наступленію праздника и спѣшить малость поразвлечься. Послѣ завтрака, когда мы еще всѣ сидѣли за столомъ и, курили, въ каютъ-кампанію является толпа ряженыхъ -- камедь ломать, подъ названіемъ "лодочки". Одинъ изъ матросовъ изображаетъ изъ себя атамана волжскихъ разбойниковъ; онъ, съ разными прибаутками, рекомендуется честной компаніи, разсказывая, кто онъ такой, гдѣ былъ и чѣмъ занимался. Послѣ этого, онъ вызываетъ своего эсаула и приказываетъ ему выстройте лодку, собрать гребцовъ и спустить ее на Волгу. Приказаніе это тотчасъ же исполняется, Являются гребцы, садятся по просту на полъ и затягиваютъ: "Внизъ -- по матушкѣ по Волгѣ..." потомъ переходятъ къ другимъ, болѣе ухарскимъ пѣснямъ; появляются на сцену красная дѣвицы, и атаманъ съ ними отводитъ свою душеньку -- пляшетъ и веселится. Этимъ и заканчивается незатѣйливая матроская шутка, ею онъ ознаменовываетъ праздникъ, получаетъ лишнюю чарку водки и снова на цѣлый годъ обращается къ своей трудовой, незавидной матросской долѣ.
   4-го (16-го) января. Вотъ уже нѣсколько дней, какъ мы продолжаемъ качаться въ штилевой полосѣ, вѣтра никакого, палящее солнце смѣняется грозами и дождями, а впередъ мы не подвигаемся. Сегодня за судномъ появилось двѣ акулы съ своими спутниками, такъ-называемыми, Лоцманами, очень хорошенькими рыбками, въ футъ величины, съ поперечными, ярко-голубыми и черными полосами. Онѣ всюду сопутствуютъ акулѣ, которой служатъ для указанія пищи, будучи сами въ этомъ дѣлѣ крайне заинтересованы, такъ-какъ онѣ питаются помётомъ ея. На этотъ разъ, при совершенно спокойной и прозрачной водѣ, мнѣ удалось хорошо разсмотрѣть крайне интересныя эволюціи этихъ спутниковъ. Ихъ, обыкновенно, два, плывутъ они по бокамъ своей прожорливой повелительницы, и, только-что завидятъ какую-либо пищу, какъ оба разомъ, какъ бы по командѣ, выдвигаются впередъ и ведутъ акулу къ ней; когда она замѣтитъ ее, они заворачиваютъ назадъ, и помѣщаются надъ ея спиной, и остаются тамъ до тѣхъ поръ, пока акула не подойдетъ въ ней, не повернется на спину и не проглотитъ того, что они ей указали. Нельзя не удивляться точности, правильности и порядку, съ какими эти рыбы исполняютъ свою службу. Сама акула сверху пепельно-зеленоватаго цвѣта, снизу -- бѣлаго. Величина ли тогда достигаетъ 30 и болѣе футъ. Тѣ, которыя появились около нашего судна, повидимому, были еще молодыя, и слѣдовательно, меньшихъ размѣровъ; такъ одна изъ нихъ, какъ впослѣдствіи оказалось, была 7 футъ длины, другая же 10. Долго плавали онѣ тихо, лѣниво, вокругъ корвета, пожирая по дорогѣ все, что только имъ попадалось. Послѣ нѣсколькихъ приманокъ бросили имъ крючокъ съ мясомъ, лоцманы большой -- указали ей на него, акула съ быстротой молніи кинулась, перевернулась и схватила его. Нетерпѣливые ловцы, не давъ ей хорошенько ироглотить крючка, потянули за бичеву; чудовище было-показалось надъ поверхностью воды, но размахнувшись раза два по воздуху, сорвалось и исчезло. Стали снова снаряжать удочку, бросили опять, и на этотъ разъ болѣе счастливо -- меньшая тотчасъ же схватила и попалась, за нею вскорѣ послѣдовала и первая.
   Поймать акулу не трудно: она до такой степени прожорлива, что подается тотчасъ же на приманку, которую ей бросаютъ, несмотря на то, что уже разъ попалась на нее, какъ это и было въ настоящемъ случаѣ; но труднѣй всего было вытащить это чудовище изъ воды, безъ того, чтобы оно не сорвалось съ крюка или бы не убило кого-либо изъ ярыхъ ловцевъ, потому что, разъ отдѣленная отъ воды, она бьется отчаянно и, обладая страшною силою въ хвостѣ, легко можетъ убить человѣка однимъ его ударомъ. Впрочемъ, на этотъ разъ все обошлось благополучно. Въ желудкѣ у нихъ найдено было кромѣ костей и мяса, которое имъ бросали съ корвета, множество тряпокъ, пеньки и всякой дряни, которая уже никакъ не рекомендуетъ гастрономическій вкусъ этого жаднаго животнаго. Пробовали-было варить его мясо, но оно оказалось на столько безвкуснымъ, сухимъ и вонючимъ, что никто не сталъ его ѣсть.
   Долго бы еще пришлось намъ качаться на одномъ мѣстѣ, еслибы не развели пары и подъ ними не прошли бы штилевую полосу, но и за нею оставалось намъ пути еще на цѣлыхъ 20 дней однообразія, скуки и жары.
   23-го января (4-го февраля), передъ нами только что открылись берега Бразиліи. Трудно себѣ представить что-либо живописнѣе и красивѣе ихъ: это сплошная масса густой, тропической зелени, изъ среды которой, время отъ времени, ярко блестя своими вершинами, выступаютъ мѣловыя горы. Сочетаніе этихъ цвѣтовъ, красокъ, при яркомъ освѣщеніи солнца, выходить замѣчательно эффектно и оригинально. Впродолженіе всего дня мы были въ виду этихъ береговъ, подходя къ нимъ все ближе и ближе, и, наконецъ, въ 6 часовъ вечера, завернувъ за маякъ, мы вступили подъ всѣми парусами въ бухту Всѣхъ Святыхъ, на берегу которой, затопленная въ зелени, раскидывается амфитеатромъ бывшая столица Бразиліи -- Сенъ-Сальвадоръ, по преимуществу извѣстный просто подъ именемъ Бахіи.
   

ПИСЬМО ВТОРОЕ.

Бахія.-- Нижній и верхній городъ.-- Церкви и духовенство.-- Производительность Бразиліи.-- Плантація.-- Негры.-- Цвѣтныя женщины.-- Рабство.-- Rio Vermelio.-- Озеро крокодиловъ.-- Цвѣты изъ птичьихъ перьевъ.-- Уходъ изъ Бахіи.-- Южная часть Атлантическаго океана.

   Бахія, по величинѣ и торговому своему значенію, занимаетъ первое мѣсто послѣ Ріо-Жанейро въ Бразиліи. Городъ этотъ основанъ въ 1549 году и до 1763 года служилъ главною резиденціею губернатора португальскихъ колоній. Будучи расположенъ амфитеатромъ по холмистымъ берегамъ бухты, круто возвышаясь къ верху, онъ уже, по естественному своему положенію, раздѣляется на двѣ части: на нижній, расположенный вдоль по берегу, и верхній городъ (Citada alta), возвышающійся слишкомъ на 600 футовъ отъ уровня моря. Обѣ эти половины, различаясь по своему положенію, разнятся также и по своему значенію и характеру. Нижній-городъ -- исключительно коммерческій; въ немъ сосредоточена вся торговая дѣятельность Бахіи. Всѣ дома его заняты торговыми конторами или лавками; здѣсь же помѣщается рынокъ, биржа, военный портъ, верфь, казармы. Улицы въ немъ узки и грязны, цѣлый день по нимъ снуютъ негры, таская громадные тюки хлопка или бочки съ кофе, сахаромъ и проч.; европейскіе купцы съ записными книжками въ рукахъ, торопливо перебѣгаютъ изъ одной конторы въ другую -- все спѣшитъ, трудится и работаетъ. За то, какъ только наступаетъ пять часовъ, вся эта дѣятельность мгновенно замираетъ, магазины и конторы запираются, на двери ихъ навѣшиваются колоссальные замки и все народонаселеніе переселяется въ верхнюю часть города. Площадь и улица, за минуту передъ тѣмъ полныя народу, становятся совершенно пустыми; одни носильщики паланкиновъ, оставшихся незанятыми, спѣшатъ другъ передъ другомъ предложить вамъ свои услуги. "Quer cadeira senor?" слышится со всѣхъ сторонъ. Какъ ни негуманно, съ европейской точки зрѣнія, заставлять людей носить себя, но палящіе лучи солнца невольно принуждаютъ васъ отложить въ сторону, само собою разумѣется, на самое короткое время, вашу утонченную гуманность и позаботиться о томъ, какъ бы удобнѣе расположиться въ предлагаемый вамъ cadeira.
   Кадейра, или паланкинъ состоитъ изъ небольшого кресла, поставленнаго въ полотняную будку, и несомаго двумя дюжими неграми на плечахъ. Хотя этотъ способъ перемѣщенія и не отличается особенными удобствами въ виду того, что при малѣйшемъ несохраненіи равновѣсій съ вашей стороны, вы рискуете быть вываленнымъ на мостовую, но такъ-какъ другаго нѣтъ, то волей или неволей садитесь на предательское кресло, цѣпляетесь, по возмождости, крѣпче за его ручки, и, тихо покачиваясь, взбираетесь въ верхнюю часть города.
   Тутъ передъ вами открывается совершенно другая картина: вмѣсто грязныхъ, вонючихъ улицъ, вы видите большія площади, обставленныя садами; дома, въ видѣ нашихъ загородныхъ дать, въ полномъ смыслѣ слова, утопаютъ въ зелени; пальмы, кактусы всевозможныхъ формь мангусовыя, хлѣбныя деревья окружаютъ ихъ со всѣхъ стородъ, образуя великолѣпные сады и палисадники вокругъ каждаго дома. Въ особенности обиліемъ зелени отличается кварталы Victoria и Bom-Firn. Эти части города могутъ вполнѣ назваться аристократическими: въ нихъ помѣщается дворецъ губернатора, театръ, дачи европейскихъ консуловъ, публичный садъ и даже, публичная библіотека, которая своими, вѣчно тщательно запертыми дверями для публики, крайне напоминала мнѣ нашъ петербургскій зоологическій музей, постоянно лѣтомъ перестроивающійся, а зимой -- передѣлывающійся.
   Что васъ болѣе всего поражаетъ въ Бахіи -- это обиліе церквей: куда ни ступишь, передъ вами церковь или монастырь. Какъ тѣ, такъ и другіе не могутъ похвастаться архитектурными достоинствами; всѣ почти они построены на одинъ ладъ -- тяжело, неуклюже, какъ вообще португальскія зданія XVII столѣтія, съ двумя тупыми башнями у главнаго входа -- вотъ ихъ внѣшняя сторона. Внутренняя же позамысловатѣе; для примѣра опишу одинъ изъ монастырей, именно францисканскій, куда, однажды, бродя по городу съ B. Н. Б., мы зашли. Одна изъ особенностей этого монастыря,-- уже та, что онъ построенъ въ Европѣ и, занумерованный, по частямъ былъ переслалъ изъ стараго свѣта въ новый, гдѣ мѣстнымъ архитекторамъ оставалось только собрать его и поставить. Привратникъ-негръ, видя въ насъ иностранцевъ, отъ которыхъ можно поживиться, предложилъ намъ свои услуги показать внутренность монастыря. Сперва повелъ онъ насъ въ церковь довольно богато, и вмѣстѣ съ тѣмъ, безвкусно искрашенную грубой золотой рѣзьбой сверху до низу. Стѣны были покрыты образами святыхъ во весь ростъ, въ разныхъ поучительныхъ положеніяхъ передъ каждымъ изъ нихъ стояло по небольшому престолу, со всѣми обыкновенными его атрибутами святости. Особенно насъ поразила небольшая статуетка Спасителя, стоящая около алтарнаго престола, разодѣтая во французсхій костюмъ временъ Людовяка XIV, въ голубомъ кафтанѣ и со шпагой у бедра.
   Пока мы разсматривали интересную статуэтку, проворный негръ успѣлъ уже влѣзть на одинъ изъ престоловъ, побросавъ на полъ все то изъ своей одежды, что мѣшало свободѣ его движеній, и особенными вскрикиваньями старался обратить наше вниманіе за себя. Разъ убѣдившись, что мы за него смотримъ, онъ таинственно дотронулся до какой-то пружины у висѣвшей на этомъ мѣстѣ картины, образъ моментально отворился, а передъ нами предстала въ нишѣ, находящейся нодъ нимъ, деревянная статуя того же святого, въ богато-изукрашенномъ золотомъ и бархатномъ костюмѣ. Изумленіе наше, при этой неожиданной перемѣнѣ декорацій привело нашего проводника въ неописанный восторгъ и дало ему энергію продолжать дальнѣйшія свои указанія. Какъ добрый католикъ, нескоро пославъ нѣсколько воздушныхъ поцѣлуевъ открытому имъ святому, онъ захлопнулъ его дверцу и перешелъ въ друтому.
   Показавъ намъ такимъ образомъ около 80 святыхъ, проводникъ нашъ, обходя одну нишу, на дверцѣ которой изображена была Мадонна, обратился къ намъ съ пресерьёзною миною и сказалъ: "Ella noâ merece â penn de ser vista -- élla naâ este, vestida {Эту не стоитъ смотрѣть, она не одѣта.}, впрочемъ, если васъ она интересуетъ, то взгляните", при этомъ отъ снова забрался на престолъ и отворилъ картину. Въ нишѣ, дѣйствительно, стояла женская фигура въ рубашкѣ и кринолинѣ -- платья на ней не было; негръ пояснилъ, что вчера только его отдали въ передѣлку, оно неловко, сидѣло.
   Вотъ вамъ образчикъ внутренняго устройства бахійскихъ церквей, и вмѣстѣ съ тѣмъ, религіознаго развитія самихъ бахійцевъ.
   Каждая церковь имѣетъ свой запасъ святыхъ, которыхъ въ извѣстные дня, на носилкахъ, окруженныхъ цвѣтами, дѣтьми въ херувимскихъ костюмахъ, носятъ съ музыкой, барабаннымъ боемъ и ракетами по городу. Подобныя шествія въ Бахіи вы можете встрѣтить каждый день возлѣ той или другой церкви. Впрочемъ, при этомъ нужно замѣтить, что Бахія въ этомъ отношеніи стоитъ въ исключительномъ положеніи: она есть центръ бразильскаго духовенства, такъ же, какъ и резиденція аргіепископа и другихъ высшихъ духовныхъ чиновъ. Лучшія мѣста, по своему мѣстоположенію, въ городѣ заняты по преимуществу ихъ дворцами или монастырями. Вообще духовенство въ Бахіи чрезвычайно многочисленно и очень вліятельно, какъ по матеріальнымъ своимъ средствамъ, которыя у нихъ громадны, такъ и по участію, принимаемому ими въ дѣлахъ управленія государства.
   Духовенство въ Бразиліи часто занимаетъ значительныя мѣста въ палатахъ, сенатѣ и вообще всюду, гдѣ оно можетъ вліять или извлекать выгоды. Такъ еще очень недавно, въ Бразиліи все народное воспитаніе было сосредоточено исключительно въ ихъ рукахъ, и лишь только нѣсколько лѣтъ тому назадъ, какъ въ странѣ стали появляться учебныя заведенія, состоящія подъ вѣдѣніемъ европейцевъ и частныхъ лицъ; а то, бывало, европейцы, обыкновенно, посылали своихъ дѣтей образовываться въ Европу, а бразильцы -- въ мѣстныя школы, управляемыя католическимъ духовенствомъ. Но, очевидно, что благополучіе духовенства страны не всегда совпадаетъ съ благополучіемъ народа ея, потому что сколько мнѣ ни случалось говорить съ бразильцами и съ европейцами, давно уже поселившимися въ Бразиліи и хорошо знакомыми съ положеніемъ и дѣлами края -- всѣ единогласно жаловались на мѣстное духовенство, указывая на него, какъ на одно изъ главныхъ золъ и тормозовъ въ развитіи страны и народа.
   Бахія, кромѣ своей населенности и обширности, играетъ еще весьма важную роль по своей торговлѣ, значительная часть которой сосредоточена въ рукахъ европейцевъ, а въ особенности гамбурскихъ нѣмцевъ.
   Бразилія, занимая по богатству своихъ естественныхъ произведеній одно изъ первыхъ мѣстъ въ свѣтѣ, вмѣстѣ съ тѣмъ, по недостатку народонаселенія, а въ особенности по отсутствію дѣятельности и лѣни его, занимаетъ весьма незначительныя мѣста въ торговомъ мірѣ. 9/10 страны до сихъ поръ еще остаются нетронутыми; воздѣланныя земли встрѣчаются только въ приморскихъ провинціяхъ и отчасти по теченію рѣкъ, которыя до настоящаго еще времени составляютъ единственные пути сообщенія государства. Мануфактурная промышленность почти совсѣмъ не развита, одна лишь табачная фабрикація имѣетъ еще кое-какое значеніе, всѣ же остальныя произведенія вывозятся въ необработанномъ видѣ, даже сахаръ и тотъ посылается для очистки въ Европу. А что за роскошная страна! Природа, кажется, излила всѣ свои дары дли того, чтобы обогатить ее -- и золото, и серебро -- и свинецъ, и алмазы и всевозможные драгоцѣнные камни и минералы, все находится въ Бразиліи, и находится въ весьма большомъ количествѣ. Не говорю уже о растительномъ царствѣ, поражающемъ своимъ богатствомъ и разнообразіемъ: -- хлопокъ, кофе, табакъ, сахаръ, какао,-- все это вывозится въ громадномъ количествѣ, хотя все-таки же въ сравнительно маломъ, въ Англію и Соединенные Штаты -- страны, съ которыми Бразилія ведетъ преимущественно торговлю.
   Лицу, незнакомому съ силою тропической растительности, какъ бы онъ заранѣе подготовленъ ни былъ, невольно приходится изумляться, когда въ первый разъ увидишь ее. Въ бытность мою въ Бахіи, нашъ консулъ пригласилъ нѣкоторыхъ изъ офицеровъ эскадры, въ томъ числѣ и меня, посѣтить одну изъ значительнѣйшихъ плантацій провинціи, находящуюся въ окрестностяхъ города.
   Въ 8 часовъ утра съѣхали мы на берегъ, гдѣ насъ уже дожидались двѣ коляски, запряженныя четверней муловъ. Нужно замѣтить, что въ Бахіи вообще, какъ для ѣзды, такъ и для переноски тяжестей исключительно употребляются мулы; лошади составляютъ рѣдкость и держатся только весьма богатыми. людьми: говорятъ, онѣ не выносятъ здѣшняго климата, чрезвычайно скоро теряютъ силы или издыхаютъ отъ жара, Только-что успѣли мы усѣсться, какъ возница нашъ, негръ, задергалъ возжами, зачмокалъ, неистово замахалъ своимъ длиннымъ бичомъ, и мы поскакали, сломя голову, по узкимъ, неровнямъ, отвратительно мощенымъ улицамъ Бахіи. Такимъ образомъ, ѣхали мы около двухъ часовъ по плохой дорогѣ, но за то что за растительность окружала насъ: пальмы, кактусы, кустарники, усыпанные цвѣтами; деревья всевозможныхъ оттѣнковъ зелени, тѣснились около насъ, задѣвая своими сучьями экипажъ съ обѣихъ сторонъ. Здѣсь мнѣ въ первый разъ удалось видѣть нѣсколько крошечныхъ колибри, которыя, какъ бабочки, блестя своими золотистыми перышками, быстро перелетали съ одного цвѣтка на другой.
   У воротъ плантаціи встрѣтилъ насъ хозяинъ ея, нѣкто Paulo-Perero Montero, очень добродушный старикашка, весьма добрый, вертлявый, въ громадной соломенной шляпѣ, съ тростью въ рукахъ, олицетворенный типъ плантатора. По бразильскому обычаю, онъ съ первыхъ же словъ разсыпался въ извиненіяхъ, не знаю уже только въ чемъ, и обмѣнявшись привѣтствіями, повелъ насъ осматривать свою плантацію, бумагопрядильную фабрику и водопроводъ.
   Счастливое положеніе этой плантаціи (de Queimado) зависятъ отъ того, что въ ней находится водоемъ, который снабжаетъ прѣсной водой всѣ городскіе бассейны. Это довольно обширное заведеніе, работающее паромъ, и вообще устроенное довольно порядочно и. современно. Главная же гордость не только ея, но и всей провинціи, составляетъ находящаяся здѣсь небольшая бумагопрядильная фабрика, выдѣлывающая весьма грубую ткань, идущую на мѣшки и рубашки негровъ. Эта фабрика, какъ а уже сказалъ, составляетъ гордость бахійцевъ; они никогда не преминутъ похвастаться ею, или указать на нее, какъ только зайдетъ рѣчь о жалкомъ состояніи мануфактурной дѣятельности въ Бразиліи.
   Для насъ, разумѣется, всѣ эти прелести имѣли второстепенную важность: интересна намъ была сама плантація, почему мы и поспѣшили обратиться къ ней. Устройство ея походитъ на наши фруктовые сады, но только вмѣсто яблонь и вишенъ здѣсь апельсинныя, кокосовыя и кофейныя деревья, какао, маніоко и другія растенія, разсаженныя отдѣльными клумбами, и обработываемыя весьма тщательно. Замѣчательнѣе же всего въ этой плантаціи -- громадная аллея изъ хлѣбныхъ деревьевъ. Каждое дерево не менѣе полутора или двухъ аршинъ въ діаметрѣ, сучья ихъ такъ густо переплелись между собой, что составляли непроницаемый сводъ даже и для тропическаго солнца. Мы гуляли по ней въ самый разгаръ жара, и почти не чувствовали его. По бокамъ ее видѣнъ: съ одной стороны городъ и крыши дачъ, пропадающія въ изумрудной, яркой зелени, и море; съ другой же -- рѣка, а за нею первобытный, безконечный, тропическій лѣсъ, который непроницаемою, сплошною своею массою то поднимаясь на горы, то спускаясь въ овраги, пропадалъ за горизонтомъ. Чтобы представить себѣ эти картины, нужно видѣть ихъ на мѣстѣ; не только описанія, но и живопись не можетъ дать объ нихъ ни малѣйшаго понятія.
   Здѣсь узналъ я только силу растительности этой благодатной страны. Глядя на окружавшія насъ гигантскія деревья, казаві шіяся мнѣ вѣковыми, и спросилъ плантатора: "Да сколько же лѣтъ существуетъ эта плантація?"
   -- Двадцать-четыре года, отвѣчалъ онъ мнѣ.-- Когда я купилъ эту землю, это былъ дикій лѣсъ, въ родѣ того, какъ вы видите по ту сторону рѣки. Я его вырубилъ, разчистилъ мѣсто и засадилъ тѣми деревьями, которыя вы теперь видите: всѣ они посаждены мною, и вотъ уже давнымъ-давно, какъ я пользуюсь ихъ плодами. Васъ это удивляетъ? Посмотрите на эту пальму, продолжалъ онъ, указывая на одну изъ нихъ;-- она уже мнѣ дала болѣе четырехсотъ плодовъ; сообразно съ этимъ, вы можете судить и объ остальномъ количествѣ плодовъ, собранныхъ мною съ этой плантаціи, со времени ея разведенія.
   Пока мы ходили и гуляли, набѣжала туча и полилъ проливной дождь. Хозяинъ пригласилъ насъ скрыться въ свою рабочую бесѣдку, находящуюся по близости, и принялся угощать насъ ананасами, апельсинами, кокосами и виноградомъ, составляющимъ здѣсь большую рѣдкость. Виноградъ вообще не выноситъ тропическихъ жаровъ, и если онъ растетъ въ нѣкоторыхъ садахъ, то только при большомъ уходѣ, и даетъ весьма грубый, мясистый и невкусный плодъ. Вообще должно замѣтить, что тропическіе фрукты далеко не такъ нѣжны и сочны, какъ фрукты умѣренныхъ поясовъ. Сила растительности слишкомъ сильно отзывается и на нихъ, развивая въ нихъ черезчуръ древесину, черезъ что они вообще дѣлаются грубы на вкусъ. Но за то разнообразіе и обиліе плодовъ поразительное.
   Пока мы сидѣли и ѣли, дождь прошелъ и мы собрались ѣхать. Послѣ дождя, жара и духоты, сдѣлалось еще невыносимѣе, такъ что даже черный Эвдомедонъ нашъ сталъ изнемогать, и замѣтно менѣе энергично дѣйствовать своимъ кнутомъ. Мулы, почувствовавъ такое ослабленіе власти, принялись лягаться и кружиться на мѣстѣ; много усилій нужно, было, чтобы направить ихъ снова на путь истинный; кучеръ пріободрился, снова засвисталъ бичъ, и мы обратно поскакали въ городъ.
   Какъ я уже замѣтилъ въ началѣ, Бахія, по числу народонаселенія, занимаетъ второе мѣсто въ Бразиліи. Она насчитываетъ около 200,000 жителей всѣхъ націй, вѣроисповѣданій, племенъ и цвѣтовъ кожи; но большинство его составляютъ негры. Городское ихъ населеніе, по преимуществу свободное, занимается переноскою тяжестей, нагрузкою судовъ, вообще работами, требующими большихъ физическихъ силъ, на которыя ни европейцы, ни бразильцы, даже не были бы способны подъ условіемъ тѣхъ палящихъ лучей солнца, которые жгутъ здѣсь круглый годъ, еслибы не обладали крѣпкимъ здоровьемъ. Большинство изъ нихъ высоки ростомъ, широки въ плечахъ, съ страшно-развитыми мускулами, ясно доказывающими ихъ колоссальную силу; двухъ или трехъ такихъ атлетовъ достаточно для переноски тѣхъ тяжестей, подъ которыми 8 или 9 европейцевъ взнемогли бы, а они, припѣвая свою заунывную пѣснь (заключающуюся изъ выкрикиванія каждымъ изъ носильщиковъ поочередно разныхъ нотъ, сочетаніе которыхъ производитъ какой-то страшный, дикій аккордъ, не лишенный, впрочемъ, своего рода гармоніи), тащатъ какъ ни въ чемъ не бывало. Костюмъ ихъ состоитъ изъ широкихъ, полотняныхъ штановъ и такой же рубашки безъ рукавовъ, которая у многихъ замѣняется простымъ мѣшкомъ съ прорѣзами для головы и рукъ. Право носить обувь принадлежитъ только свободнымъ неграмъ. Женщины, негритянки и мулатки, занимаются по большей части мелкой торговлей, какъ-то: продажею на рынкѣ плодовъ, кружевъ, бусъ и другихъ женскихъ украшеній. Между мулатками иногда попадаются замѣчательной красоты женщины -- что за монументальный бюстъ, какое развитіе груди и стана и, при этомъ, совершенно дѣтскія оконечности. Въ особенности, руками и ногами щеголяютъ мулатки, не говоря уже о кольцахъ и браслетахъ, которыми онѣ очень любятъ украшать ихъ; мнѣ не случалось ни одной изъ нихъ встрѣчать безъ обуви, и самая употребительная -- это крошечныя, лаковыя туфли, на высокихъ каблукахъ, безъ задковъ, надѣтыя на голую ногу. Остальныя части ихъ костюма состоятъ по большей части изъ цвѣтной юбки, бѣлой рубашки, обшитой кружевами, весьма низко спускающейся съ полныхъ, роскошныхъ плечъ; поверхъ всего этого, живописно накинута полосатая шаль такимъ образомъ, что оставляетъ одну руку и грудь открытою. Драппировка эта, напоминающая отчасти древнія тоги, своими широкими, живописными складками, придаетъ много оригинальной, своеобразной красоты костюму этихъ цвѣтныхъ женщинъ. Голову повязываютъ онѣ бѣлой чалмой.
   Какъ видите, ensemble костюма этого не лишенъ ни граціи, ни красоты, въ особенности же идетъ онъ къ ихъ рѣзкимъ, выразительнымъ чернымъ лицамъ. Въ цвѣтныхъ женщинахъ вообще, европейца особенно поражаетъ размашистая, бойкая, полная силы и жизни походка, причемъ каждый суставъ ихъ, каждый мускулъ въ движеніи. Идущая мулатка не разъ заставляла меня останавливаться и любоваться ею. Будучи такими красивыми и граціозными созданіями въ молодости, онѣ становятся до нельзя безобразными въ старости: онѣ или худѣютъ до того, что принимаютъ видъ какихъ-то ходячихъ мумій, или же обратно толстѣютъ до невѣроятныхъ размѣровъ. Помнится мнѣ, что въ одно изъ моихъ скитаній по городу, мнѣ пришлось увидать подобную старуху; въ ней трудно было узнать человѣка, не только что женщину, она лежала у порога своего дома на циновкѣ, будучи не въ состояніи дѣлать никакихъ другихъ движеній, кромѣ небольшихъ поворотовъ громадной, сѣдой, курчавой головой своей въ ту или другую сторону.
   Въ настоящее время въ Бразиліи хотя и очень много толкуютъ о вредѣ рабовладѣльчества, но до сихъ поръ не принимаютъ еще никакихъ рѣшительныхъ мѣръ противъ него. Вопросъ этотъ откладывается съ года на годъ, а рабство все продолжаетъ существовать и вѣроятно еще просуществуетъ долго. Правда, обращеніе владѣльцевъ съ своими рабами, со времени прекращенія ввоза негровъ въ страну, сдѣлалось гораздо мягче и гуманнѣе, но это не изъ видовъ человѣколюбія, а просто изъ экономическихъ разсчетовъ, потому что негръ, продававшійся тому назадъ нѣсколько лѣтъ, по 150 долларовъ, стоитъ теперь стоитъ 1,000 долларовъ и дороже, такъ что плантатору невольно приходится призадуматься, прежде чѣмъ онъ рѣшится подвергать своего раба тѣмъ жестокимъ истязаніямъ и обремененіямъ, работой, какимъ онъ подвергалъ его еще недавно; теперь, онъ бережетъ его, какъ дорогую лошадь, которая, хорошо сохраненіи и выдрессированная, можетъ всегда быть продана за хорошія деньги. Прогуливаясь по нижней части города, вы до сихъ поръ еще видите у многихъ изъ носильщиковъ и торговцевъ изъ негровъ, не только мужчинъ, но и женщинъ -- свѣжіе знаки плети на спинѣ; наконецъ на каждой плантаціи, посреди двора тѣхъ лачугъ, въ которыя, по окончаніи работъ, запираются по нѣскольку паръ негровъ; стоитъ столбъ и на немъ виситъ плеть, и какъ столбъ, такъ и плеть, видимо поистерты, что можетъ служить яснымъ доказательствомъ, что не совсѣмъ-то они бездѣйствуютъ.
   Чтобы любоваться природой и тропическою растительностію въ Бахіи, не приходится далеко ходить: въ двадцати миляхъ отъ города вы уже вступаете въ лѣса, если и не первобытные, то покрайней мѣрѣ такіе, гдѣ можно только идти по протоптаннымъ тропинкамъ, а чуть въ сторону отъ нихъ и не продерешься; сколько разъ, охотясь съ ружьемъ, приходилось мнѣ запутываться въ ліанахъ и кустарникахъ такъ, что только послѣ большихъ усилій и трудовъ удавалось выбираться изъ нихъ. Окрестности города вообще всѣ очаровательны, но еслибы кто нибудь изъ моихъ читателей вздумалъ посѣтить Бахію, то могу ему рекомендовать поѣздку въ Rio Vermelio, и заранѣе увѣренъ въ его благодарности.
   Ѣдете вы туда верхомъ, разумѣется; дорога тянется свѣтлой лентой посреди непроницаемаго лѣса; классическая пальма царственно возвышаетъ свою вершину надъ остальной растительностію, какъ бы господствуя надъ нею; кусты, деревья всевозможныхъ оттѣнковъ и формъ, обвитые какъ змѣями толстыми ліанами, переползающими съ одного дерева на другое и вися гирляндами зелени, образуютъ частую сѣть вокругъ. Время отъ времени среди широко раскинувшихся листьевъ банана виднѣются небольшіе домики негровъ, возлѣ которыхъ, лѣниво развалясь, обитатели ихъ, подъ акомпаниментъ гитары, напѣваютъ заунывные пѣсни далекой своей родины. Слыхалъ я всегда, что негры музыкальный народъ, но послушавъ ихъ самъ, долженъ былъ прійдти въ совершенно противоположному заключенію. Вопервыхъ, поютъ они въ носъ; вовторыхъ, мотивы ихъ пѣсень до такой степени монотонны и однообразны, что кромѣ тоски ничего не въ состояніи возбудить въ слушателѣ; не знаю, отпечатокъ ли это рабства, или отсутствіе вкуса, но во всякомъ случаѣ пѣніе ихъ самаго немузыкальнаго свойства.
   Проѣхавъ посреди такой волшебной обстановки часа два, пріѣзжаешь въ рыбацкую деревню, очень чисто и опрятно построенную, состоящую изъ нѣсколькихъ десятковъ каменныхъ домиковъ съ красными черепичными крышами, разсѣянныхъ между холмами вдоль по берегу моря. Жители этой деревни, весьма богатый и зажиточный народъ, кромѣ обыкновенной ловли рыба, находящейся здѣсь въ изобиліи, извѣстную пору года, обыкновенно въ іюнѣ мѣсяцѣ, занимаются еще ловлею китовъ, появляющихся у этихъ береговъ въ большомъ количествѣ. Тогда каждое утро лодокъ сто или болѣе выходятъ въ океанъ на охоту, каждая изъ нихъ помѣщаетъ въ себѣ по десяти человѣкъ, изъ которыхъ восемь гребутъ, одинъ на рулѣ и одинъ на носу гарпунщикомъ; обязанность его выбрать удобный моментъ для пораженія царя морей. Бросивъ свой гарпунъ и ранивъ животное, онъ направляетъ шлюбку вслѣдъ за китомъ, пока тотъ, истощенный потерею крови и ранами, не испуститъ послѣдняго вздоха; тогда его прибуксировываютъ къ берегу и разрѣзаютъ на части. Мясо кита идетъ на пищу бѣднаго класса и невольниковъ, жиръ же вытапливается. Среднимъ числомъ китъ даетъ до 6.000,000 рейсовъ или 4,000 рублей. Уловъ, какъ говорятъ, достигаетъ иногда въ сезонъ до 300 китовъ, впрочемъ, въ послѣднее время съ каждымъ годомъ онъ уменьшается. Налюбовавшись здѣсь видомъ моря, рыбаками, ихъ маленькими лодочками, бѣлѣющими вдали, мы, обыкновенно, возвращались въ городъ другою дорогою, еще живописнѣе первой. Приходится ѣхать сплошнымъ лѣсомъ по берегу громаднаго озера въ нѣсколько миль въ окружности. Съ перваго раза озеро это поражаетъ васъ своею мертвенностію, на немъ незамѣтно никакой жизни, не видно ни водяныхъ птицъ, ни купающихся дѣтей, хотя кое гдѣ въ зелени выглядываютъ лачуги негровъ; развѣ только изрѣдка вы замѣтите на выдающемся на берегу камнѣ полуобнаженную негритянку, полоскающую бѣлье, и то въ видимыми предосторожностями. Оказывается, что этимъ озерамъ безраздѣльно завладѣли крокодилы; они развелись здѣсь въ такомъ множествѣ, какъ разсказываютъ жители, что не только пожираютъ всякую птицу, осмѣливающуюся нарушать ихъ покой, но весьма часто уносятъ дѣтей или даже взрослыхъ, которые по неосторожности удалятся слишкомъ отъ берега. Мнѣ случилось видѣть двухъ этихъ отвратительныхъ животныхъ, лѣниво плывшихъ на поверхности воды. Жители дѣлали изъ нихъ своего рода промыслъ: они ловятъ молодыхъ крокодиловъ и продаютъ ихъ собирателямъ звѣринцевъ. Въ городѣ на рынкѣ вы часто видите самыхъ разнообразныхъ животныхъ и птицъ, которыя продаются этимъ господамъ.
   Оканчивая описаніе Бахіи, я не могу не упомянуть о знаменитыхъ ея цвѣтахъ изъ птичьихъ перьевъ, которые яркостью красокъ и тонкостью своей отдѣлки превосходятъ все, что только встрѣчается въ Европѣ по этой части. Выдѣлкою ихъ занимаются обыкновенно молодыя монахини женскихъ монастырей. Сколько я разъ ни покушался поближе познакомиться съ способами этой фабрикаціи, но каждый разъ, какъ я стучался у двери монастыря, являлась отвратительная, глухая старуха привратница съ сухимъ вопросомъ: "Que dézéja о senhor?", иногда узнавала, что я желаю купить цвѣтовъ и посмотрѣть какъ ихъ выдѣлываютъ, то первое желаніе мое понимала, и удовлетворяла, но втораго никакъ не хотѣла взять въ толкъ, вслѣдствіе чего и любознательность моя по этой части должна была остаться неудовлетворенною. Говорятъ, что для того, чтобы не случалось недостатка въ цвѣтныхъ перьяхъ рѣдко встрѣчающихся или съ трудомъ достающихся птицъ, въ монастыряхъ этихъ устроены птичники, въ которыхъ онѣ содержатся живыми, и хорошенькія фабрикантки время отъ времени ихъ нѣжно ощипываютъ; но чтобы бѣдныя птички, послѣ такого принудительнаго оголенія, не страдали отъ холода, то на нихъ надѣваютъ фланелевые чахлы.
   7-го (19-го) февраля, когда починки клипера "Алмазъ", на который я былъ переведенъ, пришли къ ковру, положено было на слѣдующій день уходить изъ Бахіи прямо въ Монтевидео, не заходя въ Ріо-Жанейро, такъ-какъ тамъ въ это время свирѣпствовала желтая лихорадка и каждое проходящее оттуда судно привозило извѣстія одно ужаснѣе другаго.
   8-го (20-го) февраля, подняли мы якорь и распростились съ Бразиліею. Цѣлый день вилавировывали мы изъ бухты и только къ ночи вышли въ океанъ. Вѣтеръ былъ попутный и мы шли хорошо и покойно. Въ 13о южной широты замѣтили мы оригинальное явленіе: вся поверхность моря покрыта была бурыми полосами; по изслѣдованіи ихъ, это оказались мелкія сѣмена подводныхъ растеній; ихъ было такое множество, что они покрывали поверхность воды на пространствѣ нѣсколькихъ сотъ миль.
   Чѣмъ ближе мы подвигались въ югу, тѣмъ температура воздуха значительнѣе охлаждалась, несмотря на лѣто, бывшее въ это время въ южномъ полушаріи.
   Ровно черезъ двѣ недѣли, 22-го февраля (5-го) января, мы, подъ всѣми парусами, ходомъ 12 узловъ въ часъ, вошли въ мутное устье Лаплаты, на плоскомъ берегу которой разстилается Монтевидео.
   

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ.

Монтевидео.-- Расположеніе города.-- Поѣздка по Rio de Laplata.-- Пароходы.-- Утопленникъ.-- Памперосъ.-- Жизнь гаучо и ихъ нравы.-- Политическое состояніе прилаплатскихъ республикъ.-- Дикая лошадь.-- Фрай-Вентосъ и ея фабрика мяснаго экстракта.-- Помпы.-- Ловля дикихъ быковъ.-- Буэносъ-Айресъ.-- Бой быковъ.-- Обѣдъ сѣверо-американцевъ.

   Несмотря на поздній приходъ нашъ въ Монтевидео, я поспѣшилъ въ тотъ же вечеръ сдѣлать ему визитъ. Ночь была темная, чуть не ощупью добрались мы до берега и отправились бродить по городу. Проблуждавъ нѣкоторое время по пустыннымъ и весьма малоосвѣщеннымъ улицамъ, мы услыхали звуки музыки, которые издали долетали до насъ. Ожидая встрѣтить серенаду, какъ въ каждомъ порядочномъ испанскомъ городѣ и подобаетъ быть, мы пошли на чарующіе звуки. Прекрасная испанка на балконѣ, чернобровый Донъ-Жуанъ съ гитарой въ рукѣ у ногъ ея заранѣе уже рисовались въ нашемъ воображеніи, пока горькая дѣйствительность не доказала намъ, что серенады вывелись даже и въ Монтевидео. Музыка, казавшаяся намъ издали пѣніемъ страсти и любви, была просто военный оркестръ, игравшій на соборной площади посреди толпы народа. Въ числѣ публики, прогуливавшейся вокругъ нея, было много дамъ, и дамъ очень хорошенькихъ, или показавшихся намъ только такими послѣ продолжительнаго пребыванія въ морѣ -- не знаю, но онѣ такъ граціозно и таинственно закутаны были въ свои черныя кружевныя шали и такъ мило и игриво помахивали своими классическими вѣерами, что вполнѣ сосредоточили на себѣ наше вниманіе, почему въ первый вечеръ моего пребыванія въ Монтевидео, я кромѣ этихъ очаровательныхъ созданій ничего не видѣлъ, да и видѣть ничего не хотѣлъ.
   На слѣдующій день я уже поближе познакомился съ городомъ и его особенностями. Монтевидео, какъ я уже сказалъ въ началѣ, лежитъ въ устьѣ Rio-de-Laplata, разстилаясь бѣлою скатертью на его голыхъ песчаныхъ берегахъ. Обширный рейдъ наполненъ былъ судами всевозможныхъ націй; между ними, какъ чайки, оживляя мѣстность, шныряли во всѣхъ направленіяхъ небольшіе боты съ ихъ легкимъ, красивымъ трехугольнымъ, такъ-называемымъ латинскимъ парусомъ. Самый городъ состоитъ изъ красивыхъ, большихъ домовъ съ плоскими крышами, середину котораго занимаетъ дворъ, усаженный зеленью, виноградомъ и цвѣтами. Дворы эти вмѣстѣ съ тѣмъ замѣняютъ и прихожую; по внутреннимъ стѣнамъ ихъ, обыкновенно вьются мраморныя лѣстницы, сообщающіяся со всѣми этажами. Вообще мраморныя лѣстницы, колонны, полы и другія украшенія здѣсь въ большомъ ходу, несмотря на то, что мраморъ, на который мѣстные архитекторы такъ щедры, привозится изъ Европы. Окна наружнаго фасада украшены небольшими балконами, придающими много оживленія и легкости этимъ, какъ бы театральнымъ домикамъ. Городъ построенъ правильными квадратами въ 100 метровъ, называемыми квадрами. Главная улица Монтевидео носитъ странное названіе "Улица 25 мая", данное ей въ честь дня освобожденія Уругвая. По обѣимъ сторонамъ ея тянутся роскошные французскіе магазины модъ, привлекающіе сюда кокетливыхъ обитательницъ города, а за ними и остальную половину его народонаселенія. Днемъ городъ довольно пустъ; онъ оживляется только къ вечеру, при свѣтѣ газа улицы покрываются народомъ, магазины наполняются дамами и городъ принимаетъ свой настоящій характеръ. Общественныхъ увеселеній въ Монтевидео, кромѣ этихъ вечернихъ уличныхъ прогулокъ, нѣтъ, по крайней мѣрѣ не было во время нашего въ немъ пребыванія; хотя театръ и существуетъ, но онъ, кажется, обыкновенно безъ труппы; балы бываютъ рѣдко, такъ что на долю публики остается только "Альказаръ", что-то въ родѣ нашего театра "Буффа", и бои быковъ, даваемые по воскресеньямъ, и до которыхъ, какъ вамъ извѣстно, испанцы такіе охотники.
   Черезъ нѣсколько дней послѣ нашего пріѣзда въ Монтевидео, мнѣ случилось познакомиться съ нѣкоимъ г. Гибезотомъ, извѣстнымъ фабрикантомъ экстракта изъ мяса, такъ-называемаго Либиховскаго бульона. Высказавъ ему мое желаніе поближе познакомиться съ способомъ фабрикаціи этого снадобья, надѣлавшаго такъ много шума въ Европѣ, онъ пригласилъ меня вмѣстѣ съ нимъ отправиться на фабрику; обѣщаясь самъ мнѣ ползать, какъ saladero (бойню), такъ и всю процедуру приготовленія экстракта. Къ намъ присоединилось еще нѣсколько изъ нашихъ офицеровъ и, цѣлымъ обществомъ, мы на слѣдующій день часовъ въ 5 вечера собрались на пароходъ "Rio-de-Laplata", съ тѣмъ, чтобы ѣхать въ Фрай-бентосъ, отстоящій отъ Монтевидео миляхъ въ двухъ-стахъ.
   "Rio-de-Laplata" -- громадный рѣчной пароходъ въ два этажа, роскошно меблированный, съ громадными залами, каминами, бронзой и всѣми удобствами, какія только можно требовать отъ парохода. Послѣ обычной суетни свистнулъ наконецъ свистокъ, и пароходъ, зашумѣвъ своими громадными колесами, двинулся. Но не успѣли мы пройдти и четверти часа, какъ снаружи раздался трескъ, поднялся шумъ, бѣготня и мы остановились. Какъ въ этихъ случаяхъ обыкновенно бываетъ, всѣ кричали, шумѣли, суетились, но никто даже не зналъ, въ чемъ дѣло. Выбѣжавши на верхнюю палубу, увидѣли мы, что одинъ изъ ботовъ, бороздящихъ рейдъ, не успѣлъ управиться, и попалъ подъ колесо парохода; его, разумѣется, перебило пополамъ, а люди, находившіеся на немъ, барахтались въ водѣ. Одного изъ нихъ тотчасъ-же вытащили; другой же, мальчикъ лѣтъ 17, до такой степени растерялся и перепугался, что не хватая спасительнаго снаряда, который ему бросали, отчаянно цѣплялся за мачту и снасти тонувшаго бота и черезъ нѣсколько секундъ, вмѣстѣ съ ними, исчезъ подъ водой. Обстоятельство это произвело крайне непріятное впечатлѣніе на всѣхъ; тотъ, кому никогда не удавалось видѣть утопающаго человѣка, съ трудомъ можетъ себѣ представить всю тяжесть впечатлѣнія отъ подобнаго зрѣлища. Это не простая, моментальная смерть или смерть больнаго; здѣсь она мало по малу, постепенно, мучительно долго захватываетъ свою жертву въ свои объятія, давъ ей вполнѣ перечувствовать я переиспытать весь страхъ, всѣ мученія, которыя только могутъ возбудиться въ полномъ силъ и здоровья организмѣ при разставаніи съ жизнью. Сколько дѣйствительно ужасныхъ и мучительныхъ моментовъ въ этой отчаянной борьбѣ жизни съ смертію! По мѣрѣ того, какъ силы утопающаго ослабѣваютъ, онъ медленно, все болѣе и болѣе погружается въ холодныя, безпощадныя волны; но вотъ послѣднее усиліе, и онъ еще разъ какъ-бы вырывается изъ рукъ смерти, появится на поверхности воды, судорожно вздохнетъ, и снова пропадаетъ. Хотя борьба эта обыкновенно продолжается только нѣсколько минутъ, но минуты эти даже и зрителю кажутся нескончаемыми! Подъ конецъ силы совсѣмъ покидаютъ страдальца; время отъ времени его окоченѣлыя руки видны подъ водою, но вотъ онѣ погружаются въ воду... волна сглаживается надъ своею жертвою, и только нѣсколько водяныхъ пузырей показываютъ, что все кончено... Приключеніе это задержало насъ на полчаса, послѣ чего снова зашумѣли колеса, и мы двинулись по Лаплатѣ вверхъ. Американскія рѣки совсѣмъ не соотвѣтствуютъ европейскому представленію о рѣкахъ вообще: у нихъ вы не видите холмистыхъ береговъ, усѣянныхъ лѣсомъ, живописными деревьями или старинными замками, какъ на Рейнѣ; напримѣръ, еслибы даже все это и было здѣсь, то вамъ бы не удалось имъ любоваться, потому что пространство, отдѣляющее пароходъ отъ береговъ, чуть не въ 100 миль и рѣка вамъ представляется моремъ, гдѣ кромѣ неба и мутно-желтыхъ волнъ ничего не видать. Но такъ-какъ морскіе пейзажи намъ уже порядкомъ надоѣли, то мы и искали развлеченія внутри парохода, а не внѣ его. Мы стали разсматривать нашихъ спутниковъ, составлявшихъ поразительную "смѣсь одеждъ и лицъ": испанцы, нѣмцы, французы, американцы, англичане и мы, русскіе, составляли довольно полную коллекцію національностей; оставалось отыскать только замѣчательнѣйшую особь въ ней, и она не замедлила явиться въ видѣ 80лѣтняго старика, въ уморительной глянцовитой шляпѣ, задрапированнаго, съ замѣтной претензіей на кокетство, въ длинный испанскій плащъ. Намъ его указали, какъ одного изъ крупнѣйшихъ землевладѣльцевъ края, края, въ которомъ малоземельнымъ считается тотъ, кто владѣетъ только нѣсколькими квадратными милями -- это оказался какой-то всесвѣтный генералъ Вега. Прежде всего онъ сдѣлался генераломъ во Франціи, такъ-какъ по рожденію онъ французскій баскъ, потомъ онъ сталъ генераломъ урагвайскимъ, аржентинскимъ, чилійскимъ и еще какимъ-то. На вопросъ нашъ, что его заставляетъ теперь мыкаться по свѣту и ѣхать въ степи Америки?-- онъ добродушнѣйшимъ образомъ принялся разсказывать, что у него ровно двадцать человѣкъ дѣтей, разсѣянныхъ чуть не по всему свѣту въ его помѣстьяхъ; самъ же онъ занимается теперь переѣздомъ отъ одного къ другому изъ своихъ чадъ, и вполнѣ доволенъ и счастливъ своимъ существованіемъ. Пока мы бесѣдовали съ этимъ патріархомъ, достойнымъ временъ библейскихъ, вѣтеръ, уже и до того свѣжій, все усиливался, и наконецъ эадулъ съ силою урагана. Волны ходили по палубѣ и ударяли съ такой силою въ пароходъ, что невольно приходилось опасаться за его цѣлость. По словамъ капитана, это было начало пампероса, знаменитаго зюдъ-веста, вѣтра, дующаго со всесокрушающею силою въ этихъ странахъ. "Съ одной стороны онъ благодѣтеленъ въ томъ отношеніи, что очищаетъ атмосферу отъ накопляющихся міазмовъ, и его вліянію приписываютъ полное отсутствіе какихъ-либо эпидемическихъ болѣзней въ странѣ, но за то онъ вмѣстѣ съ тѣмъ наноситъ и много ущерба своими опустошеніями. Каждый изъ такихъ вѣтровъ, обыкновенно продолжающійся отъ однихъ до 12 сутокъ, разрушаетъ жилища, вырываетъ деревья и уничтожаетъ все, что только попадается ему на его пути. Въ этомъ мы имѣли возможность убѣдиться по приходѣ нашемъ утромъ въ Буэносъ-Айресъ, гдѣ памперосъ въ одну ночь потопилъ, или выбросилъ на берегъ 35 судовъ, въ томъ числѣ три парохода. Какъ намъ потомъ говорили, клиперъ нашъ всю ночь стоялъ подъ парами съ обоими отданными якорями.
   Утромъ часовъ въ 5, мы пришли въ Буэносъ-Айресъ, и хотя успѣли побывать въ городѣ, но не имѣли времени его хорошенько осмотрѣть, такъ-какъ мы пробыли въ немъ только нѣсколько часовъ и отправились далѣе, на томъ же пароходѣ. До Фрай-Бентоса намъ еще оставалось цѣлый день плаванія по одному изъ притоковъ Лаплаты -- Rio Uruguay, которая хотя и уже нѣсколько первой, но все-таки еще на столько широка, что только въ хорошую зрительную трубу можно было различать очертанія ея береговъ. Воды ея были покрыты пловучими островами и глыбами травы -- это клочки берега, отрываемые силою теченія и вѣтра. На одномъ изъ такихъ пловучихъ острововъ, среди зелени, прогуливалось какое-то животное; одни увѣряли, что это "дикая коза", другіе же -- что это "барсъ", но такъ-какъ за дальностію разстоянія, ни того, ни другаго предположенія провѣрить было нельзя, то каждому пришлось остаться при своемъ мнѣніи, хотя число лицъ, желавшихъ видѣть въ этомъ животномъ -- барса, преобладало. Капитанъ парохода, плававшій уже болѣе 10 лѣтъ по этимъ рѣкамъ, увѣрялъ, что ему часто приходилось встрѣчать на этихъ пловучихъ островахъ пантеръ и барсовъ, которые во множествѣ водятся въ лампахъ, среди которыхъ мы теперь плыли. Охота за этими животными составляетъ любимое занятіе степныхъ жителей, или gaucho, какъ ихъ здѣсь называютъ, которые верхомъ съ своимъ знаменитымъ лассо, храбро вступаютъ въ это опасное единоборство, изъ котораго барсъ рѣдко выходитъ побѣдителенъ. Дѣйствительно, нельзя не изумляться, съ какою ловкостью гаучо управляютъ этимъ повидимому далеко не страшнымъ оружіемъ.
   Гаучо собственно называется помѣсь бѣлаго и индѣйца, но этимъ же именемъ называютъ въ при-лаплатскихъ провинціяхъ всѣхъ вообще бездомовникомъ, скитающихся въ степяхъ. Семейные изъ нихъ занимаются пастушествомъ; большинство же не имѣетъ опредѣленнаго занятія, а такъ фланируетъ съ мѣста на мѣсто, иногда работаютъ на saladero (бойнѣ), но большую часть времени проводятъ въ охотѣ, грабежѣ, если возможно, и вообще живутъ какъ вздумается, не препятствуя своему нраву. Климатъ теплый, степи обширны, а первый попавшійся быкъ даетъ гаучу вкусную и обильную пищу. Все имущество такого искателя приключеній состоитъ изъ лошади и сѣдла; на эти два предметаонъ тратитъ все, что въ состояніи, заработать или добытъ; они составляютъ его гордость и славу, и но большей части бываютъ дѣйствительно прекрасны. У нѣкоторыхъ гаучо мнѣ случалось видѣть сѣдла, расшитыя серебромъ, стремена и сбрую -- серебряныя, тогда какъ самъ счастливый обладатель ихъ былъ увѣшанъ какимъ-то ободраннымъ тряпьемъ, но онъ былъ на превосходной лошади и богатомъ сѣдлѣ, и былъ вполнѣ счастливъ и доволенъ.
   Обыкновенно, костюмъ гаучо состоитъ изъ соломенной шляпы съ широкими полями, изъ-подъ которой развѣваются длинныя, густыя кудри; сверхъ рубашки со всевозможными фестонами надѣта суконная куртка, поверхъ которой накинутъ цвѣтной плащъ, называемый poncho. Пончо -- это длинный кусокъ цвѣтной шерстяной матеріи, съ прорѣзомъ посрединѣ для головы. Настоящій пончо дѣлается обыкновенно изъ шерсти гуанака, и цѣнится весьма дорого. Такой-же пончо, продѣтый между ногами и прикрѣпленный концами у пояса, замѣняетъ и нижнее платье: онъ образуетъ что-то въ родѣ широчайшихъ шароваръ, съ прорѣзями по бокамъ, откуда выглядываютъ кружевные панталончики, какъ у пансіонерки. Поясъ составляетъ также предметъ хвастовства и гордости гаучо; онъ дѣлается обыкновенно имъ желтой кожи, въ четверть ширины, и весь состоитъ изъ небольшихъ кармановъ, вмѣщающихъ богатства хозяина, и усѣянъ снаружи золотыми и серебряными монетами, которыя въ этихъ провинціяхъ такъ и ходятъ въ обращеніи, съ придѣланными къ нимъ ушками. За поясомъ торчитъ длинный ножъ; добавьте къ этому невообразимо большіе шпоры, и вы имѣете передъ собой пампскаго гаучо. Нравы и обычаи ихъ крайне своеобразны; кромѣ извѣстныхъ, установившихся у нихъ понятій о чести, они не признаютъ надъ собою никакого другаго закона. Ножъ и лассо замѣняютъ имъ всѣ остальныя государственныя установленія; они опредѣляютъ ихъ имущественныя права, разрѣшаютъ семейные споры, ими поддерживаютъ они свои политическія убѣжденія, и творятъ судъ и расправу. Однимъ словомъ, ножъ и лассо составляютъ для нихъ все, и любой гаучо ни на минуту не задумается всадить вамъ свой ножъ въ бокъ и затѣмъ, съ совершенно спокойной совѣстью, усѣсться на лошадь и на нѣсколько недѣль покинутъ мѣстность, гдѣ съ нимъ случилось это маленькое приключеніе, не изъ боязни суда -- нѣтъ! потому что судъ здѣсь такими бездѣлицами не занимается,-- а изъ опасенія, чтобы родственники или друзья убитаго при встрѣчѣ не отплатили бы ему тѣмъ же.
   Подобные нравы въ при-лаплатскихъ провинціяхъ не составляютъ особенности только нисшаго класса гаучовъ, а присущи всѣмъ безъ исключенія слоямъ общества; разница только въ томъ, что такъ-называемый образованный классъ въ недавнее время замѣнилъ ножъ револьверомъ, а такая замѣна только дѣло моды. Впрочемъ, это послѣднее слово монтевидейской и буэносъ-айресской цивилизаціи нисколько не дѣлаетъ безопаснѣе вашего существованія, въ особенности если вы имѣете неосторожность въ слухъ высказать ваши политическія убѣжденія при людяхъ, принадлежащихъ къ другой партіи, а политическихъ партій здѣсь безъ конца, такъ что и враговъ, готовыхъ васъ переубѣдить, столько-же.
   Впродолженіе моего недолгаго пребыванія, въ Монтевидео было нѣсколько убійствъ подобнаго рода. При мнѣ по этой части особенно отличался нѣкто Fortunato Flores, главнокомандующій урагвайской арміей, человѣкъ лѣтъ около 30. Юноша этотъ своими убійствами навелъ такой ужасъ на своихъ согражданъ, что безнаказанно выдѣлываетъ самыя безобразныя штуки; такъ тому назадъ нѣсколько недѣль, онъ подстрѣлилъ одного изъ своихъ соперниковъ по любви, но такъ-какъ этотъ послѣдній не умеръ послѣ этого перваго предостереженія, то онъ его дорѣзалъ, уже въ бытность нашу въ Монтевидео, гдѣ-то на вечерѣ въ гостяхъ. Хотя это далеко былъ не первый его подвигъ, онъ, однако, совершенно спокойно прогуливался по городу, посѣщалъ общества, театры, балы, какъ ни въ чемъ не бывало. Мнѣ его показывали въ театрѣ на концертѣ. Онъ сидѣлъ въ ложѣ съ нѣсколькими своими друзьями и очень весело смѣялся и разговаривалъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, отецъ его, будучи президентомъ Урагвая, вздумалъ-было арестовать сына за одну изъ его подобныхъ же продѣлокъ; но сынокъ, долго не задумываясь, сдѣлалъ воззваніе къ командуемымъ имъ войскамъ, которыя, нужно замѣтить, ему весьма преданы, съ помощью ихъ произвелъ революцію и прогналъ суроваго отца съ его президентства. Вотъ вамъ маленькій очеркъ здѣшнихъ нравовъ и порядковъ.
   Что же касается до свободы личности и политическаго строя здѣшнихъ республикъ, то достаточно вспомнить Розаса и его десятилѣтнее президентство въ Буэносъ-Айресѣ, чтобы прійдти въ ужасъ отъ тѣхъ звѣрствъ, которыя выдѣлывались всего только 17 лѣтъ тому назадъ лицами, стоявшими во главѣ правительства. Розасъ, какъ мнѣ говорили очевидцы, закапывалъ людей живыми, сдиралъ кожу съ своихъ политическихъ противниковъ, заставлялъ народъ и духовенство отдавать своему портрету божескія почести, поклоняться ему въ церквахъ, и предписывалъ еще многое другое, что могло бы казаться просто невѣроятнымъ во второй половинѣ XIX столѣтія, еслибы не существовало лицъ, на глазахъ которыхъ все это совершалось.
   Вообще нужно сказать, что политическое положеніе республикъ Южной Америки -- самое печальное: безпрерывныя революціи внутри ихъ, и войны между собой, до крайности ослабляютъ ихъ и безъ того уже малыя силы, а главное мѣшаютъ колонизаціи европейцевъ, на свѣжія силы которыхъ могла бы въ своемъ развитіи разсчитывать страна.
   Начиная съ 1810 года, когда страны эти отдѣлились отъ Испаніи и образовали изъ себя три республики: Аржентинскую, Урагвайскую и Парагвайскую, междоусобныя войны и революціи не прекращались до настоящаго времени. Послѣдняя и самая тягостная война для Южной Америки была война Бразиліи, Аржентинской и Урагвайской республикъ противъ Парагвая, или вѣрнѣй сказать, генерала Франциско-Солано Лопеца. Эта война продолжается уже пять лѣтъ и стоитъ громадныхъ расходовъ, тягость которыхъ по преимуществу падаетъ на Бразилію, потому что ея республиканскіе союзники, подъ предлогомъ своихъ постоянныхъ внутреннихъ смутъ, которыя дѣйствительно составляютъ какъ бы нормальное ихъ положеніе, не только не исполняли условій союза, но неоднократно обращались къ Бразиліи съ требованіемъ денежныхъ субсидій, которыхъ послѣдняя положеніемъ дѣлъ была поставлена въ невозможность имъ выдавать и, вѣроятно, въ свою очередь, по окончаніи войны пожелаетъ вознаградить себя, что еще болѣе усложнитъ уже и безъ того запутанныя дѣла Южной Америки.
   Во время пребыванія нашего въ Монтевидео получено было извѣстіе, что Лопецъ застрѣлился, и такъ-какъ только человѣкъ съ такою желѣзною волею и храбростію, какъ онъ, могъ поддерживать впродолженіе столькихъ лѣтъ такую неравную для себя борьбу, то, вѣроятно, со смертью его должна окончиться и война. Смерть этого человѣка замѣчательна не менѣе его жизни: будучи раненъ въ своей послѣдней схваткѣ съ непріятелемъ и видя, что ему неминуемо предстоитъ плѣнъ, онъ предпочелъ умереть, но не отдаться своимъ врагамъ, и тутъ же, на полѣ сраженія, на глазахъ окружавшихъ его непріятелей, онъ и застрѣлился. Извѣстіе это было поводомъ большихъ радостныхъ манифестацій въ Монтевидео и Буэносъ-Айресѣ. Колокольный звонъ, пальба изъ пушекъ и трескъ ракетъ продолжались цѣлыхъ три дня.
   Заговоривъ о политикѣ, мы совершенно позабыли о своемъ плаваніи по Урагваю, почему и поспѣшимъ вернуться снова къ нему. Оно продолжалось цѣлый день, и только въ 10 часовъ вечера г. Гибертъ указалъ намъ на нѣсколько мерцающихъ огоньковъ на берегу; это была его фабрика и миляхъ въ трехъ отъ нея вновь образующійся городокъ Фрай-Бентосъ. Пароходъ остановился передъ городомъ, мы высадились-было къ фабрикѣ, но памперосъ, продолжавшій еще ревѣть, вскорѣ выбилъ гребцовъ изъ силъ и принудилъ насъ пристать къ городу.
   Пока отыскивали экипажъ, который довезъ бы насъ до Saladero, я успѣлъ взглянуть на вновь образующійся городъ, представляющій пока только нѣсколько каменныхъ хатъ, населенныхъ по большей части работниками бойни. У пристани стояла "вента", или по нашему трактиръ, съ ея непремѣннымъ билліардомъ, на которомъ состязались два гауча, приговаривая, при каждомъ удачномъ или неудачномъ ударѣ, свое неизмѣнное "coramba" -- слово, которымъ испанецъ такъ любитъ пестрить свою рѣчь.
   Сверхъ ожиданія, поиски экипажа вскорѣ увѣнчались успѣхомъ: отыскался шарабанъ, который мы и поспѣшили нанять. Втискавшись въ него какъ могли, мы съ мѣста поскакали сломя голову все по степи, причемъ гаучо, правившій лошадьми, неустанно продолжалъ все-таки бить одну изъ дышловыхъ лошадей, которая, понятно, лягалась и прыгала, такъ-какъ и безъ того уже скакала во весь духъ. Подобная скачка, безъ дороги, ночью, приходилась намъ далеко не по вкусу: каждую минуту могли мы ожидать очутиться въ какомъ нибудь рвѣ. Г. Гибертъ, одинъ между нами говорившій поиспански, попробовать-было вступить въ переговоры съ неукротимымъ кучеромъ, стараясь всевозможными доводами умѣрить его азартъ, но все его краснорѣчіе было напрасно: гаучо наотрѣзъ отказался ѣхать тише, говоря, что лошадь, имъ такъ жестоко истязуемая, только сегодня приведена изъ пампъ и въ первый разъ заложена, почему ее и слѣдуетъ объѣздить, а объѣздить безъ кнута невозможно, въ подтвержденіе чего онъ снова ее стегнулъ и продолжалъ стегать всю остальную дорогу.
   По счастію объѣздъ этотъ сошелъ на этотъ разъ благополучно, и не переломавъ себѣ ни рукъ, ни ногъ, мы доѣхали до фабрики, возлѣ которой помѣщался и домъ нашего любезнаго проводника. Семейство его еще не спало, оно насъ приняло радушно, на столѣ появился вскорѣ чай и пошли разговоры и разсказы. Въ числѣ степныхъ новостей сообщенъ былъ между прочимъ слѣдующій курьёзный фактъ, какъ нельзя лучше обрисовывающій дикій, своевольный характеръ гаучо. На фабрикѣ, за нѣсколько дней до нашего пріѣзда, въ воскресенье утромъ, по обыкновенію, собралась толпа рабочихъ въ магазинъ съ разными хозяйственными принадлежностями, устроенный при фабрикѣ. Какъ водится, между ними завязался разговоръ о мѣстныхъ новостяхъ, домашнихъ дѣлахъ и, разумѣется, о политикѣ, но все шло мирно, сели и не тихо, такъ-какъ нѣтъ народа шумливѣе испанцевъ. Мирная бесѣда скоро, однако, нарушились совершенно неожиданно. Въ лавкѣ подъѣхалъ какой-то никому незнакомый гаучо, слѣзъ съ лошади, вошелъ въ магазинъ, и не говоря дурнаго слова, какъ подтверждалъ намъ на слѣдующій день лавочникъ, присутствовавшій при этой сценѣ, всадилъ свой ножъ въ спину одного изъ близь стоящихъ къ нему работниковъ; затѣмъ, прехладнокровно обтеревъ ножъ о свой панчо, повернулся и ушелъ. За нимъ, разумѣется, бросились товарищи убитаго, онъ сталъ защищаться, его стали колоть и наконецъ, полуживаго, изрѣзаннаго, потащили въ городъ. На допросѣ оказалось, что убійца совсѣмъ изъ другой провинціи, никого въ этой мѣстности не знаетъ, но выпилъ въ это утро нѣсколько лишнихъ рюмокъ вина, и увидя собравшуюся толпу людей, получилъ внезапное желаніе убить котораго-нибудь изъ нихъ, что тотчасъ же, не долго думая, и исполнилъ, ударявъ ножомъ того изъ рабочихъ, который ближе другихъ стоялъ къ нему. Такъ-какъ онъ до того совершенно не зналъ убитаго имъ человѣка, то, разумѣется, поводомъ къ убійству не могли быть ни злоба, ни месть; вообще совершая свой подвигъ, онъ не могъ имѣть при этомъ никакихъ другихъ побудительныхъ причинъ, кромѣ желанія видѣть кровь и доставить себѣ маленькое развлеченіе.
