Lib.ru/Классика: Дживелегов Алексей Карпович. Германия. История. XVII. Подготовка объединения и объединение

XVII. Подготовка объединения и объединение. Мы знаем, что поражение революции обусловливалось тем, что распалась победившая в марте коалиция общественных сил. Чем же обусловливалась прочность контр-революции? Прежде всего тем, что она сумела удержать в своем лагере достаточное количество необходимых ей политических элементов. Она не только была уверена в том, что у нее в нужный момент окажется сколько угодно войска. Она приняла повсюду ряд мудрых мер, чтобы отвлечь от победившей ее коалиции ее наиболее могучую опору, крестьянство. Когда революция была подавлена, реакционное австрийское правительство подтвердило и разработало закон, изданный революционным рейхстагом, а реакционное прусское правительство издало тот закон, который не могла издать революционная палата. Министерство Мантейфеля уже 20 дек. 1848 г. издало временные правила для Силезии, где движение все еще казалось опасным, а 2 марта 1850 г. появились два общих закона. Они отменяли вотчинный суд, запрещали на будущее время образование ленов, вводили неограниченную свободу земельной собственности. Часть крестьянских повинностей, числом 24, не имевших большого хозяйственного значения для помещиков, была отменена без вознаграждения. Другая, связанная с землею, была признана подлежащей выкупу. Право выкупа было распространено и на владельцев мелких участков, не имевших упряжного скота (Spannlose kleine Stellen), раньше из этого права изъятых. Выкуп не был сделан обязательным, а был предоставлен добровольному соглашению сторон. Для облегчения выкупной операции были учреждены рентные банки. Таким образом, впервые получил свое естественное дополнение закон 1811 г. В других государствах соответственные законы также появились в эпоху реакции (если, как в Бадене, Баварии, Вюртемберге, не были изданы раньше). Правительства, беспощадно преследовавшие демократию и пролетариат, боялись крестьянства. Что касается крупной буржуазии, то отчасти ее удовлетворяло то, что осталось от революции (ибо, кроме Австрии, везде остались кое-какие крохи конституции), а главное, ее очень скоро отвлекло от политики необычайное улучшение экономической конъюнктуры. Она вся ушла в хозяйственную деятельность, которая требовала большой работы и вознаграждала за нее обильно. Часть выгод от экономического подъема досталась и мелкой буржуазии (через акцион. общества) и даже рабочим (увеличение заработной платы). Все это вместе создавало атмосферу сравнительной удовлетворенности, в которой реакция чувствовала себя великолепно.

Но спокойствие общества не устраняло другого тяжелого вопроса, который нужно было решить так или иначе после того, как его поставило франкфуртское Национальное собрание. Фридрих Вильгельм IV не хотел принимать короны от парламента, но очень хотел принять ее от правительств. 17 мая в Берлине собралась конференция государств для обработки франкфуртского проекта и придания ему приемлемых форм. Пруссия предложила создать федерацию под своей гегемонией и при менее тесном союзе с Австрией. Южные государства отказались. Ганновер и Саксония приняли. Так образовался "Союз трех королей" ("DreikönigsbЭndniss"), превратившийся в июне в "Прусскую унию", обнимавшую 19 государств с парламентом, который уже 20 марта 1850 г. собрался в Эрфурте. Австрия расстроила всю комбинацию с помощью России. Свидания Николая I со Шварценбергом и Бранденбургом в Варшаве (окт. 1850) и совещание уполномоченных Пруссии и Австрии в Ольмюце (28--29 нояб.) привели к тому, что Пруссия, униженная, должна была отказаться от планов удержать за собою гегемонию в Г.

Пруссию спасло ее благоприятное экономическое положение. Главной причиною ее устойчивости была ее гегемония в Таможенном Союзе. Ольмюц поколебал-было и эту гегемонию. Когда Австрия в ореоле своего нового величия поманила государства Таможенного Союза, они бросили Пруссию и начали переговоры об учреждении нового Союза с Австрией [В 1841 г. Союз был возобновлен на 12 лет]. Но Пруссия не растерялась. На севере Германии действовал с 1834 года независимый от прусского Таможенного Союза Податной Союз (Steuerverein) из Ганновера, Брауншвейга и Ольденбурга, который не сливался с первым вследствие мелких разногласий. Податной Союз имел более низкие тарифные ставки, чем Таможенный. Когда Австрия в 1850 году расстроила Таможенный Союз, Пруссия сейчас же согласилась на понижение ставок и заключила договоры не только с тремя государствами Податного Союза, но также и с Мекленбургом и тремя ганзейскими городами. Таким образом, на севере вновь образовалась внушительная территория с таможенным единством. Она могла применять репрессии к соседям и делала это тем охотнее, что очень желала присоединения к ней бывших членов Таможенного Союза. Заинтересованные круги населения средних и южных государств потребовали от правительств, чтобы те так или иначе решили вопрос. А так как с Австрией дело не ладилось, то все государства, после бесплодных попыток сговориться с нею, одно за другим заключили договоры с Пруссией. В 1853 г. Таможенный Союз возродился в еще более внушительной форме. Это был великолепный реванш за Ольмюц, ибо он предвещал Садовую.

Силы экономической эволюции дали перевес Пруссии на колеблющихся весах немецких споров о гегемонии. Теперь немецкая буржуазия уже знала очень твердо, где тот центр, вокруг которого окончательно сложится единая Германия. Правительства могли вести свою политику еще некоторое время. Решить вопрос должны были интересы социальные и экономические. А пока Пруссии оставалось итти по старой дороге и интриговать в сейме, чтобы отнять у Австрии ее влияние. Эта задача была выполнена с необычайным мастерством Бисмарком, который впервые вступил здесь на широкую государственную арену.

Необходимость искать популярности в Г., чтобы отбить сторонников у Австрии, определила и поворот внутренней политики Пруссии от реакции к умеренному либерализму. Правда, реакция продолжалась еще некоторое время, как по инерции. Прусская камарилья не успокоилась даже после того, как были опубликованы новый избирательный закон 1849 г. и новая конституция 1850 г. Ее членам все это казалось недостаточной гарантией против революционной заразы. Они провели в ближайшие годы еще целый ряд мер, клонящихся к частичной реставрации старых порядков. В 1851 г. были восстановлены провинциальные чины и вотчинная юстиция. Вслед за нею устранены "излишние" стеснения старого права охоты, установленные в 1848 г. А указом 12 октября 1854 г. была введена капитальная парламентская реформа. Верхняя палата, созданная конституцией 1850 г., в которой, кроме наследственных и назначенных членов, было еще 120 выборных, была упразднена и заменена другой, в которой все без исключения члены назначались королем частью пожизненно, частью наследственно [30 мая 1855 г. она получила название "палаты господ"]. Были проведены и другие, более или менее важные изменения конституции. Параллельно свирепствовала и полиция. Но в конце концов всякие реакционные свирепства кончились раньше, чем ожидало общество. В 1857 г. король окончательно лишился разума, и брат его Вильгельм сделался регентом. Министерство Мантейфеля сейчас же получило отставку, его место занял либеральный граф Шверин, камарилья исчезла, дышать обществу стало легче. Но ни теперь, ни после того, как король умер и Вильгельм (1861--1888) вступил на престол, не было произведено серьезных реформ. Палата, в которой большинство принадлежало теперь либералам, настаивала, но Вильгельм не решался искренне и решительно вступить на новый путь. Окончательно поссорил короля с палатою законопроект, требовавший усиления армии и увеличения расходов на нее. Он послужил началом знаменитому конфликту, тянувшемуся четыре года (1862--66). Автором военного законопроекта был военный министр ген. Роон, который защищал его в палате очень искусно и энергично. Но палата на этот раз была тверда, и король велел взять проект назад. Но Роон, получив ассигновку под другим титулом, начал делать именно то, против чего протестовала палата. Палата ответила на это резкой резолюцией и была распущена. Новая оказалась радикальнее прежней: из 352 полномочий 235 достались прогрессистам (Fortschrittspartei), партии, образовавшейся только что и поставившей своей практической задачей борьбу с реакционным правительством.

При том настроении, в котором собралась палата, было ясно, что Роону не справиться с нею. Палата стояла на практической точке зрения. Она даже не бойкотировала нового министерства. Наоборот, когда последнее вносило такие проекты, которые палата считала полезными, она их охотно принимала. Так, она не только одобрила очень важный законопроект о торговом договоре с Францией, -- она еще выразила свое "полное согласие" с правительством, которое должно было прибегнуть к энергичному давлению на государства, входящие в Таможенный Союз, чтобы склонить их к принятию договора. Это было в конце августа 1862 г., но, когда 11 сентября был вновь внесен военный законопроект, картина сразу переменилась. Вначале, впрочем, казалось, что Роон уступит в некоторых пунктах, но против уступки восстал король. Проект был отвергнут. Тогда Роон посоветовал королю призвать Бисмарка (см.), человека с ярко-реакционной репутацией. Бисмарк был вызов, и палата этот вызов приняла. Начался поединок, по упорству и энергии почти беспримерный. Бисмарк обнаружил огромную выдержку, колоссальную изворотливость, беззастенчивость, не знающую границ, и -- этого скрывать нельзя -- большой политический талант. Бисмарк начал с того, что отсрочил сессию палаты, которая только-что перед этим объявила, что считает незаконным производство правительством какого бы то ни было расхода, не разрешенного ею. Верхняя палата покорно утвердила представленный Бисмарком бюджет, и Бисмарк очень развязно объяснил, что прусская конституция против такого порядка ничего не имеет. Так продолжалось почти четыре года с однообразием, которое теперь представляется очень утомительным, но которое в то время истрепывало даже флегматических прусских профессоров. Когда палата собиралась, Бисмарк и Роон являлись туда защищать свою политику. Они клали каски на ораторскую трибуну, стучали кулаками по пульту, позволяли себе резкости по отношению к противникам, протестовали против призывов к порядку, утверждая, что власть председателя оканчивается у министерского стола, возбуждали преследования против депутатов, когда они, в свою очередь, переставали щадить в своих речах правительство, и лицемерно жаловались, когда палата восставала против суда над своими членами. Верхняя палата с неизменной рабьей готовностью утверждала каждый год бюджет, и казалось бы, что правительству нечего было горевать. Оно преобразовывало армию по намеченному заранее плану и могло теперь не бояться внешних осложнений.

В прусском конфликте интересна одна сторона, которой в пылу борьбы не замечали ни Бисмарк, ни прогрессисты. Палата, конечно, была права, не желая позволить правительству попирать свои конституционные прерогативы. Но по существу конфликт был в значительной мере дутым конфликтом. Палата и Бисмарк стремились к одному и тому же. Как представители буржуазии, прогрессисты ничего не хотели так сильно, как объединения Г. под прусской гегемонией. К этому толкали их экономические интересы. Того же хотел Бисмарк по соображениям династическим и дипломатическим. Он не сумел понять этой простой вещи и под этим углом зрения представить весь спор палате. Тогда, вероятно, примирение сделалось бы возможно гораздо раньше. Порукою этому то, что с 1859 года в Г. работало общество, преследующее именно эти цели: Национальный Союз (Nationalverein).

Оно составилось из представителей либеральной буржуазии, а во главе его стали лидеры центра франкфуртского Национального собрания. В конце августа 1859 г. они собрались в Эйзенахе, чтобы обсудить способы пропаганды "идеи единой Г. с учреждениями, обеспечивающими ей могущество во вне, свободу внутри". С этой целью и был основан Национальный Союз (10 сентября).

Общее количество членов Союза в лучшую его пору не превышало 25.000 человек, но эта скромная цифра объясняется высотою членского взноса. Союз был организацией буржуазной. Его инициаторы не хотели пускать в него демократический элемент, так сильно напугавший их в 1848 г. Своих партизанов он вербовал преимущественно на севере. В Баварии, Вюртемберге и Бадене он был мало популярен. Центром его деятельности были Пруссия, Ганновер, Кургессен и Нассау. Он очень часто подвергался преследованиям -- больше всего в Саксонии, в Мекленбурге, в Ганновере, -- но от этого число его членов только увеличивалось. В Пруссии Вильгельм относился к нему подозрительно, но не преследовал его. Резиденцией Союза был избран Кобург, где герцог относился к нему с большим сочувствием. Наиболее важной настью программы Союза были пункты, касающиеся Пруссии и Австрии. В них было сказано, что немецкий народ, когда объединение сделается фактом, отдаст центральную власть главе самого большого чисто-немецкого государства. Правда, был пункт, гласивший, что Союз не имеет ничего против включения в германскую территорию немецких частей Австрии: но тут же было прибавлено, что если даже это будет представляться неосуществимым, Союз все-таки будет стремиться к объединению Г. Свои взгляды на конституцию будущей объединенной Германии Союз не мог высказать сразу по чисто-внешним условиям. Позднее, в 1862 году, когда в Пруссии и в других государствах стал улучшаться общий режим, Союз объявил, что он будет стремиться к восстановлению имперской конституции 1849 года. Причина такой привязанности к произведению франкфуртского парламента ясна. Конституция 1849 года давала наилучшую при существующих условиях защиту интересам буржуазии. А насколько эти интересы заслоняли в глазах деятелей Национального Союза все остальные, видно из образа действий его во время конституционного конфликта в Пруссии. Союз остался почти совершенно равнодушен к борьбе во имя конституции, которую вели в палате прогрессисты. Для него как-раз нужна была та реформа армии, о которой прогрессисты, поглощенные заботами о правах парламента в Пруссии, не хотели и слышать. Национальный Союз ничего не имел против того, чтобы Германия была объединена либеральной Пруссией, но он, в конце концов, согласился бы и на гегемонию Пруссии, как она есть, лишь бы за границею у немцев, занимающихся экономической деятельностью, оказалась защита.

Наступление "новой эры" в Пруссии и в других северных государствах, сопровождавшееся ослаблением репрессий, много способствовало оживлению националистических чувств и стремлений к единству. Немецкая буржуазия умело пользовалась всяким поводом для устройства националистических демонстраций. Особенно внушительной вышла демонстрация на праздновании столетия со дня рождения Шиллера (в Дрездене, в ноябре 1859 года). Она положила начало целому ряду других манифестаций различных обществ, союзов, кружков -- гимнастических, стрелковых, музыкальных и пр. Мало-германская идея единства пускала все более и более глубокие корни.

Но у нее были и противники. Как уже было замечено, Национальный Союз почти не нашел распространения в Баварии и Вюртемберге, конечно, не потому, что этому противились правительства, -- в моменты общественного подъема противодействие правительства никогда ничему не мешало, -- а потому, что Пруссии не доверяло население. В Баварии, в Вюртемберге и в Австрии, в противовес Национальному Союзу, возникло несколько других организаций, положивших в основу своей программы велико-германскую идею. Их всех усиленно поддерживали агенты австрийского правительства. Особенно оживилась идея велико-германского единства, когда в Австрии начались конституционные эксперименты, а в Пруссии почти одновременно пошли недоразумения между правительством и парламентом. В 1862 году все велико-германские по тенденциям союзы объединились в один большой "Союз Реформы". Распространение он получил, однако, далеко не такое широкое, как Национальный Союз. Главной его ареною был юг и по преимуществу баварские земли. Оба больших Союза смотрели по-разному на способ осуществления единства даже в тех вопросах, которые не касались гегемонии Пруссии или Австрии. Национальный Союз, верный традициям франкфуртского Национального собрания, требовал выборного народного парламента при центральном правительстве. Союз Реформы считал возможным ограничиться делегациями от местных ландтагов. Таким образом, немецкая буржуазия, совершенно единодушная в вопросе о настоятельной необходимости объединения, расходилась во взглядах на способы его осуществления. Большинство стояло за прусскую гегемонию и настоящий, общенародный, специально избранный парламент.

Раз объединение сделалось необходимым с точки зрения буржуазии -- того класса, которому история готовилась отдать господство в ближайшем будущем, -- раз оно казалось необходимым и с точки зрения пролетариата, которому как раз в это время Лассаль доказывал, что рабочее движение должно быть национальным, чтобы быть успешным, раз, наконец, над ним работало по династическим соображениям прусское правительство, -- было ясно, что дни старого Германского Союза были сочтены. Вопрос был в том, как совершится объединение.

Вожди рабочих и идеологи пролетариата -- Маркс, Энгельс, Лассаль, Швейцер -- уже давно предвидели два возможных пути объединения. Один путь, о котором они мечтали, была новая революция, которая доделает дело революции 1848 года и даст объединенной Г. демократическое устройство, какое проектировали люди франкфуртского Национального Собрания. Другим путем, которого они боялись, должно было пойти объединение, если бы Пруссия взяла на себя инициативу и оружием заставила Австрию отказаться от своих притязаний. В этом случае объединенная Г. должна была стать Великопруссией. Для того, чтобы объединение могло пойти первым путем, нужно было одно условие: могущественный организованный пролетариат. Этого условия в наличности не было. Объединение, тем не менее, сделалось настоятельно необходимым. Следовательно, оно должно было пойти вторым путем.

Хотя все данные объективного хода вещей и высказывались за Пруссию, но для того, чтобы прусская гегемония сделалась фактом, нужно было еще побить Австрию. К этому и стала стремиться прусская политика с того момента, когда Бисмарк получил влияние в правительстве. И Австрия своими ошибками в международной политике сама облегчила Пруссии эту задачу. Нелепое поведение в крымскую кампанию, лишившее Австрию поддержки России, сразу подняло престиж Пруссии. Таков же был ее образ действий в вопросе о Таможенном Союзе. Вскоре после заключения торгового договора с Англией (1860), открывшего эру фритредерской политики в Западной Европе, Франция предложила Пруссии, как представительнице Таможенного Союза, перейти к более низким таможенным ставкам. Состояние немецкой промышленности настоятельно требовало этого понижения; как фабриканты, так и купцы говорили об этом уже давно. Пруссия, после долгих переговоров с Францией, согласилась на предложение своей западной соседки в принципе и потребовала от государств Таможенного Союза полномочий для дальнейшего ведения переговоров. Австрия обеспокоилась. При невысоком уровне австрийской промышленности понижение ставок надолго исключало возможность вступления в Таможенный Союз Габсбургской монархии. Чтобы парализовать замыслы Пруссии, она неожиданно выступила (июнь 1862 г.) с проектом распространения Таможенного Союза на всю территорию Германского Союза. В ответ на это Пруссия очень быстро провела договор с Францией через обе палаты. Он был подписан 2 августа 1862 года. Прусское правительство объявило, что оно не возобновит договора о Таможенном Союзе с государствами, которые не признают договора с Францией. Назначение Бисмарка (24 сентября) состоялось в самый разгар страшного возбуждения, вызванного смелым шагом прусского правительства. Бисмарк был не таким человеком, чтобы ударить отбой в подобном вопросе. Он, наоборот, настаивал на точке зрения, выдвинутой до него, хотя соглашалась возобновить договор с Пруссией на новых условиях только промышленная Саксония, а Бавария, Вюртемберг, Ганновер, Кургессен и Гессен-Дармштадт отказывались, тянули и старались выиграть время. Для всех них решение вопроса представляло большие трудности. В сторону Австрии толкало желание удержать высокие покровительственные пошлины и боязнь прусского усиления. К Пруссии влекли прямые экономические выгоды, ибо без Пруссии у них не было выхода к морю, т. е. к путям международной торговли. Для Австрии особенно важно было удержать Кургессен и Ганновер, -- два государства, разбивающие единство прусской территории. Но Бисмарк, понимая это, в последний момент сумел привлечь их на свою сторону. Тогда сопротивление южных государств потеряло смысл. Договор, срок которому истекал в 1865 году, был вновь возобновлен на 12 лет, и Австрия снова осталась в стороне.

Этот и другие конфликты делали то, что положение все время было очень серьезным, и Бисмарку скоро понадобились все его искусство и вся его энергия, чтобы не испортить дела. 30 сентября 1862 года он произнес в бюджетной комиссии свою речь о "крови и железе" и перешел в наступление. Повод был налицо. Так как полная негодность существующего федерального устройства Г. была ясна для всех, то в Г. ходило много проектов реформы: один, предложенный Саксонией, другой -- группой мелких государств, третий Австрией. Все они сохраняли в федерации Австрию, и Бисмарк отказывался обсуждать их один за другим. Отвечая франкфуртскому съезду монархов, который обсуждал летом 1863 года австрийский проект, Бисмарк впервые выдвинул предложение о парламенте объединенной Г., о собрании специально избранных народных представителей. Вскоре после того он поставил вопрос еще более определенно: обще-немецкий парламент, избранный на основе всеобщего избирательного права. Беседы с Лассалем и пример второй империи во Франции убедили его в том, что опасности всеобщее избирательное право Пруссии не принесет, а выгод создаст много, -- прежде всего тем, что привлечет на сторону Пруссии немецкое общественное мнение, как буржуазных кругов, почитающих, как священную скрижаль, франкфуртскую конституцию, так и демократических и пролетарских, которым Лассаль доказывал, что всеобщее избирательное право для них -- "вопрос желудка" (Magenfrage). Это была, словом, хорошая мина против Австрии. Заложив ее, Бисмарк стал искать поводов для ссоры. Их тоже нетрудно было найти. Отношения со Шлезвиг-Голштинией (см. Датско-немецкие войны) доставили повод для ссоры скорее, чем Бисмарк мог ожидать. Война вспыхнула (см. Австро-прусская война, I, 314), и Австрия была выброшена из германского союза. Теперь Бисмарк мог приступить к такой реформе, которая представлялась ему необходимой с точки зрения интересов Пруссии. Мешать ему больше никто в Г. не смел. Но предварительно ему нужно было покончить еще с одним деликатным делом: примириться с прусской палатою. Деликатность задачи вытекала не только из того, что правительству было необходимо первому протянуть зеленую ветвь примирения строптивой палате, а из того еще, что нужно было убедить Вильгельма в необходимости этого шага. Это было нелегко. Выборы, происходившие 3-го июля, когда еще не был известен результат битвы под Садовой, были еще не вполне удачны для правительства. Консерваторы усилились, но оппозиция располагала приблизительно двумя третями голосов. После победы король едва не поддался влиянию реакционеров, убеждавших его, что настал благоприятный момент для государственного переворота. Бисмарк разбил интригу, но ему было очень трудно втолковать опьяненному успехом королю, зачем необходимо просить индемнитета у парламентских "говорунов". Самому Бисмарку было ясно, что дальнейшие этапы в деле объединения могут быть успешно пройдены только тогда, когда внутри Пруссии будет царить согласие между правительством и парламентом, импонирующее иностранным державам, и когда во главе Г. будет стоять либеральная Пруссия. Поворот прусского правительства направо очень легко мог бы поколебать неоспоримость прусской гегемонии и заставить даже прусских либералов, не говоря о других, искать лидера среди прочих германских правительств. Сессия ландтага открылась 5-го августа. Король, давно не появлявшийся в парламенте, произнес речь, в которой указал, что "государственные расходы за последние годы не имеют того законного основания, которого требует ст. 99 конституции". Он оправдывал этот факт тем, что обстоятельства, которыми вызывалось безбюджетное расходование сумм, были для государства "вопросами существования". Перечислив эти вопросы, король прибавил: "Я верю, что последние события будут содействовать необходимому соглашению и что моему правительству будет с готовностью вотирован индемнитет за безбюджетное управление -- проект его вносится в ландтаг, -- чем будет навсегда прекращен конфликт, продолжавшийся до сих пор". В этих словах было и признание факта нарушения правительством конституции, и косвенное обещание, что правительство не будет давать поводов к конфликтам, подобным только-что закончившемуся. Юнкерская партия была возмущена "унижением короля", но палата, большинством 230 голосов против 75, приняла билль об индемнитете, внесенный правительством и переделанный бюджетной комиссией (3 сентября) [В меньшинстве голосовали Вирхов, Гнейст, Гаркорт и все, вообще, левое крыло прогрессистов. Правое, более многочисленное, откололось и образовало партию национал-либералов].

Примирение с палатою снимало большую заботу с Бисмарка. Теперь он мог приступить к главной своей цели: к созданию нового Союза. В новый Союз вошло, кроме Пруссии, двадцать одно северное государство. Условия с Францией, вмешавшейся в войну, требовали, чтобы четыре южные государства: Бавария, Баден, Вюртемберг и Гессен-Дармштадт, не входили в Союз. Он должен был ограничиться государствами к северу от Майна. Франция надеялась этим путем воспрепятствовать созданию единой могучей Г. Она очень старалась о том, чтобы союз из четырех южных государств проникся тенденциями, враждебными Пруссии и Северному Союзу. Но эти ожидания разбились об искусство и предусмотрительность Бисмарка, который, при заключении мира с южными государствами, позаботился также и о заключении с каждым из них секретного оборонительно-наступательного союза -- в явное, между прочим, нарушение договоров с Австрией и Францией. Согласно условиям этих союзов, Пруссия получила право командования южными контингентами не только в случае войны, но и с момента подписания союзного договора.

Учредительный Рейхстаг собрался 24 февраля 1867 года и заседал до 17 апреля. 11 марта Бисмарк обратился к нему со знаменитыми крылатыми словами: "Давайте работать быстрее. Посадим Германию на седло -- поехать она сама сумеет". Рассмотрев правительственный проект, рейхстаг выработал окончательно ту конституцию, которая держалась до основания империи и главные черты которой вошли и в имперскую конституцию. Наиболее основные моменты ее были заимствованы из конституции франкфуртского Национального Собрания 1849 года. Бисмарк не хотел, чтобы Союз сразу принял имя "империи". Он боялся, что этим северо-германская организация получит как бы совершенно законченный вид, и что это помешает южным государствам примкнуть к ней. А присоединение южных государств Бисмарк считал необходимым для завершения дела объединения. Поэтому и на конституцию Северо-Германского Союза он смотрел как на временную. Она была составлена так, что всегда готова была принять четыре южных государства.

Во главе Северо-Германского Союза были поставлены три инстанции: Президиум, Союзный Совет, в котором заседали делегаты правительств, и однопалатный Рейхстаг из 297 представителей народа, избираемый на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, по рассчету: один депутат на 100.000 человек.

Теперь меньше, чем когда-нибудь, Бисмарк считал всеобщее избирательное право вещью опасной, и он очень горячо защищал его в рейхстаге. Но он предвидел, что, пользуясь всеобщим избирательным правом, со временем поднимут голову демократия и пролетариат. Против этого он выставил в своем проекте конституции три средства: верхнюю палату, открытое голосование и безвозмездность депутатской должности. Но его цель была достигнута лишь отчасти. После великолепной речи вождя клерикалов, Виндгорста, в пользу тайного голосования, после целого ряда речей против верхней палаты, учредительный рейхстаг отклонил и верхнюю палату, и открытое голосование. Бисмарк имел благоразумие не настаивать ни на том, ни на другом. Но безвозмездность депутатской должности осталась и действительно немало мешала, особенно первое время, демократии и пролетариату.

Жизнеспособность всей системы покоилась на многих основаниях. Австрия, хотя и обиженная, могла совершенно лойально примириться со своим положением. Она освобождалась от обузы союзных интриг и расходов, приобретала в новой Г. естественного союзника при всяких международных осложнениях и могла теперь свободно отдаться делу внутренней реорганизации своего заплесневелого политического строя. Этим она и занялась. Четыре южных государства не имели никаких оснований быть недовольными. Война стоила им ничтожных клочков территорий, захваченных Пруссией для уничтожения чересполосицы своих владений, но принесла огромную выгоду в виде оборонительно-наступательного союза с Северо-Германским Союзом. На досуге они могли присматриваться к действию Союза на практике, зная, что могут стать в нем желанными членами во всякое время. Союзные государства, которые, кроме Саксонии, принадлежали к разряду мелких, могли только благодарить судьбу за то, что Пруссия взяла на себя заботы об их защите и ответственность за их целость. Пожертвовав некоторыми правами суверенитета, они получили уверенность в том, что будут существовать, не боясь никаких врагов и сохраняя большую свободу во внутренних делах.

Наконец, и население Г. могло вздохнуть с облегчением. Кроме незначительного класса землевладельцев, объединение было выгодно всем. Особенно должна была радоваться буржуазия, которая получила теперь и единую торгово-таможенную область, и единое торговое законодательство, и однообразные меры, веса, монеты, тарифы, и международную защиту. Все, чего ей недоставало, теперь явилось. Пролетариат, заручившись всеобщим избирательным правом, полной свободою передвижения и падением мелких стеснений, различных в разных государствах, мог с надеждою глядеть на будущее и подготовлять силы для борьбы и на политической, и на социальной арене. Вообще, Союз обнаруживал все признаки прочности. Для Германии открывалась новая жизнь, и немецкий народ, отделавшись от сковывавших его цепей, полный удвоенной энергии и веры в себя, вступил в эту новую жизнь. Началась лихорадочная законодательная работа.

С точки зрения самого Бисмарка, предвидевшего вполне ясно неизбежность нового вооруженного столкновения, едва ли не наиболее важной задачею была реорганизация союзной армии, разумеется -- на основах подчинения ее прусской гегемонии. Путем переговоров с правительствами были установлены различные методы этого подчинения, то открытые, то замаскированные. За Саксонией, Мекленбургом, Брауншвейгом пришлось оставить самостоятельность в командовании, но частые инспекции прусского генерального штаба поддерживали их контингенты на уровне требований Мольтке и Роона. Саксен-Веймар, Саксонские герцогства, оба Рейсса и Рудольштадт просто передали в руки Пруссии заботы о реорганизации своих войск, взамен некоторых компенсаций финансового характера. Что касается двух крошечных Липпе и ганзейских городов, то их отряды были без дальних слов зачислены в прусскую армию.

Союзная армия выходила великолепная, но страна роптала по поводу увеличения податного бремени. Необходимо было сделать ее способной легко выносить это бремя и одновременно заинтересовать производительные классы, особенно буржуазию, в успехе объединения. Этому и было посвящено в значительной степени законодательство 1867--1870 годов. Этот коротенький период был одним из самых плодотворных в истории Г. С какой-то лихорадочной торопливостью взрываются все препятствия, которыми режим партикуляризма связывал свободное развитие промышленности и торговли. Капиталу торопились бросить под ноги все, что ему было необходимо. 12 октября 1867 г. была уничтожена паспортная система, создана полная свобода передвижения и жительства по всей территории союза. Чтобы свобода передвижения не осталась простым звуком для пролетариата, были введены вагоны четвертого класса с двухпфенниговым тарифом на проезд по всей территории Союза. В том же 1867 году издан закон о консульствах. 4 мая 1868 г. пали ограничения при вступлении в брак подданных разных государств. Закон 17 августа 1868 г. ввел единую систему мер и весов; в принципе была провозглашена необходимость единой монетной системы. Действие торгового кодекса и вексельного права, принятых на территории германского Таможенного союза, было распространено на Северо-Германский Союз. Чтобы облегчить молодой немецкой торговле конкуренцию с Францией и доставить ей выход к Атлантическому океану и Средиземному морю, не находящийся в зависимости от Франции, правительство предприняло два шага. Оно помогло бельгийскому правительству закончить оборудование антверпенской гавани, появление которой нанесло непоправимый удар Гавру, и путем переговоров со Швейцарией ускорило прорытие Сен-Готардского туннеля, к великому негодованию Франции, у которой теперь была отнята надежда на близкое осуществление туннеля под Симплоном. Внутри страны исчезли последние, еще сохранявшиеся остатки речных пошлин по Эльбе и Рейну. В Лейпциге был учрежден верховный коммерческий суд. Упразднены были законы, ограничивавшие высоту процента (14 ноября 1867 г.). Выкуплена государством почтовая монополия, принадлежавшая княжескому роду Турн-и-Таксис; установлена единая десятипфенниговая почтовая марка для внутренней корреспонденции. Наконец, знаменитый Промысловый Устав 21 июня 1869 г. довел до конца реформу Гарденберга, подрубившую главные устои цехового строя. Столь дорогие сердцу реакции цехи лишились своих последних привилегий и монополий. Свобода промышленности воцарилась полная, сделались возможны соединения предпринимателей и рабочих. Незадолго перед этим, законами 5 июня и 12 июня 1869 года, Торговый кодекс, действовавший во всех государствах в качестве местного закона [Он уже с 1861 года был общим для всех], был объявлен Союзным законом. Закон 27 марта 1870 г. положил начало реформе эмиссионных банков и ввел некоторый порядок в путаное бумажное денежное обращение. Закон 11 июня 1870 года установил явочный порядок образования акционерных обществ.

Фритредерская политика, вновь закрепленная последним торговым договором с Францией, приносила блестящие плоды. Промышленность развивалась и начинала перерастать непрерывно и быстро растущие запросы внутреннего рынка. Именно в эту эпоху создавалась мировая репутация крупповских заводов в Эссене и основанного еще в 1837 г. локомотивного завода Борзига в Берлине. Текстильное производство предпринимало завоевание далеких внешних рынков. Распространялась добывающая промышленность. Становилась на ноги фабрикация химических продуктов. Крупный капитал победоносно двигался вперед, безжалостно давя и разрушая мелкие предприятия, вовлекая в круг своего влияния все новые массы пролетаризуемых рабочих.

Экономическая политика, в которой правой рукой и вдохновителем Бисмарка был Рудольф Дельбрюк, один из деятелей договора с Францией 1862 года и договора о Таможенном Союзе 1864 г., назначенный шефом его канцелярии, была проведена вполне последовательно и достигла своей цели. Бисмарк считал естественным завершением экономических мер реформу союзных финансов. Совершенно верно оценивая несправедливую систему матрикулярных взносов, он проектировал замену ее какой-нибудь иной системой. О прямых налогах он не думал, ибо не находил возможным отнимать их у отдельных государств. Но он считал вполне рациональным постепенно поставить на место доходов от матрикулярных взносов доход от имперского косвенного обложения. В первую очередь должно было стать обложение спирта, за которым должны были следовать акцизы на керосин, пиво, табак, сахар. Но тут Бисмарк встретил решительное противодействие со всех сторон. Консервативное юнкерство, у которого винокурение является одним из главных источников дохода, поднялось на дыбы. Либералы испугались, как бы сосредоточение в руках правительства поступлений от акцизов, трудно поддающихся контролю, не отняло у народного представительства часть влияния. И проекты потерпели неудачу.

Вне хозяйственной сферы законодательство шло гораздо менее стремительным темпом. Закон 31 мая 1870 года ввел новый уголовный кодекс. Еще раньше рейхстаг указал на необходимость введения общего гражданского уложения. Но попытка очистить область местного управления от примесей феодализма, заботливо сохраняемых после-революционным законодательством, опять-таки потерпела неудачу, главным образом, конечно, вследствие сопротивления правой, которой административная реформа несла серьезную угрозу -- лишить юнкеров доли социального господства в деревне.

Вообще же говоря, правительство, парламент и народ обнаруживали какую-то титаническую работоспособность. В этом сказывались новые политические условия. Прежде те статьи конституций, которые говорили о гарантиях гражданской свободы, оставались мертвой буквой. Теперь страна обладала более действительной неприкосновенностью личности, более действительной свободой слова, печати, совести, союзов, собраний [Кое в чем, конечно, не обошлось и без ретроградной нивелировки. Так, общий уголовный кодекс наградил прусским институтом смертной казни и те государства, у которых эта варварская мера наказания была уже отменена]. И народ переродился, сбросив со своих плеч заботы о повседневной борьбе за свободу. Он сразу обнаружил всю мощь и энергию, на какую он был способен, и мир был поражен его успехами. "В четыре года северо-германский парламент сделал больше работы, чем наш в сорок", говорили англичане -- и в этом было не много преувеличенного. Обновленная страна расправляла крылья, создавала себе точки опоры, чтобы уверенно начать свой мировой полет.

Это было очень много, но Бисмарку это казалось недостаточным. Для полного объединения Г. ему нужен был юг. А на юге общественное мнение, формируемое под сильным влиянием католических кругов, ненавидящих протестантскую державу, за исключением одного только Бадена, упорно продолжало оставаться враждебным Пруссии. В Баварии и Вюртемберге были нередки демонстрации палат, направленные против Пруссии. Военные договоры, заключенные с Пруссией, были ратификованы палатами в Мюнхене и Штутгарте только после того, как Бисмарк пригрозил отказом возобновить Таможенный союз.

Так как торговые интересы продолжали оставаться главным связующим звеном между севером и югом, то Бисмарк решил провести политическое сближение под торговым флагом. Таможенный союз, возобновленный в 1864 г., нуждался после образования Северо-Германского Союза в некотором пересмотре [С образованием Северо-Германского Союза в него вошли оба Мекленбурга и Любек. Вне его теперь остались только Гамбург и Бремен, не хотевшие жертвовать своими порто-франко]. Раньше пересмотр производился путем простого соглашения между правительствами. Теперь, после того, как часть внутренних вопросов была решена, для решения вопросов, касающихся также и государств, не вошедших в Северо-Германский Союз, Бисмарк предложил созвать таможенный парламент, составленный путем присоединения к северо-германскому рейхстагу депутатов юга, избранных на тех же основаниях, что и северные. Канцлер рассчитывал, что в парламенте и путем вне-парламентского общения идея присоединения юга сделает большие успехи. Он не ошибся. Правда, южные ландтаги с трудом согласились санкционировать идею таможенного парламента, но договор, в конце концов, удалось провести (1 января 1868 г.). Выборы на юге состоялись. Но из восьмидесяти-пяти южных депутатов всего лишь двадцать-четыре сочувствовали объединению, а сорок-шесть были ярыми его противниками. В парламенте, открывшемся 27 апреля 1868 г., южные депутаты очень холодно встречали всякие попытки северных депутатов и канцлера перевести прения на обще-политические вопросы и упорно желали обсуждать только вопросы о ставках на сахар и пиво, на машины и сырое железо. Вне парламента дело шло иначе. В пивных и в кафе, в комиссиях и на банкетах южане, очарованные любезностью своих хозяев, нечувствительно забывали холодные намерения и сдержанные слова и начинали говорить об общем отечестве.

Но Бисмарку этого было мало. Наблюдая южан в таможенном парламенте, разбирая донесения своих агентов с юга, он убеждался, что предубеждение против Пруссии гораздо сильнее, чем он думал. И он все больше и больше приходил к заключению, что при нормальном течении дел объединение отсрочится на неопределенное время. Для ускорения его нужно, чтобы север и юг всколыхнулись чувством общей смертельной опасности. Откуда может придти опасность, -- было ясно с самого начала: только со стороны Франции. Следовательно, нужно было, во-первых, чтобы она пришла, а во-вторых, чтобы она могла быть преодолена, когда придет. И Бисмарк этого добился в буквальном смысле слова всеми правдами и неправдами (см. Франко-прусская война).

Победа над Францией дала возможность завершить объединение Г.

Относительно необходимости объединения никаких разногласий в общественных и правительственных кругах не существовало. Разногласия касались форм и способов. Старые демократы 1848 года, составлявшие теперь ядро прогрессистов, продолжали мечтать об учредительном собрании, которое выработает конституцию по образцу конституции 1849 года, с всесильным парламентом и ответственным министерством. Средние буржуазные круги готовы были мириться со всякой формою объединения, ибо оно необходимо было для их хозяйственной деятельности. Объединение, превращающее Германский Союз в империю, отвечало и желаниям северных государей, так как во главе их становился не ровня, король прусский, а император германский во всем блеске короны Оттонов и Барбаруссы. Из южных монархов великий герцог баденский и великий герцог гессен-дармштадтский были за объединение, второй -- по необходимости, ибо часть его владений все равно уже входила в союз, первый -- по родственным чувствам: он был зятем Вильгельма. Короли баварский и вюртембергский относились к идее объединения более сдержанно. Сам Вильгельм колебался. Во всяком случае, он решил уступить только по просьбе монархов, а не по требованию снизу. Кронпринц стоял за парламентарную монархию.

Агитация за объединение началась сейчас же после Седана и шла из Бадена. Мало-по-малу в переговоры были втянуты Бавария и Вюртемберг. Дельбрюк, оказавшийся также ловким дипломатом, ездил в Мюнхен (вторая половина сентября) и там, на совещании заинтересованных, были устранены главные затруднения. После этого министры Баварии, Вюртемберга, Бадена и Гессена собрались в Версали. Переговоры тянулись долго. Вюртемберг и Бавария капризничали и упорствовали. 15 ноября удалось заключить договор только с Баденом и Гессеном. 23 ноября к нему присоединилась Бавария, 25 ноября -- Вюртемберг.

Единство вышло в том отношении неполным, что крупные государства, входящие в состав империи, Бавария, Вюртемберг, Баден, Саксония, частью другие, выговорили себе особые права, не поглощенные прерогативами империи (т. наз. Reservatrechte).

Резерватные права представляют очень существенную часть имперской конституции. Конституция Северо-Германского Союза не знала резерватных прав, ибо в 1866 г. Пруссия, создавшая единство, стояла над другими государствами с занесенным мечом. В 1870 г. обстоятельства были не те. В южных государствах нуждались, и они диктовали свои условия. Резерватные права были уступкою югу, и они сделали то, что немецкое единство оказалось в достаточной мере несовершенным. Иначе и быть не могло. В этом вопросе пренебрежение голосом народа и его интересами отомстило за себя тем, что тело единой Г. оказалось больно изрезанным тремя или четырьмя ножами династических интересов. Главный принцип объединительной механики Бисмарка гласил: объединение сверху, а не снизу; договором государей, а не волею народа. Компромисс династических интересов и породил резерватные права. Раз объединение пошло путем дипломатических переговоров, было совершенно неизбежно, чтобы каждый заинтересованный государь старался спасти как можно больше своего династического самолюбия и своего суверенитета. Слабых можно было еще подчинить, но сильные были туги, и целое должно было сдаваться, чтобы не скомпрометировать окончательно всего дела.

Если бы объединение шло снизу, через национальный парламент, как это пытались сделать в 1848 году, резерватных прав, быть может, совсем не было бы, и, во всяком случае, они носили бы иной характер.

Понимал ли это Бисмарк? Несомненно. Несовершенства нового единства видеть было не трудно. Для этого Бисмарку стоило только сравнить две имперские конституции: франкфуртский проект 1849 года и его собственное детище, конституцию 1871 года. Но дело в том, что Бисмарк превыше немецкого единства почитал династические интересы Гогенцоллернского дома. А если бы конституция явилась результатом парламентского решения, династическим правам прусского короля досталась бы жалкая добыча. Ни всемогущество императора, ни всемогущество канцлера не могли бы существовать при этих условиях. Вместо них было бы всемогущество парламента, а министры были бы слугами большинства. Вот почему, когда Бисмарку пришлось выбирать между полным единством и полнотою власти императора, он без всякого колебания, вполне сознательно, выбрал второе. Поэтому народное возбуждение было искусственно втиснуто в узкие рамки, национальному энтузиазму, вызванному войною, поставлен в определенный момент полосатый шлагбаум, и все важнейшие вопросы предрешены заранее. "Железо и кровь" сыграли свою роль, корона сделалась приемлемой для Вильгельма, а Г., награжденная плохим единством, расплачивается за то, что Бисмарк был чересчур верным служителем Гогенцоллернов.

А. Дживелегов.

Источник текста: Энциклопедический словарь Гранат, том 13 (1911): Гваяковая смола -- Германия, стлб. 395--640; том 14 (1911): Германия -- Гиркан, стлб. 1--342.

Оставить комментарий Дживелегов Алексей Карпович (yes@lib.ru) Год: 1911 Обновлено: 23/07/2024. 46k. Статистика. Статья: История, Публицистика, Справочная Словарные статьи	Скачать FB2 Ваша оценка:

Дживелегов Алексей Карпович Германия. История. XVII. Подготовка объединения и объединение

Дживелегов Алексей Карпович
Германия. История. XVII. Подготовка объединения и объединение