Духоборы-переселенцы на Кавказѣ. Корреспондентъ "Новаго Времени", путешествовавшій по черноморскому побережью Кавказа, случайно проспавъ станцію, на которой долженъ былъ выйти, попалъ въ деревню переселенцевъ-духоборовъ.
Мужики, пишетъ онъ, говорили со мной хорошимъ, понятнымъ языкомъ; у нихъ попадались иногда малороссійскія слова -- трошки, сѣдайте, но за хохловъ я ихъ не могъ признать; во-первыхъ, они всѣ удивили меня особеннымъ костюмомъ, котораго хохлы не носятъ, во-вторыхъ, ихъ обращеніе между собою казалось чѣмъ-то инымъ, которое мнѣ совершенно неизвѣстно. Молодежь приходила тихо, скромно, старики садились въ передній уголъ; бабы выдвигали миски, гремѣли ложками... Видимое дѣло -- всѣ собирались ужинать.
-- Вы, господа, должно быть, переселенцы?-- спросилъ я.
-- Такъ точно, господинъ. Мы -- духоборы.
Теперь я понялъ все. Совершенно случайно я попалъ въ селеніе духоборовъ. Я тутъ же порѣшилъ остаться у нихъ и ждать ночного поѣзда въ Батумъ. Духоборы были для меня интереснѣе Боржома.
-- Мы здѣсь временно,-- сталъ разсказывать мнѣ одинъ изъ старшихъ духоборовъ.-- Первая наша партія уже сегодня проѣхала въ Батумъ, чтобы сѣсть на пароходъ. Это -- изъ Сигнахскаго уѣзда. А мы -- изъ Ахалкалакскаго уѣзда.
-- Сколько времени вы живете въ Тифлисской губерніи, въ Горійскомъ уѣздѣ?-- спросилъ я.
-- Съ 1895 года. Теперь думали скоро тронуться, но что-то, слышно, задержка есть; говорятъ, еще подождать надобно, изъ-за земли на островѣ Киперѣ заминка случилась, а какая -- намъ неизвѣстно...
-- Скажите, у васъ здѣсь что же, есть земля?
-- Земли, милый человѣкъ, нѣтъ.
-- Чѣмъ же вы кормитесь?
-- Работаемъ, батрачимъ на мѣстныхъ жителей, на помѣщиковъ, на князьевъ равныхъ кавказскихъ.
Ну, и что же, какъ вашъ заработокъ?
-- Да что, господинъ, плохо. Работа наша добре цѣнится, насъ нанимаютъ со всѣхъ сторонъ, только денегъ мало отдаютъ.
-- Какъ такъ?
-- А такъ. Вотъ я у одного помѣщика работалъ. Семьдесятъ рублевъ съ него надо получить, а онъ вынесъ семнадцать. Я ему говорю, а прочіе когда же отдашь? "Я, говоритъ, тебѣ пришлю послѣ, въ Гоми". Да ты ужъ, спрашиваю, отвѣть по совѣсти, пришлешь ли? "Не бойся, говоритъ, пришлю". Я ждалъ, долго ждалъ, прихожу, кланяюсь, а онъ меня чуть не въ шею: сказано, говорить, обожди!
-- А то этакъ народъ обижаетъ: дастъ тебѣ землю, воздѣлывай, говоритъ, половину отдай мнѣ!-- замѣтилъ другой духоборъ.-- Я тружусь, ночей не досыпаю, половину огорода ему, владѣтелю, отдамъ, а онъ ночью изъ моей половины все перетаскаетъ... Да что: лошадей отнимаютъ! Какъ-то тугъ пріѣхалъ на зарѣ, хвать лошадь Демьяна. Тотъ ему кланяться и просить: побойся Бога, вѣдь это моя лошадь? Вынулъ тотъ кинжалъ, замахнулся: уйди, говоритъ, не то убью! Ну, Демьянъ и отступился: Богъ съ нимъ, пускай беретъ.
-- Да вы бы на такія обиды въ судъ жаловались,-- сказалъ я.
-- Нѣтъ, господинъ, мы жаловаться не станемъ. Господь съ ними, съ обидчиками!
Долго мы такъ разговаривали; отъ домашняго обихода я попробовалъ разспросить духоборовъ объ ихъ нравственныхъ принципахъ, о сути ихъ ученія; не въ дорожныхъ замѣткахъ, конечно, распространяться объ этомъ фельетонисту-путешественнику, однако же, я долженъ сказать, что отъ духобора прежде всего требуется кротость.
И то, что изложено въ этихъ стихахъ, по словамъ корреспондента, "въ самомъ дѣлѣ выполняется духоборами строго и точно", и не только какъ заученное правило, а какъ свойство, воспитавшееся и пріобрѣтенное поколѣніями. Всякій входящій низехонько кланялся; всякій, кто выходилъ вонъ, сердечно прощался; разговоры ведутся тихо, взгляды другъ на друга устремляются ласковые, умильные...
"Вглядываясь въ духоборовъ,-- говоритъ корреспондентъ далѣе,-- я замѣчалъ крѣпкую вѣру; въ физіономіяхъ не было и слѣда тупости (какъ мнѣ разсказывали равные господа), а, напротивъ, въ глазахъ сверкалъ спокойный умъ и смышленость. Съ 1895 года ихъ живетъ близъ станціи Гоми до 300 человѣкъ. Жизнь ихъ терпка: безземельные батраки, эксплуатируемые жадными инородческими хозяевами, они, однако же, одѣты несравненно лучше всѣхъ этихъ грузинъ, грековъ и т. п. мусора здѣшняго края, извѣстнаго только пьянствомъ, воровствомъ и грабежами; почему же духоборы, какъ это кажется съ перваго взгляда, и здоровѣе, и богаче кавказцевъ? А оттого, что они поддерживаютъ другъ друга, и самая горькая бѣда выносится ими сообща, дружно: напримѣръ, въ Гоми человѣкъ 15--20 сильно больны и работать не въ состояніи; прочіе духоборы работаютъ за больныхъ и кормятъ ихъ съ семьями; выздоровѣютъ больные -- они начнутъ работать за вновь заболѣвшихъ, и все это совершается беззлобно, съ низкимъ поклономъ, съ умильнымъ взглядомъ"...
Не требовательны эти чернорабочіе: вода съ картофелемъ, лукомъ и огурцами -- это у нихъ квасъ; квасъ съ огурцами -- окрошка. Да еще говорятъ:
-- Слава Господу и за это, господинъ! Есть хлѣбушка -- дышимъ, славимъ Христа. А молоко и чай мы только больнымъ ребятишкамъ, да ужъ очень хворымъ большимъ даемъ. Для тебя, одначе, вскипятимъ воды, попотчуемъ тебя!
-- Нѣтъ, нѣтъ, спасибо, не надо,-- отказался я.-- Я вотъ хлѣбъ ѣмъ, борщъ хлебаю... Что вы, господа,-- развѣ я больной?
-- Да вѣдь гость-то ты дальній, изъ Москвы/Выпей чайкю, коли желаешь. Я еще разъ отказался.
Послѣ ужина я вышелъ на крыльцо; часть духоборовъ помоложе (мужчины и женщины) сѣли въ сторонѣ и запѣли... это была стройная и заунывная пѣсня,-- особенная, вродѣ церковной, но своеобразная.
-- Вотъ и всѣ наши удовольствія, милый человѣкъ,-- сказалъ мнѣ старый духоборъ.-- День работаемъ, вечеромъ посидимъ наружѣ, попоемъ трошки и спать... Вся наша радость въ хвалѣ Господу Христу. Помогъ Онъ намъ прожить день безъ грѣха -- мы поемъ псалмы пророка Давида...