Теплый, майскій вечеръ. Послѣдніе отблески заката золотятъ ландшафтъ; чистый, легкій воздухъ пропитанъ пріятною влажностью. поднимающеюся изъ ближняго озера. За озеромъ полоса луговъ, а далѣе песчаный берегъ рѣки, опять зеленая полоса и лѣсъ, гдѣ раздаются чудные, шевелящіе душу звуки соловьиной весенней пѣсни: все дышетъ свѣжестью, прохладой. Что-то мучительно сладкое охватываетъ душу, пробуждается жажда жизни. Жизни полной, въ которой дрожалъ бы каждый нервъ, напрягались всѣ фибры.
Въ саду надъ озеромъ царствовало затишье; въ одной сторонѣ его густая аллея липъ смутно зеленѣла, на другой -- темнѣла аллея акацій: воздухъ, весь теплый, влажный, пахучій отъ близости луговъ,-- дрожалъ. Закутанный въ зелень, на скатѣ передъ озеромъ, стоитъ двухъ-этажный деревянный сѣренькій домъ съ крытою террасой. Сбѣжавъ съ террасы, приходится сдѣлать не болѣе десяти шаговъ по прямому направленію, чтобы спуститься къ озеру. На берегу его вбитъ колъ, привязана лодка; весла лежатъ вблизи, какъ бы ожидая скорой работы.
Въ воротахъ, ведущихъ въ липовую аллею, показались двѣ дѣвушки. Одна изъ нихъ -- довольно высокая, стройная блондинка съ продолговато-круглымъ лицомъ, на которомъ особенно привлекали большіе темно-сѣрые глаза, и если бы не эти блестящіе выразительные глаза -- ее можно было бы назвать скорѣе некрасивой. Другая маленькая, хорошенькая смуглянка съ живыми китайскими карими глазами, прямымъ посомъ и приподнятой верхней губкой, надъ которой пробивался легкій пушокъ. Обѣ были въ черныхъ платьяхъ: на пепельно-русые локоны накинута черная кружевная косынка; на смуглянкѣ оранжевый кашемировый башлыкъ.
Онѣ видимо были заняты какимъ-то живымъ разговоромъ, а можетъ быть и споромъ, такъ что войдя въ садъ, первое время, будто не замѣтили всей прелести, всей новизны окружающаго ихъ. Былъ первый майскій вечеръ. Но вотъ рѣчи ихъ прервались, онѣ присмирѣли, увидавъ что-то новое, чарующее, и затихнувшій садъ огласился живыми голосами.
-- Лиза, голубчикъ, посмотри, какъ хорошо -- умирать не надо.
Такъ и рвется душа
Изъ груди молодой!
Хочетъ воли она,
Проситъ жизни другой...
пропѣлъ ей въ отвѣтъ голосъ блондинки. Ея необработанный, грудной контральтовый голосъ могуче раздался надъ озеромъ: въ немъ слышался непритворный отзывъ проснувшейся весны, жажда, жизни и какіе-то новые свѣтлые звуки. Голосъ дѣвушки оборвался на послѣдней фразѣ и она, ласково гладя волосы подруги, сказала:
-- Что это я распѣлась сегодня? Поѣдемъ кататься по озеру, Надя!
-- Нѣтъ, пой, моя радость, пой дальше, я помогу тебѣ,-- и сильнымъ чистымъ сопрано она продолжала пѣсню:
То ли дѣло вдвоемъ
Надъ рѣкою сидѣть,
На зеленую степь,
На цвѣточки глядѣть?
То ли дѣло вдвоемъ
Зимню ночь коротать,
Друга нѣжной рукой
Ко груди прижимать?
Поутру на зарѣ
Обнимать, цѣловать --
Вечеркомъ у воротъ
Его вновь поджидать?
соловьемъ заливалась Надя; по контральтовый голосъ не подтягивалъ ей: онъ оборвался, какъ бы все сказавъ, -- и замеръ. Большіе сѣрые глаза дѣвушки смотрѣли не то вопрошающе, не то вызывающе вдаль, и что-то неуловимое промелькнуло по ея лицу.
-- А ты и не пѣла? только сейчасъ опомнилась увлекшаяся пѣсней Надя.-- И опять задумалась! Да кто же задумывается въ такіе вечера. Мнѣ пѣть, танцовать, обнимать, жить хочется -- закружиться, не думая ни о чемъ:
Теперь гонись за жизнью дивной
И каждый мигъ въ ней воскрешай,
На каждый звукъ ея призывный
Отзывной пѣснью отвѣчай...
-- И мнѣ жить хочется! Я, право, также какъ и ты, подъ обаяніемъ вечера.
И то была правда. Стоило только взглянуть на задумчивый взглядъ ея блестящихъ глазъ, на легкое судорожное подергиваніе лѣвой ноздри и на всю какую-то затихшую фигуру дѣвушки, чтобы убѣдиться въ томъ, что внутри ея кипитъ энергическая работа, что это видимое затишье передъ бурей. Но подругѣ ея было не до наблюденій: она была въ экспансивномъ настроеніи и снова звонко затрещала:
-- И что ты иногда такая заколдованная, точно философскій камень отыскиваешь? А, между, прочимъ, умѣешь быть и иной; такъ увлекаешься подъ часъ разговоромъ, сыплешь тонкія остроты, такъ вѣрно схватываешь типическія черты встрѣтившагося лица, что увлекаешь за собою и другихъ, но вглядись въ тебя внимательнѣе, можно замѣтить, что не отъ всей души, участвуешь ты въ этихъ разговорахъ, что твое видимое оживленіе скрываетъ отвлеченную работу мысли.
Лиза въ недоумѣніи взглянула на подругу. Та продолжала:
-- Ты удивляешься? всѣ признавали у меня отсутствіе шишки наблюдательныхъ способностей, но я признаюсь тебѣ, что не сама сдѣлала эти наблюденія; меня натолкнулъ на нихъ братъ, и вглядываясь иногда въ тебя, я только подтвердила вѣрность его заключенія. Онъ удивительный психологъ! Не правда ли, вѣдь не легко подмѣтить раздвоеніе мысли? Однако, онъ еще не разгадалъ тебя и часто говоритъ, что отдалъ бы многое за возможность этой разгадки. Не будь же такъ неуловима! Раскрой мнѣ хоть часть того, что такъ сильно волнуетъ тебя -- отчего ты то нервно весела, то сумрачнѣе ночи? Къ чему на показъ наружное спокойствіе, обыденность, когда внутри что-то подтачиваетъ тебя? Зачѣмъ быть вѣчно особнякомъ? Переломи свою гордую волю.
-- Да полно, Надя, что за изліянія; на что вамъ всѣмъ моя откровенность? Наружно я живу тою же жизнью, какъ ты и всѣ другіе, а что до внутренней -- "чужая душа потемки." Кто далъ вамъ право врываться въ эти потемки?
-- Что за право? я люблю тебя и мнѣ больно и грустно видѣть, какъ ты ломаешь себя: это вѣчное раздвоеніе мысли, эта сдержанность ненормальны; ты не вынесешь всего этого и заболѣешь.
-- Здоровье у меня крѣпкое, а ты съ нѣкотораго времени все твердишь о болѣзни. Не признаешь ли и ты меня, какъ Ожигинъ, за психо-патологическій феноменъ? Мнѣ смѣшно, что всѣ вы, смотря на меня съ предвзятой мыслью отыскать что-то оригинальное, подмѣчаете то, чего и нѣтъ.
-- Можетъ быть, я многое и преувеличиваю, но согласись, Лиза, что ты сама даешь мотивы предполагать нѣчто выходящее изъ ряда вонъ. Отчего ты никого не любишь, хотя со многими ласкова и добра? Отчего ты и со мной даже не откровенна? Мы росли и воспитывались вмѣстѣ, а я не могу сказать, что знаю тебя. Ты самая трудная психологическая загадка, какъ говоритъ братъ. Онъ увѣряетъ, что упрекнуть тебя ли въ чемъ нельзя: ты ласкова, добра, не эгоистична, ты отдаешь съ охотою все, не отдаваясь сама. Ты даже бываешь сообщительна, ведешь задушевный разговоръ -- но, коснись только вопроса о твоемъ внутреннемъ раздвоеніи, и, какъ улитка, ты съеживаешься и уходишь въ свою раковину.
-- Какъ ты оживлена сегодня, Надя! Произносишь безъ отдыха такіе монологи, что я не имѣю возможности отвѣчать тебѣ на всѣ вопросы, да, повидимому, ты и не нуждаешься въ этомъ, съ улыбкой промолвила блондинка.
-- Послушай, Лиза, къ чему холодный тонъ; неужели ты не поддашься и въ этотъ дивный вечеръ? Вѣчно будешь держать себя на цѣпи, даже со мною, съ твоимъ другомъ? Вѣдь мы друзья, не правда ли?
-- Нѣтъ, не друзья.
-- Спасибо, промолвила смуглянка обиженнымъ голосомъ, въ которомъ звучали слезы, и высвободила свое плечо изъ-подъ обнимавшей его руки подруги.-- А я думала...
Лиза снова обняла ее и ласково заглянула ей въ глаза.
