Философов Дмитрий Владимирович
Возрождающийся Афанасьев

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Д. Философовъ.

ВОЗРОЖДАЮЩІЙСЯ АѲАНАСЬЕВЪ

   Всѣ знаютъ, на сколько труденъ путь русскаго ученаго. Но каждый разъ, когда наталкиваешься на житейскія подробности этого пути -- приходишь въ ужасъ.
   Мы привыкли говорить, что наша наука молодая, что она отстала, жалуемся на недостатокъ въ профессорахъ и вообще въ научныхъ силахъ. Но вникнувъ въ условія, при которыхъ работаютъ многіе русскіе ученые, удивляешься ихъ энергіи, работоспособности, поражаешься относительному богатству нашей науки...
   Въ исторіи русской этнографіи Аѳанасьевъ занимаетъ очень видное мѣсто. Но имя его значительно не только въ наукѣ. Оно популярно среди всѣхъ русскихъ людей, потому что связано съ народной сказкой. А кто изъ нагъ не любитъ народныхъ сказокъ?
   Однако, судьба, точно нарочно, старалась устроить такъ, чтобы чинить всяческія препятствія Аѳанасьеву въ его сложной кропотливой работѣ, чтобы самое имя его было забыто внѣ узкаго круга спеціалистовъ.
   Прежде всего, онъ умеръ страшно рано, на сорокъ пятомъ году. Доживи онъ до лѣтъ Веселовскаго, Пыпина, или Буслаева, онъ сдѣлалъ бы куда больше, если не въ смыслѣ собиранія новаго матеріала, то въ смыслѣ болѣе серьезной обработки его. Человѣкъ талантливый, чуткій, онъ, конечно, освободился бы отъ чрезмѣрнаго увлеченія, такъ называемой "миѳологической" школы, столь модной во дни его юности. Неутомимый собиратель не успѣлъ воспользоваться новымъ научнымъ методомъ. Докторская диссертація Веселовскаго, "Соломонъ и Китоврасъ", появилась въ 1872 году, уже послѣ смерти Аѳанасьева. Можно сказать, что именно послѣ этой диссертаціи теорія "заимствованій" и "бродячихъ сюжетовъ" пріобрѣла право гражданства въ Россіи.
   Аѳанасьевъ, къ сожалѣнію, остался въ гриммовскихъ традиціяхъ, а потому, естественно, на его трудахъ лежитъ печать нѣкоторой устарѣлости.
   Въ какихъ невозможныхъ условіяхъ работали Аѳанасьевъ, разсказываетъ А. Е. Грузинскій, въ обстоятельной біографіи, приложенной къ новому изданію сказокъ.
   Первый его врагъ былъ -- цензура.
   Цензоръ Фрейгангъ дошелъ до того, что не хотѣлъ пропустить надписей, найденныхъ на старинныхъ пушкахъ -- въ томъ видѣ, какъ онѣ сохранились на орудіяхъ. Въ нихъ, напримѣръ, означалось, что такая-то пушка, именемъ Свинья, вылита при царѣ Петрѣ I, Фрейгангъ замѣнилъ названіе Свинья -- Орломъ, а слово царь -- императоромъ, несмотря на то, что Петръ императоромъ тогда еще не былъ.
   Статьи Аѳанасьева о призрѣніи бѣдныхъ въ Россіи были совсѣмъ запрещены. Безъ урѣзокъ не проходили даже рецензіи. Ловкій и циничный Краевскій писалъ по этому поводу Аѳанасьеву: "Вы должны избѣгать разсказа о фактахъ печальныхъ, возмутительныхъ для души, любящей видѣть старину въ розовомъ цвѣтѣ, если же указаніе такого факта неизбѣжно, то подлѣ него сейчасъ должно поставить какое нибудь утѣшительное оправданіе, хотя бы забѣжавъ столѣтія на два, на три впередъ"... И бѣдный Аѳанасьевъ, въ отчаяніи записывалъ въ свой дневникъ:..."Жалуются на бѣдность и безцвѣтность нашей литературы. Но можно ли рисовать полныя жизни и яркости картины, находясь въ положеніи соловья изъ басни Крылова!".
   Это было еще въ николаевскія времена. Но не легче работалось Аѳанасьеву и въ "эпоху великихъ реформъ".
   "Народныя легенды" (изд. Щепкина и Солдатенкова) появились въ самомъ концѣ 59 года.
   Этотъ, чисто научный, сборникъ, половина котораго занята учеными примѣчаніями, обратилъ на себя вниманіе властей и не былъ изъятъ изъ продажи только потому, что тотчасъ же по выходѣ въ свѣтъ разошелся. Когда же и митрополитъ Филаретъ обратилъ свое "благосклонное" вниманіе на легенды, дальнѣйшая судьба книги была рѣшена безповоротно: отпечатанное уже 2-е изданіе было конфисковано. Всякому, хоть сколько-нибудь знакомому съ дѣломъ, ясно, что безъ легендъ и апокриѳовъ просто невозможно изучать древнее русское просвѣщеніе. Если бы митрополитъ Филаретъ быль послѣдователенъ, онъ долженъ былъ бы запретить сочиненія Буслаева, "Памятники старинной литературы" гр. Кушелева-Безбородко, "Памятники отеческой литературы" Тихонравова. Очевидно, причины гоненія на Аѳанасьева были особаго свойства. Не нравился самый духъ скромнаго ученаго.
   Въ 1862 году надъ Аѳанасьевымъ стряслась уже настоящая бѣда.
   Однажды ночью къ нему явились съ обыскомъ. Полиціи перерыла его библіотеку, забрала бумаги и удалилась. Ничего "вреднаго" найдено не было, однако, Аѳанасьева лишили его мѣста въ моск. архивѣ иностр. дѣлъ и запретили впредь поступать на государственную службу. Т. е. лишили его куска хлѣба {Аѳанасьевъ пострадалъ за то, что къ нему нежданно-негаданно явился В. Кельсіевъ, эмигрантъ, тайкомъ пріѣхавшій въ Россію изъ Лондона съ самыми фантастическими планами. При помощи старообрядцевъ, хотѣлъ онъ поднять возстаніе въ Россіи.
   Пробывъ въ Россіи всего нѣсколько дней, онъ скомпрометировалъ многихъ. Кромѣ Аѳанасьева, поплатился извѣстный ученый А. Котляревскій, который просидѣлъ въ тюрьмѣ полгода. Самъ Кельсісвъ въ 1867 году былъ помилованъ и вернулся въ Россію.}.
   Аѳанасьевъ не растерялся. Началъ онъ съ того, что сталъ, по частямъ, распродавать свою библіотеку. Это была великая жертва. Со студенческой скамьи собиралъ онъ ее буквально на гроши. Ему удалось подобрать большую коллекцію рукописей. Неизданные, чаще всего по цензурнымъ причинамъ, матеріалы онъ тщательно классифицировалъ и переплеталъ въ большіе томы. Библіотека эта была для него не роскошью, а необходимостью. Безъ нея всякая работа донельзя затруднялась. И все пошло прахомъ!
   Но на продаваемыя рукописи прожить было нельзя, особенно съ семьей. Начинаются мучительные поиски заработка. Ученый, труды котораго были уже извѣстны, какъ на Западѣ, такъ и у насъ, поступаетъ секретаремъ въ мировой съѣздъ, а потомъ въ какой-то банкъ, на мелкую должность.
   Рядомъ съ этими мытарствами идетъ самая упорная научная работа. Энергія Аѳанасьева не была сломана. Правда, его свѣтлый, живой характеръ сдѣлался скрытнымъ и безпокойнымъ, но именно въ послѣдніе, тяжкіе годы своей жизни онъ закончилъ и издалъ главный свой трудъ "Поэтическія воззрѣнія славянъ, на природу" {I т. = 1866 г., II т. = 68 г. и III т. = 69 г.}.
   Однако, чрезмѣрная работа при отчаянныхъ условіяхъ погубила Аѳанасьева. Въ ночь на 23-е сентября 1871 г. онъ скончался отъ чахотки.
   Смерть его прошла мало замѣтной. Даже газетныя извѣстія были скудны и запоздалы...
   Въ 1873 году вышло второе, четырехтомное изданіе сказокъ, исправленное и дополненное еще авторомъ, и затѣмъ наступаетъ для Аѳанасьева какъ-бы мертвая полоса.
   Книги его совершенно исчезаютъ съ книжнаго рынка, а многочисленныя статьи остаются погребенными въ старыхъ журналахъ.
   Правда, русская наука скоро обогнала Аѳанасьева, появились и новыя, болѣе совершенныя собранія по фольклору. Но это не оправдываетъ того незаслуженнаго забвенія, которому подвергся Аѳанасьевъ.
   "Можно расходиться съ Аѳанасьевымъ,-- говоритъ проф. Кирпичниковъ,-- во многихъ частностяхъ, можно даже, возставать противъ его теоріи въ цѣломъ; но нельзя работать по изученію народности, не имѣя постоянно подъ руками его "Поэтическихъ воззрѣній"... Громадность матеріала, имъ собраннаго, его усердіе, остроуміе, и ученая честность въ обработкѣ этого матеріала, дѣлали его книгу одинаково поучительной и необходимой, какъ для друзей, такъ и для враговъ миѳологической школы".
   Особенно это надо сказать про сказки и легенды. Пусть филологическая сторона ихъ хромаетъ. Пусть пользованіе чужими записями и неточность этихъ записей не даетъ строго научнаго матеріала для изученія фонетическихъ особенностей русскихъ говоровъ. Собранія Садовникова, Семенова и въ особенности Ончукова (Сѣверныя сказки), куда научнѣе. Въ самомъ непродолжительномъ времени, какъ сообщаетъ г. Савченко, мы будемъ имѣть и совсѣмъ образцовое собраніе новгородскихъ сказокъ. По примѣру г. Григорьева, братья Б. и Ю. Соколовы собираютъ ихъ при помощи фонографа. Но пусть не обижаются господа ученые. Для насъ, простыхъ смертныхъ, именно недостатки аѳанасьевскихъ сказокъ являются какъ бы ихъ достоинствомъ. Погоня за "фонетикой" дѣлаетъ ученыя сказки неудобочитаемыми. "Попъ ліу малако сплна. Іонъ пашолъ у баню" и т. д. записываетъ г. Добровольскій "говоръ" Смоленской губерніи. Чтеніе такъ записанныхъ сказокъ.-- крайне мучительно. Собраніе Аѳонасьева тѣмъ и хорошо, что оно служить какъ бы "введеніемъ" въ тайны изученія русскаго языка и народной словесности. Оно не ввергаетъ читателя-дилетанта въ отчаяніе, наоборотъ, увлекаетъ его и очень хорошо подготавливаетъ къ дальнѣйшимъ работамъ на этомъ поприщѣ.
   Аѳанасьевъ имѣетъ всѣ права на полное собраніе своихъ сочиненій, но надо быть благодарнымъ и за то, что намъ даютъ. Радоваться, что Анонасьевъ начинаетъ возрождаться, выходить изъ полосы обиднаго забвенія {Третье изданіе сказокъ, тоже подъ редакціей А. Е. Грузинскаго, вышло въ 1897 г. Было очень скоро распродано. По непонятной небрежности, книгоиздательство И. Д. Сытина, въ теченіе десяти лѣтъ не удосужилось приступить къ новому. А. Е. Грузинскій, въ предисловіи, слагаетъ съ себя отвѣтственность за такое упущеніе.}.
   
   А. М. Ремизовъ -- писатель-художникъ. Но я думаю, онъ не посѣтуетъ на меня, если я скажу нѣсколько словъ о его книгѣ съ точки зрѣнія "народной словесности". Уже давно А. М. Ремизовъ печатаетъ свои сказки по всевозможнымъ журналамъ и газетамъ. Теперь онъ ихъ собралъ вмѣстѣ въ сборникѣ "Докука и Балагурье", и только теперь стало ясно, какую большую работу продѣлалъ авторъ, съ какой любовью отнесся онъ къ своему труду.
   Нѣсколько лѣтъ тому назадъ какой-то борзописецъ, прочитавъ одну изъ сказочекъ Ремизова, обвинилъ его чуть-ли не въ плагіатѣ. До чего надо быть невѣжественнымъ, какъ мало любить сокровища народной словесности и современную русскую литературу, чтобы такъ грубо подойти къ серьезной попыткѣ Ремизова, къ его стремленію возстановить связь между литературой "народной" и "господской". Пресловутый "плагіатъ" сводится къ благоговѣйному желанію, сохранивъ всѣ особенности подлинной народной сказки, всю прелесть ея языка, выдѣлить изъ нея существенное, важное, типичное. Освободить ее отъ случайностей мѣстныхъ говоровъ и неряшливостей разсказчиковъ. Восемнадцать сказокъ, посвященныхъ "русской женщинѣ", даютъ поразительное по красотѣ собраніе различныхъ типовъ русской женщины, типовъ безсознательно созданныхъ русской сказкой и жизнью. Передъ нами проходитъ женщина желанная, обреченная, отчаянная, женщина добрая и лихая, серьезная и шутливая, ворожея и кумушка. И каждая изъ нихъ, благодаря глубокому "сродству душъ" между разсказчикомъ -- темнымъ олонецкимъ мужикомъ -- и пересказчикомъ -- страдающимъ, жаждущимъ освобожденія и искупленія, писателемъ современности, -- входитъ въ самое наше сердце. Вотъ ужъ, воистину, "крестовыя сестры"! И какъ разъ внимательное сличенье сказокъ Ремизова, съ первоначальнымъ ихъ источникомъ показываетъ, что о "плагіатѣ" могутъ говорить только абсолютные невѣжды. Прочтите маленькую, затерявшуюся въ ончуковскомъ сырьѣ сказочку "Кушакъ" (No 2941 и сравните ее со сказкой Ремизова "Отчаянная" (стр. 47), вы сразу поймете, какъ умѣло и глубоко, ни въ чемъ не нарушая народнаго склада и тона, народной психологіи, Ремизовъ обрабатываетъ сырой матеріалъ, отъ частнаго восходитъ къ общему, даетъ опредѣленный характеръ "отчаянной" дѣвушки, которая гадаетъ, подъ Крещенье, о своемъ суженомъ-ряженомъ.
   Наука дѣлаетъ сказку орудіемъ для изученія "фонетики". Почтенное дѣло. Но неужели же менѣе почтенна и благородна задача, поставленная себѣ Ремизовымъ? Если бы я былъ "собирателемъ-этнографомъ", Пришвинымъ или Ончуковымъ, "обработка" Ремизова меня радовала бы не меньше, нежели диссертаціи какого-нибудь филолога, который, на основаніи моего сборника, опредѣлилъ бы "особенности" тотемскаго говора.
   
   Много у насъ говорили о разрывѣ между интеллигенціей и народомъ, о неуваженіи интеллигентовъ къ родной старинѣ. Черносотенники любятъ приводить анекдотъ о намѣреніи "революціонеровъ" взорвать московскій Кремль и выстроить на его мѣстѣ "парламентъ". Любовь къ старинѣ считается до сихъ поръ привилегіей реакціонеровъ.
   У людей нециничныхъ такое лицемѣріе вызывало чувство отвращенія. Лучше совсѣмъ не знать русской старины, нежели знакомиться съ ней при посредствѣ уваровско-погодинскихъ очковъ.
   Но какъ только усиліями "анархистовъ", желавшихъ взорвать московскій Кремль, была завоевана хоть нѣкоторая свобода для изученія нашей старины, эта самая старина возродилась во всемъ блескѣ. Съ русскихъ иконъ соскоблена потемнѣвшая "олифа" г-дъ Покровскихъ и Успенскихъ, и онѣ засіяли своимъ великолѣпіемъ.
   Науку отъ свободы не отдѣлишь. И любовь къ старинѣ можетъ быть только свободной. Возрождается Аѳанасьевъ, русская сказка. Возрождаются "Словеса золотыя". Возродилось изученіе русской живописи, древней архитектуры. Книга "Ростовъ Великій и Угличъ" была немыслима какихъ-нибудь десять лѣтъ тому назадъ. Да что говорить о "старинѣ" Пушкина, Грибоѣдова, Некрасова, всю литературу XIX вѣка мы начинаемъ знать только теперь, и опять-таки благодаря усиліямъ людей, слывшихъ за ненавистниковъ "исторіи"...
   На послѣдней страничкѣ своей книги, А. М. Ремизовъ, съ благодарностью "поминаетъ" Василія съ Бѣлой Губы, старуху Тараеву, печники Глухова и всѣхъ, кто "сохранилъ намъ даръ русскаго народа".
   Будущія поколѣнія съ такой же, благодарностью помянутъ представителей поколѣнія сегодняшняго, которые такъ дружно и съ такой любовью возрождаютъ наши національныя сокровища.
   Помянутъ и тѣхъ "не помнящихъ родства" Василіевъ и Петровъ, которые завоевали русской наукѣ хоть нѣкоторую свободу любовнаго изслѣдованія родной старины.

"Пряникъ осиротевшим дѣтямъ", Петербургъ, 1916

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru