(*) Разсказъ этотъ основанъ на истинномъ происшествіи, случившемся въ 1840 г. по близости м. Ордубата въ Нахичев. уѣздѣ.
Было уже за полночь. Жители Оріубатъ изнуренные жаромъ іюльскаго дня, спали тяжелымъ тревожнымъ сномъ. Ни что не прерывало торжественную тишину южной ночи, и мракъ давно уже скрылъ отъ глазъ жилища поселянъ.. Лишь въ одномъ изъ домиковъ ордубатскихъ мелькалъ еще огонекъ; мерцающіе лучи его едва замѣтно пробивались сквозь листья небольшаго дерева, распустившаго свои зеленыя густыя вѣтви предъ жилищемъ стараго ордубатца Армянина Карапета,-- это былъ свѣтъ догоравшаго ночника, е іабо освѣщавшаго саклю. Полудремля сидѣлъ Карапетъ на разосланной, на землѣ, циновкѣ съ трубкой г.ъ. рукахъ. Въ этомъ согбенномъ, лѣниво сидящемъ старикѣ трудно было узнать прежняго молодца,.а когда-то онъ славился молодечествомъ и между ордубатцами, Персіане помнили силу его мускулистыхъ рукъ, въ которыхъ не дрожала ни сабля, ни винтовка...
Поотдаль отъ старика сядѣла за прялкой пожилая Ханумъ, жена Карапета, у изголовья сына, десятилѣтняго Арютина, спавшаго, повидимому, сладкимъ сномъ... Вдругъ послышался. издали страшный ревъ... То голодный барсъ оглашалъ лѣсъ звукомъ, отъ котораго равно трепещетъ и человѣкъ и звѣрь. Карапетъ молча всталъ, снялъ со стѣны ружье и принялся осматривать его; Ханумъ въ испугѣ поправила ночникъ, и Арютинъ сквозь глубокій сонъ произнесъ какія-то несвязныя слова.
-- Осторожность дѣло не лишнее, говорилъ про себя старикъ, давно я не заряжалъ свою винтовку, надо кремень перемѣнитъ, авось пригодится...
-- Что-то не доброе предвѣщаетъ этотъ ревъ, произнесла тихо Ханума.-- Мнѣ стало страшно...
-- Опасаться еще нечего, отвѣчалъ Карапетъ, звѣрь отъ насъ слишкомъ далекъ, вѣрно бродить въ окрестномъ лѣсу за добычей. Но странно, съ нѣкотораго времени по ночамъ повторяется этотъ ревъ, а барсовъ въ нашей странѣ кажется не водилось.
-- Аманъ, аманъ! воскликнула не довѣрчиво Ханумаю-- Не могу безъ содроганья слышать зловѣщій крикъ барса; сердце сжимается отъ ужаса: онъ мнѣ напоминаетъ черный годъ, когда мы лишились пятерыхъ взрослыхъ дѣтей. Нѣтъ, Карапетъ, не даромъ повадился опять незванный гость...
Карапетъ вздохнулъ тяжело и хотѣлъ что-то сказать, какъ вдругъ не вдалекѣ отъ сакли послышался снова оглушительный ревъ и замеръ съ отдаленнымъ эхомъ. Карапетъ сомнительно покачалъ головой, покрѣпче заперъ дверь сакли, и когда все стихло, онъ повѣсилъ ружье на мѣсто, докурилъ трубку и, завернувшись въ абу, заснулъ.
На другой день, едва блеснула заря, и отрадное сіяніе лѣтняго утра сменило ночной мракъ, ордубатцы принялись за обычные труды -- одни отправились въ поле, другіе на торговый промыселъ; пожилыя женщины снабжали дѣтей разными продуктами для продажи, Дѣвушки, завернувши свежія румяныя свои лица въ прозрачныя вуали (личакъ) спѣшили за водой. Карапетъ, казалось позабывши впечатленіе минувшей ночи, уже былъ на ногахъ; Ханумъ собиралась сѣсть за прялку, и Арютинъ, привставши на постелѣ, лѣниво почесывалъ голову.
-- Арютинъ! воскликнула Ханума, можно ли такъ долго спать. Вставай, дитя, наше стадо давно ждетъ тебя съ нетерпеніемъ, нужно гнать его на поляну.
-- Твоя невѣста давно уже отправилась за водой мимо нашей сакли. Вѣрно заглянула сюда -- плутовка! Посмѣется же она надъ твоею лѣнью, произнесъ съ улыбкою Карапетъ.
-- Пожалуй, Рипеима еще и разлюбитъ Арютина, изберетъ другаго жениха, не смотря на то, что обручена съ нимъ съ колыбели.
-- Не хочу я вашей невѣсты, не пойду я въ полѣ! пусть сего дня Акопъ идетъ пасти барановъ, мнѣ наскучило возиться съ ними, отвѣчалъ плаксиво Арютинъ.
-- Акопа нѣть дома, онъ еще съ вечера ушелъ въ Нахичевань, понесъ съ собою для продажи сыръ и масло. Тамъ, говорятъ, будетъ завтра много народу по случаю пріѣзда большихъ господъ {Такъ называютъ Армяне-простолюдины вообще русскихъ чиновниковъ и лицъ изъ высшаго сословія.}, произнесъ Карапетъ.
Арютинъ зѣвнулъ нѣсколько разъ, приподнялся съ постели, взялъ котомку съ хлѣбомъ за ранѣе приготовленную, и, ужъ не пытаясь отговариваться, отправился со стадомъ въ поле.
-- Лѣнивъ, но молодецъ Арютинъ, говорилъ Карапетъ. Я его крѣпко люблю, Ханумъ, изъ него выйдетъ славный человѣкъ...
И долго старикъ Карапетъ смотрѣлъ во слѣдъ Арютину, долго любовался онъ своимъ дѣтищемъ; пока тотъ, запѣвши какую-то пѣсню, скрылся изъ виду.
Солнце перешло за полдень. Свѣжій сыръ, паровая кукуруза и дутма давно уже были приготовлены заботливой рукой Ханумы въ ожиданіи Карапета, который, противъ обыкновенія, долго не являлся къ обѣду. Наконецъ показался онъ издали; Ханума съ удивленіемъ смотрѣла на Карапета, шедшаго домой скорыми шагами. Давно она невидала мужа такимъ бодрымъ и нетерпѣливымъ какъ теперь. "Что-то не даромъ пріосанился мой старикъ", думала Ханума про себя. Карапетъ, вошедши въ домъ, не говоря ни слова, хладнокровно снялъ со стѣны ружье, зарядилъ его, и на вопросъ жены: "что случилось?" отвѣчалъ:
-- Развѣ ты ничего не слыхала?..
-- Что жъ я могу слышать, сидя въ четырехъ, стѣнахъ...
-- Весь Ордубатъ въ волненіи... барсъ поволокъ въ лѣсъ сына нашего старшины...
-- Вай! вай!.. ну что же?
-- Хотятъ преслѣдовать барса, и всѣ разбрелись въ разныя стороны на поискъ.
-- Аманъ! аманъ! и ты туда же хочешь спѣшить? Эй, Карапетъ, побереги себя, найдутъ барса и безъ тебя.
-- А Арютина развѣ не нужно навѣстятъ? Народъ бросился совершенно въ противную сторону отъ нашей поляны; дитя вѣроятно остался одинъ, можетъ испугаться...
-- Есь кази матагь, Арутюнъ-джанъ. {Это выраженіе ласки на армянскомъ языкѣ, значитъ буквально: "я твоя жертва, душа моя Арютинъ!"} Спеши, спѣши Карапетъ! воскликнула Ханума. И старикъ, оставивши балахонъ, съ винтовкой за плечами, поспѣшилъ къ полянѣ, гдѣ Арютинъ пасъ стадо. Она расположена въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Ордубата, по близости небольшаго лѣса, пересѣченнаго оврагами и трущобами въ разныхъ направленіяхъ.
Добравшись до поляны, Карапетъ быстро осмотрѣли мѣстность и увидѣлъ пасущихся на лугу барановъ, но Арютина не было. Напрасно онъ окликалъ его нѣсколько разъ, напрасно кидался въ разныя стороны, для поисковъ, никто не откликался на голосъ старика-отца и ничто непредставлялось глазамъ, кромѣ тощихъ кустарниковъ и небольшаго стада, въ безпорядкѣ разсыпаннаго въ разныя стороны. Сердце Карапета сжалось отъ ужаса при мысли, что быть можетъ сынъ его сдѣлался жертвой проклятаго барса. Въ немъ окаменѣли всѣ чувства; какъ вкопанный стоялъ онъ нѣсколько минутъ на одномъ мѣстѣ, не зная что дѣлать. Какое-то зловѣщее предчувствіе томило старика, глаза его то сверкали повременамъ, то снова печально опускались, и слезы текли по впалымъ щекамъ его. О чемъ онъ думалъ въ тѣ минуты? Ни кто конечно не могъ бы выразить ни чувствъ, ни мыслей, томившихъ старика... Но вдругъ какъ бы пробудился онъ отъ сна, быстро бросился Карапетъ къ чащѣ лѣса, и, едва углубившись въ него, дошелъ до перваго спуска въ оврагъ; -- остановился какъ громомъ пораженный... Онъ увидѣлъ полулежавшаго на землѣ огромнаго барса, впившагося когтями въ Арютина, который, безъ чувствъ, покрытый смертельною блѣдностію, лежалъ въ объятіяхъ звѣря. Барсъ пожиралъ свою жертву сверкающими, подобно раскаленнымъ угольямъ глазами, но медлилъ, чтобы, съ большею жадностьб насладиться добычей; или былъ сытъ и самъ хорошо не зналъ, что дѣлать ему. Сцена была страшна и не для отца! Одно мгновеніе, одно неловкое движеніе, ничтожный шорохъ, и отецъ вслѣдъ за сыномъ могъ бы попасть въ когти барса. Затрепеталъ Карапетъ, но не упалъ духомъ, онъ поднялъ винтовку, взвелъ курокъ и... дрожащія руки его опустились при мысли, что онъ можетъ сдѣлаться убійцей сына, и что при неудачѣ разъяренный барсъ, разтерзавъ сына, бросится на него самаго.
"Св. Богоматерь шуланерская! Св. Іаковъ! помогите мнѣ!" воскликнулъ Карапетъ съ отчаяніемъ, и въ нѣсколько прыжковъ приблизился къ барсу. Почуявъ врага, звѣрь стиснулъ еще сильнѣе полумертваго мальчика, и казалось хотѣлъ броситься къ Карапету; но раздался выстрѣлъ и меткая пуля раскроила черепъ барса, съ дикимъ крикомъ отбросившаго Арютина на нѣсколько шаговъ.
Толпа, искавшая барса, услышавъ выстрѣлъ, бросилась въ ту сторону гдѣ былъ Карапетъ, приводившій въ чувство спасеннаго имъ сына. Она съ удивленіемъ смотрѣла на старика-героя, съ любопытствомъ разсматривала убитаго барса, еще такъ не давно своимъ щемящимъ сердце ревомъ наводившаго на ордубатцевъ страхъ и трепетъ. Карапетъ повѣсилъ за спину винтовку, снялъ съ барса кожу, взялъ за руку Арютина и при общихъ восклицаніяхъ и искренней радости отправился въ Ордубатъ, гдѣ съ нетерпѣніемъ и недоумѣніемъ ожидала его Ханума.
Очевидцы разсказываютъ, что вскорѣ послѣ этого происшествія одинъ изъ главныхъ начальниковъ края посѣщалъ Нахичевань, и когда ему разсказали о геройскомъ поступкѣ старика Карапета, онъ пожелалъ его видѣть. Карапетъ, вытребованный изъ Ордубата, принесъ съ собою на показъ и барсову кожу, съ которой связывалось для него воспоминаніе о самой тяжелой и счастливой минутѣ въ его жизни.