-- Полно дуться, моя хорошая. Если помнишь, я никогда не называла тебя другомъ; я слишкомъ достаточно люблю тебя, чтобы выказывать болѣе, чѣмъ чувствую. Я плохо вѣрю въ дружбу женщинъ: мнѣ приходилось слышать и наблюдать, что она -- до первой попавшейся кости. Я думаю, что дружба мыслимѣе между мужчиной и женщиной, и сама имѣла друга въ Любимовѣ.
-- А по моему, въ дружбѣ женщины съ мужчиной -- одинъ шагъ до любви, возразила Надя.-- Ты меня будешь увѣрять, что Любимовъ тебя любилъ, какъ друга, котораго онъ зналъ съ дѣтства, за развитіемъ котораго слѣдилъ съ любовью,-- а я головой ручаюсь, что онъ былъ влюбленъ въ тебя.
-- Я столько разъ говорила тебѣ о моей привязанности къ Любимову, такъ старалась познакомить съ его личностью, такъ неутомимо вела эти разговоры, что...
-- Да, и при этомъ такъ блистали твои глаза, что... А впрочемъ, вы ледышокъ, сударыня!
-- За это еще спасибо, милостиво. Другіе такъ говорятъ, что мнѣ незнакомо безкорыстное расходованіе души, что все мое поведеніе -- цѣлая стройная система и выражается она словами: "я держу себя на сторожѣ". Конечно, при этомъ прибавляютъ, что вина, можетъ быть, на ихъ сторонѣ, и другія фразы къ случаю... Что отвѣчать на это? Пусть думаютъ такъ, хоть иногда и тяжело дѣлается отъ подобныхъ предположеній, -- голосъ дѣвушки нервно дрогнулъ.
-- Вотъ и испортили впечатлѣніе вечера! по дѣтски опечалилась смуглянка,-- Полно, Лиза, бросимъ этотъ разговоръ: онъ такъ плохо гармонируетъ съ окружающей насъ обстановкой. Запоемъ-ка лучше пѣсню и къ лодкѣ, предложила Надя.
-- Нѣтъ, погоди, ты начала его, а потому дай мнѣ отвѣтить на твои полувопросы, полуобвиненія: "отчего ты никого не любишь?" Это поклепъ: я всей душою люблю отца и мать и тѣхъ изъ знакомыхъ, съ которыми приходилось проводить столько свѣтлыхъ, разумныхъ часовъ. У меня-немного привязанностей, но за то онѣ сильны, и все, что касается ихъ, глубоко западаетъ мнѣ въ душу.
-- Все такъ -- правда; но это вѣдь не любовь, а уваженіе.
-- Но неужели ты никогда не полюбишь всей душой, всѣмъ сердцемъ, какъ многіе любятъ тебя.....
-- Не увлекайся, Надя!
-- Не разсуждая, безъ оглядки, продолжала съ увлеченіемъ смуглянка.-- Ну вотъ какъ я сегодня говорила тебѣ о моей настоящей любви. Вѣдь скучно такъ!
-- Холодно, хочешь ты сказать. Жить безъ любви не эгоистично, любить -- это одна изъ самыхъ глубокихъ потребностей человѣческой природы.
-- Если ты такъ хорошо сознаешь это, то отчего не влюбилась еще ни разу, между тѣмъ, какъ я была влюблена уже разъ пять. Если бы ты знала, какъ весело быть влюбленной, сколько поэзіи!
-- Полно, Надя, развѣ это любовь! Ты просто клеплешь на себя.
-- Конечно, я немного преувеличиваю счетъ.... Но отчего же ты не полюбишь по своему?
-- Развѣ я закаивалась? Можетъ быть и полюблю, и если полюблю, то не иначе какъ всѣмъ существомъ, -- я высоко и серьезно смотрю на любовь. Моя натура изъ тѣхъ, которыя не легко поддаются впечатлѣнію, за то и не скоро освобождаются отъ его вліянія; играть въ любовь скуки ради я и не могу и считаю подлостью. Пока не полюбила я еще никого, можетъ быть, потому, что вполовину отдаваться не умѣю, а отдаться вся не могу теперь. Какъ ни мало я откровенна, ты догадываешься, что у меня есть что-то, что поглощаетъ всѣ мои мысли, ради чего я живу; назови это "что-то" какъ хочешь -- ну хоть идеей. Не думай, что я хочу рисоваться громкимъ словомъ -- идея, я просто не могу въ данную минуту подобрать болѣе подходящаго выраженія, промолвила Лиза и глаза ея заискрились и все лицо оживилось.
-- Жить для идеи! какъ это холодно звучитъ и вмѣстѣ съ тѣмъ высоко! Но отчего же ты не пропагандируешь ее?
-- Что сказать тебѣ на это? Вѣдь, по природѣ, всякій человѣкъ имѣетъ неодолимую склонность проводить свои взгляды -- даже едва зародившіеся -- и нужно имѣть достаточно силы воли и твердаго убѣжденія, чтобы воздержаться отъ этого. Какъ пропаганда ни заманчива -- я хочу прежде провѣрить и ясно сознать. что можетъ выйти изъ моей идеи и есть ли у меня способности къ пропагандѣ?
-- Способности -- да, мы недавно еще говорили объ этомъ съ Петей. Я всегда считала тебя выше окружающей среды и этимъ объясняла то, что ты жила особнячкомъ.
-- Въ институтѣ вы прозвали меня "особнячкомъ", вотъ и теперь, при совершенно иной обстановкѣ, меня упрекаютъ въ томъ-же, съ прибавленіемъ; гордой, холодной и другихъ желчныхъ эпитетовъ, сквозь которые подчасъ прорывается, впрочемъ, столько участія ко мнѣ, такъ много теплоты, чего я ужь и не стою вовсе.
-- Доброта, участіе! ну къ чему это ты говоришь? Скажи попросту: они всѣ такъ любятъ меня, что я не знаю, куда дѣться отъ ихъ любви. Кстати, я передала брату твою карточку и онъ хотѣлъ благодарить за нее лично, если не задержитъ кто нибудь изъ паціентовъ. Неправда ли, что слово "кстати" -- вышло очень не кстати: извини: сангвиничность мысли, перескакиванье de coq à l'âne, сказала Надя, глядя съ лукавою улыбкой на подругу.
Лиза слегка покраснѣла, угадавъ смыслъ Надиной болтовни, и сказала:
-- Я давно невидала Петра Гавриловича: какъ подвигается его диссертація? Скоро ли онъ ѣдетъ въ Петербургъ? Какъ вы рѣшили: ѣдешь ли и ты въ Петербургъ или останешься у насъ до отъѣзда на югъ? Впрочемъ, я задала тебѣ такъ много вопросовъ, что отвѣты на нихъ удобнѣе будетъ получить въ лодкѣ. Смотри, ужь небо запестрѣло звѣздами. Вотъ и моя запоздавшая звѣздочка выглянула. Ѣдемъ.
И дѣвушки, взявшись за руки, быстро побѣжали къ озеру. Надя первою вскочила въ лодку и завладѣла веслами; рулемъ управляла Лиза. Обѣ онѣ мастерски исполняли свое дѣло и лодка, мѣрно покачиваясь, заскользила по гладкому озеру. Прошло нѣсколько минутъ молчанья, потомъ снова завязался прерванный разговоръ; опять молчаніе, вслѣдъ за которымъ раздалась веселая, огневая пѣсня:
"Какъ по вольной волюшкѣ,
"По зелену морю
"Ходятъ все кораблики...
"Да бѣлопарусники..... "
Запѣвала Надя и ея звучный сопрано покрывалъ грудныя ноты контральто.
II.
Въ тотъ же вечеръ, въ небольшой уютной комнатѣ, развалившись въ вольтеровскомъ креслѣ, съ сигарою во рту и съ стаканомъ чаю, у открытаго окна сидѣлъ молодой человѣкъ лѣтъ двадцати восьми; звали его Петромъ Гавриловичемъ Былинскимъ, Это былъ высокаго роста брюнетъ съ узкими свѣтлокарими выразительными глазами, съ живой южной физіономіей, безъ строгой правильности очертаній. Лицо гармонировало и съ нравственной особой; въ немъ было много здраваго смысла, остроумія, наблюдательности; его взглядъ, его рѣчи, движенія дышали правдой. Увлекался онъ часто и въ это время во всемъ существѣ его проглядывала порывистая, огневая дѣятельность; но у него не было ни той силы воли, ни сосредоточенности, безъ которыхъ всякое увлеченіе изчезаетъ быстро; Это былъ сангвиникъ, въ полномъ значеніи слова, со всѣми хорошими и дурпыми качествами темперамента. Въ прошедшемъ его -- трудовая жизнь ради возможности получить университетское образованіе; впереди -- много свѣтлыхъ надеждъ.
Уже минуло пять лѣтъ со времени окончанія имъ курса медицины въ одномъ изъ южныхъ университетовъ, гдѣ онъ, въ настоящее время, надѣялся получить открывающееся мѣсто секретаря факультета. Диссертація на степень доктора медицины подвигалась къ концу и скоро онъ долженъ былъ оставить губернскій городъ, въ которомъ прослужилъ четыре года въ качествѣ врача при одномъ изъ учебныхъ заведеній. Кромѣ казенной должности, онъ имѣлъ въ городѣ большую практику и часто не находилъ ни часа свободнаго времени.
Если Былинскій не искалъ случая помогать бѣднымъ, за то онъ никогда не отказывался посѣщать ихъ, и иногда съ самоотверженіемъ ѣхалъ въ слякоть и непогоду, положительно не разсчитывая на возмездіе. Городская практика дала ему возможность вести болѣе чѣмъ безбѣдную жизнь и взять къ себѣ сестру, которая до того времени жила у какой-то тетушки: отца и матери они не помнили. Сестра его окончила курсъ въ одномъ изъ институтовъ, гдѣ познакомилась и сошлась съ Лизой Русовой.
Сегодня Былинскій только-что окончилъ свою послѣднюю визитацію и, возвратясь домой, сѣлъ за чай. Въ открытое окно вливался одуряющій ароматъ черемухи; вѣтеръ отъ времени до времени шевелилъ волосами молодого человѣка. Онъ сдѣлалъ два или три глотка чаю, потомъ подошелъ къ письменному столу и остановился передъ фотографическимъ портретомъ: его глаза съ любовью смотрѣли на задумчивое лицо сѣроглазой дѣвушки. Онъ замечтался...
Припомнилось ему прожитое и изъ всей этой жизни, подъ обаяніемъ вечера, вырывались только свѣтлыя стороны ея порывы и ощущенія свѣжихъ, нерастраченныхъ силъ, испытанныя тревоги; -- на всемъ съ отрадою останавливался онъ и свѣтла казалась ему жизнь. Передъ нимъ мелькали сцены, глубоко волновавшія его сердце, и все окрашивалось яркою краскою любви. Онъ вспомнилъ тотъ день, когда встрѣтилъ дѣвушку съ своеобразнымъ, чистымъ взглядомъ на міръ, съ горячею вѣрою въ будущее. Какъ поразила она его! Какъ онъ привязывался къ ней постепенно и съ каждымъ днемъ яснѣе и яснѣе сталъ сознавалъ въ себѣ зарожденіе новаго чувства, охватившаго весь его организмъ. О чемъ бы ни начиналъ думать Былинскій -- исходной точкой всѣхъ мыслей его была Лиза. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ узналъ ее, прежніе идеалы показались ему туманной картиной фантасмагоріи и приняли новыя формы и краски. Ея вліяніе на него было неизмѣримо и онъ охотно, съ покорностью, рождаемою страстью, поддавался ему. Какъ часто мечталъ Петръ Гавриловичъ, что если Лиза полюбитъ его -- его жизнь наполнится чѣмъ-то новымъ и высокимъ, какимъ-то трудно ожидаемымъ блаженствомъ. Онъ любилъ ее бурно, всѣми силами своей страстной натуры и тѣшилъ себя мечтами о взаимности. При каждомъ свиданіи порывался онъ высказаться, но, замѣчая въ ея яркихъ глазахъ какую-то тревожную мысль -- отпечатокъ затаеннаго безпокойства,-- уходилъ, не сдѣлавъ признанія.
Сегодня онъ окончательно рѣшился идти къ Русовымъ: благодарить Лизу за присланный переводъ изъ Черчейля, за карточку и высказать ей все; добиться рѣшительнаго отвѣта и уѣхать въ Петербургъ или полнымъ радостныхъ ожиданій или съ разбитыми надеждами.
Былинскій въ волненіи ходилъ по комнатѣ, отъ времени до времени подходилъ къ портрету и вглядывался:
-- Нѣтъ, ея физіономія положительно неуловима -- портретъ похожъ, но въ немъ не достаетъ чего-то такого, только ей одной присущаго, именно взгляда полнаго вниманія, за которымъ скрывается отвлеченная мысль. Онъ взялъ портретъ въ руки и сталъ разсматривать еще внимательнѣе.
Почему-то ему припомнился послѣдній разговоръ съ Лизой и онъ подумалъ: въ ней есть еще что-то непонятное.
-- Удивительное существо!-- надобно быть замѣчательнымъ психическимъ діагностомъ, чтобы разгадать ее, произнесъ онъ вслухъ.
-- А вотъ таковой и является къ твоимъ услугамъ, какъ фатумъ, раздался веселый голосъ, и въ комнату вошелъ довольно высокаго роста мужчина въ легкомъ сѣромъ костюмѣ съ сумкою черезъ плечо. За нимъ извощикъ вносилъ чемоданъ и подушки.
-- Кто это? Михаилъ Васильевичъ! Пріятель, здорово! Какими судьбами? Я начиналъ уже подумывать, что не отправился ли ты ad patres. Просто не могу очнуться отъ удивленія, видя тебя снова. Не грѣшно ли было не подать ни малѣйшей вѣсточки, торопливо сыпалъ Былинскій, какъ бы пойманный въ расплохъ. Пріятели обнялись.
-- Объ этомъ послѣ, возразилъ пріѣзжій.-- А пока, братъ, угости-ка меня чаемъ; смерть хочется съ дороги. Да вотъ объясни еще, что ты тутъ за спичи произносилъ и давно ли пріобрѣлъ привычку философствовать со стѣнами? Кстати, что за удивительныя созданья у васъ тутъ? я давно не встрѣчалъ ничего оригинальнаго,-- и онъ заглянулъ на карточку Лизы.
-- Ба! да я встрѣчалъ гдѣ-то это лицо. Гдѣ бы это?... и онъ сталъ напряженно припоминать.
Пока онъ припоминаетъ, разскажемъ вкратцѣ его исторію и нарисуемъ его портретъ.
Михаилъ Васильевичъ Зданскій былъ высокій, плечистый господинъ лѣтъ 35-36. Густые золотисто-русые, нѣсколько вьющіеся волосы его откинуты назадъ; длинная золотая борода, блѣдный цвѣтъ кожи, выразительныя черты лица, энергично очерченный орлиный носъ, маленькіе свѣтло-голубые глаза съ перваго раза производили впечатлѣніе. Одинъ глазъ былъ всегда прищуренъ, что придавало физіономіи не то насмѣшливый, не то презрительный видъ. Въ каждой чертѣ его красиваго лица проглядывала какая-то сила и рѣзко выдавалась одна особенность: когда онъ улыбался, смѣялись одни глаза, ротъ оставался серьезнымъ.
Зданскій принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которые глубоко убѣждены, что къ нимъ нельзя относиться равнодушно: если вы не были влюблены въ него, то должны или ненавидѣть его, или бояться. Это былъ эгоистъ на рѣдкость. Отбить невѣсту у пріятеля или недруга -- все равно, смутить покой замужней женщины -- ему было ни почемъ. Весь эгоизмъ, вся сухость и черствость прикрывались веселой или насмѣшливой улыбкой, сопровождаемой утонченною вѣжливостью.
Въ обществѣ мужчинъ Зданскій былъ неоцѣненнымъ товарищемъ, всегда успѣвавшимъ возбудить оживленіе и смѣхъ тамъ, гдѣ показывалась его львиная голова и раздавались тонкія остроты рѣзкаго язычка. Способности его были далеко не дюжинныя и изъ него вышелъ бы, можетъ быть, замѣчательно тонкій юристъ; но родители рано приготовили ему иную карьеру.
Михаилъ Васильевичъ росъ въ богатой помѣщичьей семьѣ, въ одномъ изъ уголковъ Бѣлоруссіи; росъ, исподтишка балованный матерью и крѣпко стянутый уздечкой деспота-отца. Онъ рано сталъ понимать, что для того, чтобы понравиться отцу, надо высказывать холодность матери, и политично велъ свои дѣла между двухъ огней.
До шестнадцатилѣтняго возраста онъ воспитывался дома подъ надзоромъ отца, а затѣмъ отданъ былъ юнкеромъ въ школу гвардейскихъ подпрапорщиковъ. Ко времени его производства въ офицеры умеръ его отецъ и Зданскій очутился владѣльцемъ большого, но заложеннаго имѣнія. Широко и дурно жилъ онъ, вырвавшись изъ подъ опеки, не щадилъ своихъ молодыхъ силъ и изъ всей этой жизни не вынесъ ничего теплаго, могущаго освѣтить его дальнѣйшій путь.
Наскучивъ службою и обстановкой полковой жизни, онъ, ради новыхъ ощущеній, перевелся на Кавказъ, гдѣ и женился. Семейная жизнь, съ ея обыденностью и тихими привязанностями, не пришлась ему по сердцу. Зданскій началъ чувствовать припадки нестерпимой тоски и развлекался только на время, пока имъ овладѣвало какое нибудь увлеченіе, которое не надолго удовлетворяло его избалованную успѣхами и испорченную натуру. Мелкому самолюбію его не было границъ: онъ зачастую бросался въ споры единственно ради того, чтобы блеснуть своими способностями краснорѣчія, не обращая вниманія на мнѣнія другихъ и готовый презирать ихъ, если они думали не такъ, какъ онъ; онъ любилъ побѣды, искалъ господства и нерѣдко устраивалъ такъ, что это господство нравилось.
Жену свою онъ бросилъ въ первый же годъ и та вскорѣ умерла отъ несчастныхъ родовъ, ребенокъ тоже не выжилъ. Зданскій вышелъ въ отставку и поѣхалъ въ Малороссію; но тамъ, неизвѣстно вслѣдствіе какихъ побужденій, поступилъ студентомъ на медицинскій факультетъ въ одинъ изъ нашихъ университетовъ. И здѣсь обнаружились его способности: заявивъ себя дѣльнымъ студентомъ, онъ на 31-мъ году, окончивъ курсъ прямо докторантомъ, не замедлилъ диссертаціей и получилъ мѣсто ассистента въ клиникѣ по терапевтическому отдѣленію. Дѣльный и свѣдущій докторъ, онъ скоро завладѣлъ значительною практикой въ городѣ; успѣху его много способствовала красивая наружность (въ которую безъ ума влюблялись барыни) и слухи объ оригинально позднемъ поступленіи въ университетъ, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ военной службы.
Зданскій, и при новой обстановкѣ, повелъ свой прежній образъ жизни: игралъ, влюблялся ради развлеченія и не мало жертвъ принесъ въ угоду своему мелкому тщеславію, иногда единственно ради желанія выиграть пари. Одинъ случай тріумфа, кажется, не прошелъ совсѣмъ безслѣдно и для его черствой эгоистической натуры; по крайней мѣрѣ, онъ замѣтно хандрилъ первое время и затѣмъ уѣхалъ изъ города, гдѣ розыгралась эта тяжелая исторія.
Въ одномъ семействѣ Зданскій познакомился съ дѣвушкой -- кроткимъ, простенькимъ, нѣсколько мечтательнымъ созданіемъ. Она понравилась ему за длинныя, шелковистыя каштановыя косы, за мечтательный взглядъ голубыхъ глазъ и за свою какую-то поэтическую фигуру. Онъ началъ свои ухаживанія и былъ непріятно удивленъ тѣмъ явнымъ презрительнымъ, предубѣжденнымъ взглядомъ, которымъ она его надѣляла, несмотря на очевидные знаки его вниманія и расположенія. Самолюбіе страдало и онъ мысленно рѣшилъ: -- ты влюбишься въ меня!
Какъ! Онъ ощутилъ въ себѣ что-то похожее на любовь и ему отвѣчаютъ презрѣніемъ!-- Онъ возненавидѣлъ Зину.
Встрѣчаясь съ дѣвушкой довольно часто у тетки ея Вольской, гдѣ былъ домашнимъ врачемъ, Зданскій пускался съ нею въ длинные споры и, замѣтивъ ея предпочтеніе къ одному изъ посѣщавшихъ домъ тетки, сталъ изощрять надъ нимъ заочно свое остроуміе въ ея присутствіи. Зина не вытерпѣла этого и съ глазами, пылающими негодованіемъ, проговорила ему:
-- И мелочно, и подло смѣяться надъ отсутствующими, которые не могутъ ничего сказать въ свою защиту! Я васъ ненавижу.
Зданскій не потерялъ самообладанія и не упустилъ случая граціозно порисоваться въ такомъ положеніи, которое большинство людей нашло бы чрезвычайно для себя неловкимъ. Онъ сдѣлалъ почтительный поклонъ и, насмѣшливо глядя на Зину, промолвилъ:
-- Отъ ненависти -- одинъ шагъ до любви, Зинаида Николаевна; я смѣю надѣяться, что вы не замедлите въ меня влюбиться.
-- Да я скорѣе позволю отрубить себѣ голову, чѣмъ полюбить такого низкаго человѣка, какъ вы.
Зданскій едва замѣтно поблѣднѣлъ.
-- Къ чему голову -- ужь это слишкомъ. Лучше назначимъ срокъ пари на четыре мѣсяца, и если втеченіе этого времени вы влюбитесь въ меня, то обязуетесь обстричь ваши чудныя косы и прислать ихъ мнѣ. Если нѣтъ -- я долженъ буду сбрить свою золотую бороду. Надѣюсь, впрочемъ, что это пари останется между нами.
-- Я согласна, отвѣтила Зина;-- но вѣдь, влюбившись въ васъ, я могу скрыть это и сказать противное. Вы рискуете.
И дерзкія, и сладкія рѣчи были у него всегда на готовѣ.
-- Я глубоко вѣрю въ ваше благородство, сказалъ онъ, низко кланяясь, и протянулъ ей руку,-- она не дала ему своей.
Зданскій уѣхалъ и съ этого времени сталъ все рѣже и рѣже бывать у Сольской, а, бывая,-- обращалъ мало вниманія на Зину. Та, первое время, забыла о пари и не замѣчала, даже отсутствія Зданскаго; но затѣмъ, послѣ каждаго его короткаго визита, начинала скучать и, незамѣтно для самой себя, думать о немъ съ чувствомъ неудовлетворенной непріязни, смѣшанной съ сильнымъ желаніемъ получше узнать этого гадкаго, самоувѣреннаго человѣка. Зданскій, какъ нарочно, не показывался.
Однажды желаніе видѣть его достигло въ ней степени нервнаго раздраженія, подъ вліяніемъ котораго она стала строить планы достиженія этой цѣли, какимъ бы то ни было образомъ. Въ концѣ концовъ Зина рѣшилась ѣхать къ одной знакомой дамѣ, антипатичной ей до глубины души, лишь бы увидѣть Зданскаго, который проводилъ у нея всѣ свободные вечера.
Встрѣтивъ его тамъ, она ласково протянула, ему руку, а онъ, небрежно, едва замѣчая, пожалъ кончики ея пальцевъ и продолжалъ разговоръ съ какимъ-то солиднымъ господиномъ: о дѣйствіи сѣрнокислаго винкеля въ нервныхъ болѣзняхъ.
Зина, неумѣвшая хорошо владѣть собой, затуманилась отъ такой встрѣчи, сумрачная просидѣла весь вечеръ, а воротясь домой, залилась горькими слезами. Она полюбила этого человѣка. Не раздумывая, на другой же день, она, обрѣзавъ свои каштановыя роскошныя косы, послала ихъ Зданскому; а домашнимъ объяснила, что обрѣзала, волосы отъ головной боли.
Развернувъ посылку, Зданскій самодовольно улыбнулся, спряталъ косы и поѣхалъ къ Сольской. Зина не вышла къ нему.
Отъ Сольской онъ заѣхалъ къ двумъ-тремъ знакомымъ дамамъ и каждой, по секрету, сообщилъ о своей новой побѣдѣ; при чемъ много смѣялся надъ неопытной дѣвушкой.
Слухи объ этомъ дошли до Зины. До глубины души возмущена была ея прямая натура; для нея наступила реакція, закипѣла мучительная борьба между любовью и оскорбленнымъ самолюбіемъ. Зина начала задумываться, почти перестала сознавать различіе во времени и въ лицахъ. Испуганная тетка послала за Здаискинъ,-- онъ былъ въ отъѣздѣ. Пріѣхалъ другой докторъ и объявилъ, что у Зины сильно потрясена вся нервная система, что можно опасаться нервной горячки,-- нужно принять рѣшительныя мѣры и, по возможности, удалить то, что. такъ тревожитъ больную. Но что такъ тревожило ее -- тетка не знала.
Между тѣмъ Зина не поправлялась; и днемъ и ночью ей грезились какія-то смутныя, тревожныя сновидѣнія, и яснѣе всего выступала мысль о невозможности жить (она продолжала любить Зданскаго, несмотря ни на какіе доводы разсудка.), и она рѣшилась покончить съ собою. Ее нашли въ постели, отравившуюся мышьякомъ.
Возвратясь въ городъ, непредупрежденный о случившемся, Зданскій поѣхалъ съ утреннимъ визитомъ къ Сольской, заранѣе представляя себѣ смущенное личико дѣвушки, и, задумавшись о предстоящемъ свиданіи, разсѣянно позвонилъ и вошелъ въ залу: тамъ на столѣ онъ увидалъ замершее, кротко-спокойное лицо Зины, инстинктивно положилъ земной поклонъ и съ блѣднымъ, нервно-искривленнымъ лицомъ воротился домой.
Вскорѣ онъ уѣхалъ за границу, чтобы слушать лекціи германскихъ профессоровъ. Кто знаетъ, можетъ быть, ему хотѣлось въ занятіяхъ и при новой обстановкѣ заглушить въ себѣ голосъ совѣсти.
Пробывъ два года за границей, Зданскій воротился въ другой уже городъ, гдѣ получилъ мѣсто инспектора врачебной управы. Два года мало измѣнили его физически, только на лѣвомъ вискѣ пробивалось нѣсколько сѣдыхъ волосъ; нравственно онъ остался тѣмъ же и, втеченіе своего короткаго пребыванія въ N, успѣлъ пріобрѣсти славу непобѣдимаго льва.
Наступилъ 64 годъ; въ западномъ краѣ шли преобразованія,-- Зданскій бросилъ практику, отказался отъ мѣста и уѣхалъ въ Бѣлоруссію мировымъ посредникомъ по назначенію отъ правительства. Онъ разсчитывалъ принести много пользы краю, думая возвысить умственный уровень населенія забитой Литвы, завести школы и больницы. Не осталось ли только все это мечтами?
Съ тѣхъ поръ о немъ не было ни слуха, ни духа до сегодняшняго пріѣзда его къ Былинскому, съ которымъ они были товарищами по университету и находились въ дружественныхъ отношеніяхъ, хотя давно уже разстались и рѣдко переписывались.
-- А! наконецъ вспомнилъ: это та дѣвушка, которую я встрѣчалъ разъ шесть въ Х-скомъ собраніи, она еще поразила, меня своимъ непритворнымъ оживленіемъ и блескомъ сѣрыхъ глазъ. Дай-ка, я взгляну еще разъ. Да, это Русова, если только она не замужемъ. Мнѣ помнится, что я дѣлалъ визитъ ея семейству, но ихъ въ тотъ день не было дома, а потомъ я уѣхалъ въ Бѣлоруссію и потерялъ ее изъ вида. Какая странная случайность! Такъ она здѣсь постоянная жительница? И ты, конечно, у нихъ часто бываешь?
При этомъ неожиданномъ или, вѣрнѣе, слишкомъ ожидаемомъ вопросѣ, на лицѣ Былинскаго появилась краска какого-то замѣшательства, и онъ торопливо отвѣчалъ:
-- Да, довольно часто; сестра моя воспитывалась вмѣстѣ съ Лизаветой Игнатьевной и онѣ очень дружны и видятся ежедневно; къ тому же я у нихъ домашнимъ врачомъ.
-- Ты живешь съ сестрою!-- ну, такъ извини, пріятель, что прямо съ вещами перебрался къ тебѣ. Я сегодня же переѣду въ гостиницу.
-- Нѣтъ, Зданскій, ты не стѣснишь меня; мы помѣстимся вмѣстѣ въ кабинетѣ. Надя будетъ рада такому рѣшенію.
-- Нѣтъ, не останусь. Если бы я зналъ, что ты живешь на семейной ногѣ, не заѣхалъ бы прямо съ дороги; не люблю ни стѣснять, ни стѣсняться.
-- Переночуй хоть сегодня, а завтра я пошлю занять тебѣ померъ. Согласенъ?
-- На это согласенъ. А вотъ какъ я пріодѣнусь немного ты познакомь меня съ сестрой.
-- Ея нѣтъ дома; она съ утра еще у Русовыхъ, и вернется, вѣроятно, не рано. Если хочешь, мы попозднѣе отправимся ей на встрѣчу; кстати ты ознакомишься съ городомъ. Русовы живутъ на противоположномъ концѣ его, у самаго выѣзда, и дорога къ нимъ идетъ по лучшимъ улицамъ.
-- Хорошо! я не чувствую ни малѣйшей усталости съ дороги. А завтра поѣдемъ съ визитами къ городскимъ, и къ Русовымъ также. Скажи-ка, Петръ Гавриловичъ, по совѣсти, ты немножко этакъ пріударяешь за. сѣренькими глазками?
-- Нѣтъ, да и неловко какъ-то за ней пріударять, отвѣтилъ Былинскій недовольнымъ тономъ.-- Впрочемъ, ты самъ убѣдиться, познакомясь съ Лизаветой Игнатьевной; она, рѣдкая, энергическая, самостоятельная дѣвушка.
-- Увидимъ, увидимъ. Эхъ, братъ, молодъ ты еще, жизни не знаешь, а потому волнуешься, увлекаешься и видишь въ каждой дѣвушкѣ что-то высокое, энергичное.
-- Нѣтъ, Русову нельзя ставить подъ общій уровень нашихъ барышень; ея натура не изъ дюжинныхъ, не можетъ она. удовлетвориться тѣми мелкими радостями и разнообразіемъ, которыми живетъ окружающая ее среда, и если это недовольство не высказывается ею открыто, то, я думаю, это болѣе всего изъ обязни огорчать отца, и мать, не принося себѣ жалобами ника кого облегченія. Хотя здѣсь мало ей простора и нужна бы была, широкая арена, жизни, но она и здѣсь находитъ себѣ дѣло и не станетъ ныть, сложа руки, что вотъ-де даромъ гибнутъ силы. Сколько разъ я пытался узнать тайну того внутренняго оживленія, которое въ ней такъ сильно, что она не скучаетъ, повидимому, при добровольно замкнутомъ образѣ жизни.
-- Ты ее ставишь на какой-то пьедесталъ, какъ всѣ влюбленные, -- не оправдывайся, не оправдывайся, -- это ясно, какъ Божій день; а я вотъ что скажу тебѣ: перебродятъ мечтанія, сживется съ своей долей, выйдетъ замужъ и обабится, какъ большинство женщинъ.
-- Нѣтъ, Русова не изъ податливыхъ: изъ ея головы не такъ-то легко выбить всѣ стремленія и убѣжденія; если ей придется смириться, зажить общей пошлой жизнью, то это только наружно, а внутри не перестанетъ кипѣть борьба, которая или окончится торжествомъ, или сломитъ ее. Да и теперь, только послѣ долгаго знакомства, тщательно наблюдая, можно замѣтить, что не вся отдается'она окружающей жизни, что для нея милѣе всего свой особый, внутренній міръ. Вредно только, что, подчасъ, она слишкомъ сдержанна и слишкомъ ломаетъ себя.
-- Да, да, нехорошо. Чѣмъ сильнѣе мы сдавливаемъ какія бы то ни было силы, тѣмъ энергичнѣе рвутся онѣ на просторъ, при первой представившейся возможности, говорилъ Зданскій въ раздумьѣ.-- Не влюблена ли она въ кого нибудь?
-- Не знаю, по крайней мѣрѣ, этого не замѣтно. Одно скажу тебѣ, что я не разгадалъ еще ее, хотя, повидимому, она такъ проста и ясна, что нечего и задумываться.
-- Завтра съѣздимъ къ нимъ непремѣнно; ты заинтересовалъ меня. Я встрѣчалъ Русову только при бальной обстановкѣ, ловко вальсирующею, съ раскраснѣвшимися щеками и блестящими глазками. Но, мой милый, что это за глаза у нея были!-- свѣтлые, искрящіеся, -- они то блестѣли энергіей, то задумчиво глядѣли вдаль, то будто проникали тебѣ въ душу, а теперь?
-- Все тѣ же, -- въ глазахъ вся она!
Подали чай; молодые люди усѣлись къ окну и Зданскій началъ разсказъ о своей бѣлорусской жизни и всѣхъ перемѣнахъ, совершившихся со времени ихъ послѣдняго свиданія. А пересказать было что.
-- Итакъ, ты болѣе не мировой посредникъ? Чѣмъ же думаешь теперь заниматься? Опять медициной, начнешь практиковать или, можетъ быть, займешься улучшеніемъ въ имѣніи, станешь вводить сельское хозяйство на раціональныхъ началахъ и сдѣлаешься истымъ помѣщикомъ? спрашивалъ Былинскій, послѣ молчанія, водворившагося на нѣсколько минутъ по окончаніи разсказа Зданскаго.
-- Нѣтъ, не по мнѣ осѣдлая жизнь. Имѣніе въ Бѣлоруссіи я продалъ, какъ только подвернулся хорошій покупатель,-- надоѣла возня съ управляющими да арендаторами. За уплатою долга въ опекунскій совѣтъ, я получилъ довольно круглую сумму и думаю теперь, какъ птица вольная, облетѣть свѣтъ. Совсѣмъ было собрался за границу -- въ Англію, а тутъ подвернулось наслѣдство отъ тетки по матери, верстахъ въ 40 отъ вашего города, какой-то клочекъ земли съ усадьбой; я и поѣхалъ осмотрѣть и продать его, кстати заглянулъ къ тебѣ -- для друга и 40 верстъ не крюкъ, а прямая дорога!
-- Спасибо, Михаилъ Васильевичъ. Ну, а долго ли разсчитываешь прожить здѣсь?
-- И самъ еще не знаю; можетъ быть, недѣлю, другую, а то и цѣлый мѣсяцъ, смотря по ходу продажи. Во всякомъ случаѣ, чѣмъ скорѣе она кончится, тѣмъ лучше.
III.
Наступила ночь; дѣвушки еще все не возвращались съ катанья И что за ночь!-- тихая, великолѣпная, прозрачно-голубая, смотрящая внизъ сверкающими звѣздами. Какъ спокойно и свѣтло озеро, отражающее ихъ! Какъ сильно, раздражающе-сладко пахнетъ черемуха и вызываетъ радостное кипѣніе жизни юной, свѣжей; такой же юной, какъ наступившая весна.
Отъ времени до времени долетаютъ изъ-за рѣки звуки музыки и пѣсни -- то нѣсколько городскихъ семействъ празднуютъ 1-е мая. Въ городѣ понемногу зажигаются огни и еще красивѣе выглядываетъ онъ съ озера.
Но вотъ послышались всплески воды, и изъ за темныхъ стволовъ деревьевъ, растущихъ пядъ озеромъ, показалась причаливающая лодка. Дѣвушки, выйдя на берегъ, привязали ее и направились къ дому.
-- Я думаю поздно, Лиза; вели проводить меня домой -- братъ станетъ безпокоиться. И что бы могло его задержать, положительно не знаю.
-- Я скажу, чтобъ тебя отвезли, а пока посидимъ на террасѣ.-- Лиза позвала горничную и распорядилась, чтобъ запрягли лошадь.
-- Тотчасъ скажите, Таня, какъ будетъ готова. Который теперь часъ?
-- Я схожу домой, успокою своихъ, да и прощусь кстати, они, я думаю, уже собираются спать.
Она медленно поднялась по лѣстницѣ, вошла въ домъ и, пройдя нѣсколько комнатъ, остановилась передъ спальней и отворила дверь. Тамъ, передъ образами теплилась лампада и мать Лизы уже молилась, а отецъ, сидя въ креслѣ, дочитывалъ газету. Лиза подошла къ нему проститься, поцѣловала у него руку; онъ благословилъ ее и замѣтилъ:
-- Можно ли такъ поздно кататься? Ужь вы съ Надей непремѣнно схватите простуду.
-- Нѣтъ, намъ было тепло, ночь такая тихая и хорошая, оправдывалась она и наклонилась поцѣловать мать, которая нѣжно обняла и благословила ее, продолжая читать молитву.
Проводивъ подругу до калитки, Лиза долго еще гуляла но саду, а когда возвратилась домой, тамъ все было погружено въ сонъ. Она осторожно прошла наверхъ, въ свою комнату, торопливо раздѣлась, разчесала русые локоны и, подойдя къ зеркалу, стала пристально вглядываться, видимо безсознательно, погруженная въ постороннія мысли, подъ сильнымъ впечатлѣніемъ минувшаго вечера. Долго стояла она у зеркала; наконецъ, какъ бы опомнясь, отошла и отворила окно въ садъ; на нее повѣяло свѣжимъ, росистымъ ночнымъ воздухомъ. Ни звука, ни рѣчи въ саду; одинъ за другимъ замираютъ голоса въ городѣ, только по временамъ съ противоположнаго берега озера доносятся какіе-то неопредѣленные звуки. Все засыпаетъ, только въ молодой дѣвушкѣ не успѣла улечься жажда жизни и кипѣла энергичная работа Мысли. Глаза ея смотрѣли вызывающе вдаль; въ нихъ однихъ сосредоточивалась какъ бы вся жизнь Лизы, и сколько силы, сколько твердости было въ этой жизни!
Какъ ни сосредоточивайся въ себѣ человѣкъ -- все-таки есть у него потребность подѣлиться съ кѣмъ нибудь своими думами и чувствами. И теперь Лиза дѣлилась съ нѣмою, безучастною природой всѣмъ, что накипѣло у нея на душѣ; она, по крайней мѣрѣ, не приметъ за, корыстное расходованіе души всѣ пламенные монологи молодой дѣвушки.
Со смерти Любимова не было у нея друга, которому довѣрила бы она свои мысли, сомнѣнія и надежды, къ которому была бы такъ привязана, какъ къ нему, и нечего говорить, что потеря такого человѣка была для нее ничѣмъ не возяаградимой потерей.
Отъ Любимова она впервые узнала о многихъ вещахъ, о которыхъ прежде едва догадывалась; онъ научилъ ее строже анализировать свои поступки и побужденія; его честныя, горячія рѣчи объ истинныхъ нравственныхъ человѣческихъ качествахъ глубоко западали ей въ душу. Какъ загорались ея глаза, когда онъ говорилъ, что назначеніе человѣка, вѣнца созданія, -- идти смѣло по пути саморазвитія, вырабатывать духъ спокойнаго и безпристрастнаго анализа., духъ неустрашимой любви къ правдѣ, въ какомъ бы суровомъ видѣ она ни представлялась, стремиться къ ней всѣми силами ума и ставить ее выше мелкихъ внушеній себялюбія.
Въ натурѣ Лизы было много пылкости, страстности и нервной раздражительности; она сдерживала себя, старалась быть терпѣливой до крайности, много работала надъ собою и хотя, благодаря силѣ своего характера и твердости рѣшенія, успѣвала, но въ ней всегда оставалось чувство неудовлетворенности своими поступками, служащее зародышемъ къ дальнѣйшимъ стремленіямъ и труду.
Подъ вліяніемъ Любимова она энергично рвалась въ жизнь, исполненная надеждъ и опасеній, восторга и отчаянія, ища вѣрнаго пути и стараясь глубже проникнуть въ смыслъ жизни и энергичнѣе развить свои нравственныя силы. Ея пытливый, анализирующій умъ не могъ, однако, принимать на вѣру всѣ мнѣнія, хотя бы и такого друга и учителя, какъ Любимовъ. Она подкапывалась подъ его положенія и отбрасывала тѣ изъ нихъ, которыя находила невыдерживающими строгой критики. И какъ дорожила она свободой мысли.
"Умственное развитіе ведетъ къ нравственной свободѣ", нерѣдко говаривалъ Любимовъ, и эта мысль стала ея девизомъ. Но, чѣмъ болѣе развивалась Лиза, тѣмъ чаще начинала она чувствовать разладъ между своими убѣжденіями и своей личной жизнью; этотъ разладъ возбуждалъ въ ней мучительно-жгучіе вопросы, рѣшеніе которыхъ не всегда обходилось ей легко. Она вела жизнь не разсѣянную и не совсѣмъ уединенную, хотя имѣла способность сосредоточиваться въ себѣ. У себя въ комнатѣ, за рѣшеніемъ различныхъ нравственныхъ вопросовъ, Лиза пережила не мало свѣтлыхъ часовъ, вдумываясь внутрь своего я. За то какъ тяжело бывало ей, когда, анализируя свои отношенія къ окружающимъ, она находила, что онѣ ненормальны; что, можетъ быть, вслѣдствіе ея недомолвокъ, ее считаютъ вѣчно спокойной, холодной резонеркой,-- когда, напротивъ, она была весьма впечатлительна; что въ поступкахъ ея подозрѣваютъ совсѣмъ не тѣ чувства, которыя руководили ею. Въ этомъ, впрочемъ, была своя доля утѣшенія: пусть думаютъ такъ, говорила она себѣ, ничто не можетъ быть выше внутренняго сознанія, что я права, что вполнѣ согласна сама съ собою.
Какъ часто терзалась она своей неумѣлостью ни на чемъ остановиться, какъ корила себя за безхарактерность. На дѣлѣ же у ней не было недостатка въ характерѣ -- она переживала только тотъ разладъ, которымъ можетъ характеризоваться начало шестидесятыхъ годовъ. Но она не страдала умственной праздностью, а такъ какъ недовольство собою ведетъ къ умственному напряженію, сила котораго подчинена энергіи мысли, то для Лизы послѣ періода броженія наступила заря новой жизни. Она еще энергичнѣе отдалась саморазвитію и не хотѣла остановиться на какихъ-то неясныхъ порываніяхъ, когда жизнь уже заявляла свои права на дѣло, а не на сочувственныя слова. Она сознавала, что недостаточно порѣшить: что такія-то условія жизни неудобны и успокоиться или потратить всю энергію и способности на безплодное изнываніе. Нѣтъ, она отыскивала лучшія цѣли, чтобы потомъ смѣло идти къ ихъ достиженію: училась, работала надъ собой; одна идея смѣнялась другой, понятія выяснялись, развитіе шло прогрессивно и выработалась цѣль жизни.
Теперь ее нельзя было совратить съ пути, который она сознательно избрала, на основаніи логическихъ доводовъ разума, трудясь много и терпѣливо надъ промелькнувшей идеей, критикуя ее, разсматривая ее со всѣхъ сторонъ, при разныхъ освѣщеніяхъ.
Цѣль жизни, или, какъ она. называла ее -- идея, охватившая весь ея организмъ,-- не давала Лизѣ покоя. Она вся отдалась ей: сіяла, видя ее яснѣе и ближе, и съ трепетомъ томительнаго ожиданія стремилась къ ея достиженію. Она переходила отъ надежды къ опасеніямъ за свое безсиліе; можно выразиться, что она то умирала, то оживала, смотря по ходу дѣла. И были люди, думавшіе, что есть возможность такъ легко отказаться отъ того, что срослось съ ея душой. Нѣтъ! она рѣшилась свободно идти своей дорогой, не дѣлая никакой уступки, не принимая помощи, и въ этомъ рѣшеніи почерпала новыя силы. Вѣра въ свои силы -- это Архимедовъ рычагъ!
Сегодня, подъ обаяніемъ пробуждающейся весенней природы, въ ней сильнѣе обыкновеннаго кипѣла жажда жизни. Голова Лизы горѣла, всѣ нервы были напряжены. Она высунулась въ окно и съ жадностью втягивала въ себя ночную влагу.
-- Я жить хочу! шептали ея губы.-- Я хочу такъ жить, чтобы дрожалъ каждый нервъ!.. Я буду жить!.. Я сама проложу себѣ дорогу, сама отстою себя единственно силою своей нравственной энергіи -- я разобью стѣну или... или перейду Рубиконъ.
-- Но что могутъ силы одного человѣка? подстрекалъ внутренній голосъ.
-- О, много могутъ, если только онѣ разумно направлены. Вѣдь слѣпой силы нѣтъ въ природѣ. Иногда я чувствую себя крѣпко закаленною для борьбы! Вѣрить въ себя, въ свою нравственную силу -- какое это великое счастіе.
Лицо ея постепенно свѣтлѣло и свѣтлѣло и она говорила:
-- Не надо мнѣ вашей помощи, учителя и вожди слѣпые титаны на словахъ,-- на дѣлѣ -- дѣти! Лучше, чѣмъ довѣряться руководству такихъ слѣпцовъ, какъ они -- я постараюсь излечиться отъ слѣпоты. Не преклоню я передъ вами свою гордую волю! Я хочу быть об занной только себѣ въ достиженіи цѣли, хотя мнѣ это труднѣе, нежели вамъ, мужчинамъ, пользуюш, имся привиллегіями физической силы. Вамъ доступъ всюду: и къ общественной и къ ученой карьерѣ: В'-я умственная и матеріальная сила въ вашихъ рукахъ, а женщины изолированы отъ сферы общественной жизни, въ которой идетъ работа мысли, и имъ приходится бороться за кое-какія права.
-- Все воспитаніе женщины направлено къ тому, чтобы обезличить ее, сдѣлать вѣрной хранительницей консервативныхъ элементовъ, безсильной въ дѣлѣ осмысленной самостоятельной жизни. Скрывать свои убѣжденія въ груди, быть рабой, покоряющейся рутинѣ и обычаямъ, всей отдаться волѣ мужчины, приноравливаться къ чужой жизни, не давать хода своимъ стремленіямъ, ломать свою природу и, въ концѣ концовъ, горько оплакивать жизнь -- в"тѣ, въ большинствѣ случаевъ, доля женщины!..
-- Сколько изъ нихъ находятся въ невозможности измѣнить свое положеніе?.. Что тогда остается: или безплодная порча крови съ пагубнымъ слѣдствіемъ нервныхъ болѣзней (а вѣдь въ наше время рѣдкая женщина не страдаетъ ими), или вѣчное недовольство,-- или опошленіе.
-- Нѣтъ, я не хочу послѣдняго; лучше буду биться, пока хватитъ силъ. А на долго ли ихъ хватитъ?
На нее напало какое-то тяжелое сомнѣніе и промелькнула мысль:
-- Да полно, стоитъ ли это такой борьбы, такой трудной ломки жизни? Вѣдь все ничто въ сравненіи съ вѣчностію.
Ее стала пробирать нервная дрожь, пульсъ забился слишкомъ скоро.
На ряду съ тяжелыми мыслями поднималась какая-то непонятная жажда жизни и не покидала Низы. Мысль работала сангвинично, если можно такъ выразиться.
-- Да и кто можетъ мнѣ помочь? думала она.-- Только тотъ, кто въ состояніи безраздѣльно отдаться моей идеѣ, а развѣ это возможно, не перестрадавши настолько, чтобы она сдѣлалась его собственной идеей, вошла бы въ плоть и кровь.
Образы знакомыхъ лицъ мелькали передъ ней, какъ въ панорамѣ, и ни въ въ одномъ изъ нихъ не видѣла она той умственной и нравственной силы, которой поклонялась. Чѣмъ сознательнѣе воскресали въ ней воспоминанія прошлаго, тѣмъ рельефнѣе возникала въ представленіи только одна энергическая фигура -- Болеславича, и невольно говорила она себѣ:
-- Такого человѣка тебѣ не приходилось ужь болѣе встрѣчать. И если ты оттолкнула и не приняла его руку помощи, то отъ другихъ не примешь и подавно!
Передъ ней какъ-то назойливо, какъ бы живой, стоялъ его образъ съ спокойной, увѣренной осанкой, съ глубокой серьезной выразительностью лица. Лиза старалась не думать болѣе о немъ и, ради разсѣянія мысли, начала читать какую-то популярную брошюру: "О туманныхъ пятнахъ". Нѣтъ, не читается. Тяжелыя, головоломныя мысли толпятся въ головѣ. Между тѣмъ забрезжило утро; сонъ мало-по-малу овладѣвалъ ею и она, совершенно измученная, не закрывъ окна и не загасивъ свѣчи, опустилась она на кровать и уснула тревожнымъ, лихорадочнымъ сномъ.
И снится ей высокая, высокая лѣстница, на ступеняхъ которой сверху до низу стоятъ тропическія растенія; она взбирается по ней и доходитъ до какой-то чудной страны съ зелеными берегами, дѣвственнымъ лѣсомъ, громадными рѣками, блестящими волнами. Солнце свѣтитъ ярко, воздухъ ароматиченъ. Лизѣ какъ-то вольно, хорошо дышется здѣсь, грудь ширится и хочется пѣть. "Такъ и рвется душа", вырвалось у ней, но звука не послѣдовало. "Громче" -- слышится ей откуда-то, и, собравъ силы, она почти закричала: "Такъ и рвется душа"; въ тотъ же мигъ гдѣ-то вдали стали вторить птицы и на ихъ голоса она пошла далѣе.
Она стремится впередъ -- дорога съуживается и часто за ноги цѣпляются ползучія растенія и замедляютъ путь. Она съ трудомъ прокладываетъ себѣ дорогу; вотъ не видится уже и просвѣта -- деревья не раздаются. Лиза, цѣпляясь за сучья, взбирается на дерева, и чѣмъ выше -- тѣмъ сильнѣе охватываетъ ее влага; она почти изнемогаетъ отъ усталости и отъ невозможности дышать разрѣженнымъ воздухомъ; но внутренній голосъ шепчетъ: "не робѣй, дальше, дальше!"
Вотъ она уже на вершинѣ, и что за чудный видъ передъ ея глазами! У подножія дерева разлилась громадная рѣка; лучи солнца золотятъ ея поверхность и по срединѣ образуютъ какъ бы огненную лѣстницу на луну.
"Бросься внизъ и плыви къ лѣстницѣ, по ней дойдешь до луны -- конечной цѣли твоего путешествія! Впередъ -- иного пути. нѣтъ; или, можетъ быть, ты вернешься назадъ, струсишь?" Лизѣ страшно, жутко; она колеблется, но изъ-за рѣки слышатся счастливые, свободные голоса, они прославляютъ свою жизнь. Подъ чарующимъ обаяніемъ этихъ пѣсень, она стремительно бросается въ воду и плыветъ. "Достигнешь желанной цѣли, только не теряй увѣренности! Посмотри, какая свѣтлая и разумная жизнь ждетъ тебя впереди," ободряетъ внутренній голосъ.
Лиза плыветъ; она уже въ трехъ взмахахъ отъ лѣстницы, но вдругъ сильный страхъ и сомнѣніе оковываютъ ея душу и она начинаетъ тонуть. Спасите! что было мочи крикнула она.
-- Что съ тобой, Лизочка? вѣрно снится что нибудь нехорошее -- ты лежишь, закинувъ голову назадъ, рука касается пола, заботливо говорила Анна Александровна, прибѣжавшая на крикъ.
Закрывъ окно и погасивъ свѣчу, Анна Александровна ушла въ свою спальню, недоумѣвая, что сдѣлалось съ Лизой, обыкновенно осторожной насчетъ огня.
Возвратясь домой, Надя рѣшила подождать брата и Зданскаго, о которомъ слышала много интереснаго, но утомленная прогулкой, заснула, сидя въ своей комнатѣ на диванѣ, и только на слѣдующее утро познакомилась съ пріѣзжимъ.
Заговорившись наканунѣ, Былинскій и Зданскій поздно вышли на встрѣчу Надѣ и, такъ какъ ее везли кратчайшимъ путемъ, разошлись съ нею.
IV.
На другой день, Лиза проснулась поздно, съ лихорадочной ломотой въ тѣлѣ и отуманеннымъ лицомъ. Подъ вліяніемъ вчерашнихъ надеждъ, мечтаній и опасеній -- она производила неотступный анализъ своимъ ощущеніямъ, какъ бы зондировала себя и порывисто ходила взадъ и впередъ по комнатѣ. Казалось, на лицѣ ея, какъ бы изъ души, просвѣчивало какое-то тяжелое для нея, но твердое намѣреніе побороть неотступный паплывъ мыслей.
Наконецъ она сѣла къ письменному столу и достала англійскій журналъ "British and forcing medico-chirurgical review," изъ котораго переводила матеріалы для диссертаціи Вылняскаго. Сперва дѣло шло вяло -- въ головѣ Лизы толпились постороннія мысли, по пересиливая себя съ большею противъ прежняго энергіей, она успѣла сосредоточить свое вниманіе и мало-по-малу работа закипѣла; ужь нѣсколько страницъ было исписано ея твердымъ почеркомъ.
Взявъ письмо и торопливо распечатавъ его, Лиза начала читать съ какимъ-то тревожнымъ чувствомъ. Письмо было изъ X. отъ одной изъ ея подругъ, Рахманиной.
"Между прочимъ, писала она, предупреждаю тебя, что въ скоромъ времени въ вашъ городъ ѣдетъ, на все лѣтнее вакаціонное время, Болеславичъ. Онъ командированъ совѣтомъ университета въ N губернію для какихъ-то геологическихъ изслѣдованій, не могу тебѣ сказать именно для какихъ. Онъ просилъ меня дать къ тебѣ письмо и, при свиданіи, ты сама распросишь о цѣли его поѣздки. Весна у насъ въ разгарѣ, бѣлыя акаціи въ полномъ цвѣту и напоминаютъ мнѣ весну прошлыхъ лѣтъ, когда мы были вмѣстѣ, и становится горько, что судьба унесла тебя такъ далеко, что почти полторы тысячи верстъ лежитъ между нами. Поневолѣ забираешься въ мечты объ усовершенствованіи воздухоплаванія, когда бы, и проч. и проч. Но мечты и остаются мечтами, и приходится сказать спасибо, что есть хоть одинъ способъ сношеній -- письменный.
"Отъ всего сердца желаю тебѣ и твоимъ всего хорошаго; мысленно, по крѣпко жму твою руку.
"Твоя А. Рахманина.
"P.S. Мой поклонъ Надѣ Былинской и ея брату."
Точно крылья выростали у Лизы за плечами, когда она читала письмо Рахманиной. Лицо выражало смѣсь радости и тревоги, а на душѣ закипало чувство недовольства собою за то, что сердце забилось съ необыкновенной быстротою при прочтеніи извѣстія о пріѣздѣ Болеславича. Развѣ не старалась она заглушить въ себѣ развивавшуюся привязанность и, хотя съ трудомъ, развѣ не достигла этого? Развѣ не вспоминала о немъ, какъ о промелькнувшемъ видѣніи? И вотъ снова при одной мысли о возможности увидѣть его -- ея сердце бьется сильнѣе, наплываетъ что-то радостное и рвется на лицо въ видѣ улыбки.
Вслѣдъ за этими мыслями возникали новые смягчающіе доводы.
-- Еслибъ разумъ могъ всегда управлять нашими ощущеніями, не поддаваясь вліянію внѣшнихъ впечатлѣній! А то вѣдь все это рефлексы.
Однако, посреди сомнѣній, въ ней съ неудержимой силой возникало какое-то чувство радостнаго ожиданія. Она прошлась по комнатѣ съ какой-то особенной легкостью, ей хотѣлось бы съ кѣмъ нибудь подѣлиться полученнымъ извѣстіемъ.
Съ письмомъ въ рукахъ она сбѣжала по лѣстницѣ внизъ, направляясь къ матери, но, спускаясь съ послѣдней ступеньки въ прихожую, увидѣла въ окно отъѣзжавшій экипажъ и высокую шляпу какого-то незнакомаго человѣка -- и страшно поблѣднѣла при промелькнувшей мысли: не Болеславичъ ли это?
Торопливо спрятавъ письмо въ карманъ, Лиза пошла на встрѣчу входящимъ: Былинскому и гостю.
-- Мы васъ ждали вчера вечеромъ, кататься на лодкѣ, Петръ Гавриловичъ, промолвила она въ замѣшательствѣ.
-- Меня задержалъ пріѣздъ пріятеля, вашего стараго Xскаго знакомаго, Михаила Васильевича. Зданскаго, котораго честь имѣю представить.
Лиза привѣтливо протянула руку пріѣзжему, кацъ бы въ благодарность, что при видѣ его точно гора свалилась съ ея плечъ и возвратилось веселое настроеніе духа.
-- А, monsieur Зданскій; я васъ узнала, а вѣдь ты давно не видались.
Зданскій, крѣпко пожимая ей руку, по привычкѣ заглянулъ въ глаза.
-- Да, давно, Лизавета Игнатьевна, не думалъ я ужь болѣе встрѣтиться съ вами.
-- Однако, что же мы тутъ остановились, замѣтила Лиза.-- Проходите, Петръ Гавриловичъ, въ гостиную, а я схожу къ мамѣ -- она будетъ рада видѣть стараго знакомаго.
Вскорѣ вышла и мать Лизы; это была женщина лѣтъ подъ сорокъ, когда-то очень красивая. И теперь ея продолговатое, блѣдное, похудѣвшее лицо было чрезвычайно привлекательно. Каштановые волосы, отчасти посѣдѣвшіе, прямымъ рядомъ раздѣлялись надъ высокимъ лбомъ, внизу котораго сіяли блестящіе синіе глаза. Все лицо ея дышало любовью и было олицетвореніемъ разумной доброты. Мужъ и дѣти составляли для нея весь міръ, въ котородъ она управляла лаской, а не приказаніями.
Былинскій представилъ ей Зданскаго, и скоро между ними завязался оживленный разговоръ, столь понятный между людьми, имѣющими общихъ знакомыхъ.
Зданскій говорилъ много и увлекательно. Онъ втеченіе своей жизни пріобрѣлъ искуство ловить людей и дѣлать ихъ ручными, легко освоиваясь со всякими новыми взглядами и умѣя быстро согласовать ихъ съ своими непосредственными цѣлями.
Онъ завелъ разговоръ о X; вспоминалъ то время, когда они познакомились въ собраніи, во время первыхъ выѣздовъ Лцзы, ея оживленіе, успѣхи -- словомъ, тѣшилъ материнское самолюбіе и расположилъ въ свою пользу Анну Александровну.
Разговаривая съ Былинскимъ, Лиза мелькомъ слышала разсказъ Зданскаго и, при его воспоминаніи о X., лицо ея просвѣтлѣло -- она отдалась мысли о своемъ знакомствѣ съ Болеславичемъ, о свѣтлыхъ разумныхъ дняхъ, проведенныхъ въ его обществѣ. Глаза ея блестѣли и смотрѣли вдаль -- ей рисовался его туманный образъ и на душѣ стало и смутно, и радостно.
Былинскій недоумѣвалъ, что значитъ оживленная игра ея физіономіи. Потомъ какое-то нехорошее чувство подозрѣнія промелькнуло въ его умѣ.
-- Ужь не была ли она влюблена въ Зданскаго, еще въ X. Она съумѣетъ молчать... Нѣтъ, быть не можетъ... А, впрочемъ, чему же приписать блѣдность и смущеніе при его входѣ и радостную улыбку, освѣтившую лицо ея, когда она протягивала ему руку? Вообще она въ какомъ-то странномъ настроеніи духа: сидитъ, повидимому, спокойно, а на душѣ ея цѣлое море счастія, которое рефлективно отражается на лицѣ... Отчего же она почти никогда и не упоминала о Зданскомъ? Надо постараться узнать правду... Ну, а если Лиза точно любитъ его, что тогда? Тяжело, гадко будетъ: по, во всякомъ случаѣ, знаніе лучше томительной неизвѣстности и подозрѣнія, гдѣ нѣтъ ничего вѣрнаго, гдѣ полумракъ, полусвѣтъ.
По лицу Былинскаго пробѣжали мрачныя тѣни, имъ овладѣло какое-то тревожное недоумѣніе, однако, онъ не переставалъ наблюдать за всѣмъ его окружавшимъ.
Зданскій, разговаривая съ матерью, взглядывалъ отъ времени до времени на Лизу и любовался ея блестящими глазами. Въ немъ пробудилось желаніе понравиться ей, заслужить ея доброе мнѣніе -- къ чему? онъ и самъ, вѣроятно, мало сознавалъ.
-- Я все присматриваюсь къ вамъ и удивляюсь, какъ вы мало измѣлились, Лизавета Игнатьевна, или, вѣрнѣе, измѣнились совершенно логично, согласно съ условіями вашей внутренней жизни -- богатой, плодотворной, заговорилъ онъ вкрадчиво, стараясь польстить ея самолюбію.
На лицѣ Лизы промелькнуло насмѣшливое выраженіе, и она отвѣчала ему холоднымъ, равнодушнымъ тономъ:
-- Вы такъ мало знаете меня, monsieur Зданскій, что мнѣ болѣе чѣмъ странными кажутся ваши послѣднія слова.
-- Я мало знакомъ съ вами, но я жилъ, переиспыталъ и видѣлъ многое, и развилъ въ себѣ способность физіономиста. Въ моей многоопытной жизни мнѣ доводилось встрѣчать немногихъ женщинъ, стремящихся возвыситься надъ уровнемъ толпы. Къ этимъ немногимъ, я не ошибусь, если причислю и васъ.
Теперь, какъ и прежде, его смутила суровая серьезность ея прекрасныхъ сѣрыхъ глазъ и холодный размѣренный тонъ, какимъ она произнесла:
-- Не привыкла я слушать комплименты и не люблю ихъ, monsieur Зданскій.
-- Я и не хотѣлъ сказать комплиментъ, -- я слишкомъ уважаю васъ, чтобы позволить себѣ это.
На лицѣ Лизы промелькнула неуловимая искра насмѣшки. Былинскій усердно курилъ, шатая по комнатѣ.
Искусно лавируя, Зданскій свернулъ разговоръ на женскій вопросъ и, обращаясь къ Аннѣ Александровнѣ, видимо говорилъ для Лизы. Онъ упомянулъ о равноправности женщинъ и выставилъ тѣ соціальныя причины, которыя обусловливаютъ то или другое положеніе ихъ. Во всемъ разговорѣ его проглядывала разсчитанность на эффектъ и желаніе втянуть въ разговоръ Лизу, чтобы ознакомиться съ ея воззрѣніями. Но она не поддавалась на эти уловки, и вообще не заводила рѣчи о женскомъ вопросѣ, но избѣжаніе услышать пошлыя, избитыя сентенціи.
-- Если женщина, по нѣжности своей организаціи, ораторствовалъ Зданскій,-- не можетъ участвовать въ нѣкоторыхъ родахъ дѣятельности, то это не должно еще ставить ее въ зависимое положеніе отъ мужчины и закрывать доступъ къ тому труду, который ей подъ силу. Это нравственная эксплуатація. Если бы знали женщины, какъ много онѣ могутъ сдѣлать, при извѣстной долѣ развитости въ соединеніи съ природной впечатлительностью! Впрочемъ, женскій вопросъ играетъ теперь не маловажную роль въ политико-экономическихъ трактатахъ передовыхъ мыслителей и въ лучшихъ беллетристическихъ произведеніяхъ.
Лизѣ надоѣло слушать эти заѣзженныя фразы и, пользуясь тѣмъ, что Зданскій обращался съ ними къ ея матери, а не къ ней, она собиралась уже уйти въ залу, гдѣ Былинскій пересматривалъ брошенную ею книгу, но подали кофе, Былинскій присоединился къ остальному обществу и разговоръ принялъ другой оборотъ, перейдя на свѣжія еще воспоминанія о повстаньи и вообще на западный край.
-- Вы пробыли оба года въ Бѣлоруссіи? спросила Анна Александровна.
-- Да, вѣдь я служилъ тамъ мировымъ посредникомъ.
-- Скажите, m-r Зданскій, вмѣшалась Лиза,-- мнѣ помнится, что вы ѣхали туда съ широкими планами; осуществились ли они?