[*] - "День первого русского актёра" есть очевидно, день Ф. И. Волкова, т. е. 150-летний юбилей его. До революции ежегодно праздновался также "День русского актёра", установленный Театр. Обществом и приуроченный к великопостному сезону. А. К.
Сегодня, в день первого русского актёра, любопытно набросать силуэт:
-- Последнего русского актёра.
Новорождённого.
Ему 20 лет. Прекрасный возраст!
У него длинные белокурые волосы, закрывающие уши, как у танцовщицы Клео де Мерод. И "уайльдовское лицо".
Ещё несколько лет тому назад это возбуждало любопытство.
Теперь примелькалось:
-- Слишком много носят.
Слишком много "Уайльдов"!
Всё, что было до него, он признаёт:
-- Никуда не годным.
Пьесы, постановки, игру.
Авторов, режиссёров, актёров.
Будет стремиться:
-- Внести что-то новое.
Необходимо ненавидеть старое.
Иначе не захочешь новизны.
Он глубочайше уверен, что:
-- Театр переживает кризис.
-- Театр гибнет.
Он добавляет:
-- Театр, как таковой.
Хотя, при чём тут "как таковой", -- неизвестно.
Так умнее!
Он особенно любит говорить о театре.
Больше даже говорит о театре, чем играет.
И говорит не в каких-нибудь трактирчиках, как прежде.
А на разных "вторниках", "средах", "четвергах", "пятницах", "субботах", "воскресеньях", "понедельниках".
В Политехническом музее, в других местах, где собираются люди, которым решительно:
-- Не на что убить время.
Послушать его:
-- Театр гибнет.
Театр уже погиб.
И это заставляет с большей надеждой взирать на него.
-- Может быть, он спасёт?
К прежнему актёрскому быту, протекавшему не в аудиториях и музеях, он относится с брезгливой улыбкой:
-- Пьяный, безграмотный народ.
Он терпеть не может того, что существует:
-- Старьё, которым завалены казённые сцены.
-- Жалких ремесленников, которые играют на частных, чтоб не сдохнуть с голода!
Это прекрасно.
Будьте всегда недовольны существующим.
Недовольство, это -- самое плодотворное состояние человеческой души.
Недовольство, это -- беременность ума.
О старых актёрах он слушает со снисходительной улыбкой.
О старом театре тоже.
-- Такова была публика. Она ходила в театр смотреться в зеркало. И довольствовалась зеркалами, которые её уродовали. Как кухарка, лучших не видевшая.
О старых "великих" он слушает, пожимая плечами:
-- Д-да. Для своего времени, для тех требований это, вероятно, было удовлетворительно.
Он, собственно, желал бы, чтобы всё это старое:
-- Поскорей передохло.
Немножко каннибальски.
Но естественно.
Человечество делится, говорят, на два борющихся лагеря:
-- Мужчин и женщин.
Каждый лагерь делится на два враждующих стана:
-- Стариков и молодых.
Молодёжь не может не ненавидеть стариков.
Старики мешают ей жить:
-- По-новому.
Если бы все старше 40 лет в один, действительно, прекрасный день сразу умерли, свет сделал бы скачок вперёд на 3 столетия.
Новый актёр клянётся Коммиссаржевской, которой никогда не видел, бредит Гордоном Крэгом, о котором знает мало, и Максом Рейнхардтом, о котором, собственно, ничего не знает.
Он поклоняется:
-- Режиссёру.
Этакому умилённому режиссёру, которых развелось теперь больше, чем актёров.
Который с особой сладостью, -- словно в него положили 4 куска сахару, -- рассказывает свои:
-- Настроения и переживания.
-- Когда Константин Сергеевич (г. Станиславский) почесал левую бровь и сказал: "М-да-с!", это, знаете, было откровение... Откровение, говорю вам...
-- Но в чём же откровение?
-- Это, знаете, трудно выразить... Это настроение... переживание... открылись возможности... этакие достижения...
-- Ей-богу, ничего не понимаю!
-- Очень о вас жалею! А мы поняли!
Старый актёр с режиссёром был на ножах.
-- Не учи!
Новый считает шиком "смотреть на себя, как на глину".
-- Лепите!
Это скверно.
Очень старо, но страшно умно:
-- Не сотвори себе кумира!
Никаких кумиров!
Лёжа ниц, не двинешься вперёд.
Куда, однако, вперёд?
Новый актёр говорит:
-- Публика ищет теперь в театре новых эмоций.
Но каких?
Не говорит.
Или секрет. Или не знает.
А откуда-то из глубины "прёт", побеждает, вновь захватывает, заинтересовывает публику: