Слово по освящении храма Святаго Духа на Московском Даниловском кладбище
(Говорено сентября 25 дня; напечатано в Христианском Чтении 1832 года и в собраниях 1835, 1844 и 1848 г.)
1832 год
Благодать даяния пред всяким живым (да будет), и над мертвецем не возбрани благодати. (Сир. VII. 36).
Радоваться на кладбище, правда, не очень у места: однако я не колеблюсь признаться, что с радостию нахожусь ныне на сем месте, куда в продолжении многих лет множество людей ежедневно приносит свои печали.
Радуюсь, помышляя о снисхождении благодати Божией, которая сего новаго, верою ей предлагаемаго, жилища не отвергла; потому что благоволила совершиться освящению онаго по чину святыни.
Радуюсь, помышляя о сем храме, вместо ветхаго новом, вместо близкаго к разрушению увековеченном, вместо скуднаго и малоудобнаго благоустроенном и благолепном.
Радуюсь, воспоминая в вере и уповании преставльшагося раба Божия, который принес мне первую заботу о недостаточном устройстве бывшаго здесь храма, и еще двух подобных, и вверил нескудныя для каждаго из трех даяния, с такою при том строгою осторожностию, да "не увесть шуйца, что творит десница" (Мф.6:3), -- что и не означенное именем его собственноручное писание о сем деле истребовал от меня назад, чтобы почерк руки не обнаружил его пред человеками. Возлюбившая благолепие дому Бога своего, душа! Бог видит твое имя, котораго я не произношу, повинуясь твоему завещанию: и да сохранит оное в книге живота; да украсит оное на небеси славою, без сомнения лучшею, нежели та, от которой ты благоразумно скрывался на земли; да скажет тебе там, где ты у Него почиваешь, что добрая мысль твоя не осталась без дела, и что даяние твое встретилось и с добрыми руками, и с обилием других даяний, так что добрый плод превысил добрую надежду.
Радуюсь, помышляя о всяком рабе Божием, мало ли, много ли, по силе споспешествовавшем созданию и украшению сего храма и наипаче о понесшем все попечение и труд сего устроения. -- И для чего же не сказать иногда что нибудь в Церкви о некоторых частных людях, если только не по человеческим видам сказать желается? -- Незнатная женщина была та, которая помазала благовонным миром главу Господа Иисуса; и сие дело ея, по видимому, было простое, женскому образу мыслей свойственное: однако, за доброту ея намерения, Господь тогда же повелел о ней и деле ея говорить в Церквах всего мира. Можно говорить в Церкви о том, что делается для Бога и Церкви. -- Что же радостно мне, при мысли о устроителе храма сего? -- Не только то, что он щедро послужил здесь Богу стяжанием и трудом, но и в особенности, что вступил в сие дело тогда, как не был к оному привлекаем никакою нуждою, никакою обязанностию; -- тогда, как имел уже на своем попечении другой храм; -- тогда, как обнаруженная некоторыми холодность к сему делу представляла неблагоприятный пример, и мы, искавшие помощи оному, оказались было безпомощными. Не говорю о сем яснее потому, что ни на кого не только жаловаться, но и в мыслях моих сетовать не желаю: Бог да наставит на лучшее всех нас; Церкви же Своей Он верно не оставит без благопотребной во время помощи, как сказал я относительно к сему храму еще в минуты безпомощности, и как, по благости Божией, на деле оказалось.
Радуюсь, думая о бедных и безпомощных братиях наших, которые при сем храме обретают себе и жилища новоустроенныя, и средства к постоянному призрению оных уготованныя, с тем же свободным доброхотством, которое действовало в созидании храма.
Сказав сие, с моей стороны -- по долгу благодарности, для других -- в утешение и назидание, прибавлю для добродеющаго в Церкви: да не приложит он сердца своего к человеческой похвале, если слышит или услышит ее; да не восприимет мзды человеческой, суетной и ничтожной, за то, что делал для Бога, истиннаго и вечнаго Мздовоздаятеля; да возрадуется с нами, но не о себе, а о Господе, который благословил его и стяжанием, и намерением добраго употребления онаго, и благопоспешным исполнением намерения.
Наконец, радуюсь я теперь, думая и о усопших братиях наших, зде лежащих. Ибо если не напрасно благочестивая древность ввела в обычай, чтоб они полагаемы были при Церкви; если есть для них польза от приносимых здесь за них молитв и великой безкровной Жертвы: то мне мнится, что и они вместе с нами празднуют, когда здесь молитвы и жертвоприношения о них возобновлены, распространены на три олтаря, упрочены.
А что есть душам усопших польза от совершаемых за них молитв и жертвоприношений, о том не будет здесь неуместно сказать несколько слов, ради общаго нашего утешения и назидания.
Есть в Христианстве люди, которые сами себя лишают утешения молиться за усопших. Какие это люди? -- Без сомнения те, которые, приметным или неприметным для себя образом, больше любят умствовать, нежели веровать. Почему не приемлют они молитв за усопших? -- Не видно другой тому причины, кроме той, что не понятно, как действие молитвы простираться может так далеко, -- даже из одного мира в другой, из видимаго в невидимый.
Человека, разсуждающаго таким образом, спросил бы я: понятно ли обыкновенному разуму действие молитвы человека живущаго за другаго живущаго, -- особенно если молитва приносится за отсутствующаго, или же и за присутствующаго, но приносится для испрошения чего либо нравственнаго и духовнаго, как-то: прощения грехов, исправления от пороков, укрощения страстей, просвещения, утверждения в добродетелях? Две души, каждая с своим собственным умом, волею, склонностями, свободою, не суть ли одна для другой два отдельные мира, -- отдельные тем более, что преграждены телами? Как же молитва одной простирает свое действие на другую?
Пусть отвечают на сии вопросы, как хотят. Если возмутся изъяснить, как отдельность существа и свободы не мешает действовать молитве за живых: сим самым изъяснится, как таже отдельность не мешает молитве за усопших. Если скажут, что действие молитвы за живых возможно, хотя неизъяснимо разумом; то я скажу: не отвергайте же и действия молитвы за усопших потому только, что оно неизъяснимо, или таковым кажется.
А по моему мнению, в предметах веры безопаснее то, чтобы меньше умствовать, а более верить, и утверждаться не на мудровании собственном, а на Слове Божием. Слово же Божие говорит: "о чесом помолимся, якоже подобает, не вемы". Следственно по разуму, без благодати, не знаем, можно ли молиться за кого нибудь. "Но сам Дух, -- продолжает Апостольское слово, -- "ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными" (Рим. VIII. 26), в молитве каждаго, по его состоянию особенной; и тот же Дух, для общаго руководства в молитвах, наипаче общественных, явственно изрекает, о чесом подобает молитися. Например: "молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки" (1Тим. II. 1). Еще: "аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти; да просит, и даст ему живот, согрешающим не к смерти. Есть грех к смерти; не о том, глаголю, да молится" (1Иоан. V. 16). И еще: "молитеся друг за друга, яко да изцелеете. Много бо может молитва праведнаго поспешествуема" (Иак. V. 16). Послушаем еще, как Святый Апостол Павел и молится за других, и требует молитвы других. "Молимся всегда о вас, -- пишет он к Солунянам, -- да вы сподобит званию Бог наш и исполнит всяко благоволение благости, и дело веры в силе, яко да прославится имя Господа нашего Иисуса Христа в вас, и вы в Нем, по благодати Бога нашего и Господа Иисуса Христа" (2Сол. 1:11--12). И далее в том же послании: "прочее, молитеся о нас, да слово Господне течет и славится, якоже и в вас" (2Сол. 3:1). И в другом послании: "всякою молитвою и молением молящеся во всяко время духом, и в сие истое бдяще во всяком терпении и молитве о всех святых и о мне, да дастся ми слово во отверзение уст моих, с дерзновением сказати тайну благовествования, о немже посольствую во узах" (Еф. 6:18--20).
Не собирая более свидетельств Священнаго Писания о молитве вообще, как о деле известном, приложим к особенному предмету настоящаго размышления те свидетельства, которыя доселе приведены.
