Дорошевич Влас Михайлович
В. И. Ковалевский

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Воспоминание журналиста)

   Дорошевич В.М. Воспоминания
   М., "Новое литературное обозрение", 2008.
  

В.И. КОВАЛЕВСКИЙ
(Воспоминание журналиста)

   Года три тому назад ко мне в Петербурге обратился полковник Н.
   -- Помогите силою печатного слова!
   "Печатное слово" у россиянина -- это уже последнее прибежище. Самое последнее.
   Человек уж, значит, везде был и нигде ничего не добился. В консисторию, в пробирную палатку раньше человек забежит.
   -- Может, там что выйдет! Все-таки казенное место.
   И когда нигде ничего, тогда бежит в "Запорожскую Сечь":
   -- Помогите хоть вы, вольные люди!
   Полковник Н. служил в пограничной страже и был исключен со службы, по военному суду, за подлог.
   Полковнику Н., женатому и бездетному, подкинули ребенка.
   Тысячи людей отправили бы этого ребенка в воспитательный дом. Полковник Н. принял его на воспитание.
   Мальчика усыновили, и он вырос "законным" сыном, не зная тайны своего рождения.
   Больше всего боялись, чтобы он не узнал этой "тайны".
   Приказывая писарю написать формуляр, полковник Н. велел вписать:
   -- При нем сын. Зовут так-то.
   И не поставил слова "усыновленный".
   В этом и заключался весь подлог.
   Полковник Н. остался без службы, без средств, нищим и опозоренным:
   -- За подлог осужден!
   Он обегал весь Петербург и, наконец, в отчаянье прибег к "силе печатного слова".
   -- Хотел в Неву, но решил раньше к вам! -- откровенно объяснил он.
   -- Merci.
   Я написал статью, которая "имела успех"1. Она вызвала шум, статьи в печати, массу писем. Одни ужасались. Другие просили:
   -- Пожмите от нас крепко-крепко руку полковнику Н. Такие-то, такие-то, такие-то.
   Третьи писали, что, читая, глазам не верят:
   -- Какой же тут подлог? Доброе дело, а не подлог.
   Среди этих писем было одно:
   "Глубокоуважаемый В.М. Я прочел вашу статью и, чем могу, хотел бы быть полезен полковнику Н. Попросите его зайти ко мне как-нибудь на днях. Я бываю свободен до 10 часов утра. Пусть предупредит меня письменно, в какой день ему удобнее, -- я буду его ждать. Адрес мой: Фонтанка, дом No такой-то. Примите и проч. В. Ковалевский".
   Какой Ковалевский? Все знают, что есть товарищ министра финансов Владимир Иванович Ковалевский.
   Но для товарища министра что-то уж очень "просто". Товарищи министров ведь это не товарищи журналистов. Как будто так и не пишут.
   Должно быть, "так Ковалевский", какой-нибудь Ковалевский, однофамилец.
   Я спросил у приятеля, знакомого с В.И. Ковалевским2:
   -- Чей это почерк?
   -- Как чей? Владимира Ивановича Ковалевского, товарища министра финансов.
   Полковник Н. не хотел верить.
   -- Как? Сам товарищ министра... Меня, которого отовсюду выгнали... сам товарищ министра...
   Я дал ему рекомендательное письмо:
   "Глубокоуважаемый Владимир Иванович! От всей души благодарю вас за добрую отзывчивость к моей статье. Не решаюсь заехать поблагодарить вас лично, боясь отнять у вас время. Позвольте представить вам полковника Н., о котором я писал".
   На следующий день полковник Н. влетел в мой кабинет. Сначала обнял меня, потом упал в кресло и зарыдал.
   -- Боже мой... Я человек...
   -- Что с вами, полковник?.. Что вы плачете? Что он с вами сделал? У полковника понять что-нибудь было трудно:
   -- Я человек... Какой он человек... Я человек... Он человек...
   И, немножко успокоившись, он рассказал связнее:
   -- Если б вы знали, как он меня принял... Меня... Куда ни обращусь, -- "ничего не можем сделать. Вы за подлог?.." Как внимательно выслушал, с каким участием расспрашивал... Теперь я спасен... Теперь мы не умрем с голода.
   Через три дня бравый полковник состоял уже на службе на Путиловском заводе. Ему дана была должность, требовавшая от исполнителя честности, прежде всего честности, главным образом честности.
   Я сам был растроган.
   Чем журналист может выразить свою глубокую, сердечную признательность?
   Если у него есть книга, -- он посылает свою книгу с соответствующею надписью. Книга -- это визитная карточка его души.
   Через несколько дней, когда я после работы выходил от себя, швейцар сказал мне:
   -- Тут у вас были несколько человек. Я, как вы приказали, никого не пустил: "заняты".
   Среди карточек была: Владимир Иванович Ковалевский.
   -- И этому господину сказал, что занят?
   -- Так точно. "Заняты, не приказано принимать".
   Ну, уж министром-то выходил я! Я был сконфужен и на следующее утро, в половине десятого, летел к В.И. Ковалевскому.
   -- Их высокопревосходительство никого не приказали принимать! -- величественно объявил мне министерский курьер. -- Их высокопревосходительство сейчас едут на похороны князя Имеретинского.
   -- В таком случае передайте карточку.
   Едва успел я выйти из подъезда, как меня догнал запыхавшийся курьер:
   -- Их высокопревосходительство вас просят к себе!
   Владимир Иванович, простой, милый и обаятельный, дружески улыбаясь, встретил меня в дверях гостиной:
   -- Я не хотел видеть только вашу визитную карточку. А приезжать ко мне в другой раз, -- вы человек занятой. Вы человек занятой, я человек занятой, но у меня есть четверть часа, сядем и поболтаем.
   Я представился, начал благодарить. Но В.И. перебил меня:
   -- Это я должен вас благодарить. Вы своей статьей дали мне возможность сделать хорошее дело. Я еще в долгу у вас. Это уже второй случай. Помните, вы месяца два тому назад писали о служащем, пострадавшем при аккерманском взрыве.
   В Аккермане произошел взрыв казенного склада спирта3. Несколько человек было убито. Много ранено. Среди них наиболее тяжко подвальный. У него треснул череп, ему придавило грудь, у него было сломано несколько ребер. Ему в трех местах переломило руку. Он потерял ногу.
   И он же оказался "во всем виновным".
   Никто, конечно, не ждал, что он выживет. И когда производилось расследование, виновным во всем оказались не живые невредимые заведующие складом, а "все равно долженствующий умереть подвальный".
   -- Умрет -- что ж ему будет?
   Каким-то чудом он выжил. Калека, никуда не годный, он обратился с требованием, чтоб обеспечили его участь.
   -- А то в суд подам!
   -- Вы в суд? А мы вас под суд. Обеспеченье участи! Благодарите еще Бога, что вас не сажаем на скамью подсудимых!
   Тщетно обойдя все, -- и в консистории, наверное, был, -- несчастный подвальный прибег к "силе печатного слова".
   -- Спасите, защитите, помогите.
   Я написал статью4 и сам изумился чуду.
   Прямо чудо.
   Через неделю я получил от подвального телеграмму:
   "Деньги мне выданы. Под суд не отдадут".
   -- Так это были вы, Владимир Иванович?!
   -- Я прочел вашу статью и телеграфировал распоряжение глупостей не делать. Под какой там суд отдавать? Потерпевшего! Просто, -- выдать деньги, которые он совершенно законно спрашивает.
   И Владимир Иванович добавил:
   -- Да, печать может быть большой силой.
   -- Могла бы! -- поправил я.
   -- Может! -- настойчиво повторил он. -- Вы знаете, я недавно злоупотребил вашим именем. Простите меня. Такое дело вышло. Тут в одном постороннем нашему ведомстве служащий заболел психическим расстройством. Что тут делать? Разумеется, обеспечить семью бедняги, -- и только. Но там какие-то формальные причины. Словом, -- невозможно. Я, знаете, и постращал главу ведомства...
   Он назвал одно очень высокопоставленное лицо.
   -- Смотрите, в печать попадете! Я уж слышал, что там знают. Выдали и обеспечили!
   Владимир Иванович рассмеялся.
   -- Да, но только позвольте мне внести одну поправку, Владимир Иванович. Лицо, о котором вы говорите, между прочим, известно тем, что никогда не обращалось с жалобами на печать. Когда даже на него нападали, и нападали сильно. Есть два способа обращать внимание "на то, что пишется" в газетах. Один -- проверить, обсудить и, если указание верно, им воспользоваться. Другой способ -- сказать: "Пусть не говорят о моем ведомстве". Да, не говорят, -- и говорить не будут. Какой из этих способов у нас общеупотребительнее, предоставляю судить вам самим, Владимир Иванович.
   Он улыбнулся:
   -- Да, это так. А все-таки сильно обращают внимание на то, что пишется в газетах.
   -- Да, но в силу причины, о которой я сейчас сказал, толку-то не получается ни для дела, ни для нас. О нас-то уж даже и говорить нечего. Нам одни неприятности! Наиболее свободны мы по отношению к ведомству земледелия. Там мы почти свободны. Да еще финансовое ведомство меньше других протестует, когда мы говорим о делах, подлежащих его компетенции. По крайней мере, у нас установился такой взгляд.
   -- Мы делаем большое дело, -- отвечал Владимир Иванович, -- и нам нужны сведения, советы, указания. У нас слишком большое дело! -- и он заговорил с живостью. -- На нас нападают, что мы все забираем в свои руки. Говорят: "Все мы теперь под Министерством финансов ходим". Это естественно. Мы много берем у народа. Мы берем налоги, прямые, косвенные. Если осталась у народа экономия -- один пропивает ее на водке. На казенной водке. Другой, бережливый, копит и несет в сберегательную кассу. В нашу кассу. Всякий избыток, -- все поступает к нам. Мы все берем, -- мы же должны и давать. Давать, чтобы он мог нам платить, чтоб ему было из чего. Это наша обязанность. Нам и приходится брать в свои руки дела, которые подлежат компетенции других ведомств. Неизбежно приходится. Чтоб поднять платежные средства страны, ее благосостояние, -- прежде всего нужно просвещение. Какие школы -- все равно. Но школы, школы. Это -- главнее всего. Вот мы и взяли в свои руки профессиональное образование. Покрывайте Россию сетью школ. Наше ведомство -- "молодое", недавно реформированное. У нас меньше рутины, канцелярщины, чем в других ведомствах. Обратитесь в народное просвещение: дозвольте открыть школу, реальное училище? Пойдет, по принятому обычаю, бесконечная переписка: вызывается ли потребностями данной местности, да собирание по этому поводу материалов, да то, да се. По нашему мнению, школа нигде лишней быть не может. Везде -- нужда. Прибавьте к вашему реальному училищу, -- ну, столярные классы. "Профессиональная школа!" Подлежит компетенции Министерства финансов. Завтра же разрешение -- открывайте! И с тех пор, как это стало легко, сколько кинулось: "Мы желаем! Мы желаем открыть школу, училище!"
   Владимир Иванович говорил с увлечением:
   -- Вся Россия, таким образом, покроется сетью школ! Как они будут называться, это все равно. Но это школы. Школы! Главное!
   Это было мое первое и последнее свидание с Владимиром Ивановичем.
   Я всегда смотрел на сановников, как надо смотреть на великолепного королевского бенгальского тигра.
   Любуйся, но не ласкай.
   Эпиграфом ко всей моей скромной журнальной деятельности всегда было:
  
   Минуй нас пуще всех печалей
   И барский гнев, и барская любовь...5
  
   Я слуга общества и больше ничей.
   Я никогда не надеялся напечатать этот "панегирик", потому что никогда не думал, чтоб я, журналист, "пережил" товарища министра финансов В.И. Ковалевского.
   Теперь я прошу вас, г. редактор, напечатать этот маленький очерк.
   В.И. Ковалевский вышел в отставку6. Его место занял В.И. Тимирязев.
   Еще старик Марий сказал:
   -- Восходящее светило всегда имеет больше поклонников, чем заходящее7.
   Всех вступающих сановников приветствуют. И позвольте среди ликующих возгласов в честь вступающего раздаться моему тихому голосу в честь уходящего.
   Дайте место этим "крокам"8, этому штриховому наброску портрета В.И. Ковалевского.
   Сделать этот набросок портрета заставляет меня не только благодарность, но и сама справедливость.
  

КОММЕНТАРИИ

   Впервые: Рус. слово. 1902. 4 декабря. Печатается по: Дорошевич В.М. Собр. соч. Т. 4.
   1 Имеется в виду статья "Преступление и наказание" (Россия. 1900. 9 окт.).
   2 По-видимому, речь идет об А. В. Амфитеатрове. См.: Амфитеатров А. В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих. М., 2004. Т. 1. С. 225.
   3 Склад со спиртом взорвался в Аккермане 30 марта 1899 г. Об этом событии Дорошевич опубликовал статью "Взрыв в Аккермане" (Россия. 1899. 5 июня).
   4 О пострадавшем при взрыве подвальном рабочем Чеховском Дорошевич написал в статье "Одна несправедливость" (Россия. 1900. 17 авг.).
   5 Цитата из комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума".
   6 О причинах отставки В.И. Ковалевского см.: ШепелевЛ.Е. [Вступительная статья к публикации "Воспоминаний" В.И. Ковалевского] // Рус. прошлое. 1991. No 2.
   7 Дорошевич ошибается, это изречение, по свидетельству Плутарха, принадлежит римскому полководцу Помпею Великому; см.: Плутарх. Моралии. М.; Харьков, 1999. С. 548.
   8 Кроки -- набросок рисунка.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru