СМѢШНЫЕ РАЗСКАЗЫ, СЦЕНЫ, ШУТКИ И ЛИРИЧЕСКІЯ СТИХОТВОРЕНІЯ
МОСКВА Изданіе журнала "РАЗВЛЕЧЕНІЕ" 1900
ЛЮБИТЕЛИ СОЛОВЬЕВЪ.
-- Петя, знаешь, что я надумалъ?-- обратился Ваня Лопоуховъ, молодой бульварный жуиръ, къ своему пріятелю, Петѣ Пустомозгову, тоже изъ породы "обивателей троттуаровъ".
-- Что такое?-- спросилъ послѣдній.
-- Отправимся сегодня на ночь соловьевъ слушать...
-- Въ "Стрѣльню", "Яръ" или въ "Мавританію"? Или, можетъ быть, въ "Фантазію" къ Николаеву-Соколовскому? Кстати, у меня есть тамъ одна знакомая статистка, Оля Выпиралова -- дѣвушка антикъ съ муаромъ...
-- Замололъ, пустая барабошка! Я не про то совсѣмъ говорю: всѣ эти двуногіе соловьи въ юбкахъ порядкомъ надоѣли...
-- А у тебя развѣ есть на примѣтѣ четырехногіе соловьи? Ну, братъ, избави Богъ отъ такихъ пѣвцовъ, -- смѣялся Петя.
-- Въ такомъ случаѣ я съ тобой говорить больше не намѣренъ, -- обидѣлся Ваня.-- Я дѣло говорю, а онъ смѣется... Не хочешь -- чортъ съ тобой!
-- Ну, хорошо, больше не буду,-- проговорилъ серьезно Пустомозговъ.-- Какихъ же это мы соловьевъ будемъ слушать?
-- Самыхъ обыкновенныхъ, курскихъ или тульскихъ -- не знаю, откуда они къ намъ прилетаютъ...
-- Гдѣ же? Въ саду, что ли, какомъ?
-- Не въ саду, а на Воробьевыхъ горахъ. Ночи теперь теплыя, благодатныя, и мы превосходно проведемъ время. Сперва погуляемъ, выпьемъ, закусимъ, а часовъ съ одиннадцати заляжемъ въ кусты на берегу и будемъ наслаждаться пѣніемъ соловьевъ, которые тамъ, говорятъ, поютъ замѣчательно. Ты пойми, сколько тутъ поэзіи-то!-- фантазировалъ Лопоуховъ.
-- Ну, что жъ,-- отлично!
-- Значитъ, ѣдемъ?
-- Ѣдемъ.
Быстро собрались пріятели. Прихвативъ съ собой кулечекъ съ закуской и выпивкой, они вскорѣ ѣхали уже по конкѣ къ Калужской заставѣ, а отсюда паровой трамвай быстро доставилъ ихъ и въ самое село Воробьево.
-- Прежде всего пойдемъ чай гонять, -- предложилъ Ваня Лопоуховъ,-- займемъ столикъ вонъ тамъ у сторожки, въ краю обрыва, около рощи: оттуда Москва вся -- какъ на ладони.
-- Дѣльно,-- согласился его пріятель,-- но главное -- надо выпить и основательно закусить: вѣдь мы собрались на цѣлую ночь...
-- Это само собою разумѣется...
Пріятели заняли одинъ изъ столиковъ около избушки лѣсного сторожа, откуда, дѣйствительно, открывался восхитительный видъ на Москву бѣлокаменную.
Moлодая бабенка принесла самоваръ, чайникъ, стаканы, тарелку, вилки, ножи, и началось чаепитіе съ обильнымъ жертвоприношеніемъ Бахусу. То и дѣло слышались возгласы.
-- Да наливай, что ли!
-- Насыпь-ко по чарочкѣ!
-- Долбанемъ-ка еще по одной!
Вечерѣло. Легкій сумракъ сѣроватою дымкой окуталъ столицу. Съ поверхности рѣки бѣловатымъ туманомъ поднимались испаренія. Потянуло еле замѣтнымъ холодкомъ. Въ воздухѣ запахло смолистой сосной, жасминомъ и цвѣтами пышно цвѣтущей вишни. На селѣ слышалась какая-то пѣсня, бреханье псовъ, а съ противоположнаго берега Москвы-рѣки чей-то громкій голосъ неистово вопіялъ:
Друзья раздѣлись, разстеливъ пиджаки и пальто подъ однимъ изъ кустовъ. Пустомозговъ черезъ минуту уже выводилъ носомъ трели не хуже любого соловья. Лопоуховъ, растянувшись на пальто во весь ростъ, подперши голову руками, не спалъ и даже не дремалъ, а чутко прислушивался, терпѣливо ожидая начала пьесы ночного концертанта.
-- Мм... что?.. Наливай!.. выпьемъ...-- бормоталъ тотъ спросонокъ и, скатившись съ своего пальто на сырую отъ росы траву, продолжалъ храпѣть во всѣ носовыя завертки.
Долго пришлось ждать Лопоухову, но, какъ страстный любитель соловьевъ, онъ гналъ отъ себя сонную дремоту и все прислушивался. Невдалекѣ отъ него мелькнули какія-то двѣ темныя фигуры и скрылись за деревьями.
Между тѣмъ "любимецъ и пѣвецъ Авроры", говоря словами дѣдушки Крылова,
"На тысячу ладовъ тянулъ, переливался,
То нѣжно онъ ослабѣвалъ
И томною свирѣлью отдавался,
То чудной трелью вдругъ по рощѣ разсыпался..."
Герой мой весь превратился въ слухъ, но, чтобы лучше воспринимать жгучіе, страстные мотивы несравненнаго пѣвца, онъ тихо всталъ съ своего мѣста и ползкомъ добрался почти до самаго того куста, гдѣ крылатый Баянъ пѣлъ свои дивныя пѣсни.
Однако, заслышавъ шорохъ, соловей умолкъ, и сколько ни ждалъ Лопоуховъ, онъ не дождался продолженія концерта.
Стало свѣтать. На горизонтѣ заиграла блѣднорозовая зорька.
"Любитель" взглянулъ на часы, -- былъ второй часъ на исходѣ.
-- Пора домой: спать смерть хочется... Скверно, что пѣшкомъ драть приходится, -- подумалъ онъ и направился къ тому мѣсту, гдѣ оставилъ свое пальто, пиджакъ и спящаго пріятеля.
Проходя подъ террасой, онъ неожиданно очутился подъ душемъ: кто-то сверху выплеснулъ помои и угодилъ "любителю" въ самую голову; чайные ошурки, яичная скорлупа, окурки,-- все это, вмѣстѣ съ грязною водой, стекало съ головы на лицо, на крахмальную сорочку, на пикейный жилетъ и ползло по брюкамъ.
-- Что вы, черти, дѣлаете?-- крикнулъ несчастный Лопоуховъ и разразился такою бранью, отъ которой близъ ростущая молодая березка стыдливо и укоризненно закачала своей кудрявой головой.
Проклиная все на свѣтѣ, подошелъ онъ къ первоначальному мѣсту ночного расположенія и вдругъ столбенѣлъ: одежда его исчезла вмѣстѣ съ платьемъ его пріятеля. Съ досады и огорченія онъ безцеремонно сталъ насаживать въ бока послѣднему.
-- Вставай, чортъ безмозглый!
Тотъ моментально вскочилъ, очевидно, хорошо выспавшись.
Пріятель бросилъ удивленный взоръ вокругъ себя и свистнулъ.
-- Фью-ю!.. Ловко!.. Вотъ такъ жулье!..
Оба молча смотрѣли другъ на друга.
Вдругъ Пустомозговъ громко расхохотался.
-- Кто жъ это тебя такъ разукрасилъ?-- спросилъ онъ Лопоухова.-- Рыло-то, рыло-то на что похоже!
И онъ разразился гомерическимъ смѣхомъ.
-- И чему смѣется, идіотъ этакій!-- воскликнулъ со злостью бѣдный "любитель".-- Ты лучше скажи, какъ мы въ Москву-то отправимся?
-- Какъ? Вотъ такъ и пойдемъ въ однихъ жилетахъ. Теперь еще очень рано -- никто не увидитъ... Доберемся какъ-нибудь... За-то соловьевъ послушали -- долго не забудемъ... Ха-ха-ха!
И одураченные пріятели направились къ перевозу.
Только теперь вспомнилъ Лопоуховъ о тѣхъ двухъ темныхъ фигурахъ, которыя промелькнули близъ него, когда онъ лежалъ подъ кустомъ, ожидая начала соловьинаго концерта.