Дорошевич Влас Михайлович
Мефистофель окружного суда
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Дорошевич Влас Михайлович
(
yes@lib.ru
)
Год: 1910
Обновлено: 07/09/2016. 25k.
Статистика.
Статья
:
Публицистика
Критика и публицистика
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Дорошевич В.М. Воспоминания
М., "Новое литературное обозрение", 2008.
МЕФИСТОФЕЛЬ ОКРУЖНОГО СУДА
Что такое "cause célèbre"
1
?
15 лет тому назад в Москве на этот вопрос отвечали:
-- Дело, по которому председательствовал Евгений Романович Ринк. Какая-нибудь третья кража.
В зале ни души.
Но вот начались прения. И рассыльные летят в буфет, в советскую, по коридорам.
-- Сейчас резюме Ринка!
Присяжные поверенные, помощники, публика бегут сломя голову.
Зал в несколько минут набит битком.
Ринк устало откидывается на красную бархатную спинку огромного кресла, закрывает глаза и начинает...
Это был человек среднего роста, худощавый, с умным, ироническим лицом, с маленькой черной бородкой надвое.
Салонный Мефистофель.
В движениях, в жестах было что-то изнеженное.
Он красиво тасовал билетики с фамилиями присяжных заседателей, словно готовясь к сдаче в самую благовоспитанную партию в винт.
Говорил:
-- Я опускаю их в урну...
И делал это, словно показывал салонный фокус.
-- ...и вынимаю по одному.
И двумя пальцами тонкой, изящной руки доставал билетик так, чтобы все видели.
С видом немножко ироническим. Словно хотел сказать барышням:
-- Вы видите, mesdames, тут нет никакого обмана!
Он говорил тоном даже изнеженным, расслабленным.
-- Господин прокюрёр...
Так говорят правоведы, когда они ходят в куцых мундирчиках "кавалерийского образца", треуголках, с высокими, подпирающими уши зелеными воротниками.
Он остался "правоведом-белоподкладочником" и в кованом воротнике председателя.
Ринка в Москве называли "соловьем".
-- Он поет, закрывши глаза.
Он произносил резюме всегда с закрытыми глазами.
"Отправлял правосудие, как его богиня".
Устало откидывался на спинку огромного судейского кресла, устало клал красивые руки на массивные резные ручки, закрывал глаза и начинал говорить.
Действительно ли он говорил так, что стоило себя слушать?
Судите.
Слушалось дело о сенсационном убийстве.
Зал -- блестящий партер первого представления.
В "большие дни" суд всегда немножко театр.
И "для съезда публики" было пущено сначала мелкое дело.
Какой-то парень, подросток, украл две бутылки пива.
Но кража была третья. И дело слушалось с присяжными.
Судебное следствие длилось несколько минут.
Прокурор, как рысак перед большим, "именным", призом -- делал "пробежку".
Защитник по назначению, какой-то неведомый юридический младенец...
Когда ему еще придется говорить перед таким залом?
Наверное, никогда!
Как же не воспользоваться случаем?
Прокурор погромыхивал:
-- ...К подсудимому были применены все меры исправительные... Ничто не помогло... Мы имеем дело с испорченной натурой... Что делать! Остается применить меры карательные.
Защитник загремел:
-- Господа судьи! Господа присяжные заседатели! Вам говорят: "исправительные меры". Но что такое наши исправительные учреждения? В какую среду мы толкаем поскользнувшегося юношу, и т.д., и т.д.
-- Эта среда только губит. Вот ее жертва!
Е.Р. Ринк откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и расслабленным тоном сказал:
-- Господа присяжные заседатели! И господин товарищ прокурора, и господин защитник вступили в этом деле на почву предположений. Господин товарищ прокурора предполагает, что мальчик взял две бутылки пива...
Не "украл", а "взял".
-- ...потому что у него вконец погибшая натура. Господин защитник предполагает, что мальчик сделал это потому, что его заела среда. Я позволю себе пойти по этому пути предположений еще дальше и предположить, что мальчик взял две бутылки пива потому, что ему хотелось пить. Дело происходило в июле, когда бывает жарко, и пиво, особенно в жару, очень приятный напиток. Какое из этих трех предположений вам покажется более основательным, -- покажет ваш беспристрастный приговор.
Присяжные удалились "для совещания" ровно на столько времени, сколько нужно, чтобы написать:
-- Нет, не виновен.
Хохот публики. Улыбающиеся присяжные. Сияющая мордочка подсудимого. Смущенный, сконфуженный прокурор.
И бедный, красный как рак, убитый, уничтоженный присяжный поверенный.
Драма превратилась в водевиль.
В другой раз "пустой случай" превращался в огромную, потрясающую житейскую картину.
И только благодаря председательскому таланту Ринка.
Однажды через общего знакомого я получил приглашение Е.Р. Ринка на дело о простой краже.
-- Дело пустое, но будет интересным.
Самое заурядное дело.
Обитательница "веселого дома" обвинялась в краже у какого-то артельщика 1500 рублей.
Артельщик зашел в "веселый дом", напился, заснул. Услыхал крик:
-- Пожар!
С перепуга выбежал неодетый, встретился в переулке с околоточным, сказал ему про пожар и вместе с ним вернулся в "дом".
Пожара никакого не оказалось. Но артельщик "обнаружил у себя исчезновение бумажника, в котором находилось полторы тысячи денег".
Был сделан обыск.
Бумажник нашли под матрацем.
Околоточный составил протокол.
Женщина, по этому протоколу, похитила у пьяного и сонного бумажник, спрятала его здесь же под матрацем. Затем нарочно крикнула: "Пожар!" -- чтобы испугать. Когда артельщик заявил о пропаже, -- ему говорили:
-- Бежали как сумасшедший и обронили где-нибудь на улице!
Женщина клялась всеми святыми:
-- Никакого такого бумажника не видела!
Плакала:
-- Сами не помнят, что делают, -- а потом говорят!
Дело у Ринка протянулось с 12 часов дня до глубокого вечера.
Это было глубокое изучение жизни.
Вся эта жизнь, ужасная, отвратительная и живописная, прошла перед нами.
Пьяная кабала, в которой находятся девушки.
Их разбитые бессонными ночами, беспробудным пьянством нервы.
Целый "дом", близкий к белой горячке.
Галлюцинации, которые родятся в этом угаре.
Мы видели "мадам", экономок, музыкантов, лакеев с мордами чемпионов-борцов, "девушек", "гостей".
Видели околоточного надзирателя, который:
-- Давно добирался до этого дома.
Потому что имел на хозяйку "неудовольствие". И был рад составить протокол именно:
-- На
этот
дом.
Если бы какая-нибудь газета поместила тогда стенографический отчет об этом деле, -- А.И. Куприн мог бы еще раз пожаловаться, что его глубокая "Яма" предвосхищена
2
!
Из знания быта, нравов, обитателей, гостей и начальства выяснилось, как в действительности было дело.
Артельщик был "пьян, но умен".
"Незаметно" спрятал бумажник "с большими деньгами" под матрац. Спьяна ему почудилось, что кто-то кричит:
-- Пожар!
Мало ли каких криков не раздается ночью в пьяном "доме". И с перепуга, спьяна сам же забыл о том, что спрятал бумажник. И как сам он говорил:
-- Конечно, первым долгом заподозрил "девицу".
Как они говорили:
-- "Они" все такие. Сначала руки целуют. Ухаживают: "портеру"! А потом от них жди в морду. Ежели бы не лакеи, все бы с разбитыми рылами ходили.
Как ревела подсудимая:
-- Я, может, и в такой жисти, потому что воровать несогласна.
И эта "Екатерина Маслова"
3
была оправдана.
Выходя поздно вечером из суда, я чувствовал, что мы занимались делом гораздо высшим, чем суд над какой-то одной проституткой. Мы судили жизнь. И недаром Е.Р. Ринк почтил меня приглашением:
-- На маленькое дело.
Но Ринк приглашал и не на такие спектакли.
Он объявлял столпившимся в коридоре молодым адвокатам:
-- Приходите. Я сегодня скажу резюме без глаголов. Он был не только виртуозом -- фокусником слова.
И говорил десять минут существительными, прилагательными, предлогами, наречиями. Ни одного глагола!
В то время, когда решался вопрос о судьбе, свободе, жизни человека, -- Ринк с закрытыми глазами показывал адвокатам:
-- Словесные фокусы.
От него вдруг веяло величием судьи.
По одному громкому делу, -- присяжные не дали снисхождения, -- суд сам сбавил обвиненному наказание.
Вместо 20 лет каторжных работ назначил 10.
Вердикт был действительно слишком строг. Подсудимый действительно заслуживал снисхождения. Прокурор подал протест. Ринк сказал ему:
-- Не должно топтаться грязными ногами там, где творила чистая судейская совесть.
Храм и жрец.
И рядом с этим он определял суд так:
-- Присяжные у меня! Скажу: "пиль!" -- и возьмут!
Блестящий был фехтовальщик слова.
И часто он одним быстрым сверкающим ударом шпаги раздирал завесу.
Лет 25 тому назад разбиралось дело некоего Матковского. Он обвинялся в том, что покушался с целью ограбления на убийство какого-то Занкина.
Занкин -- подрядчик и профессиональный игрок.
Матковский -- молодой человек, отставной юнкер.
Занкин говорил, что Матковский зазвал его в пустую квартиру своего брата и там, желая ограбить, пытался убить. Выстрелил в него из револьвера, но только ранил.
Матковский уверял, что, зайдя к нему, Занкин предложил играть в карты. Проигравши, Занкин отказался платить. Слово за слово. Занкин, мужчина "солидной комплекции", толкнул щупленького Матковского так, что тот вылетел в соседнюю комнату. Там он схватил висевший на стене револьвер брата-офицера и, "не помня себя", выстрелил в Занкина.
Свидетелей не было.
Я как сейчас вижу Е.Р. Ринка.
Склонившегося к судейскому столу.
Он глядит на огромного Занкина так мягко, любовно, доверчиво.
-- Скажите, господин Занкин, вы вообще играете в карты?
-- Иногда разве. Дома-с. По случаю праздника. С домашними. Для баловства. В семейные игры.
-- В короли?
Занкин оживает:
"Вот, мол, на какого глупенького генерала попал!" Свидетельской осторожности больше нет. Он доверчиво идет за председателем.
-- Вот именно. В короли.
-- В дурачки?
-- В дурачки.
-- В свои козыри?
-- В свои козыри.
-- В пьяницы?
-- В пьяницы.
-- В штосс
4
?
-- В штосс.
И вдруг, увидевши, что попал в западню:
-- Нет, нет! В штосс, в штосс, в штосс мы не играем. Но в голосе у Ринка уже сталь.
Где эти милые глаза?
-- Свидетель, можете сесть!
С этой минуты оправдание Матковского несомненно. Слушается дело какой-то мещанки Ивановой, молодой девушки, обвиняемой в краже.
Свидетельница, ее квартирная хозяйка, ужасно огорченная, что у нее:
-- На квартире -- и этакий скандал.
Маленькая старушка, вся в черном, с умильным, кротким лицом, вид богобоязненный.
-- Уж я ей, бывало, говорила: "Машенька! Что ж ты дома-то сидишь? Под лежачий камень вода не течет. Станешь этак-то лениться, -- есть-то что?"
Прокурор сразу полюбил старушку.
-- Так что вы ее наставляли на путь истинный? Советовали работать?
-- Как не посоветовать. Человек молодой. Бесперечь, бывало, твержу: "Ты бы пошла".
-- А она что же? Ленилась?
-- Такая лентяйка! Лежит дома на боку.
-- Ваших советов, ваших наставлений не слушалась?
-- Где слушать!
-- Ну, а скажите, много она зарабатывала?
-- Хорошо, батюшка, зарабатывала. Когда три рубля, когда пять.
-- В день?
-- В день.
-- Я попрошу господ присяжных заседателей запомнить, что подсудимая, имея возможность заработать от трех до пяти рублей в день...
Но Ринк делает слабое движение рукой.
-- Виноват... А чем занималась подсудимая?
-- Проституцией, батюшка, проституцией.
-- Так что вы ей советовали заниматься проституцией, а подсудимая проституцией заниматься не хотела?
-- Не хотела, батюшка, не хотела.
-- Отлично... Господин товарищ прокурора, имеете еще вопросы?
-- Нет, нет, нет! Больше вопросов не имею.
И все в один миг увидели, что за богобоязненная старушка, которую так полюбил прокурор, и что в этом мире называется "леностью".
А иногда он просто балаганил словами.
Знаменитый корнет Савин, среди массы других дел, обвинялся в том, что он по дороге от Одессы до Константинополя на пароходе обмошенничал какого-то купца, введя его в обман своим камергерским мундиром.
И Ринк начал допрос:
-- Расскажите нам, подсудимый, как вы ехали в белых штанах по Черному морю!
Своей иронией, своим "пиль" Ринк был страшен подсудимым
5
.
Но он был человек добрый и не любил "обвиняющей породы" людей.
Что он делал с прокурорами!
На каком-то процессе товарищ прокурора, -- а Ринк был сердит на него за обвинение "с запросцем", -- подошел к нему во время заседания и что-то сказал на ухо.
Ринк докончил допрос свидетеля.
-- Господин товарищ прокурора, только что, подойдя ко мне, почему-то на ухо в гласном суде сообщил мне, что к нему пришел "один человек" и потому он просит сделать перерыв. Не потрудится ли господин товарищ прокурора объяснить суду, какое отношение имеет этот "один человек" к данному процессу, для того чтобы суд, рассмотрев вопрос о приходе "одного человека", сделал постановление об удовлетворении или неудовлетворении ходатайства господина товарища прокурора.
Вы видите этого товарища прокурора?
-- Я отказываюсь, отказываюсь...
И Ринк имел еще жестокость "высечь".
-- Ввиду отказа господина товарища прокурора от ходатайства относительно назначения перерыва по случаю прихода "одного человека", суд постановил: дело слушанием продолжать.
Товарищ прокурора был особенно в духе, -- а ведь впереди речь.
-- Что поделаешь с Ринком?
Перед ним пасовал "сам" Н.В. Муравьев.
Разбиралось дело бывшего околоточного надзирателя Орлова, убившего хористку Большого театра Бефани.
Громкое дело. Круглый зал. С утра толпа на лестнице. Гражданский истец Ф.Н. Плевако. Защитник кн. А.Н. Урусов.
Обвинял товарищ прокурора Саблин.
Н.В. Муравьев, тогда прокурор судебной палаты, переходил из зала в зал: в другом зале слушалось тоже большое дело о подделке купонов.
Приходил на несколько минут, садился рядом с Саблиным, шептался, -- и всегда после муравьевского шепота Саблин предлагал убийственные для подсудимого вопросы.
Ринку такое "усиление обвинения перестало нравиться".
Он выждал, когда Муравьев, сейчас же вслед за перерывом для завтрака, пришел и подсел к Саблину.
-- Господин судебный рассыльный. Предстал "г. судебный рассыльный".
-- Потрудитесь запереть дверь, находящуюся за господами судьями, и ключ принести и положить на стол передо мной, для того, чтобы разные лица, посторонние настоящему процессу, входя и выходя, не мешали отправлению правосудия.
"Г. судебный рассыльный" запер дверь и ключ положил перед Ринком.
-- Заседание продолжается.
И он выдержал Муравьева до вечера без перерыва. Муравьева, у которого были дела по канцелярии! И он просидел, покраснев, как вареный рак, но безмолвный. Ринк был страшен во время:
-- Отправления правосудия.
Что он делал со свидетелями! У него была своя теория.
-- Суд для того и существует, чтоб из него не выходил без наказания ни один виновный, как бы этот виновный ни назывался: подсудимый, прокурор, защитник или свидетель.
По тому же делу о якобы краже в "веселом доме".
Артельщик был, несомненно, виновен перед несчастной "девушкой", которая восемь месяцев просидела в тюрьме только из-за той легкости, с которою порядочный человек обвиняет падшую.
Ринк был к нему суров, как судья, и безжалостен, как палач.
Больше часа длился этот допрос.
Казнь, где не было пределов издевательству.
-- Скажите, свидетель, вы были пьяны?
-- Так точно. Меня напоили.
-- Это в первый раз с вами случилось в жизни, что вы были пьяны?
-- Нет, бывало.
-- Значит, вы имеете обыкновение время от времени напиваться. Почему же вы говорите, что вас кто-то напаивал, когда вы и сами имеете привычку напиваться? Вы, может быть, и пошли в этот дом, чтоб напиться?
-- Никак нет.
-- Для чего же вы пошли? Развратничать?
-- Нет.
-- Для чего ж? Что ж вы там делали?
-- Я танцевал.
-- Вы так любите танцы? Скажите, вы всегда раздеваетесь, когда танцуете? В гостях, например, если танцуете, -- вы тоже раздеваетесь? Говорите громче. Господам присяжным ничего не слышно.
-- Нет.
-- А здесь разделись. Вы что же, так хорошо знакомы в этом доме, что позволяете себе раздеваться, как дома? Вы в этом доме свой человек?
-- Нет.
-- Все это странно. Скажите, вы женаты?
-- Да-с, женат-с.
-- Что же вы сказали вашей жене, что вы хотите танцевать и идете для этого в веселый дом? Ваша жена умеет танцевать?
-- Никак нет.
-- Как же так? Вы такой любитель танцев, -- почему же вы вашу жену не выучите танцевать? Вы бы танцевали дома вместо того, чтобы ходить по веселым домам! Значит, вам так нравятся веселые дома? Вы большой их любитель?
-- Она умеет.
-- Почему ж вы не танцевали с вашей женой?
И больше часа такого сгорания от стыда!
Свидетель, когда кончилась пытка, почти в обмороке повалился на скамью.
Одно из своих самых блестящих резюме, по громкому делу, Ринк начал так:
-- Потерпевший явился сюда в рыцарских доспехах, которые были с него сейчас же сняты. Но мы не вправе требовать, чтоб человек был непременно рыцарем. Мы можем требовать только, чтоб человек думал и действовал так, как думаем и действуем мы, обыкновенные, порядочные люди. А надо признаться, что потерпевший необыкновенно непорядочный человек.
Что он делал с защитниками!
Достаточно сказать, что когда Ринк оставил председательство, московский совет присяжных поверенных отказывался принять его в сословие:
-- За постоянные издевательства над защитой.
Можно было бы составить целый сборник анекдотов:
-- Ринк и присяжные поверенные.
И в этом сборнике занял бы место среди тысяч такой анекдот. Присяжный поверенный, очень либерально:
-- Господа присяжные заседатели! Существует предположение, что есть Бог!
Ринк:
-- Господин защитник! Еще одно такое предположение -- и следующие предположения вы уже будете делать в коридоре.
Его боялись лица, посторонние процессу.
Судебный корреспондент "Новостей дня" г. Левенберг, очень способный и очень добросовестный хроникер, работавший много лет, -- однажды прогневил Ринка.
Неточно передал его блестящее резюме.
С тех пор Ринк каждое заседание начинал так:
-- Господин судебный рассыльный!
"Г. судебный рассыльный" представал перед судом, как лист перед травой.
-- Потрудитесь удалить из зала заседания корреспондента газеты "Новости дня" господина Левенберга!