Ефименко Татьяна Петровна
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Бесплотного воскресения я не хочу..."
    "Веселый фавн, изваянный убого..."
    "Вечер пришел в голубых и лиловых покровах..."
    "Вот мы друзья. Любви отдались. Почему ж..."
    Любви
    "Дом убрала я, гирлянды привесила к ларам..."
    "Живи со мной на тихом берегу..."
    "Из моря вечности - бежали..."
    "К могилам радостей на острове забвенья..."
    "Как нежность ваших слов - острей и глубже зла..."
    "Как цветок росла я в отчем доме..."
    "Мы можем быть вдвоём, смотреть с балкона в поле..."
    "Нельзя минуть, нельзя сберечь..."
    "От камней дышит сыростью..."
    "Родные мертвецы из гроба говорят..."
    "Сперва словами мы друг друга испытали..."
    "Шаги прошелестели за дверью невысокой..."
    "Мы можем быть вдвоем, смотреть с балкона в поле..."
    "Я не могу роптать на тебя, Боже..."
    "За поредевшей рощей, что вечер, ярче пламя..."
    "К воротам путь короткий..."
    Золушка
    "Родные мертвецы из гроба говорят..."
    "Моя душа дрожит у перепутья..."
    Город
    "Шаги прошелестели за дверью невысокой..."
    "Ни суеты, ни безразличья..."
    "Нельзя минуть, нельзя сберечь...""Из моря вечности - бежали..."
    Розы
    "Покуда дом к порядку я налажу..."
    "Ты охранял себя постом..."
    "Как мне кажется пусто в доме, полном людьми..."

Татьяна Петровна Ефименко (1890-1918)

   

* * *

             Бесплотного воскресения я не хочу.
                 Даже в раю
             Мне бы домик, открывший навстречу лучу
                 Дверь свою,
             Мне бы садик маленький для меня одной,
                 Малый сад,
             Где, смуглые, осенью над стеной
                 Плоды висят.
             Мне бы травы теплые и теплый песок
                 Для голых ступней
             И солнце весеннее для рук и ног
                 И души моей.
             Не страшно Вечности. Я буду дремать
                 Под милый гам,
             Весной и осенью глаза приподымать,
                 Смотреть по сторонам
             На шершавую телку у входа в сарай,
                 Которой три дня,
             На то, как дымится земля сырая,
                 Цветя и звеня,
             На синий луг там вверху Господний,
                 На облачные межи,
             На лес, где, шурша листвой прошлогодней,
                 Бродят ежи,
             На август, золотой и гулкий от пчелок
                 И спелых полей,
             На октябрь, когда вечер уже долог
                 И утренники белеют.
             И стать всему чужой, стать тенью
                 В невидимой стороне.
             Лучше небытие, но бесплотного воскресенья
                 Не надо мне.
   
             1917

* * *

             Веселый фавн, изваянный убого
             Пастушеским ножом,
             Меж двух олив у моего порога
             Ты охраняешь дом.
   
             Когда заря потонет в синем мраке
             Гирляндой желтых роз, --
             Несу тебе я хлеб, вино и маки,
             И сыр домашних коз.
   
             Храни мой дом, храни меня и друга:
             Жилище -- от огня,
             Его -- от ран, страданий и недуга,
             От ревности -- меня.
   

* * *

             Вечер пришел в голубых и лиловых покровах.
             Месяц медовый замедлил у самой земли.
             Поле, как бездна, и горы вдали, как кремли.
             Мне неспокойно от мыслей ночных, нездоровых.
   
             Все, что казалось значительным, милым, своим,
             Не охранит меня в час одинокой печали,
             Не возвратит тех страстей, что горели вначале, --
             Жизнью одной не прожить и душою двоим.
   
             Вечером синим, грустя, подвожу я итоги.
             Было так много стремлений, а скорбный итог --
             Поле, как бездна, и месяц, как мертвый цветок,
             Скучны все дали, и все утомили дороги.
   

* * *

             Вот мы друзья. Любви отдались. Почему ж
             Наши сердца в крови?
             Единоборство навеки враждующих душ
             Сильней и глубже любви.
   
