Дорошевич Влас Михайлович
Призовая горячка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Влас Михайлович Дорошевич

Призовая горячка

  
   Иван Иванович -- милейший человек в мире.
   Но он пускает на призы свояченицу.
   Ввиду этого, с ним нет возможности разговаривать.
   О таком странном для каждого человека занятии я узнал неделю тому назад.
   Мы сели ужинать.
   Иван Иванович был задумчив.
   Я заказал телячью котлетку.
   -- И мне телячью котлетку! -- задумчиво произнёс Иван Иванович.
   -- С чем прикажете?
   -- Гм... с чем?..
   Иван Иванович пристально, хоть и рассеянно, посмотрел на человека:
   -- С чем?.. Гм... А что если припустить слегка отделочку из аграмантика...
   -- Как-с?
   -- Из аграмантика. Не слышишь? Нет, стой! Лучше из горностайчика. Горностай нынче в большой моде! Отделаешь, братец, горностаем, и чтоб с хвостиками. Непременно с хвостиками!
   У лакея лицо начало принимать испуганное выражение.
   -- Хвостики, понимаешь ты, должны идти так, чтоб...
   -- Иван Иванович!
   -- Так должны идти...
   -- Иван Иванович! Милый! Что ты? Что с тобой? Какая котлета с хвостиками?
   Иван Иванович в недоумении посмотрел на меня.
   -- А? Что? Какая котлета? Какой котлете? О какой котлете?
   -- Да ведь ты котлету заказываешь! И вдруг хвостики...
   -- Коклетку-с изволили заказывать!
   Иван Иванович даже вскочил с места.
   -- Какую "коклетку-с"? Никакой "коклетки-с". Я о деле, а он о глупостях. Пошёл прочь! Никакой "коклетки" мне не нужно. Тьфу! Только сбили. Я о горностае, а он о "коклетках"!..
   -- Да за что ж ты на него сердишься? Ведь ты сам же сказал.
   -- Ах, мало ли что человек скажет, ежели он не в себе!
   Мы посидели молча.
   -- Иван Иванович, милый, да что с тобой?
   Он только вздохнул.
   -- Влюблён, может быть?
   -- Умнее ничего не выдумал?
   -- В карты проигрался? Желудок...
   -- Отстань. Не пью, не ем, в винт даже не играю... Свояченица подлая из головы не идёт!
   -- Какая свояченица? Почему подлая? Отчего из головы не идёт?
   -- А, ничего ты не знаешь! Свояченицу на призы пускаю.
   -- Милый, милый Иван Иванович! Да что с тобой, наконец? Ты бы того... с доктором... Что ты говоришь? То телячью котлетку с горностаевыми хвостиками заказываешь, то вдруг свояченицу на призы!
   -- Ну, ну? Что ж тут такого? Ну, свояченица на призы. Ну, что тут такого необыкновенного? Чего ты глаза выпучил?
   -- Да как же так? Бега, что ли, своячениц устраиваются? Лошадь она у тебя, что ли, твоя свояченица?
   -- Очень тебе благодарен! Вижу, что друг.
   Иван Иванович расхохотался жёлчным смехом.
   -- Сразу видно! Свояченицу с лошадью сравнил! Спасибо! Ещё скажешь кому-нибудь, что моя свояченица на лошадь похожа. Жди тогда приза! Что же, говори, говори, злоязычничай, сплетничай, труби на весь город: "Вот, мол, у Ивана Ивановича свояченица на лошадь похожа, а ещё на призы идёт". Труби, -- конечно, не дадут. На балу, в костюме, и вдруг на лошадь похожа! Конечно, где ж тут о призах думать!
   -- Так ты вот про какие призы?!
   -- "Вот про какие"! Газет, что ли не читаешь? Тут человек вторую неделю бьётся, костюм для свояченицы выдумывает, а он вдруг её с лошадью сравнивает. Не ожидал!
   -- Да я...
   -- Да уж довольно! Знаем мы вас, друзей. Пётр Петрович, например. Сколько лет друзьями считались. Хлеб-соль водили, в винт играли. И вдруг! Мог ли я ждать такой гадости!
   -- Что ж такое?
   -- Бархатное платье жене шьёт. Не низость?
   -- Да что ж тут такого?
   -- "Что такого"? А зачем оно птицами заткано? У моей жены птицами заткано, так чтоб и у его тоже было. Не гадость? Где ж тут, как тут приз взять, ежели все дамы с птицами придут? Ведь это птичник какой-то, а не бал будет. Соперничай, -- кто говорит, -- но соперничай честно, а не делай гадостей! Нет, брат, шалишь! Я этого так не оставлю! Пусть, пусть покажется на балу в платье с птицами! Полицию позову, протокол составлю...
   -- Иван Иванович!
   -- Я давно Иван Иванович! Я, брат, знаю. Я с адвокатом советовался. Говорит, -- притянуть можно! Даже пятьдесят рублей вперёд взял. Значит, уж верно...
   -- Иван Иванович!..
   -- Я вам покажу, какой я Иван Иванович! Под суд, в тюрьму, на поселение! Адвокат говорит, что ежели по закону...
   -- Да в каком же таком законе о фасоне дамских платьев написано? Ну, посуди ты, возможно ли это?
   -- Значит, возможно. В законе про всё есть. Не беспокойся! Адвокат говорит, что это наравне с похищением изобретения. "Плагиат", что ли, чёрт там его знает, как это называется, но только вообще тюрьма. Руки не подам при встрече! В физиономию плюну! Векселя скуплю!
   -- Иван Иванович!
   -- На дуэль вызову! В живот целить буду. Пусть умрёт, -- перед смертью мучается. Я, брат, человек по этой части опытный! Я бретёр. У меня двое знакомых были, которых чуть-чуть на дуэль не вызвал. Я человек отчаянный, мне жизнь не дорога, я детей у него зарезать могу!..
   -- Иван Иванович!
   -- Ты посмотри, какой у меня склад головы. Каторжник, совсем каторжник! Сильное развитие затылочных костей. Преобладание низких инстинктов, кровожадность. Мне всё равно на каторге быть, -- но уж и его жене в платье с птицами на балу не бывать.
   Иван Иванович был страшен.
   Глаза налились кровью. Лоб вспотел. Мокрые волосы прилипли к вискам.
   В общем, он напоминал мокрого воробья, в состоянии крайнего бешенства.
   -- Убью!
   -- Иван Иванович, да выпей воды.
   Он залпом выпил стакан, стуча зубами о края.
   -- Спасибо! Ещё минута -- со мной случился бы удар. Спасибо. Дай, я тебя поцелую. Фу-у! Ты не поверишь, брат, как трудно призовые костюмы придумывать...
   -- Да зачем тебе?
   -- Как зачем? Все делают. В газетах пишут. Слава, чёрт побери! Да ты читал ли, призы-то какие? Веер, которым только слониху во время тропической жары обмахивать; гребень в 600 рублей, сервизы, картины! И вдруг всё это зацапать! А? По стенам картины, веера, в волосах гребни, на столах сервизы, и по комнатам призовое семейство ходит. А? В газетах читают. Кто взял веер? Жена Ивана Ивановича. Кто взял сервиз? Свояченица Ивана Ивановича. Кто картины взял? Дочь Ивана Ивановича. Слава-то, слава какая! Отец призового семейства! Первый человек во всём городе! Популярность! Известность! В городские головы могут выбрать!
   -- Так неужели же ты всех на призы готовишь?
   -- Всех. Мамашу даже думаю, старушку, пустить!
   -- Как мамашу?
   -- Ведьмой одену. По возрасту -- как раз, к тому же, знаешь, у неё в наружности есть что-то такое. Ты присмотрись к ней в профиль. Похожа моя мамаша на ведьму?
   -- Что ты, Иван Иванович, что ты?
   -- Ну, вот, я знаю, ты всегда рад только неприятное мне что-нибудь сказать. Только, брат, меня не проведёшь. Я её художнику одному показывал. Говорит: "Ведьма". Одену в лохмотья и пущу.
   -- Это родную-то мать?
   -- A la guerre, братец, comme à la guerre! [На войне как на войне. Прим. ред.] Тут нечего рассуждать. Зато слава-то какая! Мамаша-старушка -- и та призы берёт. Популярность -- это, брат, всё. Мало ли чего для популярности не делал. Когда в гласные выбирали, к кому, к кому только не ездил. Пред членами управы почтение свидетельствовал! А в уполномоченные кредитки! Молдаванским домовладельцам по грязи, с опасностью для жизни, визиты делал. К себе в дом звал, вечеринки для них устраивал. У двоих детей крестил, семи молдаванкам в любви объяснялся, чтоб только на мужей воздействовали. Ну, достиг! А что толку? Гласный! Уполномоченный! Мало ли гласных, мало ли уполномоченных? А тут один на весь город. Отец призового семейства, сын призовой матери! В газетах... в клубах что говорить будут!.. В обществе!.. Дай я тебя от избытка чувств поцелую!
   Иван Иванович поцеловал меня даже почему-то взасос.
   Вероятно, это ему доставляет удовольствие. Мне -- никакого.
   -- Вот бы только свояченице костюм выдумать! Ах, ты не поверишь, как трудно костюмы выдумывать. Я больше всего мифологические. Откуда их, остроумные-то, выдумаешь!
   -- Посоветовался бы.
   -- Пробовал. Хроникёра одного на вечер к себе приглашал.
   -- Ну, что?
   -- Съел всю икру и говорит: "Это мы только в газетах народ весёлый, а так мы, премрачный народ, пессимисты, -- оттого и смеёмся надо всем, что пессимисты". Пессимист, а икру ест! Любому оптимисту впору. Чёрт знает что за народ! Молодых людей пробовал спрашивать. Да нынче что за молодые люди. Как острят! Словно он в ресторанном кабинете сидит. "Какой, -- говорит, -- костюм поостроумнее? Да по моему, чем на хорошенькой женщине меньше костюма, тем остроумнее". Выгнал бы.
   -- Ну, так что же?
   -- Нельзя. Знакомых, бестия, много имеет. А ведь вторые-то призы по голосованию. Возьмёт, соберёт у знакомых билетики, да другой и отдаст. Ну, и терпишь.
   Иван Иванович глубоко вздохнул.
   -- Тяжело, брат, свояченицу к призу выдерживать!
   После этого знаменательного разговора я видел Ивана Ивановича каждый день.
   И каждый раз с каким-нибудь необыкновенным сюрпризом.
   В первый раз он прилетел ко мне утром.
   -- Вообрази, а ведь ты был вчера совершенно прав, когда говорил, что моя свояченица похожа на лошадь!
   -- Да никогда и не думал...
   -- Ну, всё равно! Но только лошадь! Совершенная лошадь! Я вчера, как вернулся, нарочно присматривался: есть что-то лошадиное. Я её сначала думал Минервой одеть. Но теперь передумал. Пусть будет лошадью.
   -- Что-о?
   -- Великолепный костюм. Волосы, понимаешь, распущены как грива, на затылке эгрет, как у лошадей в цирке. Платье в обтяжку, плюш такого гнедого цвета, сзади трен из искусственных волос как хвост. Чёрные перчатки, чёрные ботинки. А? Совсем лошадь!
   -- Иван Иванович!
   -- Оригинально! Думаю даже так и жену одеть. У них фигуры похожи. Пусть ходят! "Пара гнедых". Авось, хоть вдвоём гребень заработают.
   -- Иван Иванович!!!
   -- Нехорошо, думаешь?
   -- Ничего хорошего.
   -- Ну, ладно, что-нибудь другое придумаю! Главное, никак, чёрт возьми, не узнаешь, что другие себе шьют? В секрете держат. Вот канальство!
   В другой раз Иван Иванович влетел озабоченный.
   -- Вообрази, дома чуть-чуть несчастья не случилось. Тётка, было, с голоду померла.
   -- Как с голоду?
   -- Кормить позабыли. Два дня пищи не давали.
   -- Как кормить забыли?
   -- Я разве тебе не говорил? Она ведь у меня в чулане сидит. Как же! Вторую неделю. Вообрази, этакая проклятая женщина! Пошла в гости и принялась разбалтывать, какие у нас костюмы делают. К счастью, вовремя узнал. Костюмы перешили, а тётку в чулан. Чтоб не разбалтывала. Там и сидит. Сначала кричала, теперь ничего, стихла, только прокурором стращает. Ну, да мне после бала хоть двадцать прокуроров -- и то не страшно. Ведь войдёт же и прокурор в моё положение. Тем более, что мы её кормим. Это только вот последние два дня в пище задержка вышла -- свояченицыным костюмом были заняты. Не до того было, ну, и забыли. А то каждый день кормим. Мы ведь не истязать, а только предохранительные меры, чтоб не болтала.
   В следующий раз Иван Иванович влетел весь сияющий.
   -- Поздравь!
   -- Что случилось?
   -- Самое позднее послезавтра половину костюмов знать буду!
   -- Каким образом?
   -- Дочь младшую к портнихе в ученье отдал. По подложному паспорту, чтоб не знали, что это из нашего семейства.
   -- Ваня!!!
   -- A la guerre, брат, comme à la guerre. Оно, конечно, немножко против уложения о наказаниях, -- зато все чужие секреты знать буду. Подсмотрит, узнает и скажет.
   В четвёртый раз Иван Иванович был огорчён.
   -- Сон, брат, видел.
   -- Какой?
   -- Пророческий.
   -- Да что ты?
   -- Ей-Богу. Является мне покойница бабушка и говорит: "Иван Иванович, внук мой любезный, хочешь, чтоб твоя свояченица первый приз получила?" -- "Желаю", -- говорю. -- "Внимай мне, -- говорит, -- одень её в листики из плюша и больше чтоб ничего не было". Сказала и исчезла. Я даже проснулся. Оно, конечно, заманчиво. Свояченица, надо тебе сказать, в этом костюме была бы весьма того... Я нарочно раз в замочную скважину подсматривал. Бабушка говорит дело. Но, ведь, это у них там на том свете это можно. А у нас, к сожалению, выведут. Только раззадорила меня старушенция. И к чему было являться? Тьфу!
   Иван Иванович ушёл, окончательно расстроенный.
   Дальше он начал являться ко мне по несколько раз в день с самыми странными просьбами:
   -- Напиши, брат, будь добр, от моего имени записку тут одной горничной.
   -- Какой горничной? Какую записку?
   -- Любовную.
   -- Иван Иванович, как тебе не стыдно?
   -- Да, ведь, для пользы семейства. Понимаешь, Семёновы портниху взяли и дома костюмы шьют. Ну, я их горничную теперь и соблазняю. Надо написать, чтоб на свидание пришла. Я её обещал в "Альказар" свозить. Может, расскажет про костюмы. Неловко, знаешь, в "Альказар" как-то ехать. Ещё танцевать, пожалуй, заставит. Ну, да уж всё равно. Напиши.
   -- Зачем же я-то писать буду?
   -- Нескладно: записка может хозяевам в руки попасть. Мой почерк знают. Скандал на весь город. А твоего почерка не знают. Напиши, будь добренький!
   В другой раз -- новая просьба.
   -- Ты с Карповым знаком?
   -- Отлично.
   -- Не намекнёшь ли ты ему, что, мол, "свояченица Ивана Ивановича в вас влюблена до безумия". Бредит, -- мол, будто я тебе жаловался. Он, дурак, растает, столько билетиков у знакомых наберёт -- ужас! А?
   -- Иван Иванович, да разве ж можно...
   -- Ничего, валяй! Лишь бы лицом в грязь пред другими не ударить! Ему, я знаю, свояченица нравится. Кстати, он говорил как-то, -- я слыхал, -- что-то насчёт её бюста. Так, в холостой компании. Что, мол, вата и всё такое. Так ты его, будь добр, разуверь! Скажи, что в щёлочку видел, что ли...
   -- Иван Иванович!
   -- Не Иван Иванович, а отец призового семейства!
   В последний раз я видел его вчера.
   -- Целая баталия!
   -- Что такое?
   -- Только что сейчас от себя Сидоровых выгнал. Как я их ругал. Бить даже хотел.
   -- За что? Ведь вы, кажется, такие приятели?
   -- Вообрази. У нас по комнатам костюмы разложены, а они вдруг всем семейством. "Мы, -- говорит, -- к вам запросто!" Ну, тут я не выдержал. "Что? -- кричу. -- Шпионить, подсматривать, секреты узнавать, костюмы подглядывать?" И пошёл, и пошёл. Как я их ругал! Не суйся.
   -- Иван Иванович, что ты делаешь?
   -- Пустяки. Нет, ты лучше послушай, что я с Петровой сделал.
   -- Ну?
   Иван Иванович весь просиял.
   -- Такая штука! Прямо гениально! Петровой завтра на балу не будет!
   -- Почему?
   -- Вот пойди, догадайся! Кухарку, братец, подкупил! 25 рублей дал, чтоб она завтра в какое-нибудь блюдо...
   Иван Иванович нагнулся к самому моему уху и прошептал.
   -- Иван Иванович!!!
   -- Вот тебе и Иван Иванович! Пусть-ка после этого поедет на бал! Вот тебе и бархатный туалет с птицами!
   Он залился счастливым смехом.
   Сегодня я не видел Ивана Ивановича.
   Я видел только тень Ивана Ивановича.
   Бледную тень, которая выходила из модного магазина и, увидев меня, прошептала своими бледными губами:
   -- Сегодня начинается!
  

----------------------------

   Источник: Дорошевич В. М. Одесса, одесситы и одесситки. -- Одесса: Издание Ю. Сандомирского, 1895. -- С. 144.
   Оригинал здесь: Викитека.
   OCR, подготовка текста - Евгений Зеленко, январь 2013 г.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru