Дорошевич Влас Михайлович
Одесса через 100 лет
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Дорошевич Влас Михайлович
(
yes@lib.ru
)
Год: 1895
Обновлено: 30/01/2013. 42k.
Статистика.
Рассказ
:
Проза
,
Юмор и сатира
Одесса, одесситы и одесситки
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Влас Михайлович Дорошевич
Одесса через 100 лет
Я прочёл на ночь одесские газеты и заснул как убитый.
Когда я проснулся, было уж совсем светло.
Я позвонил.
Вошла какая-то молодая, очень нарядно одетая, дама.
Чёрт возьми! Я переконфузился.
-- Сударыня! Ради Бога... Я в таком костюме...
Она милостиво улыбнулась.
-- Ничего. Я, по обычаю всей одесской прислуги, не обращаю на своих хозяев ни малейшего внимания!
-- Но, сударыня... Кого я имею удовольствие видеть?
-- Вы имеете честь видеть перед собою, -- поправила меня дама, особенно упирая на слова "имеете честь", -- вы имеете честь видеть перед собою вашу горничную!
Я даже подскочил на месте.
-- Мне, конечно, очень приятно, сударыня...
-- Меня зовут Аксиньей Григорьевной!
-- Мне, конечно, очень приятно, Аксинья Григорьевна...
-- Но так как вы -- мой хозяин, а я -- ваша прислуга, -- то вы обязаны меня звать многоуважаемой Аксиньей Григорьевной.
-- Тьфу! Да я готов вас звать хоть Ксюшей...
-- Может быть, со временем я и позволю вам так меня называть! -- она сделала мне многообещающие глазки. -- Если вы этого заслужите! А пока вы обязаны мне как прислуге оказывать всевозможное почтение и звать меня многоуважаемой Аксиньей...
-- Извольте! Я готов. И так, многоуважаемая Аксинья Григорьевна, мне, конечно, очень лестно, что вы делаете мне честь, состоя у меня горничной. Но только, мне помнится, у меня была вчера другая многоуважаемая горничная.
-- Не вчера, а сто лет тому назад.
-- Как сто лет?!
-- Сегодня 5 июня 1995 года. Вы спали ровно сто лет!
-- Как? Благодаря одесским газетам, я проспал даже свою горничную. А она была прехорошенькая.
-- Она скончалась в глубокой старости в тот самый год, когда были накрыты крытые рынки.
-- Это было?
-- Приблизительно в 1912 году.
-- А... Ну, а теперь потрудитесь подать мне, многоуважаемая Аксинья Григорьевна, мои сапоги!
-- С удовольствием. Но услуга за услугу. Вы должны завязать мне ботинок.
И горничная поставила на стул прехорошенькую ножку.
-- Voila!
-- Сударыня...
-- Без разговоров!!!
Она прикрикнула так, что я, наконец, взбесился.
-- Сорок тысяч чертей и одна ведьма! Потрудитесь, наконец, объяснить мне, многоуважаемая Аксинья Григорьевна, кто у кого служит? Я у вас, или вы у меня?! Кажется, это ваша обязанность, миледи моя горничная, прислуживать мне, а не наоборот!
Она расхохоталась.
-- Да, так было сто лет тому назад. Но с тех пор одесская прислуга сумела уничтожить этот глупый предрассудок. Хорошая прислуга на улице не валяется, милостивый государь! И человек, отыскавший себе хорошую прислугу, должен чувствовать себя таким же счастливцем как и выигравший 200 тысяч. Он должен уважать, почитать свою прислугу, преклоняться перед её добродетелями и извинять её недостатки, оказывать ей уважение и преданность, преданность и уважение, быть в дружбе с её "кумом", буде таковой имеется, и заменять, по её желанию, место её кума, буде такового не имеется. Так стоит в настоящее время вопрос о прислуге.
-- Превосходно, достопочтенная миледи моя горничная! Я готов оказывать вам уважение и преданность и ухаживать за вами, но потрудитесь сказать, сколько же я должен платить вам за это жалованья?
-- Всего 50 рублей в месяц. Кроме того, вы обязаны заплатить мне 15 рублей убытков, которые я понесла, благодаря тому, что вы не умерли.
-- Как? Разве и это входит в число моих обязанностей?
-- Всеконечно. Умереть -- это долг человека перед природой и своей прислугой. Я думала, что вы заснули навеки, и получила 15 рублей задатку за "рекомендацию покойника" от одной из 555 одесских похоронных контор.
-- В моё время их было только пять!
-- Теперь 555, -- и вся одесская прислуга состоит в числе их агентов. Как только заболевают наши хозяева, мы даём знать в контору и получаем куртаж.
-- Как? Если, например, у меня всего-навсего насморк?
-- Всё равно. Да вот, предположим, что у вас насморк!
Миледи моя горничная выглянула в окно и свистнула.
Не прошло 10 секунд, как в комнату влетел господин в шляпе факельщика и в николаевской шинели.
-- В чём дело?
-- Вот у моего хозяина насморк! -- сказала миледи моя горничная.
-- О, насморк -- это очень серьёзная вещь. Хороший насморк может повлечь за собой воспаление мозга, от которого, в свою очередь, можно отправиться на тот свет. В таком случае, позвольте вам рекомендовать, милостивый государь, нашу контору. Исполнение заказов скорое и аккуратное. Останетесь довольны! Если хотите, я даже сейчас готов снять мерочку...
Но я поспешил спрятать ноги под одеяло и отказаться от такой предупредительности.
Господин в николаевской шинели пожал плечами и убежал.
-- На нашей обязанности, -- продолжала миледи моя горничная, -- лежит даже "вгонять в могилу" своих господ. Мы за это получаем премии от контор. Вы видите перед собой, сударь, горничную, которая награждена уже четырьмя такими премиями.
-- Очень приятно! -- поклонился я. -- Я должен вам сказать, миледи моя горничная, что имею обыкновение по утрам читать газеты. Не будете ли любезны, если ваш кум их уже прочитал, подать мне местные газеты.
-- Извините, сударь, но в Одессе, кроме официального органа, не издаётся ни одной газеты.
-- Не может быть!
-- Уверяю вас. Вчера ещё у нас было двое редакторов. Но из них один загрыз другого, а потом загрызся и сам. Вот что говорит об этом наш официальный орган.
В официальном органе крупными буквами было напечатано:
"
Кончина последнего из одесских журналистов
".
"Вчера гуляющие по Дерибасовской улице были свидетелями страшной картины. На проходившего редактора X. неожиданно наскочил из-за угла редактор Z. и вцепился ему в горло. Через минуту всё было кончено. Редактора X. больше не существовало. Редактор Z. был в отчаянии, -- ему некого было больше грызть. В порыве бешенства по этому поводу, он бросился к себе в редакцию, перегрыз всех сотрудников, и когда-либо в чём-либо виноватых, и ни в чём неповинных, среди которых было немало едва умеющих лепетать, ещё несмышлёных младенцев! Перегрызя всех, он, в порыве ярости, укусил сам себя за левую пятку и затем бросился с крыши своего дома на мостовую вниз головой. Мостовую починили".
Так погиб последний журналист Одессы!
-- Но вы не огорчайтесь! -- поспешила утешить меня миледи моя горничная. -- В Одессе есть много ходячих газет. Идите на любую улицу -- и на всяком перекрёстке вы встретите "ходячую газету". Узнаете все новости, и при том бесплатно.
Я поблагодарил миледи мою горничную, попросил её великодушно удалиться, оделся и отправился на улицу искать "ходячую газету".
Не успел я, однако, выйти из подъезда, как меня схватил за горло какой-то господин.
-- Кошелёк или жизнь!
-- Кто вы такой? -- еле-еле прохрипел я.
-- Агент страхования жизни. Вы ещё не застрахованы, но вы должны быть застрахованы. Застраховать свою жизнь -- долг каждого честного, порядочного, благородного человека. Ваши родные...
-- Но, милостивый государь, у меня нет родных. Я проспал сто лет, и в это время все мои родные успели умереть.
-- Всё равно. Вы можете оставить деньги на благотворительные учреждения. Но вы должны застраховаться! Я вас не выпущу живым из рук, и вы умрёте нераскаянным, не застрахованным грешником. О, ужас! Ужас! Ужас!
Я поспешил заплатить, сколько следовало, и только что успел получить полис, как меня схватил за шиворот другой господин.
-- Агент страхования...
-- Милсдарь, вы опоздали схватить меня за шиворот. Меня только что другой схватил за горло, и, благодаря этому, я уже застрахован.
-- Ничего не значит! У меня вы застрахуете приданое вашей дочери.
-- Но у меня нет никакой дочери...
-- Нет, -- так будет. Вы ещё достаточно молоды и, судя по вашему виду, у вас может быть дочь...
-- А если у меня будет сын?
-- Не рассуждать, сорок чертей и одна ведьма! Если у вас будет сын, -- тем хуже для вас. Молчать и застраховаться!
Я поспешил застраховать приданое дочери, которой не имеется ещё и в проекте.
В ту же минуту третий господин схватил меня за полу.
-- Стойте! Вы не страховались ещё от огня!
-- Но у меня нет никакой ни движимости, ни недвижимости!
-- Ничего не значит, вы страхуете самого себя. Вы курите?
-- Курю.
-- Вы можете по рассеянности положить в пиджак непогашенную папиросу, -- на вас вспыхнет пиджак, вы сгорите, -- и обязаны застраховаться.
Не успел я уплатить сколько с меня следовало, как меня схватил за фалды четвёртый господин.
-- А от градобития!
-- Что-о-с?
-- Вы не застрахованы от градобития! Смотрите, какая собирается туча. Пойдёт град, испортит вам цилиндр.
Я заплатил, но меня схватил за ногу пятый господин.
-- Стойте! Вы забыли о самом главном. Вы не застрахованы от увечья.
-- Но я не собираюсь драться!
-- А конка? Вам может отрезать ногу!
Господин сунул под следующий вагон свою руку.
Руки как не бывало.
-- Что вы будете тогда делать?!
-- Ха, ха, ха! -- залился гомерическим хохотом подлетевший шестой господин. -- Для привлечения клиентов он прибегает к обману! У него искусственные руки и ноги! Застраховывайтесь у меня, в моём обществе! У нас без обмана! Видите мою голову?! Настоящая голова! Хотите, я её сейчас подложу под конку в доказательство, что конка может отдавить и голову? Только застраховывайтесь у меня, -- пусть моя жена и дети получат комиссионные, которые будут следовать за вашу страховку. Хотите?
Я кинулся бежать от них.
-- Страхователь бежит! -- раздался крик на всю улицу, и изо всех ворот, дверей и окон вылетело по страховому агенту.
Толпа неслась за мной с гиком и свистом.
Чтоб спастись, я юркнул в первую попавшуюся лавочку.
Толпа, не заметив этого, пронеслась мимо.
Я был спасён.
-- Кому обязан я жизнью? -- спросил я, горячо пожимая руку хозяина лавочки.
-- Вы находитесь под защитой конторы страхования...
-- Опять контора страхования?!
Я почувствовал, что волосы у меня становятся дыбом.
-- Успокойтесь. Вы не врач?
-- Нет!
-- Ну, а у нас производится специально страхование врачей от оклеветания их пациентами.
В контору вошёл какой-то почтенный господин.
-- Я -- доктор такой-то, 27 лет практикую в Одессе, состоял председателем нескольких медицинских обществ, моя деятельность прошла на виду у всех. Я очень много практикую среди бедных, не только не беру с них за визиты, но даже даю им на лекарства. Ещё недавно я поручился за умирающего, которого домохозяин хотел прогнать с квартиры. Неужели я не могу считать себя застрахованным от клеветы?
-- Вы доктор?
-- Да!
-- Не можете!
Чёрт возьми! Я вылетел из конторы как ошпаренный.
Вон из этого города, где никто ни от чего не застрахован! Где все только и делают, что друг друга страхуют и никак ни от чего застраховать не могут.
Я вскочил в вагон конки, шедший на вокзал.
-- Великолепно! -- воскликнул один из пассажиров. -- Он только что сел, его и заставить править лошадьми.
-- Как!? Клянусь, милостивые государи, что я не кучер!
-- Ничего не значит. Это сто лет тому назад на конке правили кучера. Теперь правят пассажиры по очереди. Очередь ваша! Становитесь!
-- А где же кучер?
-- Кучер спит. Правление конки заставляет их работать 24 часа в сутки.
-- В моё время их заставляли работать только по восемнадцати.
-- Теперь свет шагнул вперёд. Работают по 24. Пока кучер и кондуктор спят, их должности занимают пассажиры.
На передней площадке стояла раздвижная койка, на которой спал кучер.
На задней площадке, на такой же койке, спал кондуктор.
Я взял в руки вожжи. Другой пассажир занялся раздачей билетов, и мы поехали.
-- Не зевайте по сторонам! -- кричали мне пассажиры.
Но я не мог этого сделать. Всё, что я видел, невольно привлекало моё внимание.
Я с изумлением глядел кругом.
Одесса так изменилась за сто лет, пока я её не видел, что я не мог не зазеваться по сторонам.
Как вдруг раздался какой-то треск.
Момент, -- и мы все лежали на боку.
Пока я зевал по сторонам, лошади налетели на встречный вагон. Визг, крик, шум, гам, катастрофа.
-- Протокол! -- вопила публика.
Но в эту минуту кто-то схватил меня за шиворот.
-- Господа, успокойтесь! -- крикнул этот господин. -- Ради Бога, никаких протоколов! Я -- директор конки. Всякий протокол ляжет пятном на правление. Того и гляди, возбудят вопрос, можно ли заставлять служащих работать по двадцать четыре часа в сутки...
-- Но мы требуем удовлетворения! -- вопили пассажиры.
-- И вы его получите! Я сейчас при вас отколочу этого кучера!
-- Позвольте! -- завопил и я. -- Во-первых, я не кучер, ваш кучер спит!
-- Я и его отколочу вместе с вами! -- успокоил меня энергичный г-н директор.
-- А во-вторых, как вы смеете драться?! В моё время, сто лет тому назад, таких порядков не было. Не было случая, чтоб директора колотили своих служащих. Да-с, милостивый государь, они обходились с ними по всем правилам "хорошего тона" Германа Гоппе!
Директор конки посмотрел на меня изумлёнными глазами и от удивления выпустил даже из рук мой шиворот.
-- Как вы изволили сказать? "Сто лет тому назад"?
-- Ну, да, -- сто лет тому назад, в 1895 году!
Директор конки отступил на несколько шагов. Все попятились.
-- Господа, вы, кажется, принимаете меня за сумасшедшего? -- воскликнул я. -- Но клянусь честью, что со мной случилось такое необыкновенное происшествие. Я заснул в 1895 году и проспал ровно сто лет...
Публика попятилась ещё на несколько шагов.
-- Господа! Уверяю вас, что я здоровый человек. Хотите, я даже расскажу вам всё, что происходило 100 лет тому назад?! Хотите?
Я сделал шаг вперёд. Публика с криком бросилась бежать.
Директор конки сделал кому-то какой-то знак, -- и меня моментально подхватили под руки двое служителей.
-- Сумасшедший! Сумасшедший! -- раздались крики, и в почтительном отдалении от нас собралась огромная толпа.
Сопротивление было бесполезно. Мой рассказ о том, что я проспал сто лет, очевидно, убедил всех в моём сумасшествии. Оставалось терпеливо ждать, пока дело выяснится само собой, -- я покорно сел в городской фургон и поехал.
Вот Пересыпь... Вот Слободка-Романовка...
Но что это за грандиозное здание в шестнадцать этажей, которое тянется в длину, по крайней мере, на две версты?
-- А это здание, -- с улыбкой объяснил мне служитель, -- где вы наслушаетесь ещё более интересных рассказов, чем тот, который рассказываете вы!
И через несколько минут, я, в жёлтом халате и белом колпаке, очутился среди самой разнообразной компании.
-- Позвольте познакомиться! Китайский богдыхан! -- приветствовал меня один.
-- Далай-лама Тибетский! -- отрекомендовался другой.
-- Зять Ротшильда, племянник Блейхредера и родной сын Луи Дрейфуса!
-- А я -- копчёная сосиска!
Все расхохотались.
-- Нечего смеяться! -- крикнул господин, воображавший себя копчёной сосиской. -- Не обращайте на них внимания, милостивый государь. Если вам хочется кушать, прошу закусить! Мы сейчас прикажем служителю подать вилку и ножик. Отрежьте от меня кусочек и скушайте. Прошу без церемоний.
-- Merci... но у меня нет аппетита.
-- Ну, хоть кусочек! Да вы, может быть, не верите, что я -- копчёная сосиска? Но я могу вам даже рассказать историю, как меня коптили! Надо вам сказать, что я раньше не знал, что я -- сосиска. Вообразите, что я воображал себя одесситом и даже жил на даче на Большом Фонтане! Хорошо, что ещё никто не догадался посадить меня в сумасшедший дом! Но меня заставил задуматься тот дым, которым меня обдавало утром и вечером, когда я ездил в город и возвращался. "Чёрт возьми! -- сказал я себе. -- Если я -- одессит, зачем же меня коптят?" Мысль эта не давала мне покоя, пока я, наконец, не догадался, что я -- сосиска! О, тут я понял всё. Но, милостивый государь, если бы вы знали, как меня коптили!! Что я претерпел, когда меня коптили! Когда я возвращался домой, меня не узнавала жена, при моём виде плакали дети, лаяли собаки. Но я терпел. Сосиска должна терпеть, когда её коптят! Но зато, когда кончилось лето, и я почувствовал, что меня прокоптили как следует, -- я созвал всех моих знакомых, сел на блюдо посреди стола и сказал: "Господа, прошу меня скушать, я теперь вкусен в самый раз". После этого меня взяли со стола и прямо на блюде отвезли сюда!..
-- Охота вам слушать сумасшедшего! -- тихонько заметил мне другой господин с бритой головой и отвёл меня в сторону. -- Вообразите себе, он до того сумасшедший, что ездил на трамвае, тогда как всякому известно, что каждый здравомыслящий человек ездит только на велосипеде! Кстати, вы знаете меня?
-- Не имею чести...
Больной стал в величественную позу.
-- Король всех велосипедистов, настоящих, прошедших и будущих! Впрочем, об этом вы можете судить по моему костюму!
"Король всех велосипедистов" распахнул халат, и я увидел... Вернее, я ничего не увидел: на г-не велосипедисте был надет всего один фиговый листик.
-- Каков костюмчик?!
-- Гм... недурен...
-- Я знал, что вы похвалите! Обыкновенные велосипедисты -- те только носят фуфайки с сильными декольте, без рукавов, и открывают ноги выше колена. А я как король должен был выдумать себе особый костюм. Какая лёгкость! Один фиговый листик, -- и только. Просто, мило, дёшево, обворожительно и легко. И, вообразите, не разрешают в этом костюме кататься по улицам!!!
-- Да неужели?
-- Уверяю вас! -- он отвёл меня в сторону и продолжал почти шёпотом. -- Вообще меня сильно здесь притесняют! Никак не позволяют мне открыться, что я -- король!
-- Ай-ай-ай! -- сочувственно покачал я головой.
-- Да, вот, чего лучше? На днях до сведения моего дошло, что три неизвестных мне лошади распускают слухи, порочащие моё доброе имя.
-- Лошади?!
-- Да. Надо вам сказать, что лошади -- это ужасная дрянь. Лошади происходят от слова "ложь", вот почему мы и хотим заменить их велосипедистами. Так вот-с. До сведения моего дошло, что три неизвестные мне лошади рассказывают, будто они могут меня обогнать. Какая дерзость! Меня, короля велосипедистов, и вдруг собираются обогнать три какие-то лошади! Разумеется, я немедленно вызвал их на дуэль.
-- Всех трёх?
-- Всех трёх. Выли назначены час и место! Мы должны были бежать наперегонки, -- и даю вам слово, что я бы вышел победителем, потому что, скажу вам по секрету, всякому известно, что первая лошадь на свете -- это я! И вдруг, -- вообразите, -- этой дуэли не позволяют. Говорят, будто это головоломная езда! Ну, и пусть будет "головоломной". Зачем, позвольте вас спросить, велосипедисту голова? Велосипедисту нужны только ноги. Ноги! Ноги! Ноги!
И бедный велосипедист, сев на стул, заработал ногами с изумительной, действительно, головоломной быстротой.
В это время к нам подошёл старичок с необычайно растерянным видом. Старичок поклонился и каким-то грустным тоном спросил:
-- Скажите, пожалуйста, сударь, это не вы изволили скушать все городские лавры?
-- Лавры?! Какие лавры?
-- Одесские городские лавры. Надо вам сказать, что заварили мы тут кашу с одним юбилеем, а лаврового листа для того, чтобы положить в кашу, и нет. Согласитесь, какая же это юбилейная каша без лаврового листа?
-- Совершенно согласен. Но ваших лавров я не трогал.
Старичок посмотрел на меня подозрительно.
-- Гм! А скажите, пожалуйста, не справляли вы на днях юбилея? В выражении ваших глаз есть что-то торжественное.
-- Уверяю вас, никакого юбилея я не справлял!
-- Гм! Странно! Здесь это принято. Каждый день чей-нибудь юбилей. И каждому юбиляру непременно лавровый лист нужен. Вот и израсходовали все городские лавры. Вот и нет лавровых листьев. Делать нечего, придётся в лавочку за лавровым листом посылать! Извините, что обеспокоил. Виноват!
-- Ничего, ничего! Пожалуйста!
-- Кто виноват? В чём виноват? В тюрьму того, кто виноват! Под суд его! Зачем прощаете? Под суд! -- завопил, подлетая ко мне, новый сумасшедший. -- Под суд! Вам нужен адвокат? Я -- адвокат! Известный всему городу уличный адвокат. Да-с! Уличный! Выйдите на улицу, свистните, -- я тут как тут. Жалобу написать, прошение, кляузу? Готов. Идём в мою контору!
И не успел я опомниться, как он затащил меня под кровать.
-- Вот моя "контора"! -- гордо заявил он. -- Давайте составлять кляузу.
-- Но, благодарю вас! Я ни на кого не хочу жаловаться!
-- Ах, вы ни на кого не хотите жаловаться?! Вы не хотите пользоваться моими услугами? Значит, по вашему, я -- скверный адвокат? Так хорошо же! Я вам покажу, какой я адвокат! Я притяну вас за клевету, я вас засужу, засажу! Я вас ещё не сажал на скамью подсудимых? Так я вас посажу. Я всю Одессу должен пересажать, переобвинять в клевете...
Больной, вообразивший себя "уличным адвокатом", кинулся было на меня, но в эту минуту кто-то вытащил меня за ногу из-под кровати.
-- Вот он! -- крикнул больной. -- Вот он изменник! Ага, милостивый государь! Вы хотите вас разорить, пустить по миру, лишить куска хлеба -- и прячетесь под кровать? Но нет! Я отыщу вас!
-- Позвольте? Кто вы? Что вы? Что я вам сделал?
-- Вы?.. Вы сбавили полкопейки на хлеб. Вы смели сбавить. Вы хотите нас разорить, -- так нет же, нет-с...
Больной кинулся на меня.
-- Господа! Спасите! -- крикнул я.
Другие больные схватили его за руки.
-- Не обращайте на него внимания! -- поспешил успокоить меня один из моих больных защитников. -- Бедняга -- хлебник и, вообразите, сошёл с ума на том, будто он аптекарь! Серьёзно! Он начал весить хлеб граммами и продавать его по аптекарской таксе. И, представьте себе, очень долго это проделывал. Как вдруг нашёлся какой-то булочник, который сбавил цену на полкопейки. Бедняга от горя помешался и теперь всё разыскивает "изменника", который сделал эту сбавку.
-- Бедняга! -- покачал я головой. -- Но позвольте узнать, с кем я имею честь...
-- Я -- городской насос!
-- Что-о?
-- Городской пожарный насос! Моя обязанность лежать безо всякого дела в углу. И вот уж двадцать лет, как я добросовестно лежу в углу. Вы, впрочем, не подумайте, что я так себе, какое-то ничтожество! Нет-с, милостивый государь! -- больной принял гордую позу. -- Знаете ли вы, сколько за меня заплачено?! Да вы бы в обморок упали, если бы знали, сколько за меня заплачено! Но моя обязанность -- лежать без всякого дела в углу, и я добросовестно лежу! Конечно, вы как человек новенький...
Зачем он произнёс это слово!
При слове "новенький" проходивший мимо больной взвизгнул и бросился в сторону.
-- Новенький?! -- с ужасом вскрикнул он. -- Новенький, -- значит, каторжник! Наверное, каторжник! Я знаю его! Он убил двух тёток, одного дядю, четырёх зятьёв, пять двоюродных сестёр! Держите его! Ловите его! На каторгу его!
Но в эту минуту вошёл доктор.
-- Успокойтесь! -- сказал он больному и обратился ко мне. -- Это очень бедный пациент; он помешался на том, что вообразил себя редактором газеты. В каждом человеке он видит сотрудника своего конкурента -- и потому каждого нового человека обвиняет во всевозможных преступлениях.
-- Ха, ха, ха! -- расхохотался больной. -- Хорошенькие вещи говорит господин доктор! По его мнению, это не каторжник! Когда всякому известно, что во всей журналистике есть только один порядочный человек, да и тот я! Ку-ка-ре-ку!
Больной вскочил на кровать и захлопал руками словно крыльями.
-- Что с ним? -- изумился я.
-- Он воображает себя то редактором, то бойцовым петухом. Самое лучшее -- ему ничего не отвечать. Пусть называет всех "каторжниками", пусть кричит "ку-ка-ре-ку". Что кому от этого? А ему это доставляет удовольствие.
-- Отчего же с ним это?
-- Бедняга начитался когда-то полемики одесских газет. Вы должны ему сочувствовать, вы тоже когда-то начитались одесских газет.
-- И заснул от них на сто лет! Клянусь, доктор, что это со мной случилось действительно.
-- Совершенно верно. Теперь это обстоятельство выяснено вполне...
-- И я?..
-- Вы свободны. Согласитесь, что, благодаря такому необыкновенному рассказу, вас легко могли принять за сумасшедшего.
Я поспешил пожать руку доктора, переоделся в своё платье и поспешил поехать в Одессу.
-- Господин, к нам!
-- Господин, сюда!
-- Господин, не квартира, а что-нибудь особенное!
-- Господин, ко мне! Квартира со всеми удобствами: электрическое освещение, ванна; отопление, когда недостаёт четвёртого в винт, -- сам прихожу к жильцам играть!
-- Принимаю на себя обязанность сечь детей квартирантов по субботам, нашалил ребёнок, -- одно слово мне, и высеку. Никаких хлопот! Квартира со всеми удобствами!
Ещё момент, -- и г-да домовладельцы разорвали бы меня на куски.
Ловить жильцов на улице, подстерегать их при въезде в город -- в моё время этого в Одессе не было!
К счастью, меня спас какой-то юркий господин.
-- Что вам за охота нанимать квартиру? Постройте собственный дом.
Я взглянул на него с изумлением: чёрт возьми, не вырвался ли вслед за мной пациент психиатрического отделения?
-- Уверяю вас, что гораздо удобнее построить собственный дом.
-- Благодарю вас, но у меня всего двугривенный в кармане.
Субъект даже привскочил на месте.
-- Как? У человека целый двугривенный в кармане, а он молчит?
Слово "двугривенный" произвело магическое действие.
Через минуту кругом меня была уж толпа таких же юрких субъектов.
-- Пустите деньги в рост! -- предлагал один. -- Хотите, я отыщу вам, где поместить деньги под двадцатую закладную.
-- Купите похоронную контору? Дёшево продаётся! -- предлагал другой. -- Двугривенный наличными, остальные в рассрочку.
-- Снимите Городской театр!
-- Приобретите Ланжерон. Чудный вид. Морские купанья. Поучительные воспоминания. 70 тысяч долгу банку, 800 тысяч по закладным. Пятиалтынный доплаты, -- у вас останется ещё пятачок на бутылку квасу, чтоб вспрыснуть покупку.
-- Купите лучше фабрику!
-- Завод!
-- Гостиницу!
-- Снимите купальни!
Я был оглушён, потрясён, у меня голова пошла кругом.
-- На двугривенный?!?!
-- Да у вас настоящий ли двугривенный-то? -- усомнился один из субъектов.
Я показал двугривенный.
Субъекты кинулись исследовать.