Lib.ru/Классика: Эвальд Аркадий Васильевич. Перисири

ПЕРИСИРИ

(Рождественскій разсказъ).

Ар. Эвальда.

-- Позвольте. Марья Павловна...

-- Нѣтъ, это вы позвольте! Дайте мнѣ досказать...

-- Хорошо, только съ тѣмъ, что потомъ вы и меня терпѣливо выслушаете.

-- Извольте, я васъ буду слушать какъ мумія. А теперь дайте мнѣ говорить.

-- Такъ что же вы хотѣли сказать?

-- Я говорю что мы, спириты,-- начала Марья Павловна, точно также какъ и вы, не признаемъ ничего сверхъестественнаго. Вся разница между нами и вами состоитъ въ томъ, что вы признаете многія явленія сверхъестественными, чудесными, которыя мы считаемъ реальными.

-- Да вѣдь кто вѣрить въ чертей, тотъ считаетъ ихъ также реальными...

-- Вы обѣщали не перебивать меня...

-- Молчу, молчу.

-- На чемъ-же я остановилась?

-- На томъ, что вы, спириты...

-- Да, да, помню! Мы также не признаемъ ничего сверхъестественнаго. Матеріализація духовъ есть явленіе, такое-же. Физическое, реальное, естественное, какъ, напримѣръ, выростаніе дерева изъ едва замѣтнаго зернышка, блескъ молніи, теченіе воды и все такое. Человѣкъ созданъ по образу и подобію божію. Если Богъ вѣченъ, то также вѣченъ и человѣкъ, то-есть не одна его душа, но и тѣло. Разница только въ томъ, что вы, христіане...

-- Какъ? А вы развѣ не христіанка?

-- Нѣтъ, я спиритка!

-- Такъ спиритизмъ уже сдѣлался у васъ особой религіей?

-- Да, и самой высокой религіей, какая только можетъ быть! Во вы опять меня перебили! Я говорю, что вы, христіане, полагаете, что со смертью человѣка прекращается совершенно его земная жизнь, а мы, спириты, убѣждены, что умершій продолжаетъ еще жить между нами и жить матеріально. Не всякому изъ нихъ дано проявлять свою матеріализацію, но многіе обладаютъ способностью. при извѣстнымъ условіяхъ, дѣйствовать физически, стучать, переноситъ вещи, писать и даже облекаться въ тѣло и дѣлаться видимыми нашимъ глазамъ. Кажется, тутъ нѣтъ ничего сверхъестественнаго!

-- Напротивъ, во всемъ этомъ я не вижу ничего естественнаго!

-- Ахъ, Боже мой, я ужь не знаю, чѣмъ мнѣ и убѣдить васъ!

-- Да, это немного трудно.

-- То-есть, вы упорно не хотите вѣрить!

-- Совсѣмъ нѣтъ. Я готовъ вѣрятъ чему угодно, что мнѣ будетъ доказано или что я могу сямъ осязать. Но согласитесь. Марья Павловна, что до сихъ поръ вы, спириты, не приводите ни какихъ доказательствъ матеріализаціи духовъ; все надо вѣрить да вѣрить. А если у васъ и есть какія доказательства, то они нисколько не лучше тѣхъ, которыя приводятся людьми вѣрующими въ привидѣнія, чертей, вѣдьмъ и колдуновъ...

-- Фу! какой вы противный! Да развѣ мнѣ есть какая-нибудь прибыль оттого, что вы сдѣлаетесь спиритомъ?

-- Нѣтъ.

-- Такъ изъ за чего же я стала бы хлопотать съ вами?

-- Изъ-за идеи.

-- Очень мнѣ нужно! Спириты нисколько не выиграютъ, если вы къ нимъ присоединитесь, также какъ не потеряютъ, если вы останетесь дикаремъ, какъ теперь.

-- Извините: ради идей люди распинались на крестахъ, горѣли на кострахъ, страдали на пыткахъ и гнили въ тюрьмахъ безъ всякой прибыли для себя.

-- Но послушайте: я васъ считаю человѣкомъ умнымъ, образованнымъ, даже ученымъ. Однако, мы не будете-же настолько самолюбивы и самоувѣренны, чтобы считать себя самымъ умнымъ и самымъ ученымъ человѣкомъ на свѣтѣ?

-- Конечно, нѣтъ.

-- Допустите-ли вы, что Круксъ, Цельперъ, Бутлеръ, Катеръ, Аксаковъ и другіе, если не умнѣе васъ, то болѣе учены?

-- Они во сто разъ умнѣе меня изъ тысячу разъ ученѣе. Что же изъ этого?

-- А то, что если такія свѣтили ума и науки вѣрятъ въ спиритизмъ, то не будетъ-ли съ вашей стороны... не то что дерзостью, а, такъ сказать, излишней самоувѣренностію опровергать то, что признаютъ европейскіе ученые?

-- Нѣтъ, Марья Павловна, въ этомъ нѣтъ ни дерзости, ни самоувѣренности, и я вамъ это сейчасъ объясню.

-- Объясняйте, если можете.

-- Непремѣнно могу. На школьныхъ скамейкахъ мы изучаемъ научныя истины, открытыя величайшими учеными всего міра или добытыя вѣковыми опытами милліоновъ людей. Какъ авторитетъ этихъ ученыхъ, такъ, и тѣмъ болѣе, авторитетъ всего человѣчества непоколебимъ. Однако, съ самаго дѣтства насъ пріучаютъ не вѣрить (въ наукѣ) ни одному слову какого бы то ни было ученаго, безъ ясныхъ и неопровержимыхъ доказательствъ съ его стороны. Могу васъ увѣрить, что это дѣлается вовсе не вслѣдствіе дерзости или самонадѣянности учителей, а единственно только потому, что научная истина не имѣла бы и смысла, еслибъ не была доказана, безъ всякаго отношенія къ авторитету кого бы то ни было. Но отъ требованія доказательствъ нисколько не страдаетъ авторитетъ или слава ученаго. Напротивъ...

-- Довольно, довольно, я понимаю. Однимъ словомъ, вы повѣрите только тому, въ чемъ сами убѣдитесь?

-- Конечно.

-- Хорошо-съ. Надѣюсь, вы не будете отвергать, что въ жизни почти каждаго человѣка случается иногда что-нибудь, чего онъ никакъ не можетъ объяснить?

-- Бываетъ.

-- Съ вами случалось что-нибудь подобное?

-- И не одинъ разъ.

-- И вы эти случаи никакъ не можете объяснить?

-- Никакъ.

-- Вотъ видите-ли. А у насъ, спиритовъ, нѣтъ ничего необъяснимаго. Какъ только вы допустите матеріализацію духовъ, то все то странное, даже чудесное, что встрѣчается иногда въ жизни, становится простымъ, естественнымъ, вполнѣ понятнымъ. Вотъ, разскажите мнѣ какіе-нибудь случаи изъ вашей жизни, я вы сами увидите, какъ при помощи спиритизма они легко объяснятся.

-- Извольте. Я вамъ разскажу два случая изъ явленій общеизвѣстныхъ и одного рода. Оба они имѣли мѣсто на варшавской желѣзной дорогѣ, по которой одно время я довольно часто ѣздилъ по дѣламъ.

-- Посмотримъ, что такое.

-- Случаи очень обыкновенные. Однажды я усѣлся въ вагонѣ перваго класса и въ ожиданіи третьяго звонка глядѣлъ въ окошко на суетящуюся публику. Когда поѣздъ тронулся и вышелъ на свѣтъ, я развернулъ газету, закурилъ папироску и только что собрался читать, какъ случайно оглянулъ вагонъ и невольно вздрогнулъ. Наискось отъ меня сидѣлъ какой-то господинъ, щегольски одѣтый, очень приличной, даже красивой наружности, взоръ котораго встрѣтился съ моимъ. Сердце у меня сильно забилось; вся кровь бросилась въ голову... Съ трудомъ я отвелъ отъ него глаза и попробовалъ читать, но рѣшительно не могъ: буквы прыгали, строчки мѣшались...

-- Да отчего-же это? Развѣ вы его знали прежде?

-- Въ первый разъ въ жизни видѣлъ.

-- Такъ онъ имѣлъ въ себѣ что-нибудь непріятное?

-- Напротивъ, какъ я вамъ сказалъ, онъ былъ даже красивъ, по крайней мѣрѣ, на мой вкусъ.

-- Такъ чего же вы взволновались?

-- Вотъ въ этомъ-то и секретъ. Однимъ словомъ, я не могъ читать и не въ силахъ былъ удержаться, чтобы еще разъ не взглянуть на него. Наши взоры опять встрѣтились, и могу васъ увѣрить что никогда шпаги двухъ злѣйшихъ противниковъ не встрѣчались и не перекрещивались съ такимъ ожесточеніемъ, съ такою ненавистью. какъ встрѣчались наши взгляды. Я видѣлъ, что этотъ человѣкъ ненавидитъ меня и готовъ былъ бы выбросить меня за окно. Съ своей стороны я тоже не въ силахъ былъ выносить его присутствія. Для избѣжанія столкновеній съ нимъ, я пересѣлъ на другое мѣсто, чтобы не видать его передъ собою. Но и это мало помогло: и я, и онъ безпрерывно оборачивались одинъ на другаго, всегда одновременно и все съ большей и большей ненавистью. Я чувствовалъ себя въ такомъ раздраженіи противъ него, что, казалось, пройди онъ только мимо и пахни на меня отъ движенія его воздухомъ, то я не выдержалъ-бы чтобъ не броситься на него и не разбить его въ дребезги! Тѣмъ страннѣе это было, что я во всю свою жизнь никого не ненавидѣлъ и очень равнодушію, даже добродушно, отношусь всегда къ людямъ, которые дѣлаютъ мнѣ мерзости... А этого господина, ничего мнѣ не сдѣлавшаго, я не могъ выносить и, наконецъ, на первой станціи, въ Царскомъ Селѣ, перешелъ въ другой вагонъ, чтобы только не встрѣчаться съ нимъ и избѣгнуть большой непріятности.

-- Ну-съ, что-же дальше?

-- Больше ничего.

-- И вы его больше не видали во время поѣзда?

-- Нѣтъ, хотя и выходилъ на станціяхъ, но съ нимъ не встрѣчался. Сидѣлъ-ли онъ безвыходно въ своемъ вагонѣ, также избѣгая встрѣчи со мною, или вышелъ на одной изъ первыхъ станцій -- я не знаю: по крайней мѣрѣ я доѣхалъ до самой Варшавы, не видавши его.

-- Это случай безотчетной антипатіи.

-- Совершенно вѣрно. Но объясните мнѣ его.

-- Подождите. Прежде разскажите другой вашъ случай.

-- Извольте. Другой случай былъ совершенно обратный и встрѣтился на той-же варшавской дорогѣ.

-- Однако, вамъ везетъ на этой дорогѣ!

-- Дѣйствительно. Я ѣхалъ въ этотъ разъ въ вагонѣ втораго класса. Мѣста были всѣ заняты. Въ самомъ началѣ дороги я замѣтилъ трехъ барышенъ, ѣхавшихъ въ первомъ классѣ, которыя на каждой станціи выходили гулять на платформы. Одна изъ нихъ, очень недурненькая собою, поразила меня тѣмъ, что казалась мнѣ знакомою, хотя я никакъ не могъ припомнить, гдѣ и когда ее видѣлъ. Она, cъ своей стороны, точно также обратила на меня вниманіе и замѣтно искала меня главами всякій разъ когда выходила на платформу. Не помню, кажется, уже за Псковомъ, послѣ одной остановки, когда поѣздъ тронулся, она вдругъ очутилась въ нашемъ вагонѣ втораго класса и медленно проходила его, отыскивая себѣ мѣсто. Но свободнаго мѣста не было буквально ни одного. Когда она дошла до моего отдѣленія, я привсталъ и пригласилъ ее сѣсть на мое мѣсто, а самъ расположился на своемъ чемоданчикѣ, поставленномъ у окна. Она поблагодарила меня, объяснила свое появленіе здѣсь тѣмъ, что запоздала и второпяхъ ошиблась вагономъ, сказавъ, что при первой-же остановкѣ освободитъ мое мѣсто. Мы разговорились такъ, какъ будто вѣчно были знакомы и теперь встрѣтились послѣ долгой разлуки. Но ни при первой, ни при второй и, вообще, ни при одной изъ остановокъ поѣзда она, однако, не возвращалась въ свой вагонъ, и только выходила на станціяхъ повидаться съ своими подругами.

-- Кто онѣ такіе были?

-- Не знаю. Разспрашивать я вообще не люблю, а въ этомъ случаѣ тѣмъ болѣе не хотѣлъ. Видѣлъ только по разговору, пріемамъ, костюмамъ и привычкамъ, что это были дѣвушки богатыя и хорошаго общества.

-- Ну, послѣднему я не повѣрю.

-- Отчего?

-- Какая-же дѣвушка хорошаго общества станетъ заводить знакомство въ дорогѣ съ неизвѣстнымъ мужчиной, да еще почти навязываться ему?

-- А вы не слыхали о такихъ случаяхъ, когда дочь богатаго помѣщика, столбовая дворянка выходитъ замужъ за садовника или мужика?..

-- Это возможно только въ романахъ!

-- Извините, Марья Павловна, я самъ знаю такую пару.

-- Ну, положимъ, это я еще допускаю; но знакомиться въ дорогѣ такъ, чтобы придти самой бесѣдовать съ неизвѣстнымъ, -- это совсѣмъ другое. Что-же дальше?

-- Да дальше почти нечего и разсказывать... Незнакомка скоро позволила цѣловать мнѣ свои руки, потомъ щеки, и все кончилось страстными поцѣлуями, когда поѣздъ погрузился во мракъ туннеля...

-- Ну?..

-- Ну и ничего. Въ Варшавѣ мы разстались, потому что незнакомки мои ѣхали за-границу, въ Вѣну, а я черезъ день долженъ былъ вернуться въ Петербургъ. Я вамъ привелъ этотъ случай какъ образецъ симпатіи въ pendant къ разсказанному случаю антипатіи. Теперь, какъ обѣщали, объясните мнѣ ихъ при посредствѣ спиритизма.

-- Это очень просто. Человѣческая душа безсмертна и можетъ воплощаться нѣсколько разъ. Вы и эта барышня когда-нибудь уже жили на землѣ и, вѣроятно, были знакомы точно также, какъ вы были когда нибудь знакомы съ тѣмъ господиномъ, къ которому почувствовали сразу антипатію...

-- Помилуйте Марья Павловна, да если допустить это, то недалеко останется до вѣрованій египтянъ въ переселеніе душъ изъ людей въ животныхъ и vice versa?

-- Что-жъ такого? Это только доказываетъ, что египтяне давно знали то, что мы теперь знаемъ благодаря спиритизму.

-- Такимъ образомъ спиритизмъ допускаетъ что угодно?

-- Совсѣмъ нѣтъ. но онъ допускаетъ больше чѣмъ ваши науки. Вотъ, видите-ли, хотя-бы и въ вашихъ случаяхъ моментальной и безпричинной симпатіи и антипатіи я, какъ спиритка, не вижу ничего неестественнаго или необъяснимаго, а вы становитесь передъ ними въ тупикъ.

-- Нисколько. Если-бы вы, Марья Павловна, были болѣе научно подготовлены, то знали-бы, что въ природѣ не только между людьми, но и между всѣми веществами существуетъ то, что мы называемъ симпатіей и антипатіей. Всѣ вещества склонны или отдаляться другъ отъ друга, или стремиться къ соединенію, или, наконецъ, оставаться спокойными одинъ къ другому, то-есть нейтральными. Наши нервы составляютъ также нѣкоторое вещество, и потому нервы одного человѣка могутъ относиться сочувственно къ нервамъ другаго или, наоборотъ, относиться къ нимъ нейтрально или враждебно. Зрѣніе передаетъ настроеніе нервовъ каждаго человѣка, и вотъ, когда встрѣчаются взгляды противоположныхъ по настроенію нервовъ,-- происходитъ явленіе, которое мы называемъ антипатіей и наоборотъ при встрѣчѣ взглядовъ сочувственныхъ нервовъ -- является симпатія. Это простое физическое явленіе, понятное всѣмъ физикамъ и химикамъ.

-- Какъ-же вы теперь объясняете это такъ просто, когда давеча вы сказали, что подобные случаи вы никакъ не можете объяснить?

-- Да, я это говорилъ. Симпатія и антипатія для меня, все-таки, необъяснимы въ смыслѣ научномъ. То, что я сейчасъ вамъ сказалъ, это только гипотеза и притомъ моя собственная, но гипотеза, которая имѣетъ за собою болѣе вѣроятія чѣмъ ваше спиритическое вѣрованіе въ переселеніе душъ и возобновленіе земной жизни подъ другимъ видомъ. Если душа безсмертна, то она не можетъ быть безпамятна, Какъ я могу допустить, что жилъ когда-то на землѣ и не сохранилъ отъ той жизни никакого воспоминанія?

-- Позвольте: вотъ это-то и есть воспоминанія души -- то, что мы называемъ симпатіей и антипатіей!

-- Ну, я вамъ скажу, плоха-же память у нашей души, если она проявляется только такъ неопредѣленно. Нѣтъ, какъ хотите, а моя гипотеза ближе къ цѣли.

-- Такъ вы рѣшительно ни во что не вѣрите: ни въ стуки, ни въ переносъ вещей, ни въ явленіе духовъ матеріализованныхъ, ни во что, однимъ словомъ?

-- Ни во что, пока лично не убѣжусь въ существованія этихъ явленій.

-- Отчего-же вы не хотите познакомиться съ медіумами, чтобъ убѣдиться.

-- Напротивъ, я очень хочу и даже искалъ такихъ случаевъ, но...

-- Ну и что-же?

-- Всегда выходило какъ-то такъ, что при мнѣ духи отказывалась дѣйствовать или дѣйствовали до того грубо, что я, по совѣсти, долженъ былъ принимать всѣ ихъ проявленія за фокусы присутствовавшихъ на сеансѣ спиритовъ. Изъ этого я вывожу, что если духи существуютъ, то я имъ до того антипатиченъ, что они вовсе и не желаютъ, чтобы я въ нихъ вѣрилъ.

-- Дѣйствительно, духи не сразу проявляются каждому человѣку и надо много практиковаться и при томъ съ любовью къ дѣлу, чтобы достичь нѣкотораго совершенства своей натуры, при которомъ духи, наконецъ, допустятъ свое проявленіе. Это у насъ считается аксіомой спиритизма. Даже такіе великіе спириты, какъ Круксъ, не сразу достигли возможности видѣть и осязать матеріализованныхъ духовъ.

-- Значитъ, духи пренебрегаютъ простыми смертными?

-- Нѣтъ, это не то; а какъ бы вамъ объяснить?.. Да вотъ какъ: вы, человѣкъ образованный, можете понимать красоты произведеній Бетховена, Рафаэля. Шекспира и другихъ. Не такъ-ли?

-- Положимъ, такъ.

-- Ну, а мужикъ какой-нибудь предпочтетъ симфоніи Бетховена, исполняемой оркестромъ, камаринскую на гармоникѣ или Мадоннѣ Рафаэля предпочтетъ лубочную картину, вымазанную красной, желтой и зеленой красками; наконецъ, Шекспира вовсе не пойметъ и промѣняетъ его на балаганную комедь, въ которой черезъ каждыя два слова раздаются пощечины и подзатыльники. Согласны вы съ этимъ?

-- Совершенно согласенъ.

-- Значить, чтобы понимать высокія произведенія искусства, надо быть подготовленнымъ для этого ученьемъ, воспитаньемъ, привычками и такъ далѣе. То-же самое и въ спиритизмѣ: профаны не могутъ видѣть и осязать того, что дается искреннимъ спиритамъ, большими трудами и размышленіями усовершенствовавшимъ свою натуру.

-- Ваше сравненіе. Марья Павловна, оружіе обоюдоострое.

-- Это отчего?

-- Оттого, что его можно повернуть не въ пользу спиритовъ.

-- Какимъ это образомъ?

-- Очень просто. Наши мозги или, вообще, наши нервы такъ странно и хитро устроены, что способны пріобрѣтать увѣренность въ томъ, чего никогда не было. Всѣмъ извѣстенъ тотъ фактъ, что лгуны, отъ частаго повторенія своей выдумки, наконецъ, сами уже вѣрятъ въ свое собственное измышленіе. Точно также люди мнительные страдаютъ, въ полномъ смыслѣ этого слова, отъ болѣзней, которыхъ никогда, у нихъ не было. Наконецъ, бывали примѣры разстройства ума вслѣдствіе воображаемой опасности и такъ далѣе.

-- Все это къ дѣлу не идетъ.

-- Извините, очень идетъ. Я сказалъ только предисловіе. а вотъ сущность того, къ чему я веду рѣчь: когда человѣкъ начинаетъ постоянно думать объ одномъ и томъ-же, то работа его мозга поневолѣ принимаетъ одностороннее направленіе, а всякая односторонность ведетъ къ заблужденію. Я напримѣръ, по вашему совѣту пожелаю, во что-бы то ни стало, усовершенствоваться въ спиритизмѣ, чтобы удостоиться видѣть и осязать духъ и для этого начну изо дня въ день читать спиритическіе книги и журналы, вертѣть столы и т. д. Сначала я буду все это продѣлывать скептически, потомъ, привыкнувъ, уже не буду находить ничего страннаго во всемъ этомъ, затѣмъ войду во вкусъ и начну уже относиться къ своимъ упражненіямъ съ любовью и, наконецъ, мнѣ уже только одинъ шагъ останется, чтобы вѣрить во всѣ спиритическія явленія.

-- Ну, вы не очень-то опровергли мои доводы. А какъ-же вы объясните возможность осязать духа? Вѣдь онъ даетъ себя ощупывать. Развѣ это можно сдѣлать при помощи одного воображенія?

-- Какъ нельзя легче: мнѣ часто случается чувствовать, что меня кто-нибудь трогаетъ за плечо или за спилу или слышать, что меня зовутъ, когда ни около, ни близко -- никого нѣтъ. Это можно назвать воспоминаніемъ мѣстныхъ нервовъ. Одинъ господинъ, потерявшій ногу, говорилъ мнѣ черезъ три года послѣ ампутація, что онъ иногда чувствуетъ боль или чесаніе какъ-бы въ пальцахъ отрѣзанной ноги. Этимъ-же воспоминаніемъ нервовъ можно объяснить, что когда воображеніе настроено на одну тему или, вѣрнѣе сказать, когда оно разстроено одной темой, то можно и видѣть, и слышать, и осязать несуществующее.

-- Такъ, по вашему, у всѣхъ спиритовъ воображеніе разстроено?

-- Я такъ думаю.

-- Ха-ха-ха! Это ужъ черезчуръ! Къ такой увѣренностью говорить, что у нѣсколькихъ милліоновъ людей и въ разныхъ частяхъ свѣта разстроено воображеніе! Тѣмъ болѣе у людей ученыхъ, которые занимаются спиритизмомъ исключительно съ научными цѣлями.

-- Чему вы смѣетесь? Въ исторіи есть много примѣровъ разстройства воображенія въ цѣлыхъ массахъ народа. Въ этомъ отношеніи спириты не представляютъ новости. Люди способны и увлекаться, и заблуждаться не. только единицами, но тысячами и милліонами единицъ. Лучшимъ тому доказательствомъ служить вѣра въ нечистую силу, распространенная повсемѣстно; многіе даже видѣли и осязали чертей, домовыхъ и лѣшихъ, а попробуйте-ка увѣрить этихъ людей, что они ошибались...

-- Да въ это вѣрить только простой народъ...

-- Далеко нѣтъ. Я встрѣчалъ очень образованныхъ людей, вѣрившихъ въ привидѣнія и въ нечистую силу.

-- Это очень странно.

-- Ничего нѣтъ страннаго. Въ природѣ существуечъ многое, чего еще мы не умѣемъ объяснить. А такъ какъ человѣческій умъ требуетъ на все положительныхъ отвѣтовъ, то одни находятъ эти отвѣты въ религіи, другіе -- въ чертовщинѣ, третьи -- въ спиритизмѣ...

-- Ахъ, перестаньте, пожалуста, смѣшивать спиритизмъ Богъ знаетъ съ чѣмъ! Вы меня нисколько не разубѣдите, что-бы ни говорили. Спиритизмъ -- это наука будущаго. Съ тѣхъ поръ какъ я стала спириткой, я чувствую себя такъ хорошо, для меня такъ все ясно и свѣтло, какъ-будто я стала жить совершенно другой, лучшей жизнью. Не разочаровывайте меня!

-- Нисколько не желаю, но и вы. Марья Павловна, не старайтесь обращать меня въ спиритизмъ, чтобы не разстраивать нашихъ добрыхъ отношеній.

-- Да вы развѣ дорожите ими?

-- На это я вамъ отвѣчу также вопросомъ: ваши духи ничего не говорили вамъ обо мнѣ?

-- Ничего...

-- Глупы-же у васъ духи.

-- Что это значитъ?

-- Если-бы ваши духи были поумнѣе и попрозорливѣе, то они давно-бы сказали вамъ: "Марья Павловна! остерегайтесь этого человѣка: онъ васъ любитъ!"

-- Вы?! Вы меня любите?!

-- Люблю. Не велите казнить, велите миловать...

-- О, Богъ мой, Богъ мой!

Марья Павловна закрыла лицо руками и нѣсколько времени оставалась въ такомъ положеніи. Подождавъ немного и видя, что она не шевелится, Огневъ всталъ и по мягкому ковру неслышно вышелъ въ другую комнату, гдѣ и присѣлъ къ одному изъ карточныхъ столовъ.

-----

Вернувшись домой часу въ первомъ ночи. Огневъ не думалъ ложиться спать, не смотря на утомленіе, всегда испытываемое послѣ вечера, проведеннаго въ гостяхъ. Не раздѣваясь, прилегъ онъ на дивалѣ въ гостиной и, выкуривъ безъ перерыва чуть не два десятка папиросъ, вскочилъ потомъ и началъ ходить по своимъ четыремъ комнатамъ, изъ которыхъ только одна, гостиная, была слабо освѣщена свѣчкой.

"Чортъ знаетъ, что такое со мною дѣлается"! думалъ онъ; "дернуло-же меня сказать такую глупость! Я -- люблю! Объяснился какъ пажъ или студентъ какой-нибудь и на кой прахъ, спрашивается? Что она мнѣ и что я ей? Мы также несовмѣстимы, какъ огонь съ водой. Ничего изъ этого не будетъ. Все это вздоръ"!..

Огневъ сѣлъ на диванъ и снова закурилъ папироску, усиленно втягивая и выпуская дымъ, такъ что скоро передъ нимъ образовалось цѣлое облако. Онъ машинально слѣдилъ за клубами дыма, и когда они разсѣялись нѣсколько, передъ нимъ вдругъ предстало видѣніе... Да, за дымомъ, изъ темной глубины кабинета, ясно выдѣлилась фигура Марьи Павловны, съ нотъ до головы закутанной въ черное... Только лицо ея, слабо освѣщенное отдаленнымъ огнемъ свѣчи, было открыто, и глаза ясно виднѣлись, сверкая своими искорками. Огневъ не былъ ни трусомъ, ни суевѣрнымъ, но неожиданность этого видѣнія такъ поразила его, что онъ только наклонился впередъ, опершись руками о диванъ и столъ, и въ этой позѣ застылъ, точно кроликъ, очарованный взглядомъ боа. Но видѣніе не дало себя долго разсматривать и при первомъ движеніи его исчезло. Огневъ привсталъ и ощупалъ голову. Температура ея была, повлдимому, нормальна. Онъ взялъ свѣчу и подошелъ къ зеркалу -- взглянуть на себя: ничего особеннаго въ наружности его не было. Однако, была-же галлюцинація: онъ ясно видѣлъ живое лицо Марьи Павловны.

"Это удивительно, какъ устроены наши нервы!" подумалъ онъ. "Я только слыхалъ о галлюцинаціяхъ. но испытать пришлось въ первый разъ въ жизни. Немудрено, что люди вѣрятъ въ привидѣнія и во всякую чертовщину"! рѣшилъ онъ.

Затѣмъ его невольно потянуло войти въ кабинетъ. Оглянувъ его сначала кругомъ и, не замѣтивъ ничего особеннаго, Огневъ поставилъ свѣчу на письменный столъ и опустился въ кресло, радумывая о случившемся. Иногда онъ машинально бралъ въ руки ту или другую вещь и, повертѣвъ, ставилъ опять на мѣсто. Между прочимъ, взялъ онъ и шляпу, которую, придя домой, оставилъ на столѣ въ кабинетѣ. Повернувъ ее безъ всякой цѣли, онъ вдругъ снова пораженъ былъ неожиданностью: изъ шляпы выпала бумажка... Поднять ее, развернуть, быстро оглядѣть со всѣхъ сторонъ -- было дѣломъ одной минуты. На бумажкѣ было написано нѣсколько словъ карандашомъ. Онъ прочелъ: "Я была у васъ; увидимся въ три часа". Подписи никакой, но рука -- Марьи Павловны. Огневъ взглянулъ на часы: было безъ четверти два часа. Онъ вскочилъ съ кресла и снова заходилъ по комнатѣ.

"Что-же это такое"? думалъ онъ въ волненіи. "Это ужъ не галлюцинація, а сама матерія, въ видѣ бумажки... Неужели спириты правы? Неужели есть возможность отдѣлятъ отъ себя перисири, который можетъ, проникать черезъ стѣны и переносить вещи"?

Огневъ остановился среди комнаты и началъ соображать хладнокровнѣе. Онъ подошелъ потомъ къ наружной двери и осмотрѣлъ ее: ключъ былъ въ замкѣ и запертъ; крюкъ спокойно лежалъ въ своей петлѣ, -- слѣдовательно, черезъ парадный ходъ никто не могъ пройти. Увѣрившись съ этой стороны, Огневъ прошелъ по корридору, устланному циновкой, въ кухню: вѣрный его служитель, старый Кононъ, крѣпко спалъ на кровати. Огневъ подошелъ къ наружной двери чернаго хода и осмотрѣлъ ее: крюкъ былъ отстегнутъ, но дверь заперта на ключъ, хотя ключа не было въ замкѣ. Въ первую минуту Огневъ хотѣлъ разбудить Конона, чтобы выбранить его за небрежность и спросить, гдѣ ключъ; но, подойдя къ кровати старика, онъ пожалѣлъ его будить и рѣшилъ, что объ этомъ можно поговорить и завтра. Дверь, все-таки, была заперта и отсюда также ни кто не могъ придти. Вернувшись въ гостиную, Огневъ оказался совершенно растеряннымъ.

"Можетъ быть, и записка была галлюцинаціей"? попробовалъ онъ еще успокоить себя. "Пожалуй, теперь я не найду ея на столѣ"...

Съ этой надеждой онъ вошелъ въ кабинетъ, но записка лежала на столѣ нетронутой. Онъ взялъ ее и снова перечелъ.

-- Это ужъ совсѣмъ чортъ знаетъ что такое! сказалъ онъ, швырнувъ бумажку на столъ.

Какая-то досада, какое-то подозрѣніе, что кто-то и какъ-то его дурачитъ -- просто выводили его изъ себя. Спать онъ уже не могъ. Но оставаться такъ одному тоже не было возможности. У него явилась сильная потребность видѣть людей, поговорить съ кѣмъ-нибудь, разсѣять, свое волненіе... Но куда дѣваться въ два часа ночи? Онъ сталъ припоминать всѣхъ своихъ пріятелей и знакомыхъ, къ которымъ бы можно было отправиться такъ поздно ночью, но никого такого не оказывалось. Вдругъ счастливая мысль озарила его голову... Нѣтъ-ли сегодня маскарада? Быстро побѣжалъ онъ къ пачкѣ афишъ и нервно перелисталъ ее. О, счастье! Въ Большомъ театрѣ -- маскарадъ! Недолго думая. Огневъ быстро переодѣлся во фракъ, надѣлъ шляпу, завернулся въ шубу и вышелъ, тщательно замкнувъ за собою дверь.

-----

Маскарадъ былъ уже. въ полномъ разгарѣ, когда Огневъ вошелъ въ залу театра. Вмѣшавшись въ толпу, онъ обошелъ раза три залъ, отыскивая кого-нибудь изъ знакомыхъ, съ кѣмъ-бы можно было поговорить и разсѣяться, но если и встрѣчались такіе, то они были заняты, разгуливая съ масками. Тогда Огневъ всталъ на проходномъ мѣстѣ и рѣшился выжидать. Видъ блестяще освѣщенной залы, толпы разнообразнаго народа, говоръ и музыка -- все это произвело на него хорошее впечатлѣніе и разсѣяло до нѣкоторой степени мрачныя мысли, съ которыми онъ выѣхалъ изъ дому. Онъ не замѣтилъ, долго-ли простоялъ такъ, какъ вдругъ изъ группы проходившихъ мимо него людей отдѣлилась одна маска и, подойдя къ нему, ударила слегка вѣеромъ по плечу.

-- Что такъ задумался?-- спросила она.

Огневъ вздрогнулъ и оглянулъ незнакомку.

-- Не узнаешь меня даже по голосу?-- повторила она, слегка засмѣявшись.

-- Неужели Марья Павловна?-- быстро сказалъ Огневъ.

-- Она самая.

-- Вотъ неожиданная встрѣча!-- сказалъ онъ.-- Пойдемте, мнѣ надо васъ разспросить кое о чемъ.

И, схвативъ подъ руку маску, онъ быстро пошелъ съ ней, отыскивая болѣе уединеннаго мѣста.

-- У меня дома случилось что-то необыкновенное, -- говорилъ онъ.-- Я видѣлъ насъ у себя и нашелъ въ шляпѣ вашу записку, въ которой сказано, что мы увидимся въ три часа.

Вспомнивъ объ этомъ. Огневъ вынулъ часы и взглянулъ: было ровно три часа...

-- Вотъ видите,-- сказалъ онъ, показывая маскѣ часы.

Маска разсмѣялась.

-- И вы думаете, что это я была у васъ?

-- Нѣтъ, не думаю, потому что двери оказались запертыми и войти никто не могъ.

-- Такъ это былъ мой духъ?

-- Право, не знаю что; но я видѣлъ ясно васъ у себя въ кабинетѣ. А записка? Она писана вашей рукой.

-- Покажите.

Огневъ поискалъ въ карманахъ, но ея не было: онъ вспомнилъ, что оставилъ ее у себя въ кабинетѣ, на столѣ.

-- Ну, да все равно, -- сказала маска.-- Я вамъ очень просто объясню, какъ попала къ вамъ записка: я положила ее въ шляпу, когда вы были у насъ. Больше ничего.

Огневъ подумалъ немного

-- Нѣтъ, -- сказалъ онъ, -- это ничего не объясняетъ. Въ запискѣ сказано: я была у васъ, и я дѣйствительно видѣлъ васъ у себя въ кабинетѣ. Писавши дома, вы не могли знать, удастся-ли вамъ незамѣтно войти ко мнѣ. А затѣмъ въ запискѣ назначено свиданіе въ три часа. Но вы не могли знать, буду-ли я здѣсь, такъ какъ я и не предполагалъ сегодня быть въ маскарадѣ.

-- Все это было разсчитано на случайности.

-- Хороши случайности!

-- Ну, такъ, значитъ, въ это дѣло замѣшаны духи,-- сказала маска, засмѣявшись.-- Я не могла быть у васъ, потому что двери были заперты; я не могла знать, что вы будете здѣсь въ три часа, потому что вы и не собирались сюда; а между тѣмъ вы меня видѣли у себя, и мы акуратно въ три часа встрѣтились здѣсь. Ясно, что это все устроили духи -- тѣ самые, въ которыхъ вы не вѣрите.

И маска снова разсмѣялась, какъ смѣются надъ дѣтьми, когда они недоумѣваютъ при какой-нибудь сказанной имъ несообразности. Огнева этотъ смѣхъ раздосадовалъ. Онъ чувствовалъ, что играетъ глупую роль, и пожалѣлъ, что такъ поторопился разсказать Марьѣ Павловнѣ о своемъ домашнемъ приключеніи.

"Мнѣ надо было молчать", думалъ онъ,-- и дожидаться, пока она сама что-нибудь скажетъ, если только она знала что-нибудь объ этомъ. Не духи-же, въ самомъ дѣлѣ, у меня завелись. А между тѣмъ кто-же и какъ могъ пройти ко мнѣ"?

-- Что-же вы молчите?-- спросила маска.

-- Я все хочу угадать сегодняшнюю загадку. Думалъ, что вы мнѣ что-нибудь объясните, по вы. какъ кажется, знаете еще меньше меня.

-- Понятно, что я не могу знать, что съ вами было.

-- Однако, вы сказали, что сами положили записку въ мою шляпу...

-- Это я сказала, чтобы, согласно вашимъ убѣжденіямъ, объяснить реальнымъ образомъ то, что вамъ показалось необыкновеннымъ, неестественнымъ.

-- Такъ теперь вы отказываетесь отъ того, что писали записку?

-- Отказываюсь. Я (и маска сдѣлала особенное удареніе на словѣ я) этой записки вамъ не писала.

-- И вы не были у меня?

-- И я не была у васъ.

-- Честное слово?

-- Самое честнѣйшее. Довольны-ли вы теперь?

-- Напротивъ. Я вѣрю, что вы теперь не лжете, но это только затемняетъ дѣло еще больше.

Часка звонко расхохоталась и, бросивъ руку Огнева, исчезла въ толпѣ.

Огневъ нѣсколько разъ прошелся по всему залу въ разныхъ направленіяхъ, вглядываясь во всѣхъ замаскированныхъ, желая отыскать Марью Павловну и еще поговорить съ ней, но ея не было ни въ залѣ, ни въ ложахъ, ни въ буфетѣ, ни въ столовыхъ. Усталый, раздосадованный и заинтригованный въ высшей степени онъ вернулся домой. Таинственная записка лежала на столѣ нетронутой; все въ домѣ было въ порядкѣ; старый Кононъ продолжалъ усердно храпѣть въ кухнѣ. На этотъ разъ усталость побѣдила волненіе, и, раздѣвшись на-скоро, Огневъ легъ въ постель, порѣшивъ, что завтра онъ непремѣнно доищется истины.

-----

На другое утро Огневъ началъ свой розыскъ съ Конона.

-- Отчего это у тебя кухонная дверь не была заперта на крюкъ?-- спрашивалъ онъ его, сидя за кофеемъ, въ то время какъ Кононъ прибиралъ кое-что въ комнатѣ.

-- Я всегда запираю на крюкъ, -- отвѣтилъ Кононъ неохотно и рѣзко,

-- Однако, сегодня не была заперта; я самъ видѣлъ.

-- Я ее заперъ и на ключъ, и на крюкъ.

-- Говорю-же тебѣ, что крюкъ висѣлъ, а ключа въ дверяхъ не было. Куда ты его спряталъ?

-- Никуда я его не пряталъ; онъ былъ на своемъ мѣстѣ -- вотъ что-съ.

-- Да что-же я пьянъ что-ли былъ или вру теперь?

-- Ничего этого я знать не могу... Только сначала, встамши утромъ, я полагалъ, что это вы подшутить надо мною изволили...

-- Чѣмъ это?

-- Да тѣмъ, что ключъ вынули изъ двери и крюкъ сняли... А только потомъ...

Кононъ замолчалъ и махнулъ рукой.

-- Что такое? Что потомъ?-- нетерпѣливо спрашивалъ Огневъ.

-- А потомъ...

Кононъ сталъ посреди комнаты и, растопыря руки, началъ объяснять.

-- Приходитъ это дворникъ и замѣстъ того, чтобъ постучать али позвонить, начинаетъ отворять дверь ключемъ. Какъ, говорю я ему, это ты ключъ у меня стащилъ? А онъ мнѣ говоритъ, что сичасъ какой-то баринъ зашелъ на дворъ и далъ ему этотъ самый ключъ, сказамши, что онъ отъ нашей хватеры. Какъ, говоритъ это дворникъ-то, попалъ вашъ ключъ къ чужому господину? А я и говорю ему, что, должно быть, баринъ выходили чернымъ ходомъ да, взямши съ собой ключъ, забыли у пріятеля.

-- Дуракъ ты эдакій! да зачѣмъ мнѣ твой ключъ брать, когда у меня есть свой съ парадной лѣстницы.

-- Можетъ, хотѣли пройти по черной...

-- Никакой причины нѣтъ. Говорилъ дворникъ: какой это былъ господинъ?

-- Нѣтъ.

-- Пошелъ сейчасъ и позови его сюда!

Кононъ вышелъ, а Огневъ началъ обдумывать снова это приключеніе, которое съ часу на часъ становилось сложнѣе и запутаннѣе. Объясненія Колона не только ничего не разъяснили, но еще прибавили туману. Минуть черезъ десять вошелъ дворникъ.

-- Кто это тебѣ далъ ключъ отъ черной лѣстницы?-- спросилъ Огневъ.

-- Не знаю, сударь, какой-то господинъ въ мѣховомъ пальтѣ и шляпѣ.

-- Ты его видалъ когда-нибудь?

-- Нѣтъ, никогда-съ. Такой изъ себя брунетъ съ бородкой.

-- Ты его не спрашивалъ откуда онъ взялъ ключъ?

-- Никакъ нѣтъ-съ. Подошли это они къ воротамъ, позвонили. Я вышелъ: думалъ -- жильца какого ищутъ, а они мнѣ сунули ключъ и ушли.

-- И ничего тебѣ не сказалъ?

-- Ни чего-съ, только и сказали: "передай въ квартиру десятаго номера; это, молъ, отъ черной лѣстницы".

-- Да какъ-же такъ ты упустилъ его? А если-бы это былъ воръ?

Дворникъ засмѣялся.

-- Не можетъ этого быть, сударь. Воръ не принесетъ ключа назадъ, да и мы-же ворота стережемъ, у насъ воръ не пройдетъ съ вещами. Окромя того: баринъ какъ слѣдъ, по всему видно: по облику и одежѣ.

-- А вотъ укралъ-же ключъ?

-- Я полагалъ, сударь, что это вы забыли его гдѣ нибудь.

-- Мнѣ незачѣмъ было брать этотъ ключъ. Ты знаешь, что если я разсчитываю вернуться поздно, то беру съ собой ключъ отъ парадной двери. Между тѣмъ мнѣ важно узнать, у кого былъ этотъ ключъ, потому что ночью у меня кто-то былъ.

Дворникъ и Кононъ удивленно переглянулись.

-- Не можетъ быть этого, сударь,-- сказалъ дворникъ.-- Сегодня я былъ дежурнымъ и никого не видалъ.

-- А между тѣмъ у меня кто-то былъ: я самъ это видѣлъ.

-- Да какъ-же, сударь, вы его не остановили?-- спросилъ дворникъ.

-- Меня-бы крикнули, -- вставилъ Кононъ.

Огневъ невольно покраснѣлъ, сознавая, что оба замѣчанія были справедливы. Но не разсказывать-же прислугѣ, кого онъ видѣлъ и почему не принялъ мѣръ задержать ночнаго посѣтителя!

-- Я немного задремалъ, -- сказалъ имъ, -- и мнѣ показалось, что я вижу это во снѣ.

-- Это бываеть-съ.

-- А вотъ этотъ ключъ доказываетъ, что я не спалъ, и что у меня, дѣйствительно, кто-то былъ.

-- Нечистый подшутилъ, -- замѣтилъ Кононъ.

-- Этого въ нашемъ домѣ нѣтъ, -- сказалъ дворникъ.-- Хозяинъ нашъ богобоязненный: домъ освященъ, и кажинный годъ молебны служимъ.

-- Да вѣдь нечистый и въ церкву залѣзаетъ, -- настаивалъ Коконъ.

-- Ну, ладно, ступайте!-- перебилъ Огневъ, почувствовавъ, что разговоръ начинаетъ принимать косое направленіе.

Оставалось одно: доѣхать къ Марьѣ Павловнѣ и разузнать тамъ. На этотъ разъ Огневъ рѣшился не начинать разговора ни о ночномъ визитѣ, ни о маскарадѣ и подождать, что скажетъ сама Марья Павловна. Онъ разсчитывалъ. что она, какъ женщина, не утерпитъ, чтобы чѣмъ-нибудь не выдать себя, если только она дѣйствительно была у него и въ маскарадѣ. Но, конечно, она была: онъ ясно видѣлъ ее у себя и слышалъ именно ея голосъ въ театрѣ.

-----

-- Дома Марья Павловна?-- спросилъ Огневъ у горничной, отворившей двери.

-- Дома-съ, только онѣ очень нездоровы,

-- Что съ ней? Лежитъ?

-- Онѣ встали утромъ, одѣлись въ шлафрокъ, а потомъ опять легли.

-- Доложите, что я пріѣхалъ, и спросите: не можетъ-ли принять меня.

Пока горничная пошла съ докладомъ. Огневъ снялъ пальто и вошелъ въ гостиную, гдѣ на столѣ лежали кписэки и альбомы съ фотографіями. Перелистывая ихъ, они не замѣтилъ, какъ въ дверяхъ показалась Марья Павловна.

-- Здравствуйте,-- сказала она слабымъ голосомъ.

Огневъ вскочилъ и, взглянувъ на хозяйку, пораженъ былъ ея болѣзненнымъ видомъ.

-- Что съ вами?-- спросилъ онъ, подходя.-- Вчера я оставилъ васъ такой здоровой и веселой.

-- Вѣдь я страдаю печенью, -- слабо проговорила Марья Павловна, изнеможенно опускаясь на ближайшее кресло.-- Какъ только вы ушли вчера, у меня начались боли и чѣмъ дальше, тѣмъ хуже. Вотъ теперь только, съ часъ тому назадъ, начали утихать. А то я всю ночь металась и стонала.

Проговоривъ это. она откинула голову нѣсколько назалъ и приложила руки къ груди. Впавшія щеки, блѣдность лица, синіе круги около глазъ, измѣнившійся голосъ -- все это показало Огневу, что притворства тутъ нѣтъ и что подозрѣвать ее въ ночныхъ похожденіяхъ нѣтъ возможности. Весь планъ допроса, построенный Огневымъ дорогою, разсыпался какъ карточный домикъ.

-- А я проѣхалъ отъ васъ въ маскарадъ, -- сказалъ онъ небрежно, -- и тамъ принялъ одну маску за васъ.

Марья Павловна удивленно взглянула на него и слегка улыбнулась.

-- За меня? Да развѣ вы не знали, что я въ маскарадахъ не бываю?

-- Это ничего не значитъ. Одинъ разъ вы могли разрѣшить себѣ, и еслибъ вы были сегодня здоровы, то ничѣмъ бы не увѣрили меня, что это не вы тамъ были.

-- Странно... Вы, кажется, должны немного знать меня. Вы разговаривали съ моимъ двойникомъ?

-- Конечно. Она сама подошла ко мнѣ и выдавала себя за васъ.

-- Это часто дѣлаютъ. Кто-нибудь изъ нашихъ общихъ знакомыхъ вздумалъ васъ поинтриговать. Только странно, какъ это вы могли такъ обмануться?

Марья Павловна сдѣлала особенное удареніе на словѣ вы, намекая, конечно, на вчерашнее объясненіе Огнева. Онъ понялъ это и смѣшался.

-- Домино все скрываетъ,-- сказалъ онъ: -- но голосъ очень походилъ на вашъ, а голосъ да развѣ еще ростъ -- единственные признаки, по которымъ можно узнать кого-нибудь въ маскарадѣ.

-- Ну, нѣтъ!-- возразила Марья Павловна: -- есть много и другихъ признаковъ, въ особенности для людей...

Она не договорила эту фразу и потомъ быстро прибавила:

-- Я на вашемъ мѣстѣ не ошиблась-бы.

Огневъ окончательно смѣшался.

-- Мы, мужчины, не такъ чутки, какъ вы, женщины, -- сказалъ онъ въ свое оправданіе.

-- Это пустяки, все зависятъ отъ настроенія. Чтоже вамъ говорила эта маска?

Огневъ рѣшился разсказать все. Онъ передалъ о своемъ возвращеніи домой, о видѣніи, которое представилось ему въ кабинетѣ, о выпавшей изъ шляпы запискѣ, о разговорѣ съ маскою въ театрѣ и, наконецъ, о возвращеніи ключа неизвѣстнымъ господиномъ. Марья Павловна слушала все внимательно, не моргнувъ глазомъ, и когда Огневъ кончилъ, она спокойно попросила его показать записку.

-- Ну, если она и теперь не выдастъ себя, -- думалъ Огневъ, доставая изъ бумажника записку, -- то я долженъ буду повѣрить во всякую чертовщину.-- Вотъ она!-- сказалъ онъ, подавая сложенную бумажку.

Марья Павловна медленно развернула ее, молча, но внимательно прочитала и пожала плечами.

-- Рука очень похожа на мою, -- сказала она спокойно, возвращая записку.-- Но это еще не удивительно, -- прибавила она: -- рукописи часто бываютъ схожи, въ особенности у насъ, институтокъ. Во всей вашей исторіи я только одного не понимаю: какъ это къ вамъ вошли, если дверь была заперта изнутри? То, что крюкъ висѣлъ и ключа не было, а потомъ онъ былъ вамъ возвращенъ -- показываетъ, что къ вамъ входили. Не участвовалъ-ли вашъ лакей въ этой комедіи?

-- Это не такой человѣкъ; онъ слишкомъ старъ, а главное серьезенъ. Онъ вообще никакихъ шутокъ не любитъ и покой предпочитаетъ всему на свѣтѣ. Вмѣшиваясь-же въ такую ночную шалость, онъ рисковалъ нажить себѣ хлопотъ и даже, можетъ быть, лишиться мѣста, которымъ, какъ я знаю, онъ дорожитъ. Нѣтъ, его я не могу въ этомъ подозрѣвать. Но, наконецъ, допустивъ, что такъ или иначе ко мнѣ можно было войти, какъ вы объясните, что я видѣлъ въ кабинетѣ именно васъ. Ну, въ театрѣ, положимъ, я могъ ошибиться: а дома я видѣлъ васъ безъ маски...

Марья Павловна слегка приподнялась и гордо спросила:

-- Такъ неужели вы въ самомъ дѣлѣ рискуете думать, что это я была у васъ?

-- Если думать такъ есть преступленіе, то я совершилъ его, хотя теперь вижу, что горько ошибался,-- сказалъ Огневъ, опустивъ голову.

Оба немного помолчали. Въ эту минуту часы въ столовой пробили три, напомнивъ Огневу цѣль его посѣщенія.

-- Такъ вы рѣшительно не находите никакого объясненія этой интригѣ?-- спросилъ онъ, прямо взглянувъ въ глаза Марьѣ Павловнѣ.

-- Вы, все-таки, склоняетесь въ пользу интриги?-- спросила она, въ свою очередь.

-- Такъ что-же мнѣ думать иначе?

Марья Павловна медленно встала и сказавъ: подождите минутку вышла изъ гостиной. Чрезъ нѣсколько времени она вернулась и подала Огневу листъ бумаги, исписанный карандашемъ.

-- Прочтите это, -- сказала она, опускаясь въ кресло; -- не найдете-ли вы тутъ какого-нибудь объясненія.

Прежде чѣмъ читать Огневъ оглядѣлъ бумагу со всѣхъ сторонъ и спросилъ:

-- Что это за каракули?

-- Это писалъ столъ сегодня ночью, послѣ того какъ вы ушли отъ насъ,-- отвѣтила Марья Павловна. Подъ вліяніемъ нашего съ вами спора я попробовала вертѣть свой маленькій столикъ съ карандашемъ, и вотъ что онъ написалъ. Читайте.

Отевъ прочелъ вслухъ:

"Едва ты сомкнешь глаза, твой пирисири отъ тебя отдѣлится, но это заставитъ тебя страдать".

Едва сдерживаемая насмѣшливая улыбка мелькнула на губахъ Огнева.

-- Вамъ это смѣшно?-- сказала Марья Павловна, -- а между тѣмъ я дѣйствительно страдала и жестоко.

-- Такъ что остается думать, что это вашъ перисири былъ у меня и потомъ въ маскарадѣ, что онъ писалъ подъ вашу руку, унесъ у меня ключъ и, наконецъ, возвратилъ его при посредствѣ какого-то господина?

-- Я ничего не объясняю. Можетъ быть, съ вами были только галлюцинаціи и больше ничего. Вамъ, какъ человѣку болѣе меня ученому, это лучше знать, -- сказала Марья Павловна.

Огневъ почувствовалъ уколъ.

-- Ну, хорошо, -- сказалъ онъ.-- Я допущу, что былъ жертвою духа, можетъ быть, и вашего. По крайней мѣрѣ инаго объясненія теперь не могу дать. Мнѣ даже льститъ это, -- прибавилъ онъ, -- болѣе чѣмъ если-бы вы сами были у меня и въ маскарадѣ... Оставимъ это и позвольте пожелать вамъ скорѣйшаго выздоровленія.

Сказавъ это, онъ всталъ я подошелъ къ Марьѣ Павловнѣ проститься. Только что дверь за нимъ затворилась, Марья Павловна вскочила съ кресла и, быстро подойдя къ столу, на которомъ стоялъ колокольчикъ, рѣзко позвонила. Вошла горничная.

-- Александра Ивановна еще здѣсь?-- спросила она.

-- Здѣсь, барыня.

-- Позови ее сюда.

Вошла молодая дѣвушка, веселая и улыбающаяся.

-- Ну, мой перисиръ,-- сказала ей Марья Павловна, -- поздравляю васъ съ успѣхомъ и благодарю, душечка, за услугу. Огневъ готовъ, кажется, помѣшаться. Онъ совершенно сбился съ толку.

-- Я это замѣтила еще въ маскарадѣ, -- сказала Александра Ивановна; -- въ особенности когда я ему давала честнѣйшее слово, что это не я писала записку и не я была у него.

-- Только зачѣмъ это вашъ Антонъ Егоровичъ такъ просто передалъ ключъ дворнику? Надо было и тутъ придумать что-нибудь особенное.

-- Это ничего, Марья Павловна: развѣ не довольно таинственно, что ключъ принесенъ какимъ-то неизвѣстнымъ господиномъ?

-- Однако, надо вытереть лицо, -- замѣтила Марья Павловна, подходя къ зеркалу.-- Вы ужъ такъ постарались, что я выглядѣла чуть не умирающею.

-- За то мое рисованіе хорошо и подѣйствовало; онъ, вѣдь, убѣдился, что вы были отчаянно больны?

-- Да, кажется.

-- Теперь онъ сдѣлается спиритомъ и начнетъ вертѣть столы.

-- Во всякомъ случаѣ меньше будетъ спорить со мною и смѣяться надъ моими убѣжденіями, -- сказала Марья Павловна.-- Этихъ господъ такъ и надо учить.

Ар. Эвальдъ.

"Всемірная Иллюстрація", No 780, 1883

Оставить комментарий Эвальд Аркадий Васильевич (bmn@lib.ru) Год: 1883 Обновлено: 20/07/2020. 52k. Статистика. Рассказ: Проза Проза	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Рождественский рассказ).

Эвальд Аркадий Васильевич Перисири

ПЕРИСИРИ

Ар. Эвальда.

Эвальд Аркадий Васильевич
Перисири