             Кольцами мы обменялись. Ты ревность прогнал.
             Ты мне себя подарил.
             Все же когда раздается по полю ночному сигнал,
             Мы слышим его - дикари.
   
             Нежностью лжем мы. Желанье одно: побороть,
             Омочит губы в крови.
             Пальцы сжимаются в ласках - и ранена плоть.
             Это сильней любви.
   

Любви

             Я видела тебя мельком в лугах в апреле,
             Ты шла за мной вдали,
             Но смеха твоего серебряные трели
             Меня не увлекли.
   
             Я видела тебя сидящей в летнем парке,
             Где день уже потух.
             Твой взгляд искал меня, и губы были ярки,
             И низкий шепот глух.
   
             И в третий раз теперь мы встретились: ты в доме,
             Твой сладкий запах тут
             В измятой простыне, в духах, в раскрытом томе,
             В мечтах, что тайно жгут.
   
             Ты здесь... Осенний дождь шумит....Тебя я вижу...
             В кругу от лампы лик
             Бледней, чем смерть сама, измученней и тише,
             И вот следы вериг.
             Хочу, хочу тебя. Целую маску злую,
             Скорей глаза зажмурь.
             И синее пятно и шрамы ног целую -
             Следы дорог и бурь, -
   
             И пальцы гибких рук, привлекших к изголовью,
             К лицу, лицо мое,
             И рот, смешавший вкус плодов душистых с кровью
             В любовное питье.
   

* * *

             Дом убрала я, гирлянды привесила к ларам.
             В чистом источнике вымыла ноги нагие.
             В новом жилище меня охраняйте, как в старом,
             Боги огня и рождения, боги благие.
   
             Радостным взглядом на мужа смотрю я с порога:
             Ветки срезая, он прячет улыбку порою.
             Только лишь осень подует из гулкого рога,
             В домике нашем нас будет не двое, а трое.
   
             Над колыбелью, сплетенной из веток, мы оба
             Ставим цветы и чужих отстраняем сурово,
             Чтобы ребенок здоров и красив был и чтобы
             Боги за первым послать не забыли второго.
   
             Нынче с утра хлопочу я: милых гостей ожидаем.
             Руки, как белые птицы, быстро мелькают весь день.
             Вишни уже отцветают, горы обласканы маем,
             Выйди с ребенком на солнце, вымой его и одень.
   
             Сени травой ароматной надо посыпать не скупо,
             Надо и веток душистых в светлые спальни внести,
             Сбегай -- ты быстрый, -- за садом глянь-ка в долину с уступа,
             Слышно ли путников милых, вьется ли пыль по пути?
   
             Встань на пороге с водою в широкогорлом кувшине,
             Да полотенце льняное с яркой каймой не сомни.
             Здравствуйте, милые гости, благословенье богини
             На приносящих нам радость в светлые майские дни.
   
             Вёсны бывали душисты, лета беспокойны и жарки.
             Память об этом, как эхо в далеком своем повторенье.
             Осени мудрой я вижу везде золотые подарки:
             В доме моем изобилье, в сердце моем примиренье.
   
             Старости ласковой голос, ее указанья я слышу.
             Меньший ли смысл в моей жизни нынче, чем дальней весною?
             Сад полон фруктов, а лозы покрыли и стены и крышу,
             Выросли дети и внуки - жизни, зажженные мною.
   
             Ропотом дней не встревожу; пускай появляются разом
             Смерть и зима; разукрасьте кедром костер мой и елкой.
             Если весь круг нашей жизни исполнен по Божьим указам,
             Смерть будет тихой и сладкой, память же светлой и долгой.
   

* * *

             Живи со мной на тихом берегу,
             Где я одна добычу стерегу,
             Где я ловлю жемчужниц, в час ночной,
             Подкинутых капризною волной.
   
             Живи со мной в пещере под горой,
             Со мной вдвоем, как нежный брат с сестрой.
             Из козьих шкур постель в углу мягка,
             В руке твоей уснет моя рука.
   
             Живи со мной под кедрами в тени,
             Где я одна с зарей встречаю дни,
             Где сладок труд и отдых. И куда
             Роняет луч вечерняя звезда.
   
             Свой челн в залив к моим пескам причаль,
             Где шелест волн баюкает печаль,
             Где роща слив под цветом, как в снегу --
             Люби меня на тихом берегу...
   

* * *

             Из моря вечности -- бежали,
             Как волны, длинные года,
             Стирая медленно скрижали
             И разрушая города.
   
             В отливе мерном и негромком
             Не всё ль с песков волна сотрёт?
             Не так ли, жизнь моя, обломком
             И ты мелькнешь в водоворот?
   
             Но всё же дом мой я готовлю,
             Сады взращаю, стерегу
             И пашню тучную, и ловлю,
             И козье стадо на лугу.
   
             Как будто силы отдавая --
             Через преемственность плода, --
             Я жизнь мою переливаю
             В иные формы навсегда.
   
             7-8 января 1913

* * *

             К могилам радостей на острове забвенья
             Ладью свою причаль.
             И слушай голоса и чувствуй откровенья
             Сквозь трепет и печаль.
   
             Но если вновь зацвесть душа уже не в силах,
             Взрастив печаль свою,
             Ты бытия венок оставь на тех могилах
             И утопи ладью.
   

* * *

             Как нежность ваших слов -- острей и глубже зла --
             Меня затрагивает больно.
             Мы вечер проведем у этого стола,
             И этого уже довольно.
   
             К чему иллюзией минутною дразнить
             Насторожившуюся душу.
             Я не порву меня опутавшую нить
             И свой покой я не нарушу.
   
             Часы прилежные размеренного дня
             Благоразумию -- награда.
             Так жизнь течет моя, и так влечет меня
             Туда, где выбора не надо.
   
             Так свой сама себе я выбрала удел
             Давно, всегда желанный тайно.
             И если взгляд мой Вас и Ваше проглядел,
             То ведь и это не случайно.
   

* * *

             Как цветок росла я в отчем доме,
             Расцветала краше ото дня,
             Всё вокруг сулило счастье, кроме
             Злого рока, ждавшего меня.
   
             Для других цвёл мирт, приятный девам,
             С кипарисом шли ко мне от них,
             Плач родных был свадебным напевом,
             Смерть моя - нежданный мой жених.
   

* * *

             Мы можем быть вдвоём, смотреть с балкона в поле
             За белою стеной.
             Мы можем отворить сундук с семьею моли
             И с старой стариной.
   
             Мы можем взять сервиз с гирляндою лиловой,
             Опаловый на свет,
             Или гулять в саду, или дремать в столовой,
             Уставши от бесед.
   
             И если это всё вам нравится немного,
             Теченье тихих дней, -
             Ни слова о любви, ни взгляда, ни намёка,
             Ни помысла о ней.
   
             Я только снов хочу. Любви объятья грубы,
             Назойливы слова.
             И лишь прощаясь, вас я поцелую в губы,
             И то едва-едва.
   
             1912
   

* * *

             Нельзя минуть, нельзя сберечь.
             О, как возможности убоги.
             У наших взглядов, наших встреч
             Такие древние дороги.
   
              Погаснет жертвенный огонь,
             Потянет ветер из пустыни.
             Моя горячая ладонь
             От жадных губ твоих остынет.
   
             ...И вот опять, как в первый раз,
             Стыдом и страхом мы объяты.
             Земля, проклятая за нас,
             Взгорбила каменные скаты.
   
             Ты никнешь к ней лицом, плечом,
              И я раскаяньем сгораю,
             А ангел с огненным мечом
             Уж пересёк дорогу к раю.
   
             25.06.1915
   

* * *

             От камней дышит сыростью,
             Их солнце не прогрело.
             Цветы смешные выросли
             У темного предела.
   
             Плетусь я за прохожими,
             И дня так пыльно пламя,
             А над церквами Божьими
             Леса стоят углами.
   
             И лестница привешена
             От купола сквозная.
             Душа моя утешена,
             А чем -- сама не знаю.
   
             Наш двор, колодец вычищен,
             Там цветик и прохлада.
             На зов никто не выскочит,
             И звать совсем не надо.
   
             1915
   

* * *

             Родные мертвецы из гроба говорят,
             Неодолимые, живые.
             Любимых дней и лиц, вещей заветный ряд
             С забвеньем борется впервые.
   
             Но роковая связь событий такова:
             Пред нами лента жизни свита,
             Другая вечность ждёт и вечно в нас жива,
             А вечность прошлого забыта.
   
             Из дорогих гробниц нас манят и грозят,
             Но вот уж их мертво значенье -
             И если я порой киваю им назад,
             То в знак прощанья и прощенья.
   

* * *

             Сперва словами мы друг друга испытали,
             Потом подметили тончайшие детали
   
             Движений вкрадчивых, лица, одежд и книг,
             Но образ явственный из линий не возник.
   
             Потом молчанием, как лучшим реактивом,
             И взглядом длительным, глубоким и пытливым,
   
             Себя проверили -- и показалось нам,
             Что разделявшее легло по сторонам,
   
             Что одиночество уступит нежной силе.
             Мы руки сблизили -- и вновь разъединили.
   
             Прошло пожатье их в нас огненной волной,
             И то был не огонь, а холод ледяной.
   

* * *

             Шаги прошелестели за дверью невысокой.
             Я снова посмотрела, как убран тихий дом.
             Посыпан пол полынью и яркою осокой,
             Гардины на окошке, от солнца золотом.
   
             В столовой пахнет сладко нарезанная дыня,
             В гостиной розы в блюде привянули давно.
             Гремит сияньем запад, но словно стало сине
             И затянуло дымкой восточное окно.
   
             Я прислонилась к двери и слушаю без грусти
             Тот лёгкий-лёгкий шелест шагов и нежных рук.
             Как быстры реки жизни. И вот я в тихом устье,
             А завтра я не буду. Ни лиц, ни дней, ни мук.
   
             Как сладко это было: любить. И сладко кинуть...
             По дому тянет запах от дыни, роз и трав.
             И вот спешу на вечер окно своё задвинуть,
             Зовущий нежный голос за дверью услыхав.
   
             7.03.1917
   
   Оригинал здесь.

-----

   

* * *

             Мы можем быть вдвоем, смотреть с балкона в поле
                За белою стеной.
             Мы можем отворить сундук с семьею моли
                И с старой стариной.
   
             Мы можем взять сервиз с гирляндою лиловой,
                Опаловый на свет,
             Или гулять в саду, или дремать в столовой,
                Уставши от бесед.
   
             И если это все вам нравится немного,
                Теченье тихих дней, -
             Ни слова о любви, ни взгляда, ни намека,
                Ни помысла о ней.
   
             Я только снов хочу. Любви объятья грубы,
                Назойливы слова.
             И лишь прощаясь, вас я поцелую в губы,
                И то едва-едва.
   
             1912.
   

* * *

             Я не могу роптать на тебя, Боже,
             Ты дал мне так много.
             Ясна моя дорога.
             Ты посадил весной барвинки
             на моей тропинке,
             а осенью рябины.
             В школе меня не бранил учитель,
             любовь моя была не мучительная,
             ясна моя дорога,
             Ты дал мне многое.
             А между тем мне чего-то недостает.
             Плачет сердце мое -
             какое-то к нему прикоснулось острие.
             Утренние золотые зори, вечерние кровавые,
             облака в голубых оправах,
             березы в зеленых шарфах,
             жилистые дубы, легкие цветы -
             этого достаточно для святых,
             или больных, или усталых,
             а для меня мало.
   
             1915.
   

* * *

             За поредевшей рощей, что вечер, ярче пламя
                Осеннее зари.
             Зажги камин, чтоб отблеск качался над нолями,
                И двери затвори.
   
             Тепло. И пахнет сладко с окна лежалой грушей.
                Позволь мне рядом сесть,
             Сюда, на край дивана. Лежи, болтай и слушай,
                Когда желанье есть.
   
             Но лучше будем молча - чтоб не сказаться в тоне -
                Смотреть на ту межу,
             И если ты позволишь, ладонь к твоей ладони
                Я крепко приложу.
   
             Заря в квадратах окон минутно вспыхнет шире,
                И в сумраке сплошном
             Останемся мы скоро, мы двое, в этом мире
                Осеннем и ночном.
   
             Когда, сжимая пальцы, к тебе склонюсь я ниже
                И с запахом плода
             Смешавшееся сладко дыхание услышу,
                Уйдешь ли ты тогда?
   
             1912.
   

* * *

             К воротам путь короткий,
             Обнесен сад стеной.
             Калеки за решеткой -
             Печальный рай земной.
   
                Пускай переиначит
                Судьба полет часов,
                Осенний ветер плачет,
                Печальный слышу зов.
   
             И Данте в путь знакомый
             Опять ведет меня,
             За серых скал изломы,
             Сквозь страшный лес огня.
   
                В поту, упав на землю,
                На острую межу,
                Далеким крикам внемлю,
                Далекий вихрь слежу.
   
             Гудящей цепи звенья
             Распались надо мной,
             И тень летит за тенью,
             Белея, в мрак ночной.
   
                Земля дрожит от воя,
                Меж скал блуждает чад.
                Кто те, что сзади, двое
                Прекрасные молчат?
   
             Глазам, лишенным блеска,
             Ваш отдан тусклый взгляд,
             И что для Вас, Франческа,
             Круги замкнувший ад.
   
                А я должна вернуться
                В мой тихий рай земной,
                Где розы сонно гнутся
                За пыльною стеной.
   
             1915.
   

ЗОЛУШКА

             Я как книжка в красном переплете,
             Где такая крупная печать.
             Никогда из шкафа не возьмете -
             В тридцать лет не сказки же начать!
   
                Но храню печально и упрямо
                Золотистый пепел лепестков.
                На страницах почернели шрамы
                От загнутых вами уголков.
   
             И за красно-синим кавалером
             Стертый замок смотрит как слепой.
             Правда, время ведь должно быть серым,
             А мечта о принце - голубой.
   
                В темной кухне Золушка босая,
                На объедки жадно смотрит кот;
                Но ведь с детства я наверно знаю:
                Белый принц за Золушкой придет.
   
             1915.
   

* * *

                             Этот длинный путь позади: он тянется целую вечность,
                             А этот длинный путь впереди - другая вечность.
                                                                    Ницше.
   
             Родные мертвецы из гроба говорят,
                Неодолимые, живые.
             Любимых дней и лиц, вещей заветных ряд
                С забвеньем борется впервые.
             Но роковая связь событий такова:
                Пред нами лента жизни свита,
             Другая вечность ждет и вечно в нас жива,
                А вечность прошлого забыта.
             Из дорогих гробниц нас манят и грозят,
                Но вот уж их мертво значенье -
             И если я порой киваю им назад,
                То в знак прощанья и прощенья.
   
             6. VIII. 1912.
   
   

* * *

             Моя душа дрожит у перепутья
                И медлит без конца.
             В песках кусты сухие тянут прутья
                До самого лица.
             И здесь и там все так же дали серы
                И к цели не ведут.
             Мне все равно; без смысла и без веры
                Пути и там, и тут.
             Пески, кусты; в кустах седые жабы,-
                Другого не видать.
             Желать и ждать... Желала бы, ждала бы,
                Да нечего мне ждать.
   
             23.IV. 1912, Писаревка.
   

ГОРОД

I

             От собак и нищих стало тесно,
             Громко славит улица беду.
             Может быть, весна в полях окрестных -
             Но до них отсюда не дойду.
             Не твои ль торжественные были
             Этот мост и этот темный храм?
             Пышный город горделивый, ты ли,
             Пресмыкаясь, воешь по ночам?
             Но давно тебя уже не слышат...
             Прокаженный, кто к тебе придет?
             На прогнивших, потускневших крышах
             Ржавчина кровавая цветет.
             А вверху, на западе, над ними -
             Четко видно с улиц и дорог -
             Три креста распластанные в дыме
             И на среднем мертвый Бог.
   

II

             Когда Господь к земле не благ,
             Не будет радости с востока,
             И даже время - словно враг
             С мечом, занесенным высоко.
             Лучи рассвета не спасут,
             Не отогреют наши души
             И ржаво-красную росу
             С перил железных не осушат.
             Пустой проклятый день уйдет,
             Чтоб возвратиться слишком скоро.
             Лишь чрево черное болот
             Затянет глубже мертвый город,
             Лишь мутно-желтая река
             Повыше завтра волны вспенит
             Да в небе розовом слегка
             Луна свой облик переменит.
   

III

             Мутнеет поверхность забытых каналов,
             Линяют слепые дома.
             Я улицы этой как будто не знала,
             И там не стояла тюрьма...
             А где же широкие вязы у дома,
             В который влекли меня сны?
             Известкой запачкана дверь и солома,
             Гниющая возле стены.
             Напрасно кресты потускневшие к Богу
             Соборы возносят с мольбой...
             Глаза ль мои видеть иного не могут,
             Иль жизнь стала вправду такой?
             И после, когда мы свое отстрадаем,
             Неведомый долг отдадим,
             Земля станет снова приветливым маем,
             И жизнь - станет даром благим...
             И снова я дом свой узнаю и площадь,
             Чьи стены канал отразил,
             И вязы, с которых свежительный дождик
             Известку и копоть обмыл.
   

IV

             Нашедшие дом свой увидят, рыдая,
             Что сумрак зловещий повсюду залег,
             И тощих собак одичавшая стая
             Всю ночь будет лаять и нюхать порог.
             И в пыли оконной появятся лица,
             И пятна паркета - как будто следы;
             И сердце сожмется и будет томиться,
             Считая шаги уходящей беды.
             Уж небо спускается светлым и синим
             На темя простертой прощенной земли,
             И ангел безумья умолк на равнине,
             И капли с меча его наземь стекли.
             Но кто нашу память печальную вынет
             Из сердца и кинет в колодец без дна?
             Кто образы сгладит забытые - в дыме,
             И в облаке быстром, и в пыли окна?
   
             1916- 1917.
   

* * *

                      А. Л.-Л.
   
             Шаги прошелестели за дверью невысокой,
             Я снова посмотрела, как убран тихий дом.
             Посыпан пол полынью и яркою осокой,
             Гардины на окошке, от солнца золотом.
   
             В столовой пахнет сладко нарезанная дыня,
             В гостиной розы в блюде привянули давно.
             Гремит сияньем запад, но словно стало сине
             И затянуло дымкой восточное окно.
   
             Я прислонилась к двери и слушаю без грусти
             Тот легкий, легкий шелест шагов и нежных рук.
             Как быстры реки жизни. И вот я в тихом устье,
             А завтра я не буду. Ни лиц, ни дней, ни мук.
   
             Как сладко это было: любить. И сладко кинуть...
             По дому тянет запах от дыни, роз и трав.
             И вот спешу на вечер окно свое задвинуть,
             Зовущий нежный голос за дверью услыхав.
   
             7. ІII. 1917.
   

* * *

             Ни суеты, ни безразличья,
             Ни безобразия, ни зла
             Не испугалась Беатриче
             И в город северный сошла.
   
             Когда зима настлала ложе
             И ночь над городом легла,
             Она мне сделалась дороже
             Дыханья, солнца и тепла.
   
             Но слишком много зла и сора,
             И глаз в слезах, и душ в тоске,
             И проклял Бог холодный город
             Гранитноликий на реке.
   
             Рука, карающая строго,
             Безумья слала на людей,
             О жизни все молили Бога,
             А я молила лишь о ней:
   
             "Спаси ее от ран и крови,
             Да идут мимо грязь и боль,
             Безмернейшую из любови
             В душе моей укрыть позволь".
   
             Вот рев реки и крики птичьи,
             Толпы смятение и страх,
             Но не видала Беатриче
             Я ни в церквах, ни во дворах.
   
             Мне не мелькнуло покрывало
             И не приветила рука,
             Над улицей ее вставала
             Заря, от утра далека.
   
             Пожар, как Божия немилость,
             Уже венчал дома вдали.
             А тень за мною волочилась
             По окровавленной пыли.
   
             6. ХI. 1917. Белорецк.
   

* * *

   
             Нельзя минуть, нельзя сберечь.
             О, как возможности убоги.
             У наших взглядов, наших встреч
             Такие древние дороги.
   
             Погаснет жертвенный огонь,
             Потянет ветер из пустыни.
             Моя горячая ладонь
             От жадных губ твоих остынет.
   
             ...И вот опять, как в первый раз,
             Стыдом и страхом мы объяты,
             Земля, проклятая за нас,
             Взгорбила каменные скаты.
   
             Ты никнешь к ней лицом, плечом,
             И я раскаяньем сгораю,
             А ангел с огненным мечом
             Уж пересек дорогу к раю.
   
             25. VI. 1915.
   

* * *

             Из моря вечности - бежали,
             Как волны, длинные года,
             Стирая медленно скрижали
             И разрушая города.
   
             В отливе мерном и негромком
             Не все ль с песков волна сотрет?
             Не так ли, жизнь моя, обломком
             И ты мелькнешь в водоворот?
   
             Но все же дом мой я готовлю,
             Сады взращаю, стерегу
             И пашню тучную, и ловлю,
             И козье стадо на лугу.
   
             Как будто силы отдавая -
             Через преемственность плода,-
             Я жизнь мою переливаю
             В иные формы навсегда.
   
             7-8. I. 1913.
   
   

Из книги: Гаспаров М. Л. Русский стих начала XX века в комментариях. М. 2001

   

ГЕКСАМЕТР И ДЕРИВАТ ГЕКСАМЕТРА

   

 139.

   

РОЗЫ

             Жди, за спиною старух другу подарок я брошу.
             Страстью обостренный слух ловит "спасибо" твое.
             Прячешь под плащ на груди легкую нежную ношу.
             Милый, теперь уходи, близко вражды острие.
             Смотрят служанки за мной: розы я кинула дома,
             В путь не взяла ни одной, запах их мне нездоров.
             Это от ярких лучей глаз потемневших истома,
             Щеки горят горячей только от жарких ветров.
   
             Т. Ефименко, 1912
   
   
   

Из книги: Восемьдесят восемь современных стихотворений, избранных З. Н. Гиппиус. Петроград. 1917

   

* * *

             Покуда домъ къ порядку я налажу,
             Проходитъ день. А смолкнетъ крикъ и стукъ,
             Ужъ я беру неконченную пряжу,
             И нить, жужжа, бѣжитъ изъ ловкихъ рукъ.
   
             Къ роднымъ въ село, на праздникъ, неохотно
             Я выхожу, трудамъ своимъ вѣрна:
             Зато, какъ шелкъ, тонки мои полотна
             И ломятся амбары отъ зерна.
   
             Испечь хлѣба, сбить масло, снять сметану...
             Горятъ дѣла, но и часы горятъ,
             И скоро ужъ для дочки я достану
             Мой свадебный, припрятанный, нарядъ.
   

* * *

             Ты охранялъ себя постомъ
                Отъ злыхъ тревогъ.
             Пришла любовь и звонокъ домъ
                Отъ пыльныхъ ногъ.
   
             Она легла, тебя закрывъ
                Струями крылъ.
             Ты смялъ ихъ трепетный порывъ
                И усмирилъ.
   
             О нерасчетливый! убить
                Любовь ты могъ.
             Но въ домѣ, гдѣ мертвецъ, не жить
                Безъ злыхъ тревогъ.
   

* * *

             Какъ мнѣ кажется пусто въ домѣ, полномъ людьми,
             Какъ зловѣще и тихо безъ дѣтскаго плача.
             Колыбельку нѣмую поскорѣе возьми,
             Пусть и въ домѣ, какъ въ сердцѣ, все станетъ иначе.
   
             Самый маленькій умеръ, сынъ, не жившій почти,
             Съ голубыми глазами и личикомъ бѣлымъ.
             Я игрушки поставлю, ты молитву прочти
             Надъ зарытымъ глубоко, надъ маленькимъ тѣломъ.
   
             Это все, что осталось отъ веселья и мукъ:
             Черный холмикъ, гдѣ куклы лежатъ, выгорая,
             И для нѣжныхъ, для жадныхъ, для невѣрящихъ рукъ
             Колыбелька пустая въ холодномъ сараѣ.
   
   Оригинал здесь.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru