Днепров В.
Достоевский как писатель двадцатого века
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Днепров В.
(
yes@lib.ru
)
Год: 1971
Обновлено: 27/04/2017. 73k.
Статистика.
Статья
:
Критика
О творчестве автора
Скачать
FB2
Оценка:
5.44*11
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Аннотация:
К 150-летию со дня рождения.
В. Днепров
Достоевский как писатель двадцатого века
К 150-летию со дня рождения
----------------------------------------------------------------------------
"Иностранная литература", No 11, 1971
----------------------------------------------------------------------------
Достоевский принадлежит к светилам, которые высоко поднялись над
художественным горизонтом человечества и видны отовсюду. Отсветы его
открытий легко заметить у таких непохожих художников, как Томас Манн и
Генрих Манн, Джойс и Кафка, Моравиа и Грин, Камю и Сартр, Леонов и Федин,
Шервуд Андерсон и Фолкнер, Бёль и Паризе, Пикассо и Шостакович, Кобо Абэ и
Куросава и т. д. и т. д. Но гораздо важнее, что некоторые общие тенденции
современного искусства соприкасаются с той или иной гранью художественного
опыта Достоевского. В нашу эпоху жгучую остроту приобрел в литературе вопрос
о сознательности человека и тем самым - об отношении между сознательным и
бессознательным в его душе. Именно по этому вопросу Достоевский высказал
много глубокого, имеющего непреходящий смысл. Для современного искусства
характерен процесс своеобразной "идеологизации", но, как известно, русская
критика давно и справедливо именует роман Достоевского романом
"идеологическим". Внимание многих современных художников сосредоточено на
внутреннем формировании идейного человека, и как раз пути и перепутья
"человека идеи" Достоевский представил с замечательным разнообразием и
полнотой. Западная литература увлечена ныне многосторонним исследованием
"отчуждения", Достоевский же не только ставил эту проблему, а также шел в ее
художественном анализе за пределы экономической сферы - к отдаленнейшим
формам психологического и духовного отчуждения человека от человека. Он
изобразил буржуазную "идею" в ее крайней, предельной, фантастически
завершенной форме. Удивительно ли, что его произведения сохранили
жгуче-живое значение для художников, изображающих гибнущее общество, в
котором буржуазная "идея" в ее крайней, предельной, фантастически
завершенной форме стала явью; Достоевский доводил реальное до степени
неправдоподобного, в современном капитализме неправдоподобное сделалось
реальным. Он, как никто другой, умел пропускать действительность через
субъект, и в этом за ним следуют многие писатели нашего времени. Нетрудно
увидеть близость напряженной экспрессивности, составляющей атмосферу романов
Достоевского, и современной тенденции к повышенной экспрессии в изображении
жизни. И разве не обращаются современные художники к удивительному
мастерству, с которым Достоевский сближает, сплетает, даже сливает
злободневнейшее с "вечночеловеческим"? Одним словом, многие явления мирового
искусства нельзя постигнуть, минуя живую роль, которую сыграла в их
формировании и развитии поэтики Достоевского.
Достоевский едва ли не величайший драматург после Шекспира. Шекспир
через драму дал почувствовать эпическую ширь и разносоставность бытия;
Достоевский через широту и многообразие романа дал почувствовать
конфликтность и драматическую напряженность во всех элементах жизни и во
всем ее целом. Достоевский творил в эпоху, когда всеобъемлющий характер
драматизма и его необычайную сложность легче было вместить в свободно
раздвигающиеся границы воображения, чем в рамки театральной сцены.
Инсценировщику произведений Достоевского нет нужды драматизировать их
содержание-оно и так драматично в высшей степени, - но -зато ему приходится
сократить драму до размеров одного спектакля и, что еще труднее, выбрать из
громадного числа внутренне необходимых аспектов действия лишь немногие.
Впечатление от сочинений Достоевского, говоря словами одного из его героев,
"пронзает сердце, а потом навеки остается рана"; читая романы Достоевского,
мы проходим через поэтическое бытие такой стремительности, сгущенности и
интенсивности, что на некоторое время весь горизонт нашей действительной
жизни освещается заревом огромного художественного переживания и что-то
ощутимо меняется в самом нашем чувстве реальности.
Достоевский создал драматический жанр романа, подготовлявшийся в
течение XIX века и получивший у великого русского художника завершенную
форму. Он стремился художественно доказать, что любой момент жизни поддается
драматизации: если довести изображаемое явление до высокой степени
интенсивности, из него выступит противоборство как бы самостоятельных начал,
или сил. Умению "драматизировать" то, что для обычного взгляда кажется
единым, училась у Достоевского литература XX столетия.
Роман Достоевского определяли по-разному, и в каждом из определений
есть своя правда. Роман-исповедь. Роман-трагедия. Идеологический роман.
Роман диалогический. Философско-публицистический роман. Особый вид романа
приключений. Роман-доказательство. Социальный роман.
Каждое из определений можно подтвердить убедительными фактами, и это
лучше всего свидетельствует о небывало сложной синтетической структуре
произведений Достоевского. Однако в синтезе есть поэтическая доминанта - она
в драматическом строении романа. Драматизм как бы пересекает поперек весь
остальной ряд определений.
Роман-исповедь. Однако исповедь сознания двуполюсного, двуцентрового,
двойнического, лирика, разорванная противоречиями - тем самым естественно
развертывающаяся в драму. Лирика Достоевского обладает, так сказать,
драматической выдержкой - терпением пройти через стадию драматической
объективации.
Роман идеологический. Однако идеи у Достоевского не только вросли в
личность, они составляют также необходимое измерение индивидуальных и
социальных характеров. Притом роман Достоевского вовсе не ограничен
состоянием неразрешимого спора. Казалось бы безысходный, спор разрешается
нравственной драмой. Этот мощный сдвиг из плоскости логически философской в
плоскость нравственную составляет важнейший момент в сюжетостроении
Достоевского.
Роман философский. Однако философские принципы оказываются у
Достоевского внутренними и долгодействующими стимулами человеческого
поведения. Если бога нет, то все позволено. И Смердяков - ублюдок этой идеи
- совершает убийство. Мораль, связанная с идеей пользы, в своем практическом
осуществлении, в своем предельном нравственном значении ведет, по мысли
Достоевского, к преступлению. И добрый, благородный, чистосердечный
Раскольников поднимает топор на старуху-процентщицу. Философская логика
претворяется в логику поведения, а роман Достоевского становится философской
драмой в небывало точном, буквальном смысле этого слова.
Роман-доказательство. Однако чаще всего - доказательство от противного,
через доведение до крайности отрицательно-моральных последствий данной точки
зрения, через саморазрушение идеи при последовательной ее реализаци.
Конфликт между интеллектуальным потенциалом идеи и ее жизненным потенциалом
- конфликт, проходящий через центр человеческой души, - является
существенным аспектом драматизма в романах Достоевского.
Роман приключений. Однако главным образом по способу разложения событий
на действия. Справедливым . будет утверждение: читая Достоевского, мы видим
потому, что участвуем. У Толстого слово обладает еще небывалой в романе
изобразительной мощью, у Достоевского же - еще небывалой в романе слитностью
с действием. Л. Гроссман совершенно прав, когда говорит о "драматизме
описаний" Достоевского. Даже описаний! Когда мы читаем рассказ об убийстве
старухи Раскольниковым, эффект участия достигает степени, не часто
встречающейся даже в театре. И если условно разделить наше существование в
художественном произведении на "эффект присутствия" и "эффект участия", то в
создании первого не имеет в романе соперников Толстой, а в создании второго
- Достоевский.
Социальный роман. Однако в большей мере основанный на учете
субъективного момента истории, чем на учете ее объективных условий, больше
сосредоточившийся на значении личностей, чем на движении масс. Достоевскому
как художнику разрешение исторических коллизий гораздо интереснее, чем их
формирование; его роман движется не столько из прошлого в настоящее, сколько
из настоящего в будущее, он не столько объясняет, сколько предвосхищает,
личность берется в нем не столько в зависимости от обстоятельств, как
определяемое, сколько в ее виновности и ответственности, в ее действительной
или кажущейся самостоятельности и инициативе, как определяющее. Будучи
продолжателем социального романа XIX века, Достоевский одновременно
находится в сознательной оппозиции к нему. С присущим стремлением в глубину
вопроса Достоевский замечает внутреннюю связь социального романа с
философией материалистического просвещения - и хочет освободить его от этой
связи. Он отвергает мысль о всесилии социального воспитания, возражает
против объяснения человека "средой", отбрасывает представление о лишенной
зла изначальной натуре человека.
В "Тезисах о Фейербахе" Маркс писал: "Материалистическое учение о том,
что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно,
изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания,
- это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что
воспитатель сам должен быть воспитан" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2.
т. 3, стр. 2.}. Если сопоставить приведенное рассуждение Маркса со взглядом
Достоевского на человеческую историю, можно сказать, что его взгляд был
направлен главным образом на то, что упускали домарксистские
материалистические теории обществами пренебрегал тем, что в теориях этих
было истинным и необходимым. Как не раз бывало в истории мысли, достижение
сопровождалось потерей. Односторонность Достоевского содержала в себе не
только философское заблуждение, она заключала в себе важный для искусства
прогресс: смело подчеркивала недостаток представителей
социально-реалистического искусства XIX века - недостаточно активное
отношение к жизни, нехватку субъективности, исторической инициативы,
действенного устремления к исторической развязке.
Драматизм соединяет поэтику Достоевского с его философией. Наш великий
романист существенно близок к Шекспиру в том, что как для первого, так и для
второго жизнь представляется гигантской драмой, в самой реальности эпический
элемент видится подчиненным элементу драматическому. Ни тому, ни другому не
удается провести этот взгляд до конца. У Шекспира человеческие действия - и
добрые, и злые - разбиваются о стену неподдающейся осмыслению судьбы. Его
трагизм воплотил кризис идеи: человек все может. Да, может все, кроме
главного: поставить ход жизни под свой нравственный контроль. Трагизм принят
в замысел, трагическая граница предположена заранее.
А у Достоевского трагизм не заложен с самого начала, роман не строится
из трагической концепции жизни - мера драматизации у него в этом смысле еще
большая, чем у Шекспира. Достоевский в своей картине современности не
принимает во внимание судьбу, историческую неизбежность или закономерность,
господствующую над человеческой волей и образующую объективный порядок
вещей. Он, напротив, в своих романах (особенно часто в записных книжках к
романам) определяет русскую современность как "беспорядок" и, осуждая этот
беспорядок, признает его вместе с тем реальным состоянием русской
действительности - а потому и основой, базисом художественного изображения.
Брожение, неустойчивость, внутреннее напряжение, как бы приблизившее
действительность к температуре плавлений, ускоренный, бег исторического
времени, громадная роль личного элемента и случайности, расшатанность уклада
и традиции, сдвинутость социальных положений, решающая важность идей,
ситуация кануна, предразвязки, нетерпения, положение, когда история
сорвалась с накатанной колеи и будущее не решено, а только решается, -
таковы некоторые составляющие его мировосприятия, его специфического чувства
реальности, той представшей его духовному взору формы действительности, с
которой внутренне связаны формы его искусства.
Достоевский признал огромную жизненную важность идей, нравственных
идеалов и программ, оставаясь в этом отношении близким к русскому
революционному просвещению, которое в других отношениях он страстно
отвергает. Перевес экономической стороны, подчиненность исторического
развития Западной Европы экономическим интересам - это не всеобщий закон, а
результат ошибок, нравственной дезориентации, утраты идеала, результат
победы зла, одним словом, - равнодействующая человеческих действий. В
России, несмотря на то, что капитализм растет и лезет из всех щелей,
равнодействующая, надеется Достоевский, пока не установилась, итога еще нет
- все зависит от нравственного самоопределения личности, от ее выбора и
идеи, от направления ее деятельности, от характера ее целей. Капитализм
страшен и в России, поскольку буржуазная "идея" опирается на темные, подлые
силы, присущие человеческой натуре, но в основах души живут также
светоносные добрые силы - они-то должны определить "нового человека",
"христианское", а не капиталистическое будущее России - христианское в том
смутном, нравственно утопическом значении, которое приписал ему Достоевский.
Вопреки тем просветителям, которые говорили: человек по природе своей ни
добр, ни: зол, Достоевский говорит: человек по природе своей и добр, и зол,
ближайший его противник заключен в нем самом, свою высокую идею он раньше
всего должен защитить от самого себя, первую духовную и нравственную борьбу
провести с самим собой. И борьба эта - не субъективистская буря в стакане
воды, в ней поставлены на кон всеобщие идеи, проверяются большие жизненные
истины. Нравственное развитие личности и его результат, идейное столкновение
личностей и его результат имеют историческое значение - они в самом сжатом
очерке представляют ход и исход развития целой действительности; судьба идеи
в личности предсказывает ее судьбу в истории. Крах индивидуализма в душе и
нравственном опыте Раскольникова не только обосновывает, но и предвещает
будущий крах индивидуализма в масштабе всего человечества; теоретическая
философия Ивана Карамазова опровергается его личной практикой - и это
опровержение имеет надличное, всемирное будущее.
Достоевский пропускает реальность через субъект, и это ставит перед его
искусством трудности, часто непреодолимые. Сколь ни гениален Достоевский,
ему не удается художественно подтвердить господство личного элемента над
объективно-историческим. Социальные границы и определенности личности, рамки
несправедливого устройства жизни дают себя знать на каждом шагу, и
Достоевский не был бы великим писателем, если бы не чувствовал сковывающей,
давящей мощи этих границ и рамок. Однако специфический трагизм Достоевского
состоит еще более в том, что внутри самого себя человек сталкивается с
трагическим" препятствиями, что самосознание и действия героев, связанные со
свободным мышлением и нравственным чувством, жестоко корректируются вошедшей
в личность объективной силой, истолкованной Достоевским как "природа
человека".
Трагическое положение человека в мире, трагическое положение духовной
свободы и доброты в человеческой личности - Достоевский объединил оба эти
вида трагизма, показывая их один через другой. В этом объединении и движении
двух видов трагизма один через другой он оказался необычайно близким многим
писателям современного капиталистического мира.
Коренные, роковые вопросы жизни Достоевский придвинул вплотную к
субъекту и поставил в нем на решение. Духовно личное, активное начало
оказалось в центре изображаемого мира. В этом обнаружилась не только
философская точка зрения автора, но также глубокая связь его искусства с
предреволюционным характером русской действительности. Эпически массовые
силы угнетенных классов еще не пришли в движение, но гул будущего уже
улавливается настороженным ухом, в кругу людей, которых сам Достоевский
именовал "новыми", растет внутреннее напряжение и мучительное состояние
неразрешенной активности, готовятся идеологические и нравственные
предпосылки революции, определяются характеры, годные для ее совершения. Тот
самый Достоевский, который боролся с революционной идеей, обладал
поразительным чутьем к отдаленным симптомам революции и поразительным
умением эти симптомы художественно зафиксировать. Люди у него думают и
спорят не о частных, а о конечных или, как назвал их Достоевский в "Братьях
Карамазовых", "последних вопросах"; они подняты над бытом и выключены из
обычного жизненного цикла, их характеры определяются в первую голову по
идейным направлениям, в отношениях сопоставляются и испытываются программы
будущего; в их нравственное чувство, помыслы, самосознание проникли тоска и
боль угнетенной массы, отношение к чаяниям и высшим стремлениям масс так или
иначе участвует во всем их поведении; самым строем личности они отражают
предреволюционную пору выбора и размежевания, когда для самоопределения
"нового человека" актуальны не только внешние, но и внутренние препятствия и
в собственной душе нужно одолеть силы, враждебные избранной цели.
Достоевский находит вполне определенные способы, чтобы совместить
художественное выражение предреволюционной (имея в виду целую эпоху)
действительности с отрицанием революции. Например, способ, который можно
было бы условно назвать "приемом амальгамы".
В личности Раскольникова Достоевский создал как бы амальгаму буржуазной
идеи в ее завершеннейшей и предельной форме с живыми чертами нового