Фаминцын Андрей Сергеевич
Современное естествознание и психология

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава четвертая.

   

СОВРЕМЕННОЕ ЕСТЕСТВОЗНАНІЕ И ПСИХОЛОГІЯ.

Академика А. Фаминцына.

(Продолженіе *).

*) См. "Міръ Божій", No 3, мартъ.

Глава четвертая.

   Высказанное мною въ предыдущей главѣ отрицательное отношеніе къ современной критической философіи, единственной въ своемъ родѣ наукѣ, поставившей себѣ цѣлью критически разслѣдовать и обосновать теорію познанія, несомнѣнно должно возбудить въ читателѣ совершенно естественное желаніе, взамѣнъ отвергнутаго, получить указаніе на болѣе надежную исходную точку, при разслѣдованіи основъ теоріи познанія и природы нашей психики.
   Обстоятельства случайно сложились такъ счастливо, что мнѣ представляется возможнымъ, до извѣстной степени, удовлетворить желаніе читателя.
   На нашихъ глазахъ происходитъ быстрый и полный метаморфозъ психологіи; изъ науки почти исключительно умозрительной, она превращается въ науку опытную, порвавъ послѣднюю связь съ метафизикой. Первые рѣшительные шаги въ этомъ направленіи были сдѣланы двадцать лѣтъ тому назадъ. Вундтъ въ Германіи и Шарко во Франціи повели психологію по новому пути; Шарко своими изслѣдованіями о гипнозѣ у истеричныхъ, Вундтъ -- основаніемъ въ Лейпцигѣ спеціальнаго кабинета для работъ по экспериментальной психологіи. Въ отличіе отъ прежней психологіи, возникающей, новой, дали названіе психологіи эксперименталѣной.
   Вотъ какими словами характеризуетъ ее Бинэ {Бинэ. "Введеніе въ экспериментальную психологію", (русскій переводъ).}:
   "Психологія окончательно организовалась въ отдѣльную и независимую науку. Въ настоящее время она представляетъ собраніе научныхъ изысканій, которыя до нѣкоторой степени имѣютъ значеніе уже и сами по себѣ, въ родѣ изысканій по ботаникѣ и зоологіи; она какъ бы выбралась на просторъ изъ груды смутныхъ, еще плохо выясненныхъ знаній, называемыхъ философіей; она перерѣзала нить, связывавшую ее до этого времени съ метафизикой.
   Экспериментальная психологія независима отъ метафизики; но она не исключаетъ метафизическихъ изысканій. Сама она не предполагаетъ никакого опредѣленнаго рѣшенія великихъ проблемъ жизни и души, сама по себѣ она не имѣетъ никакихъ стремленій спиритуалистическихъ, матеріалистическихъ или монистическихъ; она наука о фактахъ природы и больше ни о чемъ".
   Экспериментальная психологія, которой посвятилъ свою статью Бинэ, есть лишь малая часть современной экспериментальной психологіи; эту малую часть, разрабатываемую въ такъ называемыхъ психологическихъ, кабинетахъ, принимаютъ, обыкновенно, за цѣлое, совершенно игнорируя несравненно болѣе существенную часть экспериментальной психологіи, занимающуюся разслѣдованіемъ гипнотизма. Это недоразумѣніе объясняется слѣдующимъ образомъ: школа Шарко, которой принадлежать капитальныя работы надъ гипнозомъ, искусственнымъ образомъ и совершенно произвольно ограничила свою задачу разслѣдованіемъ гипнотическихъ явленій лишь у истеричныхъ больныхъ, въ особенности у больныхъ тяжелой формой истеріи; сообразно съ этимъ и гипнотизмъ изучался Шарко и его школой, съ точки зрѣнія разстройствъ моторныхъ и сенсорныхъ центровъ, и включенъ какъ часть въ психологію болѣзненныхъ явленій. Разслѣдованія по гипнозу поэтому исключены и Бинэ (изъ школы Шарко) въ его книжкѣ, посвященной исключительно экспериментальной психологіи въ собственномъ смыслѣ этого слова (по Бинэ), какъ не входящей въ программу изслѣдованій психологическихъ кабинетовъ.
   Я постараюсь доказать посредствомъ вѣскихъ фактовъ, что этотъ взглядъ (школы Шарко) одностороненъ, и что съ полнымъ правомъ можно разсматривать гипнотизмъ, какъ отдѣлъ экспериментальной психологіи и притомъ гораздо болѣе важный чѣмъ первый, по глубинѣ" интересу разрѣшаемыхъ имъ задачъ и раскрываемыхъ явленій жизни.
   Физіогномія каждаго изъ этихъ отдѣловъ экспериментальной психологіи обрисовывается совершенно отчетливо нижеслѣдующими данными.
   Въ составъ экспериментальной психологіи въ собственномъ смыслѣ этого слова входятъ:
   Ученіе объ ощущеніяхъ, движеніяхъ, памяти и продолжительности психическихъ актовъ; это части психологіи, наиболѣе успѣшно разрабатываемыя при помощи опытнаго метода. Изъ нихъ лучше всего разслѣдованы внѣшнія ощущенія. Различая два рода памяти: самодѣятельную и умышленно вызванную, разслѣдуютъ относительно каждой изъ нихъ: а) въ какой степени ощущеніе сохраняется памятью, б) какія могутъ быть разстройства воспоминанія, в) какія вліянія дѣйствуютъ на сохраненіе памяти, г) число воспоминаній, которыя могутъ быть пріобрѣтены въ извѣстный промежутокъ времени, д) качество воспоминаній, е) сравненіе воспріимчивости и прочихъ качествъ образовъ, словеснаго, зрительнаго и слухового; ж) прочность воспоминаній. Сюда же относятся раслѣдованія по психометріи (заключающія измѣренія состояній сознанія и изображеніе ихъ цифровыми данными), и по психофизикѣ -- т.-е. измѣренія съ одной стороны, интензивности раздраженія, а съ другой -- ощущенія, вызываемаго измѣреннымъ раздраженіемъ.
   Преимущественно для психометрическихъ и психофизическихъ разслѣдованій и потребовалось устройство спеціально приспособленныхъ кабинетовъ, снабженныхъ тонкими приборами и подходящимъ помѣщеніемъ.
   Число психологическихъ кабинетовъ пока еще очень ограничено. Первый изъ нихъ былъ основанъ Вундтомъ въ Лейпцигѣ въ 1878 году. Съ того времени начали устраиваться подобные кабинеты и въ другихъ городахъ Европы, гдѣ ихъ насчитываютъ въ настоящее время до 16; въ Америкѣ число ихъ достигаетъ до 27.
   При всемъ уваженіи къ разслѣдователямъ перечисленныхъ вопросовъ, нельзя отрицать, что интересъ получаемыхъ результатовъ ими мельчаетъ приблизительно въ отношеніи обратнопропорціональномъ возрастанію ихъ точности. Сами изслѣдователи сознаются, что на многіе изъ вопросовъ получаются отвѣты лишь болѣе или менѣе гадательные, даже при громадномъ количествѣ, потребныхъ для нихъ опытовъ. Но если и предположить всѣ разрабатываемые въ настоящее время въ психологическихъ кабинетахъ вопросы окончательно рѣшенными, то и тогда прибыль нашего знанія о психикѣ оказалась бы весьма незначительной. Претензіи современныхъ психологовъ-экспериментаторовъ по истинѣ могутъ быть названы болѣе чѣмъ скромными. Особенно ярко выступаетъ справедливость сказаннаго, при сравненіи этихъ вопросиковъ лилипутовъ съ грандіозными, захватывающими духъ результатами, уже полученными при гипнотическихъ разслѣдованіяхъ.
   Послѣдними мы исключительно обязаны французскимъ ученымъ; разслѣдованія по этому предмету -- ключъ къ сокровищницѣ нашихъ познаній о психикѣ; здѣсь кроется золотоносная руда для будущихъ психологовъ {Источниками при изложеніи гипнотизма послужили мнѣ слѣдующіе сочиненія:
   1) Бернгеймъ. "О внушеніи" (русск. переводъ 1887 г.).
   2) Бехтеревъ, В. М. "Нервныя болѣзни въ отдѣльныхъ проявленіяхъ". 1894.
   3) Бони. "Гипнотизмъ". (Русск. переводъ 1889).
   4) Вундтъ. "Гипнотизмъ и внушеніе". 1892. (русскій переводъ).
   5) Гиляровъ. "Гипнотизмъ по ученію школы Шарко и психологической школы". 1894 г.
   6) Кирилловъ, В. "Современное состояніе вопроса о гипнотизмѣ". 1893.
   7) Тархановъ. И. О. "Гипнотизмъ, внушеніе и чтеніе мыслей". 1886.
   8) Форель. "Гипнотизмъ, его значеніе и примѣненіе". (Русск. переводъ 1890).}.
   Въ виду выдающейся важности разслѣдованій надъ гипнозомъ и внушеніемъ, для разбираемаго мною вопроса, я постараюсь выяснить результаты и значеніе ихъ для психологіи, какъ области, на которой, по крайнему моему убѣжденію, въ недалекомъ будущемъ сосредоточится единодушный натискъ психологовъ и физіологовъ; богатая добыча не заставитъ себя ждать, особенно, если всѣ эти силы будутъ направлены единодушно, согласно строго обдуманному плану.
   Прежде чѣмъ приступить къ изложенію опытовъ по гипнозу, считаю своимъ долгомъ обратить вниманіе читателей на то, что, по единогласному свидѣтельству лицъ, занимавшихся гипнотическими опытами, признается крайне опаснымъ занятіе ими людьми, не подготовленными къ этому спеціальнымъ образованіемъ. Совершенно непозволительно заниматься ими ради забавы, такъ какъ при этомъ можетъ быть причиненъ загипнотизированному лицу вредъ, не легко поправимый. Легкомысленное отношеніе къ опытамъ надъ гипнозомъ заслуживаетъ не меньшее порицаніе, какъ и вивисекціи въ неумѣлыхъ рукахъ: и тѣ, и другія, когда производятся не съ строго научной цѣлью, могутъ возбудить, во всякомъ добропорядочномъ человѣкѣ, лишь ужасъ и отвращеніе.
   Разслѣдованіемъ гипнотизма занимаются во Франціи двѣ соперничествующія между собою школы: школа Шарко въ Парижѣ и психологическая школа въ Нанси. Обѣ школы очень многое сдѣлали для выясненія явленій гиппонизма, такъ что трудно рѣшить, за которой изъ нихъ признать первенство; обѣ обнародовали весьма любопытныя розысканія по этому предмету, Наиболѣе существенное различіе между ними сказывается въ томъ, что школа Шарко, сближая гипнотизмъ съ истеріей, изучаетъ его только у истеричныхъ, и притомъ у больныхъ тяжелой формой истеріи (grand hypnotisme), между тѣмъ какъ школа Нанси обогатила насъ превосходными изслѣдованіями надъ гипнотическими явленіями у нормальныхъ людей, и притомъ не только въ состояніи гипноза, но и во время бодрствованія; она сближаетъ внушеніе, вызываемое гипнотизеромъ, съ самовнушеніемъ, а послѣднее съ понятіями о мистицизмѣ, привычкѣ, рефлексахъ и автоматизмѣ и какъ бы подводитъ насъ къ наиболѣе сокровенному тайнику нашей жизни.
   Сообразно взгляду на гипнотизмъ, каждая изъ этихъ школъ даетъ ему своеобразное опредѣленіе. Школѣ Шарко свойственно стремленіе свести, если не всѣ явленія гипноза, то часть ихъ, къ элементарнымъ физическимъ силамъ, безъ всякаго участія психики; она допускаетъ прямое гипнотическое дѣйствіе металловъ и магнитовъ на нервную систему, признаетъ явленіе перенесенія паралича, каталепсіи, анзстезіи съ одной стороны тѣла на другую подъ вліяніемъ магнита, вѣритъ въ возможность непосредственнаго раздраженія локализированныхъ центровъ мозговой коры поглаживаніемъ кожи головы и др.
   Почти все заимствованное мною, изъ этихъ источниковъ, приведено дословно.
   Рише, изъ школы Шарко, опредѣляетъ сообразно этому гипнотизмъ, какъ совокупность состояній нервной системы, вызванныхъ искусственными пріемами. Гипнотизмъ, по опредѣленію этой школы, есть неврозъ.
   Школа Нанси признаетъ лишь вызываніе гипноза внушеніемъ, отрицая всѣ остальные пріемы, рекомендуемые школой Шарко. По Форелю (школа Нанси) неточное и неопредѣленное понятіе о гипнотизмѣ слѣдуетъ замѣнить понятіемъ о внушеніи.
   Для насъ особенно интересно, что весьма многіе люди подчиняются, гипнозу. Въ общемъ, по Бони, можно считать, что число ихъ доходитъ до 90%.
   Въ этомъ же смыслѣ высказываются и ближайшіе помощники Шарко, именно Бурневилль и Рейверъ.
   Вотъ еще нѣкоторыя числовыя данныя:
   Число духовно и.тѣлесно здоровыхъ людей, загипнотизированныхъ Льебо и Бернгеймомъ, достигаетъ нѣсколькихъ тысячъ. Въ теченіе 1887 года д-ръ Веттерштрандъ въ Стокгольмѣ подвергнулъ гипнозу 718 человѣкъ, изъ которыхъ не поддались гипнозу только 19. Д-ръ Рентергемъ въ Амстердамѣ, въ теченіе трехъ мѣсяцевъ изъ 178 человѣкъ усыпилъ 162, изъ которыхъ у 91 достигъ полнаго излѣченія отъ разныхъ болѣзней. Форелю удалось изъ 205 человѣкъ усыпить 171.
   Изъ всѣхъ разнообразныхъ пріемовъ, рекомендуемыхъ для приведенія въ состояніе гипноза, я остановлюсь на одномъ, самомъ выдающемся и признаваемымъ обѣими вышеназванными французскими школами, именно на словесномъ внушеніи. Школа Нанси признаетъ его за единственный способъ возбужденія гипноза; школа Шарко, хотя и ограничиваетъ дѣйствіе внушенія лишь извѣстнымъ моментомъ гипнотическаго невроза, но приписываетъ ему однако особенно выдающуюся роль въ гипнотическихъ явленіяхъ.
   "Внушеніе сводится, по мнѣнію проф. Бехтерева, къ непосредственному прививанію тѣхъ или другихъ психическихъ состояній отъ одного лица къ другому -- прививанію, происходящему безъ участія воли воспринимающаго лица и не рѣдко даже безъ яснаго съ его стороны сознанія.
   Очевидно, что уже въ этомъ опредѣленіи содержится существенное отличіе внушенія, какъ способа психическаго воздѣйствія одного лица на другое, отъ убѣжденія, производимаго всегда не иначе, какъ при посредствѣ логическаго мышленія и съ участіемъ личнаго сознанія. Въ этомъ же смыслѣ дѣйствуютъ приказаніе и примѣръ.
   Однимъ словомъ, внушеніе дѣйствуетъ прямо и непосредственно на психическую сферу другого лица путемъ увлекательной и взволнованной рѣчи, путемъ уговора, жестовъ и мимики.
   Легко видѣть, что пути для передачи психическихъ состояній гораздо болѣе многочисленны и разнообразны, нежели пути для передачи мыслей путемъ убѣжденія.
   Вотъ почему внушеніе въ общемъ представляетъ собою гораздо болѣе распространенный и нерѣдко болѣе могущественный факторъ, нежели убѣжденіе.
   Послѣднее можетъ дѣйствовать только на лицъ, обладающихъ здравой и сильной логикой, тогда какъ внушеніе дѣйствуетъ не только на лицъ съ сильной и здравой логикой, но еще въ большей мѣрѣ на лицъ, обладающихъ недостаточной логикой, какъ, напр., дѣтей и простолюдиновъ".
   Гипнозъ не что иное, какъ искусственно-вызванное видоизмѣненіе нормальнаго сна. Это состояніе отнюдь не идетъ рука объ руку съ глубиною сна.
   Есть лица, у которыхъ, по свидѣтельству проф. Бехтерева, "внушенія могутъ быть производимы въ бодрственномъ состояніи такъ же легко и просто, какъ въ состояніи гипноза. Изслѣдуя самъ неоднократно такихъ лицъ, онъ убѣдился, что они, по существу, ни чѣмъ не отличаются отъ всѣхъ прочихъ, кромѣ, быть можетъ, большей нервности и впечатлительности. При этомъ не подлежитъ никакому сомнѣнію, что воспріимчивость ихъ къ внушеніямъ происходитъ въ нормальномъ психическомъ состояніи".
   Словесное внушеніе (котораго, какъ выше было выяснено, я исключительно касаюсь) признано и проф. Бехтеревымъ, за наиболѣе распространенное и, повидимому, наиболѣе дѣйствительное средство для видовъ гипноза {Бехтеревъ. "Роль внушенія въ общественной жизни". 1898. Обозрѣніе психологіи, невралгіи и экспериментальной психологіи.}.
   Вотъ какъ описываетъ пріемъ словеснаго внушенія сторонникъ школы Нанси, Бернгеймъ: "Я начинаю съ заявленія больному, что нахожу нужнымъ съ пользой подвергнуть его лѣченію гипнотизмомъ; что есть возможность вылѣчить или облегчить его при помощи сна. Освободивъ увѣщеваніемъ больного отъ тайнаго страха, связаннаго съ этимъ неизвѣстнымъ, я говорю ему: "смотрите на меня пристально и думайте только о томъ, чтобы спать. Сейчасъ вы почувствуете тяжесть въ вѣкахъ, усталость въ глазахъ; они мигаютъ, вотъ начинаютъ слезиться; взглядъ дѣлается мутнымъ, вотъ они закрываются". Нѣкоторые субъекты закрываютъ глаза и тотчасъ засыпаютъ. Другіе оказываютъ болѣе сильное сопротивленіе, но, за рѣдкими лишь исключеніями, тоже засыпаютъ.
   Наступающій гипнотическій сонъ бываетъ то болѣе, то менѣе глубокій; относительно числа и характеристики этихъ различныхъ состояній сна, показанія ученыхъ расходятся.
   Многія лица уже на первомъ сеансѣ поддаются вліянію; другіе только при второмъ или третьемъ. Послѣ одной или двухъ гипнотизацій, вліяніе дѣлается быстрымъ. Часто достаточно посмотрѣть на нихъ, протянуть пальцы къ ихъ глазамъ, сказать: "спите!", чтобы въ нѣсколько секундъ, иногда мгновенно, глаза ихъ закрылись и наступили всѣ явленія сна.
   Субъекты, у которыхъ внушимость сильно развита, засыпаютъ, какъ только ихъ наводятъ на мысль о снѣ. Ихъ можно гипнотизировать черезъ передачу, заявивъ имъ, напримѣръ, что они уснуть, какъ только ими будетъ прочитано письмо; можно ихъ усыпить и при посредствѣ телефона.
   Не слѣдуетъ думать, чтобы впечатлительными къ гипнозу были преимущественно невропаты, люди слабаго ума, истеричные, или женщины. Бернгейму удавалось усыплять людей весьма интеллигентныхъ изъ высшихъ классовъ общества, ничуть не нервныхъ, по крайней мѣрѣ въ томъ смыслѣ, какъ мы это понимаемъ {Для предупрежденія упрека будто я придерживаюсь взглядовъ на гипнотизмъ школы Нанси, что дѣйствительно можетъ показаться изъ моего изложенія, считаю необходимымъ пояснить, что я ограничиваюсь описаніемъ одного лишь способа усыпленія "словеснымъ внушеніемъ" только потому, что это одинъ изъ самыхъ дѣйствительныхъ. Вопросъ же о возможныхъ способахъ усыпленія я намѣренно оставляю въ сторонѣ. Считаю также излишнимъ касаться и различныхъ объясненій эти внушенія.}.
   Во время гипнотическаго сна душевная дѣятельность загипнотизированнаго является въ полномъ подчиненіи волѣ гипнотизера, и, смотря по степени вызваннаго сна, проявляетъ различнымъ образомъ свою отъ него зависимость."
   Различаютъ нѣсколько степеней сна, причемъ показанія школы Шарко, признающей три различныхъ степени, рѣзко отличаются отъ свидѣтельства школы Нанси. Бернгеймъ, напр., отличаетъ шесть степеней и характеризуетъ ихъ совершенно иначе, чѣмъ Шарко. Послѣдняя самая сильная степень гипноза обозначается обѣими школами именемъ сомнамбулизма.
   Крайне любопытны нижеслѣдующія наблюденія Брэда надъ изощреніемъ чувствъ во время сомнамбулическаго сна, подтвержденныя нѣсколькими наблюдателями.
   Слухъ во время этого сна бываетъ, по опытамъ Брэда, почти въ 12 разъ чувствительнѣе, чѣмъ въ нормальномъ состояніи. Паціентъ, который въ бодрственномъ состояніи не могъ слышать тиканіе часовъ на разстояніи болѣе трехъ футовъ, во время гипнотизма слышалъ его на разстояніи тридцати пяти футовъ и могъ безъ колебанія направиться по прямой линіи къ этому звуку.
   Обоняніе также чрезвычайно изощрено. Одна дама (съ завязанными глазами), могла подходить къ розѣ, которую держали отъ нея на разстояніи 46 футовъ.
   Обоняніе дозволяетъ значительному числу загипнотизированныхъ лицъ легко находить въ многолюдномъ обществѣ владѣльца перчатки, хотя бы онъ былъ имъ неизвѣстенъ. Паціентъ нюхаетъ сначала перчатку, затѣмъ обходитъ комнату и вручаетъ, не колеблясь и безошибочно, перчатку владѣльцу, не дотрогиваясь до него.
   Осязательная чувствительность настолько велика, что ощущается самое легкое прикосновеніе и тотчасъ же вызываетъ дѣйствіе соотвѣтствующихъ мускуловъ; эти мускулы тогда обладаютъ способностью къ сильнымъ сокращеніямъ.
   Пробужденіе отъ сна весьма характерно. Представимъ себѣ субъекта въ глубокомъ гипнотическомъ снѣ; на заданные вопросы онъ отвѣчаетъ. Если, продолжая бесѣду, неожиданно сказать ему: "проспитесь": онъ открываетъ глаза, но уже не помнитъ ничего, что происходило во время сна. Особенно поразительны слѣдующія пробужденія, вызванныя Бернгеймомъ: онъ разбудилъ больного, говоря: "считайте до 10; когда громко произнесете 10, вы проснетесь". Въ моментъ, когда онъ произноситъ 10, глаза его открываются; онъ не помнитъ, что считалъ". Въ другой разъ было сказано: "вы будете считать до 10, когда дойдете до 6, вы проснетесь, но будете продолжать считать до 10". Дойдя до цифры 6, паціентъ открываетъ глаза, но продолжаетъ считать до 10. На вопросъ: "почему вы считаете?" субъектъ отвѣчаетъ, что не помнитъ, чтобы онъ считалъ. Этого рода опыты неоднократно удавались Бернгейму и надъ людьми очень интеллигентными. Нѣкоторыя лица, по пробужденіи, жалуются на тяжесть въ головѣ, на тупую головную боль, на головокруженіе. Для предупрежденія этихъ ощущеній оказывалось достаточнымъ сказать имъ передъ пробужденіемъ: "Вы проснетесь и придете въ себя; вы не будете чувствовать никакой тяжести въ головѣ; вы будете чувствовать себя совершенно хорошо", и внушенное пробужденіе происходило безъ всякаго непріятнаго ощущенія.
   Разсмотримъ теперь, какого рода эффекты достигаются при посредствѣ словеснаго внушенія.
   Изъ нижеприведенныхъ примѣровъ мы увидимъ, что они чрезвычайно разнообразны и могутъ быть, для болѣе удобнаго обозрѣнія, разсмотрѣны по категоріямъ. Внушенія могутъ быть сдѣланы, какъ: 1) во время гипнотическаго сна, такъ и 2) въ состояніи бодрствованія.
   Внушеніемъ могутъ быть вызваны во время сна; а) галлюцинаціи, т. е. воспріятія явленія, при отсутствіи его реальной причины; б) иллюзіи -- извращеніе сознаніемъ дѣйствительно воспринятыхъ впечатлѣній; в) волевые акты, исключительно обусловленные волей гипнотизера и совершаемые нерѣдко противно наклонностямъ и характеру субъекта, послѣдніе могутъ быть внушены: а) съ приказаніемъ немедленнаго исполненія, или же б) чрезъ болѣе или менѣе продолжительный, но точно опредѣленный срокъ. Сюда относятся также в) внушаемыя неотразимыя идеи и влеченія, г) потеря памяти, полная или только частная, д) нарушеніе, въ желаемомъ гипнотизеромъ смыслѣ, главнѣйшихъ, изъятыхъ изъ нашей воли, функцій организма. Такъ, напр., словеснымъ внушеніемъ удается возбудить или пріостановить функцію кишечника, дыханія, вызвать измѣненіе въ сосудодвигательной системѣ, т. е. уменьшитъ или увеличить приливъ крови къ любой части тѣла, и этимъ путемъ повысить или понизить температуру послѣдней, измѣнять функціи секреторной системы, заправлять ходомъ и сроками менструацій, вызывать или уничтожать параличи и проч.
   Нижеслѣдующіе примѣры, заимствованные мною изъ надежныхъ источниковъ, всего лучше способны выяснить своеобразіе гипнотическихъ явленій.
   Галлюцинація внѣшнихъ чувствъ.
   Отъ словъ: "къ вамъ на правую щеку вскочила блоха, вы чувствуете зудъ", загипнотизированный субъектъ дѣлаетъ гримасу и начинаетъ чесать указанное мѣсто.
   При словахъ: "вы видите передъ собою злую собаку, которая лаетъ на васъ" субъектъ съ ужасомъ отодвигается и гонитъ прочь мнимую собаку, которую онъ видитъ и слышитъ.
   Когда Б... находится въ каталептическомъ состояніи ея взглядъ" привлекаютъ, и направляютъ къ землѣ, утверждая, что она въ саду, наполненномъ цвѣтами. Тотчасъ же каталептическое состояніе прекращается, она дѣлаетъ жестъ удивленія, ея физіономія оживляется. "Какъ они хороши!" восклицаетъ она и, наклоняясь, собираетъ цвѣты, дѣлаетъ изъ нихъ букетъ, прикрѣпляетъ его къ корсажу и пр.
   Въ то время, какъ она занимается воображаемымъ сборомъ цвѣтовъ, ея вниманіе обращаютъ на то, что на цвѣткѣ, который она держитъ въ рукѣ, сидитъ улитка. Она смотритъ. Восхищеніе тотчасъ уступаетъ много отвращенію, она бросаетъ цвѣтокъ и усиленно утираетъ руку платкомъ.
   Если показать Бар... раненаго, то она принимаетъ видъ состраданія, наклоняется, становится на колѣни и дѣлаетъ жестъ, будто обертываетъ руку бинтомъ.
   Видъ толпы маленькихъ дѣтей внушаетъ ей самыя нѣжныя чувства.
   Достаточно сказать Бар.... "слушайте музыку!", чтобы она стала на дѣлѣ слышать воображаемую музыку. Бар... кажется очень довольной и внимательной, движетъ въ тактъ головой и ударяетъ рукою.
   Галлюцинаціи органическаго чувства. Мы сажаемъ,-- пишетъ Рише,-- загипнотизированную Б... за столъ, увѣряя ее, что онъ богато сервированъ.. Мы приглашаемъ ее пить чудесныя вина. Она дѣлаетъ жестъ, будто льетъ вино въ стаканъ и подноситъ этотъ послѣдній къ губамъ. Она находитъ вино восхитительнымъ. Мы ее уговариваемъ выпить еще. "Я боюсь заболѣть", говоритъ она. Мы ее разувѣряемъ, и она продолжаетъ подливать себѣ вино. Вскорѣ мы ей говоримъ, что она опьянѣла. Дѣйствительно, она встаетъ и качается, ходитъ какъ пьяная и держитъ руку у живота съ видомъ страданія. Мы можемъ тогда вызвать у ней настоящую рвоту, сказавъ ей, что у нея болитъ подъ ложечкой и что ее тянетъ рвать. Она имѣетъ такой страдальческій видъ, что мы не рѣшаемся продолжать эту сцену. Достаточно сказать, что она выздоровѣла, что у нея ничего нѣтъ, чтобы все это прекратить въ одно мгновеніе. Ноова тотчасъ же становится каталептической".
   Зрительныя галлюцинаціи. "Крестьянской дѣвушкѣ,-- пишетъ Форель,-- загипнотизированной въ первый разъ и не имѣющей ни малѣйшаго понятія ни о физикѣ, ни о призмахъ, приставляютъ къ глазу призму, со внушеніемъ внимательно фиксировать не существующее пламя свѣчи. На вопросъ, что она видитъ передъ собою, она отвѣчаетъ: два пламени. Тутъ мы, какъ это вѣрно доказываетъ Бернгеймъ, имѣемъ дѣло съ безсознательнымъ внушеніемъ. Дѣвушка видѣла, при посредствѣ призмы, всѣ окружающіе предметы вдвойнѣ, и это заставило ее безсознательно удвоить и пламя свѣчи, существовавшее не надѣлѣ, а только въ ея воображеніи. Если же этотъ опытъ сдѣлать въ совершенно темной комнатѣ и съ субъектомъ, гипнотизируемымъ въ первый разъ и незнакомымъ съ даннымъ явленіемъ даже теоретически, то внушенное изображеніе никогда не бываетъ двойнымъ. Удвоеніе въ данномъ случаѣ произошло инстинктивно, автоматически и не достигло, такъ сказать, порога сознанія".
   Весьма интересенъ еще слѣдующій опытъ: приводятъ субъекта въ гипнотическое состояніе и сосредоточиваютъ его взглядъ на извѣстномъ предметѣ; затѣмъ одинъ глазъ закрываютъ рукой. Если затѣмъ поставить передъ глазомъ призму, то субъектъ заявляетъ, что видитъ два предмета. Этотъ второй образъ можетъ быть фиксированъ внушеніемъ. Если въ то время, когда призма находится передъ глазомъ и субъектъ сознаетъ, что видитъ два предмета, мы станемъ утверждать, что онъ будетъ продолжать видѣть два предмета, то устраненіе призмы не измѣнитъ ничего въ положеніи вещей и субъектъ не перестаетъ утверждать, что видитъ два предмета. Если снова помѣстить призму передъ испытуемымъ глазомъ, то субъектъ заявляетъ, что видитъ четыре предмета. Если эти четыре образа снова фиксировать внушеніемъ, то новое помѣщеніе призмы передъ глазами дѣлаетъ ихъ восемь и такъ далѣе. Вскорѣ число образовъ можетъ быть умножено на столько, что субъектъ не въ состояніи ихъ сосчитать. Объясненіе этого опыта Рише см. его сочиненіе "Grande hystérie", стр. 713, 714.
   Въ высшей степени любопытно, что галлюцинаторный образъ приближается или удаляется, сообразно съ тѣмъ, смотрѣть ли на него черезъ окуляръ или объективъ бинокля. Если смотрѣть на него въ микроскопъ или лупу, то онъ увеличивается. Но подробности, не доступныя невооруженному глазу, не воспринимаются и чрезъ увеличительное стекло.
   Въ зеркалѣ галлюцинаторный образъ отражается, какъ реальный предметъ, и, слѣдовательно, получаются два воображаемыхъ образа.
   Не менѣе интересенъ опытъ, обыкновенно демонстрируемый въ школѣ Шарко, иллюстрирующій чрезвычайное повышеніе въ этомъ состояніи зрительной способности: берутъ двадцать одинаковыхъ листовъ бумаги и на одномъ изъ нихъ внушаютъ субъекту портретъ. Больная безошибочно находитъ этотъ мнимый портретъ среди девятнадцати остальныхъ сходныхъ листовъ. При этомъ, если листъ съ внушеннымъ портретомъ повернуть низомъ вверхъ, то портретъ представляется больной вверхъ ногами.
   Въ видѣ примѣра галлюцинацій, перемѣщающихся вмѣстѣ со взглядомъ, Рише приводитъ галлюцинацію чернаго круга и голубя. Если больной внушить, что куда бы она ни стала смотрѣть, она повсюду будетъ видѣть черный кругъ или голубя, то эти образы будутъ преслѣдовать ее всюду. При этомъ они измѣняютъ размѣръ и положеніе, сообразно съ разстояніемъ и положеніемъ тѣхъ предметовъ, на которыхъ фиксируются. Эти образы на столько интензивны, что заслоняютъ собою реальные предметы.
   Галлюцинаціи личности. Субъектъ, по желанію экспериментатора, воображаетъ себя стекляннымъ, восковымъ, гуттаперчевымъ.
   Больную можно также превратить въ птицу, собаку и пр. и тогда она старается воспроизводить дѣйствія этихъ животныхъ.
   Удается вызвать внушеніемъ забвеніе своего я... Можно даже заставитъ утратить всю память; но опытъ этотъ можно повторять лишь съ большою осторожностью.
   Отрицательныя галлюцинаціи. Достаточно сказать субъекту, что юнъ лишенъ зрѣнія, чтобы онъ тотчасъ же пересталъ различать окружающіе предметы и оставался слѣпымъ до того момента, когда экспериментаторъ пожелаетъ возвратить ему зрѣніе посредствомъ противоположнаго внушенія. При этомъ его можно сдѣлать слѣпымъ, какъ на оба глаза, такъ и на одинъ. Точно также можно его лишить и другихъ чувствъ.
   Можно внушить субъекту, что онъ не видитъ извѣстнаго лица; въ такомъ случаѣ онъ продолжаетъ его слышать. Вотъ опытъ, разсказанный Бине и Фере: "Мы внушаемъ больной, находящейся въ сомнамбулизмѣ, что, проснувшись, она не будетъ видѣть одного изъ насъ, Фере, хотя и будетъ по прежнему слышатъ его голосъ. По пробужденію больной, Фере становится передъ нею; она не замѣчаетъ его; Фере протягиваетъ ей руку; она не дѣлаетъ никакого движенія и продолжаетъ спокойно сидѣть въ креслѣ, въ которомъ проснулась. Мы сидимъ рядомъ съ нею. въ ожиданіи. Черезъ нѣсколько времени больная выражаетъ удивленіе, что не видитъ Фере, который только что былъ въ лабораторіи, и спрашиваетъ, куда онъ скрылся. Мы отвѣчаемъ: "онъ ушелъ, вы можете возвратиться къ себѣ въ палату". Фере становится противъ двери. Въ моментъ, когда больная хочетъ взяться за ручку двери, она наталкивается на невидимаго ею Фере, и отъ такого неожиданнаго столкновенія вздрагиваетъ; она вторично пытается подойти, но при встрѣчѣ съ тою же невидимой и непонятной преградой, на нее нападаетъ страхъ, и она отказывается снова подойти къ двери.
   Тогда мы беремъ со стола шляпу и показываемъ ее больной; она. отлично видитъ ее и убѣждается руками и глазами, что это реальное тѣло. Мы надѣваемъ шляпу на голову Фере. Больная видитъ шляпу, висящую въ воздухѣ; нельзя описать ея удивленія. Но изумленіе ея переступаетъ всякія границы, когда Фере снимаетъ шляпу съ головы и нѣсколько разъ кланяется ей; больная видитъ, какъ шляпа, ничѣмъ не поддерживаемая, описываетъ въ воздухѣ кривую линію. Мы беремъ пальто и передаемъ его Фере, который надѣваетъ его на себя: больная пристально смотритъ на пальто и видитъ, съ удивленіемъ, какъ оно качается въ воздухѣ, принимая форму человѣка. "Словно манекенъ,-- говоритъ она,-- съ пустотой внутри".
   Предметъ, сдѣланный посредствомъ внушенія незримымъ, по большей части, не препятствуетъ больнымъ думать, что они воспринимаютъ находящіяся позади его реальныя вещи. Если, напр., наблюдатель закроетъ свое лицо экраномъ, несуществованіе котораго предварительно внушено, то субъектъ увѣряетъ, что продолжаетъ видѣть лицо экспериментатора. На самомъ дѣлѣ, однако, субъектъ видитъ не предметъ, но его субъективный образъ. Незримый предметъ играетъ роль экрана и больная не можетъ видѣть, что дѣлается позади экрана.
   Иллюзіи. Склянка въ рукахъ субъекта превращается, по волѣ наблюдателя, въ ножъ или веревку; больной даютъ нюхать нашатырный спиртъ, утверждая, что это мускусъ, и она находитъ запасъ пріятнымъ; даютъ, вмѣсто земляники, что-нибудь горькое, напр.. хининъ, и больная съ удовольствіемъ ѣстъ мнимую землянику и пр.
   Иллюзіи и галлюцинаціи могутъ быть ограничены одной стороной тѣла. Такое ограниченіе достигается либо погруженіемъ половины тѣла въ летаргію, чрезъ закрытіе соотвѣтствующаго глаза, либо просто внушеніемъ.
   Неотразимыя идеи и побужденія. Можно внушить не только иллюзіи и галлюцинаціи, но и различныя дѣйствія, какъ во время гипнотизма, такъ и въ состояніи бодрствованія, и притомъ на различные сроки г день, мѣсяцъ, годъ. Эти дѣйствія, если внушеніе сдѣлано опредѣленно и авторитетнымъ тономъ, исполняются, обыкновенно, съ большою точностью и по большей части съ "роковою необходимостью".
   Многими примѣрами доказано, однако, что въ состояніи сомнамбулизма воля не вполнѣ уничтожена.
   Внушенія на долгій срокъ. Опытъ Бернгейма: "Въ августѣ 1883 года я говорю загипнотизированному сомнамбулу С., бывшему сержанту: "Въ какой день вы будете свободны на первой недѣлѣ октября? Онъ мнѣ отвѣчаетъ: "Въ среду".-- "Ну, такъ слушайте: въ первую среду октября вы пойдете къ Льебо (который ко мнѣ его направилъ), вы встрѣтите тамъ президента республики, и онъ вручитъ вамъ медаль и пенсію".-- "Я пойду,-- отвѣчалъ онъ". Больше я ему не говорю ничего. По пробужденіи, онъ ничего не помнитъ. Въ этотъ промежутокъ времени я дѣлаю ему другія внушенія и ни разу не напоминаю описаннаго внушенія. 3октября (63 дня спустя послѣ внушенія) я получаю отъ Льебо слѣдующее письмо: "Сомнамбулъ С. пришелъ ко мнѣ сегодня въ одиннадцать часовъ безъ десяти минуть. Поздоровавшись при входѣ съ Ф., онъ направляется къ лѣвому шкафу моей библіотеки, не обращая вниманія ни на кого, почтительно кланяется и произноситъ: "Ваше превосходительство". Такъ какъ онъ говорилъ довольно тихо, я подошелъ прямо къ нему; въ это время онъ протянулъ правую руку и сказалъ: "Благодарю, ваше превосходительство". Тогда я его спросилъ, съ кѣмъ онъ разговариваетъ. "Да съ президентомъ республики". Надо замѣтить, что впереди его не было никого. Послѣ того, онъ снова обернулся къ шкафу и поклонился, а затѣмъ возвратился къ Ф. Свидѣтели этой странной сцены, послѣ ухода С., обратились ко мнѣ съ естественнымъ вопросомъ, что это за полоумный. Я отвѣчалъ, что это не полоумный, а такой же здравомыслящій человѣкъ, какъ они и я, но что въ немъ дѣйствуетъ другой.
   "Прибавлю, что когда я, нѣсколько дней спустя, увидалъ С., онъ утверждалъ, что мысль идти къ Льебо у него явилась внезапно 3-го октября, въ 10 часовъ утра; что въ предшествовавшіе дни онъ не зналъ того, что долженъ идти, и не имѣлъ никакого представленія о предстоящей ему встрѣчѣ".
   Подобные факты засвидѣтельствованы Бони и Льежуа.
   Послѣдователи Шарко всѣ, безъ исключенія, признаютъ результаты только что приведенныхъ опытовъ за вполнѣ достовѣрные факты.
   Реальность дѣйствія внушеній на короткій срокъ была многократно доказана соматическими признаками. "Удавалось,-- свидѣтельствуетъ Питръ, -- сказать больной, что сегодня послѣ обѣда у нея вдругъ сдѣлается параличъ ногъ, чтобы вызвать вечеромъ послѣ обѣда внезапно внушенный параличъ".
   Многочисленными опытами выяснено состояніе памяти во время гипноза и въ слѣдующій за нимъ періодъ времени. Полученные результаты и сводятся къ слѣдующему: 1) во время гипноза субъектъ помнитъ все, что зналъ въ состояніи бодрствованія, а равно и въ предшествовавшихъ гипнотическихъ состояніяхъ; 2) послѣ пробужденія онъ забываетъ все, происходившее во время предшествовавшихъ лтнотическихь состояніяхъ; 3) но можно спеціальнымъ внушеніемъ, кореннымъ образомъ, измѣнить эти результаты; удается съ одной стороны, вызвать во время гипноза полное или частное забвеніе того, что происходило въ предшествующихъ гипнотизаціяхъ; съ другой же стороны возможно внушеніемъ фиксировать память, и по пробужденіи, обо всемъ или о части того, что происходило во время гипноза. .
   Скажите лицу, находящемуся въ состояніи гипноза, что, по пробужденіи, онъ будетъ помнить все, что дѣлалось во время сна, и оно будетъ помнить. Скажите ему наоборотъ, что оно никогда не вспомнитъ о томъ или другомъ обстоятельствѣ, случившемся во время сна, и тогда пусть его снова усыпляютъ и настойчиво разспрашиваютъ; оно никогда не вспомнить объ этомъ обстоятельствѣ.
   Доказательство совершенно отчетливаго представленія въ послѣдующемъ гипнозѣ, о томъ, что происходило въ предшествовавшемъ, обнародовано докторомъ, сенаторомъ Дюфе, относительно одной молодой служанки, которую онъ неоднократно усыплялъ, и о которой ему было извѣстно, что она и безъ посторонняго внушенія, впадаетъ въ состояніе сомнамбулизма.
   Въ припадкѣ сомнамбулизма, она запрятала въ ящикъ драгоцѣнности, принадлежавшія хозяйкѣ. Послѣдняя не находя ихъ на мѣстѣ, обвинила въ кражѣ служанку. Служанка клялась въ своей невинности, но не могла дать никакихъ объясненій относительно исчезновенія потерянныхъ вещей. Ее посадили въ тюрьму. Дюфе былъ тогда врачемъ тюрьмы. Онъ зналъ обвиняемую, такъ какъ раньше производилъ надъ нею гипнотическіе опыты. Онъ ее усыпилъ и разспросилъ относительна преступленія, въ которомъ ее обвиняютъ. Она ему разсказала со всѣми подробностями, что у пеА не было намѣренія обворовать хозяйку, но что однажды ночью ей пришло въ голову, что драгоцѣнности, принадлежащія этой дамѣ, не были въ надежномъ мѣстѣ, и она поэтому заперла ихъ въ другой ящикъ. Объ этомъ показаніи былъ увѣдомленъ судебный слѣдователь. Онъ отправился къ хозяйкѣ служанки и нашелъ драгоцѣнности въ ящикѣ, указанномъ сомнамбулой. Невиновность обвиняемой была такимъ образомъ ясно доказана, и служанка тотчасъ же выпущена на свободу.
   Подобнаго же рода случаи засвидѣтельствованы и другими авторами.
   Забвеніе, по внушенію, лица, вызвавшаго предыдущій гипнозъ, подтверждается слѣдующимъ оригинальнымъ случаемъ, опубликованнымъ Питромъ:
   "Въ послѣднихъ числахъ декабря 1884 года, утромъ, въ часъ посѣщенія больныхъ посторонними лицами, постороннее больницѣ лицо, усыпило одну изъ нашихъ историчныхъ, Павлину Т., и приказало ей въ 4 часа пополудни пойти поцѣловать госпитальнаго священника и не говорить никому, кто далъ это приказаніе.
   Въ теченіе всего утра и въ первые два часа послѣ полудня больная не представляла ничего особеннаго. Въ четыре часа она поспѣшно встала съ постели и направилась черезъ палату къ выходу. Сидѣлка спросила ее, куда она идетъ. "Я иду къ отцу X (отвѣчала она); я хочу его поцѣловать". Ее сочли за сумасшедшую и не пустили. Тогда произошла невыразимая сцена. Павлина дѣлала необычайныя усилія, чтобы освободиться, такъ что были принуждены ее привязать. Нѣсколько часовъ подъ рядъ у нея были конвульсивные приступы необычайной силы; она издавала пронзительные крики и смущала покой другихъ больныхъ. Послали за дежурнымъ врачемъ. Врачъ, послѣ безплодныхъ попытокъ успокоить волненіе Павлины, попробовалъ усыпятъ больную и внушить ей, чтобы она была спокойной. Тогда обстоятельства дѣла выяснились. Усыпленная больная, во время сна, разсказала, что произошло утромъ, не назвавъ однако имени лица, которое сдѣлало ей внушеніе. Врачъ рѣшилъ уничтожить первоначальное внушеніе противоположнымъ. Онъ старался внушить Павлинѣ забвеніе утренней сцены; пытался ее увѣрить, что онъ самъ отецъ X, и что она можетъ его поцѣловать, если этого непремѣнно желаетъ. Но ни одно изъ этихъ внушеній не было принято, и такъ какъ крики и конвульсіи не прекращались, то врачъ вынужденъ былъ привести больную въ состояніе летаргіи и оставилъ ее въ такомъ положеніи всю ночь. На другой день утромъ, едва успѣли ее вывести изъ летаргіи, какъ снова появились: возбужденіе, конвульсіи и неодолимое желаніе поцѣловать отца X. Чтобы покончить съ этимъ, пришлось искать виновника (котораго, къ счастью, удалось найти, между тѣмъ какъ Павлина наотрѣзъ отказалась назвать его имя, хотя его и знала въ совершенствѣ), привести его въ палату и просить усыпить больную и такимъ образомъ лично уничтожить внушеніе, сдѣланное имъ по легкомыслію наканунѣ. Какъ скоро все это было исполнено, Павлина перестала носиться съ мыслью поцѣловать отца X. и совершенно успокоилась.
   Нѣсколько дней спустя, 12 января 1885 года, произошла подобная же сцена: больная еще разъ заявила желаніе поцѣловать госпитальнаго священника. Когда ее усыпили, она разсказала, что утромъ, возвращаясь изъ ванны, она встрѣтила на поворотѣ лѣстницы трехъ лицъ, которыя ее усыпили и приказали совершить названное дѣйствіе, прибавивъ, что она будетъ жестоко страдать, пока его не приведетъ въ исполненіе, и что она никогда не должна называть тѣхъ, кто ей это приказалъ. Возбужденіе Павлины было настолько велико, что врачъ, не найдя 13 января виновниковъ внушенія, рѣшилъ отправиться къ священнику, разсказать ему о случившемся и просить его, чтобы онъ дозволилъ больной поцѣловать его. Онъ согласился. Послѣ этого все пришло въ порядокъ.
   Особенный интересъ представляетъ вліяніе словеснаго внушенія, на растительныя, отъ воли человѣка независимыя, отправленія; словеснымъ внушеніемъ удавалось по произволу вызывать какъ запоръ, такъ и поносъ, внушать рвоту, головокруженіе и сильную головную боль, или же, наоборотъ, прекращать эти страданія; мы увидимъ, что словеснымъ внушеніемъ удается возбуждать сильный и быстрый приливъ крови къ намѣченной заранѣе части тѣла и производить этимъ сильное вздутіе ея; можно заставить даже сочиться кровь на опредѣленныхъ заранѣе мѣстахъ и притомъ даже чрезъ опредѣленный срокъ времени; удавалось при помощи лишь словеснаго внушенія увеличивать отдѣленіе молока у женщинъ, вызывать, а равно и прекращать менструацію и неоднократно достигать полнаго исцѣленія, безъ помощи другихъ средствъ. Въ доказательство сказаннаго привожу слѣдующее:
   Въ пользованіи Брэда былъ одинъ господинъ, страдавшій эпилептическими припадками, но поддававшимися никакому леченію и котораго Брэдъ гипнотизировалъ съ благопріятнымъ успѣхомъ. Однажды въ то время, какъ онъ былъ загипнотизированъ, Брэдъ сталъ двигать своими губами, подражая дѣйствію глотанія, чему больной тотчасъ же началъ подражать, какъ скоро замѣтилъ связанный съ этимъ звукъ. Когда Брэдъ высказалъ предположеніе, что онъ принялъ нѣсколько алоэ, больной тотчасъ жестами и словами выразилъ отвращеніе къ извѣстному горькому вкусу этого лѣкарства. Брэдъ затѣмъ сказалъ ему, что пріемъ этого средства долженъ вскорѣ произвести у него еще большее дѣйствіе, и дѣйствительно, по истеченіи короткаго времени больной началъ ежиться, какъ будто сильное слабительное вызвало у него боли. Брэдъ больше ничего не говорилъ, но по истеченіи четырехъ или шести минутъ больной всталъ, отправился по лѣстницѣ въ ватерклозетъ и спустился оттуда все еще въ состояніи гипноза, послѣ того какъ онъ оставилъ несомнѣнныя доказательства успѣха произведеннаго надъ нимъ опыта. По пробужденіи, онъ не зналъ о томъ, что произошло, но жаловался на горькій вкусъ во рту. Посѣтивъ Брэда снова на слѣдующій день, онъ сообщилъ ему, что горькій вкусъ для него сталъ такимъ роковымъ, что онъ напрасно пытался удалить его полосканіемъ рта водою. Кушанье и питье всякаго рода и на слѣдующее утро имѣли нестерпимо горькій вкусъ, который прошелъ лишь по истеченіи дня, вслѣдствіе волненія, которое случайно было вызвано у паціента.
   Брэду удавалось у загипнотизированныхъ лицъ вызывать обильную рвоту, давая имъ проглотить ложку воды и увѣряя ихъ при этомъ, что они приняли рвотное; иногда бывало даже достаточно просто заставить ихъ повѣрить, что они приняли рвотное, чтобы вызвать рвоту.
   У больныхъ сильнымъ поносомъ, однимъ лишь внушеніемъ увѣренности въ ожиданіи скораго прекращенія ихъ страданія, удавалось Брэду прекращать эти боли.
   О регулированіи менструаціи см. "Гипнотизмъ" проф. Гилярова стр. 247 и сл., а также русскій переводъ Фореля стр. 84 и сл., тамъ же исцѣленіе внушеніемъ семидесятилѣтняго алкоголика.
   Возможность вызывать словеснымъ внушеніемъ, прилива крови къ намѣченной части тѣла, или, наоборотъ, свести притокъ ея до минимума, и такимъ образомъ, по произволу, уменьшить или увеличить температуру этой части тѣла, подтверждается опытомъ Бюро. Загипнотизированному субъекту онъ заявилъ, что его лѣвая рука холодѣетъ. Температура руки дѣйствительно стала опускаться и черезъ нѣсколько часовъ понизилась на 10о, т. е. упала съ 30о до 19о Реомюра. Вмѣстѣ съ тѣмъ пульсъ лѣвой руки, записанный сфигмографомъ, далъ едва замѣтную ломанную, между тѣмъ какъ сфигмографъ правой руки чертилъ крупные, вполнѣ нормальные зигзаги. Хотя измѣненія въ температурѣ и въ пульсѣ были засвидѣтельствованы механическими приборами, и потому о притворствѣ не могло быть и рѣчи, тѣмъ не менѣе, чтобы придать опыту характеръ experimentum crucis, были произведены два другіе опыта. Отмѣчаемые термометромъ и сфигмографомъ колебаніе въ температурѣ и давленія крови, являясь исключительно слѣдствіемъ внушенія, прекращались, какъ только было устранено внушеніе, и наоборотъ, обнаруживались на другой рукѣ, вслѣдствіе новаго спеціальнаго внушенія. Когда съ лѣвой руки было снято внушеніе о пониженіи ея температуры, то послѣдняя оказалась на обѣихъ рукахъ одинаковою и ровной --31о R. точно также и пульсы обѣихъ рукъ чертили одинаковые, вполнѣ нормальные зигзаги. При переносѣ на правую руку внушенія о пониженіи температуры, послѣдняя понизилась въ ней до 20,5 Р., тогда какъ на лѣвой рукѣ термометръ показывалъ 28,7 Р. Вмѣстѣ съ тѣмъ пульсъ правой чертилъ едва замѣтную ломанную, а пульсъ лѣвой -- нормальные зигзаги.
   Этотъ опытъ, построю научной постановкѣ, не можетъ не считаться -безусловно доказательнымъ и устраняетъ всякія сомнѣнія въ возможности дѣйствія внушеніемъ на сосудо-двигательную систему.
   Внушенные нарывы. Открытіе это сдѣлано было аптекаремъ Фокашономъ, который впервые вызвалъ нарывъ приклеиваніемъ почтовыхъ марокъ.
   Въ послѣднее время произведенъ рядъ аналогичныхъ опытовъ, вполнѣ удостовѣряющихъ подлинность явленій, наблюдавшихся Фокашономъ.
   Шарко съ учениками часто производятъ у гипнотиковъ обжоги внушеніемъ. Идея обжога производитъ дѣйствіе не тотчасъ, иногда послѣ нѣсколькихъ часовъ инкубаціи.
   "21 іюня 1889 г. мы внушаемъ,-- пишетъ Рише,-- загипнотизированной дѣвицѣ, С., что на той части праваго запястья, которую мы указываемъ жестомъ, у нея будетъ красное пятно спустя 10 минутъ по ея пробужденія. Мы будимъ субъекта. Въ назначенное время молодая дѣвушка вскрикнула: "Смотрите, какое у меня здѣсь красное пятно".
   Внушеніе осуществилось чисто субъективнымъ образомъ. Сомнамбула увидала красное пятно на своей рукѣ, тогда какъ это пятно не Существовало для другихъ.
   Субъектъ усыпленъ вновь. На этотъ разъ мы произносимъ медленно я точно:
   "Десять минутъ послѣ вашего пробужденія у васъ появится красное пятно на томъ мѣстѣ вашей руки, которое мы укажемъ. Всѣ увидятъ пятно. Вы не почувствуете никакой боли, но краснота кожи будетъ вполнѣ видна и вполнѣ доступна наблюденію".
   Мы будимъ субъекта, потомъ, въ нетерпѣливомъ ожиданіи результата, остаемся настолько близко къ молодой дѣвушкѣ, чтобы можно было слѣдить за каждымъ ея движеніемъ и отмѣчать въ ожидаемомъ наступленіи всякое безсознательное участіе и всякое личное вмѣшательство, если таковыя послѣдуютъ.
   Десять минутъ прошли. Молодая дѣвушка, во все это время съ нами разговаривала и мы могли убѣдиться въ отсутствіи какого бы то ни было прикосновенія къ указанной части руки. Затѣмъ мы посмотрѣли руку и тотчасъ же передъ нашими глазами предстало красновато-синее пятно, сопровождаемое легкою опухолью.
   Это пятно оставалось въ теченіе нѣсколькихъ часовъ, а вечеромъ пятно стало еще краснѣе и въ тоже время посинѣло.
   Здѣсь дѣло идетъ не о воображеніи субъекта, который видитъ или полагаетъ, что видитъ, летающую по комнатѣ птицу, или что-либо подобное; здѣсь внушеніе производитъ слѣдствіе реальное, физическое, ощутимое и совершенно неоспоримое.
   Нерѣдко внушенные нарывы превращаются въ продолжительныя болячки.
   О вызываніи путемъ внушеній воспалительныхъ явленій на кожѣ, интересны слѣдующія показанія проф. Бехтерева {Бехтеревъ. "Нервныя болѣзни въ отдѣльныхъ наблюденіяхъ", стр. 203, 204 (1894 г.).}: "Истерично больной было внушено, что ей необходимо поставить мушку, что это будетъ нѣсколько болѣзненно, но нужно будетъ потерпѣть; приклеивался же, вмѣсто мушки, лишь кусокъ липкаго пластыря; накладывалась и повязка, съ цѣлью исключить возможность всякой мистификаціи; уже на другой, самое большее на третій день, подъ липкимъ пластыремъ появлялся пузырь, наполненный серозной жидкостью, какъ .отъ приставленной мушки.
   Въ другой разъ проф. Бехтеревъ "поставилъ ей на одну сторону спины настоящую мушку, ча другую же сторону прилѣпилъ кусокъ липкаго пластыря, внушивъ ей, что послѣдній представляетъ собою настоящую, весьма энергично дѣйствующую мушку, тогда какъ дѣйствительная мушка не нарветъ ей вовсе, что она такъ слаба, что болѣть вовсе не будетъ и не произведетъ дѣйствія. Въ результатѣ такого внушенія оказалось, что подъ настоящей мушкой проф. Бехтеревъ не нашелъ ничего, кромѣ воспалительной красноты, тогда какъ, подъ обыкновеннымъ липкимъ пластыремъ оказался большой серозный пузырь, частью уже прорвавшійся.
   Стигматы (кровоточивые знаки).
   Г-жа С. была усыплена 16 іюня 1891 года (опытъ Бонжана). Мы ей внушаемъ, что спустя десять минутъ послѣ пробужденія у нея не только появятся красныя пятна на задней сторонѣ обѣихъ рукъ, но что выступитъ также на кожѣ кровь.
   По истеченіи десяти минутъ мы удостовѣряемъ существованіе двухъ красновато-синихъ пятенъ большого размѣра, чѣмъ въ предыдущихъ опытахъ и съ болѣе замѣтною опухолью. Сверхъ того, на кожѣ показалсь капли крови. Зрѣлище было поразительно. Результаты этого внушенія были еще поразительнѣе.
   Обѣ руки на всемъ протяженіи, въ особенности правая, раздулись до размѣровъ, почти внушающихъ опасеніе, и эта опухоль продолжалась нѣсколько дней.
   Правда, внушеніе справилось и съ этимъ случаемъ, и молодая дѣвушка, загипнотизированная поочередно Малларомъ и Рише, перестала чувствовать боль, и ея руки пришли въ нормальное состояніе.
   Въ тѣсной связи съ этими явленіями находятся вызываемыя внушеніемъ ускореніе и замедленіе сердцебіенія. Въ виду того,что нѣкоторые субъекты способны по собственной волѣ производить подобныя явленія, т. е. посредствомъ самовнушенія, относящіяся сюда данныя будутъ изложены ниже, при самовнушеніи.
   Внушенные контрактуры и параличи. Чтобы вызвать искусственный параличъ, напр., руки, достаточно сказать истеричному субъекту (въ состояніи гипнотизма или иногда въ бодрственномъ состояніи): "Вы не можете шевельнуть вашей рукой, она виситъ неподвижной, она парализована". Явленія паралича наступаютъ иногда тотчасъ же, иногда постепенно, спустя незначительный срокъ времени.
   Подобнымъ же образомъ вызываются искусственные контрактуры. Эти параличи и контрактуры остаются неопредѣленно долгое время и устраняются противоположнымъ внушеніемъ.
   Внушенныя анестезіи, т. е. внушенныя потери общей чувствительности и аналгесіи, т. е. потери болевой чувствительности.
   Аналгесіей можно замѣнять хлороформъ. У загипнотизированныхъ больныхъ, за послѣднее время, было сдѣлано нѣсколько сотъ хирургическихъ операцій. Въ 1839 году Герино ампутировалъ у больного ногу. Во время этой операціи больной не только не ощущалъ никакой боли, но, на вопросъ, какъ себя чувствуетъ, отвѣчалъ: "Какъ въ раю", и сталъ цѣловать у хирурга руку.
   Иногда гипнотизмомъ пользуются въ акушерской практикѣ для безболѣзненныхъ родовъ.
   Всѣ эти безболѣзненныя операціи могутъ служить лучшимъ объективнымъ доказательствомъ подлинности гипнотической анестезіи.
   Внушеніе въ состояніи бодрствованія. "Я замѣтилъ,-- пишетъ Бернгеймъ,-- что многіе субъекты, которые ранѣе были гипнотизированы, могутъ, не подвергаясь вновь гипнотизаціи, проявлять въ состояніи бодрствованія способность къ воспріятію явленій внушенія.
   Не усыпляя, я говорю въ упоръ одному изъ моихъ, привыкшихъ къ гипнотизаціи больныхъ: "закройте руку, вы не можете ее больше открыть". И онъ держитъ руку судорожно закрытой, и дѣлаемыя имъ усилія открыть ее остаются безъ результата. Я заставляю его протянуть Другую открытую руку и говорю: "Вы не можете закрыть ее". Онъ тщетно старается закрыть ее, приводитъ фаланги до состоянія полусгибанія, но не можетъ, вопреки всѣмъ своимъ усиліямъ, сдѣлать большаго.
   Я говорю: "теперь закрытая ваша рука открывается, а открытая -- закрывается", и въ нѣсколько секундъ это выполняется; руки остаются неподвижными въ этомъ новомъ положеніи.
   Автоматическія движенія удаются у него весьма хорошо. Я говорю: "вращайте вашими руками, вы не можете ихъ остановить. Не дѣлайте угожденія. Остановите ихъ, если можете". Онъ дѣлаетъ усилія, старается приблизить руки, чтобы одну подпереть другой. Безполезно: они отскакиваютъ, точно пружины, влекомыя безсознательнымъ механизмомъ. Останавливаю одну руку; другая продолжаетъ вращаться; но лишь только освобождаю первую, она присоединяется ко второй и снова начинаетъ вращаться.
   До полученія этихъ и другихъ подобныхъ явленій достаточно говорить съ субъектомъ самымъ простымъ образомъ, улыбаясь, безъ намека на приказаніе.
   Подобному внушенію подчиняется и чувствительность. Убѣдившись въ нормальномъ состояніи чувствительности паціента на уколы булавкой, Бернгеймъ говоритъ: "Твоя правая рука не чувствительна, чувствительна только лѣвая", и вонзаетъ булавку въ правую руку, безъ реакціи со стороны послѣдней, тогда какъ другая рука обнаруживаетъ болѣзненное ощущеніе. Вслѣдъ затѣмъ онъ говоритъ: "Но нѣтъ, нечувствительна твоя лѣвая рука". И мгновенно явленіе наступаетъ: въ правой рукѣ чувствительность вновь появляется. Точно также Бернгеймъ вызываетъ анестезію лица, ноздрей и пр. Ортаны чувствъ такимъ же образомъ подвергаются вліянію внушенія. Убѣдившись въ нормальности зрѣнія паціента, Бернгеймъ говорить ему: "Ты видишь очень хорошо и очень далеко лѣвымъ глазомъ; правымъ же глазомъ ты видишь худо я на очень близкомъ разстояніи". Вслѣдъ затѣмъ Бернгеймъ заставляетъ его читать печатный шрифтъ, величиною въ 3 миллиметра: лѣвый глазъ читаетъ его на разстояніи 80 сантиметровъ, правый же на разстояніи только 24 сантиметровъ. Бернгеймъ производитъ затѣмъ трансфертъ (перенесеніе) по внушенію, говоря: "Правый глазъ видитъ очень хорошо, лѣвый же видитъ только очень близко". Оказывается, что правымъ глазомъ субъектъ читаетъ теперь на разстояніи 80 сантиметровъ, а лѣвымъ на 24.
   У этого паціента слухъ очень хорошъ: правымъ ухомъ онъ слышитъ тиканіе карманныхъ часовъ на разстояніи 94 сантиметровъ, лѣвымъ -- на 87. Бернгеймъ говоритъ ему: "Лѣвымъ ухомъ ты слышишь очень хорошо и весьма далеко, но правымъ ты слышишь трудно и лишь на очень близкомъ разстояніи; при измѣреніи разстоянія, на которомъ до его слуха доходитъ тиканіе карманныхъ часовъ, для лѣваго уха получается 87, а для праваго только 2 сантиментра. Бернгеймъ внушаетъ трансфертъ и получаетъ его. Измѣренія эти дѣлались старшимъ врачемъ клиники Бернгейма въ то время, когда онъ держалъ, глаза паціента закрытыми, что исключало, кажется, всякій поводъ къ ошибкѣ.
   Удалось внушить и полную глухоту на одно ухо и затѣмъ перевесть ее на другое.
   Въ заключеніе остается мнѣ еще упомянуть о добытыхъ, при посредничествѣ гипноза, для психологіи, крайне интересныхъ фактовъ:
   1) чередованія личностей, 2) раздвоенія личности, т. е. распаденіе на двѣ, которыя пребываютъ въ субъектѣ одновременно, одна въ правой, а другая въ лѣвой половинѣ тѣла.
   Чрезвычайно поразительный примѣръ чередованія личности былъ тщательно разслѣдованъ у Фелиды X. Въ 15 лѣтъ она представляла сильную, разсудительную, трудолюбивую дѣвицу, съ черствымъ и мрачнымъ характеромъ. У нея бывали различные истерическіе припадки; но въ особенности ее безпокоили періодическія измѣненія памяти, обнаруживавшіяся почти ежедневно въ формѣ кризисовъ.
   Кризисы проходили всегда одинаково. Она чувствовала всегда давленіе въ вискахъ и затѣмъ вдругъ теряла сознаніе. Черезъ минуту или двѣ она свободно открывала глаза и свободно общалась съ внѣшнимъ міромъ. Она могла ходить, работать; у нея не было никакой безумной идеи и никакой галлюцинаціи, но ея характеръ измѣнялся. Вмѣсто мрачной и сосредоточенной (какою бывала обыкновенно), она становилась веселой и общительной, смѣялась, шутила, рѣзвилась.
   Въ такомъ положеніи она оставалась въ теченіе трехъ или четырехъ часовъ, за тѣмъ снова теряла сознаніе. Изъ обморока она пробуждалась такою же, какою была до кризиса. О томъ, что произошла въ продолженіе кризиса, она не сохраняла никакого воспоминанія. Напротивъ, во время кризиса, второго состоянія, она сохраняла память о всемъ своемъ существованіи. Со временемъ, второе состояніе дѣлалось все продолжительнѣе. Въ послѣдніе годы оно иногда продолжалось по три мѣсяца. Это періодическое безпамятство не разъ доставляло больной неожиданности и непріятности.
   Случилось, что одинъ изъ ея родственниковъ умеръ во время ея кризиса. Она присутствовала на похоронахъ и надѣла трауръ. Когда она пришла въ нормальное состояніе, то не могла понять причины траура, и ей вынуждены были ее объяснить.
   Во время второго состоянія ей подарили собаку; она ее кормила, ухаживала за ней и къ ней привыкла. Но лишь только возвратилась въ первое состояніе, тотчасъ же выгнала собаку, какъ забѣглую.
   Въ 1878 году, находясь во второмъ состояніи, она заподозрила своего мужа въ невѣрности. Въ отчаяніи она повѣсилась, но ее успѣли освободить отъ петли. Нѣсколько времени спустя, она впала въ первое состояніе. Она не сохранила никакого воспоминанія о своихъ подозрѣніяхъ, и расточала любезности передъ той, кто была причиной ея покушенія на самоубійство.
   Словомъ, у нея было двѣ жизни, или по Азаму, ея доктору, двѣ памяти. Въ поясненіе односторонняго гипнотизма заимствую слѣдующій случай: "Павлина С., гемианестетичная съ правой стороны, легко доступна гипнотизму, между прочимъ, и одностороннему. Можно оставить правую сторону въ нормальномъ состояніи, лѣвую же привесть въ каталептическое состояніе.
   Докторъ становится направо отъ больной и спрашиваетъ, спитъ ли она? Она отвѣчаетъ своимъ обыкновеннымъ голосомъ, что нѣтъ. Когда же онъ ей предлагаетъ тотъ же вопросъ, ставъ по лѣвой сторонѣ, она отвѣчаетъ тономъ голоса, свойственнымъ ей въ гипнотическомъ состояніи: "Вы сами видите, что я заснула".
   Докторъ говоритъ больной въ правое ухо: "Вы въ деревнѣ, въ саду; нарвите цвѣтовъ", и она смотритъ на него съ изумленіемъ, думая, что онъ надъ ней смѣется, такъ какъ съ этой стороны она не воспріимчива ни къ гипнотизму, ни къ внушеніямъ. Докторъ повторяетъ туже фразу съ противуположной стороны; она тотчасъ же наклоняется и дѣлаетъ жестъ, будто собираетъ цвѣты лѣвой рукой, такъ какъ съ этой стороны воспріимчива къ гипнотизму и принимаетъ всѣ внушенія, какія ей даютъ.
   Эта односторонняя воспріимчивость къ внушеніямъ можетъ быть сдѣлана очевидной экспериментами самаго страннаго рода. Если, напр., съ лѣвой стороны, сказать нашей больной что она не молодая дѣвушка, но драгунскій офицеръ, она отвѣчаетъ увѣреннымъ голосомъ, съ особыми пріемами и выраженіями, свойственными военнымъ. Если, наоборотъ, съ ней разговаривать съ правой стороны, она выражается сдержанно, разсуждаетъ какъ въ нормальномъ состояніи и не забываетъ о своей личности. Такимъ образомъ, она, повидимому, въ эту минуту обладаетъ двумя различными я, правымъ и лѣвымъ, двумя отдѣльными личностями, которыя другъ друга не знаютъ... и завѣдуютъ, каждая за свой особый счетъ, психическими дѣйствіями и мускульными координаціями крайней сложности.
   Всѣ здѣсь описанные случаи относятся до словеснаго внушенія. Ограничиваясь послѣднимъ, я лишь укажу на возможность достиженія результата въ обратномъ смыслѣ, сравнительно съ вышеприведенными опытами. Въ описанныхъ опытахъ, словеснымъ внушеніемъ достигались двигательные эффекты; въ случаяхъ же, къ описанію которыхъ я приступаю, насильственнымъ положеніемъ и перемѣщеніемъ частей тѣіа вызывается опредѣленное психическое настроеніе, которое съ перемѣщеніемъ частей тѣла быстро мѣняется, переходя въ настроеніе, присущее въ обыденной жизни приданному субъекту положенію. Этого рода внушеніе обозначаютъ названіемъ: внушенія мускульнаго чувства. (См. Гиляровъ, тамъ же стр. 111 и слѣд.).
   Достаточно, напр., истеричной больной въ гипнозѣ сложить руки, какъ онѣ складываются при молитвѣ, и тотчасъ же лицо ея принимаетъ выраженіе мольбы. Если же сложить ея правую руку въ кулакъ, то на лицѣ ея изображается угроза.
   Вышеприведенныхъ фактовъ изъ области гипнотизма вполнѣ достаточно для имѣющейся здѣсь цѣли обрисовать суть гипноза и показать, чего можно достигнуть при его посредствѣ.
   Изъ вышеизложеннаго ясно, что представители экспериментальной психологіи, въ тѣсномъ смыслѣ этого слова, или психологіи психологическихъ кабинетовъ, какъ по научной подготовкѣ, такъ и по устройству ихъ кабинетовъ, совершенно непригодны для розысканій по гипнотизму; а потому отчасти понятно ихъ не только пренебрежительное, но отчасти даже и враждебное отношеніе къ заявленіямъ о чрезвычайной важности гипнотическихъ изслѣдованій для психологіи. Вотъ что говоритъ одинъ изъ наиболѣе выдающихъ изъ нихъ -- Вундтъ {Вундтъ. "Гипнотизмъ и внушеніе" (русск. переводъ).}:
   "Я думаю.-- пишетъ Вундтъ.-- что гипнотизмъ не принадлежитъ вѣдѣнію психолога, но мѣсто его въ больницѣ и возбужденіе гипнотическаго сна, особенно повторное, часто необходимое для полученія болѣе интенсивныхъ явленій, законно только тамъ, гдѣ этого требуютъ медицинскія показанія. Во-вторыхъ, я не могу признать за гипнотизмомъ фундаментальнаго значенія для экспериментальной психологіи, которое ему приписываютъ гипнотическія школы и особенно "Общество физіологической психологіи" въ Парижѣ, стоящее во главѣ этого теченія. Гипнотическій сонъ -- такое же ненормальное состояніе, какъ и другія. Подобно тому, какъ совсѣмъ неумѣстно основывать всю психологію на сновидѣніи, или на маніи, или на слабоуміи паралитика, точно также не можетъ служить для этой цѣли и гипнотизмъ".
   "Какъ ни важны эти чисто физіологическія явленія для оцѣнки гипнотизма съ медицинской точки зрѣнія, но для психологическаго изслѣдованія они интересны только въ той степени, въ какой они представляютъ признаки, отличающіе ихъ отъ другихъ подобныхъ состояній, а именно отъ сна, и въ какой они заслуживаютъ вниманія при обсужденіи различныхъ гипотезъ, до сихъ поръ высказанныхъ для объясненія этихъ явленій". Съ другой же стороны имѣются свидѣтельства, діаметрально противуположныя, напр., представителей школы Нанси. Утверждаемый вредъ отъ гипноза и требуемый запретъ его примѣненія для розысканій по психологіи, послѣдніе совершенно отрицаютъ съ тѣмъ однако необходимымъ ограниченіемъ, чтобы подобные опыты производились лишь спеціально приготовленными къ нимъ людьми, врачами, свѣдущими и въ физіологіи, въ особенности же знакомыми съ нервными болѣзнями. Сходнаго воззрѣнія на гипнозъ придерживается и проф. Бехтеревъ; "на гипнозъ, слѣдуетъ, "по его мнѣнію", смотрѣть не какъ на особый неврозъ, а какъ на искусственно вызванный сонъ, отличающійся, впрочемъ, отъ обыкновеннаго сна нѣкоторыми особенностями, въ силу чего гипнозъ и слѣдуетъ разсматривать, какъ видоизмѣненіе нормальнаго или естественнаго сна" (стр. 218). "При осторожномъ, умѣломъ пользованіи гипнотизмомъ со стороны врача, свѣдущаго въ этомъ отношеніи, не можетъ быть никакихъ опасеній за послѣдствія лѣченія гипнозомъ".
   Я не сомнѣваюсь, что въ ближайшемъ будущемъ экспериментальная психологія перекочуетъ изъ психологическихъ кабинетовъ въ другія помѣщенія и перейдетъ въ руки спеціалистовъ не только по психологіи, но и по физіологіи, по медицинѣ, преимущественно же по невропатологіи.
   Наблюденныя уже гипнотическія явленія у животныхъ и слѣд. опыты надъ послѣдними въ умѣлыхъ рукахъ несомнѣнно помогутъ разработкѣ и разъясненію гипнотическихъ явленій {Гиляровъ, тамъ же, стр. 228.}.
   Посмотримъ теперь, какіе выводы можно извлечь изъ наблюденій" опытовъ надъ гипнозомъ для психологіи. Не преувеличивая, можно сказать, что они колоссальнаго значенія, какъ по важности и глубинѣ психическихъ вопросовъ, ими разрѣшаемыхъ, такъ и по небывалой въ психологіи прочности основы, изъ которой выводятся. Мы присутствуемъ при побѣдоносномъ вступленіи естествознанія въ завоеванную имъ на нашихъ глазахъ область психическихъ явленій; впервые проявляется во всей своей силф методъ естествознанія въ роли рѣшающаго судьи въ вопросахъ нашей внутренней жизни, въ области "духа", считавшейся до послѣдняго времени недоступной методу, столь блестящимъ образомъ заявившему свою мощь при естественно-историческихъ розысканіяхъ. Естествоиспытателямъ, именно врачамъ и физіологамъ, мы обязаны этимъ новымъ и цѣннымъ пріобрѣтеніемъ, несомнѣннымъ залогомъ быстраго и побѣдоноснаго движенія впередъ экспериментальной психологіи, оставляющую далеко позади себя, своего старшаго собрата, опредившаго ее только нѣсколькими годами, именно экспериментальную физіологію разрабатываемую въ психологическихъ кабинетахъ.
   Въ самомъ дѣлѣ немногіе вышеприведенные факты съ желаемою достовѣрностью приводятъ къ слѣдующимъ въ высокой степени интереснымъ и непредвидѣннымъ выводамъ:
   1) Вторженіе, въ индивидуальную жизнь, воли посторонняго лица, порабощающую, на время, вполнѣ или только отчасти волю, присущую загипнотизированному субъекту.
   2) Вліяніе посторонней воли не ограничивается при этомъ подчиненіемъ произвольныхъ актовъ, но можетъ быть распространена и на такія функціи организма, именно функціи растительныя, которыя въ обыденной жизни изъяты изъ подъ вѣдѣнія нашей воли. Нарушеніе этихъ функцій, сообразно желанію гипнотизера, можетъ быть направлено въ пользу или же во вредъ загипнотизированнаго.
   3) Это вторженіе посторонней воли можетъ бытъ у многихъ достигнуто и въ состояніи бодрствованія, и въ той же степени, какъ и во время гипноза.
   4) Производимое субъекту внушеніе со стороны, приходитъ въ конфликтъ съ присущей загипнитизированному субъекту волей, и получаемый результатъ опредѣляется равнодѣйствующей этихъ двухъ, борящихся между собою силъ.
   5) Особенный интересъ представляютъ данныя касательно памяти въ бодрственномъ состояніи и въ гипнозѣ. Субъектъ въ состояніи гипноза помнитъ все случившееся къ нимъ въ бодрственномъ состояніи и во время гипноза. По пробужденіи забываетъ вполнѣ все происходившее въ состояніи гипноза; также и сдѣланныя ему внушенія, подлежащія исполненію чрезъ болѣе или менѣе опредѣленный срокъ.
   При возобновленномъ гипнозѣ однако возвращается воспоминаніе всего, что происходило и что внушено было на предшествующемъ сеансѣ; при пробужденіи сдѣланное внушеніе вновь совершенно забывается и вспоминается, какъ засвидѣтельствовано многочисленными и точными указаніями, лишь при наступленіи назначеннаго срока. Но можно совершенно видоизмѣнить это общее правило и притомъ лишь простымъ словеснымъ внушеніемъ. Достаточно гипнотизеру вслѣдъ за внушеніемъ прибавить: "вы ничего не будете помнить изъ того, что вамъ внушено, или вы забудете кто вамъ сдѣлалъ внушеніе", чтобы лишить возможности при слѣдующемъ гипнозѣ дать относительно этихъ вещей показанія; и наоборотъ, удается словеснымъ же внушеніемъ закрѣпить въ памяти то, что, безъ этого спеціальнаго внушенія, исчезаетъ изъ памяти въ бодрственномъ состояніи.
   6) Вспоминаніе въ гипнозѣ всего, что происходило и что внушено было въ предшествовавшую гипнотизацію, дало возможность экспериментальнымъ путемъ убѣдиться, что въ насъ могутъ сохраняться мысли и покоиться планы и виды на будущее) пребывая внѣ нашего сознанія, т. е., другими словами, въ насъ могутъ происходить безъ нашего вѣдома психическіе процессы, по природѣ совершенно сходные съ присущими нашему сознанію. Убѣдиться въ этомъ можно слѣдующимъ простымъ опытомъ: внушаютъ субъекту какое-нибудь дѣйствіе чрезъ опредѣленный срокъ. По пробужденіи, какъ уже выше было замѣчено, онъ ничего о внушенномъ не помнитъ, но въ назначенный срокъ совершаетъ въ точности, что ему было внушено. Если, не дождавшись срока, его загипнотизировать и спросить его о сдѣланномъ внушеніи, то онъ въ подробности раскажетъ, когда и что предстоитъ ему сдѣлать. По пробужденіи, моментально все это вновь забываетъ. Несомнѣнно, слѣдовательно, что въ субъектѣ живетъ память о томъ, что предстоитъ ему сдѣлать, хотя онъ объ этомъ въ бодрственномъ состояніи и не помнитъ, начиная тревожиться желаніемъ исполнить внушенное лишь при приближеніи и наступленіи назначеннаго срока.
   7) Несомнѣнно засвидѣтельствованныя гипнотическими изслѣдованіями данныя, касательно а) чередованія въ субъектѣ двухъ личностей и б) временнаго раздвоенія личности, вызываемаго одностороннимъ гипнозомъ.
   8) Разслѣдованіе внушенія какъ въ гипнотическомъ снѣ, такъ и въ бодрственномъ состояніи пріобрѣтаетъ особенное значеніе по непосредственной близости его съ самовнушеніемъ, которое, по опредѣленію пр. Бехтерева, можетъ быть опредѣляемо какъ "прививаніе психическихъ состояній, обусловленное однако не посторонними вліяніями, а внутренними поводами, источникъ которыхъ находится въ личности самого лица, подвергающагося самовнушенію.
   Всякій знаетъ, что человѣкъ можетъ настроить себя на грустный или веселый ладъ, что онъ можетъ при извѣстныхъ случаяхъ развить воображеніе до появленія иллюзій и галлюцинацій, что онъ можетъ вселить въ себя то или другое убѣжденіе. Это и есть самовнушеніе, которое, подобно внушенію и взаимовнушенію, не нуждается въ логикѣ, а напротивъ того, нерѣдко дѣйствуетъ даже вопреки самой логикѣ".
   9) Изученіе внушенія способствовало открытію, среди жизненныхъ процессовъ, присутствіе самовнушенія, и притомъ не только непосредственнаго вліянія его на волевые акты, но и не подозрѣваемую до сего дня зависимость отъ него растительныхъ процессовъ, изъятыхъ, въ нормальныхъ условіяхъ жизни, изъ подъ вѣдѣнія и вліянія нашего сознанія, а слѣдовательно, и нашей воли.
   Выводы эти достаточно краснорѣчиво свидѣтельствуютъ о своемъ важномъ значеніи для психологіи; несмотря на то, что лишь всего двадцать лѣтъ тому назадъ гипнотизмъ впервые сдѣлался предметомъ серьезной научной обработки, уже получены результаты первостепенной важности. Дальнѣйшія слѣдованія по новому избранному пути несомнѣнно подвинутъ психологію на столько впередъ, что она вскорѣ займетъ подобающее ей почетное мѣсто среди другихъ наукъ и послужитъ надежнымъ фундаментомъ и основой человѣческаго знанія, къ какой бы отрасли послѣднее ни принадлежало.
   Обращаюсь теперь къ разсмотрѣнію значенія и роли самовнушенія.
   Самовнушеніемъ вызываемые эффекты въ нѣкоторыхъ случаяхъ вполнѣ соотвѣтствуютъ явленіямъ, вызываемымъ чрезъ внушеніе постороннее. Отличными примѣрами служатъ слѣдующіе: выше мною уже были упомянуты вызываемыя внушеніемъ ускореніе и замедленіе сердцебіенія, не зависящія отъ нашей воли. Между тѣмъ имѣется, не подлежащее сомнѣнію свидѣтельство дублинскаго врача Чейна, что полковникъ Тоузендъ могъ по произволу умирать, т. е. переставать дышать, и возвращаться къ жизни простымъ напряженіемъ воли, или иными способами. Чейнъ пишетъ, что полковникъ Тоузендъ такъ настоятельно просилъ его и другихъ врачей присутствовать, хотя разъ, при опытѣ, что они, наконецъ, вынуждены были уступить. Сначала они всѣ трое освидѣтельствовали пульсъ; онъ былъ вполнѣ замѣтенъ, хотя слабъ" нитевиденъ; сердце билось нормально. Полковникъ Тоузендъ легъ на спину и оставался нѣкоторое время въ этомъ положеніи брзъ движенія. Докторъ Чейнъ держалъ его за правую руку, д-ръ Бейнардъ положилъ -ему свою руку на сердце, а Скрейнъ держалъ передъ его губами зеркало. Д-ръ Чейнъ замѣтилъ, что напряженіе пульса понемногу ослабѣвало, пока наконецъ при самомъ заботливомъ испытаніи и самомъ осмотрительномъ нащупываніи, онъ не могъ ощутить никакого. Бейнардъ не былъ въ состояніи удостовѣрить никакого біенія сердца, и Скрейнъ не видѣлъ никакихъ слѣдовъ дыханія на широкомъ зеркалѣ, которое держалъ передъ ртомъ. Затѣмъ, всѣ поочередно изслѣдовали руку, сердце и дыханіе, но ни одинъ изъ нихъ, даже при самомъ внимательномъ изслѣдованіи, не могъ найти самаго легкаго признака жизни. Они долго обсуждали это поразительное явленіе. Когда же доктора увѣрились, что онъ продолжаетъ оставаться все въ томъ же положеніи, то они заключили, что онъ въ своемъ опытѣ зашелъ слишкомъ далеко, и, наконецъ,-- пришли къ убѣжденію, что онъ на самомъ дѣлѣ умеръ, и собирались ютъ него уйти. Такъ прошло подчаса. Къ 9 часамъ утра, когда доктора хотѣли уходить, они замѣтили нѣкоторыя движенія въ тѣлѣ, и при надлежащемъ разсмотрѣніи удостовѣрились, что пульсъ и біеніе сердца начинаютъ возвращаться. Полковникъ Тоузендъ началъ дышать и тихо говорить. Доктора были въ высшей степени изумлены этой неожиданной перемѣной, и ушли отъ него послѣ непродолжительной бесѣды между собою и съ нимъ, хотя и вполнѣ убѣжденные во всѣхъ подробностяхъ этого явленія, но чрезвычайно удивленные и пораженные, такъ какъ не были въ состояніи дать никакого разумнаго объясненія видѣнному.
   Къ этой же категоріи явленій относится и способность факировъ задерживать дыханіе на болѣе или менѣе долгое время, отъ трехъ часовъ до шести недѣль, какъ свидѣтельствуетъ разсказъ капитана Осборна о факирѣ, погребенномъ на шесть недѣль и затѣмъ очнувшимся на глазахъ множества свидѣтелей {См. Гиляровъ св. стр. 327 и сл.}.
   Самовнушеніемъ, между прочимъ, объясняются различные сходные съ вышеописанными стигматы и даже періодическія кровоизліянія изъ тѣхъ областей тѣла, изъ которыхъ сочилась кровь у распятаго Христа, какъ показываетъ извѣстный въ медицинской литературѣ и, тщательно провѣренный многими научными авторитетами, примѣръ Луизы Лато. Этихъ немногихъ данныхъ уже достаточно, чтобы заключить, что самовнушенію свойственна такая же сила, но по размѣру превосходящая силу внушенія со стороны и что, слѣдовательно, самовнушеніе, при нормальномъ теченіи жизни, заправляетъ всѣми функціями организма такимъ же деспотическимъ образомъ, какъ внушенное постороннее вмѣшательство.
   Работая самостоятельно помимо нашего сознанія, слѣдовательно, помимо сознательной нашей воли, самовнушеніе вплетается въ сложную сѣть жизненныхъ процессовъ, какъ одно изъ множества условій, необходимыхъ для осуществленія нашей жизни. Одна изъ интереснѣйшихъ задачъ ближайшаго будущаго будетъ состоять въ отысканіи пріемовъ и способовъ подчиненія нашей сознательной волѣ самовнушенія, происходящаго теперь внѣ нашего сознанія; другими словами стремленіе къ достиженію такого же могущества нашей воли надъ изъятыми, въ настоящее время, изъ подъ ея власти, растительными процессами, какое проявляетъ относительно нихъ постороннее вмѣшательство черезъ внушеніе.
   При посредствѣ серьезнаго изученія и упражненія, можетъ быть, сдѣлается возможнымъ превратить немногое и доступное лишь исключительнымъ субъектамъ (напр., измѣненіе сердцебіенія и приливъ крови къ намѣченной части тѣла) во всеобщее достояніе, затѣмъ распространить вліяніе наше и на остальныя функціи тѣла и вызывать, чрезъ измѣненіе хода функціи органа, желаемыя въ немъ измѣненія. Однимъ словомъ, намъ, можетъ быть, удастся сдѣлаться если не полновластными владыками функцій и строенія нашего тѣла, то въ очень значительной степени направлять ихъ самовнушеніемъ въ желаемомъ направленіи. Эти смѣлыя мысли несомнѣнно вызовутъ горячіе протесты со стороны многихъ естествоиспытателей. Поэтому спѣшу выставить на видъ, что приведенныя строки имѣютъ цѣлью не столько послужить пророческимъ предсказаніемъ результатовъ будущаго, сколько содѣйствовать поясненію, хотя и въ преувеличенномъ видѣ, возможныхъ въ означенномъ направленіи результатовъ.
   Если согласиться разсматривать самовнушеніе, какъ одно изъ необходимыхъ звеньевъ нашей жизни, не предрѣшая ничего о его природѣ, то необходимымъ слѣдствіемъ является и признаніе самовнушенія, какъ необходимаго психическаго фактора въ процессѣ эволюціи живыхъ существъ на земной поверхности, другими словами: придется отказаться отъ современнаго господствующаго механическаго міровоззрѣнія и исключительно механическаго объясненія какъ формъ, такъ и строенія, и функцій организма и частей его (органовъ), взятыхъ въ отдѣльности. Среди условій организаціи придется включить, при объясненіи явленій жизни это новое, еще не принимавшееся въ разсчетъ условіе, и обогатить жизненные процессы новымъ факторомъ, на столько же способнымъ измѣнить наши взгляды на этотъ предметъ, на сколько открытіе электричества и магнетизма способствовали къ разъясненію относящихся сюда явленій.
   Анатомическія и физіологическія данныя не противорѣчатъ высказанному положенію. Зависимость функціи любой части организма отъ нервной системы составляетъ одно изъ основныхъ положеній физіологіи. Мы обладаемъ, кромѣ того, въ высокой степени разработанными анатомическими данными касательно развѣтвленій и распредѣленій нервныхъ волоконъ и ганглій въ нашемъ тѣлѣ. Не менѣе точно установлено, что волевые акты заправляются центральнымъ чувствилищемъ, головнымъ мозгомъ, и что изъ него исходятъ главнымъ образомъ импульсы для исполненія нашихъ желаній, обусловленныхъ, съ одной стороны, вліяніемъ на насъ внѣшняго міра, съ другой -- процессами, внутри насъ происходящими. Всѣ же растительные процессы, каковы, напр., пищевареніе, дыханіе, кровообращеніе и пр., находятся въ непосредственной зависимости отъ ганглій симпатической нервной системы, хотя и не изъяты вполнѣ и изъ-подъ вліянія головного мозга, и могутъ нарушаться подъ вліяніемъ аффектовъ чисто психическаго характера.
   Возраженіе физіологовъ, что принятіе участія психическаго элемента излишне, на томъ основаніи, что чѣмъ глубже удается проникнуть въ изученіе строенія и функціи организма, тѣмъ больше обнаруживаемъ подчиненіе явленій жизни законамъ механики, физики и химіи, ровно ничего не доказываетъ. Стоить только вспомнить, что неизбѣжное условіе успѣшнаго дѣйствія всякаго аппарата или машины, независимо отъ способа ихъ возникновенія, состоитъ въ полнѣйшемъ согласованіи ихъ функцій и строенія съ законами механики, физики и химіи. Нарушеніе этого условія, даже въ вещахъ второстепенной важности, неминуемо ведетъ къ нарушенію функціи и къ обнаруженію непригодности прибора. Это же условіе является неизбѣжнымъ и при созиданіи органовъ нашего тѣла, независимо отъ участія или отсутствія, при ихъ созиданіи, психическаго фактора.
   Любопытно посмотрѣть, на какой пріемъ со стороны физіологовъ можетъ разсчитывать предложеніе ввести въ число необходимыхъ условій жизни новаго фактора и притомъ психической природы, именно самовнушенія? Термина этого мы вовсе не встрѣчаемъ въ трактатахъ по физіологіи; это нововведеніе можетъ показаться съ перваго взгляда идущимъ совершенно въ разрѣзъ какъ съ характеромъ, такъ и цѣлями, которыя эта наука преслѣдуетъ. При болѣе внимательномъ обсужденіи этого вопроса, оказывается, что не предвидится и со стороны физіологіи особеннаго сопротивленія этому нововведенію, такъ какъ почва для него уже подготовлена, хотя, правда, и не сознается еще ясно физіологами. Къ числу фактовъ общепринятыхъ и твердо установленныхъ, принадлежитъ, до мельчайшихъ деталей, разработанная полная зависимость функцій всѣхъ частей тѣла, безъ исключенія, отъ импульсовъ, получаемыхъ ими отъ нервныхъ элементовъ, ганглій и нервныхъ волоконъ. Человѣческій организмъ представляетъ изъ себя сборище разнообразнѣйшихъ аппаратовъ, деспотически управляемыхъ и безапелляціонно покорныхъ приказаніямъ, получаемымъ отъ нервной системы. Выражаясь образно: человѣческій организмъ можетъ быть уподобленъ превосходно обставленному физическому кабинету, аппараты котораго, готовые къ функціи, остаются, тѣмъ не менѣе, въ полномъ бездѣйствіи, пока не пожелаетъ этого заправляющій кабинетомъ физикъ, между тѣмъ какъ, съ другой стороны, аппараты, приведенные физикомъ въ дѣйствіе, будутъ продолжать работать, пока не истратится присущая имъ и потребная для работы энергія.
   Не повреждая самого органа и исключительно только перерѣзкой идущихъ къ нему нервныхъ волоконъ, можно вполнѣ парализовать его функціи и сдѣлать его совершенно безполезнымъ для организма.
   Нервныя волокна, непосредственно передающія импульсы тканямъ органа, служатъ, какъ извѣстно, лишь передаточными путями для произведенія эффектовъ, продиктованныхъ центромоторными участками системъ симпатической, спинно-мозговой и головного мозга. Идущіе изъ этихъ центровъ психической дѣятельности импульсы съ полнымъ правомъ могутъ быть разсматриваемы какъ слѣдствія самовнушенія. Введеніе этого термина въ физіологію не противорѣчитъ, по моему мнѣнію, фактическимъ ея даннымъ и не уолько можетъ, но и должно быть принято физіологами на томъ основаніи, что оно яснѣе, чѣмъ это до сихъ поръ дѣлалось, напоминаетъ, что среди безчисленнаго множества процессовъ жизни вплетается еще одинъ новый, до сего времени игнорируемый физіологами -- процессъ психическій.
   До какихъ грандіозныхъ размѣровъ можетъ достичь результатъ психической нашей дѣятельности, неопровержимо свидѣтельствуютъ предметы окружающаго васъ міра, измѣняемыя рукою человѣка, согласно его потребностямъ и желаніямъ. Всѣ человѣческія произведенія созидаются по заранѣе задуманному имъ плану, который въ началѣ проявляется въ наиболѣе простой, такъ сказать, первобытной формѣ. По достиженіи же опредѣленнаго результата, человѣкъ, никогда не довольствующійся достигнутымъ результатомъ, стремится къ выполненію болѣе сложной задачи, по разрѣшеніи которой продолжаетъ работать надъ достиженіемъ еще большаго и т. д., до безконечности, ибо нѣтъ границы, которая была бы способна положить предѣлъ человѣческимъ замысламъ.
   Импульсомъ всего созданнаго человѣчествомъ всѣми признается наша психика, по ея иниціативѣ произошли цѣлесообразные продукты человѣческой культуры и реализована въ природѣ цѣлесообразность^
   Въ виду неизгладимо запечатлѣнныхъ слѣдовъ мощи человѣческой психики въ окружающей природѣ, невольно возникаетъ вопросъ, не могла ли она и не принимала ли въ самомъ дѣлѣ посильнаго участія въ созиданіи формъ и строенія живыхъ существъ, какъ во время жизни каждаго недѣлимаго, такъ и въ многовѣковомъ процессѣ эволюціи жизни на землѣ? Нельзя ли открыть и въ настоящее время неопровержимыхъ слѣдовъ ея дѣятельности? Это соображеніе тѣмъ болѣе заслуживаетъ вниманія, что, при допущеніи самовнушенія, и въ особеннности вышеизложенныхъ фактическихъ данныхъ гипнотизма, оно и не является чѣмъ-то невѣроятнымъ.
   Если чужая воля въ состояніи вызвать пертурбацію не только въ подлежащихъ вашему сознанію актахъ, но и не подвѣдомственныхъ ему растительныхъ процессахъ, то тѣмъ менѣе можетъ быть оспариваема зависимость послѣднихъ отъ самовнушенія, хотя бы послѣднее и происходило помимо нашего сознанія. Въ настоящее время можетъ быть призвано достовѣрное, что только сравнительно немногіе изъ происходящихъ въ насъ психическихъ актовъ являются достояніемъ нашего сознанія; это положеніе можетъ быть защищаемо совершенно независимо отъ того, будемъ ли мы эти невѣдомые для насъ психическіе процессы разсматривать съ Вундтомъ, какъ механизированные изъ бывшихъ прежде сознательныхъ, или же оставимъ этотъ вопросъ нерѣшеннымъ.
   Предположеніе вліянія психики на функціи и чрезъ нихъ на строеніе вашего тѣла подтверждается многими фактами обыденной жизни. Особенно наглядный результатъ получается касательно мускуловъ.
   Въ нашей волѣ вызвать въ опредѣленныхъ группахъ мускуловъ гипертрофію, т. е. разростаніе ихъ, или же, напротивъ того, низведеніе ихъ до минимума толщины. Что первое легко достижимо гимнастикой, извѣстно каждому; не менѣе достовѣрно, что второй результатъ достигается, сохраняя мускулы въ полномъ бездѣйствіи. Чрезмѣрное развитіе мускулатуры рукъ у Кузнецовъ и мускулатуры ногъ у людей, работающихъ ногами, служатъ этому прекрасной иллюстраціей. Но не только мускульное, но и всякое другое упражненіе, производимое съ цѣлью достигнуть опредѣленнаго результата и имѣющее послѣдствіемъ совершенствованіе опредѣленной функціи и неразрывно связаннаго съ этимъ измѣненія въ строеніи организма, будутъ ли они относиться къ упражненіямъ въ математическихъ задачахъ, или же въ пѣніи, бѣганіи, въ усовершествованіи зрѣнія, слуха и пр., должны быть разсматриваемы, какъ слѣдствія, происшедшія при содѣйствіи психическаго акта самовнушенія.
   Въ ближайшей связи съ этимъ вопросомъ находится слѣдующій: могутъ ли измѣненія, вызванныя въ организмѣ самовнушеніемъ и приводимыя въ исполненіе упражненіемъ передаваться въ слѣдующее поколѣніе, или же этого не происходитъ и они остаются безъ вліянія на потомство? Вопросъ этотъ, въ высшей степени важный, не рѣшенъ еще окончательно въ настоящее время; болѣе вѣроятнымъ представляется мнѣ его рѣшеніе въ утвердительномъ смыслѣ; въ послѣднемъ случаѣ самовнушенію принадлежала бы важная роль и въ процессѣ эволюціи органическихъ формъ. Подробнѣе объ этомъ будетъ сказано въ слѣдующей главѣ.

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Міръ Божій", No 4, 1898

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru