В пятницу, в девятом часу утра, скончался от кровоизлияния в мозг Сергей Сергеевич Боткин.
Смерть неожиданная для близких и, кажется, для самого покойного.
Он лечился от подагры. Был летом в Виши и говорил, что воды ему помогли. Осенью я видел его в Париже бодрым, веселым. Накануне смерти он ни на что не жаловался. В три часа ночи ему сделалось худо. Он потерял сознание. Наехали врачи. Но ничего сделать было нельзя. Не приходя в сознание, он скончался.
Покойный -- сын Сергея Петровича Боткина -- был профессором Военно-медицинской академии и почетным лейб-медиком -- словом, обладал всяческими "титулами".
Но мне хотелось бы сказать несколько прощальных слов не официальному профессору Боткину, а Сергею Сергеевичу, человеку, жившему полной жизнью, столь любившему русское искусство и много для него сделавшему.
С. С. был женат на Александре Павловне Третьяковой, дочери Павла Михайловича.
Жена его вскоре после смерти отца вступила в число членов совета Третьяковской галереи. К своим обязанностям она относилась всегда неформально, отлично сознавая ту ответственность, которая на ней лежит. Думается, что остальные члены совета "по выборам", не раз находили в ней помощь и серьезную поддержку. Покойный С.С. близко следил за деятельностью своей жены, разделял с ней ее заботы о галерее, так как сам искренне любил искусство.
Меценатом его назвать нельзя. Он не швырял деньгами, не делал эффектных жестов. Не заботился о том, чтобы украсить стены своей квартиры модными картинами.
Он просто любил красоту, ценил труд художника, радовался его творчеству.
Открытие какого-нибудь нового молодого таланта было для него самой первой радостью. Он жил надеждами художника, горевал его горестями.
И художники это чувствовали. Материально они от него не зависели, но тем более ценили его духовную поддержку. Они чувствовали в нем не только покупателя, коллекционера, но своего брата, товарища.
Ближе познакомиться с покойным мне пришлось в 1897 г., во время первых дягилевских выставок, в эпоху основания журнала "Мир искусства".
Теперь все "мироискусники" -- люди с весом, именем.
Кто будет сомневаться в таланте Серова, Коровина, Левитана -- этих старших богатырей "Мира искусства", кто не признает подлинными художниками Головина, Бенуа, Сомова, Бакста, Лансере, Грабаря и многих-многих других "младших богатырей" того времени.
Но тогда начинания молодых художников встречали всюду презрение и насмешки.
Боткин был один из тех, который сразу поверил в будущность "Мира искусства", и ни один из участников этого журнала, начавшего новую полосу в истории русского искусства, не забудет той поддержки, которую ему оказывал всегда бодрый, жизнерадостный Сергей Сергеевич.
Когда "Мир искусства" переживал тяжелые минуты, Боткин оказал и ему посильную материальную помощь, но опять-таки без шума, как-то незаметно и скромно.
Главная черта покойного была постоянная бодрость, неиссякаемая любовь к жизни. Он умел радоваться, умел всюду находить прекрасное, умел ценить великую, творческую силу жизни.
Несколько лет тому назад он приобрел небольшой дом-особняк около Таврического сада.
Надо было видеть, с какой любовью он его перестраивал в голландско-петербургском стиле Петровского времени, с какой почти детской душой размещал свои коллекции, расставлял старые, петровские стулья.
Казалось, что смерть страшно далеко он него, -- столько в нем было упора, столько связей с жизнью.
И вот теперь в любимой его столовой, где по стенкам стоят петровские стулья, которыми он так гордился, стоит стол с его телом.
Умер он утром, на первой панихиде было мало народа. На всех лицах какое-то недоумение: "Как, Сергей Сергеевич, у которого я третьего дня обедал?" Или: "Вчера, вечером, я здесь пил чай, он был веселый, бодрый". Никто не хотел верить в реальность самой обыкновенной вещи -- смерти.
Портрет работы И. Репина, 1906.
Впервые опубликовано: Русское слово. 1910. No 73. 31 марта.