СМѢШНЫЕ РАЗСКАЗЫ, СЦЕНЫ, ШУТКИ И ЛИРИЧЕСКІЯ СТИХОТВОРЕНІЯ
МОСКВА Изданіе журнала "РАЗВЛЕЧЕНІЕ" 1900
ОДНО ДРУГОГО НЕ ЛЕГЧЕ.
Подрядчикъ-полотеръ Ѳедотъ Ивановъ Натиралкинъ при всемъ своемъ желаніи никакъ не могъ отучить себя отъ пагубной страсти -- пить водку. Принималъ онъ и стрихнинъ въ пилюляхъ по рецепту врача, и разные "декохты" пилъ изъ всѣхъ имѣющихся въ аптекахъ травъ, и "наговорами" лѣчился у разныхъ бабъ-знахарокъ, -- ничто не помогало.
-- Тоись, никакая сила не беретъ!-- разсказывалъ въ трактирѣ Натиралкинъ, сидя въ компаніи своихъ знакомыхъ, тоже подрядчиковъ.-- И что это за проклятущая водка! Такъ вотъ и тянетъ тебя выпить, такъ и сосетъ подъ сердцемъ -- требуетъ, значитъ. У меня дома четвертная бутыль такъ и не переводится: одна высыхаетъ, другая ей на смѣну. И отстать никакъ не могу; хоть бы нашелся какой добрый человѣкъ да посовѣтовалъ какое ни на есть средствіе...
-- А ты вотъ что сдѣлай, -- сказалъ одинъ изъ компаніи: -- захотѣлось тебѣ выпить рюмочку, ты сейчасъ папироску въ зубы и соси; захотѣлось въ другой разъ, опять за цигарку, -- смотри, живо отстанешь отъ выпивки.
-- Да вѣдь я не курю!-- возразилъ Натиралкиеъ.
-- Ахъ, чудакъ! Это-то и надо, чтобъ ты не курилъ, -- продолжалъ собесѣдникъ.-- Папироса будетъ въ родѣ какъ противоядіе. Противно тебѣ, а ты все-таки соси... Водку-то и перешибешь дымомъ. Понялъ?
-- И то правда, братцы: надо попробовать!-- обрадовался Ѳедотъ Ивановъ.
На другой же день начался опытъ. Жена Натиралкина по обыкновенію поставила утромъ за чаемъ графинчикъ очищенной, но вмѣсто выпивки мужъ ея досталъ изъ кармана пачку папиросъ и закурилъ одну изъ нихъ.
-- Обалдѣлъ ты, я вижу!-- воскликнула благовѣрная Ѳедота Иванова.-- За табачище взялся! Этого еще недоставало!
-- Эхъ, мать! ты ничего не понимаешь: это, стало быть, отъ водки я хочу себя отучить... Въ родѣ лѣкарства, значить, противоядіе, тоись, -- объяснялъ мужъ.
-- Ну, что жъ, давай Богъ!-- успокоилась женщина.-- Кури, кури на здоровье, Ѳедося, въ такомъ разѣ!
А "Ѳедося" съ непривычки кашлялъ, плевалъ, чихалъ, морщился, а все-таки дымилъ.
Однако, какъ не удивительно, а "средствіе" помогло. Съ теченіемъ времени Натиралкинъ отсталъ0таки отъ водки, но за-то сдѣлался записнымъ курильщикомъ и не вынималъ папиросы изо рта.
-- Штукъ 100 высасываю въ день, -- жаловался онъ пріятелямъ.-- Инда грудь болѣть стала... И ума не приложу, какъ теперича отстать отъ этого проклятаго табаку!
-- А ты попробуй нюхать замѣсто куренія, -- посовѣтовалъ кто-то.-- Купи тавлинку, всыпь въ ее нюхательнаго табаку, да который покрѣпче, и носи съ собой. Захотѣлъ ты покурить -- сейчасъ тавлинку за бока, зарядилъ носъ, на манеръ аитиллеріи, и чихай себѣ на здоровье... Потянуло тебя опять къ папиросѣ -- ты новый зарядъ въ носъ. Такъ и отстанешь отъ куренія. Да и глаза, говорятъ, чище отъ этого дѣлаются...
-- Что жъ, попробовать можно!-- согласился Натиралкинъ.
Папиросы въ этотъ же день замѣнилъ нюхательный табакъ. Сильно тосковалъ и мучился Ѳедотъ Ивановъ, преодолѣвая страсть, но въ концѣ концовъ "антиллерія" взяла верхъ: онъ бросилъ куреніе и сталъ усердно, чуть не ежеминутно, заряжать свой носъ понюшками нюхательнаго табаку.
-- Покуримъ, что ли?-- предлагалъ ему одинъ изъ его трактирныхъ пріятелей.
-- Нѣтъ-съ: я теперича насчетъ папиросъ -- ни въ ротъ ногой... А вотъ не угодно ли? Глаза очищаетъ, мысли просвѣтляетъ, что и примерзло отдираетъ въ лучшемъ видѣ, -- предлагалъ въ свою очередь подрядчикъ-полотеръ, вынимая табакерку и хлопая пальцами по ея крышкѣ.
-- Нѣтъ, ужъ это самое послѣднее дѣло: табакъ нюхать, -- говорилъ съ презрительною гримасой знакомый Натиралкина.-- Чай, ты не старикъ въ 70 лѣтъ -- тому еще простительно, а тебѣ -- нѣтъ. Смотри, на кого ты похожъ: усы въ табакѣ, борода -- тоже... Да тебя и жена-то любить не станетъ!
-- Самъ знаю, что нехорошо, да привычка; ничего не подѣлаешь!-- отвѣчалъ Ѳедотъ Ивановъ.
-- Баловство одно, а не привычка. Отъ привычки завсегда можно отвыкнуть...
-- Какъ отвыкнуть-то? Научи, умная голова съ мозгами!
На столѣ появляется полубутылка "горюхи". Знакомый полотера наливаетъ двѣ рюмки и говоритъ:
-- Ну-ка-съ, Ѳедотъ Иванычъ, подымай!
-- Что ты, ошалѣлъ, что ли? Вѣдь я не пью давно!
-- Это ничего не обозначаетъ. Ты теперича отвыкъ отъ вина, слѣдственно, рюмка, другая для тебя вреда не составитъ, потому -- это не прежнее время. А про нюханье ты между прочимъ и забудешь. Вѣрно говорю... Подымай!
-- Охъ, боюсь, какъ бы опять не того...-- сокрушенно вздохнулъ Натиралкинъ.
-- Какой же ты есть подрядчикъ-полотеръ, коли боишься выпить рюмку водки?-- воскликнулъ собесѣдникъ.-- Вѣдь это курамъ на смѣхъ...
-- Оно, конечно, чего же ея бояться? Отчего не сдѣлать кампаніи: рюмка одна не велика бѣда, -- сконфузился тотъ и залпомъ выпилъ налитую "горюху".
-- Вотъ и хорошо. Теперь давай покуримъ...
-- Что ты, что ты!-- замахалъ руками Ѳедотъ Ивановъ.-- Вѣдь я же не курю, давно отвыкъ!
-- Да ты и не привыкай, а только покури для того, чтобъ забыть про нюханье, -- говорилъ собесѣдникъ Натиралкина, давая ему папиросу.
-- Какъ же такъ? Я вѣдь и нюхать-то сталъ для того, чтобъ отвыкнуть курить...
-- А теперь кури, чтобы отвыкнуть нюхать. Конечно, не попрежнему: захотѣлось нюхать -- папиросу въ зубы и дыми, а не то, чтобы сосать, какъ соску...
-- Это, стало-быть, выходитъ: тѣмъ же оборотомъ къ Краснымъ воротамъ?-- спросилъ подрядчикъ въ недоумѣніи.