Если мы не знаем, о чем молиться; а для вразумления нашего незнания дано нам Священное Писание, "могущее умудрити во спасение", даже до того, что "совершен будет Божий человек на всякое дело благое уготован" (2Тим. III. 15--17): то от премудрости и благости Духа Божия, изглаголавшаго сие Писание, надлежит ожидать, что оно не только удовлетворительно наставит нас, о чем молиться, но и предохранит запрещениями, чтобы нам не молиться о том, о чем молитва была бы не угодна Богу. Чаяние сие оправдывается самым делом. Теперь же видели мы, как Священное Писание, заповедуя молитву "за вся человеки", от молитвы, Богу не угодной и человекам не полезной, предохраняет верующаго запрещением: "есть грех к смерти; не о том, глаголю, да молится". Из сего следует, что если о молении за усопших и нет в Священном Писании особенной, определительной заповеди, а выводится оное только из понятий и заповедей о молитве, более общих; но если притом нет против сего моления в Священном Писании никакого запрещения, как и действительно нет: то самое сие незапрещение, самое молчание Священнаго Писания есть уже доказательство того, что моление за усопших Богу не противно, и человекам не безполезно.
Охотник до сомнений спросит: не излишне ли молиться о тех, которые умерли с верою и упованием? -- Ответствую: не излишне ли, по видимому, молиться о Святых? Однако, Святый Павел велит молиться "о всех святых". Не излишне ли молиться о Апостолах, которые суть распространители благодати на всех прочих, и первые из Святых в Церкви: "положи Бог в Церкви первее Апостолов" (1Кор. XII. 28)? Однако Апостол Павел требует, чтобы молились о нем и не Апостолы, и притом тогда, как он уже приближался к венцу за подвиги Апостольства. Есть молитва в пользу самого Евангелия: "да слово Господне течет и славится", хотя Евангелие само есть "сила Божия во спасение всякому верующему" (Рим. I. 16): -- можно ли бояться излишества в молитве за верующих?
Или, спросят, -- не тщетна ли молитва за умерших во грехе? -- Ответствую: тщетна -- за умерших во грехе смертном, смертию духовною, и в сем состоянии постигнутых смертию телесною, -- за тех, которые внутренно отпали от духовнаго тела Церкви Христовой и от жизни по вере, своим неверием, нераскаянностию, решительным и конечным противлением благодати Божией. Где просвещенному и безпристрастному оку явны признаки сей горькой смерти; там нет места утешению молитвы: "есть грех к смерти; не о том, глаголю, да молится". -- Но что может сделать молитва "о брате, согрешающем грех не к смерти"? Может "дать ему живот". Неужели и умершему телесно? -- Святый Иоанн, котораго словами теперь мы руководствуемся, не говорит: "да"; но не говорит и -- "нет". Он не запрещает молиться о умершем, тогда как запрещает молиться о грешнике отчаянном и безнадежном.
Всепроницательная премудрость Божия, в Божественном Писании, не провозглашает довольно громко заповеди молиться за усопших, может быть для того, чтобы в надежде на сие {В отд. изд. и в собр. 1835 и 1844 годов, здесь вставлено слово: поздное...} пособие, не обленились живущие, ранее телесной смерти со страхом свое спасение соделовать. Но когда и не возбраняет сего рода молитв: не то ли сие значит, что еще позволяет бросать, хотя не всегда решительно надежную, но иногда, и может быть часто, благопомощную вервь, отторгшимся от брега жизни временной, но недостигшим вечнаго пристанища душам, которыя между смертию телесною и последним всемирным судом Христовым, зыблются над бездною {В отд. изд. и в собр. 1835 и 1844 годов, вставлены слова: то возникая верою, то тяготея делами, ей несообразными...}, то возвышаясь благодатию, то низводясь останками поврежденной природы, то восторгаясь Божественным желанием, то запутываясь в грубой, еще не совсем совлеченной, одежде земных помышлений?
И вот, может быть, почему моление за усопших издревле существовало и существует в Церкви, не как торжественно возвещенный, существенный член веры и строгая заповедь; но как благочестивое предание и обычай, всегда поддерживаемый свободным послушанием веры, и частными духовными опытами. Приведем на сие некоторыя свидетельства.
"Благодать даяния, -- пишет Сын Сирахов, -- пред всяким живым да будет, и над мертвецем не возбрани благодати" (Сир.7:36). Что значит здесь "благодать даяния"? Если это дар олтарю; то слова: "над мертвецем не возбрани благодати", очевидно значат: принеси жертву по усопшем, или, что тоже, молись за усопшаго. Если же кто хочет признать более вероятным, что "благодать даяния" значит благотворение бедному; то слова: "над мертвецем не возбрани благодати", будут значить: подай милостыню в память усопшаго. Ту ли другую ли мысль имел Сын Сирахов: оне обе предлагают одно, им общее основание, -- то, что живущий может и должен делать добрыя и душеполезныя дела ради усопшаго.
В истории Маккавеев находим именно жертву и молитву за усопших. Иуда принес оную за воинов, умерших во грехе взятия военной добычи "от даров идольских", которыми благочестивый не должен был осквернять рук своих (2Мак. XII. 39--46).
С тех пор, как образовалось общественное Богослужение Христианское, моление за усопших пошло в оное, как часть, постоянно к составу онаго принадлежащая. Свидетельствуют о сем все древния чиноположения Божественной Литургии, начиная от литургии Святаго Иакова, брата Господня. Посему нет никакого сомнения, что моление за усопших есть предание Апостольское.
"Аще и грешен отъиде, -- говорит Святый Златоуст, -- елико возможно есть, помогати достоит: обаче не слезами, но молитвами, и мольбами, и милостынями и приношениями. Не просто бо сия умышлена Быша, ниже всуе творим, память о отшедших в Божественных тайнах, и о них приступаем, молящеся Агнцу лежащему, вземшему грех мира, но да отсюду будет им некая утеха. Ниже всуе предстояй жертвеннику, страшным тайнам совершаемым, вопиет: о всех во Христе усопших и памяти о них совершающих" (на 1 Посл. к Кор. бесед. 41). И далее говорит: "не ленимся убо отшедшим помогающе, и приносяще о них молитвы. Ибо общее лежит вселенныя очищение. Сего ради благонадежно о вселенней молимся тогда, и с мучениками, со исповедниками, со священниками именуем их. Ибо едино тело есмы вси, аще и светлейшия суть уды удов. И возможно есть отвсюду прощение им собрати, яко то от молитв, от приносимых за них даров, от святых с ними именуемых".
"Благочестивейший Государь, -- пишет Евсевий о Константине Великом, -- избрал местом своего погребения Церковь Апостолов, созданную им в Константинополе, в надежде участия в молитвах, совершаемых там в честь сих Святых, и для того, чтобы соединясь в Церкви с народом Божиим, сподобиться иметь участие в Божественной службе, в таинственной жертве, в молитвах верующих, даже и после смерти своей" (О жизн. Конст. кн. IV. гл. 71). --
"Не должно отрицать, -- говорит блаженный Августин, -- что души усопших, от благочестия ближних живущих получают отраду, когда за оных приносится жертва Ходатая, или творима бывает милостыня в Церкви: но сие полезно только тем, которые в жизни заслужили то, чтобы им сие после было полезно" (О вер. над. и люб. гл. 110).
Святый Григорий Двоеслов представляет примечательный опыт действия молитвы и жертвоприношений за усопшаго, случившийся в его монастыре. Один брат за нарушение обета нестяжания, в страх другим, лишен был по смерти Церковнаго погребения и молитвы в продолжении тридцати дней; а потом из сострадания к его душе, тридцать дней приносима была безкровная Жертва с молитвою за него. В последний из сих дней усопший явился в видении оставшемуся в живых родному брату своему, и сказал: "доселе худо было мне, а теперь уже я благополучен; ибо сего дня получил приобщение" (Бесед. кн. IV. гл. 55).
Но остережемся, чтоб после некраткаго священнослужения, не продлить слова до утомления. Для внимательных довольно сказаннаго, чтобы каждый подтвердил себе следующия, не незнакомыя, но нередко забываемыя правила:
Первое: молись за усопших с верою и надеждою милосердия Божия.
Второе: не живи сам небрежно, а старайся чистою верою и неотлагательным исправлением от грехов, упрочить себе надежду, что и за тебя, по твоей кончине, молитвы принесут душе твоей отраду, и помогут ей в достижении вечнаго покоя и блаженства в Боге, присно блаженном и препрославленном во веки. Аминь.