СМѢШНЫЕ РАЗСКАЗЫ, СЦЕНЫ, ШУТКИ И ЛИРИЧЕСКІЯ СТИХОТВОРЕНІЯ
МОСКВА Изданіе журнала "РАЗВЛЕЧЕНІЕ" 1900
СПРЫСКИ.
(СЪ НАТУРЫ.)
Петръ Ивановичъ Дуроплясовъ, бывшій приказчикъ по чайной торговлѣ, пріѣхалъ для пріисканія мѣста изъ Мценска -- мѣста своей родины -- въ Москву, гдѣ онъ служилъ ранѣе. Все его имущество заключалось въ томъ, что было на немъ надѣто: поношенный сюртукъ, потертыя брюки, старые сапоги и такая же рубашка-фантазія. Единственная новая вещь, красовавшаяся на немъ, былъ картузъ, подаренный ему уже въ Москвѣ знакомымъ приказчикомъ изъ магазина Сенковскаго.
Пріѣхавъ налегкѣ, безъ денегъ, безъ надеждъ на будущее, Петръ Ивановичъ ни мало не горевалъ, хотя надъ нимъ и трунили его пріятели. Въ особенности подсмѣивался другъ его, Костя Пановъ, бывшій конторщикъ, тоже находившійся "не у дѣлъ".
-- Ты, Петя, ужъ не убѣжалъ ли изъ острога?-- освѣдомлялся онъ.
-- То-есть, какъ это изъ острога?-- обижался Дуроплясовъ.
-- Да ужъ очень одѣтъ-то ты того... Или, можетъ, отъ долговъ изъ Мценска удралъ?-- продолжалъ трунить Костя.
Петръ Ивановичъ только отмалчивался.
Между тѣмъ жизнь его шла, нельзя сказать, чтобъ ужъ очень плохо. Каждое утро аккуратно онъ уходилъ въ "городъ", ища мѣста, и возвращался вечеромъ въ сообществѣ изрядной "мухи".
-- Петя, какъ дѣла?-- спросилъ его однажды Костя Пановъ.
-- Чудесно. Скоро поступаю въ магазинъ Попова на развѣску!
-- Половики что ли развѣшивать будешь?
-- Не половики, баранья твоя голова, а чай... Понимаешь?
-- Въ чемъ же ты поступишь? На дворѣ осень, а у тебя и лѣтняго пальтишка нѣтъ, -- говорилъ Костя.
-- Брату напишу -- вышлетъ...
-- Ну, запузыривай Матрешка, завтра по міру пойдемъ!-- смѣялся Пановъ.
На другой день послѣ этого разговора Дуроплясовъ написалъ въ Мценскъ слѣдующее письмо:
"Любезный братецъ Иванъ Ивановичъ! Знамши, какъ я теперича безъ дѣловъ и мерзну отъ холода и голода., то увѣдомляю тебя, что я поступаю къ Попову въ развѣску на 20 р., и прошу, милый братецъ, прислать мнѣ теплое пальто, которое въ тебѣ не нуждается."
Пославъ это письмо, Петръ Ивановичъ сталъ терпѣливо ждать результата, который и не замедлилъ явиться черезъ четыре дня въ видѣ очень порядочнаго теплаго пальто, присланнаго его братомъ изъ Мценска.
Дуроплясовъ торжествовалъ.
-- А что, бумажекъ пять подыметъ?-- спрашивалъ онъ Костю, вертясь передъ зеркаломъ и осматривая со всѣхъ сторонъ отлично сидѣвшее на немъ пальто.
-- Давай я сбѣгаю въ ссудную кассу Щербакова: живо утилизирую. Посмотримъ, сколько подыметъ?-- говорилъ Пановъ.
-- Нѣтъ, ужъ это, братъ, танцуй назадъ. Лучше давай не надо... Завтра безпремѣнно къ Попову,-- отвѣчалъ Петръ ивановичъ.
-- Это бѣлье-то... тьфу, чай-то развѣшивать?
-- Да, чай развѣшивать. Чего ты смѣешься?
-- Ничего не смѣюсь. Къ Попову, такъ къ Попову. Дай Богъ нашему теляти да волка съѣсть... Значитъ, теперь, Петя, давай спрыснемъ твое пальто и новое мѣсто. Угощаешь?-- спросилъ Костя.
-- Это можно. Блондинку (полубутылку) могу купить. Пойдемъ на уголокъ, въ винную: тамъ и царапнемъ,-- согласился Дуроплясовъ.
Пріятели отправились къ знакомому "виночерпію", спросили No 26 и тутъ же роспили въ два пріема, по чайному стакану.
-- Еще бы раздавить блондиночку,-- предложилъ Костя.-- Петя, есть деньги?
-- 20 монетъ болтается.
-- Ну, такъ давай двинемъ.
-- А какъ же я завтра къ Попову-то?
-- Эва! До завтра ты успѣешь три раза напиться и три раза выспаться,-- урезонивалъ Костя.
-- И то правда. Эй, Поликарпычъ, давай еще полдиковинки!
Выпивъ еще чайный стаканъ водки, Петръ Ивановичъ замѣтно повеселѣлъ.
-- Оно, положимъ, выпить бы и еще не мѣшало, да капиталовъ больше нѣтъ. Какъ ты думаешь, Костя?
-- Что?
-- Да вотъ насчетъ выпивки...
-- Отчего не выпить. А деньги гдѣ? Спятъ?
-- А это что?-- указалъ Дуроплясовъ на свое пальто.
-- Да вѣдь тебѣ завтра къ Попову?-- сказалъ Пановъ.
-- Къ чорту Попова!
И пить будемъ,
И гулить будемъ,
А въ часть попадетъ --
Ночевать будемъ...
запѣлъ Петръ Ивановичъ, притопывая ногой.-- Сейчасъ залобаню на-глухо пальто и шабашъ. Все равно умирать-то...
Черезъ часъ Дуроплясовъ уже безъ пальто, въ одномъ сюртукѣ, сидѣлъ въ сообществѣ своихъ пріятелей въ одномъ изъ трактировъ. Глаза его были мутны, какъ у мороженаго судака, языкъ заплетался.
-- Шесть рублей дали... вотъ оно что. А то пять. Нѣтъ, братъ, шалишь! Петръ Ивановъ знаетъ свое дѣло туго... Эй, половой! Заведи-ка "Перстенекъ"!
И, не дожидаясь машины, Дуроплясовъ запѣлъ, поминутно икая:
На Тверскомъ бульварѣ
Приказчики гуляли:
Отлично всѣ одѣты,
Въ карманахъ -- ни монеты...
Машина заиграла. Петръ Ивановичъ, не слушая ее, тянулъ ни къ селу, ни къ городу:
Чѣмъ тебя я огорчила?
Ты отдай мой четвертакъ...
-- Петя! Да ты выпей: будетъ орать-то,-- сказалъ кто-то изъ компаніи.
-- Нна-ли-вай... нна-до, какъ слѣдуетъ пальто спрыснуть... И спѣть можно...
Поздно вечеромъ Петръ Ивановичъ торжественно ѣхалъ на извозчикѣ въ сопровожденіи ночного сторожа, везшаго его "подъ шары", въ ближайшій полицейскій домъ.
-- Здравствуй, Петя,-- привѣтствовалъ Дуроплясова на другой день Костя Пановъ, увидя его въ знакомой пивной лавкѣ.-- Какъ здоровье?
-- И не говори. Ночевалъ "подъ ухватомъ". Въ головѣ -- милліонъ кузнецовъ работаетъ. Пальто спрыснулъ форменно.
-- Какъ же Поповъ-то? Пора, небось, на развѣску-то?-- усмѣхнулся Костя.