Елагина Авдотья Петровна
Письма А. П. Елагиной к А. Н. Попову

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Письма А. П. Елагиной къ А. Н. Попову.

1.

7 Мая (1842).

   Застанетъ ли письмо мое васъ въ Петербургѣ? Богъ знаетъ. Я должна бы написать къ вамъ прежде, но не было силъ: душа такъ уныла, что еслибы ваше письмо нѣсколько не оживило меня, я долго бы за перо не принялась. Разныя прежнія въ новыхъ видахъ горести напали на меня, и вашей милой рожицы не было, взглянувъ на которую безъ словъ понять участіе и уложить волнующееся сердце. Мнѣ очень, очень безъ васъ тошно; собираюсь уѣхать, въ лѣсъ хочу, но собственно не въ лѣсъ, потому что тамъ нѣтъ ни сука, а дышать хочу. Я уѣзжаю 10-го, а Петръ {Второй сынъ А. П. Елагиной, Петръ Васильевичъ Кирѣевскій. П. Б.} только что пріѣхалъ; жалѣлъ очень, что васъ не засталъ. Съ нимъ опять будемъ розно все лѣто. Статья ваша вполнѣ напечатана, и Ш. очень объ ней тужитъ, что бѣдному Пог. столько непріятностей. "Русалки" вашей я не видала, а рада, что она возбудила въ васъ такое участіе къ Ундинамъ; но счастіе, доставленное Невою, я вамъ предсказывала: лучше ея въ мірѣ нѣтъ ничего, и хотя въ ея водахъ не живутъ Русалки, но сами волны ея обворожительны. Впрочемъ, зачѣмъ вы продолжаете вѣтренничать? Для чего не сказали, долго ли въ П.? Гдѣ остановились? Какъ и когда ѣдете? Право мнѣ хочется, чтобы вы потребовали пароходъ.-- Рѣдкинъ уѣзжаетъ отсюда 25-го и счастливъ неимовѣрно. Никита И. еще счастливѣе: женитьба его объявлена, и онъ пляшетъ съ своей невѣстой {Никита Ивановичъ Крыловъ, женившійся на дѣвицѣ Коршъ. П. Б.}. У насъ экзамены. Никола {Четвертый сынъ А. П. Елагиной, Николай Алексѣевичъ Елагинъ. П. Б.} спитъ по три часа въ сутки; одинъ разъ уже отвѣчалъ Баршеву, а графъ его не слыхалъ; вышелъ передъ самымъ отвѣтомъ.-- Василій ѣдетъ къ Стаховичу; а Перваго уже уѣхалъ. Если Богъ дастъ, Мишу {Т.-е. Михаила Александровича Стаховича; Перваго былъ его дядя. П. Б.} отпустятъ, то онъ привезетъ его къ вамъ. Сколько возможности добра, дѣятельности, пользы, и большую часть какъ сонные, между рукъ упускаемъ! Весною мнѣ жаль каждаго прошедшаго дня, и весело думать, что для васъ теперь открытъ цѣлый міръ дѣятельности: можно каждый день съ семи утра до 1-го часу ночи бѣгать и глядѣть, и учиться, и наслаждаться. Что же молчите объ Эрмитажѣ? Когда будете у Жук., не забудьте ему сказать, чтобы онъ выслалъ 250 р. за билетъ свой въ здѣшнюю Московскую Академію {Т.-е. основанное не задолго передъ тѣмъ Ѳ. Я. Скарятинымъ, А. С. Хомяковымъ, А. Д. Чертковымъ, М. Ѳ. Орловымъ, С. П. Шевыревымъ и др. Училище живописи и Ваянія въ Москвѣ. П. Б.} Свербеевъ заплатилъ за него и нѣсколько разъ уже напоминалъ мнѣ объ этомъ. Здѣсь продолжаются праздники въ честь Одоевскаго, который плѣненъ совершенно Нат. Петр. {Говорится о Н. П. Кирѣевской, ур. Арбенской, супругѣ старшаго сына А. П. Елагиной, Ивана Васильевича Кирѣевскаго. П. Б.}: никого кромѣ ея не видитъ и никѣмъ кромѣ не занятъ. Онъ собралъ насъ всѣхъ въ лютеранскую кирку дать намъ Фуги Баха на органѣ; съѣхалось каретъ 20; посидѣли всѣ въ киркѣ, а Нѣмцы пришли и всѣхъ со стыдомъ выгнали и бранились, зачѣмъ намъ die Thiire aufgemacht haben! Кавелинъ ѣдетъ сегодня къ вамъ, Од. завтра, и мнѣ сдается, что оба васъ застанутъ. Признаюсь, этого желаю. Даль все страшна, и сердце въ одно время радуется за васъ и суетится.
   

2.

Москва, 23 Сентября (1842).

   Вотъ ужъ скоро пять мѣсяцевъ, какъ мы разстались, и я еще ни разу не писала къ вамъ, душа моя Поповъ! Но вы должны принять мое молчаніе за самый лучшій знакъ моей къ вамъ любви. Все это время сердце было такъ сжато, душѣ такъ тѣсно, что нельзя было писать къ вамъ: такого расположенія духа вы отъ меня не заслужили или, лучше сказать, я не могу принести его въ наши сношенія. Вы же все это время легко могли обойтись безъ извѣстій, окруженные всѣмъ очарованіемъ изищныхъ впечатлѣній; вѣроятно успѣваете только хватать ихъ обѣими руками. Описаніе ваше Шеллинга, Ранке, вечера у него проведеннаго, обрадовали меня, объяснивъ ваши занятія; но многое еще мнѣ нужно. Съ кѣмъ живете вы? Съ кѣмъ знакомы? Какой образъ вашей жизни? Пишите ли журналъ? Но забудьте, что это необходимо для сохраненія многихъ впечатлѣній; пусть каждое изъ нихъ сохранено будетъ отдѣльно, хотя каждое работало для созрѣванія одного цѣлаго плода. Вы были въ моемъ миломъ Дрезденѣ, въ галлереѣ, въ католической церкви, на Брюлевской террасѣ, всего этого жду. Познакомились ли съ Языковыми? Любите ли Девріева? Я вчера только пріѣхала въ Москву; еще устала, еще не нашла дома, куда пріютиться и живу пока въ двухъ комнатахъ у Петра В. Заботы, холодъ и всѣ мелочныя непріятности житейскія окружаютъ меня; но мнѣ уже внутри легко, и я пишу къ вамъ посреди груды наваленныхъ книгъ, подушекъ, платьевъ.-- Василій ѣдетъ къ вамъ на дняхъ, недѣли черезъ три уже съ вами увидится. Мы уговаривали Стаховича и хотя уговорили, но для какихъ-то хозяйственныхъ распоряженій ему нужно еще мѣсяцъ здѣсь остаться, потомъ обѣщаетъ къ вамъ пріѣхать. Вася и вы своей дружбой отстраните отъ него лишнее, имъ на себя напущенное. Усовершенствованіе науки еще не главное; умъ -- второе отдѣленіе души; нужно усовершенствовать душу и не дать ей пасть.-- Я ничего не могу сказать вамъ о здѣшнихъ дѣйствіяхъ литературныхъ. Иванъ Вас. несообщителенъ, а больше еще никого не видала. Гремитъ брошюрка Аксакова о Гоголѣ. Поэма его возвышена до небесъ и сравнена съ Шекспиромъ, съ Гомеромъ. Это бы еще хорошо было, какъ мнѣніе; но выражено оно не совсѣмъ изящно. На васъ нападки продолжаются, а также похвалы; но этого вы могли ждать. Въ Университетъ поданъ проектъ, чтобы экзаменъ былъ только вступительный и окончательный; вѣрно юношей нашихъ хотятъ признать людьми. Петръ пѣсни свои еще не кончилъ. Я была у него въ деревнѣ и порадовалась: у него чисто, тепло, патріархально. Всѣ его домочадцы истинно къ нему привязаны и угощали меня также всѣми силами. Валуевъ суетится съ своимъ Славянскимъ убѣжденіемъ; прислалъ намъ въ деревню нѣсколько книгъ для перевода и обѣщалъ за нихъ конфектъ. Воейковы было взялись, но узнали отъ Грановскаго, что Валуевъ хвастаетъ, будто заставилъ дамъ не даромъ бременить землю, и тотчасъ отказались и отъ конфектъ, и отъ работы; за то мы Montenegrino'въ послали вашей сестрѣ: ей весело будетъ ими заняться, знавши, что вы тамъ были.... Вотъ вамъ обо всѣхъ моихъ разсказала; а все чувствую, что сказать надо много, много. Вѣроятно когда-нибудь узнаете все, что останется вѣчно невыговореннымъ. Въ молодости мнѣ весело было откладывать до вѣчности; а теперь, когда вѣчность близка, мнѣ стало жаль здѣшняго неумѣнья. Не даромъ Греки велятъ пользоваться жизнью живущему. Куда мы ее дѣваемъ и зачѣмъ? Сами не знаемъ.
   

3.

22 Декабря (1842).

   Въ это время прошлаго года я каждый день каталась къ вамъ за Москву-рѣку, душа моя Поповъ! Вспомнили ли вы меня теперь посреди гордыхъ Черногорскихъ подвиговъ и глубокомысленныхъ углубленій философскихъ? Я почти также полагаюсь на ваше сердце, какъ на сердце сыновей моихъ, и когда услышала, будто вы всю нашу семью браните и насмѣхались надъ моими посѣщеніями и любовью, то мнѣ стадо точно также обидно, какъ бы тронули честь Василья или Николая. Я вѣрю вашей вѣтренности, но гораздо еще больше вашему благородству и энергіи вашей души. Вѣрю, что она способна любить, и потому вѣрю, что вы меня любили и будете любить, не смотря ни на какія обстоятельства, на свѣтское счастіе для васъ и на могилу для меня. Говорю это потому, что вы близки къ одному, а я къ другой; слѣд. нисколько не лишнее обозначить свое вѣроисповѣданіе. Ваше письмо изъ Цетина своимъ адресомъ смутило меня до самыхъ тѣхъ поръ, пока получила отъ Васи {Василій Алексѣевичъ, третій сынъ А. П. Елагиной, род. 2 Іюня 1818, въ Долбинѣ подъ Бѣлевымъ, ск. 11 Іюля 1879, въ Дерптѣ. И. Б.} письмо. Вѣтренность не позволила вамъ прибавить словечка два въ Берлинѣ. Вмѣстѣ ли вы теперь съ Васей? Хорошо ли вамъ? Думаю, что умъ вашъ удовлетворенъ вполнѣ. Тоже ли и сердце?-- Хомяковъ возвратился изъ деревни: будетъ живѣе. Прошедшее Воскресенье весь вечеръ проспорилъ съ Герценомъ о Гегелевой логикѣ. Тургеневъ Ал. Ив. оживляетъ своими горячими пустяками всѣ бесѣды; Аксаковъ такъ на него бѣсится, что пересталъ кланяться. Лихое Православіе! Мертвыя Души совсѣмъ его съ ума свели, и онъ съ тѣми не знакомится, кто ихъ не величаетъ. Крюковъ боленъ и не выходитъ изъ шубы; отпустилъ бороду и заплелъ косы на лбу. Валуевъ бѣдный нашъ тоже боленъ, простудился у Хомякова въ деревнѣ и теперь лихорадка; Иноземцовъ лечитъ, а весною посылаетъ на воды. Вотъ вы и увидитесь. Но гдѣ же вы будете? Ни предположеній вашихъ, ни успѣховъ, ни завоеваній, ничего не знаю, кромѣ завоеванія Владыкой {Т.-е. Черногорскимъ. П. Б.}; но вѣдь есть и другія крѣпости, такъ сказать дамской субстанціи, или нѣкотораго роду свѣтскихъ людей, или даже философовъ. Все вами плѣненное и васъ плѣняющее мнѣ принадлежитъ: отъ Мадонны Рафаэля до послѣдняго переника {Черногорскій воинъ. П. Б.}; слѣдовательно дѣлитесь не скупясь. Ради ли Василью? Видите ли, какъ онъ васъ любитъ? Это связь родная, и отъ васъ однихъ зависитъ, чтобы была дружбой на всю жизнь. Самаринъ въ деревнѣ кончаетъ диссертацію и является сюда черезъ двѣ недѣли. У нихъ опять балы и свадьбы. Грановскій пишетъ и въ Отеч. Запискахъ, и въ Москвитянинѣ. На дняхъ Болгаре прислали изъ Италіи памятникъ Венелину: прекрасная бѣлая колонна съ урной на верху, стройная и разительная красивостью своей, возвышающаяся надъ всѣми другими памятниками. Они же разослали билеты, и собрались на панихиду всѣ знакомые и уважающіе память Венелина; и трогательно было, когда всѣ съ свѣчами въ рукахъ окружили его могилу и могли читать золотыя буквы: пламенной любовью воскресившаго народъ. Этотъ неизвѣстный никому Венелинъ, въ уголку Данилова монастыря, принимающій благодарность цѣлаго народа -- такое разительное что-то, что даже торжественный памятникъ Карамзина съ этимъ не сравнится. Будете ли вы у Жуковскаго? Съѣздите непремѣнно вмѣстѣ съ Васей; взгляните на счастіе, возможное человѣку. Глядя на него, почувствуешь ясно, что Богъ не отказалъ въ немъ людямъ, не на страданіе далъ жизнь; а мы не умѣемъ душу нашу очистить и опростать для помѣщенія счастія; занимаемъ все въ ней мѣста пустяками тщеславія, самолюбія и дряни, да и жалуемся, когда воняетъ.
   О, какъ мнѣ хочется поскорѣе васъ обнять! Когда кончится семестръ, ступайте съ Васей въ Парижъ, и въ Римъ, и въ Неаполь; съ Языковымъ можете возвратиться. Пишите мнѣ больше и обо всемъ, даже о Бекманѣ. Кланяйтесь Мельгунову. Можете ли вообразить, что Погодинъ мое ружье, бывшее уже по сю сторону границы, отвезъ опять въ Вѣну, гдѣ оно и сѣло. Простите. Да хранитъ Васъ Господь моими молитвами! Къ Васѣ буду писать черезъ три дня, въ самое Рождество; а теперь обнимаю его. А каково Рождество празднуется въ Германіи? Вѣдь прелесть!
   

4.

(1843).

   2 Марта. Въ имянины мои были у меня всѣ профессора, и я узнала многое. Погодинъ представилъ Бычкова и Григорьева изъ Одессы. Когда я ему сказала: зачѣмъ вы забыли Василья? {Обширная ученость Василія Алексѣевича Елагина давала ему всѣ права на профессорство. П. Б.} Онъ отвѣчалъ: "Кто-же зналъ, что онъ хочетъ? Чего бы мнѣ лучше? Я черезъ годъ, много черезъ два оставлю совсѣмъ каѳедру, пусть онъ замѣнитъ меня. Напишите къ нему, чтобы онъ сюда далъ знать, и чтобы имѣлъ это въ виду при своемъ ученіи". Шевыревъ для каѳедры философіи предложилъ выбрать изъ Духовной Академіи, для того чтобы ученіе Шеллинга нашло опору въ Православіи. Всѣ отвергнули: хотятъ, чтобы проф. зналъ богословіе и догмы нашей вѣры, но чтобъ не былъ изъ духовныхъ. Шевыревъ далъ письменное мнѣніе. Ввечеру съѣхались другіе: Грановскій, Крюковъ и Крыловъ (послѣдніе оба только что выздоровѣли отъ двухмѣсячной болѣзни; Крыловъ весь облѣзъ съ одной правой стороны, и это ужасъ гадко). Грановскій сказалъ мнѣ, что графъ оставляетъ за вами каѳедру фил., и это самъ сказалъ Грановскому. Слѣдуетъ изъ того, что вы должны писать къ графу, и Василій пусть съ вами напишетъ; лишь бы ему знать, кого имѣть въ виду. Ради Бога, чтобъ онъ не медлилъ. Еще же: какую бы ни дала каѳедру сначала, все равно; послѣ перейти можно. Графъ требуетъ, чтобы прежде утвержденія прочли нѣсколько лекцій; онъ посылаетъ Мильгаузена на каѳедру общенароднаго права и на три года въ чужіе края. Списавшись съ нимъ, вамъ легко будетъ отправиться въ Парижъ и Минхенъ, и куда надобно. Тоже и Василью Ему Парижъ и Славянскія земли, но не на счетъ Университета. Пусть сочтетъ, что надобно и куда: мы все доставимъ. Мои два студента {Т.-е. два младшіе сына А. П. Елагипой, Андрей и Николай Алексѣевичи. П. Б.} сдѣлали мнѣ къ имянинамъ сюрпризъ: украсили двѣ комнаты, залу и гостиную 70-го горшками прелестныхъ цвѣтовъ. Хорошо до восхищенія. А купили ихъ на деньги, добытыя переводами; мнѣ это было все очень весело. Жуковскій собирается поселиться въ Москвѣ. Пока здѣсь такъ тихо, такъ не суетятся изъ движенія и прогресса, Россія можетъ быть спокойна, и каждый спокойно дышать, доставляя свою песчинку пользы и добра. Москвитянинъ глупъ до невѣроятности.
   Затѣмъ обнимаю васъ, Василья и Стаховича. Пожалуста познакомьтесь съ m elle Solmers и Берлинской аристократіей. Были ли вы на маскарадѣ? Надѣюсь, да. Мы слѣдимъ за Stadtzeitung, чтобы чѣмъ нибудь сблизиться. Простите. Господь да хранитъ васъ! Забыла, вамъ сказать, что у Калачева отецъ умеръ, и это на время мѣняетъ его планы путешествія.
   

5.

(Мартъ 1843).

   Здѣсь всѣ васъ любятъ, вами сердечно интересуются, а тѣ, кого воображаете врагами, печатали глупыя возраженія, будто бы для защиты собственнаго достоинства. И они всѣ отдаютъ вамъ справедливость: вѣдь нельзя же не признаться, что вы сами затрогали. А то, что меня огорчило, было сказано, чтобъ огорчить меня; и когда я стала добираться, отъ кого эти слухи вышли, вышло, что я сама ихъ выдумала. Слѣд. прочь все вздорное; вы знаете, что мое сердце вамъ принадлежитъ, и я знаю, что вы меня любите, и буду полагаться на вашу дружбу до самыхъ тѣхъ поръ, какъ вы сдѣлаетесь канцлеромъ, а можетъ быть и послѣ. Письма ваши -- моя собственность, и будь тамъ одно слово не для всѣхъ, я не дамъ никому. Такъ сдѣлала и съ послѣднимъ, изъ котораго сообщила только стихи Владыки {Т.-е. стихи Владыки Черногорскаго. П. Б.}. Но на что смущать души наши этимъ вздоромъ? Сохранимъ Божій миръ, и Господь да проститъ и намъ, и имъ! Теперь у васъ Стаховичъ. Перемѣнилъ ли его пріѣздъ ваши планы? Сказалъ ли онъ что нибудь отрадное вашему сердцу, вашимъ надеждамъ? Боюсь и волненій неоправданныхъ, я пустаго ожиданія; но если... Жду своей доли и также съ немалымъ волненіемъ. Во всякомъ случаѣ съ нимъ вы можете распорядиться иначе своимъ путешествіемъ и съѣздить въ Парижъ. Условьтесь съ Насильемъ; по моему всего лучше не разставаться. Съѣздите всѣ трое вмѣстѣ въ Италію и въ Парижъ. Прежде бы въ Парижъ, осенью въ Италію, или зимою, а весною домой. Теперь оканчиваются лекціи. Пошлите силой Василья въ Дрезденъ, мой милый Дрезденъ. Да еще, какъ вамъ не съѣздить къ Жуку {Т.-е. къ В. А. Жуковскому въ Дюссельдорфъ. П. Б.}? Весна, Рейнъ, Жуковскій, Саксонія, тамъ Минхенъ и Венеція, а тамъ прочіе господа. Книги можете черезъ Мансурова переслать въ Универс. на имя Грановіуса, а съ собой возить только нужное. Жаль мнѣ, что нельзя послать васъ за Языковымъ въ Римъ. Они за что-то разстались съ Гоголемъ, и я не могу безъ страданія вообразить этого младенца-Языкова, завезеннаго въ Римъ и одного брошеннаго. Его надобно повезти въ Гаштейнъ и оттуда домой. Кто теперь это сдѣлаетъ? Братья его (два) здѣсь, и каждому есть свое дѣло, то-есть ровно ничего. Наши юноши восхитились поступкомъ Мишеля {Извѣстнаго демагога Бакунина, который разочаровалъ въ себѣ друзей своихъ много позднѣе; упоминаемый ниже Павелъ -- братъ его. П. Б.}. Грановскій, Герценъ, Кетчеръ писали къ нему и дружески протянули руки, вмѣстѣ съ Бѣлинскимъ. Я не раздѣляю этого восторга, потому что не вижу цѣли доброй. Павелъ былъ здѣсь на минуту и отправился въ Прямухино. Катковъ былъ у меня два раза и жду еще сегодня. Знаете, что приказано замѣстить всѣ каѳедры и каѳедру философіи тоже? На нее нѣтъ еще никого въ виду, и отъ васъ зависитъ написать о томъ къ графу: каѳедра можетъ остаться за вами, а путешествіе совершите на собственный счетъ. Отъ Университета посылаются Мюльгаузенъ (въ адъюнкты Крылову), Леонтьевъ и Пѣховскій для Греческаго и Латинскаго; а другія каѳедры не имѣютъ еще никого въ виду, хотя должно предложить вышедшимъ кандидатамъ. Боюсь Калачева: его предложатъ за неимѣніемъ другаго, а глупѣе мудрено. Васѣ и вамъ слѣдуетъ написать, и все будетъ устроено. Заочно совѣтывать мудрено; кто знаетъ, куда теперь обращены ваши мысли? Наблюдайте только за собою во время счастія, берегите душу, а несчастіе васъ не испортитъ: съ нимъ умѣете бороться. Князь Хилковъ {Князь Дмитрій Александровичъ. П. Б.} пришелъ ко мнѣ въ день смерти сестры своей, горячо имъ любимой;'вся душа его была полна одною молитвой, и я съ благоговѣніемъ смотрѣла, какъ онъ стоитъ высоко и съ какой дѣтской простотою несетъ крестъ. Отыщите пожалуста Гослера. Неандръ знаетъ, гдѣ онъ живетъ, и дайте объ немъ вѣсточку князю. Что ваше рисованье? Что записки? Вообще что вы? Что дѣлаете? Чѣмъ живете? Хорошо ли вамъ? Гдѣ бы вы ни кликнули: слышишъ-ли, батько? Я вездѣ откликнусь: слышу! Въ счастіи и въ горѣ -- все равно.
   
   Вотъ вамъ стихи Лермонтова inédits:

1.
Сонъ.

   Въ полдневный зной, въ долинѣ Дагестана,
   Съ свинцомъ въ груди лежалъ недвижимъ я:
   Глубокая еще дымилась рана,
   По каплѣ кровь струилася моя.
   
   Лежалъ одинъ я на пескѣ долины.
   Уступы скалъ тѣснилися кругомъ,
   И солнце жгло ихъ желтыя вершины
   И жгло меня: но спалъ я мертвымъ сномъ.
   
   И снился мнѣ сіяющій огнями
   Вечерній пиръ въ родимой сторонѣ;
   Межъ юныхъ женъ, увѣнчанныхъ цвѣтами.
   Шелъ разговоръ веселый обо мнѣ.
   
   Въ тотъ разговоръ веселый не вступая,
   Межъ нихъ одна задумчива была:
   Въ глубокій сонъ душа ея младая
   Богъ знаетъ чѣмъ была погружена.
   
   И снилась ей долина Дагестана,
   Знакомый трупъ лежалъ въ долинѣ той,
   Глубокая въ груди чернѣлась рана
   И кровь текла хладѣющей струей.
   

2.

   Ночевала тучка золотая
   На груди утеса-великана;
   Утромъ въ путь она умчалась рано.
   По лазури весело играя.
   
   Но остался влажный слѣдъ въ морщинѣ
   Стараго утеса; одиноко
   Онъ стоитъ, задумался глубоко,
   И тихонько плачетъ онъ въ пустынѣ.
   

6.

30 Сентября (1848).

   Наконецъ, письмо отъ васъ, хотя грозное и ничего не описывающее. Вы такъ гнѣваетесь, что не сказываете ничего о себѣ, ни вашихъ впечатлѣній, ни радостей, ни знакомствъ. Я этого не заслужила. Я писала къ вамъ въ Римъ два. раза, безотвѣтно: это третій. Я радовалась, что вы въ Италіи и не только не говорила: зачѣмъ? но даже посылала туда Василья и досадовала, что онъ не ѣдетъ. Больше другихъ я вѣрю могуществу искусства и знаю вашу способность принять и почтить великое. Какъ могу я думать или сказать, что вы напрасно имъ наслаждаетесь? И тогда бы не напрасно, когда бы было одно наслажденіе: и оно поднимаетъ душу, наполняетъ ее добромъ, а оттуда выйдетъ и польза. Богъ съ вами! Что вамъ за радость винить вашихъ истинныхъ друзей? Здѣсь васъ никто не забылъ; о себѣ не говорю. Недавно былъ у меня Лубянскій отецъ Тимоѳей и плѣнилъ меня умомъ своимъ и простотою. Я показала ему вашъ дагеротипъ; онъ поцѣловалъ его, съ такимъ милымъ, душевнымъ стремленіемъ, что я сама готова была его обнять. Самарина и Кавелина диссертацію еще читаютъ, а защищать, кажется, еще не скоро будутъ. Аксаковъ своей еще не кончилъ -- все лѣто страдалъ лихорадкой. Грановскій съ Ноября будетъ читать публичныя лекціи Средней Исторіи; это еще первый опытъ въ Россіи (Мерзлякова галиматію считать нечего). Валуевъ въ Англіи, оттуда въ Парижъ. Если вы тамъ встрѣтитесь, то можно бы возвратный путь совершить вмѣстѣ. Впрочемъ онъ зимою возвратиться собирается. Если вы еще съ Моллеромъ, скажите ему, что онъ во мнѣ имѣетъ на весь вѣкъ преданнаго и благодарнаго человѣка.
   Литература наша отличается перебранками Шевырева съ Галаховымъ (вамъ знакомый) за христоматію, и чуть ли это не единственное явленіе. Пріѣзжайте-ка съ новостями!
   

7.

26 Ноября (1843).

   23-го, въ день вашего тезоименитства, Грановскій читалъ первую публичную лекцію; публика была многочисленная, дамы внимательны, лекція превосходная, хотя онъ смутился; еще просто введеніе въ исторію и взглядъ на способы преподаванія. Какую дивную проложилъ онъ дорогу приватъ-доцентамъ!
   Что же вы работаете? Какъ не сказать? Какъ жду я васъ! Какое вы живое счастіе въ моей тихой затворнической жизни! Здѣсь больной Языковъ; но и къ тому я не всегда въ силахъ добраться. Но что объ этомъ! Живъ Богъ, жива душа моя и полна любви. Привезите мнѣ вашъ портретъ. Ахъ, еслибы Моллеромъ! Но что дѣлать Иванову? Вѣдь Ивановъ долженъ меня потѣшить: онъ любилъ Рожалина. То-то мы съ вами будемъ мазать! То-то я слушать стану ваши разсказы! Книги везите непереплетенныя: Ефремовъ за переплетъ заплатилъ 230 серебромъ. Привезите лучшихъ дѣтскихъ книгъ, методъ воспитанія для моей библіотеки. А ценсура будетъ въ Ригѣ, такъ какъ вы сухимъ путемъ пріѣдете.-- Осмотрите Ригу, тамъ Невѣровъ; и Дерптъ, тамъ Шенигъ {Попечитель Дерптскаго учебнаго округа, Николай Игнатьевичъ Шенигъ, котораго Записки помѣщены въ Русскомъ Архивѣ 1880 и 1881 годовъ. П. Б.}, мнѣ родня. Къ диспуту Самарина вы поспѣете.
   

8.

16 Марта (1844).

   Я могу иногда побранить васъ будто бы, а иногда и въ правду; но моя брань -- любовь. Такъ любить, какъ я васъ, можно только сына, слѣд. мои замѣчанія, сказанныя всегда вамъ самимъ, нисколько не могутъ оскорбить; а Валуевъ или иной кто, не я, и ихъ замѣчанія ничего со мною общаго не имѣютъ.-- Мархейнеке и брошюры какъ ни интересны, но вдвое меньше того, что до васъ касается, и потому извольте объ нихъ писать прочимъ господамъ; мнѣ же нужно, крайне нужно знать все прочее. Какъ вы живете? Съ кѣмъ знакомы? Выли ли у васъ вечера? Почему не хотите съ Гагаринымъ пуститься въ городокъ Парижъ? Василій, вы и Гагаринъ славное бы тріо составили, и всѣмъ бы любо было! Самаринъ читалъ вчера свою диссертацію у Хомякова, вторую часть. По сому чтенію столько возникло споровъ, что половины не кончили, и будутъ читать еще завтра. Это историческая чисть его диссертаціи, и я очень жалѣю, что не слыхала. Кавелинъ пріѣхалъ защищать свою; вѣроятно въ Маѣ получитъ и онъ вѣнецъ славы. Тогда, у меня выйдетъ другой кандидатъ -- Никола. Не знаю, пустить ли его къ вамъ; а мнѣ бы хотѣлось пустить его просто посмотрѣть на свѣтъ и Европу, слѣд. прямо въ городокъ. Языковъ сокрушается, что съ нимъ никого нѣтъ, кто бы привезъ его сюда въ Іюнѣ; въ Маѣ поѣдетъ онъ въ Гаштейнъ, а оттуда уже черезъ Вѣну домой. Я писала уже вамъ, что Стр. готовитъ для васъ каѳедру философіи; поэтому соображаясь, вы можете и должны все нужное сдѣлать для пріобрѣтенія недостающихъ свѣдѣній, т.-е послушать Парижскихъ лекцій. Впрочемъ Шеллингъ чуть ли не все нужное совмѣстилъ.
   

9.

18 февраля 1846 (Петрищево).

   Я рада, что вы служите и дѣйствуете. Вокругъ меня такая лѣнь, такая непростительная неповоротливость, что на васъ весело остановиться мыслью. Я увѣрена, что служба именно ваше призванье, и нигдѣ вы такъ полезны не будете. Идите, идите, не забывая ни одного благороднаго стремленія, ни одной великодушной мечты. Но смотрите же. не забывайте ихъ; не научайтесь смѣяться тому, что прежде было свято, и согрѣвайте душу сколько возможно. Дружба уже съ вами; а любовь еще въ проектѣ, слѣдовательно: виватъ жизнь! Пишите мнѣ о себѣ больше какъ можно. Съ кѣмъ знакомы? Съ кѣмъ близки? Какъ ведете свободное время? Кланяйтесь моему доброму Веневитинову, Одоевскому. Самарина поздравьте съ камеръ-юнкерствомъ и напомните обо мнѣ. Познакомились ли съ Далемъ? Устроили ли нашъ Архивъ? Пишите ли, наконецъ, другое что, а не сенатскія бумаги?
   

10.

24 Сентября 1840.

   Очень давно я къ вамъ не писала, хотя ваше письмо (также около полугоду назадъ полученное) было мнѣ отрадно и нужно. Человѣкъ не избавитъ отъ скорби, посланной Богомъ; но утѣшительно чувство, что другъ сострадаетъ намъ. Вы напрасно такъ со мной замолчали; все, что васъ касается, мнѣ дорого и все, что вы дѣлаете, близко. Хорошо ли вамъ? Какъ идетъ ваша служба? Получили ли вы какое-нибудь сообразное мѣсто? Какъ удалась исторія уголовнаго права? Гдѣ вы теперь живете? Дайте адресъ. Съ кѣмъ ближе и кого любите? Я знала, что добрый нашъ Веневитиновъ придется вамъ по сердцу и рада общимъ прекраснымъ похваламъ женѣ его. Скажите объ Одоевскомъ. Мы живемъ совсѣмъ отчужденные отъ всего дѣйствующаго міра; одинъ растительный въ глазахъ у насъ и насъ нѣсколько занимаетъ, т.-е. требуетъ нашей дѣятельности; а занимаетъ мысли наши конечно уже больше то, чего мы не касаемся.-- Близки ли вы съ Самаринымъ, все такъ же ли онъ уменъ и также въ модѣ? А Строгановъ? Однимъ словомъ, дайте подробную вѣсть о себѣ и откликнитесь полнымъ отчетомъ. Мы работаемъ прилежно на отдѣлку придѣла при нашей церкви; тамъ положенъ нашъ кормилецъ-хозяинъ {Скончавшійся въ Мартѣ этого 1846 года супругъ А. II. Елагиной, Алексѣй Андреевичъ. П. Б.}. Хотѣлось бы всѣ нужныя украшенія сдѣлать самимъ и чтобы всѣ любящіе его дали что нибудь своего. Я пишу и шью образа; еслибы вы были здѣсь, вы помогли бы; я пишу масломъ, но выучилась и иконописи; это гораздо легче. Никола тоже работаетъ что можетъ около иконостаса; всѣ три дочери шьютъ бисеромъ, и золотомъ, и шелками. Никола начинаетъ понимать хозяйство. Нововведеніе ихъ было то, что они отдали крестьянамъ больше половины земли и отдали лучшую; желаемъ, чтобъ они были довольны около насъ. Въ Москву нынѣшній годъ не будемъ: совершенно пусты карманы, и остались долги, которыхъ я не ожидала. Дѣти мои больше чѣмъ скромны въ жизни и желаніяхъ; имъ управиться будетъ не трудно. Каждый лишаетъ себя охотно и весело и собственно себя не ставитъ цѣлью стремленью.-- Скажите что нибудь и о литературѣ. Мы здѣсь заглохли. Языковъ прислалъ мнѣ Овербека Чижова; есть горячія страницы, и немногіе такъ душевно пишутъ. Что это будетъ за газета Петербургская? Будете ли вы сотрудникомъ?
   Жду отъ васъ длиннаго, хорошаго письма. Оно нужно не уединенію моему, а сердцу. Нельзя пересказать, какое горькое уныніе наполняетъ его, и какъ тяжело мнѣ то участіе, которое заставляю себя принимать въ жизни. Потому-то рука друга и благословенна.
   Простите, мой милый Попинька. Да благословитъ васъ Господь! Дѣйствуйте въ мирѣ и благодати. Будьте здоровы и любите насъ.
   

11.

   Ваша дружба мнѣ дорога и всегда дорога будетъ, хотя бы вы взлѣзли въ министры. Но до этого успѣете вы меня похоронить {А. Н. Поповъ пережилъ А. И. Елагину всего на полгода. П. Б.}. Я очень, очень больна стала: у меня вся спинная кость и весь затылокъ распухли, и въ головѣ жестокая боль, такъ что и маленькую страничку мнѣ тяжело навараксать. Но конечно и страданія тѣлесныя нужны, хотя я несогласна съ тѣми, которые причисляютъ ихъ себѣ добровольно и изнуряютъ тѣло для спасенія души. Думаю, что можно возвысить душу, не занимаясь тѣломъ, и даже mens san'а и пр. Мы сидимъ тихо, смирно и мирно; работаемъ для новаго придѣла, гдѣ лежитъ мой Алексѣй Андреевичъ; тамъ все будетъ нашими трудами: Лила вышиваетъ одежду на престолъ, Маша воздухи, Катя налой для образа. Образа даже пишемъ сами, и удавалось объ васъ вздохнуть. "Où es-tu, Grillon!" {Криллонъ -- другъ и сподвижникъ Генриха IV-го. П. Б.}. То-то вы бы подвизались тутъ же! Что-то ваши настоящіе подвиги? Отчего вы о себѣ изволите такъ поверхностно писать? Я все знать хочу. Вижу ваши статьи во многихъ мѣстахъ и ими радуюсь. Успѣвайте и укрѣпляйтеть! Вѣдь жизнь дана не на сонъ.
   Скажите мнѣ что новаго въ литературѣ и въ мірѣ, и какъ вы дѣйствуете и веселитесь? Съ кѣмъ близки? Я здѣсь какъ копна; ничего не знаю, ничего не слышу, никого не вижу, и жду, чтобы въ свое время убрали меня въ житницу. Затѣмъ да благословить васъ Богъ!
   
   Декабря 16-го 1846.
   Петрищево.
   

Письмо М. В. Кирѣевской.

   Любезнѣйшій Александръ Николаевичъ!
   Въ послѣдній разъ, какъ мы съ вами видѣлись, вы обѣщали мнѣ когда-нибудь доказать ваше могущество и ваше доброе расположеніе къ намъ. Теперь наступило это время. Вотъ въ какихъ тяжкихъ обстоятельствахъ мы находимся. Архіерей, по просьбѣ и проискамъ нашего стараго священника, прислалъ намъ вдругъ молодаго священника, совершенно противъ нашего желанія и именно того, котораго бы намъ никакъ не хотѣлось. Не можете вообразить, какъ это непріятно, кромѣ того, что наша гордость страдаетъ тѣмъ, что не спросили даже и нашего согласія. Но это уже такъ и быть, а главное то грустно и тяжело, что маминька терпѣла нашего стараго священника (хуже котораго конечно не бываетъ), снисходя только къ его старости, и мы надѣялись послѣ него имѣть уже настоящаго священника, благочестиваго; а теперь вдругъ онъ неожиданно посадилъ намъ своего какого-то родню, который вмѣстѣ съ нимъ будетъ жить, подъ его покровительствомъ, слѣдовательно будетъ таже закваска, тѣже обычаи!--
   Спасите насъ. Нельзя ли свыше замолвить за насъ слово преосвященному Димитрію, епископу Тульскому (о которомъ только и слышится что хорошее, и теперь, въ этомъ случаѣ, онъ вѣроятно былъ введенъ въ заблужденіе разными дурными происками). Сдѣлайте, чтобы намъ дали другаго священника, перевели бы этого на другое мѣсто, а намъ дали бы по нашему желанію. Для князя Хилкова сдѣлали же это по одному слову графа Протасова; еслибы онъ и насъ рекомендовалъ преосвященному какъ вашихъ хорошихъ знакомыхъ, слѣдовательно достойныхъ имѣть хорошаго священника, милый Александръ Николаевичъ, вѣчно мы были бы вамъ благодарны. Крѣпко я на васъ надѣюсь, что вы ревностно объ насъ похлопочите, примете къ сердцу наше горе и докажете намъ вашу дружбу и могущество. Сдѣлайте милость, отвѣчайте мнѣ.

Душевно вамъ преданная Марья Кирѣевская *)
*) Старшая дочь А. П. Елагиной, скончавшаяся 14 Сентября 1859 г. П. Б.

   
   17 Августа 1851 года.
   Село Петрищево, Бѣлевскаго уѣзда.
   

12.

   Хочу ли я, чтобъ вы ко мнѣ писали! Попробуйте спросите у голоднаго: хочетъ ли онъ идти обѣдать къ графу Віельгорскому или къ Муханову! (Видите ли, что я верчу васъ въ вашемъ кругѣ!) За что не любите вы прошедшаго? Отъ него отворачивается только дурная совѣсть; а тотъ, кому грустно только зачѣмъ оно прошло, можетъ утѣшить себя неподлежащей никакому сомнѣнію мыслію, что оно тутъ стоитъ вѣчно, неизмѣняемо и неповоротливо. Оно-то и должно давать силы на дѣйствія, потому что неразрывно связано съ настоящимъ. А я такъ люблю васъ вспоминать въ прошедшемъ: вашъ курсъ, гдѣ вы выдавались надъ всѣми, не смотря на миніатюрность; ваше дружеское съ нами знакомство, театры съ хлопушками, лекціи Гегеля, сѣрыя утицы, Люблино съ Французскими письмами (что была немалая глупость) и пр. и пр.; даже болѣзнь вашу, которая такъ меня огорчала; даже всѣ мои ворчанья за вашу вѣтренность и всѣ ваши вспышки. Нѣтъ, оно не во прахѣ, прошедшее; а миръ ему, для того, чтобы миръ былъ и въ настоящемъ. Ихъ надобно не только примирить, но и подружить.
   О будущемъ же согласна съ вами: пусть имъ распоряжается Тотъ, Кто знаетъ, куда ведутъ всѣ пути. Если не терять изъ виду, что живемъ подъ Его надзоромъ, то жизнь будетъ хороша. Вѣдь, желая моихъ писемъ, вы позволяете мнѣ болтать, какъ старухѣ, все какъ приходится подъ перо, слѣд. я и ворчать буду. Зачѣмъ вы радуетесь комфортомъ? Развѣ не знаете, сколько онъ отнимаетъ силъ?
   Теперь благодарность за старанія о попѣ. Письмо не имѣло никакого дѣйствія и не произвело ничего; но я желала только рекомендаціи, а не прямо требованія о переводѣ. Да и Тимоѳеи Лубянскіе рѣдки; ихъ врядъ ли въ Тульской губерніи достанешь. Знаете ли, что во всей губерніи нѣтъ святительскихъ мощей? Вообще святыня, кажется, не касалась ея границъ; за то неправда -- на неправдѣ. Спросите у князя Хилкова, какъ онъ не вынесъ двухъ недѣль губернаторства. Видаете ли вы моего дорогаго князя Хилкова? Скажите мнѣ и о князѣ П. Вяземскомъ; говорятъ, онъ былъ боленъ. Я его сердечно уважаю, и надобно, чтобы такіе люди оставались на свѣтѣ. Вѣдь нуженъ же перевѣсъ, т.-е. одного на 10 тысячъ.
   Поѣду ли въ Москву? Развѣ въ Генварѣ, и то невѣрно. Долгая сухая осень грозитъ дурнымъ урожаемъ; а мы деревенскіе боимся голоду и жаждемъ снѣгу. Петръ теперь пріѣхалъ ко мнѣ, и завтра будемъ вмѣстѣ праздновать ваши имянины. Прошу за воспоминаніе о насъ выпить рюмку чего нибудь крѣпкаго, только не уксусу. А у насъ будетъ похожее на васъ Шампанское.
   Нѣтъ, милый Поповѣ, не кружитесь пожалуста. Пейте живую воду бодрой дѣятельности и безъ тумановъ и вихрей смотрите на прямую истину.
   
   22 Ноября, Петрищево (1851).
   

13.

18 Генвари 1852 г.

   Куда вы умны, милый Поповъ! Заставляете меня благодарить васъ за ваше молчаніе и считать его знакомъ дружбы. Не кривляйте факты, милостивый государь! Пусть лѣнь будетъ лѣнью, а дружба терпитъ и взысканій не знаетъ. Знайте однакожъ, что ваше письмо принесло мнѣ удовольствіе, когда утѣшенія нужны были душѣ моей: Никола мой быль очень боленъ. У его постели, съ ужасно сжатымъ сердцемъ, встрѣтила я новый годъ. Опять високосъ! Да еще и 13-й! А эти високосы смотрятъ на меня такъ косо. Впрочемъ всякое суевѣріе исполняется по вѣрѣ. Я боюсь чего-то, а суевѣрничать не желаю. Да будетъ Божья воля!
   Почему вамъ досадно, что вы любите прошлое? Оно у васъ было прекрасно. Все, что можно было сдѣлать хорошаго, вы сдѣлали: въ ученьи были первымъ; въ жизни пріобрѣли друзей и -- par contre coup -- завистниковъ; взошли на поприще, гдѣ можно дѣйствовать и дѣлать много добраго. Не только не отворачивайтесь отъ прошлаго, но дайте ему другое имя, чтобы больше полюбить. Назовите его женою вашей; вѣдь оно неотвязно при васъ, и ваше настоящее каждый день будетъ украшать х его какимъ-нибудь нарядомъ. Можно ни въ чемъ не успѣвать, но къ сожалѣнью, а не къ раскаянью. Доброе намѣренье -- тоже ожерелье женѣ. Мои 63 года даютъ мнѣ право совѣтывать, и я, любя васъ, какъ сына, скажу вамъ: живите въ присутствіи Божіемъ и ищите правды Его; тогда ваше всякое дѣло освѣтится и будетъ вамъ ясно, и жизнь будетъ драгоцѣнна. А на совѣтъ нечестивыхъ не ходите, какой бы ни былъ тамъ комфортъ
   Письмо къ архіерею не сдѣлало никакого эффекта, да и мудрено мнѣ было перевести сюда отца Тимоѳея Лубянскаго. Послушали бы вы проповѣдей нашего семинариста, гдѣ, напримѣръ, онъ доказываетъ, что образованіе, полученное по милости правительства, лучше всякой добродѣтели, и потому должно всякому мужику снимать шапку передъ попомъ.
   Обнимаю васъ, душа моя и прошу вамъ у Бога побольше силы, поменьше комфорту, побольше твердаго духа, веселости, свѣтлости и поменьше ни къ чему негодной скуки. Сверхъ того еще дай вамъ Богъ горячей любви къ любящимъ васъ друзьямъ, вслѣдствіе чего и меня не забудете.
   

14.

14 Декабря (1852)

   Не хочется мнѣ отвѣчать шутками на ваше жалобное письмо. Если мое серьезное болтанье прибавитъ еще вашей скуки, то въ этомъ будетъ виновато настроеніе вашего духа, а не мое желаніе. Вы не понимаете моего взгляда на ваше положеніе. Сколько-нибудь постараюсь растолковать его. Вы молоды, умны, не лѣнивы, занимаете въ службѣ значительное мѣсто, въ свѣтскомъ кругу тоже. Гдѣ же тутъ человѣку съ душею пріютить скуку? Дѣятельность, удача въ трудѣ и отъ того довольство не есть Фарисейство. Не нужно вообразить себя лучше другихъ для того, чтобы работать съ возможною пользою. Ищите не забавы, а труда, и душа прояснится.
   
   Такъ, благо тѣмъ, кому безъ взятокъ
   Придется здѣсь разовъ десятокъ
   Слезу невинныхъ у тереть.
   
   Здѣсь есть одинъ старикъ Гаасъ (вѣроятно вы его знаете); онъ цѣлые дни и ночи проводитъ то въ острогѣ для утѣшенія ссыльныхъ, то у постели умирающихъ. Это совсѣмъ не забавно, но навѣрное не скучно. Онъ самъ умиралъ недавно, и хорошо было видѣть эту ясность души готовой (теперь онъ здоровъ). То, что ему можно дѣлать, то доступно и каждому. Не въ острогѣ, не въ больницахъ, а просто на дѣятельной службѣ добру и братьямъ находятся смиреніе и ясность душевная. Фарисейство обрѣтается отъ салонныхъ похвалъ, а трудъ полезный мужика за сохою идетъ безъ похвалъ и безъ скуки. Въ этой скукѣ такая неблагодарность къ Богу, что досадно. Скука эта -- право фарисейство. Она значитъ: я-де лучше другихъ, если ничто меня не удовлетворяетъ. Да позвольте спросить: читаете ли вы "Отче Нашъ"? Если читаете съ толкомъ, съ чувствомъ, съ разстановкой, то какимъ образомъ святите вы имя Отца Небеснаго? Какая скука доступна тому, кто дѣлаетъ дѣло Божье на землѣ?
   Порвались всѣ струны сердца, говорите вы. Если была въ сердцѣ когда-нибудь любовь, то эта струна не порвется. Счастіе, надежды, пустыя мечты -- иное дѣло; но до нихъ и нужды нѣтъ. Безъ счастья, безъ мечтаній душа можетъ жить ясно и благодарно. Вѣдь вы вѣроятно вѣрите безсмертію души?
   Хомяковъ еще не пріѣхалъ; вчера пріѣхала Марья Алекс.; я ея еще не видала; а Алекс. Стеи. будетъ только къ празднику.
   Не будете ли вы къ намъ на Святки? Наше житье-бытье не стоитъ вашихъ вопросовъ: мы живемъ такъ тихо, что одинъ день, какъ другой. Рѣшительно прошу простить мое письмо, если оно вамъ на доѣло.
   Здѣсь есть художественная выставка, гдѣ между многими плохими картинами выставленъ коверъ, вышитый по канвѣ штабсъ-капитаномъ. Вотъ вамъ еще рецептъ отъ скуки.
   

15.

5 Мая 1866.

   Мой любезный Александръ Николаевичъ! Хотя вы давно не даете о себѣ ни малѣйшей вѣсти, но все же не слѣдуетъ вамъ забывать меня, и я намѣрена изрѣдка ставить вѣхи, по которымъ вы можете добраться до прежняго вами любимаго друга. Сегодня пусть вѣха моя будетъ порученіе не слишкомъ для васъ трудное, а для меня весьма нужное. Исполните его и напередъ вѣдайте, что я вамъ весьма благодарна. Вотъ оно. Въ Маѣ 1855-го года отправлена изъ здѣшняго Цензурнаго Комитета рукопись: Исторія Сербіи, соч. Ранке, пер. съ Нѣм. Бартенева {Это я! П. Б.}, въ главное правленіе цензуры. Сіе послѣднее препроводило ее въ цензуру Министерства Иностранныхъ Дѣлъ. Въ Генварѣ 1856-го первая часть рукописи дозволена къ напечатанію и возвращена переводчику. Теперь просимъ о пропускѣ второй части, даже хотя въ отрывкахъ. Пожалуста, будьте на этотъ разъ всемогущи: тогда получите отъ меня письмо обо мнѣ. Покуда вѣрьте, что я ваша.
   

16.

12 Іюля (1855).

   Увѣрена, что еслибъ мы остались въ Москвѣ и продолжали бы видѣться часто, вы подѣлились бы со мной тѣмъ горемъ, которое тяготило васъ одинокаго; вы догадались бы, что имѣете во мнѣ неизмѣннаго, крѣпкаго друга. Я могу молчать и удалиться, когда я не нужна вамъ ни на что, когда вы полны удачею и успѣхами. Впрочемъ чувствую, что это несправедливо. Человѣкъ, отуманенный мірскимъ счастіемъ, больше еще нуждается въ истинномъ другѣ, нежели скорбный. Какъ бы то ни было, ближе меня душею никто къ вамъ не будетъ. Чрезвычайно радостно было мнѣ васъ видѣть съ такимъ хорошимъ направленіемъ, жаждущаго пользы, дѣятельности, добра. Сохраните вашу душу, мой дорогой Поповъ, не угашайте Божьяго духа и забывайте себя. Послѣ отыщите себя опять въ совѣсти и тогда счастливы будете. А обо мнѣ думайте, что пока я жива (что вѣроятно не долго будетъ), ваша дружба мнѣ -- радость, утѣшеніе, счастіе, и не пугайте и безъ того робкаго сердца моего равнодушіемъ и молчаніемъ. Скажу вамъ даже и то, что мнѣ пріятно было видѣть въ письмѣ, что вы по прежнему вѣтрены. Пусть эта вѣтренность остается въ беззаботности характера и ума и, не доходя до связей сердца, облегчаетъ вамъ житейскія скуки. Никола заложилъ домъ, снявъ фасадъ съ церкви Насилья Блаженнаго. Когда онъ будетъ готовъ, можетъ статься и вы пріѣдете встрѣтить вмѣстѣ новоселье. Вѣдь это не такъ-то далеко, и если свѣтъ для того великъ, чтобъ мы по немъ рыскали, то есть на немъ маленькія огорожи, куда весело тѣсно собраться.
   

17.

   Я не сержусь, и главное не мщу, а грустить никакой здравый смыслъ не помѣшаетъ. Вамъ нельзя смѣть не признавать дружбы; моя вамъ извѣстна и сомнѣнію не подлежитъ. Я объ васъ всякой день знала и знаю, слѣд. не забыла, а не была у васъ потому, что теперь вамъ не скучно, а дружбу прочь. Не все ли равно, кто забавляетъ васъ? Можете не признавать во мнѣ даже здраваго смысла; но я разсуждаю сердцемъ, и оно мнѣ ясно говоритъ, что я заслуживала полную довѣренность.

"Русскій Архивъ", кн.I, 1886

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru