Дружинин Александр Васильевич
Морские львы, или кораблекрушение охотников за тюленями. Роман Купера. В двух частях. Москва. 1853.

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  
   Морскіе львы, или кораблекрушеніе охотниковъ за тюленями. Романъ Купера. Въ двухъ частяхъ. Москва. 1853.
   Вѣкъ морскихъ романовъ прошелъ, никто не читаетъ, не пишетъ и не издаетъ болѣе морскихъ романовъ. Англійская, французская и сѣверо-американская школы морскихъ романистовъ растеряли, одного за другимъ, всѣхъ лучшихъ своихъ корифеевъ. Умеръ капитанъ Марріетъ, еще недавно любители изящнаго оплакали Фенимора Купера, французскіе "пожиратели огня" вмѣсто абордажей принялись описывать событія еще неправдоподобнѣйшія, нежели обѣдъ изъ человѣческаго мяса или взятіе великобританскаго фрегата французскимъ линейнымъ кораблемъ. Школа, столько лѣтъ двигавшаяся по литературному морю на всѣхъ парусахъ, весело распустивъ свои пестрые флаги, не существуетъ болѣе. Всѣ эти герои, корсары и путешественники, Поль Джонсы, Сюркуфы и Крингли, всѣ эти желѣзные капитаны, хорошенькіе мичинмены, свирѣпые первые лейтенанты, трусливые французы, вводимые на сцену единственно для того, чтобъ ихъ поражали во славу Великобританіи, сошли съ Океана, и, кажется, сошли на вѣчное время. Дѣйствительность сокрушила вымыселъ -- вещь весьма понятная, утѣшительная и полезная. Дѣйствительность навѣки будетъ сильнѣе, изящнѣе и увлекательнѣе всякаго вымысла. Лучшій изъ морскихъ романистовъ со своимъ лучшимъ созданіемъ -- не что иное, какъ нуль передъ настоящей морской дѣйствительностью, передъ простымъ описапісмъ происшествій и битвъ, на самомъ дѣлѣ происходившихъ. Вся слава покойнаго Купера состоитъ въ томъ, что, трудясь надъ своимъ "Лоцманомъ" и "Морской Волшебницей", онъ не давалъ воли воображенію, описывая только вещи, дѣйствительно случавшіяся, подвиги, всѣмъ памятные. Оттого морскіе романы Купера долго еще будутъ читаться. Но кто станетъ читать произведенія его сверстниковъ и подражателей, имѣя возможность знакомиться съ настоящими героями моря, съ настоящими путешественниками и бойцами? Жизнь увлекательнѣе всякаго романа, и факты, дѣйствительно случившіеся, оказываются интереснѣе придуманныхъ фактовъ, хотя бы ихъ придумывалъ геніальный выдумщикъ. Изъ конца въ конецъ земли широкой, во всѣхъ литературахъ, давно уже поднялась реакція во славу дѣйствительной жизни, во вредъ жизни выдуманной. Въ Лондонѣ, книгопродавцы съ кислой миной глядятъ на рукописи романовъ и требуютъ автобіографій или литературныхъ мемуаровъ. Во Франціи и въ Германіи продолжается пора историческихъ записокъ и эпизодовъ по части исторіи литературы. Количество путешествій, ежегодно издаваемыхъ въ Англіи, превышаетъ все доселѣ видѣнное въ этомъ родѣ. Школа морскихъ романистовъ, процвѣтавшая еще такъ недавно, развила въ публикѣ страсть къ чтенію путешествій и такимъ образомъ своей погибелью совершила полезное дѣло. Эта школа, если позволено будетъ употребить здѣсь довольно тривіальное сравненіе, служила чѣмъ-то въ родѣ легкой закуски передъ сытнымъ и хорошимъ обѣдомъ: когда публика принялась за обѣдъ, никто уже не захотѣлъ вернуться къ закускѣ.
   Мысленно пробѣгая рядъ старыхъ и новыхъ путешествій по морю, припоминая всѣ эти громадныя предпріятія, битвы и подвиги, случившіеся въ наше время съ людьми, или недавно еще жившими, или еще живущими на землѣ, такъ и хочется повторить еще разъ: "дѣйствительность лучше вымысла!" Чего желаете вы, любители душу потрясающаго чтенія, джентльмены, гоняющіеся за увлекательностью разсказа? Хотите вы приключеній въ родѣ синдбадовыхъ, описанныхъ въ "Тысячѣ и Одной Ночи" -- раскройте записки Кука, такъ хорошо изданныя разъ десять въ наше время, такъ изящно иллюстрированныя, такъ ловко переведенныя на всѣ языки. Привлекаютъ ли васъ битвы въ родѣ битвъ "Иліады", великія дѣла, совершенныя подъ тропическимъ солнцемъ -- возьмите исторію раджи Джемса Брука, нашего современника, объявившаго безпощадную войну малайскимъ пиратамъ и изъ простого мистера Джемса Брука сдѣлавшагося владѣтелемъ и преобразователемъ обширной страны, заселенной сотнями тысячь жителей. Щадя скромность лицъ, живущихъ и составляющихъ славу русской науки, мы не станемъ упоминать о нашихъ соотечественникахъ, которыхъ путешествія и разсказы давно уже признаны всей читающей Европою за произведенія первоклассныя, исполненныя живости и изумительнаго разнообразія.
   Школа морскихъ романистовъ, о которой мы сейчасъ говорили, очень хорошо видѣла свое опасное положеніе, очень хорошо сознавала ущербъ, поминутно наносимый ей дѣйствительными подвигами, дѣйствительными путешествіями, и, видя все это, на свою бѣду захотѣла потягаться съ дѣйствительностью. Имѣя впереди себя широкое поле для вымысла, она дала волю вымыслу, не заботясь ни о естественности цѣлаго, ни о соразмѣрности частей. Куку противопоставили Синдбада-Моряка изъ "Тысячи Одной Ночи", а побѣды лорда Нельсона Трафальгарскаго переиначены были совсѣмъ, съ отнесеніемъ ихъ насчетъ разныхъ адмираловъ и коммодоровъ, существовавшихъ только въ головѣ романиста. Американецъ Мельвилль дошелъ до того, что сочинилъ цѣлое воображаемое путешествіе въ воображаемыя страны; только Эльдорадо, имъ созданное, не увлекло никого изъ читателей: затѣя была слишкомъ стара и пахнула еще прошлымъ столѣтіемъ. У Марріета то-и-дѣло происходило взятіе французскихъ кораблей двумя или тремя англичанами: для этой операціи обыкновенно запирались всѣ люки непріятельскаго судна, часовые сталкивались въ воду, и смѣлый герой романа, стоя на палубѣ съ пистолетами, грозился убить перваго, кто высунетъ голову на палубу. Рецептъ былъ хорошъ, но его повторяли слишкомъ часто. Требовалось дать вымыслу еще болѣе воли и удивить читающую публику такими дѣяніями, за которыми дѣйствительность не въ силахъ была итти слѣдомъ. Тутъ ужь выдвинулись впередъ французскіе морскіе романисты, народъ неразборчивый и небогатый совѣстливостью. Благодаря этимъ двумъ качествамъ, они дошли до того, что читающая публика прямо заподозрила ихъ въ помѣшательствѣ разсудка.
   -- У тебя корсары, истративъ свои заряды, стрѣляютъ въ своего противника червонцами, говорилъ одинъ французъ другому: -- я же тебя перещеголяю: вотъ тебѣ описаніе оргіи на берегу, гдѣ моряки, для препровожденія времени, рѣжутъ другъ друга.
   -- Это пустяки, говорилъ затронутый романистъ: -- вотъ же тебѣ абордажъ, по окончаніи котораго всѣ бойцы убиты, до послѣдняго.
   -- А потъ тебѣ у меня цѣлый обѣдъ изъ человѣческаго мяса, послѣ кораблекрушенія.
   -- А вотъ пожаръ, потопленіе негровъ, морской разбой, вмѣстѣ съ разсужденіемъ о томъ, что морской разбой есть занятіе самое пріятное и благородное.
   -- Такъ вотъ же взятіе двухъ англійскихъ линейныхъ кораблей французскимъ корветомъ!
   -- Стой, стой! возгласили тутъ великобританскіе журналы.-- Европа видитъ, что вы не въ своемъ разумѣ. Раскройте морской календарь временъ послѣдней войны, тамъ вы увидите, что подобнаго событія быть не могло, потому что всѣ ваши корабли, фрегаты и корветы, забранные съ бою, стояли въ нашихъ гаваняхъ!
   Чѣмъ болѣе охладѣвали читатели къ морскимъ романистамъ, тѣмъ болѣе наши романисты свирѣпствовали. Имъ непремѣнно хотѣлось составить отдѣльную группу въ литературѣ, пустить ко дну своихъ обвинителей, составить себѣ свой собственный флагъ, забрать Океанъ, съ его берегами, въ свое вѣчное и потомственное владѣніе, водрузить знамя на островахъ Тихаго моря и наполнить свѣтъ громомъ своихъ вымышленныхъ сраженій. Они даже пріискали себѣ критиковъ, очень подробно толковавшихъ о происхожденіи школы, о древнихъ морскихъ писателяхъ, и въ заключеніе сработавшихъ цѣлую генеалогію для Евгенія Сю, Марріета, Корбьера и ихъ подражателей. По словамъ критиковъ, первый морской романъ, или, скорѣе зародышь морского романа, есть извѣстный "Родерикъ Рейдомъ" Смоллета, отъ Смоллета произошелъ Куперъ, съ его "Краснымъ Разбойникомъ", но тѣмъ не менѣе никто не прославилъ морской школы болѣе Евгенія Сю, далеко оставившаго за собой и Смоллета и Купера. Само собой разумѣется, сказанная генеалогія состряпана французомъ, ибо въ ней мало здраваго смысла. Морскіе романы Сю составляютъ стыдъ литературы, а Смоллетъ вовсе не родоначальникъ школы морскихъ романистовъ. У него часть дѣйствія происходитъ на морѣ,-- это правда,-- и вся часть романа, происходящая на морѣ, отлично отдѣлана, но, по нашему мнѣнію, авторъ "Рендома" и "Пиккля" жилъ слишкомъ недавно для того, чтобъ быть главой какой бы то ни было школы. Если Марріетъ и Сю нуждаются въ родоначальникѣ, то пусть они лучше выберутъ Фенелона, у котораго Телемакъ претерпѣваетъ кораблекрушеніе,-- Рабле, такъ превосходно описавшаго поведеніе своихъ героевъ во время морской бури, или, всего лучше, Гомера, съ его Одиссеемъ, "много странствовавшимъ и много страдавшимъ" и много испытавшимъ приключеній на кораблѣ, и на островахъ, и на берегахъ странъ, омываемыхъ немолчно шумящимъ океаномъ.
   Несмотря на притязанія и старанія морскихъ романистовъ, преимущественно французскихъ и англійскихъ, намъ кажется, что ихъ школа, какъ отдѣльная школа, не существуетъ и существовать не имѣетъ права. Правда, въ послѣднее двадцатипятилѣтіе европейской словесности, на разныхъ языкахъ, появилось довольно большое количество произведеній, посвященныхъ описанію морской жизни, съ ея поэзіею, подвигами и опасностями,-- правда, что многія изъ означенныхъ произведеній носятъ на себѣ признаки таланта первокласснаго, правда, что, напримѣръ, Фениморъ Куперъ всюду заслужилъ прозваніе морского Вальтеръ-Скотта; но всѣхъ условій, здѣсь высказанныхъ, еще недостаточно для основанія школы тамъ, гдѣ ея нечего основывать. Допустивъ въ исторіяхъ словесности отдѣлъ морскихъ романовъ, намъ, придется признать существованіе романовъ судейскихъ, джентльменскихъ, писательскихъ, любовныхъ итакъ далѣе, смотря потому, какіе люди и какая жизнь описываются во всякомъ новомъ и старомъ романѣ. Такое раздѣленіе школъ и дробленіе видовъ поведетъ только къ одному чесанію языка и ошибкамъ всякаго рода. Каждая отдѣльная школа, силясь отличиться передъ другими, начнетъ впадать въ исключительность и несообразности. Человѣкъ забудется, и на мѣсто человѣка станутъ выходить передъ публику ряды чудаковъ, блѣдныя олицетворенія той или другой страсти, и, посреди ненужнаго хаоса, романисты позабудутъ о томъ, что всѣ роды романовъ хороши, кромѣ разряда скучныхъ романовъ.
   Еще одной причиной недавняго упадка школы морскихъ романистовъ нужно признать чрезвычайную легкость ихъ изготовленія, при помощи одного, заразъ приготовленнаго къ тому рецепта. Эта легкость доходитъ до того, что какой нибудь литературный антрепренёръ, знающій языки и хорошо набившій себѣ руку, можетъ десятками стряпать морскіе романы, самъ никогда не бывши на морѣ. Количество дѣльныхъ сочиненій, имѣющихъ своимъ предметомъ морское дѣло, путешествій и изложеній замѣчательнѣйшихъ военныхъ дѣйствій на всѣхъ океанахъ, можетъ назваться огромнымъ; только одна небольшая часть этихъ сочиненій извѣстна вполнѣ даже избраннѣйшей публикѣ,-- обыкновенные же читатели романовъ, сидя за своимъ Дюма, знаютъ о ней столько же, сколько мы знаемъ о санскритской словесности. Немногаго труда стоитъ ловкому романисту придумать маленькую интригу и, послѣ двухъ-трехъ главъ изъ своей головы, пустить своего вымышленнаго героя въ какую угодно часть свѣта, на войну или открытія, по слѣдамъ Брюса, Росса, Перри, Бреквилля, Кука, раджи Брука, лордовъ Нельсона и Колнигвуда. Разъ рѣшившись на такое дѣло и накупивъ полъ-сотни старыхъ или новыхъ книжицъ, преимущественно англійскихъ, романистъ можетъ оставаться спокойнымъ до самой развязки романа, черпая свое готовое вдохновеніе изъ чужой опытности и приписывая созданіямъ своей фантазіи великія дѣла, когда-то совершонныя великими людьми, безтрепетно приносившими свою жизнь на алтарь отечества и науки. И какими описаніями можетъ быть награжденъ ловкій обворовыватель, и какими яркими красками станетъ онъ изображать читателю страны, никогда не виданныя ни имъ, ни читателями! Какое вдохновеніе, какая жизненная опытность способны дать составителю морскихъ романовъ десятую часть того, что дадутъ ему знаменитые моряки и туристы, если ихъ только начать обкрадывать! И бури на морѣ, и истребленіе пожаромъ, и погоня за продавцами негровъ, и отдыхи на какомъ нибудь цвѣтущемъ островѣ Тихаго океана, и льды полунощныхъ морей, и охота за крокодилами, и бомбардированіе непріятельскихъ крѣпостей, и нравы дикихъ племенъ, и поэтическія островитянки въ родѣ бугенвиллевскихъ! Все это проходитъ передъ читателемъ какъ ослѣпительная панорама, и, читая романъ, составленный въ здѣсь описанномъ вкусѣ, рѣдкій читатель возьметъ себѣ въ голову, что сочинитель романа, безъ сомнѣнія, жнетъ тамъ, гдѣ не сѣялъ, описываетъ то, что уже гораздо ранѣе его было описано великими моряками и туристами, піонерами европейской науки, миссіонерами европейскаго просвѣщенія!
   Заговорившись о морскихъ романистахъ и о злоупотребленіяхъ, сотворенныхъ въ литературѣ ихъ школою, мы только теперь находимъ возможность сказать нѣсколько словъ о романѣ, находящемся передъ нами. Куперъ или не Куперъ сочинилъ "Морскихъ Львовъ" -- это могутъ рѣшить развѣ одни сѣверо-американскіе цѣнители. Романъ плохъ, но Фениморъ Куперъ, писатель съ дарованіемъ чрезвычайно неровнымъ, писалъ романы столь же плохіе. Вопіющихъ несообразностей въ романѣ не имѣется,-- имѣются даже страницы очень живописныя; но раскройте записки мореплавателей, зимовавшихъ между льдами южнаго полюса, и вы найдете въ нихъ тѣ же самыя страницы, вдобавокъ еще украшенныя всею прелестью истины. Содержаніе "Морскихъ Львовъ" можетъ быть передано немногими словами: въ немъ есть и смыслъ и нравственная идея, но оно уже слишкомъ откинуто на задній планъ, а дѣйствующія лица романа до крайности безцвѣтны, даже болѣе безцвѣтны, чѣмъ худшія лица худшихъ романовъ, несомнѣнпо принадлежащихъ Фенимору Куперу.
   Въ Вестъ-Пондѣ, небольшомъ приморскомъ городѣ штата Нью-Йоркскаго, проживаетъ, у своего родственника, великаго жидомора и жаднаго скряги, дѣвица Мери, влюбленная въ молодого капитана Гердинера, юношу смѣлаго, предпріимчиваго, взросшаго на морѣ, любимаго и уважаемаго моряками, но преданнаго скептицизму и ложной философіи. Праттъ, воспитатель дѣвицы, захвативъ у одного умершаго моряка карту, съ обозначеніемъ острововъ, обильныхъ китами, тюленями и морскими львами,-- острововъ, до сихъ поръ неизвѣстныхъ китоловамъ, снаряжаетъ на свой счетъ крѣпкую шкуну и вручаетъ начальство надъ нею безстрашному Гердинеру, непринимавшему никакого участія въ беззаконномъ отнятіи сказанной карты. Любовники простились, и похожденія Гердинера начинаются. На своемъ пути онъ встрѣчаетъ другую шкуну, снаряженную наслѣдниками матроса, владѣвшаго картою. Два сонерничествующіе капитана плывутъ вмѣстѣ, вмѣстѣ багрятъ китовъ и дѣлятся опасностями, иногда спасая одинъ другого, иногда ссорясь и мѣшая другъ другу. Наконецъ они достигли знаменитыхъ острововъ, окруженныхъ льдами и дѣйствительно наполненныхъ тюленями и всякими морскими чудовищами. Началась охота, затянувшаяся слишкомъ долго и принудившая китолововъ зазимовать между ледяными глыбами. Часть романа, описывающая эту зимовку, рѣшительно лучшая. Вотъ одно небольшое мѣсто на выдержку:
  
   "Положеніе нашихъ моряковъ было безнадежно. Въ полдень вездѣ въ тѣни мерзло. Блистающее солнце распространяло свои лучи по ледяной панорамѣ, но такъ косвенно, что едва можно было сносить излишекъ холода. Столь далеко, какъ только могъ достичь глазъ, даже съ вершины мыса, виднѣлся одинъ ледъ, исключая той части большой бухты, куда не проникала еще большая ледяная равнина. Къ югу виднѣлось сборище огромныхъ горъ, поставленныхъ тамъ, какъ башни, и которыя закрывали всѣ выходы съ этой стороны. Вода потеряла все свое движеніе и ледъ, весь новый, образовался на всемъ пространствѣ бухты, что доказывала линія, отличающаяся бѣлизною, предшествующая непреодолимой границѣ ледяной равнины.
   Стимсонъ далъ обоимъ капитанамъ прекрасный совѣтъ для борьбы съ холодомъ, который, естественно, могъ увеличиться: онъ совѣтовалъ перенести паруса разбитаго корабля и сдѣлать изъ нихъ большія занавѣси въ деревянномъ домѣ, единственномъ убѣжищѣ, представлявшемся нашимъ морякамъ, воспользоваться кожами тюленей, принадлежащими Дагге, чтобы законопатить изнутри стѣны этого дома, поберегать дровяной запасъ, который привезли съ собою; ограничиться, если будетъ возможно, однимъ огнемъ; быть какъ можно опрятнѣе, что представляетъ самое лучшее средство противъ холода; принимать почти холодныя ванны и для этого брать воду у самаго входа въ домъ, а бочку, служащую ванною, поставить подъ шатеръ; чаще прибѣгать къ упражненіямъ, чтобы тѣмъ сохранить въ тѣлѣ естественную теплоту, которая такъ необходима,-- вотъ почти перечень совѣтовъ Стимсона, которые оба капитана приняли и привели въ исполненіе.
   Таково-то было положеніе нашихъ моряковъ. Гердинеръ успѣлъ ввести свою шкуну въ безопасное мѣсто подлѣ берега, а изъ разбитаго корабля Дагге вынули всѣ запасы, всѣ пособія, которыя въ немъ заключались."
   Два мѣсяца прошли быстро. Предприняли всѣ возможныя предосторожности и домъ или скорѣе клѣтка, въ которой жили оба капитана, доставляла болѣе удобствъ, нежели можно было достать. Дни уже очень уменьшились, а ночи увеличились такъ, что солнце было видимо только нѣсколько часовъ, въ которые оно очень низко проходило на сѣверномъ горизонтѣ. Холодъ все болѣе и болѣе увеличивался, хотя время подъ этими высокими широтами было также перемѣнчиво, какъ и подъ нашей. Оттепелей не было и термометръ былъ нѣсколько градусовъ ниже нуля. Между тѣмъ люди обоихъ экипажей привыкли къ климату и признались, что они были въ состояніи перенести гораздо большій холодъ. Ничто не могло захватить родившихся въ Нью-Іоркѣ и Новой Англіи въ расплохъ, потому что тамъ рѣдко проходила зима, въ которую бы не приходилось переносить столь сильнаго холода какъ тотъ, который испытывали эти моряки на берегахъ Атлантическаго моря. Въ теченіи трехъ послѣднихъ дней, термометръ при восходѣ солнца былъ между семнадцатью и двадцатью градусами ниже нуля. Хоть оттепель казалась очень вѣроятною, но въ слѣдующіе двадцать четыре часа ртуть опустилась на нѣсколько градусовъ ниже нуля.
   Люди, привыкшіе къ подобнымъ перемѣнамъ и столь сильному холоду, не скоро испугаются.
   Въ эту часть года напало гораздо болѣе снѣга, нежели послѣ. Этотъ снѣгъ былъ большимъ препятствіемъ, потому что скоро сдѣлался такъ толстымъ, что образовалъ вокругъ дома валъ и завалилъ пространство, служившее мѣстомъ прогулки для экипажа. Они были принуждены прорывать лопатами проходы и это дало имъ работу, споспѣшествующую сохраненію ихъ здоровья, если и безполезную для чего другаго.
   Между тѣмъ Росвель сильно безпокоился на счетъ топки. Уже истребили большую часть привезенныхъ съ собою дровъ. Какъ ни былъ значителенъ запасъ, но его уже много израсходовали и, по сдѣланнымъ вычисленіямъ, его оставалось только на половину времени, которое должно было провести на островѣ. Это обстоятельство заслуживало большаго размышленія. Безъ топки смерть была неизбѣжна и не было бы средства бороться съ вліяніемъ зимы, проводимой подлѣ южнаго полюса."
   Зима длится долго, и ледъ, уже разрушившій одинъ изъ кораблей, высится надъ второю шкуною, какъ огромная гора, внутри которой, между массами сгруппировавшихся льдинъ, сформировались природныя галлереи, по которымъ даже удобно было прогуливаться. Въ самое жестокое время стужи, капитанъ Дагге, спутникъ Гердинера, переходитъ изъ теплаго дома въ свой корабль, котораго никакъ не хочетъ считать погибшимъ. Вестъ-пондскіе моряки, сознавая безуміе этого дѣла, приходятъ на помощь къ несчастнымъ и часть ихъ застаютъ уже замерзшими. Дагге умираетъ на рукахъ молодого капитана, благодаря его за дружескія пособія и поручая его покровительству неба.
   Подъ вліяніемъ нужды, усилій и трудностей, ложная философія оставляетъ сердце Гердинера, а самъ капитанъ болѣе и болѣе убѣждается въ благости Провидѣнія, хранящаго его и его спутниковъ посреди льдовъ и смерти, посреди стужи и лишеній всякаго рода. Для поддержки огня онъ приказываетъ сломать высокія части своего корабля. Затворники не могутъ жить ни минуты безъ огня, а стужа не думаетъ прекращаться. Передъ Гердинеромъ образуется дилемма такого рода: или, щадя корабль, оставаться безъ огня на вѣрную погибель, или, разломавъ шкуну на топливо, только отсрочить день смерти, лишивъ себя возможности вернуться на родину. Тутъ-то узнаетъ онъ весь высокій смыслъ пословицы: "кто на морѣ не бывалъ, тотъ Богу не маливался". Провидѣніе сохраняетъ юношу и его спутниковъ. Наступаетъ весна -- ледяныя горы расчищаются, и, послѣ короткаго плаванія, Гердинеръ, съ своимъ богатымъ грузомъ, возвращается на родину, чтобы жениться на Мери и получить наслѣдство отъ скряги Пратта.
   Романъ вообще читается, хотя переведенъ языкомъ тяжелымъ и неправильнымъ. Зимовка между льдами полюса очерчена даже весьма живописно; но разсказы или записки лицъ, дѣйствительно скитавшихся "по, льдамъ полунощныхъ морей", во сто разъ интереснѣе "Морскихъ Львовъ", хотя этотъ романъ и украшенъ именемъ Фенимора Купера.

"Современникъ", No 11, 1853

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru