Аннотация: Повесть.
Текст издания: журнал "Русскій Вѣстникъ", No 8, 1872.
ТАКЪ БОГЪ ВЕЛѢЛЪ
ПОВѢСТЬ.
I.
Moй разказъ относится къ іюлю 1870 года На дворѣ было сыро и очень холодно; слабый огонекъ теплился въ каминѣ уютной гостиной стариннаго московскаго дома. Хозяйка, Марья Павловна Образцова, сидѣла у огня въ большомъ креслѣ и играла въ шахматы съ своимъ дядей графомъ Чаплинымъ, пожилымъ холостякомъ. Ея миловидная голова была обращена неподвижно на шашки, а худощавая маленькая рука спускалась на складки траурнаго платья.
На другомъ концѣ комнаты сидѣла сестра хозяйки, вдова, Катерина Павловна Мечникова, или Кети, какъ ее звали въ семействѣ. Она нисколько не походила на Образцову, и казалась старше ея, хотя была свѣжа какъ роза и очень недурна собой: не высокаго роста, довольно полная, съ каштановыми волосами, съ карими на выкатѣ глазами. Кокетливо сшитое траурное платье сидѣло ловко на ея круглыхъ плечахъ, грудь была украшена жемчужнымъ крестомъ. Кети занималась шитьемъ an pin metis по батистовой полоскѣ, и глубокое молчаніе которое царствовало въ комнатѣ выводило ее изъ терпѣнія. Нѣсколько разъ она подымала голову, взглядывала на сестру и на дядю, пожимала плечами, обрывала нитку и бросала работу на столъ. Вдругъ гнѣвъ ея разразился громкимъ монологомъ.
-- Боіке милостивый! что за скука! какая безжалостная судьба вызвала меня въ этотъ варварскій край! Ѣхала взглянуть на своихъ: попала прямо за похороны матери -- первое удовольствіе! И вмѣсто двухъ недѣль живу здѣсь скоро два мѣсяца!...
-- Эта слова насколько не возмутила Марьи Павловны; она не отвела глазъ отъ шашекъ; но графъ Чаплинъ взглянулъ на Катерину Павловну взглядомъ которому онъ желалъ придать убійственное выраженіе. Одна бровь его скривилась, другая поднялась вверхъ, губы сжались; все его кругловатое желто-блѣдное старческое лицо приняло не свойственное ему выраженіе строгости.
-- Что вы на меня взглянули какъ звѣрь? продолжала Кети.-- Вспомнили дядюшекъ прежнахъ временъ? Желала бъ я васъ поставить на мое мѣсто. Вотъ ужъ нѣсколько лѣтъ какъ я привыкла къ жизни полной, къ образованному обществу, и вдругъ изъ Висбадена попала сюда. Да здѣсь можно помѣшаться отъ скуки, и я помѣшаюсь!
-- Ха, ха, ха, разразился графъ.-- Ха, ха, ха, заливался онъ, все поднимая выше и выше ноту добродушнаго смѣха;-- ха, ха, ха, одолжила душенька!
Глядя на него и Марья Павловна невольно разсмѣялась, а сестра ея взбѣсилась окончательно. Но въ ней припадки гнѣва были не желчные, скорѣй комическіе.
-- Да что я тебѣ, въ самъ дѣлѣ, шутиха досталась что ли? сказала она покраснѣвъ.-- Ты способна проводить цѣлый день за шахматною доской, и хихикать надо мной, потому что мнѣ нужны не шашки, а живые люди, которыхъ у васъ нѣтъ.
-- Слава Богу, перебила Марья Павловна,-- что у меня въ настоящую минуту нѣтъ живаго человѣка: онъ бы здѣсь написалъ каррикатуру для какого-нибудь сатирическаго журнала.
-- А! каррикатуру! нѣтъ, ужъ это слишкомъ, я уйду!
-- Куда же это?
-- Хоть къ сосѣду; денегъ попрошу взаймы, чтобы завтра же уѣхать въ Висбаденъ.
Она бросилась къ дверямъ, но вдругъ раздался рѣзкій звукъ колокольчика. Катерина Павловна остановилась, выраженіе ея лица измѣнилось въ одну минуту; вся особа преобразилась, просіяла.
-- Bonjour, Mr de-Morangy, сказала она граціозно, тихимъ голосомъ, который у нея былъ въ запасѣ для гостей.
Графъ, не подымая головы, свирѣпо взглянулъ на дверь, а Марья Павловна взглянула на графа и чуть-чуть покраснѣла.
II.
У насъ не вывелась до сихъ поръ русскія барыни которыя, проживая за границей, объявляютъ съ азартомъ что у нихъ нѣтъ родины. Эти явленія не такъ рѣдки и большею частію очень забавны: Катерина Павловна принадлежала къ разряду забавныхъ, и раздѣляла съ ними одну общую черту, а именно: усвоивъ себѣ нѣкоторые европейскіе пріемы, она ихъ приберегала для гостиной, а дома оставалась вполнѣ русскою барыней, не обузданною воспитаніемъ; но къ счастію гнѣвъ ея исчезалъ мгновенно, лишь бы предметъ забавы являлся вовремя; и вотъ онъ явился въ лицѣ виконта Гаспара де-Моравія.
Виконтъ женился во Франціи на богатой русской дѣвушкѣ, (французскій аристократъ не женится иначе какъ на приданомъ) и овдовѣвъ, пріѣхалъ въ Россію съ цѣлію получить части женинаго имѣнія, доставшуюся ему по закону. Дѣло легко бы сладилось, но усложнилось казенными взысканіями.
Тонкіе и сухіе члены, сухія черты лица, глаза черные, живые, зубы подозрительной бѣлизны и тщательная холя за своею собственною особой составляли въ цѣломъ то что называютъ: un joli homme. Его завивалъ ежедневно Нёвиль, и онъ носилъ фракъ какъ только одни Французы умѣютъ его носить. Отъ ранней молодости до тридцати шести лѣтъ Моранжи велъ ту жизнь которою живутъ всѣ праздные Французы, пока ихъ не угомонятъ недуги старости. День посвященный визитамъ и прогулкѣ, вечеръ театру, ночь aux aventurée въ маскарадѣ или въ будуарѣ -- вотъ программа всей жизни. Ея серіозную сторону составляетъ для подобныхъ людей такъ зываемый политическій вопросъ, вопросъ состоящій въ надеждѣ на возвращеніе Бурбоновъ: Моранжи былъ ярый легитимисть.
Раскланявшись съ дамами, онъ протянулъ руку графу Чаплину, съ которымъ встрѣчался уже во второй разъ. Графъчто-то промычалъ. Широкій, старомодный сюртукъ сидѣлъ мѣшковато на его широкихъ плечахъ, а на жилеткѣ блистала золотая цѣпь, украшенная тяжелыми печатями. Почему взглянулъ онъ свирѣпо на Моранжи? Потому, вопервыхъ что онъ любилъ глядѣть такимъ образомъ. Въ его понятіяхъ свирѣпый взглядъ есть признакъ твердаго характера. Вовторыхъ, ему показалось что Моранжи ухаживалъ за Марьей Павловной, любимою племянницей и крестницей графа; а Марья Павловна была такой ангелъ чистоты, говорилъ графъ,-- который въ шестьдесятъ слишкомъ лѣтъ вѣрилъ въ ангельскую чистоту женщинъ вообще,-- что мужской глазъ не долженъ безнаказанно смѣтъ на нее подняться. Графъ и наказалъ Моранжи свирѣпымъ, но, къ сожалѣнію, незамѣченнымъ взглядомъ. Легкое смущеніе обнаруженное племянницей ускользнуло отъ дяди, и его вскорѣ успокоило неожиданное обстоятельство. Моранжи устроился возлѣ Кети и завелъ съ нею разговоръ, "à la pointe de l'aiguille въ которомъ графъ разобралъ слова "des épaules de déesse, un pied d'enfant" и т. п. Кети отвѣчала весело, бойко, смѣялась не то надъ нимъ, не то надъ его ухаживаньемъ, и вызывала его на новыя любезности..
-- Вотъ не ожидалъ! вѣтеръ подулъ въ другую сторону, подумалъ графъ.-- Должно-быть Маша его проучила по-своему; а та вѣтрена только на словахъ, а промаха не дастъ. Шахъ и матъ! провозгласилъ онъ громко.
-- Все-таки я выиграла двѣ партіи, сказала Марья Павловна, и обращаясь къ своему гостю, спросила: -- Ну что ваши дѣла?
-- Тянутся до безконечности, отвѣчалъ Моранжи.-- Кажется чего проще: удѣлить мнѣ часть отъ имѣнія покойной жены. Ничего не добьюсь. Я начинаю приходить въ отчаяніе.
-- А кто хлопочетъ по вашему дѣлу? вмѣшался графъ.
Моранжи проговорилъ съ трудомъ слово въ которомъ не было возможности разобрать человѣческаго имени. Дамы улыбнулись.
-- Я можетъ-быть не совсѣмъ такъ выговариваю, продолжалъ онъ.-- Все равно, вы понимаете, что-то въ этомъ родѣ! Вотъ уже два мѣсяца какъ я учусь произносить это имя, оно мнѣ рѣшительно не дается.
-- Не могу ли я вамъ помочь? заговорилъ графъ,-- располагайте мной.
-- Какъ вы обязательны! отозвался Моранжи.-- Если вы позволите, я явлюсь къ вамъ завтра за совѣтами и съ изъявленіемъ моей искренней благодарности.
-- Очень радъ оказать вамъ услугу. Это моя обязанность: вы вашъ гость.-- Вы ѣхали на Петербургъ?
-- О! нѣтъ, на Вѣну. Я представлялся королю.
-- Какому королю?
Моранжи на него посмотрѣлъ и подумалъ: "Ah èa, d'ou vient-il donc cet homme-là?"
-- Какъ, какому королю? подхватила Катерина Павловна:-- развѣ вы не знаете, дядя, что король Генрихъ V въ Фросдорфѣ? Разсѣянность.... прибавила она, обращаясь къ Моранжи.
-- И вы не потеряли надежды на возвращеніе Генриха V? опросилъ графъ.
-- Безъ сомнѣнія. Хотите взглянуть на его подарокъ?
Онъ вынулъ изъ кармана портфель, въ которомъ былъ сложенъ листокъ бумаги, и развернулъ его осторожно чтобы не измять. На листѣ была приложена печать, изображающая крестъ съ надписью: Spes. {Надежда. Такіе листы графъ Шамборъ раздавалъ своимъ приверженцамъ.} Внутри подписано рукой графа Шамбора: А monsieur de Morangy.-- Henri.
Пока разсматривали съ любопытствомъ этотъ листокъ, Moранжи успѣлъ вынуть изъ бумажника записочку, которая осталась въ его рукѣ.
-- Я поклонница Генриха V, оказала Кети.
-- А вы? спросилъ Моранжи у ея сестры.
-- Я ничего не знаю о его личномъ характерѣ, отвѣчала Марья Павловна.-- Но мнѣ не разъ приходилось читать и слышать разказы путешественниковъ о принцахъ Орлеанскихъ Вотъ сегодня!
-- Bah! отозвался почти съ презрѣніемъ легитимистъ.-- Ихъ дѣдъ и ихъ отецъ были измѣнники.
-- А какое мнѣ дѣло до ихъ дѣда и отца! Я знаю, а всѣ знаютъ что принцы Орлеанскіе рыцари, и тѣмъ хуже для Французовъ, если они не способны ихъ оцѣнить. Я бы прошла сто верстъ пѣшкомъ чтобы на нихъ взглянуть.
-- Какой огонь! замѣтилъ съ изумленіемъ. Моранжи.
Для него было непонятно такое горячее сочувствіе къ людямъ съ которыми не имѣешь ничего общаго. Онъ это замѣтилъ Марьѣ Павловнѣ.
-- Il faut bien admirer quelqu' un, отвѣчала она вся вспыхнувъ.
-- Сестра моя очень молода сердцемъ, сказала какъ бы ей въ извиненіе Кети, которая звала что французскому аристократу кажется неумѣстнымъ, смѣшнымъ -- все то что выходитъ изъ границъ строгихъ приличій, все то что называется экзальтаціей.
Между тѣмъ графъ всталъ съ своего мѣста и закуривалъ папироску. Моранжи подошелъ къ камину, и воспользовавшись минутой когда Кети стала къ нему спиной, положилъ записочку на шахматную доску.
-- Принцы Орлеанскіе не подозрѣваютъ что у нихъ прелестный адвокатъ, сказалъ онъ, и на этомъ словѣ обернулся къ Мечниковой, между тѣмъ какъ Марья Павловна бросила съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ носовой платокъ на записку.
-- Ловка! подумалъ Моранжи,-- и должно-быть опытна.
-- Вы мнѣ позволите идти съ вами? спросилъ Моранжи.
-- Очень охотно. Я надѣну шляпку.
Когда она вышла, Моранжи бросилъ значительный взглядъ за Марью Павловну. Она не успѣла его избѣжать и покраснѣла. Графъ ее выручилъ, обратившись къ Французу съ приглашеніемъ назначить часъ свиданія для обѣщанной бесѣды о дѣлахъ. Кети не замедлила явиться въ шляпкѣ и въ шали.
III.
-- Дядя, вѣдь вы съ нами обѣдаете? спросила Марья Павловна.
-- Конечно съ вами, отрѣзалъ графъ, какъ будто Марья Павловна сказала ему дерзость.
-- Дядя, вотъ что.... начала она, придумавъ вдругъ предлогъ чтобы выйти изъ комнаты.-- Я велю приготовить къ обѣду вашъ любимый яблочный пирогъ.
Графъ улыбнулся племянницѣ и яблочному пирогу.
Марья Павловна сжимала крѣпко въ рукѣ записочку Moранжи, и распечатала ее не безъ смущенія, а распечатавъ не вдругъ развернула. Она тогда только испугалась своею смущенія.
Какъ! неужели она, женщина серіозная, готова полюбятъ этого пустаго Моранжи, который не обратилъ даже на себя ея вниманія пока былъ къ ней равнодушенъ? Неужели она готова закрытъ глаза на его недостатки, на такіе недостатка которыхъ онъ не покупаетъ ни сердцемъ на умомъ?... Записка, вынутая изъ конверта, дрожала слегка въ ея рукѣ.
"Я съ ума сошла! сказала себѣ Марья Павловна. Неужели я его боюсь?-- Себя боюсь? Не онъ первый объяснялся со мной въ любви."
"Что можетъ ожидать отъ такой женщины какъ вы человѣкъ до такой степени недостойный васъ? писалъ онъ между прочимъ. Однако я не могу устоять противъ счастья сказатьвамъ что я васъ люблю, что я становлюсь другимъ человѣкомъ когда я съ вами. Умоляю васъ, не прогоните меня отъ себя, а позвольте мнѣ говорить вамъ что я люблю васъ. Вамъ это не повредить, а мнѣ доставить столько наслажденія!"
Записки такого рода Моранжи писалъ къ десяти женщинамъ; Марья Павловна это понимала инстинктивно, однако, помимо ея воли и разсудка, ласковыя слова, сладкія увѣренія въ любви, граціозныя общія мѣста сказанныя въ граціозной французской формѣ, дѣйствовали на ея воображеніе и самолюбіе. Она подожила записку въ карманъ и пошла къ дядѣ. Услышамъ тяжелый стукъ его шаговъ, она вспомнила о яблочномъ пирогѣ и вернулась чтобъ его заказать.
Во все время ея отсутствія графъ ходилъ вдоль комнатъ съ озабоченнымъ видомъ человѣка у котораго на умѣ важное дѣло, требующее дипломатическихъ соображеній. Онъ даже шевелилъ губами, точно готовилъ заранѣе что ему надо сказать. Когда Марья Павловна вернулась, онъ сѣлъ противъ нея и смотрѣлъ долго ей въ глаза, лотомъ сдѣлалъ громкое и продолжительное "гм.... ггмм!..."
-- Маша, началъ онъ,-- сегодня надо съ тобой переговорить.
"Замѣтилъ!" подумала Марья Павловна, и спросила съ изумительною наивностью и съ рѣшительнымъ намѣреніемъ ни въ чемъ не сознаваться:
-- О чемъ это, дядя?
-- Мнѣ надо съ тобой переговоритъ, повторилъ графъ.-- Я ждалъ чтобы мы осталась вдвоемъ.
-- Ну вотъ, мы теперь вдвоемъ.
-- Матери твоей нѣтъ на свѣтѣ, началъ онъ опять, -- а при ея жизни я не давалъ себѣ права говорить съ тобой, откровенно о нѣкоторыхъ вещахъ очень важныхъ....
-- Дядя, перебила Марья Павловна,-- я вамъ даю право говорить безъ предисловія о чемъ хотите.
-- ... О нѣкоторыхъ вещахъ, очень важныхъ, настоялъ онъ, какъ будто бы его не перебивали.-- Ты знаешь что мы не сходилась съ покойницей....
-- Я это давно знаю и вполнѣ понимаю, вставила молодая женщина.
-- Ты это сама понимаешь? Въ такомъ случаѣ я тебѣ сдѣлаю вопросъ, котораго бы не сдѣлалъ при ея жизни. Скажи мнѣ по какимъ причинамъ ты разсталась съ мужемъ?
Марья Павловна глубоко вздохнула.
-- Дядя, отвѣчала она,-- вы полагаете, я это вижу, что моя мать разлучила меня съ мужемъ. Что жь мнѣ вамъ сказать? Вы правы, но я сама поняла не скоро и не сразу что она была во многомъ причиной вашей размолвки.. Да! много она взяла на себя; вы, дядя, знаете какъ я его любила.
-- Знаю, знаю; но разкажи же мнѣ какъ это случилось?
-- Ахъ, Боже мой! Да развѣ это перескажешь?... и что я разкажу?... Что было между нами?... Что случилось? Ничего. Правда, что моя мать его не любила и старалась насъ разлучить... Это правда... Но онъ?... Зачѣмъ онъ меня оставилъ? Еву, видите ли, надоѣли мои слезы, моя ревность; а зачѣмъ онъ ихъ возбуждалъ?
-- Да полно, онъ ли ихъ возбуждалъ?
-- Э, Боже мой! возразила съ сердцемъ Марья Павловна,-- кто же ихъ возбуждалъ, коли не онъ? Кто можетъ стать между мужемъ и женой, если они любятъ другъ друга взаимно? Ни мать, ни отецъ, ни сестра -- никто на свѣтѣ!
-- Не правда. Чѣмъ больше женщина любитъ мужа, тѣмъ легче злонамѣреннымъ людямъ возбудить ея ревность и подозрительность....
-- Мужу такъ легко оправдаться, перебила Марья Павловна.
-- Я замѣчаю что ты себѣ противорѣчишь, продолжалъ графъ.-- То ты сама сознаешь что тебя разлучили съ мужемъ, то его дѣлаешь виновникомъ всего несчастья.
-- Да, я виню мать за то что она хотѣла насъ разлучить, но разлучить насъ она была бы не въ силахъ, еслибы не онъ самъ. Но я вамъ скажу правду, дядя, я еще не могу говорить хладнокровно объ этомъ, и лучше не говорить.
Графъ пожался, покряхтѣлъ и устремилъ глаза на племянницу.
-- Ты знаешь что я его всегда очень любилъ, проговорилъ онъ.-- Онъ отличный человѣкъ.
-- Онъ эгоистъ, онъ любитъ только себя.... да право, будетъ объ этомъ! Что вамъ вздумалось поднять эту старую исторію?
-- Я и поднялъ не даромъ. Я хотѣлъ тебя приготовить къ одному извѣстію.... Мужъ твой въ Москвѣ.
-- И я ему отвѣчалъ что если ты измѣнилась, то конечно къ лучшему. Я всегда думалъ что рано или поздно....
-- Что рано или поздно мы сойдемся? заключила она, взявъ руку дяди, который не отвѣчалъ на пожатіе ея руки. Лицо молодой женщины приняло насмѣшливое, почти злое выраженіе.-- Вы бы готовы насъ сблизить, не правда ли? Нѣтъ, прошедшаго не вернешь. То что прошло, прошло навсегда.
Графъ опять смотрѣлъ сердито. Ему было досадно что Марья Павловна такъ легко угадала его замыслы и такъ легко ихъ разрушала.
Странныя чувства волновали ее. Ей самой хотѣлось встрѣтиться съ мужемъ, и не разъ она мечтала о встрѣчѣ съ нимъ, о томъ, какъ и гдѣ и когда она могла бы состояться. Ей хотѣлось чтобы случайность ихъ соединила, или въ загородной прогулкѣ, или на желѣзной дорогѣ. Въ такой встрѣчѣ было что-то неожиданное и раздражающее, на что бы она пошла охотно. Мужъ оставилъ ее какъ любовникъ, во всемъ разгарѣ страсти, и послѣднее слово еще не было сказано между ними.
-- Я слышала что онъ гдѣ-то служитъ? промолвила она небрежно.
-- Онъ служитъ мировымъ судьей, и взялъ отпускъ. Ему очень хотѣлось побывать въ Москвѣ.
"А мнѣ до этого какое дѣло!" сказала она себѣ. Но что-то въ, глубинѣ ея сердца протестовало противъ такого равнодушія.
-- Ахъ, дядя, сказала она рѣзко,-- оставимъ этотъ разговоръ! Я вамъ показывала старинный бокалъ, который я купила вчера?
И она подошла къ этажеркѣ нервною походкой.
Графъ слѣдилъ съ напряженнымъ вниманіемъ за каждымъ движеніемъ и за каждымъ словомъ своей племянницы.
Скоро возвратилась Катерина Павловну, вымоченная дождемъ съ головы до ногъ.
-- Фу, какъ несносенъ этотъ Французъ! воскликнула она, бысіро проходя мимо сестры.-- Уговорилъ меня идти гулять.... точно мы въ Парижѣ! Ногъ изъ грязи не вытащишь.
Она переодѣлась и, вернувшись въ гостиную, взглянула на дядю и на сестру.
-- Что это на васъ за лица? спросила она.-- Можно подумать что вы съ похоронъ.
-- Оставь Машу въ покоѣ, шепнулъ ей графъ, -- я ей привезъ извѣстіе что ея мужъ въ Москвѣ.
Пылкая Кети вспыхнула.
-- Ахъ, Боже мой! очень было нужно сообщать ей такое утѣшительное извѣстіе! ужъ и такъ, кажется, она достаточно натерпѣлась отъ этого господина! Маша, Мимиша, обратилась она нѣжно къ сестрѣ.-- Это извѣстіе тебя очень разстроило?
-- Ничего, отвѣчала съ досадой Образцова. Но она замѣтила сострадательные взгляды своей сестры, и ей стало совѣстно. На кого и за что она сердилась?
Въ иныхъ случаяхъ стоитъ только преодолѣть себя, и послушные нервы успокоятся. Давнишнее горе не то что свѣжая раза; расшевелить его легко, но и угомонить возможно....
IV.
Графа не было въ Москвѣ когда Марья Павловна разсталась съ мужемъ, но зная коротко свою невѣстку, онъ повѣрилъ что размолвка молодой четы была дѣломъ покойной графини Чаплиной. Она слыла не даромъ за интриганку первой руки. Младшая дочь ея вышла замужъ помимо ея желанія за человѣка который ни въ какомъ отношеніи не нравился графинѣ. Она побоялась скандала тайнаго брака и уступила дочери скрѣпя сердце. Но давъ свое согласіе, она требовала чтобы Маша осталась въ ея домѣ, который оживляла своимъ присутствіемъ, а старуха боялась одиночества и скуки, и знала что безъ дочери лишится возможности поддержать кругъ своего знакомства.
Образцовъ былъ такъ влюбленъ что согласился на все. Но графиня скоро убѣдилась что она ошиблась въ своемъ разчетѣ. Маша посвятила себя мужу и избѣгала пріемныхъ вечеровъ, утреннихъ визитовъ и званыхъ обѣдовъ. Графиня возненавидѣла окончательно своего зятя и дала себѣ слово поссорить его съ женой.
Чтобы совершить такое дѣло, надо быть женщиной. Не ударомъ меча поразила она, убила счастье молодыхъ людей, она извела его à coupe d'épingle. Сплетни, ложь, притворство, внушительныя слова, всевозможныя унизительныя средства была приведены въ дѣйствіе. Графиня скоро напала на чувствительную струну сердца дочери: Маша была ревнива, и ревность ея легко было возбудить. Начались между мужемъ и женой убійственныя для счастья сцены упрековъ; обмѣнивались съ обѣихъ сторонъ раздражающими и наконецъ оскорбительными словами. Бурныя объясненія утомили наконецъ Образцова. Чтобъ избѣжать ихъ, онъ сталъ отлучаться изъ дома. Когда ему надоѣла домашняя жизнь, графиня восторжествовала,-- поняла что побѣда осталась за ней.
Онъ рѣшился увезти свою жену; но какъ скоро рѣчь заходила о разлукѣ съ дочерью, съ графиней дѣлалась истерика, и Маша умоляла мужа не говорить объ отъѣздѣ.
Эта адская жизнь продолжалась два года, и становилась не въ мочь Образцову. Ему измѣнялъ его бодрый и ровный нравъ; онъ чувствовалъ припадки тоски. Иногда онъ обдумывалъ свое положеніе, и умъ его помрачался отъ сознанія собственнаго безсилія предъ ничтожнымъ, глупымъ, но неодолимымъ врагомъ, предъ семейными дрязгами. Какъ полно было счастье и какъ пошло онъ его лишился! Онъ чувствовалъ что съ каждымъ днемъ онъ терялъ уваженіе къ женѣ, которая перестала ему вѣрить на слово, между тѣмъ какъ одинъ материнскій намѣкъ возбуждалъ въ ней цѣлую бурю подозрѣній и ревности. Но къ несчастью, обвиняя жену, онъ не умѣлъ обвивать себя за то что у него не хватало силъ стать выше обстоятельствъ, волей-неволей вырвать Машу изъ губительной среды, а тѣмъ спасти ихъ общее счастье.
Насталъ тотъ день когда онъ сказалъ женѣ: "Ты не двадцати двухъ-лѣтняя женщина, а безхарактерный ребенокъ. Ты не способна ни оцѣнить порядочнаго человѣка, ни составитъ его счастье. Мы разстанемся."
Онъ вышелъ изъ дому и не возвращался, не взирая на письма и на просьбы Марьи Павловны.
Она была въ отчаяніи и, какъ сама говорила дядѣ, поняла не съ разу что ея несчастіе устроила мать. Но понявъ это, Маша не пощадила ея и осыпала не разъ горькими упреками. Какъ ни билась графиня, ей не удалось побѣдить холодности и непокорности дочери. Марья Павловна не рѣшалась однако разстаться съ матерью, или, лучше сказать, освободиться вполнѣ отъ ея ига; но за то, несмотря на ея просьбы, оставила свѣтъ, ѣздила въ тюрьмы, записалась въ комитетъ благотворительнаго общества, и все-таки скучала смертельно. Смерть графини развязала ей руки.
Послѣ описаннаго мною дня сестры остались вдвоемъ.
Кети разыгрывала вальсъ, а Марья Павловна опять заняла свое мѣсто у камина. Ея мысли бродили въ разныя стороны. Сколько разъ Кети ее звала за границу.... вотъ и Моранжи скоро уѣдетъ.... Но связь, неосязаемая какъ волосокъ, удерживала Марью Павловну въ Москвѣ; эту связь образовало слово брошенное Образцовымъ: "мнѣ бы хотѣлось ее видѣть".... Оно вертѣлось у нея на умѣ, лишь только она принималась сооружалъ планы для поѣздки за границу или мечтала о Моранжи, который внушалъ ей чувство похожее на призракъ любви.
-- Кети! сказала она.
-- Что? спросила Кети.
-- Что ты думаешь о желаніи Михаила Александровича взглауть на меня?
-- Я?... ровно ничего не думаю. Да и тебѣ охота объ этомъ думать! И она продолжала играть.
Въ другомъ случаѣ мнѣніе Кети имѣло бы мало значенія въ глазахъ Марьи Павловны; но въ настоящую минуту ей нужно было чтобы чей-нибудь голосъ, чтобы кто-нибудь, хоть Кети, положилъ конецъ ея недоумѣніямъ.
-- Кети! сказала она опять,-- увези меня съ собой. Нечего мнѣ здѣсь ждать.
-- А! наконецъ-то! воскликнула Кети.-- Умница! Вдвоемъ будетъ такъ весело! Я тебѣ все покажу, покажу Парижъ! Мущины будутъ у твоихъ ногъ.... А ты знаешь? Моранжи.... вѣдь онъ въ меня влюбленъ.
-- Право? онъ тебѣ это сказалъ?
-- Нѣтъ. Но понимаешь, cette manière franèaise à propos de tout намекать женщинѣ что онъ ее любитъ....
"Зачѣмъ онъ играетъ съ ней эту комедію?..." подумала Мары Павловна, ощупывая въ карманѣ записочку Моранжи.
V.
Графъ Чаплинъ плохо зналъ людей, а страстей ихъ и не понималъ, но нѣжныя, сентиментальныя даже стороны его душа отзывались сочувственно на привязанность оставленной женщины, въ которой онъ видѣлъ, какъ мы знаемъ, ангела чистоты.
Онъ былъ увѣренъ что Марья Павловна готова сойтись со своимъ мужемъ во имя нравственнаго чувства, и что все дѣло зависитъ отъ ихъ перваго свиданья. Это свиданіе графу хотѣлось устроитъ у себя.
Зайдемъ вмѣстѣ съ нимъ въ его кабинетъ.
Онъ былъ не великъ и не высокъ, и ничто въ немъ не обнаруживало привычекъ человѣка богатаго. На стѣнахъ, покрытыхъ дешевыми обоями, висѣли въ вызолоченыхъ, но потускнѣлыхъ, широкихъ рамкахъ, временъ первой имперіи, семейные портреты, написанные масляными красками. Рядомъ съ ними красовались въ узенькихъ, золотыхъ, новыхъ рамкахъ двѣ-три женскія головки, называемыя "têtes de fantaisie". Графъ ими постоянно любовался. Онъ былъ подъ сѣдыми волосами поклонникъ женской красоты и граціи, женскаго ума; онъ знавалъ всѣхъ красавицъ и замѣчательныхъ женщинъ своего времени, и любилъ описывать въ разговорѣ черты ихъ лица, цвѣтъ ихъ волосъ, любилъ повторять мѣткое или остроумное выраженіе, оставшееся у него въ памяти. На письменномъ столѣ было нѣсколько обрамленныхъ фотографическихъ карточекъ, нѣсколько печатей, бумажникъ и бюваръ женскаго издѣлія, и наконецъ старинная табатерка превосходной работы.
Мебель не отличалась, ни комфортомъ, ни изящностью, а ситецъ которымъ она была обита давно полинялъ. Нѣсколько переплетенныхъ томовъ сочиненій Жуковскаго, Веневитинова (современниковъ графа) и проповѣди Филарета лежали на висячей полкѣ.
-- Анисья Ѳедоровна кушала чай? спросилъ онъ у камердинера
-- Сейчасъ только самоваръ подалъ, отвѣчалъ камердинеръ.
Графъ покряхтѣлъ, поставилъ въ уголъ свою трость и отправился въ гостиную, которая была красивѣе и свѣжѣе кабинета.
Анисья Ѳедоровна Истомина, его сосѣдка по имѣнію, знала его съ дѣтства. Оставшись по смерти мужа съ двумя дѣтьми, она пріѣхала изъ деревни въ Москву, чтобы помѣстить сына въ учебное заведеніе, и остановилась у графа недѣльки на двѣ; но въ то время какъ мы съ нею знакомимся, жила у него безъ малаго тринадцать лѣтъ. Графъ помѣстилъ ея сына въ заведеніе на свой счетъ, а въ послѣдствіи снарядилъ въ военную сдукбу. Дочь ея, Соню, онъ воспиталъ дома, тоже на свой счетъ. У Анисьи Ѳедоровны было однако небольшое состояніе, но доходы свои она откладывала въ Опекунскій Совѣтъ, разчитавъ что ей и семейству гораздо выгоднѣе жить щедростью графа.
Ей было подъ пятьдесятъ лѣтъ. Глядя на ея узкія плечи, впалыя щеки и грудь, можно было подумать что она страдаетъ сухоткой; но графъ говорилъ что и съ молоду она была такая же, что ей не мѣшало пользоваться превосходнымъ аппетитомъ. Ея длинное, смуглое лицо казалось еще длиннѣе отъ размѣровъ длиннаго, плосковатаго носа и маленькихъ крысиныхъ глазъ. Волосы ея были зачесаны вгладь за ухо подъ гребенку и покрыты филейною сѣткой. Она носила постоянно люстриновое платье коричневаго цвѣта, съ гладкимъ воротничкомъ и гладкимъ лифомъ, который обрисовывалъ слишкомъ отчетливо ея костлявую грудь и плечи. Для дополненія портрета, мы упомянемъ объ ея коралловыхъ сергахъ, изображающихъ римскій профиль. Она ихъ не скидавала съ тѣхъ поръ ей проняли уши.
-- Должно-быть весь день у Марьи Павловны просидѣли? спросила она съ очевиднымъ нерасположеніемъ къ Марьѣ Павловнѣ.
-- У ней, отвѣчалъ отрывисто графъ.
Анисья Ѳедоровна подала ему стаканъ чаю и сказала ядовито:
-- Желательно бы знать, сойдется ли она оо своимъ мужемъ? Говорятъ, ихъ мать поссорила? Ну, вотъ мать умерла.
-- Это до нихъ касается.
Анисья Ѳедоровна знала что онъ былъ неприступенъ когда задѣвали Марью Павловну, однако не могла лишить себя удовольствія ввернуть въ разговоръ непріятное словечко на ея счетъ.
-- Я только такъ, сказала она:-- къ тому что раздоръ мекду мужемъ и женой смущаетъ добрыхъ людей.... Соня, подай калачъ графу. Сама сбѣгала къ Филиппову за горячимъ камнемъ.
-- Спасибо, милая, сказалъ графъ.
-- Дождикъ-то меня всю-ю-ю промочилъ, продолжала Анисья Ѳедоровна.-- Хотѣла Семена послать, не тутъ-то было. Изволилъ со двора уйти, и безъ спроса; до сихъ поръ не вернулся. Изъ силъ съ нимъ выбьешься.
-- Смѣните его, я вамъ уже говорилъ. Охота же мучиться изъ такого вздора.
-- И рада бы смѣнить, да на другаго мошенника наскочишь. Вотъ прачку смѣнила, а что взяла? Сегодня, негодная, бѣлье принесла, двухъ наволочекъ нѣтъ! Хотѣла взять ту что на уму живетъ, да говорятъ что она бѣлье поташомъ изводитъ. Прасковья, кухарка, слышала отъ сосѣдей.... А сливки-то вы и не похвалили!
-- Отличныя! сказалъ графъ.
-- То-то же! То ли дѣло своя корова. У насъ сегодня были за обѣдомъ цыплята на сливочномъ маслѣ, ну просто объѣденье! ужъ мнѣ такъ досадно что вы дома не кушали. А шитье-то Сонино не замѣтили? Въ первый разъ надѣла. А ты и не благодарила?
Анисья Ѳедоровна стала видимо льститься къ графу; даже улыбнулась и показала рядъ небольшихъ испорченныхъъубовь.
-- Я, маменька, благодарила, отвѣчала Соня, подошла къ графу и поцѣловала его.
Графъ погладилъ ее по головѣ, полюбовался платьемъ и замѣтилъ что Соня блѣдна и что надо будетъ отвезти ее лѣтомъ на воды.
Соня была золотушная, невзрачная дѣвочка, съ большими добрыми глазами. Анисья Ѳедоровна любила ее умѣренно, за то съ яростью любила сына, который не удался и разорялъ графа.
-- Мы съ Соней ходили сегодня въ городъ, начала она. Но въ городъ мы за ней не пойдемъ. Графъ слушалъ ея тупую болтовню и спокойно курилъ трубку. Ему чего-то недоставало за завтракомъ, за обѣдомъ и за чаемъ въ тѣ рѣдкіе случаи когда Анисьи Ѳедоровны не было дома, когда въ его ушахъ не жужжали ея голосъ, ея сплетни, ея жалобы.
-- Какъ онъ терпитъ этого урода? Что между ними общаго? Что ихъ связываетъ? спрашивали друзья и родственника графа.
Его связывала неразрывно съ Анисьей Ѳедоровной крѣпкая цѣпь привычки.
Графа занимала мысль: какъ бы устроить у себя вечеръ для свиданья Марьи Павловны съ мужемъ? Сладить это дѣло нельзя было иначе какъ съ согласія Анисьи Ѳедоровны. Онъ зналъ что согласія ему не добиться даромъ и рѣшился его купить. Анисья Ѳедоровна ему намекала всячески уже цѣлую недѣлю что ея сыну нужны деньги; графъ ихъ не далъ, потому что у него не было денегъ подъ рукой, но онъ ихъ получилъ наканунѣ.
-- Анисья Ѳедоровна, сказалъ онъ не безъ тайнаго страха,-- вотъ двѣсти рублей для Кости....
Она сладко улыбнулась, протянула руку къ пачкѣ ассигнацій и заговорила о своей благодарности; но графъ придержалъ ассигнаціи, и заглушивъ ея голосъ, продолжалъ:
-- А вотъ на эти десять рублей я васъ попрошу купить на дняхъ фруктовъ и сладкихъ пирожковъ. Маша пріѣдетъ ко мнѣ вечеркомъ, но когда, я еще не знаю.
-- Голубчикъ графъ, проговорила Анисья Ѳедоровна, -- вы такъ добры.... повѣрьте что я чувствую.... будьте покойны, я все сдѣлаю какъ вы желаете.
-- Такъ прошу же васъ чтобы все было хорошо, промолвилъ графъ, и поспѣшилъ выйти изъ комнаты, предвидя что посѣщеніе Марьи Павловны можетъ однако вызвать непріятный для него намекъ, несмотря на радость и на изъявленіе благодарности вдовы.
Анисья Ѳедоровна взглянула съ досадой на десятирублевую бумажку.
-- Стоитъ того, нечего сказать, ворчала она, -- бросить десять рублей чтобъ угостить эту бонтонную барыню. Видишь, радостъ какая что она сюда пожалуетъ! Лучше бы съ мужемъ жила честно.
-- Маменька, замѣтила Соня,-- вѣдь онъ и вамъ даль двѣсти рублей.
-- Перестань умничать! крикнула на нее мать.
VI.
Пробило уже десять часовъ. Пролетка остановилась у подъѣзда квартиры графа и кто-то позвонилъ.
Графъ вышелъ на звонъ изъ своего кабинета; онъ поджидалъ Образцова.
Образцовъ былъ въ милости у Анисьи Ѳедоровны. Она ему предложила чаю и расположилась съ нимъ побесѣдовать; но графъ увелъ его къ себѣ. Въ первомъ свиданіи они говорили немного о Марьѣ Павловнѣ: Михаилъ Александровичъ ограничался вопросами о ея житьѣ-бытьѣ съ тѣхъ поръ какъ она лишилась матери; но теперь графу хотѣлось приступитъ къ вопросу о сближеніи мужа и жены. Но вступленіе въ рѣчь очень его затрудняло, и онъ не мало обрадовался когда Образцовъ началъ самъ:
-- Вы хотѣли быть сегодня у Марьи Павловны, дядя, спросилъ онъ, закуривая папироску.-- Что жъ были?
-- Былъ.
-- Сказали ей что я здѣсь?
-- Сказалъ.
-- Я желалъ бы знать какъ она приняла это извѣстіе?
Графъ помолчалъ, покряхтѣлъ. Онъ готовился на длинный и подробный разказъ, началъ наконецъ, и ничего не забылъ: и игру въ шахматы, и апатичное расположеніе духа Марьи Павловны, и какъ ее поразило извѣстіе о пріѣздѣ мужа Онъ старался угадать какое дѣйствіе производили эти подробности на Образцова; но угадать впечатлѣнія Образцова было трудное дѣло. Слушая графа, онъ чертилъ карандашомъ квадратики на клочкѣ бумаги; графъ не спускалъ глазъ съ его блѣднаго, рябоватаго лица, обращеннаго къ нему въ профиль. Было что-то сухое въ выраженіи, и взглядъ смотрѣлъ холодно и неуловимо. Бѣлокурые, мягкіе и не густые волосы были приподняты вверхъ и вились.
Графъ помолчалъ, подождалъ отзыва на свой разказъ, и не получивъ никакого, началъ опять:
-- Если она была виновата предъ тобой, то вина ея такого рода что ее можно простить.
-- Она ни въ чемъ предо мной не виновата, отвѣчалъ Образцовъ, положивъ карандашъ на столъ и опрокидываясь въ кресла -- Она была бы славная женщина, еслибъ вліяніе ея матери не уничтожило въ ней всякую самостоятельность. Главный виновникъ -- я! Я не сумѣлъ одолѣть этого проклятаго вліянія и оставилъ ее сгоряча. Я не разъ въ этомъ раскаивался. Но вернуться назадъ не рѣшился.
-- Гм!... напрасно; эта женщина мягкій воскъ.
-- Къ несчастью. Сначала это мнѣ самому понравилось.
-- Сначала?.. Мнѣ кажется однако что мягкость характера одна изъ главныхъ женскихъ добродѣтелей, возразилъ графъ, который мечталъ всю свою жизнь о женщинѣ-ангелѣ.
-- Когда я узналъ о смерти ея матери, продолжалъ Образцовъ, не отвѣчая на его замѣчаніе,-- я пріѣхалъ въ Москву... но можетъ-быть слишкомъ поздно.
-- Для честной женщины никогда не поздно. На дняхъ я ее позову къ себѣ.... Я думаю что она не только тебя не забыла, но и любитъ-то не переставала.
-- Что до этого касается, то я даже и не въ правѣ разчитывать на ея любовь.
-- Ты на нее разчитываешь, самъ того не сознавая, ха-ха-ха! возразилъ графъ.-- Еслибъ ты на нее не разчитывалъ, зачѣмъ бы тебѣ пріѣхать въ Москву?... Вы поступили какъ безумные, какъ дѣти, и сами теперь на себя плачетесь.
Еслибъ Образцовъ имѣлъ дѣло не съ шестидесятилѣтнимъ ребенкомъ, онъ бы отвѣчалъ: "Не о любви я мечтаю; я пересталъ мечтать о невозможномъ, мнѣ тридцать четыре года."
Онъ бы сказалъ что съ годами только и съ опытностью онъ понялъ что супружество не можетъ и не должно быть мгновеннымъ сближеніемъ двухъ личностей, вспышкой любви, а жизненнымъ вопросомъ налагающимъ серіозныя обязанности. А онъ бросилъ жену въ ту именно минуту когда ей нужна была опора и самоотверженіе мущины. Онъ ушелъ изъ удушливой среды, а жену въ ней оставилъ, и убѣдился по. собственному опыту что честный человѣкъ дойдетъ, рано или поздно, до сознанія неисполненнаго долга и не заглушитъ упрека совѣсти, на которой лежитъ чье-нибудь несчастіе.
Сознаніе своей вины оправдало Машу въ глазахъ Образцова. Онъ зналъ черезъ общихъ знакомыхъ что она ведетъ безукоризненную жизнь. Онъ уважалъ ее, жалѣлъ объ ней и думалъ уже къ ней написать, когда дошло до него извѣстіе о болѣзни тещи. Онъ дожидался ея смерти, и пріѣхалъ въ Москву, какъ скоро могъ отлучиться отъ должности.
Явиться прямо къ женѣ или даже написать къ ней, не вызнавъ заранѣе какъ она приметъ первый шагъ къ сближенію, онъ не рѣшился; онъ и не признавалъ за собою права пріѣхалъ къ ней незваннымъ. Онъ обратился къ графу, но послѣ своей бесѣды съ нимъ остался попрежнему въ туманѣ предположеній насчетъ чувствъ Марьи Павловны.
-- Что же? теперь тебѣ надо дѣйствовать, дѣло въ твоихъ рукахъ, началъ графъ.-- Я могу на дняхъ ее позвать къ себѣ...
-- Увидимъ, отвѣчалъ Образцовъ.
Въ его рукахъ?... полно въ его ли рукахъ?
-- Я къ ней напишу, сказалъ онъ,-- передайте ей мою записку.
-- Только! подумалъ графъ, который разчитывадъ по крайней мѣрѣ на четыре страницы.
-- Только.
"Позволите ли ни мнѣ пріѣхать къ вамъ? писалъ онъ.-- Когда люди разстаются не утративъ уваженія другъ къ другу, они должны встрѣтиться безъ мелочной непріязни. Зная васъ, я полагаю что вы раздѣляете мое мнѣніе на этотъ Но каковъ бы ни былъ вашъ отвѣть, прошу васъ разчитывать на меня какъ на человѣка искренно преданнаго вамъ."
VII.
Анисья Ѳедоровна догадывалась что дѣло шло о чемъ-то важномъ между графомъ и его гостемъ, и подъ предлогомъ поправить лампу, входила нѣсколько разъ въ переднюю и прислушивалась къ разговору. Ей удалось уловить нѣсколько словъ, которыя подтвердили ея предположенія и обрадовали ее до крайности: она смекнула въ одно мгновеніе что если Марья Павловна сойдется съ мужемъ, то, вѣроятно, уѣдетъ изъ Москвы, гдѣ положеніе ея будетъ неловко, хотя на первыхъ порахъ; да и Михаилъ Александровичъ говорилъ еще наканунѣ что онъ на за что не оставитъ службы.
Удалить графа отъ Марьи Павловны было любимою, но до сигъ поръ недосягаемою мечтой Анисьи Ѳедоровны. Дарилъ ли онъ своей племянницѣ драгоцѣнную бездѣлушку, Анисья Ѳедоровна думала съ завистью и горестью что Марья Павловна обкрадываетъ ея дѣтей. Проводилъ ли онъ цѣлый день у Марьи Павловны: не было сомнѣнія что Марья Павловна наговариваетъ на нее графу, и Анисья Ѳедоровна не пропускала случая намекнуть ему съ желчью и грубостью на кляузы извѣстной ей особы. И вотъ, судьба сжалилась наконецъ надъ беззащитною вдовой, какъ она сама себя называла, и посылала ей, можетъ-бытъ, въ лицѣ Образцова, избавителя отъ интригъ Марьи Павловны.
Проводивъ своего гостя, графъ вошелъ въ гостиную, гдѣ Ааосья Ѳедоровна сидѣла за работой.
-- У васъ засидѣлся Михаилъ Александровичъ, начала она,-- а я, признаться, успѣла здѣсь выспаться, да вотъ опять принялась за вязанье, и все думала.... Знаете, о чемъ я думала?
-- О чемъ это? спросилъ графъ, очень довольный ея бархатнымъ тономъ.
-- Вы скажете, пожалуй, что я сумашедшая, а я вотъ о чемъ думала: Марья Павловна женщина молодая, и теперь живетъ одна; ну долго ли до бѣды? Что бы вамъ поговорить ей, не оойдется ли она съ мужемъ? Михаилъ Александровичъ такой прекрасный человѣкъ что, мнѣ кажется, онъ согласится съ удовольствіемъ.
-- Я знаю что у васъ добрѣйшее сердце, отвѣчалъ графъ.
-- Вы-то, графъ, это понимаете, отозвалась съ чувствомъ Анисья Ѳедоровна.-- Конечно, не всѣ ко мнѣ одинаково распожены.... Что же? вы полагаете что они могутъ сойтись?
-- Это все въ Божьихъ рукахъ, голубушка.
-- Конечно все въ Божіихъ рукахъ, но и вы, какъ родной дядя, должны имъ внушать что жить врозь грѣхъ предъ Богомъ и соблазнъ для добрыхъ людей.
-- Увидимъ, увидимъ что будетъ, промолвилъ графъ.
-- Вишь, ничего не добьешься, подумала Анисья Ѳедоровна;-- точно она, прости Господи, святыня какая что до нея не дотрогивайся.
Ааосья Ѳедоровна такъ-таки ничего и не добилась, но поняла что надежда есть, и большая.
На слѣдующеп утро графъ принялъ у себя Моранжи, потолковалъ съ нимъ усердно, и обѣщался переговорить съ его повѣреннымъ и дать un coup d'épaule его дѣламъ.
"Lee russes sont obligeant toujours prête à venir en ade aux étrangers dans les procès d'béritage surtout. Ce sont des Tartaree policés. Guizot est leur auteur de prédilection." {Русскіе обязательны, всегда готовы предложить свои услуги инстранцамъ, въ особенности въ процессахъ по наслѣдству. Они цивилизованные Татары. Гизо ихъ любимый писатель.}
Это послѣднее заключеніе онъ вывелъ изъ того что видѣлъ на столѣ какого-то Москвича томъ Гизо.
Графу не удалось раньше вечера поѣхать къ Марьѣ Павловнѣ, которой Кети описывала цѣлый день прелести заграничной жизни. Моранжи заѣхалъ поутру къ двумъ сестрамъ и ему сообщили новые проекты; онъ имъ, разумѣется, горячо сочувствовалъ, и когда явился графъ, воображеніе Образцовой было уже сильно настроено въ пользу путешествія.
-- Поздравьте меня, дядя, сказала Катерина Павловна,-- я увожу Машу.
-- Какъ увозишь? Куда? Когда?
-- Куда? въ Европу изъ Азіи! Когда? какъ скоро намъ вышлютъ деньги; хоть завтра. Знаете что? Не увезти ли намъ и васъ? Только безъ Анисьи Ѳедоровны.
Графъ нахмурился, не отвѣчалъ, усѣлся, и между тѣмъ какъ Кети его угощала потокомъ словъ, вынулъ записочку изъ бумажника.
-- Ну, да, отъ ея мужа. Что же тутъ удивительнаго?
Марья Павловна отошла въ сторону и читала записку съ видимымъ смущеніемъ. Графъ наблюдалъ за каждымъ движеніемъ ея подвижной физіономіи, а Кети смотрѣла на нее, подавляя съ трудомъ свое нетерпѣніе.
-- Ты, кажется, замерла надъ этимъ посланіемъ, сказала она наконецъ.
Марья Павловна, придя понемногу въ нормальное состояніе, положила письмо на столъ и сказала сухо:
-- Прошу васъ передать Михаилу Александровичу что я ему очень благодарна за его увѣренія въ преданности, но скажите, что ему вздумалось просить у меня свиданія? Мнѣ кажется лучше его, наоборотъ, избѣгать. Для меня по крайней мѣрѣ оно будетъ слишкомъ тяжело.