Филимонов Владимир Сергеевич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Араб и Барышня
    Муж
    Скворец и Червяк
    Птичий мир
    Два чиновника
    Кум и Кума
    Дровосек и Соловей
    Волк и Крыса
    Кошка и Львица
    "Прохожий! не гордись, мой попирая прах..."
    Вопрос и ответ
    Экспромт
    От классиков - к Пушкину

   
   Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
   Л., "Советский писатель", 1977
   Русская басня. XVIII--XIX веков
   

В. С. Филимонов

   523. Араб и Барышня
   524. Муж
   525. Скворец и Червяк
   526. Птичий мир
   527. Два чиновника
   528. Кум и Кума
   529. Дровосек и Соловей
   530. Волк и Крыса
   531. Кошка и Львица
   

523. АРАБ И БАРЫШНЯ

             У нас на севере и летом и зимой
             Встречался с Барышней, красоткой молодой,
             Молодчик-хват, Араб, и ловкий, и проворный.
                       Бесследна встреча их была.
                       Та говорит: "Хорош, да черный!"
                       А тот: "Прекрасна, да бела!"
                       Но вот Амурова стрела
                       Обоих как-то вдруг задела.
                       Чудесна сила этих стрел:
                       От солнца дева -- загорела,
                       Араб от снега -- побелел!
             Бывало это встарь; случается и ныне,
                       Да только по другой причине:
             Сердец владыка днесь уж не Амур-стрелок,
                       А полновесный кошелек.
   
             1810
   

524. МУЖ

             У мужа доброго случилася жена
             И зла, и чванлива, и слишком прихотлива,
                                 Как смертный грех дурна
                                 И чересчур ревнива,
                       Ну, словом, точно сатана.
                                 Друзья из жалости о муже
             Твердят всё: "Разведись!" А муж кричит: "Боюсь!
                       Как разведусь, да как опять женюсь --
                                 Так не было б еще и хуже!"
   
             1843
   

525. СКВОРЕЦ И ЧЕРВЯК

                       Червяк сказал Скворцу:
                       "Ты -- в клетке, я -- свободен;
             Ты крылья опустил, не можешь вдаль идти,
             А я -- везде ползу, для кой-чего и годен..."
             Скворец ему в ответ: "Попробуй, полети!
             Я связан оттого, что я летать способен;
             Едва приметен ты -- тебе дают ползти".
   
             1843
   

526. ПТИЧИЙ МИР

             Конечно, удивить в наш век кого-нибудь
                                 Воздушным шаром -- труд напрасный;
                                 Теперь без шара в небо путь
                                 Открыт поэтам безопасный.
             Нет невозможного, особенно для басни.
             Хотите ль, например, в мир птичий заглянуть?
             Представьте, что во всем с людьми сравнялись птицы:
                                 Живут в обширных городах,
             Не только что писать -- печатать мастерицы;
                                 И недостатка нет в певцах:
             Поют элегии, сонеты, мадригалы,
             И свой театр у них, свои у них журналы.
             В журнальном птичнике, садов и рощ краса,
             Когда-то дивные бывали голоса,
             Певали птички всё отличные!.. А ныне?
             Я не был на небе, а слышал, что с тех пор,
             Как там и Кулики уж стали в певчем чине,
                                 Из птиц безгласных на отбор,
             Сычи лишь серые журналят на задор.
             Им проповедовать сполагоря в пустыне:
                       Скончалися три славных Соловья,
             Взвилася Иволга в далекие края...
             Малиновка, хоть петь большая мастерица,
                                 Да не журнальная то птица,
             И с ней же на беду плохой съякшался Стриж.
             Порою и теперь недурно свищет Чиж,
                                 Недурно щелкает Щегленок,
             Кой-где у Соловьев и новых голос звонок!
                       Но им ли петь по дудочке Сычей?
             Поют лишь про себя, вдали Сычиной стаи...
             С Сычами ж взапуски горланят Попугаи,
             Да тьма повыгнанных из клеток Снегирей,
                                 Тупоязычные Синицы,
                                 А хором правят две Совы,
             Без перьев, в пятнах все от ног до головы,
                                 Неугомонные сестрицы.
             В театрах птичьих тож, писатель зауряд,
             Один Журавлик взял их сцены на подряд,
             И к святкам, масленой им ставит в бенефисы
             Комедий жалких тьму и тьму забавных драм --
             И ниже критики и ниже эпиграмм.
             Актеры добрые и добрые актрисы,
             Не зная лучших птиц, пристали к Журавлю.
             И вот в искусстве им Журавль дает уроки:
             "Я с вами, -- говорит, -- барыш мой разделю:
             Хвалите вы меня, и я вас похвалю!"
                                 "Ура!" -- в райке кричат Сороки.
                                 "На сцену автора!" -- Грачи.
             Журавль сбирает с них посильные оброки,
             И славят Журавля журнальные Сычи.
   
                                 Не так идут дела людские,
             От каверз птичьих бог народ крещеный спас:
                                 У нас журналы не такие,
                                 И не такой театр у нас!
   
             1843
   

527. ДВА ЧИНОВНИКА

                       В суде под сению законов,
                       В числе чиновников-господ
                       Служил чиновник Сейионов
                       И с ним же вместе Этот-тот.
             Исчадья образец подьяческой породы,
             Из неучей строка приказная в судах,
                       Сей мастер был в былые годы
                       Писать, под титлом в крепостях,
             С размаху, с буквой е превычурное лето!
                       И скрепой славился в крючках,
                       И кудреватою пометой.
             В речах и на письме как бисер сыпал он
                       И сирень, и зело, и вяще,
             Понеже, дондеже, и абие, и аще!
                       Тот был в грамматике крещен,
                       Повит журналом и газетой,
                       Им первый звук был изречен:
                       Великолепнейшее это!
                                 Тому-сему
                       Его семь мудрецов учили,
                       За прилежание хвалили,
                       Дипломы выдали ему!
                       И Сей и Тот с значеньем равным
                       Бывали в равных должностях,
                       Но отличались самым главным:
                       Составом деловых бумаг.
                       Напишет Сей -- шероховато,
                       Но ясно, сметливо, умно!
                       Напишет Тот -- витиевато,
                       Но безотчетно и темно;
                       Сей кратко все дела и внятно,
                       Как деловедец, объяснял,
                       А Тот -- предолго, непонятно,
             Затем что он и сам тех дел не понимал.
             Когда б Сего равно, как Этого, учили,
             Так вышел бы юрист, наверно, из него;
             А вот из Этого, хотя в него долбили
             Науки всякие, -- не вышло ничего.
             Уж точно противни чиновники те двое:
                       В Сем без художества -- добро,
                       А в Том, художество -- худое.
   
                       Конечно, очень не хитро
                       Твердить наук номенклатуру
                       Лишь наизусть. Пожалуй, сдуру
                       В головку, где гнездится тьма,
                       Энциклопедию всю всучишь.
                       Но что ж наука -- без ума?
                       А ведь уму-то не научишь!
   
             1843
   

528. КУМ И КУМА

             История легко нам может доказать,
                                 Что басни были до Эзопа;
             А больше их еще осталось рассказать,
             Чем порассказано со времени потопа.
                                 Большой проказник мир земной!
                                 И всякий, верно, в том согласен,
             Что в нем с тех пор, как род размножился людской,
                                 Не проходило дня без басен.
             От крыш соломенных до каменных палат,
             С Парижа шумного до тихого Китая
                                 Запас для басенок богат!
             И вся-то наша жизнь -- не басня ли большая?
                                           Да какая!
             Вот басню мы на днях узнали про куму.
                                 Услужим ею кой-кому.
             Была у мужика, у кума Аввакума,
             Кума Наумовна, дочь мельника Наума.
                                 Кум жил с кумой, как брат с сестрой;
                       Но вдруг кума прогневалась на кума.
                                 А что ж виной вражды такой?
                                 Да кум куму обидел страшно:
             Шубенку у него подтибрил вор домашний,
                                 Так на шубенку у кумы
                                 Он денег попросил взаймы.
   
             Будь хоть поэт лихой, иль будь прозаик скромный,
             Будь сошка мелкая, будь знатный господин --
                       Всё деньги вам оселок пробный:
             Был другом куманек куме не год один,
             А с куманьком кума рассталась за алтын.
   
             1843
   

529. ДРОВОСЕК И СОЛОВЕЙ

             Поденщик, нехотя, рубил дрова в лесу,
                                 А соловей пел песню вольно, --
                       И дровосек постиг ее красу!
                                 "Поешь ты хорошо, бесспорно! --
                                 Сказал работник соловью.--
             Но кто же даст тебе за песню награжденье?"
             -- "Как? -- возразил певец. -- Награды ждать за пенье!
             Да я уж награжден за песенку мою:
                                 Мне весело, когда пою!"
   
             1843
   

530. ВОЛК И КРЫСА

             В деревне у одной помещицы зимой
                                 Стоял в сенях ларец большой,
             Весь кухонным битком набит запасом;
                                 Так пахло от него съестным:
                                 Копченой рыбой, свежим мясом,
             Дичиной жареной, вареньем медовым!
             В те сени раз врасплох забрались -- Волк голодный
                                           Да Крыса натощак.
                                           И хищнику овец,
             И хищнику сыров -- обоим есть угодно.
                                 Да как же взяться за ларец?
             Конечно, Крысы Волк гораздо посильнее,
             Но ведь не всё ж одной лишь силою возьмешь.
             А кто из них двоих окажется ловчее?
             Увидим. Жадный Волк щетинится, как еж;
             Вдруг налились глаза косые кровью,
                                 Махает загнутым хвостом,
             Глядит всё на ларец и с злобой, и с любовью;
             То ходит вкруг ларца, о крышу трется лбом,
                       То пробует ларец ногою сбоку,
                                 Вот рылом в доску -- заперто.
                                 Он так и так, он то и то,
                                           Но всё нет проку.
             А Крыса в уголку, поджавши хвост, сидит.
             Волк из сеней пошел сердит, надувши губы,
             И, Крысу издали заметя, говорит:
             "И ты, чай, слышь, туды ж, на ларчик точишь зубы?"
                                           -- "Где нам, Мышам,
                                           Мешать Волкам! --
             Пищала Крыса. -- Знать, не выпьешь глазом моря..."
             Волк, выйдя из сеней, прилег у стенки с горя.
                                 Но Волк лишь за порог,
                       А Крыса на ларец: ну грызть!
                                           Всё грызла, грызла,
                                 Да дверцы и прогрызла,
                  И скок в ларец, и прямо на творог!
             Тут масло, молоко, а тут калач, там сайка,
                       Икра, балык, с сигом пирог!
             Вот Крыса ну кутить! В ларце сама хозяйка!
                       И ест, и пьет, тарелки бьет,
                  Стучит, звенит, повсюду шнырит ловко,
                       То вверх скакнет, то вниз нырнет,--
                       Везде всё харч, в раю плутовка!
             Услыша Крысий шум, Волк в сени вдруг вбежал:
                  То воет, тычет лбом, то зубы стиснет --
             Всё ж Крысы не достать; так он браниться стал!
             Но что жив том? Ведь брань на вороту не виснет.
             Волк к дверцам у ларца поближе подошел,
             Да в дверцы не пройдет, от голода чуть дышит.
                                 А Крыса кушает, он слышит;
                                 Она пирует, ей раздол,
             И, пресыщенная, не просит Волка в гости;
             Обглоданной ему не кинет даже кости!
                                 Как варом волка обдает
                                 Неутолимое страданье,
                                 Яств лакомых благоуханье!
                                 Их чует нос, а зуб неймет.
             Кто басенку сию прочесть изволит с толком,
                                 То, без сомнения, поймет,
             Кто из людей похож на эту Крысу с Волком.
   
             <1857>
   

531. КОШКА И ЛЬВИЦА

             Вот Кошка вдруг котят народила десяток,
             И, чванясь чересчур приплодием большим,
             Так Львице говорит: "Взгляни-ка на ребяток,
             Как много их! А ты всё нянчишься с одним.
                                 Знать, с муженьком-то несчастлива.
             Тут Львица молвила: "Как ты чадолюбива! -
             Потом, с улыбкою на Кошку поглядев,
             Прибавила: -- Детьми, конечно, ты богата,
                                 Да дети-то твои... котята,
                       А у меня хоть сын один, да Лев!"
   
             <1857>
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Владимир Сергеевич Филимонов (1787--1858), оставивший весьма значительное по объему наследие в виде переводов, оригинальных стихотворений и романов, известен главным образом только по поэме "Дурацкий колпак" (1824--1828). Его первый сборник "Проза и стихи" (чч. 1--2, М., 1822), подводивший итог раннему творчеству и ь целом продолжавший жанровые традиции XVIII в., появился в годы победы литературного романтизма и прошел незамеченным. Переехав в 1825 г. в Петербург, Филимонов общается с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, А. Бестужевым, издает литературную газету "Бабочка" (1829--1830), навлекает на себя недовольство правительства запиской по крестьянскому вопросу. Но уже в 1830 г., привлеченный к процессу по делу о студенческом кружке Н. П. Сунгурова, он был выслан под надзор полиции в Нарву и таким образом изъят из литературной жизни. Органически войти в нее в 1840-е годы ему, очевидно, не удалось. Он почти не участвовал в журналистике, хотя стесненные обстоятельства заставляли его искать литературных заработков. Изданные им в последние годы жизни романы и повести не привлекли особого внимания. Басни, которые Филимонов писал всю жизнь, но которые наиболее полно собрал в книге "Басни Владимира Филимонова" (СПб., 1857), также оказались запоздалым, несвоевременным явлением. По общему характеру развернутого анекдотического рассказа и сатирической направленности они ближе всего стоят к басням и сказкам А. Е. Измайлова. Хотя сатира Филимонова и не была особенно глубока, сборник басен встретил цензурные препятствия и ряд стихотворений подвергся запрещению. Те басни Филимонова, которые создавались в 1840-е годы, отразили происходившую в эти годы утрату басней жанровой специфики. Басенная метафора сменяется в них прямой аллегорией, за которой читаются намеки на конкретные факты и лица. О Филимонове см. также в кн.: "Поэты 1820--1830-х годов", т. 1, "Б-ка поэта" (Б. с), 1972.
   523. Басни, с. 34, с пометой "Москва, 1810".
   524. Там же, с. 27, с пометой "Васильевский остров, 1843".
   525. Там же, с. 30, с пометой "Васильевский остров, 1843".
   526. Там же, с. 47, с пометой "Васильевский остров, 1843". Перечень певчих птиц представляет своеобразное подведение итогов литературной эпохи, к которой принадлежал Филимонов. Скончалися три славных соловья -- имеются в виду И. И. Дмитриев, А. С. Пушкин и, возможно, М. Ю. Лермонтов. Взвилася Иволга в далекие края -- В. А. Жуковский, в 1841 г. покинувший Россию и обосновавшийся в Германии. Малиновка -- скорее всего, В. Г. Бенедиктов, как правило печатавший свои стихотворения отдельными сборниками, но в конце 1830 -- начале 1840-х годов начавший сотрудничать в "Библиотеке для чтения" О. И. Сенковского. В середине 1830-х годов Бенедиктов был приятелем Филимонова (см.: В. Г. Бенедиктов, Соч., т. 1, СПб., 1902, с. VII). Порою и теперь недурно свищет Чиж. Возможно, имеется в виду И. А. Крылов, назвавший себя чижом в басне "Чиж и Еж". Две Совы -- Н. И. Греч и Ф. В. Булгарин. Писатель зауряд, один Журавлик -- скорее всего, Ф. А. Кони, плодовитый драматург и издатель-редактор журналов "Пантеон русского и всех европейских театров" и "Репертуар русского и пантеон всех европейских театров", изданий, дававших рецензии на русские спектакли; в журналах Кони сотрудничал Булгарин.
   527. Там же, с. 55, с пометой "Васильевский остров, 1843". Басня является откликом на спор между О. И. Сенковским и Н. И. Гречем о характере современного литературного языка, начавшийся в 1836 г. и продолженный в 1838 г.; он получил известность как полемика о "сих и оных". Сенковский, предсказывая неизбежное сближение письменного языка с разговорным, в собственной практике редактора журнала "Библиотека для чтения" широко применял просторечные формы, в частности местоимения "этот" и "тот" вместо обычных для литературного употребления "сей" и "оный". Греч, автор популярной нормативной грамматики, настаивал на относительной самостоятельности литературного языка и требовал сохранения традиционных грамматических и стилистических норм; наиболее подробную критику "вольностей" Сенковского Греч дал в брошюре "Литературные пояснения" (1838). Очевидной для современников подоплекой лингвистического спора была борьба Сенковского против Греча и Булгарина за преобладание в области журнальной, "торговой", литературы. Басня свидетельствует, что Филимонов равно отрицательно относился к действующим лицам спора, нашедшего широкое отражение в полемической литературе 1830-х годов. Кроме многочисленных эпиграмм, сатир и пародий существуют также водевиль К. П. Бахтурина "Сей и оный", метивший в Сенковского и поставленный на сцене (1839), и "Кукольная мелодрама" К. П. Масальского "Сей и этот, или Вражда двух братьев" (опубл. 1848). Стихотворение Филимонова, видимо, связано с появлением в альманахе Н. Кукольника "Новогодник" (1839) отрывка из автобиографической статьи Греча "Воспоминания юности". Здесь Греч рассказывал о своем определении в Юнкерскую школу при Сенате для подготовки чиновников, знакомых с юриспруденцией. Отсюда в басне изображение Греча как чиновника старых времен, приверженца "приказного", канцелярского слога и замечание, что "вышел бы юрист, наверно, из него". Греч, журналист и одновременно преподаватель русского языка и словесности, действительно служил "в равных должностях" с Сенковским, профессором арабского и турецкого языков Петербургского университета. Сенковский был высокообразованный для своего времени человек, получивший образование в Виленском университете и пополнивший его во время путешествия в Сирию и Египет, на Восток (в "страну мудрецов"); он числился почетным членом ряда ученых обществ. Характеризуя Сенковского ("Этот-тот"), Филимонов делает намеки на замысловатый орнаментализм стиля, господствовавший в статьях "Библиотеки для чтения".
   528. Там же, с. 60, с пометой "Васильевский остров, 1843".
   529. Там же, с. 119, с пометой "Васильевский остров, 1843".
   530. Там же, с. 106. Первоначальный вариант басни подвергся авторской переработке в связи с запрещением цензором В. Бекетовым (цензурное дело, ЦГИА) следующих стихов:
   
   Вот точно так плохой
   Палаты председатель
   При подписи бумаг от зависти шипит,
   Когда проворный заседатель
   Под носом у него просителей щечит.
   
   531. Там же, с. 112. По данным цензурного дела (см. примеч. 530), первоначальный вариант басни, запрещенный цензором, кончался стихами:
   А если б кошке той случилось в лапы Историю людскую брать, Могла бы львице так сказать: "Да ведь не все же львы-то Папы!"
   Намек на часто принимаемое римскими папами имя Лев. На сюжет басни Бабрия "Свинья и львица".
   

Русская эпиграмма второй половины XVII -- начала XX в.

   

В. С. Филимонов

   

719. "Прохожий! не гордись, мой попирая прах..."

             Прохожий! не гордись, мой попирая прах;
                                   Я дома -- ты в гостях.
   
             1813 Охотск
   

720. ВОПРОС И ОТВЕТ

             Скажите: отчего, как бы назло природе,
             Когда писать у нас как будто стало в моде,
             Когда писателей размножилось число
             И книжки завелись -- журналы хуже стали?
             На трудный сей вопрос мы просто б отвечали!
             Журналы издавать искусством почитали,
                             А ныне чтут за ремесло.
   
             <1829>
   

721. ЭКСПРОМТ

             Читая брань иных писак,
             В них видя злобу, а не шутку,
             "Смешно, -- сказал один чудак, --
             Они идут с Парнаса -- в будку".
   
             <1829>
   

722. ОТ КЛАССИКОВ -- К ПУШКИНУ

             Романтики кричат: вам дар небесный дан!
             Но вы небесный дар во зло употребили:
                          Гречанку, Ленского сгубили;
             Ввели нас в общество Разбойников, Цыган;
                         Взмутили кровию Фонтан;
             Черкешенку в водах как будто утопили...
                        Нет! мы не любим так писать;
             Мы, классики, своих героев не морили:
             Но жаль -- не любят нас читать.
   
             <1829>
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Владимир Сергеевич Филимонов -- воспитанник Московского университета, в 1813--1814 гг. участник заграничных походов. Литературная деятельность Филимонова началась в 1804 г. при содействии Жуковского. Итогом его раннего творчества явился сб. "Проза и стихи" (М., 1822), в который включены послания, басни, песни, любовные стихи в жанре "легкой поэзии". Широкую известность Филимонов получил после выхода в свет в 1828 г. первой части его поэмы "Дурацкий колпак", вызвавшей благожелательный стихотворный отклик Пушкина. В 1829--1830 гг. Филимонов издавал газету "Бабочка", которая противопоставляла себя "торговому" направлению в литературе. Подробнее о Филимонове см. биогр. спр. В. Э. Вацуро. -- В кн.: "Поэты 1820--1830-х годов", т. 1, БП, 1972, с. 135--137. Подпись Филимонова: N. N.
   719. "Амфион", 1815, No 3, с. 74, подпись: N. N.
   720--722. "Бабочка", 1829, 12 января, с. 15; 19 января, с. 23; 20 марта, с. 94; всюду подпись: N. N. 721. В будку. Имеется в виду полицейская будка; здесь намек на причастность к доносам. 722. Гречанка -- героиня одноименного стих. А. С. Пушкина.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru