Дорошевич Влас Михайлович
Времена меняются

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

В. М. Дорошевич

Времена меняются

   Источник: Дорошевич В. М. Собрание сочинений. Том V. По Европе. -- М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. -- С. 74
  
   С величайшим интересом я шёл смотреть Boule de Suif {Boule de Suif -- Пышка. Прим. ред.}, -- новую пьесу, которую только что поставили в театре Антуана.
   Вы помните этот чудный рассказ Мопассана? Он переделан в комедию. Во Франции переделки свирепствуют не меньше, чем у нас. Наше время ничего не создаёт, но всё переделывает. Говорят, египетские пирамиды скоро будут переделаны в великолепные отели. В литературе нет новых художников, зато сколько угодно превосходных мастеровых. Ни одного пера, но масса отличных ножниц.
   Итак, я шёл в театр с особым интересом.
   Пьеса бьёт по раненому месту. Она воскрешает в памяти поражение, унижение, позор.
   Действие, -- вы помните, -- происходит во время франко-прусской войны.
   Прусский лейтенант третирует французов и самодурствует над ними, как ему угодно.
   И у них не хватает духа даже осадить наглеца.
   Он не удостаивает отвечать на поклоны, принимает графа Губер-де-Бревилль, почтенных коммерсантов Луазо и Карре-Ламадон в халате, задрав ноги на камин, не давая себе труда даже повернуть голову в сторону просителей.
   Он не разрешает им и их жёнам ехать дальше.
   -- Я так хочу. Вот и всё.
   Он доходит до того, что требует едущую с ними Boule de Suif к себе для развлечения.
   -- Вы не поедете до тех пор, пока она не придёт!
   И вся эта почтенная компания унижается до того, что уговаривает кокотку Boule de Suif "пожертвовать собой" и пойти к прусскому офицеру.
   Вспомните историю Юдифи и Олоферна! Юдифь была героиней! Это был подвиг с её стороны! Ей удивляются, и её прославляют целые тысячелетия!
   Мне было интересно, как будет смотреть всё это французская публика.
   Я выбрал не первое представление, с его исключительной публикой, а обыкновенный воскресный день, когда театр переполнен обыкновенной, средней публикой, взятой из самой сердцевины народа.
   Появление на сцене прусского лейтенанта вызвало лёгкий смех.
   Но в этом смехе не было ничего злого. Ничего враждебного.
   Добродушно смеялись над мужчиной, который затянулся в корсет, чтоб вытянуться в ниточку.
   Добродушно и презрительно смеялись над великолепным графом, над почтенными коммерсантами, когда они из трусости глотали оскорбления.
   От души хохотали, когда эти порядочные женщины и порядочные мужчины уговаривали кокотку "совершить подвиг" -- пойти к прусскому офицеру.
   Но вот, наконец, гром аплодисментов. Каких аплодисментов! Всего театра. Аплодирует партер, ложи, галереи, раёк.
   Это Фолланви, старуха-крестьянка, хозяйка постоялого двора, где арестованы французы, говорит о войне.
   -- Разве не мерзость убивать людей, кто бы они ни были? Будь это пруссаки, англичане, поляки или французы!
   Эти слова покрыты треском аплодисментов.
   Артистка должна прервать монолог.
   -- Отомстить за себя дурно, потому что за это наказывают! -- продолжает она. -- Но когда уничтожают наших детей, когда за ними охотятся с ружьями, как за дичью, это очень хорошо: кто больше убьёт, того награждают орденами!
   Снова гром аплодисментов всего театра.
   Аплодисменты не прерываются. Театр дрожит от аплодисментов.
   Кто-то один свистнул.
   Но этот свисток утонул в буре новых рукоплесканий.
   -- Так каждый вечер! -- сказал мне потом один из актёров.
   Во всей пьесе эти две фразы и имеют огромный успех.
   Я шёл из театра холодным, почти морозным вечером и вспоминал прошлое. Такое недавнее-недавнее прошлое.
   На самой красивой площади во всём мире, на площади Согласия, ясным, тёплым и светлым весенним утром происходила манифестация перед траурной статуей Страсбурга.
   Молодая женщина, эльзаска родом, с огромным чёрным эльзасским бантом из муаровых лент на голове, водила в Маделен причащать своего сынишку.
   Она купила букет фиалок в два су, чтоб ребёнок возложил этот букет на статую Страсбурга.
   -- Пропустите ребёнка! Пропустите ребёнка.
   Но толпа была слишком густа.
   -- Ребёнок несёт цветы Страсбургу!
   Его схватили на руки, подняли над головами и передавали из рук в руки.
   Так в церкви передают свечку святому.
   Момент, когда он положил свой букет на колени статуи, -- какое-то безумие охватило всех.
   -- В Страсбург! В Страсбург! -- кричала молодёжь.
   Воздух дрожал от аплодисментов.
   Счастливая мать рыдала!
   Многие в толпе плакали.
   Ребёнка снова передавали из рук в руки, целовали, пока он, наконец, не заплакал и не начал проситься. Овация подействовала на него расслабляюще.
   Это было всего восемь, много-много девять лет тому назад.
   Лицо женщины, изображающей Страсбург, в то время было закутано чёрным флёром, пьедестал убран венками, траурными лентами и золотыми надписями, которые горели на солнце, призывая к мщению. И всегда вы находили у ног статуи несколько букетов, которые не успели ещё завянуть.
   Ветер истрепал чёрный флёр и разнёс его обрывки, как чёрную паутину.
   Иногда бывают манифестации. Иногда. Когда хотят сделать неприятность правительству, которое терпеть не может никаких манифестаций.
   Высохшие цветы сгнили под непогодами.
   Металлические венки заржавели, почернели, с них слезла краска, дожди смыли надписи с лент.
   И вся статуя Страсбурга напоминает забытую могилу, которой больше никто не посещает.
   -- Иногда... В годовщины... По обычаю...
   Так бывает, когда умирает старая бабушка.
   Сначала ездят к ней на могилу. Потом перестают.
   Её не забывают совсем. Накануне годовщины её смерти говорят:
   -- Ах, да! Пусть няня завтра съездит к бабушке на могилу и отслужит там панихиду.
   Tempora mutantur, et nos mutamus in illis. {Tempora mutantur, et nos mutamus in illis. -- Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Прим. ред.}
   Может быть, это плохо. Может быть, это хорошо. Но это так.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru