Lib.ru/Классика: Гайдебуров Павел Александрович. Внутреннее обозрение

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ

Проституція въ Петербургѣ, по свѣденіямъ "Архива судебной медицины".-- Полицейская ея организація.-- Уменьшается ли проституція подъ вліяніемъ полицейскаго надзора.-- Мнѣніе о публичныхъ домахъ доктора Ельцинскаго.-- Правильно ли поставленъ вопросъ о проституціи.-- Ошибка смотрящихъ на проституцію, какъ на порокъ исключительно женскій.-- Умственное состояніе женщинъ въ связи съ явленіемъ проституціи.-- Мнѣніе объ этомъ журнала "La philosophic positive".-- Циркуляры двухъ министровъ по поводу женскаго образованія.-- Гг. Штернъ и Киркоръ, какъ инсинуаторы.-- Средство обузданія гг. Киркоровъ.-- Результаты совмѣстнаго обученія мужчинъ и женщинъ.-- Нѣчто объ общественныхъ предразсудкахъ.-- Участіе публики въ университетскихъ диспутахъ, какъ предразсудокъ.-- Гг. Лохвицкій и Ушинскій, какъ жертвы этого предразсудка.-- Жалобы въ провинціяхъ по поводу новыхъ почтовыхъ порядковъ.-- Кому успѣли оказать услугу эти порядки.

Есть общественныя явленія, которыя, несмотря на продолжительную и упорную борьбу съ ними и правительства, и общества, не только не изчезаютъ совершенно, но даже нисколько не измѣняются въ своемъ внѣшнемъ видѣ. Таковы, напримѣръ, бѣдность, преступленія, развратъ и т. п. Сколько тратится денегъ и труда, чтобы ослабить дѣйствія этихъ печальныхъ явленій общественнаго быта, и все-таки они никакъ не подаются различнымъ "мѣропріятіямъ", несмотря на всю замысловатость этихъ послѣднихъ. Для уменьшенія бѣдности существуютъ разнообразнѣйшіе комитеты, устраиваются филантропическія общества, дѣлаются иногда даже значительныя пожертвованія -- а нищенство, какъ свидѣтельствуютъ несомнѣнныя цифры, не уменьшается нисколько. Противъ преступленіи существуютъ строгіе законы, выработываются все лучшія и лучшія формы суда, совершенствуются и умножаются остроги, тюрьмы и разныя исправительныя заведенія -- но число преступленій, какъ свидѣтельствуютъ тѣ же неподкупныя цифры, не уменьшаются нисколько. Противъ распространенія разврата принимаются разныя строгія мѣры, какъ предупредительныя, такъ и карательныя, устраиваются. съ одной стороны, различные медико-полицейскіе комитеты, съ другой -- такъ называемыя, магдалинскія и всякія иныя убѣжища, гдѣ съ такой энергіей раздается краснорѣчивое слово противъ грѣховности разврата -- и все-таки, несмотря на то, что подобныя мѣры употребляются въ теченіи цѣлыхъ столѣтій, развратъ не только не уменьшается, но даже какъ будто увеличивается. Столько энергіи, столько труда, столько, мѣропріятій" -- а въ результатѣ ровно ничего!

Что за причина подобныхъ странностей, замѣчаемыхъ не только въ нашемъ, но и во всѣхъ другихъ обществахъ? Составляютъ ли перечисленныя нами явленія необходимую принадлежность всякаго общества, безъ которой обойтись нѣтъ никакой возможности, или же причины ихъ живучести заключаются въ чемъ нибудь другомъ?

Мы зашли бы слишкомъ далеко, еслибъ захотѣли рѣшать этотъ сложный, хотя и чрезвычайно интересный вопросъ въ примѣненіи къ каждому изъ перечисленныхъ выше явленій порознь. Поэтому, мы остановимся только на одномъ изъ нихъ, и именно на явленіи "разврата", пользуясь при этомъ нѣкоторыми цифрами и свѣденіями изъ статьи "Очеркъ проституціи въ Петербургѣ", напечатанной въ послѣднемъ нумеръ "Архива судебной медицины и общественной гигіены". Впрочемъ, мы и объ этомъ вопросѣ слишкомъ много распространяться не будемъ, особенно въ виду того, что для нашего журнала готовится обстоятельное изслѣдованіе но вопросу о проституціи. Мы скажемъ теперь о немъ на столько, насколько это можетъ быть полезно для уясненія нашего главнаго вопроса -- о причинахъ малоуспѣшности мѣръ, принимаемыхъ для уничтоженія тѣхъ вредныхъ общественныхъ явленій, о которыхъ мы упомянули выше, въ томъ числѣ и самаго явленія проституціи.

Въ прежнее время понятіе "проституціи" было чрезвычайно широко. Подъ него подводилось всякое незаконное сожитіе мужчины съ женщиной, которое иногда наказывалось очень строго. Но когда положительный опытъ доказалъ полное безсиліе даже самыхъ строгихъ законовъ, имѣющихъ въ виду свободныя отношенія двухъ половъ, тогда понятіе проституціи стало значительно съуживаться. Хотя моралисты и до сихъ поръ не дѣлаютъ почти никакого различія между женщиной, сдѣлавшей изъ разврата постоянный промыселъ, и женщиной, живущей съ любимымъ человѣкомъ внѣ существующихъ формъ брака, по правительства оказались въ этомъ случаѣ болѣе уступчивыми, въ настоящее время большая часть государствъ считаютъ проститутками только тѣхъ женщинъ, которыя распутство обратили въ ремесло и сдѣлали его, но какимъ бы то ни было причинамъ, средствомъ своего существованія. Такихъ женщинъ почти всѣ государства рѣшились преслѣдовать и искоренять. Впрочемъ, главнымъ мотивомъ для подобнаго вмѣшательства государства въ дѣло проституціи выставлялась сторона преимущественно гигіеническая. По крайней мѣрѣ, вездѣ, гдѣ только разсматривался вопросъ объ отношеніи правительства къ проституціи -- на первый планъ всегда выступалъ вопросъ объ охраненіи общественнаго здоровья. Проституція, говорили, способствуетъ распространенію нѣкоторыхъ заразительныхъ болѣзней, губительно дѣйствующихъ на послѣдующія поколѣнія; поэтому правительствамъ невозможно не вмѣшиваться въ это дѣло. Хотя нѣкоторые спеціалисты, напримѣръ, лейпцигскій полицейскій врачъ Штрейбель, Комитетъ вѣнскихъ профессоровъ и многіе другіе, серьезно занимавшіеся вопросомъ о проституціи, доказывали, что правительственное вмѣшательство въ дѣло проституціи никакъ не можетъ содѣйствовать уменьшенію спеціальныхъ заразительныхъ болѣзней, тѣмъ не менѣе, въ Европѣ повсюду установилось противоположное убѣжденіе. Нужно, впрочемъ, замѣтить, что государства, задумавши слѣдить за проституціей главнымъ образомъ съ гигіенической стороны, не упускали изъ виду и стороны нравственной; они разсчитывали, что подчиненіе проститутокъ строгому правительственному надзору будетъ косвенно содѣйствовать уменьшенію числа самихъ проститутокъ. Такимъ образомъ, почти всѣ государства установили у себя систему строгаго надзора за проститутками. Одна только Англія составляетъ въ этомъ случаѣ исключеніе. Она ограничилась тѣмъ, что устроила у себя множество спеціальныхъ больницъ, куда открытъ свободный доступъ для всѣхъ, страдающихъ проституціонными болѣзнями.

Государства, рѣшившіяся отказаться отъ безусловнаго преслѣдованія женщинъ, промышляющихъ развратомъ, и ограничиться подчиненіемъ ихъ строгому полицейскому надзору, сдѣлали, конечно, уступку. Но эту уступку онѣ разсчитывали обратить въ свою же пользу, сдѣлавъ ее орудіемъ для достиженія прежней цѣли -- уменьшенія разврата и вредныхъ его вліяній на общественное здоровье. Продолжительный опытъ научилъ ихъ, что подъ дѣйствіемъ строгихъ законовъ развратъ нисколько не уменьшается: онъ только изъ явнаго дѣлается тайнымъ, -- что отражается еще болѣе вредно и на общественной нравственности, и на общественномъ здоровьѣ. Поэтому, дозволивъ разврату принять извѣстную организацію, правительства разсчитывали такимъ путемъ обнаружитъ передъ собою всѣ тѣ наличные элементы, которые составляютъ въ данное время проституцію; а подчинивъ ихъ строгому надзору и сосредоточивъ въ опредѣленныхъ пунктахъ -- сдѣлать безвредными для общественнаго здоровья. Такимъ образомъ создались публичные дома и другіе притоны разврата. Такъ какъ для нашей цѣли достаточно ограничиться системой одного какого нибудь государства въ его отношеніи къ проституціи, то мы и перейдемъ прямо къ системѣ, существующей у насъ, и именно въ Петербургѣ. При этомъ мы будемъ пользоваться матеріалами, заключающимися въ вышеупомянутой статьѣ "Архива судебной медицины".

Въ Петербургѣ, какъ и въ нѣкоторыхъ другихъ городахъ, женщины, промышляющія развратомъ, раздѣляются въ полицейскомъ отношеніи на нѣсколько категорій: однѣ изъ нихъ живутъ въ публичныхъ домахъ, содержимыхъ по установленнымъ правиламъ, другимъ дозволяется жить на частныхъ квартирахъ. Главное условіе при этомъ заключается въ томъ, чтобы каждая проститутка, гдѣ бы она ни жила, непремѣнно находилась въ полицейскихъ спискахъ и являлась въ опредѣленные сроки для освидѣтельствованія ея здоровья: вотъ главнѣйшая цѣль полицейскихъ стараній объ открытіи и преслѣдованіи женщинъ, промышляющихъ развратомъ тайно. Обязанность непосредственно слѣдить за публичными домами и тайной проституціей возложена на особыхъ смотрителей, состоящихъ при врачебно-полицейскомъ комитетѣ. Эти смотрители обязаны знать всѣ публичные дома, находящіеся въ ихъ участкахъ и посѣщать ихъ еженедѣльно и неожиданно для хозяекъ; при этомъ они должны лично удостовѣряться, исполняются ли содержательницами домовъ всѣ предписанія комитета. Далѣе, смотрители обязаны знать лично всѣхъ публичныхъ женщинъ, живущихъ въ ихъ участкахъ, и въ особенности наблюдать за тѣми, которыя живутъ отдѣльно, на своихъ квартирахъ. Смотрители должны съ величайшею осторожностью розыскивать женщинъ, которыя, промышляя тайнымъ развратомъ, не находятся въ полицейскихъ спискахъ. О такихъ женщинахъ, а также о содержательницахъ тайныхъ притоновъ разврата, смотрители должны узнавать какъ отъ содержательницъ публичныхъ домовъ и внесенныхъ въ списокъ публичныхъ женщинъ, такъ и отъ дворниковъ. При этомъ они вообще обязаны наблюдать за всѣми подозрительными женщинами, посѣщающими публичныя мѣста и гулянья, а также за модными магазинами и т. д. Такимъ образомъ, къ спискахъ врачебно-полицейскаго комитета находятся женщины: открытыя смотрителями и развратъ которыхъ доказанъ; начавшія промышлять развратомъ по собственному желанію; тѣ, о которыхъ представляетъ полиція и, наконецъ, тѣ, о которыхъ даетъ знать Калинкинская больница, какъ о женщинахъ, лечившихся тамъ отъ спеціальныхъ проституціонныхъ болѣзней и не находившихся подъ надзоромъ полиціи.

Отъ женщины, занесенной въ эти списки, отбирается паспортъ и вмѣсто него выдается медицинскій билетъ. На этомъ билетѣ выставляется нумеръ, подѣ которымъ женщина занесена въ списки комитета, ея имя, отчество, фамилія, званіе, лѣта и примѣты. Кромѣ того, въ немъ существуетъ графа, въ которой свидѣтельствующій женщину врачъ записываетъ результатъ освидѣтельствованія. Паспортъ отбирается съ тою цѣлью, чтобы лишить женщинъ возможности укрываться отъ врачебно-полицейскаго надзора. По медицинскому билету женщина можетъ жить какъ въ публичныхъ домахъ, такъ и на частныхъ квартирахъ. Но во всякомъ случаѣ, этотъ билетъ кладетъ уже извѣстную печать на женщину, укрѣпляетъ за нею кличку "публичной" и обязываетъ въ опредѣленные сроки являться въ комитетъ для медицинскаго осмотра.

Устройство и содержаніе публичныхъ домовъ подчинено извѣстнымъ полицейскимъ правиламъ. Одна изъ главныхъ цѣлей полиціи заключается въ томъ, чтобы въ такихъ домахъ не было скандаловъ; въ виду этого, у насъ запрещается, чтобы на одной лѣстницѣ было но нѣскольку публичныхъ домовъ. Далѣе требуется, чтобы квартиры для нихъ были сухи и имѣли достаточно свѣту, чтобы они не помѣщались въ подвальныхъ этажахъ и т. д. Каждая публичная женщина, живущая въ публичномъ домѣ, должна имѣть особую кровать и опредѣленное количество бѣлья; кромѣ того, у нее должна быть отдѣльная комната, или, въ крайнемъ случаѣ, часть комнаты, отдѣленная перегородкой. Въ публичномъ домѣ не должно быть темныхъ помѣщеній, большихъ ящиковъ и ларей, однимъ словомъ, никакой мебели, куда можно бы было спрятаться. Содержательницы обязаны наблюдать за чистотой въ домѣ и за опрятностью живущихъ у нихъ женщинъ. Воздухъ въ квартирахъ долженъ освѣжаться какъ можно чаще.

Установила систему полицейскаго надзора за проституціей, правительство старается о томъ, чтобы но возможности затруднять поступленіе въ число публичныхъ женщинъ и, наоборотъ, дѣлать выходъ оттуда возможно легкимъ. Съ этой цѣлью женщины, явившіяся въ комитетъ записаться въ число публичныхъ, подробно распрашиваются, что побуждаетъ ихъ становиться на дорогу разврата; при этомъ стараются отговорить женщину вступать въ число публичныхъ, и только если она но поддастся убѣжденіямъ, ее заносятъ въ списки комитета. Исключеніе женщины изъ этихъ списковъ и освобожденіе отъ. врачебнаго надзора допускается въ слѣдующихъ случаяхъ: когда болѣзнь женщины не позволяетъ ей заниматься проституціей; когда женщина достигнетъ слишкомъ преклонныхъ лѣтъ; когда она выйдетъ замужъ; когда поступаетъ въ богадѣльню; наконецъ, если этого потребуютъ родители или опекуны; но по исключеніи женщины изъ списковъ, за нею нѣкоторое время продолжается негласный надзоръ полиціи, для удостовѣренія въ ея поведеніи. Кромѣ того, въ Петербургѣ существуетъ особое филантропическое общество, члены котораго посѣщаютъ публичные дома, убѣждаютъ публичныхъ женщинъ бросить свое ремесло, и въ случаѣ успѣха, даютъ такимъ женщинамъ пріютъ въ особыхъ убѣжищахъ, гдѣ онѣ живутъ нѣкоторое время на испытаніи и оттуда поступаютъ на, какія нибудь мѣста.

Такова оффиціальная сторона этой системы. Для лучшей оцѣнки ея практическихъ результатовъ, мы должны теперь же объяснить нѣкоторыя изъ ея неудобствъ. Несмотря на требованіе полиціи, большая часть публичныхъ домовъ, особенно назначенныхъ для простого народа, отличаются поразительною нечистотою. Трудно представить себѣ что нибудь хуже атмосферы въ подобныхъ домахъ. Запахъ махорки, пива, водки, наконецъ собственный запахъ посѣтителей -- все это составляетъ такой букетъ, о которомъ трудно составить даже приблизительное понятіе. Понятно, что женщины, живущія въ подобной атмосферѣ, подвергаютъ свое здоровье сильнѣйшей опасности. Къ тому же, ихъ отдѣльныя комнаты, заключающія обыкновенно отъ 3 до 4 аршинъ въ длину и ширину скорѣе похожи на тѣсныя клѣтки, чѣмъ на комнаты. Часто случается, что одна комната средняго размѣра раздѣлена на 5 или на О такихъ клѣтокъ, слѣдовательно, постоянно заключаетъ въ себѣ отъ 5 до О женщинъ. Какова должна быть здѣсь атмосфера отъ одной такой тѣсноты, не говоря уже о другихъ неблагопріятныхъ вліяніяхъ!

Жизнь женщинъ, населяющихъ публичные дома, хотя и представляетъ нѣкоторое разнообразіе, смотря по степени ихъ развитія, но въ главныхъ чертахъ она одинакова. Главная дѣятельность публичныхъ женщинъ начинается съ 10 часовъ вечера и продолжается до 2 -- 3 часовъ ночи. Остальнымъ временемъ онѣ располагаютъ такимъ образомъ: встаютъ онѣ очень поздно, но весьма понятной причинѣ; вставши, пьютъ чай и въ 3 часа обѣдаютъ. Въ короткій промежутокъ между чаемъ и обѣдомъ имъ дозволяется уходить изъ дому по своимъ дѣламъ. Остающіяся дома играютъ въ карты, гадаютъ, спятъ, или же просто лежатъ на диванахъ, куря папиросы. Нѣкоторыя занимаются шитьемъ, что, впрочемъ, случается очень рѣдко. Между читающими въ большомъ ходу пѣсенники московскаго произведенія, иногда попадаются пѣсни Беранже и стихотворенія Кольцова. Такъ проходитъ время до 6 или 7 часовъ вечера. Съ этого времени у публичныхъ женщинъ начинаются приготовленія къ вечернему туалету: однѣ раскрашиваютъ свои лица, другія приводятъ въ порядокъ платье. Съ 10 часовъ являются посѣтители и къ часу ночи начинается полный разгулъ. На слѣдующій день тоже самое, безъ всякаго разнообразія.

Старѣясь, публичная женщина, обыкновенно, переходитъ изъ лучшихъ домовъ въ худшіе и съ каждымъ днемъ подвергается все большимъ и большимъ матеріальнымъ лишеніямъ. Наступаютъ дни, когда ей приходится сидѣть безъ пищи--въ тѣхъ случаяхъ, конечно, когда женщина сдѣлается негодною даже для худшихъ публичныхъ домовъ. Нѣкоторыя изъ такихъ женщинъ, для прокормленія себя, дѣлаются торговками разныхъ ничтожныхъ товаровъ -- гнилыхъ яблокъ, апельсиновъ и т. п. Этой торговлей имъ удается заработывать но нѣсколько копѣекъ въ день, чѣмъ онѣ исключительно и существуютъ. Но и этого обезпеченія достигаютъ не всѣ изъ нихъ, а только болѣе счастливыя, такъ какъ для подобнаго торга все-таки нужно имѣть нѣсколько денегъ, чтобы купить товару, ящикъ или коробку, наконецъ заплатить за мѣсто. Большинство же состарѣвшихся публичныхъ женщинъ кончаютъ свой печальный вѣкъ въ ужасной нищетѣ. Одежда ихъ состоитъ обыкновенно изъ грязнѣйшихъ лохмотьевъ, истоптанныхъ, почти развалившихся башмаковъ и какого нибудь жалкаго подобія куцавейки. Гдѣ и какъ умираютъ такія женщины -- неизвѣстно, такъ какъ въ богадѣльню, по недостатку протекціи, попасть трудно; а какую протекцію можетъ имѣть состарѣющася публичная женщина. Вообще трудно себѣ представить что-нибудь ужаснѣе положенія такой женщины, неимѣющей ни семьи, ни знакомыхъ, ни самыхъ ничтожныхъ средствъ къ существованію.

Въ виду этихъ и многихъ другихъ обстоятельствъ, нѣкоторые считаютъ публичные дома учрежденіями весьма вредными. Авторъ статьи, изъ которой мы беремъ эти свѣденія, признаетъ, что публичный домъ имѣетъ дурное вліяніе на живущихъ въ немъ женщинъ даже съ нравственной стороны. Эти дома убиваютъ въ нихъ послѣдніе остатки стыдливости и развиваютъ страшный цинизмъ. Авторъ замѣчалъ, что прежде, чѣмъ публичная женщина развращалась окончательно, въ ея рѣзкихъ выходкахъ всегда проглядывала форсировка, натянутость, неестественность; видно было, что женщина, дѣлающая какой нибудь безнравственный поступокъ, дѣлала это не отъ чистаго сердца, но съ явнымъ желаніемъ порисоваться и броситься въ глаза, однимъ словомъ -- хоть чѣмъ нибудь выдѣлиться изъ массы своихъ товарокъ. Всякому извѣстно. прибавляетъ авторъ, что "любители" несравненно болѣе цѣнятъ подобныхъ, но ихъ словамъ, бойкихъ женщинъ, а это и заставляетъ ихъ казаться болѣе развратными, нежели онѣ бываютъ на самомъ дѣлѣ. Авторъ видѣлъ многихъ публичныхъ женщинъ, которыя, изъ стыдливости, пробовали носить закрытыя платья. Но онѣ или тотчасъ же получали приказаніе отъ хозяекъ переодѣться, при чемъ послѣднія, въ случаѣ сопротивленія, не жалѣли ни ругательствъ, ни даже побоевъ, или же платье ихъ бывало разорвано Въ клочки пьяными посѣтителями, требовавшими "не тряпокъ, а натуры". Далѣе авторъ обращаетъ вниманіе на танцы и замѣчаетъ, что если женщина не соглашается выдѣлывать такія па, какія требуются посѣтителями, то ее принуждаютъ къ этому разными ругательствами и толчками. Точно также, въ компаніи съ пьяными посѣтителями, публичныя женщины привыкаютъ къ пьянству и часто напиваются до безчувствія.

Противъ системы публичныхъ домовъ раздавались голоса даже въ вашей литературѣ. Для примѣра можно указать на брошюру доктора Ельцинскаго "Объ отношеніи правительства къ проституціи", сдѣлавшуюся въ настоящее время библіографическою рѣдкостью. Въ этой брошюрѣ мы находимъ слѣдующее энергичное мѣсто противъ публичныхъ домовъ.

"Дурныя качества, пріобрѣтенныя женщинами публичныхъ домовъ, говоритъ авторъ, пріобрѣтаются ими едва ли свободно, а скорѣе въ силу той обстановки, въ какую онѣ попадаютъ. Вступая въ публичный домъ, женщина за порогомъ его оставляетъ свою личность, свое я; она дѣлается товаромъ, которымъ торгуютъ но произволу, который или выбрасываютъ, если онъ поизносится, или передаютъ другому. Лучшіе годы этихъ женщинъ протекаютъ скоро: онѣ быстро разрушаются физически, быстро опускаются нравственно и, обыкновенно, преждевременно сходятъ въ могилу, или наполняютъ собою пріюты, рабочіе дома, богадѣльни и больницы." Въ этомъ отношеніи авторъ дѣлаетъ большое различіе между женщиной, живущей въ публичномъ домѣ и той, которая живетъ на частной квартирѣ, или, такъ-называемой, "одиночкой". Если, говоритъ онъ, публичныя женщины и внѣ публичныхъ домовъ иногда быстро разрушаются физически, то это уже зависитъ отъ нихъ самихъ; онѣ имѣютъ болѣе самостоятельности; въ публичныхъ же домахъ женщины должны согласоваться съ положенными правилами; у этихъ женщинъ нѣтъ воли, онѣ не могутъ желать или не желать. Публичныя женщины внѣ публичныхъ домовъ могутъ не только заработывать достаточно для своего существованія, но, при благоразуміи и волѣ, дѣлать нѣкоторую экономію, а при благопріятныхъ условіяхъ -- выйти изъ своего унизительнаго положенія; для живущихъ же въ публичныхъ домахъ, это почти невозможно; заработывать онѣ не могутъ ничего, собственной воли у нихъ нѣтъ, и могущія встрѣтиться благопріятныя обстоятельства проходятъ для нихъ безъ всякой пользы. Такими-то несчастными, потерянными, почти безвозвратно погибшими женщинами мы обязаны существованію ну блинныхъ домовъ. Но это еще не все зло, которое истекаетъ отъ существованія публичныхъ домовъ. Послѣдніе создали и поддерживаютъ цѣлый классъ презрѣнныхъ личностей, которыя содержатъ дома распутства. Эти личности, въ нравственномъ отношеніи, стоятъ ниже всякой женщины, преданной распутству. Проституціонння женщины дѣлаются таковыми часто по молодости, неопытности, завлекаемыя пышными обѣщаніями и т. п. и вообще поступаютъ не всегда сознательно. Содержательницы же публичныхъ домовъ берутся за. свое дѣло обдуманно; онѣ обыкновенно въ почтенныхъ лѣтахъ, и сознательно отрекаются отъ честнаго общества. Здѣсь нѣтъ никакой страсти, съ которой человѣкъ не всегда въ силахъ бороться, здѣсь холодный, безнравственный разсчетъ, попирающій въ себѣ всякое пробужденіе совѣсти. Для оцѣнки нравственнаго уровня этихъ личностей достаточно уже и того, что онѣ берутся за такое презрѣнное ремесло, и мы умалчиваемъ о тѣхъ отношеніяхъ, въ которыя онѣ ставятъ себя къ публичнымъ женщинамъ, разсматривая послѣднихъ какъ бездушную вещь, какъ товаръ, при продажѣ котораго нужно извлечь самые выгодные проценты."

Таково мнѣніе о публичныхъ домахъ человѣка, который спеціально изучалъ этотъ предметъ. Какъ изъ его словъ, такъ и изъ вышеприведенныхъ фактовъ видно, что эти дома дѣйствительно представляютъ много такихъ сторонъ, которыя не могутъ выгодно дѣйствовать ни на живущихъ въ нихъ женщинъ, ни на посѣщающихъ ихъ "гостей". По мы видѣли, что эти дома устроены съ цѣлью сгруппировать въ опредѣленныхъ пунктахъ всѣхъ женщинъ данной мѣстности, промышляющихъ развратомъ, if предупреждать распространеніе заразительныхъ проституціонныхъ болѣзней. Если эти цѣли дѣйствительно достигаются успѣшно, то, можетъ быть, съ невыгодной стороной публичныхъ домовъ поневолѣ прійдется примириться. Поэтому посмотримъ, насколько достигаются устройствомъ такихъ домовъ эти цѣли.

Сперва посмотримъ, удовлетворяютъ ли публичные дома той цѣли, чтобы сгруппировать въ одно мѣсто всѣхъ женщинъ, занимающихся проституціей. Что эта цѣль не достигается, видно уже изъ того, что правительство многимъ изъ такихъ женщинъ дозволяетъ жить на частныхъ квартирахъ, лишь бы только онѣ числились въ спискахъ врачебно-полицейскаго комитета. Въ виду этого факта, публичные дома становятся совершенно безполезными, Но мы пойдемъ еще далѣе и будемъ утверждать на основаніи несомнѣнныхъ цифръ, что вообще правительственная регламентація проститутокъ не достигаетъ своей цѣли, то есть, что въ каждой мѣстности, особенно густо населенной, всегда существуетъ множество проститутокъ, неизвѣстныхъ полиціи. И это явленіе замѣчается не только у насъ, но и въ другихъ мѣстахъ, Напримѣръ, въ Берлинѣ публичныхъ женщинъ, живущихъ какъ въ публичныхъ домахъ, такъ и на частныхъ квартирахъ, считается отъ 500 до 600. а между тѣмъ лицъ, неподлежащихъ полицейскимъ осмотрамъ, совершенно неизвѣстныхъ полиціи, но тѣнь, не менѣе промышляющихъ развратомъ, насчитываютъ отъ 14 до 15 тысячъ. Тоже самое замѣчается въ Парижѣ, гдѣ женщинъ, извѣстныхъ полиціи, считаютъ до 5 тысячъ, тогда какъ на самомъ дѣлѣ ихъ не меньше 15 тысячъ Наконецъ, то же самое явленіе повторяется и у насъ, въ Петербургѣ. По словамъ статьи "Архива судебной медицины", проститутокъ въ Петербургѣ считаютъ до двухъ тысячъ, то есть, именно столько ихъ находится въ спискахъ врачебно-полицейскаго комитета; между тѣмъ, на самомъ дѣлѣ ихъ насчитываютъ въ шесть разъ болѣе, то есть до 12 тысячъ. Какъ ни старается полиція открывать тайныхъ проститутокъ, но усилія ея остаются безуспѣшными, хотя иногда она обнаруживаетъ даже слишкомъ много усердія. Недавно въ газетахъ былъ напечатанъ приказъ московскаго оберъ-полиціймейстера, которымъ предписывалось полиціи какъ можно осторожнѣе слѣдить за раскрытіемъ тайныхъ проститутокъ. Этотъ приказъ вызванъ тѣмъ обстоятельствомъ, что подавно въ Москвѣ, по донесенію одного надзирателя врачебно-полицейскаго комитета, была представлена въ комитетъ дѣвушка, обвинявшаяся въ тайномъ развратѣ, которая однакожъ, по медицинскому освидѣтельствованію, "оказалась сохранившею свою невинность".

Теперь посмотримъ ни другое явленіе, непосредственно связанное и, явленіемъ проституціи: уменьшается ли, вслѣдствіе медицинскихъ осмотровъ женщинъ, число заболѣвающихъ проституціонными болѣзнями. Всѣ цифры отвѣчаютъ на этотъ вопросъ отрицательно. По словамъ статьи "Архива.", въ Петербургѣ сифилисъ развивается съ каждымъ годомъ все сильнѣе и сильнѣе. Напримѣръ, въ 1843 году въ спеціальныхъ женскихъ больницахъ Петербурга больныхъ состояло всего 44, а восемь лѣтъ спустя, именно въ 1851 году, эта цифра дошла до 1500; въ 1851 году число больныхъ сифилисомъ простиралось до ft тысячъ, а. черезъ пять лѣтъ эта цифра увеличилась вдвое. При этомъ, авторъ статьи "Архива" замѣчаетъ, что очень много сифилитиковъ ускользаютъ отъ статистическихъ данныхъ уже потому, что очень многіе лечатся дома и никому не сообщаютъ о своей болѣзни. То же самое подтверждаетъ и докторъ Ельцинскій. Но онъ идетъ еще далѣе; онъ сравниваетъ мѣстности, гдѣ публичные дома устроены наилучшимъ образомъ, съ тѣми, гдѣ ихъ почти нѣтъ вовсе, и находитъ, что въ мѣстностяхъ, имѣющихъ публичные дола, сифилисъ распространенъ больше. Изъ приводимаго имъ отчета о состояніи здоровья русскихъ войскъ оказывается слѣдующее: самое большое число сифилитическихъ зараженій было въ войскахъ, расположенныхъ въ Петербургѣ и его окрестностяхъ, а самое меньшее въ войскахъ Сибири; въ Петербургѣ заболѣвалъ 1 изъ 55, въ Сибири же -- 1 изъ 118, а между тѣмъ публичные дома Петербурга находятся въ самомъ цвѣтущемъ состояніи и никто не можетъ пожаловаться на ихъ недостатокъ. Подобные плохіе результаты, оказываемые публичными домами, до того взволновали одного бывшаго члена врачебно-полицейскаго комитета, что привели его къ геніальной мысли -- подвергать медицинскому осмотру всѣхъ модистокъ, цвѣточницъ, бѣлошвеекъ и прочихъ работницъ Петербурга!

Нисколько не способствуя уменьшенію сифилиса и не ослабляя тайнаго разврата, система публичныхъ домовъ и медико-полицейскихъ осмотровъ, естественно, нисколько не способствуетъ уменьшенію и самой проституціи. Посѣщенія домовъ терпимости членами филантропическихъ обществъ также оказываются рѣшительно несостоятельными: это можно видѣть уже изъ тою, что въ нашихъ "магдалинскихъ убѣжищахъ" находится очень мало "кающихся женщинъ"; къ тому же, многія изъ нихъ, выйдя изъ такого убѣжища, очень часто снова становятся на дорогу разврата. Такимъ образомъ, всѣ мѣры, какія только существуютъ въ настоящее время, оказываются рѣшительно безсильными въ борьбѣ съ проституціей. Въ виду такого печальнаго факта, получаютъ тѣмъ большій интересъ мнѣнія такихъ людей, которые, какъ авторъ статьи "Очеркъ проституціи въ Петербургѣ", приступаютъ къ разработкѣ ненормальныхъ общественныхъ явленій съ серьезнымъ желаніемъ раскрыть истину.

Но обращаясь къ мнѣніямъ и выводамъ автора упомянутой статьи, мы только однимъ лишнимъ фактомъ убѣждаемся, что рутина у насъ весьма сильна и что выйти изъ круга устарѣлыхъ взглядовъ не такъ легко, какъ кажется. Повидимому, авторъ задался непремѣннымъ желаніемъ освѣтить нѣсколько ярче разсматриваемый имъ вопросъ, чѣмъ это дѣлалось до послѣдняго времени. Онъ собралъ много статистическихъ цифръ, чрезвычайно важныхъ, изслѣдовалъ нравственную сторону публичныхъ женщинъ, прослѣдилъ тѣ классы, изъ которыхъ онѣ преимущественно выходятъ, наблюдалъ жизнь этихъ женщинъ, подвергъ нѣкоторому критическому анализу существующіе способы надзора за ними, наконецъ высказалъ нѣсколько общихъ мыслей очень разумныхъ и основательныхъ; но результаты, къ которымъ онъ пришелъ, нисколько не соотвѣтствуютъ ни этимъ мыслямъ, ни собранному матеріалу.

Обозрѣвая исторію проституціи древнихъ и среднихъ вѣковъ, авторъ пришелъ къ убѣжденію, что всѣ усилія законодательства, направленныя противъ нея, не принесли никакой пользы, по повлекли за собою даже вредъ... Авторъ очень справедливо объясняетъ это тѣлъ, что отъ преслѣдованій, проституція переходила изъ явной въ тайную, и что результатомъ этого оказывалось еще большее распространеніе разврата въ народѣ. Далѣе авторъ высказываетъ также совершенно справедливую мысль, что правительства ошибались и ошибаются, обращай свое вниманіе на совершившійся уже факта, разврата и оставляя безъ всякаго вниманія причины, которыя способствовали его развитію...Проституція, говоритъ онъ, есть продуты общества, а потому странно бы было искать въ какихъ либо особенныхъ явленіяхъ законы увеличенія или уменьшенія числа проститутокъ... Проституція въ извѣстномъ обществѣ уменьшается или увеличивается вслѣдствіе какихъ либо сильныхъ причинъ, имѣющихъ вліяніе на все это общество". Переходя отъ этихъ общихъ соображеній къ болѣе частнымъ, авторъ высказалъ также совершенно справедливую мысль, что однимъ изъ условій, "отъ которыхъ находится въ зависимости проституція, слѣдуетъ считать браки", и что "проституція находится въ обратномъ отношеніи къ числу браковъ", а браки, въ свою очередь, "имѣютъ прямое отношеніе къ цѣнѣ хлѣба". Вообще, замѣчаетъ авторъ, "необходимо знать общія условія, отъ которыхъ зависитъ проституція, для того, чтобы можно было предпринимать различныя мѣры для ея ограниченія и правильной организаціи. Незнаніемъ законовъ, но которымъ развивается проституція, и можно объяснить всю безуспѣшность мѣръ, предпринимавшихся или предпринимаемыхъ съ цѣлью ограниченія или болѣе цѣлесообразной организаціи проституціи. Въ законахъ и правилахъ, издаваемыхъ для проституціи, или же противъ нея, надо быть въ высшей степени осторожнымъ ".

Всякій согласится, что такой приступъ заставляетъ ожидать многаго. Но авторъ, какъ мы сказали, подъ конецъ своей статьи совершенно отступается отъ того, что говорилъ въ началѣ. Разсматривая предположенія относительно увеличенія средствъ врачебно-полицейскаго комитета, авторъ признаетъ эту мѣру чрезвычайно полезною въ вопросѣ о проституціи. Онъ не только одобряетъ проектъ -- налагать 100-рублевый штрафъ на гостинницы, трактиры и тому подобныя заведенія, которыя будутъ промышлять тайнымъ развратомъ, но предлагаетъ даже "по крайней мѣрѣ" (?) совсѣмъ закрывать эти заведенія. Далѣе онъ сочувствуетъ слѣдующей мысли, высказанной въ проэктѣ: "въ виду того, что публичными домами несравненно болѣе, нежели чѣмъ либо другимъ, гарантируется общественное здоровье (выше мы видѣли, какъ оно гарантируется), врачебно-полицейскому комитету представляется настоятельная необходимость всѣми мѣрами поддерживать эти учрежденія." Насколько эта основная мысль проэкта соотвѣтствуетъ мыслямъ, высказаннымъ нашимъ авторомъ,-- мы предоставляемъ судить самимъ читателямъ. Странно только, что авторъ, считая полезнымъ въ дѣлѣ проституціи увеличеніе средствъ врачебно-полицейскаго комитета, упустилъ изъ виду примѣръ Франціи. Въ Парнасѣ надзоръ за проституціей организованъ превосходно, а между тѣмъ тамъ развратъ не только не меньше, но даже гораздо больше, чѣмъ въ Петербургѣ. Очевидно, что увеличеніе полицейскихъ средствъ здѣсь не имѣетъ ровно никакого значенія.

Чему же, наконецъ, приписать безуспѣшность той продолжительной борьбы, какую ведутъ правительства съ проституціей; въ чемъ заключаются тѣ "общія причины", которыхъ ищутъ и не находятъ разные спеціалисты, приступающіе въ разработкѣ этого вопроса? Одна изъ главныхъ причинъ безуспѣшности такой борьбы заключается, по нашему мнѣнію, въ томъ, что всѣ правительства смотрятъ на проституцію какъ на порокъ исключительно-женскій. Эта ложная точка зрѣнія мѣшаетъ правильной оцѣнкѣ многихъ важныхъ явленій, представляемыхъ проституціей. Между тѣмъ въ общественныхъ вопросахъ такой важности, какъ вопросъ о проституціи, рѣшительно все зависитъ отъ той общей точки зрѣнія, съ которой смотрятъ на дѣло. Если вѣрно выбрана эта точка -- окажутся цѣлесообразными и частныя мѣры; если же общая точка зрѣнія невѣрна, то вытекающія изъ нея частныя мѣры, какъ бы онѣ энергично ни примѣнялись, никогда не дадутъ удовлетворительныхъ результатовъ. Въ вопросѣ о проституціи общая точка зрѣнія выбрана именно совершенно неправильно; оттого-то всѣ частныя мѣры, къ которымъ прибѣгаютъ въ теченіи цѣлыхъ столѣтій, оказываются безуспѣшными. Не распространяясь о частныхъ мѣрахъ, мы обратимъ вниманіе только на общую, и для разъясненія ея. воспользуемся нѣкоторыми мѣстами изъ вышеупомянутой брошюрки г. Ельцинскаго, взглядъ котораго совершенно совпадаетъ въ этомъ случаѣ съ нашимъ. Остается только удивляться, что въ высшей степени справедливая мысль, высказанная на русскомъ языкѣ цѣлыхъ пять лѣтъ назадъ, осталась безъ всякой дальнѣйшей разработки и не подтолкнула никого разсмотрѣть вопросъ съ покой точки зрѣнія.

"Обычай разсматривать проституцію какъ порокъ только женскій -- говорить г. Ельцинскій -- такой давній обычай, что трудно отыскать его историческое начало и еще труднѣе опредѣлить его основаніе. Точно также не легко себѣ уяснить, кто больше всего содѣйствовалъ такому несправедливому пониманію дѣла: общество ли подчинилось идеѣ, высказанной въ правительственныхъ распоряженіяхъ противъ проституціи, какъ порока, свойственнаго исключительно женщинамъ, или же правительство слѣдовало въ своихъ распоряженіяхъ общественному мнѣнію, и всѣ преслѣдованія проституціи сосредоточило на женщинахъ. Во всякомъ случаѣ замѣчательно и совершенно необъяснимо, почему при проступкѣ противъ нравственной чистоты, большая часть позора и стыда и вся тяжесть наказанія въ общественномъ мнѣніи ложится на женщину. На развратъ смотритъ обыкновенно какъ на проступокъ, который лишаетъ женщину чести, на честь же мужчинъ, онъ, повидимому, но бросаетъ никакой тѣни Въ низшихъ сословіяхъ, вліяніе незаконнаго совокупленія на честь обоихъ половъ болѣе или менѣе еще одинаково; тамъ дѣвушка, лишенная невинности, вступая въ бракъ, ни мало не теряетъ уваженія въ глазахъ мужа; есть даже мѣстности, въ которыхъ крестьяне не женятся, не убѣдившись предварительно фактически, что ихъ будущія жены въ состояніи родить дѣтей, при чемъ женихъ одинаково будетъ удовлетворенъ, явятся-ли эти фактическія доказательства при его участіи, или же при содѣйствіи другихъ. Въ высшихъ сословіяхъ бываетъ совсѣмъ иначе. Здѣсь мужчина требуетъ отъ дѣвицы, на которой женится, совершеннаго цѣломудрія, хотя самъ не можетъ удовлетворить этому требованію; при своемъ свободномъ поведеніи, мужчина все-таки можетъ имѣть репутацію очень честнаго человѣка; въ случаѣ же если мужчина предается слишкомъ много половымъ наслажденіямъ, то къ милостивому приговору о немъ общество развѣ прибавитъ только, что онъ "немножко падокъ на женщинъ." Между тѣмъ если мы обратимъ вниманіе на отношеніе мужчинъ и особенно мужчинъ высшихъ сословій къ женщинамъ и дѣвицамъ сословій низшихъ, то увидимъ, что въ развитіи проституціи виновнѣе мужчины, чѣмъ женщины. Молодыхъ дѣвицъ низшаго сословія, особенно если онѣ довольно красивы, мужчины обыкновенно преслѣдуютъ и вполнѣ осаждаютъ, не имѣя въ виду ничего иного, кромѣ удовлетворенія своей чувственности. Любовь къ нарядамъ., тщеславіе, желаніе независимаго положенія, извѣстная степень лѣности, беззаботности и легкомыслія составляютъ обыкновенныя качества необразованныхъ и неопытныхъ дѣвицъ низшаго класса; эти качества и облегчаютъ, успѣхъ мужчинамъ, въ. достиженіи ихъ плотскихъ цѣлей. Послѣ паденія дѣвица легко уже попадаетъ на ту дорогу, которая ведетъ, къ обращенію разврата въ ремесло. При такомъ паденіи, большая часть вины должна падать на мужчину; искуство соблазнять доведено мужчинами до такой степени совершенства, что дѣвушкѣ безъ, образованія нѣтъ силъ ему противиться. Удовлетворивъ, своей чувственности, мужчина нерѣдко бросаетъ соблазненную, и въ то время, какъ онъ ищетъ, кѣмъ бы замѣнить ее, дѣвушка, потерявши нравственную опору и не имѣя силъ идти честной дорогой, по неопытности и легкомыслію рѣшается продолжать начатой торгъ собою и старается тоже пріобрѣсти себѣ новаго покровителя. Наконецъ, нерѣдки и такіе случаи, гдѣ дѣвушка, хранившая долго свое цѣломудріе, бываетъ доведена до продажи себя крайней бѣдностью, особенно въ виду своихъ сверстницъ, живущихъ, весело. Голодъ, какъ извѣстно, очень сильный двигатель, и мужчинѣ легко въ подобномъ случаѣ воспользоваться затруднительнымъ положеніемъ дѣвицы, сдѣлавъ предложеніе, которое могло бы быстро замѣнить недостатокъ довольствомъ."

Мы не станемъ слишкомъ много распространяться о томъ, почему именно во всѣхъ обществахъ сложилось такое фальшивое убѣжденіе, что главная виновница въ дѣлѣ проституціи есть женщина, тогда какъ на самомъ дѣлѣ главнымъ виновникомъ несомнѣнно долженъ считаться мужчина. Установленію такого взгляда способствовалъ весь строй современныхъ европейскихъ обществъ, а также и та печальная, безличная роль, какую играетъ въ нихъ женщина. Во-первыхъ, существующіе въ обществѣ взгляды складываются подъ непосредственнымъ вліяніемъ мужчинъ, причемъ женщины только подчиняются этимъ взглядамъ; а удобно-ли какому нибудь классу общества, виновному въ данномъ общественномъ фактѣ, не только признавать, но даже сознавать свою виновность? Сознается-ли фабрикантъ, что его рабочіе бѣдствуютъ но его винѣ, а не по своей собственной; сознается-ли вообще какой ни будь хозяинъ въ своей отвѣтственности за нѣкоторые поступки его слугъ, хотя бы эта отвѣтственность для всякаго посторонняго человѣка представлялась несомнѣнною? Всякое лицо, поставленное болѣе или менѣе самостоятельно, замѣчая извѣстные недостатки въ средѣ, стоящей ниже его, всегда склонно обвинять самую эту среду, и только при помощи постороннихъ людей оно можетъ иногда задуматься надъ вопросомъ: "не я ли первый виновенъ въ тѣхъ порокахъ, которые желаю карать". Кромѣ этого обстоятельства, въ вопросѣ о проституція играютъ значительную роль установившіеся взгляды на женщину вообще. Женщина почти вездѣ фигурируетъ только въ качествѣ или жены, или матери. Если она примѣрная жена, и добродѣтельная мать, то отъ нее больше ничего и не требуется. Въ то время, какъ мужчина, играя разныя общественныя роли, цѣнитъ другого мужчину по качествамъ его ума и общественной дѣятельности, при чемъ его семейные пороки отступаютъ на второй планъ -- женщина только и можетъ гордиться своими семейными добродѣтелями. _РПадкій на женщинъ мужчина" можетъ быть отличнымъ администраторомъ, талантливымъ адвокатомъ и т. п., безнаказанно оставаясь при этомъ невѣрнымъ мужемъ, волокитой и даже просто развратникомъ, тогда какъ дурная мать или невѣрная жена не можетъ прикрыть этихъ недостатковъ никакими другими хорошими качествами: развратная женщина всегда остается развратной -- и больше ничѣмъ. Вотъ главная причина, почему въ вопросѣ о проституціи отвѣтственнымъ лицомъ всегда являлась женщина, а мужчина стоялъ на послѣднемъ планѣ. Женщинъ клеймятъ позорными кличками, устраиваютъ для нихъ особые притоны, откуда уже нѣтъ возврата въ общество, развращаютъ ихъ до самой послѣдней степени, подвергаютъ всякимъ медицинскимъ осмотрамъ весьма оскорбительнаго свойства -- а главный, или ужъ во всякомъ случаѣ нисколько не меньшій виновникъ остается при этомъ въ сторонѣ.

Мы не говоримъ, что одной новой постановкой вопроса разрѣшается вполнѣ этотъ вопросъ. Но однакожъ никто не станетъ отрицать того, что только при правильномъ взглядѣ на дѣло могутъ оказаться успѣшными и разныя частныя мѣры. При теперешнемъ направленіи вопроса о проституціи обращается главное вниманіе на такія частности, которыя не имѣли бы ровно никакого значенія, еслибъ вопросъ былъ поставленъ иначе; точно тоже и на оборотъ: явленія, которыя теперь кажутся неважными, получили бы тогда огромное значеніе. Такъ, напримѣръ, взглянувши на проституцію съ новой точки зрѣнія, пришлось бы обратить вниманіе на слѣдующіе, какъ самые главные, вопросы: въ какомъ отношеніи находится число браковъ къ явленію проституціи; не имѣютъ-ли при этомъ значенія существующія формы брака; каковы экономическія условія лицъ, вступающихъ на дорогу разврата; не имѣетъ-ли вліянія на проституцію соціальное, умственное и экономическое состояніе женщины; не находится-ли проституція въ зависимости отъ неравноправныхъ отношеній мужчины и женщины и т. д. И по всей вѣроятности, еслибъ вопросъ началъ разработываться именно въ этомъ смыслѣ, то онъ былъ бы рѣшенъ лучше и скорѣе, чѣмъ его рѣшаютъ врачебно-полицейскіе комитеты, даже при самой идеальной ихъ организаціи.

Теперь мы можемъ отвѣтить и на тотъ вопросъ, который поставленъ нами въ началѣ статьи. Ни развратъ, ни бѣдность, ни преступленія, ни другія печальныя стороны общественнаго быта вовсе не составляютъ ничего такого, что находилось бы въ неразрывной связи съ существованіемъ обществъ. Если эти явленія, не смотря на упорную, повидимому, борьбу съ ними, up изчезаютъ и не уменьшаются въ своемъ вредномъ вліяніи, то это происходитъ просто отъ того, что къ борьбѣ съ ними приступаютъ не съ той стороны, съ какой нужно.

-----

Въ числѣ причинъ, имѣющихъ вліяніе на проституцію, мы упомянули о соціальномъ, умственномъ и экономическомъ состояніи женщины, а также о неравноправности отношеній между женщиной и мужчиной. Что эти двѣ причины, кромѣ множества другихъ вредныхъ вліяній, значительно способствуютъ усиленію проституціи -- въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія. Одинъ изъ недавно основанныхъ, но уже пріибрѣвшихъ огромную популярность, французскихъ журналовъ, именно "La philosophie positive", коснулся въ одной своей статьѣ этого вопроса. Современному состоянію умственнаго развитія французской женщины этотъ журналъ приписываетъ огромное вліяніе въ дѣлѣ развитія проституціи. И въ самомъ дѣлѣ, если мы обратимъ вниманіе на то, что мужчина есть такой же участникъ проституціи, какъ и женщина, если вспомнимъ, что французскія жены, воспитанныя большею частію въ монастырскихъ стѣнахъ, вносятъ въ семьи пустоту и оказываются совершенно неподготовленными для пониманія и участія въ интересахъ, близкихъ ихъ мужьямъ, то сдѣлается вполнѣ понятнымъ круговой развратъ, какъ женъ, такъ и мужей въ Парижѣ. Съ одной стороны, жена, замѣчая охлажденіе къ ней мужа, начинаетъ обзаводиться любовниками; съ другой -- мужъ, получая мало-по-малу отвращеніе къ семейной жизни, возвращается въ холостой кружокъ. Правда, встрѣчаемыя имъ здѣсь женщины "вольнаго поведенія" также не отличаются особеннымъ образованіемъ,-- многія изъ нихъ не умѣютъ ни читать, ни писать -- но, какъ замѣчаетъ статья названнаго журнала, "нераскаянная Магдалина", отъ частаго и свободнаго обращенія съ мужчинами, пріобрѣтаетъ навыкъ участвовать во всѣхъ разговорахъ и сочувствовать всѣмъ интересамъ, занимающимъ мужчинъ. А именно этого-то качества французскіе мужья и не находятъ въ своихъ женахъ. Такимъ образомъ, проституція во Франціи получаетъ себѣ поддержку сразу съ двухъ сторонъ: жены обзаводятся любовниками, которыхъ онѣ могутъ мѣнять по собственному усмотрѣнію, а мужья -- любовницами, которыхъ всегда оказывается слишкомъ достаточное количество.

Впрочемъ, во Франціи уже обращено вниманіе на улучшеніе женскаго образованія. Еще въ 1867 году, министромъ народнаго просвѣщенія Дюрюи изданъ былъ циркуляръ, въ которомъ онъ не только исчисляетъ всѣ недостатки женскаго образованія, но и указываетъ средства для его улучшенія. Министръ постарался устроить дѣло такъ, что не пришлось ни открывать новыхъ помѣщеній, ни образовывать особыхъ профессоровъ, ни дѣлать вообще какихъ бы то ни было крупныхъ затратъ. Министръ предложилъ открыть для дѣвушекъ отъ.14 до 18 лѣтъ тѣ же курсы, которые уже существуютъ для молодыхъ людей но Положенію 1866 года. Программы, преподаватели -- все осталось то же, чѣмъ пользуются и молодые люди; мѣстомъ для курсовъ назначены залы въ городскихъ ратушахъ или какихъ нибудь другихъ общественныхъ зданіяхъ. Такъ просто положено во Франціи начало высшему образованію для женщинъ.

У насъ, какъ извѣстно, иниціативу этого дѣла взяло на себя само общество, въ лицѣ нѣсколькихъ сотъ петербургскихъ женщинъ, подавшихъ г. министру народнаго просвѣщенія просьбу о дозволеніи открыть спеціальные курсы по предметамъ историко-филологическихъ и математическихъ наукъ. Въ прошломъ "Обозрѣніи" мы упомянули, что со стороны министра уже полученъ отвѣтъ на просьбу женщинъ. Такъ какъ тогда у насъ не было еще полнаго текста этого отвѣта, то мы и не имѣли о немъ точныхъ свѣденій. Теперь отвѣтъ министра напечатанъ въ газетахъ и мы можемъ разсмотрѣть его нѣсколько подробнѣе.

По сперва не излишне будетъ напомнить нашимъ читателямъ нѣсколько словъ, сказанныхъ нами въ минувшемъ году, когда сдѣлалось извѣстно о ходатайствѣ женщинъ. Мы говорили, что женщинамъ не слѣдовало просить объ открытіи для нихъ отдѣльнаго университета; удовлетвореніе ихъ просьбы встрѣтило бы, по нашему мнѣнію, гораздо меньше препятствій, еслибъ дѣло шло о допущеніи женщинъ въ существующіе уже мужскіе университеты. Эта мысль тогда же была встрѣчена вполнѣ сочувственно со стороны нѣкоторыхъ нашихъ читательницъ, которыя даже присылали намъ письменныя заявленія по этому поводу. Теперь, съ полученіемъ женщинами отвѣта г. министра, мы еще болѣе убѣждаемся въ справедливости высказанной нами мысли. Въ самомъ дѣлѣ, еслибъ была подана просьба о допущеніи женщинъ въ мужскіе университеты, и при этомъ поставлено условіемъ, что женщины обязуются подчиняться всѣмъ условіямъ, обязательнымъ для студентовъ, то есть, держанію вступительнаго экзамена и платѣ за слушаніе лекцій -- то въ министерствѣ могъ бы возбудиться только одинъ вопросъ: удобно ли допускать совмѣстное слушаніе лекцій какъ мужчинамъ, такъ и женщинамъ. Теперь же вмѣсто этого одного, возбуждено цѣлыхъ два вопроса, которые и разрѣшены ici, невыгодномъ для женщинъ смыслѣ.

Въ отвѣтѣ г. министра хотя и выражено сочувствіе "къ стремленію женщинъ получить высшее образованіе", но вмѣстѣ съ тѣмъ заявлено и о тѣхъ неудобствахъ, съ которыми соединено удовлетвореніе ихъ просьбы. Попечитель петербургскаго учебнаго округа, отъ котораго г. министръ потребовалъ заключенія по поводу просьбы женщинъ, отвѣчалъ слѣдующее: "Чтобы съ пользою слушать университетскіе курсы, излагаемые научнымъ образомъ, нужно быть достаточно къ тому подготовленнымъ; дѣйствительнымъ же ручательствомъ къ надлежащей подготовкѣ служитъ установленный Оля поступленія въ университетъ экзаменъ: а такъ какъ программы женскихъ учебныхъ заведеній не соотвѣтствуютъ этой цѣли, то въ настоящее время можетъ быть рѣчь объ устройствѣ для женщинъ не университетскихъ курсовъ, а такого учебнаго заведеніи, но окончаніи курса въ которомъ воспитывающіяся были бы достаточно подготовлены къ слушанію университетскихъ лекцій." Такая постановка вопроса была бы немыслима, еслибъ шла рѣчь о допущеніи женщинъ къ слушанію лекцій въ мужскихъ университетахъ, потому что тамъ и безъ того существуютъ вступительные экзамены. Слѣдовательно, еслибъ изъ числа желающихъ нашлось хоть самое небольшое число женщинъ, способныхъ выдержать вступительный экзаменъ (а такія женщины нашлись бы непремѣнно), то отъ этого университетъ не страдалъ бы нисколько; для существующихъ, правильно и прочно установленныхъ университетовъ, не имѣло бы никакого значенія, еслибъ изъ сотни, напримѣръ, женщинъ, поступило всего десять или двадцать. Между тѣмъ, для университета спеціально-женскаго, существующаго главнымъ образомъ на средства самихъ слушательницъ, это обстоятельство имѣетъ огромное значеніе. Просительницы разсчитывали на, 200 слушательницъ, что ври 30-рублевомъ годовомъ взносѣ составило бы 6000 рублей въ годъ. Какъ ни мала эта сумма сама по себѣ, но кто могъ бы поручиться, что при установленіи вступительныхъ экзаменовъ въ женскомъ университетѣ, эта цифра не уменьшится въ значительной степени, то есть, что изъ 200 женщинъ, на которыхъ разсчитывали подписавшія прошеніе, выдержитъ экзаменъ гораздо меньшая часть. А если попечитель находилъ, что даже "представленная просительницами смѣта доходовъ недостаточна для покрытія необходимыхъ издержекъ", то она сдѣлалась бы тѣмъ болѣе недостаточною, еслибъ, въ случаѣ установленія вступительныхъ экзаменовъ, вмѣсто 200 женщинъ, поступили въ университетъ всего, напримѣръ, 50 или еще меньше. Понятно, что такихъ сложныхъ и важныхъ вопросовъ не могло бы возбудиться, еслибъ женщины хлопотали не объ устройствѣ спеціально-женскаго университета, а о допущеніи женщинъ въ существующіе уже мужскіе университеты.

Было ли какое нибудь основаніе разсчитывать, что просьба женщинъ въ этомъ послѣднемъ смыслѣ встрѣтила бы болѣе успѣха? На этотъ вопросъ трудно, разумѣется, отвѣчать положительно. Но еслибъ ее постигла даже неудача, то это все-таки имѣло бы свои выгоды: такъ или иначе, но вопросъ о совмѣстномъ слушаніи лекцій, о которомъ такъ много говорилось въ литературѣ, получилъ бы какое нибудь офиціальное разрѣшеніе; общество узнали бы, какъ именно смотритъ на этотъ вопросъ наша учебная администрація, ни разу еще неимѣвшая случая высказаться на этотъ счетъ открыто. Съ другой стороны, есть нѣкоторыя данныя предполагать, что онъ былъ бы разрѣшенъ, хотя, можетъ быть, и не такъ скоро, въ благопріятномъ для женщинъ смыслѣ. Если г. министръ призналъ "удобнымъ разрѣшить устройство общихъ публичныхъ лекцій, то есть совокупно для мужчинъ и женщинъ, то почему же не разрѣшить такого же "совокупнаго" слушанія лекцій и въ университетахъ? Относительно безвредности подобнаго слушанія лекцій установилось уже, кажется, довольно прочное убѣжденіе, и только изрѣдка появляются люди съ оригинально устроенною головою, которые не могутъ понять такихъ простыхъ вещей. Но и ихъ стараются убѣдить фактами въ ихъ невольномъ или намѣренномъ заблужденіи.

Въ литературѣ послѣднихъ дней однимъ изъ представителей подобнаго заблужденія явился нѣкто докторъ Штернъ, редакторъ новой популярно-медицинской газетки. Нужно, впрочемъ, сознаться, что давно въ нашей литературѣ не высказывалось такъ откровенно мнѣніе, признающее "единственно приличнымъ мѣстомъ для женщинъ -- семью" и по которому "нельзя придавать соціальнаго значенія" тому факту, что г. Кашеварова кончила курсъ со степенью доктора медицины. Г. Штерну, какъ врачу, а тѣмъ болѣе, какъ "спеціалисту" по женскимъ болѣзнямъ слѣдовало бы больше, чѣмъ кому нибудь другому, воздерживаться отъ подобныхъ заявленій, такъ какъ читателю очень естественно можетъ придти въ голову мысль, не движетъ ли рукою г. Штерна просто-на-просто боязнь конкуренціи. Но г. Штернъ, очевидно, не подумалъ объ этомъ; иначе онъ непремѣнно воздержался бы хоть отъ тѣхъ инсинуацій, которыя онъ высказалъ въ слѣдующихъ словахъ: "Мы узнали, къ сожалѣнію, говоритъ онъ, что опять толпа женщинъ наполняетъ анатомическую залу медико-хирургической академіи, занимаясь съ различнымъ усердіемъ препарированіемъ труповъ. Конечно, злобно добавляетъ г. Штернъ, отъ такихъ совмѣстныхъ занятій молодымъ людямъ веселѣе. Работается ли при этомъ лучше -- это другой вопросъ. Храмъ, куда ведетъ избранный или путь, ужь никакъ нельзя назвать храмомъ науки (подчеркнутое г. Штерномъ слово "храмъ" означаетъ, разумѣется, церковь)." Какъ ни безстрастно относится современная наша журналистика къ разнымъ появляющимся въ ней безобразіямъ и какъ ни велико число подобныхъ безобразій -- но такого мы давно не встрѣчали. Безобразіе г. Штерна только тѣмъ нѣсколько и смягчается, что онъ самъ врачъ и, притомъ, какъ мы сказали, "спеціалистъ" но женскимъ болѣзнямъ -- такъ, по крайней мѣрѣ, именовалъ онъ самъ себя въ "Обществѣ практическихъ врачей." По всей вѣроятности, неудачи его практики, заставившія его, конечно, взяться и за совершенно чуждое ему дѣло, довели его до такого состоянія, при которомъ даже преступленіе не ставится человѣку въ вину. Мы понимаемъ, что можно не соглашаться съ извѣстными взглядами и высказывать это открыто; но до такихъ инсинуацій, которыя позволилъ себѣ г. Штернъ, можетъ спуститься человѣкъ, не только необладающій никакими нравственными достоинствами, но еще и окончательно потерянный. Да простится же г. Штерну, ради его слабости, вина его! На него только и могутъ претендовать его же собратья -- медики, которымъ онъ оказалъ плохую услугу, подтвердивъ ходившій въ обществѣ слухъ, будто нѣкоторые изъ нихъ возставали противъ гг., Сусловой и Кашеваровой, исключительно руководствуясь карманными соображеніями.

Но совсѣмъ инымъ характеромъ отличается инсинуація, брошенная по тому же поводу изъ газетки "Новое Время". Какъ намъ ни противно, но мы должны привести здѣсь сущность этой, давно неслыханной у насъ, инсинуаціи. Г. Киркоръ заявилъ печатно, что г-жа Кашеварова "получила безплатное помѣщеніе въ зданіи академіи", что у нее "часто собирается общество молодыхъ ученыхъ, старающихся о введеніи новыхъ порядковъ въ управленіи академіей", что г-жа Кашеварова "въ совѣщаніяхъ этихъ играетъ не послѣднюю роль", что "одинъ молодой человѣкъ, занимающій видное мѣсто въ общемъ составѣ академіи и особеннымъ расположеніемъ котораго пользуется г-жа Кашеварова, намѣрена, отправить ее на нѣкоторое время за границу, съ тѣмъ, чтобы она, по возвращеніи, могла получить должность приватъ-доцента", и что, наконецъ, " такимъ образомъ, прямая цѣль, съ которой отпускались деньги для медицинскаго образованія г-жи Кашеваровой, не осуществится, ибо она уже не предполагаетъ ѣхать въ Оренбургскій край". Таково многообильное содержаніе этой гнусной инсинуаціи.

Всякій согласится, что приведенные нами два факта, и особенно послѣдній изъ нихъ, далеко оставляютъ за собой всѣ выходки противъ женщинъ, когда либо появлявшіяся въ русской журналистикѣ. Здѣсь наносится тяжкое оскорбленіе не просто женщинамъ, но женщинамъ, идущимъ по совершенно новой для нихъ дорогѣ умственна, то труда, женщинамъ, на которыхъ обращено вниманіе цѣлой Россіи. Какъ же къ этимъ фактамъ должна отнестись литература? И неужели не выразятъ теперь своего глубокаго негодованія тѣ органы печати, которые до сихъ поръ отстраняли себя отъ участія въ протестахъ противъ другихъ случаевъ оскорбленія женщинъ? Впрочемъ, мы думаемъ, что на такихъ господъ, каковы докторъ Штернъ и публицистъ Киркоръ, никакія печатныя заявленія не произведутъ надлежащаго дѣйствія. Вотъ почему намъ кажется, что лица, бывающія предметомъ подобныхъ инсинуацій, никакъ не должны пренебрегать тѣмъ средствомъ, которымъ въ этихъ случаяхъ обладаютъ только они одни и которое въ то же время оказывается единственно радикальнымъ для людей, стоящихъ на той степени умственнаго развитія, на какой стоитъ г. Киркоръ. Средство это -- судъ. Мы вообще не сторонники судебныхъ преслѣдованій, и въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ этотъ способъ можетъ быть замѣненъ другимъ, болѣе мирнымъ, мы всегда отдадимъ предпочтеніе послѣднему. Но тамъ, гдѣ для защиты извѣстныхъ общественныхъ интересовъ не оказывается никакихъ другихъ дѣйствительныхъ средствъ, гдѣ приходится имѣть дѣло съ людьми, у которыхъ не имѣется никакого чувства собственнаго достоинства, которые привыкли кланяться только грубой силѣ и только ея авторитетъ признавать для себя безусловно обязательнымъ, тамъ пренебрегать этимъ средствомъ нельзя. Инсинуаціи, которыя дозволилъ себѣ г. Киркоръ, прямо подходятъ подъ 1039 статью уложенія о наказаніяхъ, опредѣляющую штрафъ до 500 руб. и тюремное заключеніе до одного года и четырехъ мѣсяцевъ. Оставьте безнаказанными подобныя инсинуаціи -- и они польются цѣлою рѣкою, и ихъ не остановятъ никакія заявленія; а посадите такого инсинуатора хоть на полгода въ тюрьму -- онъ сдѣлается тише воды, ниже травы. Противъ человѣка, непризнающаго никакихъ нравственныхъ обязательствъ, нельзя употреблять даже презрѣнія; онъ его не пойметъ, потому что, повторяемъ, онъ боится только грубой силы. И мы думаемъ, что лица, подвергающіяся подобнымъ инсинуаціямъ, прибѣгая къ помощи суда, должны руководствоваться не столько своими личными побужденіями, сколько тѣми, близкими и для нихъ, общественными интересами, которые требуютъ энергической защиты.

Мы не знаемъ, намѣрена ли г-жа Кашеварова преслѣдовать судомъ г. Киркора; но она не замедлила прислать въ редакцію " Новаго Времени" заявленіе, въ которомъ признаетъ ложью все, что сказано о ней въ этой газетѣ. Изъ заявленія г-жи Кашеваровой оказывается, что она не только никогда не имѣла и не имѣетъ безплатнаго помѣщенія въ академіи, но даже никогда не жила въ академіи, что у нее никакого общества молодыхъ ученыхъ не собирается, что во время пятилѣтнихъ ея занятій она пользовалась одинаковымъ расположеніемъ всѣхъ членовъ академіи, "особеннымъ" же расположеніемъ не пользовалась ни отъ кого и никто не собирается отправлять ее за границу. "Для усовершенствованія въ изученіи избранной мною спеціальности, замѣчаетъ г-жа Кашеварова, т. е. Женскихъ болѣзней и акушерства, я отправлюсь за границу съ разрѣшенія моего начальства сама, какъ скоро позволятъ мнѣ средства, пріобрѣтаемыя мною отъ медицинской практики". Наконецъ, г-жа Кашеварова заявила, что она никогда не отказывалась И не считаетъ себя вправѣ отказаться отъ поѣздки въ Оренбургъ, откуда она имѣла стипендію во все время ученія; она осталась въ Петербургѣ съ согласія своего оренбургскаго начальства, "подобно тому, какъ многіе врачи, оканчивающіе курсъ съ отличіемъ, оставляются въ Петербургѣ на три года для усовершенствованія въ наукахъ".

Инсинуація доктора Штерна также вызвала категорическое опроверженіе со стороны одного изъ лицъ, близко знакомыхъ съ положеніемъ дѣлъ въ Академіи. Оказывается, что въ прошломъ году анатомическую залу академіи посѣщала не меньшая "толпа женщинъ", чѣмъ и въ нынѣшнемъ. Однакоже опасенія г. Штерна, что такія совмѣстныя занятія мужчинъ и женщинъ будутъ вредны для первыхъ, блистательно опровергнуты фактами. Профессоръ. Груберъ, у котораго собственно и занимались женщины, по окончаніи занятій въ анатомическомъ институтѣ, обратился къ студентамъ съ рѣчью, въ которой заявилъ, что занимаясь преподаваніемъ, болѣе двадцати лѣтъ, онъ видѣлъ передъ собою много студенческихъ поколѣній; почти съ каждымъ годомъ занятія студентовъ, становились все успѣшнѣе и успѣшнѣе. "Вашими предшественниками, сказалъ г. Груберъ, я очень доволенъ: они работали и усердно, и успѣшно; но еще болѣе доволенъ я вами. Вашъ курсъ, по справедливости, лучшій изъ всѣхъ, какіе были до васъ". Въ искренности словъ почтеннаго профессора никто, конечно, не посмѣетъ усомниться; а что же лучше всего можетъ опровергнуть безстыдныя инсинуаціи, какія позволилъ себѣ г. Штернъ, какъ не слова того самого профессора, въ аудиторіи котораго присутствовали женщины въ теченіи цѣлаго года.

Вообще никто изъ утверждавшихъ, что совмѣстныя занятія мужчинъ и женщинъ вредны для успѣховъ въ наукѣ, не представилъ до сихъ поръ ни одного факта въ подтвержденіе своего мнѣнія, тогда какъ факты противоположнаго свойства начинаютъ являться отовсюду -- не только изъ заграничныхъ, но и изъ нашихъ учебныхъ заведеній. Что же могутъ значить въ виду такихъ фактовъ увѣренія разныхъ неудавшихся докторовъ, въ родѣ г. Штерна или, напримѣръ, г. Хана, утверждающаго, что "въ юные годы безпрестанное сближеніе лицъ обоего пола всегда нонедетъ къ разнымъ интригамъ и составитъ непреодолимую преграду къ свободному развитію?" Если эти господа судятъ только по себѣ, то вѣдь это еще ровно ничего не доказываетъ. Въ виду такого-то отсутствія фактовъ съ одной стороны, и обилія съ другой, было бы, по меньшей мѣрѣ, интересно -- знать мнѣніе объ этомъ вопросѣ нашей учебной администраціи.

-----

Боязнь совмѣстнаго образованія мужчинъ и женщинъ есть одинъ изъ тѣхъ многочисленныхъ предразсудковъ, борьба съ которыми всегда бываетъ продолжительна. Не даромъ какой-то старинный аллегористъ сказалъ, что "предразсудокъ есть камень, который одинъ дуракъ бросилъ въ воду, а десять умныхъ не съумѣютъ достать". Подобныхъ предразсудковъ, которые держатся въ обществѣ и вопреки фактамъ, и вопреки здравому смыслу, можно бы привести множество. Но мы остановимся на одномъ изъ нихъ, который, повидимому, до сихъ поръ еще не считается предразсудкомъ; это -- участіе общества въ такъ называемыхъ публичныхъ университетскихъ диспутахъ на степень магистровъ и докторовъ. Извѣстно, что желающій получить ученую степень, напримѣръ, магистра, долженъ сперва выдержать установленный экзаменъ, затѣмъ представить диссертацію и, наконецъ, защитить ее въ публичномъ собраніи, передъ лицомъ университетскаго совѣта. Въ этихъ диспутахъ всегда участвуютъ нѣсколько офиціальныхъ оппонентовъ, которые должны возражать во что бы то ни стало, а вслѣдъ за ними предоставляется возражать и всѣмъ желающимъ. Въ прежнія времена (вѣроятно, древнія) эта торжественность имѣла нѣкоторое значеніе, такъ что тотъ или другой исходъ диспута имѣлъ прямое вліяніе на полученіе диспутантомъ отыскиваемой имъ ученой степени; но впослѣдствіи вся эта торжественность обратилась въ пустую формалистику, которой у насъ такъ много но всемъ. И университетскій совѣтъ, и самъ диспутантъ, присутствующіе на диспутѣ, очень хорошо знаютъ, что какъ бы ни были сильны дѣлаемыя возраженія, они не измѣнятъ составленнаго уже заранѣе совѣтомъ рѣшенія. И если, несмотря на это, намъ приходилось слышать на диспутахъ тщательно составленныя и старательно произносимыя возраженія со стороны присутствующихъ, то это мы приписывали невинному желанію ораторовъ -- поупражняться лишній разъ въ краснорѣчіи или заявить, что и я, молъ, нѣчто смыслю въ такомъ-то предметѣ. Мы были убѣждены, что сами оппоненты не придавали никакого практическаго значенія своимъ возраженіямъ.

Но года полтора назадъ, мы должны были убѣдиться въ противномъ. Мы увидѣли, что предразсудокъ, -- будто возраженія со стороны публики могутъ имѣть какое нибудь вліяніе на рѣшеніе совѣта, -- слишкомъ еще силенъ въ обществѣ, что этотъ предразсудокъ держится упорно, несмотря ни на отсутствіе фактовъ, его подтверждающихъ, ни даже на присутствіе фактовъ, положительно его опровергающихъ. Происходилъ, если не ошибаемся, диспутъ г. Таганцева на степень магистра уголовнаго права. Послѣ двухъ-трехъ оппонентовъ, заявилъ желаніе говорить г. Лохвицкій. Въ началѣ своей рѣчи, онъ вдругъ замѣчаетъ, что члены факультета начинаютъ подписывать протоколъ, не дождавшись ни конца рѣчи г. Лохвицкаго, ни отвѣта на нее диспутанта. Это возмутило г. Лохвицкаго. Онъ прерываетъ свою рѣчь и обращается къ факультету съ протестомъ противъ подобной неделикатности. Мы не помнимъ сущности этого протеста, но едва ли въ немъ не шла рѣчь о томъ, что если совѣтъ не придаетъ никакого значенія возраженіямъ со стороны публики, то ему слѣдуетъ, по крайней мѣрѣ, не показывать этого такъ явно передъ присутствующими. Публика, конечно, пришла въ неописанный восторгъ отъ такого "смѣлаго" поступка, колокольчикъ предсѣдателя пришелъ въ сильное движеніе -- вообще произошелъ "безпорядокъ". Послѣ этого факта, случайнымъ образомъ подтвердившаго то, что для многихъ было не такъ ясно -- слѣдовало ожидать, что въ публикѣ установится, наконецъ, правильное воззрѣніе на диспуты и на декоративное значеніе въ нихъ публика. Но недавній случай въ петербургскомъ университетѣ доказалъ противное: именно, что въ публикѣ до сихъ поръ существуетъ ложное убѣжденіе, будто всѣ эти декораціи не одна только простая формальность.

Въ томъ же петербургскомъ университетѣ очень недавно происходилъ диспутъ г. Владиславлева, представившаго диссертацію на полученіе доктора философскихъ наукъ. Диспутъ, по обыкновенію, начался длинною похвалою докторанту со стороны одного изъ офиціальныхъ оппонентовъ, замѣчаніе котораго состояло только въ томъ, что части диссертаціи слѣдовало бы располагать нѣсколько стройнѣе. Второй оппонентъ сдѣлалъ не менѣе важное замѣчаніе, что греческіе корректуры надо просматривать по нѣскольку разъ. Затѣмъ поднялись довольно продолжительныя пренія о томъ, какъ лучше сказать, "неоплатонизмъ", или "новоплатонство". Этимъ собственно и закончились факультетскія возраженія. Дошло дѣло до публики. Тогда одинъ изъ "вольныхъ" оппонентовъ, вѣроятно возмущенный пустотою и ничтожностью тѣхъ преній, которыхъ онъ былъ свидѣтелемъ, вздумалъ перенести споръ съ грамматической почвы на философскую. Оппонентъ сталъ указывать г. Владиславлеву на тѣ крупные промахи, которые попадаются въ его докторской диссертаціи. Тогда г. Владиславлевъ принялъ совершенно несвойственный ему юмористическій тонъ, который постепенно переходилъ въ тонъ явнаго недовольства: докторантъ, очевидно, хотѣлъ показать, что ему вовсе непріятно выслушивать хотя бы и самыя полновѣсныя возраженія отъ неоффиціальнаго оппонента. Замѣтивъ, что диспутъ начинаетъ принимать слишкомъ серьезный характеръ, г. деканъ факультета сталъ вмѣшиваться въ споръ, защищая докторанта,-- что, будто бы, онъ былъ обязанъ дѣлать. Затѣмъ, когда возраженія слѣдующихъ оппонентовъ стали дѣлаться все серьезнѣе и серьезнѣе, когда дошло дѣло до указанія на такіе источники, которые докторанту не были извѣстны, деканъ факультета окончательно обидѣлся. Онъ съ величайшимъ достоинствомъ замѣтилъ, что факультетъ по принялъ бы диссертаціи, авторъ которой незнакомъ со всѣми источниками своего предмета. Въ переводѣ на обыденный языкъ это значило: "вы не забывайте, милостивые государи, что вамъ сюда позволили войти единственно ради приличія, что вашъ голосъ тутъ ровно ничего не значитъ, а потому совѣтую вамъ воздерживаться⁴. Послѣ подобнаго заявленія, собственно говоря, диспуту слѣдовало бы немедленно закончиться. Но г. деканъ счелъ сперва нужнымъ окончательно соблюсти формальность, и, обратившись къ публикѣ, спросилъ: "больше никому не угодно возражать?" -- въ полной, конечно, увѣренности, что отвѣтомъ на этотъ вопросъ будетъ общее молчаніе. Но вдругъ встаетъ г. Ушинскій и заявляетъ, что онъ также намѣренъ сдѣлать возраженіе. Неблагоразуміе такого заявленія г. Ушинскій хотя и созналъ, но слишкомъ поздно -- уже послѣ диспута. Тогда же онъ. по собственнымъ его словамъ, не сообразилъ, "какого рода этотъ философскій диспутъ, насколько деканъ позволитъ сдѣлать замѣчанія защищаемому имъ докторанту, насколько серьезно смотритъ самъ докторантъ на диспутъ, насколько онъ уважаетъ всѣхъ, дѣлающихъ ему честь своими возраженіями, насколько вообще умѣстны здѣсь серьезныя философскія разсужденія"; онъ не созналъ всего этого, а потому и былъ наказанъ за свою несообразительность и поселившійся въ немъ предразсудокъ относительно диспутовъ вообще. Едва г. Ушинскій пробрался впередъ съ задней скамейки, на которой сидѣлъ, какъ деканъ факультета, онъ же и предсѣдатель собранія, оставивъ свое мѣсто, подошелъ къ г. Ушинскому и, подставивъ ему подъ носъ часы, объявилъ, что можетъ дать на возраженіе только пять минутъ. Тутъ только г. Ушинскій сообразилъ нѣсколько, что значитъ факультетское приглашеніе публики на диспутъ; онъ счелъ за лучшее отказаться отъ милостиво отпущенныхъ въ его распоряженіе пяти минутъ и ушелъ, "давая себѣ впередъ слово никогда не довѣряться ласковымъ приглашеніямъ публики на диспуты въ петербургскій университетъ".

Но съ уходомъ г. Ушинскаго изъ залы, диспутъ еще не кончился. Публика подняла ужаснѣйшій шумъ, такъ что звонъ предсѣдательскаго колокольчика оставался гласомъ вопіющаго въ пустынѣ; очевидно, что публика была заражена тѣмъ же предразсудкомъ, за который такъ поплатился г. Ушинскій, ибо она въ поступкѣ декана усмотрѣла нѣчто выходящее изъ ряду, тогда какъ на самомъ дѣлѣ это былъ весьма обыкновенный поступокъ, быть можетъ, нѣсколько своеобразный только по своей формѣ. Наконецъ, порядокъ кое-какъ возстановили. Тогда предсѣдатель выразилъ факультету мнѣніе, что такъ какъ ученое дѣло не можетъ происходить среди шума, то онъ закроетъ засѣданіе, если шумъ будетъ продолжаться, и вслѣдъ затѣмъ предложилъ на разрѣшеніе факультета вопросъ, слѣдуетъ ли пріостановить засѣданіе. Профессоръ Миллеръ, человѣкъ, также, вѣроятно, не безъ предразсудковъ относительно взгляда на диспуты, высказалъ, что диспутъ только-что началъ принимать философскій характеръ, и что, поэтому, его слѣдуетъ продолжать. Взрывъ аплодисментовъ былъ отвѣтомъ на это заявленіе: публика любитъ неожиданности, а такого отвѣта со стороны г. Миллера она, конечно, не ожидала. Тогда засѣданіе было объявлено закрытымъ для возстановленія порядка. Когда многіе изъ публики удалились, засѣданіе снова, открылось, и такъ какъ на вторичный вопросъ предсѣдателя, "не угодно ли кому возражать", послѣдовалъ желаемый отвѣтъ, то есть общее молчаніе, то г. Владиславлевъ и былъ немедленно объявленъ докторомъ философскихъ наукъ, при бурномъ, впрочемъ, одобреніи со стороны публики.

Вотъ какія печальныя недоразумѣнія можетъ создавать простой и, повидимому, незначительный предразсудокъ. Что же, послужитъ ли, по крайней мѣрѣ, диспутъ г. Владиславлева на пользу нашей публики и особенно оппонентовъ-любителей? Не думаемъ. Если осталось безъ всякаго вліянія происшествіе, случившееся года полтора назадъ съ г. Лохвицкимъ, то почему же происшествіе съ г. Ушинскимъ должно принести болѣе замѣтные результаты? И о немъ позабудутъ, и снова на диспуты будетъ стекаться публика, снова явятся оппоненты, въ полной увѣренности, что и ихъ голосъ что нибудь значитъ. За одно только можно поручиться; что ни г. Лохвицкій, ни г. Ушинскій никому больше оппонировать не захотятъ.

У насъ, впрочемъ, и во всемъ такъ. Пока человѣкъ на собственной спинѣ не испытаетъ качества какого либо учрежденія, какихъ либо порядковъ, то какъ бы недоброкачественны эти порядки ни были, какъ бы много объ нихъ ни говорили другіе, онъ будетъ повторять одно и то же: "отлично! превосходно!" За то чуть эти неудобства коснутся его лично -- подниметъ такую руготню, что противно слушать.

-----

Въ заключеніе намъ слѣдуетъ упомянуть о довольно рѣдкомъ явленіи въ нашей провинціальной жизни, именно о всеобщемъ волненіи по случаю неисправной доставки газетъ и журналовъ. Съ нынѣшняго года, какъ извѣстно и нашимъ читателямъ, введенъ новый порядокъ въ разсылкѣ всѣхъ періодическихъ изданій. Нѣкоторые ожидали отъ него много хорошаго -- основываясь только на томъ, что онъ новый и слѣдовательно уже поэтому но можетъ быть хуже стараго, который былъ далеко не удовлетворителенъ; другіе скептически помалчивали или же выражали мнѣніе, что этотъ новый порядокъ не представляетъ ничего такого, что поставило бы его выше стараго. Для многихъ журналовъ пересылочная цѣпа увеличена -- говорили скептики -- но это обстоятельство не можетъ вліять на устраненіе безпорядковъ при пересылкѣ; надбавка пересылочной платы не произведетъ никакого измѣненія даже въ бюджетѣ почтамта, такъ какъ въ то же время со многихъ изданій почтамтъ будетъ получать меньше: одно уравновѣсится другимъ. Пріемъ подписки въ почтовыхъ конторахъ также не представляетъ особенныхъ удобствъ ни для почтамта, ни для публики, ни для редакцій: почтамтъ значительно усложняетъ свои операціи, публика не избавляется отъ необходимости платить тѣ почтовыя пошлины, которыя уплачивала пересылая деньги прямо въ редакціи, наконецъ, редакціи не только не получаютъ отъ это то какой либо выгоды, но несутъ положительный убытокъ, уплачивая почтамту за эту странную комиссію 5% съ подписной суммы. Право пересылать журналы и газеты не въ отдѣльныхъ пакетахъ, а въ общихъ тюкахъ представлялось скептикамъ мѣрой, не только неимѣющей никакого вліянія на улучшеніе пересылки, но, напротивъ, прямо способствующей ея ухудшенію. Если, разсуждали скептики. и при прежнемъ способѣ пересылки, газеты и журналы доходили иногда до подписчиковъ въ самомъ обезображенномъ видѣ, то что же будетъ теперь, когда нумера изданій станутъ отправляться въ общихъ пакетахъ? Такъ разсуждали скептики -- и без словно отрицали полезность новыхъ порядковъ. Оптимисты, напротивъ, высказывали надежду, что съ нынѣшняго года жалобы со стороны подписчиковъ на неисправность въ почтовой пересылкѣ сдѣлаются величайшею рѣдкостью. Опсктиками оказались журналы, ряды оптимистовъ наполнились исключительно газетами. Впрочемъ, надо замѣтить, что газетный оптимизмъ въ значительной степени поддерживался финансовыми соображеніями; дѣло въ томъ, что новыя правила установили однообразную для всѣхъ изданій пересылочную плату въ видѣ 20% съ подписной цѣны; а такъ какъ прежде газеты платили за пересылку 3 рубля въ годъ, а журналы 1 р. 50 к., теперь же, первымъ приходилось платить, вообще говоря, 2 р. 40 к., а вторымъ отъ 2 р. 60 к. до 3 р., то понятно, что журналы по необходимости должны были увеличить свою подписную плату, тогда какъ газеты могли оставить ее въ прежнемъ видѣ, при чемъ имъ оставалось отъ каждаго подписчика по 60 к., что при нѣсколькихъ тысячахъ подписчиковъ составляло сумму не малую. Понятно, что такое неожиданное приращеніе редакціонныхъ ресурсовъ не могло не скрыть отъ глазъ редакцій тѣхъ неудобствъ новой пересылки, которыя провидѣли редакціи журналовъ, неослѣпленныя никакими денежными выгодами.

Скептики, однакожь, оказались проницательнѣе и сообразительнѣе оптимистовъ, какъ это, впрочемъ, бываетъ почти всегда и вездѣ. Воспользовавшись тѣмъ, что почтамтъ предоставилъ право выбора между старыми и новыми порядками, они подчинились только тому, что для нихъ было обязательно, то есть увеличенной противъ прежняго платѣ, во всемъ же остальномъ предпочли сдѣлаться консерваторами, въ чемъ теперь нисколько и не раскаиваются. Хотя, какъ было уже заявлено въ нашемъ журналѣ, редакціямъ журналовъ пришлось принять участіе въ трудахъ почтамтскихъ чиновниковъ, что потребовало не мало времени и хлопотъ, хотя отъ этого произошли задержки въ отправкѣ иногороднимъ подписчикамъ первыхъ книжекъ, но за то этимъ редакціямъ не пришлось быть участниками во всеобщемъ стремленіи газетъ снова возвратиться къ старымъ порядкамъ. Это стремленіе явилось у нихъ вслѣдствіе того, что въ редакціи цѣлыми десятками стали поступать жалобы на разныя почтовыя неисправности. Эти жалобы такъ многочисленны, что ихъ можно отыскать въ любомъ нумеръ газеты, и такъ разнообразны, что ихъ невозможно подвести ни подъ какія опредѣленныя категоріи. Видно только одно -- что провинціи буквально взволновались и что это волненіе не минуло ни одного уголка, до котораго только доходитъ печатное слово. Изъ этихъ жалобъ можно только вполнѣ безошибочно заключить, что ни одно изъ опасеній, выражавшихся скептиками, не оказалось безосновательнымъ. Факты подтвердили, что:

Мѣстныя почтовыя конторы, не привыкшія къ совершенно новымъ для нихъ операціямъ, стали или задерживать подписныя деньги, или высылать ихъ не въ томъ количествѣ, въ какомъ слѣдовало. Отсюда проистекали безчисленныя жалобы, излишняя переписка и въ концѣ концовъ -- или совершенное неполученіе, или полученіе крайне неисправное подписчиками газетъ; газеты, сдаваемыя въ почтамтъ не въ пакетахъ съ печатныя и адресами, какъ это дѣлалось прежде, стали перепутываться однѣ съ другими. Бывали случаи, что подписчикъ, выписавшій себѣ, напримѣръ, "С.-Петербургскія Вѣдомости", получалъ нѣсколько дней эту газету, потомъ, вмѣсто нея, два-три нумера "Сына Отечества", потомъ опять "С.-Петербургскія Вѣдомости", потомъ слѣдовалъ продолжительный антрактъ, пока его не прерывалъ снова "Сынъ Отечества"; газеты стали часто приходить къ подписчикамъ измятыя, испачканныя, изорванныя. Это происходило, во-первыхъ, отъ того, что только-что отпечатанные, свѣжіе листы, попадая въ общіе пакеты, не могли не пачкаться отъ простого тренія; да, кромѣ того, оказывалось, что въ мѣстныхъ почтамтахъ находились охотники пользоваться даровымъ чтеніемъ, такъ что газета доходила до своего хозяина уже изъ вторыхъ, а можетъ быть и изъ третьихъ рукъ.

Мы привели здѣсь наиболѣе замѣтные виды тѣхъ неисправностей, о которыхъ заявлялось въ газетахъ; перечислить ихъ всѣ нѣтъ, повторяемъ, никакой возможности. Мы знаемъ только, что эти неисправности до того озлобили подписчиковъ, что нѣкоторые грозили даже прибѣгнуть къ суду.

Почтовый департаментъ не остался глухъ къ этимъ многочисленнымъ жалобамъ. Сперва онъ обратилъ вниманіе на тѣ случаи неисправностей, гдѣ виновниками оказывались сами редакціи, по потомъ откровенно заявилъ, что и онъ тутъ виноватъ во многомъ. Такъ, напримѣръ, онъ получилъ несомнѣнныя свѣденія, что съ 11 декабря минувшаго года во 5 января настоящаго, почтовыми мѣстами не были сданы 790 подписчиковъ въ надлежащія редакціи. Цифра, какъ видитъ читатель, весьма значительная, особенно если принять во вниманіе сравнительную малочисленность существующихъ у насъ періодическихъ изданій.

Въ этомъ объясненіи почтовый департаментъ заявилъ, между прочимъ, довольно интересный фактъ -- что въ нынѣшнемъ году общая цифра подписчиковъ на всѣ вообще періодическія изданія возросла противъ прошлаго года на 20%- Причину такого значительнаго увеличенія числа подписчиковъ объяснить пока довольно трудно. Если принять во вниманіе, что исправная пересылка изданій имѣетъ огромное вліяніе на расширеніе круга читателей, то очень можетъ быть, что такое увеличеніе произошло вслѣдствіе обнародованія новыхъ почтовыхъ правилъ, подававшихъ подписчикамъ надежду на болѣе исправную пересылку. Въ такомъ случаѣ придется пожалѣть, что подписчики ошиблись и должны разочароваться въ своихъ надеждахъ. Если же это увеличеніе явилось вслѣдствіе нѣкотораго оживленія въ періодической печати за послѣднее время, то тѣмъ болѣе придется пожалѣть, что почтовые безпорядки оказываютъ значительное противодѣйствіе литературному оживленію. Во всякомъ случаѣ, устраненіе подобныхъ безпорядковъ оказывается крайне необходимымъ. Можетъ быть оно благополучно совершится при содѣйствіи какъ со стороны почтоваго департамента, такъ и самихъ редакцій, особенно тѣхъ изъ нихъ, которыя пожелали возвратиться къ старому порядку, то есть пересылкѣ своихъ изданій въ заклеенныхъ пакетахъ и съ печатными адресами. Положимъ, онѣ уже не воротятъ 5%, уплаченныхъ ими почтамту за комиссію, но по крайней мѣрѣ избавятъ себя отъ тѣхъ многочисленныхъ жалобъ, которыя до сихъ поръ продолжаютъ сыпаться въ ихъ конторы.

По странному стеченію обстоятельствъ, новые почтовые порядки успѣли оказать двѣ, хотя и совершенно разнородныхъ, услуги только одной "Вѣсти". Первая услуга состояла въ слѣдующемъ: сторонники "Вѣсти", живущіе въ провинціи, воспользовавшись тѣмъ, что подписка на газеты стала приниматься въ почтовыхъ мѣстахъ, начали распускать слухи, что "Московскія Вѣдомости" (единственный конкурентъ "Вѣсти") переходятъ подъ новую редакцію, и что мѣсто ихъ въ литературѣ займетъ газета "Вѣсть", Этимъ путемъ, будто бы, "Вѣсть" пріобрѣла себѣ нѣсколько новыхъ подписчиковъ. Насколько это извѣстіе, заявленное "Московскими Вѣдомостями", справедливо -- мы не знаемъ; но что оно правдоподобно и возможно -- въ этомъ нельзя сомнѣваться. Прежде подписчикъ являлся на почту уже съ готовымъ письмомъ въ редакцію газеты, которую онъ хотѣлъ выписывать, такъ что ему было неудобно, прійдя уже на почту, и тамъ подчинившись какимъ либо убѣжденіямъ, мѣнять одну газету на другую: нужно переписывать письмо, мѣнять конвертъ и т. д. Теперь подобнаго неудобства не существуетъ; если бы подписчикъ явился на почту уже съ заранѣе составленнымъ намѣреніемъ вштпеывять такую-то, а не другую газету, то ему ничего не стоитъ здѣсь же измѣнить свое намѣреніе: не надо ни мѣнять конверта, ни переписывать письма, такъ какъ ни письмо, ни конвертъ при новыхъ порядкахъ не требуются.

Другая услуга нѣсколько иного характера. Газета "Вѣсть" позволила себѣ разныя нареканія на опочецкаго предводителя дворянства. Вслѣдствіе этого, 86 опочецкихъ дворянъ послали къ предводителю сочувственное письмо, которое, вмѣстѣ съ тѣмъ, напечатали и въ "С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ". Но оказывается, что ни одинъ изъ подписчиковъ этой газеты, живущихъ въ Опочкѣ, не получилъ того нумера, гдѣ напечатано это письмо.

Гдб.

"Дѣло", No 2, 1869

Оставить комментарий Гайдебуров Павел Александрович (bmn@lib.ru) Год: 1869 Обновлено: 26/04/2021. 86k. Статистика. Статья: Публицистика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Проституция в Петербурге, по сведениям "Архива судебной медицины".- Полицейская ее организация.- Уменьшается ли проституция под влиянием полицейского надзора.- Мнение о публичных домах доктора Ельцинского.- Правильно ли поставлен вопрос о проституции.- Ошибка смотрящих на проституцию, как на порок исключительно женский.- Умственное состояние женщин в связи с явлением проституции.- Мнение об этом журнала "La philosophic positive".- Циркуляры двух министров по поводу женского образования.- Гг. Штерн и Киркор, как инсинуаторы.- Средство обуздания гг. Киркоров.- Результаты совместного обучения мужчин и женщин.- Нечто об общественных предрассудках.- Участие публики в университетских диспутах, как предрассудок.- Гг. Лохвицкий и Ушинский, как жертвы этого предрассудка.- Жалобы в провинциях по поводу новых почтовых порядков.- Кому успели оказать услугу эти порядки.

Гайдебуров Павел Александрович Внутреннее обозрение

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ

Гайдебуров Павел Александрович
Внутреннее обозрение