   Подобные факты, по словамъ г. Гиберта, давно уже живущаго въ пампахъ, случаются весьма часто въ странѣ и настолько вошли въ обычаи, что само правосудіе относится къ нимъ снисходительно: за воровство оно наказываетъ строже, чѣмъ за убійство, и много-много, если убійцу, совершившаго преступленіе безъ намѣренія воровства, посадятъ на нѣсколько мѣсяцевъ въ, тюрьму, и затѣмъ снова выпустятъ на свободу. Большею же частію даже и этого не бываетъ, потому что совершившій убійство въ одной мѣстности спѣшитъ на время перейти въ другую, гдѣ его никто и не думаетъ преслѣдовать, если только кто-нибудь изъ семейства убитаго, при случайной встрѣчѣ съ нимъ, не раздѣлается въ свою очередь -- тѣмъ же порядкомъ. На этомъ все дѣло, обыкновенно, и оканчивается.
   На слѣдующій день, вставъ рано поутру, мы отправились осматривать фабрику. Она состоитъ изъ нѣсколькихъ каменныхъ большихъ зданій, на самомъ берегу Урагвая посреди степи. Вокругъ нея расположены такъ-называемые "курали" или загоны, въ которыхъ скотъ, переходя изъ одного въ другой, попадаетъ, наконецъ, въ узкій коридоръ, заканчивающійся поперечной перекладиной и играющей роль плахи. На перекладинѣ этой стоитъ гаучо, главный истребитель воловьяго племени; вся его обязанность заключается въ перерѣзываніи становой жилы протягиваемаго къ нему посредствомъ лассо быка. Въ день онъ такимъ образомъ убиваетъ нѣсколько сотъ головъ. Можете себѣ вообразить, до какого совершенства доходитъ этотъ человѣкъ въ своемъ дѣлѣ. Одного удара его достаточно и трупъ животнаго падаетъ на телегу, которая по рельсамъ вывозить его подъ навѣсъ, гдѣ онъ уже переходить изъ рукъ въ руки разныхъ спеціалистовъ, которые его пластуютъ, сдираютъ шкуру и превращаютъ въ скелетъ съ удивительнымъ проворствомъ и ловкостью. Есть артисты, которые въ день могутъ ободрать шкуру съ 36 быковъ. Что за сила и умѣнье владѣть ножомъ должны быть при такомъ tour de force? Каждый день на саладеро убивается до 800 головъ скота; часть его идетъ на приготовленіе сушенаго мяса, вывозящагося въ большомъ количествѣ въ Бразилію, часть же на приготовленіе либиховскаго мяснаго экстракта. Для этого мясо, очищенное отъ жирныхъ частей, рубится на мелкіе куски и вываривается посредствомъ пара въ громадныхъ чанахъ въ бульонъ, который, пропущенный черезъ фильтры и очищенный, переходитъ въ другіе чаны, гдѣ на медленномъ огнѣ изъ него выпаряютъ жидкія частицы и получаютъ уже сгущенный экстрактъ, который затѣмъ охлаждается и раскладывается въ большіе жестяные ящики.
   Вотъ вся процедура приготовленія знаменитаго либиховскаго экстракта, надѣлавшаго нѣсколько лѣтъ тому назадъ столько шуму въ Европѣ и возбудившая собою столько преній между докторами разныхъ лагерей. Не будучи спеціалистомъ по этой части, я, разумѣется, не стану входить въ разсмотрѣніе пользы или вреда отъ употребленія его въ пищу, и съ своей стороны могу только замѣтить, что онъ выдѣлывается изъ мяса хорошаго качества и приготовляется весьма чисто и опрятно.
   Фабрикѣ быкъ среднимъ числомъ обходится по 40 франковъ за штуку, даетъ же онъ шкурой и саломъ, продаваемыми въ Европѣ, 35 франковъ, рогами, копытами, костями и волосомъ -- 5 франковъ, и того, значитъ, мясо животнаго обходится даромъ, не считая выварокъ и внутренностей, изъ которыхъ приготовляется удобреніе.
   Фабрика эта эксплуатируется особою компаніею; главноуправляющій, также какъ и основатель фабрики, г. Гибертъ, самъ по себѣ крайне бывалый и интересный человѣкъ. По словамъ его, на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь стоитъ городъ и фабрика, кипящая дѣятельностію и жизнію, въ 1864 году ему при закладкѣ всего этого пришлось провести первую ночь свою подъ дождевымъ зонтикомъ. Вотъ какъ быстро, при дѣятельности и умѣніи, можетъ пойти колонизація такой богатой страны, какъ при-лаплатскихъ республикъ. На фабрикѣ ежедневно работаютъ около 1,000 рабочихъ, дѣйствуетъ она паромъ.
   По осмотрѣ фабрики, въ двухъ экипажахъ отправились мы въ степь. Земля, принадлежащая фабрикѣ, въ количествѣ 40,000 гектаровъ (224 квадр. верстъ), вся обнесена изгородью изъ деревянныхъ столбовъ, поперегъ которыхъ протянута въ нѣсколько рядовъ толстая проволока. На этомъ громадномъ пространствѣ лѣтомъ и зимой пасется на свободѣ скотъ; его время отъ времени пересчитываютъ, клеймятъ, но болѣе никакого за нимъ ухода не имѣютъ. Всего скота, водящагося на этой землѣ, около 18-ти тысячъ, изъ которыхъ одного рогатаго 14,000. Этотъ скотъ собственно держится для племени, на бойню же идетъ покупной скотъ и тѣ волы собственнаго завода, которые достигли трехлѣтняго возраста.
   Скотоводство есть главная отрасль промышленности южныхъ американскихъ республикъ, и по тѣмъ нѣсколькимъ цифрамъ, которыя я привелъ выше, вы можете себѣ составить понятіе, какихъ оно достигаетъ размѣровъ въ этихъ странахъ. Нерѣдко встрѣчаются здѣсь частныя лица, владѣющія нѣсколькими стами тысячъ тонкорунныхъ овецъ, и сообразно съ этимъ и пространствами земли, которыя до сихъ поръ еще продаются за безцѣнокъ квадратными милями.
   Долго разъѣзжали мы по степи, любуясь этими безконечными лугами, покрытыми свѣжей зеленой травой и цвѣтами, до которыхъ коса еще никогда не прикасалась; на каждомъ шагу изъ-подъ ногъ лошадей вылетали стаи куропатокъ, одни только нарушавшія своимъ рѣзкимъ полетомъ господствовавшую тишину. Поднявшись на холмъ, мы увидали у его подножія большое стадо быковъ, между которыми красиво гарцовало нѣсколько гаучо, старавшихся отдѣлить отъ стада одного изъ животныхъ. Быкъ, какъ бы предчувствуя, что съ нимъ хотятъ совершить что-то недоброе, долго не выходилъ на просторъ, а напротивъ, забивался въ самую середину своихъ собратій, ища въ нихъ какъ бы защиты; но вотъ, понукаемый со всѣхъ сторонъ, онъ съ ревомъ выскакиваетъ впередъ и мчится по степи. Трудно себѣ представить, съ какой быстротой бѣжитъ это, повидимому, тяжелое, громадное, неуклюжее животное, воспитанное на привольѣ. Гаучи, скакавшіе во весь карьеръ, едва поспѣвали за нимъ; наконецъ, одинъ изъ нихъ, вертя надъ головой свое лоссо, размахнулся и бросилъ его шагахъ въ тридцати. Лошадь, какъ бы зная, что хозяинъ ея никогда не промахивается, мгновенно осѣла на заднія ноги, круто повернула назадъ и поскакала въ противоположную сторону -- быкъ былъ пойманъ, лассо крѣпко стягивалъ его рога. Животное, въ первый моментъ, какъ бы не вѣря своему плѣну, стало-было упираться, но лассо все сильнѣе и сильнѣе тянуло его за собой. Видя невозможность противиться этой силѣ, быкъ дико замычалъ и угрожающе бросился за лошадью; были моменты, когда онъ почти настигалъ ее, но гаучо каждый разъ, ловко увернувшись, отскакивалъ въ сторону. Опасная гонка эта длилась довольно долго, пока наконецъ другой изъ гаучо, все время вертѣвшійся около быка, не подбросилъ своего лассо подъ заднія его ноги и такимъ образомъ не свалилъ его на землю. Этотъ маневръ былъ замѣчательно ловко выполненъ; въ Европѣ ни въ одномъ циркѣ подобнаго не увидишь. Съумѣть захватить петлей, на дальнемъ разстояніи, разомъ обѣ заднія ноги скачущаго быка, требуетъ почти невѣроятной ловкости, и хотя я прежде и много слышалъ про умѣнье владѣть лассо гаучо, но никакъ не ожидалъ видѣть такого совершенства. Лассо -- длинная веревка въ палецъ толщины, сплетенная изъ воловьихъ жилъ; однимъ концомъ она привязывается къ сѣдлу, другой же образуетъ глухую петлю, которую гаучо безъ промаха набрасываетъ на какую угодно часть тѣла животнаго въ тридцати-сорока шагахъ, какъ вы можете судить изъ предыдущаго разсказа.
   Продѣлавъ надъ нѣсколькими быками ту же самую операцію, на нихъ накладывали тавро; одинъ изъ гаучо, наиболѣе отличавшійся въ этомъ искусствѣ и оказавшійся главнымъ надсмотрщикомъ стадовъ фабрики, подъѣхалъ къ нашему экипажу и пригласилъ насъ заѣхать къ нему въ домъ, который виднѣлся невдалекѣ. Донъ-Хоээ оказался болѣе или менѣе цивилизованнымъ гаучо: у него въ домѣ все было и чисто и опрятно. Хорошенькая молодая жена его принесла намъ мате, парагвайскій чай, подаваемый въ небольшихъ травянкахъ, красиво обдѣланныхъ серебромъ, изъ которыхъ черезъ серебряную трубочку тянуть какую-то сладковатую, показавшуюся мнѣ весьма невкусною, но очень любимую жителями при-лаплатскихъ областей жидкость, и завязалась къ мѣсту подходящая бесѣда. Мы, разумѣется, хвалили искусство Донъ-Хозэ, съ какимъ управлялъ своимъ лассо; онъ же разсказывалъ намъ эпизоды и приключенія изъ своей степной жизни и, при прощаньи, на память подарилъ мнѣ свои bolas. Это еще одно изъ мѣстныхъ оружій; оно заключается изъ трехъ каменныхъ шаровъ, обшитыхъ кожей и приклеенныхъ къ тремъ ремнямъ, связаннымъ вмѣстѣ. При употребленіи этого оружія, берутъ за мѣсто развѣтвленія ремней, размахиваются шарами и пускаютъ ихъ въ бѣгущее животное, которому они связываютъ ноги. Bolas употребляются только на охотѣ, потому что они не только свявываютъ, но по большей части и перебиваютъ ноги животнаго.
   Прежде чѣмъ покинуть провинцію Entra Bios, скажу нѣсколько словъ о знаменитомъ ботаникѣ Эме Бониланѣ, долго жившемъ въ этой мѣстности. Бониланъ, возвратясь вторично въ Америку, послѣ перваго своего путешествія съ Гумбольдтомъ, занялъ каѳедру естественныхъ наукъ въ Буэносъ-Айресѣ. Во время одной изъ своихъ экскурсій во внутрь страны, онъ былъ захваченъ индійцами и принужденъ былъ пробыть у нихъ слишкомъ десять лѣтъ плѣнникомъ. За это время онъ женился на индіанкѣ, прижилъ съ нею нѣсколько человѣкъ дѣтей, и самъ такъ одичалъ и свыкся съ привольною и свободною жизнью памповъ, что когда въ тридцатыхъ годахъ, буэносъ-айресское правительство давало ему возможность вернуться въ Европу, онъ отказался покинутъ свою новую семью и полюбившіяся ему пампы и прожилъ въ нихъ до самой своей смерти, послѣдовавшей только въ шестидесятыхъ годахъ. Дѣти его теперь -- гаучо.
   Вечеромъ въ тотъ же день распростились мы съ нашимъ любезнымъ хозяиномъ и на пароходѣ "Монтевидео" отправились въ Буэносъ-Айресъ.
   Городъ этотъ, также какъ и Монтевидео, расположенъ на равнинѣ, но построенный по большей части вдоль берега Лаплаты, онъ кажется болѣе и красивѣе его; обиліе куполовъ, башенъ и шпицевъ разныхъ церквей и соборовъ придаютъ Буэносъ-Айресу также больше оживленія и разнообразія. Насколько въ короткое пребываніе свое въ городѣ я успѣлъ замѣтить, главную особенность города составляютъ его обитательницы. Нигдѣ въ мірѣ я не видывалъ такъ много и такихъ хорошенькихъ женщинъ, какъ въ Буэнзсъ-Айресѣ. Улицы его, если только позволено выразиться взбитымъ сравненіемъ, какъ цвѣтники пестрѣютъ красавицами, и красавицами въ полномъ смыслѣ этого слова. Въ особенности поразительно хороши у нихъ глаза, какъ формой, цвѣтомъ, такъ и выраженіемъ своимъ. Сколько нѣги, лукавства, страсти, обѣщаній... проглядываетъ въ нихъ, разумѣется, впрочемъ, не для торопливыхъ путешественниковъ, спѣшащихъ по возможности скорѣй обѣгать городъ, посмотрѣть соборъ,заглянуть въ ратушу, да и ѣхать дальше...
   Не стану вамъ описывать въ подробностяхъ всѣхъ улицъ, соборовъ, магазиновъ, театровъ Буэносъ-Айреса; они всюду, какъ въ Европѣ, такъ и въ Америкѣ одни и тѣ же. Помимо всего этого поведу васъ прямо на такъ-называемый южный рынокъ, по моему -- самую интересную и характеристичную часть города. Рынокъ этотъ, находясь почти въ предмѣстьяхъ города, служитъ главнымъ мѣстомъ сбыта для произведеній индейцевъ и мѣстныхъ деревенскихъ жителей. Вся эта громадная площадь, установленная рядами фуръ съ шкурами, шерстью, сушенымъ мясомъ, хлѣбомъ,-- кипитъ дѣятельностью и жизнію. Это самое бойкое торговое мѣсто всего края. Посреди суетящихся купцовъ, съ шумомъ торгующихся поселянъ, вы нерѣдко встрѣтите краснокожую семью индейца, важно выступающую возлѣ своей громадной двухколесной арбы, везомой дюжиной воловъ; мужчины въ своихъ оригинальныхъ костюмахъ изъ звѣриныхъ шкуръ и перьевъ, съ росписанными лицами, съ пикою въ рукѣ, гарцуютъ вокругъ, подгоняя и направляя шествіе. Эти первобытные обитатели здѣшнихъ мѣстъ становится въ своей странѣ уже совершенною рѣдкостью; та малая часть ихъ, которая еще не вымерла, оттѣснена новыми поселенцами края въ самую глубь степей. Теперь, чтобы увидать кочевья индейцевъ и познакомиться съ ихъ дикимъ образомъ жизни, нужно далеко углубляться въ пампы, да и то не всегда нападешь на нихъ. Такъ случилось и съ нами: собрались-было мы познакомиться съ этимъ новымъ для насъ племенемъ, проѣхались миль за сто отъ города, имѣли случай еще разъ полюбоваться роскошными лугами пампъ, при этомъ вспомнили наши русскія степи, и вернулись обратно, не угадавъ ни одного индейца.
   Пробывъ, или вѣрнѣе сказать, прорыскавъ день въ Буэносъ-Айресѣ и окрестностяхъ его, мы отправились обратно въ Монтевидео, гдѣ на слѣдующій день утромъ прямо съ парохода поѣхали на Plaza de toros смотрѣть бой быковъ. Циркъ находится миляхъ въ трехъ отъ города; онъ состоитъ изъ круглаго большаго зданія, внутри котораго амфитеатромъ расположены широкія каменныя ступени, предназначенныя для зрителей; ниже ихъ деревянный барьеръ, служащій убѣжищемъ тореадоровъ. Съ одной стороны, на верхней площадкѣ амфитеатра, расположено нѣсколько ложъ, въ томъ числѣ и ложа президента республики. Противъ нихъ помѣщаются конюшни и входныя ворота быкамъ.
   Когда мы пріѣхали, циркъ былъ уже полонъ, публика съ нетерпѣніемъ ожидала начала кроваваго представленія, большинство ложъ было занято нарядными дамами. По данному знаку изъ президентской ложи, раздался трубный сигналъ и подъ звуки музыки, по сценѣ потянулось шествіе, состоявшее изъ лицъ, которымъ предстояло принять участіе въ боѣ. Впереди, въ блестящихъ костюмахъ, ѣхали пикадоры верхомъ, за ними четыре мула, изукрашенные лентами и разноцвѣтными страусовыми перьями, и за тѣмъ наконецъ попарно бандериллересы и матадоры въ своихъ роскошно расшитыхъ золотомъ и серебромъ костюмахъ, бѣлыхъ шелковыхъ чулкахъ и башмакахъ. Театрально раскланявшись съ зрителями, они сдѣлали кругъ по сценѣ и затѣмъ матадоры и мулы скрылись, а пикадоры и бандериллеросы размѣстились по сторонамъ арены и представленіе началось.
   По новому знаку отворилась дверь конюшни и на сцену выскочилъ громадный, мохнатый быкъ. Свирѣпымъ взглядомъ окинулъ онъ своихъ противниковъ, какъ бя выбирая между ними жертву, и со всѣхъ ногъ бросился на одного изъ пикадоровъ; тотъ не успѣлъ даже и наклонить своей пики, какъ лошадь его взвилась на дыбы, жалобно заржала и свалилась мертвою -- быкъ пробилъ ей грудь. Загремѣла музыка и аплодисменты посыпались побѣдителю. Публика была въ восторгѣ!
   На мѣсто сраженнаго пикадора выѣхалъ другой; но не успѣлъ онъ показаться на арену, какъ разсвирѣпѣвшій быкъ былъ уже около него; первый ударъ животнаго всадникъ успѣлъ отвесть пикой, но за нимъ немедленно послѣдовалъ другой, и лошадь, смертельно раненая опять-таки въ грудь, сдѣлала нѣсколько прыжковъ въ сторону и упала возлѣ барьера. За этими двумя убитыми лошадьми послѣдовало еще три, которыхъ до бѣшенства разъяренное животное поражало то въ грудь, то въ животъ. Ничего не можетъ быть отвратительнѣе этой первой части варварскаго зрѣлища, которая не можетъ даже назваться боемъ, потому что лошадь заранѣе обречена на вѣрную гибель. Изъ пяти разъ одинъ только можетъ удасться всаднику отклонить ударъ быка, да и то сомнительно, потому что этотъ послѣдній слишкомъ силенъ и стремителенъ, чтобы пика, съ гибельнымъ гвоздемъ на концѣ, могла удержать его; поэтому изъ 30 лошадей, появившихся въ этотъ день на аренѣ, только двумъ посчастливилось сойдти съ нея безъ ранъ, остальныя же всѣ были или убиты, или изранены до того, что насилу могли добрести до конюшни, таща за собою окровавленныя свои внутренности.
   Послѣ того, какъ нѣсколько лошадей было перебито, наступила вторая часть боя. Выступили на сцену бандериллеросы и стали играть съ быкомъ, дразня его своими яркими плащами и время отъ времени ловко всаживая ему острые дротики (banderillas) въ шею. Быкъ, доведенный до послѣдней степени ярости, метался какъ бѣшеный по аренѣ, гоняясь за своими мучителями, но тѣ ловко отклонялись отъ его ударовъ, быстро отскакивали въ сторону или набрасывали ему на глаза мантію и скрывались за барьеръ. Нельзя не удивляться, до какой ловкости, хладнокровія и знанія характера животнаго доходятъ эти люди; такъ, напримѣръ, въ это же представленіе былъ слѣдующій случай: одинъ изъ бандериллеросовъ, совершенный еще мальчикъ, увлекшись игрой, при неожиданномъ движеніи быка, очутился около самыхъ его рогъ; онъ было-попробовалъ бѣжать, но до барьера оставалось еще далеко, а быкъ уже совсѣмъ касался его. Бандериллеросъ не потерялся: онъ сдѣлалъ прыжокъ въ сторону, обернулся лицомъ къ разъяренному животному и сталъ передъ нимъ на одно колѣно. Отъ такой неожиданности быкъ остановился какъ бы въ недоумѣніи, касась рогами своей жертвы. Весь театръ замеръ, одно лишь тяжелое дыханіе животнаго зловѣще раздавалось посреди мертваго молчанія тысячей народа; еще шагъ -- и тореадору нѣтъ спасенія! Эти нѣсколько секундъ, пока оба борца измѣряли взглядомъ другъ друга, показались намъ часами... Какова-то будетъ развязка всего этого? невольно спрашивалъ себя внутренно каждый... и неожиданно для всѣхъ быкъ какъ бы призналъ себя побѣжденнымъ, замоталъ своей огромной, шершавой головой и отошелъ въ сторону. Единодушный крикъ радости вырвался у всѣхъ. Все привѣтствовало молодаго побѣдителя; цвѣты, букеты, шляпы полетѣли къ его ногамъ, апплодисментамъ и восторгамъ не было конца!
   Когда быкъ сталъ видимо утомляться безплодною погонею за смѣльчаками и ослабѣвать отъ полученныхъ имъ ранъ, изъ предсѣдательской ложи подали знакъ къ его умерщвленію. На арену вышелъ красивый, молодой матадоръ въ ярко-зеленомъ, вышитомъ золотомъ костюмѣ, со шпагой и пурпуровымъ плащемъ въ рукахъ. Онъ увѣренно и смѣло шелъ на своего противника, но тотъ, чуя въ немъ своего палача, старался его избѣгать, и все вертясь около него, не рѣшался нападать. Наконецъ, выведенный изъ терпѣнія красной мантіею, развѣвавшейся безпощадно передъ глазами его, куда бы онъ ни обернулся, онъ ринулся на нее, но шпага, до рукояти всаженная ему между плечами, заставила его упасть на колѣни. Послѣ этого онъ медленно еще разъ приподнялся, кровь ручьями хлыстнула изъ рта и раны, и быкъ, еле передвигая ноги, дотащился до трупа одной изъ убитыхъ имъ лошадей, легъ возлѣ нея и уже болѣе не вставалъ. Появились мулы, одинъ изъ конюховъ ударилъ еще разъ ножомъ въ затылокъ убитаго, быка зацѣпили за рога и потащили вонъ изъ цирка.
   Нѣсколько минутъ было достаточно, чтобы привести арену въ порядокъ, какъ-то убрать трупы лошадей, засыпать пескомъ лужи крови и выпустить новаго быка. Это было красивое, черное животное; подобно первому быку и этотъ пропоролъ рогами своими нѣсколько лошадей, перебросилъ черезъ себя одного изъ бандериллеросовъ, но вдругъ или чего-нибудь испугавшись, или считая, что онъ пожалъ на этотъ день достаточно лавровъ, остановился, какъ бы не желая болѣе нападать. Всѣ ухищренія тореадоровъ вызвать его снова на бой оказывались тщетными -- быкъ благоразумно отъ нихъ удалился.
   Fuego, fuego! вдругъ раздался женскій голосъ изъ ложи рядомъ со мною. Задыхаясь и сверкая глазами, слова эти прокричала молоденькая хорошенькая дѣвушка, которою, за минуту передъ тѣмъ, я любовался, никакъ не подозрѣвая въ ней такой кровожадности и жестокости. Крикъ ея тотчасъ же былъ подхваченъ толпой. Принесли двѣ римскихъ свѣчи съ зазубренными остріями на концахъ и воткнули ихъ быку въ шею. Шумъ, трескъ, огонь этихъ снарядовъ до такой степени напугалъ и обжегъ несчастное животное, что оно, не зная куда дѣваться отъ всюду преслѣдовавшаго его огня, перескочило за барьеръ и принялось бѣгать между публикой нижнихъ ступеней цирка.
   Подобное сосѣдство, казалось, пришлось вовсе не по вкусу страстнымъ любителямъ боя быковъ, которые обыкновенно избираютъ себѣ эти нижнія мѣста потому, что крики, походившіе скорѣй на вопли о помощи lasso, стали раздаваться со всѣхъ сторонъ. Лассо былъ вскорѣ принесенъ, зацѣпили имъ миролюбиваго быка и потащили вонъ изъ цирка, гдѣ, къ великому удовольствію уличныхъ мальчишекъ, его и закололи.
   Въ этотъ день одинъ за другимъ убито было 9 быковъ; трупы ихъ, по мѣстному обычаю, предоставлялись въ распоряженіе бѣднѣйшаго класса народа, но, насколько я замѣтилъ, охотниковъ на нихъ появилось немного.
   Представленіе окончилось только при заходѣ солнца. Чтобы сгладить хотя сколько-нибудь непріятное впечатлѣніе, произведенное имъ на насъ, рѣшено было остатокъ вечера провести въ Алказарѣ и на слѣдующій день выйдти въ море. Предположеніе это отчасти только сбылось, потому что вмѣсто моря, мы на слѣдующій день попали на обѣдъ, который вздумала намъ сдѣлать сѣверо-американская эскадра, стоящая на станціи въ Монтевидео.
   Вообще, гдѣ и когда бы намъ только ни случалось встрѣчаться съ нашими заатлантическими друзьями, безъ заявленій обоюдной дружбы не обходилось. Обѣдъ былъ прекрасный; разговоръ вначалѣ шелъ нѣсколько церемонно и туго, но въ серединѣ обѣда оживился, а къ концу представлялъ собой. характеръ тѣснѣйшей дружбы. Тостамъ и рѣчамъ не было конца. Мы превозносили заатлантическихъ друзей, заатлантическіе друзья -- насъ, клялись въ вѣчной дружбѣ и любви, перепутали флаги и раздѣлили міръ пополамъ. Для такихъ обширныхъ чувствъ и намѣреній, обѣденная зала оказалась тѣсною и обѣ дружественныя націи, поддерживая другъ друга, отправились въ театръ, гдѣ въ этотъ вечеръ давался концертъ. Тутъ насъ встрѣтили нашими народными гимнами, русскими и американскими пѣснями, такъ что весь театръ принялъ участіе въ нашихъ трогательныхъ изліяніяхъ. По окончаніи концерта, американцы проводили насъ до шлюпокъ, и мы на слѣдующее утро 5-го (17-го) марта съ разсвѣтомъ покинули Монтевидео.
   

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ.

Снова океанъ.-- Растительность его -- Входъ въ Магеллановъ проливъ.-- Чилійская колонія ссыльныхъ Punta Arenos.-- Жители Огненной земли.-- Бухта Playa Parda.-- Смитовъ каналъ.-- Выходъ въ Тихій океанъ.-- Штормъ.-- Талькахуано.-- Коронель и его каменноугольныя копи.-- Спускъ въ нихъ.

   Въ первые дни по выходѣ нашемъ въ океанъ, вѣтеръ былъ тихій, погода безпрерывно мѣнялась, барометръ то поднимался, то опускался. Нѣсколько разъ приходилось брать рифы, готовясь встрѣтить штормъ, но налетали только порывы съ дождемъ и градомъ и вѣтеръ снова затихалъ. Чѣмъ больше мы спускались къ югу, тѣмъ туманы становились все чаще и гуще, температура быстро понижалась. Наконецъ, намъ пришлось покинуть наши лѣтнія платья и позаботиться о фуфайкахъ и фланелевыхъ рубашкахъ. Приближаясь къ Магелланову проливу къ 48о южной широты, попали мы въ необъятные луга морскихъ водорослей; вся поверхность воды была покрыта травой самыхъ разнообразныхъ формъ и величинъ. Въ особенности выдавались своими длинными листьями такъ-называемые "mascrocystis purifera", которые, густо переплетшись между собой, образовывали какъ бы темно-бурые острова на этой зеленой равнинѣ. Невольно приходится изумляться богатству и обилію морской растительности, господствующимъ въ этихъ широтахъ; она массою своею занимаевъ громадныя пространства океана, такъ что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ затрудняетъ даже ходъ судна своими переплетенными стволами и листьями. Здѣсь, какъ въ тропическомъ лѣсу, жизнь кишитъ въ полномъ разгарѣ, безчисленныя чернокожія, блестящія рыбки, молюски, краббы -- все это движется и суетится, наполняя дѣятельностію своею подводныя царства. Прославленный Южный крестъ, находившійся у насъ въ зенитѣ, какъ тусклая лампада освѣщалъ эти роскошные луга. На двѣнадцатый день нашего плаванія, Атлантическій океанъ, съ водами котораго мы разставались, какъ бы собравшись насъ проводить съ честію, расчистилъ туманъ, задулъ попутнымъ штормомъ и мы стрѣлой полетѣли впередъ, дѣлая повременамъ по 14 узловъ въ часъ.
   16-го (28-го) марта вошли мы въ Магеллановъ проливъ. Съ утра уже открылись передъ нами холмистые берега Патагоніи и Огненной земли. Ничего не можетъ быть печальнѣе этихъ голыхъ пустынь, кое-гдѣ только усѣянныхъ пятнами рѣдкой, колючей травы; тощій кустарникъ виднѣлся только по берегамъ Огненной земли, да и то въ маломъ количествѣ. Всюду представлялись взору нашему, такъ недавно еще наслаждавшемуся тропической растительностію, однѣ только мрачныя картины запустѣнія и смерти. На слѣдующій день утромъ добрели мы до единственнаго обитаемаго мѣста Магелланова пролива, Punta Arenos. Это бѣдная, жалкая чилійская колонія, устроенная въ 1851 году для ссылки преступниковъ, которые и составляютъ почти исключительное ея населеніе. Ставъ на якорь, мы отправились на берегъ, гдѣ насъ уже ждала толпа любопытныхъ зѣвакъ. Между грязными, оборванными чилійцами рѣзко выдѣлялась колоссальная фигура патагонца, тщетно старавшагося укутать свои громадные, голые члены шкурою гуанака. Это, какъ намъ сказали, былъ славный магъ и волшебникъ, которому таинственная наука навлекла много непріятностей между его невѣжественными соотчичами, а подъ конецъ заставила покинуть племя и скрыться подъ покровительство чилійцевъ.
   Пунта Ареносъ состоитъ изъ нѣсколькихъ десятковъ деревянныхъ хижинъ, обнесеннымъ тыномъ. Въ одномъ углу селенія красуется красное зданіе съ башней -- домъ губернатора; около него острогъ и небольшая церковь; въ другомъ -- кладбище и лачуги свободныхъ поселенцевъ, которые занимаются мѣновой торговлей съ патагонцами, вымѣнивая у нихъ шкуры гуанаковъ, американскихъ страусовъ, хорьковъ и т. п. на водку и ромъ. Недавно въ колоніи стали разработывать каменный уголь, но, по недостатку рукъ, разработка эта идетъ вяло и плохо. Пройдясь по деревнѣ и убѣдясь, что она представляетъ весьма мало интереснаго, мы отправились въ лѣсъ, облегающій селеніе съ трехъ его сторонъ. Онъ состоялъ изъ большихъ буковыхъ деревьевъ; вырванные вѣтромъ стволы ихъ лежали на землѣ и дѣлали чащу почти непроходимою. Множество ручьевъ и болотъ пересѣвали эти дебри. По словамъ жителей, ручьи эти наполнены золотомъ, но по недостатку и дороговизнѣ рабочихъ остаются безъ правильной разработки. Одинъ губернаторъ колоніи пока имѣетъ только возможность пользоваться этими сокровищами, заставляя преступниковъ, находящихся въ полной отъ него зависимости, работать на себя даромъ. Такъ возвращаясь изъ лѣса, мы встрѣтили двухъ оборванцевъ, стоявшихъ по колѣни въ холодной водѣ и промывавшихъ деревянной чашей песокъ ручья.-- При насъ они намыли золотыхъ песчинокъ франковъ на пять, въ самое непродолжительное время.
   18-го (30-го) марта покинули мы эту печальную колонію и отправились дальше по Магелланову проливу. Чѣмъ болѣе мы углублялись въ него, тѣмъ окружавшіе насъ берега становились возвышеннѣе и суровѣе; кряжи горъ, съ ихъ вѣчными снѣгами и ледниками, амфитеатромъ громоздились другъ надъ другомъ, отражая остроконечныя свои вершины въ гладкихъ водахъ пролива; подножія ихъ, покрытыя густымъ кустарникомъ и лѣсомъ, прорѣзались множествомъ каскадовъ, которые, съ грохотомъ разбиваясь о камни, широкой пѣнистой струей падали по горнымъ уступамъ; темныя ущелія образовывали со всѣхъ сторонъ глубокія, таинственно-мрачныя бухты, вокругъ которыхъ, какъ грозные сторожа, торчали голыя скалы и островки, обросшіе мохомъ и вересками. Все въ этой мѣстности дышало какой-то торжественною суровостью, однѣ только чайки и альбатросы, своимъ дикимъ крикомъ, изрѣдка осмѣливались нарушать всюду царствующую тишину и молчаніе. Проходя Креудеръ ричъ, узкій проливъ между островами Карла III, мы замѣтили, на одномъ изъ холмовъ Огненной земли, дымъ отъ костра и нѣсколько человѣческимъ фигуръ, дѣлавшихъ намъ знаки. Предполагая, что это люди, потерпѣвшіе кораблекрушеніе, клиперъ убавивъ ходъ, сталъ приближаться въ берегу, отъ котораго въ то же время отдѣлились двѣ шлюпки и изо всѣхъ силъ гребла по нашему направленію. Чѣмъ ближе приближались онѣ къ намъ, тѣмъ яснѣй стали мы различать голыя, мѣднокрасныя фигуры жителей Огненной земли, столь мало извѣстныхъ и изслѣдованныхъ еще до сего времени.
   Шлюбки этихъ рѣдкихъ гостей были искусно, сплетены изъ тонкаго хвороста и снаружи обшиты древесной корой. Каждая изъ нихъ включала въ себѣ по нѣскольку мужчинъ и женщинъ, которые, несмотря на холодъ (температура воздуха не превышала +4о Реом.), были почти совершенно голы. Весь ихъ костюмъ состоялъ изъ небольшой тюленьей шкуры, накинутой на спину. Всѣ они были небольшаго роста, но крѣпко и сильно сложены. Подъѣхавъ въ плотную къ минеру, они, несмотря на всѣ наши старанія, не рѣшались взойдти на судно, а изъ своихъ лодокъ предлагали намъ свои шкуры, стрѣлы, остроги и просили табаку. Это единственное слово, которое они знали. Языкъ, на которомъ они между собой шумно разговаривали, не имѣлъ членораздѣльныхъ звуковъ, а состоялъ большей частію изъ придыханій, прищелкиваній и гортанныхъ вскрикиваній. Вкусъ хлѣба имъ видимо былъ незнакомъ и даже непріятенъ; получивъ нѣсколько сухарей отъ матросовъ, они, повертѣвъ ихъ въ рукахъ или попробовавъ, бросали въ воду; что-же имъ особенно нравилось -- это табакъ и платья; на нихъ они накидывались съ величайшей жадностію и готовы были отдать за сигару послѣднюю прикрывавшую ихъ шкуру. Сигары они жевали и глотали.
   Вертясь около клипера, одна изъ ихъ лодокъ ударилась носомъ о судно и стала расползаться во всѣ стороны. Шумъ, гвалтъ поднялся ужасный. Кричали и суетились, какъ водится, больше всѣхъ женщины, заботясь спасать не столько своихъ дѣтей, сколько небольшихъ собакъ, которыми онѣ, повидимому, крайне дорожили, такъ-какъ каждая держала на рукахъ подобную собаченку, не соглашаясь мѣнять ихъ даже и на сигары.
   Въ тотъ же день вечеромъ стали мы на якорь въ одной изъ красивѣйшихъ бухтъ Магелланова пролива (Playa-Parda) Плая-Парда. При входѣ въ нея насъ снова окружили плетеныя лодочки жителей Огненной земли. Здѣсь ихъ было цѣлое селеніе, очевидно перебравшееся на патагонскій берегъ для охоты; на берегу видны были ихъ шалаши. Крайне интересуясь заглянуть въ ихъ внутреннюю, домашнюю жизнь, мы, какъ только спустили катеръ, отправились къ нимъ въ гости. Сначала, новые знакомцы наши встрѣтили насъ весьма подозрительно: женщины попрятались въ шалаши и близь лежащіе кустарники; мужчины же, вооружившись кто дротикомъ, кто каменными топорами и стрѣлами, стали у входа своихъ жилищъ съ видимымъ желаніемъ, въ случаѣ нужды, защищать ихъ. Это воинственное настроеніе, впрочемъ, продолжалось недолго: нѣсколько сигаръ и бездѣлушекъ сейчасъ-же смягчили ихъ. Они окружили насъ, вступили въ мимическую бесѣду, и добродушно посмѣиваясь, просили все, что ни попадалось имъ только на глаза. Женщины повышли изъ своихъ засадъ и простерли любезность даже до того, что нѣкоторымъ дѣлали самыя недвусмысленныя предложенія, нисколько не стѣсняясь присутствіемъ своихъ супруговъ. Чувство благодарности казалось имъ незнакомымъ, данную имъ вещь они или прятали или отдавали женѣ и снова принимались просить, что ихъ поражало. Жилища ихъ состояли изъ вырубленнаго внутри куста, наружныя вѣтви котораго они соединяли вмѣстѣ и прикрывали тюленьими и оленьими шкурами. Въ каждомъ изъ подобныхъ шалашей разведенъ былъ огонь не столько для приготовленія пищи, которую они ѣдятъ сырою, сколько для тепла. Изъ домашнихъ принадлежностей, кромѣ плетеныхъ корзинъ и оружія, у нихъ ничего не было. Пищею служатъ имъ красная сладковатая ягода, устрица и тюленье мясо; впрочемъ, какъ намъ впослѣдствіи говорили въ Вальпарайэо, они не гнушаются также и человѣческимъ мясомъ.
   Образъ ихъ жизни, также какъ и суровость климата, очевидно не даетъ имъ достигать глубокой старости: между всѣми тѣми, которыхъ мы въ этотъ день видѣли, не было ни одного старика, превышавшаго сорокалѣтній возрастъ; дѣтей было также сравнительно мало, несмотря на то, что живутъ они въ многоженствѣ.
   Что касается до ихъ религіозныхъ понятій, то, разумѣется, многаго мы отъ нихъ узнать не могли; одно только могу сказать, что они признаютъ верховное существо, которое по ихъ понятіямъ пребываетъ на небѣ, и имѣютъ также обрядную религіозную сторону. Такъ мнѣ случилось замѣтить, что одинъ изъ дикарей, засунувъ себѣ въ ротъ тюленій клыкъ и вмѣстѣ съ тѣмъ принявъ тупо-важный видъ, принялся имъ водить себѣ по зубамъ и какъ-то странно пощелкивать языкомъ. Подойдя къ нему, я предложилъ ему промѣнять мнѣ этотъ клыкъ на сигары, но онъ, не выпуская его изо рта, отказался даже дать мнѣ его въ руки, а усиленнѣе только заводилъ имъ у себя во рту, моталъ головой, и указывая на небо, продолжалъ бормотать непонятныя для меня слова. То же самое повторилось и со многими другими дикарями; ни одинъ изъ нихъ не согласился, несмотря на самыя щедрыя наши предложенія, разстаться съ своими священными клыками, также какъ и съ амулетами, привѣшенными на ремнѣ на шеѣ.
   Интересно намъ было посмотрѣть на ихъ танцы и послушать ихъ пѣніе. Гардемаринъ Ш., предусмотрительно запасшійся охотничьимъ рожкомъ, заигралъ на немъ. Сначала новые эти звуки крайне поразили дикарей, но вслушавшись въ нихъ они стали довольно вѣрно вторить, а потомъ уже сами запѣли свои пѣсни и, взявши другъ друга за руки, образовали кругъ и, дико раскидывая ногами въ стороны, принялись вертѣться. Пробывъ у дикарей часа четыре, мы вернулись на клиперъ и на другой день отправились дальше.
   Вторая половина Магелланова пролива далеко живописнѣе и оживленнѣе первой. Берега становятся круче и возвышеннѣе, скалы покрываются болѣе зеленью, ледники, каскады, тихая покойная вода пролива -- все это напоминало мнѣ Швейцарію и ея очаровательныя озера съ одною только разницей, что здѣсь время отъ времени на поверхности водя появлялось стадо тюленей, плещущихся и играющихъ вокругъ клипера, или громадная голова кита, высоко выбрасывавшаго свой фонтанъ и ударами хвоста, какъ пушечными выстрѣлами, нарушавшаго общее безмолвіе. Вся эта дикая обстановка не лишена была своего рода величія и прелести.
   Каждую ночь становились мы на якорь и утромъ шли дальше и дальше. Наконецъ 20-го марта (1-го апрѣля) вышли мы къ самому выходу изъ пролива и стали на якорь въ бухтѣ Милосердія, но простоявъ въ ней ночь, должны были покинуть это негостепріимное и далеко немилосердное убѣжище. Порывы ревѣвшаго въ океанѣ шторма съ такою силою врывались въ нее, что пришлось всю ночь стоять подъ парами, на обоихъ якоряхъ, и все-таки каждую минуту опасаться быть сорванными съ мѣста и выкинутыми на голыя острыя скалы, окружавшія насъ со всѣхъ сторонъ. Это заставило насъ на слѣдующій день войдти снова въ проливъ и попробовать въ бухтѣ Тамара выждать болѣе благопріятныхъ условій къ выходу въ Тихій океанъ, но штормъ однакожъ не прекращался, съ каждымъ днемъ порывы его становились сильнѣй и смѣлѣй; если вѣтеръ затихалъ на мгновеніе, то только для того, чтобы разразиться съ удвоенною силою. Градъ и снѣгъ не прекращались. Такъ продолжалось нѣсколько дней, послѣ чего капитанъ нашъ предпочелъ не выжидать долѣе, а подняться каналомъ Смита, хотя и очень узкимъ, усѣяннымъ камнями и далеко еще не хорошо изслѣдованнымъ мѣстомъ, но оставалось одно: или выбирать этотъ проходъ, или неопредѣленное время оставаться въ проливѣ и сжечь весь уголь на опасныхъ якорныхъ стоянкахъ.-- Вся выгода, разумѣется, клонилась къ первому исходу, почему оставивъ Тамару, мы стали подниматься на сѣверъ между островами. Смитовъ каналъ по расположенію и характеру своему тотъ же Магеллановъ проливъ, только извилистѣй и уже. По ночамъ мы становились на якорь, охотники собирали свои доспѣхи и отправлялись за добычей, но всегда какъ-то неудачно; правда, привозили они съ собой иного разсказовъ, не за то весьма мало дичи, или же убивали такихъ птицъ, которыя никакъ не могли способствовать къ разнообразію menu нашихъ обѣдовъ, съ нѣкоторыхъ поръ начавшихъ исключительно сосредоточиваться на одной только солонинѣ -- пищѣ хотя и морской, но не вкусной.
   Пока мы были въ каналѣ Смита, погода стала разъясняться, штормъ, казалось, пріутихъ, и мы поспѣшили воспользоваться этими благопріятными условіями, чтобы покинуть суровый каналъ и, проходомъ Тринидадъ, выйдти въ Тихій океанъ. Вначалѣ все шло хорошо; хотя насъ и сильно качало, но мы приписывали это неулегшейся еще зыби и близости береговъ, разсчитывая, что въ открытомъ морѣ будетъ лучше. Но какъ жестоко же мы ошиблись! Въ тотъ же день вечеромъ, затихнувшій-было штормъ заревѣлъ съ удвоенной силой; черныя, грозныя тучи заволокли небо; дождь и градъ не прекращались, порывы вѣтра сгоняли насъ къ Горну; клиперъ безпрерывно черпалъ обоими бортами, волны ходили черезъ палубу, матросы буквально плавали въ водѣ... такъ безпрерывно продолжалось цѣлыхъ семь сутокъ -- дни эти никогда не выйдутъ у меня изъ памяти; въ эту недѣлю мы перенесли болѣе, чѣмъ другому прійдется претерпѣть въ цѣлую жизнь. Не говорю уже о томъ, что насъ качало до одуренія; но сырость, мокрота, холодъ и при этомъ постоянное сидѣніе въ каютахъ съ огнемъ, потому что люки были все время наглухо законопачены, дѣлали жизнь окончательно невыносимою. О чтеніи и занятіяхъ не могло быть и рѣчи; всѣ силы, все вниманіе сосредоточивалось только на томъ, чтобы удержаться на ногахъ или усидѣть на мѣстѣ; бывало, уцѣпишься обѣими руками за ручки кресла и сидишь, но какъ только отпустишь ихъ, то оказываешься или на полу въ самомъ печальномъ положеніи, или въ противоположномъ концѣ каюты; на ночь приходилось привязывать себя къ койкѣ, чтобы только лежать, а о снѣ, несмотря на утомленіе, и не думалось. Такова была наша недѣля около Тринидада. Наконецъ, въ одно, поистинѣ, прекрасное утро, вѣтеръ стихъ, солнце проглянуло изъ-за облаковъ, небо прояснилось и волненіе стало какъ бы улегаться; на истомленныхъ, усталыхъ лицахъ снова появилась улыбка, каждый спѣшилъ выйдти на верхъ и полюбоваться солнцемъ, которое такъ давно отъ насъ скрывалось. Но блаженство это продолжалось недолго: въ 12 часовъ барометръ сталъ снова быстро опускаться, порывы вѣтра дѣлались сильнѣй, волны заходили по палубѣ и насъ снова закачало. Повеселѣвшія-было лица снова вытянулись, и вопросительное замѣчаніе: "А вѣдь свѣжѣетъ; трепка опять будетъ?" слышалось со всѣхъ сторонъ. Хотя каждый и самъ видѣлъ, что погода свѣжѣла, но какъ-то невольно обращался съ вопросомъ къ другому, желая какъ бы провѣрить свои чувства: непріятному вообще вѣрится съ трудомъ. Такъ прошелъ послѣдній день нашихъ страданій; въ 5 часовъ барометръ остановился, вѣтеръ отошелъ и мы понемногу стали подниматься къ сѣверу.
   Пасха приближалась, а Вальпарайзо отстояло еще далеко; капитанъ, чтобы дать командѣ отдохнуть и провести праздникъ на берегу, въ субботу вечеромъ зашелъ въ ближайшую отъ насъ бухту Консепсіонъ (Conception bay), по прибрежью которой разбрасывается вновь зарождающійся чилійскій городокъ Талькахуано. Мѣстоположеніе его, послѣ моря, показалось намъ очаровательно: высокіе холмы, покрытые лѣсами и зеленью, сквозь которую мѣстами проглядываетъ глинистая почва самыхъ яркихъ цвѣтовъ, служитъ ему эффектнымъ фономъ. Въ окрестностяхъ города въ первый разъ удалось мнѣ видѣть крайне интересное явленіе движущихся песковъ, которые, гонимые вѣтромъ, какъ волны океана, катятся по пустынѣ, безпрерывно мѣняя свое мѣсто. Въ нѣсколькихъ миляхъ отъ бухты, во внутренности страны, лежитъ одинъ изъ значительнѣйшихъ городовъ Чили, Conception; ѣздили мы туда, но такъ поверхностно и скоро пробѣжали его, что я не успѣлъ даже хорошенько и вглядѣться въ него, а на слѣдующій уже день мы покинули Талькахуано и отправились за углемъ въ Коронель -- одну изъ богатѣйшихъ каменноугольныхъ копей Чили. Красивыя окрестности этого мѣстечка были такъ живописны и заманчивы, что мы не могли устоять противъ желанія поближе полюбоваться ими, и, пока судно грузилось углемъ, доставъ себѣ верховыхъ лошадей, отправились въ горы. Ущелья, каскады, скалы, долины, заросшія почти тропической растительностью, встрѣчались на каждомъ шагу; разнообразіе пейзажей, то дикихъ, то граціозныхъ, мѣнялись одинъ за другимъ. Не успѣвали мы насладиться одной картиной, какъ передъ нами возникала уже другая, еще живописнѣе и очаровательнѣе первой. Накатавшись и насмотрѣвшись вдоволь, отправились мы къ каменноугольнымъ копямъ. Въ ней разрабатывалось двѣ шахты: одна -- идущая наискось горы, другая же -- перпендикулярно, опускающаяся внутрь на глубину 500 футовъ; тачки съ углемъ то опускались, то поднимались изъ этихъ темныхъ отверстій. Мнѣ пришла фантазія опуститься въ шахту; я храбро сталъ на подвижную площадку и медленно сталъ опускаться внизъ, но чѣмъ болѣе я углублялся, тѣмъ сильнѣй охватывало меня какое-то тяжелое, непріятное чувство. Звуки сверху постепенно пропадали, сливаясь какъ бы въ глухой, подземный гулъ; одна лишь вода, просачивавшаяся изъ камня, капля за каплей падала безпрерывно и однообразно, нарушая своимъ рѣзкимъ, металлическимъ звукомъ эту гробовую тишину. Наконецъ, и свѣтъ окончательно исчезъ; сырость стала ощутительнѣй; затхлый, спертый воздухъ прерывалъ дыханіе, мнѣ положительно сдѣлалось страшно, сердце неровно и сильно билось, морозъ пробѣгалъ по кожѣ; мнѣ казалось, что я болѣе никогда не выйду изъ этого темнаго, душнаго гроба. Какъ ни проклиналъ я въ эти минуты своего любопытства, но было уже поздно; площадка, на которой я стоялъ, медленно опускалась все ниже и ниже, наконецъ, шлепнулась въ воду и остановилась -- я былъ на глубинѣ 500 футовъ подъ землей. Взглянулъ я наверхъ -- тамъ, какъ звѣздочка, мерцаетъ выходъ изъ этого колодца. Вокругъ меня все было темно, сыро, скверно, пахло какими-то грибами. По корридорамъ, развѣтвлявшимся во всѣ стороны, время отъ времени мелькалъ синеватый огонекъ и снова исчезалъ, вдали слышались удары молотовъ о камень, звуки катящихся тачекъ, какой-то трескъ, и затѣмъ опять мертвое молчаніе. Ко мнѣ подошелъ работникъ съ лампочкой на шапкѣ и предложилъ проводить меня по шахтѣ, но съ меня было достаточно уже и того, что я видѣлъ; поэтому, я попросилъ его только распорядиться поднять меня опять наверхъ. Онъ дернулъ за веревочку, и черезъ пять минутъ я былъ снова на землѣ, на солнцѣ и на воздухѣ, давъ себѣ слово никогда болѣе подземныхъ путешествій добровольно не предпринимать.
   

ПИСЬМО ПЯТОЕ.

Вальпарайзо.-- Поѣздка въ Santiago.-- Желѣзная дорога.-- Кордильеры.-- Опера.-- Городъ.-- Соборъ da las Campania.-- Жизнь въ Сантьяго.-- Его духовенство.-- Приключенія на желѣзной дородѣ.-- Землетрясеніе.

   Черезъ день, 16-го (28-го) апрѣля, мы были уже въ Вальпарайзо. Погода стояла лѣтняя, утреннее солнце ярко освѣщало городъ, длинной бѣлой лентой тянущійся вдоль по бухтѣ. По рейду, между судами, бороздили воду множество маленькихъ шлюпокъ; тутъ же въ двухъ пловучихъ докахъ чинился пароходъ и купеческое судно. Оживленіе, шумъ, дѣятельность царствовали всюду. Вальпарайзо по торговому своему значенію занимаетъ первое мѣсто въ Чили. Самъ по себѣ городъ невеликъ -- онъ почти весь заключается въ двухъ длинныхъ параллельныхъ улицахъ, по которымъ цѣлый день фуры съ тяжестями, вереницы навьюченныхъ муловъ, двѣ конно-желѣзныя дороги снуютъ взадъ и впередъ. По бокамъ ихъ, сплошными рядами, тянутся вывѣски разныхъ конторъ, магазиновъ и лавочекъ. Днемъ -- городъ оживленъ только дѣловою дѣятельностію, лишь въ 7 часовъ вечера на улицахъ начинаютъ появляться дамы, на площади располагаются оркестры музыки, мѣстные денди въ полныхъ боевыхъ костюмахъ, какъ-то одноглазкахъ, невозможныхъ жилетахъ, шляпкахъ кучками располагаются у ярко освѣщенныхъ оконъ магазиновъ и плѣняютъ проходящихъ красавицъ. Вальпарайзо, впрочемъ, не можетъ назваться чилійскимъ городамъ -- это совершенно европейскій приморскій городъ, какъ по образу его жизни, такъ и обитателямъ. Большинство постоянныхъ жителей его -- нѣмцы, англичане и сѣверо-американцы, которые сосредоточиваютъ всю торговлю страны въ своихъ рукахъ; чилійцы же пріѣзжаютъ въ Вальпарайзо только на нѣсколько лѣтнихъ мѣсяцевъ купаться въ морѣ, остальное же время проводятъ или въ Сантьяго, или въ своихъ помѣстьяхъ и виллахъ въ барствѣ и нѣгѣ, предоставляя европейцамъ торговлю и работу. Въ обыкновенное время Вальпарайзо имѣетъ не болѣе 80,000 жителей.
   Убѣдясь, что Вальпарайзо, ни по образу жизни, ни по мѣстнымъ своимъ особенностямъ не представляетъ ничего интереснаго для европейскаго туриста, я поспѣшилъ воспользоваться временемъ стоянки клипера въ этомъ городѣ, и съѣздить въ Сантьяго. Ко мнѣ присоединился B. Е., и мы вдвоемъ отправились по желѣзной дорогѣ, соединяющей эти два главныхъ города Чили.
   Дорога, по которой мы ѣхали, можетъ быть, единственная въ мірѣ по тѣмъ трудностямъ, съ которыми пришлось бороться при проложеніи ея. Она, на всемъ своемъ протяженія, идетъ въ гору, лѣпясь по окраинамъ и скаламъ Кордильеръ, и забирается наконецъ на 3,000 фут. высоты, гдѣ черезъ пропасть перекинутъ полукруглый желѣзный мостъ, на которомъ поѣздъ дѣлаетъ крутой заворотъ и переходитъ на другой кряжъ горъ. Всѣ, вообще, повороты дороги до такой степени круты и рѣзки, что намъ, привыкнувшимъ къ прямолинейности нашихъ европейскихъ желѣзныхъ дорогъ, было сначало крайне странно видѣть, не приподнимаясь съ мѣста, появленіе локомобиля поѣзда то на одной, то на другой сторонѣ нашего вагона. Избѣгнуть подобной рѣзкости поворотовъ при условіяхъ мѣстности -- врядъ ли была возможность, потому что полотно дороги, будучи врублено въ окраины горы, поневолѣ должно слѣдить за всѣми ея изгибами.
   Мѣстность, по которой она идетъ, чрезвычайно живописна и разнообразна; виды, какъ картины быстро смѣняющейся панорамы, мелькаютъ мимо васъ. Каждый поворотъ поѣзда открываетъ передъ вами новый пейзажъ: то у ногъ вашихъ разстилается обширная долина, покрытая виноградниками, полями, зеленью, изъ среды которой высоко выдается одинокая пальма или громадный кактусъ, усыпанный цвѣтами; то передъ вами открывается дикая суровая пропасть, въ которую съ шумомъ и грохотомъ падаетъ водопадъ и теряется въ безднѣ. Вдали бѣлѣются снѣжныя вершины Кордильеръ и ихъ колоссъ Акункагуа (Acouncagua), передъ которымъ нашъ Монбланъ показался бы не болѣе холма, недостающаго даже и до половины американскаго великана.
   По склонамъ горъ лѣпятся домики и небольшія деревеньки работниковъ минеральныхъ копей, которыя въ Чили составляютъ одно изъ главныхъ богатствъ страны. Самыя обильныя руды -- это мѣдныя. Чили ежегодно доставляетъ Европѣ болѣе половины всего того количества мѣди, которое обработывается ею. Но сокровища Кордильеръ не ограничиваются только однимъ этимъ минераломъ; въ нихъ находится еще золото, серебро, свинецъ, ртуть въ большомъ количествѣ. Кромѣ минераловъ страна богата еще хлѣбомъ, виномъ и mate (родъ чая въ большомъ употребленіи во всей южной Америкѣ). Вообще Чили, по климатическимъ своимъ условіямъ и богатству своихъ произведеній, можетъ быть причислено къ числу баловней природы, которая не поскупилась излить на нее свои дары.-- Одно только, на что крайне сѣтуютъ жителя -- это частыя землетрясенія: не проходитъ недѣли безъ того, чтобы они не повторялись, и иногда настолько сильно, что бываютъ причиною гибели цѣлыхъ городовъ и селеній.
   Въ короткое время нашей стоянки въ Вальпарайзо землетрясеній было три, и что странно, это то, что жители странъ, гдѣ это явленіе природы повторяется такъ часто, не только не привыкаютъ къ нему, но съ каждымъ разомъ становятся къ нему ощутительнѣй и боязливѣе. Проѣхавъ около девяти часовъ по желѣзной дорогѣ, вечеромъ мы были въ Сантьяго. Расположившись въ гостиницѣ и наскоро пообѣдавъ, мы въ тотъ же вечеръ отправились въ театръ, гдѣ шла въ этотъ день Лукреція. Снаружи зданіе не представляетъ ничего особеннаго; большой колоннадою поддерживаемый подъѣздъ составляетъ его единственное украшеніе. Когда мы вошли въ партеръ, театръ былъ уже полонъ; ложи были заняты разодѣтыми барынями, одна красивѣе другой. Я ни до того, ни послѣ не видывалъ города, гдѣ бы женщины были такъ хороши какъ въ Сантьяго; безобразная женщина составляетъ здѣсь такую же рѣдкость, какъ у насъ красивица, и хотя европейцы, живущіе въ Чили, и имѣютъ обыкновеніе крайне не лестно отзываться о здѣшнихъ барыняхъ, говоря о нихъ, что вся красота ихъ только внѣшняя, а въ сущности онѣ нечистоплотны, неразвиты, безнравственны, грязны и дурны еще во многихъ другихъ отношеніяхъ -- но полагаю, что все это одна лишь черная клевета, да и возможно ли, чтобы такія очаровательныя созданія были бы преисполнены столькими недостатками? Красота и порокъ, но моему, двѣ вещи несовмѣстимыя-въ особенности въ женщинѣ! Въ этотъ моментъ, это было не только мое мнѣніе, но и мнѣніе моего спутника, которому, при видѣ всѣхъ этихъ ложъ, окончательно не сидѣлось на мѣстѣ; онъ не зналъ, на какую смотрѣть, вертѣлся на креслѣ, мѣшалъ мнѣ слушать оперу, и вообще впродолженіе всего нашего пребыванія въ Сантьяго былъ истиннымъ мученикомъ, то и дѣло бѣгалъ по гуляньямъ, восторгался каждой встрѣчной чилійкой, признавая ее за красивѣйшее созданіе міра, воспламенялся, страдалъ, томился.... вообще бѣда быть влюбчивымъ въ Сантьяго. Опера шла довольно порядочно. Примадонна повременамъ покрикивала, но умѣренно; теноръ хотя и имѣлъ слабенькій голосъ, но за то громадные, блестящіе черные глаза его вызывали много апплодисментовъ. По всему видно было, что публика пріѣхала въ театръ не столько слушать музыку, сколько посмотрѣть другихъ, а въ особенности показать себя. Въ Сантьяго театральныя ложи составляютъ наслѣдственную собственность извѣстныхъ семействъ, переходящую изъ рода въ родъ, поэтому они по вечерамъ пріѣзжаютъ въ театръ не для спектакля, а чтобы какъ нибудь убить время, встрѣтиться съ знакомыми, узнать новости, посплетничать, сдѣлать и принять визиты, а музыку слушаютъ только въ промежутки всѣхъ этихъ занятій, или же когда пѣвецъ не въ мѣру крикнетъ, чѣмъ послѣдніе поневолѣ должны злоупотреблять, чтобы не оставаться совсѣмъ незамѣченными.
   На другой день, съ ранняго утра, отправились мы фланировать по городу. Сантьяго въ настоящее время имѣетъ около 150,000 жителей. Начало городу было положено въ 1541 году Педромъ Вальдивіемъ, домъ котораго по сіе время сохраняется еще, не могу сказать какъ святыня, потому что впечатлѣніе, произведенное на насъ этой грязной лачугой, было настолько нехорошо, что у насъ даже не хватило храбрости войдти въ нее, и мы принуждены были довольствоваться лишь внѣшнимъ осмотромъ. Сантьяго, какъ всѣ вообще города южной Америки, построенъ правильными квадратами; черезъ пять минутъ по выходѣ нашемъ изъ гостиницы мы попали на площадь, на которой разбитъ сквэръ съ красивымъ фонтаномъ посерединѣ. По одну сторону площади стоить большое старинное зданіе ратуши, а по другую строится новый дворецъ президенту, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ нѣсколько лѣтъ тому назадъ стоялъ знаменитый по своей трагической кончинѣ соборъ de las Compania, сгорѣвшій въ 1863 году. При пожарѣ его погибло болѣе 3,000 народу и почти все женщины. Мнѣ разсказывали свидѣтели этого ужаснаго зрѣлища, что когда церковь вспыхнула внутри, весь народъ бросился массой къ выходнымъ дверямъ, отворявшимся во внутрь церкви, и своимъ напоромъ затворилъ ихъ. Другой же выходъ изъ церкви, ведущій въ ризницу, предусмотрительные священники, выйдя сами въ него, сочли нужнымъ запереть на ключь, чтобы свободнѣе спасать свои сокровища. такимъ образомъ народъ оказался запертымъ со всѣхъ сторонъ въ горящей церкви. Когда выломали съ площади дверь, то за нею груда раздавленныхъ и задушенныхъ тѣлъ снова загораживала выходъ настолько, что только немногимъ удалось перейдти ее не будучи самому придавленнымъ или задержаннымъ за платье тѣми, которые уже лежали въ ней, и которые еще надѣялись, что, захватившись за другаго, успѣютъ приподняться и спастись; тогда какъ въ дѣйствительности не они только не спасали себя, по останавливали другихъ и, тѣмъ самымъ, все болѣе и болѣе увеличивали препятствіе къ выходу, пока всѣ наконецъ не были погребены подъ обрушившимся куполомъ собора.
   Нѣсколько дней послѣ пожара, площадь, на которой мы стояли, была завалена обгорѣлыми тѣлами, пока не разобрали ихъ родственники и не похоронили. Весь городъ былъ въ траурѣ; не было семейства, которое не оплакивало бы одного изъ своихъ членовъ въ этомъ общемъ, страшномъ несчастіи.
   Большинство домовъ въ Сантьяго одноэтажные, въ предупрежденіе землетрясеній, отъ которыхъ городъ уже неоднократно страдалъ: построекъ, выходящихъ изъ ряду обыкновенныхъ -- мало, къ числу ихъ развѣ только можно причислить нѣсколько старинныхъ церквей, замѣчательныхъ по богатству своихъ внутреннихъ украшеній и древности нѣкоторыхъ образовъ, потомъ театръ, пассажъ и университетъ, при которомъ находится довольно богатый зоологическій музей и библіотека.
   Самая людная улица въ городѣ -- это такъ называемая Calle de las delicias, которая дѣйствительно вполнѣ соотвѣтствуетъ своему названію: это длинный, пересѣкающій почти весь городъ бульваръ, изъ пирамидальныхъ тополей, украшенный во многихъ мѣстахъ бронзовыми статуями разныхъ великихъ людей республики, фонтанами, бюстами, скверами и т. п. По внѣшнимъ сторонамъ аллей тянутся двѣ прекрасныя, широкія улицы, по которымъ по воскресеньямъ весь beau-monde Сантьяго, въ роскошныхъ экипажахъ, выѣзжаетъ кататься.
   Это одно изъ немногосложныхъ развлеченій городскихъ жителей, препровожденіе времени которыхъ въ остальные дни недѣли не отличается особеннымъ разнообразіемъ и оживленіемъ. Днемъ -- городъ почти пустъ, прекрасныя его обитательницы съ ранняго утра, закутанныя въ черныя, коричневыя или бѣлыя шали, смотря по тому, кто какой цвѣтъ далъ обѣтъ носить, что по ихъ терминологіи называется посвящать себя извѣстному цвѣту -- онѣ съ коврикомъ и молитвенникомъ въ рукахъ идутъ на исповѣдь, гдѣ каждая изъ кающихся проводитъ большую часть утра въ духовныхъ упражненіяхъ съ своимъ духовникомъ, по окончаніи которыхъ она возвращается домой, плотно завтракаетъ и до обѣда предается сіестѣ или по просту сказать послѣобѣденному сну. Остается вечеръ, часть котораго опять-таки поглощается церковью, послѣ чего только барыни отправляются гулять по магазинамъ, роютъ ихъ съ низу до верху, ничего не покупаютъ, и снова отправляются спать уже въ настоящую. Въ десять часовъ вечера улицы, оживленныя на нѣсколько часовъ, снова пустѣютъ, огни гасятся и одинъ только ночной сторожъ, прогуливаясь по нимъ, разпѣваетъ часы. Вотъ вамъ день въ Сантьяго. Балы, вечера, собранія бываютъ рѣдки и обыкновенно, какъ сами чилійцы объ нихъ отзываются, натянуты и скучны. Изъ общей этой однообразной рамки выдѣляется только одно воскресеніе, когда общество предается веселію -- гулянія и театра. Подобное препровожденіе времени по преимуществу въ церкви и во снѣ -- чилійцы объясняютъ любовію своею къ семейной жизни, но вѣроятно, вслѣдствіе этой-то самой семейной жизни всякій чиліецъ, какъ младъ, такъ и старъ, заведясь малѣйшими деньжонками, бросаетъ и домъ, и семью, и норовитъ какъ бы ему попасть въ Парижъ. Единственный классъ общества, отличающійся дѣятельностію въ Сантьяго -- это духовенство. Обѣдни, а главное исповѣди должны отнимать у нихъ много времени и силъ, но за то же ихъ и много: выйдя на улицу, вы непремѣнно встрѣтите десятка два или три монаховъ, и все такіе славные, бѣлые, пухлые, съ черными блестящими глазами, длинными вьющимися локонами, однимъ словомъ, нигдѣ я не встрѣчалъ такихъ красивыхъ поповъ, какъ здѣсь, даже и одѣты они, противъ общаго обыкновенія католическихъ монаховъ, чисто и щеголевато -- ну, хоть любаго подъ стекло... Что мудренаго послѣ этого, что они такъ забрали себѣ барынь въ руки.
   Черезъ нѣсколько дней нашего пребыванія въ Сантьяго, наконецъ, наступилъ день отъѣзда; распростившись съ нашими друзьями, мы отправились на желѣзную дорогу. Поѣздъ готовъ былъ уже двинуться, и только что мы успѣли взять билеты и усѣсться на мѣсто, какъ онъ тронулся. Съ нами вмѣстѣ въ отдѣленіи сидѣлъ какой-то французъ и довольно плотный чиліецъ, хлопотавшій все время утискивать свои узлы, корзины и другіе пожитки въ сѣтку, находящуюся надъ его мѣстомъ. Въ Чили я замѣтилъ ту же страсть, что у насъ въ Россіи -- забирать съ собой въ вагонъ множество пожитковъ, и не стѣсняясь нисколько, насколько подобный практическій способъ путешествій можетъ нарушать спокойствіе сосѣдей, безцеремонно раскладывать имъ все это чуть не на колѣни. Такъ поступалъ и нашъ чиліецъ, но зато жестоко же онъ и былъ наказанъ: не прошло и часу какъ мы ѣхали, я было-взялся за книгу, купленную мною на дорогу; товарищъ мой разговорился съ французомъ, а экономный чиліецъ, уложивъ свои тюки какъ слѣдуетъ, наконецъ успокоился и собрался-было вздремнуть, какъ вдругъ раздался неожиданный свистокъ машины, затѣмъ сильный толчокъ. трескъ и поѣздъ остановился какъ вкопанный. Невольно бросились мы къ окну узнать, что бы это такое могло быть? Оказалось, что поѣздъ сошелъ съ рельсовъ и уперся въ заборъ. Какъ обыкновенно водится въ этихъ случаяхъ, поднялся шумъ, гамъ, крикъ, дамы падаютъ въ обморокъ, мужчины скачутъ изъ вагоновъ; приготовились и мы послѣдовать этому благоразумному примѣру, какъ замѣтили, что сосѣдъ нашъ чиліецъ, неистово размахивая руками, что-то глухо стонетъ. Думая что онъ раненъ, мы бросились къ нему на помощь, но оказалось, что отъ толчка остановившагося поѣзда тюки экономнаго чилійца посыпались ему на голову и надвинули несчастному шляпу на самый подбородокъ. Снять ее не было никакой возможности, а между тѣмъ испугъ, желаніе спасаться отъ опасности, которая должна была ему казаться тѣмъ страшнѣй, что въ ослѣпленіи своемъ онъ ее не могъ видѣть -- доводили нашего чилійца до окончательнаго отчаянія. Онъ вертѣлся, метался во всѣ стороны, не жалѣя носа, который составлялъ главное препятствіе, тащилъ цилиндръ къ верху, но ничего не помогало -- цилиндръ не подавался. Положеніе чилійца было самое печальное и вмѣстѣ съ тѣмъ крайне смѣшное. Сколько мы ни употребляли надъ собой усилій, чтобы не расхохотаться, мы не могли выдержать, когда, наконецъ, проткнутое головой дно шляпы отскочило и изъ-подъ нея показалось красное, испуганное лицо чилійца, задыхающимся голосомъ умоляющаго его спасти. Сцена эта была до того забавна, что долго послѣ ухода нашего несчастнаго сосѣда мы еще продолжали смѣяться. Маленькой этой катастрофой и нѣсколькими незначительными ушибами ограничилось все несчастіе; пришлось вернуться пѣшкомъ въ городъ и дожидаться слѣдующаго дня, ранѣе котораго поѣздъ снова идти не могъ. Задержка эта была намъ какъ нельзя болѣе съ руки: она давала намъ еще разъ возможность побивать въ оперѣ -- наслажденіе, котораго мы съ самаго нашего выхода изъ Европы были лишены, и потомъ сдѣлало насъ свидѣтелями одного изъ сильныхъ землетрясеній въ Сантьяго.
   Вернувшись вечеромъ изъ театра, мы только что заснули, какъ сильный стукъ у двери нашей комнаты разбудилъ насъ. Хозяинъ гостиницы взволнованнымъ голосомъ кричалъ нимъ terre moto seniores, terre moto! Проснувшись отъ этого крика, мы дѣйствительно ощутили какъ бы нѣсколько сильныхъ сотрясеній всего дома, причемъ стаканъ, стоящій на моемъ ночномъ столикѣ, самъ собой свалился на полъ и разбился. На улицѣ слышался шумъ, по лѣстницамъ гостиницы бѣготня и испуганные возгласы. Все это заставило насъ поспѣшить одѣться и сойти внизъ На дворѣ стояла чудная лунная ночь, небо было ясно, звѣзды блистали какъ-то особенно свѣтло и ярко. Толпы народа, женщинъ, дѣтей въ самыхъ разнообразныхъ костюмахъ бѣжали на площадь: мы присоединились къ нимъ и вскорѣ очутились на той самой соборной площади, о которой я уже упоминалъ вначалѣ. Она на этотъ разъ представляла самое оригинальное зрѣлище: женщины, въ однѣхъ рубашкахъ, завернутыя въ простыни и одѣяла, съ распущенными волосами, полныя страха и отчаянія бросались на колѣни, ударяли себѣ въ грудь, рвали на себѣ волосы и громко молились, призывая за помощь всѣхъ святыхъ и умоляя ихъ о пощадѣ и прощеніи. При этомъ я замѣтилъ, что возгласы "mea culpa, mea maxima culpa", раздавались почти изъ всѣхъ хорошенькихъ устъ.
   Въ особенности красиво убивалась одна молоденькая, хорошенькая чилійка въ бѣломъ пеньюарѣ. Роскошная, разсыпавшаяся коса ея, какъ черная мантія покрывала ея обваженныя плечи и грудь, ниспадая почти до земли; ея красивая фигура, полная горя и отчаянія, живо напоминала мнѣ одну изъ знаменитѣйшихъ картинъ дрезденской галлереи, "Кающуюся Магдалину", Корреджіо, которою я когда-то восторгался -- теперь эта Магдалина стояла передо мною живою... Видя, что бѣдная ввѣ себя отъ страха, я съ моимъ товарищемъ подошли къ ней и. насколько позволяло вамъ знаніе испанскаго языка, обратились съ словами участія и утѣшенія, но бѣдняжкѣ, видно, уже было не до утѣшеній, потому что она сначала расплакалась, а потомъ упала въ обморокъ! Это неожиданное обстоятельство поставило насъ отчасти въ крайне затруднительное положеніе, чѣмъ ее лечить и какъ ее успокоивать, не имѣя никакихъ медицинскихъ средствъ подъ руками. Поэтому мы сначала посадили вашу паціентку на скамейку, но счастію нашедшуюся вблизи. B. Е. зачерпнулъ въ фонтанѣ воды шляпой и принялся такъ усердно обливать красавицу, что она въ одно мгновеніе очнулась и пришла въ себя. Тутъ уже намъ не трудно было узнать ея адресъ и проводить ее домой.
   Мужчины растерялись не менѣе женщинъ; въ особенности былъ смѣшонъ какой-то длинный, голенастый господинъ, повидимому, выскочившій прямо изъ постели, не успѣвъ даже захватить съ собой самыхъ необходимыхъ принадлежностей мужскаго туалета. Онъ, нисколько не стѣсняясь этимъ, бѣгалъ изъ одного угла площади въ другой, разспрашивая у каждаго встрѣчнаго -- не чувствуетъ-ли онъ подземныхъ ударовъ и не слышитъ-ли онъ гулъ? Но такъ-какъ ни ударовъ, ни гула никакого не было и не повторялось, а было довольно свѣжо, послѣ часоваго ожиданія, всѣ понемногу стали расходиться по домамъ и площадь вскорѣ опустѣла.
   На слѣдующее утро поврежденія желѣзной дороги были исправлены и мы отправились обратно въ Вальпарайзо съ первымъ поѣздомъ.
   

ПИСЬМО ШЕСТОЕ.
Океанія.

Маркизскій архипелагъ.-- Нука-Гива.-- Исторія его.-- Встрѣча насъ туземцами.-- Ихъ наружность и обычаи.-- Католическіе миссіонеры и ихъ дѣятельность.-- Растительность острова.-- Женская миссія и ихъ школа.-- Королева острова.-- Политическій и семейный строй маркизовъ.-- Путешествіе во внутренность острова.-- Гроза въ горахъ.-- Военный костюмъ островитянъ.-- Канибальство.-- Танецъ хула-хула.

   Уходя изъ Вальпарайзо, мы покидали цивилизованный міръ и вступали въ дикія, первобытныя страны Океаніи. Это было наступленіе самой интересной части нашего плаванія. Намъ предстояло видѣть природу въ полной ея силѣ и блескѣ, потому что ни одна страна міра не можетъ сравниться красотою съ островами Тихаго океана; наконецъ, первобытнаго человѣка, такъ, какъ онъ вышелъ изъ рукъ Создателя, въ его естественной наготѣ, въ его истинномъ свѣтѣ, нестѣсненнаго искусственными условіями жизни, а наслаждающагося и живущаго такъ, какъ научила его мать-природа -- путь можетъ быть самый вѣрный и правильный къ достиженію того, что такъ тщетно ищетъ человѣчество -- счастья.
   Плаваніе наше между Вальпарайзо и Маркизскими островами было тихое, ровное, спокойное, какъ вообще въ пассатахъ. Однообразіе моря не нарушалось ни встрѣчею судовъ, ни птицъ, ни рыбъ, вообще одинъ день проходилъ какъ другой, пока наконецъ, передъ нами, на 31-й день нашего плаванія -- 5-го (17-го) іюля, на горизонтѣ, въ неясныхъ очертаніяхъ, показалась Нука-Гива (Nouka-Hiva), главный островъ Маркизскаго архипелага, гдѣ и предположено было бросить якорь.
   Слава открытія группы этихъ острововъ принадлежитъ испанскимъ авантюристамъ, которые въ XVI и XVII столѣтіяхъ такъ отважно пускались въ новыя моря за открытіемъ невѣдомыхъ странъ и поисками мечтаемыхъ сокровищъ. Въ 1595 году небольшая эскадра подъ начальствомъ Альваро Мендана да-Неира первая, занесенная пассатомъ, натыкается на Маркизскіе острова: онъ же даетъ имъ и названіе въ честь своего покровителя, вице-короля Перу, маркиза де-Мендоза. Послѣ него посѣщаютъ эту группу Кукъ, Гергестъ, Портеръ и многіе другіе, и каждый изъ нихъ ознаменовываетъ свое пребываніе въ ней безчеловѣчными и совершенно безполезными кровопролитіями и убійствами, пользуясь превосходствомъ своихъ силъ и оружія. Вотъ подъ какими условіями варварскія племена дикихъ знакомятся въ первый разъ съ европейскою цивилизаціею. Къ несчастію, системы этой и до настоящихъ поръ многіе, изъ берущихъ на себя титулъ цивилизаторовъ, продолжаютъ держаться относительно дикарей, какъ въ распространеніи христіанства, такъ и просвѣщенія.
   Группа Маркизскихъ острововъ, расположенная между 8 и 10о южной широты и 143 и 141 западной долготы, образуется изъ одиннадцати острововъ вулканическаго происхожденія. Снаружи они кажутся суровыми и непривѣтливыми. Крутые, обожженные базальтовые утесы отвѣсно выдвигаются изъ пѣнящагося океана, оканчиваясь разорванными высокими шпицами, кое-гдѣ покрытыми рѣдкой травой и колючими кустарниками желѣзнаго дерева. Наружный берегъ Нука-Гивы усѣянъ глубокими пещерами, которыя производятъ странное впечатлѣніе: когда приближаешься къ острову, со всѣхъ сторонъ его слышатся какъ бы пушечные выстрѣлы -- это волны, вкатываясь въ гроты, издаютъ этотъ трескъ. Жители называютъ ихъ гремящими гротами и считаютъ ихъ жилищами злыхъ духовъ. Подойдя лишь вплотную къ острову, изъ-за глубоко выдающихся въ море двухъ голыхъ скалъ, какъ бы сторожевыхъ башень, открылась передъ нами бухта Анны-Маріи или Таіо-хаи (Taio-hai) -- самая обширная и удобная бухта острова. Трудно представить себѣ что-нибудь живописнѣе и красивѣе этого мѣстечка. Справа и слѣва поднимаются темныя, почти голыя скалы, снизу обрамленныя бѣлою пѣною разбивающихся буруновъ; онѣ, какъ грозные исполины, сурово смотрятъ на непрошеннаго путника, осмѣливающагося нарушать ихъ покой; но чѣмъ далѣе углубляется взоръ вашъ въ глубину бухты, темъ контуры берега сталовятся мягче, отложе и наконецъ превращаются совсѣмъ въ долину, которая, своею вѣчною зеленью, такъ и манитъ васъ къ себѣ -- это роскошнѣйшій паркъ, въ которомъ тропическая растительность является во всей своей красѣ: группы пальмъ, банановъ, вѣковыя деревья, снизу до верху обвитыя ліянами, орхидеями и красивыми ползучими растеніями, образуютъ чудный зеленый коверъ ея, ярко переливающійся всевозможными оттѣнками, которому фономъ служатъ темныя, дикія скалы и горы.
   Пока продолжался авралъ, сопровождающій обыкновенно постановку судна на якорь, я съ нетерпѣніемъ дожидался первой отправляющейся шлюпки на берегъ, чтобы скорѣй познакомиться съ этимъ очаровательнымъ островомъ и его дикими обитателями, о которыхъ такъ много и такъ разнорѣчиво отзываются путешественники.
   На берегу насъ встрѣтила толпа женщинъ, украшенныхъ цвѣтами, съ любопытствомъ глазѣющая на новопріѣзжихъ. Круглыя, красивыя ихъ лица добродушно намъ улыбались; онѣ беззастѣнчиво присоединились къ намъ и сопровождали насъ впродолженіе всей нашей прогулки.
   Европейское населеніе Нука-Гивы, заключающееся изъ десятка представителей всевозможныхъ націй, сгруппировалось на правой сторонѣ бухты возлѣ дома французскаго резидента и образовало деревеньку изъ пяти, шести домовъ, которые по преимуществу заняты кабаками и мелочными лавочками. Туземцы же предпочитаютъ селиться не кучей, а разбрасываютъ свои хижины по склону горъ, въ нѣкоторомъ отдаленіи другъ отъ друга, каждый на своей землѣ. Вдоль берега идетъ прекрасная аллея "bourao", очень развѣсистаго и обширнаго дерева. Эта аллея составляетъ пока единственное заявленіе пребыванія французовъ въ колоніи съ 1842 года, когда начальники острова согласились признать надъ собой верховную власть Луи-Филиппа.
   Маркизскіе острова могутъ служить однимъ изъ блестящихъ доказательствъ всей неспособности французовъ, какъ колонизаторовъ. Вотъ уже почти тридцать лѣтъ, какъ они владѣютъ этими островами, находящимися въ самыхъ счастливыхъ условіяхъ во всѣхъ отношеніяхъ. и что же они изъ нихъ сдѣлали?-- безплодную, непроизводительную колонію, никѣмъ не посѣщаемую и приносящую пока лишь одни расходы метрополіи. Правда, что эти расходы невелики -- они ограничиваются содержаніемъ резидента, какого-то флотскаго лейтенанта, который своими безсмысленными жестокостями и притѣсненіями озлобляетъ только островитянъ, и двухъ его сателлитовъ жандармовъ -- вотъ цивилизующій элементъ колоніи, кромѣ миссіи, о которой мнѣ прійдется говорить впослѣдствіи.
   Мѣстные жители Нука-Гивы могутъ быть причислены къ красивѣйшимъ представителямъ человѣческой расы: они мѣднокраснаго цвѣта, превосходно сложены, высоки ростомъ, съ правильными и красивыми чертами лица, въ которыхъ проглядываетъ много энергіи и доброты; съ перваго же взгляда они располагаютъ въ свою пользу. Тѣло ихъ растатуировано мелкими, красивыми рисунками, весьма правильно расположенными на разныхъ частяхъ его. Въ татуировкѣ Маркизскихъ островитянъ преобладаютъ арабески, изображенія животныхъ они почти не употребляютъ. Мужчины татуируютъ себѣ все тѣло, не исключая и лица, женщины же -- только оконечности, какъ-то руки до локтей и ноги немного выше колѣнъ, также какъ и нижнюю часть спины, которая въ особенности отдѣлывается тщательно. Процессъ этой операціи чрезвычайно мучителенъ и продолжителенъ. Чтобы растатуировать все тѣло нужно по крайней мѣрѣ отъ двухъ до трехъ лѣтъ по ихъ лѣточисленію (считая за годъ время отъ одного сбора плодовъ хлѣбнаго дерева до другаго, что по нашему составляетъ около шести мѣсяцевъ); она производится посредствомъ наколовъ кожи острыми гребешками разныхъ величинъ и затираніемъ этихъ мѣстъ чернымъ сокомъ какого-то мѣстнаго растенія. Художникъ, производящій эту операцію, вознаграждаетъ себя за трудъ свой правомъ полнаго безграничнаго распоряженія украшаемаго ими франта или кокетки, впродолженіе всего времени своего труда надъ нимъ; изъ этого общаго правила исключается только королевская фамилія и жены и дочери главныхъ начальниковъ.
   На слѣдующій день нашего прихода, съѣхавъ съ капитаномъ на берегъ, мы познакомились съ начальникомъ католической миссіи, очень неглупымъ и хитрымъ монахомъ. Онъ вызвался сдѣлаться нашимъ чичероне и показать намъ достопримѣчательности колоніи. Нечего говорить, что съ первыхъ же словъ разговора frère Clément -- такъ звали монаха -- сталъ жаловаться на горькую судьбу миссіонеровъ, на тѣ опасности и препятствія, съ которыми имъ приходится бороться для распространенія истинъ христовыхъ между кровожадными, дикими островитянами, коснѣющими въ грѣхѣ и развратѣ... Это общая пѣснь миссіонеровъ, подъ жалостные звуки которой они убаюкиваютъ, обыкновенно, европейцевъ, тѣмъ легче, скрывая отъ нихъ обратную сторону медали миссіонерской дѣятельности, которую, къ стыду своему они, за весьма немногими исключеніями, обратили въ грязное ремесло, приносящее весьма круглые доходы ихъ орденамъ, но ни малѣйшей пользы человѣчеству. Главное занятіе миссіонеровъ на островахъ Тихаго океана не проповѣдованіе слова Божія, тѣмъ паче примѣръ его, а постыдная эксплуатація съ одной стороны своихъ правительствъ и жертвователей, съ другой же -- несчастныхъ дикарей, изъ которыхъ они всѣми правдами и неправдами высасываютъ все, что только высосано быть можетъ подъ предлогомъ спасеніи ихъ грѣшныхъ душъ. Для примѣра вкратцѣ разскажу вамъ закулисную дѣятельность хотя бы миссіи Маркизскихъ острововъ, такъ-какъ мы на нихъ пока находимся {Свѣдѣнія эти почерпнуты мною изъ оффиціальныхъ источниковъ и вдобавокъ были мнѣ подтверждены еще липами, стоящими во главѣ управленія французскихъ колоній въ Тихомъ океанѣ.}. На одномъ изъ острововъ архипелага, именно на Доминикѣ, католическая миссія владѣетъ обширными хлопчатобумажными плантаціями: но такъ какъ главное затрудненіе обработки земель въ этихъ странахъ заключается въ дороговизнѣ рабочихъ рукъ, а очень часто и въ полнѣйшемъ недостаткѣ ихъ, то святые отцы придумали очень остроумный и прибыльный способъ изворачиваться изъ этого неудобнаго для нихъ положенія: они, подъ видомъ пріученія дикарей къ труду и воспитанія ихъ дѣтей, собираютъ ихъ со всѣхъ острововъ архипелага и отправляютъ, на опредѣленное каждому время, обработывать свои плантаціи, безвозмездно разумѣется. Когда же и этихъ силъ не хватаетъ, напримѣръ во время сбора хлопка, то они нанимаютъ сверхштатныхъ работниковъ, которымъ за ихъ трудъ платятъ особою жестяною монетою, выпущенною ими на островѣ для этого случая и имѣющей, разумѣется, цѣнность только въ складахъ водки и мелкаго товара, принадлежащихъ миссіи. Такимъ образомъ они однимъ и тѣмъ же камнемъ одновременно наносятъ два удара: платятъ своимъ рабочимъ, и сбываютъ свой товаръ по той цѣнѣ, по которой имъ заблагоразсудится назначить, не опасаясь конкуренціи другихъ торговцевъ острова и слѣдовательно, опять-таки, окупая обработку своихъ плантацій.
   Впрочемъ, эти маленькія спекуляціи сущія бездѣлицы сравнительно съ тѣми злоупотребленіями, жестокостями и варварствами, которыя они было-стали выдѣлывать, съ помощью задаренныхъ ими начальниковъ племенъ, когда въ 1855 году французы, думая покинуть эту колонію, вызвали изъ нея свои военные посты и миссіонеры одни остались на архипелагѣ. Начто уже французское правительство снисходительно смотритъ вообще на продѣлки своего духовенства, по на этотъ разъ безчеловѣчіе ихъ на Маркизскихъ островахъ приняло такіе размѣры. что и оно не могло оставаться равнодушнымъ и принуждено было снова занять острова и прислать резидента и двухъ жандармовъ -- воевать не противъ дикарей, а христіанскихъ ихъ просвѣтителей.
   Самой крупной продѣлкой миссіи, въ промежутокъ этого времени, была продажа островитянъ въ 1863 году перувіанскимъ аферистамъ, которые, при содѣйствіи миссіонеровъ, разнаго рода обманами заманивали на свои суда туземцевъ и увозили ихъ въ Перу -- гдѣ они, какъ невольники, были употребляемы на разработки рудниковъ и гуано. Такъ было вывезено болѣе 5,000 маркизцевъ въ самое непродолжительное время въ Америку. Хотя они впослѣдствіи, по настоянію Франціи, и были частью снова возвращены перувіанскимъ правительствомъ на родину, но вмѣстѣ съ ними завезена была на Маркизскіе острова оспа, уничтожившая болѣе 2/3 оставшагося населенія.
   Впрочемъ, довольно о миссіонерахъ; послѣдуемъ за нашимъ frère Clément, ведущимъ насъ смотрѣть достопримѣчательности Нува-Гивы. Первою, разумѣется, была миссія; почему, въ началѣ всего, онъ насъ заставилъ осмотрѣть во всѣхъ подробностяхъ бѣдную и довольно плохенькую ея церковь: затѣмъ онъ насъ повелъ въ женскій монастырь, тутъ же не вдали расположенный отъ мужскаго -- на холмѣ весь въ зелени и цвѣтахъ. У входа его мы были поражены громадностію одного дерева -- это былъ тотъ самый знаменитый бананіанъ (индійская фига), про чудовищные размѣры котораго упоминаетъ еще Дюрвиль въ своемъ путешествіи. Дерева этого я самъ не измѣрялъ, но вотъ что говоритъ про него знаменитый путешественникъ: въ 40 футахъ отъ земли дерево имѣло въ его время 77 футовъ объема и здѣсь развѣтвлялось на 15 толстыхъ вѣтвей, тѣнь которыхъ занимала кругъ въ 300 футовъ поперечника. Эти нѣсколько цифръ достаточно говорятъ о силѣ растительности острова. Когда мы вошли въ ворота монастыря, насъ встрѣтила начальница его, очень бойкая и живая старушка съ крайне злобнымъ и ехиднымъ выраженіемъ лица. Разсыпаясь въ любезностяхъ, она показывала намъ свое домашнее устройство, очень комфортабельное и даже роскошное, жаловалась на бѣдствія и труды, повела насъ въ школу, гдѣ уже успѣли принарядить и построить воспитанницъ, которыя насъ встрѣтили важно и чинно, сидя за книгами. Ихъ было всѣхъ 13; хорошенькія, оживленныя ихъ лица, непривыкшія еще къ притворству, готовы были каждую минуту разразиться веселымъ, звонкимъ смѣхомъ, но ястребиный глазъ начальницы, съ быстротой молніи перебѣгающій изъ одного угла класса въ другой, какъ бы замороживалъ на губахъ ихъ пробивающуюся дѣтскую улыбку. Дрожащимъ голосомъ пропѣвъ намъ привѣтствіе, дѣвочки скромно стояли на своихъ мѣстахъ, выслушивая нелестные о себѣ отзывы своей просвѣтительницы, которая, между прочимъ, старалась обратить наше вниманіе на французскія, якобы дѣтскія надписи на классной черной доскѣ, гласящія о ихъ счастіи и довольствѣ находиться подъ покровительствомъ такихъ добродѣтельныхъ и милосердныхъ сестеръ, которыя по волѣ Божіей выпали на ихъ долю: о величіи добродѣтели, гнусности порока и назначеніи человѣка трудиться. Несмотря за этотъ послѣдній прекрасный афоризмъ, постоянно вселяемый, по словамъ нашей путеводительницы, ея сердцу дорогимъ дѣтямъ, она сама не переставала жаловаться на труды, которыми онѣ, т.-е., сестры, удручены, и на лѣность и непостоянство своихъ воспитанницъ. Она увѣряла, что всѣ ихъ заботы и наставленія пропадаютъ даромъ, какъ только дѣти, ими почти силою отнятыя отъ родителей, чтобы вырвать ихъ изъ варварства и невѣжества, выходили изъ-подъ ея заботливыхъ попеченій и возвращались домой -- всѣ принципы нравственности, познанія и рукодѣлія, которыми ихъ такъ мучили въ школѣ, тотчасъ же забывались и неблагодарныя обращались къ жизни и обычаямъ праотцевъ и т. д. и т. д.
   Чтобы скорѣй избавиться отъ безсмысленныхъ жалобъ гадкой старушонки, неживущей самой и недающей жить другимъ, мы поспѣшили съ ней распроститься и идти знакомиться съ болѣе интересной личностію -- королевой острова Вакихенъ. Ея дворецъ помѣщается въ той же бухтѣ, только въ противоположной сторонѣ отъ европейскаго поселенія Я называю дворцомъ только потому, что зданіе это служитъ жилищемъ королевѣ, хотя въ сущности это ни болѣе, ни менѣе какъ деревянная избушка, перегороженная внутри на три небольшія, весьма мало меблированныя комнаты. Когда мы вошли въ залу, Вакихенъ, разодѣтая въ яркій ситцевый парадный пеньюаръ, встрѣтила насъ очень просто и привѣтливо; послѣ обычныхъ представленій, чрезъ посредство нашего переводчика, завязалась, подходящая къ случаю и мѣсту, бесѣда. Сначала начнемъ съ особы королевы: ей лѣтъ около сорока-пяти, она средняго роста, очень широкоплеча, черные съ просѣдью густые волосы обрамляли ея доброе, чрезвычайно симпатичное лицо; губы, руки и ноги растатуированы весьма мелкими и красивыми рисунками -- я говорю про ноги, потому что ея величество было босикомъ и, вообще, не стѣснялось выказывать своихъ прелестей. Какъ по обстановкѣ, такъ и по костюму своему королева не отличалась отъ послѣдняго изъ своихъ подданныхъ.
   Нужно сказать, что любовь къ равенству и чувство свободы нигдѣ такъ не развито въ массахъ народныхъ, какъ въ племенахъ, населяющихъ острова Океаніи. Они хотя и имѣютъ королей, королевъ, начальниковъ и другія власти, но все значеніе ихъ въ народѣ обусловливается лишь тѣмъ нравственнымъ вліяніемъ, которое они своими качествами или заслугами успѣли пріобрѣсти на него, въ противномъ же случаѣ, власть ихъ только пустой звукъ, на который не отзовется ни одинъ изъ его подданныхъ. Нука-гивецъ, въ отношеніи сохраненія своей первобытности, гораздо интереснѣе другихъ канаковъ Океаніи: на него пока меньше, чѣмъ на комъ нибудь изъ нихъ, отозволось европейское иліяпіе; неприступныя горы его роднаго острова гораздо лучше защитили его отъ него, чѣмъ его стрѣлы и пращи -- поэтому небезинтересно будетъ поближе познакомиться съ нравами и обычаями маркизянъ, такъ-какъ они, можетъ быть, единственные въ Полинезіи, которые сохранили ихъ еще въ первоначальной неприкосновенности и самобытности.
   Нука-гивецъ въ основаніи всего любитъ свободу; достаточно посмотрѣть на его семейный бытъ, чтобы убѣдиться, насколько независимость для него дорога, и насколько онъ самъ, не терпя стѣсненій, не навязываетъ ихъ и другимъ. Отношенія между мужчинами, женщинами, родителями и дѣтьми болѣе чѣмъ свободны, еслибы на нихъ посмотрѣть съ европейской точки зрѣнія. Брака въ нашемъ смыслѣ, т.-е. соединенія двухъ лицъ разныхъ половъ на всю жизнь -- у нихъ не существуетъ. Мужчина и женщина живутъ вмѣстѣ, пока имъ живется и пока подобное сожитіе не нарушаетъ ни ихъ чувствъ другъ къ другу, ни ихъ вкусовъ, ни желаній. Замѣчательно, что въ языкѣ туземцевъ нѣтъ даже слова, обозначающаго супружескую невѣрность. При нарушенія семейнаго мира нарушается вмѣстѣ съ тѣмъ и бракъ, обѣ стороны расходятся, и тѣмъ дѣло кончается.
   Вопросъ о дѣтяхъ рѣшается не менѣе просто: мать ухаживаетъ, заботится, лелѣетъ ребенка до тѣхъ поръ, пока онъ достигаетъ возраста 8, 9 лѣтъ -- возраста, когда онъ самъ можетъ влѣзть на пальму и собрать себѣ плодовъ хлѣбнаго дерева -- тогда онъ становится самостоятельнымъ членомъ семьи и воленъ жить въ ней, или нѣтъ.
   Въ долинахъ, гдѣ много женщинъ и мало мужчинъ, полигамія въ общемъ употребленіи, также какъ и обратно въ мѣстностяхъ, гдѣ мужчины составляютъ преобладающій элементъ. Мнѣ случилось видѣть одно такое оригинальное семейство, гдѣ у одной жены было пять мужей; всѣ они жили вмѣстѣ и повидимому жили въ величайшемъ согласіи и дружбѣ. Мужья занимались домашними работами, приготовляли пищу, собирали плоды, добывали огонь, жена же ихъ только распоряжалась и повелѣвала. Интересно было видѣть, съ какою самоувѣренностію и даже деспотизмомъ царствовала эта султанша надъ своими покорными супругами и, въ свою очередь, съ какою поспѣшностію и услужливостію эти послѣдніе спѣшили исполнять ея малѣйшія желанія и требованія.
   При такой полной свободѣ семейныхъ отношеній слѣдовало бы ожидать, что старость и немощь вообще должна бы была оставаться въ безпомощномъ состояніи, но въ дѣйствительности это выходитъ иначе: мнѣ, не только самому, не приходилось видѣть, но даже и слышать отъ европейскихъ поселенцевъ острова, чтобы старики, старухи или дѣти не имѣли бы пріюта или бы умирали съ голоду, но напротивъ, старость пользуется всеобщими услугами и уваженіемъ.
   Въ Нука-Гивѣ, въ настоящее время, насчитывается не болѣе 2,500 жителей; оспа, какъ я уже говорилъ выше, въ послѣдніе годы, уничтожила болѣе 2/3 народонаселенія. Они селятся по преимуществу въ долинахъ, которыя образуются между почти недоступными кряжами горъ, развѣтвляющимися изъ центра острова радіусами къ морю. Жилища туземцевъ обширны, чисты и не лишены своего рола красоты; форма ихъ хижинъ продолговато-четырехугольная, съ крутою крышей изъ пальмовыхъ листьевъ съ передней стороны и высокой прямой стѣной съ задней. Внутренность стѣны хижинъ дѣлаются изъ стволовъ пальмоваго дерева и бамбука, искусно связанныхъ между собой тонкими веревками изъ листьевъ пандануса и кокоса, которые вполнѣ замѣняютъ гвозди. Каждая хижина стоитъ на высокомъ каменномъ фундаментѣ, который, защищая ее отъ воды во время дождей, гадъ и разнаго рода насѣкомыхъ, образуетъ терассу вокругъ всего дома, гдѣ варится пища, приготовляются тапы, рогожи и по вечерамъ собирается семья -- поетъ и танцуетъ.
   Хижину, обыкновенно, окружаетъ садъ изъ банановъ, хлѣбныхъ и пальмовыхъ деревьевъ, плоды которыхъ составляютъ почти исключительную пищу туземцевъ. Трехъ хлѣбныхъ деревьевъ достаточно для прокормленія цѣлой семьи; плоды его собираются два раза въ годъ, ихъ сушатъ или дѣлаютъ изъ нихъ густое тѣсто, которое, закопанное въ землю, можетъ быть сохраняемо впродолженіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ не портясь: бананы же и кокосы не требуютъ сохраненія -- они даютъ плоды круглый годъ. Такъ нука-гивцу приходится работать только недѣлю или двѣ въ годъ пока идетъ сборъ хлѣбныхъ плодовъ -- остальное же время онъ благодушествуетъ, веселится, гуляетъ и охотится, и въ этомъ проводитъ свою жизнь, да больше ему и дѣлать нечего: работать -- зачѣмъ? природа щедро снабжаетъ его всѣмъ необходимымъ для существованія, а работать изъ одной любви къ труду не имѣло бы смысла. По природѣ своей канакъ (такъ называютъ они сами себя) добродушенъ и некорыстолюбивъ; если въ немъ является порочность, то это или вслѣдствіе несознанія ея, или же она вызывается его цивилизаторами. Вообще не трудно замѣтить, что тѣ изъ дикарей, которые приходятъ чаще въ соприкосновеніе съ европейцами, не всегда могутъ назваться лучшими изъ своихъ собратій.
   8-го (20-го) іюля собрались мы цѣлымъ обществомъ идти въ селеніе Таіоа (Таіо), лежащее около Чичаговой бухты. Наканунѣ начались сборы: готовились съѣстные припасы, костюмы, ружья и прочее. Охотниковъ принять участіе въ этой прогулкѣ было много, но пылъ горныхъ похожденій продолжался недолго, потому что на слѣдующій день дѣйствительно пустились въ путь только шесть человѣкъ. Пока мы шли по берегу моря, было довольно прохладно, но чѣмъ болѣе стали мы углубляться въ горы, тѣмъ жаръ и духота становились невыносимѣе, въ особенности мучила насъ жажда. Пока на дорогѣ встрѣчались пальмы, мы удовлетворяли ее прохладительными ея плодами, но послѣ трехчасовой ходьбы пальмы перестали попадаться, растительность быстро стала рѣдѣть; кромѣ чашъ дикаго сахарнаго тростника, кое-гдѣ желѣзнаго дерева и мелкаго кустарника ничего не встрѣчалось на нашемъ пути. Небо покрылось тучами, сталъ накрапывать дождикъ, а путь нашъ становился все труднѣй и утомительнѣе -- приходилось взбираться почти по отвѣснымъ скаламъ. Проводникъ нашъ канакъ карабкался по нимъ какъ кошка и, казалось, не ощущалъ ни малѣйшаго утомленія; за то мы окончательно не чувствовали подъ собою ногъ, платья наши были въ клочкахъ, колючія растенія рвали и рѣзали намъ тѣло, большую часть вещей, забранныхъ было съ собою, побросали мы по дорогѣ и, цѣпляясь руками и ногами, насилу двигались впередъ.
   Ночь стала быстро наступать, раскаты грома раздавались все чаще и ближе, а мы только что приближались къ половинѣ нашего пути. Не разъ соблазняла меня мысль воротиться на клиперъ, но проводникъ индѣецъ, замѣтивъ общій нашъ упадокъ духа, сталъ пускаться на хитрости: онъ указывалъ на ближайшій горный кряжъ и увѣрялъ насъ, что за нимъ начнется и деревня. Надежда эта на время придавала намъ бодрости, мы всходили на гору, но деревни не оказывалось, а виднѣлись впереди лишь однѣ горы, да горы. Такимъ образомъ, перебравшись черезъ нѣсколько горныхъ хребтовъ, мы, наконецъ, забрались на высшій изъ нихъ, по крайней мѣрѣ, на 5,000 ф. надъ уровнемъ моря. Приходилось спускаться почти по вертикальной стѣнѣ; опасность была слишкомъ очевидна, чтобы рѣшиться на нее ночью; самъ проводникъ и тотъ посовѣтовалъ выждать утра. Совѣтъ этотъ какъ нельзя болѣе пришелся намъ по вкусу, почему и былъ принятъ тотчасъ же всѣми. Закусивъ наскоро остатками нашихъ съѣстныхъ припасовъ, каждый завернулся во что у кого было, и вскорѣ заснулъ глубочайшимъ сномъ.
   Не знаю, долго-ли я спалъ, но сильный ударъ грома, разразившійся какъ будто бы надъ самымъ моимъ ухомъ, разбудилъ меня. Надъ нами небо было ясно и усѣяно звѣздами; луна ярко освѣщала остроконечныя вершины горъ и скалы, которыя подъ этимъ мерцающимъ, серебристымъ свѣтомъ принимали самыя причудливыя, фантастичныя формы, блиставшія разнообразными цвѣтами. Картина эта была тѣмъ эфектнѣе, что, тутъ же, подъ ногами у насъ, на нѣсколько сотъ футъ, ущелья и долины были наполнены тяжелыми, густыми облаками, низко спустившимися надъ землею. Молнія поминутно прорѣзала ихъ черную оболочку, и немедленно за лею слѣдовали раскаты грома, далеко повторяемые эхомъ окрестныхъ горъ. Ничего величественнѣе и красивѣе этой картины я въ жизнь свою не видывалъ; я поспѣшилъ разбудить своихъ спутниковъ и мы, позабывъ усталость, не могли налюбоваться ею. Гроза продолжалась недолго, тучи разразились проливнымъ тропическимъ дождемъ и мало по малу разсѣялись; въ это же время стало разсвѣтать, первые лучи солнца медленно показались изъ-за океана, воздухъ былъ свѣжъ, и мы съ новыми силами продолжали нашъ путь. Утро было восхитительно, время отъ времени на скалахъ появлялось стадо дикихъ козъ, которыя, чуть завидѣвъ насъ, ловко перескакивая съ камня на камень, быстро скрывались изъ виду. Черезъ нѣсколько часовъ ходьбы мы, наконецъ, достигли цѣли нашего путешествія. Въ живописной долинѣ, составляющей продолженіе бухты Чичагова, между кустами банановъ, пальмъ, горныхъ платановъ, разбросана была канакская деревня Таіоа (Таіоа). По серединѣ долины вился быстрый горный ручей, съ шумомъ прокладывающій себѣ путь между кореньями деревъ и каменьями; съ обѣихъ сторонъ ея поднимались отвѣсныя горы въ видѣ разорванныхъ, остроконечныхъ зубцовъ; мѣстность въ одно и то же время была дика и отрадна: насколько сурово смотрѣли ея скалы, настолько привѣтлива и весела была долина.
   По приходѣ нашемъ въ деревню, оставивъ наши вещи въ домѣ начальника ея, мы отправились купаться; нѣсколько каначекъ сопровождали насъ къ рѣкѣ; недолго имъ было скинуть свой маро (узкій кусокъ матеріи, обертывающійся вокругъ поясницы и служащій единственнымъ прикрытіемъ туземцевъ) и броситься въ воду, куда и мы послѣдовали за ними. Купаніе наше было, какъ освѣжительно, такъ и оживленно; каначки, какъ наяды, плескались и рѣзвились въ ручьѣ, ныряя и плавая какъ бы въ родной своей стихіи. Нѣкоторыя изъ нихъ были превосходно растатупрованы, правильность и красота рисунковъ была поразительная.
   Весь этотъ день мы посвятили прогулкамъ. Трудно было скоро налюбоваться этою очаровательною мѣстностью: вся долина была сплошной роскошнѣйшій садъ, въ которомъ не знаешь на что смотрѣть, чѣмъ любоваться... Заходили въ хижины туземцевъ, они намъ показывали свои рѣдкости: костюмы изъ перьевъ, военные доспѣхп. Хозяинъ нашъ Ann, по нашей просьбѣ, одѣлся въ полный нукагивскій боевой костюмъ: голову свою онъ украсилъ шлемомъ изъ черныхъ пѣтушьихъ перьевъ, съ боку котораго торчалъ высокій красный султанъ изъ рѣдкихъ хвостовыхъ перьевъ фаетона, оконечности рукъ и ногъ охватывались какъ бы нарукавниками изъ человѣческихъ волосъ -- трофеи пораженныхъ враговъ; тѣло обхватывалъ поясъ изъ тонкой бѣлой циновки; на шеѣ надѣто было нѣсколько нитокъ свиныхъ клыковъ, въ рукахъ онъ держалъ громадную дубину, искусно изукрашенную рѣзьбой, перламутромъ и разноцвѣтными раковинами. Въ такомъ нарядѣ онъ гордо выступалъ передъ нами, выказывая всѣ прелести своего туалета. Но при этомъ онъ такъ весело смѣялся, казался такимъ добродушнымъ и ласковымъ, что никакъ нельзя было предположить, чтобы этотъ самый господинъ, тому назадъ нѣсколько мѣсяцевъ до нашего съ нимъ знакомства, убилъ и скушалъ мальчика, присланнаго спеціально для этой цѣли, съ противоположной стороны острова, однимъ изъ его пріятелей. Это происходило слѣдующимъ образомъ, по словамъ французскаго резидента, разсказывавшаго мнѣ этотъ случай. Группа Маркизскихъ острововъ -- одно изъ тѣхъ мѣстъ Полинезія, гдѣ всегда было развито канибальство. При безпрестанныхъ войнахъ между сосѣдними племенами острововъ -- возможности лакомиться своими плѣнными начальникамъ, разумѣется, не недоставало -- но пришли французы и стали преслѣдовать эти пиршества -- что имъ дѣлать? Начальники, которымъ на этихъ пиршествахъ доставалась всегда львиная частъ, прибѣгли къ хитрости. Они сговорились между собой, время отъ времени, угощать другъ друга потихоньку, этимъ для нихъ лакомымъ кушаньемъ. Для этого, начальникъ одной деревни выбиралъ у себя жертву и посылалъ ее къ своему пріятелю на противоположную сторону острова, какъ бы по дѣлу. Этотъ же, въ свою очередь, по заранѣе условленнымъ признакамъ, уразумѣвалъ, въ чемъ заключается дѣло, зазывалъ присланную жертву въ горы, убивалъ ее и устроивалъ велій пиръ, пригласивъ на него, разумѣется, и своего сообщника. Про убитаго же распускался слухъ, что онъ утонулъ или погибъ въ горахъ, тѣмъ дѣло и кончалось обыкновенно. Но на этотъ разъ гастрономамъ не посчастливилось: резидентъ какъ-то пронюхалъ про ихъ продѣлки, сталъ-было производить слѣдствіе, туземцы взялись за оружіе, вызвано было военное судно изъ Таити, судили, рядили, и кончили тѣмъ, что за все поплатились невинные, начальникъ же ихъ вышелъ изъ дѣла чистъ и невредимъ и, какъ видите, оказывалъ намъ, самымъ добродушнымъ, образомъ свое гостепріимство.
   Людоѣдство преслѣдуется только на Нука-Гивѣ, на другихъ же островахъ архипелага оно и до сихъ поръ продолжаетъ процвѣтать въ полной силѣ; резидентъ, сознавъ, что онъ съ своими двумя жандармами обычая этого искоренить не въ состояніи, счелъ за лучшее и безопаснѣйшее для себя впредь не вмѣшиваться болѣе въ эти дѣла.
   По разсказамъ очевидцевъ, пиры эти происходятъ слѣдующимъ порядкомъ: главный виновникъ его убивается и дѣлится на части; голова и руки достаются начальнику, остальныя части тѣла разбираются приглашенными. Каждый изъ нихъ завертываетъ свой кусокъ въ банановый листъ и жаритъ на раскаленныхъ камняхъ. Человѣческое мясо дикари ѣдятъ обыкновенно со множествомъ приправъ изъ душистыхъ травъ и острыхъ кореньевъ, признавая его за весьма трудно варимую пищу. Каждый изъ отдѣльныхъ фазисовъ пира сопровождается пѣніемъ, пляскою и разными церемоніями. Женщины къ нему не допускаются, онѣ выступаютъ на сцену только по окончаніи его когда пиръ переходитъ въ оргію, и здѣсь стяжаютъ себѣ славу.
   Съ наступленіемъ вечера собрались мы въ избранной нами хижинѣ, остатками взятаго съ собою вина угостили мы хозяина и часть публики, собравшуюся глядѣть на насъ, и заставили ихъ плясать ихъ національный танецъ, такъ-называемый хула-хула. Хотя этотъ танецъ и нельзя назвать особенно граціознымъ, но и нельзя отнять отъ него также своего рода оригинальности. Онъ начинается съ того, что мужчины и женщины, поснявъ съ себя все, что могло бы мѣшать ихъ движенію, становятся въ два ряда другъ передъ другомъ и затягиваютъ заунывную, полную гортанныхъ звуковъ пѣсню, причемъ танцующіе дѣлаютъ тихія, плавныя движенія, въ тактъ ударяя себя по ляжкамъ руками и слегка жестикулируя. Въ этомъ заключалась первая фигура. За нею слѣдовалъ нѣкоторый отдыхъ, послѣ чего темпъ пѣсни ускорялся, движенія становились быстрѣе, сладострастнѣе, мимика приняла характеръ болѣе опредѣленный, танцующіе начали приходить въ экстазъ; подъ конецъ этой сцены, звуки пѣсни какъ бы отрывочно вылетали изъ разгоряченной груди дикарей, ихъ большіе черные глаза блистали страстію, гибкое тѣло ихъ искажалось судорожными движеніями и танецъ принялъ вакхическій характеръ горячечнаго дикаго безумія...
   На слѣдующее утро, на присланномъ за нами катерѣ, вернулись мы на клиперъ и, снявшись съ якоря, направили путь свой въ Таити.
   

ПИСЬМО СЕДЬМОЕ.
Острова Товарищества.

Таити.-- Впечатлѣнія острова.-- Папеете.-- Представленіе наше королевѣ Аимата Помаре.-- Поѣздка на point de Vénus.-- Таитяне и таитянки, ихъ происхожденіе, миѳологія.-- Прогулка въ пещеру.-- Таитскій обѣдъ.-- Himéné.-- Поѣздка въ Papeuriri.-- Дорога.-- Гротъ Марана.

   17-го (29-го) іюля. Трудно браться за перо, чтобы описывать Таити. Страна эта такъ обаятельно хороша, что не только никакое описаніе не можетъ дать о ней хотя приблизительно вѣрное понятіе, но даже кисть художника и та откажется возсоздать то разнообразіе, прелесть и роскошь природы, которая поражаетъ зрителя на каждомъ шагу въ этомъ по истинѣ земномъ раѣ. Чтобы понять Таити, нужно быть въ немъ, иначе всякое изображеніе его будетъ слабо, частично и односторонне -- не хватитъ красокъ, не достанетъ словъ....
   Въ этомъ безусловно лучшемъ произведеніи Творца такая общая гармонія, такое полное совершенство во всемъ, что трудно зрителю даже отдать себѣ отчетъ, какое изъ его чувствъ поражается болѣе всего. Онъ, независимо самъ отъ себя, какъ бы вдыхая очарованіе, вмѣстѣ съ воздухомъ, всѣмъ своимъ существомъ -- безотчетно, всецѣло подпадаетъ обаянію окружающей его величественной природы. Пребываніе въ Таити можетъ только сравниться съ сладкимъ, чуднымъ сномъ, который при пробужденіи ни возсоздать, ни передать невозможно. Таити съ моря, какъ по формѣ своей, такъ и по красотѣ своей растительности, производитъ впечатлѣніе роскошной корзины цвѣтовъ, возвышающейся надъ бѣлѣющимися бурунами. За исключеніемъ узкой, ровной полосы земли, опоясывающей островъ у берега, середина его состоитъ изъ высокихъ горныхъ хребтовъ, громоздящихъ свои причудливыя вершины амфитеатромъ другъ надъ другомъ и съ низу до верху убранныхъ густою яркою зеленью. Коралловые рифы окружаютъ островъ со всѣхъ сторонъ. Заботливая природа даже и отъ моря позаботилась оградить свою любимицу. Миріады мадрепоръ неприступной стѣной сторожатъ и охраняютъ ее; надъ ними разражаются бушующія волны, ревущими и пѣнящимися бурунами, внутри же ихъ все спокойно, радостно и весело.
   У входа на рейдъ насъ встрѣтилъ лоцманъ, который, вскарабкавшись на клиперъ, повелъ насъ между узкими проходами рифа. На одной оконечности его возвышается небольшой пальмовый островокъ, служившій прежде лѣтнею резиденціею королевы Помаре, теперь же занятый французской батареей; напротивъ его, въ тѣни высокихъ пальмъ, ярко-зеленыхъ банановъ и хлѣбныхъ деревьевъ, вдоль берега раскинуты домики европейской колоніи -- столицы острова Папеете (Papeete). Городъ заимствовалъ свое названіе отъ бухты, въ которой онъ расположенъ.
   Столица эта далеко не служитъ украшеніемъ страны, она скорѣе смотритъ какимъ-то болѣзненнымъ наростомъ, посреди здоровой, роскошной окружающей ея природы. Оффиціальность и казарменность составляютъ ея отличительный характеръ. Улицы съ громкими названіями Rue de l'impératrice, de la Pologne de Napoleon III и т. д. выровнены по ниточкѣ; тяжелыя и неуклюжія зданія казармъ и разнаго рода управленій тянутся по обѣ ихъ стороны; кабаки, мелочныя лавки, чахлые, блѣднолицые сидѣльцы, громадныя французскія вывѣски, наконецъ жандармъ въ трехуголкѣ и куцомъ фракѣ... однимъ словомъ все то, на что мы смотримъ въ Европѣ, какъ на естественный порядокъ вещей, здѣсь непріятно поражаетъ глазъ. Кромѣ европейцевъ, въ Папеете живетъ еще нѣсколько сотень китайцевъ, перенесшихъ сюда свои бамбуковыя хижины, остроконечныя шляпы и длинныя косы; они здѣсь, такъ же какъ и всюду, куда они ни явятся, держатъ себя особнякомъ отъ общаго народонаселенія, свято сохраняя костюмъ, обычаи и привычки своей родины. Нельзя не удивляться той живучести и той способности, какъ бы переноситься цѣликомъ изъ одной страны въ другую, какою обладаютъ эти сыны небесной имперіи.
   Одни только таитяне бѣгутъ своей столицы: рамка ея для этихъ дѣтей природы слишкомъ тѣсна, городской воздухъ ихъ душитъ -- они ищутъ простора, зелени, ручьевъ, безъ чего канакъ жить не можетъ, почему удаляются отъ города и селятся въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ своихъ заботливыхъ покровителей, чуждаясь ихъ благодѣяній и по возможности менѣе стараясь приходить съ ними въ соприкосновеніе.
   Еще въ первой половинѣ настоящаго столѣтія, французы уже стали домогаться завладѣть Таити. Они начали съ того, что въ лицѣ своего адмирала Дюпети-Туара явились палачами и притѣснителями несчастныхъ островитянъ, которые, сначала не понимая, въ чемъ дѣло, смиренно было-стали удовлетворять несправедливымъ и возмутительнымъ его требованіямъ, но видя, что они не прекращаются и что главная цѣль домогательствъ французовъ -- ихъ свобода, канаки вооружились и смѣло вступили въ неровную для себя борьбу, которая 9 сентября 1842 г., какъ и слѣдовало ожидать, окончилась тѣмъ, что Франція заставила островитянъ признать свое протекторство надъ собою. Съ этого момента утрачивается свобода и народная жизнь таитянъ; на ихъ островъ, какъ коршуны, нахлынуло отребье Парижа и принялось, во имя цивилизаціи, ломать и пересоздавать ихъ жизнь по своему. Начались религіозныя гоненія, появились іезуиты, казармы, налоги, стѣсненія личной свободы, мелкія полицейскія придирки, оскорбленія національныхъ чувствъ, однимъ словомъ, всѣ тѣ мѣры, которыя, не принося никакой существенной пользы метрополіи, озлобляютъ колонію, парализируютъ ея торговлю и убиваютъ въ ней всякую дѣятельность. Въ настоящее время Таити, могущее бы быть неисчерпаемымъ источникомъ богатствъ въ рукахъ дѣльныхъ колонизаторовъ, торгуетъ почти единственно только апельсинами и, не давая Франціи ничего, стоитъ ей около полумилліона франковъ въ годъ. Во главѣ колоніи стоитъ совѣтъ изъ армейскихъ и жандармскихъ офицеровъ, подъ предсѣдательствомъ губернатора, назначаемаго всегда изъ морскихъ офицеровъ, которые заявили себя неспособными по своей спеціальности, но которыхъ, вслѣдствіе связей или старости лѣтъ, не желаютъ прямо уволить въ отставку, а даютъ доживать въ Таити. Вотъ каковы люди, которымъ ввѣрена судьба колоніи и которые управляютъ ею произвольно и полновластно, не давая никому отчета въ своихъ дѣйствіяхъ.
   Знаменитая королева Аимата Помаре, хотя и продолжаетъ номинально царствовать на островѣ, но все ея значеніе ограничено правомъ устроивать народные танцы и безусловно подчиняться распоряженіямъ французовъ. Хотя она и сознаетъ жалкое положеніе, въ которое она поставлена, но поневолѣ принуждена покорно сносить иго своихъ притѣснителей, не имѣя силы протестовать противъ него. Какъ оживляются ея добрые, заплывшіе глаза, когда похвалишь ея народъ и ругнешь французовъ; какъ добродушно и радостно закиваетъ она сѣдою головой и промычитъ вамъ свое спасибо!
   По приходѣ нашемъ въ Таити, мы были представлены королевѣ. Съ большими церемоніями отправились мы изъ губернаторскаго дома во дворецъ. Это одноэтажный, небольшой деревянный домъ, въ которомъ живетъ Помаре съ своимъ семействомъ.
   Послѣ многочисленныхъ докладовъ ужасно суетившагося губернаторскаго адъютанта, насъ ввели въ большую залу, прекрасно меблированную; одна изъ стѣнъ ея украшена была большимъ портретомъ королевы въ молодости, въ золотой рамѣ, подъ нимъ стоялъ диванъ, на которомъ возсѣдали m-me Joinville -- жена младшаго сына Помаре, и ея племянница Mohitia -- дѣвушка замѣчательной красоты. Передъ ними, на монументальномъ золотомъ креслѣ, возсѣдала не менѣе монументальная фигура королевы въ черной шелковой блузѣ, съ кружевнымъ платочкомъ въ рукахъ. Рядомъ съ нею стояло другое кресло, которое повидимому было предназначено ея августѣйшему супругу, но которое оставалось пустымъ, потому что мужа королевы не всегда можно показывать въ публикѣ: обыкновенное его состояніе -- это полпьяно, а на этотъ разъ онъ очевидно былъ пьянъ совсѣмъ.
   При нашемъ входѣ въ залу, королева встала, пожала каждому руку и указала на разставленныя возлѣ нея кресла. Мы усѣлись и началась оффиціальная бесѣда черезъ переводчика. Помаре очевидно не создана быть ораторомъ: она предпочитаетъ замѣнять слова мимикой и легкими мычаніями, причемъ, опустивъ глаза долу, она на тучныхъ колѣняхъ своихъ складывала и раскладывала свои платокъ или же, сложивъ руки вмѣстѣ, вертѣла большой палецъ одной руки вокругъ другаго, какъ обыкновенно дѣлаютъ у насъ уѣздныя барышни, въ трудныя минуты разговора.
   Единственная фраза, отчетливо произнесенная ею, было выраженіе желанія слышатъ нашу судовую музыку у себя на берегу и приглашеніе насъ на Himené (народный праздникъ), который она собиралась дать въ честь нашу на слѣдующій день. Не успѣла она докончить своего приглашенія, какъ съ трескомъ растворилась дверь залы и на середину ея влетѣлъ хорошенькій мальчикъ лѣтъ трехъ, въ коротенькой рубашенкѣ; не ожидая встрѣтить такого множества незнакомыхъ ему лицъ, онъ, сначала сконфузившись, остановился, но потомъ со всѣхъ ногъ кинулся на колѣни къ бабушкѣ. Это былъ внукъ королевы. Его неожиданное и шумное появленіе окончательно разстроило торжественность аудіенціи. Сначала-было Помаре вздумала отбиваться отъ ласкъ своего любимца, но тотъ такъ крѣпко обхватилъ своими маленькими рученками ея мощную шею, что старушка, видя свое безсиліе поправить дѣло и разнѣжившись сама, принялась цѣловать и ласкать ребенка.
   Этимъ маленькимъ эпизодомъ, который, кажется, сильно шокировалъ губернатора, а въ особенности его адъютанта, окончилось наше представленіе.
   Окрестности Папеете такъ заманчивы, такъ живописны, что какъ только оказывалось у меня свободное время, я отправлялся бродить за городъ -- въ лѣсъ, на горы, куда глаза глядѣли, и каждый разъ возвращался полный восторга и очарованія отъ природы и обитателей этой дивной страны. Сегодня, 21-го (2-го) іюля, доставъ себѣ кабріолетъ, я отправился на такъ-называемый Point de Vénus -- мысъ, гдѣ въ 1769 г. Кукъ дѣлалъ свои астрономическія наблюденія. Въ настоящее время на этомъ мѣстѣ стоитъ маякъ и около него роскошно раскинувшійся тамариндъ, посаженный, какъ гласитъ преданіе, знаменитымъ мореходцемъ въ память своего послѣдняго путешествія на этотъ островъ.
   Дорога все время шла между моремъ и горами, постепенно поднимаясь вверхъ; по обѣ ея стороны тянулся тѣнистый лѣсъ, кое-гдѣ перемежаясь кокосовыми и апельсітными плантаціями: легкія и красивыя хижины туземцевъ, прячась въ густой зелени, выдавали себя только звонкимъ смѣхомъ и пѣніемъ своихъ прекрасныхъ обитательницъ, которыя, живописно разукрашенныя цвѣтами и листьями, составляли достойное дополненіе окружавшей ихъ очаровательной природы.
   Теперь только я замѣчаю, что до сихъ поръ еще ничего не сказалъ вамъ про таитянъ -- это такой непростительный пробѣлъ въ моемъ письмѣ, что спѣшу даже остановиться посреди дороги, чтобы пополнить его. Начну съ физической ихъ стороны. Таитянинъ, такъ же какъ и природа его острова, можетъ почесться за вѣнецъ творенія, и смѣло можетъ быть принятъ за красивѣйшій типъ человѣческой расы, не исключая даже и европейской; онъ можетъ служить прекраснымъ образцомъ первобытнаго человѣка въ цвѣтѣ своего развитія, неначавшаго еще разлагаться подъ искусственными условіями такъ-называемаго цивилизованнаго образа жизни. Какъ мужчины, такъ и женщины роста выше средняго, при этомъ они замѣчательна статно, правильно и крѣпко сложены. Цвѣтъ кожи ихъ смуглый, какъ вообще жителей тропическихъ странъ, но который не только не портитъ общаго впечатлѣнія ихъ правильнаго, красиваго лица, но придаетъ ему, напротивъ, какое-то необыкновенно смѣлое, энергическое выраженіе; волосы по большей части черные, какъ вороново крыло; мужчины стригутъ ихъ, а женщины заплетаютъ ихъ въ двѣ косы или носятъ распущенными по плечамъ. Что въ особенности поражаетъ путешественника въ лицѣ канаковъ, а тѣмъ болѣе каначекъ -- это форма и прелесть выраженія ихъ глазъ: въ нихъ проглядываетъ столько доброты, ума, мягкости, такъ много чего-то ласкающаго, привлекательнаго, что невольно, съ перваго же взгляда на нихъ, вполнѣ поддаешься ихъ очарованію -- у кого такіе глаза, тотъ не можетъ быть дуренъ. При оживленіи ихъ они своимъ тихимъ, кроткимъ блескомъ, какъ бы ореоломъ, освѣщаютъ уже и безъ того симпатичное лице счастливыхъ ихъ обладательницъ.
   Таитяне, происходя изъ одного корня со всѣми остальными племенами, разсыпанными по разнымъ архипелагамъ Полинезіи, стоятъ, и всегда стояли, неизмѣримо выше этихъ послѣднихъ, какъ по нравственному своему развитію, такъ и по физической своей красотѣ.
   Вообще обитатели Океаніи, какъ вѣроятнѣе всего можно предполагать, получили свое начало изъ Индіи. Это, главнымъ образомъ, доказывается не только сходствомъ ихъ физической стороны, какъ-то: цвѣтомъ кожи, правильными развитыми оконечностями, длинными волнистыми, по не курчавыми волосами, общностію обычаевъ, религіи, такъ же какъ и языка, который на разныхъ архипелагахъ восточной части Великаго океана до острововъ Пасхи включительно, имѣя свои діалектическія особенности, на столько все-таки остается общъ, какъ по конструкціи своей, такъ и во значенію словъ, что жители всѣхъ этихъ группъ безъ особеннаго затрудненія понимаютъ другъ друга. Одна изъ главныхъ причинъ, болѣе всего способствовавшая смѣшенію языковъ Океаніи -- это существующій на большинствѣ изъ его архипелаговъ, въ томъ числѣ и Товарищества, странный обычай замѣнять слова, входящія въ составъ именъ королей -- новыми; на старыя же налагается какъ бы tapu, т.-е. запрещеніе: они выходятъ изъ общаго употребленія и становятся исключительною собственностію владыки,-- своеобразный способъ доказывать, ему уваженіе даже и въ его имени. Такъ, напримѣръ Pomaré заключается изъ двухъ словъ: ро -- вечеръ, и maré -- кашель. Оба эти слова замѣнены въ разговорномъ языкѣ: первое -- словомъ ahi-ahi, а второе -- ota. Впрочемъ, такихъ словъ немного и они не особенно успѣли затемнить общій корень языковъ Полинезіи. Все это, взятое вмѣстѣ, даетъ возможность не безосновательно полагать, что заселеніе Океаніи произошло изъ общей колыбели рода человѣческаго -- Азіи, а не изъ Америки, какъ многіе думали прежде.
   По послѣднимъ статистическимъ даннымъ, Таити насчитываетъ не болѣе 8,200 туземцевъ, и это уже безъ того малое населеніе съ каждымъ годомъ быстро уменьшается; надъ ними, повидимому, совершается общая судьба краснокожихъ, раса которыхъ вымираетъ отъ одного лишь соприкосновенія съ европейцами.
   Въ концѣ прошлаго столѣтія, Кукъ еще полагалъ, что народонаселеніе Таити простирается отъ 70 до 80,000. Если допустить, какъ многіе и полагаютъ, что цифра эта ошибочна даже на половину, то и въ такомъ случаѣ, все-таки, быстрота исчезновенія этого племени -- поразительная. Причины этому грустному факту нужно искать въ водкѣ, эпидеміяхъ и болѣзняхъ,-- единственныя блага, которыя пока европейцы перенесли съ собой на эти острова.
   Замѣчательно, какъ наша европейская бытовая обстановка становится для этихъ дѣтей природы причиною ихъ исчезновенія и смертности. Старики, такъ же какъ и миссіонеры, поселившіеся на эти острова, когда они еще были внѣ европейскаго вліянія, положительно удостовѣряютъ, что чахотка, ревматизмы и вообще простудныя болѣзни стали появляться между таитянами вмѣстѣ съ навязанной имъ, цивилизаторами ихъ, одеждою -- до того времени болѣзни этого рода были совершенно неизвѣстны туземцамъ. Теперь же вы не найдете ни одну каначку, которая бы не кашляла. Отличительными качествами таитянъ были всегда мягкость нравовъ, гостепріимство и добродушіе. Людоѣдство, и до сихъ поръ продолжающее существовать на многихъ островахъ Полинезіи, никогда не было въ употребленіи въ Таити. По сказанію стариковъ -- этой единственной живой исторіи страны -- даже умерщвленія человѣческихъ жертвъ богамъ дѣлаемы были всегда неожиданно, такъ что этимъ самымъ жертва избавлялась отъ мученій страха ожидающей ея судьбы. Этотъ религіозный обычай составляетъ единственное темное пятно таитянъ, которое, впрочемъ, съ избыткомъ искупается ихъ другими хорошими сторонами.
   Религіей таитянъ былъ фетишизмъ; они поклонялись множеству боговъ, во главѣ которыхъ стояли Таароа, олицетвореніе времени, его жена Хина или земля, старшій ихъ сынъ Оро, верховный владыка міра, и наконецъ Тане -- богъ войны. Этимъ четыремъ главнымъ богамъ, въ которыхъ нельзя не замѣтить нѣкоторое сходство съ Сатурномъ, Цибеллою, Юпитеромъ и Марсомъ древней Греціи, по ихъ понятіямъ, обязанъ міръ своимъ существованіемъ; имъ же приписывали таитяне спасеніе человѣка отъ потопа, такъ-какъ легенда объ этомъ явленіи существовала и въ древней религіи канаковъ; наконецъ имъ, по преимуществу передъ другими мелкими богами, отдавались почести, строились марае (храмы) и приносились жертвы, состоящія по большей части изъ плодовъ, свиней, цвѣтовъ въ мирное,-- и людскія, какъ я уже упомянулъ выше, въ военное время. Деревянные идолы ихъ, обернутые множествомъ лоскутовъ тапы и украшенные перьями, пользовались большимъ уваженіемъ въ народѣ. Богослуженіе таитянъ, изобиловавшее множествомъ обрядныхъ сторонъ, отправлялось жрецами, составлявшими особую наслѣдственную касту и пользовавшимися правами наравнѣ съ вождями.
   Таитяне вѣровали также въ безсмертіе души, которая, по сказаніямъ ихъ, отдѣлясь отъ тѣла, должна была отправляться на возвышенность Таатаа, гдѣ выдавались двѣ скалы оригинальной формы, имѣющія относительно душъ умершихъ противоположныя свойства: такъ одна изъ нихъ поражала прикоснувшуюся до нея душу -- забвеніемъ и она окончательно умирала, не оставляя за собою никакихъ послѣдствій; другая же, напротивъ, давала ей безсмертіе и съ этого момента душа начинала свое загробное странствованіе подъ охраною своего ангела хранителя, котораго обязанность была оберегать ее впродолженіе этого времени отъ нападковъ злыхъ духовъ и провести ее въ цѣлости по многимъ мытарствамъ до острова Тупаи, гдѣ она и поселялась на вѣки. Въ этихъ мытарствахъ, странствованіяхъ и прикосновеніи къ скаламъ жизни и смерти -- нельзя не видѣть нѣчто въ родѣ вознагражденія и кары души за ея земное существованіе, хотя объ этомъ нѣтъ положительныхъ сказаній. Вообще древнія религіозныя пониманія таитянъ, дошедшія до насъ, во многомъ искажены, также, какъ отчасти, и утрачены. Старики, которые бы могли намъ ихъ передать, въ большинствѣ повымерли, миссіонеры же всегда хлопотали и хлопочутъ только о томъ, чтобы искоренять эти преданія изъ памяти народной и съ своей точки зрѣнія не находятъ нужнымъ изъ-за одного только научнаго интереса изслѣдовать и сохранять ихъ въ первобытной цѣлости. Задача ихъ всегда была разрушать старину, и далѣе этого они ничего знать не хотятъ. Христіанская или, вѣрнѣе сказать, обрядная сторона христіанства была введена въ Таити уже въ двадцатыхъ годахъ настоящаго столѣтія.
   Чѣмъ въ особенности болѣе всего обнаруживается мягкая, хорошая сторона этого народа -- это тѣмъ высокимъ, самостоятельнымъ положеніемъ, которое занимаетъ въ Таити женщина. Она не раба, какъ у большинства даже и не дикихъ народовъ, а она глава семьи, общества, пользующаяся во всемъ преимуществомъ передъ мужчиною. Дѣвушка выбираетъ себѣ жениха; мать, а не отецъ передаетъ свое положеніе въ обществѣ дѣтямъ; наконецъ, женщина стоитъ во главѣ народа и ей отдаются скорѣй божескія, чѣмъ человѣческія почести. Сами французы, которые скорѣй склонны отзываться дурно о канакахъ, чѣмъ хорошо, и тѣ принуждены сознаться, что положеніе женщины въ Таити гораздо выше, чѣмъ даже въ Европѣ, и явленіе, чтобы мужъ билъ или истязалъ свою жену, окончательно немыслимо.
   Впрочемъ, я, кажется, начинаю выходить изъ программы моихъ обѣщаній -- хотѣлъ сказать только нѣсколько словъ о таитянахъ, а вмѣсто того болтаю объ нихъ уже болѣе часа, позабывъ совсѣмъ о начатомъ мною путешествіи на pont de Vénus. Чтобы наверстать потерянное время, вообразите себѣ, читатель, что я уже пріѣхалъ на него, влѣзъ на маякъ, полюбовался моремъ, большимъ маячнымъ фонаремъ, съѣлъ нѣсколько кислыхъ стручковъ куковскаго тамаринда и собрался-было возвращаться домой, какъ встрѣтилъ двухъ знакомыхъ мнѣ морскихъ французскихъ офицеровъ, которые также пріѣхали сюда отдохнуть отъ городской жизни, повліявшей и на нихъ, какъ на свѣжихъ людей, непріятно, и мы согласились провести этотъ день вмѣстѣ. Такъ-какъ еще было рано, погода стояла прелестная и лѣсъ насъ манилъ къ себѣ -- мы, предупредивъ Roometua, начальника деревни, въ домѣ котораго остановились мои французы, что мы будемъ у него обѣдать, сами пошли осматривать довольно замѣчательное геологическое явленіе, которое мнѣ случилось встрѣтить только на Таити и на сосѣднемъ съ нимъ островѣ Еймео. Это глубокія пещеры, прорѣзывающія поперегъ цѣлые кряжи горъ. Та пещера, которую мы шли осматривать, принадлежала къ одной изъ величайшихъ на островѣ; она называется "cana no Моnohiere". Ее таитяне признаютъ обиталищемъ злыхъ духовъ. Съ нею связано нѣсколько народныхъ легендъ, изъ которыхъ распространеннѣйшая слѣдующая, отъ чего и произошло самое названіе пещеры: Пещера эта когда-то служила жилищемъ злой старухи Nona, которая слыла въ народѣ за "varua ino" или вѣдьму, питающуюся человѣческимъ мясомъ. Она наводила страхъ и ужасъ на сосѣдей, оставшійся даже и до настоящаго времени въ народѣ, тщательно избѣгающемъ вечеромъ проходить мимо этого грота. Каждый вечеръ Nona, съ зажженнымъ факеломъ, выходила изъ своего жилища на морской берегъ, чтобы ловить рыбу. Этимъ временемъ пользовалась влюбленная, парочка, молодой канакъ Monohieré и каначка Wina, дочь вельможи, на которой ея высокопоставленные родители не хотѣли позволить ему жениться. Но какъ молодые люди страстно любили другъ друга, а ихъ всюду преслѣдовали неумолимые ихъ родители, то они, преодолѣвъ страхъ свой, стали назначать себѣ свиданія въ гротѣ вѣдьмы въ то время, когда она имѣла обыкновеніе заниматься рыбной ловлей. Извѣстное время, дѣла влюбленныхъ шли очень успѣшно, пока, въ одинъ прекрасный вечеръ, они такъ увлеклись бесѣдой, что не замѣтили, какъ Nona вернулась съ прогулки и застала ихъ въ своемъ жилищѣ (преданіе говоритъ даже не въ совсѣмъ приличной позѣ). Это разсердило вѣдьму и испугало любовниковъ, которые въ страхѣ бѣжали во внутренность пещеры и болѣе оттуда уже не возвращались. Народная молва гласитъ, что тамъ они были съѣдены безпощадной Ноной.
   Отверстіе грота находится въ отвѣсной скалѣ, на высотѣ нѣсколькихъ сотъ футовъ надъ уровнемъ почвы. Намъ бы никогда туда и не долѣзть, еслибы не помогъ намъ нашъ проводникъ канакъ, который, сжалясь надъ нашими тщетными попытками карабкаться но отвѣсной стѣнѣ, принесъ веревку и, какъ кошка, цѣпляясь за камни, кустарники и сучья ближайшихъ деревьевъ, влѣзъ наверхъ, а за нимъ, съ помощью веревки, полѣзли и мы.
   Пещера имѣла пять футовъ высоты и семь ширины. Стѣны ея образовывали правильный сводъ и были гладко выполированы. Со свѣчами въ рукахъ поползли мы въ ея внутренность; ходъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ то съ уживался, то разширялся, не измѣняя впрочемъ своей формы. Пройдя саженей двѣсти по этому тоннелю, все чаще и чаще попадавшіяся стаи летучихъ мышей, вылетавшихъ къ намъ на огонь, который отъ этого ежеминутно гасъ, заставили насъ вернуться не дойдя до конца пещеры, которая, какъ говорятъ, тянется болѣе чѣмъ на двѣ мили и наконецъ загораживается обваломъ.
   Образованіе этого рода тоннелей скорѣе всего можно приписать вулканическимъ силамъ. Напоръ лавы, ненаходящій себѣ исхода въ верхнемъ слоѣ почвы, пробуравливаетъ его себѣ съ боку въ болѣе мягкихъ частяхъ горы. Вѣроятіе этого предположенія доказывается вопервыхъ, окраинами входа въ этого рода пещеры и, наконецъ, какъ отсутствіемъ сырости, такъ и отполированностію внутреннихъ стѣнъ ихъ.-- Когда мы вернулись въ деревеньку изъ нашей экскурсіи въ нѣдра таитскихъ горъ, обѣдъ былъ уже готовъ и хозяева дожидались только насъ, чтобы за него приняться. Обѣдъ былъ совершенно въ мѣстномъ вкусѣ: онъ состоялъ изъ нѣсколькихъ сортовъ морскихъ рыбъ, очень вкусно и хорошо приготовленныхъ; изъ вареныхъ плодовъ хлѣбнаго дерева таро, что-то въ родѣ большаго картофеля, какъ по вкусу, такъ и по формѣ; жареныхъ дикихъ банановъ и наконецъ,-- всевозможныхъ свѣжихъ фруктовъ въ видѣ дессерта. Не знаю, аппетитъ ли нашъ или обѣдъ былъ хорошъ, но на этотъ разъ мы единогласно провозгласили даже и таитскую кухню выше европейской. Позабылъ сказать, что въ началѣ обѣда дочери хозяина, Теопо и Нини, очаровательнѣйшія созданія, какія мнѣ только когда либо случалось встрѣчать, по таитскому обычаю, каждому изъ насъ надѣли по вѣнку изъ розъ и такъ мило и любезно исполняли свои роли хозяекъ, что не только насытили наши желудки, но и окончательно вскружили намъ головы.
   Въ этотъ же день вечеромъ въ Папеете давался обѣщанный королевой Himené и, несмотря на все наше желаніе больше пробыть въ гостепріимномъ домѣ Roometna, пришлось спѣшить въ городъ, чтобы не пропустить этого интереснаго для насъ бала. Простившись съ хозяиномъ и разцѣловавъ милыхъ его дочерей (таковъ уже таитскій обычай), мы, съ обѣщаніемъ вскорѣ снова видѣться, уѣхали.
   Въ Папеете насъ ожидало новое зрѣлище. Въ 7 часовъ вечера на королевскій дворъ, подъ звуки там-тамъ и пѣсней, стали собираться хоры мужчинъ и женщинъ. Всѣхъ ихъ было три и каждый заключался изъ 200 человѣкъ. Женщины были въ бѣлыхъ кисейныхъ блузахъ, какъ вообще одѣваются каначки; одинъ хоръ отличался отъ другаго только головными уборами: такъ у одного было что-то въ родѣ маленькихъ шляпъ -- красныя съ бѣлымъ, у другаго -- голубыя и наконецъ у третьяго -- вѣнки изъ живыхъ цвѣтовъ. Головы мужчинъ были украшены красивыми бѣлыми султанами изъ тонкой прозрачной кожицы кокосоваго листа. Каждый изъ хоровъ, войдя на дворъ, размѣщался на газонѣ передъ терассой дворца, на которой, покуривая папиросы, въ громадномъ креслѣ сидѣла Помаре, любуясь своимъ милымъ народомъ и заранѣе предвкушая ожидающее ее наслажденіе послушать свои родныя пѣсни и посмотрѣть пляски, въ которыхъ и она когда-то, въ счастливыя времена юности и независимости, также принимала дѣятельное участіе. Королева, страстная любительница хуппы-хуппы, и не стѣсняй ее французы, которые какъ докучливыя гувернантки не перестаютъ ей повторять tenez vous comme-il-faut! soyez modeste! они бы и теперь не прочь была тряхнуть стариной -- но нельзя! зоркое губернаторское око ни на минуту не покидаетъ ее, почему ей только остается вздыхать, смотрѣть и слушать. Въ размѣщеніи своемъ хоры слѣдовали слѣдующему порядку: впереди садились женщины въ два ряда другъ противъ друга, образуя между собой какъ бы широкій корридоръ, предназначенный для танцующихъ. За ними помѣстились мужчины въ нѣсколько рядовъ и публика. Himené обыкновенно начинается съ пѣнія, что въ сущности самое слово это и обозначаетъ; запѣваетъ сначала одинъ хоръ, его подхватываютъ другіе и 600 чистыхъ, свѣжихъ, звучныхъ голосовъ оглашаютъ воздухъ тихой, лунной таитской ночи. Пѣніе таитянъ въ высшей степени мелодично и пріятно; женскіе голоса, которые играютъ въ немъ главную роль, замѣчательны по своей полнотѣ и серебристости; оно, какъ чистый горный хрусталь, звенитъ, мягко переливаясь изъ одного звука въ другой. Разумѣется, въ ихъ пѣніи вы не встрѣтите продолжительныхъ трелей или фіоритурныхъ украшеній, но широкій темпъ ихъ мотивовъ проникнутъ какимъ-то созерцательнымъ, вдохновеннымъ чувствомъ, невольно увлекающимъ слушателя въ невѣдомый для него міръ восторга и фантазіи. Чѣмъ дольше слушаешь это пѣніе, тѣмъ болѣе хочется его слушать. Голоса мужчинъ слышатся только въ извѣстныхъ мѣстахъ напѣва, составляя какъ бы дополненіе его, -- то тихими гудящими басовыми акордами, то гортанными, глухими звуками, которые не только не портятъ общаго впечатлѣнія хора, но придаютъ ему что-то оригинальное, своеобразную прелесть.
   За пѣніемъ послѣдовали танцы. Хуппа-хуппа, любимый танецъ таитянъ, заключается изъ множества самыхъ разнообразныхъ фигуръ, полныхъ сладострастія и нѣги. Въ началѣ вечера, пока суровое око французскихъ сбировъ тяготѣло надъ танцующими, имъ приходилось ограничиваться только самыми невинными изъ нихъ; но за то, подъ конецъ ночи, когда никого болѣе изъ ихъ покровителей не оставалось на дворѣ, танцы приняли характеръ болѣе опредѣленный: движенія молодыхъ, полныхъ силъ и жизни танцорокъ сдѣлались быстрѣе и выразительнѣе: лица ихъ оживились, никто болѣе ихъ не стѣснялъ, онѣ могли высказывать, возбужденныя пѣніемъ, тихой чудной лунной ночью -- въ нихъ накипѣвшія страсти. Балъ окончился только въ пятомъ часу утра.
   Пѣніе и пляски таитянъ составляютъ bête noire миссіонеровъ и французской полиціи. Они всѣми силами стараются отнять это единственное удовольствіе у бѣдныхъ островитянъ. Какія только средства къ тому ни изобрѣтаются! Въ церквахъ святые отцы предаютъ анаѳемѣ всѣхъ плясуновъ, а на улицахъ всѣ стѣны домовъ испещрены строжайшими приказами полиціи, чтобы въ 10 часовъ вечера всѣ таитяне безъ исключенія мирно спали и не осмѣливались бы показываться на улицахъ. А буде, послѣ выстрѣла изъ пушки (исключительно предназначенной въ Papeete для указанія сего роковаго для таитянъ часа) канакъ, а въ особенности каначка, осмѣлится показать посъ изъ дома, какъ тотчасъ ихъ хватаютъ, засаживаютъ въ тюрьму и взимаютъ штрафъ въ 6 франковъ. Кромѣ этого, женщинамъ запрещается носить вѣнки изъ цвѣтовъ и ничего не пѣть кромѣ церковныхъ гимновъ, и все это дѣлается во имя какой-то пресловутой нравственности, которую такими, болѣе чѣмъ безсмысленными, мѣрами стараются вселить въ таитянъ.
   Вообще миссіонеры, а за ними и большинство путешественниковъ, приняли себѣ за правило обвинять таптянъ въ склонности къ чувственнымъ удовольствіямъ и лѣности. Разумѣется, гораздо легче обвинять, чѣмъ вникать въ причины какого либо зла, если можно только такъ назвать естественныя проявленія природы. Нельзя все мѣрять европейской мѣркой. Условія Европы и Таити, начиная съ климата, пищи, образа жизни и, вслѣдствіе этого, потребностей ея слишкомъ разны для того, чтобы, не принимая ничего этого въ соображеніе, примѣнять къ нимъ наши, вѣками вызванные и выработанные, взгляды на вещи и требовать того же самаго отъ канака въ Тапти, что отъ европейца въ Европѣ. Спрашивается, зачѣмъ таитянину трудиться? Хочется ему ѣсть -- онъ, почти не выходя изъ дому, сорветъ нѣсколько банановъ и сытъ на цѣлый день; наконецъ пойдетъ на взморье во время отлива и руками наловитъ между кораллами оставшуюся рыбу, платье для него -- бремя; съ роскошью онъ незнакомъ, да и всякая европейская роскошь показалась бы ему мизерною въ сравненіи съ тою роскошью природы, которою окружена его бамбуковая, цвѣтами усыпанная, хижина. Что ему можетъ быть нужно, чего ему добиваться? Природа такъ щедро окружила его своими лучшими благами, такъ предусмотрительно позаботилась объ его пуждахъ, что ему остается только пользоваться ими и наслаждаться жизнію, что онъ и дѣлаетъ,-- а это ему ставятъ въ порокъ, за это его казнятъ!
   Оставалось намъ недолго наслаждаться Таити. На клиперѣ стали уже поговаривать о выходѣ въ море, и терять времени было некогда. Напослѣдокъ многимъ изъ насъ хотѣлось еще день-другой пожить совершенно канакскою жизнію, вдали отъ города, французовъ и всего европейскаго. Насъ собралась большая компанія и мы порѣшили уѣхать подальше отъ Papeete. Кто верхомъ, кто въ экипажахъ двинулись мы, въ одно прекрасное утро, въ восточную часть острова по дорогѣ, идущей вдоль моря. Нечего говорить, что погода стояла превосходная. Въ Таити другой и не бываетъ ни лѣтомъ, ни зимой. Не даромъ существуетъ сказаніе, что богъ Тане прикрѣпилъ разъ навсегда солнце надъ островомъ, такъ что еслибы оно и хотѣло уйдти отъ него, то не можетъ. Сначала дорога шла по плоской мѣстности, но потомъ сдѣлалась неровной, и намъ приходилось то взбираться на вершины горъ, то спускаться въ красивыя зеленыя долины.
   Виды съ каждымъ моментомъ измѣнялись -- то съ боковъ насъ окружали темные лѣса, переплетшіеся частою сѣтью ліанъ и плюща, то около самыхъ ногъ открывалось море съ его шумными бурунами, разбивающимися о рифы, брызги которыхъ переливались на солнцѣ всѣми цвѣтами радуги. Самая дорога составляла изъ себя сплошную банановую аллею, громадные листья которыхъ образовывали надъ нею сводъ, защищавшій насъ отъ палящихъ лучей солнца. Большія вѣтки зрѣлыхъ банановъ гнили на деревьяхъ, въ нихъ никто не нуждался. Множество ручьевъ, оживленныхъ купающимися черноглазыми наядами, пересѣкали намъ дорогу, впадая въ море.
   На полдорогѣ, въ выдающихся почти къ морю скалахъ, среди зелени, увидѣли мы большое углубленіе въ видѣ ниши: это былъ, знаменитый на островѣ, гротъ Марана. Главную его особенность составляетъ тотъ странный обманъ зрѣнія, которому подвергается зритель, стоя у входа въ него. Сначала углубленіе его кажется совсѣмъ небольшимъ, ну такъ и хочется протянуть руку и достать противоположный конецъ его, а между тѣмъ въ дѣйствительности оказывается, что не только рука, но даже и съ силой брошенный камень не достигаетъ даже и половины грота. Скопленіе ли газовъ, или какія другія причины производятъ это странное явленіе, для насъ осталось неразъясненнымъ. Мы полюбовались общей картиной и поѣхали дальше. За гротомъ слѣдовала извѣстная въ Таити, по своей обширности, плантація хлопка Стюарда, гдѣ въ это время шла работа сбора его въ полномъ разгарѣ. Сотни китайцевъ, съ обмотанными вокругъ головы косами и корзинами въ рукахъ, бродили по полямъ.
   Произрастающій въ Таити хлопокъ, по качеству своему, принадлежитъ къ числу лучшихъ хлопковъ въ мірѣ, но разработка его еще идетъ въ весьма маломъ количествѣ. Плантація Стюарда чуть-ли не единственная, которая правильно занимается этимъ дѣломъ; туземцы же предпочитаютъ не обработывать хлопокъ, а собирать его въ горахъ въ дикомъ состояніи, который, хотя по качеству своему и низшаго достоинства, но за то не требуетъ никакого ухода и труда за собой, развѣ только тотъ, что собрать его и въ неочищенномъ видѣ продать мелкимъ европейскимъ купцамъ.
   Въ 6 часовъ вечера только мы достигли цѣли нашей поѣздки. Это была большая канакская деревня Papeuriri, широко раскинувшаяся между горами и моремъ. Начальникъ деревни, молодой канакъ, вышедшій къ намъ на встрѣчу, предложилъ къ нашимъ услугамъ свои два дома. Таитскій домъ врядъ-ли подойдетъ подъ наше европейское понятіе о домѣ, его бы вѣрнѣй было назвать обширной, весьма тщательно выстроенной изящной клѣткой, чѣмъ домомъ. Стѣны подобнаго зданія состоятъ изъ вертикально стоящихъ высокихъ тонкихъ бамбуковыхъ жердей, отстоящихъ вершка на два другъ отъ друга, упирающихся концами въ поперечные пальмовые брусья, изъ которыхъ нижній лежитъ на возвышенномъ каменномъ фундаментѣ, а верхній служить основою крыши изъ банановыхъ и пальмовыхъ листьевъ. Подобная ажурная, легкая постройка домовъ какъ нельзя болѣе подходяща къ климатическимъ условіямъ острова, гдѣ круглый годъ температура почти не измѣняется; гдѣ скорѣй приходится укрываться отъ жара, чѣмъ отъ холода; гдѣ наконецъ нѣтъ ни одного дикаго звѣря, ни ядовитаго гада, вообще ничего такого, отъ чего бы человѣку приходилось скрываться за стѣнами и оградами, и тѣмъ лишать себя свѣта и воздуха. Каждый изъ подобныхъ домиковъ въ полномъ смыслѣ слова утопаетъ въ зелени и цвѣтахъ.
   Пока жена и сестра нашего хозяина приводили въ порядокъ наши новыя жилища, мы отправились бродить по деревнѣ. Когда мы вышли на морской берегъ, представившаяся намъ оживленная картина десятка молодыхъ канаковъ и каначекъ, съ веселыми криками и смѣхомъ, плещущихся въ волнахъ прибоя, была настолько соблазнительна, что и мы присоединились къ нимъ.
   Любимое препровожденіе времени канаковъ -- это купанія въ морѣ; большую часть дня они проводятъ въ водѣ и доходятъ до такого совершенства въ искусствѣ плавать и нырять на большія глубины, что на Помоту вся ловля жемчуга производится канаками, работающими безъ всякихъ водолазныхъ аппаратовъ и проводящими почти всю свою жизнь подъ водой, обыскивая кораллы своихъ лагунъ и собирая съ нихъ жемчужныя раковины.
   Возвратясь послѣ купанія въ деревню, мы застали нашъ обѣдъ уже готовымъ. На усыпанномъ зеленью и цвѣтами полу хижины были разостланы въ два ряда чистыя циновки, предназначенныя намъ для сидѣнія. Ихъ раздѣлялъ рядъ зеленыхъ, свѣжихъ банановыхъ листьевъ, на которыхъ въ деревянныхъ чашкахъ, кокосовыхъ скорлупахъ и свѣжихъ листьяхъ разставлены были жареная дичь и мясо, зажаренное по таитскому способу, т.-е. между раскаленными камнями, отчего мясо становится необыкновенно сочно и нѣжно. Къ этому были еще таро, плоды хлѣбнаго дерева, нѣсколько сортовъ морскихъ рыбъ и множество самыхъ разнообразныхъ туземныхъ соусовъ, въ родѣ нашихъ сой. Ананасы, тутъ же растущіе около хижины, завершили нашу трапезу, которую, за неимѣніемъ вилокъ, намъ приходилось даже и ѣсть по туземному способу, т.-е. пальцами, обмывая ихъ послѣ каждаго блюда въ нарочно для этого разставленныхъ возлѣ обѣдавшихъ, кокосовыхъ скорлупахъ съ водой. Вечеръ нашъ закончился, какъ и вообще вечера въ Таити, въ пѣніяхъ, танцахъ, которыя продолжались далеко за полночь.
   Вотъ вамъ первый день нашей прогулки. Описывать далѣе день за днемъ наше пребываніе въ Papeuriri было бы трудно. Время наше летѣло такъ незамѣтно, и такъ быстро для насъ, что мы не успѣли и очнуться, какъ уже пришелъ день возвращаться на клиперъ, а тамъ и покидать милое Таити, изъ котораго каждый выносилъ, можетъ статься, самыя сладкія и отрадныя воспоминанія своего земнаго странствія.
   Изъ Papeete, зайдя на нѣсколько дней въ Эймео, ближайшій отъ Таити островъ, мы направили нашъ путь на Самонскій архипелагъ.

Н. Никифоровъ.

"Отечественныя Записки", NoNo 7, 8, 12, 1873

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru